Это случилось в прошлом веке, даже в прошлом тысячелетии. Хотя вроде бы не так уж давно. Да, именно так: эта история имела место быть в 1992 году.

Я летел на аэрофлотовском самолёте «Москва-Париж» и глазел в иллюминатор, чтобы не пялиться на шикарную соседку – молодую кареглазую красотку в бугрящемся свитере и лопающихся джинсах. Её модельная стрижка была подкрашена в призывный рыжевато-палевый цвет. Коралловые губки таили в уголках многообещающую беглую улыбку. Смышленые глаза постреливали из-под длинных ресниц, иногда – в мою сторону. В её яркой внешности чётко проявлялись характерные черты обитателей южных украинских степей и чёрт знает каких буйных кровей.

В ту пору мой брак уже дал изрядную трещину, но я по инерции чувствовал себя абсолютно семейным человеком и поэтому мужественно старался сдерживать свои мужские эмоции в отношении прекрасных представительниц слабого пола.

В обоюдном молчании прошел час. Соседка, разбираемая любопытством, не удержалась: «Вы летите в Париж?» – «Разве самолёт летит в Пекин?» – «Значит, Вы в Париж!» – «В Орсе, это рядом» – «Отдыхать?» – «Работать». – «Кем?» – «Постдоком» – «Это что такое?» – «Должность для новоиспеченного кандидата наук». – «Вы ученый?» – «Биофизик. А Вы?» «Я врач».

Оказалось, что мы закончили в разное время один и тот же московский мединститут, только я учился на биофизика, а она на уролога. Меня интересовала живая клетка, а её – мочеполовая система. Оксана летела к парижской тетке на отдых.

В оживленной беседе о том о сём мы даже не заметили, как долетели. Самолет пошел на снижение. Оксана снова взяла инициативу на себя и предложила обменяться телефонами. Мобильников тогда ещё не было (каменный век!). Она записала мне на бумажке тёткин телефон, а я сообщил ей телефон лаборатории.

Добравшись до Орсе, я встретился с завлабом Жаком, который продемонстрировал мне свои научные владения. Не теряя времени, я тут же, как истинный трудоголик, приступил к подготовке опытов. В конце рабочего дня мне почему-то стала вспоминаться Оксана. Это сильно отвлекало. Я здраво подумал: «Она замужем, я женат. Вопрос исчерпан». Вытащил из кармана бумажку с телефоном, выбросил в мусорную корзину и спокойненько ушел ночевать в студенческий кампус.

Ночью Оксана мне приснилась. Она была прекрасна и плакала навзрыд. Мне стало нестерпимо жаль её. Я приобнял её и поцеловал, но тут же целомудренно остановился: «Стоп. Нет, нельзя». Даже во сне мои бурные эмоции были побеждены холодным мозгом.

Проснувшись утром, я непроизвольно опять стал думать об Оксане. И осознал, что втюрился. Прибежав в лабораторию, я схватил мусорную корзинку, но она оказалась уже пуста.

«Тем лучше», – мысленно сказал я себе, чтобы успокоиться. Но успокоиться не получилось. По-видимому, у меня был дюже унылый вид, ибо Жак спросил: «Что с тобой?» – «Ностальгия», – ответил я, не уточняя.

Весь день я старался отвлечься работой, но навязчивый образ Оксаны настойчиво напоминал мне, какой я кретин. Я стал соображать, как мне Оксану найти. Но огромный Париж не маленький Орсе, шансов – нуль.

Прошло три мучительных дня. Я постоянно вспоминал Оксану и лелеял глупую надежду, что она мне позвонит. Я по нескольку раз в день спрашивал Жака, не звонил ли кто. Он сочувственно смотрел на меня и отрицательно качал головой.

Наваждение не проходило. Как ненормальный, я на что-то надеялся. Понимая абсурдность ситуации, я всё же мысленно заклинал Оксану: «Позвони, позвони, позвони!». И мысль материализовалась.

«Привет! Я кое-как тебя нашла!», – раздался в телефонной трубке её радостный голос. Меня приятно поразило её «ты». Оказалось, что телефон, который я ей записал, был не лабораторный, а директорский. Секретарша директора ничего про меня не знала. Оксана выпросила у неё телефоны всех лабораторий (два десятка!) и висела на проводе три дня, за что получила от тётки капитальный втык.

Вечером я поехал на электричке в Париж. Мы встретились у Эйфелевой башни, так как никаких других парижских достопримечательностей я пока не знал. «Поднимемся?» – предложил я. «Да нет, я уже столько раз была на верху этой башни, что меня от неё начинает уже мутить», – скорчила Оксана гримаску.

Мы пошли куда глаза глядят. Темнело, но на улицах от огней было светло почти как днём. Миновав Пигаль, запруженную нарядными женщинами и прочей мошкарой, мы забрались на Монмартр. Перед нами мирно лежал сверкающий Париж, а над нами торжественно сияли звёзды. Я любовался не столько ими, сколько своей спутницей.

«Ты надолго приехала?», – спросил я. «На две недели» – «А что так мало?» – «Надолго муж не разрешил» – «Так ты замужем?!» – «К сожалению. Перед отъездом мы с мужем поругались. Он вообще не хотел меня отпускать. Ревнивый дурак. А ты женат?» – «Да. Тоже к сожалению». И мы дружно рассмеялись.

Спустившись, мы купили в киоске большую бутыль пива, открыли и стали пить по очереди из горлышка, смеясь, торопясь и обливаясь светлым холодным напитком.

Узнав, что я собираюсь издать книгу, Оксана предложила: «Мой брат, живущий здесь, работает в издательском бизнесе. Он может помочь». Мы расстались в метро. Она поехала к тетке, я – в Орсе. Мы аскетически не дали воли чувствам.

В субботу утром я отправился в Париж на встречу с её братом. Он пришел в условленное место с большим опозданием, явно не выспавшийся и несколько угрюмый и помятый. Он был полной противоположностью своей сестре: худощавый мелкий брюнет со светлыми глазами, римским носом и тонкими губами. «Ты давно знаком с Оксаной?», – первое, что спросил он, глядя на меня исподлобья. «Нет, мы познакомились в самолёте». Узнав о сути моей книги, он потащил меня по каким-то адресам, где с удивительным постоянством либо никого не оказывалось на месте, либо нужный человек был очень занят. Потеряв целый день, я понял, что он принадлежит к той категории неорганизованных обормотов, которые умеют строить грандиозные планы и много обещать, но не умеют ничего делать как следует.

Воскресенье я вдохновенно проводил в лаборатории, тщетно пытаясь не думать об Оксане. Вдруг она позвонила (телепатия?): «Слушай, покажи мне научные приборы и чем ты там занимаешься!» По-женски это означало «да, да, да!». Я позвонил домой Жаку и спросил разрешения на визит посетительницы в лабораторию. Он любезно разрешил и даже предложил посидеть вечерком втроем в кафе; только не сегодня, а лучше завтра.

Назавтра Оксана приехала в Орсе. Я, как павлин, распустил перья, демонстрируя ей синхротрон и спектральные приборы. Она восхищенно хлопала в ладоши и задавала вполне осмысленные вопросы. Она легко схватывала суть ответов и этим окончательно выбила меня из рабочей колеи.

Вошел Жак. Я представил их друг другу. Жак спросил, чем она занимается. Обворожительно улыбаясь, она ответила, что лечит мужские и женские болезни. Жак переспросил, где она это делает. Она кокетливо повела плечами, усмехнулась и сказала, что делает на дому профессиональный массаж. Жак задал ещё пару вопросов и ушел с каким-то многозначительным видом, бросив мне на ходу, что вечером занят и в кафе пойти не сможет.

Вечером, когда мы прогуливались с Оксаной по городку, я кивнул на жилищный кампус: «Я тут живу». «Ты меня приглашаешь?» – «Само собой».

Увидев на вешалке мой полосатый мохеровый шарф, она воскликнула: «Ой, какая прелесть! Такой пушистый, мягкий!» и обмотала себе шею. Я позавидовал своему шарфу. В маленькой комнатке Оксана быстро освоилась, уютно устроилась на диване и включила радиоприёмничек с музыкой.

Я накрыл стол, нарезал колбасу с хлебом, откупорил красное французское вино и наполнил стаканы. «За тебя!» – сказал я, поднимая стакан. «За нас», – эхом отозвалась она и дзынькнула своим стаканом о мой. Мы закусили и выпили ещё. Оксана резко захмелела и ультимативно заявила: «Хочу танцевать!» Вскочила с дивана и стала вертеться, демонстрируя свою аппетитную ладную фигурку. Я любовался ею и сдерживал желание её проглотить. «Какая ты красивая! Совсем не похожа на своего родного брата!» – восхищенно воскликнул я. Оксана смутилась: «Он мне не совсем родной, он двоюродный. Наши мамы – двоюродные сёстры» – «Так значит он не двоюродный, а троюродный – десятая вода на киселе. За такого можно даже замуж выходить», – неосторожно пошутил я. Оксана помрачнела и процедила сквозь зубки: «У него характер хреновый. Целый день бродит по квартире и брюзжит, как старпер». – «Откуда ты взяла, что он весь день брюзжит?» – «Вообще-то я остановилась у него, а не у тётки».

Тут меня наконец-то осенило: он её любовник! В моём мозгу, раскрепощенном алкоголем, в один момент связались все отдельные фактики: замужем, но называет мужа дураком; муж сильно ревнует, наверно не безосновательно; разругалась с ним и уехала в Париж, причем, это уже не в первый раз; делает мужчинам массаж на дому (интересно, чем кончается этот «массаж»?); при мне нахально кокетничала с Жаком; имела множество свиданий у Эйфелевой башни; наврала про «брата», что он брат; живёт у него, а не у тётки. Вывод: моя избранница – шлюха!

Я замер в ступоре. Оксана перестала вертеться, посмотрела на меня пристально, как через оптический прицел, и поняла, что я всё понял. Она выключила музыку и тихо спросила: «Что дальше?» – «Дальше я провожу тебя на электричку».

Мы вышли на улицу и направились к станции. Оксана зябко поёжилась: «Как холодно! Обними меня!» Я слегка приобнял её, чтобы не обидеть. Но по настоящему обнять не мог. Обнять шлюху? Невозможно.

Она зашла в электричку и махнула мне рукой. Я махнул ей.

Назавтра она позвонила: «Я должна вернуть тебе твой шарф» – «Оставь его себе на память».

Вот и вся история. Тут можно было бы поставить точку. Но фокус в том, что в последующие годы со мной произошло ещё восемь подобных историй, суть которых можно сформулировать следующим образом: мне встречается прекрасная женщина, в которую я влюбляюсь до одурения (и вроде бы вижу взаимность), а потом выясняется, что она – лживая шлюха. Почему-то я влюбляюсь только в шлюх. Печально, но факт.