Опять она стала пить.
Опять она была пьяна.
Не безобразно, не разнузданно пьяна. Нет, Сара достигла того идеального состояния, о котором мечтает любой настоящий пьяница или наркоман, но оно мало кому дается. Она достигла того завидного уровня, который можно сравнить разве что с кристальной трезвостью.
Все движения Сары были координированными, зрение — ясным, но она ничего не чувствовала, кроме блаженного, счастливого онемения. Она стояла у окна в спальне и смотрела на расстилающийся внизу мир Донована. Садовник уже успел подстричь кусты, бегущие вдоль ограды кованого железа по всей территории поместья. Другой служащий сменил перегоревшие лампочки в фонарях, освещавших эффектно изогнутую подъездную аллею.
Бассейн в зимнее время был пуст. Весной его наполнят водой, но плавать в нем все равно никто не будет. Бассейн был только для вида. Как, впрочем, и все остальное.
Вскоре после того, как они с Донованом поженились, Сара мечтала завести детей. Она воображала, как будет повсюду брать их с собой. На пляж. На пикники. На уроки плавания. На уроки музыки. В школу. Будут звонкие, влажные поцелуи. Мягкие игрушки. Маленькое теплое тельце, которое можно будет обнимать, прижимать к себе.
Выкидыш.
Сара пыталась убедить себя, что это к лучшему. Она сказала себе, что действовала из чисто эгоистических побуждений: искала кого-нибудь, кого можно будет любить, о ком можно заботиться. Кого-то, кто будет отвечать ей такой же любовью.
Она не подумала о Доноване. Нельзя приносить ребенка в мир, где правит Донован Айви. Нельзя давать ему в руки еще одну живую куклу. Это было бы чудовищно несправедливо.
Что ни делается, все к лучшему. Такому результату ее беременности следовало только радоваться. И все же в уме она часто представляла себе своего ребенка, которому так и не суждено было появиться на свет…
Зазвонил телефон.
Сара медленно отвернулась от окна и уставилась на аппарат. Скорее всего, это Донован — проверяет, на месте ли она.
Ей очень не хотелось подходить к телефону. На шестой звонок она поднесла трубку к уху:
— Алло…
— Сара?
Она сразу узнала Нэша.
Хотя она загрузила в свой организм полбутылки бурбона , от одного лишь звука его голоса сердце подпрыгнуло у нее в груди. Этот голос каким-то чудом прорвался сквозь туман, сквозь онемение.
— Я заглянул во “Вторую жизнь”. Мириам сказала мне, что вы там больше не работаете.
— Я уволилась.
— Почему?
“Потому что мне было страшно. Потому что я боялась. За себя. За вас…”
Она глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться перед тем, как сказать неправду.
— Мне надоело.
Сара приготовилась выслушать в ответ пару ласковых слов по поводу своего общественного положения и неспособности вписаться в реальный мир. Но их не последовало.
— Могу я вас увидеть? Мы можем где-нибудь встретиться?
Она прижала пальцы к дрожащим губам, часто заморгала, потом зажмурила глаза. Ей вспомнилась поездка в метро, вечеринка в кегельбане…
“Ему нравится лежать в шезлонге на крыше и смотреть на звезды”. Боже. Дело не только в тех местах, куда ее водил Нэш, не только в пьянящем ощущении свободы, которое он ей подарил. Дело было в нем. В нем самом. Сара не была уверена, что сумеет распознать любовь, если доведется с ней столкнуться, но очень боялась, что испытывает к Нэшу именно это чувство.
— Сара?..
Она еще раз судорожно перевела дух и заставила себя открыть глаза. Вся съежившись, прижимая руку к груди, чтобы унять гулко бьющееся сердце, она сказала:
— Я не могу.
— У отца Харли есть охотничий домик на севере Мичигана, — торопливо заговорил Нэш, словно опасаясь, что она вот-вот бросит трубку. — Харли разрешает мне иногда им пользоваться. Давайте съездим туда на выходные.
“Давайте съездим туда на выходные…” Нет, он с ума сошел, ей-богу. С таким же успехом он мог бы пригласить ее штурмовать Эверест. Или слетать на Луну.
Краем глаза Сара уловила какое-то движение за окном. Управляемые дистанционным пультом ворота автоматически разъехались. На подъездную аллею вкатился черный лимузин Донована.
Сара лихорадочно ухватилась за трубку обеими руками:
— Мне нужно идти.
— Я так просто не сдамся.
— Мне нужно идти.
— Но вы обдумаете мое предложение? Обещайте хотя бы подумать об этом.
— Да. — Все, что угодно, лишь бы отойти от телефона и быть уверенной, что Нэш не перезвонит еще раз, как только она бросит трубку. — Я об этом подумаю.
Рука у нее так тряслась, что телефонная трубка не сразу попала в гнездо. За окном было видно, как лимузин скрывается в недрах гаража. Десять минут спустя Сара услыхала приглушенные шаги Донована на покрытой ковром лестнице. Она слышала, как он идет по коридору.
Он всегда подмечал малейшие нюансы ее настроения. Он понимал ее лучше, чем она сама себя понимала. Для Донована она была открытой книгой. Он читал ее мысли, как будто голова у нее была прозрачная.
Надо как-то замаскироваться, надо что-то сделать, заняться чем-нибудь, а не то он заподозрит… Надо что-то предпринять…
Сара бросилась в ванную и закрыла дверь — тихо, чтобы не услышал Донован. Но она не заперла дверь. Горький опыт давным-давно научил ее никогда ничего не запирать. У нее не могло быть никаких секретов, никакой частной жизни отдельно от него.
Включив воду, Сара подставила под нее ладони. Горячо. Слишком горячо.
Дверь ванной распахнулась настежь.
Донован стоял на пороге, заполняя собой весь дверной проем, его лицо превратилось в окаменевшую маску гнева.
— С кем ты разговаривала?
— Ни с кем. — Ее дыхание было таким же прерывистым и частым, как и сердцебиение. — Ни с кем.
Мысленно она ужаснулась своей промашке. Повторное оправдание лишь убедит в том, что его подозрения имеют под собой почву.
— Я тебя видел через окно, когда подъезжал. Сара выключила воду, взяла полотенце и принялась механически вытирать руки, сама не понимая, что делает.
— Это был просто продавец подписки по телефону, — сказала она. — Вот и все.
С этими словами Сара повесила полотенце на сушилку, долго и тщательно расправляя его так, чтобы монограмма — вышитая золотом буква “Ай”, переплетенная с зеленым плющом , — была на виду.
— Врешь! — Он схватил ее за руку выше локтя и развернул лицом к себе, потом схватил и вторую руку. — С кем — ты — го-во-ри-ла? — При каждом слоге он встряхивал ее.
“Вот оно. Началось”, — отстраненно подумала Сара, впадая в привычное оцепенение и наблюдая за происходящим как бы со стороны. Но потом усилием воли заставила себя вернуться в реальность.
Нет, она не станет трусить. Она посмотрела прямо в его обезумевшие от бешенства глаза.
— Ни с кем!
Он все тряс и тряс ее.
— Это был Крэй? Если это он, я убью его.
— Нет, это был не Крэй!
И что ему втемяшился в голову этот Крэй?
— Может, мне стоит ему позвонить, а? Может, стоит пригласить его сюда? Устроим небольшой междусобойчик на троих.
Сара отвела глаза, не в силах видеть это ненавистное лицо.
— Я не хочу его видеть.
Донован отпустил руки Сары и оттолкнул ее. Потом он ударил ее по лицу открытой ладонью, чтобы не оставлять следов. Он бил ее по лицу, по рукам, по голове, пока у нее не зазвенело в ушах.
В каком-то странном внутреннем оцепенении Сара молча сносила издевательства мужа. Потом в ней проснулся инстинкт самосохранения, и она вскинула согнутую руку, заслоняясь от сыплющихся на нее ударов. Именно это робкое движение, казалось, толкнуло Донована за грань. Он размахнулся — на этот раз кулаком, — метя ей в лицо. Сара зажмурилась от страха и попыталась уклониться. Удар костяшками пальцев пришелся по подбородку, ее швырнуло назад, и она ударилась затылком о мраморную полку.
Комната закружилась. Под закрытыми веками вспыхивали цветовые пятна.
“Я не могу потерять сознание. Не могу”.
Это была ее последняя мысль. Дальше все накрыла чернота.
* * *
Когда она пришла в себя, в ванной было темно. Она лежала на холодном и жестком полу, прислушиваясь.
Тишина. Она была одна.
Сара медленно подтянулась и приняла сидячее положение, привалившись спиной к ванне. Комната накренилась у нее перед глазами, в желудке всколыхнулась тошнота. Она сумела подняться на ноги как раз вовремя, чтобы согнуться над унитазом, и ее вырвало. Потом она добралась до спальни и совершенно обессиленная рухнула поперек кровати.
— Тебе нельзя так много пить, — донесся до ее затуманенного сознания голос Донована. — Пора завязывать. Давай-ка я тебе помогу.
Сара заставила себя открыть глаза. Донован стоял, склонившись над ней и держа в руке одну из ее ночных рубашек — коротенькую розовую ночнушку до колен фасона “бэби-долл”. Он помог ей снять одежду и натянуть сорочку. А потом уложил ее в постель.
— Я вызову доктора Уэстфолла, — сказал Донован, когда дело было сделано.
Знакомая сцена. Неизбежный этап, который обычно следовал за избиением. Донован никогда не раскаивался и не просил прощения, но он неизменно проявлял обеспокоенность и начинал обращаться с ней как с больным, умственно отсталым ребенком.
Больше ей ничто не угрожает. На какое-то время.
Когда доктор позвонил у входа, Донован, поджидавший у домофона, нажал на кнопку, автоматически открывавшую ворота.
— Простите, что пришлось вытащить вас из дома в такой час, — сказал Донован, встречая доктора у парадных дверей и провожая его наверх в спальню.
— Она опять пьет?
— Когда я вернулся домой с работы, она была без сознания на полу в ванной. Должно быть, упала и ударилась головой.
Осмотр доктора Уэстфолла был недолгим и формальным.
— Я бы сказал, речь идет о небольшом сотрясении. Пожалуй, следовало бы сделать рентген.
— В этом нет необходимости, — возразил Донован.
— Вам виднее.
Доктор взял Сару за подбородок и повернул лицом к свету.
— На подбородке синяк. Вы, должно быть, ударились при падении, — сказал он Саре и отеческим жестом потрепал ее по руке. — Ничего, жить будете.
Донован знал, что Сара ничего не скажет. А старику он в любую минуту мог заткнуть глотку деньгами. Уэстфолл был болваном, а болванами можно с легкостью вертеть как угодно.
Выйдя вместе с доктором в коридор, Донован убедился, что дверь в спальню приоткрыта и Сара может слышать их разговор.
— Грустно видеть, что столь прелестное существо так бездумно разрушает себя, — вздохнул доктор Уэстфолл. — Вашей жене нужна профессиональная помощь. Я просил вас подумать о реабилитационном центре. Вы подумали? У них там все анонимно.
Донован кивнул и задумчиво прикусил нижнюю губу:
— Боюсь, она не захочет там остаться.
— Есть специальные лечебницы для алкоголиков. О них мы тоже говорили.
Донован отвернулся, прижав стиснутый кулак ко лбу, из его горла вырвался сдавленный звук, похожий на рыдание:
— Мне невыносимо думать, что Сара окажется в таком месте.
— Возможно, в этом ее единственный шанс на спасение, — вздохнул доктор. — Боюсь, что в следующий раз она может нанести себе более серьезные повреждения…
Донован беспомощно всплеснул руками:
— Я думал, что ей уже стало лучше. У нее была работа в городе, она почти перестала пить. И вдруг она бросила работу, и вернулся весь этот кошмар. Жаль, что я вовремя не заметил. Я должен был заметить…
— Не вините себя. Подобные вещи трудно предугадать заранее. — Доктор надел пальто. — Пусть продолжает принимать валиум и дарвон.
Донован кивнул, поблагодарил доктора за приход и проводил его до двери. Возвращаясь по лестнице в спальню, он подумал о Саре и самодовольно улыбнулся. Он знал, как держать свою жену в повиновении. Если угрозы в адрес ее старика не подействуют, он поместит ее в клинику для алкоголиков. Добрый доктор его поддержит, и он без проблем упрячет ее далеко и надолго.
К тому же он всегда может ее наказать, хотя в последнее время у Сары как будто выработался иммунитет к боли. А вообще-то, если честно, он вовсе не хотел ее бить. Он никогда не готовился к этому заранее. Не предвкушал, не планировал. Просто так получалось.
Он же любит ее! Он никому ее не отдаст. Ни с кем не будет ее делить. Все сводится только к этому.
Сара показалась ему маленькой, хрупкой и бледной в кровати королевских размеров. Донован сел рядом с ней, обнял ее, привлек к себе.
— Все будет хорошо, детка. Мы все уладим. Я люблю тебя. Ты же знаешь, я люблю тебя.
Его жена ничего не сказала. Она не подняла рук, не обняла его в ответ. Она обмякла у него на груди, как тряпичная кукла. Донован ощутил искру гнева — ну почему она не отвечает? — но заставил себя загасить ее. “Сара просто слишком утомлена, потому и не отвечает”, — сказал он себе.
* * *
Лежа в постели, Сара слышала, как льется вода в душе. Слышала, как Донован напевает себе под нос. Через несколько минут он вошел в спальню, на ходу вытирая полотенцем свое голое, покрытое искусственным загаром тело.
Он сел рядом с ней на край кровати.
— Ну, как ты себя чувствуешь сегодня утром? — спросил Донован, поглаживая ее по волосам.
После визита доктора Уэстфолла прошло четыре дня. Все это время Донован приносил ей цветы и еду на подносе.
— Я тут подумал: не прихватить ли мне сегодня вечерком бутылочку шампанского? — продолжал он, играя ее волосами. — Могли бы поплескаться в джакузи… Давно уже мы не пускали волну, а?
Да, вот уже два месяца, как они не занимались сексом. И чем дальше, тем более омерзительной и невыносимой становилась для нее мысль о сексе с Донованом. Ощутить на себе его тяжесть, ощутить его в себе… стоило подумать об этом, и ей становилось тошно. Нет, уж лучше быть избитой.
Увидев, что Сара не отвечает на его предложение, он нахмурился:
— У тебя что, месячные?
Искушение солгать было велико. Это был своего рода выход, но если… нет, не если, когда он узнает, что она солгала, будет еще хуже. Сара держала голову низко склоненной, чтобы Донован не видел, как она судорожно сглатывает. Она помедлила, боясь, что голос задрожит и выдаст ее.
— У меня просто болит голова, вот и все, — выговорила она наконец.
Донован еще больше нахмурился. Головная боль шла на втором месте после месячных, с ней приходилось считаться.
— Прими что-нибудь.
— Приму.
Его лицо смягчилось. Он поднялся, подошел к большому, в полный рост, зеркалу и посмотрелся в него. Его мускулы уже выглядели ненатурально, придавали ему вид какого-то киномонстра.
На теле Донована совсем не осталось волос — только под мышками и в паху. С некоторых пор он начал обрабатывать кожу воском для удаления волос. Это началось, примерно в то самое время, когда его сексуальный интерес к ней стал угасать — Сара уже было обрадовалась, что он завел себе любовницу.
Явно удовлетворенный увиденным, Донован отошел от зеркала и начал одеваться. Его движения были нарочито медленными, как будто он разыгрывал спектакль, как будто пытался разжечь ее. Заправив рубашку в брюки и повязав галстук, Донован вернулся к кровати и сел. Он принялся массировать ей плечи, шею, виски, проводя по ним пальцами круговыми движениями:
— Бедная моя девочка. Ты сегодня отдохни, полежи, мне надо кое-куда съездить. А потом папочка вернется и придет тебя полечить. Тебе сразу станет лучше.
Донован поцеловал ее в макушку, подхватил свой пиджак со спинки стула и, напевая, вышел в коридор.
Как только муж ушел, Сара начала пить. Три часа спустя она потянулась к телефону.