Радостный вальс. Пары смеются счастливо. Я битый час Глупо любуюсь тобой. Профиль, анфас… Ты бесподобно красива. Ангел средь нас! Нимб вижу над головой. Свет твоих глаз! Кружево легких движений… Ты дала шанс Каждому, кто подходил… Здесь и сейчас Я – зритель, а ты – на сцене. Не в первый раз Вальс ты танцуешь с другим. Он как паяц. Но ты прильнула к партнёру. В вальсе есть фальшь. В зале свободных нет мест. Он любит фарс. Лучше дала бы ты дёру. Кончится вальс — Он тебя заживо съест.

Я на охоте птичку подстрелил. Она рванулась в небо. Но без сил Упала камнем вниз. Я подбежал, Но птичку на снегу не увидал. Добычи в сухостое тоже нет… Сегодня постным будет мой обед. И тут мне мысль престранная пришла, Что эта птичка – чья-нибудь душа. И сердце защемило вдруг в груди. Ах, птичка, ты меня прости! Угас во мне охотничий азарт. Я осознал, что смерть – жестокий факт. Когда-нибудь и я, как птичка та, Рванусь в последнем крике, где черта, Которая итог мой подведёт. И на земле меня никто уж не найдёт.

Судьба всё шутит надо мной: Одарит щедро чем-нибудь И – тут же отберёт, с бедой, Оставив на душе лишь муть. Я заработал миллион; Его я вскоре потерял. В науке я открыл закон, Но конкурент его украл. Мой верный друг вдруг стал врагом. Таков судьбы был приговор. Тот друг давно ходил в мой дом, Но в спину нож вонзил легко. Я видел в женщинах людей И порывался их любить. А находил всегда бл@дей, Которых хочется убить. Судьба смеется надо мной. Я черный юмор оценил И не ищу судьбы иной: Я эту стерву полюбил.

Котом не съеденная маленькая Мышка Обидчику решила отомстить. Она полезла в драку, как мальчишка, Чтобы Кота как следует побить. Она Слоном себя вообразила И навалилась телом на Кота. Она его лупила-молотила Во все причинно-уязвимые места. Кот от щекотки замурлыкал сладко И сладострастно обнял эту Мышь. У ней дыханье спёрло: «Хам прегадкий! … (она ругнулась). Что со мной творишь!?» – «Так ты ж сама дружить со мной хотела: Ходила в декольте, вертя хвостом. А нынче подросла душой и телом. Я ж не монах, сидящий под кустом!» И Мышь с Котом так крепко подружились, Что Мышка стала Кошкой. А потом У них такие детки уродились, Что ни сказать, ни описать пером!

Когда боксёр по морде получает, То он не удивляется «за что!?» На ринге он характер закаляет. И телу все удары – нипочём. А вот когда по жизни (не на ринге) Судьба ему врезает прям под дых, Он изумляется. Тут в челюсть бьют ботинком… «Так не по правилам!», – он сердится, кричит… Наивный! Он, увы, не понимает, Что в жизни нету правил никаких. И по зубам, и в пах судьба ударит, Хоть прав или не прав. Боксёр, держись! Не расслабляйся! Стань покрепче в стойку! Упал – вставай! И бей точнее в цель. Тебя не ждёт ни пенсия, ни койка… Не победит тебя ни враг, ни даже смерть!

В рудниках добывался в породе холодный металл. Из руды извлекался он жаром большого огня. И горячий железный ручей из печей вытекал. И ковалось оружие, грозною сталью звеня. И холодный клинок пополам черепа рассекал. Пистолет нагревался, стреляя без промаха в цель. Автомат был горячим и жадно патроны глотал. Пулемёт раскалялся, дымясь. И косила всех смерть. Кто убит был, тот телом своим навсегда остывал. А винтовку его забирал себе кто-то другой. И горячий свинец всё со свистом вокруг поливал. И холодный металл согревался живою рукой. И под шквалом снарядов противник позорно бежал. Самолёты бомбили. И танки рычали «вперёд!» И броня так надёжно крепка была и горяча, Что народ шел войною всегда на соседний народ. Победитель кровавый заклятых врагов побеждал. И война повторялась веками, опять и опять. И горячим опять становился холодный металл. И над трупом над каждым рыдали вдова, дочь и мать.

Как бы я любил тебя! Каждые четыре дня. Чаще мог бы: через день. Было б мне с тобой не лень… Или даже ежедневно Я б ласкал тебя, наверно. Не растрачен сладкий пыл? Дважды в день хватило б сил. Каждый раз – по три часа. Ты б в оргазмах была вся! Не могу тебя понять: Ты к другому – прыг в кровать! Он – болтун средь сись и пись. Вот теперь с ним и @бись!

Я по краешку скольжу, В бездну весело гляжу. И, угрозу затая, Бездна смотрит на меня. Не боюсь я бездны той, Пока сильный и живой. А когда в неё свалюсь, Верю, что не об@ссусь. Бездна – чёрная дыра, Где одна лишь пустота. Пустоты бояться – глупо. Страх – вот истинная мука. Ничего я не страшусь. Жизнь конечна? Ну и пусть! Я на краешке стою, В бездну весело плюю.

Вот отправлюсь к тайванькам! Всё брошу к чертям! Пусть останутся Танька и Манька Без меня. И – конец всем соплям! Я свободен, как рыба таранька! Я тряхну плавником, поплыву в океан. Вместо ног я хвостом стану двигать. А пиджак со штанами я скину к фигам, Чешуей обрасту тут же мигом. Словно сказочный рыб приплыву на Тайвань. Там по берегу – пальмы, кокосы… И тайваньки нагие нырнут в океан — Загорелы, стройны и раскосы. И, увидев меня, они влюбятся все В мою умную добрую морду. И на пляжа песчаной прибрежной косе Я вернусь в свою прежнюю форму. Там с тайваньским гаремом я счастье найду. Нарожают они мне рыбёнков. И во всём я достигну собой глубину. И баблом обеспечу потомков. А те дуры, которых я бросил навек, Пусть утрутся своими слезами! И пускай осознают, что я – человек, А не рыба без чувств и не раб их.

В жизни важно женское начало. Всё живое в муках рождено. Женщины любого воспитают. Им вообще преграды нипочём! Женское повсюду процветает: В доме, яслях, школе и быту. И семей без женщин не бывает. И без баб не славят красоту. Женщина – надежда и опора, Цель и вожделенье – всё в одном. И когда жена глядит с укором, Муж цветы ей дарит вечерком… Женщины, по сути, правят миром. Царственный надет на них венец. Но исчезло бы их царство мигом, Если б не стоял мужской конец! ☺

Если есть большое сердце, Ему хочется любви. В мозге нет открытой дверцы, Чтоб любовь могла войти. Сердце бьётся в ожиданьи, Позабыв про все рубцы. Но сердечные страданья Мозгу кажутся смешны. Мозг с усмешкой восклицает: «Ты кретин! Гормонов раб!» Сердце гордо отвечает: «Ты хоть умный, но не прав». Мозг смеется: «Это ж глупо — Волноваться и любить. Ведь измена иль разлука Могут чувство вмиг разбить». Сердце радостно забилось, В резонанс с другим войдя. И у мозга мысль родилась: «Глупо жить лишь не любя!»

Четыре женщины признались мне в любви. Их всех внезапно как-то дружно прорвало. Спасибо вам, хорошие мои! Но моё сердце пятой отдано. Да вот беда: я ей ни капельки не мил. Она другого любит уж давно. Он штук полсотни обманул и совратил. Она не видит, что по сути он мурло. Я у неё в запасе. Мучит сплин; Восторженно молчу при ней без слов. Я как шестерка. Дожил до седин, Но вляпался по глупости в любовь. У чувств не требуйте логических причин! Хоть в сотый раз влюбляясь вновь и вновь, Любой из нас урок не получил, Что безнадёжна всякая любовь.

Она и он. Два тела. Две души. Почти во всём между собой не схожи. Случайно встретились. И замерли в тиши. И вдруг влюбились страстно, аж до дрожи. И чувство единения во всём Влюблённых обоюдно посетило. И так им хорошо было вдвоём, Что под телами их земля поплыла. И закружилось небо в блёстках звёзд. Вселенная открыла им объятья. И ангел поздравление принёс. И изнутри их распирало счастьем. В просторах мироздания, сдурев, Галактики, вальсируя, кружились. Созвездья в небе Козерог и Лев Над парой той молитвенно склонились. И Бог пролил от радости слезу. И пела гимн восторженный природа… Но утром вся любовь исчезла вдруг. И разбежались быстро два урода.

Козу перед собой увидев молодую, Козлище старый вдруг почуял похоть в теле. Как соблазнить ему красавицу такую? Ведь сам был неказист и сив, как мерин. Козёл, умом особым не блистая, Хитёр и ласков был со слабым полом. Козу он заманил в тепло сарая. Капусту ей сулил изящным словом. Коза, развесив уши, вся сомлела. Козлище ловко сзади взгромоздился. Коза такого счастья не хотела… Козёл пыхтел, пердел, в экстазе бился… Измучил Козочку. И сам без сил остался. Она решила: «Мне такой не нужен. Хотя он весь вспотел, когда старался, Но толку – нуль от этакого мужа». Коза была развратна и блудлива. Ушла к другому, кто был помоложе. Она капусту искренне любила, Но не хотела спать с поганой рожей. Козлище вслед ей долго страстно блеял. Она в ответ: «Я ста козлам давала! Мне каждый вымя мял и семя сеял. Но никого козлей тебя я не видала!» В сей басне нет особенной морали. Козлы всегда молоденьких хотели, Но силы не всегда соизмеряли… Рога – награда в их бесславном деле.

Однажды две гордые сиськи Сказали: «Не трогайте нас! Кончайте нас лапать и тискать! Мужчины, мы здесь не для вас! Не созданы мы на потеху! Набухнуть хотим молоком. Младенца вскормить в человека — Вот наш от рождения долг.» Мужчины тотчас охладели. А сисек загрызла тоска. Они безнадёжно висели, Ни капли не дав молока. Какая мораль этой басни? Не слушайте женщин, друзья! Они тем горды чем прекрасны. И сиськи у них не зазря!

Я тараканов увидал у Вас. Они из всех щелей ползли наружу. Мне с ними не понравился пейзаж. Я никогда не стану Вашим мужем. Мне Ваши тараканы ни к чему. Ведь у меня своих вполне хватает. Я поражаюсь своему уму, Когда они все дружно вылезают. Жевалами привычно шевеля, Они шуршат. И лезут в нос и уши. И мысли мои буйно шелестят, Тоской вселенской наполняя душу. Прогнать я тараканов не могу. На «кыш!» они спокойно двигают усами. А дихлофос почуя за версту, Они убить меня готовы сами. Давить я их не буду, так как Вы. Я не люблю жестокого насилья. Но и принять их с Вами я, увы, В свой тараканий симбиоз не в силах.

Вам я благодарен за любовь. Но в ответ не ждите ничего, Кроме теплых дружественных слов. Сердце моё пеплом холодно. Полюбить не в силах я никак С той поры, когда я был влюблён. Вёл себя как редкостный чудак. И за это был испепелён. Я обжегся так, что обгорел. Больше не поверю никому. Я навек застыл и омертвел. Мне лишь снится, что ещё живу. Глупо старый пепел ворошить. Невозможно вновь наивным стать И кого-то пламенно любить, Верить и несбыточного ждать. Ангельские милые черты, Тихий голос, блеск чудесных глаз… Всё снаружи – блёстки мишуры. Побрякушки это не алмаз.

Ты восхитительно краснела, Когда я весело шутил. Ты волновалось, словно дева. А я тебя боготворил. Изящна, гибка, миловидна… Кокетство было – просто так. Ты забавлялась, очевидно. А я влюбился, как дурак. В карман за словом ты не лезла. Твой острый ум я оценил. Хоть я держался как профессор, Но еле сдерживал свой пыл. Однажды ты проговорилась, Что есть любовник у тебя. А я бесстрастным притворился, Дебилом чувствуя себя. И ты обиделась до жути, Что за тебя я не борюсь. Я не кобель, хотящий суки. От адюльтера воздержусь.

Я устал от проблем, от забот, от людей и от жизни. Я смертельно устал, но всё же шагаю вперед. А усталость, как гиря, на шее свинцовою тяжестью виснет. И душа вся трепещет, и бьётся как рыба об лёд. Не хочу ничего: ни побед, ни успеха, ни славы. Не желаю ни денег, ни должностей или наград. Мне не жаль ни себя, ни других, ни остатков великой державы, Где народ, словно быдло, подачке бессовестной рад. Тут на лицах кругом не сияет печать благородства. Нечистоты текут по грязи. Процветает засилья содом. Никакие наряды не спрячут уродства и скотства. Здесь вертепом стал храм. И пуст мой покинутый дом. Жизнь пронизана фальшью, безудержным хитрым обманом. Всё вокруг не моё. Я вообще не от мира сего. Чистоту сохранить всех святых для меня идеалов Невозможно в миру. И не жаль мне покинуть его…

Мы с тобой не встретились. Вроде не беда. Мимо нас проносятся Быстрые года. Где-то по отдельности Жили мы с тобой, С кем-то в одинокости Телом и душой. Чем-то очень заняты, Времени в обрез. Понимаем я и ты: Мы на свете есть. Жаль, что шансов свидеться Не было у нас. У тебя слезиночки Катятся из глаз. Улыбнись, красивая, Прогони печаль! И живи счастливая Тем, чего не жаль.

Есть во мне природный недостаток — Не умею многое прощать: Ругань, склоку, грязь и беспорядок… Долго тут могу перечислять. Презираю тупость и дебильство, Серость, пустоту и примитив. Не приемлю хамства, скотства, свинства И когда две бабы на троих. Не люблю коварство, хитрожопость, Ложь, обман, нечестную игру… Ненавижу ненависть и подлость И когда друзья друг другу врут. Оправданья нет злодейским людям. Не терплю садистов всех мастей, Болтунов, воров, продажных судей, Алкашей, бандитов и блядей. Пусть грехи им церковь отпускает. Я не бог, чтоб мерзости прощать. И подонкам я не позволяю Об меня ножонки вытирать.

Взрешила ках-то раз велика жопа Без тела самостийность обрясти: «Мене побачит вскоростi Явропа! 3 башкою мнi ийтi не по путi I з серцем ми не кровнi и не брати, Не двi сестри и дажi не рiдня. З руками не потребу мнi обьятя. I мозк – вiн трохи не гловне, нiж я. Пiд мнi – запас прекрасняйшага сала. А тiло, немов прищ, на мнi сидить. Я бi давно вже вiпросталась, встала, Но тiло мнi мiшае i пердить». И жопа объявила незалэжность, Надев блакитно-жовтые трусы. И газ струёй направила в промэжность. И спи…дила три тонны ковбасы. Но тут запор случився в бедалаги. Ей клизьму вставили и опустили враз. В червоно-чорные молилась она флаги. Но ей помох лишь токо унитаз…

Иногда я вспоминаю Вас. Уж простите, я не виноват, Что пленённый блеском Ваших глаз До сих пор тоскую, как дурак. Иногда я забываю Вас. Но проходит день или второй — Снова представляю Ваш анфас Красоты небесной, неземной. Иногда я в женщине другой Сходство с Вами вижу. И тогда Втюриваюсь сразу. Сам не свой Волочусь за нею невпопад. Иногда я думаю о том, Что вернуть Вас мог бы без труда. Вы наверно замужем давно И верны супругу иногда…

Скоро 1-е апреля. Чем Стихиру насмешить? Может, шутку мне посеять? Может, песенку сложить? Иль пародькой шаловливой Мне отметить этот день? Написать полтонны строчек? Что-то мне, ребята, лень.

Не вдохновляй меня, не надо! Ведь вдохновенья перебор — Такая тяжкая награда, Как гильотина иль топор. Когда приходит вдохновенье, Слова слагаются в стихи. И нет свободного мгновенья От рифмоплётства чепухи. А жизнь проходит быстро мимо. За хвост нельзя её поймать. И, вдохновением гонимый, Поэт торопится мечтать. Но толку нет в таком безумстве. Ведь вдохновенье на обед Не скушать. Все порывы чувства Не стоят супа иль котлет.

Все поэты пишут про любовь, Чувства, страсти и сиянье глаз, Про мечту, про звёзды, про морковь… Я же напишу – про унитаз. Фу, какая пошлость! – скажет тот, Кто на нём ни разу не сидел. Кто сидел, легко меня поймёт И одобрит стих мой без проблем. Матово сияя белизной, Унитаз опорой служит нам. Лецизреет он конец мужской, Измеряет ягодицы дам. Сколько на веку он повидал! Столько принял разного в себя! Я его, признаюсь, обнимал Пьяный, как последняя свинья. Человек не может без него. Всё, что съешь и выпьешь каждый раз, Не держи в себе, отдай легко! Чавкнет благодарно унитаз.

На рассвете улыбнулся — Хорошо. Не успеешь оглянуться — День прошел. Вот неделя пролетела, Месяц, год… Рвётся душенька из тела В небосвод. Не спеши, моя душа, Не торопись! До чего же хороша Под солнцем жизнь! Эх, судьба скривилась Наперекосяк… Чтоб собою подавилась! Всё ништяк. Даже если дюже плохо Телу жить, Это всё-таки не повод, Чтобы ныть.

У меня завёлся в доме паучок. Он повёл себя совсем как дурачок: На плиту легко взобрался, В сковородку перебрался И улёгся спать там на бочок. Паучок, паучок, Ты лишил меня обеда. Паучок, паучок Прибежавший от соседа. Паучок, паучок Ты ведешь себя нахально. Паучок, паучок Я терплю тебя, как странно! Паучок, паучок Всё обвесил паутиной. Паучок, паучок, Я хожу с унылой миной. Но когда влетели мухи ко мне в дом, И попали в паутину (поделом!), Осознал я с удивленьем, Перешедшим в восхищение: Паучок был другом, не врагом! И тогда я подружился с паучком, Одиночество забыл, стал бодрячком. И всё в жизни изменилось, Что мечталось, то и сбылось, Словно рыбку накормили червячком. Но однажды загрустил мой паучок И забился в тёмный угол, где крючок, На котором вещь висела (До которой нет мне дела), И укрылся там он на денёк. Вот прошло ещё совсем немало дней. Паучок вдруг народил детей! И теперь почти полсотни паучат Быстро бегают и лапками сучат. Как безмерно рад сейчас и счастлив я! Паучки растут день ото дня. Только вот какое дело: Как бы вдруг меня не съела Паучков огромная семья!

Девушка, плывущая с дельфинами, С ними очень счастлива была. И играла стайка над глубинами. И катилась дерзкая волна. Капитан на белом пароходике Углядел красавицу в бинокль. Бороздил моря он много годиков, Но не повстречал свою Ассоль. Девушка, плывущая с дельфинами, Помахала радостно рукой Пароходу белому старинному И, нырнув, исчезла под водой. Капитан решил, что эта девушка Позвала его скорее плыть. Боевой он был, хотя и дедушка, И погнал кораблик во всю прыть. Девушка, плывущая с дельфинами, Вынырнула прямо за кормой. А потом, плеснув ногами длинными, К берегу направилась, домой. Капитан завыл от огорчения И ушёл в безбрежный океан. Там и утонул без приключения Этот невезучий капитан.

Мне жаль, что больше никогда Я не увижу этот мир. Душа вольётся навсегда Меж звёзд в космический эфир. Я никогда не буду вновь Дышать, мечтать, хотеть, вершить… И мне не встретится любовь, Которую нельзя забыть. И даже через сотни лет Не рассосётся вечный мрак. Я был весёлый человек, Не хам, не сволочь, не дурак. Я жил открыто и легко. Но труден был тернистый путь. Старался мыслить глубоко, Копал где истина, где суть. Жалею я лишь об одном: Жизнь невозможно повторить. Ну, что ж, спасибо и на том, Что довелось на свете жить. И, прогоняя прочь печаль, Я на прощанье улыбнусь. Жаль, под березками лежать Придётся долго. Ну и пусть. А жаль…

Мне нравятся все женщины-красотки. На них я останавливаю взгляд. Как будоражат душу сиськи-попки! Прискорбный факт. Но я не виноват! Меня природа щедро одарила Рефлексами, с которыми борюсь. Противиться я им, увы, не в силах. Я раб мужских любвеобильных чувств. Умом я всё прекрасно понимаю. И каждый раз даю себе зарок: Не втюриваться. Но тотчас влюбляюсь. Таков судьбы моей жестокий рок. Гормоны управляют мной умело. Я восхищаюсь, видя крепкий зад И тонкий стан, и личико, и тело… Я не маньяк! Нет, я не виноват!

Некрасивая девочка — Без друзей и подруг. Хотя вроде не дурочка, Все кривятся вокруг. Подросла, заневестилась… Не проводят в кино. С горя чуть не повесилась. Не заметил никто. Замуж девушке хочется. Женихов не сыскать. Все презрительно морщатся, Не зовут ночевать. Полюбила бывалого. Всю себя отдала. Он вниманьем не баловал. Но зато – родила. Годы шли незаметные. Поседела она — Некрасивая женщина, Всё одна и одна… Раз однажды оладушки Для внучат напекла. «Ты красивая, бабушка!» — Услыхала она.

Пегас крылатый, тужась каждый день, Наваливал огромнейшие кучи. Сдержать в себе не мог он всяку хрень, Поэтому срал много и могуче. Его так распирало и несло! Облегчившись, он ржал, всех призывая, Взглянуть себе под хвост. Да, ремесло Своё он знал, в великого играя. В стихийном стаде был он вожаком. Навозу у него побольше было, Чем у других. Хотя был мудаком, Любила его каждая кобыла. Как альтруист, бесплатно он давал Свои дары любому, кто был рядом. Как он трудился! Чуть ли не пахал По говнорифме своим крепким задом. И вот Пегас ещё прославиться решил, Чтоб мир весь поразился в восхищеньи. Он монумент себе соорудил, Парнас обгадив тоннами творенья. Фанфары зазвучали в небесах. Пегаса равным Богу все признали. Вдруг шорник появился. Ах не ах, Но колбасу Пегасом начиняли…

Мне опротивел сирый дом, Где одиночества дурдом. Я помышляю о жене. Тоску о ней топлю в вине. Моя проблема только в том, Что не родился я котом. Ведь если б я котом родился, То никогда бы не женился. Вертел бы я своим хвостом И не мечтал бы ни о ком, А просто с кошками дружил, Но сам всегда свободным жил. В подвале или под кустом Я б кошек лапал, а потом Лежал счастливый и довольный, Мурлыча сладко блюз прикольный. Я б беззаботным был котом, Мышей ловил проворно ртом. И мысль дурная о жене Не возникала бы во мне.

Есть во мне дурацкое стремленье Всюду правду лично проверять И нигде не чуждым быть сомнений, Ничему сперва не доверять. Я в науке в суть, как бур, вгрызаюсь, Аж мозги в усилии трещат. Хоть на семинарах не ругаюсь, Но коллеги в страхе верещат. От меня друзья все разбежались. Им приятней с водкой, чем со мной. Правды они дружно испугались, Не желают мыслить головой. Женщины шарахаются мимо. Я на комплименты не горазд. Что красотки врут неутомимо — В этом убеждался я не раз. Проверяя всё и ковыряя, Сделал вывод очень грустный я: Жить противно, всем не доверяя, Но везде “подложена свинья”.

Суетясь постоянно, мы ищем зачем-то свою половинку, Глупо тратим на это остатки последние сил. И кружимся на месте, как заезженная пластинка. Но вот беда: нам никто, как родной человек, не мил. Мы поиск ведём наивно, долго, упорно и увлеченно. И убеждаемся, стукнувшись лбом о лоб, лишь в одном: Все люди не совершенны. Неумно ошибок тонну Мы делаем в жизни. Поэтому пуст наш дом. А самая большая оплошность, которую мы не видим, Которую совершаем всё время, из раза в раз, Это стремленье найти идеал. Мы не разумны, видимо. Душа это разум, который видит лучше, чем сотня глаз. Так что же делать, чтоб не повторять постоянно ошибку? Каким путём идти, чтоб свою половинку найти? Ответ простой: ты лишь тогда отыщешь родную кровинку, Когда изменишься сам и себя сумеешь в себе обрести. И как только ты станешь возвышенным, сильным и смелым, Не стремящимся счастье себе непременно по жизни урвать, Всё случится само. Для любви нет преград и пределов. Тот, кто светел, легко сможет замкнутый круг разорвать.

Ну, напиши хотя б три буквы мне, родной! Одинок мой глупый телефон. Улыбнусь я буковкам тогда, Но пойму, что не твоя жена. Ты не написал мне в пять утра, Ты не позвонил мне в воскресенье и в выходной, И в субботу тоже не было звонка, А во вторник нервы я оборвала, как провода. Я накручиваюсь в себя, почему ты даже не свистишь? Может мозга нет, а может нет любви? Целый год у телефона сижу — Ни звонков, ни СМС-ок, просто умопомраченье. Мозга у себя всё не нахожу. Может это не любовь, а просто чувств спущенье. Ну, пришли хотя б три буквы, Хоть без смайлика, На мой телефон…

Когда я стану старым и седым, Кряхтящим, дряхлым, никому не нужным, Морщинистым, согнутым и больным, Мне сдохнуть будет поскорее лучше. Убить себя? Позорен выход сей. Но и влачить не стану жалкий жребий. Жить стыдно мумией, пугающей людей, Зависнув глупо меж землей и небом. Но выход есть! Его я вдруг постиг. Он мужеству приятен и полезен: Пусть сердце разорвётся в один миг От доброты, любви, стихов и песен!

Я красива, модна и не робка, Пользуюсь успехом у мужчин. У меня есть кругленькая попка, Ею я горжусь не без причин. Припев: Попа, попа! Ты моя опора. Без тебя была б несчастна я. Попка, попка! Я, надеюсь, скоро Из тебя получится семья. Задом соблазнительно виляя, Я на танцы радостно иду. Хорошо, что задница большая! Мужа непременно я найду. Иногда я даже ощущаю Ум великий в попочке своей. Ей я размышляю и мечтаю, Хоть сижу я всё-таки на ней. Бороздя кормой кровать упруго, С мужиками часто я лежу. Жопка – моя лучшая подруга. Ею я когда-нибудь рожу. Припев: Жопка, Жопка! Ты моя опора. Без тебя была б несчастна я. Жопка, жопка! Я, надеюсь, скоро Из тебя получится семья.

Она была блондинка, как миледи Де Винтер. Она была похожа на Милен Де Монжо. Она была красотка, грудь топорщила свитер. У ней была упругая жо… Она была блудлива словно дикая кошка. Она была насмешлива и хороша. У ней была точёная белая ножка. У ней была на микросхемах душа. Она была остра, словно лезвие бритвы. Она была опасна, как чеченский кинжал. У ней была постель полем битвы. У ней был жених, но сбежал. Она была прицельна, как с винтовкою снайпер. Она была с мужчинами в состоянии войны. У ней была привычка посылать всех на хер. У ней был ум без чувства вины. Она была расчётлива, как калькулятор. Она была бесчувственна и холодна. Она была в любви – кукла-стимулятор. Она ведь просто робот была.

Однажды Лампочка пленить решила Шкаф И так его собою осветила, Что он влюбился сразу, как дурак. Тут Лампочке изрядно подфартило. Собою Лампочка фигуриста была. Внутри – пуста. Но нитка из вольфрама Горела и сверкала, как звезда, Под напряженьем гордо и упрямо. Шкаф старый был, но крепкий и большой. На полочках его царил порядок. Он к Лампочке тянулся всей душой. В душе он был доверчив, добр и мягок. А Лампочка, шутя, играла с ним: То вспыхнет, то намеренно погаснет, То подмигнёт собой шкафам другим, Чтоб Шкаф от ревности был не особо счастлив. Шкаф мучился, терзался и терпел. От огорченья он чуть не дал дуба. Он Лампочке сонеты страстно пел, Как менестрель или звезда ютьюба. Но Лампочка, сияя всем подряд, К поклоннику изрядно охладела. Скопила электричества заряд. И, чпокнувшись, она перегорела.

В саду весною вишня расцвела Красивая, пахучая, вся в белом. Она прекрасна сказочно была. И на ветру листками шелестела. О ней не позаботился никто. Грибком опасным вишня заболела И расползлось опасное пятно По листьям и цветкам, как сыпь по телу. Зачахла вишня, стала умирать. Но тут в саду садовник появился. Не стал он охать, ахать и вздыхать, Печалиться, лить слёзы и молится. Мужик сей был спокойный, деловой. Он вишенку как следует окучил, Навозцу подвалил, полил водой Больные срезал ветки. Стало лучше. И вскоре деревце дало свои плоды. И люди все ту вишенку хвалили За красоту, за стройность, за труды… Садовника, конечно, все забыли.