В конце мая я обновил свое недавнее приобретение – личную «Пчелку», пришедшую на смену заслуженной «Кошке». На этом самолетике дорога до Георгиевска заняла два с половиной часа, то есть практически как у персон соответствующего ранга в том мире, если сравнивать с перемещением из Москвы в Питер. Правда, летел я все-таки дольше, но зато от кабинета в Гатчинском дворце до аэродрома я добрался за семь минут, а в Георгиевске от самолета до своей тамошней резиденции – за четыре. Встретивший меня управляющий первым делом показал мне новых обитателей дома – двух полугодовалых котят, только что присланных из недавно образовавшегося Каспийского филиала второй летной школы. В филиале имелась кошка, которая, к удивлению тамошнего народа, однажды вдруг взяла и забеременела – и это при полном отсутствии котов в радиусе по крайней мере ста километров от места дислокации филиала. Узнав об этом, я предположил, что она где-то пообщалась с местным донжуаном из камышовых котов, которые человеку на глаза просто так не показываются, и попросил прислать пару котят, как только подрастут. Насколько я помнил, потомство камышового кота и обычной кошки сочетает в себе мощь и размеры папы с одомашненностью мамы, а то ведь камышовые плохо приручаются.

Но прилетел я все-таки посмотреть не на котят, а на прибавление в семействе «Выхухолей» – дальний высотный разведчик «Страхухоль». Действительно, этот самолет, хоть и с небольшой натяжкой, уже можно было считать стратосферным. Он мог подниматься на двенадцать километров, причем не на пике горки, а в горизонтальном полете. Предваряя вопрос: неужели в Российской империи освоили выпуск высотных турбокомпрессоров, сразу скажу, что нет, не освоили, хотя и пытались. В данном случае мы поступили так, как Петляков в вашем мире – то есть просто установили в фюзеляже еще один мотор, который и крутил компрессор, обеспечивающий воздухом все три движка и гермокабину, а заодно и обогревал ее. У Петлякова такое решение привело к тому, что самолет перестал быть бомбардировщиком, потому что дополнительный мотор и запас бензина для него съели почти весь запас грузоподъемности. У нас в общем-то тоже, но зачем нужна грузоподъемность разведчику? Цейссовская фотоаппаратура весит немного, несмотря на высочайшее качество. Еще у самолета имелась возможность быстрой установки двух авиационных двадцатитрехмиллиметровых пушек. Правда, при этом уже нельзя было брать полный запас бензина. Это давало возможность при необходимости использовать их как высотные истребители – мало ли, а вдруг у противника появятся настоящие стратегические бомбардировщики? Да и дирижабли, способные преодолеть девятикилометровый рубеж высоты, имелись и у англичан, и у американцев.

Так что я сел изучать документацию. После обеда – два вывозных полета, а завтра слетаю вторым пилотом на предельную высоту. И не говорите мне, что второму лицу империи такие вещи не положены! Потому как я живой человек, а значит, могу невзначай переутомиться, если время от времени не отвлекаться от текучки и не воспарять в горние выси. А от переутомления недолго и озвереть, что при моей должности, да плюс еще с недавно полученными дополнительными полномочиями, может иметь весьма нехорошие последствия.

Высотный полет был совмещен с визитом на авиазавод номер три, то есть московский, где в числе прочего делались и первые тяжелые бомбардировщики «Гриф», сразу серией в десять штук. От предшественника, то есть «Грифона», эта машина отличалась тем, что в названии у нее пропали две последние буквы, с крыльев исчезли два мотора из шести, и вообще это был совершенно другой самолет. Нормальный четырехмоторный бомбардировщик, по своим параметрам примерно соответствующий Пе-8 вашего мира. Вся серия имела узкий бомбардировочный фюзеляж, то есть была непригодна для использования в качестве императорского борта номер один – ничего не поделаешь, придется величеству пока довольствоваться «Кондором» или «Пчелкой». Ну не позволяли наши возможности без ущерба для бомбардировочной программы построить еще и пассажирский лайнер.

Убедившись, что на третьем заводе дела идут вполне терпимо и получив уточненные сроки начала испытаний «Грифов», я вернулся в Георгиевск. Надо было еще заскочить к другу Боре и напомнить ему кое о чем… Впрочем, еще в приемной стало понятно, что напоминаний не требуется.

– Фиговатая у вас звукоизоляция, – попенял я секретарю, – вы уж будьте так добры проследить за исправлением этой недоработки, а я в следующий визит проверю.

После чего я счел возможным прислушаться к доносящимся из-за двери Бориным возмущенным воплям.

– Где экшен? Драйв у вас где, я кого спрашиваю?! Какого черта вы растянули пролог на двенадцать страниц, если в нем всего две с половиной драки, да и то без членовредительства? Это получается не приключенческая литература, а оголтелая пропаганда злостного пацифизма! Ведь дождетесь, что я вас в спортшколу отправлю на ускоренные курсы рукопашной. И тема сисек в вашем опусе не раскрыта совершенно… А вы чего скалитесь – ваш бред я тоже успел прочесть! Правда, всего до пятой страницы, но мне хватило. Вы же пишете исторический роман! Понимаете, ис-то-рический! То есть в нем должен быть колорит эпохи. А у вас герой приезжает в Венецию и за пять страниц встречает всего двух дам. Венеция, чтоб вы знали, – это не пустыня Гоби! Ладно, пусть всего две. Но с какой стати вы вообразили себя Вальтером Скоттом? Ваша фамилия Косозадов! Ах, Козосадов? Тогда тем более. И вашего героя зовут не святой Антоний и даже не Айвенго, а Казанова! Где потрясающие воображение постельные сцены? Ах, герой копит силы… Вы, я чувствую, явно их перетратили! В общем, пока не представите приличный роман, ни в «Путаниум», ни к мадам Изабелле вас не пустят, я распоряжусь. Какое еще вдохновение? На серпуховском вокзале будете муз отлавливать!

Да, подумалось мне, Боря не забыл мою просьбу поспособствовать прогрессу англоязычной литературы. И не стал тащить из того мира готовое, потому как оно начало создаваться позже, да и все равно потребует серьезной правки, а взялся сам. В смысле набрал негров и теперь явно знакомится с результатами их труда. Однако пора, пожалуй, и обозначить свое присутствие…

– Вот! – обрадовался Боря. – Допрыгались? Ей– богу, доведете, что я вашу халтуру дам почитать господину канцлеру! Ладно, на сегодня все свободны.

– Видал? – пожаловался он мне. – Прямо хоть из нашего мира тащи мастеров описывать, как верхняя половина героя мочит врагов, а нижняя в это время трахает все остальное, что шевелится. Правда, тут и моя ошибка есть – я им дал аванс.

– Это ты зря, – покачал головой я, – они же творческие люди, по физиономиям сразу видно. Пока не пропьют, ничего приличного ты не получишь. Кстати, а про художников ты не забыл? К книжкам же обложки придется малевать и иллюстрации – тоже для здешних работа неординарная, наверняка так сразу не получится соответствующая дебильность, без которой оформление книг подобного жанра не обретет должной законченности.

Через день я улетел из Георгиевска под Смоленск, в Ставку Верховного Главнокомандования. Как я уже говорил, главнокомандующим вообще-то был Гоша, но он в основном собирался пребывать в Питере. Его первым замом – я, и где я буду, точно еще неизвестно, но, скорее всего, там, где в данный момент окажусь нужнее. А вторым замом был Кондратенко, ему-то и предстояло осуществлять общее руководство боевыми действиями. Целью моего визита в основном было как следует проверить все виды связи в Ставке. Ну и хотелось своими глазами оценить, так сказать, моральный климат в коллективе. Дело в том, что Кондратенко, хоть и получил недавно генерал-адъютанта, по производству все же был младше своего пребывающего в том же чине начштаба Куропаткина.

В общем, картину я увидел вполне приемлемую. Куропаткин действительно взял на себя всю штабную работу, а Кондратенко мотался по войскам, а в Ставку прилетел только для встречи со мной. Причем и его, и начштаба, как выяснилось, очень интересовало: а что же происходит в Генштабе? Я успокоил генералов, сказав, что ничего интересного. Действительно, в свое время Генштаб был задуман как место, куда можно было приткнуть Николая Николаевича, а то он одно время порывался командовать гвардией, но после его кончины надобность в этой конторе сильно уменьшилась. В основном мы использовали ее как приманку для заграничных разведслужб поплоше, потому как серьезные на это уже не клевали. То есть там имелась пара румынских шпионов, целых три австрийских, один итальянский, который уже достал Танечку регулярным предложением своих услуг, и один сербский. Начальник Генштаба Янушкевич подрабатывал на англичан, но не на Пакса, а на Форин Офис, и тоже неоднократно порывался покаяться – правда, не Танечке, а Алафузову. Ну и особняком стоял предмет моей особой гордости – уругвайский агент. Вот, например, в Российской Федерации тоже есть Генштаб, и, думаю, чужих агентов там всяко побольше, чем у нас. Но уругвайского-то небось и нету! А у нас – вот он, и вся история с его вербовкой обошлась нам всего в три с половиной тысячи рублей.

Кроме шпионов, в Генштаб отправлялись офицеры и генералы, которых вроде и гнать-то из армии было не за что, не говоря о большем, но и в частях они были ни к чему. То есть пока сидят спокойно и никому не мешают – пусть сидят. Вздумают возмутиться – тут же разоблачим пару-тройку агентов помельче и инкриминируем возмутившимся связь с врагом вплоть до пособничества.

Вот это я и рассказал генералам, теперь уже можно было раскрывать действительное положение дел. Кондратенко посмеялся, а Куропаткин сообщил, что, по его мнению, в Генштабе все-таки есть несколько толковых офицеров, которых он хотел бы видеть в Ставке, раз они в Питере не нужны. Я попросил список и пообещал, что пришлю их сюда сразу по возвращении в столицу.

После Ставки я слетал в расположенный неподалеку первый истребительный полк РГК, к Полозову. Он так и не поднялся выше комполка, хоть и стал генерал-майором. В основном, конечно, потому, что командовать чем-то большим он и не стремился… Но тут он действительно был на своем месте. Истребительных полков РГК пока было всего два, и формировался третий. Вооружены они были «Стрижами» – машинами, по всем данным на голову превосходящими любой истребитель в мире, и укомплектованы лучшими асами России. Их назначение – обеспечить на любом выбранном командованием участке полное господство в воздухе. Нельзя быть сильным везде, но в ключевых точках – можно и нужно.

Проведя остаток дня у Полозова, утром я вылетел домой, в Гатчину.

Там мне предстояла еще одна важная встреча, и надо было выделить денек на изучение материалов перед ней. Пожалуй, не помешает небольшое уточнение…

При общении с техническими специалистами любого профиля трудностей у меня не возникало – все же базовое образование позволяло довольно быстро вникнуть почти в любую проблему. Но мне предстоял разговор с медиком, причем далеко не последним, а именно: с товарищем министра здравоохранения Евгением Сергеевичем Боткиным. Нужно было познакомить его с недавно возникшим у меня подозрением. Дело в том, что я случайно узнал: первые случаи «испанки», пандемия которой разразилась в восемнадцатом году, были зафиксированы еще в девятисотом году! То есть вирус-мутант тогда уже был, а значит, сейчас он тем более есть. И что, если определяющим фактором в его развитии является не время, а условия? Например, резкое увеличение количества раненых, просто ослабленных голодом и авитаминозом, плюс связанные с войной перемещения огромных масс людей – вдруг именно это подстегнуло лавинообразное распространение вируса? Тогда мы можем получить пандемию не в восемнадцатом году, а в ближайшее же время. Вот об этом я и хотел поговорить с доктором Боткиным.

– Евгений Сергеевич, – сказал я ему после обмена приветствиями, – в преддверии приближающейся войны я хотел поговорить с вами о гриппе. Давайте использовать именно это слово, оно более конкретное, чем исторически сложившееся «инфлюэнца». Может, вы порадуете меня какими-нибудь новостями?

– Кое-какие новости есть, – кивнул Боткин, – в частности, вирусную природу гриппа можно считать доказанной. Но почему вас интересует именно это, далеко не самое опасное заболевание?

– Да потому, дорогой доктор, что в моем образовании хотя и имелся ускоренный медицинский курс, преподанный мне дедом, но он был, в общем, непрофильным. Поэтому многие сведения хранились где-то на задворках памяти, я их почти забыл из-за неиспользования в практической деятельности. Но вот недавно вспомнил одно, и оно меня сильно обеспокоило. Речь идет о способности вирусов к мутации. Дед говорил, что она циклична, и наиболее короткой постоянной времени обладает именно вирус гриппа. Она составляет всего чуть больше десяти лет.

– Однако грипп, он же инфлюэнца, описан довольно давно, и особых изменений не видно, – возразил Боткин.

– Давайте я постараюсь рассказать, как мне это представляется, а вы уж потом прикиньте, есть ли тут зерно истины. Итак, вирусы мутируют. Направления мутаций случайны, большинство просто вредные для этого вируса, так что их носители быстро исчезают, не успев закрепить в потомстве свои свойства. Одним из вредных для вируса направлением мутации является повышение ущерба, наносимого им организму-носителю.

– Это как? – заинтересовался Евгений Сергеевич.

– Возьмем для примера обычный грипп, – предложил я. – Зараженный им человек, особенно если он молод и вообще-то здоров, некоторое время переносит болезнь на ногах, кашляя, чихая и чуть ли не плюясь на окружающих, что создает отличные условия для распространения вируса. Потом на несколько дней он ложится в постель, и организм справляется с заразой – иногда при помощи медицины, но чаще, увы, вопреки ее усилиям. Потом выздоравливает, то есть может быть использован повторно… А теперь представьте себе, что вирус мутировал так, что при заражении им человек через несколько часов сваливается в жесточайшем жару, а через сутки умирает. Понятно, что в таких условиях вирусу существенно труднее распространиться, да и люди гораздо серьезнее относятся к карантинным мероприятиям, если болезнь смертельна.

– Постойте, – наморщил лоб Боткин, – что-то такое было в шестом году, только мне не удалось узнать подробностей… А, смерть Думбадзе, ялтинского градоначальника! Тогда действительно болезнь развилась до летального исхода менее чем за сутки, и теперь я понимаю, почему вы этим заинтересовались и зачем принимали жесткие меры – опечатывание особняка, изоляция всех близких… Потом, насколько я в курсе, подобных случаев там больше не было.

Произойди подобный разговор лет на десять раньше, я бы, пожалуй, покраснел, ибо в те далекие времена был моложе и сентиментальней. Потому как единственное, чего я не очень точно знал про поразивший Думбадзе вирус, – это был он калибром семь шестьдесят два или же шесть с половиной миллиметров. Понятно, что после такой инфлюэнцы мне пришлось опечатать особняк и на некоторое время изолировать ближайших знакомых покойного губернатора. А то, что случай остался единичным, говорило об отсутствии идиотов среди окружения усопшего. М-да, степень идеализма милейшего доктора оказалась даже чуть выше, чем предполагалось.

– Как-то оно примерно так, – не стал я углубляться в скользкие подробности, – но это, к счастью, был единичный случай. Однако война может способствовать и массовому распространению этой заразы…

Далее я кратко пересказал свои соображения и подытожил:

– Вам я предлагаю продумать медицинские аспекты, с организационными отлично справится и ваше очаровательное начальство.

Доктор смутился. Дело было в том, что недавно он развелся со своей женой, и теперь его отношения с министром здравоохранения, то есть вдовой героя японской войны и Алексеевского перехода генерал-адмирала Алексея Александровича, княгиней Ольгой Романовой-Оболенской, уверенно шли к свадьбе. В здешней России не было никаких законодательных ограничений на нахождение близких родственников в подчинении друг у друга, вопросы решались в рабочем порядке. И в данном случае я не видел в грядущей семейственности ничего плохого.

– И вот еще что, – я вытащил из стола аптечную банку с таблетками, – получено и будет получаться из источника, сведения о котором абсолютно секретны. Ну вы понимаете.

Доктор действительно слышал от Ольги, что, согласно последним данным науки, существуют параллельные миры. И связь с одним из них может устанавливать канцлер, правда, это сопряжено с очень большими трудностями.

– Это ремантадин, – пояснил я, – средство для профилактики гриппа, помогает также и на начальных стадиях заболевания. Вот документы, тут все про применение и кое-что о составе и способе получения. Нагрузите этой темой две исследовательских группы – одна пусть проведет клинические испытания, а другая, даже скорее не группа, а хорошо оснащенная лаборатория, пусть изучит вопрос о возможности и у нас производства чего-нибудь подобного. И, наконец, последнее на сегодня… Скоро будет опубликован мой указ об усилении ответственности за спекуляцию в военное время. Так вот, по поводу ремантадина там будет только одна мера пресечения – расстрел. Потому что продавец, скажем, георгиума или стрептоцида может в принципе и распродавать каким-либо образом оставшиеся у него с мирного времени запасы. Это тоже не очень хорошо, однако на пулю в затылок не тянет. Но с ремантадином такое невозможно, и я заранее ставлю в известность, что исключений из только что озвученного правила не будет. Так что предупредите, пожалуйста, ваших сотрудников. Впрочем, их и госпожа министр тоже предупредит, это ее прямая обязанность.