Кленовые листья плавали в лужах, разноцветными заплатками налипли на крышу печальных без хозяина красных «жигулей», застелили мокрую лавочку. Со вчерашнего дня сильно похолодало, зато квадрат неба между домами был ослепительно голубым, и солнце, летом почти не пробивавшееся сквозь густые кроны деревьев, заливало детскую площадку ярким светом.

К счастью, никто из соседских малышей, которые ревут в голос, когда чудовищная собственница Лялечка с боем отбирает у них игрушки, в песке не копался. Бросив на сырой песок пластмассовое ведерко, совочек, формочки, Люся подхватила Ляльку под мышки и поставила в песочницу.

– Поиграй пока в куличики, только не перепачкайся. – Хмурое личико в розовой шапочке с помпоном недовольно сморщилась, и Люся сразу согласно закивала: – Хорошо, хорошо, через пять минут обязательно покачаю тебя на качелях.

Присесть было негде – сыро и грязно, и она лишь отошла на несколько шагов, чтобы Лялька из вредности не швырнула в нее песком или не вырвала из рук письмо, только что обнаруженное в почтовом ящике.

Здравствуй, моя несравненная Лю! Все мои мысли – only you! Хотел бы позабыть минут на двадцать, да не с кем. Ну, я и влип! Дом отдыха. Вернее, санаторий. Гора. Внизу бушует море. На пляже – туши сплошь. Ослятина, баранина, конина. Брюхатые полковники. С супругами пудов по пять – по шесть. Глаз отдыхает. Ни одной изящной женской ножки. Ни острой, свежей грудки. Ни порождающей желанье попки. Сосед по комнате – рябой майор из Омска. Гэбист, и это не скрывает. Большой любитель баб и теплой водки днем. Вчера привел двух гэкающих дам. Из Запорiжья. Лошадок-шоколадок. Майор подругам по плечо. Надеялся, я западу на младшую, ей сорок, и будет славный группен-секс. Я не ханжа, ты знаешь. Старушек за раскованность ценю. Рост – тоже не помеха. Всегда готов поползать по-пластунски. Но! Два зуба золотых во рту моей гнедой отбили всю охоту. Ушел бродить по берегу. Мечтал о Лю. Вернулся. Кобылки счастливы. Пьяны. В объятиях майора отдыхают. Чувак объездил сразу двух. Вечерние досуги до рвоты примитивны. Танцульки с обжиманцами под Аллу Пугачеву. Тир для служивых. Как не надоест? Бильярд. Моя отрада! Разделал гадов под орех. Еще здесь в моде бег в мешках. Баян и песни хором: ах, Отчизна моя, золотые края!.. Запевает массовичка. Грудастая рыжуха в дерзком декольте. Естественно, запала на меня. Кадрится. Приеду, изображу все в лицах. К примеру, конкурс: кто первым осуши́т стакан граненый кипятку. Лю, не сочти мой текст за пошлость. Самого тошнит. И не вздумай, радость моя, ревновать. Местные бабы тебе и в подметки не годятся. Если бы ты – белокурая нимфа в бикини – появилась в нашем «мясном ряду», боюсь, от Кавказских гор остались бы одни руины. Потрясенное офицерье в порыве неудовлетворенной страсти изгрызло бы здесь все камни… – Мама-а-а-а!!! – Лялька грозно топнула ножкой. – Качай!– Сейчас, сейчас! Всего одну минутку.…Становится свежеповато. Волна не облизывает, а валит с ног. В шесть вечера уже не видно ни зги. Осень. Делать абсолютно нечего. Короче говоря, осточертела мне эта хваленая Миноборона дальше некуда. Отдыхать можно только в компании себе подобных. Хочу в Москву. На Садовую, на Красную площадь, в мавзолей, наконец! Завтра поменяю билет и прилечу раньше, чем ты получишь это письмо. Решено. Жди. Как там куколка Ляля? Все воюет? Нюшенции пламенный привет! Целую тебя, моя бесценная, во все доступные и недоступные другим места. Твой Маркс и К. P.S. Присмотрел для тебя нечто старинно-жемчужное. Закачаешься! С тебя две ночи напролет. Правда, Лю, уговори Нюшу взять отгул и отпустить тебя в мои ненасытные объятия. Но лучше – реши вопрос кардинально. Хватит ей изображать стахановку! Пусть увольняется из своего депо и воспитывает внучку. Пустой разговор! – вздохнула Люся. Матери еще полтора года до пенсии, и она ни за что не согласится эти полтора года получать зарплату из рук Марка, как он предлагает. Скажет: не хватало, чтоб еще и я к ему в кабалу попала!– Качаться, качаться, качаться… – начала бубнить Лялька как заводная.Пока не добьется своего, ни за что не успокоится! Уже сама забралась на качели и, неистово дергая за штанги, пытается сдвинуть их с места.Засунув письмо в карман пальто, Люся подтянула малышку ближе к спинке сиденья и велела держаться крепко.– Смотри, не отпускай ручки, иначе упадешь.Странно, думала она, медленно раскачивая качели, письмо, судя по штемпелю, шло десять дней, что само по себе невероятно долго, а Марк все еще не вернулся. И не позвонил. Сколько он уже не звонил? Недели две. Звонить оттуда, по его словам, непросто – нужно идти в город на почту. Однако в начале отпуска это его не смущало: обследуя местные магазинчики, он обязательно заглядывал и на почтамт. Что же случилось? Почему он вдруг передумал возвращаться, если ему там осточертело? Неужели все-таки закрутил роман с какой-нибудь золотозубой кобылкой?Не вздумай ревновать! А как? Ей и самой хотелось бы не ревновать, но с тех пор как родилась Лялечка и из-за ее беспрестанного оглушительного рева днем и ночью пришлось перебраться в Ростокино, бороться с ревностью становилось все труднее и труднее. Раньше она всегда знала, где Марк, чем он занят, когда вернется домой из театра, с концерта, со съемок или с гастролей. Как настоящая жена. В последние два с лишним года она все чаще ощущала себя не женой, а приходящей любовницей Марка, а иногда с горькой иронией думала, что иначе, как приходящей домработницей, ее, пожалуй, и не назовешь. Приедешь к нему на выходные – в мойке грязные рюмки, в ведре коробка из-под торта. Говорит: завалились друзья поиграть в преферанс, выпить, пообщаться. А может, вовсе и не друзья, а подружки? Например, разудалые москонцертовские девицы?Марка ее ревность только забавляет.– Ревнюшка ты моя ненаглядная! Зачем мне какие-то потрепанные лицедейки, когда у меня есть ты? Бриллиант чистой воды!В находчивости ему не откажешь. Окурки со следами помады и найденная в ванной шпилька тотчас получили объяснение, похожее на упрек: «Бабы, моя дорогая, между прочим, тоже умеют играть в преферанс!» – а извлеченный во время уборки из-под дивана разодранный лифчик вызвал неудержимый, гомерический хохот:– Ха-ха-ха!.. Кто бы мог подумать, что наш администратор Гриша, которому я дал ключи от квартиры, еще способен в свои пятьдесят лет рвать на бабе нижнее белье и разбрасывать его по квартире! Старый насильник!Впрочем, если бы Марк и правда развлекался здесь с девицами, он уничтожил бы все компрометирующие улики. Что же касается лифчика – размера шестого-седьмого, то он действительно мог принадлежать только какой-то «увесистой тетке из Гришкиного гарема», а не юной куколке во вкусе хозяина квартиры…– Мама! Не спи, качай!– Ой, Лялечка, может, хватит? – проснулась Люся. От холодной металлической штанги у нее закоченела рука, да и топтаться на одном месте порядком надоело. – Пошли-ка, зайчик, попрыгаем, побегаем!.. Не хочешь?.. А давай поскачем, как настоящие зайцы, в универмаг? Купим там мороженое в хрустящем стаканчике. У бабы Нюши в Ростокине такого нет, а мы завтра возвращаемся к ней. Кончились бабушкины каникулы.– Нет, качай!Спасла рыжая дворовая кошка, на тощих лапах семенившая по двору. Заметив киску, Лялька моментально спрыгнула с качелей. Кошка сразу прибавила шагу, юркнула в подвал, и маленькая, рассердившись, зло топнула резиновым сапожком по луже:– Хочу тута!– Что тута? Зачем ты брызгаешься? Что ты хочешь?– Хочу тута жить!Нюшино «тута» в ее устах звучало очень смешно. Это с одной стороны, а с другой – было над чем призадуматься. У девочки есть отец и мать, а она большую часть времени проводит с малограмотной бабушкой. Потому что мать погрязла в хозяйстве – мечется как угорелая на два дома, а отец полностью устранился от воспитания ребенка. Конечно, он сильно занят, однако если б захотел, то вполне мог бы выкроить час-другой, чтобы позаниматься с Лялькой – почитать, рассказать сказку, вместе поучить детские стишки. В конце концов, чем двадцать четыре дня маяться от безделья на курорте и сочинять письма сомнительного содержания, лучше бы уделил внимание собственной дочери.Люсе стало так обидно за маленькую, так жалко ее, что она подхватила Ляльку на руки и расцеловала в холодные щечки.– Ты мое солнышко!.. Вчера звонил наш папа. Спросил: а Лялечка хорошо себя ведет? Я сказала: очень хорошо! – и он велел купить тебе подарок.Лялька заулыбалась и на мгновение сделалась похожей на Марка, хотя вообще-то была похожа только на саму себя – черноглазую, угрюмую пессимистку. Не в папу и не в маму…Из всех уродливых игрушек советского производства перепачканная мороженым Лялька выбрала самую страшную – бурую обезьяну с непропорционально длинными даже для обезьяны черными лапами. Обхватила ее за шею и поволокла за собой, не дожидаясь, пока Люся расплатится в кассе.– Подожди! Куда ты? – догнала ее у дверей Люся. – Давай я понесу твою зверюгу. Не надо вытирать обезьяной пол.– Нет, моя!После духоты, бесконечных Лялькиных капризов, пихающих друг друга в бок покупателей, бьющихся в очередях за чешским хрусталем, гэдээровскими бра и польскими покрывалами, глоток свежего воздуха на просторной площадке перед универмагом «Москва» показался поистине глотком свободы.Здесь Люся решительно отобрала у Ляльки гориллу, отряхнула грязные черные лапы и, засунув страхолюдину под мышку, развернула непослушную девочку в направлении дома: «Вперед!» – но тут за спиной послышался знакомый голос:– Люська, Артемьева! Ты ли это? – Обогнав, Нонка перекрыла им дорогу широко раскинутыми руками. – Какие люди в Голливуде! – кинулась она Люсе на шею. – А я принеслась в «Москву» за французской крем-пудрой. Девки из редакции сказали, что здесь есть, я и двинула с утра пораньше! – весело объяснила она, присела на корточки перед малышкой и взяла ее за ручку. – Привет, подруга! И как нас зовут? По телевизору сказали, вроде Олечкой?Бука надулась и спряталась за Люсину спину.– Зовут нас действительно Олечкой, но, невероятно упрямые, откликаемся мы только на Лялечку! – засмеялась Люся. Она была ужасно рада видеть Нонку, и именно такой, как сейчас: снова веселой, общительной, отлично одетой – в модном белом плаще на кокетке, высоких светло-коричневых сапогах из «Березки» (Люся их там тоже заприметила), с ярким, летящим по ветру шелковым шарфом. Словом, выглядела Заболоцкая на все сто. Как и положено девушке с Центрального телевидения.Подмигнув, Нонка, на цыпочках, крадучись, попыталась подобраться к буке.– Ага, вот ты где прячешься, Лялечка Крылова!На этот раз Люся не стала поправлять: не Крылова, а Артемьева, – предпочла забросать Нонку вопросами о ее собственной, наверняка гораздо более интересной жизни, о знакомых девчонках с телевидения. Новостей у Заболоцкой оказалось хоть отбавляй: и на работе – она окончила журфак и теперь работает редактором, – и на личном фронте.– Не поверите, девчонки, я завела себе постоянного мужика! Сугубо положительного, неженатого доктора физико-математических наук. Надоели мне, Ляль, все эти операторы и режиссеры с их вывернутыми мозгами и псевдохудожественными проблемами, ты не представляешь как! – сообщила Нонка насупленной малышке, продолжая всячески заигрывать с ней в надежде добиться расположения. – Послала я их всех на фиг и прошлым летом на коктебельском пляже нашла себе Петю. Петра Семеновича Брускина. Честное пионерское, Ляль, отличный дяденька! С приличной, кстати, зарплатой, тачкой и однокомнатной квартирой на Планерной. Это, правда, охренеть как далеко, однако для истинной любви расстояние не помеха!– Ты уехала с Арбата? А как же Юрий Борисович? Один? – испугалась за него Люся, вспомнив, каким потерянным и беспомощным был Юрий Борисович на похоронах.– Да ты что! – возмутилась Нонка. – Нет, конечно! Мы с папой живем, на Арбате. Знаешь, в последнее время у него очень неважнецки обстоят дела с сердцем… – Печально вздохнув, она поправила соскользнувший с плеча ремешок симпатичной фирменной сумочки под цвет сапог и опять весело застрекотала: – Не знаю, Люськ, может, Петюха со своим физико-математическим занудством мне скоро опостылеет, но пока все клево. Расписываться с ним я не спешу, и его это жутко заводит. Все пытается доказать мне в койке, что второго такого трахтенберга не найти!.. Ха-ха-ха!.. Да что это я все о себе да о себе? Давай рассказывай, как у тебя-то дела… Ляльк, ну дай ты нам с матерью спокойно поболтать! – уже с раздражением обернулась она к настырной малышке, все время тянувшей Люсю за руку: домой!Лялька посмотрела на сделавшую ей замечание нехорошую тетю исподлобья, надула щеки, еще секунда – и крошка с розовым помпоном взвыла бы, как сирена.– Успокойся, сейчас идем!.. Нонн, а пошли к нам? Я ее накормлю, уложу спать, и мы с тобой спокойно посидим на кухне, поболтаем, кофейку попьем. У меня, кстати, есть бутылка «Псоу», джин с тоником, фирменные сигаретки. Пошли, а? Здесь же рядом.– Да не знаю, вроде я…– Пошли, пошли! – подхватила ее под руку Люся. – Мы с Лялечкой одни. Марк прилетит, видимо, послезавтра. Он отдыхает в санатории на Кавказе.– На Кавка-а-азе? – в изумлении протянула Нонка, остановилась и вытаращилась, как на ненормальную. – На каком Кавказе? Я же его видела вчера. На премьере у Ефремова. Еще подумала: а чего это он не с тобой явился?.. Ай… кхе-кхе-кхе… извини… что-то в горло попало… – Нонка долго откашливалась в сторону, прикрывая рот ладонью, а потом, пунцовая до корней волос то ли от кашля, то ли оттого, что, не подумав, брякнула лишнее и теперь не знает, как выпутаться, вдруг подслеповато сощурилась и заявила, что запросто могла ошибиться. Зрение стало совсем хреновое.– Уже пора очки носить! – Принужденно расхохотавшись, Нонка посмотрела на часы, заторопилась: – Ой, ребята, мне пора! У меня в два прогон в Вахтанговском театре… – и крикнула уже на бегу: – Девчонки, я вас це! Люськ, позвони обязательно! Приходи в гости! Или на студию!

«Святые» глаза смотрели на нее с укором. Марк придвинулся, коснулся губами ее колена и в третий раз задал вопрос, на который она упорно не хотела отвечать: – Так кто тебе сказал эту чушь? Кто видел меня во МХАТе, где я, конечно же, не был, потому что не мог быть? Лю, скажи, в противном случае наш разговор теряет всякий смысл.– Нонка… – не выдержала ласкового напора Люся.– Ах, вот откуда ветер дует! Как же я не сообразил сразу! – с облегчением рассмеялся он, сверкнув ослепительно-белыми на загорелом лице зубами. – Наивная моя девочка, почему тебе не пришло в голову, что твоя так называемая подруга элементарно врет? Да будет тебе известно, отвергнутые бабы – феноменально коварные, лживые существа. Такое выдумают, что не приснится ни в одном кошмарном сне! Сама подумай, как я мог быть в Москве, если я только что с самолета?Раскрытый чемодан с мятыми вещами, еще влажные от морской воды плавки и полотенце, корзина с фруктами, бесспорно, подтверждали его слова, но, с другой стороны, плавки и полотенце можно намочить специально, а виноград и яблоки купить на Черемушкинском рынке. Вместе с корзиной.