Была у мамули, ну что ж, все хорошо. Приехала примерно в двенадцать тридцать, за ланчем был предложен двухдневной давности салат, пара покоробившихся ломтиков ветчины и твердый, как камень, хлеб. Эта аппетитная еда сопровождалась излюбленным мотивом из маминого репертуара: «…Когда тебе будет пятьдесят девять, ты, быть может, поймешь, почему так важна пунктуальность. Весьма печально, что ради меня ты не можешь даже остановиться у телефонной будки. Для тебя полчаса ничего не значат, а я жду не дождусь твоего приезда…»
Я благоразумно воздержалась от комментариев, судя по ее замечанию, я опоздала с приездом на два года. Нетрудно узнать, что мамуля думает обо мне, достаточно взглянуть на то, чем она меня угощает. Если бы здесь был Кейт, она наверняка подала бы на ланч свежий горячий хлеб, большой выбор необычных сыров, прекрасное мясо, экзотические фрукты, дорогой салат, который поступает уже вымытым и нарезанным (Салли называет его салатом миллионеров), и все это в большом количестве. Когда же я приезжаю к ней одна, то могу рассчитывать лишь на продукты, срок годности которых истек чуть меньше месяца назад.
Излюбленным времяпрепровождением у мамули всегда было усыпить мою бдительность и под конец огорошить, этот уикенд не был исключением. Весь вечер она делала вид, будто больше всего на свете желает посидеть со мной, распить бутылочку вина, поклевать орешки и чипсы и послушать мои новости. И когда я, убаюканная теплом и чувством безопасности (разумеется, фальшивой), стала рассказывать ей про конференции Поцци и, наклонясь вперед, взяла горсть орешков, тут — бах! Она набросилась на меня с проворством леопарда, ее голос перешел на визг, а губы превратились в форменную куриную гузку: «Имеешь ли ты хоть малейшее представление, сколько в них калорий? Да знаешь ли ты, каково мне наблюдать, как ты разбухаешь из-за этих орешков? Никак ты пьешь третий бокал вина? А ты знаешь, сколько в этом вине сахара? Думала ли ты когда-нибудь, что можешь пристраститься к алкоголю?»
Моя реакция? У меня было несколько вариантов: как когда-то, в девять лет, залиться горючими слезами и что-то бессвязно завопить: спокойно и рассудительно заметить ей, что я прекрасно осведомлена, сколько калорий содержится в продуктах, потребляемых западным обществом: или взять побольше орешков, запихать их в рот и хрустеть ими как можно громче. Как обычно, я выбрала любимый вариант — номер три. Дело в том, что я до сих пор ем орешки и чипсы, чтобы досадить матери. Я не была бы такой, как сегодня, если бы не моя привычка хрустеть — отличное средство завести мою мать. В конце концов, она сама виновата, пусть получит.
NB. Неужели все, приезжая домой, превращаются в агрессивных тринадцатилетних подростков, или только я одна?
Беда мамули в том, что ей никак не остановиться: она как бешеная собака, которая таскает повсюду за собой дохлую крысу. Видно, в предыдущей жизни она была гиеной. Она явно решила, что этот уикенд — самое подходящее время для того, чтобы выполнить свою миссию — испортить мне жизнь, заставить меня почувствовать себя полным ничтожеством, подавить во мне чувство самоуважения, которое могло возродиться за то время, что мы не виделись, и вообще доказать мне, что я обманула все ее ожидания. Она вошла в роль, и ничто не могло ее остановить. Я опустошила вазочку с орешками (не потому, что мне хотелось их есть, а чтобы она не думала, что победила меня). Мамуля сидела с поджатыми губами, не переставая вязать под громкое звяканье спиц — она большая мастерица «разъяренного вязания». Я включила телевизор, а она начала второй раунд грызни: «…Ах, эта бессмысленная чушь, неужто подобное времяпрепровождение ты и твои друзья находите занятным? Неужто ты никогда не читаешь книг? Я смотрю только новости и эту очаровательную программу о жизни животных. Неужто ты такая пустоголовая, что сидящий за столом кретин, несущий другим кретинам бессмысленную околесицу, тебе интересен?» Мне хотелось сказать ей, что самая любимая моя программа во все времена — «Все о Бидле», но я решила, что не стоит труда, ведь острота ответного удара вряд ли дойдет до нее, она, поди, не знает, кто такой Джереми Бидл.
Боже, пришло мне в голову, хорошо, что я сюда приехала, ведь я могла провести уикенд с милым, привлекательным мужчиной, который считает меня великолепной, но я не попала в эту западню, я не из таковских, о нет. Я мысленно опережаю Энди, чем больше времени он будет проводить со мной, тем скорее разочаруется в моем «великолепии». Это очевидно — чем дольше он со мной общается, тем больше у него будет шансов увидеть во мне то, что ему не понравится, и бросить меня. Я должна быть даже благодарна мамуле за эту головомойку — она заставляет меня не терять бдительности, быть начеку, а следовательно, я не рискую угодить в ловушку самоуверенности.