От любви — к ненависти
Я хотел бы предупредить читателя, что не ставил перед собой задачу глубокого социально-политического и экономического анализа объективной и других сторон состава государственного преступления — развала СССР.
Здесь я выступаю как свидетель преступления и говорю о том, что я видел, что переживал — лично. Хотя и не снимаю определенной вины с себя.
Находясь рядом с «сильными мира сего», сотрудники охраны первыми, наверное, увидели, как все больше и больше слова Горбачева расходятся с делами.
В делах — неорганизованность, верхоглядство, нежелание спуститься с небес на землю, самонадеянность. Убивал предвзятый подход к оценке событий.
Тбилиси
Так, трагические события 9 апреля 1989 года в Тбилиси оценивались им не на основе объективных данных КГБ и МВД СССР, а на скороспелых политизированных выводах комиссии Съезда народных депутатов СССР, возглавлявшейся питерским адвокатом — краснобаем Анатолием Собчаком, которого больше интересовала не истина, а возможность еще раз «пропиариться», покрасоваться на публике, блеснуть ораторским мастерством и «жареными» фактами на Съезде.
Я имел возможность слышать о событиях в Тбилиси от участников тех трагических событий: генерал-майора Босова В.В., тогда — командир ОМСДОНа, молодых сержантов дивизии Дзержинского, которых привозили на встречу с депутатами Верховного Совета СССР, из бесед с генерал-полковником Родионовым. Уже после событий октября 1993 года в кабинете Л.Я. Рохлина.
Любое событие, которыми, увы, был богат конец 80-х и начало 90-х, политизировалось, драматизировалось и извращалось СМИ, которые соревновались друг с другом, стремясь красочнее показать глупость, жестокость центральной власти. Парадоксально, но все эти издания и передачи финансировались той же самой советской властью.
В штаб по охране съездов в КДСе были проведены телевизионные мониторы, на которых мы могли видеть и слышать все происходящее в залах КДС (съезды депутатов СССР) и БКД (съезды депутатов РСФСР). У меня художественный тип памяти, и я до сих пор прекрасно помню артистический отчет на Втором Съезде народных депутатов СССР А. Собчака, который возглавлял тогда депутатскую комиссию, расследовавшую на месте апрельские события 1989 года в Тбилиси.
Кстати, первым кандидатом в председатели комиссии был известный писатель, Герой Советского Союза, впоследствии — член редколлегии историко-публицистического альманаха «Лубянка» В.В. Карпов. Но понимая, что он будет объективен, жаждущие расправы над армией «демократы» устроили ему такую обструкцию, что Карпов вынужден был отказаться.
Прошла кандидатура А. Собчака, который сделал все возможное для сокрытия истины, постарался увести от ответственности политическое руководство страны, переложив ее полностью на армию и руководство ЗакВО.
Это было настолько наглядно, что даже «совесть демократов» — народный депутат СССР академик А.Д. Сахаров, начав визит в Тбилиси с проклятий в адрес «убийц в погонах», приняв участие в нескольких заседаниях комиссии Собчака, демонстративно заявил о выходе из состава комиссии, «поскольку не увидел фактов, подтверждающих «зверства убийц в военной форме».
У Собчака с совестью все было нормально, и он, собрав все свое ораторское мастерство, заламывая руки и закатывая глаза, пришептывая, красочно рассказывал о зверствах советской десантуры.
По информации экс-адвоката получалось, что митинг был мирным, люди пели и танцевали, а до зубов вооруженные внутренние войска и десантники, выйдя на площадь, по личному распоряжению генерала Родионова, устроили там кровавую бойню. А ничего не подозревавшие Горбачев, Шеварднадзе, Чебриков, Язов и другие были поставлены уже перед свершившемся фактом.
Односторонние, бессовестные измышления Собчака были подхвачены СМИ Грузии, «Голосом Америки», «Свободой», в авангарде обличителей и разоблачителей шел журнал «Огонек», издававшийся невероятным по нынешним временам тиражом — свыше шести миллионов экземпляров, который уже печатал выгодную Западу информацию и, по всей видимости, именно оттуда получал деньги на издание.
Особенно СМИ удался растиражированный с подачи корреспондента «Огонька» Ю. Роста эпизод о том, как двухметрового роста верзила-десантник чуть ли не километр гнался за 80-летней старушкой-грузинкой и, догнав ее у перехода, добил несчастную специально заточенной с трех сторон саперной лопаткой. Этот эпизод долго обыгрывался, да и сейчас обыгрывается всей заграничной и либеральной прессой. Это дало пищу домыслам моего старого знакомого вице-президента США Д. Куэйла о «применении в Тбилиси при разгоне демонстрации сильнодействующих отравляющих газов» и др.
За кадром осталась объективная информация, о том, что практически все пострадавшие, большую часть которых составляли пожилые люди и женщины, погибли не от саперных лопаток и ударов солдат, а от давки.
64 участника митинга заявили, что пострадали не от действий военнослужащих, а от брошенных в толпу неустановленными лицами предметов.
Собранными доказательствами установлено, что в ходе вытеснения митингующих при самозащите малыми пехотными — саперными лопатками от противоправного нападения со стороны большой группы демонстрантов, вооруженных различными предметами, бросавших в бойцов камни, десантники причинили травмы в виде разных ран, ушибов и ссадин только 4 взрослым мужчинам. Травмы эти относятся к категории легких с кратковременным расстройством здоровья.
И это заключения грузинских медэкспертов.
Выступление Собчака было настолько удачным, что многие депутаты даже перестали здороваться с возглавлявшим тогда Закавказский военный округ генерал-полковником И. Родионовым, повесив на него и армию ярлыки убийц, садистов, душегубов.
Но и тогда уже было ясно, насколько рассказ был эмоциональным и красочным, настолько он был далек от истины.
Буквально через день мне пришлось встретиться с командиром ОМСДОНа генерал-майором Босовым и рядом офицеров и солдат, вернувшихся из Тбилиси. В ожидании приема у руководства страны они зашли в 14-м корпусе Кремля к нам в Штаб.
С Босовым мы ежегодно встречались при подготовке и проведении праздничных мероприятий на Красной площади, и у меня нет оснований ему не верить. Кстати, на меня большее впечатление произвели не стенания Собчака, а раны на шее молодого сержанта, которого грузинский боевик пытался душить струной от пианино.
Было ясно, что события были не стихийны, а грамотно спланированы опытными провокаторами, ставившими своей политической целью дискредитацию Советской Армии, силовых структур и партийного руководства страны. По оперативным данным, изначально планом организаторов беспорядков 3.К. Гамсахурдиа, И.С. Церетели, Г.О. Чантурия было довести дело до применения солдатами огнестрельного оружия, пролить побольше крови и во всем обвинить армию.
Вам это не напоминает события на Арбате 21 августа? Наставники видно одни.
Это должно было дискредитировать политическую систему страны перед Первым Съездом народных депутатов, который провокаторы хотели превратить в судилище над исполнителями акции.
Митинги и голодовки на площади проходили с начала апреля. Демонстранты, которым уже давно надоели эти дежурства, отработав проплаченные им часы, обычно к вечеру они расходились и площадь пустела. Под утро на площади Ленина, как правило, оставалось не более 200 человек (голодающие и их родственники).
В роковую ночь с 8 на 9 апреля она была забита людьми, собралось более 10 тысяч человек. Толпа была сформирована из «Легиона грузинских соколов», крепких молодых мужчин, и настроена весьма агрессивно, о чем говорят ее антисоветские, антипартийные, националистические, антирусские лозунги:
— «Долой, советскую власть!», «…Пока существует советская власть, мы не сможем упразднить автономии Абхазии, Аджарии, Южной Осетии…»;
— «…Мы требуем незамедлительного выхода из состава так называемой Русской империи. В Грузию должны войти армейские подразделения ООН, которые временно будут защищать нашу безопасность… Далее Грузия должна будет войти в НАТО как военный союзник»;
— «Давить русских», «Русские! Вон из Грузии!»;
— «Долой фашистскую армию!»
— «Грузины! Мы с вами, воевавшие в Афганистане. К нам присоединились более двухсот молодых… Сегодня эта молодежь, которая на протяжении двух лет проливала кровь за русскую империю…готова, если будет нужно, пролить кровь за Грузию…», «…Не пожалеем пролитой крови… мы пришли для того, чтобы встать вместе с вами…».
Молодые бойцы-соколы, будущие участники конфликта, дали клятву «сражаться до конца!»
Попытки руководства республики, МВД Грузии и командования ЗакВО, не прибегая к крайним мерам, предостеречь митингующих и их лидеров от дальнейших противоправных действий результата не дали.
Не образумила толпу и демонстрация военной техники. Для чего утром 8 апреля 1989 года город на малой высоте облетели три эскадрильи военных вертолетов, а около полудня по улицам Тбилиси по трем маршрутам мимо митингующих проследовала боевая техника с вооруженными солдатами.
Буквально за час до начала операции перед митингующими выступил начальник УВД г. Тбилиси полковник Р.Л. Гвенцадзе с призывом разойтись до того, как войсками будет применена сила. Но митингующие не дали ему выступить перед микрофоном, и он был вынужден воспользоваться переносным мегафоном. С аналогичным призывом обратился католикос-патриарх всея Грузии Илия II, который просил по микрофону: «Братья и сестры, покиньте площадь, не доводите дело до применения силы». Но Гамсахурдиа вырвал у него из рук микрофон и закричал: «Пусть прольется кровь!» Толпа хором ответила: «Пусть прольется кровь!»
Командир 4-го полка дивизии Дзержинского подполковник Бакланов А.М. также по мегафону предложил участникам митинга освободить проспект Руставели и предупредил, что в случае отказа будет применена сила.
Заранее записанное на пленку и переданное властям выступление генерала Родионова, в котором он предупреждал митингующих о противоправности их действий и возможных последствиях от столкновений с войсками, было специально задержано и передано по грузинскому радио и телевидению всего лишь за 10–15 минут до событий. И, естественно, случайные участники демонстрации не могли его видеть и слышать.
Грузинскими боевиками были приняты все меры, чтобы организовать давку, не допуская массового ухода людей с площади. Все боковые улицы были заставлены тяжелыми грузовиками, троллейбусами и дорожной техникой (всего было использовано 29 автобусов, троллейбусов и большегрузных машин, у шести из которых были спущены шины).
«Силы самообороны» из бывших воинов-«афганцев», спортсменов, занимающихся боевыми единоборствами, и физически крепких мужчин, заранее вооружились дубинками, металлическими прутьями, цепями, камнями, досками, палками, другими предметами. Один из таких мирных «демонстрантов» пытался задушить мальчишку-сержанта металлической струной. Но обо всем этом даже не упоминалось в справке Собчака.
Помимо первой линии боевиков, имевших на руках холодное оружие, куски арматуры и др., непосредственно столкнувшейся с солдатами, в задних рядах толпы имелась вторая цепь — около 100–150 спортивного телосложения мужчин, вооруженных палками, которые сдерживали толпу и не только не давали людям возможности уйти с площади, но и напирали на передних с криками: «Бей их!..»
Именно из-за них желающие не смогли в полной мере воспользоваться специальными проходами в войсковых цепочках, которые были, как и положено, оставлены во избежание травмирования разбегающихся митингующих. В ходе операции военнослужащие ВВ выхватывали из толпы подростков, женщин, пожилых людей, направляя за свои спины, за цепочки.
Участники операции вспоминали, что на женщин и подростков, которых из беснующейся толпы выдергивали наши бойцы, было страшно смотреть, видя их ужасное психическое состояние, многие были босы, в изодранной одежде, с всклокоченной головой, безумными глазами.
На площадь были подогнаны грузовики с камнями и щебенкой, которыми боевиками забрасывались солдаты. На архивных кадрах телевидения действительно можно увидеть в руках военнослужащих саперные лопатки, которыми солдаты, как теннисными ракетками, отбивали летевшие в них камни, арматуру, бутылки.
Вытеснение началось в 04:05 и продолжалось около 20 минут.
«Первыми выдвинулись бронетранспортеры, — рассказывал позднее генерал Родионов. Их задачей было медленно вклиниться в толпу, разделить ее на части и создать своеобразные коридоры для продвижения основных войск. Боевые машины первыми ощутили на себе ярость толпы. Митингующие подбегали к бронетранспортерам и лупили по ним чем попало. Они также запрыгивали на боевые машины сверху, загораживая обзор, пытались таким образом спровоцировать наезд на людей. Это помогло бы провокаторам увеличить число жертв.
За БТРами шла плотная цепь внутренних войск в бронежилетах, касках, со щитами и резиновыми дубинками. Позади вэвэшников, метрах в пятидесяти, шли десантники, за которыми следовала их боевая техника с оружием. Из средств защиты у бойцов ВДВ были лишь пресловутые саперные лопатки.
Первая линия грузинской обороны, вооруженная дубинками, арматурой, камнями, бутылками вступила в схватку с почти безоружными солдатами. Боевики прикрывались женщинами и подростками».
Подобную тактику я позднее, в 1991 году, наблюдал в Нагорном Карабахе. Ребенок пролезал между ног солдат за цепочку, за ним, истерически крича, рвалась мать, «войдя в положение», бойцы, на секунду размыкали руки, чтобы пропустить женщину. Подготовленные к этому моменту боевики клином прорывали в этом месте войсковую цепочку. Солдаты, естественно, втягивались в отдельные рукопашные схватки, где преимущество было не на их стороне. С мальчишками воевали подготовленные мужики.
В процессе проведения операции солдатам внутренних войск, десантникам, ОМОНовцам из Воронежа было оказано жесточайшее сопротивление со стороны отрядов боевиков. Продвижение вперед замедлилось, началась остервенелая драка с участием сотен и тысяч людей.
Наиболее яростное сопротивление было оказано на лестнице, на ступенях дома Правительства. Причем тбилисская милиция вовсю помогала боевикам. Продвижение цепочки ВВ остановилось. Боевики разорвали ее, солдат стали избивать. Стало ясно, что одни ВВ с ситуацией не справляются.
О жестокости схватки и о наличии у демонстрантов орудий сопротивления объективно свидетельствует то, что ими разбиты и повреждены 251 пластиковый и металлический щит, 39 бронежилетов, 5 касок. Это подтверждается протоколами осмотров, заключениями криминалистических экспертиз, другими документами.
От противоправных действий боевиков и хулиганствующих групп молодежи пострадало 189 военнослужащих, защищенных бронежилетами, касками и щитами, т. е. почти в 2 раза больше, чем пострадало митингующих, которые таких средств защиты не имели. При этом 12 военнослужащих получили колото-резаные раны, 10 — серьезные черепно-мозговые травмы, 67 — рвано-ушибленные раны, а остальные — ушибы и гематомы.
Когда ситуация стала угрожающей, офицеры ВВ применили баллончики со слезоточивым газом. Кстати, такова практика при разгоне митингов и демонстраций в службах правопорядка большинства стран.
И если у наших войск и милиции средств химзащиты не было ни у кого, то, по данным прокуратуры, с демонстрантами устроители митинга предварительно провели подробный инструктаж по защите от возможного применения химических спецсредств, а часть из них была обеспечена противогазами, специальными повязками с содовыми раствором и т. д.
В связи с тем, что пути эвакуации были заранее перекрыты, в толпе начинавших покидать площадь митингующих возникла паника и началась массовая давка.
В этой жестокой драке и давке, организованной уголовником Гамсахурдией при содействии властей Грузии и молчаливой реакции Москвы, в ходе вытеснения митингующих у Дома правительства 16 участников митинга погибли на месте, а трое вскоре скончались в больнице (16 женщин и 2 мужчин), а гр. Квасролиашвили погиб в результате собственных противоправных действий при падении на асфальт во время нападения на военнослужащих. По заключению комплексной комиссионной судебно-медицинской экспертизы, в составе 21 наиболее квалифицированного специалиста страны смерть большинства демонстрантов наступила от механической асфиксии вследствие сдавления груди и живота в давке, а не от рубленых, резаных ран или избиения резиновыми палками.
Как бесспорно установлено следствием, в непосредственном соприкосновении с погибшими митингующими военнослужащие не были.
К семи утра проспект Руставели и площадь перед домом Правительства были очищены и взяты под охрану.
Свою негативную роль сыграли и республиканские органы МВД и КГБ.
При этом установлено, что непосредственно от действий военнослужащих пострадало 100 демонстрантов и 13 работников местной милиции.
Генерал Родионов за день до событий требовал от местной милиции очистить прилегающие к площади улицы от техники. Это требование местными стражами порядка выполнено не было.
Комитет государственной безопасности Грузии вообще устранился от событий. Председатель КГБ Гумбаридзе разоружил сотрудников и отправил их по домам. Правда, сотрудниками 7-го Управления, негласно работавшими в толпе, в рамках документации преступных деяний, о событиях на площади был снят фильм, показывающий действия демонстрантов и военнослужащих. Ясно видно, что не было никаких убийств лопатками, не было противоправных действий со стороны органов правопорядка, солдат и офицеров.
Ф.Д. Бобков в своей последней книге «Как готовили предателей» рассказывает, что фильм был показан и Шеварднадзе, и депутатам, но это ничего не изменило.
Двуличный Горби
Ну и как всегда, прослеживается двуличное поведение Горбачева.
Прибыв из очередной загранкомандировки, изображая полное неведение, он, спускаясь по трапу самолета, игриво спросил у встречающих: «Что новенького у нас в стране?». Это мне пришлось слышать лично, участвуя в организации его встречи в аэропорту Внуково.
На первом Съезде народных депутатов (май-июнь 1989 года) Михаил Горбачев отказался взять на себя ответственность за развитие событий во время разгона демонстрации и возложил всю вину за жертвы на армию, на командующего военным округом генерала И. Родионова.
Истинные виновники случившегося должного наказания так и не понесли. Против Гамсахурдии, Коставы, Церетели и Чантурии прокуратура Грузии возбудила уголовное дело, однако 5 февраля 1990 года оно было прекращено не в результате признания их действий законными, а «ввиду изменения обстановки».
Уже тогда было видно, что власть Генсека подходит к концу. Член Политбюро Шеварднадзе, получивший указание Горбачева выехать в Тбилиси, чтобы на месте локализовать антисоветские выступления, просто проигнорировал указание своего шефа.
Вечные полумеры, неопределенность в высказываниях и делах, за которые все чаще и чаще людям приходилось расплачиваться кровью и горем (Тбилиси, Нагорный Карабах, Вильнюс, Оша и др.), а профессионалам, пытающимся хоть как-то помочь делу, — своим добрым честным именем.
Вильнюс
Хорошо знаю, что думает о Горбачеве мой товарищ — бывший командир спецподразделения антитеррора «Альфа» — знаменитой группы «А» 7-го Управления КГБ СССР полковник М.В. Головатов.
Не так давно во время деловой поездки в Австрию Михаил Васильевич, которого спецслужбы Литвы объявили в международный розыск, обвиняя в гибели граждан в ночь с 13 на 14 января 1991 года у Вильнюсского телецентра, был арестован.….Хотя сегодня ни для кого теперь уже не секрет, что все 13 человек и боец-альфовец В. Шатских были убиты литовскими пограничниками, которых лидеры «Саюдиса» провели на верхние этажи башни.
Это подтверждает В. Петкявичюс в своей книге «Корабль дураков» (Калининград: Янтарный сказ, 2004, 312 с.).
«…Кровь тринадцати жертв на совести Ландсбергиса и Андрюса Буткявичюса. Это по их воле несколько десятков переодетых пограничников были размещены в Вильнюсской телебашне. Они стреляли сверху вниз по толпе боевыми патронами… О том, как все было, мне рассказывали и несколько пострадавших пограничников. Они пытались восстановить правду через прессу, но ничего не могли доказать, поскольку были вычеркнуты из числа защитников».
«…Главой его (Буткявичюса) Службы иммунитета, или частной охраны, был В. Чеснулявичюс, окончивший Минскую высшую школу милиции…Я был вынужден собирать о нем информацию после того, как услышал от пограничников, как этот тип с пистолетом в руках учил их помалкивать о событиях у телебашни».
Воры и убийцы, как всегда, громче всех кричат — «держи вора!»
Благо у австрийских полицейских хватило ума не отдавать полковника Головатова Михаила Васильевича на растерзание в Литву.
И до сих пор буйно всходят посеянные Горби семена злобы и ненависти.
Я представляю, какими словами честят сегодня лидера перестройки сотрудники-патриоты рижского ОМОНа.
Результаты проводимых Комитетом госбезопасности серьезнейших аналитических исследований, прогнозировавших развал СССР, неоднократно докладывались Горбачеву и президентской команде, но вместо действенных мер по предупреждению трагедии они рождали его неудовольствие и Комитетом госбезопасности, и авторами документов.
Причем даже самому младшему оперуполномоченному было ясно, что развитие событий идет по разработанному на Западе сценарию. Вряд ли у наших номенклатурных «перестройщиков», а затем у «демократов-завлабов» хватило бы ума и денег, чтобы развернуть столь масштабное наступление на социализм.
Иностранные спецы в штабах перестройки
Режим наибольшего благоприятствования был создан для деятельности западных спецслужб. Толпами въезжали в страну различного рода «комиссии», эксперты. В 1989 году в США был создан специальный Центр наблюдения за ходом перестройки, в который вошли представители ЦРУ, РУМО и Управления разведки и исследований Госдепартамента.
Подготовленные Центром разведывательные сводки об обстановке в СССР ежедневно докладывались лично президенту Дж. Бушу-старшему и другим членам Совета национальной безопасности США. По указанию Буша ежегодные ассигнования на проведение только агентурной разведки с 1989 года возросли более чем на 20 %.
У Советского Союза не было больше секретов.
Выпрашивает, например, Горбачев у Буша кредит в 1,5 миллиарда долларов на закупку для СССР на международном рынке американского зерна. Тут же американцы ставят обязательное условие — солидная делегация цэрэушников во главе (для прикрытия) с Р. Кроудером, первым заместителем министра сельского хозяйства США, должна изучить положение дел в сельскохозяйственных района СССР (Украина, Ставрополь, Краснодар). Плотно поработали, собрали массу разведывательных данных по регионам, но этого мало, требуется предоставление (ЦРУ) обобщенных данных по всей стране.
Американцы начали участвовать и в формировании советских делегаций, направлявшихся за рубеж, настоятельно требуя включать в них «демократически» настроенных политиков, экономистов, деятелей культуры. Эта категория переговорщиков, мало того, что срывала подготовленные планы, но и становилась источником конфиденциальной информации о намерениях советской стороны и о положении в стране. Так, направляя в Вашингтон «миссию Примакова — Щербакова», которые должны были обсудить «антикризисный план Павлова», американцы настояли на обязательном включение в ее состав Явлинского, имевшего с США особые отношения.
Е.М. Примаков был вынужден постоянно осаждать нетерпеливого реформатора, напоминая ему при американцах, что «господин Явлинский должен следовать инструкциям, полученным от нашего президента».
«Пятая колонна»
Самое страшное, что флаг антикоммунизма и антисоветизма первыми подхватили цековские: «партийная интеллигенция, партийные интеллектуалы», многие годы кормившиеся и в прямом и в переносном смысле (и сытно кормившиеся!) партией. Квартиры в цековских домах, прекрасные зарплаты, продуктовые заказы, практически бесплатное питание в спецстоловых, медицинское обслуживание, отдых в прекрасных цековских санаториях, ежегодные поездки на Золотые пески или в Карловы Вары, автотранспорт с мигалками и спецталонами и т. п.
Мне приходилось видеть, как эти интеллектуалы трудились на госдачах над речами сменяющихся лидеров.
Прекрасные гостиничные номера, вышколенный персонал, бесплатное питание, бильярд, кино, прогулки по аллеям парков. Может быть, только водку, и то, исчерпав только выделенный лимит, они покупали за свой счет.
(Действительно, страшный сон, автор — политический обозреватель «Известий», спичрайтер при Брежневе, доверенное лицо Андропова и посол в Израиле при Ельцине!)
А в благодарность, используя служебное положение, освобождавшее их от зоркого ока КГБ, они изыскивали любую возможность вставить в подготавливаемые документы какую-либо очередную красиво завуалированную коммунистической риторикой антисоветскую пакость.
В безопасные для них брежневские времена они стали покушаться уже не на советские архитектурные излишества марксизма-ленинизма последних лет, а на его основы. В аппарате ЦК постепенно сложилась устойчивая преступная группа (ОПГ) негласных оппозиционеров, сначала тайно, а потом и явно ориентированная на запад. Выйдя с приходом Горбачева из подполья, став его ближайшими советниками, войдя, например, в состав Консультативного политического совета при президенте СССР и другие подобные структуры, наделенные реальной политической властью, эта «президентская пятая колонна» жестко противопоставила себя «партийным консерваторам» и всей традиционно коммунистической партийной массе КПСС, воспитанной на идеалах социализма.
Немало потрудились на ниве «сытого и безопасного свободомыслия» «коммунист», заведующий Отделом пропаганды ЦК КПСС при Брежневе А. Яковлев, сформулировавший основные принципы перестройки и ставший «идеологическим гуру» слабохарактерного и не очень грамотного Генсека; «партийный либерал» консультант-помощник президента А. Черняев, откровенно рассказывающий в своем дневнике о своих «…глухоте совести и ума…», и др.
Даже всегда преданный власти и всегда правильный первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС, В. Загладин, автор многих книг, доказывающих преимущества социализма, которого в последние советские годы некоторые знатоки на Западе чтили как одного из «отцов мировой политики советского коммунизма», в интервью радио «Свобода» не так давно заявил, что он относится к людям, которые никогда не верили, что коммунизм возможен. Но «…меня определили на эту службу, и я добросовестно и честно служил». Еще один «служивый».
Сегодня эти перевертыши, с гордостью называя себя красивым английским словом — «спичрайтеры» (в переводе на русский это — рече— или борзописцы), до хрипоты спорят между собой, кто же вложил в доклад «хозяина» больше мыслей и идей, разрушавших основы государства, кто первым внес в идеологический оборот те или иные термины — «реформа», «перестройка», «гласность» и т. п.
Кстати, и тогда они очень хорошо понимали, что делают.
Один из соавторов знаменитых творений «Возрождение», «Малая Земля» и «Целина» уже в те далекие времена называл себя «легальным диссидентом». Знает кошка, чье мясо съела. Не забывают горбачевские соратники и безмерно превознести себя. Они самые умные (по сравнению с кем?), самые честные (перед кем?), самые нравственные (в чем?) и т. п.
Георгий Арбатов («Ястребы и голуби холодной войны». Алгоритм, Эксмо, 2009 г.) об А. Яковлеве: «…Среди многих его хороших качеств весьма ценным и редким было высокоразвитое чувство долга, моральной ответственности…» (стр. 120). Главный пропагандист коммунизма, предавший свои идеи и товарищей, по его мнению, — «…образец чести, ума и справедливости» (стр. 123).
О А. Черняеве: «…умный и образованный и к тому же безупречно честный…» (стр.109). Забыл только добавить — «скромный».
Не забывают кремлевские «спичрайтеры» и всю свою брежневско-горбачевскую кампанию в целом. Тот же автор: «…Горбачев и его политика собрали и сплотили группу незаурядных по своим умственным и нравственным качествам людей.
Это была — и по своим умственным данным, и по нравственным, и по способностям — группа самых сильных руководителей за всю историю не только XX века, но и за всю историю нашей страны!» (стр. 122).
Во как! Не мало и не много! Не знающие их люди, могут и правда поверить. Отсутствуют в характеристиках только такие качества, как: преданность, порядочность, скромность и самокритичность.
В чем же причина всего этого. Сошлюсь на уже упоминавшуюся книгу В.В. Варенникова. «Единственное, что может как-то пролить свет на это непостижимое явление, так это подлость, низость, полное отсутствие нравственности, бесчестность, с которыми каждый из них, видимо, пребывал всю жизнь, однако проявились эти черноты только в определенных, благоприятных для них обстоятельствах. А до этого прятались где-то далеко на дне своей гнусной душонки» (стр. 333). Точнее не скажешь.
Как бывший сотрудник контрразведки не могу не обратить внимания и еще на один существенный момент. Уйдя из под контроля КГБ, пользуясь определенной интеллектуальной свободой, Международный отдел из канала связи КПСС с некоммунистическими левыми организациями, и прежде всего с западной социал-демократией, постепенно превратился, как теперь совершенно очевидно, в канал их влияния на нас, по крайней мере на ту группу «партийных интеллектуалов, которая собиралась «под сенью 3-го подъезда ЦК».
Бывший сотрудник аппарата ЦК КПСС Андрей Грачев, с августа по декабрь 1991 года состоявший пресс-секретарем у Горбачева, в своей книге «Кремлевская хроника» пишет: «Многие из них провели несколько лет в Праге, в журнале «Проблемы мира и социализма», испытав в 60-е годы двойное воздействие: идей Пражской весны и вируса «еврокоммунизма» — двух романтических попыток примирить коммунизм с демократией и современностью…».
КГБ были также известны игры сотрудников этого журнала с масонством, однако эта информация, как обычно, не представила интереса для «инстанций» (ЦК КПСС).
В разные годы через группу консультантов, возглавляемую А.Черняевым, и пражскую редакцию прошли такие разные люди, как Г. Шахназаров, А. Бовин, Е. Амбарцумов, Е. Яковлев, Н. Шишлин, В. Лукин и другие, составившие под командованием Александра Яковлева начальный интеллектуальный капитал перестройки, первый горбачевский «десант» в глубоком номенклатурном тылу».
Свою негативную роль сыграли и расползшиеся по стране консультанты, рожденные в среде «мозговых центров» — исследовательских институтов уже упоминавшихся Яковлева (Институт мировой экономики и международных отношений), Арбатова (Институт США и Канады АН СССР), Богомолова (Институт международных экономических и политических исследований), Журкина (ныне Директор Института Европы) и др., позиционировавших себя противниками жесткой — имперской советской внешней политики, родившейся во времена «господина Нет» — А.А. Громыко.
Уже в 1985 году, сразу же после прихода к руководству страной Горбачева, по инициативе Г. Арбатова, директора Института США и Канады АН СССР, советника всех советских руководителей, начиная с Брежнева, был создан совместный советско-американский проект по разработке проблем стабильности в отношениях двух стран.
Его соруководителями стали: Арбатов и бывший заместитель директора ЦРУ А. Кокс.
Участниками с советской стороны стали: директор Института Европы АН СССР В. Журкин (бывший заместитель Арбатова по ИСКАН), политолог, недавний главный редактор «Литературной газеты» Ф. Бурлацкий (бывший сослуживец Арбатова по аппарату ЦК КПСС), будущий секретарь ЦК КПСС В.М. Фалин (защитивший две диссертации у Арбатова), а также ряд сотрудников ИСКАН.
С американской стороны — бывший директор ЦРУ У. Колби, бывший заместитель министра ВВС Т. Хупс, бывший заместитель госсекретаря Д. Болл и другие столь же колоритные фигуры.
Этой компанией и была предложена концепция «разумной достаточности» (термин взят напрокат из лексикона американской политологии), которую руководству СССР и США рекомендовалось использовать в качестве основы для параллельного сокращения Вооруженных Сил двух стран. Фактически, однако, она была принята в качестве одного из главных элементов военной доктрины лишь нашей страной и стала использоваться совсем в других целях — для одностороннего сокращения вооруженных сил и других компонентов военного потенциала. США же принимать эту концепцию и проводить в соответствии с ней какие-либо сокращения даже не собирались.
Характерно, что в этот период в США стали раздаваться голоса с предложениями о том, что Арбатов заслуживает Нобелевской премии мира за то, что он стремился преуменьшить американскую военную угрозу для нашей страны, разрушал советскую военную доктрину, способствовал прекращению роста советских вооружений.
Позднее вся эта армия советодателей плавно перетекает в «демократические структуры», объединяясь, например, в Межрегиональной депутатской группе (МГД). СМИ пытаются сначала выдать ее за эдакую невинную, даже не фракцию, а, так сказать, «стихийно возникшую» ячейку, чуть ли не кружок по интересам. Лишь чуть позже она покажет свое лицо.
Рождаются «мозговые центры» Президента России: например, Высший консультативно-координационный совет при Президенте РСФСР, где наряду с уже известными фамилиями друзей первого Президента СССР — Арбатова, Заславской появляются фамилии нового поколения разрушителей страны — Попов, Собчак, Старовойтова, Чубайс и др.
Вы спросите, а где же был все видящий и все знающий Комитет госбезопасности?
Отвечу. Приказы Комитета госбезопасности запрещали оперативную проверку и разработку партийной номенклатуры. Для получения компрометирующих материалов на нее приходилось выписывать задание на проведение оперативно-технических мероприятий (слежка, прослушивание и т. п.), на третьих лиц, залегендировав их необходимостью якобы проверки надежности агента и т. п.
Только получив, таким образом, серьезную компрометирующую номенклатурщиков информацию, можно было реализовать оперативные материалы через высшие партийные инстанции КПСС, чаще всего — безуспешно. Своих, как правило, они в обиду не давали.
Квинтэссенцией и ярким примером подобной ущербной для государства политики становится, как вы помните, полное игнорирование президентом выступления Председателя КГБ СССР В.А. Крючкова на закрытом заседании Верховного Совета об «агентуре влияния», после которого «агентам влияния» предоставляются еще большие права по развалу великого государства.
Да и в верхушке руководства КГБ СССР у разрушителей, видимо, хватало соратников. Стоит только проследить судьбу многих многозвездных генералов после 1991 года.
Хотя мне, относящему себя к «андроповской школе в КГБ», это и очень неприятно, но нельзя не отметить и негативную роль в этом бывшего руководителя Международного отдела, а потом долгое время Председателя Комитета госбезопасности Ю.В. Андропова. В разговоре со мной на эту тему близкий к нему Ю.С. Плеханов объяснял: «Все мы не без греха. Есть у Юрия Владимировича хорошее или плохое, я не знаю, качество. Он продолжал верить хорошо себя зарекомендовавшим людям, пока реально не убеждался в их подлости. А до этого им прощалось многое. Видимо, партийные интеллектуалы-перевертыши и генералы пользовались этим. А имя ЮВ долго защищало их от государева ока КГБ».
Но, если быть объективными, то приказы, попустительствующие безнаказанности партийной номенклатуры, их родственников и окружения, были выдуманы задолго до Андропова.
Сегодня не является секретом, кто же надоумил Горбачева применить беспроигрышный ход постепенного превращения «победившего социализма» в «просвещенный социализм», а потом в «социалистическую демократию с примесью капитализма».
Остерегаясь открыто провозглашать курс на капитализм, он все чаще громогласно заявляет лишь о «реставрации ленинизма», об «очищении партии», предлагая ей (для начала) передать «всю власть Советам».
Анализ концепции перестройки показывает, что она была, по существу, реализацией американской стратегии «сдерживания», изложенной в знаменитой директиве СНБ-68.
Эту мысль подтверждает и доктор экономических наук, профессор В.К. Долгов, который, выступая на пленуме ЦК КП РСФСР, сказал: «Представляется неверным еще бытующее мнение, будто, приступив к перестройке, ее организаторы не имели концепции проводимых перемен. Последовательность событий показывает их четкую логику и завидную целеустремленность на „новое“ мышление. Другое дело, что эта концепция, а то и четкий план не были, конечно, обнародованы. Естественно, что разработаны они были за спиной партии. Не говоря, конечно, о народе… „Новое мышление“ — это типичное для нас „научное обоснование“ уже принятых руководством целей и решений. Но сами эти цели и приоритеты тоже были вложены в головы руководителей „специалистами“, которые их, в свою очередь, получили на вооружение из арсенала американской политологии и политики».
Ведь скажи Горбачев тогда открыто о построении в СССР капитализма и в этот же день как минимум его блестящая карьера рухнула бы, и пришлось бы из королевских аппартаментов на улице Косыгина перебраться на жесткие нары в Лефортово.
Но и сегодня, когда он нагло претендует на авторство, я не думаю, что это было его ноу-хау. Не хватило бы умишка. Опять рифма: «У Мишки не хватило бы умишка!»
Уже и тогда лучшему немцу было у кого воровать идеи. На глазах у всего содружества по программе «внутренней либерализации» З. Бжезинского успешно разваливалась «социалистическая» Польша.
В стране параллельно шли два процесса — захваливание достижений лидера и дискредитация рабочих лошадок — рядовых коммунистов. Ломать — не строить.
Выборы руководителей на местах превратились в широкую популистскую антипартийную кампанию, развивающую, кроме всего, страх и комплекс неполноценности у государственных и партийных руководителей всех рангов.
Двойная бухгалтерия
В конце 80-х Горбачев (как впоследствии и Ельцин — «бесстрашный народный заступник»), умело используя психологию советского человека, ненавидящего обман и барство (помните исследование ИАГ Воронежского Управления начала 70-х) наживает политический капитал т. н. «борьбой с привилегиями».
Однако и здесь двойная бухгалтерия. Мы видим, что спецмагазины, спецателье и т. п. все больше начинают работать на семейство Горбачевых. Все большие суммы в валюте тратятся на обновление гардеробов «первой леди». В «Девятке» существует специальный отдел, занимающийся «хозяйственными» покупками за рубежом. Часы в Швейцарии, туалеты в Париже…
На одном из наших междусобойчиков горбачевский комендант, рассказывая о жизни первого семейства, разбивая в кровь костяшки пальцев о стол, заявлял, что ему стыдно носить чекистские погоны. «Приезжая в отпуск в свою деревню, я стесняюсь смотреть в глаза своей матери и соседям».
Кстати, очень скоро он мне радостно сообщил, что ушел с этой «поганой» должности.
Мюссеры
Огромные государственные средства тратились на строительство, ремонт и украшение строящихся в Барвихе, Форосе и Мюссерах дворцов.
В начале 90-х мне по службе пришлось подписывать акт о приеме под охрану спецобъекта «Чайка-М» на территории бывшей госдачи № 27 «Мюссера» (Пицундско-Мюссерский биосферный заповедник, Республика Абхазия). Решение о строительстве очередного дворца было принято по личной инициативе министра иностранных дел СССР и члена Политбюро ЦК КПСС Э.А. Шеварднадзе и с согласия Генсека в 1988 году.
В тот период меня уже было сложно чем-то удивить. Я бывал в резиденциях лидеров многих стран. Но тут даже мне стало не по себе. Золотой песок для «хозяйского» пляжа был привезен из Болгарии. Кровля здания — из меди. Для прохода семейства к морю сквозь огромную скалу был пробит тоннель 3–5-метрового диаметра.
«Во дворце» эту государственную дачу невозможно назвать иначе (стихи прямо!). Огромные хрустальные люстры в виде виноградных гроздьев — каждая ручной работы. Даже электрические выключатели и розетки — эксклюзивны, настоящие произведения искусства.
Еще характерная особенность эпохи Горбачева. В ходе благоустройства территории объекта «Чайка-М» варварски были уничтожены все насаждения — лимоны, апельсины, мандарины и др. Я не думаю, что кто-то взял бы на себя ответственность принять такое решение без согласования с «самими».
Кстати, и название объекта — «Чайка-М» тоже многозначительно. «Чайка» — этовы помните?) позывной Раисы Максимовны в радиосети Службы охраны?
С этим великолепием не выдерживают никакого сравнения оставшиеся неподалеку строения старой госдачи, где любили отдыхать близкие к И.В. Сталину В.М. Молотов, С.М. Буденный, К.Е. Ворошилов и др. Простенькие дачки, с устоявшимся запахом плесени, на которые не позарился бы сегодня даже мелкий московский лавочник.
Форос
По распределению функциональных обязанностей в нашем отделе я отвечал за объекты охраны на Кавказе, а М.В. Титков курировал Крым, Валдай и др.
И если дачу в Мюссерах я видел собственными глазами, то о знаменитой Форосской даче, иногда употребляя крепкие выражения (матом он не ругался), рассказывал ЮС. Много я слышал и от других сотрудников.
Решение о строительстве нового объекта на пустынном, в течение 10 месяцев продуваемом всеми ветрами безлюдном месте почти на самой южной точке Крымского побережья, недалеко от мыса Сарыч было выбрано семейством Горбачевых в конце 1985 года.
Место было выбрано сказочное, прекрасная бухта, целебный воздух, кристально чистая морская вода (дно просматривалось на глубину до 7 м), не было, правда, естественной растительности, но это дело исправимое, недалеко располагался единственный в мире заповедник можжевеловых древовидных растений, которые в массовом порядке стали переселять к объекту и умело прикреплять к скалам. Были посажены дубы, а также деревья других редких пород.
Сотни самосвалов привозили сюда землю из других районов страны, ее укладывали на скальное основание. Район этот был не только сейсмоопасным, но и оползневым. Поэтому все сооружения объекта «Заря» ставили на прочных буронабивных сваях, которые опирались на скалу.
Не беспокоили Горбачевых ни цена и трудности строительства на голом скальном грунте, ни необходимость строителям вгрызаться глубоко в землю, чтобы укрыться от ветров и др. Для подвозки грунта и стройматериалов пришлось построить т. н. технологическую дорогу.
Для того чтобы принимать самолеты 235-го авиаотряда, потребовалось удлинить и расширить ВПП ближайшего к даче аэродрома Бальбек, обновить его техническое оснащение.
Строительство нового объекта, получившего название — «Заря», занимались ВСУ КГБ и Министерство обороны. От нас за строительство отвечал заместитель начальника 9-го Управления КГБ генерал-майор Анатолий Владимирович Березин. В свое время он строил космодром Байконур и получил за это строительство звание Героя Социалистического Труда. Раз в полгода с инспекцией наведывался глава КГБ СССР Чебриков, раз в квартал — министр обороны Язов.
Строительство новой резиденции силами тысяч военных строителей шло быстро и с размахом. Люди работали днем и ночью, чтобы сдать ее на год раньше срока. Как говорится, «за ценой не постоим». Не понравилась, например, Раисе Максимовне галька на берегу, очень мол мелкая и необкатанная. Но как только Горбачевы на пару суток отбыли в Москву, строители из «Черноморгидростроя» завезли несколько барж другой.
Главной, конечно, была «зона отдыха», здесь строился «главный дом» — красивейший трехэтажный дворец, облицованный лучшими сортами мрамора и покрытый специально созданной для этого здания алюминиевой черепицей. Заказ на такую черепицу получили три военных завода — в Ленинграде, в Риге и в Москве; использование обычной черепицы в сейсмоопасном Крыму, на этом объекте, было запрещено.
Рядом были большой гостевой дом, открытый бассейн, спортивные площадки. В цокольном этаже располагался небольшой кинозал. Хозяйственная зона включала гаражи, котельную, складские помещения, здания для работников охраны, узел связи и множество других сооружений, которые обеспечивали жизнедеятельность всего объекта. Вокруг дворца был парк — до въездных ворот было около километра.
Кстати, про бассейн. Одна торцевая стена его была облицована уральским мрамором, изображавшим русский лес, а другая была стеклянной. Специальными устройствами она опускалась, и… открывался вид на море. На пляж вели два эскалатора. Там располагался спецпричал, рядом маленький гротик, а чуть в стороне кинотеатр. За основным зданием находился дом для гостей, обслуживающего персонала и охраны. Специально для Горбачева по всему периметру дачи, среди уже упоминавшихся дубов и можжевельников, сделали терренкур — тартановую дорожку, повторяющую рельеф территории.
Многие материалы доставляли грузовыми самолетами из-за границы: мрамор и отделочные материалы везли в Форос из Италии, кафель для ванных комнат — из Германии. Михаил Горбачев внимательно следил за этим строительством, но главным образом по фотографиям и макетам.
Что касается Раисы Максимовны, то она много раз прилетала в Форос, заставляя переделывать уже построенные части дворца, не обращая внимания на ссылки строителей по поводу уже произведенных расходов. Проект все время дополнялся новыми и дорогостоящими деталями: летний кинотеатр, грот, зимний сад, крытые эскалаторы от главного дворца к морю и т. д.
Рассказывать можно много, но лучше обратиться к свидетельствам очевидцев, чьими наблюдениями я воспользовался: книга генерал-майора В.Т. Медведева, интервью бывшего начальника 9-го отдела Управления в Крыму полковника Л.Н. Толстого, материал сайта К.В. Шевченко, судя по осведомленности, — сотрудника отдела.
Были определенные трудности с организацией охраны объекта, он был, уязвим практически со всех сторон. И с моря, и с суши. Основной головной болью для охраны стала оживленная южнобережная трасса Севастополь — Ялта. Все это заставляло на грани фола использовать возможности 9-го отдела, увеличивать число командируемых в Форос сотрудников из Москвы, привлекать силы милиции и военнослужащих.
Когда Горбачев с семьей приехал в Форос в 1988 году в первый раз, о его местонахождении ничего и нигде не сообщалось. М. Горбачев и его супруга были вынуждены отдыхать в одиночестве, да они и по характеру не были особенно гостеприимны. Поэтому они не стали приглашать в свою новую резиденцию ни иностранных руководителей, ни членов Политбюро, как это любили делать Никита Хрущев и Леонид Брежнев, превращавшие раз или два в году именно Крым в место наиболее доверительных переговоров.
Горбачевы были достаточно умны, чтобы понять, что их образ жизни, роскошь дворцов в Подмосковье, в Форосе и Мюссерах мало совместимы с рекламировавшейся ими борьбой против неоправданных привилегий. Была разработана красивая легенда, что, мол, Барвиха, Новое-Огарево, Форос и Мюссеры не его собственность, а государственное имущество. Хотя форосский дворцовый комплекс строился под вкусы и даже под структуру семьи самого Горбачева. Это вранье еще больше противопоставляло людей лидеру перестройки. Тем более, что форосская резиденция большую часть года пустовала, но за ней надо было следить, поддерживая всю сложную инфраструктуру, заменяя смытую в море землю и высаживая новые деревья.
А в Мюссерах, кажется, ему так и не пришлось отдохнуть.
* * *
«Девятка» видит, как Горбачев во время все более и более частых заграничных визитов клянется в преданности марксизму-ленинизму, социализму, взасос целуется и обнимается с лидерами социалистических стран, а за их спиной продает социализм оптом и в розницу.
Во время визита на Мальту в обмен на американскую поддержку сдается Восточная Германия. В обмен на экономическую помощь продается Куба.
Личные трагедии Тодора Живкова, Эриха Хоннекера, убийство семьи Наколаэ Чаушеску — вот вехи горбачевского предательства, список которых можно продолжить. На его совести, я думаю, и мучительная смерть Муаммара Каддафи!
Его новации до сих пор кроваво аукаются на просторах СНГ и не только прежде всего простому народу.
В словах же — словоблудие, многократные повторения многозначительным тоном прописных истин. На трибуне, на совещаниях, за столом витийствует пророк: он все знает, все видит, все умеет. Слушает только себя и никому не дает слова сказать. Спрашивая, не ждет ответа и сам же себе отвечает.
«Многопартийность», «гласность», «плюрализм», «общечеловеческие ценности» — все эти умные слова все больше навязали на зубах, позитивное их содержание выхолащивалось, все эти понятия стали вызывать в конце концов негативную реакцию.
Ельцин
В этот период параллельно партийному безволию и аморфности КПСС рождалась другая страшная, бездумная, но энергичная и агрессивная сила.
Неудовлетворенное честолюбие «вторых секретарей», малограмотных «завлабов», хитромудрых преподавателей марксистско-ленинской политэкономии, комсомольцев-кооператоров — готовых прорвать плотину слабовольной власти. До последнего готовы были биться с ней ожидавшие рыночного рая представители нарождавшегося дикого лавочного капитализма. Символом всего этого, на мой взгляд, негатива стал, появившийся на московской политической арене в середине 80-х годов Б. Ельцин.
В 1985 году, после избрания Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС, Ельцин был переведен на работу в Москву (по рекомендации Е.К. Лигачева), в апреле возглавил отдел строительства ЦК КПСС, а в июне 1985 года был избран секретарем ЦК КПСС по вопросам строительства. В декабре 1985 года рекомендован Политбюро ЦК КПСС на должность первого секретаря Московского городского комитета (МГК) КПСС.
Личность из ряда вон. Что-то я о нем узнал во время одной из служебных командировок в Свердловское Управление КГБ еще в середине 80-х во времена работы в контрразведке.
С подачи ЮС мне приходилось знакомиться с характеризующими его оперативными документами, благо в его окружении было немало поклонников, не хотевших класть яйца в одну корзину и, на всякий случай, не терявших связи с КГБ.
Да и в его охране из кооператива «Пластик» работали в основном бывшие наши сотрудники. Приходилось встречаться с ЕБН и лично.
Уже в те времена я чувствовал исходящую от этого человека негативную энергию, опасность. Понятно, что т. н. «демократам» и их зарубежным наставникам нужен был мощный политический таран. Интеллектуальная элита могла в лучшем случае, как пел В. Высоцкий, «обозвать из кустов волка сволочью», а болезненно честолюбивый, мало задумывающийся о последствиях своих действий «прораб демократизации» шел напролом, как танк или бульдозер.
Для периода бурь и революционных перемен нужны именно такие политические лидеры, предрасположенные к деятельности в экстремальных, стрессовых ситуациях, не задумывающиеся о последствиях собственных решений.
Он не гнется под ударами судьбы, относится к ним позитивно, как к поводу для борьбы и самоутверждения. Кажется, что Ельцин испытывает чувственное удовлетворение от преодоления стрессов.
К месту и его конфликтность. Неудовлетворенное честолюбие, личная обида на удачливого и бестактного по отношению к нему Горбачева становится для него сверхценной идеей. Желание немедленной сатисфакции довлеет над всеми его мыслями и желаниями, мобилизует его. Стремление достичь поставленной цели, преодолеть любое сопротивление пробуждают у него фантастическую активность, напористость, способствует достижению, казалось бы, невозможного.
Вместе с Горбачевым он готов снести и партию, и власть, и СССР, принеся, таким образом, огромное горе народам нашей страны. В это время для него: чем хуже, тем лучше, причем не только для Горбачева. Один из его соратник как-то сказал: «Ельцин — это ядерный заряд в аварийном состоянии…».
Но Ельцин не так прост, как это кажется на первый взгляд. Он обладает тончайшим чувством политического времени, звериным чутьем на все, что угрожает его власти, авторитету, его «семье». Именно это и позволило ему не только удивительно долго находиться у власти, но и найти самый подходящий момент, чтобы вовремя уйти из нее, заработав надежную индульгенцию для себя и семьи.
Ельцин авторитарен по природе. Иррациональное, абстрактное начало у него развито слабо. С областью теорий, идей Ельцин знаком шапочно. Я не вспомню фотографии, где бы он был изображен читающим книгу. Собственно писать (излагать свои мысли письменно) Ельцин никогда не умел и не любил. Но это не мешает ему ощущать себя главным действующим лицом текущих социальных процессов, человеком, способным менять их движение по своей воле.
Всем, что касается, информации, бумажек, занимаются советники, специалисты. помощники. Он — тот, кто единолично принимает окончательные решения (Я сказал!), не слушая ничьих советов. Хотя эти решения, как правило, не выходят за рамки примитивной житейской мудрости, непосредственно наблюдаемой им жизни.
Его соратники вспоминают, что давать ему советы и наставления чаще всего было бесполезно: «Не помогают мои разговоры. Он не хочет меня слушать». (А. Коржаков).
Но, будучи опытнейшим партноменклатурщиком, объективно оценивая свои интеллектуальные возможности, Ельцин научился эффективно использовать потенциал других. Если где-то у него и не хватало грамотешки, то рядом моментально оказывались многоопытные советники. И если прямые, навязчивые советы он грубо отвергает, особенно те, которые даются в присутствии посторонних, то он весьма податлив влиянию «втемную».
За многими его президентскими начинаниями всегда можно найти их истинных авторов (виновников).
Гайдар и его молодежная компания смогли, например, его убедить в необходимости для страны разрушительной «шоковой терапии».
Чубайс и Ко навязали ему идею преступной приватизации.
Ближайшее окружение, поверив Грачеву и военному командованию, втянуло его в чеченскую авантюру. Убежденный ими в быстрой и малоболезненной победе, Ельцин издает Указ о вводе войск в раздираемую внутренними проблемами Чечню, который обернулся огромным количеством тяжелейших последствий.
В 1993 году он по совету смертельно испуганного окружения дает команду на расстрел Дома Советов, где гибнет около тысячи защитников парламента. Потом было еще много всего.
Склонному к самолюбованию вождю всегда нужна публика.
С годами он все больше утверждается в своем мессианском предназначении. Он убежден, что демократия — это Президент, государственные основы — это Президент, реформы — это Президент и покушения на них — покушения лично на Президента.
Кстати, близкий к нему в первые годы М. Полторанин в своей разгромной книге «Власть в тротиловом эквиваленте», откровенно пишет, что: «….Идею президентства в России Ельцин привез из поездки в США, когда в 89-м встречался там с функционерами Бнай Брита… Рядом с полулегитимным Президентом СССР, назначенным группой депутатов, появляется всенародно избранный Президент России.
(Бнай брит-старейшая еврейская общественная организация, создававшая массу проблем Советскому государству, в частности, в 70-80-е годы организовывавшая массовый выезд советских евреев из СССР.)
Возникала коллизия: кто «первее»? А это был спланированный «там» конфликт, жизненно необходимый вечному «борцу», то с привилегиями, то с Горбачевым, то с КПСС, то с советской властью, и постоянно с алкоголем.
Создавшие этого монстра высоколобые интеллектуалы от демократии не могли и предположить, что ЕБН никогда не отдаст полученную им власть, не станет управляемой марионеткой. За время своего правления он ухитрился поменять 30 вице-премьеров.
Конечно, этому есть и объективные причины.
В.Н. Шевченко в своей книге верно подмечает: «…Демократическая волна привела к власти единомышленников, но единомышленник — еще не значит — профессионал. Профессионализм (власти) был утрачен. Раньше государственное мышление вырабатывалось у человека по мере того, как он шел к высоким постам через профсоюз, комсомол и партию…».
В 1993 году, выходя с поднятыми руками из обстреливаемого танками Дома Советов, многие из вырастивших его соратников убедились, что для этого человека есть только его Я, семья (в узком смысле) и патологическое сначала стремление к власти, а потом стремление ее удержать..
Его верный соратник Р. Хасбулатов сокрушается: «Никто и предполагать не мог в то «тоталитарное время», что Ельцин, установив свою единоличную власть, вскоре установит такую «демократию», расстреляет своих парламентских оппонентов, а меня, своего наиболее преданного сторонника, буквально спасшего его от политической смерти, бросит в тюрьму КГБ «Лефортово». А после освобождения не предложит никакой работы, и даже в трудоустройстве членов семьи, в том числе детей, «будут проблемы» (Р. Хасбулатов. Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву. — М.: Яуза-Пресс, 2011).
Но раскаяние пришло слишком поздно. Даже боготворивший сначала своего кровного брата — Бориса Николаевича начальник его личной охраны генерал-лейтенант А.В. Коржаков не смог долго терпеть антигосударственных его «загогулин». Как бы то ни было, чекист остается чекистом.
«Суицидальный национализм»
Рождался и еще более страшный монстр, как назвал его во время визита в Киев в августе 1991 года президент США Джордж Буш (старший), — «суицидальный национализм».
Как сорняки, произрастали в республиках различные пронационалистические движения: «Саюдис» в Прибалтике, «Рух» на Украине, «Народный фронт» в Азербайджане, «Бежик» в Узбекистане и другие, которые ставили перед собой совершенно определенную задачу — свержение Советской власти, развал СССР.
И целей своих не скрывали. Яркий пример — события 9 апреля 1989 года в Тбилиси, с которых мы начали эту главу.
И эти страшные процессы тоже по большей части развивались «сверху вниз», от центральной и местной партийно-административной бюрократии, которая, таким образом, стремились удержаться у власти в республиках СССР, в регионах.
Не секрет, что едва ли не решающую роль в дестабилизации обстановки в Прибалтике и на Кавказе, например, сыграл член Политбюро А.Н. Яковлев.
В Прибалтийских республиках он всячески поощрял националистические, сепаратистские настроения, однозначно поддерживал тенденции на их отделение. На Кавказе «симпатизировал» Армении, а по сути, подстрекал на выступления против Азербайджана, накаляя, таким образом, обстановку вокруг карабахской проблемы.
Даже сегодня объективные эксперты отмечают, что в годы советской власти в Латвии, например, диссидентского движения практически не было. «Крамола» шла не из Риги в Москву, а наоборот: широким потоком текла сюда самиздатовская продукция, она была востребована, латыши ловили каждое слово российских диссидентов, но своих можно было пересчитать по пальцам.
Идеологию народного движения за независимость в конце 1980-х — начале 1990-х годов в значительной мере вносила радикально настроенная часть западной латышской эмиграции, политические взгляды которой основывались на необходимости реализации задачи отделения от СССР, а также оправдания своей деятельности в период гитлеровской оккупации Латвии.
В.А. Крючков рассказывал, что в июне 1988 года еще в одном «мозговом центре» демократов в Институте социальных экономических проблем в Ленинграде прошел так называемый «семинар 38-й комнаты». Выступая на нем, известная «демократка» Старовойтова изложила позицию по национальным отношениям, как она выразилась, радикального крыла перестройки, которое в Политбюро ЦК КПСС представляет А. Яковлев.
По словам Старовойтовой, «радикальный вариант» решения национального вопроса появился на базе конфиденциальных бесед Яковлева в Эстонии с некоторыми руководителями партийного аппарата этой республики.
Этот вариант предусматривал сознательную установку на ослабление межнациональных связей в пользу развития национального самосознания. Цель — ослабление, децентрализация межнациональных связей, с тем чтобы национальные администрации имели возможность вести паритетные дипломатические переговоры с центром.
Старовойтова отмечала, что Эстония должна послужить полигоном для испытания идеи Яковлева по децентрализации.
На упомянутом семинаре Старовойтова обозначила еще один полигон борьбы по децентрализации межнациональных связей — это Армения — через осложнение обстановки в Нагорном Карабахе. По ее признанию, об осложнении ситуации в этом регионе она знала заранее, еще за два года. По заявлению Старовойтовой, самое важное — победа армян над азербайджанцами, поскольку это означало бы первую, главную и решительную победу над ленинско-сталинской национальной политикой.
А где в это время был Генеральный секретарь?
Та же Галина Старовойтова («Известия» № 180 от 11.08.92 г.) рассказала: «…на встрече, организованной Биллингтоном, директором библиотеки Конгресса, Горбачев признался, что он начал понимать значимость национальных проблем только осенью 1990 года (!)»
Вот вам лицо нашего бывшего лидера! Уже были бойни и в Сумгаите, и в Карабахе, и в Тбилиси, и в Баку, и в Средней Азии… На вилах носят младенцев, набивают камнями вспоротые животы беременным женщинам, насилуют малолетних девочек, жгут дома, а он только «начинает понимать»!
Пора бы ему сегодня, в лучшем случае прилюдно, покаяться в страшных грехах! А вообще-то он должен быть судим за кровь и несчастья многих тысяч людей.
И не только он один.
«Я хочу поднять проблему Арала!»
Вспоминается эпизод того времени. Июнь 1989 года. Массовые беспорядки в Фергане и Ташобласти Узбекистана. Обкуренные анашой погромщики со списками на руках громят дома турок-месхитинцев. Гибнут люди. Горят дома. На место ЧП выезжает Председатель КГБ В.М. Чебриков. Для локализации беспорядков и спасения людей вводится группировка внутренних войск и курсантов школ милиции общей численностью около 9 тысяч человек.
И что вы думаете, как на это реагируют «слуги народа»?
В Кремлевском дворце съездов заканчивается вечернее заседание Съезда народных депутатов СССР, в домах гаснут телевизионные экраны прямой трансляции. Но делегатам предлагается задержаться, чтобы обсудить положение дел в Оше и Фергане. Выступают Председатель КГБ (В.М. Чебриков) и министр внутренних дел (В. Бакатин). Называются страшные цифры. Что делать?
Естественно, первыми предложено высказаться делегатам из Узбекистана. После короткого совещания на местах к трибуне движется седой аксакал, неспешно раскладывает на пюпитре свои шпаргалки, глубоко вздыхает и начинает: «Дорогие товарищи, я хочу поднять проблему Арала!»!!!
Я думаю, что всем присутствовавшим проблема Арала небезразлична, но ведь речь идет о сиюминутном, о сохранении жизней сотен и тысяч людей!
Когда охрана по распоряжению Президиума пытается освободить трибуну, народный избранник, упираясь руками и ногами, взывает к ведущему заседание Горбачеву: «Михал Сергеич, ну дайте же сказать, ведь больше мне не удастся попасть на эту трибуну!»
Что ему до чужой беды?
А ведь по данным комиссии ЦК КПУзбекистана за несколько этих июньских дней погибло 103 человека, из них 52 турка-месхетинца, 36 узбеков, травмы и увечья получили 1011 человек, ранено 137 военнослужащих внутренних войск и 110 работников милиции, из последних один скончался; сожжено и разграблено 757 жилых домов, 27 государственных объектов, 275 единиц автотранспорта.
К сожалению, сотрудники КГБ не имели права вести записок и дневников, и фамилия этого народного радетеля-эколога, к сожалению, канула в лету.
Они тогда думали, что делают политику и совсем не предполагали, что очень скоро политика займется и ими тоже. Жестоко и безжалостно.
Первая леди
Все чаще и настойчивее в государственные дела вмешивается «первая леди».
Так, полное непонимание наших социалистических коллег вызывало присутствие на серьезных мероприятиях, закрытых совещаниях Раисы Максимовны. Мы неоднократно просили ЮС довести эту информацию до Горбачева. И вот, кажется после или во время поездки в Венгрию, Юрий Сергеевич наконец решился поговорить об этом с Михаилом Сергеевичем. Надо было видеть ЮС после этого разговора. «Генерал, — кричал посиневший от гнева Горбачев, — я запрещаю Вам в дальнейшем обсуждать эту тему, если Вы хотите оставаться при должности!»
Получил и я свое. Его сдержанное — «Ну, Величко, вечно ты втягиваешь меня в авантюры!» — было обиднее всего. Лучше бы отругал.
Позднее он сказал, что не жалеет об этом разговоре: «Я сделал то, что должен был сделать!»
При подготовке последних зарубежных визитов окончательные списки «горбачевского» самолета ревизовала и утверждала лично Раиса Максимовна, корректируя их буквально до отлета, что, естественно, создавало нам огромные трудности. Первоочередное внимание уделялось «рассадке сопровождающих лиц в основном (горбачевском) самолете». Надо было учитывать личные амбиции, нельзя было ошибиться при учете и межличностных отношений, а также привычек высокопоставленных пассажиров. Без раздумий она выбрасывала из числа потенциальных пассажиров каждого, кто хоть единожды без должного энтузиазма пел «осанну» Михаилу Сергеевичу. Это отмечают в своих воспоминаниях даже ближайшие сотрудники Горбачева — В.И. Болдин и А.С. Черняев, К.Н. Брутенц.
Учитывалась партийная иерархия на текущий момент, а то и час.
Некоторые фамилии вызывали трепет даже у самых опытных «специалистов по рассадке». Уже прошло много лет, а мне никак не забыть нелицеприятных оценок окружением поведения некоторых помощников президента СССР. Высокомерие в отношениях к людям, бесцеремонность, барские замашки в быту, стремление, ссылаясь на «Михал Сергеич сказал», решать свои личные проблемы — вот далеко не весь список «коммунистических черт» соратников Горбачева.
Не было более ответственного и опасного задания, чем разложить, не перепутав, два десятка карточек на кресла борта № 1. Чаще всего это опасное задание героически брал на себя начальник отделения службы подполковник Г.П. Репетило.
И каждый участвующий в проводах очередного спецсамолета с нетерпением ждал его отлета. «Ну, слава Богу! Взлетели. Кажется, всех усадили и ничего не перепутали!»
Мы, чекисты, видели, что государство советское под «умелым» руководством предательской «команды» первого президента СССР, погрязшего в мелкой междуусобной борьбе с первым президентом России, неуклонно движется к катастрофе, как тогда говорили: «перестройка» перерождается в «катастройку» и грозит перестрелкой.
Упиваясь собственными (мифическими) успехами, любую критику Президент СССР относил к злобствующим завистникам. Он полностью утратил связь с реальностью. Было видно, что никакие самые страшные последствия не способны заставить толстокожего лидера испугаться или содрогнуться от мысли о том, к чему могут привести его поступки. В такие периоды любовь и перерождается в ненависть.
* * *
Как-то выступая по телевидению, я сформулировал свое отношение к Горбачеву словами: «от любви — к ненависти». Масса телефонных звонков от моих коллег показала, что мне удалось наиболее емко определить отношение чекистов к бывшему Генеральному секретарю ЦК КПСС, бывшему (Слава Богу!) Президенту СССР.
Еще задолго до создания ГКЧП большинство патриотов понимало, что невозможно бесконечно и безнаказанно обманывать, топтать, унижать народ и при этом сохранить государство. Рано или поздно все это взорвется и выльется в кровавый хаос, смерть страны. Терпеть этот беспредел дальше было нельзя.
Обращение ГКЧП к советскому народу, которое я слушал по радио в пригороде Липецка, а потом в автомашине по дороге из Быково в Кремль, полностью совпадало с моими мыслями и чаяниями.
«…Каждый, кому дорога наша Родина, кто хочет жить и трудиться в обстановке спокойствия и уверенности, кто не приемлет продолжения кровавых межнациональных конфликтов, кто видит свое Отечество в будущем независимым и процветающим, должен сделать единственный правильный выбор. Мы зовем всех истинных патриотов, людей доброй воли положить конец нынешнему смутному времени. Призываем всех граждан Советского Союза осознать свой долг перед Родиной и оказать всемерную поддержку Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР, усилиям по выводу страны из кризиса…18 августа 1991 года».
Естественно, что я без долгих раздумий поддержал ГКЧП, старавшийся сохранить государственную целостность Союза Советских Социалистических Республик, в создании, защите и укреплении которого принимали деятельное участие три поколения моей семьи.
Бабушка — Величко Марфа Андреевна, будучи секретарем парторганизации сельсовета, участвовала в создании и укреплении советской власти в Воронежской области в с. Урыв, Коротоякского (ныне — Острогожского) района Воронежской области.
Советское государство защищали в боях под Москвой командир эскадрона конного корпуса генерала Белова — лейтенант Величко Николай Иванович — мой отец и военврач кавалерийского полка — моя мать.
В боях под Ленинградом (с. Алексино) командир сабельного взвода 98-го кавполка 25-й кавдивизии лейтенант Н.И. Величко был тяжело ранен. После годичного пребывания в эвакогоспитале вернулся на фронт. Воевал до 1943 года, когда был направлен в составе советских оккупационных войск в Иран. Где я и родился. Уволен со службы во времена «хрущевских миллионов», в период разгрома Советской Армии и Военно-Морского флота в 1962 году с пенсией в 69 рублей (как и мне, ему немного не хватило до 25-летней выслуги, т. е. до полной пенсии).
Служить верой и правдой советскому государству присягал в 1964 году, будучи молодым курсантом сержантской школы (извиняюсь за патетику!), и я сам.
Это была и есть моя гражданская позиция.
В одной из телевизионных передач известная своей ненавистью к выкормившему ее СССР журналистка, госпожа Е. Альбац, задала мне вопрос: «Не считаете ли вы, Валерий Николаевич, поддержку ГКЧП предательством по отношению к Горбачеву, которого охраняло ваше 9-е Управление КГБ?»
Ответил тогда и отвечаю сейчас — нет! Я ведь служил прежде всего в Комитете государственной безопасности СССР, обязанность которого — охранять создавшее его Советское социалистическое государство, а не в Службе безопасности Президента Горбачева! И высшей целью, высшим приоритетом для нас — офицеров-чекистов, для КГБ СССР было обеспечение безопасности государства, а не личности ее непутевого лидера.
И когда Горбачев и его клевреты стали представлять реальную опасность для нашего государства, то из категории охраняемых лиц он для нас — чекистов-патриотов перешел в категорию предателя и классового врага.
(Характерно, что в 9-м Управлении где, как и в любой государственной охране по неписанным законам об охраняемых лицах вообще не принято говорить или говорят только хорошее, уже к концу 80-х имя Президента Горбачева стало употребляться в сочетании с нелицеприятными характеристиками типа — «…этот…» (по крайней мере, в моем окружении!) Уже это говорит о многом.)
И каждый сегодняшний день все больше убеждает меня, что я по большому счету был прав. А рассудит нас всех — история!
Должна была пролиться кровь. Москва, август 1991-го
О ГКЧП написано очень много и самого разного. Столько много, что в потоке полуправды, полулжи и полной лжи найти истину крайне сложно. Много, в частности, говорилось о том, что практически все действия были заранее спланированы. Якобы члены ГКЧП готовились к введению чрезвычайного положения в стране, в таком варианте, чуть ли не за полгода, и в решающий момент им осталось только ввести войска и начать интернирование демократов. Даже наручники якобы были приготовлены в огромном количестве..
На самом деле все происходило совершенно не так, как теперь пытаются преподать.
Будучи почти год помощником Ю.С. Плеханова, я пользовался его полным доверием и не раз выполнял достаточно щепетильные задания, касающие весьма высокопоставленных особ, и маловероятно, чтобы он, зная о готовящемся перевороте, отпустил бы меня в это время в отпуск.
Ни одно серьезное мероприятие без участия руководства штаба, как вы понимаете, также обойтись не могло. Ведь именно он (штаб) переводил в конкретные действия замысел партийных и государственных руководителей. Многочисленные графики, списки, отчеты о материальных затратах — вряд ли могли пройти мимо него.
Да и просто замыслить заговор, в котором участвуют сотни тысяч военнослужащих, и сохранить его в строжайшем секрете — вещь почти нереальная, даже в СССР.
12 августа я, как планировалось, убыл в отпуск, в Липецкую область.
Утро девятнадцатого
Рано утром, 19-го, меня разбудил звук громко работающего приемника. Прислушиваюсь — передают заявление ГКЧП о том, что создан Государственный комитет по чрезвычайному положению. Зачитывается его состав. Янаев, Крючков, Бакланов — всех их я хорошо знал и неплохо к ним относился.
Заявление ГКЧП полностью отвечало и моим взглядам на сложившуюся в стране ситуацию.
Для Горбачева и его команды было характерно:
Отсутствие необходимых знаний, опыта, непрофессиональный подход к решению экономических, политических и других вопросов.
Отход от коллегиальности руководства, волюнтаризм при принятии решений во внутренней и внешней политике. Откровенная сдача позиций в отношениях с Западом.
Трудно было ждать каких-либо позитивных сдвигов в стране от лидера, который, как мы убедились, не имел четкой политической и экономической программы, метался из стороны в сторону.
Уже была видна направленность его усилий, прежде всего против Коммунистической партии, членами которой были практически 100 % сотрудников органов госбезопасности.
Прямая поддержка, а то и открытое провоцирование его ближайшим окружением сепаратистских настроений в республиках СССР.
Систематическая дискредитация Советской Армии, КГБ и МВД и др.
Отпуск, как я понимал, для меня закончился. Собрался я быстро и уже через час был на шоссе, ведущем в аэропорт. Было около 7 часов утра.
В это время мимо проходил старенький автобус с рабочими местного асфальтового завода. Набит почти до отказа, но притормозил, меня согласились подвезти. Рабочий класс уже в курсе дела, полным ходом идет обсуждение ситуации. Общее настроение вкратце можно передать так: «Наконец-то!».
Я вышел у поворота на аэропорт. Оттуда пришлось идти пешком километра 3–4. Автобусы еще не ходили.
На полпути меня догоняют старенькие «Жигули». За рулем — пожилой водитель, рядом — пассажир довольно юного возраста. Став посреди дороги, пытаюсь остановить. Представляюсь, показываю свои документы и прошу подбросить в аэропорт. В ответ водитель, хитровато улыбаясь, спрашивает через открытое боковое окно: «А ты, полковник, за кого, за ГКЧП или за Горбачева?» — «Наверное, за ГКЧП».
«Ну, тогда садитесь!»
…А вот и Липецкий аэропорт. По громкой связи диктор объявляет, что на самолет Липецк — Москва посадка закончена. Забегаю в служебное помещение аэропорта. Меня пытаются остановить… Буквально силой прорываюсь.
Никогда практически я не пользовался в личных целях ни своим удостоверением, ни теми большими правами, которые оно давало. Но тут мне пришлось снова представиться и попросить, чтобы меня посадили в самолет. Даже не попросить, а потребовать, потому что самолет — ЯК-40, кажется, был готов к взлету.
Мне выделяют стюардессу, которая должна проводить… Бежим с ней к самолету, который, слава Богу, стоит не очень далеко от здания (это не Домодедово или Шереметьево)…
При выходе на аэродром стоит кучка летчиков. Один, размахивая руками, что-то рассказывает, остальные громко хохочут. Поравнявшись с ними, я краем уха слышу: «Надо же, как неудачно бывает: только вчера написал заявление о выходе из партии и сдал партбилет, а теперь снова к власти пришли коммунисты. Надо срочно его забирать!».
В салоне самолета тоже приподнятое, жизнерадостное настроение. «Горбачеву конец, может, в стране что-то изменится в лучшую сторону, прекратятся эти хаос и дурь! Надоело слушать его пустую болтовню!» Вспоминаются все грехи и прегрешения «минерального секретаря» и его гранд-дамы. Идет разговор о борьбе с преступностью, о работе с кадрами, о внешней политике. Кто-то даже предложил выпить шампанского за успех ГКЧП. Тост единодушно поддержали.
Москва. В аэропорту «Быково» выхожу из самолета, вижу — стоит автомобиль с «МОСовскими» номерами. Буквы, присущие только автопарку ЦК. Я — к нему. Представляюсь. Интересуюсь у водителя, чья машина.
Оказывается, прилетает управляющий делами липецкого обкома партии, которого он должен встретить и отвезти в ЦК.
Я дождался, когда, наконец, появился «знатный гость», обладатель широкого лица, типичного для утомленного партийного работника. Видимо, он уже проинформирован. На мою просьбу подбросить меня в Кремль, ответил кучей любезностей, и мы двинулись в Москву.
С начала 90-х в связи со сложнейшей экономической и политической обстановкой в стране вопрос о чрезвычайном положении рассматривался неоднократно. И не раз инициатором этого являлся сам Президент СССР, господин Горбачев.
15 января 1990 года Президиум ВС СССР ввел чрезвычайное положение в Нагорно-Карабахской автономной области и в прилегающих к ней районах Армянской и Азербайджанской ССР.
Еще в декабре 1990 года Комитетом госбезопасности прорабатывались варианты по стабилизации обстановки в стране на случай введения чрезвычайного положения.
После февральского 1991 года противостояния, когда агрессивные намерения демократов уже проявились, планы стали переходить в конкретные действия. Был создан межведомственный штаб КГБ, МВД и Министерства обороны СССР, который подготовил некую схему действий на случай чрезвычайной ситуации.
В них тогда не шла речь о ГКЧП. Это был просто типовой план, разработанный правоохранительными органами и силовыми структурами на тот случай, если что-то неординарное произойдет в Москве или стране.
Я также принимал участие в подготовке части этого плана, правда, только в части, касающейся охраны Кремля, зданий ЦК КПСС и специальных объектов охраны 9-го Управления КГБ. Таковыми было нашпиговано буквально все Подмосковье. И поэтому я достаточно хорошо знал, какие меры безопасности должны приниматься в столице и прилегающих к ней районах. Некоторые из них мы как раз проезжали.
Посматриваю по сторонам. Прекрасное летнее утро. Уже понемногу желтеет листва. На дороге тишь да благодать. Машин мало. Идем 120–140. Чрезвычайное положение? А где же блок-посты, бронетехника, патрули и т. п.?
В машине включен приемник. Периодически передают Обращение ГКЧП, выступления известных людей, отзывы граждан о том, как они воспринимают происходящее.
«Для предотвращения развала СССР 18 августа 1991 года “на основании ст. 127-3 Конституции СССР и ст. 2 Закона СССР “О правовом режиме чрезвычайного положения”… был создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), в который вошли: вице-президент СССР Г.И. Янаев, премьер-министр СССР В.С. Павлов, министр внутренних дел СССР Б.К. Пуго, председатель КГБ СССР В.А. Крючков, министр обороны СССР Д.Т. Язов, первый заместитель председателя Совета Обороны СССР О.Д. Бакланов, председатель Крестьянского союза СССР В.А. Стародубцев, президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР А.И. Тизяков».
«В связи с невозможностью, по состоянию здоровья, исполнения Горбачевым М.С. своих обязанностей… “на основании ст. 127-7 Конституции СССР” исполнение обязанности Президента СССР было возложено на вице-президента Г.И. Янаева. В Москву была введена военная техника.
Москва. «Депутатская группа “Союз”» поддержала заявление ГКЧП».
Хабаровск. «В чрезвычайном комитете крепкие мужики, которым не безразлична судьба России. Им вполне можно доверять, они наведут порядок в стране. Я за порядок и за союзные законы…» и т. п.
Кремль
Подкатываем к Спасской башне. Поблагодарив своих спутников, подхожу к офицерам у ворот. Они меня хорошо знают, докладывают по уставу: «Товарищ полковник, за время Вашего отсутствия происшествий не случилось!»
— Как это — не случилось?! А ГКЧП? Какие задачи перед вами ставили на инструктаже перед заступлением на пост?
— Повысить бдительность!
— И все?
— Так точно!
Над Кремлем, как мне показалось, радостный колокольный перезвон. Отмечаю про себя: «Церковь, как всегда, быстрее всех сориентировалась!»
(19 августа в Москве проводился Первый конгресс соотечественников за рубежом, открытие которого сопровождалось торжественным богослужением в Успенском соборе Московского Кремля. Вот откуда колокольный звон.)
По пустым прохладным коридорам 14-го корпуса прохожу в расположенную на первом этаже Дежурную службу — обычная текучка. Поднимаюсь в штаб, тогда еще — отдел службы и боевой подготовки, — тишина.
Захожу в свой кабинет, сразу к пульту. У меня были прямые телефоны со всеми руководителями Управления. Нажимаю кнопку связи с начальником Управления генерал-лейтенантом Ю.С. Плехановым — молчание. Жду минуту, другую, потом звоню в приемную. Там отвечает его секретарь — мой тезка, Валерий Николаевич Козлов. Спрашиваю, на месте ли Юрий Сергеевич.
— Так точно, — говорит, — на месте!
— А почему он не берет трубку?
— Перезвоните, я ему сейчас доложу!
Перезваниваю. — «Товарищ генерал! Юрий Сергеевич! Прибыл из отпуска, какие будут указания?»
— Заходи, ко мне, у нас как раз совещание!
Каждое утро в 10 часов, в кабинете начальника Службы охраны проходило оперативное совещание, где подводились итоги прошедшего и обсуждались вопросы грядущего дня.
На этот раз после оперативки Плеханов попросил остаться высшее руководство «Девятки» и меня. Никаких комментариев по ситуации, никаких обсуждений.
Мне дается задание подготовить план усиления охраны Кремля, загородных объектов, подготовить резервы на случай чрезвычайных ситуаций и т. п.
Демонстрации и защита Кремля
В общем, ничего принципиально нового, все эти планы у нас уже были разработаны, отточены и апробированы.
Я уже рассказывал, что с середины 80-х Кремль постоянно был в эпицентре событий, в частности массовых мероприятий. Демократические митинги и демонстрации на Манежной, концерты на Красной площади и богослужения в Кремле, собиравшие сотни тысяч людей. Со своими бедами приходили к Кремлю искатели правды: матери погибших воинов, шахтеры, беженцы из различных уголков огромного СССР и др.
Мы накопили уже огромный опыт работы с большими массами народа. А сейчас наши обычные планы нужно было просто выстроить под конкретную ситуацию.
Когда все разошлись, я ненадолго задержался у Плеханова: — Юрий Сергеевич, объясните, что же происходит? — Честно говоря, — ответил он, — я и сам толком не все понимаю. Так что ты пока работай по намеченному плану.
Возвращаюсь в свой кабинет, вызываю работников, даю задания разработать соответствующие документы.
В это время приходит шифровка от председателя КГБ В.А. Крючкова, (номер — шт. № 318), где дается распоряжение повысить мобилизационную готовность подразделений КГБ. Помимо обычных типовых пунктов — «…организация оперативного наблюдения в окружении объектов охраны, в частности Московского Кремля, а также формирование в подразделениях резервов сотрудников для пресечения возможных противоправных проявлений на охраняемой территории…», планируется выдача личного оружия офицерскому составу, предполагается приведение в готовность тяжелого вооружения — пулеметов, гранатометов подразделениям, которые могут принять участие в защите объектов охраны.
Естественно, в «Плане усиления охраны объектов Службы охраны и СЭТУ при ХОЗУ КГБ СССР», который я подготовил, появляется еще один необычный пункт: «…службам Кремлевского полка расконсервировать тяжелое вооружение и передать его в соответствующие подразделения. Офицерскому составу Службы охраны выдать личное оружие…».
(Потом этот пункт был поставлен мне в вину в период следствия по делу ГКЧП, хотя он был просто детализацией указания Председателя КГБ СССР.)
Работаем спокойно. Нового ничего нет. Как я уже сказал, съезды депутатов СССР и РСФСР, демонстрации под стенами Кремля и др. натренировали нас. Но полнейшее отсутствие оперативной информации о происходящем в городе серьезно затрудняет работу. Да и не всему можно верить. Поэтому необходимо было создать собственную систему получения информации о том, что происходит на охраняемых объектах.
Как обычно, выставляем наблюдателей на башни и стены Кремля. Ведется оперативная видеосъемка.
Сотрудники 5-го отдела (охрана Кремля и его окружения, трассы проезда и др.), имеющие опыт негласной работы, направляются в места скопления людей, в частности к Дому Советов.
Согласовав с руководством Комитета, направляем одного из офицеров штаба в информационный центр «семерки». Задача, образно говоря, — «сидеть в уголке» и внимательно слушать их переговоры. В случае получения коллегами информации о каких-либо подозрительных действиях в окружении наших объектов — срочно сообщать по телефону.
Но этого мало. Высылаем в город патрули на машинах без каких-либо намеков на принадлежность к Комитету госбезопасности и к нашему Управлению. Радированные «Жигули» с неприметными номерами объезжают Москву по разработанным штабом маршрутам.
И у нас, наконец, появляется объективная информация «из первых рук».
Отслеживаем, что передают радио и телевидение. Но там информация односторонняя и чаще всего искаженная. На государственных каналах — знаменитое «Лебединое озеро» и дикторы со скучными лицами, зачитывающие различного рода обращения и заявления.
Тогда же мы уже ввели систему документирования любого телефонного звонка, любой поступающей информации. Все записывалось: время поступления, ее содержание, а также распоряжения, которые в связи с этим были сделаны. Эти записи помогают сегодня восстановить хронику событий тех дней. Память, увы, — штука ненадежная.
Передо мной лежит документ: «Информация, полученная с постов наблюдения (Средняя Арсенальная и Боровицкая башни)».
19 августа 1991 г.
11.45 — перекрыта Красная площадь.
11.55 — на Манежной площади около 1000 человек.
12.15 — большое количество людей у гостиницы «Москва».
12.18 — на крыше Исторического музея два человека в военной форме.
12.24 — примерно 300 человек перекрывают движение по ул. Горького.
12.28 — колонна грузовиков (10 а/м) в сопровождении ГАИ движется с ул. Манежной к Историческому музею.
12.32 — группа людей в районе Манежной улицы перекрыла движение (над подземным переходом).
12.33 — на Манежной площади 12 автобусов с ОМОНОМ… Всего 4 страницы мелким шрифтом.
Начало дня прошло в мелких заботах.
Танки на Ленинском проспекте
Неожиданно около 13 часов один из экипажей, находившихся на Киевском шоссе, передает: «14.00 — в сторону Москвы движется колонна бронетехники. Танки, бронетранспортеры, грузовые автомашины. Веду сопровождение, пытаюсь установить принадлежность…».
В пределах Московской кольцевой автодороги Киевское шоссе переходит в Ленинский проспект, а по нему, устремляясь дальше, колонна обязательно пройдет мимо Кремля, мимо Боровицкой башни. Уже поэтому колонна представляет для нас интерес. И оставить ее без внимания мы не можем.
А информация меняется каждую минуту. СМИ передают: «Батальон танков перешел на сторону демократии! Начальник охраны Горбачева генерал Медведев — на стороне Ельцина и т. п.». Идет вполне однозначная дезинформация. Тем более нам важно было выяснить, что же это за танки.
Даю экипажу задание сопровождать колонну и постоянно информировать обо всех происходящих изменениях. Причем техники идет столько, что ребята очень скоро сбились со счета.
А в колонне идут танки, бронетранспортеры, грузовые машины, полевые кухни. Ситуация становится тревожной. Мы вынуждены поднимать резервы.
Кремлевский полк готов отразить возможное нападение на Кремль. Надо сказать, что раньше никому в голову не приходила мысль о том, что на Кремль может быть направлена танковая атака, и кроме полагающихся подразделениям штатных ручных гранатометов, у нас ничего не было.
Жизнь оказывается многообразнее.
Опять вспоминаю старый «девяточный» анекдот. Я его рассказывал, говоря о приземлении Руста.
Могут, значит, у Кремля появиться не только самолеты, но и танки. Голова колонны уже посередине улицы Георгия Димитрова (теперь это Якиманка).
Звоню дежурному по Комитету, а он понятия не имеет, откуда могут быть эти танки. Связываюсь с дежурным по Министерству обороны — и он не может или не хочет мне точно сказать, кому принадлежит колонна и каковы ее цели.
Дежурный по МВД информирует, что министр Пуго дал указание начальнику ГАИ выделить с 5.00 экипажи госавтоинспекции для сопровождения от МКАД до Дома Советов РСФСР боевой техники и личного состава вводимых в Москву частей. Но речь шла, как он понял, о нескольких единицах, а не о массовом вводе в столицу войск. И он не знает, чья это техника.
Одна из главных ошибок ГКЧП — это келейность. Даже руководители подразделений Центрального аппарата КГБ СССР, председатели КГБ союзных республик, начальники краевых и областных управлений госбезопасности не имели четкого представления ни о стратегии, ни о тактике Государственного комитета. Была единственная ориентировка — «…поддерживать структуры ГКЧП на местах», которые, кстати, еще не были созданы. Не имея четких, юридически оформленных указаний генералы-чиновники предпочитали «дуть на воду».
Мало оказалось, как пел В. Высоцкий, «буйных»-инициативных.
А строй неопознанной бронетехники уже ревет и дымит в центре Москвы.
На одной из первых машин неожиданно поднимается российский триколор. Это теперь он государственный флаг, а тогда, естественно, он у меня, в частности, ассоциировался с царским, власовским, антисоветским флагом.
Напряжение нарастает. Колонна выруливает на Большой Каменный мост, приближается к Боровицкой башне… Напряжение нарастает. К головной машине направляется один из сотрудников 5-го отдела Службы для выяснения цели прибытия и принадлежности войсковой колонны. Офицер несет службу в милицейской форме. Стучит монтировкой по броне. В ответ — крепкий русский мат, с упоминанием «ментов поганых».
Через какое-то время с удивлением узнаем, что это оказывается пришла к нам на помощь техника 27-й отдельной мотострелковой бригады специального назначения КГБ СССР под командованием начальника Управления «СЧ» КГБ СССР (создано 17 апреля 1991 года), бывшего секретаря Парткома 9-го Управления КГБ, а еще раньше — командира Краснознаменного Кремлевского полка генерал-майора Коленчука И.П. И ее задача — усилить охрану Кремля. А флаг — это для конспирации. Ведь они также получали информацию только по радио, дикторы которого вещали чуть ли не о кровавых сражениях на улицах Москвы.
Кстати, генерал Лебедь также просил дать ему российские флаги, чтобы под их прикрытием через толпу защитников подойти вплотную к Дому Советов. Стереотипы мышления. Школа то одна. Только никто не подумал, как это будет выглядеть политически, как будет воспринято москвичами, нашей и зарубежной прессой.
Мы, не мешкая, открываем Боровицкие ворота.
По заранее распланированной и согласованной схеме каждый офицер спецназа знал, где должны стоять БТРы или танки его подразделения. Теоретически.
Но представьте: тяжелые танки заходят в Кремль. Помимо того что это исторический памятник государственного масштаба, это еще и наша «подшефная» территория. И мы, стараясь сохранить этот уникальный памятник, долго боролись, например, над уменьшением количества машин, въезжающих сюда. Каждый отобранный у номенклатуры пропуск стоил немалых нервов и крови В.А. Крючкову и Ю.С. Плеханову.
А теперь речь идет не о цэковских начищенных и отполированных «Волгах», «Чайках» и «ЗИЛах», а о БТРах и танках.
Земля дрожит, воздух превратился в сплошное облако выхлопных газов.
Танки планировалось разместить в Тайницком саду.
У косогора, который идет в сторону реки Москвы — прекрасные клумбы и газоны. Совсем недавно там трепетно выхаживалась каждая травинка. Я сам наблюдал, как женщины на коленях ползали, сажая там цветочную рассаду и сея траву. Потом прикрывали всходы какими-то мокрыми тряпочками, периодически поливали теплой водой и т. п. Тяжелейший труд. Но газон всегда получался очень красивый. И, конечно, танкам на нем было никак не место.
Тем более, что у танков есть одна маленькая особенность: плохая видимость у механика-водителя, да и у командира тоже. Это не широкое лобовое стекло автомобиля, а только смотровые приборы и щели, в которые много не увидишь. Какие там тротуары, газоны, да еще в условиях чрезвычайного положения… А что такое многотонная гусеничная машина, разворачивающаяся на мягком от жары асфальте? Правильно. Получается, чуть ли не метровая яма.
Поэтому, увидев, как вошли первые боевые машины и представив, что будет, если вся танковая колонна войдет в Кремль, мы поняли, что никто и никогда нам не простит этих разрушений. Напомню, что взвод — это три танка, рота — 12, а в батальоне 3–4 роты, то есть около 40 танков. Очень долго придется восстанавливать разрушенное.
Расположиться на территории Кремля мы разрешили только нескольким боевым машинам первого батальона, бронетехнику которого, помимо основного предназначения, предполагалось использовать для блокирования ворот Кремля на случай попыток несанкционированного прорыва на охраняемую территорию посторонних лиц, автомашин. Раньше мы в этих целях использовали тяжелые грузовики с бетонными плитами.
К счастью, за эти августовские дни подобных случаев не наблюдалось и каких-либо активных действий военнослужащие бригады не предпринимали.
Остальным же танкам и БТРам пришлось выстроиться на Манежной площади. Конечно, с точки зрения обывателя, это было не самым удачным решением, потому что на Манежной стало «ни пройти, ни проехать». Да и политически мы много проиграли. Но другого выхода у нас не было, а изуродовать Кремль мы не имели права.
Спецназ КГБ в Кремле
Случались довольно занятные ситуации. Идет группа иерархов церкви. В расшитых одеяниях, красивых митрах… Тут же мимо марширует взвод спецназа. Обвешенные оружием, в полном снаряжении бойцы подковками высекают искры из кремлевских булыжных мостовых. А иностранцы — не дремлют. Ловят курьезность момента, радостно фотографируют и тех, и других!
Тогда я сделал один верный ход, который потом меня здорово выручил. Я уже рассказывал, что в середине 80-х в штабе охраны была создана группа видеодокументирования. Сейчас настал ее звездный час. Все события внутри Кремля и в его окружении были засняты и на этот раз: подход танков, их размещение, Конгресс, богослужение, свободные прогулки туристов, лежащие на дороге демократы и др.
Уже на первых допросах по делу ГКЧП эта пленка здорово пригодилась мне, потому что оспаривать то, что показывали ее кадры, было практически невозможно.
Да и на многие другие вопросы она давала однозначный ответ.
Кое-кто из чиновников, фактически поддержавших ГКЧП, бегавших по коридорам 14-го корпуса, старательно демонстрировавших поддержку «новой власти» и радостно снимавших портреты Горбачева, на допросах с перепугу убеждали следователя, что с самого начала событий они не разделяли идеи «путчистов». Но тогда следовал резонный вопрос: «Почему же вы в течение этих трех дней находились в Кремле?» На что они заявляли, что, мол, не могли уйти. Их якобы не выпускали: «…Мол, Комендатура Московского Кремля, и в частности полковник Величко, изменили пропускную систему…».
И тогда с помощью той же пленки я смог доказать, что ничего подобного не было. Допуск в Кремль граждан и автотранспорта не изменялся и производился в обычном порядке. Народные депутаты СССР и РСФСР имели право беспрепятственного прохода в Кремль через Спасские, Троицкие и Боровицкие ворота. Сотрудники партийных и государственных органов проходили в Кремль и из него по служебным пропускам. Каких-либо дополнительных пропусков не вводилось». Из материалов следствия по делу ГКЧП.
«19 августа с 10.00 до 14.00 в Успенском соборе проходило богослужение в связи с открытием Первого международного Конгресса соотечественников. 19 и 21 августа в Кремлевском дворце съездов проводились приемы в честь участников Конгресса и Съезда библиотечных работников. Кремль был открыт, и никто никого на его территории не удерживал» — это уже из протокола допроса.
Я полностью продежурил в Кремле весь первый день. 20 августа также оставался на посту. Мы решали много организационных вопросов по охране Кремля, по размещению, питанию и отдыху бригады спецназа; контролировали режим на объектах охраны и в Подмосковье и по стране.
Телефоны не умолкали. Постоянно поступала информация о происходящем в Москве и в стране, причем с разных сторон и из разных источников. Нужно было правильно реагировать, отделять истинную картину от желаемой кем-то, разумные действия от провокации.
Утром 20-го я отпросился у Ю.С. Плеханова съездить домой. Планировал поспать час-другой. Да и переодеться надо было. Эти дни я, приехав в Кремль без заезда домой, ходил в ливийской военной форме, только без погон и знаков различия. Она очень хорошо подходила для строительных работ, которые я вел в отпуске в Липецке, брюки, рассчитанные для боев в пустыне, для защиты от пыли и песка имели на щиколотках аккуратненькие завязочки и др. Надо было видеть мой «прикид» — оливковая форма с брезентовым поясом и «ПСМ» на боку. Только без головного убора. Несерьезные тропические «панамки» не пришлись мне по душе.
Надо отметить, что в те августовские дни в эфире Москвы безраздельно царствовало радио «Свобода», вещавшее прямо из «Белого дома». Вместе с другими мировыми средствами массовой информации «Свобода» распространяла не соответствовавшие действительности сенсационные сообщения о штурме и гибели людей «на баррикадах у Белого дома» и т. п.
Усердствовали, срывали голоса, энергичные и агрессивные дикторы «Эха Москвы» и Ко. Их передачи также были заполнены эмоциональными лозунгами, призывами и откровенной дезой. Инцидент на Садовом кольце, например, выдавался как начало штурма Белого дома.
Искусственное придание «путчистам» демонического облика имело тактическую цель: это была «гениальная психологическая стратегия Бориса Ельцина и его команды, которые… разыграли в мировом эфире драму столь высокого накала, что ГКЧП не выдержал, бежал», — пишет «Независимая газета» (12.09.1991 г.). То есть в кратчайший срок в стране и мире «путчистам» был создан такой убедительный образ «пугала», что они уже были не в состоянии его изменить.
Особо следует сказать об армии. Из Дома Советов, который очень быстро переименовали в «Белый дом», постоянно велись переговоры с военными властями разного уровня. Генерал-полковник Кобец, по его собственному признанию, «по нескольку часов не отрывал трубку от уха», получая информацию и даже частично регулируя, совместно с командованием МВО, движение военных колонн.
Сегодня во многих мемуарах авторы ссылаются на помощь многочисленных информаторов-инициативников, снабжавших якобы штаб обороны Дома Советов важной информацией.
Но ни в многотомных трудах Б. Ельцина и Р. Хасбулатова, ни в мемуарах демократических чинов более низкого ранга вы не найдете ни слова об информации, поступавшей к ним по каналах Центрального разведывательного управления США.
Только из американской печати, которой совсем наплевать, как это выглядит в глазах патриотов, мы узнаем, что Ельцину в это время активно помогала американская разведка.
Советники Ельцина из ЦРУ
Американский журналист Сеймур Херш в своей книге «The Wild East» («Дикий Восток») отмечает, что в конце 1991 года в американской печати разразился скандал. Стало известно, что Ельцину в те дни важную помощь оказало ни много ни мало ЦРУ. Сотрудники посольства США во время ГКЧП приносили Ельцину расшифрованные шифротелеграммы Генштаба СССР, министра обороны СССР Язова — члена ГКЧП и направляли Ельцина в его тактических решениях в борьбе с гэкачепистами. Американцы возмутились не самим фактом вмешательства во внутренние дела Советского Союза, а фактом разглашения возможностей американской разведки дешифровать шифры Советского Генштаба.
Херш пишет: «Оно (ЦРУ) еще до «путча» улучшило его личную безопасность и секретность связи, а когда начался «путч», президент США Джордж Буш (старший) распорядился оказать Ельцину существенную информационно-разведывательную помощь… Это помогло недееспособному Ельцину выйти из кризиса героем-триумфатором, — пишет Херш. — Конкретно ЦРУ тогда предоставило Ельцину данные перехвата переговоров ГКЧП с командующими округов и дивизий (из чего стало известно об их пассивности), а также направило в Белый дом связиста из посольства США со спецоборудованием, который обеспечил команде Ельцина возможность напрямую переговариваться с военачальниками и даже с командованием «Альфы», убеждая их оставаться на местах».
То есть «Белый дом» знал, как мало угрожает ему армия. Но народу «забыли» сообщить, что армия — не враг, что приказ ей только — «войти и стоять», обепечивая общественный порядок.
И все эти трое суток на московских улицах и площадях запуганные люди с истерикой и слезами спрашивали солдат: «Неужели вы будете стрелять в народ?»
Радио на этот счет молчало. «Белый дом» не выдавал секрета.
Зато шли драматические сообщения о «борьбе за армию». Нагнеталось напряжение, и люди в ответ на радиопризывы шли к «Белому дому», готовясь грудью остановить танки, которые вовсе не собирались идти в атаку.
…В 19.30 20 августа я вернулся в Кремль.
Прихожу к Плеханову, слышу, он разговаривает с Коржаковым по телефону. Из трубки доносится голос начальника охраны Ельцина: «… Мы знаем, что «Альфа» должна штурмовать Белый дом, не трогайте, пожалуйста, Бориса Николаевича… — Коржаков подробно объясняет, где они находятся, пытается обговаривать какие-то пароли и «кодовые слова»…
Кроме меня и Плеханова в кабинете находится генерал-майор В.В. Максенков. Юрий Сергеевич включает нам громкую связь, и мы понимаем, что Александр Васильевич, мягко говоря, не совсем трезв.
Прикрыв трубку рукой, Юрий Сергеевич рассказывает, что, по оперативным данным, Ельцин ищет защиты и у американцев. Благо посольство США буквально через дорогу от его укрытия.
(Надо сказать, что мы имели неплохие оперативные позиции среди ельцинской охраны, состоявшей в своем большинстве из отставников 9-ки, нашедших работу в охране кооператива «Пластик», где, уйдя со службы, А.В. Коржаков работал в качестве телохранителя председателя кооператива, а его команда — в объектовой охране. В толпе «защитников Белого дома» также находились снабженные скрытноносимыми радиостанциями сотрудники трассового подразделения.)
Нам было известно, что в «Белом доме», заранее существовал «план противодействия «путчистам». Он назывался план «Икс»… Министр обороны Белого дома генерал Кобец позднее рассказывал: «… Мы заранее определили, какое предприятие и что должно нам выделить: где взять железобетонные плиты, где металл… каким образом забаррикадировать мост… на те маршруты, по которым выдвигались войска, тут же выставлялись заслоны: из техники, бульдозеров… даже 15 катеров и барж, чтобы блокировать Москва-реку».
Министр правительства РСФСР Е. Сабуров рассказывал, что «предприниматели везли в Белый дом деньги чемоданами… Грузовики с песком, краны, оружие, продовольствие — все это было куплено на деньги российских предпринимателей. Это значит, что в стране уже появились люди, которым есть, что терять, и они будут отстаивать эту страну, а следовательно, и свои интересы до конца».
Интересно и еще одно наблюдение одного из создателей баррикад вокруг Дома Советов: «…К 19.00 после инструктажа невооруженных сотен (как вести себя в случае штурма, как пользоваться противогазом, марлевыми повязками) было создано три рубежа обороны: «внешний» — «живое кольцо», «средний» — прошедшие инструктаж участники «сотен» и «внутренний» — охрана Дома Советов со штатным стрелковым оружием. К утру 22 августа предусматривалось оборудовать 61 узел заграждений, из них 17 — по периметру Садового кольца. Как военные люди, мы понимали, что эти баррикады хороши как декорации к трагедии, которую планировали вожди ГКЧП. Естественно, они не смогли бы противостоять боевым машинам разграждений. Их бы просто механически сдвинули вместе с защитниками, поскольку баррикады не были заглублены…». То есть прикрыться щитом из живых людей. И это, увы, уже не ново!
По окончании разговора Плеханова с Коржаковым я прошу разрешения проехать по Москве и посмотреть, что же на самом деле происходит на улицах.
Рекогносцировка ночной Москвы
Переодеваюсь в спортивную курточку, беру светлую «Волгу» с нейтральными номерами, рядом сажаю руководителя группы видеодокументирования подполковника Бушуева и с видеокамерой еще одного сотрудника — майора Сазонова. Вчетвером в 24.00 выезжаем в город. Едем по Ленинскому проспекту, к улице Косыгина, дому, где находится квартира Горбачева. Проверяем, как там охрана. Дальше по Косыгина — в сторону Комсомольского проспекта.
Все обочины и тротуары забиты военной техникой, солдаты жгут костры, готовятся к ночному отдыху. Ночи уже холодные. Внешне все спокойно.
Приближаемся к очередным охраняемым объектам, теперь уже на Ленгорах на Мосфильмовской. Около Дома приемов и спорта в машине оживает наша радиостанция. Вызывает Плеханов, сообщает, что прошла информация о стрельбе на Смоленской площади… «Поезжай и выясни!»
Мы заглушили двигатель, вышли из машины… Действительно, слышны выстрелы, где-то в районе американского посольства и МИДа. Садовое кольцо — Арбат — проспект Калинина?
Снова прыгаем в «Волгу» и по Бережковской набережной, по Бородинскому мосту выезжаем на Смоленскую площадь к магазину «Руслан». На перекрестке показываем левый поворот.
На проезжей части лежит помятое крыло машины. На огромной скорости в сторону Зубовской площади мимо нас пролетает несколько БМП. Водитель соседнего «жигуленка», заметив, что мы собрались повернуть налево к Новому Арбату, сделав огромные глаза, заботливо предупреждает: «Не нужно туда ездить, там стреляют, там танки давят людей и автомобили!»
Рядом с гостиницей «Белград» стоит гаишник. Конечно, он нас не собирается пропускать туда, куда нам больше всего хочется попасть.
Вот и побочные стороны конспирации: мы сидим в обычной машине с ничего не значащими на государственном уровне номерами. Даже галстуки сняли…
Делать нечего, дольше будем объясняться. Тем более видно, что товарищ не совсем в себе. Припарковались у «Белграда». Наш оператор, взяв видеокамеру и нахально демонстрируя развешенные на груди разноцветные бэйджики, представляется прессой, а мы, естественно, его ассистентами.
Бой на Садовом под Арбатским мостом
Продвигаемся метров на сто вперед. И снова, кажется, кордон, но какой-то странный. На тротуаре кругом стоят 5 или 6 милицейских машин, а в середине — человек 20 милиционеров. Напуганы, ощетинились, огородились. Ждут, что будет дальше…
За баррикадой из троллейбусов раздается скрежет гусениц, крики людей, скандирующих: «Убийцы! Фашисты!»
Огромная толпа молодежи раскачивает троллейбусы, крики, неразбериха.
Мимо нас пробегает взлохмаченная тетка, очень похожая на Бэллу Куркову с питерского телевидения, явно — предводитель местной «демократической общественности». Рот ее открыт так, что, кажется, землю видно.
Громогласно орет: «Люди! Убивают! Все сюда! Бежим на помощь!!!»
— А я, каюсь, не удержался и говорю ей: «Ну что же Вы так кричите? Куда зовете людей, — под пули? Или не видите, что там действительно стреляют?!»
У нее глаза буквально вспыхивают адским огнем, она на долю секунды уставилась ими на меня, замолчала. А потом как заорет, еще громче: «КГБэшники!!!».
Вокруг нас моментально собирается толпа, видимо, раздумывающая, как на нас реагировать. Наш Юрий Павлович нашелся быстрее всех: «Какое КГБ? Мы — пресса». И опять начал демонстрировать свои пропуска, среди которых можно было найти с десяток, подтверждавших, что мы действительно представляем демократические СМИ.
Нам поверили, но долго подозрительно косились на наши не по-журналистски аккуратные стрижки и белые рубашки.
Добравшись, наконец, до интересующего нас места, мы стали свидетелями событий, которые впоследствии были преподаны людям чуть ли не героическими и легендарными.
Смешно и грустно. В центре Москвы становимся свидетелями классической «партизанской» операции.
Помню, еще находясь в Кремле, я услышал от Юрия Сергеевича пророческую фразу: «Где-то должна пролиться кровь. Для демократов она необходима, чтобы окончательно заклеймить ГКЧП, обвинить его в человеческих жертвах. Непонятно только, где она прольется, эта кровь. Или у Дома Советов, или где-то еще…».
Вот та запланированная кровь и предстала нашим глазам. Уже тогда было ясно, что на самом деле все это было грамотно разыграно и являлось 100-процентной провокацией.
(С 20 августа с.г. в пределах Москвы с 23.00 до 5.00 командующим МВО генерал-полковником В.Н. Калининым, который был назначен комендантом столицы, введен комендантский час. Его правила обычны: «Гражданам во время комендантского часа запрещается находиться вне своего жилища на улицах, в иных общественных местах без специально выданных пропусков и документов, удостоверяющих их личность. Лиц, не имеющих подобных документов, а также допустивших нарушения общественного порядка, задерживают и доставляют в отделения милиции для установления личности. Задержанные и их вещи могут быть подвергнуты досмотру. Запрещаются митинги и демонстрации. Ограничивается въезд в город иногороднего транспорта, кроме обеспечивающего жизнедеятельность промышленных предприятий, предприятий общественного питания и торговли, детских, дошкольных и учебных учреждений и др.».)
21 августа 1991 г. 0 часов 20 минут. Боевые машины пехоты (БМП-1), выполняя распоряжение коменданта города, минуя поворот к Дому Советов, двигаются по Садовому кольцу, чтобы, встав во всех ключевых точках города, обеспечивать порядок.
Пройдя Новинский бульвар, в тоннеле под Калининским проспектом (ул. Новый Арбат) колонна БПМ натолкнулась на баррикады.
Первым машинам удалось пробиться через баррикаду из ЗИЛов — грузовиков и автомашин-поливалок на въезде в туннель. Но на выезде из туннеля их ждала более серьезная баррикада из трех рядов троллейбусов. Шесть первых БМП сумели, раздвинув троллейбусы, уйти вперед по Садовому, видимо, эти БМП мы и видели у здания МИДа.
Но затем троллейбусы были сдвинуты (случайно там оказавшимся!) мощным подъемным краном и на выходе из туннеля оказались заблокированными 8 боевых машин. Одна без гусеницы.
Наиболее яростному нападению возбужденной, подогретой спиртным толпы подверглась БМП (бортовой номер 536). После нескольких неудачных попыток прорваться через ряды троллейбусов она отошла задним ходом в туннель.
В остановившуюся машину летели камни, куски асфальта, железные прутья, палки.
Толпа неистовствовала. Взобравшись на броню и облепив машины, «защитники Белого дома», до которого от этого места был не один километр, били по броне кусками арматуры, камнями, пытались вставить в траки толстые железные пруты. Стали завешивать приборы наблюдения брезентовыми чехлами, тряпками, сбивать антенны.
Часто Вам приходилось видеть в центре Москвы на асфальте груды кирпичей, арматуру и др.? Руководил этими, как их назвал «Коммерсантъ», «ополченцами» морской офицер с погонами капитана второго ранга.
Теперь уже известно, что этим провокатором был сотрудник журнала «Морской сборник» капитан 2-го ранга Головко М.А., как это ни обидно, — сын выдающегося советского адмирала Арсения Григорьевича Головко.
Именно он взбаламутил толпу и убедил молодежь, что колонна бронетехники идет «арестовывать Ельцина». Хотя всем было понятно, что поворот к Дому Советов колонна БМП уже давно прошла и удалялась от него.
Однако гражданские люди привыкли у нас верить военному человеку, тем более офицеру.
Именно он разработал тактику «партизанской» засады и нападения, организовав основную баррикаду не на въезде, а на выезде из туннеля, с тем чтобы бронетехника была блокирована и не могла развернуться и уйти.
Видимо, сверхзадача была — не остановить БМП, а уничтожить их. Нужна была «кровь», о которой мне говорил Ю.С. Плеханов.
Именно он предложил снимать одежду и закрывать ею смотровые щели боевых машин. Именно он показал пример и первым набросил на триплекс двигавшейся БМП свою плащ-палатку.
Итог «блестящей операции» — жизни трех защитников демократии.
После тех августовских дней Головко некоторое время упивался содеянным, раздавал интервью, как он все замечательно придумал и спас страну от «коммунофашистов».
Хотя именно на его совести лежат жизни этих трех молодых парней.
(Коллеги-офицеры дали справедливую оценку «героизму» Головко, которому очень скоро пришлось уйти из редакции «Морского сборника».)
Но вернемся к «Бою на Садовом кольце», как назвал его в своей очередной книге «ГКЧП» бывший генпрокурор России В. Степанков. Бой между кем и кем. «Воевала» только одна сторона. Энергичные молодые люди в камуфляжной форме беспрекословно и умело выполняли команды «моряка».
Наиболее изобретательные стали заполнять пустые бутылки из-под вина и водки, которых вокруг валялось достаточно, бензином из бака стоявшей на дороге поливальной автомашины, готовя «коктейли Молотова».
Бутылки закупоривали тряпками, поджигали и бросали в БМП.
Были подожжены троллейбусы. Я лично видел, как с улицы Воеводина выехали «Жигули», и выскочившие из них молодые люди забросали троллейбусы бутылками с зажигательной смесью.
Потерявшие связь с командованием и лишенные обзора боевые машины безрезультатно пытались вырваться из засады.
Нетрудно себе представить состояние мальчишек, 18–19-летних солдат-срочников из экипажа БМП-536. Связи нет. Обзор наглухо закрыт брезентом. В отделениях машины, естественно, кромешная темнота. Что делать и куда двигаться — неизвестно.
Снаружи — агрессивная толпа. Сколько их там, чем они вооружены и что собираются делать, мальчишки могли только догадываться по ужасным звукам, доносящимся снаружи. Мат. Пьяные крики. Усиленные мегафоном угрозы: «Сейчас мы вас тут поджарим!» Чувствуется запах дыма от горящих троллейбусов и бензина. Металлическими прутьями колотят по броне, пытаются открыть люки…
(Именно эти страшные телекадры были представлены всему миру, как «штурм и оборона Белого дома».)
Напуганный механик-водитель, естественно, маневрирует, пытаясь стряхнуть людей с брони.
Одному из нападавших удается на ходу открыть кормовую дверь боевой машины. Нам хорошо видно, как он залезает внутрь. Раздается автоматный выстрел.
Буквально через секунду парень выпадает из отсека, и повисает, зацепившись ногами за что-то. Его руки и голова касаются асфальта. А так как БМП продолжает свои «стряхивающие» маневры, а ее водитель ничего не может видеть, то представитель атакующей стороны бьется головой обо все, что рядом: бордюр, стену, борт БМП.
Вот такой была одна из первых жертв этого дня.
О броню разбиваются бутылки с зажигательной смесью. БМП-536 загорается. Предвидя опасность взрыва, экипаж предпринял попытку эвакуации.
Нападавшие только этого и ждут. Удерживая люки боевых машин, они всячески препятствуют выходу экипажа из горящей машины. Открывшего люк механика-водителя сначала бьют по голове камнем, а потом выливают на него ведро бензина. Он загорается. Выбравшихся из машины перепуганных солдатиков избивают железными прутами, забрасывают камнями.
Предупредительные выстрелы в воздух возымели кратковременное действие. Напуганная толпа сначала метнулась от машин и остановилась.
До сих пор в ушах стоит истерический крик: «Ребята! Я в Афгане был! Это холостые! У них нет боевых патронов!». И снова толпа, вдохновившись безнаказанностью, бросается на расправу с бойцами из БМП-536, пытающимися перебраться к товарищам в соседние боевые машины.
У меня хорошая зрительная память, и сегодня, через двадцать лет, закрыв глаза, я вижу этот «бой». Гремят выстрелы, трассирующие пули летят в сторону МИДА. Клубы дыма. Гул огня. Горят троллейбусы, горит боевая машина. Мат-перемат. Истерически крича, вокруг горящей БМП бегает еле стоящая на ногах блондинка. Кажется, это та же «Бэлла Куркова».
Уже в тот момент меня ужаснула патологическая ненависть толпы к своей армии, ее солдатам и офицерам. Ударить, убить, разрушить, сжечь. А ведь это были их дети, младшие братья, может быть даже — сослуживцы…
Я думаю, объясняется это во многом тем, что большинство атакующих были изрядно пьяны. Полные бутылки водки валялись здесь же, на улице. А новые ящики со спиртным постоянно подносились из ближайшего гастронома.
Многие из этих «героев», мне кажется, вообще с трудом понимали, что они делают.
Но справедливости ради, надо сказать, что истинными «героями» я считаю молодых солдат из экипажей БМП 15-го мотострелкового полка Таманской дивизии. Под натиском одуревшей толпы они, имея боевое оружие, не открыли огонь на поражение по нападавшим, имея на это полное юридическое и моральное право. Своими выстрелами в воздух они лишь старались защититься и спасти вверенную им боевую технику. Благодаря их выдержке жертв и было всего три, а не десятки и не сотни!
Почему-то ни один из них в 20-ю годовщину событий 1991 года не был приглашен на радио или телевидение, где они дали бы свою оценку событиям той трагической ночи. На видеошоу витийствовали «герои», рассказывавшие, как они обливали БМП и солдат бензином и т. п.
«Свободное» телевидение никак не интересовало мнение и видение этих дней военнослужащими, верными присяге, честно исполнявшими свой «почетный гражданский долг», добросовестно выполнявшими приказы командиров. Их мнение никак не укладывалось в разработанную за эти годы схему, мифы «революции».
А ведь они не собирались «арестовывать Ельцина», они не собирались «стрелять в народ», но тем не менее стали врагами для старшего офицера Головко, бывших сержантов Советской Армии — Комаря, Кричевского, Усова и других многочисленных участников инцидента под мостом на Новом Арбате.
Любая человеческая жизнь бесценна. Но чтобы подобное не повторилось, надо знать правду.
Обманутые «герои»
Погибшие защитники демократии не были малолетними и неразумными детьми. Все они знали законы СССР, пройдя службу в Советской Армии, знали армейские порядки и требования Уставов.
(Комарь Д.А., 23 года, сержант ВДВ. С мая 1987 года проходил службу в ДРА. Награжден 4 медалями, в т. ч. медалью «За боевые заслуги».
Кричевский И.М., 28 лет, младший сержант. В 1986–1988 годах служил в рядах Советской Армии.
Усов В.А., 37 лет, сержант. В 1978–1980 годах проходил срочную службу в береговых частях ВМФ в Калининградской области и в Белоруссии.)
Комарь мало того, что незаконно проник в десантное отделение БМП, но и «вооруженный ломиком попытался нанести удар военнослужащему. На предупреждение о возможном применении оружия он не реагировал, и автоматчик, не имея намерения поразить Комаря, произвел предупредительный выстрел» (из обвинительного заключения по делу ГКЧП).
В глазах молодого солдата срочной службы он был злоумышленником, угрожающим его жизни, пытающимся завладеть оружием, боеприпасами и препятствующим выполнению приказа командира.
Кстати, судебно-медицинская экспертиза установила, что смерть Комаря наступила не от выстрела, а от «черепно-мозговой травмы» от ударов о дорогу.
Пуля от предупредительного выстрела автоматчика, спровоцированного на открытие огня действиями Комаря, срикошетила от металлического люка и стала причиной смерти Усова, который также, не обращая внимания на предупредительные выстрелы, бежал за БМП.
Действия обоих совершенно не характерны для трезвых людей.
Смерть Кричевского наступила от одиночного огнестрельного пулевого ранения в голову, в момент, когда он пытался бросить камень в сторону БМП.
Даже полностью демократизированная на тот период и запуганная СМИ Московская городская прокуратура признала действия военнослужащих правомочными.
За эти двадцать лет я стараюсь читать все, что касается августа 1991 года, а особенно эпизода под Новоарбатским мостом. И никто меня не убедит, что все это произошло «стихийно». Думаю, что, как и многие другие события тех страшных дней, этот эпизод требует глубокого и непредвзятого расследования.
Провокатор Головко, которого я даже не желаю называть офицером, должен тоже получить свое.
Завравшиеся СМИ
Да и СМИ в эти дни внесли свою долю вранья в нагнетание обстановки:
Москва /РИА/. В 00.05 21 августа около 20 бронированных машин прорвали первые баррикады на Новом Арбате и двинулись в сторону Дома правительства РСФСР» . Коммерсант № 34 (84) 19–26 августа 1991 г.
«…Но, увидев боевые машины пехоты, стреляющие на полном ходу трассерами , толпа в панике бросилась назад…»
«…из задних люков высунулись два автоматчика, схватили бьющегося в агонии человека за ноги и волоком повезли за БМП ».
« …бригады “скорой” получили инструкцию КГБ не выезжать по вызовам к раненым защитникам баррикад , а в случае выезда — помощь раненым не оказывать и сообщать немедленно в УКГБ по Москве и Московской области, откуда за ранеными надлежит присылать вооруженную охрану».
Москва /РИА/.01.30. 21 августа. По сообщениям корреспондентов РИА с места событий, первая атака на «Белый дом» отбита.
Несколькими днями позже погибших хоронила вся Москва, оплакивая «героические» жертвы. Видимо, так и было запланировано. И они действительно были жертвами, но не защиты демократических идеалов, а хорошо спланированной кровавой провокации.
Следователь-женщина, которая вела дело, установила, что виновными в гибели людей были лишь те, кто организовал это побоище. Неудивительно, что после такого вывода ее от ведения этого дела отстранили.
Впрочем, спустя 4 месяца, 20 декабря 1991 г., постановлением прокуратуры дело было прекращено «за отсутствием признаков уголовно наказуемого деяния».
(Другим местом, где с большой степенью вероятности могла пролиться кровь, была площадь Дзержинского, теперь Лубянка. По всему видно, что расчет был на то, что чекисты, наблюдая за показным надругательством над памятником основателю советских органов госбезопасности Ф.Э. Дзержинскому, не выдержат. А это не мальчишки-срочники. Но не получилось, у сотрудников КГБ СССР хватило воли не вмешиваться. А политически для организаторов провокации как бы было интересно!)
Даже сейчас, когда прошло много лет, когда впечатления немного сгладились временем, я понимаю, что вмешаться тогда в происходящее мы просто не могли: вряд ли мы безоружные смогли бы остановить пьяную толпу.
Поэтому нам ничего не оставалось, как, проехав для контроля по набережной у гостиницы «Украина», вернуться с тяжелым сердцем в Кремль и доложить обо всем Ю. С. Плеханову. В общей сложности мы были в городе около полутора часа.
Захожу в кабинет. На связи АТС-1 — Крючков. Он задает вопрос: «Вы знаете, что происходит на Смоленской площади?»
Юрий Сергеевич, явно довольный тем, что его служба лучше других осведомлена в этом вопросе, говорит: «Вот у меня здесь сидит очевидец, который только вернулся со Смоленки. Это Величко Валерий Николаевич! Он доложит» — и передает трубку мне. Но Владимир Александрович тут же приглашает нас приехать на Лубянку, чтобы подробно доложить ему и «товарищам» о том, что я видел.
Мы так и делаем. Несемся по пустым улицам. На Лубянке за спиной Феликса Эдмундовича стоит всем известное здание с абсолютно темными окнами. Светятся только 2–3 окошка, где обычно сидят дежурные.
Не могу удержаться, чтобы не съехидничать: «Американцы, замечаю Плеханову, наблюдая за зданием одной из спецслужб, четко определили, на каких этажах, в каких кабинетах располагаются подразделения, отвечающие за те или иные регионы и страны. Куда выходят их окна. Например, второй этаж, правое крыло — это Ближний восток. Рядом — Европа. Таким образом, наблюдатели-разведчики могли достаточно надежно определять, где готовятся важные события. Горят, например, ночью окна в отделе Ближнего Востока — жди новостей там. Другие светящиеся окна предупреждают — ждите неприятностей в Латинской Америке. А у нас — смотрите, Юрий Сергеевич, как здорово: в стране, судя по тем же окнам, покой и тишина. И КГБ спит….».
— Да ладно тебе умничать, — одернул меня Плеханов, — и так настроение паршивое.
Доклад на штабе ГКЧП
С улицы Пушечной, пройдя через приоткрытые прапорщиком железные ворота у небольшой церквушки, попадаем во внутренний двор дома 1/3. Поднимаемся на лифте в приемную Председателя КГБ.
Тишина. Полумрак. Расписываемся в журнале посетителей, и нас приглашают в кабинет Владимира Александровича.
Это тоже не штаб революции. Те же тишина и полумрак. За столом Председателя с телефоном в руках сидит секретарь ЦК по обороне О. Бакланов, вдоль длинного стола прохаживается секретарь ЦК КПСС О.С. Шенин, у стены сидит начальник 2-го Главного управления (контрразведки) генерал-лейтенант В.Ф. Грушко…
Из комнаты отдыха появляется Крючков, волосы растрепаны, «суворовский хохолок», на щеках следы от подушки, видимо, отдыхал.
Наконец, прибыли все приглашенные. Многих знаю: заместитель Председателя генерал-лейтенант Агеев Г.Е. (с ним я знаком по штабам на Красной площади), начальник УКГБ по Москве и Московской области генерал-лейтенант Прилуков В.М. (его стараниями я в свое время был переведен из Воронежского управления в Москву и работал под его началом в 13-м отделе 2-го Главка), начальник 7-го Управления КГБ СССР генерал-лейтенант Е.М. Расщепов (с ним я встречался на заседаниях Парткома КГБ) и др.
Кратко докладываю о том, что видел.
Меня спрашивают, есть ли в толпе пьяные. Отвечаю, да, буквально все. Сам видел, как водку из открытого ночного магазина тащили ящиками.
— А убитых или раненых видели? — Окровавленных — да, парня, выпавшего из заднего люка БМП, да и другого, раненного выстрелом из боевой машины. Но так, чтобы лежали убитые или раненые — не видел.
— Какие мероприятия проводятся по Комендантскому часу?
— За 1,5 часа нахождения в городе меня никто не останавливал, документы не проверял. КПП и патрулей я тоже не видел.
— Юрий Сергеевич считает Вас большим специалистом по работе с толпой. Какие Ваши предложения в связи со сложившейся ситуацией?
— Надо учитывать, что вокруг Дома Советов собралось огромное количество народа, людьми забиты все проходные дворы и арки домов. Много женщин, детей и стариков. Люди наблюдают за событиями с крыш домов и балконов. Большое число иностранцев — дипломатов (судя по номерам автомашин), корреспондентов и даже туристические автобусы с иностранцами. Неподалеку от места событий, несмотря на час ночи, жители ухитряются еще прогуливаться с собачками. Люди запуганы СМИ, находятся в возбужденном состоянии.
Думаю, что применять бронетехнику, которую я видел в городе, нецелесообразно. Будет огромное количество жертв, причем пострадают абсолютно ни к чему не причастные люди, попав, как это уже было под Арбатским мостом, под гусеницы танков. Обзор у механика-водителя — никакой, тем более ночью. Пока же, раз введен комендантский час, я думаю, нужно силами милиции и внутренних войск освобождать улицы от глазеющих, в том числе и у Дома Советов. Но без бронетехники. А утром, с рассветом, применять при необходимости уже силовые методы.
Во время нашего разговора на пульте у стола Крючкова вдруг громко звонит телефон. В тишине кабинета хорошо слышен чей-то истерический крик: «Вы виноваты! Вы первыми пролили кровь и будете за это отвечать!!!»
И тут всемогущий Председатель Комитета государственной безопасности СССР В.А. Крючков, опустив голову (чего до сих пор не могу ему простить), пытается объясняться: «Геннадий Эдуардович, эти машины шли по комендантскому часу, и все произошло случайно…». А Бурбулис, это был он, кричит: «Мы вам все еще припомним!»
Крючков все продолжает оправдываться. На лицах участников совещания недоумение.
Первым возмутился Плеханов: «А кто такой Бурбулис… и почему он разговаривает в таком тоне? И что вообще происходит?!»
Я тихо шепчу Юрию Сергеевичу: «Нельзя молча созерцать происходящее, надо что-то делать. Разрешите сходить к Г.И. Янаеву, вы знаете, у меня с ним особые отношения…».
«Сиди и помалкивай, — советует мне Плеханов, — не видишь, какие дела творятся? Если уж председатель КГБ всего СССР начинает кланяться какому-то Бурбулису, то я уж не знаю, как это и назвать…
Хотя, лучше — бери мою машину и поезжай в Кремль. Оттуда — ни шагу! Ждите моей команды».
2.15–2.30 — снова Кремль. Сидим в «20-й квартире», ждем команды.
О том, что готовится штурм Дома Советов, я не знал. «Альфа» тогда еще не была в нашем подчинении. Лишь иногда мы привлекали ее офицеров к охранным мероприятиям. В основном — за рубежом.
Разговор не вяжется. Я обратил тогда внимание на то, что Виктор Михайлович Борисенко периодически посматривает на часы. На часах — 3.00. Вижу, он как-то сник. Что произошло? — спрашиваю. — Да так, теперь уже все…
Тут в кабинет заходит Плеханов. На нем лица нет.
— Ребята, у нас есть что-нибудь выпить? — ?!?
Выпить, в это время, да он же вообще и не пьет?!
Конечно, у нас есть… Находим бутылку водки, стаканы…
— Наливайте по полному!
— Ну, вот, — говорит он, — всему конец. Одним глотком выпивает стакан до дна. Мы за ним.
— Наш поезд ушел. Идите отдыхать!
Я ушел в свой кабинет, лег на диван, укрылся шинелью. В окно видны рубиновые звезды. Ночной Кремль, как всегда, прекрасен.
Последние записи штаба:
21 августа 1991 г.
17.55 — на площади Дзержинского народ расходится. 19.10 — митинг на Манежной площади закончился, люди расходятся. 19.30 — Чрезвычайное положение отменено.
Так закончилось для меня «победное шествие ГКЧП». И начался процесс расплаты.
И по поводу отношения сотрудников КГБ СССР к ГКЧП и его действиям
Об «Альфе» и «Вымпеле», которые якобы отказалась штурмовать Дом Советов. Не было приказа — не было и отказа.
Однажды, на юбилее одного из генералов КГБ-ФСБ, моего земляка В.И.Кравцова, я оказался за одним столиком с бывшим командиром «Альфы» В.Ф. Карпухиным, бывшими офицерами «Девятки», а потом ельцинскими генералами — М.И. Барсуковым, Ю.В. Крапивиным.
Естественно, вспомнили 1991 год. «Обидно слышать обвинения, что якобы из-за бездействия «Альфы» ГКЧП проиграл, заявил Виктор Федорович. Но виновата не «Альфа», виноваты руководители, в частности В.А. Крючков, у которого не хватило силы воли довести начатое дело до конца, дать как минимум приказ об аресте Ельцина. Мы ждали этого приказа.
Ну а потом, уже не раз подставленные политиками (Вильнюс, Тбилиси, Баку… тому подтверждение), сотрудники спецподразделения просто не хотели стать в очередной раз «козлами отпущения». Мы перестали доверять буквально всем: и руководству Комитета, и ГКЧП, и Горбачеву, и Ельцину.
Хитро прищурившись, Виктор Федорович, посмотрев на меня, спросил: «А знаешь, Николаевич, кто виноват в распаде СССР? Ты и я!»
Моему удивлению не было предела. «Почему же мы?»
А как ты думаешь? На связи у штаба 9-ки сколько было бойцов? Кремлевский полк, 27-я бригада спецназа КГБ. Это не считая собственных сотрудников.
(27-я Отдельная мотострелковая бригада КГБ СССР (пос. Мосрентген) — общая численность до 2000 чел., до 40 танков, до 120 БМП, БТР. В постоянной боеготовности — до 20 танков, до 100 БМП, БТР, до 1000 чел.)
У меня была «Альфа» и приданные силы. «Вымпел» был тоже на нашей стороне. Это Б.П. Бесков говорил.
Если бы мы, взяв на себя ответственность, дали бы команду на штурм, вряд ли ельцинисты что-либо могли нам противопоставить. Думаю, за полчаса управились бы. Ну а победителей не судят! А у нас кишка оказалась тонка. Затюканные чинопочитанием и субординацией, так мы и про….. Великую державу!»
Я не назову ни одного сотрудника КГБ СССР (из своего окружения), который бы сомневался в необходимости ГКЧП, необходимости наведения порядка в стране, сохранения СССР.
Все три дня в моем кабинете также не умолкали телефоны ВЧ, оперсвязи, междугородние и городские. Звонили со всей страны. Знакомые мне товарищи задавали один и тот же вопрос: «Валерий Николаевич! Ну когда же вы …этих …Вы там ближе к руководству. Передайте Крючкову, что местные органы полностью поддерживают ГКЧП. Ребята, чего вы ждете? Надо арестовать Ельцина, разогнать «демократов»! Это, как правило, были руководители среднего звена — начальники отделений-отделов. (В выражениях коллеги не стеснялись.)
К сожалению, до сих пор не проводилось социологических исследований, которые могли бы оценить соотношение числа сотрудников Комитета госбезопасности СССР, поддержавших ГКЧП, и выступивших на защиту Ельцина и Ко.
Начальник штаба обороны Белого дома, бывший преподаватель военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева А.Д. Цыганок в своей книге «Военные под российским флагом: русский взгляд. 1991–1993.» дает такой расклад сил: «…Реакция военнослужащих на события была неоднозначной. Оценивая в целом состояние офицерского состава армии, флота, войск КГБ, МВД, пограничных и внутренних войск, я привел в докладе ориентировочные цифры: 45–50 % офицерского состава Московского военного округа выполнят распоряжения ГКЧП, 20–25 % поддержат новую российскую власть, 30–35 % займут выжидательную позицию….Как выяснилось впоследствии, реальный расклад сил оказался примерно таким, как мы предполагали…».
Я думаю, что не мешало бы вспомнить известную статью В.И. Ленина «О статистике», когда в одну группу сводятся курица и циркуль, только потому, что у них по две «ноги». Совершенно некорректно эти цифры из доклада Цыганка относить одновременно к офицерскому корпусу армии и флота и военнослужащим органов госбезопасности.
В отношении сотрудников органов госбезопасности, по моим данным, и речи не идет о каких-либо процентах. Речь может идти лишь о единицах, известных — по-фамильно. Не менее боевой настрой был у военнослужащих 27-й бригады спецназа КГБ, штаб которой располагался, как я уже говорил, в соседнем кабинете. Его офицеры неоднократно заходили к нам и спрашивали: «Чего ждем? Не пора ли?». Имелось в виду, не пора ли использовать силы бригады для наведения порядка в столице.
А вот подтверждение моим воспоминаниям с другой стороны баррикад. Уже упоминавшийся мной полковник А.Д. Цыганок, вспоминая эти три августовских дня, отмечает: «…Вокруг Кремля, на Манежной площади — наиболее активные части. Наиболее боеспособная бригада КГБ. Ведут себя вызывающе. В переговоры не вступают…».
Кстати полностью выступили на стороне ГКЧП воздушно-десантные войска, основная часть ПВО, большая часть Сухопутных войск. В реализации планов ГКЧП приняли участие следующие воинские соединения и части: Кантемировская дивизия, Таманская дивизия, Витебская, Рязанская, Тульская, Псковская десантные дивизии, Отдельная мотострелковая дивизия особого назначения им. Дзержинского, 27-я бригада особого назначения КГБ СССР и др. («Московский комсомолец» за 23 августа 1991 года) «…Поддержала ГКЧП большая часть офицерского состава КГБ и МВД СССР».
Московский ОМОН входил в оперативное подчинение командиру группы «А» КГБ СССР В.Ф. Карпухину и готов был выполнить приказ.
Показательный факт: из многочисленного состава Службы охраны КГБ СССР к «демократам» в Дом Советов перебежал всего лишь один человек.
Естественно, что среди огромного коллектива КГБ, состоявшего из 400 тысяч сотрудников (вместе с пограничниками), по теории вероятности должны были быть и, видимо, были инакомыслящие. Ведь удалось же Указом Ельцина за короткий срок сформировать в ноябре 1991 года из чекистов российскую спецслужбу — Агентство федеральной безопасности РСФСР (АФБ РСФСР). И не только центральный аппарат и областные управления, но и агентства федеральной безопасности союзных республик.
На первом этапе с гордостью говорили о своей «героической деятельности» в рядах защитников Белого дома — председатель КГБ РСФСР генерал-майор В. Иваненко и его помощник А. Пржездомский, генерал-майор КГБ А. Стерлигов, преподаватель ВКШ КГБ подполковник Г. Янкович и еще с десяток «гвардейцев Ельцина», работавшие в различного рода «штабах». Сейчас, что-то их не слышно.
Правда, позднее в разговоре со мной заместитель генерального директора Агентства генерал-лейтенант В.А. Поделякин как бы извиняясь заверял, что АФБ формировалось не по идеологическому принципу «чекисты-ельцинисты». И он, и В.В. Иваненко пошли на это потому, что хотели спасти спецслужбу КГБ СССР от расформирования, стремились сохранить кадры. Возможно, это и так. Да и командовали АФБ они недолго. Менее чем через два месяца после кратковременного существования Министерства безопасности и внутренних дел РСФСР, когда вновь было восстановлено АФБ (теперь уже РФ) — Российской Федерации, без советской и социалистической, руководителем спецслужбы был назначен В. Баранников, а заместителями — С. Степашин и небезызвестный борец с «чекизмом» — Е. Савостьянов. И в завершение.
Жертвы с другой стороны
Мы, почему-то говоря о жертвах того страшного августа, вспоминаем только троих «Героев Советского Союза», а вот вам еще примеры.
Уже после 1991 года были убиты: бывший Председатель КГБ Грузинской ССР Герой Советского Союза генерал-полковник А.Н. Инаури (1993 г., Батуми); бывший Председатель КГБ Армянской ССР генерал-майор М.А. Юзбашян (1993 г., Ереван, похоронен в Москве).
А маршал Ахромеев, а министр внутренних дел СССР Пуго, а Кручина?
Председатель КГБ Латвийской ССР генерал-майор С.В. Зукул, по всей видимости, не смог выдержать травли в прессе и застрелился сам… Буквально в первые дни 1992 года покончил с собой и генерал-майор В.В. Максенков.
И это только небольшая часть огромного мартиролога, который с каждым днем становится все обширнее.
Вообще августовский период требует отдельного и подробного описания и исследования. Пора уже разрушить многие укрепившиеся в сознании людей «революционные» мифы. Вспоминая знаменитое «кому выгодно», проанализировав конкретные интересы и действия «революционеров», рассказать правду народу.
19 августа 2011 года 5-м каналом был проведен опрос зрителей: «Что бы вы делали, если бы сегодня вернуться в те августовские дни 1991 года?» 82,2 % респондентов заявили, что поддержали бы ГКЧП.
Как мы видим, оценка тех событий серьезно меняется. То ли еще будет!