Крепчайшую вяжите сеть, но бойтесь умысла, улавливая суть (у истины запаса нет съестного: у истины судьба — на волоске висеть). Пусть вытекает слово, как море из улова, забыв свою оставшуюся сельдь.

Нагревается белый кафель. Там за кафелем — наш картофель зашипел… На зеленой стене — наши трещины в старой краске: горы, головы, войны, сказки… И окно начинает синеть — становиться все гуще, гуще… занавески слипаются… Вмиг исчезает из печки пища, исчезают из комнаты вещи — вещь за вещью… и даже спящий навсегда исчезает в них.

Покой? Запомни хоть такой, когда кружились над рекой древесные крутые кроны, и неземные ив поклоны, и чащи внутренний покой, льняных полян цветные складки, полей глухой переполох и сеновал, густой и сладкий, в котором сенокос заглох, всю деревянную деревню, чужую тучу за бугром, и горизонта видимые гребни, и тишина: как в летописи древней — мы жили здесь и здесь опять умрем.

На жалком теле фитилек — летает смертный мотылек, и огоньком полета его сжигает кто-то. Летает в поле мотылек, и утоляет уголек его слепого тела — пространства и пределы. Куда как мал и недалек, ежесекундный мотылек, что за собою ты повлек, охваченный полетом, как луг с его болотом, как лес и дол и неба потолок?

Волн качаются весы. Дна качается завеса. Вот уже коснулся леса звук летающей осы. От береговой косы до полдневного курорта всё идут вполоборота дюн песчаные часы, будто их туда завел, запутал кто-то.

Бездонный дождь на улице бездомной. Зачем встречались сумерки на ней? Зачем встречались люди и безмолвно шли — каждый по отдельной стороне? Была, быть может, некая надежда, ну, где-нибудь на улице другой, и дождь стоял слепой преградой между прохожим и надеждой дорогой? Но даже если не было надежды, как — у дождя — ни проблеска, ни дна, то все ж она была когда-то прежде надежда сокровенная одна.

В Перове стояли дымы. И дым, состоящий из тьмы, блистал под луною своими пустыми боками, как столп соляной, как колонны шлифованный камень — вот так исчезали из нашего прошлого мы. Так душ неизбежная связь, что правит житейским содомом — она исчезает, виясь, как дым между небом и домом.