Озеро Голубая Луна.

Остин выбрал это место, потому что ему понравилось название: озеро Голубая Луна, Миннесота. Как он позже осознал, в этих словах заключалась определенная символика.

Прозрачная, с голубоватым отливом вода плескалась вокруг выдававшейся в озеро маленькой пристани. Из радиоприемника доносились тягучие звуки песенки, рассказывавшей о знойных радостях лета. Жаркое солнце припекало спину даже сквозь плотную, из джинсовой материи рубашку. Остин стоял на шаткой деревянной пристани и, осваивая навыки обращения с рыболовной снастью, раз за разом забрасывал поплавок в воду, потом подтягивал его за леску к себе и повторял операцию снова. В ветвях росших на берегу деревьев голосили птицы.

Чувствовалось приближение осени.

Хотя листья кленов были еще зелены, а солнце по-прежнему грело жарко, все-таки это было не совсем то солнце, что в разгар лета. Оно чуть ниже висело над горизонтом и чуть иначе освещало землю. Поэт наверняка бы сказал, что его свет сделался более меланхоличным, чем прежде.

Ничего удивительного: сентябрь был не за горами.

Мимо проплыла, поднимая волну, моторная лодка. Сидевшие в ней люди смеялись и махали Остину руками. Остин тоже помахал им в ответ.

Поднятые лодкой волны достигли низеньких деревянных мостков, на которых примостился Остин, лизнули его босые ноги, а потом снова вернулись в свою родную стихию.

Когда волны улеглись, Остин снова забросил удочку. У него это получилось не слишком изящно, но все-таки значительно лучше, чем два дня назад. Когда он забросил свою снасть в первый раз, ему не удалось даже закинуть поплавок в воду – он упал на доски настила прямо ему под ноги.

Если честно, Остин пока ни одной рыбы не поймал. Он просто практиковался, и ни крючка, ни наживки у него не было. К леске были привязаны только грузило и поплавок.

Смотав леску, Остин повторил попытку. В общем, он был доволен достигнутыми успехами хотя бы по той причине, что прежде ни разу на рыбалке не был, и это дело было для него в новинку. Правда, лет десять назад соседу удалось разок выманить его на замерзшее озеро, но опускать снасть в лунку во льду куда легче, чем забрасывать ее далеко в воду. Это прежде всего требовало отличной координации движений, а у Остина после инсульта с этим были проблемы.

Размахнувшись, Остин забросил удочку. Грузило со всплеском ушло на глубину, а поплавок запрыгал на поверхности воды.

Здорово!

Интересно, Молли видит, как он забрасывает удочку?

Остин глянул через плечо.

Она лежала на берегу на полотенце, согнув одну ногу в колене. Поскольку на ней были темные очки, он не мог понять, открыты у нее глаза или нет. Обрезанные джинсы Молли подвернула выше колен, а топ она подоткнула под бюстгальтер, чтобы подставить солнцу живот.

Остин едва ли не воочию ощущал исходивший от нее запах кокосового лосьона.

«Забудь о том, что между нами было», – так, кажется, сказала она ему три дня назад? Но как он мог об этом забыть? Все его помыслы были сосредоточены именно на этом. Кстати, Остин не сомневался, что Молли тоже не забыла о той ночи. Иногда, когда он оборачивался в ее сторону, то замечал, что она тоже на него смотрит. Но как только их глаза встречались, она сразу же отводила взгляд. Странное дело, при этом у нее на щеках всякий раз появлялся легкий румянец.

После стольких лет совместной жизни он наконец понял, что интимная близость, которая была между ними три дня назад, являлась своеобразным идеальным воплощением того, как должны складываться отношения между супругами. Заниматься любовью так значило похоронить недоброжелательство, навсегда забыть об эгоизме и относиться к своему партнеру с нежностью и пониманием.

Остин, однако, был реалистом и понимал, что такое, возможно, никогда больше не повторится. В том, что произошло между ними, было нечто особенное, труднообъяснимое.

Потом Остин стал раздумывать над тем, в самом ли деле Молли получила удовольствие от их близости или только притворялась.

«Забудь об этом!» Это ведь она сказала, не он…

Размышления Остина прервал громкий голос Молли. Усевшись на полотенце и сняв очки, она крикнула:

– Как ты насчет того, чтобы искупаться?

Вот оно! Молли опять бросает ему вызов. Она словно проверяет его на прочность. Она назвала эту поездку отпуском, но, в сущности, они ведут самую настоящую походную жизнь. Вчера, к примеру, она предложила ему заняться готовкой, а позавчера отправила за покупками в ближайший магазин у шоссе…

И вот теперь она хочет, чтобы он начал плавать.

Если разобраться, плавание – удовольствие, а удовольствия отец Остина не одобрял. «Нечего заниматься пустяками, – говорил он. – Главное – дело, которому ты служишь».

Между тем Молли прошла на пристань и нырнула. Ушла под воду легко, по-спортивному, очень чисто. Всплеска почти не было.

Вынырнув в нескольких ярдах от пристани, она забила по воде рукой, призывно закричала:

– Ну что же ты? Идешь?

Остин стал крутить катушку, сматывая леску. Катушка жужжала, как рассерженная пчела.

– Нет!

Он никогда не говорил ей, что умеет плавать. Точно так же никогда не говорил, что не умеет. У них вообще никогда на эту тему разговор не заходил. Остин решил и на этот раз попробовать отмолчаться. В воду лезть отказывался, но никак этого не мотивировал.

– Плавать тебе полезно, – не сдавалась Молли. – Это ведь род водотерапии. Помогает разрабатывать конечности.

Остин смотал леску и стал укладывать грузило и поплавок в предназначенные для этого гнезда.

– Не буду, – сказал он, делая вид, что все его внимание поглощено удилищем.

– А кто мне поможет, если у меня вдруг сведет ногу? – задала коварный вопрос Молли, начиная выгребать на глубину.

Остин прислонил удилище к деревянным перильцам и бросил взгляд в ее сторону.

– А ты не заплывай слишком далеко.

Молли остановилась и закачалась на одном месте, как поплавок.

– Я буду плыть до тех пор, пока ты не залезешь в воду.

Продолжает настаивать. Вот упрямица.

Ничего-то она не знает.

– Эй, Молли!

Она ничего не ответила и поплыла прочь от пристани… Туда, где вода меняла свой цвет с голубого на темно-синий. Там и вправду было глубоко, а со дна били холодные ключи.

– Молли! Тебе нельзя… так далеко заплывать! – За последние несколько дней Остин стал говорить куда разборчивее, чем раньше. Кроме того, он быстрее подбирал нужные слова. – Когда не знаешь дна… нельзя купаться одной… Это опасно!

– А ты на что?

Ну же, Остин! Признайся ей: «Я не умею плавать». Давай, говори скорей!

Она уплывала все дальше…

– Молли! Богом тебя прошу…

Остин вспомнил, как смотрел на него отец, когда у него что-нибудь не получалось. С презрением и насмешкой. Вдруг у Молли тоже будет такой взгляд?

– Я не умею плавать!

Его слова эхом прокатились над поверхностью воды.

«Я не умею плавать… Не умею плавать…»

На глаза Остина навернулись злые слезы унижения. Сквозь их пелену он видел, как Молли развернулась и поплыла по направлению к берегу. «Слава богу, – подумал он. – Хоть не зря признался». Несмотря на то, что он злился на Молли за свое вынужденное признание, он не мог не восхищаться тем, как грациозно она плыла и как уверенно чувствовала себя в воде.

Добравшись до крохотного причала, Молли закачалась на воде рядом, переводя дух.

Остин подошел к краю пристани и наклонился.

– Давай руку.

– Только не пытайся… меня вытаскивать… Тебе нельзя поднимать тяжести.

– Дай мне руку, – повторил Остин.

К удивлению Остина, она не стала больше ему противиться и протянула руку.

Остин схватил ее за запястье и тащил вверх до тех пор, пока Молли не оказалась с ним рядом.

С нее ручьем катилась вода. Усевшись на деревянные доски настила, она первым делом стала отжимать волосы. Грудь у нее вздымалась и опадала, а на руках и ногах выступили мурашки. Хотя она купалась, так и не сняв топа, он видел ее затвердевшие от холодной воды соски, проступавшие даже сквозь двойной слой материи.

Остин подал ей полотенце.

Молли взяла полотенце и в первую очередь промокнула лицо.

– Почему ты мне не сказал, что не умеешь плавать?

Приведя в порядок лицо, она стала вытирать длинные загорелые ноги. Остин был не в силах оторвать от них взгляд.

– Так почему все-таки ты мне об этом не сказал? – повторила вопрос Молли.

– Да так… Повода не было. – Теперь, когда Остин открыл ей свою тайну, ему стало легче.

– Могу тебя научить.

Молли наблюдала за мужем, пытаясь понять, как он отреагирует на очередной вызов, который она ему бросила. Солнце уже согрело ее, и на щеках у нее заиграл нежный румянец.

Остин, глядя на нее, заметил и этот румянец, и крохотные веснушки на кончике носа.

Какая же она все-таки красивая.

Между прочим, она все еще его жена.

Но скоро от него уедет…

Остин перевел взгляд на свою трость, которую он прислонил к деревянным перилам рядом с удочкой. Черт! Он и ходить-то нормально не может. Где уж тут учиться плавать?

К тому же, учись не учись, она все равно от него уйдет.

Схватив трость и сгорбившись, он двинулся нетвердой походкой в сторону стоявшей на берегу хижины, которую они с Молли снимали.

На пятый день их пребывания на озере Молли предложила Остину прокатиться на машине. Остин был не прочь посмотреть окрестности, но она настаивала, чтобы за руль сел он.

– Нет, – сказал Остин. Он давно уже убедил себя, что водить машину больше никогда не станет, и удивлялся, почему такая простая мысль никак не может утвердиться в ее сознании.

– Ты боишься – и в этом все дело.

Молли придумала новый метод воздействия на его психику. Весьма, надо сказать, успешный.

– Я? Боюсь? Это чего же, позволь тебя спросить?

– Боишься, что и в самом деле не сможешь больше водить. Другими словами, боишься провала, неудачи.

Оказывается, она знала его куда лучше, чем он мог предположить.

– Помни, прежде чем начать переключать передачи, ногу надо поставить на педаль тормоза, – сказала ему Молли, когда они залезли в его серебристый «Мерседес».

Остин тупо смотрел на приборную доску.

– Передача, – напомнила ему Молли.

Раньше водить машину было для него все равно, что дышать. Он делал это автоматически, не задумываясь о процессе. Но несколько лет назад, когда Остин взялся обучать вождению Эми, неожиданно выяснилось, что он не может точно объяснить, зачем нужно проделывать те или иные манипуляции с педалями или переключателем передач. Он просто делал то, что нужно, – и все.

Теперь, однако, ему предстояло обдумывать каждое свое движение и отвечать себе на многочисленные вопросы. К примеру, зачем он переключает передачу, что это ему дает и что при этом происходит в железном организме машины? Помимо такого рода проблем, он должен был решать и другие: подмечать то, что творится на дороге, и действовать сообразно с обстановкой.

Как же, оказывается, все это трудно!

После инсульта у Остина сложилось убеждение, что он может делать только одно дело сразу. Теперь же он должен был научиться держать под контролем самые разные виды деятельности и как-то их синхронизировать. Это было все равно, что одной рукой поглаживать себя по животу и одновременно выстукивать пальцами другой джазовый ритм на поверхности стола.

Остину казалось, что это у него никогда не получится.

– Ну вот, – сказала Молли. – Ты переключил передачу. Теперь долой ногу с тормоза.

Остин посмотрел на приборную доску. Красный индикатор указывал на то, что он по-прежнему давит на тормоз. Он никак не решался снять ногу с педали, поскольку не был уверен в своих рефлексах – если, конечно, они у него еще остались.

Молли была права. Он боялся.

Неважно, что его машина стояла на проселочной дороге, на которой почти не было движения. Неважно, что вокруг не было ни людей, ни автомобилей.

Он все равно испытывал страх.

Автомобиль стоял на месте. Молли ждала, что предпримет Остин. Он же продолжал гипнотизировать взглядом приборную доску.

– Ну, в чем дело? – не выдержала наконец Молли. – Ведь не самолет же это, в самом деле.

– Ладно, ладно, сейчас…

Остин медленно убрал ногу с тормоза.

Машина не двигалась.

– На газ-то нажми, – напомнила ему Молли.

На лбу у Остина выступил холодный пот.

Руки тоже вспотели, и рулевое колесо стало скользким.

Остин снова нажал на педаль тормоза, бросил руль и потер руки о джинсы.

– Не могу.

– Что случилось? – спросила Молли. – Чего, собственно, ты боишься?

Ну почему она опять заговорила о его страхах? Зачем выворачивает наизнанку ему душу?

Очень медленно Остин снял ногу с тормоза, переставил ее на педаль газа и легонько надавил.

Машина двинулась вперед.

Ура! Они едут!

Молли стиснула руки, чтобы, не дай бог, не вмешаться в процесс.

Остин сконцентрировал внимание на педали газа, пытаясь определить, с какой силой нужно на нее давить. Потом он вдруг понял, что совершенно упустил из виду руль. Казалось, ему было абсолютно все равно, куда они едут.

Но стоило ему только сосредоточить внимание на дороге, как он напрочь забыл про педаль газа и о том, что на нее нужно давить. Неужели ему когда-нибудь удастся контролировать оба этих процесса? Нет, невозможно. Слишком сложно для него.

– Попробуй еще раз, – сказала Молли, когда машина, пару раз дернувшись, остановилась.

Остин сделал еще одну попытку: взялся за руль и поставил ногу на педаль газа. От напряжения у него кружилась голова и звенело в ушах.

– Остин, ты едешь! – ободряюще воскликнула Молли.

Честно говоря, проехать сотню ярдов по пустой проселочной дороге смог бы и ребенок. Особенно подложив себе под задницу пару географических атласов и имея рядом с собой приятеля, который давил бы за него на педали. Но для Остина эти сто ярдов были все равно, что круг почета для победителя гонок в Индианаполисе. Гордость его прямо-таки распирала.

Он жал на газ и крепко сжимал руль, пока они не подъехали к повороту. Тут он запаниковал и с такой силой надавил на тормоз, что если бы не ремни безопасности, они с Молли наверняка соприкоснулись бы лбами с ветровым стеклом.

– Поворот надо делать осторожно, так что поезжай помедленнее, – проинструктировала его Молли.

Остин послушался, тронул машину с места и поехал медленнее. Как только они преодолели поворот, Остин увидел, что проселок выводит к тому месту на шоссе, где располагались бензозаправочная станция и продовольственный магазин.

– Уж коли ты едешь, почему бы тебе не попробовать самостоятельно подкатить к заправке? – предложила Молли.

Ответить ей означало бы отвлечься от дороги, рулевого колеса и педалей. Поэтому Остин промолчал и, стиснув зубы, продолжал править к бензоколонке. Остановившись у переезда, Остин посмотрел в обе стороны и только после этого въехал на шоссе. Проехав еще пару десятков ярдов, он притормозил у бензоколонки. При этом, правда, он переехал лежавшее на земле кольцо заправочного шланга, но особого внимания на это не обратил.

Совершив все необходимые манипуляции с тормозами и зажиганием, он откинулся на спинку кресла и перевел дух.

Прилично для первого раза. Как говорится, притер машину к самой бровке.

Он ждал, что Молли выйдет из машины и зальет бак.

Но она не двигалась.

Остин все понял. Она хочет, чтобы он вышел из машины и заправился самостоятельно. Что ж, всунуть шланг в горловину бака – дело нехитрое. Он справится и с этим, а потом отвезет Молли в хижину. А в хижине он расстегнет на Молли ковбойку, бюстгальтер… И «молнию» на своих джинсах. Он и это сможет. Теперь, похоже, он может все – ну, почти все…

Остин кое-как выбрался из машины и захлопнул за собой дверь.

Открутить крышку бензобака и в самом деле не составило для него большого труда. Потом Остин засунул в горловину бака пистолет древнего заправочного шланга и поднял рычажок предохранителя…

И ничего. Ни капли бензина.

«Ты забыл нажать на курок», – напомнил себе Остин.

Он с силой нажал на металлическую скобу.

Вот оно! Полилось.

С удовольствием вдыхая в себя запах бензина, Остин наблюдал за тем, как на счетчике с щелканьем выскакивали цифры. Клик… клик… клик…

Остин хотел нажать на «стоп» на какой-нибудь круглой цифре, но цифры для его сознания продолжали представлять непостижимую загадку. Как-то так случилось, что он не мог предугадать, какая цифра выскочит на табло в следующую секунду.

Ничего. В следующий раз он все точно рассчитает. Он справится.

Сунув пистолет в гнездо, Остин закрутил бак и направился к окошку кассы расплачиваться за бензин.

Старухи Ма Кэппер, которая была известна всей округе за умение готовить наживку, в кассе не было. На ее месте сидел парнишка лет четырнадцати – скорее всего, ее внук.

– Пятнадцать тридцать семь, – сказал парнишка за кассой.

С некоторых пор Остин – по настоянию Молли – стал носить с собой наличность, но оплачивать покупку ему до сих пор еще не приходилось. Слазив в бумажник, он извлек оттуда десятидолларовую купюру. Потом, еще немного покопавшись в бумажнике, достал пятерку. Сложив купюры вместе, он положил их на покрытый линолеумом прилавок.

– Пятнадцать тридцать семь, – повторил мальчуган.

Первое слово «пятнадцать» Остин еще слышал, но все остальное слилось у него в ушах в сплошное «бла, бла, бла». На таком примерно языке, как ему казалось, переговаривались герои дешевых мультиков.

– Пятнадцать и…

– Пятнадцать тридцать семь. – Парнишка одарил его удивленным взглядом и шмыгнул носом.

Тридцать… тридцать… Что это, черт возьми, значит?

Он слазил в карманчик джинсов, где у него хранилась мелочь, и вывалил ее всю на прилавок.

Парочка даймов. Он знал, что это – даймы, и каждый из них содержит ровно десять центов.

А вот и четвертак. В нем, кажется, двадцать пять центов. А вот пенни, множество пенни – целая куча.

На лбу у Остина опять выступил пот. Считать деньги гораздо сложнее, чем водить машину.

Он уже хотел предложить мальчику самому набрать недостающую сумму, как вдруг звякнул колокольчик и в кассу вошла Молли.

Вот черт!

С ее появлением Остин вдруг осознал, что в тесном помещении кассы очень душно и ему не хватает воздуха. Кроме того, его стали раздражать принадлежавшие Ма Кэппер банки с наживкой, выставленные тут же, в кассе, на продажу. Хотя они были крепко-накрепко закупорены, Остину казалось, что он чувствует исходящий от них густой запах водорослей и несвежей рыбы. Остин понял, что еще немного – и его стошнит.

– У тебя все в порядке? – осведомилась Молли.

Остин быстро повернулся к окошечку кассы и пододвинул горку мелочи к сидевшему за аппаратом подростку.

– Сдачу можешь оставить себе.

Парень поначалу удивился, потом обрадовался.

– Спасибо, мистер, – сказал он, с завидным проворством сгребая медь и серебро с прилавка. Часть мелочи он положил в кассу, а остальное ссыпал себе в карман.

Остин решил, что здесь ему делать больше нечего. Повернувшись на сто восемьдесят градусов, он вышел из тесного закутка. Следом за ним вышла Молли.

Оказавшись на улице, Остин постепенно обрел способность нормально дышать и думать. Но в кассе ему пришлось туго – об этом свидетельствовали промокшая насквозь рубашка и слабость в коленях, которой он прежде не чувствовал.

Черт! Он даже не смог сосчитать мелочь. А как ему только что продемонстрировал мальчишка за кассой, с этим легко справляется любой подросток. Да что подросток! Сидевший на углу Пятой улицы слепой продавец попкорна тоже никогда не ошибался, отсчитывая сдачу.

Остин обошел машину и занял место пассажира.

Когда они ехали назад к хижине, Остин все больше помалкивал. Сидел, уставившись в одну точку, и думал о чем-то своем. Стал совсем, как тот, прежний, Остин – мрачный и необщительный, решила Молли.

Как только машина остановилась, Остин вылез из нее и побрел в сторону леса, окружавшего озеро.

Его не было несколько часов, но ближе к вечеру он вернулся. При этом настроение у него нисколько не улучшилось. Если бы это был другой человек, Марк, к примеру, Молли сразу бы его спросила: «Что случилось?» Но в общении с Остином вопросы в лоб не проходили. К нему следовало применить другую, более гибкую тактику.

– Хочешь посидеть у озера? – будто бы невзначай спросила Молли. – Скоро начнет садиться солнце. Красиво…

– Не хочу.

Он зашел в спальню, вернулся оттуда со спальным мешком под мышкой и направился к выходу. Молли пошла было за ним.

– Не ходи за мной, – сказал ей Остин.

– А куда ты направляешься?

– Куда надо. И сиделки мне не нужны.

Слова он произносил резкие, даже обидные, но голос его звучал как-то неуверенно. И хотя он возражал против сиделки, по мнению Молли, она была ему просто необходима. Но опять же указывать ему на это не стоило.

Остин, убедившись в том, что Молли оставила его в покое, удовлетворенно вздохнул и двинулся по тропинке вдоль берега озера.

Молли стояла на пороге и провожала мужа взглядом.

Если разобраться, человек, который удалялся от хижины, ни капельки не был похож на ее мужа.

Его волосы сильно отросли, и в них появилась седина. Такую прическу Остин раньше никогда не носил. Точно так же он никогда раньше не носил джинсы и клетчатую рубашку. Кроссовки у него были не завязаны, и их длинные шнурки тащились за ним по песку.

Короче, это был совсем другой человек. Как будто из другого мира.

Молли без устали расхаживала по кухне. Иногда, правда, она присаживалась за кухонный стол, но буквально на минуту. Изредка она подходила к двери и всматривалась в темноту, но потом снова принималась мерить кухню шагами.

Она решила было попить чаю, но, сделав глоток, отставила чашку. Ей неожиданно пришло в голову, что она волнуется за Остина точно так же, как когда-то волновалась за Эми, Мелинду и Сэмми.

Молли заметила сиротливо стоявшую в углу кухни трость. Остин забыл ее или намеренно не взял с собой. А зря, эта штука очень пригодилась бы ему в ночных странствиях. Берег был неровный, и Остин мог споткнуться и упасть.

Когда она думала о том, что Остин в полной темноте бродит по берегу, в голову ей лезли всякие ужасы. Во-первых, рядом было озеро, а Остин, как выяснилось, не умел плавать. Он мог сорваться с берега и упасть в воду. Ну а во-вторых, он просто мог заблудиться.

Она должна пойти на берег и его отыскать.

Ничего подобного. Не должна.

«Он пытается вновь обрести независимость«, – сказала себе Молли. Вот зачем он отправился в это ночное путешествие. Если она его и отыщет, он, возможно, устроит ей за это скандал. Скажет, что она слишком его опекает и относится к нему как к малому ребенку.

Господь свидетель, жить с Остином в этой крохотной хижине было непросто. Хотя Молли и сказала ему, чтобы он забыл о том, что произошло между ними той ночью, сама она постоянно об этом вспоминала. И эти воспоминания сводили ее с ума. Но бог с ними, с «теми» воспоминаниями. Сам Остин тоже заставлял ее все время о нем думать. Вот и сейчас она не находила себе места, помимо воли представляя себе, как он в полном одиночестве бродит по каменистому берегу и темному, неприютному лесу…

От нечего делать Молли начала было проверять запасы пресных крекеров и готовых к употреблению разнообразных каш с низким содержанием жира, которыми она кормила Остина, как вдруг услышала отдаленный раскат грома. Потом в небе полыхнула молния.

Это решило все дело.

Захлопнув дверцу кухонного шкафчика, Молли направилась к двери.

Там, на улице, при свете висевшего у крыльца фонаря она увидела, как с неба стали падать крупные дождевые капли. Налетел ветер, поднимая с земли упавшие листья и тучи пыли. Гроза стремительно надвигалась. В ноздри ударил сложный аромат, состоявший из запахов озона, тины, влажной земли и хвои. Послышался удар грома, потом еще и еще – уже ближе. Горизонт прорезал зигзаг молнии, осветив на мгновение нависавшие над головой низкие, тяжелые тучи.

Молли поспешила к машине, чтобы достать из салона фонарик. К сожалению, батарейки у фонаря почти сели, и Молли попеняла себя за то, что не проверила их дома. Она вечно про них забывала.

Освещая перед собой путь блеклым желтым лучом, она торопливо пошла по тропинке, по которой ушел Остин.

Скоро дождь припустил по-настоящему. Это был настоящий ливень: казалось, разом прохудилось все небо. Ледяная вода секла Молли по лицу и голым рукам и ногам. В одно мгновение она промокла насквозь и промерзла.

Гром теперь рокотал не переставая, а молния вспарывала небо над головой все чаще и чаще. В ее свете Молли видела, как качались из стороны в сторону высокие деревья, грозя рухнуть на землю.

Выскочив на опушку, она увидела стоявшего там обнаженного по пояс человека, который, запрокинув голову, протягивал к грозовому небу руки.

Остин!

Неужели это ее уравновешенный, практичный, равнодушный к красотам природы муж? Увидев его, она замерла на месте. Что он творит? Уж не сошел ли, чего доброго, с ума?

– Остин! – крикнула она, не слишком надеясь, что он услышит ее.

Но Остин услышал. Он опустил руки и посмотрел в ее сторону. В следующую минуту он уже бежал к ней сквозь стену дождя. Схватив ее за руки, Остин легонько ее встряхнул и спросил:

– Ты что, с ума сошла?

Удивительное дело! Он сомневается в ее душевном здоровье, а сам ведет себя, как настоящий псих!

– Немедленно возвращайся в дом, – гаркнул он.

– Что ты здесь делаешь?

– Общаюсь с природой.

В его голосе слышалась эйфория.

Развернув ее за плечи в ту сторону, откуда она пришла, и легонько подтолкнув ее в спину, он сказал:

– Уходи отсюда!

Дождь заливал ей лицо, так что она почти ничего вокруг себя не видела. Сделав шаг вперед, Молли поскользнулась и чуть не упала на раскисшую землю. Остин, однако, не дал ей упасть и вовремя подхватил ее. Она прижалась к нему всем телом и положила руки на его грудь. Кожа у него была скользкая от воды и холодная как лед.

– Ты тоже должен вернуться в хижину. Я без тебя не уйду.

Остин понял, что на этот раз ему от нее не отделаться, и кивнул. Потом повернул голову и взглянул на свой импровизированный лагерь, который разбил под высоким деревом.

– Нужно забрать спальный мешок, – сказал он, но Молли схватила его за руку и удержала.

– Не надо. Потом заберем.

Он заколебался. Практичный старина Остин.

– Он намок и весит, наверное, тонну. Потом возьмем, после грозы. Когда вода стечет.

Он не стал спорить и послушно зашагал рядом с ней по тропинке.

В эту минуту проклятые батарейки окончательно выдохлись и фонарь погас. Они шли бок о бок в полной темноте по размытой дождем тропинке, и путеводным маяком для них были горевшие в отдалении окна хижины.

– Немедленно снимай с себя все мокрое, – велела Молли, как только они оказались под навесом крыльца.

Войдя в хижину, она схватила первые попавшиеся полотенца и поспешила назад. Как выяснилось, спешила она зря. Остин стоял на пороге в той же позе, в какой она его оставила, и восторженным взглядом смотрел на бушевавшую вокруг бурю.

Она повернула его лицом к себе и стала расстегивать на нем джинсы: сначала металлическую пуговицу, потом «молнию». Как это часто случалось в последнее время, белья на нем не было.

Ударил гром. Висевшая над крыльцом лампочка замигала, а потом погасла. Из-за грозы прекратилась подача тока.