Мне удалось добраться до одного полузаброшенного дома. В нем, как мне казалось, искать не станут. Он стоял неприметный среди других построек. Я спустился в подвал, где темнота могла спрятать меня от посторонних глаз.
«Денис мертв», — первая мысль, посетившая меня, когда пришел в себя.
Начались переживания и воспоминания по этому поводу. Они продлились очень долго, до того момента, как я уснул.
Утром нужно было думать, куда идти. Решив ничего не предпринимать, остался в подвале. За спиной был рюкзак, только утром понял, что он при мне. В рюкзаке находились некоторые вещи и небольшой запас еды, который мы всегда держали на всякий случай. Так говорил брат.
Перекусив бутербродами, я успокоил навалившийся голод.
— Так сойдет, — уверил себя, пряча в рюкзак вещи, которые пришлось достать.
Я уставился на луч света, что пробивался откуда-то сквозь бетонные перекрытия.
«Теперь я один. Никого не осталось. Борьба продолжается, но один в поле не воин, или все-таки воин. Воин, наделенный сверх способностями. Какой толк от моих способностей? Разве, что могу предсказать свою смерть. И то, я уже не в силах сделать и этого», — даже в депрессивном состоянии не мог отвлечь себя от мыслей о будущем.
Холод утра не сразу дошел до меня. Возможно, из-за своей отвлеченности от окружающей среды, я не заметил его. Но как только мои размышления о брате и будущем притихли, реальность принялась поглощать меня всецело. Сначала за меня взялся голод, но с ним, как уже известно, я справился, съев пару бутербродов, которые нашел в рюкзаке. После утоления голода, стал замерзать. Утром было холоднее всего. Находясь в постоянном движении, не ощущал прохлады, но, не бегая ни от кого и устроившись поудобнее, насколько это было возможным в тот момент, понял, что на улице не так тепло, как хотелось бы.
Тело болело. Ушиб ноги, который я получил в погоне, не давал покоя. На какое-то время он не тревожил меня. Наверно, просто не думал о нем, были более важные проблемы. Теперь же, когда голод утих, да и погоня вроде как прекратилась, старые раны начали проявлять себя и беспокоить.
От холода тело находилось в постоянном напряжении. Мышцы не расслаблялись, поэтому и боль в ноге отдавалась сильнее обычного.
Собрав волю в кулак, постарался расслабить тело. После этого, задрав штанину, посмотрел на ногу.
«Всего лишь ушиб, — вспомнил слова брата в тот момент, когда он осматривал мою ногу, — всего лишь ушиб».
Я не был экспертом в распознавании переломов и ушибов, но нога сильно опухла в том самом месте, где стопа переходит в голень. Прощупав пальцами опухшую область и превозмогая боль, утешал себя, что брат был прав на счет ушиба.
— Нет, это не перелом, — подбодрил себя, продолжая осматривать ногу, — если бы это был перелом, то я не смог бы передвигаться, а так, даже пробежал довольно таки приличное расстояние.
После недолгих раздумий снова подбодрил себя.
— Нет, это не перелом.
Я закончил осмотр моего ранения, если можно его назвать таковым, и переключился на холод. Тело снова вернулось в режим напряжения.
На короткий миг расслаблялся, и это было прекрасным мгновением, но долго не мог протянуть, и поэтому дрожь возвращалась.
— Нужно что-то делать.
Покопавшись в рюкзаке, нашел спички.
— Можно развести костер.
Мысль хорошая, но для костра нужны были дрова. Я посмотрел вокруг. Место, где находился, забросили уже давно, но подходящего для костра ничего не виднелось.
В дальнем от меня углу заметил пару досок. Приподнявшись, медленно пошел к ним. Пройдя полпути, присмотрелся. Никаких досок не было и в помине. Это мне просто привиделось.
— Черт, — выругался и побрел обратно.
Сделав несколько мелких шагов, остановился. Нужно было что-то решать, нельзя просто сидеть и замерзать. Огонь был необходим.
Направившись к выходу, старался вести себя аккуратно, чтобы ненароком не потревожить кого-либо из обитателей, возможно живущих рядом. В тот момент мыль о том, что своим костром я все равно их потревожу, меня не волновала. Слишком занят был мой мозг думами о тепле.
Подойдя к дверному проему, я все же увидел пару досок. Мозг сразу же выдал версию, что те воображаемые доски, которые увидел в темном углу, были всего лишь проекцией, что представило мое воображение в момент поиска решения проблемы.
Взяв доски за один край, медленными и мелкими шагами, побрел назад в свое убежище.
— Сейчас будет тепло, — приговаривал я.
Это походило на то, словно уже несколько лет нахожусь на каком-нибудь необитаемом острове без привычной еды и постели. Как будто разведение костра было особым ритуалом и праздником. В каком-то смысле в сложившейся ситуации так оно и было.
Доски не были огромными или слишком малыми. Они имели именно такой размер, чтобы согреть меня на пару часов. Оставалось лишь найти способ разломать их, разрезать, разрубить на более мелкие части.
Когда ноги дошли до места назначения, руки сами бросили доски. В теле чувствовалась слабость. В голове мелькала мысль о еде, тепле и мягкой удобной постели.
Я присел рядом с рюкзаком.
— Что ж, возможно брат положил еще что-то, чтобы помочь мне разрубить эти доски.
Быстрыми движениями открыл рюкзак и принялся выкладывать вещи. Не знаю, что именно пытался найти там, но нужного инструмента в рюкзаке не нашлось.
Складывая вещи обратно, руки работали машинально, а взгляд смотрел на доски, тем самым пытаясь разрубить их силой мысли. Отложив рюкзак в сторону, оставив только несколько кусков бумаги, что были в нем, я подвинул доски ближе к себе.
— Будем постепенно сжигать вас, — обратился к ним, как к живым существам.
Сложив доски одна на одну, положив под них бумагу, достав спички, я открыл коробок. Он был полон, беспокоиться о неудачных попытках развести огонь, не следовало.
Когда зажглась спичка, мое настроение улучшилось. В глазах появился блеск, в прямом смысле появился блеск от огня. Поднеся огонь к бумаге, последняя вспыхнула мигом. Руки даже от такого небольшого количества тепла стали отогреваться. На лице непроизвольно появилась искренняя улыбка.
Бумага сгорала, но доски оставались нетронутыми. Я поторопился подложить еще немного бумаги, чтобы пламя не угасло. Это помогло. Доски были сильно высохшие, им не нужно многого, чтобы загореться. Пламя перекинулось на них. Теперь следовало не спать и постепенно передвигать доску ближе к центру костра, хоть он и состоял из этих самых двух досок.
Такой маленький костер не мог отопить все пространство, поэтому я подсел как можно ближе, согреваясь теплом.
Тело, наконец, расслабилось. Меня стало клонить в сон. Спать нельзя, но я ничего не мог поделать. От эмоционального перенапряжения я был истощен. Все навалилось сразу. Отогревшись, тело стало болеть еще больше, а голод снова вернулся с новой силой.
Попытался отвлечься на мысли о будущем, но вернулся в прошлое.
«Зачем мы проделали весь этот путь? Все мертвы, кроме меня. Я остался один, и что дальше? К кому мне обратиться за помощью? Где искать ответы, да и вообще, какие ответы нужно искать? — задавая вопросы, ответов не прибавлялось, — Может искать тех, кто не умер, а просто исчез. Катя, многие ребята из спецотдела — они ведь живы. Их можно найти, спросить, почему все так происходит».
От тепла мне стали видеться различные образы. То брат стоит передо мной и смотрит с укором, то Катя смеется и ходит вокруг меня. Даже Настя появлялась один раз. Она просто посидела рядом, как будто погрелась возле костра и ушла, не сказав ни слова.
Я думал, что все закончилось с уходом Насти, но это было только началом. Неизвестные лица представали передо мной. Они просто появлялись на миг и исчезали. Мне казалось, что схожу с ума, хотя нет, не казалось, я думал, что схожу с ума.
Не знаю, что это были за лица. Возможно, это те люди, которых не спас, пока находился в бегстве, которых мог спасти. А может быть, это просто лица, лица людей, которых никогда не видел или видел в толпе, но которых не знал вовсе.
В тот раз мое сумасшествие было настолько ярким и правдоподобным, что мне захотелось встать и уйти с этими неизвестными людьми. Я уже был готов сделать это. Не знаю, что именно остановило меня от этого поступка. Может быть, отсутствие в этой толпе хотя бы одного знакомого. После ухода видения Насти никого я не мог узнать среди лиц.
Все утихло, когда уснул. Костер догорел, насколько хватило огня, а после снова стало холодать.
Сколько дней я провел в этом подвале, не знаю. Может, один, а может, и два. Могу предположить, что и все три. Я не считал дни. Свет не всегда пробивался ко мне, да и спал тогда, когда хотелось, а не когда наступала ночь. Организм истощался с каждым часом и жаждал отдыха, поэтому большую часть времени я спал. Даже потребность в еде была меньше потребности в отдыхе.
Спустя все эти дни, проведенные в темноте и сырости, мне ничего не оставалось, как уйти из этого мира. Наверно, так бы и случилось, но не в этот раз. Мысли, конечно же, склоняли меня остаться и закончить свою жизнь в этом заброшенном подвале, но разум человека стремился выжить. Он всегда стремиться выжить в любой ситуации, даже в безвыходной.
Голос внутри начал шептать, что нужно выйти наружу, что нужно продолжить путь. Я отвечал ему, что мой путь окончен, но на один мой довод у него находилось два, а то и три ответа против.
Этот голос убеждал меня, что есть незаконченное дело. Я спрашивал его, что он имеет в виду, но он не сразу отвечал, а лишь намекал. В итоге все встало на свои места. Дело, действительно, было. И этим незавершенным делом была месть. Месть за смерть всех, кто погиб в этой битве, возможно, по моей вине.
Как только я все осознал, мой организм ожил. Как будто робот подзарядил свой аккумулятор и принялся проверять все системы.
Появился даже второй голос, который убеждал меня не мстить, а просто вернуться домой. Между ними даже возник спор, но все это напомнило мне глупый спор мальчишек во дворе из-за игрушки. В качестве игрушки представал я.
Выслушав оба варианта развития моей дальнейшей жизни, я принял решение, которое объединяло их и мое собственное мнение.