I

Соблюдать мицвы евреи начинают с тринадцати лет, но взрослым мужчина становится только по вступлении в брак. Бар-мицва — просто констатация произошедших изменений, а не их причина; а вот хупа (свадебный балдахин) превращает мальчика и девочку в мужчину и женщину. В Библии сказано: «покинет муж своего отца и свою мать, и прильнет он к жене своей, и станут они плотью единой» (Быт 2:24), то есть перед нами уже не мальчик, но муж, а до свадьбы он — ребенок, стало быть, холостяки никогда толком не взрослеют. Идишское слово бохер может означать «неженатый мужчина» и «студент ешивы», но основное значение — «парень», «юноша»; спеша стать мужчиной, бохер мчится на всех парах, как поезд, начиненный гормонами. Для алтер бохера («старого, закоренелого холостяка») поезд уже безвозвратно ушел, и здесь не на кого пенять, кроме себя самого. Как ни странно, первая заповедь Торы — «плодитесь и размножайтесь» — адресована только мужчинам, поэтому считается, что холостой мужчина намеренно идет против законов природы, не выполняет главное условие, делающее мужчину мужчиной. Восьмидесятилетний алтер бохер — просто-напросто дряхлый мальчишка.

Еврейские старые девы тоже не растут. На идише их называют мойд («девица») или алте мойд («старая дева»). Изначально мойд означало «девственница», «юная невинная девушка», но это значение уже давно перекочевало к уменьшительной форме слова — мейдл. В сложных словах вроде кале-мойд («девушка на выданье») сохранилось старое значение, но само по себе мойд стало довольно грубым словом, примерно как «девка» или даже «деваха». Говоря «ой, из дос а мойд!» («вот это девка!»), имеют в виду отнюдь не непорочное создание, а крепко сбитую, громогласную, сварливую женщину: бабу-тяжеловеса.

Обычно алте мойд — это женщина, лишенная возможности выйти замуж. Если мужчина-холостяк сам выбирает такой образ жизни, то старая дева остается одна, потому что ее никто не берет. Она, что называется, фарзесене алте мойд («засидевшаяся в девках»). В современном идише фарзесен встречается только в сочетании с алте мойд, но изначальный смысл слова — «просиживать», «сидеть и ждать» (он сохранился в немецком: одно из значений прилагательного versessen — «просиженный до дыр», «протертый»). Фарзесене схойре — «товар, на который нет спроса», он лежит на полке и покрывается пылью; вот так и алте мойд пылится на рынке брака.

Вероятно, в еврейском народном сознании образ алтер бохера сразу же вызывает возмущение, потому что отказывается жениться, а образ алте мойд — жалость, потому что она вынуждена сидеть и ждать предложения. Алтер бохер — Питер Пэн с пейсами: до бар-мицвы он дорос, а дальше не хочет. Старая дева даже этого лишена: бай а йингл махт мен борех ше-потрани цу бар-мицве, бай а мейдл цу дер хасене («о мальчике говорят борех ше-потрани в день его бар-мицвы, о девочке — в день ее свадьбы»). Согласно еврейской традиции женщина переходит из одного решус («ведомства», «собственности») в другой. Отец освобождается от ответственности за сына, когда тот достигает бар-мицвы, но дочь можно только передать другому человеку. Если ее никто не возьмет, она на всю жизнь останется бременем на плечах отца.

Кроме того, незамужняя женщина не может выполнять главных женских мицв. Мальчиков после тринадцати уже принимают в миньян, им уже полагается надевать тфилин, а на женский пол эти мицвы не распространяются: роль матери и хозяйки освобождает их от напряженного графика мужских заповедей. Постепенно это «освобождение» превратилось в запрет, и у евреек осталось только три — сугубо женских — мицвы.

Первая называется ѓадлоке, зажигание свечей в шабат и на праздники. Вторая — обязанность немен хале, «отделять халу». Перед тем как печь что-либо, хозяйка отщипывает от теста кусочек и сжигает его в духовке — в память о тесте, которое евреи приносили коенам в качестве пожертвования во времена Храма. Если хала не была отделена до того, как тесто поставили в печь, то можно отрезать ломтик от уже готового продукта, вот зачем на упаковках с кошерной выпечкой стоят загадочные надписи вроде «хала отделена». Это такой забавный способ сказать покупателю, что он может смело есть все, за что заплатил, не беспокоясь о кошерности.

Третья вайберше мицве («женская заповедь») — ниде, совокупность разнобразных сложных правил, связанных с менструальным циклом и «чистотой семейной жизни». На практике это означает следующее: после окончания менструации женщина должна отсчитать определенное количество «чистых дней», а затем искупаться в микве. Пока женщина не совершит этот обряд, она такая же трейф, как и запрещенная еда; пока жена не вернется из миквы, она не просто трефная в сексуальном отношении, до нее вообще нельзя дотрагиваться — ни мужу, ни тем более постороннему человеку. Жена не имеет права даже передать мужу соль: она ставит солонку на стол, муж берет. Если о женщине говорят «ниде» — значит, либо у нее менструация, либо она еще не была в микве после окончания менструального цикла.

Мужчины тоже ходят в микву, но для них это не является обязанностью. Соблюдение правил ниде — исключительно женская заповедь. Женщина должна не просто рассчитывать день омовения, но и соблюдать все запреты, связанные с ритуальной нечистотой. Конечно, все это касается только замужних женщин. Девушки, которые еще не замужем, но уже достигли половой зрелости, — ниде по определению: раз нет мужа, то и ходить в микву нет надобности; следовательно, и прикасаться к ним нельзя, даже легонько. В среде ортодоксальных евреев невеста обязательно совершает омовение перед свадьбой; выбирая день свадьбы, девушки должны учитывать свой менструальный цикл, иначе праздник выйдет не очень-то веселым.

В микве также можно очищать некоторые виды посуды. Раньше на дверях микв можно было увидеть вот такое расписание:

Понедельник, среда, пятница — мужчины.

Вторник, четверг — женщины и посуда.

Умелая домохозяйка перемыла бы все разом, но служители миквы такого не позволят.

Вышеупомянутые заповеди сильно повлияли на еврейский быт. По субботам евреи едят халу: таким образом, женщина может исполнить все три мицвес одним махом. Она отделяет халу, зажигает свечи и, будучи чиста, предается любви с мужем, согласно талмудическому предписанию: ученому (в данном случае — любому еврейскому мужу) следует лечь с женой в субботу.

О важности этих мицв евреи вспоминают каждую пятницу, во время службы, в текст которой включен отрывок из Мишны: «Женщина умирает во время родов за три прегрешения: за то, что не соблюдала запрет ниде; за то, что не отделяла халы от теста; за то, что не зажигала субботние свечи» (Шабос 2:6). Все три мицвы известны как Ханоѓ (акроним, составленный из ха ле, н иде, ѓ адлоке ), то есть Анна. Идиш любит подобные сокращения, используя их и как мнемонический прием, и как повод для шуток, причем зачастую трудно отличить одно от другого. Так, слово якнеѓоз (от я ин, к идеш, н ер, ѓ авдоле, з ма н — вино, освящение, свеча, субботняя «разделительная» молитва, время) означает либо главные атрибуты субботней трапезы, либо порядок благословений, произносимых на седере тогда, когда первый пасхальный вечер выпадает на субботу. Но это еще не все. На первых страницах старых пасхальных ѓагодес встречались изображения охоты на зайцев — наглядное напоминание о якнеѓоз, что звучит очень похоже на «йог’н ѓоз» («трави зайца»). Не седер, а сплошной пиф-паф, ой-ой-ой.

Акронимы используют и тогда, когда хотят прокомментировать некое абсурдное явление. Приглашая гостей на торжество, организаторы сообщают: начало во столько-то бидиек, или, как говорят в Израиле, бидьюк. Этот гебраизм нечасто используется в разговорном идише; означает он «точно», «ровно» — но, памятуя о еврейской привычке опаздывать, а также о том, что звуки [у] и [в] на письме могут обозначаться одной и той же буквой, вав, — его толкуют и как сокращение от би з ди й идн в елн к умен , «пока не придут евреи». Другой пример — бицедек. О том, к кому подошли за подношением, можно сказать: «он подал бицедек» (буквально — «милосердно») Однако бицедек как идишский акроним означает б из ц у де р к ешене («не далее кармана»), то есть в карман он залез, но до настоящих денег так и не дошел. Есть еще выражение шпек йидиш («сальный идиш») — люди, которые только думают, что знают идиш, говорят на таком ненастоящем, некошерном языке. Шпек в данном случае — сокращение от ш мок, п оц, к угл — джентльменский набор для горе-идишистов.

 

II

Бар-мицва наступает и без всякого обряда, а вот брак — иное дело. В Талмуде сказано, что даже Богу устроить счастливый брак труднее, чем заставить Красное море расступиться. Наверное, именно поэтому Он препоручил эту обязанность шадхену — свату. Профессиональный шадхн (если женщина, то шадхнте) в еврейском обществе был кем-то вроде торговца подержанными автомобилями; особым уважением он не пользовался. Правда, сваты-любители, которые занимались этим просто из желания помочь или совершить богоугодное дело, считались достойными похвалы, даже праведными людьми; если же сватовство становилось ремеслом, на такого профессионала смотрели свысока: мол, это работа для тех, кто не умеет делать ничего другого, да еще и любит приврать (ведь шадхн получал гонорар, только если сватовство заканчивалось помолвкой). Как гласит пословица, бай а шадхн из ништо кейн миесе кале, «для свата нет некрасивых невест». С другой стороны, поскольку хитрости свата в конечном счете способствуют исполнению одной из главных, важнейших мицв — такая «святая ложь» полезна для еврейского народа, так что дем шадхн штрофт Гот ништ фар зайне лигнс («Бог не карает свата за обманы»).

Увидев юношу и девушку, которые штейн ин шидухим («достигли брачного возраста»), шадхн принимается редн а шидех, то есть сватать. Редн — «говорить»: как видите, в этом обряде используется старая терминология, возникшая прежде, чем искусство фотографии; дело происходило так — к тому времени, как один из молодых увидит второго, брачная сделка уже подходит к своему завершению. Искусный шадхн умел так заговорить зубы клиентам, что они не замечали расхождений между самим кандидатом в супруги и его распиаренным образом, по крайней мере, до тех пор, пока не был подписан брачный контракт. Задача свата — расписать потенциальных жениха и невесту как можно более яркими красками, но при этом не слишком сильно отклоняться от правды, иначе одна из сторон, увидев другую воочию, может с негодованием разорвать договор.

Редн шидех — не только бизнес, но и особая форма морального воздействия. Сватовство, как и большая часть важных еврейских дел, происходит устно; шадхн обращается не к зрению, а к слуху. Христианская история о том, как Мария зачала от Святого Духа, влетевшего ей в ухо, — это, по сути, очень еврейская концепция, хотят того евреи или нет. Йидн строят свою жизнь, руководствуясь Устным Законом, а Письменный Закон следует читать вслух, чтобы все могли услышать его. Иудейский Бог невидим, он не имеет никакого образа; Святая Святых иудейского Храма — пустое помещение; по сей день, изучая главные священные тексты, евреи читают их вслух — и даже поют, если занимаются в одиночестве. Итак, иудаизм был и остается главным образом вербальной, а не визуальной культурой. Если в западноевропейской христианской культуре как минимум с XIV века главным органом восприятия был глаз, то в еврейской истории все главные зрелища — переход через Красное море, вручение Моисею Торы на горе Синай — запечатлены только в пересказе. В еврейской традиции нет изображений, икон. Тора говорит не «Смотри, Израиль», но «Слушай».

Брак не был исключением из общего правила: он основывался на словах. Здесь главную роль играли доводы, доказательства, уговоры, а не личные желания участников. Причем сват убеждал не будущих супругов, а их родителей — именно они выступали сторонами переговоров. Дер шадхн фирт цунойф а вант мит а вант («сват и стену со стеной сведет») — эта фраза берет свое начало как из практики сватовства, так и из Талмуда. Комментируя талмудическое изречение о том, что устроить брак труднее, чем раздвинуть воды Красного моря, Раши говорит: «Мужчина один и женщина одна, а Он соединяет их, строит дом».

Похоже, идишская пословица пришла в фольклор именно от Раши, только вместо Бога людей сводит шадхн, а вместо мужа и жены сторонами выступают их родители. Есть и шуточная версия: «дер шадхн фирт цунойф а вант мит а вант ун зогт дернох, шлогт зих коп ин вант» («сват сводит стену со стеной, а затем говорит: „Бейся в стену головой“»).

Родители жениха и родители невесты состоят друг с другом в особой родственной связи. Когда Джон женится на Джейн, то для родителей Джейн отец Джона становится мехутн («сватом»), а мать Джона — мехутенесте («сватьей»), то же самое с отцом и матерью Джейн по отношению к родителям Джона. Они друг другу не то чтобы родные, но и не просто знакомые. Четверка мехутоним — что-то вроде совета директоров некой корпорации по производству внуков, и если они хорошо ладят, то называют друг друга не по именам, а по родственному статусу. «Здравствуй, мехутн» — обращение теплое, но не фамильярное; с достоинством, но без чванства. Такое приветствие, сочетающее в себе тепло и уважение, весьма приятно обеим сторонам.

В широком смысле мехутн и мехутенесте могут обозначать любых родственников, «приобретенных» в результате брака. Так родилось второстепенное значение слова мехутн — «тот, кто набивается в родственники» (определение Уриэля Вайнрайха), нахал, позволяющий себе фамильярности, как будто он — из вашего ближнего круга. «Вос фар а мехутн бисту мир?» (дословно «что ты мне за родственник?») означает «Ты что себе позволяешь? Ты мне кто — сват, брат?» Гамлетовское «Что он Гекубе? Что ему Гекуба? / А он рыдает…» на идише прозвучало бы так:

Деловых партнеров, прекративших сотрудничество, называют ойс мехутоним — бывшие сваты, экс-сваты. Конечно, выражение напрямую связано с разводом (в буквальном смысле так можно назвать родителей Джона и Джейн после развода супругов), но в обиходе оно означает именно разрыв делового партнерства — здесь, как и в случае с браком, имеет место договор, после расторжения которого стороны расходятся обиженными, обвиняя во всем шадхена. Ойс мехутоним можно сравнить с великолепной идиомой ойс капелюш-махер — дословно «бывший шляпник», в переносном смысле — «бывшая важная шишка». Капелюш означает «[хасидская] шляпа» или «затейливая женская шляпка». В этом шутливом выражении слышится некая покорность судьбе; так можно сказать и о себе, и о другом: «Оставалось уже два дня до размещения акций, и тут — бац! — фондовый рынок обвалился, моя фирма прогорела, и вот теперь я ойс капелюш-махер, живу на пособие по безработице».

 

III

Но не будем забегать вперед. Чтобы можно было говорить о каких-то мехутоним, дети все-таки должны сначала посмотреть друг на друга. Если один из кандидатов не желает видеться с другим или же один вызывает у другого немедленное и безоговорочное отвращение, то потенциальные мехутоним сразу становятся ойс мехутоним. Родители могут давить на детей, но, чтобы отцы жениха и невесты подписали брачный контракт, необходимо официальное согласие молодых. Это особенно важно для невест. Еврейская пословица гласит: «А йидише тохтер тор мен ништ нейтн» — «еврейскую девушку нельзя принуждать», то есть силком выдавать замуж, ведь дороги назад у нее не будет. Иудейский закон позволяет мужу разводиться с женой, но не наоборот; женщина не имеет права уйти, даже если совместная жизнь неприятна или опасна для нее, — разве что муж сам недолюбливает жену и согласен на развод. Поэтому закон требует, чтобы женщина вступала в брак по собственному желанию. Хотя чувства молодых людей не являются решающим фактором в традиционных браках, однако даже самые упрямые родители не могут ничего поделать, если их сын или дочь, не поддаваясь уговорам и угрозам, говорит «нет».

Если же они таки хотят пожениться, сторона жениха идет башойен ди кале, («смотреть невесту»). Молодой человек приходит с семейством к девушке домой, где наши герои могут наконец приглядеться друг к другу и побыть вместе, иногда даже в отдельной комнате — гостиной или какой-нибудь комнатке с открытой дверью, и расспрашивают друг друга (в то время как их родители беседуют, сидя за стенкой в кухне или столовой): в какую школу они отправят детей? Продолжит ли жених учиться в койлел — еврейской «аспирантуре», в которую поступают после ешивы? Какие чулки будет носить жена — черные или коричневые? Нейлоновые или плотные, хлопковые? Надо ли невесте брить голову? И так далее. Жених тем временем воображает себе невесту в самом модном шейтл сезона.

Шейтл — парик, который носят замужние женщины, поскольку им нельзя ходить с непокрытой головой на людях. Шейтлех бывают более-менее современными и ретро, длинными и короткими, всевозможных цветов. Можно по будням носить один, в субботу и на праздники — другой. Скажем, с воскресенья по четверг женщина ходит со стрижкой «паж», и волосы ее пепельно-мышиного цвета; в пятницу щеголяет со светлыми локонами до плеч, а в субботу утром (если есть деньги на всю эту красоту) превращается в совсем другую блондинку — мамочку из сериалов с образцово-показательной укладкой. Даже если она уже тридцать лет как поседела — об этом никто не знает, кроме ее мужа, служительницы миквы и шейтл-махерн, изготовительницы париков.

Еврейские жены носили парики по-разному, в зависимости от эпохи и местности, но сама обязанность прятать волосы остается неизменной вот уже очень много лет. В Иерусалимском Талмуде упоминается женщина по имени Кимхис, у которой было семеро сыновей, и все они стали первосвященниками. Когда мудрецы спросили ее: «За какие дела ты удостоилась таких отличий?» — та ответила: «Даже стены моего дома не видели моих волос!» (Талмуд Йерушалми, Мегило 1:12).

Но парик может выглядеть еще эффектнее, чем скрытые под ним волосы. Эта проблема не осталась незамеченной: многие ортодоксальные еврейки вообще не носят париков. Они покрывают голову тихл (платком) либо увязывают волосы в тюрбан или косынку. А те, кто все-таки носят шейтл, зачастую надевают поверх него шляпу; этот стиль ввела в моду покойная супруга вижницкого ребе.

Парик, как и любой другой товар, рекламируют, и у каждого фасона есть свое название, вроде «Бритни» или «Алексис» — но никогда не «Шейнди-Рухл» или там «Нехоме-Миндл». Есть и более пикантные, многообещающие названия: «Полуночное признание», «Шелковый шепот» (никакой связи с материалом, из которого сделан парик). Может быть, имена звучат старомодно, даже слащаво, но сами эти парики куда прогрессивнее тех старинных шейтлех, которые ни один гой даже со ста метров не примет за настоящие волосы. Когда я учился в школе, мы называли такие парики мус-ѓет (ударение на мус) — местное выражение, его надо было произносить с псевдоидишским акцентом, при этом действительно говоря на идише: «Гевалт, зи ѓот а шейтл ви а мус-ѓет» («Боже мой, у нее парик — как голова лося»).

 

IV

Если башой («смотрины») прошел успешно и все остались довольны, пара встречается еще два или три раза, просто чтобы убедиться, что они действительно башерт, созданы друг для друга; он — ее башертер («суженый»), она — его башерте. Мысль о том, что браки заключаются на небесах, пришла из Талмуда; этот отрывок стал, можно сказать, частью фольклора: «За сорок дней до того, как плод во чреве обретет форму, Небесный Голос возвещает: „Дочь такого-то предназначена такому-то, дом такого-то — такому-то, поле такого-то — такому-то“» (Сойто 2а). Итак, любовь, продолжение рода и межсемейные дела рассматривались как составляющие одного большого процесса.

Зачастую смотрины и были первой встречей юноши и девушки, во всяком случае — вблизи; обычно до башой ни жениху, ни невесте не доводилось быть наедине с представителем противоположного пола, кроме их домашних. С отрочества их приучали не смотреть на людей другого пола, так что теперь, при встрече, они насмерть перепуганы. Некоторое время они глазеют друг на друга, причем смотрят даже не в глаза — их хватает только на то, чтобы гафн ин ди негл (дословно — «уставиться на свои ногти», так говорят о человеке, который не знает, куда деться, краснеет и что-то мямлит). Или ойсштелн а пор ойгн, «выпучить глаза» (дословно — «пару глаз»). Если бедняги не в силах понять, что происходит и почему родители решили, что их ребенок желает провести всю жизнь с вот этим вот, — они могут ойсштелн а пор ойгн ви ди арендар афн оц койцец, «вытаращиться как арендатор земли [здесь: деревенщина] на молитву Оц Койцец». Это «человеческая» версия поговорки «кукн ви а ѓон ин бней одем», «смотреть как [жертвенный] петух на молитву Бней Одом». Арендар и его семья обычно жили вдалеке от остальных евреев и не отличались ученостью. Они умели читать, писать и молиться, но простой грамотности недостаточно, чтобы справиться с гимном вроде «Оц Койцец». Его читают в субботу перед Пуримом (возможно, арендар приехал в город именно на праздник). Этот гимн — настоящая скороговорка, способная сбить с толку даже весьма ученых людей. Начинается он так: «Оц койцец бен койцец, кецуцай ле-кацейц…» — «злой резатель, сын резателя, спешил перерезать всех обрезанных». Проще говоря, Аман хотел перебить всех евреев. Несмотря на свою нечленораздельность (на первый взгляд текст кажется набором опечаток), Оц Койцец входит в сидер, молитвенник. Зачем он там нужен — непонятно, нам остается только принять это как данность. Наверное, именно так чувствовали себя будущие муж и жена: каждый из них видел, кто перед ним сидит, но понимать ничего не понимал.

Если изначальный шок сменяется страхом, молодые люди даже способны ойсштелн а пор ойгн ви дер малех ѓа-мовес — «выпучить глаза как Ангел Смерти», то есть впериться в собеседника немигающим взглядом, полным злости, изумления или смятения. Мы еще будем говорить об Ангеле Смерти, который состоит из одних лишь глаз; от его пристального взора не скроется никто.

Когда наши герои немного освоятся в новой для них атмосфере близости, они, возможно, захотят онпонимен — поближе рассмотреть будущего супруга (от слова поним, «лицо»). Взглянув друг другу в поним и услышав небесный глас, называющий их имена, они не замедлят айнесн зих мит ди ойгн, «впиться друг в друга глазами», или даже айнщимен зих мит ди ойгн — «уставиться друг на друга», дословно «ущипнуть друг друга глазами».

Если кто-то из них окидывает второго долгим оценивающим взглядом, который останавливается на каждой части тела, — это называется батрахтн ви ан эсрег, «осматривать как этрог». Этрог (или эсрег) — цитрусовый плод, похожий на лимон, его используют в ритуале праздника Кущей: во время некоторых молитв полагается держать его в руке. У каждого из участников праздника должен быть предельно близкий к совершенству плод; самые красивые из них могут стоить сотни долларов. Желая удостовериться, что именно этот эсрег — самый лучший из возможных, покупатель оглядывает его со всех сторон, оценивая форму, плотность, цвет и аромат: вот что значит батрахтн перед тем, как купить или не купить.

Случись так, что юноша и девушка влюбятся друг в друга с первого взгляда, — они тут же примутся кукн мит милхике ойгн, то есть глядеть умиленными, затуманенными (дословно — «молочными») глазами. Если влюбленные сочтут друг друга верхом совершенства, значит, они уже принялись кукн мит глезерне ойгн, что в буквальном переводе означает «смотреть стеклянными глазами» (не путать с «остекленелыми»). Известная пословица гласит: «а маме ѓот глезерне ойгн», «у матери стеклянные глаза» — то есть мать не замечает недостатков у своего ребенка. Кукн мит глезерне ойгн или ѓобн глезерне ойгн — «быть слепым к [чьим-то] изъянам»: они соскальзывают с поверхности стекла, не достигая сетчатки.

Готовясь к торжественной встрече с потенциальным спутником жизни, любой наверняка оденется как можно наряднее; привычка прихорашиваться на башой породила две идиомы: женскую кален зих (буквально «становиться как невеста», а на самом деле — «молодиться», одеваться так, чтобы казаться моложе своих лет) и мужскую бохерн зих (опять же буквально «становиться как парень», то есть форсить, одеваться так, чтобы понравиться женщинам; без возвратной частицы зих глагол бохерн — словечко из лексикона еврейских крутых парней, означающее «трахаться»). Обратите внимание на то, как «женская» и «мужская» идиомы различаются по смысловому оттенку: оба стараются привлечь к себе внимание, но мужчине достаточно просто приодеться, а женщина пытается выглядеть юной девушкой.

Итак, наша парочка ойсгепуцт или даже айнгемаринирт ин эсик ун ѓоник, разодета в пух и прах — с этими поговорками мы сталкивались в главе 7. Если любовь девушки к украшениям переходит все границы вкуса и приличия — значит, она способна аройфшлепн аф зих дем толе — «нацепить на себя повешенного», то есть Иисуса на кресте; на ней так много побрякушек, что среди них, вероятно, и крестик найдется.

В сходном по значению, но не столь ярком аройфшлепн аф зих дем руэх («нацепить на себя черта») руэх явно используется как заменитель толе. Образ повешенного Иисуса точнее, ведь кто-то и впрямь может надеть крестик, руэх же в данном случае означает скорее просто «черт знает что». Можно также сказать «баѓонген мит цирунг ви готс маме» («обвешана украшениями как божья мамаша»); есть еще выражение «онѓенген аф зих ви аф дер матке-боске» — «понавешать на себя как на матку боску» (от польского matka boska — «богородица»), намек на дары и приношения по обету, которыми украшают статуи Девы Марии; все это весьма неодобрительные характеристики.

Для мужчины, который одет чересчур броско не только для данного, но и вообще для любого мероприятия, есть отдельное выражение — ойсзен ви ан алмен нох шлойшим, «выглядеть как вдовец после тридцати дней траура». Не все евреи осознают, что месяц — это и есть срок официального траура по умершим родственникам (братьям, сестрам, супругам и даже, не дай Бог, детям; всем, кроме родителей). Кроме того, еврейский религиозный закон одобряет — хотя, конечно же, не настаивает — повторную женитьбу через год после смерти супруги. В поговорке «ойсзен ви ан алмен нох шлойшим» описан вдовец, явно не слишком огорченный утратой супруги; как правило, он одет чуть пышнее, чем надо: брюки-дудочки, начесанный кок… на йинглиш таких модников называли а регеле Касабланка, путая с «Казанова». Женский вариант идиомы — ойсгепуцт ви Хавеле цум гет, «разодета как Хавеле в день развода», то есть слишком много косметики и слишком мало одежды, наряд-провокация. Все на виду, но как-то и смотреть не хочется. «Женская» поговорка звучит более презрительно, чем «мужская», — разведенная женщина не должна выходить замуж повторно раньше чем через девяносто один день, а наш щеголь-вдовец хотя бы честно продержался свои шлойшим.

 

V

Если первые несколько свиданий прошли благополучно, можно шрайбн тноим (дословно «писать условия») — заключать помолвку и закреплять ее письменной договоренностью. Теперь такие вещи делаются почти в одних лишь ультрарелигиозных кругах, поэтому не все знают, что эти контракты всегда составляются по одному образцу и представляют собой соглашение между представителями жениха и невесты (обычно — их отцами, которые вели переговоры с шадхеном). В тноим входят все традиционные обещания мужа и жены, там же оговаривается приданое и размер штрафа, который налагается, если одна из сторон нарушит договор. Сами жених и невеста, конечно, подписывают тноим, но их подписи — это главным образом жест признания: мол, мы знаем, что наши отцы устроили нашу свадьбу.

Основной пункт договора — приданое, надн. Сейчас вместо приданого стороны просто договариваются, кто берет на себя какие свадебные расходы, кто что будет покупать для квартиры — или там вагончика — молодых, когда родится первый ребенок, да явится он скоро, в наши дни. Иногда договор предусматривает облегченную версию старой традиции под названием кест. Это можно перевести как «пансион» (как в выражении «жить на пансионе», с оплаченным проживанием и питанием), но сейчас кест — своего рода стипендия, которую семья невесты полностью или частично обеспечивает жениху, чтобы он мог учиться в койлел еще несколько лет; количество лет иногда тоже указывается в договоре. Когда-то понятие кест действительно означало «пансион»: зять жил у тещи и тестя, он был эйдем аф кест, «зять на содержании», и родители жены обеспечивали обоих всем необходимым, пока молодой муж учился. Отсюда нелестное прозвище зятя — умзистер фресер, «дармоед».

На протяжении веков мехутоним ругались из-за обязанности давать приданое, силекн дем надн — точнее, из-за попыток уклониться от этой обязанности. Еще в Талмуде было сказано: «Ни один брачный договор не заключается без ссоры» (Шабос 130а). Перебранки из-за денег и свадебных приготовлений породили баройгес танц, «сердитый танец», который по сей день исполняют на традиционных свадьбах: двое мехутенестес начинают танцевать спина к спине, а в конце разворачиваются друг к другу лицом, будто говоря, что все трудности разрешились и больше никто ни на кого зуб не точит.

Если жених и сам хорошо обеспечен или действительно влюблен в невесту, он может вообще отказаться от приданого — что называется, немен зи ин эйн ѓемд («взять ее в одной рубашке»), или же немен зи ви зи штейт ун гейт — взять ее как есть, «без ничего», а дословно — «взять ее такой, как она стоит и ходит». Несмотря на всю эту романтику, подобная история нередко вызывала у окружающих подозрения: иногда такие предложения исходили от богатых пожилых вдовцов, которые хотели купить себе молодую женушку.

«Выдавать замуж», «женить» — ойсгебн. Этот глагол также означает «растрачивать деньги» (такая многозначность слова не могла ускользнуть от внимания евреев) и «выдавать, доносить на кого-то». Если невеста всем хороша, а жених явно с дефектом, что совершенно не волнует отца девушки, — это называется ойсбайтн а тохтер ви зойер-милх: «сбыть дочь словно скисшее молоко», лишь бы взяли. Поговорка звучит упреком в адрес родителей невесты. Обычно так говорят, когда отец, действуя в своих деловых интересах, выдает дочку замуж за неотесанного или неприятного человека.

И все же ин а чолнт ун ин а шидех кукт мен ништ цу фил арайн — «в чолнт и в брак глубоко заглядывать не надо»: если бы вы знали, из чего это состряпано, то и прикасаться бы не стали.

Обсудив все подробности и заключив договор, стороны принимаются брехн телер, «бить тарелки». На свадьбах бьют бокалы, а при подписании тноим — глиняную посуду. Видимо, истинная цель этого обряда, как и на свадьбе, — отогнать злых духов, но обычно поясняют его следующим образом: как разбитое стекло можно склеить, так и неудачный брак можно исправить посредством гет, развода; а вот расторгнутая помолвка ложится на репутацию семьи несмываемым пятном. Многие авторитетные личности полагали, что развод лучше расторгнутой помолвки, — правда, большинство из них жили задолго до того, как в судах появилась тяжба за право опекунства над детьми.

Единственная компенсация, которую получает брошенный жених или невеста, — кнас, указанный в договоре штраф. Кнас играет столь важную роль в помолвке, что даже «обручиться» на идише — фаркнасн зих, то есть как бы «подвергнуть себя штрафу». Банкет в честь помолвки, на котором и подписывают тноим, называется кнасмол, «штрафная трапеза», а вместо брехн телер иногда говорят кнас лейгн, «оговаривать штраф». Глагол деркнасн возник благодаря неотрывным взглядам помолвленной парочки — на криминальном жаргоне он означает «пристально оглядывать», «проводить рекогносцировку» (перед ограблением). Еврейские преступники хоть и воровали, но в хейдере проучились дольше, чем Иисус.

От кнас пошло немецкое Knast — с начала XIX века в разговорном немецком это слово означало «тюремное заключение». В старом западноевропейском идише кнас — «наказание»; попав в немецкий криминальный жаргон, слово стало обозначать самое распространенное наказание — тюрьму. Буква t на конце слова говорит о том, что в немецкий попало сначала не существительное, а глагол кнасн (идишские глаголы, как и немецкие, в третьем лице имеют окончание — т): мен кнаст им, «его наказывают».

 

VI

Хотя сама свадебная церемония, хасене, является неотъемлемой частью еврейского быта, однако она подарила идишу на удивление мало поговорок. Большинство «свадебных» выражений связаны с тщательной подготовкой и, как следствие, суматохой, которая обязательно предшествует даже самой скромной свадьбе. Махн а ганце хасене [фун], «устраивать целую свадьбу [из чего-то]» — «делать из мухи слона». Обратите внимание на слово ганце, «целая»: оно вобрало в себя все треволнения, приготовления, планы и переговоры, которых гораздо больше, чем того требует само дело. (Представьте себе человека, который, захотев заказать пиццу на дом, устраивает собеседование с поставщиком.) Махн а ганце хасене — по сути, то же что и махн а цимес: в обоих случаях в дело вложено огромное количество ненужных усилий и лишних расходов.

Хасене махн в прямом смысле означает «устраивать свадьбу», «женить/выдавать замуж детей» (эр махт хасене а тохтер — «он выдает замуж дочку»), а в переносном — «уничтожить», «раз и навсегда отделаться». Дело в том, что существуют два разных слова кале, которые пишутся и звучат одинаково: кале-«невеста» и кале-«разрушенный». Эс из кале геворн ундзер ѓофенунг — «наши надежды пошли прахом». Те, кто немного знает идиш, возможно, удивятся, что гораздо более известное слово калье («испорченный») произошло именно от этого кале, а не от от славянизма кальеке («калека»).

Здесь перед нами игра слов: если кто-то махт хасене человека или предмет, он тем самым делает его кале в обоих смыслах. Мало того, калес (множественное число от кале-«невеста») совпадает с множественным числом женского рода прилагательного кал, «легкий» (мы встречали его в словосочетании кал ва-хоймер, «тем более»). Согласно словарю А.Гаркави, кал — «loose fellow», «человек свободных нравов». Соответственно кале — «барышня свободных нравов». Отсюда слегка двусмысленная пословица «але мейдлех зенен калес»: на первый взгляд кажется, что она означает просто «все девушки — [потенциальные] невесты», а если копнуть поглубже, окажется, что все они — «пустоголовые особы легкого поведения». Когда-то я столкнулся с клезмер-бэндом «Ди Калес», состоявшим из одних девушек; они-то думали, что назвались «Невестами», но оказались достаточно продвинутыми, чтобы порадоваться, узнав, что их юные идишеязычные фанаты приходят послушать именно «Глупых шлюшек».

Если кто-то возмущается: «Я не могу танцн аф цвей хасенес (мит эйн пор фис)», «танцевать на двух свадьбах (одной парой ног)» — это значит «не могу же я делать два дела сразу» или «быть в двух местах одновременно». Еще есть выражение танцн аф фремде хасенес, дословно — «танцевать на чужих свадьбах». Речь идет не о плясуне, а о том, кто распинается перед посторонними людьми, забывая о близких: «Аф фремде хасенес танцт эр, а к родному сыну на утренник прийти — на это у него времени нет!»

Супружеская пара называется зивег, от ивритского зивуг — «слияние», «спаривание». Можно говорить о своем собственном зивег, но обычно это слово используют, говоря (в очень официальном или высокопарном тоне) о чьем-то муже или чьей-то жене. Дос из майн зивег — «Это мой супруг/моя супруга». Если бы существовал политкорректный идиш, то слово зивег взяли бы на вооружение люди, которые вместо «муж» или «жена» говорят «партнер». В отличие от хосн-кале («жених и невеста») или ман ун вайб («муж и жена»), это слово подошло бы и для однополых браков.

Зивег ришон и зивег шейни — соответственно первый и второй брак, а зивег мин-а-шомаим — «брак, заключенный на небесах». Можно, доводя до абсолюта идею неразлучности, представить себе дибук мин-а-шомаим, «дарованного свыше дибука»; несчастливый брак все-таки можно расторгнуть — на то есть гет, «развод», — а вот от дибука так просто не избавишься.

О счастливом браке говорят, что он ойле йофе — «успешный, благополучный». Но идиш есть идиш: это выражение очень часто используется с ироническим оттенком. Например, деловое партнерство привело к тому, что оба вылетели в трубу; рассказывая эту историю, еврей не преминет заметить: «дер зивег ѓот ойле йофе гевен („союз был удачным“): через полгода они обанкротились». Есть сходная по смыслу поговорка — цвей мейсим геен танцн, «два трупа идут плясать»: так говорят, когда два неудачника затевают совместное дело. Если вы, не найдя себе пару для студенческого бала, просидели весь вечер в «Макдональдсе» с соседом по общаге, таким же неприкаянным, — это как раз тот случай, когда цвей мейсим геен танцн. Мертвяк и мертвяк танцуют медляк.

 

VII

Выше мы говорили о мицвах, которые получает женщина, выйдя замуж. Для мужчины, вступившего в брак, главным видимым нововведением становится талес, молитвенная шаль. Именно талес издавна считался знаком принадлежности к еврейству: вопрос «вифл талейсим зенен до бай айх?» («сколько у вас тут талесов?») означает «сколько семей в вашей общине?». Большинство ортодоксальных иудеев, а также евреи из восточноевропейских общин надевают талес только после свадьбы. Неженатые мужчины надевают его только тогда, когда выходят читать Тору или вести молитву; можете себе представить, какое клеймо позора ложится на человека, если он уже достиг зрелых лет, а все еще не носит молитвенную шаль. Все знают, что холостяк не имеет прочного общественного положения; в миньян его принимают, но он — не менч.

Существует несколько объяснений традиции носить талес. Первое изложено в Талмуде (Кидушин 29б): один рабби спрашивает другого, почему он не покрывает голову шалью — согласно Раши, так одевались женатые евреи того времени. Рабби отвечает, что он не женат. Все толкователи под «шалью» понимают «молитвенную шаль» и, следовательно, трактуют вопрос как «Почему ты не покрываешь голову талесом?». Талмудист XV века Маѓарил, чрезвычайно значимая фигура в ашкеназском иудаизме, отмечает, что после заповеди «Кисти сделай себе на четырех углах твоего облачения» сразу же следует стих «Если возьмет муж жену…» (Втор. 22:12–13); толкователь полагает, что соседство этих фраз неслучайно: кисточки на покрывале связаны со вступлением в брак.

Один из самых славных обычаев на традиционной свадьбе — использовать талес, который предстоит надеть молодому мужу, в качестве хупы, то есть балдахина, под которым жених и невеста заключают брачный союз. Образ хупе так неразрывно связан со свадьбой, что само это слово стало обозначать свадебную церемонию. Как мы помним, на обрезании гости желают ребенку прийти к хупе; выражение хупе ве-кидушин («хупа и посвящение молодых друг другу») — стандартное название свадьбы в раввинистической литературе; штелн а хупе («ставить хупу») означает «играть свадьбу», штелн а хупе мит… («ставить хупу с…») — женить (после мит указывается имя жениха).

 

VIII

Как только свадьбу сыграют, хосн-кале становятся ман ун вайб. В идише есть несколько названий супружеской пары, в зависимости от возраста. Молодые супруги — порл, парочка. С годами порл теряет уменьшительный суффикс — л и превращается в просто «пару», пор. Пожилая чета — порфолк.

Есть несколько необычных супружеских обращений — причем они не такие обидные, как может показаться на первый взгляд. Майн алтер/майн алте («мой старик»/«моя старуха») и еще более выразительные майн алтичкер/майн алтичке («мой старичок»/«моя старушка») на самом деле гораздо нежнее, чем в переводе. В слове алтер, помимо тепла и близости (ср. дружеское «старик», «старина»), есть и еще кое-что. Если вы помните, одним из нетрадиционных средств лечения больного ребенка было новое имя — и зачастую это было имя Алтер. Здесь мы имеем дело с чем-то подобным: муж и жена, называя друг друга стариками, тем самым как бы посылают друг другу тайное благословение, желают долгих лет жизни в попытке обмануть Ангела Смерти. Бывало, что двадцатилетние юноши и девушки называли своих супругов алтерами, чтобы отогнать от них злых демонов; это такой слегка чудной способ сказать «мой муж, чтоб он был здоров».

Среди таких скрытых благословений самыми яркими являются два обращения мужа к жене, уже вышедших из обихода: циѓерсте («ты слышишь?») и ѓер нор («послушай-ка»), что в польском идише обычно произносилось как ѓено. Оба выражения означают «жена». Второе — распространенный оклик; есть известная народная песня, которая начинается словами «ѓер нор ду шейн мейделе» («послушай-ка, красавица»), — но это не объясняет, почему выдающийся раввин и фольклорист Иеѓуда Лейб Злотник (1887–1962), по его словам, в детстве считал, что ѓено — имя его матери. Он думал так до тех пор, пока мать не заболела; тогда по просьбе отца в синагоге прочли молитву о ее выздоровлении. До того Злотник никогда не слышал, чтобы мать называли иначе, чем «ѓено». Есть старая шутка на ту же тему: «бай ди хсидим ѓот а фрой ништ кейн эйгенем номен — але ѓейсн зей ѓено» («у хасидских женщин нет собственного имени — их всех зовут ѓено»).

Для нашего уха ѓено звучит грубо и обидно, но на самом деле это не так. Еврейский закон запрещает называть родителей и учителей по имени; уважительное обращение распространилось и на других людей, как в случае с мехутоним, которые часто называют друг друга не по именам, а просто мехутн и мехутенесте. Истинно учтивый разговор на идише ведется в третьем лице. Если вас пригласили к себе не очень знакомые люди, они, вероятно, будут называть вас дер гаст, «гость»: «Ци вил дер гаст а глоз тей?» («Не желает ли гость чашечку чаю?»). К родителям обращаются на «ду» («ты»), а к раввину — дер ров («раввин»). Также в третьем лице следует обращаться к служителям синагоги; людям, которые выше вас по общественному положению, родственникам (например, тетям и дядям), с которыми вы нечасто видитесь или с которыми вы когда-то поссорились и теперь пытаетесь помириться… и к любому незнакомцу на улице — его обычно называют просто дер йид, если это мужчина, конечно.

Тенденция использовать формы третьего лица в знак уважения проявляется еще ярче в талмудическом изречении, приписываемом рабби Йоси: «Я никогда не называл свою жену „женой“, а своего вола „волом“. Я звал жену „мой дом“, а вола „мое поле“» (Шабос 118б). В нескольких строках заключена добрая половина еврейского менталитета; слова рабби Йоси почти на две тысячи лет предвосхитили современную теорию языка. Такой подход мудрец объясняет тем, что жена — основа и оплот его дома, а вол — источник жизни. Правда, дальше тот же рабби Йоси утверждает, что он никогда в жизни не смотрел на свой член, но это не меняет сути дела: обращаясь к жене как к неодушевленному предмету, муж тем самым проявлял свое почтение к ней.

Идею подхватил Маѓарил, о котором мы упоминали выше в связи с талейсим. Исходя из высказывания рабби Йоси, вместо «моя жена» он стал использовать немецкое (уже тогда бывшее в ходу в идише) hausfrau, «хозяйка дома», объединив в одном слове обе части Рабби-Йосиного уравнения. К самой жене он обращался «ѓерт ир ништ» («вы что, не слышите?») — так рассказывается в книге «Минѓагей ѓа-Маѓарил» («Правила Маѓарила»), весьма важном для иудаизма произведении: «Согласно обычаю, супружеские пары не называют друг друга по имени; Маѓарил, беседуя с женой, был так почтителен, как если бы он разговаривал с несколькими людьми».

Опуская имя супруги и обращаясь к ней во множественном числе, Маѓарил — по крайней мере, так считал он сам — как бы ставил ее почти наравне со своими родителями и учителями, то есть самыми почитаемыми людьми. То, что кажется нам знаком презрения, на самом деле было знаком уважения, даже благоговения. Когда множественное число стало резать слух — поскольку с женой не годится разговаривать в официальном тоне, — ѓерт ир ништ превратилось в ласковые циѓерсте и ѓер нор.

Вот что значит «безвозвратно утерянный мир», о котором говорят старики; он может нам не нравиться, но так или иначе — люди, говорившие тем языком, хорошо понимали, о чем говорят, и мы не вправе пенять на них за свое собственное непонимание тех реалий.

Кроме циѓерсте и ѓено, есть и другие слова похвалы, уже не столь двусмысленные, но и они могут идти вразрез с нашими сегодняшними представлениями о похвале. Одно из почетнейших званий еврейской жены — берие (не спутайте с похоже звучащей фамилией верного соратника лучшего друга советских физкультурников). Это хозяйка par excellence, идеальная жена: она готовит, убирает, воспитывает детей и при этом полна койех (сил) для любви, вернувшись из миквы.

В широком смысле берие — «дока», «знаток своего дела»: Ханеле из а берие аф ойслейгн, «Хана — спец по части правописания». Если же вид деятельности не указан, то берие значит гуте балебосте, «хорошая хозяйка». Слово балебосте включает в себя и другие понятия: (домо)владелица, начальница; в общем, женщина, наделенная достаточной властью, чтобы вершить судьбами не только своих домочадцев, но и кого-то еще. О женщине, занимающей такое положение, могут сказать: «зи трогт ди ѓойзн» («она носит штаны») или даже «зи трогт ди цицес» («она носит цицит», т. е. пучок нитей с кистями на концах, которые по традиции носят мужчины-евреи, привязывая их к четырехугольной одежде).

Еще более высокое звание, чем берие, — эйшес хайел, «добродетельная жена». Это слова из Книги Притчей Соломоновых (Притч. 31:10–31 — «Кто найдет жену добродетельную? выше жемчугов цена ее…»), этот текст читают каждую субботу за трапезой. Эйшес хайел — не просто подруга: она — поддержка и опора мужа, причем порой речь идет о серьезной материальной поддержке. Глагол эйшес хайелен означает «быть деловой женщиной», зачастую даже — единственной кормилицей семьи. Крепко сбитую, угрожающего вида бабу, в которой сочетаются гезунт штик («здоровяк») и зойере вечере («вздорная женщина», дословно — «кислый ужин»), тоже могут в шутку назвать эйшес хайел, как бы «амазонка».

Наслушавшись похвал, хозяйка может начать гойдерн зих (дословно «изображать [двойной] подбородок»): пыжиться, напускать на себя важность, не соответствующую ее положению. Выражение уходит корнями в те времена, когда двойной подбородок у женщины считался признаком красоты, хороших манер и благосостояния, а мужчины с гордостью носили брюшко. Если о женщине говорят, что она гойдерт зих, значит, дамочка весьма чванлива, смотрит свысока на равных себе и заискивает перед вышестоящими. Самых невыносимых представительниц этой породы могут даже охарактеризовать как ди готихе («божиха», «Бог-баба» (но никак не «богиня»!), а несчастная домашняя прислуга наверняка называет хозяйку — за глаза, конечно, — ди мадаменю.

Несомненно, готихе хотела бы прослыть цадейкес, «праведницей», хотя такого звания живые редко удостаиваются, разве что в ироническом смысле. Цадейкес обладает всеми добродетелями цадика — благочестивого, набожного и кроткого человека — и вдобавок, наверно, окна моет. Для псевдо цадейкес или хнек («ханжа», «святоша»), есть особое название: цицес шпинерн («та, что крутит цицит»). Она прямо-таки готс страпче, «Божий стряпчий», — уж она-то знает, кто что делает не так.

Все эти насмешливые прозвища относятся к людским нравам в целом, но существует и другой тип названий, когда именно о женщине говорят со страхом и отвращением. В некоторых крайне религиозных общинах считается, что для ученого — читай, для любого взрослого мужчины — унизительно даже говорить о такой штуке, как жена: она служит напоминанием о жизни ниже пояса. Некоторые хасиды вообще не говорят о своих (а уж тем более — чужих) женах. Если все-таки нужно упомянуть ее, используют безличное местоимение мен. «Вос махт мен бай дир ин штуб?» (дословно «Что делается у тебя дома?») на самом деле означает «Как поживает твоя жена?». Вопрос «мен арбет?» («работается?») означает «твоя жена работает?»

Злотник рассказывает: однажды в хасидскую синагогу пришел человек с посланием мужу от жены и сказал: «Айер шверс тохтер („дочь вашего тестя“) просила передать вам…» Если эйшес хайел и балебосте просто отражают особое представление о семейной жизни, то айер шверс тохтер — это уже тяжелый случай.