Времени невидимая твердь. Стихотворения

Величанский Александр Леонидович

Охота на эхо

 

 

«Маки-калмыки, орда панмонгольских алых тюльпанов…»

Маки-калмыки, орда панмонгольских алых тюльпанов, астры бесстрастные и хризантемы азийские, сам сумрак среди бела дня — серый ирис (едва ли лиловый) — так сквозь молчания прах вдруг прорастают уста.

 

«Камень, ты молод, как день, но ведаешь ли, каменея…»

Камень, ты молод, как день, но ведаешь ли, каменея, сколько сильнее тебя дряблая рыбья вода?

 

«Если бы заговорить посмели деревья — корявой…»

Если бы заговорить посмели деревья — корявой, верно, была бы их речь, словно молчание их.

 

«Косноязычен огонь. Утробно воды бормотанье…»

Косноязычен огонь. Утробно воды бормотанье. Сколько бесхитростных тайн мы бы услышали, коль стало б словами тепло и смыслом исполнилась влага, но откровения их — лишь наводненье, пожар.

 

«Вой, мычанье ли — звук безглагольный, слепой от рожденья…»

Вой, мычанье ли — звук безглагольный, слепой от рожденья — удивительно: вдруг преображается в смысл.

 

«Яблоко так далеко от яблони милой упало…»

Яблоко так далеко от яблони милой упало, словно свалилось с небес прямо в дорожную пыль.

 

«Капли слиток блестит столь отдельно и столь драгоценно…»

Капли слиток блестит столь отдельно и столь драгоценно. Оземь ударился, пав, стал — сырая земля.

 

«Память о прошлом бледней с каждым днем…»

Память о прошлом бледней с каждым днем — меж нами и прошлым нашим — глухая стена — юных незнанье о нем.

 

«Даже крапива расти вкруг домишек остывших устала…»

Даже крапива расти вкруг домишек остывших устала — выше некуда. Крыш сгорбилась дранка, и лишь старожилы-сады еще корчатся в гуще бурьяна; яблонь старинных кора треснула, вишен и груш кроны зачахли. Вдали, мнится, тоже пожухло, зачахло небо, лежащее на похолодевших холмах.

 

«Бел младенец, как пух. И юноша смугл, словно галька…»

Бел младенец, как пух. И юноша смугл, словно галька. Старец розов и сер, как облака на заре.

 

«Вечностью ли отдает сновидений дикая точность?..»

Вечностью ли отдает сновидений дикая точность? С вечностью ль соотнесен этот воистину край, где забвения нет, где усопшие явственно живы, где нашей памяти миг жалкий не нужен и лжив? Не оттого ль каши сны забываем мы молниеносно, что из вечности в жизнь связанно рвемся из них?