§ 1. Общее понятие и значение уголовной ответственности

Любая ответственность, в том числе и уголовная — сложное социально-правовое явление. Она обусловливается существованием и взаимодействием трех основных участников общественной жизни: личности, общества и государства. По этой причине юридическая ответственность представляется как важная мера защиты интересов личности, общества и государства.

Роль каждого из перечисленных участников общественной жизни в возникновении и регламентации юридической ответственности различна. Во-первых, юридическая ответственность как разновидность социальной ответственности возможна только в обществе, поскольку личность как бы «приговорена» жить в нем и вне общества ни ее существование, ни ее поведение никакого значения не имеют. С одной стороны, каждый человек приобретает самостоятельность и свободу только в обществе, именно в обществе он проявляется как личность. С другой стороны, общество оказывает определенное воздействие на личность, определяет общие принципы и правила ее поведения. Личность не «растворяется» в обществе, поскольку имеет свою сознательно-правовую индивидуальность. В современном цивилизованном обществе человек является личностью отдельной, свободной и вместе с тем неразрывной с общественной жизнью.

Во-вторых, юридическая ответственность включает в себя как минимум две стороны: государство и правонарушителя, поскольку основанием юридической ответственности является поведение субъекта, выходящее за рамки правовых установлений. Государство, с одной стороны, в правовых нормах устанавливает общеобязательные правила, нарушение которых считается правонарушением, и меры юридической ответственности, применяемые за конкретное правонарушение. В правоохранительных отношениях государство также выступает как управомоченная сторона, которая в лице компетентных органов применяет меры юридической ответственности. С другой стороны, государство воздействует на личность, причем это воздействие проявляется двояко: через общество и непосредственно на конкретного гражданина. Однако полное подчинение человека государству недопустимо, да и невозможно, поскольку основой всей человеческой деятельности выступает его свободная воля. Отсутствие свободной воли человека означало бы отсутствие его сознательно-волевой деятельности вообще и правонарушающего поведения в частности. Тем самым социальная ответственность возможна только при свободной воле человека, и только при наличии свободной сознательно-волевой деятельности можно требовать от него отчета в поступках.

Человеческая деятельность выступает вовне «как сила, реализующая, воспроизводящая и изменяющая общественные отношения». Но в основе этой деятельности стоит свободная воля, которая есть тот самый механизм, заставляющий человека принимать соответствующее решение, в том числе и правового (уголовно-правового) характера. Социальные последствия человеческой деятельности являются объективным основанием ответственности человека за свое поведение перед обществом, государством и, наконец, перед самим собой.

Свободная воля человека как положительно, так и отрицательно влияет на выбор того или иного варианта действий. Это обусловливается многими и субъективными факторами, связанными с самим человеком, и объективными не зависящими от человека. Таким образом, ответственность как социальное явление появляется в результате взаимодействия следующих элементов: личных потребностей и интересов человека; общественного мнения, осуждающего или одобряющего соответствующий поступок; обязательных для всех велений государственной власти. Роль каждого из этих элементов и их содержание различны. Личные потребности и интересы отдельных индивидов не совпадают. Однако неприкосновенность и ненарушение личной свободы каждого требует наличия определенных ограничений личной свободы. Пределы же ограничения личной свободы должны определяться необходимостью уважения прав и свобод других. Тем самым, личные потребности и интересы каждого будут иметь положительную направленность только тогда, когда он совпадает с общими интересами. И наоборот, не совпадающие с общими интересами личные потребности и интересы будут иметь отрицательный характер и их реализация станет правонарушением, т. е. основанием юридической ответственности. Общественное мнение, в свою очередь, осуждает поведение, выходящее за рамки общих интересов, а государственная власть устанавливает конкретные меры юридической ответственности за них.

Термин «ответственность» многозначен. В одном из своих значений он обладает содержанием, как бы противоположным свободе. Ответственность выступает здесь, как обращенное к личности требование не переходить в своем поведении за пределы предоставленной ей обществом свободы, т. е. как своеобразный ограничитель свободного усмотрения личности. Данный аспект ответственности выражается в объективной необходимости и вытекающей из нее субъективной обязанности выполнять общественные требования. В уголовном праве — это обязанность всех нормоадресатов согласовывать свое поведение с уголовно-правовыми запретами и велениями, соблюдать правопорядок.

Но помимо этого термин «ответственность», не утрачивая своего первоначального значения, наполняется и другим, более высоким содержанием. Ответственность человека дополнительно заключается в следовании общественным ожиданиям относительно активного участия в прогрессивном преобразовании социальной действительности, добровольного возложения личностью на себя тех или иных обязанностей. В области борьбы с преступностью данный аспект ответственности выражается в принимаемой личностью на себя обязанности активно участвовать в тех или иных формах в охране и укреплении правопорядка. Названные выше аспекты социальной ответственности человека — соблюдение социальных требований и следование общественным ожиданиям образуют ее объективное содержание в перспективном (или позитивном) значении.

Однако объективное содержание ответственности не выполнит своего целевого назначения, если не будет обработано сознанием личности и не выльется в поведенческое решение. Способность человека воспринимать и оценивать поступающую информацию, производя на этой основе выбор и осуществление конкретных поведенческих актов, иначе говоря, наличие свободы воли, образует субъективное основание его социальной ответственности за свое поведение.

В субъективном плане ответственность представляет собой социальное отношение человека к общественным ценностям. Субъективной предпосылкой ответственного поведения является наличие того аспекта воли, который состоит в способности «действовать со знанием дела» и связан с отражательной (познавательной) деятельностью человека. Сами по себе знания, как бы широки и глубоки они ни были, далеко не всегда обеспечивают требуемое или ожидаемое обществом поведение. Поведение человека, если иметь в виду внутренний источник его активности, базируется на потребностях и интересах, индивидуальная структура и социальное содержание которых оказывают существенное влияние на формирование личностной системы ценностей, а через нее — и на ценностно-ориентационную деятельность человека, на выбор им меры и направления поведенческой активности.

Важным компонентом психологической структуры личности, определяющим во взаимодействии с остальными субъективное содержание ответственности личности, являются свойства характера и прежде всего — волевая сфера.

Таким образом, под свободой воли как субъективным основанием ответственности следует понимать возникающее в процессе индивидуального развития биологически подготовленное и социально обусловленное свойство человеческой психики производить на основе познания внешней ситуации и самого себя оценку, выбор, принятие и осуществление решений о требуемой и ожидаемой социальной активности. Свобода воли интересует уголовное право иа том этапе ее развития, когда человек приобрел способность сознавать социальное значение своих действий, предвидеть их социальные последствия и сосредоточить свою энергию на реализации решений, принятых с учетом необходимости, выраженной в уголовных законах. Следовательно, субъективный аспект ответственности выступает в качестве обязанности (но уже не внешней, объективной, а осознанной, внутренней) обеспечить регуляцию своего поведения так, чтобы оно соответствовало по своей внешней направленности и мере социальным требованиям и общественным ожиданиям.

В основе внутренней регуляции поведения могут лежать три основных вида психологических состояний: опасение подвергнуться общественному осуждению или связанным с ним социальным санкциям; осознание своего общественного долга; веления собственной совести. Различия в формах внутренней регуляции поведения зависят не только от объективных результатов деятельности, как считают некоторые авторы, но и от ее внутреннего содержания, а также психологических состояний, его обусловивших.

Свобода воли во всех ее трех аспектах — отражательно-познавательном, ценностно-ориентировочном и преобразовательно-волевом — не является чем-то абсолютным, априорно данным и не зависящим от существующих социальных условий. Во-первых, развитие свободы воли во всех ее проявлениях является не только (и не столько) результатом самотворчества личности, сколько продуктом процесса социализации, которому она подверглась извне. Поэтому границы и содержание свободы воли индивида в основном обусловлены характером существующих общественных отношений, а также тех микроструктур, в которые он интегрирован (например, трудовой коллектив, семья и т. д.).

Во-вторых, именно социальная среда обитания личности обеспечивает последнюю теми объективными возможностями, в рамках которых происходит выбор и осуществление того или иного поведенческого решения. Поэтому «ответственность не поддается определению там, где исключается анализ объективных условий, в которых действовал человек, ибо эти условия определяют рамки выбора, допускают различные варианты выбора».

Внешняя детерминированность человеческого поведения и его внутренняя обусловленность системой потребностей и интересов не лишает поведение определенной самостоятельности, автономности.

В. С. Прохоров, Н. М. Кропачев, А. Н. Тарбагаев рассматривают юридическую ответственность как категорию целого, в которой различаются диалектически противопоставляемые стороны: а) выполнение лицом нормативных требований, фиксирующих должное поведение (позитивная ответственность), и б) выполнение должного поведения, также зафиксированного нормой, но уже в результате государственного принуждения как реакция на правонарушение (ретроспективная ответственность).

Любая жизненная ситуация, как правило, дает человеку возможность выбора варианта поведения. Рамки этой возможности определяются прежде всего, внешними условиями, но принятие поведенческого решения зависит и от самого человека, в частности, от его желания и умения воздействовать на ситуацию и на самого себя. «В той мере, в какой человек обладает возможностью… выбора, в той мере, в какой он своей деятельностью может влиять на ситуацию, он лично несет ответственность за свой выбор, за свои действия». И здесь мы приближаемся к ретроспективной ответственности, т. е. к ответственности за прошлое поведение.

В ретроспективном плане ответственность представляет собой реакцию общества, социальных групп или отдельных людей на негативное социальное поведение, на нарушение норм или неоправдание личностью социальных ожиданий. Это — объективное содержание ретроспективной ответственности. Субъективный же ее аспект связан с определенными психологическими состояниями личности: чувством стыда перед окружающими за совершенный поступок; угрызениями совести; переживаниями в связи с отрицательной социальной оценкой и примененными санкциями; самобичеванием из-за проявленного неумения надежно скрыть содеянное; неприязнью или ненавистью к тем, кто разоблачил антисоциальный поступок или осудил его и т. д. Иначе говоря, субъективный аспект ретроспективной ответственности может иметь как положительное, одобряемое обществом, так и отрицательное, осуждаемое им содержание.

Реакция общества на негативное социальное поведение личности всегда связана с политической, правовой или моральной оценкой его объективных признаков и субъективного содержания. Соответствующая оценка в случае необходимости может дополняться санкцией (например, моральным бойкотом, уголовным наказанием), но может существовать и без нее. В результате ретроспективная ответственность может исчерпываться отрицательной оценкой (критикой на собрании, объявлением товарищеского порицания со стороны коллектива, судебным осуждением без назначения наказания и пр.).

О влиянии общественного мнения на характер уголовной ответственности и на меру наказания, назначаемого за конкретное преступление, свидетельствует тот неопровержимый факт, что суды при назначении наказания в большинстве случаев учитывают реакцию общества на рассматриваемое преступление. В связи с этим внимание привлекает постановление коллегии по уголовным делам и делам.

Характер ответственности и ее мера зависят прежде всего от объективного содержания проступка, а потому, «чем значительнее будут отрицательные последствия некомпетентного, неумелого, субъективного или антиобщественного поведения… тем больше будет ретроспективная ответственность, в том числе и ее «материальное выражение — наказание». Но при определении характера и меры ответственности нельзя игнорировать и субъективное состояние человека, совершившего акт антиобщественного поведения. Не могут не влиять на меру ответственности и ее «материальное» выражение, и психологические состояния, которые характеризуют личность после совершения преступления. Не случайно закон требует, например, учитывать чистосердечное раскаяние в качестве смягчающего наказание обстоятельства. Таковы некоторые общие положения, которые мы считали целесообразным рассмотреть перед исследованием понятия уголовной ответственности.

Любой вид юридической ответственности выступает в виде санкции за правонарушение, т. е. в виде государственного принуждения к выполнению требований правовых норм. Юридические же последствия, с государственным принуждением не связанные, юридической ответственностью не являются.

В теории юридическая ответственность определяется как мера государственного принуждения, которая выражается в отрицательных последствиях для правонарушителя, наступающих в виде ограничений личного или имущественного порядка. Она — реакция общества и государства на правонарушение.

Уголовная ответственность и наказание являются, наряду с преступлением, основными понятиями уголовного права. За последние годы исследованию их содержания и соотношения уделялось значительное внимание, что не привело, однако, к преодолению существенных расхождений во взглядах. Непосредственно вопросам уголовной ответственности и ее основанию уделяли внимание такие видные деятели науки уголовного права, как В. Н. Кудрявцев, Я. М. Брайнин, А. Н. Тарбагаев, В. С. Прохоров, И. Э. Звечаровский, Н. М. Кропачев и другие.

В литературе справедливо отмечается, что формирование концепции юридической ответственности в науке уголовного права «повторило путь исследования юридической ответственности в общей теории права».

В юридической науке не получило поддержки и было подвергнуто единодушной критике мнение О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородского о тождестве ответственности и наказания. Впоследствии от него отказался и один из названных авторов. Поэтому господствующим было и остается мнение о неидентичности понятий «уголовная ответственность» и «наказание», о том, что они представляют собой два отличающих друг от друга правовых явления. В зависимости от решения вопроса о содержании и соотношении рассматриваемых понятий можно выделить несколько основных позиций.

Сторонники первой позиции понимают под ответственностью реализацию правовых санкций, т. е. ее содержание в области уголовного права сводят к назначению и исполнению наказания, отвергая тем самым необходимость ее изучения в каком-либо ином, отличном от наказания аспекте. Такое понимание уголовной ответственности представляется неправильным и мало чем отличающимся от изложенного выше. Во-первых, неблагоприятные последствия преступления для виновного в его совершении не исчерпываются реализацией уголовно-правовой санкции, т. е. назначением и исполнением наказания. Внешне сходные с наказанием неблагоприятные последствия могут быть возложены за административное правонарушение (административный штраф, административный арест) или дисциплинарный проступок (увольнение от должности), хотя виды ответственности будут различными. Одно и то же наказание (например, три года лишения свободы) может быть назначено за разнородные преступления (причинение смерти по неосторожности, грабеж, нарушение правил дорожного движения и т. п.), но, несмотря на одинаковость наказания, содержание ответственности будет различным.

Во-вторых, критикуемая позиция противоречит действующему законодательству, предусматривающему существование уголовной ответственности без назначения или без исполнения наказания, т. е. без реализации санкции. И нет никаких оснований считать, что в этих случаях ответственность имеет какой-то половинчатый, незавершенный характер или является, как утверждал А. Б. Сахаров, «бессодержательной».

В-третьих, сведение понятия уголовной ответственности к реализации наказания связано с игнорированием или непониманием того, что в уголовно-правовом регулировании присутствует не только насилие, принуждение, но и убеждение, воспитание.

Мнение о том, что уголовная ответственность — неразрывно связанное с наказанием правовое явление, лишенное самостоятельного содержания, имеет и иную, более завуалированную форму выражения. Начиная с М. А. Шнейдера, в уголовно-правовой литературе широко распространилось определение уголовной ответственности как обязанности виновного претерпеть определенные меры принудительного воздействия. Причем сторонников такой трактовки термина «уголовная ответственность» можно разделить на две группы.

Одни авторы считают, что уголовная ответственность является одним из элементов уголовного правоотношения и представляет собой обязанность виновного подвергнуться (претерпеть, подчиниться и т. д.) наказанию. При таком подходе, в сущности, нет никакого движения вперед в разграничении понятий «уголовная ответственность» и «наказание». К тому же сторонники данной позиции неправомерно переносят основной акцент на субъективный аспект ретроспективной ответственности, в то время как законодательство может регулировать лишь ее объективное содержание, которое выражается в определенной деятельности государственных органов, а не в субъективном состоянии личности.

Пытаясь при анализе соотношения уголовной ответственности и наказания выйти за рамки их фактического отождествления, другая группа авторов, также рассматривающих ответственность как обязанность отвечать за содеянное, включает в процесс ее реализации не только наказание, но и меры процессуального принуждения, а также исправительно-трудового воздействия.

Представляется, что объединение в понятии уголовной ответственности материальных (наказание) и процессуальных (предъявление обвинения, избрание меры пресечения) элементов превращает следственные органы в субъекты, осуществляющие правосудие по уголовным делам, что не согласуется с действующим законодательством. В соответствии со ст. 7 УК Азербайджанской Республики не только наказанию, но уголовной ответственности подлежит лицо, вина которого в отношении совершенного деяния и его последствий установлена, а согласно ст. 21.1 Уголовно-процессуального кодекса Азербайджанской Республики лицо, обвиняемое в совершении преступления, считается невиновным, пока его вина не доказана в порядке, предусмотренном УПК Азербайджанской Республики, и судебный приговор об этом не вступил в законную силу. Следовательно, уголовная ответственность наступает не со времени совершения преступления или предъявления обвинения, как считают сторонники анализируемой позиции, а с момента вступления в силу обвинительного приговора. Нельзя признать обоснованным и включение в число обязательных элементов уголовной ответственности уголовно-исполнительных отношений уже хотя бы по той причине, что назначение и (или) исполнение наказания, тем более связанного с исправительным воздействием, не является, как уже отмечалось, атрибутивным признаком (частью) уголовной ответственности.

Иная точка зрения состоит в рассмотрении уголовной ответственности как сложного явления, включающего наказание и предшествующую ему (и независимую от него) отрицательную оценку судом общественно опасного поведения. Достоинство этой позиции — в признании уголовной ответственностью такой реакции государства в лице суда на совершенное преступление, которая не исчерпывается наказанием и дополнительно включает в себя в качестве самостоятельного элемента государственное публичное порицание. Вместе с тем ей присущи два недостатка: а) наказание рассматривается в качестве обязательного элемента уголовной ответственности; б) объектом порицания выступает лишь общественно опасное поведение.

Отмеченные недостатки частично устранены при разработке данной проблемы К. Ф. Тихоновым. По его мнению, наказание и уголовная ответственность — самостоятельные правовые явления, и под последней следует понимать государственное порицание виновного в совершении преступления, осуществляемое судом в форме обвинительного приговора.

В 1968 г. в рецензии на книгу К. Ф. Тихонова П. П. Осипов в соавторстве с Н. А. Беляевым, в основном поддержав подход данного автора к определению понятия уголовной ответственности, высказали и несколько критических замечаний. Позднее взгляд на уголовную ответственность как на нетождественное наказанию и независимое от него правовое явление, которое заключается в осуждении судом от имени государства деяния и лица, совершившего его, были выдвинуты и другими авторами. Характерно, что на эту позицию начинают переходить и те, кто высказывал ранее иные взгляды на природу уголовной ответственности, хотя отягощенность прежними высказываниями обусловливает стремление «перекинуть мост», соединить прежнюю позицию с новой, что, в конечном счете, ведет лишь к противоречивости суждений.

Кроме изложенных выше подходов существует и промежуточная, компромиссная позиция, сторонники которой предпринимают попытки «соединить несоединяемое» и, с одной стороны, трактовать уголовную ответственность как определенную обязанность виновного, а с другой — усматривать в ней определенную реакцию общества, т. е. осуждение, порицание.

Обязанность лица, нарушившего уголовно-правовой запрет, «держать ответ» (нести ответственность) за совершение деяния и связанное с ней право государства привлечь лицо к уголовной ответственности представляют собой «продукт» (последствие) противоправного акта самого деятеля. Однако устранить возникшую и реально существующую обязанность (как новый элемент его социально-правового статуса) само лицо по общему правилу не в состоянии. Исключение составляет случай, именуемый в уголовном праве добровольным отказом (ст. 31 УК РФ (ст. 30 УК Азербайджанской Республики. — С. А)). Прекратив приготовление к преступлению либо действия (бездействия), непосредственно направленные на совершение преступления (сами по себе они рассматриваются законом как неоконченное преступление — гл. 6 УК РФ (гл. 6 УК Азербайджанской Республики. — С. А), т. е. волей (согласием) законодателя сам устраняет (делает ничтожным) возникшую было обязанность, а государство по собственной инициативе (выраженной в законе) отказывается от привлечения субъекта к уголовной ответственности. В этом смысле можно согласиться с широко распространенным мнением, что юридическая (в том числе и уголовно-правовая) ответственность — это официальная реакция представляющего общество государства, суть которой заключается в наступлении для виновного неблагоприятных последствий.

В самом уголовном законодательстве определение уголовной ответственности отсутствует. Поэтому оно может существовать лишь как определение научное. Как уже отмечалось, в юридической литературе предлагается ряд определений понятия «уголовная ответственность», однако большинство из них подвергается критике по тем или иным основаниям. Очевидно, попытки сформулировать оригинальное, емкое определение рассматриваемого понятия, охватывающего все его стороны, черты, свойства, функции, будут продолжены и должны приветствоваться. Каждое из определений имеет рациональное зерно, которое, упав на благодатную почву, может привести к желаемым результатам. Поэтому и автор, исходя из проблематики данной монографии, считает возможным обобщить некоторые выводы и результаты исследования сущности и содержания уголовной ответственности в определении, которое, на наш взгляд, позволит отграничить это понятие от других, имеющих точки соприкосновения (пограничных), правовых институтов, подчеркнуть их природу (например, «освобождение от уголовной ответственности», «освобождение от наказания», «ответственность в уголовном праве» и др.), наметить ориентиры к характеристике форм ее реализации.

Однако необходимо иметь в виду, что речь идет об определении законодательного понятия и, следовательно, соответствующие положения действующего уголовного законодательства должны использоваться в качестве основы и критерия практической пригодности научного определения уголовной ответственности. С учетом данного требования уголовную ответственность можно определить как публичное государственное осуждение (порицание, отрицательная оценка) определенного общественно опасного деяния и лица, его совершившего, которое заключается в ущемлении (ограничении) социально-правового статуса виновного путем применения предусмотренных уголовным законом мер принуждения и является результатом реализации его юридической обязанности отвечать за содеянное в целях восстановления социальной справедливости, а также исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений.

Уголовная ответственность состоит, прежде всего в публичном объявлении судом от имени государства соответствующего деяния преступлением (изменой государству, умышленным убийством, хулиганством и т. д.), а виновного в его совершении — преступником (изменником государству, убийцей, хулиганом и пр.) и образует, таким образом, один из элементов объективного содержания ретроспективной ответственности.

Как верно указывает И. А. Тарханов, «уголовная ответственность непосредственно связана с возникшей в результате совершения преступления обязанностью лица претерпеть неблагоприятные последствия им содеянного как элементом содержания вызванного к жизни уголовно-правового отношения. Уголовная ответственность есть реализация этой обязанности посредством вмешательства государства (в лице уполномоченного им органа)».

Уголовная ответственность может включать в себя и наказание, но может и исчерпываться осуждением, отрицательной оценкой. Это значит, что наказание не является необходимым элементом уголовной ответственности, последняя первична и независима от наказания, а потому возможна и без него. В то же время наказание — вторично и зависимо от уголовной ответственности как публичного порицания судом от имени государства определенного общественно опасного деяния и лица, его совершившего. Если, например, лишение свободы, конфискация имущества и т. д. применяются государством без такого рода порицания, то они выступают не как уголовное наказание, а как средство политического террора, как военная акция и т. д.

Уголовная ответственность обязательно воплощается в форме обвинительного судебного приговора. Оглашая такой приговор, суд оценивает вмененное в вину подсудимого деяние как общественно опасное (т. е. дает ему отрицательную социально-правовую оценку) и, квалифицируя его по соответствующей статье Уголовного кодекса (отрицательная юридическая оценка), публично объявляет от имени государства совершенное деяние преступлением, а виновного — преступником (единство отрицательных социальных и юридических оценок), что превращает последнего в осужденного. Независимо от назначения и исполнения наказания отрицательные оценки опорочивают виновного, снижают его социальный престиж, влияют на его положение в обществе. В результате эти оценки сами по себе способны производить изменения в правосознании осужденного, оказывать предупредительные воздействия на лиц, склонных к совершению правонарушений, но дорожащих своим социальным престижем, удовлетворять общественное правосознание, возмущенное фактом совершения преступления. Иначе говоря, в условиях роста сознательности людей, что относится и к определенным категориям правонарушителей, уголовная ответственность, даже не сопровождающаяся применением наказания, становится достаточно эффективным средством борьбы с преступностью.

Правильное понимание сущности уголовной ответственности как публичного государственного порицания имеет важное значение для правоприменительной деятельности. Во-первых, становится ясным смысл выделения понятия «уголовная ответственность» как самостоятельного уголовно-правового явления, позволяет несколько иначе подойти к решению вопроса об основании уголовной ответственности, с одной стороны, и основании назначения наказания — с другой. Представляется, что основания уголовной ответственности и наказания нельзя признать тождественными. Если достаточным основанием уголовной ответственности является факт совершения деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного УК, то для назначения и исполнения наказания требуется дополнительно установить отсутствие обстоятельств, исключающих применение наказания, указанных в соответствующих статьях УК. Во-вторых, можно предположить, что реализация программной задачи относительно постепенного перехода от наказания к мерам общественного воздействия отнюдь не требует сокращения сферы использования уголовной ответственности пропорционально сокращению объема применения уголовного наказания. Замена мер уголовного наказания мерами общественного воздействия может осуществляться в условиях сохранения и укрепления института уголовной ответственности.

К сожалению, более широкому использованию в борьбе с преступностью уголовной ответственности, не сопровождающейся применением принудительных мер карательного характера, препятствуют определенные недостатки, связанные с нехваткой должной практики применения нового уголовного и уголовно-процессуального законодательств.

Но следует заметить, что суды чрезвычайно редко используют возможности применения уголовной ответственности без назначения реального наказания, которые закреплены действующим законодательством. Единичны случаи вынесения обвинительных приговоров, в которых дается публичная отрицательная оценка от имени государства деяниям подсудимого в связи с совершением им преступления, но виновный при этом освобождается от наказания в силу последующего своего безупречного поведения и честного отношения к социальным ценностям, на основе чего он не может быть сочтен общественно опасным.

Иногда неиспользование судами законодательных положений о привлечении к уголовной ответственности без назначения реального наказания в дальнейшем приводит к отмене или изменению приговоров судов первой инстанции судами вышестоящих инстанций. Примером может служить постановление коллегии по уголовным делам и делам об административных правонарушениях Апелляционного Суда Азербайджанской Республики от 26 февраля 2002 г. по делу № 2-309. Апелляционная коллегия по жалобе осужденного Г., пересмотрев уголовное дело, установила, что Г. перед многоквартирным домом спорил со своей соседкой X., оскорбил ее грубыми, вульгарными выражениями, применил к ней физическое насилие и ударом кухонного ножа в область правового предплечья нанес ее здоровью умышленный вред. Мингечаурский городской суд квалифицировал деяние Г. по ст. 221.3 (хулиганство, совершенное с применением предметов, используемых в качестве оружия) и приговорил его к 3 годам лишения свободы. Однако апелляционная коллегия установила, что при назначении наказания суд первой инстанции должным образом не учел обстоятельства, харастеризующие личность гражданина Г. (ему было 66 лет, он был пенсионером, имел положительную характеристику по месту жительства, никогда не имел судимости, помирился с потерпевшей и др.). Данные обстоятельства свидетельствуют о том, что приговоренный Г. может быть исправлен без реального отбывания наказания. С учетом этого апелляционная коллегия своим постановлением изменила приговор суда первой инстанции и, применив ст. 70 УК Азербайджанской Республики, условно осудила Г. к 3 годам лишения свободы с установлением 2-летнего испытательного срока.

Самостоятельное содержание и значение уголовной ответственности как государственного публичного порицания важно учитывать и тогда, когда оно включает в себя наказание, потому что общественное мнение интересуется не только тем, даже не столько тем, — обидой, побоями или истязаниями будет признано данное деяние, какой род и вид наказания будет за него назначен, сколько тем, чтобы до корня вскрыть и публично осветить все преступления, а также вынести из суда уроки общественной морали. Таким образом, эффективное воспитательное (а также предупредительное) воздействие судебной деятельности по назначению наказания, достижение того, чтобы окружающая аудитория полностью согласилась с внесенным приговором, во многом зависят от убедительности и глубины правовых оценок, данных в обвинительном приговоре суда.

§ 2. Сущность и содержание уголовного наказания

Проблема уголовного наказания в целом, а также вопросы его сущности, функций, возможности воздействия на преступность и преступника до сегодняшнего дня во многом остаются terra incognita.

Исследование уголовно-правовой категории «наказание» следует начать с внесения ясности в понятийный аппарат. Для этого прежде всего рассмотрим такие термины, как «сущность наказания», «содержание наказания», «цели наказания», «функции наказания».

Надо отметить, что в юридической литературе лишь два автора — А. Е. Наташев и Н. А. Стручков — оперировали понятием «сущность наказания» как отличающимся от понятия «содержание наказания». Так, Н. А. Стручков усматривает сущность наказания и его отличие от иных правовых санкций в том, что «наказание должно быть не либеральной, а суровой мерой, несущей осужденному ограничения, лишения, тяготы, страдания». В результате сущность наказания Н. А. Стручков связывает с количественным признаком того, что присуще и другим юридическим санкциям. И. М. Рагимов считает, что «выделение понятия содержания наказания в отличие от понятия его сущности связано с качественной характеристикой кары». Исходя из этого, он различает наказание по степени кары — количественно и качественно. На наш взгляд, намеченный в работах этих авторов подход представляется перспективным, но его нельзя признать удачным с точки зрения полученных результатов. Возможно, это связано с тем, что они не использовали соответствующих философских категорий и придавали понятиям «сущность» и «содержание» не совсем точное значение в философском смысле.

Сущность отражает типичные свойства содержания тех явлений, в которых мы стремимся выделить общее и решающее. Иначе говоря, сущность «вырастает» из содержания, а не наоборот. Сущность не адекватно выражает содержание. И это происходит не только потому, что сущность — концентрированное, обобщенное выражение содержания, но и вследствие наличия в содержании прогрессирующих, растущих элементов другой сущности, которая не может, однако, претендовать на роль сущности явления в целом, так как либо уже зачахла, либо еще не набралась сил. Поэтому содержание всегда богаче сущности не только по количеству признаков, но и по их характеру, по их отношению к господствующей сущности. Если сущность едина (на определенном этапе равновесия она может, правда, временно быть и двуединой), то содержание, как правило, противоречиво.

Сущность характеризует явление с точки зрения его устойчивости, содержание же содержит в себе элементы, выражающие как устойчивость, так и процессы изменения, развития, обусловленные появлением новых элементов, «враждующих» с сущностью, подрывающих ее. Поэтому содержание, не только устойчиво, но и изменчиво.

По своей сущности наказание является государственной правовой мерой социального управления, принудительной по форме и карательной по характеру. С этой точки зрения наказание не отличается от других штрафных санкций и имеет с ними единую сущность. Единственное отличие наказания состоит в том, что оно вытекает из уголовной, а не какой-либо другой юридической ответственности. Однако этот признак — связь с уголовной ответственностью, — лежит вне самого наказания и не относится ни к его внутренней сущности, ни к содержанию.

По вопросу о содержании понятия наказания в уголовно-правовой литературе высказаны две противоположные точки зрения. Суть разногласий заключается в следующем: исчерпывается ли содержание наказания одной лишь карой или она дополняется элементами воспитания.

Как отмечает норвежский криминолог Нильс Кристи, назначение наказания в соответствии с правовыми установлениями означает причинение боли и предназначено именно для этого. Данная деятельность часто не согласуется с такими признанными ценностями, как доброта и способность прощать. Для устранения этого несоответствия иногда делаются попытки скрыть основное содержание наказания, а в тех случаях, когда это не удается, приводятся разного рода аргументы в пользу намеренного причинения боли.

На первый взгляд может показаться, что поставленный вопрос имеет чисто теоретический характер. Однако от его решения зависит эффективность реализации уголовной и уголовноисполнительной политики, построение многих институтов уголовного и уголовно-исполнительного права, характер деятельности учреждений по исполнению наказаний. Поводом для разногласий в свое время являлась не очень четкая формулировка ст. 20 УК Азербайджанской ССР 1960 г. и аналогичных статей уголовных законов других союзных республик, так как она давала основание двояко понимать содержание понятия уголовного наказания.

«Наказание не только является карой за совершенное преступление, но и имеет целью исправления и перевоспитания осужденных в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам общежития, а также предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами», — говорилось в ст. 20 УК Азербайджанской ССР 1960 г. Все уголовные и исправительно-трудовые кодексы бывших советских республик содержали аналогичные тексты и пытались более точно и конкретно показать, каково содержание понятия уголовного наказания в уголовном праве. Именно синтаксическая конструкция «не» и союз «но и» привели авторов к различным мнениям. Критикуя законодателя за не очень четкое выражение мыслей в этих статьях, Н. А. Стручков совершенно справедливо отмечал: «Поскольку стоит “но и”, можно подумать, что наказание по своему содержанию является не только карой, но и чем-то другим, очевидно, мерой воспитания».

Вследствие этого по вопросу о содержании наказания одни авторы придерживаются взгляда на наказание, складывающееся из двух частей — из кары и из воспитания, рассуждая таким образом: если наказание не только является карой, значит, оно включает в свое содержание что-то еще. Этим «что-то еще», по их мнению, могут быть не что иное, как лишь собственно воспитательные элементы. В конечном счете авторы, примыкающие к первой группе, заключают: а) если кара не дополняется воспитанием или если воспитание применяется без кары, то и в первом, и во втором случаях наказания нет; б) никакое наказание, лишенное элементов воспитания, не способно достичь поставленных перед ним целей; в) наказание, являясь по своему содержанию карой, влечет за собой устрашение, так как содержит элемент страдания в результате того, что человек претерпевает какие-то лишения, в то же время, являясь воспитанием, наказание влечет за собой убеждение; г) кара не воспитывает и не может воспитывать человека в том смысле, который в обществе вкладывается в понятие воспитания. Другие считают, что наказание является карой за совершенное преступление и что включать в его содержание меры воспитания нелогично, так как по смыслу закона слова «не только употреблены для того, чтобы подчеркнуть не карательный характер целей наказания».

Данную позицию нельзя признать правильной по существу и обоснованной по убедительности приведенных в ее защиту аргументов. Логически она вытекает из отрицания самостоятельного значения исправительной цели и неизбежно связана (хотят этого ее сторонники или нет) с признанием того, что совершенствование уголовных наказаний как средства социального управления должно осуществляться лишь в плане повышения их превентивных потенций, и прежде всего в соответствии с «аксиомой» устрашения преступников и лиц, склонных к совершению преступлений.

Ориентация на исторически сложившееся значение термина «наказание», утверждение о его смысловой несовместимости с термином «воспитание», естественно, не могут быть признаны вескими аргументами. К решению вопроса следует подходить с четких методологических и мировоззренческих позиций, а не с точки зрения словарного значения соответствующих понятий.

Содержание понятия наказания находится в зависимости не только от его сущности, но и от его целей, обусловленных потребностями социального развития. Между сущностью наказания и содержанием его отдельных видов существует соотношение общего и особенного.

Если мы признаем исправление осужденного целью наказания, то должны наполнить последнее таким содержанием, которое бы обеспечивало достижение этой цели. Выведение же воспитательных элементов из содержания наказания неизбежно связано с отрицанием исправления осужденного в качестве самостоятельной цели наказания, так как кара не исправляет и не может исправлять человека в том смысле, который в обществе вкладывается в понятие исправления.

Когда утверждается, что именно кара исправляет осужденного, что исправительная функция присуща и таким наказаниям, которые мы без внесения в них каких-либо качественных изменений восприняли от уголовного права предшествующих формаций, то тогда исправительную цель нам не следует называть ни новой, ни присущей только уголовному праву демократического общества. Более того, тогда придется признать, что в этом отношении институт наказания в феодальном праве был наделен большими исправительными возможностями, чем сейчас, так как история развития уголовного права — это, если выявлять основную тенденцию, — постоянное уменьшение карательного содержания наказания.

Благодаря постановке перед наказанием исправительной цели в обществе наказание, перед которым эта цель поставлена, приобрело сложное, противоречивое содержание. Введенные в него исправительные элементы не соответствуют традиционной сущности наказания, они являются элементами совсем другой сущности — исправительной, а не карательной. В результате наказание превращается в двухсущностное явление и не может быть охарактеризовано однозначно.

В действительности же наказания, которые связаны с исправительным воздействием на осужденного, должны, как правило, не заменяться мерами общественного воздействия и воспитания, а постепенно трансформироваться в них посредством усиления своей исправительной сущности и сужения карательного содержания. Постепенное превращение уголовных наказаний из преимущественно карательных в преимущественно исправительные — одно из главных направлений демократизации и гуманизации уголовно-правовой борьбы с преступностью.

Сложность познания сущности и содержания наказания связана не только с различным подходом в науке к определению места кары в наказании, но и с различными взглядами ученых на природу самой кары. В целом ряде языков, как западных, так и восточных, нет особого слова, которое бы соответствовало понятию «кара» в отличие от понятия «наказание». В русском языке слово «кара» все-таки имеет особый оттенок.

Б. С. Утевский определял кару как принуждение. Б. С. Никифоров, критикуя такое понятие кары, считал, что кара предполагает принуждение к страданию. Таким образом, в отличие от Б. С. Утевского Б. С. Никифоров увидел в каре не только принуждение вообще, но и принуждение к страданию, причем соразмерному с совершенным преступлением. Свое отношение к понятию кары позднее определил и И. С. Ной: «Кара — это принуждение с целью вызывать страдание. Лишь такое понимание кары позволяет практически отличить ее от иных видов принуждения, входящих в наказание, но не являющихся карой». В последние годы эта проблема вновь стала актуальной и появились новые подходы и точки зрения. И. М. Рагимов ставит знак равенства между карой и возмездием. Он пишет: «Понятие кары может соответствовать понятию возмездия. Покарать — значит воздать за содеянное».

В. А. Никонов отмечает, что сущностью наказания в широком смысле слова является кара, сущностью же наказания уголовного выступает репрессия, т. е. наказание, применяемое государственными органами.

Мы исходим из того, что наказание благодаря только каре действительно обладает свойством причинять осужденному страдание. Наказание и кара — это не одно и то же. Это не тождественные понятия, не синонимы. Понятие кары имеет самостоятельное значение. Кара — это всегда реакция в виде осуждения, порицания, укора виновному за совершенный им поступок, — в какой бы сфере социальной жизни это понятие не употреблялось.

Уголовное наказание — это внешнее проявление кары (осуждения, упрека, порицания), одна из форм, в которой кара реализуется. Вот почему кара — сущность, внутренний смысл уголовного наказания. Кара, безусловно, причиняет определенные страдания и лишения осужденному лицу. Страдание, боль есть «неотъемлемое свойство» кары. Кара невозможна без страданий. Именно поэтому кара уже сама по себе, самим фактом своего наличия оказывает определенное удерживающее воздействие на виновного и иных неустойчивых граждан. Но это ни в коей мере не означает, что кара должна специально ожесточаться только для того, чтобы заставить страдать виновного, устрашать страданиями его и воздействовать на неустойчивые элементы.

Следует отметить, что многие проблемные вопросы в теории уголовного права, связанные с наказанием, являлись результатом нечеткой законодательной формулировки соответствующих норм в старом УК Азербайджанской Республики. Ныне действующий УК Азербайджанской Республики внес уточнения в понятие и цели уголовного наказания. Ст. 41.1 УК Азербайджанской Республики 1999 г., посвященная понятию наказания гласит: Наказание есть мера уголовно-правового характера, назначаемая по приговору суда. Наказание применяется к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и заключается в предусмотренных настоящим Кодексом лишениях или ограничениях прав и свобод этого лица.

Главное отличие данной нормы от аналогичной нормы УК Азербайджанской ССР 1960 г. заключается в том, что здесь нет упоминания о каре. Однако это не значит, что законодатель исключил из содержания наказания карательный элемент. Карательный элемент отчетливо выражен в этой норме, которая определяет наказание как лишения и ограничения прав и свобод виновного лица. Такую формулировку карательного элемента, т. е. его выражение без употребления термина «кара», можно считать более успешной, так как, с одной стороны, данная норма ясно выражает существо карательного элемента, определяя наказание как лишения и ограничения, предусмотренные уголовным законом. С другой стороны, данная законодательная формулировка не акцентирует внимание на карательном элементе, что соответствует теоретическим положениям, уже давно бытующим в юридической литературе.

При определении сущности и содержания уголовного наказания следует исходить из вышеизложенной позиции. Действительно, без лишений, ограничений и страданий, т. е. без карательного элемента, ни одно наказание не имело бы смысла. Однако сущность и содержание наказания не могут быть определены только на основе нормативного понятия этого вида государственного принуждения. Следует обратить внимание и на цели, поставленные перед уголовным наказанием. Как уже было рассмотрено, наказание имеет и цели исправления осужденного, предупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и другими лицами — это четко свидетельствует о воспитательном элементе в содержании уголовного наказания. Думается, что такой подход к содержанию уголовного наказания более верен. Карательный и воспитательный элементы в содержании уголовного наказания должны рассматриваться в диалектическом единстве. Какой из этих элементов будет доминировать в содержании наказания зависит от конкретного вида уголовно-правовой меры. Например, такие виды наказания, как пожизненное лишение свободы, лишение свободы на определенный срок, штраф содержат больше карательного элемента, чем воспитательного, однако в содержании исправительных работ — наоборот, преобладает воспитательный элемент.

Четкое определение содержания уголовного наказания имеет важное практическое значение. Дело в том, что суд обязан, исходя из характера и степени общественной опасности совершенного преступления, а также личности преступника, выбирать и назначать такой вид и размер наказания, который будет способствовать достижению целей наказания. Но при этом суд должен учесть, какой элемент в содержании наказания вывести на первый план для успешного достижения этих целей. Чем выше степень общественной опасности преступления и лица, его совершившего, тем выше должен быть уровень карательных элементов в уголовном наказании, а если преступление и лицо, совершившее его, не представляют большой общественной опасности, на первом месте ставится воспитательный элемент.

Таким образом, подводя итог размышлениям относительно сущности и содержания наказания, согласимся с М. Н. Становским, который говорит, что «наказание, с одной стороны, есть мера государственного принуждения, применяемая судом к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и заключающаяся в причинении осужденному определенных лишений или ограничений его прав и свобод, а с другой — устанавливается государством в интересах общества для достижения полезного социального результата. При этом принуждение — средство, путем которого достигается желаемая цель».

Для того чтобы лучше уяснить сущность и социальное назначение наказания, необходимо понять, какие цели преследует наказание.

§ 3. Социальное назначение и цели уголовного наказания

Наказание является одним из основных средств осуществления уголовной политики государства. А уголовная политика как одно из направлений деятельности государства имеет строго определенное назначение и в конечном итоге служит целям защиты прав и свобод человека и гражданина, собственности, экономической деятельности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя государства, мира и безопасности человечества. Из сказанного следует, что она во многом определяет социальное назначение наказания, которое заключается в охране (защите) от преступных посягательств личности, общества и государства. Иначе говоря, по своему социальному назначению наказание выступает как средство самозащиты общества против нарушений условий его существования. Однако цели наказания могут выходить за рамки его социального назначения. Это обусловлено тем, что институт назначения наказания — замкнутая система, выполняющая лишь охранительную функцию и не имеющая отношения к другим социальным целям, к иным общественным потребностям, на которые прямо или косвенно, в большей или меньшей степени, положительно или отрицательно влияет судебная деятельность по применению уголовно-правовых санкций. В результате присущее уголовным наказаниям всех этапов единое социальное назначение — охрана нормальных условий общественного существования — не исключает существенных различий в их конкретной целенаправленности и соответственно — в содержании.

Наказание — общественно полезная деятельность государства, выражающая его официальную реакцию на преступление. Чтобы эта реакция была «существенной», она должна иметь своим содержанием возмещение причиненного преступлением вреда, а поскольку преступление есть нарушение общественных отношений, причиненный им вред наносится этой сфере и здесь же следует искать возможности его возмещения. Если считать, например, что причиненный преступлением вред выражается в дезорганизации общественных отношений, то наказание призвано восстановить их. Наказание не возвращает к жизни убитого, оно не лечит причиненных телесных повреждений. Наказание, назначенное за вред, причиненный потерпевшему или предмету преступления без учета произведенной дезорганизации общественных отношений, является «голым воздаянием», лишенным социальной основы. Всегда назначаемое за что-то наказание применяется и для чего-то. Оно существует и действует только в этом единстве. Проблема «за что-то» в первую очередь рассматривается учение о преступлении; проблема «для чего-то» — учением о наказании.

Общественная полезность наказания, его существеннейшая интегративная цель заключается в том, что применение наказания есть способ и средство восстановления возвращения нарушенного социально-психологического порядка. В результате применения наказания состоявшееся нарушение как бы «погашается» как в социальной действительности, так и в общественном сознании. Общественная полезность наказания выражается также и в том, что каждый акт его применения выполняет роль устрашения. Уголовное наказание по своему содержанию является причинением на основании судебного приговора определенного страдания лицу, виновному в совершении преступления, — ущемления его имущественных интересов, ограничения его свободы, умаления достоинства, а в исключительных случаях и пожизненного лишения свободы. Естественно беспокойство людей за благополучие — свое и своих близких, за свою и их жизнь, здоровье, душевное спокойствие, имущество, жилище. Поэтому страдания в результате применения наказания является сдерживающим фактором от совершения преступлений.

Социальное назначение наказания заключается также в реальности угрозы уголовного наказания. Каждый акт применения наказания за совершенное преступление содействует ослаблению преступной склонности, и в этом смысле ненаказанное преступление и наказанное выступают как своего рода противоположности: ненаказанное преступление как отрицательный, а наказанное — как положительный пример для окружающих.

Человек, раз пренебрегший угрозой наказания то ли в расчете на безнаказанность, то ли потому, что не думал о наказании или относился к нему безразлично, может и в другой раз поступить подобным образом. Общественная опасность преступления нейтрализуется, погашается наказанием в двух направлениях. Одно из них — принятие мер, направленных на лишение преступника возможности совершать новые преступления, например, лишение свободы. Другое направление погашения общественной опасности преступления, выражается в карательном воздействии на преступника. В этом также заключается общественная полезность уголовного наказания, а значит, и социальная его полезность.

Исследование социального назначения уголовного наказания предполагает рассмотрение этого явления в его взаимодействии как с другими методами социального контроля, так и с теми формами человеческой деятельности в системе общественного поведения, на которые наказание призвано воздействовать и которые имеют общественно опасную, преступную черту. В первом отношении в наказании должны быть выявлены его родовые и видовые черты — стоящие перед ним интегративные, организационные и операционные карательные задачи и цели. Во втором отношении необходимо обнаружить содержательную зависимость наказания от преступления, определяемую его практическим социальным назначением — быть не только наказанием «за», но наказанием «для» достижения поставленных целей.

Социальное назначение наказания самым тесным образом связано с его целями, и даже можно утверждать, что социальная функция наказания — это в первую очередь достижение тех целей, которые преследуются применением мер государственного принуждения в случаях совершения преступления. Именно во взаимосвязи социального назначения и целей наказания выявляется его двойственная природа в определенном смысле. Дело в том, что наказание, с одной стороны, как мера государственного принуждения принимается судом к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и заключается в причинении осужденному определенных лишений и ограничений его прав и свобод, а с другой стороны, устанавливается государством в интересах общества для достижения полезного социального результата. При этом наказание выступает в качества средства, с помощью которого достигается желаемая цель.

Вопрос о целях наказания издавна был дискуссионным и по сей день не получил своего однозначного решения. В психологии цель понимается в следующих значениях: 1) как осознанный образ предвосхищаемого результата, на достижение которого направлено действие человека (социальной группы, общества); 2) как предвосхищение в сознании человека средств, использование которых приведет к достижению желаемого результата.

Юристы чаще понимают цель (применительно к наказанию) в ее первом значении, т. е. в виде социальных результатов, к которым стремится законодатель, устанавливая и применяя рассматриваемую меру воздействия. Согласимся, что «употребление словосочетания “цели наказания" не совсем корректно, поскольку само уголовное наказание цели иметь не может. Целеполагание присуще только человеку — носителю сознания, наказанию же присущи функции».

Так чего же в настоящее время желает достичь общество и государство посредством применения наказания? Ответ на этот вопрос не прост. Не преодолены многие расхождения во мнениях по рассматриваемому вопросу и в современной уголовно-правовой науке. В советской уголовно-правовой науке единство взглядов по вопросу о целях наказания также отсутствовало. Одни авторы ограничивали эти цели общим и частным предупреждением преступлений, другие — дополнительно называли исправление и перевоспитание осужденного, и, наконец, третьи ставили перед наказанием еще одну цель — удовлетворение общественного правосознания (при характеристике данной цели чаще используется иная терминология: кара, заглаживание нематериального ущерба, восстановление справедливости и пр.). Таким образом, при полном единодушии относительно превентивных целей продолжает оставаться дискуссионным вопрос о тех целях наказания, которые выходят за пределы выполнения им своего социального назначения.

Отмеченные расхождения во мнениях отражают различие исходных методологических позиций. Для сторонников сведения целей наказания к общей и частной превенции характерен сугубо институциональный подход; другие же авторы пытаются решать проблему с более широких социальных позиций и руководствоваться при этом (сознательно или интуитивно) социалистическими и аксиологическими соображениями.

Одним из принципиальных вопросов, вызвавших острую, не закончившуюся до сих пор дискуссию в уголовно-правовой науке, является признание или отрицание кары и возмездия в качестве цели наказания в уголовном праве. До середины 30-х гг. среди марксистских теоретиков уголовного права подобный вопрос в качестве дискуссионного вообще не возникал. Он считался решенным в пользу разрыва с карой и возмездием как целями наказания, что нашло даже законодательное закрепление в «Основных началах» 1924 г. Однако с тех пор как в законодательстве был восстановлен термин «наказание», стало утверждаться, что наказание преследует двуединую задачу, кару и исправление преступника. Лишь в начале 50-х гг. такое утверждение стало оспариваться отдельными авторами, положившими начало дискуссии по указанному вопросу, не прекратившейся и по настоящее время. Суть дискуссионного вопроса, в котором необходимо еще раз разобраться, состоит в выяснении того, карает ли государство преступников во имя самой кары или кара необходима лишь как средство для достижения каких-то иных целей, поставленных государством перед наказанием. Как правильно отмечает И. С. Ной, очевидно, лишь такая формулировка проблемы может служить плодотворной основой для решения столь затянувшейся дискуссии по вопросу: считать или не считать кару одной из целей наказания по советскому уголовному праву.

Приоритет в постановке вопроса о каре как одной из целей наказания и аргументация этого положения принадлежит И. И. Карпецу. Еще в 1961 г. он писал: «Когда суд назначает наказание, то он руководствуется определенными целями: и покарать, и исправить преступника посредством применения наказания. Трудно представить себе применение наказания без цели покарать». В 60-х гг. с аргументацией в пользу не только кары как цели наказания, но и возмездия выступили Н. А. Беляев и В. Г. Смирнов. Отличительной особенностью их позиции является последовательное проведение взгляда о каре как о цели наказания и о наказании как о возмездии за совершенное преступление. «Под карой как целью наказания, — пишут Н. А. Беляев и В. Г. Смирнов, — мы понимаем причинение правонарушителю страданий и лишений в качестве возмездия за совершенное им преступление».

Смысл причиненных страданий они видят в удовлетворении чувства справедливости членов общества и тем самым в достижении иных целей наказания. Мы исходим из того, что кара — не самоцель наказания. Ее роль значительно скромнее. Кара необходима лишь как средство, хотя и важное, для достижения предупреждения преступлений. Мнение, что наказание имеет целью кару, означает, что наказание является возмездием и имеет одной из своих целей причинение страдания за то, что сделано субъектом. Однако во многих случаях авторы, которые пишут, что наказание имеет целью кару, в действительности имеют в виду только то, что наказание должно устрашать, что, однако далеко не то же самое, что цель кары. Представление о возмездном характере наказания, укоренившееся в народном сознании, исторически возникло с давних пор, еще со времен кровной мести, и в течении многих веков прививалось религией. В Библии сказано: «Я взыщу кровь вашу за вас, от всякого зверя взыщу ее и от руки человека, от руки всякого брата его взыщу душу человека. Кто прольет человеческую кровь, того кровь прольется человеком». В Коране говорится: «Правоверные, закон возмездия установлен вами за убийство: свободный должен умереть за свободного, а слуга за слугу и т. д. Женщина за женщину». В основе индийской религии лежит учение о воздаянии — возмездии за все благие и дурные поступки (Карма). В дальнейшем взгляд на наказание как возмездие был характерен для наиболее крупных представителей идеалистической философии (Кант, Гегель). Так, Гегель утверждал, что «с преступником должно быть поступлено так, как он сам поступил».

Наказание не должно быть возмездием прежде всего потому, что возмездие бессмысленно. Месть и возмездие отвечают во многих случаях чувствам потерпевшего, а иногда определенных кругов общества, но как государственная попытка борьбы с преступностью они уже давно проявили свою бесплодность и отвергнуты наукой. Цель кары есть в конце концов не что иное, как более современная форма примитивной мести.

М. Д. Шаргородский совершенно верно отмечал: «Кара направлена в прошлое, и она в общественном отношении не имеет поэтому никакой ценности. Направленные в будущее теории, руководствующиеся осознанным процессом общественного развития, неминуемо должны отбросить кару как цель наказания». Итак, наказание не имеет своей целью кару. Это видно из того, что наказание в праве никогда не применяется для причинения страдания. Однако нет наказания, которое не причиняло бы страдания, — такое наказание бессмысленно, да оно и не является наказанием. В этом смысле мы полностью согласны с Н. А. Беляевым: «Наказание — это кара за совершенное преступление, наказание обязательно должно причинять преступнику лишения и страдания, без карательных элементов мера, применяемая к правонарушителям, не есть наказание». Из того, что причинение страдания является необходимым свойством наказания, что оно обладает в этом своем качестве свойством устрашать и предупреждать совершение преступлений, никак, конечно, не следует, что наказание имеет своей целью причинение страдания. Причинение страдания за вредное для общества деяние является одним из элементов содержания наказания, но не его целью.

Рассмотрим прежде всего взгляды тех ученых, которые отрицали самостоятельное значение исправительно-воспитательной цели наказания. В последние годы наиболее активным сторонником такого решения был М. Д. Шаргородский. Свою позицию он мотивировал тем, что воспитать сознательного гражданина не всегда удается даже в нормальных условиях и тем более утопично «ставить подобную задачу перед мерами уголовного наказания, где речь идет о наиболее трудном для воспитания контингенте, где условия воспитания в таком широком нравственном отношении значительно более затруднены».

Необходимость рассматривать исправительно-воспитательную цель в качестве самостоятельной и весьма важной цели наказания вытекает не только из аксиологических, но и конкретносоциологических соображений. Каким бы продолжительным не было наказание, связанное с лишением или ограничением свободы, рано или поздно осужденный возвращается в общество и должен включиться во все многообразие тех видов общественно полезной деятельности, которые вытекают из социального статуса гражданина. Если в процессе отбытия наказания осужденный утратит имевшиеся у него ранее положительные навыки, не приобретет те качества, которых ему недоставало, не приблизится к тому уровню и характеру социализации (понимаемой не в узком, институциональном, а в более широком, социологическом смысле), которые, постоянно повышаясь и совершенствуясь, будут присущи нормальному типу личности к моменту освобождения его от наказания, то, естественно, возвращение такого человека к нормальной трудовой, общественной, семейной, духовной и т. д. жизни будет чрезвычайно затруднено. Иначе говоря, общественные интересы требуют, чтобы разрыв между социальным развитием лиц, подвергаемых уголовно-правовым санкциям, и остальным населением в результате применения наказания не увеличивалось, а сокращалось.

Вряд ли можно согласиться и с тем, что исправление и перевоспитание осужденных не обеспечено материальными гарантиями, а потому постановка перед наказанием такой задачи утопична. В этой связи можно отметить следующие обстоятельства.

Во-первых, из того, что осужденные — наиболее трудный для воспитания контингент, вовсе не вытекает необходимость отказа от их исправления и перевоспитания. Наоборот, трудновоспитуемость данного контингента как раз и требует создания оптимальных и, естественно, специфических условий для сокращения и ликвидации их социально-педагогической запущенности.

Во-вторых, нет оснований считать, что объективные предпосылки для воспитания в исправительно-трудовых учреждениях и других органах, ведающих исполнением наказаний, во всех отношениях хуже, чем в «нормальной» обстановке. В обычных условиях человек в значительной мере свободен в выборе формирующей микросреды (трудовой коллектив, круг общения в нерабочее время и т. д.), источников воспитательного воздействия (образование, литература, средства массовой информации и пр.), образа жизни, включая проведение свободного времени и его личность по достижении определенного возраста формируется преимущественно в процессе самовоспитания. А в учреждениях по исполнению наказаний и при отбытии других видов наказания, связанных с исправительно-трудовым воздействием, он становится объектом целенаправленного, специализированного и индивидуализированного воспитательного воздействия, которое имеет обязательный характер и включает в себя лишь позитивные элементы (если отвлечься, конечно, от возможных отрицательных влияний со стороны других осужденных).

Таким образом, в нашем обществе уголовное наказание не только может, но и должно выполнять в отношении осужденных как предупредительную, так и исправительно-воспитательную функцию. Причем следует исходить из того, что «эффективность правового регулирования возрастает по мере преобладания в нем воспитательного момента». Поэтому система уголовной юстиции должна отчитываться перед обществом не только за предупреждение преступлений, но и за отвечающие аксиологическим и социологическим требованиям исправление и перевоспитание осужденных.

Однако новый УК Азербайджанской Республики пересмотрел вопрос о целях наказания и закрепил норму, по своему содержанию существенно отличающуюся от аналогичных уголовно-правовых норм советского законодательства. Статья 41.2 УК Азербайджанской Республики гласит: наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и другими лицами. Таким образом, новый уголовный закон перед уголовным наказанием ставит три цели: 1) восстановление социальной справедливости; 2) исправление осужденного; 3) предупреждение совершения новых поступлений. Причем последняя цель наказания включает частное и общее предупреждение.

Предусмотрение названных целей означает, что законодатель всей системой уголовных наказаний преследует достижение именно этих целей. Юридическая обязательность и социальная необходимость наказаний определяются в первую очередь стремлением осуществить цели, названные в ст. 41.2 УК Азербайджанской Республики.

Но закрепление этих целей в нормативном порядке еще не означает, что они будут полностью достигнуты. «Юридическая обязательность и социальная необходимость подчинять наказание целям, сформулированным в данной статье, не подрывается их неосуществимостью в отдельных случаях. Закон направляет наказание на достижение целей, но не может полностью гарантировать их достижение».

Закон, устанавливая цели наказания, всего лишь указывает основные направления деятельности органов правосудия, исполнения наказаний и других учреждений в сфере назначения, исполнения наказаний и осуществления иных мер, связанных с этим.

В теории уголовного права общепризнанным является положение о том, что цели наказания — это те конечные результаты, которых стремится достичь государство, устанавливая уголовную ответственность, осуждая виновного в совершении преступлений к той или другой мере уголовного наказания и применяя эту меру. Осуществление целей наказания должны проявиться в тех социальных последствиях, которые наступят установлением, назначением и исполнением наказаний. В этом смысле социальные последствия наказания касаются не только конкретного правонарушителя, но и имеют значение для уяснения роли наказания в социальной жизни общества в целом.

Законодатель в ст. 41.2 УК Азербайджанской Республики первую цель наказания обозначил как «восстановление социальной справедливости». При этом следует обратить внимание на то, что смысл социальной справедливости не совпадает с принципом справедливости, который закреплен в ст. 8 УК Азербайджанской Республики, а также с общим началом назначения наказания, названным в ст. 58 УК Азербайджанской Республики. Статья 8 УК Азербайджанской Республики гласит: наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, т. е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного в совершении преступления. Однако смысл социальной справедливости не может быть сведен лишь к назначению виновному законного, обоснованного и справедливого наказания, что ошибочно делалось в ряде случаев. В этой связи уместно напомнить пункт 12 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 5 декабря 1985 г. «О дальнейшем укреплении законности при осуществлении правосудия». В нем разъяснялось, что с учетом принципа социальной справедливости судам необходимо строго соблюдать требования закона об индивидуализации наказания, не допускать случаев назначения как чрезмерно суровых, так и необоснованно мягких мер наказания, учитывая при этом, что законное, обоснованное и справедливое наказание является не только карой за совершенные преступления, но и имеют целью исправление и перевоспитание осужденных, а также предупреждение совершения новых преступлений как осужденным, так и иными лицами.

Представляется, что такое сужение понятия социальной справедливости неверно, особенно если учесть, что восстановление социальной справедливости предусмотрено как одна из основных целей наказания. Социальная справедливость есть более объемное явление, чем принцип справедливости. Социальная справедливость имеет морально-правовое содержание. Она означает соответствие между практической ролью индивидов в жизни общества и их социальным положением, между их правами и обязанностями, между трудом и вознаграждением, преступлением и наказанием, заслугами человека и их общественным признанием.

Анализ содержания цели восстановления социальной справедливости следует провести именно с этой позиции, так как только при таком подходе может быть правильно понята и эффективно осуществлена данная цель наказания. Совершение преступления и назначение наказания, как его последствие, затрагивают интересы четырех субъектов: 1) преступника (осужденного); 2) потерпевшего; 3) общества; 4) государства. С позиции каждого из этих субъектов социальная справедливость имеет свой особенный аспект и отдельный смысл.

Интересы преступника (осужденного) выражаются в том, чтобы ему назначалось наказание, соразмерное совершенному деянию, его личности и иным обстоятельствам совершенного преступления. Преступник старается добиться назначения ему минимального размера наказания или даже иной меры уголовно-правового воздействия.

Отметим, что такого рода интересы наиболее часто встречаются в судебной практике. Например, по данным нашего анализа, при рассмотрении уголовных дел в кассационном порядке в 1999–2001 гг. Апелляционный Суд Азербайджанской Республики в среднем ежегодно рассматривает из их общего количества около 70 % дел только по жалобам осужденных, их законных представителей и адвокатов, касающимся исключительно вопросов смягчения наказания.

Практика рассмотрения таких дел показывает, что по названному основанию приговоры в каждом году изменялись примерно в отношении 4 % осужденных. Подобные результаты характерны и для кассационной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации.

Эти данные, на наш взгляд, являются одним из обоснований того, что судебные органы особое внимание уделяют вопросам соблюдения принципа справедливости, одного среди иных аспектов социальной справедливости, при назначении наказания конкретному лицу. Именно с позиции подсудимого особое значение приобретает принцип справедливости, закрепленный в ст. 8 УК Азербайджанской Республики, и данный принцип выступает как неотъемлемая составляющая часть социальной справедливости. В данном случае восстановление социальной справедливости заключается в назначении осужденному законного, обоснованного и справедливого наказания.

Вторым субъектом, интересы которого затрагиваются совершением преступления и назначением наказания, является потерпевший. Согласно ст. 87 УПК Азербайджанской Республики в качестве потерпевшего признается лицо, которому в результате деяния, предусмотренного уголовным законом, нанесен моральный, физический или материальный вред. Потерпевшим может быть как физическое лицо, так и юридическое лицо, от имени которого выступает уполномоченный для этого представитель. В уголовном судопроизводстве потерпевший может осуществлять свои права и обязанности как лично, так и с помощью представителей, а в случае смерти потерпевшего его права осуществляются близкими родственниками.

Социальная справедливость с позиции потерпевшего имеет иное значение и находится в определенном противоречии с интересами осужденного. Потерпевший заинтересован в том, чтобы меры государственного принуждения, применяемые к осужденному, были более суровыми и соответствовали страданиям, причиненным ему преступлением, которые часто воспринимаются им субъективно. Восстановление социальной справедливости потерпевший понимает прежде всего как назначение осужденному наказания в соответствии с законом и с учетом тяжести содеянного и его последствий для потерпевшего. Однако восстановление социальной справедливости для потерпевшего не имеет никакого смысла без возмещения в полном объеме материального ущерба, причиненного преступлением, и компенсации морального вреда в соответствии с законодательством. Поэтому суд при рассмотрении уголовного дела кроме назначения наказания еще должен решать вопросы о возмещении материального ущерба и о компенсации морального вреда. А если эти вопросы останутся нерешенными, цель восстановления социальной справедливости не будет достигнута как минимум с позиции потерпевшего.

Важное значение для потерпевшего имеют вопросы возмещения материального ущерба и компенсации морального вреда. В этой связи, как разъяснял Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 23 марта 1979 г. «О практике применения судами законодательства о возмещении материального ущерба, причиненного преступлением», по каждому делу о преступлении, причинившем материальный ущерб, суд при постановлении приговора должен разрешить гражданский иск, а если иск не предъявлен — обсудить вопрос о принятии решения о возмещении ущерба по собственной инициативе.

Что же касается компенсации морального вреда, то при разрешении этого вопроса суд, определяя его размер, обязан участь: степень вины осужденного при совершении преступления, степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред, и другие, заслуживающие внимания обстоятельства.

Третьим субъектом, заинтересованным в восстановлении социальной справедливости, является общество. При этом следует обратить внимание на то, что общество, в отличие от осужденного и потерпевшего, занимает совершенно нейтральную позицию в вопросах социальной справедливости. Как верно отмечает М. Н. Становский, общественный аспект социальной справедливости заключается в том, что граждане убеждаются в способности государства обеспечить правопорядок, наказать преступника в соответствии с законом и с учетом начал гуманизма, соразмерности и эффективности, а также организовать исполнение наказания в соответствии с приговором суда. Одним словом, общество заинтересовано в том, чтобы преступник по заслугам получил справедливое наказание, соответствующее тяжести содеянного, а потерпевшему были компенсированы все его страдания.

Изложенное дает основание сказать, что суд должен учитывать общественное мнение при разрешении уголовных дел и назначении наказания. Однако следует учесть, что в некоторых случаях общественное мнение расходится с позицией закона, а, как известно, законность назначаемого наказания является первоочередным вопросом и суд должен обеспечить это требование уголовного закона. Во всяком случае, назначаемое судом наказание, с одной стороны, не должно быть воспринято обществом как слишком суровая и несоразмерная кара в отношении преступника, с другой — как его поощрение, защита его прав вместо прав потерпевшего. Обе эти крайности являются вредными для общества, так как в первом случае государство в глазах граждан становится карательным аппаратом, а во втором случае налицо безнаказанность, что содействует росту преступности. Слишком суровое наказание ущемляет интересы осужденного, а безмерный гуманизм в отношении преступника часто оборачивается нарушением законных интересов потерпевшего.

Четвертым субъектом, интересы которого затрагиваются совершением преступления, несомненно, является государство. Интересы государства при восстановлении социальной справедливости удовлетворяются тем, что государство частично возмещает причиненный ему ущерб за счет штрафа, исправительных работ, конфискации имущества и других видов наказания. Но государство в лице своих органов является еще и субъектом, обязанным осуществить данную цель уголовного наказания — восстановить социальную справедливость.

Цель восстановления социальной справедливости может считаться достигнутой тогда, когда примененная виновному мера уголовно-правового воздействия будет соответствовать его деянию и общественное мнение сочтет ее справедливой. Назначение виновному слишком мягкого наказания не только не восстанавливает нарушенную социальную справедливость, но и грубо нарушает принцип справедливости и порождает в обществе настроение безнаказанности. Так, гражданин З., начиная с 1993 г., в составе вооруженной банды совершил несколько тяжких преступлений. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал его виновным в совершении преступлений, предусмотренных в ст. 70 (бандитизм), п. 6 ст. 94 (убийство при отягчающих обстоятельствах), ст. 15, п. 4 и 6 ст. 94 (покушение на убийство при отягчающих обстоятельствах) УК Азербайджанской Республики 1960 г. Но З. еще совершил преступления, предусмотренные в ст. 228.1 (незаконное хранение огнестрельного оружия) нового УК Азербайджанской Республики, в ст. 146 (вымогательство) и ч. 2 ст. 120 (незаконное лишение свободы) УК Азербайджанской Республики 1960 г., однако в силу истечения сроков привлечения к уголовной ответственности, уголовное преследование в этой части было прекращено. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях приговором от 12 марта 2001 г. осудил З. всего лишь к 10 годам лишения свободы. На наш взгляд, виновный в совершении вышеназванных тяжких преступлений, особенно убийства при отягчающих обстоятельствах заслуживает более строгого наказания. При этом суд в своем приговоре не ссылается на какие-либо исключительные обстоятельства. Такое наказание, на наш взгляд, не может восстановить грубо нарушенную преступником социальную справедливость.

По содержанию ст. 41.2 УК Азербайджанской Республики вторая цель уголовного наказания — исправление осужденного. В отличие от прежнего определения УК Азербайджанской Республики 1960 г., законодатель в новом уголовном законе не связывает цель исправления с перевоспитанием осужденного. Чтобы правильно понимать позицию законодателя при установлении данной цели уголовного наказания, прежде всего следует рассмотреть сущность обеих этих категорий. Что же такое «исправление» и «перевоспитание»? В понимании этого вопроса в юридической литературе также нет единства. Одни авторы рассматривают его в двух аспектах: как специфический воспитательный процесс и как определенный положительный результат этого процесса.

Н. А. Беляев считает, что «перевоспитание — это не только уничтожение таких свойств характера личности, которые привели данное лицо к совершению преступления, но и воспитание у человека сознания, характерного для настоящих строителей коммунизма. В отличие от перевоспитания… исправление — это та минимальная задача, которая должна быть решена при исполнении наказания. Об исправлении преступника можно говорить тогда, когда под влиянием наказания в его сознании происходят изменения, при наличии которых преступник, хотя и не превращается в активного и сознательного члена нашего общества». И. Д. Перлов включает исправление в содержание перевоспитания, как его составную часть. Ю. М. Ткачевский высказывает мнение, что между понятиями исправления и перевоспитания есть отличие по глубине и объему тех изменений, которые достигнуты в результате оказанного на осужденного воздействия. Автор указывает, что перевоспитание как процесс предполагает осуществление сложного и более или менее значительного воздействия, упорную и трудную борьбу за человека. «Исправление, — полагает Ю. М. Ткачевский, — менее сложный и менее длительный процесс. Оно связано с изменением лишь отдельных черт характера человека, отдельных, еще не глубоко укоренившихся, антисоциальных привычек и побуждений». Весьма оригинальной является точка зрения И. Рагимова. По его мнению, «исправление и перевоспитание — это специфическое социально-правовое и психолого-педагогическое явление, которое должно рассматриваться в различных органически взаимосвязанных аспектах: 1) как важнейшая цель наказания и деятельности ИТУ; 2) как педагогический процесс, направленный на достижение данной цели; 3) как результат исправительно-трудового воздействия; 4) как внутренний процесс качественного изменения сознания, чувств, взглядов, представлений, привычек и всего поведения личности». Анализ рассмотренных нами в качестве примера позиций по этому вопросу, без всякого сомнения, приводит нас к выводу, что между ними нет никаких принципиальных разногласий. Все авторы без оснований противопоставляют друг другу понятия «исправление» и «перевоспитание». Такой подход является неверным, как с теоретической, так и с практической стороны. Прежде всего, хочется обратить внимание на то, что оба понятия — исправление и перевоспитание — в УК Азербайджанской Республики 1960 г. употреблялись вместе. Следовательно, законодатель полагал, что важнейшая цель наказания — исправление и перевоспитание рассматриваются и применяются только в единстве. Однако, как справедливо отмечают некоторые авторы, близость по содержанию этих двух понятий, а также нереальность перевоспитания преступника путем применения к нему наказания требовали уточнения этого положения ст. 20 УК Азербайджанской Республики 1960 г. Поэтому законодатель при подготовке нового УК учел этот момент и посчитал целесообразным именовать эту цель наказания только «исправление осужденного». Такой подход основан на следующих соображениях. Исправление — улучшение, изменение к лучшему. Перевоспитание — воспитание заново, переделка сознания. Следовательно, «исправить человека, совершившего преступление, — значит, изменить к лучшему лишь его отдельные взгляды, привычки. Перевоспитать человека — значить заново его воспитать, воспитать новые взгляды, представления, привычки, в совокупности образующие его личность. Поэтому, хотя УК Азербайджанской Республики 1960 г. наряду с исправлением предусматривал и перевоспитание, однако вряд ли реально ставить перед уголовным наказанием все те признаки, которыми характеризуется понятие «перевоспитание». Максимум чего можем добиться путем наказания — перестройка самосознания и самооценки осужденного и формирование на этой основе субъективной и объективной готовности к изменению его образа жизни и поведения, к овладению собой и самоуправлению с учетом общественных интересов, требований и норм поведения.

Применение наказания в первую очередь направлено на то, чтобы восстановить нарушенные общественные отношения и в дальнейшем минимизировать случаи совершения преступлений. Поэтому для общества главное значение имеет то, чтобы осужденный в результате исполнения наказания стал честным, правопослушным гражданином и не совершал новых преступлений. А это может быть достигнуто путем исправления осужденного. Что же касается его перевоспитания — выработки у него новых морально-этических качеств, то для общества это имеет второстепенное значение, поскольку дефекты в моральном облике человека, в отличие от его преступных навыков, не представляют большую общественную опасность.

Несомненным является тот факт, что перевоспитание осужденного тоже возвращает его в нормальную жизнь и исключает случаи совершения этим лицом новых преступлений. В этом смысле перевоспитание даже во многом опережает исправление осужденного, так как у перевоспитанного человека уже имеются глубоко укоренившиеся внутренние убеждения не совершать преступных деяний. Но процесс перевоспитания достаточно длительный и сложный, и вряд ли в течение 3–5 лет осуждения можно убежденно перевоспитать человека, тем более если учесть, что большинство осужденных являются совершеннолетними лицами, уже прошедшими основные этапы воспитательного воздействия окружающих.

Все это свидетельствует о том, что применением наказания невозможно достичь цели перевоспитания осужденного, для этого наиболее приемлемы средства социально-педагогического воздействия и другие средства, применение которых должно иметь место до совершения преступления. Невозможно осуществить изменение в сознании и взглядах уже деградированной личности только с помощью средств уголовно-правового воздействия. Как справедливо отмечает профессор Ф. Ю. Самандаров, в условиях существующей системы уголовно-исполнительных учреждений наказание как социальное явление не способно осуществить цель перевоспитания осужденных.

Таким образом, мы видим, что цель перевоспитания осужденного путем исполнения в отношении него наказания нереальна как в теоретическом, так и в практическом плане. Главное здесь не в том, чтобы применением наказания формировать новую личность, а в том, чтобы осужденный в дальнейшем воздержался от преступных деяний. Эта цель, т. е. цель исправления, вполне реальна, и при этом неважно, осужденный не совершает новые преступления из-за боязни повторения наказания или в силу внутренней нравственной переоценки.

Исправление как цель наказания означает, что человек, осужденный к определенному виду и размеру наказания, отбывая наказание, понял недостойность своего поведения и больше не совершает новых преступлений. Однако, как справедливо отмечают некоторые авторы, трудно провести разграничение, когда один освобожденный не совершает нового преступления из-за страха перед наказанием, а другой — вследствие изменения взглядов и убеждений.

Поэтому в качестве объективных критериев при оценке того, достигнута ли цель исправления путем применения наказания, следует рассматривать только поведение осужденных лиц, отбывших наказание или освобожденных от его отбывания. А это может быть определено отношением этих лиц к режиму в уголовно-исполнительных учреждениях, к труду, учебе, участию в общественной жизни и т. д.

Исправление осужденного возможно и без применения к нему особых мер уголовно-правового воздействия. Иногда один только факт осуждения виновного от имени государства является достаточным для его исправления. Игнорирование этого часто приводит к отмене или изменению судебных приговоров. В связи с этим интересным является постановление Апелляционного Суда Азербайджанской Республики от 14 июня 2002 г. Гражданин М. путем составления поддельных документов оформил на свое имя автозаправочную станцию, доверенную ему братом. За это Кюрдамирский районный суд по ст. 178.2, 221.1, 320.1 и 320.2 УК Азербайджанской Республики приговорил М. к трем годам лишения свободы. Апелляционный Суд Азербайджанской Республики, рассмотрев апелляционную жалобу адвоката М., установил, что обвиняемый может быть исправлен и без лишения свободы. Исходя из этого, апелляционная коллегия изменила приговор суда первой инстанции в отношении М. и его условно осудила к 1 году 6 месяцам лишения свободы с установлением 1 года испытательного срока.

Кодекс об исполнении наказаний (КИН) Азербайджанской Республики в перечень принципов уголовно-исполнительного законодательства включает такие принципы как целенаправленное использование средств исправления осужденных, повышение исправительного воздействия наказания (ст. 7). А ст. 8 КИН Азербайджанской Республики исправление осужденных определяет следующим образом: исправление осужденных — это поощрение у них законопослушности, воспитание у них уважения к человеку, обществу, труду, правилам и традициям общежития. К основным средствам исправления осужденных относятся следующие: предусмотренный порядок исполнения и отбывания наказания (режим); воспитательная работа; общественно полезный труд; общее образование; профессиональное образование и профессиональная подготовка; общественное воздействие. Средства исправления применяются к осужденным с учетом вида наказания, степени общественной опасности и характера преступления, личности и поведения осужденного. Иначе говоря, уголовно-исполнительное законодательство предусматривает индивидуальный подход к вопросу исправления осужденных.

Уголовный закон, закрепив исправление осужденного в качестве цели наказания, предусматривает такое изменение его личности в результате применения к нему уголовно-правовых мер, которое превращает его в безопасного и безвредного для общества человека. Иными словами, исправление осужденных в качестве итогового результата нацелено на то, чтобы не допустить или же хотя бы снизить рецидивную преступность. При этом следует обратить внимание на то, что рецидив, с одной стороны, есть криминологическое понятие, а с другой — уголовно-правовое. Большинство авторов к криминологическому рецидиву относят совершение лицом нового преступления после однажды уже совершенного им, независимо от фактов судимости, истечения сроков давности и погашения судимости за первое преступление, но при наличии определенной связи между этими преступлениями, свидетельствующей о стойкости преступных устремлений личности виновного. Уголовно-правовое понятие рецидива дано в ст. 18.1 УК Азербайджанской Республики: совершение умышленного преступления лицом, имеющим судимость за ранее совершенное умышленное преступление, образует рецидив преступлений.

Как видим из вышеизложенного, с уголовно-правовой точки зрения рецидив ограничен лишь рамками закона, а его криминологическое понятие намного шире, так как охватывает все случаи совершения лицом любых следующих после первого преступлений, в том числе независимо от погашения либо снятия судимости за предыдущее деяние. Именно по этой причине при характеристике степени достижения исправления осужденного за основу следует принимать криминологическое понятие рецидива. Законодатель, предусмотрев в числе целей наказания «исправление осужденного», стремится к тому, чтобы исключить случаи криминологического рецидива. Таким образом, об эффективности осуществления цели исправления можно судить на основе несовершения лицом, ранее осужденным, нового криминального деяния. При этом неважно, произошли ли коренные изменения во взглядах и «духовном мире» осужденного или из-за страданий в результате примененного к нему наказания он боится совершить новое преступление.

Следующая цель наказания — предупреждение преступлений. С. В. Полубинская считает, что цель предупреждения преступлений — наиболее важная по отношению к другим целям наказания.

Предупреждение совершения преступлений другими лицами является одной из целей наказания, называемой общим предупреждением, или общей превенцией. Ее смысл заключается в том, чтобы угрозой наказания воздействовать на неустойчивых граждан, предупреждая тем самым возможность совершения ими преступлений. Угроза наказанием фактически направлена против тех качеств, потребностей, желаний, которые толкают человека на совершение преступления, предупреждая его о невыгодных последствиях. Иначе говоря, общее предупреждение противопоставляет ожидаемой от преступного деяния пользы невыгоду от его совершения. «Мысль о наказании, — отмечает Б. С. Волков, — если даже она не уничтожает намерение совершить преступление, во всех случаях играет роль противодействующего стимула, на фоне которого более отчетливо проявляется стойкость, сила и стремительность господствующих побуждений». Угрозой наказания уголовный закон, как известно, выражает требование должного поведения, поэтому осознание наказуемости поступка является важнейшей частью психологического содержания волевого процесса и выступает как контрмотив антиобщественного поведения. В общем предупреждении особую роль играют условия, в которых отбывают наказание осужденные. И. М. Гальперин пишет, что «угроза применения лишения свободы должна оказывать устрашающее воздействие на неустойчивых лиц не только возможностью назначения сравнительно большого срока этого наказания, но и условиями его отбывания, ограничениями, ему присущими».

Исходя из того, что наказание и угроза наказанием — одна из детерминант человеческого поведения, мы констатируем, что их воздействие происходит через волю и разум людей. Для оценки роли психической угрозы наказания важно четкое определение круга лиц, на которых оно воздействует. Многие авторы считают, что угроза наказанием обращена на тех, кто намерен совершить преступление в силу своих аморальных качеств, пережитков прошлого. Так, например, И. С. Ной пишет: «Конечно, специфической особенностью уголовно-правовой превенции является устрашение, и в этом смысле ее действие распространяется лишь на неустойчивых граждан». Что касается остальных граждан, то уголовно-правовые нормы, по его мнению, оказывают на них только воспитательное воздействие. Другие полагают, что общее предупреждение воздействует на всех граждан нашего общества.

Представляется, что будет правильным, если исходить из того, что угроза наказанием направлена на всех, но психологическое отношение самих граждан к этой угрозе, к общему предупреждению различное. Существует категория лиц, которые бояться наказания, поэтому они не совершают преступлений. Это потенциальные преступники. Есть люди, которые не боятся наказания или боятся, но не настолько, чтобы это удержало их от нарушений закона. Это — преступники. Остальные же, как известно, не совершают преступлений, потому что преступные действия противоречат интересам общества, принципам морали и нравственности и тем самым находятся в противоречии с их собственными интересами, взглядами, убеждениями. Но это ни в коей мере не означает, как утверждает И. И. Карпец, что для всех членов общества угроза наказанием безразлична, поскольку подавляющее большинство людей соблюдают нормы права добровольно, а не под угрозой наказания.

Граждане, насколько бы они не были высокосознательными, не могут быть безразличными к существованию уголовного наказания. Действительно, наказание в отношении высокосознательных, законопослушных граждан предупредительной роли не играет, да и сами они в этом не нуждаются. Тем не менее определенное психологическое воздействие наказания имеет место. Если даже гражданин и не намерен, не склонен совершать правонарушение, он все равно знает, что за те или иные противоправные действия наступает наказание. Поэтому он все-таки чувствует, значит, психологически оценивает угрозу наказания. Таким образом, как удерживающий эффект наказание воздействует на потенциальных преступников, объектом же общепредупредительного воздействия уголовного наказания является внутренний механизм человеческого поведения. Это означает, что нельзя недооценивать роль угрозы наказания как фактора воздействия на психику людей. Тот факт, что наказание может оказаться не самым эффективным средством воздействия на цели и поступки людей, еще не говорит о принципиальной невозможности с помощью наказания «повернуть» мысль человека в нужную сторону.

Однако общепредупредительная цель уголовного наказания не может быть достигнута лишь в силу того, что будут предусмотрены устрашающие санкции за преступления и преступники будут жестоко караться. Успех в достижении должной цели заключается не в жестокости наказания, а в его неотвратимости, в неизбежности применения наказания или иной меры уголовно-правового принуждения в каждом случае совершения криминального деяния. Применение наказаний в отношении всех преступников оказывает воздерживающее воздействие на психику членов общества, поскольку в сознании каждого уже сформирована мысль о том, что нарушение уголовно-правовых запретов обязательно приведет к лишениям и страданиям, содержащимся в наказаниях.

Таким образом, общее предупреждение заключается в том, что наказание воздействует на граждан самим фактом своего существования и возможностью применения, а каждый конкретный случай применения наказания к осужденному еще раз реально напоминает об этом и удерживает людей от аналогичного преступного посягательства. Данная цель уголовного наказания осуществляется с момента предусмотрения в уголовном законе наказания за то или иное деяние до момента окончательного исполнения наказания. Однако различают три стадии осуществления общепредупредительной цели наказания, каждая из которых отличается своей спецификой и формами воздействия на сознание граждан: 1) издание уголовного закона, предусматривающего определенное наказание за конкретное антиобщественное деяние; 2) назначение в открытом судебном заседании конкретной меры наказания лицу, виновному в совершении преступления; 3) исполнение примененного наказания.

Общепредупредительное воздействие уголовного наказания имеет место уже с момента издания уголовного закона, его публикации, объявления в нем того или иного деяния преступлением и наказуемым. Немаловажную роль при этом могут играть разъяснения уголовного закона для широкой общественности, проведение других мероприятий по повышению правосознания населения. В достижении общепредупредительной цели уголовного наказания особую роль играют открытые судебные разбирательства уголовных дел, проведение выездных судебных заседаний и других мероприятий, вытекающих из принципа открытости уголовного судопроизводства. Вышеизложенное свидетельствует о том, что общепредупредительная цель наказания имеет комплексный характер и рассчитана воздействовать на психику всех в обществе.

Предупреждение совершения осужденным новых преступлений является одной из целей наказания и в уголовном праве называется специальным предупреждением, или специальной превенцией. Эта цель наказания весьма близко соприкасается с другой, уже рассмотренной целью уголовного наказания — исправлением осужденного. Близость этих целей состоит в том, что и в одном и в Другом случае несовершение осужденным нового преступления — необходимое обстоятельство их реализации. Однако если цель исправления направлено на то, чтобы осужденный впредь не совершал преступлений, то цель специальной превенции должна показать преступнику, что за его антиобщественное, противоправное поведение он в обязательном порядке будет наказан. Таким образом, если для достижения цели исправления в отношении осужденного применяются меры воспитательного воздействия наряду с другими мерами уголовно-правового характера, то цель специальной превенции может быть достигнута применением уголовного наказания в неизбежном порядке. Цель предупреждения совершения новых преступлений со стороны осужденного может осуществляться более широкими средствами, чем цель его исправления. Эта цель может быть достигнута и путем исправления преступника, и путем его устрашения, равно как созданием условий, физически исключающих возможность совершения осужденным новых преступлений.

Необходимо заметить, что такая цель наказания, как частная превенция, должна быть направлена на лиц, совершивших умышленное преступление. «Наказания, предусмотренные за неосторожные преступления, например, связанные с использованием транспортных средств (источника повышенной опасности), — вообще трудно обосновать с точки зрения специально-предупредительного воздействия, поскольку лица, их совершающие, по своим психологическим и нравственным характеристикам вряд ли отличаются от среднестатистического законопослушного гражданина».

Не менее значимым в социологическом аспекте является постановка перед наказанием и достижение им такой цели, как удовлетворение общественного правосознания. Среди значительной части криминалистов до сих пор наблюдается недооценка данной цели, и даже ее категорическое отрицание, хотя достаточно представительна, как уже отмечалось выше, и группа сторонников, считающих, что одной из целей наказания является воздействие на правосознание тех членов общества, которые не относятся к категории фактических или потенциальных правонарушителей. В чем же суть признания целью наказания удовлетворения общественного правосознания и почему несостоятельна критика данной позиции?

В сущности, никем на оспаривается мысль о том, что законодательная и правоприменительная деятельность должны оказывать воспитательное воздействие на все население, способствуя формированию у него правосознания. Но столь же неоспоримо, что с точки зрения категориальной принадлежности воспитание общественного правосознания следует рассматривать не в качестве цели наказания, а в качестве одного из его принципов.

В современных условиях, несмотря на значительные успехи в правовом воспитании населения, еще не достигнут такой уровень общественного правосознания, при котором не существовало бы различий (иногда существенных) между требованиями общественности и решениями, вытекающими из научного анализа объективных потребностей общественного развития. В этой связи возникает вопрос, должны ли законодатель в процессе правотворчества, а суд при применении уголовно-правовых санкций считаться с реальным состоянием общественного правосознания, стремиться к удовлетворению и тех его требований, которые не в полной мере обладают атрибутами научности, или же, ориентируясь исключительно на научные представления, они могут полностью игнорировать требования общественного правосознания, расходящиеся с этими представлениями? Любой однозначный ответ был бы неправильным, потому что поставленные вопросы отражают реально существующие диалектические противоречия между объективным и субъективным, рациональным и эмоциональным, должным и сущим, а потому разрешать их в большинстве случаев следует не путем отрицания одной из сторон противоречия, а посредством «снятия» в результате определенного компромисса. Стремясь в процессе построения и применения уголовно-правовых санкций к удовлетворению общественного правосознания, законодатель и соответственно суд не должны забывать о воспитательной задаче, осуществляя воспитательную функцию, о необходимости не вступать в острый конфликт с требованиями, вытекающими из обыденного правосознания населения. Это взаимосвязанные процессы, и правосознание людей составляет необходимую идеологическую и социально-психологическую предпосылку подлинной демократичности правотворческого и правоприменительного процессов.

Судебной деятельности по назначению наказания принадлежит важная роль в поддержании общественного правосознания на определенном уровне, в обеспечении нормального режима его функционирования, в устранении из него деструктивных элементов. Преступления ведут к отрицательным сдвигам в индивидуальном правосознании людей и тем самым деформируют общественное правосознание. Они не только находятся в противоречии с господствующими правовыми взглядами и убеждениями, но и вызывают отрицательные правовые эмоции, образующие один из элементов правосознания. Преступления порождают в общественном правосознании гнев и возмущение, а вместе с этим и требование, чтобы преступник, причинивший вред другим людям, и сам претерпел определенные лишения и страдания в качестве возмездия за содеянное.

Широкое обсуждение законопроектов, разъяснение социально-правовой сущности принятых законов, правильное и убедительное их применение в соответствии с потребностями общества укрепляют у населения правосознание, усиливают уверенность в незыблемости правопорядка и неотвратимости ответственности правонарушителей, формируют нетерпимое отношение к нарушениям законности. На необходимость удовлетворения общественного правосознания при выработке и осуществлении уголовно-правовой политики следует обратить особое внимание.

Игнорирование требований общественного правосознания при построении и применении уголовно-правовых санкций может иметь неблагоприятные последствия не только для процесса дальнейшей демократизации, интенсивно проходящего во всех сферах развитого общества, но и для организации борьбы с преступностью.

На современном этапе, когда роль общественности в борьбе с преступностью неизмеримо возросла, поддержка общественностью мероприятий по борьбе с преступностью, ее активное участие в ликвидации этого отрицательного социального явления могут быть обеспечены лишь при наличии у населения убежденности в том, что законодательная и правоприменительная деятельность развиваются по правильному пути. Важным средством активизации участия населения в борьбе с преступностью является удовлетворение общественного правосознания при построении и применении наиболее острого оружия — уголовно-правовых санкций. Достижение этой цели на практике ничего антигуманистического в себе не содержит и отнюдь не ведет к тому, что «неизбежно вся карательная система будет проникнута духом неоправданной жестокости, встанет в явное противоречие с задачей разумного и целесообразного построения борьбы с преступностью…».

При выработке правильного отношения к этой цели нельзя упускать, однако, из виду, что она корреспондирует с общевоспитательной функцией уголовного права. Законодателю и суду, заботясь об удовлетворении общественного правосознания, следует идти «немного впереди», выполняя тем самым воспитательную роль. Как справедливо замечает В. Н. Кудрявцев, «необходимо учитывать реальное состояние правосознания населения, включая общественное мнение о существующих мерах государственного принуждения, вместе с тем следует активно повышать уровень правовой культуры населения, расширять его знания в области государственного и правового строительства.

Анализ целей наказания показывает, что они составляют целостную систему. Данная система состоит, как уже было отмечено, из четырех элементов, взаимосвязь и взаимодействие которых дает в совокупности особенности системности. Хотя эти цели отличаются как по своему значению, так и по формам и средствам осуществления, их связывает конечный результат — сведение к минимуму преступности и тем самым надежная, гарантированная охрана тех социальных ценностей, на которые посягают преступники. Система целей наказания может быть представлена с помощью следующей схемы:

Несомненно, приведенная схема и разделение в ней целей наказания на две группы имеет весьма условный характер, поскольку, с одной стороны, все цели наказания существуют вместе и осуществляются общими усилиями государственных органов и общественности, а с другой стороны, нет резкой границы между целями наказания и применением наказания, начинает действовать вся система целей наказания как единый правовой механизм. Составные элементы рассматриваемой системы не являются равнозначными. Ранжирование их социального значения должно производиться в зависимости от видовой принадлежности преступлений и лиц, их совершающих. Конкретное определение значимости целей наказания должно производиться судом.

Однако такая классификация целей наказания имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение. Дело в том, что суд должен индивидуально подходить к вопросу выбора вида и размера наказания, учитывая степень достигаемости той или иной цели наказания. Это касается в первую очередь целей наказания, осуществляемых в отношении конкретного осужденного.

Подводя итог рассмотренным вопросам, мы полагаем, что при избирании того или иного вида наказания суд обязан исходить из того, что цели наказания достигаются органическим единством его назначения и исполнения. Назначение справедливого, соразмерного тяжести содеянного и общественной опасности виновного наказания является залогом успешного достижения целей наказания. Вместе с тем не менее значимо и надлежащее исполнение назначенного судом наказания.

§ 4. Наказание как средство осуществления уголовной политики

Охрана прав и интересов как общества в целом, так и отдельных личностей является высшей целью государства. Данную цель государство осуществляет различными средствами и способами, применение которых носит не случайный, эпизодический, а программный, целенаправленный характер. В достижении этой очень важной цели особое значение имеет уголовная политика государства, которая, являясь составной частью общей государственной политики, направлена на борьбу с преступностью.

Известно, что преступность представляет серьезную опасность для любого общества. Поэтому там, где она существует, всегда функционирует специальная система, противостоящая преступности. В то же время, правильная организация и эффективное функционирование системы борьбы с преступностью обязательно предполагает ясное представление о многоярусной системе причин, обусловливающих существование в наших условиях этого отрицательного явления.

По своему генезису преступность относится к тем социальным явлениям, которые связаны не с какими-либо отдельными и локальными, а со всеми важнейшими сферами жизни общества экономической, политической, духовной и т. д. «Преступность, — как правильно отмечал П. П. Осипов, — следует рассматривать, прежде всего, в ее реальной связи с макроструктурой общества, с основными закономерностями его функционирования и развития». Такой подход к объяснению причин преступности, безусловно, создает надежную общетеоретическую основу для нахождения тех социальных явлений и процессов, которые ближе расположены к аспектам преступного поведения и образуют комплекс непосредственных причин и условий последнего. Но, как отмечает Г. Я. Нестеренко, наряду с изучением общесоциальных причин преступности необходимо исследовать и частные, конкретные, специфические причины, которые, конечно, могут быть правильно установлены лишь при учете их происхождения от причин общесоциальных. Характер социальной системы воздействия на преступность во многом зависит от того, в какой мере она способна оказывать влияние на непосредственные объективные причины преступного поведения, осуществлять профилактику преступлений. Поскольку в детерминации конкретных актов преступного поведения участвуют не только объективные явления и процессы, но и определенные отрицательные социально обусловленные личностные свойства, то причины конкретного преступления всегда имеют не только объективную, но и субъективную природу. А это означает, что существует возможность производить желательные изменения в преступности посредством воздействия на субъектов преступного поведения, а также на тех, которые имеют склонность к такому поведению. Такого рода воздействие осуществляется, в частности, мерами карательного характера, методом принуждения, угрозой уголовного наказания. Конечно, ошибочно полагать, что наказание может устранить или сократить объективные причины преступности, а потому постановка перед ним задач ликвидировать, искоренить и т. д. преступность совершенно нереально. Однако это не означает, что уже сейчас или в ближайшее время уголовное наказание можно выбросить на свалку истории.

Тем не менее, стоит заметить, что в большинстве цивилизованных стран осознается «кризис наказания», кризис уголовной политики и уголовной юстиции, кризис полицейского контроля. Благодаря переведенным на русский язык книгам известного норвежского криминолога Нильса Кристи, мы можем подробнее ознакомиться с проблемой.

«Кризис наказания» проявляется, во-первых, в том, что после Второй мировой войны во всем мире наблюдается рост преступности, несмотря на все усилия полиции и уголовной юстиции. Во-вторых, человечество перепробовало все возможные виды уголовной репрессии без видимых результатов (неэффективность общей превенции). В-третьих, как показал в 1974 г. Т. Матисен, уровень рецидива относительно стабилен для каждой конкретной страны и не снижается, что свидетельствует о неэффективности специальной превенции. В-четвертых, по мнению психологов, длительное (свыше 5–7 лет) нахождение в местах лишения свободы приводит к необратимым изменениям психики человека. Впрочем, о губительном (а отнюдь не «исправительном» и «перевоспитательном») влиянии лишения свободы на психику и нравственность заключенных известно давно. Об этом подробно писал еще М. Н. Гернет. Тюрьма служит школой криминальной профессионализации, а не местом исправления.

Несмотря на все сказанное выше, свою специфическую роль в охране (защите) общества от преступных посягательств наказание осуществляет. В этом смысле наказание является одним из средств осуществления уголовной политики.

Государство в каждой области имеет свою политику, ставит конкретные цели, определяет специфические средства и методы их достижения, формы решения поставленных задач. Выбор правильного направления в осуществлении специальных мер по пресечению и предупреждению преступных проявлений, разработка и внедрение в практику оптимальных форм и способов этой деятельности в конкретных условиях общественного развития составляют ту общую линию в борьбе с преступностью, которая и составляет уголовную политику. Н. И. Беляев отмечает, что «сущность уголовной политики состоит в том, что она определяет направление деятельности в области борьбы с преступностью путем применения наказания». Уголовная политика позволяет с помощью целого комплекса мер создавать дополнительные гарантии защиты общественных отношений, на которые осуществляются опасные для общества посягательства.

Как следует понимать уголовную политику? Анализ различных позиций позволяет заключить, что существует два подхода в определении понятия уголовной политики. Одни авторы, широко трактуя понятие уголовной политики, включают в ее сферу не только специальные меры (криминологические, уголовно-правовые, уголовно-процессуальные, уголовно-исполнительные, криминалистические), но и меры чисто социального характера (экономические, идеологические, медицинские и т. д.). Так, в свое время М И. Ковалев и Ю. А. Воронин полагали, что содержание уголовной политики составляет «направление партийной и государственной деятельности по осуществлению социально-политических, экономических мероприятий и выработке оптимальных уголовно-правовых средств в целях ликвидации преступности в нашей стране».

В. Л. Владимиров и Ю. И. Ляпунов считают возможным трактовать содержание уголовной политики двояко: во-первых, в идеологическом плане она, по их мнению, представляет собой и определенную совокупность директивно-руководящих идей, принципов, концептуальных представлений, установок, требований, задач и целей, во-вторых, в плане материально-практическом она выступает как материальная сила, как категория социально значимой государственно-общественной практики в определенной сфере функционирования общества. Н. И. Загородников еще более расширяет содержание и назначение уголовной политики. Он писал: «Уголовная политика — это отношение между классами, нациями, социальными группами, обществом и личностью, имеющая своим содержанием участие советских граждан в деятельности по борьбе с преступностью; это определение содержания, форм и задач деятельности государства и его органов, а также общественных организаций, направленных на защиту завоеваний трудящихся, интересов государства, личности и ее прав, созданного народом правопорядка от преступных посягательств. Такой подход представляется неправильным, ибо отсутствие в этом определении указания на наказание, угрозу наказанием, меры административного и общественного воздействия, применяемые к преступникам вместо наказания, приводят к неверному выводу о сущности этой политики.

Представляется, что расширение сферы уголовной политики путем включения в нее мер, в конечном итоге лишь способствующих успеху в борьбе с преступностью, не имеет под собой достаточных оснований. Такой подход, как правильно отмечает И. А. Исмаилов, «лишает уголовную политику специфичности, «растворяет» ее в социальной политике». Конечно, будучи частью внутренней политики — уголовная политика находится во взаимосвязи с отдельными сферами социальной политики: экономической, идеологической, культурно-воспитательной и т. д.

Второй подход сформулирован Н. А. Стручковым, который ограничил уголовную политику осуществлением мер, специально направленных на борьбу с преступностью, и исключил из нее меры по повышению материальной обеспеченности, культурного уровня и сознательности людей, которые хотя объективно и устраняют причины преступности и в этом смысле направлены на борьбу с нею, но в основном имеют иное социальное назначение.

Мы исходим из того, что борьба с преступностью должна вестись как мерами карательного воздействия, так и методами, формами социального характера. Когда мы говорим о мерах карательных, то имеем в виду деятельность государства по определению: а) сущности и целей наказания в уголовном законе; б) принципов и условий назначения наказания судебными органами, принципов и условий исполнения уголовного наказания. Карательную деятельность государства по борьбе с преступностью следует называть уголовной политикой, реализуемой в правотворчестве и в правоприменительной деятельности государства. Социальную деятельность государства, специально не направленную на борьбу с преступностью можно именовать социальной политикой, находящейся за пределами уголовной политики и не имеющей характер карательного воздействия. Нет единства также по вопросу об элементах уголовной политики.

Так, Н. А. Беляев считает, что уголовная политика состоит из трех подвидов (подсистем): уголовно-правовая политика, уголовно-процессуальная политика и уголовно-исполнительная политика. По мнению В. Н. Кудрявцева политика в сфере борьбы с преступностью включает не только уголовно-правовую, но и судебную политику, политику в сфере социальной профилактики правонарушений, исправительно-трудовую политику. Несколько отличается позиция И. А. Исмаилова, по мнению которого, «в настоящее время могут быть выделены три элемента (подсистемы) уголовной политики: предупредительная политика, уголовносудебная политика (уголовно-правовая) и исправительно-трудовая политика».

Н. И. Загородников видит недостаток предложенной И. Исмаиловым структурной схемы в том, что при такой системе уголовной политики не видно, какое место занимают граждане, общественные организации, коллективы трудящихся в борьбе с преступностью. Такое замечание Н. И. Загородникова, на наш взгляд, является необоснованным, ибо деятельность перечисленных субъектов нельзя отнести к уголовной политике по борьбе с преступностью. Их деятельность осуществляется в рамках социальной политики государства по борьбе с преступностью.

Исходя из вышеизложенной нашей позиции на сущность уголовной политики мы считаем, что она (уголовная политика) состоит из: законодательной политики, судебной политики и уголовно-исполнительной политики. Законодательная политика представляет собой направление деятельности законодательного органа по выработке общих положений уголовного законодательства, установлению круга преступных деяний и системы наказаний, разработке санкций в конкретных составах преступлений.

Центральным вопросом в законодательной политике государства в борьбе с преступностью является криминализация и декриминализация деяний. Как известно, основным материальным признаком всякого преступления является общественная опасность. Однако не всякое общественно опасное деяние должно считаться преступлением и влечь за собой уголовную ответственность и наказание. Отсюда вытекает важное значение принципов, которыми руководствуется законодатель при определении круга деяний, относимых к преступлениям, т. е. принципов криминализации. Для того чтобы в законодательной политике принять решение об отнесении того или иного поведения к преступному и наказуемому, необходимо последовательно ответить по меньшей мере на четыре конкретных вопроса, а именно: а) существует ли потребность (необходимость) в законодательном запрещении подобных действий; б) допустимо ли это запрещение в рамках существующей общественной и правовой системы; в) осуществимо ли оно с практической точки зрения; г) полезно ли (целесообразно ли) данное запрещение с учетом комплекса всех социальных, политических, психологических и т. п. обстоятельств.

Следует разделить беспокойство С. Ф. Милюкова, который справедливо указывает, что «законодатель и в прошлом, и в настоящем игнорировал и нередко игнорирует предложения как криминологии, так, впрочем, и уголовно-правовой науки, в силу чего многие его нормотворческие решения выглядят волюнтаристскими и даже импульсивными».

Нельзя недооценивать значения включения (исключения) тех или иных норм в состав уголовного законодательства. «Это важно для процесса правоприменения, так как органы предварительного расследования и суд непосредственно ориентируются на борьбу именно с данной разновидностью преступной деятельности, либо такая задача, по мнению законодателя, на должном этапе уголовно-правовой политики перестает быть актуальной». Тем не менее «введение тех или иных статей в Особенную часть или, напротив, исключение из нее таковых далеко не всегда приводит к криминализации или декриминализации».

Установление круга уголовно-наказуемых деяний есть важная, но отнюдь не единственная задача законодательной политики. Не меньшее значение приобретает проблема придания криминализированным деяниям определенного характера наказуемости. Важно иметь в виду, что и сам процесс создания логически стройной системы криминализируемых деяний предполагает в конечном счете выдержанность и научную обоснованность санкций, их соответствие существу запрещаемых деяний, а также взаимную согласованность между собой. «Свобода существует, — писал Ш. Монтескье, — когда уголовные законы налагают кару в соответствии со специфической природой преступлений». И далее он продолжал: «Здесь нет места произволу: наказание зависит уже не от каприза законодателя, но от существа дела и оно перестает быть насилием человека над человеком».

Приходится констатировать, что в настоящее время теоретические основы конструирования санкций уголовно-правовых норм еще в достаточной мере не разработаны, практика же законотворчества, лишенная научно обоснованных рекомендаций, вынуждена зачастую прибегать в этой сфере к методу «проб и ошибок», устанавливая санкции не путем научного постижения существа уголовно-правовых запретов, а, так сказать, «прикидывая» на рулетке, исходя из уже существующих санкций по другим составам и из субъективных мнений участников выработки предложений.

Практика применения УК Азербайджанской ССР 1960 г. свидетельствовала о том, что уголовно-правовые санкции из-за конструктивных недостатков часто отменялись, изменялись или дополнялись. Проблема теоретического обоснования построения уголовно-правовых санкций, к сожалению, сохраняет свою актуальность и в настоящее время. Дело в том, что при построении некоторых санкций действующего УК Азербайджанской Республики 1999 г. не были должным образом учтены научные положения о соразмерности преступления и наказания. Задача сегодняшнего дня состоит не в том, чтобы доказывать невозможность соизмерения преступления и наказания и ориентировать законодателя и судебную практику на принятие утилитарных решений, а в тщательной разработке ценностных социологических критериев для перехода от преимущественно интуитивного к научному подходу при построении уголовно-правовых норм.

Судебная политика как составная часть уголовной политики представляет собой деятельность судебных органов по избранию справедливых и целесообразных мер уголовного наказания в отношении лиц, признанных виновными в совершении преступлений, недопустимость осуждения невиновного. Н. А. Беляев отмечает: «Практическая деятельность всей системы судебных органов страны обеспечивает проведение в жизнь уголовно-правовой политики, оказывает существенное влияние на борьбу с преступностью».

Применение уголовного наказания судами препятствует прежде всего, совершению новых преступлений со стороны лиц, уже совершивших преступные деяния. Однако значение уголовного наказания как средства борьбы с преступностью не ограничивается лишь указанным. Устанавливая круг деяний, совершение которых обусловливает применение наказания, уголовный закон благодаря общеобязательной силе конкретных предписаний: а) воздействует на неустойчивых граждан, предупреждая тем самым возможность совершения ими преступлений; б) информирует основную массу членов общества о должных правилах целесообразного поведения, общественной опасности их нарушений и соответственно — о значении борьбы с ними.

Уголовная политика оказывает определенное влияние на решение суда при назначении наказания. Например, в нашей стране в последние годы ведется активная борьба с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ. По этой причине преступления, связаны с таким незаконным оборотом, наказываются достаточно сурово. Так, гражданин Ирана А. по предварительному сговору с группой граждан Азербайджанской Республики контрабандным путем привез на территорию Азербайджана 5021 грамм опия. Здесь он всю партию наркотиков продал соучастникам преступления, которые при попытке сбыта наркотиков более мелкими партиями были задержаны полицией. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал А. виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 32, 206.3.1 и 32, 206.3.2 (контрабанда наркотиков, совершенная в соучастии повторно и группой лиц по предварительному сговору) и ст. 234.4.1, 234.4.2, 234.4.3 (незаконный сбыт наркотических средств, совершенный группой лиц по предварительному сговору, повторно и в крупном размере) УК Азербайджанской Республики и приговором от 20 июля 2001 г. осудил его к окончательному наказанию в виде лишения свободы на 15 лет путем частичного сложения наказания.

Третья выделенная нами подсистема уголовной политики — уголовно-исполнительная политика продолжает реализацию уголовно-правовых мер борьбы с преступностью. Если в судебной политике центр тяжести лежит в сфере разработки и осуществления мер, обеспечивающих неотвратимость, справедливость, своевременность привлечения преступников к ответственности, то в уголовно-исполнительной политике — в сфере исполнения этих мер. Специфические цели уголовно-исполнительной политики ориентируют соответствующие органы государства и общественные организации на то, чтобы назначенное осужденному наказание было исполнено надлежащим образом, иными словами, чтобы оно карало преступника и в то же время само по себе, будучи соединенным с исправительным воздействием, достигало с наибольшей эффективностью цели восстановления социальной справедливости, исправления осужденного, а также предупреждения совершения новых преступлений как самим осужденным, так и другими лицами.

В связи со сказанным мы согласимся с позицией Я. И. Гилинского, который предлагает ряд мер, касающихся в большей степени уголовно-исполнительной политики, призванных преодолеть так называемый «кризис наказания».

Профессор Я. И. Гилинский указывает, что «осознание неэффективности традиционных средств контроля над преступностью, более того — негативных последствий такого распространенного вида наказания, как лишение свободы, приводит к поискам альтернативных решений как стратегического, так и тактического характера.

Во-первых, при полном отказе от смертной казни лишение свободы становится «высшей мерой наказания», применять которую надлежит лишь в крайних случаях, в основном при совершении насильственных преступлений и только в отношении взрослых (совершеннолетних) преступников». И здесь Я. И. Гилинский приводит в порядке сравнительно-правового анализа статистику применения такого наказания, как лишение свободы, в развитых зарубежных государствах и в России: Так, в 1984–1987 гг. в Англии и Уэльсе, а также в Швеции из общего числа осужденных приговаривалось к лишению свободы около 20 %, а к штрафу — почти половина осужденных. В Германии в середине 90-х гг. доля приговоренных к реальному лишению свободы составила лишь 11,5 % от общего числа осужденных, тогда как к штрафу — 83,4 %. В Японии в течение 1978–1992 гг. к лишению свободы приговаривалось лишь 3,5 % осужденных, а к штрафу — свыше 95 %. В России же в течение 1986–1998 гг. к лишению свободы приговаривалось от 34,1 % всех осужденных в 1987 г. до 39,5 % в 1994 г.. Подобные цифры осужденных к лишению свободы в России указывает и С. Ф. Милюков: «Данный вид наказания относится к числу наиболее часто применяемых в российской судебной практике. Его составляющая от общего числа осужденных, достигнув в 1985 г. 45,2 %, в последующие годы колебалась в диапазоне 36–39 %, а в 1996 и 1997 гг. упала соответственно до 33,9 % и 32,8 %. Впрочем, в абсолютном значении число осужденных непрерывно росло (с 203 359 до 373 519) и лишь в 1997 г. снизилось до 330 977 человек». Подобное же процентное соотношение осуждаемых к лишению свободы мы наблюдаем и при оценке уголовной статистики последних лет в Азербайджанской Республике.

«Во вторых, — указывает Я. И. Гилинский, — приоритет необходимо отдавать краткосрочному лишению свободы». Причем приведенная автором сравнительная статистика, говорит о явном перекосе длительных сроков лишения свободы в практике назначения наказания российским судами.

В-третьих, поскольку сохранность или же деградация личности существенно зависят от условий отбывания наказания в пенитенциарных учреждениях, постольку в современных цивилизованных государствах необходимо поддерживать по возможности достойный уровень существования заключенных (нормальное питание, санитарно-гигиенические и «жилищные» условия, медицинское обслуживание, возможность работать, заниматься спортом, встречаться с родственниками). Должен устанавливаться режим, не унижающий человеческое достоинство, а также должна существовать система пробаций (испытаний), позволяющая строго дифференцировать условия отбывания наказания в зависимости от его срока, поведения заключенного и т. п..

И, наконец, в-четвертых, профессор Я. И. Гилинский справедливо предлагает сформировать и развивать альтернативную, не уголовную юстицию — для урегулирования отношений «преступник — жертва», по переходу от «возмездной юстиции» к юстиции возмещающей, восстанавливающей. На наш взгляд, государство может воспринять российский опыт решения конфликта «преступник — жертва», представленный в Вестниках восстановительной юстиции, выпускаемых Общественным центром «Судебно-правовая реформа».

Итак, успех борьбы с преступностью определяется прежде всего успехами в решении главных задач, стоящих перед нашим государством: создание высокой материально-технической базы, совершенствование общественных отношений, повышение материального и культурного уровня жизни людей, обеспечение безопасности страны, построение правового государства и демократического цивилизованного общества. Это обстоятельство не может не учитываться при определении и реализации уголовной политики. Верно, также и то, что при обсуждении всех направлений политики государства должны учитываться и интересы уголовной политики. Следует согласиться со справедливым замечанием о том, что различные социально-экономические мероприятия нельзя рассматривать исключительно или даже преимущественно под углом зрения их влияния на искоренение и предупреждение преступлений, поскольку они преследуют цели, далеко стоящие за пределами укрепления правопорядка. Однако борьба с преступностью остается в современных условиях серьезной задачей, по этой причине при управлении социальными процессами должно учитываться влияние социально-экономических мер на причины и условия преступности, т. е. интересы уголовной политики.

Взаимосвязанность и взаимопроникновение различных направлений политики государства — явление вполне нормальное и даже необходимое. Без этого невозможно практическое осуществление любого направления политики в целом. Объективно это объясняется взаимозависимостью и взаимосвязанностью всех процессов и явлений жизни общества. Нельзя, например, осуществлять борьбу с преступностью уголовно-правовыми мерами без учета влияния этих мер на всю социально-политическую жизнь нашего общества. И также нельзя проводить экономические, социально-политические, культурные и иные мероприятия в отрыве от проблемы влияния их на преступность как социальное явление. Субъективно это обстоятельство объясняется тем, что, как уже говорилось, любое направление политики есть неотделимая составная часть единой политики государства. Единая же политика — внутренняя согласованность всех ее направлений. Однако отсюда нельзя делать вывод, что все, что способствует осуществлению определенного направления политики, входит в ее предмет и содержание. Именно поэтому чрезвычайно важно определить собственную сущность любого направления. Вот почему, если с этих единственно правильных позиций посмотреть на уголовную политику, то станет совершенно ясно, что сущностью ее является борьба с преступностью при помощи уголовного наказания. Отсюда логично вытекает, что главное направление деятельности государственных и общественных органов и организаций, участвующих в борьбе с преступностью не при помощи уголовного наказания или мер общественного воздействия, применяемых вместо наказания, лежит не в области уголовной политики.

Одним из важнейших принципов уголовной политики является принцип неотвратимости наказания, так как уголовная политика охватывает весь комплекс государственной деятельности в области борьбы с преступностью. Основным условием, обеспечивающим эффективность применения мер наказания, является не их суровость, а их неотвратимость. Неотвратимость наказания как объективная предпосылка его эффективности означает, что наказание должно быть применено во всех случаях совершения преступления, за исключением предусмотренных в уголовном законе оснований освобождения от уголовной ответственности и наказания. П. Я. Фефелов правильно исходит из того, что в обществе последовательное осуществление неотвратимости наказания является объективной необходимостью. Надо помнить, что если преступление заведомо для общества является безнаказанным, то это приносит непоправимый вред эффективности системы наказания в целом. Случаи безнаказанности, хотя бы имеющие эпизодический характер, подрывают общественное уважение к закону, унижают авторитет государственной власти и правосудия в частности, сводят к нулю общее предупредительное воздействие наказания. Основная, моральная сторона закона в таких условиях не действует. Положение, что лицо, совершившее преступление, не может избежать ответственности, для эффективности наказания столь же важно, как положение, что никто не может быть наказан без совершения деяния, прямо предусмотренного уголовным законом.

Неотвратимость наказания обеспечивает достижение нескольких задач. В первую очередь речь идет об общепредупредительном значении неотвратимости наказания. Давно известно, что предупредительное значение наказания обусловливается не его жестокостью, а неотвратимостью. Важно не то, чтобы за преступление было назначено тяжкое наказание, а то, чтобы ни один случай преступления не проходил нераскрытым и не остался безнаказанным. Еще Монтескье писал: «Вникните в принципы всякой распущенности, и вы увидите, что она происходит от безнаказанности преступлений, а не от слабости наказаний».

Понимание того, что вслед за нарушением закона может и должно последовать наказание, является достаточным стимулом для того, чтобы человек, задумавший совершить преступление, или вовсе не совершил его, либо совершив приготовительные действия к преступлению, не стал совершать его. И. И. Карпец по этому поводу писал, что «эффективность общего предупреждения достигается, прежде всего, путем обеспечения неотвратимости той или иной меры принуждения, самим фактом наличия запретительной нормы, а также осведомленностью населения как о самих законах, так и о последствиях их нарушения».

Психологическое изучение личности преступника дало возможность установить, что расчет на безнаказанность и некритическое отношение к возможности наступления нежелательных последствий входят в состав мотивационного комплекса большинства преступлений. Еще Ч. Беккариа отмечал, что «уверенность в неизбежности хотя бы умеренного наказания производит всегда большее впечатление, чем страх перед другим более жестким, но сопровождающимся надеждой на безнаказанность».

В сознании преступника, избежавшего ответственности, складывается представление, что данный закон можно безнаказанно нарушать: большинство преступлений, не повлекших применение наказания, становится предметом огласки и не только может послужить дурным примером для лиц, склонных к антиобщественным поступкам, но и вызывает справедливое возмущение общественного мнения. Как правильно отмечает профессор Ф. Ю. Самандаров, общественное положение лиц, совершивших преступление, их должности, заслуги и т. п. не должны считаться привилегией для них и их ответственность за совершенные деяния должна решаться только на основе закона.

Неотвратимость наказания направлена на обеспечение равенства граждан перед уголовным законом, является одним из средств обеспечения справедливости. Что же означает принцип неотвратимости наказания? П. Я. Фефелов под неотвратимостью наказания понимает неуклонное осуществление требований уголовного законодательства о своевременном и полном раскрытии каждого преступления и применения к каждому лицу, совершившему преступление, справедливого наказания. По мнению И. И. Карпеца, неотвратимость морального осуждения и тем более наказания за нарушение законов означает, что ни один случай нарушения не должен проходить для человека бесследно, хотя этого достичь нелегко, может быть, даже невозможно, хотя бы из-за недостаточно высокого уровня сознательности людей, предпочитающих не вмешиваться в «чужие дела». Данные определения имеют в виду неотвратимость в самом широком смысле — как одну из целей деятельности правоохранительной системы по борьбе с преступностью, заключающуюся в стопроцентном привлечении к ответственности всех лиц, совершивших преступления. О. Э. Лейст такое понимание считает верным, но недостаточным. Он пишет: «…принцип неотвратимости ответственности включает фактическое исполнение правоограничений, возложенных на правонарушителя в соответствии с санкцией нарушенной нормы, от которых правонарушитель может быть освобожден лишь по основаниям, указанным в законе. Поэтому неотвратимость ответственности понимается как ее осуществленность от начала до конца — от раскрытия правонарушений до реализации правоограничений (мер принуждения), применяемых к правонарушителю либо их досрочного прекращения, если цели ответственности достигнуты».

Мы склонны рассматривать принцип неотвратимости в отношении назначения наказания в двух аспектах: в широком, касающемся решения общей задачи борьбы с преступностью, и в узком — соблюдения этого принципа при решении вопроса об ответственности и наказания конкретного лица.

В широком смысле содержание принципа неотвратимости наказания совпадает с теоретическими суждениями вышеуказанных авторов. Следует отметить, что данный принцип, являясь одним из основных принципов уголовно-правового регулирования, приобретает особое значение в условиях демократического, правового государства. Его можно назвать одной из юридических гарантий прав и свобод человека, поскольку он призван обеспечить равенство всех перед уголовным законом и уголовным правосудием. С этих позиций твердое обеспечение неотвратимости наказания должно быть одной из важнейших составляющих уголовной политики. В обратном случае, когда в общественном сознании существует мнение о возможности совершения преступления, избегая ответственности и наказания, любая уголовная политика обречена на неудачу, какими бы средствами она не проводилась.

§ 1. Понятие принципов назначения наказания

Термин «принцип» многозначен. В данном случае под принципом понимается «основное исходное положение какой-либо теории, учения, науки, мировоззрения». В широком смысле слова принципы понимаются как основополагающие начала, которыми руководствуются люди в своей жизни и деятельности. Соблюдение принципов, выбор соответствующего им поведения свидетельствует о стойкости жизненной позиции и взглядов людей.

Однако нас интересует не общефилософское значение понятия «принципа», а его правовое значение. Право строится и функционирует на основе определенных принципов, которые выражают сущность и социальное назначение права как социального явления. Принципы права отражают главные свойства и особенности права и придают ему качество универсального регулятора меры свободы и справедливости в общественных отношениях.

Итак, исходя из общего понятия принципа, формулируется понятие принципа права. Г. А. Кригер определил принцип права как закрепленные в праве идеологические, политические и нравственные начала (руководящие идеи), направляющие регулятивную и охранительную функции права и определяющие характер, основания и объем применения государственного принуждения и иных мер воздействия, необходимых для обеспечения развития общественных отношений.

По определению С. С. Алексеева «принципы права — это выраженные в праве руководящие начала, характеризующие его содержание».

На наш взгляд, более полно и точно принципы права можно определить следующим образом: принципы права — это закрепленные в правовых нормах руководящие (основополагающие) начала (идеи), которые характеризуют содержание права и объективизируются в нормотворческой и правоприменительной деятельности органов государства.

Принципы права аккумулируют в себе наиболее характерные черты права, определяют его юридическую природу. Принципы права лежат в основе деятельности правового государства. Руководствуясь ими, государство осуществляет все свои функции, в том числе проводит целенаправленную уголовную политику. Принципы права пронизывают все правовые нормы, являются стержнем всей системы права государства. Отсюда их определяющее значение для регулирования общественных отношений, для юридической практики. Строгое и точное осуществление требований права означает одновременно и последовательное воплощение в жизнь заложенных в нем принципов. Поэтому при решении конкретных юридических дел необходимо в первую очередь руководствоваться принципами права. Это служит основой правильного применения юридических норм, принятия обоснованных и законных решений.

Все авторы, изучающие проблемы принципов в праве, согласны с тем, что «принципы» — это объективно-субъективная категория, в связи с чем «следует различать объективное содержание принципа и его субъективное значение». С одной стороны, принципы отражают закономерности, существующие объективно, т. е. они не изобретаются людьми, а извлекаются из исследуемых явлений. С другой стороны, принципы — субъективная категория, ибо создаются людьми, проходят через их сознание, являются производной идеологической категорией. Однако, возникнув как субъективное отражение объективной действительности, принципы сами становятся явлением, объективно существующим в виде теорий, взглядов, правосознания людей.

Формирование принципов не является самоцелью, в дальнейшем они получают развитие, внедряются в жизнь. Эта двойственность принципов, как отмечает А. С. Горелик, выступающих либо как идея, либо как их воплощение, применительно к праву послужила основанием для выделения двух групп принципов — правовых принципов (идей) и принципов права (норм). Однако не все авторы согласны с такой классификацией. Е. А. Лукашева указывала на наличие правовых принципов как начал, в соответствии с которыми строится правовое регулирование, безотносительно к их закреплению. А. М. Васильев признает существование, с одной стороны, правовых идей, т. е. принципов, раскрываемых в понятиях и категориях, а с другой — принципов права, которые представляют собой объективизацию правовых идей в правовых нормах.

Сторонником данной позиции является и Н. А. Беляев. Он пишет: «Совершенно очевидно, что не все идеи о праве, составляющие в своей совокупности правосознание, закрепляются в нормах права. Но от того, что та или иная идея не закреплена в праве, она не перестает быть правовой идеей. Более того, если это очень важная, руководящая идея, она не может не относиться к правовым принципам». Таким образом, принципы с точки зрения формы их закрепления разграничиваются на правовые принципы, закрепленные в праве, и правовые принципы, не закрепленные в нем.

Противоположную позицию высказал О. В. Смирнов, который, не отрицая существования принципов-идей, полагает, что их следует относить не к принципам права, а к правосознанию. Стало быть, указанный спор касается не существа вопроса, а точности терминологии. В этом смысле правовые принципы можно назвать, как предложил Л. С. Явич, идеями-принципами правосознания.

Конструированием принципов, их теоретическим обоснованием занимается наука. Но это не означает, что принципы создаются мышлением и затем вносятся в социальную практику как нечто, навязанное ей извне.

Связь теоретических принципов с социальной практикой, с общественным бытием прослеживается не только в генетическом, но и в функциональном аспекте. Создание теоретического принципа имеет целью, во-первых, научное осмысление наиболее существенных начал, в соответствии с которыми функционирует и развивается социальная практика, а во-вторых, внесение изменений в эту практику посредством внедрения в нее тех идей, которые не получили в практике достаточно полного воплощения. Теоретическое обобщение действительности с целью понять руководящее начало, главную идею, определяющую содержание процесса, явления предполагает предварительное создание теоретической модели принципа и соотнесения действительности с этой моделью. Поэтому принципы — это не простое отражение в концентрированном виде фактически сложившихся отношений. В их содержании присутствует не только сущее (наличное бытие), но и должное (будущее бытия). В этой связи теоретическая разработка правовых принципов, включая принципы назначения наказания, не может быть сведена к выявлению основополагающих идей, запрещенных в действующем законодательстве или (и) реализуемых в правоприменительной деятельности (хотя данный аспект нельзя отвергать или недооценивать). Как обоснованно отмечает В. П. Нажимов, «юридическая наука должна… опережать развитие законодательства: изучая общественные отношения и тенденции их развития, она должна создавать и формулировать новые правовые идеи — будущие принципы права, а также развивать и углублять реализацию уже принятых законодателем идей — действующих принципов права».

Принципы права объективно обусловлены характером общественных отношений, на которых базируется определенная система права. Это означает, что каждая система общественных отношений регулируется не произвольно, а в соответствии с объективными требованиями, которые отражаются в системе права и составляют ее сущность. Характер принципов той или иной правовой системы нельзя определять в отрыве от социально-экономических условий, структуры и содержания государственной власти, принципов построения и функционирования всей политической системы общества.

В принципах выражаются социальные требования, обусловленные важнейшими общественными потребностями, включая потребности дальнейшего совершенствования и развития общественной системы по пути ее демократизации и гуманизации. Для обеспечения социальной обоснованности и социальной эффективности теоретической или практической деятельности соответствующие потребности путем их научного осмысления получают выражение в виде определенных нормативных предписаний, формализованных требований, иначе говоря, в виде принципов. При соответствии определенной деятельности сформулированным в данном обществе принципам она априори и без проверки в тех или иных аспектах социальной практикой или дополнительными исследованиями признается обеспечивающей удовлетворение общественных потребностей, и наоборот.

Принципы права, выработанные многовековой житейской мудростью сотен предшествующих поколений, имеют важное практическое значение во всех сферах государственно-правовой жизни. Законодательный орган руководствуется ими при разработке и принятии законопроектов, а вся правоприменительная деятельность строится на основе этих принципов. Достижение той или иной цели при реализации правовых предписаний невозможно за рамками принципов права.

Однако разнообразие принципов права стало основанием их классификации на отдельные виды. В юридической литературе чаще встречается подразделение их на виды в зависимости от того, иа какую область правовых норм они распространяются. На основании данного критерия различают три группы принципов права: общие, межотраслевые и отраслевые. Кроме этого, проводится классификация еще и принципов отдельных отраслей права, что тоже имеет большое значение как в теоретическом, так и в практическом смысле.

Большинство принципов права выступает в качестве принципа деятельности, поскольку ими руководствуются различные социальные субъекты в своей деятельности. Принцип деятельности можно определить как объективно обусловленную, основополагающую идею, которой соответствующий социальный субъект обязан руководствоваться для того, чтобы обеспечить согласование своих решений с определенной системой общественных потребностей.

Предложенное определение принципа охватывает все существенные стороны объекта познания с точки зрения их связи с общественными потребностями, в том числе и способность к достижению заданных целей. И действительно, в широком смысле слова можно говорить о существовании принципа целесообразности как требования обеспечить с помощью принимаемых решений максимально возможный уровень достижения целей, поставленных перед тем или иным социальным субъектом.

Но понятие «принцип» можно (и нужно) интерпретировать и более узко, а именно как нечто, отличающееся от целей деятельности, противостоящее им или, во всяком случае, не совпадающее с ними. Иначе говоря, при характеристике социальных требований, предъявляемых, скажем, к судебной деятельности по применению уголовно-правовых санкций, мы вправе говорить о том, что она должна быть не только целесообразной, но и принципиальной.

Представляется, что к целям деятельности, не охватываемым понятием «принципы», прежде всего следует отнести институционные цели (применительно к институту назначения наказания это будут цели общего и частного предупреждения преступлений). Такое решение объясняется тем, что возможный и допустимый уровень достижения этих целей зависит не только от объективных свойств институционных средств и их соотнесенности с состоянием объекта уголовно-правового воздействия, но и от ряда дополнительных ограничений (ресурсного обеспечения, необходимости минимизировать побочные отрицательные последствия и согласовать уголовно-правовую борьбу с преступностью с иными, более или менее важными общественными потребностями). Соответствующие ограничения, будучи осознанными, приводят к формированию определенных принципов, т. е. важнейших требований, которые наряду с целесообразностью предъявляются к выбору решения. По тем же основаниям из понятия «принципы» следует исключить и общие социальные цели, непосредственно поставленные перед деятельностью соответствующего социального субъекта (восстановление социальной справедливости, исправление осужденных, когда речь идет о назначении наказания).

Сочетание целесообразности и привлекательности является характерной чертой деятельности демократического общества. Причем приоритет целей можно констатировать только тогда, когда речь идет о высшей цели, а не о целях промежуточных, локальных, второстепенных и т. д. Кроме того, зависимость нельзя понимать в том смысле, что принципы и по отношению к высшей Цели не обладают относительной самостоятельностью. Так, в философской литературе подчеркивается главенствующая роль принципов (прежде всего принципов гуманизма) по отношению к целям деятельности и используемым средствам.

Принципы любой социальной деятельности, в том числе назначения наказания, не следует воспринимать только в качестве помех на пути принятия целесообразных решений. Они препятствуют лишь сугубо институционной (и, следовательно, односторонней) ориентации деятельности, направляют последнюю в русло, обеспечивающее ее согласование с теми общественными потребностями, которые не охватываются целями деятельности соответствующего социального института, но имеют чрезвычайно важное значение для общества в целом.

Основные недостатки современного этапа разработки проблемы уголовно-правовых принципов относятся к определению: а) предмета и задач исследования; б) методов исследования; в) исходных теоретических посылок и особенно соотношения целей и принципов уголовно-правового регулирования.

В большинстве исследований главное или исключительное внимание уделяется познанию позитивного права, в результате чего их результаты имеют преимущественно описательный, комментаторский характер. В них более или менее адекватно отражаются существенные черты действующего законодательства, но не содержится ответа на вопрос, какими должны быть принципы законодательной и правоприменительной деятельности, чтобы обеспечить удовлетворение наиболее актуальных на современном этапе общественных потребностей, и, следовательно, с какими требованиями должны соотноситься конкретные законодательные и судебные решения при оценке их принципиальности. Главная же задача состоит в том, чтобы сформулировать «обобщенные требования… подлежащие реализации в позитивном праве», найти и предложить инструмент научного управления законодательной и правоприменительной деятельностью.

При решении этой задачи предмет исследования уже не может быть ограничен позитивным правом и, кроме того, это право должно превратиться из «должного» в «сущее», подлежащее отражению, оценке и теоретическому преобразованию с помощью критериев, лежащих вне его. Поскольку позитивное право, в том числе и его основные черты, воплощенные в нем основополагающие идеи, зависят от определенных объективных и субъективных условий (правообразующих факторов), то последние должны быть включены в предмет исследования в качестве важнейших элементов, ибо, как справедливо отмечает И. Сабо, «основные принципы значимы лишь тогда, когда известны их социальное происхождение и обусловленность».

Но при таком подходе обнаруживается недостаточность тех формально-логических приемов, которые применяются при извлечении принципов из содержания позитивного права, и возникает необходимость проведения социальных, включая конкретные, исследований, обеспечивающих выведение принципов законодательной и правоприменительной деятельности из анализа правообразующих факторов, прежде всего объективных. А это означает, что должны существенно измениться, точнее говоря, дополниться методологические основы исследования. На фундаментальном уровне требуется использование таких общих методов построения научного знания, как восхождение от абстрактного к конкретному, системно-структурный, исторический и сравнительный, а на конкретном — таких специфических, как комплексный подход и моделирование.

Если исходить из фактически сложившегося положения, то следует согласиться с мнением о том, что закрепление в позитивном праве принципов правоприменительной деятельности может быть двояким: непосредственное, при котором соответствующее требование предусмотрено социальной нормой (нормами), т. е. «буквой» закона, и опосредованное, при котором правовые принципы вытекают из совокупности юридических прав, из содержания правовых институтов и законодательства в целом, т. е. из «духа» закона. Поскольку принцип, чтобы выполнить регулятивную функцию, должен выступать вовне не как пожелание, рекомендация, а как требование, предписание, обязательное для определенных субъектов, то первый способ закрепления основополагающих требований предпочтительнее. Кроме того, вероятность неоднозначного толкования «духа» закона весьма велика, что естественно, вносит субъективизм в содержание принципов правоприменительной деятельности. Таким образом, в максимально возможной мере необходимо стремиться к тому, чтобы принципы получили непосредственное текстуальное закрепление в законе. В этом плане новый УК Азербайджанской Республики проделал один очень важный шаг. Несмотря на то, что в юридической литературе говорилось о принципах уголовного права, в правотворческой и правоприменительной практике руководствовались ими, эти принципы не были закреплены в старом уголовном законе. УК Азербайджанской Республики 1999 г. включает отдельные статьи, закрепляющие систему и понятия принципов уголовного права (ст. 4–9).

Вопрос о соотношении принципов уголовно-правовой политики и уголовного права достаточно разработан в науке. При его решении оформилось несколько подходов. Так, В. В. Мальцев пишет, что, «хотя принципы уголовно-правовой политики и уголовного права по содержанию очень близки друг к другу, различие между ними все же имеются. Принципы уголовного права первичны. Принципам же уголовно-правовой политики принадлежит подчиненная, служебная роль, которая в этом аспекте в том и заключается, чтобы точнее и полнее отразить содержание принципов уголовного права в уголовном законодательстве». Р. Р. Галиакбаров, напротив, утверждает, что принципы уголовного права предопределяются уголовной политикой. Н. А. Беляев пишет, что принципы уголовно-правовой политики, будучи закрепленными в нормах права, становятся принципами уголовного права.

Нам же более импонирует точка зрения Ю. Е. Пудовочкина и С. С. Пирвагидова, которые справедливо указывают на то, что «сводить значение принципов уголовно-правовой политики исключительно к обсуждению принципов права, принижать их роль до степени посредника между принципами права и законодательства не совсем правильно. Политика не означает деятельность государства по преобразованию правовых явлений в правовые понятия. Политика и право — взаимосвязанные явления, существующие исключительно в государственно-устроенном обществе. Вряд ли можно утверждать, что право с его принципами первичнее политики. Правотворчество и правоприменение являются формами реализации уголовно-правовой политики государства, а потому выяснять первичность права или политики не вполне корректно. Принципы уголовно-правовой политики появляются там и тогда, где и когда возникает потребность решать проблему предупреждения преступности посредством нормативных предписаний органов государственной власти, уголовного права. Понятно, что принципы политики должны найти отражение в создаваемых государством правовых нормах. Другое дело, что принципы уголовно-правовой политики могут быть непосредственно зафиксированы в уголовно-правовых нормах, а могут, не будучи в них зафиксированными, оказывать влияние на их содержание. В том случае, если принципы уголовно-правовой политики находят свое закрепление в уголовно-правовых нормах, имеет смысл говорить о наличии принципов уголовного права… а получив официальное признание, они могут уже оказывать свое (обратное) воздействие на деятельность государства в сфере борьбы с преступностью».

Таким образом, принципами уголовного права следует признавать закрепленные в правовых нормах принципы уголовно-правовой политики, которые определяют содержание и направление уголовного права.

На основании изложенного значение принципов уголовного права, на наш взгляд, состоит в следующем. Во-первых, являясь одним из видов уголовно-правовых норм, нормы-принципы оказывают непосредственное информационное воздействие на граждан, выполняя функции воспитания, формирования правосознания, удержания от преступлений. «Наличие в уголовном законе специальных статей, закрепляющих принципы уголовного права, способствует не только пониманию гражданами сущности современной уголовно-правовой политики, но и, что особенно важно, правильной ориентации граждан в сфере уголовно-правового регулирования». Во-вторых, нормы-принципы обеспечивают единообразное применение уголовного закона всеми субъектами правоохранительной деятельности. В-третьих, принципиальные положения уголовного права оказывают определенное воздействие на процесс уголовного правотворчества. «Провозглашая указанные идеи-принципы, законодатель тем самым возлагает на себя обязанности воплотить их в уголовно-правовых нормах. Отсюда следует, что и после принятия Уголовного кодекса с законодателя не снимается обязанность изменить или отменить всякую норму при обнаружении ее несоответствия с этими принципами. Поэтому сфера действия этих принципов охватывает не только правоприменительный, но и законотворческий процесс».

Вопрос о том, какие идеи следует считать принципами уголовного права, относится к дискуссионным. Хотя принципы не изобретаются произвольно, а отражают объективные закономерности, все же они являются идеологической категорией, т. е. формулируются людьми и в той или иной мере выражают их субъективные воззрения. Это порождает разнообразие мнений по поводу того, что считать принципами уголовного права, по каким критериям их отбирать, сколько их, каковы название и содержание каждого из них.

Так, П. Я. Фефелов строит трехступенчатую систему принципов: 1) общеправовые принципы, к которым он относит законность, демократизм и гуманизм; 2) основные (важнейшие) уголовно-правовые принципы, куда входят неотвратимость и индивидуализация наказания; 3) специфические (вспомогательные) уголовно-правовые принципы, состоящие из принципа соответствия наказания тяжести совершенного преступления и принципа экономии принудительных мер. По мнению названного автора, входящие в предложенную им систему принципы находятся в соотношении «общее — особенное».

Бели продолжить мысль П. Я. Фефелова до ее логического завершения, то надо будет признать, например, что между гуманизмом как принципом идеологии и политической деятельности, с одной стороны, и гуманизмом как принципом назначения наказания (или общеправовым принципом), с другой, также существует соотношение общего и особенного. В действительности же дело обстоит не так. Не общая теория гуманизма и общеполитические гуманистические принципы социальной деятельности производны от гуманизма как принципа назначения наказания, а он определяется ими, фактически между гуманизмом как общеполитическим принципом и уголовно-правовым принципом существует соотношение целого, части и элемента, а, как известно, связи «общее — особенное» и «целое — часть» существенно отличаются друг от друга.

Главное состоит в том, что части подчиняются целому, в то время как общее выводится из особенного. Целое (в нашем примере — гуманизм как общеполитический принцип) преобразует части (в том числе гуманизм как принцип законодательной и правоприменительной деятельности) в соответствии со своей собственной природой. Оно играет ведущую роль по отношению к своим частям, «составляет тот фундамент, на котором существуют, функционируют и развиваются части». Этим, естественно, не отрицается определенная самостоятельность и специфичность частей, а лишь подчеркивается определяющая функция целого.

Таким образом, как верно указывает В. В. Мальцев, общеправовые, межотраслевые и специальные принципы, выступая как система и соотносясь как общее и особенное, взаимно дополняют друг друга и конкретизируют заложенные в них идеи, причем все они выступают в единстве. «Только в таком случае эти принципы могут максимально способствовать развитию регулируемых ими общественных отношений».

Г. А. Кригер писал об общих принципах, определяющих «направления и основные черты организации правового регулирования всей системы социалистического права», и о межотраслевых и отраслевых (специальных) принципах, отражающих «специфику и конкретизирующих организацию правового регулирования в нескольких смежных отраслях и в каждой отдельной отрасли права».

А. С. Горелик различает принципы по широте (сфере) действия, в связи с чем выделяются общесоциальные, общеправовые, межотраслевые и отраслевые принципы. Далее, он считает, что внутри каждой отрасли можно говорить о принципах подотраслей, институтов права, групп норм.

А. В. Наумовым к общим принципам уголовного права отнесены принципы законности, демократизма, гуманизма и интернационализма, к межотраслевым — принципы предупреждения преступлений, индивидуализации ответственности и наказания, к специальным — принцип личной ответственности только виновного (называя его по-другому: принцип субъективной ответственности).

Разделение принципов уголовного права на общие и специальные, основные и неосновные, общеправовые (общие) и регулятивные, безусловно, способствует познанию структуры всей правовой системы, уяснению места в ней уголовного права, значения его принципов. «Однако, — как справедливо подмечает В. В. Мальцев, — такие классификации (даже абстрагируясь от их иногда весьма произвольных оснований) носят преимущественно доктринальный, достаточно оторванный от законодательной практики характер и потому не могут быть непосредственно в ней использованы. Право в целом, его межотраслевые институты реальны лишь постольку, поскольку разнообразны и существуют отдельные отрасли права, закрепляющие и первое, и второе. Именно на базе отраслей права, отражающих реальности конкретных сфер общественной жизни — предмета их правового регулирования, возникает весь спектр принципов права, из которых затем в теории выделяются как общие, так и межотраслевые принципы. Поэтому уголовно-правовые принципы скорее не вытекают из общих принципов права, а “втекают” в них, не формируются, а формируют последние».

Распространенным является мнение о делении всех принципов права на три группы: общеправовые, специально-правовые (отраслевые) и принципы отдельных институтов отрасли права. Но вопрос о том, какие именно принципы следует отнести к каждой из трех групп, является дискуссионным. Более того, отдельные принципы (например, законность, справедливость, гуманизм) одни ученые относят к общеправовым (М. Л. Якуб, Т. В. Кленова), а другие эти же принципы — к принципам назначения наказания (М. М. Бабаев, М. А. Скрябин).

Несмотря на тесную связь между содержанием ст. 58 УК Азербайджанской Республики и принципами назначения наказания, нельзя, однако, сводить проблему к ее анализу. Ст. 58 УК Азербайджанской Республики обязывает суд при назначении наказания учесть характер и степень общественной опасности содеянного, личность виновного, смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства, влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи, но не содержит описания или определения системы социальных требований, через призму которых этот учет должен производиться. Для создания такой системы требуется глубокий теоретический анализ не только множества уголовно-правовых, но и некоторых уголовно-процессуальных норм, а также, что не менее важно, обращение к содержанию социальной политики в целом.

Отсутствие текстуального закрепления в старом уголовном законе принципов назначения наказания являлось одной из причин существования в уголовно-правовой науке весьма разноречивых суждений о том, какие конкретно идеи образуют систему этих принципов. В ряде случаев вопрос об основных принципах назначения наказания подменялся комментированием ст. 35 УК Азербайджанской Республики 1960 г. и аналогичных статьей других союзных республик, которая не содержала исчерпывающего перечня основных принципов назначения наказания. Однако, как уже отмечалось, новый УК Азербайджанской Республики внес ясность в этот весьма дискуссионный вопрос.

Следует прежде всего заметить, что решение вопроса о принципах назначения наказания в миниатюре отражает ту картину, которая характерна для решения более общей проблемы соотношения целей и принципов уголовно-правового регулирования. Так, широко распространено мнение о том, что принципы назначения наказания вытекают из целей последнего и призваны выполнять роль средства их достижения. Существует также мнение, что целесообразность является одним из принципов назначения наказания, наряду с которым имеются и другие принципы (например, законность, гуманизм).

Другая ошибка допускается в самом перечне принципов назначения наказания и определений соотношения между ними. Так, В. Д. Меньшагин называл три таких принципа (законность, гуманизм и индивидуализация), такого же мнения придерживаются И. И. Карпец, Н. А. Беляев и многие другие авторы. Наблюдаются попытки увеличить этот перечень принципов посредством включения в него справедливости и целесообразности, неотвратимости или существенно пересмотреть его.

Представляется правильным рассматривать законность в качестве одного из принципов назначения наказания, существующего наряду с такими принципами, как гуманизм, индивидуализация, справедливость. Утверждение обратного означало бы, что назначение наказания частично основывается на идеях, не предусмотренных законом, в то время как в действительности нет и не может быть правовых принципов, которые бы не были текстуально закреплены в законе или не вытекали из него в результате толкования.

«Принцип законности, — подчеркивает Г. А. Кригер, — пронизывающий все право, в соответствии с требованиями которого закрепляются в законе и должны соблюдаться положения, вытекающие из всех принципов, преломляется, кроме того, в уголовном праве в специальном принципе неотвратимости уголовной ответственности за совершенное преступление».

Законность пронизывает институт назначения наказания в целом. Юридическое закрепление, правовая оболочка основополагающих идей, которыми суду надлежит руководствоваться при применении уголовно-правовых санкций, придает этим идеям нормативный, обязывающий характер. Иначе говоря, принцип законности характеризует всю систему принципов назначения наказания со стороны ее формы. Поэтому можно утверждать, что при назначении наказания суд должен руководствоваться только и исключительно принципом законности, если под ним понимать требование о полном соответствии назначенного наказания «букве и духу» уголовного законодательства. Но сама по себе такая констатация, не вскрывающая содержания идей, воплощенных законодателем в институте назначения наказания, в сущности, будет почти бессодержательной и потому мало полезной. Кроме того, нельзя считать законность принципом, существующим как нечто самостоятельное по отношению к гуманизму. Исторически идея законности, направленная, в частности, на охрану прав личности от общественного произвола, возникла в рамках гуманистического учения, составной частью которого она остается и до сих пор.

Заметим, однако, что понятие «законность» может интерпретироваться в более узком значении, а именно как требование о неукоснительном соблюдении «буквы» закона, т. е. совокупности прямых, исключающих неоднозначное толкование предписаний, которыми законодатель счел необходимым ограничить судейское усмотрение при применении уголовно-правовых санкций. Такими предписаниями являются, например, требования ст. 58.1 УК Азербайджанской Республики о том, что наказание должно быть назначено в пределах санкции той статьи Особенной части, по которой квалифицированы действия виновного, запреты применять некоторые виды наказаний к определенным категориям правонарушителей и т. д.

Необходимо отметить еще один недостаток характерного для многих авторов подхода к решению вопроса о системе принципов назначения наказания — отсутствие взгляда на эти принципы как на определенное внутреннее единство, синтезирующееся в объединяющем их общем понятии. В результате принципы назначения наказания предстают как конгломерат, механическое соединение разнородных идей, в не как целостное единство, несводимое к сущности составляющих его элементов. Однако, как справедливо замечает И. Сабо, «наступило время синтезировать различные подходы, которым отводилось до сих пор предпочтение представителями марксистской теории права».

Правда, в уголовно-правовой науке существовала позиция, сторонники которой пытались создать «супер-принцип» назначения наказания посредством понятия «индивидуализация наказания», в котором объединялись все остальные «частные» принципы. Развивая эту позицию, Г. А. Кригер писал, что «принцип индивидуализации наказания можно кратко сформулировать как назначение судом на основе закона и социалистического правосознания лицу, совершившему преступление, меры наказания, соответствующей степени общественной опасности совершенного в данных конкретных условиях деяния и личности преступника». Аналогичного мнения о содержании принципа индивидуализации наказания придерживались И. И. Карпец и Н. А. Беляев, включая при этом дополнительно в систему принципов назначения наказания законность и гуманизм, хотя при той трактовке индивидуализации, которой они придерживались, ею поглощались как законность, так и гуманизм.

Индивидуализация наказания — безусловно важнейшее законоположение, вытекающее из того, что по уголовному праву ответственность персонифицирована: она наступает только в отношении конкретного лица, виновного в совершении конкретного преступления. «Если понятие преступления предполагает наказание, то действительное преступление предполагает определенную меру наказания. Действительное преступление ограничено. Должно быть поэтому ограничено и наказание, хотя бы для того уже, чтобы быть действительным, — оно должно быть ограничено принципом права, чтобы быть правомерным», — писал К. Маркс. К. Маркс имел в виду, конечно же, принцип индивидуализации наказания.

Создание «супер-принципа», представляющего собой совокупность, стройную систему интегрированных в нем относительно самостоятельных идей, является необходимым, но допустимо это лишь тогда, когда, во-первых, в нем отражается реальная, объективная, а не конструируемая нашим сознанием связь элементов, и, во-вторых, используемое интегративное понятие имеет и собственное содержание, не сводимое к содержанию составляющих его компонентов.

«Индивидуализация наказания» не отвечает ни одному из этих требований, в связи с чем не может претендовать на роль такого интегративного понятия, как "супер-принцип” назначения наказания. Кроме этого, сама попытка создать (или, скорее всего, придумать) такой “супер-принцип” необоснованна и по этой причине обречена на неудачу. Дело в том, что назначение наказания достаточно сложный процесс, требующий от суда учесть различные обстоятельства как субъективного, так и объективного характера При такой многогранной деятельности руководствоваться только одним основополагающим началом (т. е., «супер-принципом») просто не представляется логичным.

Как верно указывает Т. В. Кленова, «требуются разнохарактерные принципы и разновеликие цели, нужна их система. Принципиальность, таким образом, необходима. Она означает внутреннее единство и взаимную дополняемость сформулированных правовых идей».

Согласно подсчетам Л. Л. Кругликова, «общая численность принципов института назначения наказания, выделяемых в юридической литературе, достигает полутора десятков».

При оценке взглядов на принципы рассматриваемого института необходимо помнить, что речь идет: а) о руководящей нормативной идее; б) об уголовно-правовых (а не иной отрасли) принципах, соответственно нашедших свое прямое или косвенное закрепление именно в уголовном законе; в) об исходных нормативно-руководящих началах, направляющих деятельность суда в сфере назначения наказания, пронизывающих весь этот институт.

Проведенный анализ позволяет отметить, что принципы назначения наказания — это те основополагающие идеи, закрепленные в уголовном законе или вытекающие из его толкования, которые определяют всю природу системы наказания и которыми руководствуются суды при назначении наказания по конкретному уголовному делу. Принципы назначения наказания — это не что иное, как принципы уголовного права. Они находятся в тесной взаимосвязи с такими категориями, как цели, социальное назначение и сущность наказания, и логически дополняют их. Принципы назначения наказания призваны служить эффективному осуществлению целей наказания, надежной охране социальных ценностей, находящихся под уголовно-правовой защитой.

Принципы назначения наказания тесно связаны с общеправовыми принципами юридической ответственности, среди которых называют законность, справедливость, неотвратимость наступления ответственности, целесообразность, ответственность за вину и недопустимость удвоения ответственности.

В заключение хотелось бы отметить следующее. В новом уголовном законе Азербайджанской Республики принципы назначения наказания впервые получили юридическое закрепление. Однако закрепление этих принципов под названием «принципы Уголовного кодекса и уголовной ответственности», по нашему мнению, не поставит окончательную точку в этом неоднозначном вопросе. Нельзя признать их сколько-нибудь глубоко и всесторонне разработанными и в юридической литературе, исследовавшей старое уголовное законодательство. Об этом свидетельствуют и недостаточное количество специальных исследований монографического характера, и разнохарактерность мнений о системе этих принципов и ее структурном составе, и существенные различия во взглядах на их соотношение с целями наказания, и чрезмерная абстрастность и декларативность при определении содержания тех или иных принципов, и недоведение имеющихся разработок до рекомендаций по практическому применению соответствующих принципов при назначении наказания. Только обращение к системному подходу (что мы и собираемся сделать) как одному из методологических направлений в современной науке, позволяющему по-новому увидеть объект исследования, даст нам возможность познать особенности и закономерности сложной системы принципов назначения наказания.

§ 2. Принципы назначения наказания как система

Вопрос о системе принципов назначения наказания является одним из малоисследованных в теории уголовного права. Вместе с тем о системе принципов назначения наказания имеет важное теоретическое и практическое значение.

Теоретическое значение системы принципов назначения наказания заключается в том, что она позволяет рассматривать основополагающие идеи в их логической и структурной взаимосвязи. Научный анализ принципов назначения наказания в виде системы дает возможность четко отграничить их от других уголовно-правовых категорий, а также раскрыть природу правоприменительной деятельности по назначению наказания.

Практическое значение системы принципов назначения наказания выражается в том, что суды при назначении наказания руководствуются положениями, выраженными в этих принципах. Назначение наказания с нарушением требований этих положений недопустимо и влечет за собой отмену судебного приговора. Эти принципы определяют общие начала исполнения судом своих непосредственных полномочий в уголовном судопроизводстве.

Прежде чем рассматривать систему принципов назначения наказания, следует раскрыть значение самого понятия «система». Обычно оно употребляется в качестве синонима совокупности, комплекса, определенных реальных объектов. Не является исключением в этом смысле также право и юридическая деятельность. В юридической научной литературе ныне все чаще употребляется понятие «система», «системность», «системный подход», «системный анализ», «общая теория системы» и т. п.. Мы уже привыкли к выражениям «система норм права», «система юридических учреждений», «система доказательств» и т. п., понимая под этим упорядоченное определенным образом (для каждой системы по-своему) какое-то множество элементов, которые между собой связаны и в совокупности образуют нечто целое. Любая система имеет три принципа. Первый принцип системности — целостность составляющих систему блоков-подсистем и элементов. Второй — принцип иерархичности, многоуровности и многоступенчатости. Всякая система является частью другой, более широкой системы, а ее подсистемы и элементы, в свою очередь, могут рассматриваться как самостоятельные системы. Третий принцип — структурность системы. Структура— это, во-первых, качественное своеобразие составляющих систему подсистем и элементов, а во-вторых, сеть связей, взаимодействия и отношений внутри системы.

При этом «часть целого (в качестве которой выступает отдельный принцип назначения наказания. — С. Я.) не существует до или вне целого (системы принципов назначения наказания. — С. В.), как и целое не существует до и вне частей».

Исходя из анализа Уголовного кодекса Азербайджанской Республики, система принципов назначения наказания включает принципы законности, справедливости, гуманизма и индивидуализации наказания. Правильное применение принципов назначения наказания есть один из важнейших факторов, обеспечивающих осуществление предусмотренных в ст. 2 УК Азербайджанской Республики задач уголовного права. В связи с этим в постановлении Пленума Верховного Суда Азербайджанской Республики № 3 от 30 декабря 1997 г. «О практике применения судами общих принципов назначения наказания» говорится: «Назначение законного, обоснованного и справедливого наказания является важным средством борьбы с преступностью и укрепления правопорядка, оказывает должное карательное воздействие, способствует исправлению и перевоспитанию осужденного, предупреждает совершение им, а также другими лицами новых преступлений».

Среди принципов назначения наказания важнейшим является принцип законности. Другие принципы, входящие в систему принципов назначения наказания, производим от принципа законности. Поэтому иные принципы назначения наказания могут быть названы «особыми принципами» по отношению к принципу законности. Среди авторов профессор Ф. Ю. Самандаров подходит к данному вопросу именно с этой позиции.

По рассматриваемому вопросу в первую очередь необходимо установить разницу между понятием «принципы назначения наказания» и понятием «общие начала назначения наказания».

В первой редакции Уголовного кодекса Азербайджанской ССР 1960 г. ст. 35 называлась «Общие начала назначения наказания». В последующих редакциях этого УК данная статья была переименована на «Общие принципы назначения наказания». Статья 58 Уголовного кодекса Азербайджанской Республики, принятого в 1999 г., называется «Общие начала назначения наказания».

По нашему мнению, существует разница между понятиями «общие начала назначения наказания» и «принципы назначения наказания». И эта разница не может быть сведена только к терминологическому различию. Каждое из этих понятий имеет различное содержание.

Следует заметить, что понятие «общие начала назначения наказания» впервые появилось в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. (ст. 32), а до этого такого понятия в законе не существовало, не было оно известно и теории уголовного права, поскольку наука советского уголовного права оперировала понятием «принципы назначения наказания», которое включало положения, устанавливающие основания, условия и порядок применения мер уголовного наказания.

Принципы и общие начала назначения наказания хотя и взаимосвязаны, но это самостоятельные категории уголовного права, находящиеся в определенном соотношении между собой и требующие отдельного рассмотрения. Как верно указывают авторы «Курса уголовного права», «содержание принципов значительно шире, чем их роль при назначении наказания».

Бели анализировать точки зрения различных авторов, предлагающих определения общих начал назначения наказания, то их позиции могут быть, на наш взгляд, сведены к четырем основным. Под общими началами понимают: во-первых, принципы назначения наказания (Г. Л. Кригер, А. С. Горелик); во-вторых, критерии назначения наказания (М. И. Бажанов, И. И. Горелик, Л. Л. Крутиков, Г. П. Новоселов); в-третьих, требования, которыми должен руководствоваться суд при назначении наказания (Г. С. Гаверов, В. Малков, М. А. Скрябин); в-четвертых, правила назначения наказания (Е. В. Благов, Л. А. Прохоров).

Представляется, что критической оценки заслуживает первая точка зрения. Как верно замечает Т. В. Непомнящая, недостатком подобной позиции является «подмена одного понятия (принцип) другим (общее начало) назначения наказания. Кроме того, такая позиция не позволяет наряду с общими началами выделять также и принципы назначения наказания».

Слово «принцип» выражает в себе руководящее начало, руководящее положение какой-либо идеи или теории. Поскольку принципы назначения наказания совпадают с принципами уголовного права, такое название ст. 35 УК Азербайджанской Республики 1960 г., как «Общие принципы назначения наказания», не может считаться правильным. Скорее всего, такое название оправдывалось тем, что общие принципы уголовного права не были закреплены в отдельных статьях этого УК. Однако профессор Ф. Ю. Самандаров не признавал данное понятие в том буквальном смысле, которое было закреплено в ст. 35 УК Азербайджанской республики 1960 г., и в своих трудах их анализировал как «общие начала».

Правильное решение рассматриваемый вопрос получил в УК Азербайджанкой республики 1999 г. В ст. 58 действующего Уголовного кодекса закреплены общие начала назначения наказания. Эта статья предусматривает новый перечень основных начал назначения наказания; характер и степень общественной опасности преступления, личность виновного, обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, влияние назначенного наказания на исправление лица и на условия жизни его семьи. А в статьях 5–9 УК Азербайджанской Республики 1999 г. указаны принципы Уголовного кодекса и уголовной ответственности. К принципам уголовного закона отнесены следующие: законность, равенство перед законом, ответственность за вину, справедливость, гуманизм.

Исходя из вышесказанного, следует отметить, что под принципами назначения наказания подразумеваются в том числе принципы уголовного закона. А общие начала назначения наказания производны от принципов уголовного права и как институт уголовного права включают в себя основные положения назначения наказания.

«Общие начала назначения наказания» более ограниченное понятие по сравнению с «принципами». Общие начала не могут быть приняты в качестве понятия, выражающего руководящие идеи.

В деятельности по применению наказания должны быть учтены принципы уголовного права и общие начала назначения наказания. Поэтому общие начала назначения наказания как особый институт уголовного права могут быть названы положениями, выражающими и конкретизирующими принципы назначения наказания.

По мнению некоторых авторов, «принципы» и «общие начала» относятся друг к другу как «общее» (принципы) и «особенное» (общие начала).

В действующем УК Азербайджанской Республики говорится только о принципах уголовного закона и уголовной ответственности. Из принципов уголовного закона лишь принцип справедливости непосредственно закреплен в от. 58.1 УК Азербайджанской Республики. По нашему мнению, такая позиция уголовного закона должна считаться правильной, ибо в каждом конкретном случае суд назначает наказание виновному лицу на основе закона и с учетом принципа равенства перед законом. Только наказание, назначенное в соответствии с требованиями этих принципов, может быть справедливым.

В вопросе о том, какие принципы должны быть включены в систему принципов назначения наказания, существуют различные научные подходы. Ряд авторов в систему принципов назначения наказания включают законность, гуманизм, справедливость, индивидуализацию наказания, обоснование наказания в приговоре и другие принципы. Другие же, в числе которых М. А. Скрябин, в систему принципов относят следующие: законность, гуманизм, справедливость и индивидуализация.

По мнению С. П. Бузыновой, система принципов института назначения наказания включает в себя законность, обоснованность, неотвратимость, гуманность, справедливость и индивидуализацию наказания. Я. М. Брайнин относил к ним законность, гуманизм, демократизм, социалистическое правосознание, индивидуализацию наказания и наказуемость за общественно опасную (преступную) деятельность. Иначе рассуждает М. И. Ковалев. «Остается, — пишет он, — лишь один приемлемый принцип — принцип целесообразности». П. П. Осипов считает универсальным принципом назначения наказания социалистический гуманизм.

В научной литературе по уголовному праву встречаются криминалисты, рассматривающие систему принципов назначения наказания в качестве более широкой структуры. По мнению этих авторов, в систему принципов назначения наказания должны быть включены: законность, гуманизм, справедливость, экономия мер государственного принуждения, индивидуализация и неизбежность. По подсчетам профессора Л. Л. Кругликова, «общая численность принципов института назначения наказания, выделяемых в юридической литературе, достигает полутора десятков».

В юридической литературе по уголовному праву последнего времени преобладает позиция, согласно которой к системе принципов назначения наказания принято отнести законность, справедливость и гуманизм.

По вопросу о том, что в систему принципов назначения наказания входят принципы законности, справедливости и гуманизма среди авторов почти нет никаких разногласий. К принципам, включение которых в систему принципов назначения наказания вызывает спор среди авторов, относятся индивидуализация наказания, неизбежность, экономия мер государственного принуждения, обоснование наказания в приговоре и т. д.

По нашему мнению, основная причина разногласий по поводу включения последних принципов в систему принципов назначения наказания заключается в том, что некоторые авторы, предлагающие учитывать в деятельности по назначению наказания принципы и общие начала назначения наказания в совокупности, не видят серьезную разницу между принципами и общими началами. Отнесение таких принципов, как индивидуализация наказания, неизбежность ответственности, экономия мер государственного принуждения и т. д., к принципам назначения наказания вызывает спор. Дело в том, что они нормативно не закреплены в уголовном законе как принципы уголовного права и по этой причине считаются лишь принципами назначения наказания. Их невозможно считать принципами уголовного законодательства как с теоретической точки зрения, так и с точки зрения уголовного закона.

Если подойти с позиций законодательства, то принципы назначения наказания совпадают с принципами уголовного закона. Но среди принципов уголовного закона вышеназванные принципы не перечислены. В ст. 5–9 УК Азербайджанской Республики нормативно закреплены лишь некоторые из принципов уголовного закона. Отсюда вытекает, что следует согласиться с мнением некоторых авторов о том, что необходимо различать общие и особые принципы уголовного закона (назначения наказания). По этому поводу правильной должна считаться позиция профессора Ф. Ю. Самандарова, согласно которой к общим принципам уголовного права (назначения наказания. — С. В.) следует отнести законность, равенство перед законом, справедливость, гуманизм, а к особым — неизбежность ответственности, индивидуальный характер ответственности, индивидуализация ответственности и наказания, экономия мер государственного принуждения.

Таким образом, принципы назначения наказания и общие начала назначения наказания не совпадают, однако они все учитываются одновременно при назначении наказания. С другой стороны, принципы назначения наказания и принципы уголовного закона одни и те же. Поэтому под принципами назначения наказания следует понимать принципы уголовного закона.

Общие начала назначения наказания, являясь общими положениями, выражающими принципы назначения наказания, предусмотрены в ст. 58, а принципы назначения наказания в ст. 5–9 УК Азербайджанской Республики.

Необходимо отметить, что многие ученые в числе принципов назначения наказания называют и некоторые другие принципы. Так, например, М. И. Бажанов относит к ним и такие, как определенность наказания в приговоре, обоснованность и обязательность его мотивировки в приговоре. Но, как верно указывает Т. В. Непомнящаяя, «определенность наказания в приговоре, обоснованность и обязательность его мотивировки в приговоре — это, скорее, принципы назначения наказания не в уголовном праве, а в уголовном процессе».

Вряд ли также можно согласиться и с В. Н. Бурлаковым, который среди принципов назначения наказания называет, в частности, целесообразность и эффективность наказания. При назначении наказания судом учитываются положения ст. 41.2 УК Азербайджанской Республики о целях наказания, однако есть ли необходимость в выделении такого принципа назначения, наказания как целесообразность? Думается, что нет. Эффективность наказания — это также не принцип назначения наказания, а необходимое его условие. Назначаемое виновному лицу наказание должно быть эффективным, т. е. соответствовать целям наказания.

Т. В. Непомнящая отмечает, что непосредственно к принципам назначения наказания следует отнести принцип дифференциации уголовной ответственности и наказания и принцип индивидуализации наказания.

Что касается последнего принципа, то мы с ней полностью согласимся, так как включаем его в систему принципов назначения наказания. «Принцип же дифференциации ответственности, — как правильно констатирует Т. А. Лесниевски-Костарева, — не имеет законодательной базы в новом уголовном законодательстве России (как и в новом уголовном законодательстве Азербайджанской Республики. — С. Я). Возможно, такое положение частично объясняется субъектом дифференциации: рассматриваемый принцип адресован в первую очередь законодателю, уголовный же закон — правоприменителю». Стоит также согласиться с В. В. Мальцевым, который полагает, что принцип дифференциации ответственности следует закрепить в качестве составной части принципа справедливости.

С нашей точки зрения, принципы назначения наказания разделяются на общие принципы и вытекающий из общих принципов особый принцип. Принципом, вытекающим из общих принципов назначения наказания, является индивидуализация наказания.

Таким образом, в систему общих принципов назначения наказания следует включать следующие: 1) законность; 2) справедливость; 3) гуманизм; 4) равенство перед законом; 5) ответственность за вину; 6) индивидуализация наказания.

Принципы назначения наказания в зависимости от того, закреплены в юридических нормах или нет, могут быть разделены на две группы: а) принципы, закрепленные в уголовном законе; б) принцип, не закрепленный в уголовном законе. Система принципов назначения наказания может быть представлена в виде следующей схемы:

Первая группа включает в себя следующие принципы, предусмотренные в юридических нормах уголовного закона: законность, равенство перед законом, ответственность за вину, справедливость, гуманизм.

Во вторую группу входит непосредственно не указанный в уголовном законе, т. е. не получивший нормативное закрепление принцип — индивидуализация наказания.

Указанное деление позволяет нам разграничивать «принципы уголовного права» и «принципы уголовного законодательства». «Термины “принципы уголовного права” и “принципы уголовного законодательства” в своем узком смысле отличаются друг от друга. Это отличие основано на частичном несовпадении содержания понятий “уголовное право” и “уголовное законодательство”, которое обусловлено более широким предметом уголовного права, нежели уголовного законодательства. Собственно говоря, уголовное законодательство — это лишь один из элементов предмета уголовного права, содержание которого формируется под воздействием других его элементов (предмета уголовно-правовой охраны и общественно опасного поведения) и социального уклада общества».

Принципы уголовного права, будучи элементом его достаточно высокой культуры, могут непосредственно и не восприниматься законодателем. В таких ситуациях они влияют на законодателя как идеи, коренящиеся в общественном правосознании, которые он использует применительно к конкретным видам общественно опасного поведения.

«Содержание принципов уголовного права посредством как обычных норм уголовного законодательства, так и норм, определяющих его принципы, входит в ткань уголовного законодательства, становясь тем самым отражением его принципов. Принципы же уголовного законодательства, закрепленные в его нормах, придают принципам уголовного права официальную, обеспеченную государством юридическую форму».

Таким образом, не являющийся принципом уголовного законодательства, принцип индивидуализации наказания является принципом уголовного права в широком смысле, и принципом назначения наказания — в узком. Тем не менее, он вместе со всеми принципами уголовного закона образует сложную систему принципов назначения наказания.

По степени сложности системы подразделяются на простые и сложные. Простая система не имеет разветвленной структуры, содержит небольшое количество взаимодействующих элементов и выполняет простейшие функции. Сложная система имеет разветвленную структуру и значительное количество взаимосвязанных и взаимодействующих элементов, выполняющих более сложные функции. Из схемы усматривается, что принципы назначения наказания как система относится к сложным целостным образованиям. Поэтому она характеризуется интегративными свойствами, которые предопределяют все другие их основные специфические особенности: каждый принцип системы связан с другими принципами как структурно, так и функционально. Ликвидация одного из принципов системы разрушает ее структуру и лишает способности нормального функционирования, т. е. эффективного достижения целей наказания. А это значит, что для того, чтобы получить положительный конечный результат, каждый конкретный принцип должен действовать в единстве с другими принципами. При этом каждый принцип должен быть оценен с точки зрения интересов всех целей наказания, а не только одной из них. Итак, система принципов назначения наказания характеризуется следующими чертами:

1. Система принципов назначения наказания представляет собой упорядоченную совокупность принципов.

2. Отдельные принципы назначения наказания, входящие в систему, взаимосвязаны и взаимодействуют в рамках этой системы. В то же время каждый принцип имеет определенную самостоятельность, качественную обособленность, в силу чего может рассматриваться как самостоятельная система другого уровня.

3. Система принципов назначения наказания как целое выполняет определенную функцию, которая не может быть сведена к функциям каждого принципа.

4. Каждый принцип имеет свое место в системе, что делает систему принципов назначения наказания структурной.

Системный характер проблемы совершенствования назначения наказания делает ее комплексной, междисциплинарной. А это означает, что для ее решения необходимо привлекать данные различных наук: категории, идеи, методы и средства философии и социологии, психологии и педагогики, кибернетики и теории информации, ибо какая-нибудь одна наука не в состоянии собственными силами решать рассматриваемую исследовательскую проблему. Системный подход, получивший свое распространение во второй половине XX в., весьма плодотворен. Достоинство этого метода состоит в том, что он позволяет использовать математическое моделирование. Главное же — системный метод обеспечивает научно обоснованное целенаправленное управление познанными системами. Совершенно обоснованно представление о системности как о междисциплинарности исследования, т. е. совместном изучении объекта несколькими науками, каждая из которых рассматривает его под каким-либо одним специфическим углом зрения.

В заключение следует отметить, что принципы назначения наказания хотя имеют одинаковые функции и служат единым целям, но между ними имеются существенные различия как по содержанию отраженных в них руководящих идей, так и по юридической природе. Сказанное особенно заметно в отношении двух принципов — справедливости и гуманизма. Дело в том, что в содержании этих двух принципов преобладают этические начала и данное обстоятельство дает нам основание назвать их этическими принципами назначения наказания. Напомним, что эти два принципа станут предметом нашего подробного исследования в четвертой главе.

§ 1. Принцип законности

Принцип законности является одним из важнейших принципов уголовного права, в том числе и назначения наказания. Данный принцип, известный еще из римского права: «Без закона нет ни преступления, ни наказания» (Nullum crimen, nulla poena, sine lege), рассматривается в уголовно-правовой литературе весьма широко.

Для принципа законности, универсального принципа права, исключения и оговорки неприемлемы. Этот принцип исключает возможность государственных органов и соответствующих процессуальных субъектов руководствоваться своими субъективными соображениями при применении норм уголовного права, а также при назначении наказания.

Законность как универсальный принцип права рассматривается в качестве основы нормальной жизнедеятельности цивилизованного общества, всех сфер общественной жизни. Охватывая своим действием наиболее важные сферы человеческого общежития, в том числе и правоприменительную деятельность органов уголовного преследования, законность вносит в него гармонию, обеспечивает справедливую дифференциацию деятельности людей.

Традиционно понятие «принцип законности» сводилось к точному и беспрекословному соблюдению требований законов, строгому и ответственному применению правовых норм. Однако такое понимание принципа законности в последнее время часто подвергается справедливой критике. Суть этих критических замечаний заключается в том, что законы не могут быть «механически» исполнены независимо от их характера и не может считаться целесообразным применение законодательства, нарушающего демократические принципы или даже не соответствующего таким принципам. Авторы таких критических высказываний предлагают в связи с этим заменить в определение понятия принципа законности фразу «соблюдение требований законов» на «соблюдение требований правовых законов». С этой позиции примечательным является следующее общетеоретическое понятие законности: «Законность есть строгое и полное осуществление предписаний правовых законов и основанных на них юридических актов всеми субъектами права».

Однако такое понимание законности на первый взгляд таит в себе опасность возникновения споров по поводу того, демократичен или не демократичен конкретный законодательный акт, и как следствие этого уклонение правоприменительных субъектов от исполнения «неугодных» законов. На самом деле злоупотребления в этом вопросе невозможны, поскольку единственным субъектом, уполномоченным рассмотреть вопрос о демократичности или недемократичности закона, должен быть Конституционный Суд, который при наличии соответствующего механизма в оперативном порядке будет решать аналогичные споры. Более широкое понятое принципа законности предлагается процессуалистами и цивилистами (Я. А. Ляхов, Н. С. Малеин и др.).

Таким образом, один из важнейших принципов права — «Dura lex, sed lex» («Закон суров, но это закон») ставится под сомнение.

Понятие «принцип законности уголовного права» имеет более широкое содержание по сравнению с понятием «принцип законности назначения наказания». Принцип законности уголовного права (уголовного закона) своим содержанием охватывает соблюдение требований закона не только при назначении наказания, но и при применении норм других институтов уголовного права. По этой причине принципы назначения наказания выступают по отношению к принципам уголовного права как часть и целое.

Законность как универсальный принцип права требует наличия определенных предпосылок. Такими предпосылками можно назвать следующие: 1) приоритет международного уголовного права перед национальным; 2) подконституционность уголовного закона; 3) запрещение применения уголовного закона по аналогии. Требования законности включают также те принципиальные положения правовой жизни общества, без которых реальная законность невозможна. В научной литературе по уголовному праву к числу основных требований законности относятся следующие:

— деятельность правоохранительных органов, в том числе суда, по применению уголовного закона организована и осуществляется только на основе законов;

— деяние может быть признано преступлением, а лицо, совершившее такое деяние, преступником только на основе закона (ст. 71 Конституции Азербайджанской Республики, ст. 3, 14, 20, 21, 25, 26 УК Азербайджанской Республики);

— применение наказания к лицу, признанному виновным в совершении преступления допускается только на основе закона;

— основой уголовной ответственности лица является совершение им общественно опасного деяния, образующего состав преступления. Преступность и наказуемость деяния определяется только уголовным законом;

— если деяние лица является преступлением и его вина в совершении этого деяния доказана, к нему может быть применено наказание в пределах санкции статьи, предусматривающей ответственность за данное преступление;

— применение к лицу иных мер уголовно-правового воздействия, освобождение его от уголовной ответственности и наказания возможны только в случаях, предусмотренных уголовным законом.

Любое из этих положений в той или иной мере может считаться принципом назначения наказания. При этом следует подчеркивать, что все они выступают в качестве элементов, в той или иной степени составляющих одно целое — принцип законности.

Осуществление принципа законности назначения наказания предусматривает применение того или иного наказания строго на основе УК Азербайджанской Республики и в порядке, определенном законом.

Принцип законности требует в первую очередь правильную квалификацию совершенного деяния. Ошибка при квалификации приводит к отмене или изменению судебного приговора. Так, Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях своим приговором от 3 июля 2001 г. осудил М. к 6 годам лишения свободы по ст. 126.2.4 УК Азербайджанской Республики за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью гражданина Н., совершенное из хулиганских побуждений. Однако Апелляционный суд Азербайджанской Республики, рассмотрев апелляционную жалобу обвиняемого, установил, что в уголовном деле нет никаких доказательств, подтверждающих хулиганское побуждение обвиняемого, и при такой квалификации деяния орган следствия и суд первой инстанции за основу взяли только показания потерпевшего. Апелляционная коллегия изменила приговор суда первой инстанции и, переквалифицировав деяние обвиняемого на ст. 126.1 УК Азербайджанской Республики, приговорила его к 3 годам лишения свободы.

Принцип законности назначения наказания в первую очередь выражается в том, что преступность и наказуемость деяния, а также перечень и основа применения иных мер уголовно-правового воздействия определяются только Уголовным кодексом (известный принцип «Nullum crimen, nulla poena sine lege» — «Без закона нет ни преступления, ни наказания»). Преступность деяния определяется в диспозиции статьи Особенной части УК Азербайджанской Республики, а наказуемость деяния, понимаемая как реальная угроза применения вида и размера наказания, предусмотрена в санкциях статей Особенной части УК в случаях совершения таких деяний.

Реальность угрозы применения наказания обеспечивается системой наказаний и практикой применения наказаний, а также деятельностью правоохранительных, особенно судебных органов. Наличие в действующем уголовном законе Азербайджанской Республики институтов освобождения от реального отбывания наказания (в связи с болезнью — ст. 78, в связи с истечением срока исполнения обвинительного приговора — ст. 80, на основе амнистии — ст. 81, в порядке помилования — ст. 82 и т. д.) дает основание утверждать, что наказуемость деяния является именно угрозой.

Впервые в ст. 2 действующего УК Азербайджанской Республики предусмотрено применение к лицам, виновным в совершении преступлений, иных мер уголовно-правового характера наряду с наказанием. Под иными мерами уголовно-правового характера, применяемыми к совершившим преступление лицам, понимаются принудительные меры воспитательного характера и принудительные меры медицинского характера, предусмотренные в УК Азербайджанской Республики.

Принудительные меры воспитательного характера применяются к несовершеннолетним, впервые совершившим преступление, не представляющее большой общественной опасности, или преступление небольшой тяжести. Данная мера уголовно-правового характера применяется вместо наказания в том случае, когда, исходя из обстоятельств, характеризующих как совершенное деяние, так и лицо, его совершившее, суд приходит к выводу, что исправление такого несовершеннолетнего преступника может быть достигнуто и с помощью принудительных мер воспитательного характера. Статья 88.2 УК Азербайджанской Республики предусматривает следующие принудительные меры воспитательного характера, которые могут быть применены к несовершеннолетним: предупреждение; передача под надзор родителей или лиц, их заменяющих, либо соответствующего государственного органа; возложение обязанности загладить причиненный вред; ограничение досуга и установление особых требований к поведению несовершеннолетнего.

Круг лиц, к которым могут быть применены принудительные меры медицинского характера, определен в ст. 93 УК Азербайджанской Республики. К ним относятся: лица, совершившие деяние (действие или бездействие), предусмотренное статьями Особенной части УК в состоянии невменяемости; лица, у которых после совершения преступления наступила психическая болезнь, исключающая назначение или исполнение наказания; лица, совершившие преступление и страдающие психическими расстройствами, не исключающими вменяемости; лица, совершившие преступление и признанные нуждающимися в лечении от алкоголизма или наркомании. Статья 95 УК Азербайджанской Республики предусматривает следующие принудительные меры медицинского характера: амбулаторное принудительное наблюдение и лечение у психиатра; принудительное лечение в психиатрическом стационаре общего типа; принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа; принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением. Необходимо отметить, что такие же виды принудительных мер медицинского характера существуют и в Российской Федерации (ст. 99 УК РФ), и в других странах — участницах СНГ. Например, подобными мерами в Республике Беларусь, именуемыми «принудительные меры безопасности и лечения, применяемые к психически больным» являются: 1) принудительное амбулаторное наблюдение и лечение у психиатра; 2) принудительное лечение в психиатрической больнице (отделении) с обычным наблюдением; 3) принудительное лечение в психиатрической больнице (отделении) с усиленным наблюдением; 4) принудительное лечение в психиатрической больнице (отделении) со строгим наблюдением (ст. 101 УК Республики Беларусь).

Принцип законности назначения наказания конкретно выражается в том, что наказание применяется только судом и в отношении лица, признанного виновным в совершении конкретного преступления.

В уголовном праве основным и первым условием назначения наказания считается наличие предусмотренных в уголовном законе оснований для привлечения к уголовной ответственности лица, совершившего общественно опасное деяние. В ст. 3 УК Азербайджанской Республики впервые основание уголовной ответственности предусмотрено в отдельной норме. В ней говорится, что уголовная ответственность наступает только за совершение деяния (действия или бездействия), содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного УК Азербайджанской Республики.

Отсутствие в деянии лица хотя бы одного из признаков состава преступления, предусмотренного уголовным законом, исключает назначение судом наказания этому лицу. Данное условие назначения наказания исходит из ст. 63 Конституции Азербайджанской Республики и ст. 7 УК Азербайджанской Республики. Согласно ст. 7.1 УК Азербайджанской Республики уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, вина которого в отношении совершенного деяния (действия или бездействия) и его последствий установлена. Закрепление в отдельной норме принципа ответственности за вину, несмотря на то, что вина является признаком субъективной стороны состава преступления, связано именно с конституционным положением о презумпции невиновности.

Необходимость соблюдения условия применения наказания только при наличии в деянии лица всех признаков состава преступления непосредственно связана также с закреплением в уголовном законе целей наказания. Согласно ст. 41.2 УК Азербайджанской Республики суд, назначая наказание лицу, виновному в совершении преступления, преследует достижение целей восстановления социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений как осужденным, так и другими лицами. Таким образом, в случае отсутствия в деянии лица состава преступления неуместно говорить об исправлении этого лица и восстановлении социальной справедливости.

Назначение наказания лицу, в деяниях которого отсутствуют признаки состава преступления, противоречило бы цели «предупреждения совершения новых преступлений осужденным», закрепленной в ст. 41.2 УК. К тому же назначение наказания лицу, в деянии которого отсутствует состав преступления, означало бы необоснованное осуждение этого лица, что не только не соответствует, но грубо нарушает принцип социальной справедливости.

В постановлении Пленума Верховного Суда Азербайджанской Республики «О практике применения судами общих принципов назначения наказания» № 3 от 30 декабря 1997 г. говорится, что назначение законного, обоснованного и справедливого наказания, являясь важным средством борьбы с преступностью и укрепления правопорядка, обеспечивает необходимое чувство наказуемости, способствует исправлению и перевоспитанию осужденного, предупреждает совершение новых преступлений им, а также другими лицами.

Применение наказания только лицам, совершившим преступление, является одной из важнейших гарантий прав граждан. Применение наказания только виновному в совершении преступления лицу, с одной стороны, исключает случаи необоснованного и незаконного осуждения, с другой стороны, обязательное применение наказания общественно опасным лицам приводит к их изоляции от общества, исключает совершения ими новых преступлений и таким образом, обеспечивает сохранность прав и законных интересов граждан, учреждений и организаций.

Статья 5.3 УК Азербайджанской Республики, как и нормы большинства цивилизованных стран планеты, запрещает аналогию при применении уголовного закона. Этот запрет также выступает сущностью принципа законности. «Однако в настоящее время, — как считает С. Ф. Милюков, — применение уголовного закона по аналогии продолжается». Автор приводит пример: в составе разбоя термин «нападение» распространяется на деяния, к таковым не относящиеся (подмешивание сильнодействующих веществ в напитки потерпевшему с целью приведения его в бессознательное состояние). Необходимость аналогии закона появляется при возникновении в уголовном праве так называемых пробелов.

Под пробелом в праве понимается «полное или частичное отсутствие правовых установлений (норм), необходимость которых обусловлена развитием социальной жизни и потребностями практического решения дел, основными принципами, политикой, смыслом и содержанием действующего законодательства, отвечающего правовым требованиям, а также иными проявлениями права, вытекающими из природы вещей и отношений».

Безусловно, ясна невозможность полной аналогии закона. Однако допустимо ли в крайне редком ряде случаев восполнение частичного пробела в законе, когда его аналогия как бы «является одним из системосохраняющих элементов уголовного законодательства»? Ведь всем ясно и то, что полная беспробельность, как, впрочем, и абсолютное совершенство уголовного законодательства если и достижимы, то в достаточно отдаленной исторической перспективе. Поэтому, подводя черту под рассуждениями относительно аналогии в уголовном законе, стоит, наверное, согласиться с В. В. Мальцевым, который указывает, что частичная аналогия уголовно-правовой нормы все же имеет место.

Принцип законности назначения наказания находит свое выражение еще в том, что лицам, виновным в совершении преступления, могут быть применены только те виды наказания, которые непосредственно предусмотрены уголовным законом. В связи с этим важное значение имеет закрепление в уголовном законе четкого и усовершенствованного перечня (системы) наказаний, которые на основе уголовного закона могут быть применены в отношении лица, совершившего криминальное деяние.

Достаточно емкое определение понятия «система наказаний» было дано еще 90 лет назад С. В. Познышевым, писавшим, что система (лестница) наказаний «представляет собой совокупность карательных мер данного кодекса в их соотношении друг с другом и имеет вид перечня, в котором наказания размещаются по степени их относительной важности». Подобные определения даются учеными и спустя ровно 90 лет: «Система наказаний — это исчерпывающий перечень взаимосвязанных между собой, имеющих определенную функцию и расположенных по тяжести в установленном законом порядке видов наказания». Отметим, что данные определения системы наказаний при всей их емкости недостаточно полно отражают сущность этого сложного уголовно-правового понятия. В этой связи, мы согласимся с позицией С. Ф. Милюкова, который определяет систему наказаний как «совокупность предусмотренных законом видов государственного принуждения, которые находятся в отношениях взаимосвязи, взаимозависимости и взаимозаменяемости, способны обеспечить достижение целей кары (восстановления социальной справедливости), общего и специального предупреждения, а также исправления преступника; назначаются судом за конкретные преступления, исходя из принципов уголовного права».

Именно такой подход к системе наказаний позволяет дать наиболее полную и объективную ее характеристику в современных условиях.

Перечень и расположение видов наказаний, предусмотренные в ст. 42 УК Азербайджанской Республики 1999 г., отличаются от перечня и расположения видов наказаний, закрепленных в УК Азербайджанской ССР 1960 г. Новый уголовный закон нашей республики определил систему видов наказаний от менее строгого наказания к более строгому наказанию. Такой порядок расположения видов наказания имеет важное практическое значение. Дело в том, что такое расположение видов наказаний дает суду возможность назначить менее строгий вид наказания из альтернативно перечисленных в санкции конкретной статьи Особенной части УК видов наказаний или назначить более мягкое наказание, чем предусмотрено за данное преступление (ст. 62 УК), а также намного облегчает деятельность суда при назначении наказания по совокупности преступлений (ст. 66 УК) или по совокупности приговоров (ст. 67 УК) путем поглощения менее строгого наказания более строгим или путем полного или частичного сложения наказаний.

Новый уголовный закон Азербайджанской Республики внес существенные изменения и дополнения в существующую систему наказаний. Из нее исключены некоторые виды наказаний, не соответствующие требованиям современного периода борьбы с преступностью и далекие от существующей реальности (увольнение от должности, общественное порицание, лишение родительских прав, направление в воспитательно-трудовой профилакторий и смертная казнь). Последнее из указанных наказаний в Азербайджанской Республике было отменено еще в 1997 г. в соответствии с международными обязательствами, взятыми Азербайджаном для вступления в Совет Европы. В свою очередь, перечень наказаний обогащен новыми видами наказаний, ранее не известных уголовному закону. В ст. 42 УК Азербайджанской Республики закреплены следующие новые виды наказаний: лишение права управлять транспортными средствами; общественные работы; ограничение по военной службе; принудительное выдворение за пределы Азербайджанской Республики; ограничение свободы; пожизненное лишение свободы. Также внесены изменения в названия и содержание ряда существующих ранее наказаний. Например, вместо исправительных работ без лишения свободы предусмотрены исправительные работы, вместо отправления военнослужащих срочной службы в дисциплинарный батальон — содержание в воинской части дисциплинарного характера, а вместо лишения званий или почетных имен, а также государственных наград — лишение специального, воинского или почетного звания и государственной награды. В действующем УК нашей страны окончательно отказано от таких видов наказания, как ссылка и высылка, увольнение от должности, общественное порицание, исключительная мера наказания — смертная казнь, которые были исключены из системы наказания до принятия нового уголовного закона или же во время его принятия.

В новом уголовном законе существенному изменению подверглось содержание такой меры, как конфискация имущества, применяемой в качестве дополнительного наказания. В прежнем уголовном законе конфискация имущества предусматривалась как принудительное и безвозмездное изъятие и перечисление в государственную собственность находящегося в частной собственности осужденного имущества или его части. Новый уголовный закон Азербайджанской Республики с учетом постановления Конституционного Суда Азербайджанской Республики «О соответствии ст. 32 УК Азербайджанской Республики части IV ст. 29 Конституции Азербайджанской Республики» от 12 января 1999 г. внес изменение в содержание этого вида наказания. Действующий УК нашей республики, существенно ограничив круг имущества, подлежащего конфискации, установил, что в порядке конфискации могут быть изъяты только орудия и средства, использованные при совершении преступления, а также имущество, добытое преступным путем. При этом следует особо подчеркнуть, что может быть конфисковано, т. е. изъято в пользу государства, только то добытое преступным путем имущество, которое не подлежит возврату пострадавшему.

Установление исчерпывающего перечня видов наказания означает, что суд за совершение того или иного преступления не может назначить наказание, не предусмотренное в данном перечне.

Принцип законности назначения наказания выражается еще и в том, что виды наказаний, предусмотренные в системе наказаний, могут быть применены только в пределах и размерах, установленных для каждого вида наказания в уголовном законе. В ст. 44–57 УК Азербайджанской Республики установлены нижние и верхние пределы отдельных видов наказаний.

В обеспечении законности назначаемого наказания принципиально важное значение имеют положения ст. 58 УК Азербайджанской Республики. Согласно ст. 58.1 УК, лицу, признанному виновным в совершении преступления, суд назначает справедливое наказание в пределах, предусмотренных соответствующей статьей Особенной части УК, с учетом положений Общей части УК. Пределы наказания, предусмотренного в санкции соответствующей статьи Особенной части УК, определяющей уголовную ответственность за конкретное преступное деяние, должны соответствовать пределам, установленным в статье Общей части УК для каждого вида наказания.

Принцип законности назначения наказания выражается также в положении о том, что суд за совершенное преступление может применять конкретный вид наказания только при строгом соблюдении условий и порядка применения этого вида наказания. В УК Азербайджанской Республики наряду с перечнем видов наказаний предусмотрены также условия применения отдельных видов наказаний (например, в ст. 44, 47, 49 и 55 УК закреплены условия применения наказаний в виде штрафа, общественных работ, исправительных работ и лишения свободы на определенный срок).

В нормах уголовного закона, закрепивших порядок и условия применения отдельных видов наказания (ст. 43–57 и 85 УК Азербайджанской Республики), содержатся положения, устанавливающие: какие наказания применяются в качестве основного, дополнительного или как основного, так и дополнительного наказания; какие ограничения и лишения возникают при применении того или иного наказания. Также содержится возможность условного назначения отдельных видов наказаний; возможность и порядок замены одного вида наказания другим и другие важные вопросы, связанные с применением наказания.

В уголовном праве для срочных видов наказания (лишение свободы на определенный срок, исправительные работы, ограничение свободы и т. д.), как правило, устанавливаются нижние и верхние пределы наказания. Вместе с тем для некоторых из них в уголовном законе определяются и иные условия их назначения. Например, согласно ст. 49.1 УК наказание в виде исправительных работ отбывается по месту работы, или же наказание в виде общественных работ отбывается в свободное от основной работы и учебы время и безвозмездно — ст. 47.1 УК.

Установление в УК порядка и условий назначения отдельных видов наказания имеет важное значение для строгого соблюдения судами законности при назначении наказания. Эти положения представляют собой своеобразные гарантии, направленные против возможного произвола судебных органов при назначении наказания. Примером может служить назначение наказания в виде штрафа. Так как при назначении наказания в виде штрафа суд не имеет права определить сумму штрафа по своему усмотрению, пределы суммы штрафа, назначаемого за конкретное преступление, установлены в санкции соответствующей статьи Особенной части УК Азербайджанской Республики. Суд с учетом тяжести совершенного деяния и имущественного состояния осужденного определяет конкретную сумму штрафа (ст. 44 УК).

Принцип законности назначения наказания выражается еще и в том, что суд может назначать наказание только в пределах санкции статьи Особенной части УК, по которой квалифицировано деяние виновного лица. В санкциях статьей Особенной части УК наряду с видом наказания, устанавливаются также размеры и сроки этих наказаний. Суд не может назначить наказание, не указанное в статье Особенной части УК, по которой квалифицировано совершенное преступление. Исключение из этого правила закреплено в ст. 62 УК. Данная статья определяет три формы назначения более мягкого наказания, чем предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК за совершенное преступление:

— назначение наказания ниже низшего предела, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК;

— назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК;

— неприменение дополнительного вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей УК в качестве обязательного.

Назначение наказания ниже низшего предела, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК, выражается в том, что суд выбирает наказание, указанное в санкции статьи, определяющей уголовную ответственность за совершенное деяние, но размер этого наказания выбирается ниже того минимального предела, который установлен в этой статье. Основанием для назначения такого наказания являются исключительные обстоятельства, указанные в ст. 62.1 УК, которые свидетельствуют о небольшой общественной опасности как совершенного преступления, так и самого преступника. Однако в таком случае суд не может назначить иное наказание, не указанное в санкции соответствующей статьи.

Право суда на назначение наказания ниже низшего предела, установленного соответствующей статьей, не является неограниченным. Как уже было отмечено, соответствующие статьи Общей части УК определяют низшие и верхние пределы любого вида наказания, имеющего размеры. Суд, решившись назначить наказание ниже низшего предела, установленного соответствующей статьей Особенной части УК, обязан учесть требования этих статей Общей части УК. Иначе говоря, суд не может назначать наказания ниже низшего предела, определенного соответствующей статьей Общей части УК для данного вида наказание. Таким образом, при наличии исключительных обстоятельств суд может назначить наказание ниже низшего предела, предусмотренного санкцией конкретной статьи Особенной части УК, но размер этого наказания не может быть ниже низшего предела данного вида наказания.

Второй вариант назначения более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление, выражается в том, что суд при наличии исключительных обстоятельств, указанных в ст. 62.1 УК, применяет в отношении совершившего преступление лица вид наказания, который является более мягким, чем виды наказания, которые закреплены в санкции статьи Особенной части УК, предусматривающей уголовную ответственность за данное преступное деяние. Таким образом, рассматриваемая норма дает суду право в исключительных случаях назначить наказание, не предусмотренное в санкции статьи, по которой квалифицировано деяние. По характеру такое наказание обязательно должно быть более мягким, чем предусмотренное в соответствующей статье Особенной части УК. Однако назначаемый судом более мягкий вид наказания тоже должен быть из перечня наказаний, закрепленного в ст. 42 УК.

Третий вариант смягчения наказания, назначаемого виновному в совершении преступления, заключается в том, что суд не применяет ему дополнительный вид наказания, предусмотренный в качестве обязательного. При этом следует иметь в виду то, что такой вид наказания должен быть предусмотрен санкцией соответствующей статьи в качестве обязательного дополнительного наказания.

Назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за совершенное деяние, возможно только в случаях, предусмотренных в ст. 62 УК Азербайджанской Республики. В остальных случаях суд не вправе выходить за рамки санкции статьи Особенной части УК.

В связи с этим краеугольным камнем ст. 62 УК Азербайджанской Республики, как и аналогичной ст. 64 Уголовного кодекса Российской Федерации, является понятие «исключительности» обстоятельств. Законодатель, ссылаясь на необходимость учета исключительных обстоятельств, вместе с тем не раскрывает понятие «исключительные обстоятельства», оценку их предоставляет суду. Так же решался вопрос и во время действия УК АССР 1960 г. и УК РСФСР 1960 г. В юридической литературе также не было единства мнений относительно понятия «исключительные обстоятельства дела». Ряд авторов (В. С. Орлов, Я. М. Брайнин, З. А. Вышинская и др.) под исключительными понимали такие обстоятельства дела, в силу которых данный конкретный случай выходит за рамки обычных случаев. В силу этого «исключительные» обстоятельства не совпадают со «смягчающими» обстоятельствами, при наличии которых наказание может быть лишь смягчено в пределах санкции статьи. В. И. Ткаченко также указывал, что «исключительные обстоятельства — это обстоятельства конкретного дела, свидетельствующие о пониженной степени общественной опасности преступления и лица, его совершившего, по сравнению со степенью общественной опасности типичного для данного вида преступления при смягчающих обстоятельствах…».

Данные точки зрения оспаривались Г. И. Чечелем. Он считал, что под исключительными обстоятельствами дела могут пониматься и смягчающие обстоятельства, указанные в законе и не указанные в нем. Свою точку зрения он обосновал в том числе и судебной практикой, согласно которой суды при назначении наказания ниже низшего предела ссылались в 36 % случаев на обстоятельства, смягчающие наказание, указанные в законе, и в 64 % случаев — на обстоятельства, в законе не указанные.

Новые уголовные кодексы Азербайджанской Республики и России (соответственно в ч. 2 ст. 62 УК АР и ч. 2 ст. 64 УК РФ) дали четкий ответ на существующие вопросы, установив, что исключительными могут быть признаны как отдельные смягчающие обстоятельства, так и совокупность смягчающих обстоятельств. Данной нормой новые кодексы также развеяли все противоречивые точки зрения относительно минимального количества смягчающих обстоятельств, необходимого для применения этих норм.

В мотивировочной части приговора при обсуждении вопроса о назначении наказания судом должно быть указано, какие обстоятельства признаны исключительными и по каким основаниям. Учитывая эти обстоятельства, суду следует оценить цели и мотивы преступления, роль виновного, его поведение во время и после совершения преступления, данные, характеризующие его личность.

Закон особо подчеркивает исключительность такого обстоятельства, как активное содействие участника группового преступления раскрытию этого преступления. Тем самым законодатель акцентирует внимание и дает возможность для смягчения наказания лицам, случайно ставшим участниками группового преступления и желающим исправиться и искупить свою вину. Данная возможность должна толкнуть «случайных» участников преступных групп на содействие правоохранительным органам, что разумеется облегчит их работу по борьбе с групповой организованной преступностью.

В практике зачастую встречаются дела, по которым наряду с исключительными обстоятельствами, имеющимися в виду в ст. 62 Уголовного кодекса АР, есть в наличии и отягчающие обстоятельства. Например, несовершеннолетний участвовал в совершении тяжкого преступления в составе организованной группы, в которую был вовлечен взрослыми и выполнял в нем роль пособника, т. е. второстепенного лица. Поэтому при назначении более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление, возникает вопрос о возможности применения этой нормы при наличии отягчающих наказание обстоятельств.

Этот вопрос возникал в теории и на практике и ранее. В литературе существовала точка зрения, согласно которой применение наказания ниже низшего предела или более мягкого невозможно при наличии обстоятельств, отягчающих наказание. Так, Г. И. Чечель полагал, что такое снижение наказания вряд ли допустимо. Наличие отягчающих наказание обстоятельств противоречит требованию закона об «исключительности обстоятельств дела» смягчающего характера. Уже сам по себе учет судом отягчающих обстоятельств свидетельствует о повышенной общественной опасности содеянного и виновного, а следовательно, о невозможности назначения наказания ниже низшего предела. Такой же точки зрения придерживается К. Н. Флоря, Ю. Мельникова, А. Плешаков. Противоположную позицию занимают В. Н. Кудрявцев, Ю. Манаев, С. Щерба.

С нашей точки зрения последняя позиция представляется более верной. Применение ст. 62 УК в некоторых случаях возможно и при наличии отдельных отягчающих обстоятельств. Сам по себе факт наличия какого-либо отягчающего обстоятельства не должен автоматически лишать суд возможности снизить размер наказания если в деле имеются исключительные обстоятельства. Судебная практика разделяет такую позицию. Так, примером может послужить дело, рассмотренное Судом Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях по обвинению гражданина П.

29 мая 2001 г. П., будучи в состоянии опьянения, по месту своего жительства на почве личных неприязненных отношений умышленно нанес соседу по квартире Г. множественные удары кулаками и ногами по голове, различным частям тела, причинив ему кровоизлияние в затылочной области, закрытые переломы грудины, разрыв почки, разрыв правой доли печени. Все эти повреждения относились к тяжкому вреду здоровья; в результате этих повреждений наступила смерть потерпевшего. Вечером, зайдя в комнату соседа, П. обнаружил того мертвым. Он сразу же вызвал «скорую помощь» и милицию.

Суд квалифицировал действия П. по ст. 126.3 УК Азербайджанской Республики как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее за собой смерть потерпевшего. Но суд также учел, что П. свою вину признал полностью, явился с повинной, по месту работы и жительства характеризовался положительно, страдает тяжким заболеванием сердца. Длительное время П. находился в больнице с диагнозом ишемическая болезнь сердца, перенес дважды острый инфаркт миокарда, страдает органическим заболеванием головного мозга.

С учетом всех этих исключительных обстоятельств дела и данных о личности П. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях назначил наказание ниже низшего предела — в виде лишения свободы сроком на четыре года.

Таким образом, суд учел совокупность смягчающих обстоятельств, признав ее исключительной. Причем главное место среди этих исключительных обстоятельств занимает явка с повинной и, конечно, состояние здоровья П.

Хочется также отметить, что большое количество вопросов вызывает практика применения ст. 62 УК Азербайджанской Республики. В последние годы суды Азербайджана назначают наказание с учетом ст. 62 УК за 60 % преступлений, предусмотренных ст. 234.2-234.4 (хранение в целях сбыта и сбыт наркотических средств), за почти 50 % разбойных нападений, 41 % грабежей, 10 % краж. Подобная практика сложилась и в России. Эту практику нельзя признать правильной. Зачастую в качестве исключительных учитываются рядовые обстоятельства, характеризующие личность виновного. Тем самым происходит дискредитация самого понятия «исключительные обстоятельства». Причина таких приговоров одна — явно завышенные и ничем не обусловленные нижние пределы санкций за подобные преступления.

Подобное частое применение рассматриваемой статьи объясняется тем, что, во-первых, суды иногда допускают необоснованное ее применение, во-вторых, в диспозициях отдельных статей Особенной части УК недостаточно точно определены типичные менее опасные формы (способы) совершения преступлений данного вида, в-третьих, минимальный предел санкций некоторых норм Особенной части УК завышен. С учетом приведенных соображений в доктрине уголовного права высказывались обоснованные предложения по совершенствованию законодательства. На наш взгляд, для устранения сложившейся ситуации прежде всего необходимо критически оценить и пересмотреть нижний предел санкций, а также диспозиции (например, путем введения дополнительных привилегированных составов) статей Особенной части, по которым применение ст. 62 УК Азербайджанской Республики и ст. 64 УК РФ достигает 30 и более процентов.

При назначении более мягкого наказания, предусмотренного за данное преступление, суд обязан в своем приговоре указать причину такого решения и обстоятельства, которые стали основанием для такого решения.

Все вышеизложенные составляющие элементы принципа законности назначения наказания призваны обеспечить законность, обоснованность и справедливость судебного приговора. Строгое соблюдение этих положений служит в первую очередь осуществлению задач, стоящих перед уголовным законом, достижению целей уголовного наказания и как следствие всего этого — укреплению правопорядка и законности в масштабах общества.

В заключение следует отметить, что принцип законности, будучи универсальным принципом права, призван обеспечить точное и строгое соблюдение требований уголовного закона. Осуществление данного принципа при назначении наказания означает обеспечение неотвратимости наказания, справедливости и обоснованности судебных приговоров, что очень важно в успешной борьбе с преступностью. Цели и социальное назначение наказания могут быть достигнуты только при условии соблюдения законности. Таким образом, принцип законности назначения наказания является связующим звеном всего института назначения наказания.

§ 2. Понятие принципа индивидуализации наказания

Назначение наказания лицу, совершившему преступление, является весьма важным этапом деятельности суда по осуществлению правосудия. Статья 58 УК Азербайджанской Республики предусматривает общие начала назначения наказания. В ней говорится: «Лицу, признанному виновным в совершении преступления, назначается справедливое наказание в пределах, предусмотренных соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса, с учетом положений Общей части настоящего Кодекса…

При назначении наказания учитываются характер и степень общественной опасности преступления, личность виновного, в том числе обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, а также влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи».

Общие начала назначения наказания определяют основные принципиальные положения, которыми руководствуется суд при выборе меры наказания по каждому уголовному делу. Они получают конкретное выражение в зависимости от состава совершенного преступления и личности виновного, которому назначается наказание. Каждое из приведенных положений общих начал имеет самостоятельное значение в качестве отдельного компонента, обязательно учитываемого при назначении уголовного наказания. Однако самостоятельность этих компонентов не означает их изолированности друг от друга. Только в совокупности они обеспечивают индивидуализацию, законность, справедливость и гуманизм наказания. Общие начала обязывают, прежде всего, назначить наказание в пределах, установленных статьей Особенной части уголовного закона, предусматривающей ответственность за совершенное преступление. Реализуя это требование, суд руководствуется санкцией статьи уголовного закона, по которой квалифицированы деяния лица, признанного виновным в совершении преступления. Ниже низшего предела санкции назначение наказания допускается при наличии обстоятельств, которые суд признает для этого достаточными в соответствии со ст. 62 УК Азербайджанской Республики. Назначение более строгого наказания, чем предусмотрено соответствующими статьями Особенной части тоже возможно в исключительных случаях только по совокупности преступлений и по совокупности приговоров в соответствии со ст. 66 и 67 УК Азербайджанской Республики.

Санкции уголовного закона, таким образом, являются важнейшей предпосылкой назначения уголовного наказания в определенных пределах, как по виду, так и по размеру отдельного вида, когда вид наказания имеет и количественное содержание (например, лишение свободы, исправительные работы, штраф). Следовательно, санкции уголовного закона существенно влияют на карательную практику по отдельным категориям преступлений и в целом на уголовную политику государства.

Это положение ст. 58 УК Азербайджанской Республики уже само по себе свидетельствует о том, что индивидуализация наказания ведется на последовательном соблюдении судом общего принципа права любого демократического, правового государства — принципа законности. Принцип законности является основным, руководящим началом деятельности всех государственных органов, в том числе и органов правосудия. Вот почему вся деятельность суда, в частности, деятельность по применению наказания, должна строиться на принципе законности. Рассматриваемое требование ст. 58 УК Азербайджанской Республики подчеркивает, кроме того, неразрывную связь назначения наказания с общими принципами уголовного права: лишь при условии последовательного соблюдения и применения этих принципов к конкретному случаю суд может назначить справедливое наказание. Задача суда при индивидуализации наказания состоит, таким образом, в том, чтобы, установив признаки определенного состава в рассматриваемом деянии, т. е., квалифицировав его, определить затем в пределах санкции, связанной с данным составом, уже конкретное наказание конкретному виновнику совершения преступления. Суд в своей оценке степени общественной опасности конкретного преступления должен исходить из оценки, данной законодателем рассматриваемому виду преступления, а установленные законодателем пределы наказания должны быть для суда теми рамками, за которые он не вправе выходить, лишь за отдельными исключениями (ст. 62, 66, 67 УК Азербайджанской Республики). Соблюдение этого требования ст. 58 УК Азербайджанской Республики обеспечивает единство карательной политики государства и способствует укреплению начал законности.

В санкциях, связанных с каждым составом преступления, определены вид и пределы наказания, которое может быть применено в отношении лица, совершившему данное общественно опасное деяние. Отсюда следует, что предпосылкой правильного назначения наказания и является, прежде всего, правильная, соответствующая воле законодателя оценка совершенного деяния, т. е. его правильная квалификация. Ошибочная квалификация преступления, в чем бы ни выразилась ошибка, исключает по общему правилу назначения справедливого наказания, соответствующего интересам как государства и общества, с одной стороны, и преступника — с другой. Грубейшим нарушением закона и извращением судебной политики является произвольное или ошибочное назначение наказания за совершение действий, фактически не содержащих признаков определенного состава преступления. Нетерпимы в условиях правового, демократического государства и случаи необоснованного привлечения к уголовной ответственности, проистекающие от недостаточно тщательной проверки обвинительных материалов, небрежного или формального отношения к вопросу об основаниях или условиях уголовной ответственности. Суд, решая вопрос о наличии состава преступления в действиях лица и о привлечении его к уголовной ответственности, должен принимать во внимание все указания Общей части уголовного закона об условиях и основаниях уголовной ответственности. Особенно недопустим в уголовном праве формальный подход при квалификации деяний, в результате которого лицо может быть привлечено к уголовной ответственности и наказано за малозначительные проступки, лишь формально подпадающие под признаки того или иного состава преступления, в то время как фактически они не представляют общественной опасности в силу явной малозначительности и отсутствия вредных последствий. В этом случае обвинительный приговор подлежит отмене как противоречащий важнейшему принципу уголовного права — принципу материального понимания преступления. Не может быть также оставлен в силе обвинительный приговор, если он вынесен вопреки другим положениям Общей части УК об условиях и основаниях уголовной ответственности (давность уголовного преследования, состояние здоровья, вменяемость, необходимая оборона, крайняя необходимость и т. д.).

Допустив неправильную квалификацию, суд получает неправильное представление о характере и степени общественной опасности данного деяния, а как следствие этого и о пределах его наказуемости. При таком положении суд не может назначить наказание, соответствующее действительной общественной опасности рассматриваемого преступления и преступника. Например, приговором Болотовского районного суда Новгородской области от 13 февраля 1998 г. В. осужден по ч. 4 ст. 111 УК РФ к 7 годам лишения свободы. Он признан виновным в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью Б-вой, повлекшем смерть потерпевшей, 31 августа 1997 г.

Судебная коллегия по уголовным делам Новгородского областного суда, отменяя приговор в связи с неправильным применением уголовного закона, в определении от 23 апреля 1998 г. указала следующее.

Материалами дела установлено, что приговором того же суда от 11 ноября 1993 г. В. был осужден по ч. 3 ст. 206 УК РСФСР к 3 годам 3 месяцам лишения свободы и на момент совершения последнего преступления эта судимость не была погашена. В соответствии со ст. 15 УК РФ по характеру и степени общественной опасности ранее совершенное деяние, за которое В. отбывал наказание в местах лишения свободы, является тяжким преступлением, а последнее — особо тяжким.

При таких обстоятельствах суд в соответствии с п. «в» ч. 3 ст. 18 УК РФ обязан был решить вопрос о наличии в действиях В. особо опасного рецидива и в связи с этим назначить ему наказание по правилам ч. 2 ст. 68 УК РФ. В частности, согласно данным правилам срок наказания при особо опасном рецидиве преступлений не может быть ниже трех четвертей максимального срока наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление. Санкция ч. 4 ст. 111 УК РФ предусматривает максимальный срок лишения свободы 15 лет. Следовательно, суд не вправе был назначить В. данный вид наказания ниже 11 лет 3 месяцев.

Для назначения справедливого наказания имеет весьма важное значение учет изменения общественной опасности преступника при совершении им не одного, а двух или более преступлений. Назначение наказания при совокупности преступлений регламентируется специальной нормой Общей части уголовного закона, которая обязывает суд в подобных случаях вначале определить соответствующее наказание за каждое преступление отдельно, а затем же вынести окончательную меру наказания путем поглощения менее строгого наказания более строгим или путем полного или частичного сложения наказаний. Не вызывает никаких сомнений то, что выполнить это указание закона суд может лишь при условии, если все содеянное виновным найдет точное и полное отражение уже при квалификации, т. е. если каждое из совершенных обвиняемым преступлений будет правильно квалифицировано по соответствующей статье Особенной части уголовного закона. Иногда вопрос квалификации осложняется тем, что в совершении одного и того же умышленного преступления принимает участие не одно, а несколько лиц, выполняющих различные роли, а также, когда лицу, намеревающемуся совершить преступление, не удается довести до конца свой преступный умысел и его преступная деятельность прерывается на стадии приготовления или покушения. В этих случаях в уголовном праве устанавливаются некоторые особенности ответственности виновных, регулируемые специальными статьями Общей части — о соучастии (сг. 31 УК Азербайджанской Республики), об оконченном и неоконченном преступлении (ст. 27 УК Азербайджанской Республики). В этих институтах отражена соответственно специфика преступной деятельности отдельных соучастников и лиц, совершивших приготовление к преступлению или покушение на преступление, а также указано значение этих обстоятельств как для уголовной ответственности, так и для назначения наказания.

Итак, квалификация преступления дает ясное представление о характере и степени общественной опасности деяния данного вида и в то же время определяет те рамки, в пределах которых может быть назначено наказание судом за конкретное преступление. Однако квалификация преступления является лишь предпосылкой для назначения справедливого наказания, т. е. такого наказания, которое в полной мере отвечало бы требованиям принципа индивидуализации наказания. Определение конкретной меры наказания виновному уже в пределах санкции представляет собой для суда очень важную и ответственную задачу. Для успешного выполнения этой задачи большое значение имеет вопрос о порядке и критериях индивидуализации наказания. В нашем уголовном законе не дается исчерпывающего, раз и навсегда данного перечня всех тех обстоятельств, которые должны учитываться судом при назначении наказания за конкретное преступление, а также не содержится указаний о степени влияния на размер наказания отдельных обстоятельств, взятых абстрактно, вне связи с конкретным преступлением и всеми условиями и обстоятельствами его совершения. Однако закон дает суду нечто большее, выдвигая общие критерии индивидуализации наказания, опираясь на которые суд может назначить наказание, отвечающее всем требованиям правосудия. Это — характер и степень общественной опасности преступления, личность виновного, обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, а также влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи.

Наказание непосредственно воздействует не на внешние объективные условия, способствующие преступности, а на психологию людей, стимулируя должное поведение человека или удерживая его от поступков, наносящих вред обществу. И поскольку конкретное наказание всегда обращено к конкретному преступнику, оно должно быть индивидуализировано с учетом всех обстоятельств конкретного дела и личности человека, совершившего преступление. Индивидуализация является одной из важнейших уголовно-правовых идей, она основывается на целях наказания и исходит из того, что не может быть двух абсолютно одинаковых преступлений и преступников. В широком смысле принцип индивидуализации распространяется на ряд этапов правоприменительной деятельности: назначение наказания, его исполнение, полное или частичное освобождение от отбывания наказания.

Индивидуализация наказания — важнейший принцип уголовного права. Сущность данного принципа, на наш взгляд, очень лаконично была выражена К. Марксом: «Если понятие преступления, предполагает наказание, то действительное преступление предполагает определенную меру наказания». Таким образом, Карл Маркс указывает не только на неотвратимость уголовного наказания, но и на необходимость его индивидуализации.

В науке уголовного права институт индивидуализации наказания начал складываться давно. К этому принципу обращались такие русские дореволюционные юристы, как Н. С. Таганцев, С. Баршев.

Данная проблема исследовалась в работах многих советских ученых. Однако единодушного мнения о понятии принципа индивидуализации в советской уголовно-правовой науке не было. Наиболее четко и точно, на наш взгляд, он сформулирован И. И. Карпецом: «Индивидуализация наказания в советском уголовном праве — это принцип, заключающийся в учете характера и степени общественной опасности совершенного преступления, личности виновного, отягчающих и смягчающих обстоятельств, который позволяет посредством наказания добиться в конечном счете исправления и перевоспитания преступника, а также предупредить совершение новых преступлений как самим осужденным, так и другими лицами». Данное определение указанного принципа актуально поныне и с некоторыми оговорками применительно к российской и азербайджанской уголовно-правовой доктрине.

Позицию И. И. Карпеца в целом разделяют Н. Ф. Кузнецова и Б. А. Куринов, которые определяют этот принцип следующим образом: «Индивидуализацией наказания называется определение судом конкретной меры наказания лицу, виновному в совершении того или иного преступления, осуществляемое на основе закона и социалистического правосознания судей, исходя из степени общественной опасности деяния и лица, его совершившего».

А. С. Горелик отмечает, что хотя «индивидуализация» этимологически происходит от слова «индивидуум», она не может сводиться к учету личности и включает учет свойств деяния, ибо в деянии обязательно проявляется личность деятеля. В то же время индивидуализация означает «процесс избрания меры наказания определенной личности». Индивидуализация при назначении наказания — это выбор его определенного вида и размера. Индивидуализация наказания, будучи принципом, отражающим специфический подход суда к деянию и лицу, его совершившему, связанным с учетом очень многих обстоятельств, в то же время получает выражение в законе (ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики). Однако следует обратить внимание на то, что ни в старом, ни в новом уголовном законе Азербайджанской Республики термин «индивидуализация наказания» не называется, хотя его содержание получило четкое юридическое закрепление. Именно поэтому мы этот принцип именуем «правовым». Здесь обращает на себя внимание не только то, что индивидуализация наказания представляет собой основанный на законе правовой принцип, но и то, что она имеет нравственный характер, требующий учета особенностей личности человека, совершившего преступление. Для суда человек — не абстракция, не субъект, нарушивший букву закона, а человек со всеми его особенностями, совершивший преступное деяние, которое, в свою очередь, имеет свои особенности и вызвано определенными причинами.

Осуществляемый на основе и в рамках ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики принцип индивидуализации наказания позволяет суду учитывать все многообразие явлений и обстоятельств объективного и субъективного порядка, сопутствующих преступлению и характеризующих личность человека, его совершившего, и избрать законное, наиболее целесообразное наказание виновному. Индивидуализация наказания идет как бы от абстрактного к конкретному, от общих указаний законодателя, от индивидуализации по деянию, составу преступления и обстоятельствам, лежащим за рамками состава, к личности виновного, совершившего преступное деяние. Человек, совершивший преступление, оказывается центром проблемы индивидуализации. Общие указания ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики, которые должен учитывать суд и которые носят абстрактный характер, реализуются затем в суде применительно к конкретному человеку, совершившему преступление. Поэтому, как правильно отмечает И. И. Карпец, «теоретически следует различать: а) индивидуализацию наказания в законе, т. е. выражение в нормах уголовного права общих положений, в абстрактной форме обязывающих суд учитывать их в рамках санкции статьи закона при назначении наказания лицу, совершившему преступление; б) индивидуализацию наказания в суде, что означает применение положений Общей и Особенной частей уголовного закона при назначении наказания конкретному лицу с учетом особенностей личности виновного и обстоятельств, смягчающих и отягчающих ответственность (наказание. — С. А)».

Принцип индивидуализации реализован, как мы видим, в первую очередь в общих началах назначения наказания. Кроме того, ряд предписаний, включающих правила индивидуализации для частных случаев, содержится в нормах об ответственности за неоконченную преступную деятельность и соучастие, о назначении отдельных видов наказания, о его назначении ниже низшего предела, условно либо с отсрочкой исполнения приговора. Возможности индивидуализации отражены также в правилах назначения наказания по совокупности преступлений и приговоров. Однако и в перечисленных случаях индивидуализация в конечном счете сводится к учету деяния, личности виновного, смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств, а также влияния назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи. Итак, к факторам, влияющим на индивидуализацию наказания, следует отнести: а) деяние; б) личность виновного; в) смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства; г) влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи. Все они находятся во взаимосвязи, взаимозависимости и с трудом поддаются отдельному анализу. Характер и степень общественной опасности деяния тесно связаны с личностью виновного, ибо являются результатом ее поведения; смягчающие и отягчающие обстоятельства относятся как к деянию, так и к личности виновного; а влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи связано, наряду с личностью, еще и с семьей виновного.

Исходя из того, что принцип индивидуализации наказания нашел свое воплощение в общих началах, в критериях назначения наказания, нередко отождествляют понятия «назначение» и «индивидуализация» и ставят вопрос об исключении из соответствующей нормы уголовного закона указаний на обязательность учета судом характера общественной опасности преступлений.

Думается, это неверно, ибо из заголовка и содержания данных норм уголовного закона видно, что ими регламентированы общие начала назначения наказания, а не только его индивидуализация. Назначение наказания не может сводиться лишь к его индивидуализации, выражающейся в максимальном приспособлении уголовно-правовых мер к целям исправления и частной превенции: оно, как и справедливость наказания, охватывает единство двух сторон — равенства и индивидуализации.

В данном контексте представляется верным замечание В. Л. Чубарева о том, что, раскрывая содержание нормы, закрепляющей общие начала назначения наказания (сг. 58.3 УК Азербайджанской Республики), авторы подчас обнаруживают односторонний подход: они сводят содержание этой статьи к индивидуализации наказания, упуская при этом из виду другой основополагающий принцип — равенства перед законом и судом. Равенство и индивидуализация — две основные идеи, составляющие содержание требования справедливости наказания. «Преступление, — отмечал Ж. П. Марат, — одинаково унижает всех людей. Поэтому все правонарушители за одно и то же нарушение должны нести одно и то же наказание».

Л. Л. Кругликов считает, что «равенство является как бы оборотной стороной индивидуализации: суд при назначении наказания равную меру применяет к обстоятельствам и людям, которые неравны друг другу, не одинаковы». В области избрания наказания равенство проявляется: а) в применении судом единых пределов санкции при избрании наказания за определенный вид преступления независимо от происхождения, социального и имущественного положения, расовой и национальной принадлежности, пола, образования, языка, отношения к религии, рода и характера занятий, места жительства и других обстоятельств; б) в использовании по каждому уголовному делу соответствующих положений Общей части уголовного закона; в) в применении единых критериев назначения наказания; д) в учете не только степени, но и характера общественной опасности содеянного. Без осуществления требования равенства граждан перед законом невозможно обеспечить в сфере назначения наказания единства уголовной политики и практики избрания наказания, единого подхода в каждом конкретном случае.

Индивидуализируя наказание, суд, таким образом, должен постоянно держать в поле зрения требование равенства, которое только на первый взгляд несовместимо с идеей индивидуализации наказания. На самом деле лишь в диалектическом единстве указанных двух требований может быть обеспечено назначение справедливого наказания. Поэтому прав В. З. Роговин в том, что неизбежная социальная дифференциация не является антитезой равенству. Если при совпадающих в целом характеристиках содеянного и данных о личности осужденным назначены судом заметно различающиеся меры воздействия, нельзя говорить не только о соблюдении равенства перед законом, но и о справедливости наказания.

Наиболее широко индивидуализация наказания проявляется в учете личности подсудимого и обстоятельств, смягчающих и отягчающих его наказание. Изучение личности при рассмотрении дела играет особую роль для назначения наказания. Поскольку целью наказания, кроме восстановления социальной справедливости, является исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений, судом тщательно должны быть исследованы как биологические, так и социальные особенности личности. Порой на вид и размер наказания влияют пол, возраст, состояние здоровья виновного. Важное значение имеют цель и мотив совершенных преступных действий, данные, характеризующие виновного.

Ну и наконец, принципиальным моментом при вынесении приговора по любому уголовному делу является установление всех смягчающих и отягчающих обстоятельств. Об обстоятельствах дела, смягчающих и отягчающих наказание, говорится в общих началах назначения наказания (ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики), их учет обязателен при выборе меры уголовно-правового воздействия. Уголовный закон содержит раздельные и довольно подробные перечни обстоятельств обоих видов (ст. 59, 61 УК).

Таким образом, в современном азербайджанском, как и в российском, уголовном праве им отводится далеко не последняя роль. «Как бы ни было важно установить характер и степень общественной опасности совершенного преступления, — еще в советские времена отмечал В. Шубин, — правильное назначение наказание, его индивидуализация, а именно этого требует наш закон, — невозможны без всесторонней оценки… обстоятельств дела, смягчающих и отягчающих ответственность (наказание. — С. Я.)».

Правовую природу смягчающих и отягчающих обстоятельств, их классификации, а также влияние на итоговое наказание, назначаемое по приговору суда, мы рассмотрим в шестом параграфе данной главы.

Отдельное внимание мы, безусловно, уделим и учету личности виновного при определении меры наказания, а также учету влияния назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи. Последние обстоятельства являются новыми в общих началах назначения наказания. Они по отношению к общественной опасности содеянного и личности виновного являются в определенной степени второстепенными обстоятельствами. Бесспорно, что такие данные, как наличие малолетних детей, наличие у них болезней, тяжелое материальное положение и другие неблагоприятные факторы, характеризующие семейное положение, не повышают и не снижают общественной опасности преступления или личности виновного. Тем не менее, «они должны приниматься во внимание, потому что, во-первых, такой подход вытекает из принципа гуманизма, а во вторых, наказание, как правило, затрагивает интересы не только осужденного, но и членов его семьи. Кроме того, наказание преследует цели не только общей, но и частной превенции, и учет возможного влияния наказания на исправление осужденного значим для прогноза опасности рецидива».

§ 3. Прогностический аспект назначения наказания

Назначение наказания следует понимать как процесс подготовки и принятия решения о применении к виновному в совершении преступления уголовно-правовой санкции. Эту функцию, как известно, осуществляют судебные органы. Судебная деятельность по назначению наказания оказывает существенное влияние не только на состояние преступности, но и непосредственно или опосредованно на общественную жизнь в целом. Поэтому обеспечение функционирования правосудия по уголовным делам в соответствии с наиболее актуальными общественными потребностями приобретает важное социальное значение. В литературе справедливо отмечается, что «выявление складывающихся в области судебной деятельности проблемных ситуаций — одно из важнейших условий плодотворности научного поиска». Судебная деятельность по рассмотрению конкретных уголовных дел генетически и функционально связана с прошлой преступностью. Применением уголовного наказания судебная система стремится изменить в желательном для общества направлении состояние будущей преступности посредством частного и общего предупреждения преступлений. Совокупность прогнозируемых, планируемых или полученных положительных изменений в будущей преступности образует предупредительный эффект судебной деятельности по уголовным делам. Однако состояние будущей преступности предопределяется ее причинами, и в этом плане непосредственным объектом судебной деятельности являются также субъективные причины преступного поведения, т. е. тот элемент криминогенного комплекса, который находится в пределах досягаемости уголовного наказания. Названные причины сосредоточены в личностных характеристиках виновных в совершении преступлений, а также потенциальных правонарушителей, т. е. лиц, склонных к совершению преступлений. Вопросы о назначении наказания являются частью общей проблемы взаимоотношения общества и личности, поэтому принципы рассматриваемого уголовно-правового института, в конечном счете производим от тех общих начал, на которых строятся отношения между обществом и личностью в условиях правового государства. Практика судебной деятельности показывает, что общих законодательных начал назначения наказания недостаточно для выбора и назначения максимально-целесообразного вида и размера наказания. Поэтому ни в какой другой области судебной деятельности не допускается столько судебных ошибок, сколько при решении вопросов, связанных с назначением наказания.

Так, примером может служить уголовное дело, рассмотренное Санкт-Петербургским городским судом по обвинению С. в совершении преступлений, предусмотренных п. «к» ч. 2 ст. 105 и п. «б», «в» ч. 2 ст. 158 УК Российской Федерации. 10 января 2002 г. С., имея неснятую и непогашенную судимость за кражу, совершенную с незаконным проникновением в квартиру, совершил новые преступления — убийство гр. Н. и кражу из квартиры гр. Н. имущества на общую сумму 120 000 рублей.

Как видно из материалов дела в 1999 г., С. за совершение квартирной кражи был приговорен Петроградским районным судом Санкт-Петербурга к четырем годам лишения свободы условно. Во время испытательного срока С., совершая хищение имущества из квартиры Н., был застигнут потерпевшим на месте преступления, после чего С. с целью скрыть совершенное им преступление совершил убийство Н. и с похищенным скрылся, но был изобличен и задержан сотрудниками милиции.

Данное уголовное дело является наглядным примером ошибки Петроградского районного суда Санкт-Петербурга при назначении С. наказания. С. являлся профессиональным преступником, специализирующимся на квартирных кражах, и условное наказание ничем не было оправдано и привело к совершению С. нового особо тяжкого преступления.

Дело в том, что указание закона и рекомендации вышестоящих судебных инстанций относительно того, что мера наказания должна быть назначена в пределах санкции с учетом характера и степени общественной опасности преступлений и личности виновного, не дают суду конкретного ответа на вопрос, следует ли назначить данному подсудимому 3 или 5 лет лишения свободы, а может быть год исправительных работ. Этот вопрос решается каждый раз во время изучения психологии, социологии, уголовно-исправительной педагогики и других дисциплин. Конечно, можно положиться и на собственный опыт, на сложившуюся практику. Но было бы куда более эффективно, если бы судья знал хотя бы основные положения теории по этим вопросам.

«Вместе с тем определить необходимую меру наказания на практике далеко не просто, — пишет Г. П. Новоселов, — тем более что многие вопросы, связанные с этой проблемой, не разрешены законодательно и не освещены в научно-теоретической литературе». Итак, определяя вид и размер назначенного наказания, суд во время вынесения приговора не знает, будут ли достигнуты цели наказания или нет, ибо судебное решение о возможности достижения этих целей предназначено для будущего. А это приводит к тому, что для эмпирической интерпретации ст. 58 УК Азербайджанской Республики («Общие начала назначения наказания») каждый судья в каждом конкретном случае ищет ответ на вопрос: справедливо ли назначено наказание?

Можно умело расследовать дело, хорошо с точки зрения профессионального мастерства и культуры провести судебный процесс, а затем неправильным, несправедливым назначением наказания свести на нет всю эту работу. З. Астемиров и Ю. Байбаков правильно отмечают, что «приговором подводится итог всей предшествующей работе по воспитательному влиянию на правонарушителя, оказанному в ходе расследования и разбирательства дела, а также намечается на будущее процесс его исправления и перевоспитания».

Ввиду того, что решение суда оказывает существенное влияние на судьбу лица, совершившего преступление, общество вправе требовать от суда предвидеть: какое необходимо оказывать воздействие на то или иное лицо и какое действительно воздействие окажет приговор на осужденного в ходе отбывания наказания, к которому он его осудил. Следовательно, определяя вид и размер назначенного наказания, суд тем самым обязан дать не только конкретную оценку характера и степени общественной опасности преступления и личности преступника, но и должен сделать конкретный вывод о том, что определенного им видом и размером наказания объема уголовно-исправительного воздействия будет достаточно для достижения целей исправления и перевоспитания данного осужденного, общего и специального предупреждения. А это значит, что судебное решение о наказании предназначено для будущего.

Прогностический аспект назначения наказания заключается в двух моментах. Во-первых, судебное решение необходимо рассматривать, как предписание поместить осужденного в такие условия, в рамках которого определенное судом исправительно-карательное воздействие будет способствовать наиболее эффективному достижению основных целей наказания. Во-вторых, судебное решение следует понимать как средство для удержания как самого осужденного, так и других лиц от совершения преступления.

Поэтому назначенное наказание есть вероятностное логическое осуждение, т. е. прогноз. Лайош Надь пишет: «Назначенное наказание — это прогноз, силлогизм, выведенный из существующих в данное время причин в отношении последствий, которые должны наступить в будущем, предвидение того, что назначенное в настоящем наказание в будущем приведет к осуществлению его цели, а именно — обеспечит восстановление социальной справедливости, исправления осужденного и предостережет членов общества от совершения преступления».

Прогностическая сущность наказания состоит в том, что все цели наказания — восстановление социальной справедливости, исправление осужденного, общее и специальное предупреждение направлены на будущее. Поэтому при решении вопроса о назначении наказания, т. е. при выборе вида и размера наказания, суд исходит прежде всего из того, что наказание содержит не то, что есть, а то, что должно быть.

Лайошь Надь совершенно правильно подчеркивает: «Хотя наказание назначается на основе фактов, соответствующих действительности, с соблюдением требований закона и справедливости, оно является лишь выводом о будущем, прогнозом, сделанным с большей или меньшей точностью и, в конечном счете, имеющим вероятностный характер. Вывод здесь осуществляется путем движения от причин (эффективности примененной санкции)». Сколь бы ни был обширен информационный материал, на основе которого суд принимает окончательное решение относительно наказания, все же важная роль, вследствие прогностического характера этой проблемы, принадлежит вероятностным элементам при определении эффективности уголовного наказания. Поэтому вероятность есть элемент, присутствующий в назначенном наказании. Таким образом, получается, что суд при назначении наказания не располагает никакой информацией относительно будущих результатов принятого решения. А это значит, что суд, используя только прошлую и настоящую информацию о преступлении и подсудимом, ограничивается в своей деятельности только «простым» назначением наказания, учитывающим лишь «чисто» юридические требования, указанные в ст. 58 УК Азербайджанской Республики. Но практика свидетельствует, что этих общих законодательных начал недостаточно для максимально-целесообразного и справедливого выбора вида и размера наказания. Для того чтобы судебное решение о наказании было справедливым и действенным, необходимо обеспечить суд соответствующей информацией относительно будущих результатов назначенного наказания. А этого можно добиться, как нам кажется, путем прогнозирования результатов уголовного наказания. Но возможно ли такое прогнозирование?

В. Г. Виноградов пишет: «Предвидение того, что только возможно возникнет, — самый трудный вид предвидения». Являясь одной из задач любой науки, прогноз необходим и возможен как в социальных, так и в естественных науках, ибо любая наука имеет описательную, объяснительную и предсказательную функцию. Б. С. Грязнов совершенно правильно отмечает, что «в конечном итоге задача любой науки заключается в том, чтобы уметь предсказать поведение изучаемой системы, будь то машина, живой организм, человек или же общество в целом. Отрицание возможности прогнозирования, по существу, ведет к отрицанию существующих связей между прошлым, настоящим и будущим.

Для прогноза характерно и то, что в нем содержится обоснованная оценка будущего развития прогнозируемого объекта, его потребностей и возможностей их удовлетворения, предвидение характера действия этого объекта и ожидаемых последствий такого действия на каждом из этапов прогностического периода.

Итак, возможность прогнозирования вообще, судебного прогнозирования в частности, основывается на принципиальном гносеологическом положении о том, что нет вещей непознаваемых, а есть лишь непознанные. Б. Г. Кузнецов пишет: «Характерная особенность нынешнего этапа в развитии науки — включение прогнозов в само содержание научных теорий. Поэтому вопрос о возможности прогнозов ставится теперь по-новому. Вернее было бы сказать, что подобный вопрос уступил место другому: возможно ли сейчас развитие науки без прогнозов? Ответ отрицательный». Таким образом, вопрос не в том, возможно ли прогнозирование при назначении наказания, а в том, что можно и чего нельзя прогнозировать.

Суд нуждается в прогнозировании лишь основных тенденций, направлений логики развития будущих результатов назначенного им уголовного наказания, а не каких-либо отдельных, маловажных деталей. «Практическая роль прогнозирования, — отмечает И. М. Рагимов, — состоит в том, что оно необходимо для успешной реализации уголовного наказания, оно дает возможность подготовиться к будущим результатам этого наказания, влиять на них, целенаправленно формировать, изменять и развивать нужные нам процессы».

Развивая эту идею, можно отметить, что практическое значение прогнозирования особенно важно при разработке уголовной политики, которая содержит основные направления борьбы с преступностью. Научный анализ состояния преступности, причин и условий совершения различных преступлений, реальных результатов примененных наказаний и некоторых других аспектов криминогенной обстановки позволяет правильно определить главные направления уголовной политики государства. В ходе такого научного анализа приходится прогнозировать будущую динамику развития преступности, качественные изменения в социальной среде, которые могут способствовать росту или снижению преступности. С учетом результатов такого анализа суды обязаны прогнозировать достигаемость тех или иных целей наказания и все это иметь в виду при выборе и назначении конкретного наказания.

Прогнозирование в деятельности суда по применению наказания должно осуществляться по двум основным направлениям, что соответствует основным группам целей наказания: а) прогнозирование в общем плане; б) прогнозирование в индивидуальном плане. В первом случае суд обращает основное внимание на общепредупредительную цель наказания. При этом учитываются такие факторы, как распространяемость совершенного преступления, реальная угроза социальным отношениям, отношение широкой общественности к данному виду преступления и т. д. Именно эти факторы являются тем основанием, в результате анализа которого суд определяет эффективность назначаемого наказания с позиции достижения целей восстановления социальной справедливости и общего предупреждения.

В индивидуальном плане судебное прогнозирование непосредственно касается уже личности самого преступника. При этом основной акцент делается на то, способно ли назначаемое конкретное наказание исправить данное лицо и способствовать его превращению в социально полезную личность.

Несомненно, разделение прогнозирования на два направления имеет весьма условный характер, поскольку это составная часть деятельности суда по назначению наказания. Правильное прогнозирование позволяет более успешной индивидуализации наказания и тем самым обеспечивает справедливость, законность и обоснованность судебного приговора.

В итоге следует особо подчеркнуть, что совершенствование судебной деятельности по назначению наказания посредством прогнозирования является проблемой весьма перспективной, хотя прогнозирование в этой области отличается и будет отличаться небольшой точностью. Но надо исходить из того, что даже несовершенный прогноз лучше неопределенности.

§ 4. Общественная опасность преступления и ее учет при назначении наказания

Согласно ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики выбор судом уголовно-правовой санкции должен находиться в зависимости от социального содержания преступления, т. е. характера и степени его общественной опасности. Несоответствие назначенного судом наказания тяжести преступления является основанием отмены или изменения приговора. Для интерпретации данного законодательного требования необходимо получить ответы на следующие вопросы: а) что следует понимать под общественной опасностью совершенного преступления и какие критерии и показатели надлежит использовать для ее измерения; б) с реализацией каких социальных требований связан учет характера и степени общественной опасности совершенного преступления; в) как должен изучаться и соответственно практически обеспечиваться учет рассматриваемого фактора при выборе вида и определении размера наказания?

Некоторые авторы пытались трактовать сущность понятия общественной опасности преступления с сугубо институциональных позиций. По их мнению, «доказательство наличия в действиях лица всех элементов предусмотренного законом состава преступления есть тем самым и доказательство общественной опасности этих действий».

При таком подходе противоправность из юридической формы выражения общественной опасности превращается в ее содержание, и поэтому этот признак преступления становится главным и определяющим признаком, а общественная опасность — производным, автоматически следующим за противоправностью.

Юридизация общественной опасности преступления объясняется, по-видимому, не только институализированным характером мышления профессионального юриста, но и тем, что при изучении «социальной значимости правонарушений прежде всего бросается в глаза их противоправность». Однако то обстоятельство, что «правонарушения — есть нарушения закона, недостаточно для понимания социальной значимости правонарушений, их внутренних свойств». Поэтому сторонники критикуемого мнения непоследовательны в отстаивании своей позиции и вынуждены включать общественную опасность в состав преступления, т. е. рассматривать ее как часть противоправности или же как нечто по всем элементам состава преступления.

В процессе назначения наказания противоправность все же выполняет самостоятельную функцию, так как в значительной мере предопределяет подлежащую применению законодательную санкцию. Однако к определению индивидуальной общественной опасности преступлений, подлежащих под признаки диспозиции одной и той же уголовно-правовой нормы, противоправность (и соответственно квалификация как суждение о ней в судебном приговоре) отношения не имеет. Поэтому представляется правильным мнение В. С. Прохорова о том, что общественная опасность деяния не зависит от его противоправности.

Некоторые авторы в число факторов, определяющих общественную опасность совершенного преступления, включают личность виновного. Существует даже мнение о полной и исключительной зависимости общественной опасности деяния от характеристики личности виновного, в том числе и от ее изменений после совершения преступления. Однако представительна группа авторов, рассматривающих общественную опасность совершенного преступления и социально-психологическую характеристику личности виновного в качестве объективных факторов, не находящихся в соотношении целого и части и при назначении наказания подлежащих самостоятельному учету.

Вторая точка зрения представляется правильной по следующим соображениям: а) в ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики общественная опасность преступления и личность виновного названы в качестве самостоятельных оснований индивидуализации наказания, и потому попытки рассматривать их как частично или полностью совпадающие друг с другом противоречат закону; б) признание зависимости оценки социального содержания преступления от характеристики личности виновного подрывает сущность права как применения одинакового масштаба к различным людям; в) содержание подлежащих измерению и учету внешних проявлений личности виновного не может быть сведено лишь к факту совершения преступления и нуждается в отражении и оценке с более широких социальных позиций; г) даже если содержание личности виновного ограничить ее общественной опасностью, то и в этом случае последняя далеко не всегда находит адекватное отражение в общественной опасности совершенного преступления (может быть больше или меньше ее).

Таким образом, личностные свойства виновного, во-первых, выходят за рамки внешнего проявления в совершенном преступлении и, во-вторых, непосредственно не участвуют в формировании его общественной опасности. Общественная опасность преступления и характеристика личности виновного — самостоятельные основания индивидуализации наказания.

В целом в уголовно-правовой науке господствует социологический подход к определению сущности общественной опасности преступления. Его характеризует стремление рассматривать эту категорию с точки зрения функциональной связи преступного деяния с системой общественных отношений, охраняемых уголовным законом. При таком подходе общественная опасность трактуется как особая вредность совершенного деяния, как причинение или возможность причинения им существенного ущерба социальной системе. «Общественная опасность, — пишет В. Н. Кудрявцев, — важнейшая социальная характеристика преступления, но она отражает только одну его сторону: тот вред, который причинен или может быть причинен обществу преступным поведением».

В основном данный подход представляется правильным, но нуждается в существенных уточнениях. Бели при определении общественной опасности ограничиться указанием на вредоносность, то этого окажется недостаточным ни для содержательной характеристики общественной опасности, ни для установления тех свойств деяния, которые ее формируют, что подтверждается отсутствием единства взглядов по этим вопросам среди тех, кто сущность общественной опасности усматривает по вредоносности. Следует заметить, что среди философов и этиков также существуют значительные расхождения во взглядах на факторы, подлежащие учету при оценке социальной значимости человеческого поведения.

Отсутствие единства мнений по вопросу о содержании одного из важнейших понятий уголовно-правовой науки обусловлено четырьмя недостатками методологического характера. Во-первых, чрезмерной абстрактностью и лаконичностью существующих определений общественной опасности, недоведением теоретической разработки этой категории до уровня, при котором исключалась бы неоднозначная интерпретация ее содержания и создавались бы предпосылки для создания системы конкретных показателей, отражающих это содержание и позволяющих обеспечить его эмпирическое измерение. Во-вторых, стремлением «строить здание» общественной опасности начиная с «крыши», т. е. с критериев и показателей оценки общественной опасности, в то время как методологически правильнее начинать с определения того, что (а не как) подлежит измерению и оценке. В-третьих, отсутствием комплексного подхода к решению проблемы и акцентированием внимания на отдельных компонентах общественной опасности и отдельных углах зрения, через призму которых они должны рассматриваться.

Преступления, попадающие под признаки одной и той же диспозиции, т. е. тождественные по своей видовой принадлежности, могут более или менее существенно (в зависимости, в частности, от широты диспозиции) отличаться друг от друга по своей типовой общественной опасности. Не оказывая влияния на квалификацию, эти различия имеют важное значение для выбора наказания. В результате возникает проблема внутривидовой классификации преступлений по характеру и степени их типовой общественной опасности.

Действительно, степень общественной опасности в рамках одного состава преступлений может быть очень различной. Например, статья 129 УК Азербайджанской Республики предусматривает ответственность за умышленное причинение тяжкого или менее тяжкого вреда здоровью в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта). Безусловно, что при причинении тяжкого вреда здоровью в этом случае степень общественной опасности гораздо выше, чем при причинении менее тяжкого вреда здоровью в аналогичной ситуации. Поэтому суд в первом случае при всех прочих равных обстоятельствах, безусловно, должен назначить более суровое наказание, чем в последнем. Наказание, на наш взгляд, в первом случае должно быть приближено к верхнему пределу санкции, установленной в ст. 129 УК Азербайджанской Республики; во втором же — к нижнему. Несоблюдение этого правила, по нашему мнению, означает несоблюдение ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики, обязывающей суд учесть степень общественной опасности преступления.

К названной проблеме внимание криминалистов стало обращаться сравнительно недавно, и пока еще она находится в стадии постановки и поисков общих подходов, а не разработки конкретных решений.

Принципиальная возможность классификации одновидовых преступлений сомнений не вызывает хотя бы потому, что с использованием этого же основания (общественной опасности) в законодательстве осуществлено распределение преступлений по степени их тяжести. Столь же очевидно, что внутривидовое распределение (шкалирование) преступлений по их типовой общественной опасности (например, на три группы: пониженной, средней и повышенной общественной опасности) имело бы важное значение для назначения наказания. При использовании научно обоснованной и нормативно признанной шкалы распределения общественной опасности одновидовых преступлений у суда появилась бы возможность по имеющейся в уголовном деле и собранной в процессе судебного следствия информации отнести совершенное преступление к тому или иному типу, т. е. определить его конкретную общественную опасность значительно точнее, чем это вытекает из квалификации преступления. Внутривидовая классификация преступлений предполагает нахождение системы формализованных показателей, характеризующих общественную опасность каждого выделенного типа. И главные трудности начинаются после перехода к вопросу о том, что подлежит измерению и шкалированию и как эти процедуры следует производить.

В литературе наблюдается три основных подхода к решению вопроса о методике измерения общественной опасности преступлений. Одни авторы предложили использовать для этого законодательную или (и) судебную санкцию, другие — экспертные оценки, третьи — социальное содержание совершенных преступлений.

Для определения объективного аспекта общественной опасности преступления как предпосылки последующего учета этого свойства при назначении наказания первые два подхода представляются неприемлемыми (хотя для решения иных исследовательских и практических задач их плодотворность сомнений не вызывает).

Использование при измерении этого свойства преступлений предусмотренного законом или (и) назначенного судом наказания (так называемой модели оценивания) было бы оправданным при наличии по меньшей мере следующих условий: а) измерение невозможно ни путем непосредственного обращения к содержанию общественной опасности, ни посредством изучения ее внешних проявлений (следствий), что присуще так называемой модели идентификации; б) на законодательную или (и) судебную санкцию, рассматриваемую в качестве оценки общественной опасности соответствующего преступления, существенно не влияют иные факторы; в) та оценка общественной опасности преступления, которая выражена в санкции, достаточно объективна и потому ориентация на нее существенно искажает выводы относительно содержания оцениваемого явления. Однако использование санкции для определения общественной опасности как отдельного преступления, так и преступности в целом ни одному из названных требований не отвечает.

Во-первых, непосредственное или опосредованное измерение объективного аспекта общественной опасности преступлений — процедура весьма сложная, но вполне возможная. Поэтому оно может производиться с помощью модели идентификации. Во-вторых, вид и размер наказания, назначенного судом, зависят не только от социального содержания преступления, но и от личности виновного. Таким образом, без вычленения влияния последней недопустимо рассматривать судебную санкцию как оценку только общественной опасности преступления. В-третьих, как законодательная, так и особенно судебная санкция достаточно субъективны и их обоснованность сама нуждается в проверке, в том числе (и прежде всего) с точки зрения соответствия санкций характеру и степени общественной опасности тех преступлений, за которые они предусмотрены или назначены. «Поэтому не тяжесть преступления зависит от характера санкции или возможности применения того или иного уголовно-правового института, а, напротив, последние должны определяться в зависимости от тяжести (общественной опасности) преступления как следствие его».

Неприемлем для решения рассматриваемой задачи и предложенный Ю. Д. Блувштейном метод экспертных оценок, при использовании которого определение (и соответственно — шкалирование) общественной опасности преступлений производится на основе экспертных оценок, причем в качестве экспертов привлекаются работники правоохранительных органов. Во-первых, здесь также применяется модель оценивания и меняется лишь основание оценки, в то время как гораздо более точные результаты могут быть получены с помощью модели идентификации. Во-вторых, проблемные ситуации в практике назначения наказания в основном обусловлены, по нашему мнению, отрицательными изменениями, произошедшими за последние десятилетия в общественном правосознании, включая судейское. Предположение о том, что правосознание профессиональных юристов — наиболее точный измеритель общественной опасности преступлений, неизбежно ведет к идеализации, принятии за эталон существующей карательной практики, в которой это правосознание находит свое отражение. В-третьих, преступления причиняют ущерб общественному правосознанию (правосознанию населения), а не только специализированному правосознанию работников правоохранительных органов, и поэтому в качестве объективного аспекта общественной опасности надо ориентироваться на первое, а не на второе.

Наиболее правильным является тот подход, сторонники которого, во-первых, стремятся использовать для измерения общественной опасности модель классификации, а во-вторых, для классификации одновидовых преступлений предлагают взять за основу типологические различия в характере и степени их общественной опасности.

Одна из первых попыток осуществить типологизацию одновидовых преступлений на типы представляет собой их типологизацию в зависимости от наличия или отсутствия указанных в законе смягчающих и отягчающих ответственность обстоятельств. Аналогичное решение, но в более конкретизированном, обоснованном и несколько измененном виде предложено Л. Л. Кругликовым. В соответствии с этой позицией преступления, при совершении которых отсутствуют или уравновешиваются смягчающие и отягчающие ответственность обстоятельства, относятся к среднему типу, преступления с превалированием отягчающих — к верхнему.

Изложенной позиции, несмотря на ее внешнюю логичность и привлекающую простоту, присущи серьезные недостатки, требующие вести поиск основания, критериев и показателей внутривидовой классификации преступлений в несколько ином направлении. Во-первых, основная точка отсчета (средний тип общественной опасности) выбрана формально, без учета внутреннего содержания и внешнего проявления общественной опасности преступлений, подлежащих классификации. В результате возникает реальная возможность грубых ошибок. Во-вторых, автор данного подхода не прибегает к классификации одновидовых преступлений, полагая, что отягчающие и смягчающие ответственность обстоятельства имеют универсальное значение для классификации преступлений любого вида. Но в действительности то, что, скажем, отягощает нанесение телесных повреждений (например, совершение преступления с особой жестокостью или издевательством над потерпевшим, общеопасным способом и т. д.), не может выступать в качестве обстоятельства, отягчающего кражу. Поэтому предпочтительнее мнение В. И. Курляндского о том, что критерии классификации разновидных преступлений могут быть неодинаковыми.

Действительно, процедура измерения существенно зависит от свойств измеряемого объекта. В силу разнохарактерности вреда, причиняемого преступлениями, и не тождественности других признаков, влияющих на их общественную опасность, создание универсальной методики измерения и шкалирования последней вряд ли возможно. Теоретически достижимая в современных условиях и практически наиболее важная задача состоит поэтому в разработке и внедрении моделей измерения общественной опасности одновидовых преступлений.

Сказанное не означает, что не могут (и не должны) формулироваться общие правила измерения общественной опасности преступлений независимо от родовой, видовой и типовой принадлежности последних. Речь идет о том, что «не определив четких критериев единичного, нельзя получить достаточно полную характеристику общего».

В качестве критериев (наиболее обобщенных показателей) общественной опасности выступают ее характер и степень, которые согласно господствующему в уголовно-правовой науке взгляду соответственно отражают качественную и количественную стороны социального содержания совершенного преступления.

В принципе такой подход представляется правильным, но нуждающимся в уточнении. Во-первых, характер и степень общественной опасности существуют как взаимосвязанные, а не изолированные друг от друга показатели, ибо количество и качество диалектически связаны между собой, выступают как единство противоположностей. Поэтому свое суммарное выражение, дающее основание для отнесения совершенного преступления к определенному типу, они находят в мере общественной опасности. Во-вторых, отнесение характера общественной опасности к качественному критерию, а степени — к количественному весьма условно, так как содержание характера может раскрываться и с помощью количественных показателей (например, число участников преступной группы), а содержание степени — с помощью качественных (например, степень вины, т. е. осознание общественной опасности деяния и предвидения общественно опасных последствий). Правильнее, очевидно, исходить из того, что характер общественной опасности раскрывается преимущественно качественными, а степень — в основном количественными показателями. В-третьих, нельзя представлять себе дело так, что характер общественной опасности как ее качественный критерий всегда весомее, чем количественный критерий — степень.

Научная классификация одновидовых преступлений, как правило, не может иметь целью создание инструментария для определения индивидуальной общественной опасности каждого совершенного преступления. Во-первых, на индивидуальном уровне классификация вообще невозможна, ибо каждое конкретное преступление уникально по своей общественной опасности и потому должно занимать особое место в классификационном ряду, что лишает подобную «классификацию» всякого теоретического и практического значения. Во-вторых, точного определения индивидуальной общественной опасности совершенного преступления (даже если бы удалось найти для этого надежный инструментарий) не требуется, так как: а) ограничен набор видов наказаний, могущих быть примененными за совершение того или иного преступления, и б) эти наказания измеряются с помощью шкалы, имеющей весьма крупные единицы меры (например, лишение свободы исчисляется годами и месяцами, а не сутками или, тем более, часами и минутами). Поэтому максимально достижимый и практически пригодный уровень научной классификации — это типовая классификация одновидовых преступлений. «Сущность дифференциации юридической ответственности, — справедливо отмечал В. И. Курляндский, — состоит не в том, чтобы определить различные уровни ответственности по отношению к индивидуальному случаю нарушения, а в том, чтобы классифицировать формы ответственности в зависимости от наиболее типичных свойств, характеризующих в обобщенном виде различные группы правонарушений».

Конструирование шкал типовой общественной опасности одновидовых преступлений предполагает создание для каждого вида системы специфических показателей, выражающих содержание наиболее значимых показателей ее характера и степени, а также поиск индикаторов, т. е. «элементарных частиц», характеризующих выраженность соответствующего показателя и допускающих эмпирическое измерение. Кроме того, данная процедура по необходимости является многомерной, включающей в себя несколько этапов.

Обобщая вышеизложенное можно утверждать, что характер общественной опасности совершенного преступления — это не индивидуальный признак конкретного преступления, а признак, характеризующий все преступления определенной группы или определенного вида. Как справедливо отмечают некоторые авторы, характер общественной опасности преступного деяния определяется в первую очередь значением и важностью того охраняемого законом общественного отношения, которое является объектом преступных деяний. Тем самым при определении характера общественной опасности криминального деяния следует обратить внимание на то, в какую группу преступлений оно включено в системе Особенной части УК Азербайджанской Республики и какая санкция предусмотрена за это преступление в конкретной статье. Данная позиция совпадает и с позицией уголовного закона, так как ст. 15.1 УК Азербайджанской Республики классифицирует все преступления на следующие четыре вида в зависимости от характера и степени их общественной опасности: 1) преступления, не представляющие большой общественной опасности; 2) менее тяжкие преступления; 3) тяжкие преступления; 4) особо тяжкие преступления. При этом основным критерием дифференциации преступлений на перечисленные категории является санкция конкретной статьи, а точнее, размер наказания, выраженного в лишении свободы.

Однако, как известно, санкция, предусмотренная за конкретное преступное деяние, не является субъективным выражением воли законодателя. Хотя она не полностью освобождена от субъективизма, но при ее определении главными критериями являются форма вины, ценность общественных отношений, которые подвергаются общественно-опасному посягательству, время и место, а также способ совершения преступления и другие подобные факторы. Но эти же факторы являются основанием и для определения характера и степени общественной опасности преступлений. В этом и заключается логика ст. 15.1 УК Азербайджанской Республики, которая в качестве критерия классификации преступлений называет характер и степень их общественной опасности.

Уголовный закон не детализирует обстоятельства, которые должны учитываться при определении характера и степени общественной опасности преступлений, даже об этом не упоминает. Это является основанием теоретической полемики по поводу того, какие обстоятельства должны быть взяты за основу при определении характера общественной опасности, а какие — при определении степени общественной опасности преступлений. Однако, как уже было отмечено, теория уголовного права выработала практически одно единодушное мнение: характер и степень общественной опасности деяния — это находящиеся во взаимосвязи признаки, выражающие соответственно качественную и количественную стороны преступления.

Итак, при определении характера общественной опасности преступления суды должны обращать внимание на следующие обстоятельства: 1) ценность общественных отношений, которые являются объектом данного преступления (их общественная значимость); 2) форма вины посягающего; 3) в какую группу преступлений отнесено данное деяние; 4) в какой главе Особенной части УК помещена статья, предусматривающая ответственность за данное преступление. Профессор Ф. Ю. Самандаров предлагает, что в качестве обстоятельства при определении характера общественной опасности преступления следует учитывать уголовную политику государства по борьбе с конкретными преступлениями. Это мнение является совершенно справедливым, поскольку государство свою уголовную политику в отношении конкретной группы преступлений строит на основе того, насколько опасны данные криминальные деяния для существующих общественных отношений и какова тенденция их развития.

Зачастую в литературе под характером общественной опасности понимается не индивидуальный признак конкретного преступления, а общий признак преступлений данного вида, например, убийства, кражи, оскорбления. Но тогда как для данного, так и для любого иного преступления определенного вида он всегда одинаков, не отличает одно преступление от другого, является типовым. Тем самым его учет при назначении наказания за совершенное преступление не влияет на увеличение или уменьшение наказания. В связи со сказанным некоторые авторы предлагают исключить из общих начал следующее положение: «При назначении наказания учитываются характер… общественной опасности преступления…».

Действительно, законодатель уже учел характер общественной опасности каждого деяния, изложив его признаки в соответствующих статьях Особенной части Уголовного кодекса. Именно в связи с характером общественной опасности того или иного преступления законодатель закрепил соответствующие санкции за его совершение. Этой же цели служат квалифицирующие признаки, повышающие общественную опасность типового деяния. Например, законодатель уже предусмотрел, что грабеж более общественно опасен, чем кража, а разбой опаснее грабежа. В связи с этим наказание за разбой суровее, чем за грабеж, а наказание за грабеж суровее аналогичного за кражу. Тем не менее исключать такую категорию, как «характер общественной опасности преступления» из общих начал назначения наказания, на наш взгляд нельзя, так как при ближайшем рассмотрении характер общественной опасности однотипных преступлений может разниться.

При индивидуализации наказания суд обязан также учитывать степень общественной опасности совершенного деяния, т. е. сравнительную опасность конкретного преступления по отношению к другим преступлениям того же характера и вида. Степень общественной опасности есть признак, характеризующий конкретное преступное деяние и обстоятельства его совершения. По мнению В. Ткаченко, степень общественной опасности — это количественная сторона преступления и зависит она от размера причиненного вреда конкретному объекту либо интересу. И. В. Шмаров также подчеркивает, что «степень общественной опасности преступления определяется обстоятельствами, связанными с признаками данного состава преступления, т. е. индивидуальными его признаками, которые в каждом совершенном преступлении могут быть выражены по-разному».

При характеристике степени общественной опасности преступного деяния важное значение имеют такие обстоятельства, как: 1) субъективная сторона деяния; 2) квалифицирующие признаки состава преступления; 3) степень осуществления преступного намерения; 4) форма участия лица в преступлении; 5) особенность места времени и способа совершения преступления; 6) вид и размер причиненного или возможного вреда или тяжесть наступивших последствий; 7) поведение виновного во время и после совершения преступления и др..

Из этого перечня видно, что при определении степени общественной опасности преступления учитывают обстоятельства как объективного, так и субъективного характера.

При назначении наказания суд должен, даже обязан, не только указать, что он учитывает степень опасности преступления, но и раскрыть содержание этого признака, т. е. назвать те обстоятельства, которые его определяют. К сожалению, в судебной практике, как правило, можно встретить лишь ссылку в приговоре на учет характера и степени общественной опасности преступного деяния. Однако, что конкретно под этим имеется в виду, неясно.

В этой связи Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 11 июня 1999 г. «О практике назначения судами уголовного наказания» разъяснил, что степень общественной опасности преступления определяется обстоятельствами содеянного (например, степенью осуществления преступного намерения, способом совершения преступления, размером вреда или тяжестью наступивших последствий, ролью подсудимого при совершении преступления в соучастии)».

Однако перечень обстоятельств, на основе которых определяется характер и степень общественной опасности преступлений не является исчерпывающим. Это объясняется тем, что каждое преступление в отдельности — индивидуальное социальное событие, которое имеет различные свои стороны. При назначении наказания суд обязан учитывать все, даже малейшие детали преступного поведения, чтобы полностью раскрыть характер и степень общественной опасности этого поведения.

Проблему соотношения характера и степени общественной опасности преступления рассматривают В. И. Зубкова, Р. Р. Галиакбаров и некоторые другие.

Так, Р. Р. Галиакбаров пишет: «По характеру общественной опасности можно отличать одни преступления от других, объединять их в однородные группы… Степень общественной опасности преступления устанавливается в границах преступных посягательств одного и того же вида… Степень общественной опасности характеризует ее количество в одних преступлениях в сравнении с другими посягательствами данного вида».

Таким образом, характер и степень общественной опасности — категории взаимосвязанные и, характеризуя преступление с разных сторон, дают в совокупности его качественно-количественную характеристику. Поэтому, как верно отмечает Л. Л. Кругликов, «при назначении наказания недопустимо как игнорирование характера общественной опасности совершенного преступления, так и ее степени, конкретных обстоятельств содеянного».

Типологизация общественной опасности различных видов преступлений — сложная и трудоемкая процедура, так как велико количество подлежащих учету и оценке показателей, а среди последних появляются (и в ряде случаев становятся доминирующими) качественные признаки, содержание которых не всегда поддается достаточно точному количественному измерению. В принципе, однако, эти трудности не являются непреодолимыми, но требуют проведениям конкретных уголовно-правовых исследований с использованием сложных математических и социологических методов.

§ 5. Личность виновного и ее учет при назначении наказания

Учет личности виновного при назначении наказания — одна из традиционных, но достаточно актуальных проблем уголовного права. Личность виновного в уголовном судопроизводстве выступает в качестве объекта назначения наказания. В то же время вообще личность является высшей ценностью, охраняемой уголовным законом. Следовательно, суд при назначении наказания обязан максимально учесть такое двойственное значение личности виновного, чтобы назначаемое наказание, с одной стороны, подвергло виновного справедливым лишениям и ограничениям, а с другой — не унижало его честь и достоинство, не причинило ей физическую боль и моральные страдания и способствовало его возвращению в общество в качестве достойного и честного гражданина.

Наказание всегда конкретно и индивидуально. Но и личность, к которой применяется наказание, тоже и конкретна, и индивидуальна. В азербайджанском и российском уголовном праве, и особенно в криминологии последних лет большое внимание уделяется проблеме личности тех, кто совершает преступления. Соответственно и правоприменители в лице всех без исключения органов, борющихся с преступностью, решительно должны заниматься изучением личности людей, совершивших и совершающих преступления.

Как пишет П. С. Дагель, под личностью виновного (преступника) понимается совокупность социально-политических, психических и физических признаков лица, совершившего преступление, имеющих уголовно-правовое значение. «Личность виновного — понятие собирательное, объемлющее общественную сущность человека, его психологические и биологические особенности».

Изучение личности преступника с позиции уголовного права имеет целью установление тех ее черт и характерных признаков, которые должны учитываться при решении вопроса о наличии оснований для уголовной ответственности, о квалификации преступления и определении меры наказания. Таким образом, изучение личности при рассмотрении уголовного дела приобретает особое значение. Однако в ряде случаев этот вопрос решается поверхностно. Зачастую суды при обосновании размера наказания указывают лишь на то, что наряду с повышенной общественной опасностью содеянного, характером действий и степенью вины подсудимого они учитывают его личность. Но какие данные о личности были учтены судом, из приговора неясно.

В соответствии со ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики при выборе уголовно-правовой санкции суд должен учитывать наряду с другими обстоятельствами совершенного преступления, личность виновного. Несоблюдение этого требования является основанием для того, чтобы судебный приговор считался несправедливым и необоснованным, и может привести к отмене или изменению такого приговора.

Результаты эмпирического изучения учета судами личности виновного свидетельствуют о наличии ряда проблемных ситуаций в этой стороне судебной деятельности по применению уголовноправовых санкций. Недостаточно глубоко и всесторонне разработана проблема учета личности виновного и в уголовно-правовой науке.

Разработка теоретических моделей учета судом рассматриваемого фактора включает в себя последовательное решение следующих вопросов: а) что следует понимать под личностью виновного как объектом назначения наказания; б) с реализацией каких социальных требований и в какой мере связан учет судом личности виновного; в) каковы теоретические предпосылки типологизации преступников, совершающих одинаковые преступления, и шкалирования соответствующих санкций с целью создания моделей учета личности виновного при назначении наказания; г) возможно ли (и если «да», то как именно) измерение личностных характеристик виновного и обеспечение их оптимального совмещения с содержанием уголовно-правовой санкции.

Комплексный подход к изучению личности виновного как объекта уголовно-правового воздействия в своем проявлении предполагает: а) четкое и полное определение совокупности структурных элементов понятия «личность», имеющих существенное значение для их учета при применении уголовно-правовых санкций; б) описание тех функций (основных видов деятельности) личности, которые должны влиять на выбор меры уголовно-правового воздействия; в) рассмотрение структурно-функциональных характеристик личности виновного не только в статическом, но и дополнительно в ретроспективном и перспективном (прогностическом) планах. Гносеологический компонент комплексного подхода требует, в свою очередь, чтобы система структурно-функциональных характеристик личности виновного была рассмотрена в целостном единстве институционального, социологического и аксиологического аспектов.

Следует отметить, что проблема личности виновного значительно превосходит по своей сложности и объему рассмотренные ранее проблемы, связанные с индивидуализацией уголовной ответственности. Мы не ставим своей задачей исследование этой проблемы во всем многообразии ее сторон и проявлений и ограничимся описанием лишь наиболее общих методологических и теоретических подходов к ее решению.

Проблема личности преступника находится в состоянии интенсивной научной разработки. Не обойдены вниманием и вопросы учета личности при назначении наказания. Несмотря, однако, на обилие публикаций (среди которых преобладают криминологические исследования личности), учение о личности виновного как объекте назначения наказания делает лишь первые шаги и находится на стадии феноменологического, модельного, комплексного и конкретного описания, что, в частности, объясняется: а) исключительной сложностью изучаемого объекта; б) пока еще слабой разработанностью общей теории личности на основе новой системы социальных ценностей, без которой уголовно-правовые разработки лишены прочного научного фундамента; в) сравнительно недавним обращением криминалистов к данной проблематике; г) отсутствием или недооценкой дифференцированного подхода к изучению личности в зависимости от специфики предмета и задач криминологических, уголовно-правовых и иных исследований; д) чрезмерно узким пониманием системы социальных требований, предъявляемых к учету личности виновного в процессе судебной деятельности по применению уголовно-правовых санкций. Остановимся несколько подробнее на двух последних недостатках.

В последнее время наметилась тенденция к монополизированию криминологией учения о личности преступника и мерах уголовно-правового воздействия на нее. Так, М. И. Ковалев и В. Н. Кудрявцев полагают, что лишь криминологические исследования обеспечивают изучение «изменений в личности преступника (это предмет криминологии) под влиянием нового законодательства и практики его применения». Другие авторы, настроенные не столь решительно, считают, что криминология действительно «идет дальше и глубже уголовного права в изучении личности преступника», а потому, хотя «проблема личности преступника… и входит в предмет криминологической теории», последняя выполняет лишь ведущую роль, но не исключает проведения в этой области уголовно-правовых исследований.

Предпринимаются также попытки «развести» криминологические и уголовно-правовые исследования личности не столько по изучаемому предмету и решаемым задачам, сколько по якобы присущим методам познания. Существует, наконец, мнение, что криминологическое понятие «личность преступника» наиболее широкое и емкое понятие, в то время как уголовно-правовое понятие «личность виновного» уже и является, следовательно, частью первого. Все эти позиции вряд ли могут быть признаны бесспорными по ряду соображений.

Во-первых, криминология и уголовное право — равноправные, самостоятельные науки, между которыми нет отношений субординационного подчинения. На прикладном уровне каждая из них имеет свой собственный предмет и решает специфические задачи. Поэтому стремление поставить криминологию при изучении личности преступника на более высокую ступень иерархической лестницы и возложить на нее методологическую функцию в отношении уголовно-правовых исследований не имеет под собой достаточных оснований.

Во-вторых, в области индивидуальной профилактики преступлений предметом криминологии может быть личность потенциального преступника, а не того, кто уже совершил преступление и потому стал объектом уголовно-правового воздействия. Изъятие из уголовно-правовой науки учения о личности логически влечет за собой исключение из нее и учения о наказании (по крайней мере, в той части, где речь идет об обеспечении оптимального соответствия мер уголовно-правового воздействия личности виновного).

В-третьих, представляется бесперспективной попытка разграничивать криминологические и уголовно-правовые исследования материалов эмпирических наблюдений. В современных условиях наблюдается универсализация методологических и методических приемов исследования, не говоря уже о том, что и в самой криминологии (как, кстати, и в уголовно-правовой науке) используются методы, заимствованные из других наук (математические, социологические, психологические и т. д.). Обязательным для любого исследования является также соединение теоретического и эмпирического компонентов.

Между понятиями «личность преступника» и «личность виновного» нет, как представляется, соотношения «целого» и «части». Как бы не отличались друг от друга существующие подходы со стороны различных наук к определению понятия «личность преступника», они сходны в одном, а именно в признании специфическим признаком этой личности — способность «при определенных условиях и впредь поступать подобным образом».

Однако наличие общественной опасности как потенциальной предрасположенности к совершению преступлений в будущем не является атрибутивным (непременным) признаком личности виновного как объекта назначения наказания. Лицо, совершившее преступление и, следовательно, находившееся в тот момент в общественно опасном состоянии, может полностью или в значительной мере утратить это состояние ко времени рассмотрения дела в суде, что в соответствии со ст. 74 УК Азербайджанской Республики отнюдь не предопределяет его освобождения от уголовной ответственности и наказания, а лишь создает такую возможность. Изложенное позволяет утверждать, что уголовно-правовое понятие «личность виновного» нуждается в самостоятельной разработке в соответствии с теми специфическими служебными функциями, которые оно призвано выполнять при решении как аналитических, так и практических задач.

Один из основных недостатков существующих подходов к определению понятия «личность виновного» выражается в стремлении функционально связать законодательное требование об учете личности при назначении наказания только с превентивными целями или же, в лучшем случае, со всей системой целей наказания, но при отвлечении от связи этого требования с принципами назначения наказания. В результате формулируется вывод о необходимости учета личности при назначении наказания лишь для достижения его целей, содержание личности виновного сводится только к общественной опасности как реальной возможности совершения им нового преступления, а классификация преступников осуществляется исключительно или преимущественно по характеру и степени этой опасности. Такой сугубо институциональный подход неверен не только потому, что личность виновного как объект назначения наказания не всегда включает в себя общественную опасность, но и по другим причинам.

Социальное назначение учета личности не исчерпывается предупреждением преступлений и созданием оптимальных предпосылок для исправления виновного. Рассматриваемое законодательное требование обусловлено не только целями, но и принципами назначения наказания. Поэтому взгляд на личность виновного только как на носителя общественной опасности страдает односторонностью и является неприемлемым. Лица, совершившие аналогичные преступления и обладающие одинаковой общественной опасностью, могут (и должны!) подвергаться различным мерам уголовно-правового воздействия в зависимости от содержания иных личностных характеристик, отсюда вытекает необходимость подходить к конструированию общего понятия «личность виновного как объект назначения наказания» с более широких социальных позиций, отражающих многоплановость тех социальных требований, которые предъявляются к организации уголовно-правовой борьбы с преступностью в современном обществе.

Некоторые авторы стремятся расширить объем понятия «личность виновного» путем включения в него не только криминогенного комплекса, характеризующего общественную опасность, но и иных свойств личности, но два существенных недостатка, присущих этой позиции, значительно снижают ее теоретическую и практическую ценность.

Во-первых, вывод о том, что «суд должен учитывать личность виновного в целом», вообще не связан или же недостаточно связан с реализацией социальных требований, выходящих за рамки целей наказания и соответственно за пределы личностных свойств, характеризующих общественную опасность личности. Поэтому он становится практически не реализуемым ввиду своей широты и неопределенности (невозможно, да и не нужно учитывать при назначении наказания «все то, что характеризует личность в целом»), либо же не вносит ничего нового (по сравнению с сугубо институционным подходом) в решение проблемы, так как назначение целостного познания личности усматривается опять-таки в определении ее общественной опасности.

Во-вторых, личностные свойства виновного как объекта назначения наказания и характеризующие их показатели либо вообще не систематизируются, а лишь перечисляются, либо же группируются не по специфическим уголовно-правовым, а по общим основаниям (например, подразделяются на демографические, социальные, психологические и психофизические). Однако, как отмечается в методологической литературе, интеграция частных показателей в целостные модели, обеспечивающие системную характеристику изучаемых объектов, должна производиться по специфическим критериям, отражающим, в частности, предметно-функциональные и иные особенности объекта.

Личность виновного как одно из объективных оснований индивидуализации наказания представляет собой сверхсложную систему по своей внутренней структуре и связям с внешней средой. Она является интегральной совокупностью биогенной, психогенной и социогенной подструктур, а со стороны основных форм жизнедеятельности функционально связана на разных уровнях с экономической, политической и духовной сферами общественной жизни. Поэтому возникает необходимость выделить из всего многообразия личностных свойств, присущих обвиняемому, только те компоненты, которые имеют существенное значение именно для назначения наказания, а не для решения каких-либо иных задач.

Представляется в принципе правильным мнение П. С. Дагеля о том, что в понятие «личность виновного» должны включаться лишь те признаки, которые имеют уголовно-правовое значение. Поскольку изучение личности каждой наукой (а к этой проблематике ныне причастны около двухсот научных дисциплин) не является самоцелью, а выступает в качестве одной из информационных предпосылок для решения специфических познавательных и практических задач, то указание на уголовно-правовую значимость сужает предмет исследования от беспредельного «личность в целом» до более определенного — «личность как объект уголовно-правового воздействия».

Следует, однако, отметить, что в силу недостаточной конкретности понятия «уголовно-правовое значение», оно может интерпретироваться по-разному. Как уже отмечалось, большинство авторов, включая П. С. Дагеля, усматривают единственное или, в лучшем случае, основное уголовно-правовое назначение изучения личности в определении ее общественной опасности, что неизбежно и неправомерно сужает предмет и задачи такого изучения.

Представляется необходимым подходить к конструированию общего понятия «личность виновного как объект назначения наказания» на основе всех социальных требований, предъявляемых к судебной деятельности по применению уголовно-правовых санкций.

Под личностью виновного как объектом применения уголовного наказания следует понимать совокупность социальных, психологических и биологических свойств индивида, признанного виновным в совершении преступления, которые существуют к моменту вынесения приговора и имеют важное значение для выбора меры уголовно-правового воздействия с точки зрения целей и принципов назначения наказания.

Для обеспечения оптимального (необходимого и достаточного) учета в процессе назначения наказания личности виновного особо значимую роль выполняют цели восстановления социальной справедливости, частного предупреждения и исправления осужденного, а также принципы справедливости и гуманизма. Через призму этих социальных требований и следует подходить к решению проблемы типологизации лиц, совершивших одновидовые преступления. В соответствии с ними личность виновного должна выступать в трех относительно самостоятельных качествах и соответственно внешних проявлениях: 1) как носитель общественной опасности; 2) как носитель перспективной полезности; 3) как носитель ретроспективной ценности.

В юридической науке существуют различные подходы к определению понятия «общественная опасность личности». Существует, например, формальное определение этого понятия как специфического правового положения личности, являющегося последствием виновного совершения преступного деяния. Но в действительности, как правильно отмечает П. С. Дагель, общественная опасность личности — это определенное социально-психологическое состояние, а не правовое положение виновного, и является она предпосылкой, а не следствием совершенного преступления. Именно такой взгляд и является господствующим в уголовно-правовой науке.

Некоторые авторы стремятся связать общественную опасность личности виновного с состоянием, существовавшим во время совершения преступления, и к тому же приходят к выводу о том, что это состояние зависит исключительно от общественной опасности содеянного.

Представляется, что характер и степень общественной опасности личности, существовавшие во время совершения преступления и нашедшие в последнем более или менее адекватное отражение, вообще не имеют непосредственного отношения к назначению наказания и учитываются лишь при определении такого компонента общественной опасности совершенного преступления, как субъективная направленность преступных действий. Непосредственно суд интересует при назначении наказания лишь та общественная опасность, которая существует к моменту вынесения приговора. Кроме того, определенные рассогласования между общественными опасностями деяния и личности существуют и во время совершения преступления. Как обоснованно отмечал И. Д. Шмаров еще в 1969 г., «степень социально-нравственной испорченности личности может не соответствовать общественной опасности совершенного преступления». Нельзя, наконец, не отметить, что определение общественной опасности личности исключительно через общественную опасность совершенного преступления вообще снимает проблему самостоятельного учета данной личностной характеристики.

Для уточнения некоторых определений общественной опасности личности требуется также подчеркнуть, что, во-первых, ее сущность состоит не просто в возможности, а в реальной возможности совершения нового преступления, и не всякого преступления, а лишь сходного с прежним по своему генезису (криминологической природе). Таким образом, под общественной опасностью (антиобщественной направленностью) личности виновного следует понимать существующую к моменту вынесения приговора реальную возможность совершения им нового преступления, сходного с прежним по своему генезису.

Для измерения и оценки общественной опасности как определенного состояния личности, позволяющего прогнозировать будущее поведение, нужно обратиться к тем факторам, которые генетически связаны с возникновением и изменением этого состояния. Среди этих факторов следует прежде всего назвать субъективные причины преступного поведения, т. е. совокупность отрицательных (криминогенных) личностных свойств, которые сами по себе (при наличии поведенческой антиобщественной установки) или в сочетании с внешней криминогенной ситуацией (при наличии ситуативной антиобщественной установки) способны детерминировать совершение общественно опасных деяний определенного криминологического вида.

Проблеме субъективных причин преступного поведения посвящены многочисленные криминологические, уголовно-правовые и исправительно-трудовые исследования, в которых заложен солидный теоретический фундамент для установления основных объективных и субъективных факторов, порождающих общественную опасность личности. Все же представляется целесообразным остановиться на некоторых спорных или недостаточно четко решаемых вопросах.

Существует мнение о преимущественно природной, биопсихической обусловленности общественной опасности личности и соответственно ее преступного поведения. Такой взгляд упорно отстаивается многими западными криминологами, утверждающими, что большинство актов преступного поведения непосредственно вытекает из инстинктов, внутренне присущих человеку от рождения и господствующих над всем человеческим бытием. Даже рост материального благосостояния и другие позитивные социальные перемены рассматриваются как факторы, способствующие проявлению якобы присущих людям разрушительных инстинктов (агрессии, аморализма, стремления к власти и пр.). Наиболее последовательным и энергичным сторонником личностного подхода к объяснению причин сохранения преступности является И. С. Ной. Концепция И. С. Ноя неоднократно критиковалась в советской криминологической литературе. Остановимся лишь на тех моментах, которые вовсе не рассматривались или в незначительной мере освещались в печати.

Позиция И. С. Ноя не выдержана с методологической точки зрения. И не только на социально-философском уровне, но и в гносеологическом аспекте. И. С. Ной отождествляет или подменяет два разноуровневых явления: непосредственные причины преступления как конкретного акта человеческого поведения и причины преступности как массового социального явления.

В настоящее время никто не отрицает влияния психофизических особенностей личности на поведенческие акты, но из этого вовсе не следует, что на современном этапе развития общества эти особенности подлежат включению в комплекс первопричин преступности, ибо к последним следует относить только то, что: а) определяет основной массив преступности, а не какую-либо незначительную ее часть; б) относится к исходным, а не производным факторам. Ни одному из этих условий не отвечают генетически наследуемые психофизические особенности личности.

Возражая, однако, против гипертрофирования роли психофизиологических (особенно генетически наследуемых) особенностей личности в этиологии преступного поведения, нельзя впадать в другую крайность — полностью отрицать их участие в формировании того состояния личности, которое принято называть общественной опасностью. Эти особенности в большей или меньшей мере (в зависимости, например, от вида преступления) влияют на формирование потребностей, на приспособляемость к объективным условиям существования, на способы реагирования на внешние ситуации и пр. Так что без их учета не всегда можно обойтись при типологизации личности виновных по характеру и степени выраженности их общественной опасности.

С точки зрения современного уровня развития наук, изучающих внутренние источники человеческой активности, следует признать односторонним господствовавшие ранее в уголовно-правовой науке представления о субъективных причинах преступного поведения только как о присущих соответствующей личности антиобщественных взглядах, выражающих отрицательное отношение к общественным интересам. Конечно, степень сознательности индивида, включая способность подчинять (в случае необходимости) личные интересы общественным, — важный фактор, влияющий на формирование поведения. Однако он — не единственный и не решающий детерминант человеческого поведения, в том числе преступного.

Преступление всегда свидетельствует об имевшем место конфликте между той или иной потребностью лица, его совершившего, и желательными возможностями удовлетворения этой потребности, объективно находившимися в распоряжении данного индивида и осознаваемыми им. Острота данного противоречия зависит от социального содержания соответствующей потребности (качества и степени развития, ее места и значения в общей структуре потребностей личности и пр.), с одной стороны, и объективных условий, обеспечивающих уровень ее удовлетворения — с другой. Чем больше рассогласование между потребностями индивида и легальными возможностями их удовлетворения, тем выше (при прочих равных условиях) вероятность разрешения этого противоречия посредством антисоциального (и как крайний случай — преступного) поведения. Степень остроты рассматриваемого противоречия и следует использовать для типологизации общественной опасности различных лиц, совершающих одновидовые преступления. Особенно это относится к виновным в совершении корыстных преступлений.

Но какой бы остроты не достигало охарактеризованное выше противоречие, его наличие само по себе еще не свидетельствует ни о неизбежности, ни даже о реальной возможности преступного поведения, ибо в детерминации человеческой деятельности по обеспечению условий для удовлетворения потребностей активное участие принимает сознание и обусловленная им способность к выбору между желаемым и должным поведением. Поэтому без показателей, характеризующих уровень социальной сознательности индивидов, при измерении и оценке общественной опасности личности виновных не обойтись.

Однако общественная опасность личности зависит не только от присущего ей внутреннего криминогенного комплекса (субъективных причин преступного поведения), даже если последний рассматривается в соотнесенности с конкретными объективными условиями, обеспечивавшими удовлетворение ее потребностей. Характер и степень выраженности рассматриваемого компонента личности виновного могут находиться в существенной зависимости от социального статуса личности, от ее места в системе общественных отношений (например, при совершении преступлений, связанных с использованием служебного положения). В таких случаях изменение социального статуса — надежное средство уменьшения общественной опасности личности.

Таким образом, структурная модель изучения общественной опасности личности виновного может быть представлена следующим образом:

Условные обозначения:

ЛВ — общественная опасность личности виновного;

1 — характер и степень рассогласования между потребностями и легальными возможностями их удовлетворения, имеющего непосредственное отношение к генезису соответствующего преступления:

2 — уровень сознательности виновного, выражающийся в его субъективной готовности подчинять свое поведение в определенной области общественным интересам, охраняемым уголовным законом;

3 — объективные возможности, облегчающие или обеспечивающие совершение преступлений определенного вида в силу социального статуса виновного.

По критерию общественной опасности распределение осужденных при изучении карательной практики может производиться с помощью ранговой шкалы. Наиболее предпочтительной представляется четырехэлементная шкала: 1) нулевая общественная опасность; 2) низкая общественная опасность; 3) средняя общественная опасность; 4) высокая общественная опасность. Такая шкала может использоваться и в процессе назначения наказания, т. е. для решения практических задач.

Соответственно шкалированию общественной опасности личности виновных должно производиться шкалирование санкций соответствующих уголовно-правовых норм. При этом «важно иметь адекватное реальной действительности представление об объективных возможностях соответствующих санкций влиять на общественную опасность личности виновного и учитывать ограниченность использования индекса жесткости для оценки карательной практики с точки зрения учета в ней рассматриваемого фактора».

Достижение цели частного предупреждения обеспечивается не только исправительным воздействием на осужденного, но и тремя основными элементами превентивного содержания наказания, в полном объеме или частично, в большей или меньшей степени присущими всем его видам: а) устрашением (У) осужденного карательными элементами наказания, введением в его сознание определенной воздерживающей установки; б) установлением за образом жизни и поведением осужденного специального контроля (СК), сужающего объективные и субъективные условия, способствующие противоправному поведению; в) изменением социального статуса осужденного (ИС) и на этой основе ограничением или устранением объективной возможности совершения им нового преступления. Таким образом, механизм специальной превенции, т. е. воздействия законодательной санкции (ЗС) на личность осужденного (ЛО) может быть представлен с помощью схемы:

Общепредупредительная функция наказания обеспечивается устрашением лиц, склонных к совершению преступлений определенного типа, угрозой применения к ним правового принуждения карательного характера, сходного с тем, которому был подвергнут осужденный. Эффективность общего предупреждения преступлений зависит от: а) неотвратимости ответственности (Н); б) информативности (И) потенциальных правонарушителей о существующей карательной практике; в) жестокости (Ж) судебной репрессии. Механизм общепредупредительного воздействия законодательных санкций (ЗС) на потенциальных правонарушителей (ПП) может быть представлен с помощью следующей схемы:

Получение адекватного представления о механизме предупредительного воздействия законодательных санкций позволяет сформулировать следующие теоретические выводы и практические рекомендации:

1) повышение эффективности как частного, так и общего предупреждения преступлений может обеспечиваться по нескольким

направлениям и не зависит только и исключительно от ужесточения уголовной репрессии;

2) частнопредупредительные потенции законодательных санкций, не связанных с лишением свободы, могут быть повышены за счет усиления специального контроля (в том числе — общественного) за образом жизни и поведением осужденных;

3) при осуждении за должностные злоупотребления и иные преступления, связанные с использованием служебного положения, или совершаемые в сфере профессиональной деятельности, высокими превентивными потенциями обладают наказания, выражающиеся в изменении социального статуса (увольнение от должности, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью);

4) для повышения эффективности общего предупреждения преступлений не исчерпаны такие резервы, как обеспечение неотвратимости ответственности и улучшение информированности потенциальных правонарушителей с существующей карательной практикой.

Шкалирование законодательной санкции для последующего ее совмещения со шкалой общественной опасности личности виновных допустимо, как правило, лишь с помощью ранговой системы, где могущие быть примененными виды уголовно-правового воздействия отражаются без их выражения в условных единицах наказания. Использование индекса жесткости возможно при решении исследовательских задач, да и то в весьма ограниченных пределах (при построении статистических моделей) и без претензий на высокую точность оценок. Это объясняется рядом обстоятельств, среди которых наиболее значимыми являются: а) шкала общественной опасности личности виновных всегда является ранговой, а потому такую же шкалу следует использовать и для соответствующего распределения видов воздействия, предусмотренных законодательной санкцией; б) учет общественной опасности личности диктуется соображением институциональной целесообразности, которая, в отличие от принципа справедливости, не находится в исключительной зависимости от уровня карательной санкции.

По числу элементов шкала санкции должна совпадать со шкалой общественной опасности личности виновных. Но при этом необходимо учитывать следующее важное обстоятельство: в нее должны включаться и те виды уголовно-правового воздействия, которые непосредственно не предусмотрены санкцией соответствующей нормы Особенной части, но в принципе могут применяться в соответствии с положениями Общей части УК. К ним относятся: назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление (ст. 62 УК Азербайджанской Республики), условное осуждение (ст. 70 УК Азербайджанской Республики), все случаи освобождения от уголовной ответственности и наказания (ст. 72-0 УК Азербайджанской Республики), отсрочка отбывания наказания беременным женщинам и женщинам, имеющим малолетних детей (ст. 79 УК Азербайджанской Республики), применение принудительных мер воспитательного характера к несовершеннолетним (ст. 88 УК Азербайджанской Республики). Один из этих видов (ст. 74 УК Азербайджанской Республики) включается в группу 1, которая соответствует нулевой общественной опасности, остальные — в группу 2 (низкая общественная опасность личности).

Общественная опасность личности виновного чаще всего определяется различными обстоятельствами, входящими в состав преступления. Так, граждане Российской Федерации чеченского происхождения Л. и Д. по предварительному сговору контрабандным путем привезли на территорию Азербайджанской Республики крупную сумму поддельных долларов США с целью дальнейшего сбыта. Данные граждане были изобличены и, несмотря на оказанное ими ожесточенное сопротивление, были задержаны полицией города Баку при сбыте поддельных денег. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал Л. и Д. виновными в совершении преступлений, предусмотренных в ст. 204.1, 204.3.2 (сбыт поддельных денег в крупном размере) и ст. 206.1, 206.3.2 (контрабанда, совершенная группой лиц по предварительному сговору) УК Азербайджанской Республики. При этом совершение обвиняемыми сразу нескольких преступлений, наличие корыстной цели, а также совершение преступлений группой лиц по предварительному сговору были признаны обстоятельствами, свидетельствующими о высокой общественной опасности личности виновных. С учетом этого суд приговором от 16 марта 2001 г. назначил обвиняемым Л. и Д. окончательное наказание в виде соответственно 10 и 8 лет лишения свободы с конфискацией имущества путем частичного сложения наказаний.

Говоря об определении общественной опасности личности, следует отметить еще один важный момент — учет принципа социальной рациональности. Принцип социальной рациональности имеет непосредственное отношение к учету личности виновного в процессе судебной деятельности по назначению наказания во всех своих проявлениях: экономическом, политическом и духовном.

В современных условиях, когда нередки случаи профессиональной преступности, все же большинство преступлений совершается лицами, наделенными локальными и поверхностными криминогенными свойствами. А это в свою очередь свидетельствует о том, что в будущем имеются основания предполагать в основном позитивный характер социальной деятельности со стороны таких лиц, являющихся объектом назначения наказания.

Для типологизации виновных по критерию социальной рациональности можно использовать такой типообразующий признак личности, как перспективная полезность. Под этим следует понимать совокупность положительных экономических, общественно-политических и духовных результатов, которые на основе личностного потенциала (реального и прогнозируемого), можно ожидать, в будущем не изменится в худшую сторону, если социальный статус личности, т. е. ее место и активность в системе общественных отношений, будет изменяться в результате применения санкции. Группировка виновных по данному основанию может выглядеть так: I группа — лица с отрицательной потенциальной полезностью; II группа — лица с низкой потенциальной полезностью; III группа — лица со средней потенциальной полезностью; IV группа — лица с высокой потенциальной полезностью.

Основным показателем перспективной полезности являются данные, характеризующие прогнозируемую трудовую деятельность виновного и его прогнозируемое отношение к правилам общежития, ибо отношение к труду на благо общества, а также уважение к правилам общежития являются высшим критерием для оценки человека и определения содержательных элементов отношения к нему со стороны общества. При этом основной акцент делается на отношении личности к общественно полезному труду, и это не случайно. Именно в труде как главной форме жизнедеятельности человека проявляется подлинная сущность личности. «Трудолюбие оказывается, как правило, связанным с другими положительными качествами личности, вот почему оценка по этой мерке является достаточно эффективной, ясной».

Конечно, сущность человека (в том числе и перспективная) определяется не только производственной квалификацией и отношением к труду. Она включает в себя и общественно-политическую, и иные формы деятельности в различных сферах общественной жизни. Однако основным показателем перспективной полезности личности виновного (особенно по делам о хищениях и некоторых других корыстных преступлениях) следует использовать все же трудовую активность.

Учет рассматриваемой характеристики личности при назначении наказания требуется в целях минимализации социальных потерь, связанных с исполнением тех или иных уголовно-правовых санкций. Перспективная полезность — одно из важных оснований для сужения сферы применения лишения свободы, расширения масштабов использования в борьбе с преступностью исправительных работ, условного осуждения и т. д..

Выше мы рассмотрели различные подходы к изучению личности виновного и изложили факторы и обстоятельства, на основе которых определяются степень и характер общественной опасности лица, совершившего преступление. Однако законодатель в ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики, говоря об учете личности виновного, имеет в виду учет тех конкретных признаков личности, которые не только характеризуют социальный облик лица и степень его опасности для общества, но и которые должны быть установлены судом и указаны в приговоре как одно из оснований выбора вида и размера наказания. Данное указание уголовного закона имеет цель, чтобы суд при назначении наказания не ограничивался рассмотрением лишь тех субъективных и объективных обстоятельств, которые содержатся в законе в качестве признаков состава преступления и непосредственно определяют опасность преступления и его совершившего субъекта. Суд всегда обязан обращаться к выяснению всех обстоятельств, характеризующих социально-политический, моральный, психологический облик лица, преступившего уголовный закон.

Однако учет личности виновного не означает выявление только тех признаков личности, которые подтолкнули ее к совершению преступления и свидетельствуют о той или иной общественной опасности данной личности. Суд изучает личность виновного не только с целью получения ясной картины о ее прошлой деятельности, т. е. о том, как данный субъект совершил рассматриваемое преступление. Цели изучения личности виновного более широки.

Лицо, совершившее криминальное деяние и подлежащее применению наказания, становится объектом изучения со стороны суда сразу с трех позиций: 1) как лицо, в прошлом совершившее криминальное деяние; 2) как лицо, которому должно быть назначено наказание; 3) как лицо, которое является участником различных общественных отношений в качестве члена общества. Изучение личности виновного судом, по нашему мнению, должно быть осуществлено именно с этих трех позиций, и соответственно для каждой из этих позиций должны быть свои подходы к исследованию его личности. С каждой из этих позиций личность виновного приобретает как бы особое уголовно-правовое значение. Дело в том, что в каждой из названных позиций преступник выступает в иной роли, существенно отличающейся от других. Вместе с тем изучение личности виновного с названных трех позиций позволяет суду получать полную характеристику данной личности и эффективно решать задачи, стоящие перед уголовным правосудием.

Остановимся на некоторых деталях вышесказанного. Изучение личности виновного, несомненно, начинается с того, что он совершил и в связи с чем стал объектом судебного исследования. Основными обстоятельствами, характеризующими личность преступника на этом этапе, будут отдельные признаки элементов состава преступления. Круг таких признаков, одновременно содержащих сведения о личности преступника, достаточно широкий и по сути дела таковыми могут быть любые признаки состава преступления. И это естественно, поскольку все, что содержится в составе конкретного преступления, непосредственно связано с виновным и одновременно может выступать в качестве источника информации о его характере. Однако с точки зрения изучения личности виновного особое значение имеют такие признаки состава преступления, как форма вины, цель и мотив преступления, способ совершения преступления и т. д.

Общим для всех признаков, одновременно являющихся элементами состава преступления и характеризующих личность виновного, является то, что они связаны с прошлым поведением субъекта преступления, с конкретным фактом совершения им криминального деяния. Естественно, эти признаки не могут полностью характеризовать личность виновного, поскольку они связаны всего лишь с одним эпизодом из его поведения. А в некоторых случаях совершенное преступление может иметь случайный характер для виновного и, таким образом, не являясь закономерным проявлением его образа жизни и характера, не может выступать в качестве достоверного основания для всесторонней характеристики его личности. Одним словом, суд на основе одного лишь анализа совершенного преступления как эпизода поведения конкретного лица не может получать исчерпывающую и достоверную информацию о его личности.

Следует отметить, что изучение личности виновного как лица, совершившего конкретное криминальное деяние, для суда не составляет особой трудности, поскольку личность виновного в данном случае изучается на основе обстоятельств, подлежащих доказыванию. Эти обстоятельства устанавливаются и проверяются в ходе предварительного следствия и судебного разбирательства.

Однако лицо, виновное в совершении преступления, является не только субъектом уголовно-правовых отношений, но продолжает оставаться членом общества, в котором имеет разнообразные социальные связи с другими индивидами. Поэтому для суда особое значение имеет изучение личности виновного со второй позиции, т. е. как лица, являющегося членом общества и находящегося в различных общественных отношениях. Думается, что, изучая личность виновного именно с данной позиции можно получить более достоверные и подробные данные о его социально-политическом облике и моральных качествах.

Человек как индивид живет в определенном кругу лиц, учится, работает или служит в определенном коллективе, является членом семьи, участвует в конкретных общественных мероприятиях. Такая жизненная обстановка играет решающую роль в воспитании личности с самого детства, формирует у нее социально-политический облик и определенные нравственные качества. По этой причине выявление этой жизненной обстановки может служить самым надежным источником информации о характере лица, которое обвиняется в совершении конкретного преступления.

Изучение личности как участника социальных отношений в различных сферах общественной жизни в некоторой степени сложная работа по сравнению с изучением личности преступника как лица, совершившего конкретное криминальное деяние. Дело в том, что в данном случае приходится собирать информацию о всех сферах жизни и деятельности виновного, а это в свою очередь может охватывать очень широкий круг фактов и обстоятельств его жизни, начиная с раннего детства и даже от того, где и в какой семье он родился.

Получение информации о виновном как о члене социума возможно из различных источников: ими могут быть характеристики с места учебы, работы или службы, справки с места жительства, о составе семьи, показания знакомых, товарищей, близких, сведения, имеющиеся в органах полиции по месту жительства, сведения о его заслугах перед Родиной, об общественной деятельности и т. д. Как видно даже из этого неполного перечня источников данных о личности виновного, в реальной общественной жизни виновный выступает в различных качествах, и в ходе уголовного судопроизводства приходится собирать всю информацию, чтобы получить ясную картину о его личности. Однако не всегда удается выяснять все детали, связанные с поведением виновного в обществе, с его нравственным обликом. Это особенно осложняется тем, что характеристики и справки из различных учреждений и организаций носят формальный характер, не ведется должный учет случаев нарушения общественного порядка, совершенных виновным до привлечения к уголовной ответственности, а показания различных лиц часто носят односторонний, предвзятый характер.

Данные, характеризующие личность виновного как участника общественной жизни, могут быть противоречивыми с теми данными о личности виновного, которые вытекают из материалов уголовного дела. В таких случаях индивидуализация наказания и учет при этом личности виновного приобретает несколько сложный характер, поскольку перед судом стоит, с одной стороны, виновное в совершении конкретного криминального деяния лицо, а с другой — честный, трудолюбивый, даже законопослушный гражданин. Однако наличие в уголовном законодательстве различных особых правил назначения наказания (например, назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за данные преступление — ст. 62 УК Азербайджанской Республики), а также альтернативность санкций большинства статьей Особенной части УК позволяют назначать справедливые и обоснованные наказания и в таких случаях.

Наконец, изучение личности виновного завершается сбором и исследованием данных о нем как о лице, которому будет назначено наказание. В этом случае, несомненно, на первый план выходит изучение личности виновного для уяснения — применением какого вида наказания и в каком размере в отношении виновного можно более эффективно достичь целей наказания и удовлетворить принципы справедливости и гуманизма.

Изучение личности виновного как объекта назначения наказания осуществляется на основе данных, характеризующих его как преступника и как участника разнообразных общественных отношений. Тем самым к моменту исследования личности виновного с этой позиции суд располагает достаточной информацией о нем, на основе которой можно делать выводы. Однако изучение личности в этом плане имеет прогностический характер, поскольку решается вопрос о том, какое наказание с точки зрения достигаемости целей наказания и удовлетворения принципов назначения наказания целесообразно применять лицу, имеющему уже известные суду данные о личности.

Особенностью изучения личности виновного как объекта назначения наказания является то, что при этом суд, анализируя данные о личности виновного, выбирает конкретное наказание, применение которого с наибольшей вероятностью приведет успешному осуществлению целей наказания и при этом будут соблюдены требования справедливости и гуманизма. По существу это означает завершение одной из сложных составляющих индивидуализации наказания — индивидуализации наказания с учетом личности виновного.

Завершающая стадия изучения личности виновного представляет собой сложный мысленный процесс, в ходе которого сопоставляются две группы разнохарактерных категорий: а) данные о личности виновного; б) цели наказания и принципы назначения наказания. При этом, несомненно, на первый план выходят цели наказания, которые осуществляются в отношении виновного (восстановление социальной справедливости, исправление осужденного и частное предупреждение), а также принципы справедливости и гуманизма. Умелое сочетание этих целей и принципов с данными о личности виновного, а также учет других общих начал назначения наказания способствуют вынесению законного, обоснованного и справедливого судебного приговора.

Выделение трех стадий изучения личности виновного имеет весьма условное, поскольку речь идет о выявлении и оценке данных об одном субъекте — лице, совершившем уголовно наказуемое деяние. Но вышеизложенный подход к изучению личности виновного имеет важное теоретическое и практическое значение. Во-первых, такой подход позволяет охарактеризовать личность виновного во всем комплексе данных о ней, выявить все детали поведения, социально-политического и нравственного облика виновного, имеющие значения для уголовного судопроизводства. Тем самым обеспечивается максимальная возможность учета личности виновного для индивидуализации наказания.

Во-вторых, такой подход к изучению личности виновного способствует суду убедительно решать вопрос о том, какая группа данных о личности виновного имеет определяющее значение для оценки его личности: данные, характеризующие его как преступника, или данные, характеризующие его как нормального участника общественных отношений. Несомненно, ответ на этот достаточно сложный вопрос зависит от содержания различных данных, характеризующих личность преступника в том или ином качестве. Думается, что в отношении лица, совершившего умышленное преступление с корыстной целью, особой жестокостью, общеопасными способами и т. д., при индивидуализации наказания основное внимание должно быть уделено к данным о личности, свидетельствующим о ее устойчивой криминальности и повышенной общественной опасности, а в отношении лица, обвиняемого в совершении неосторожных преступлений с незначительными вредными последствиями, внимание суда должно быть акцентировано на те данные о его личности, которые характеризуют его социальное положение, поведение в обществе и т. д. Такая позиция суда может обеспечить максимальную справедливость наказания, применяемого к виновному.

Так, примерами могут служить достаточно многочисленные уголовные дела, возбужденные по фактам халатности или нарушения техники безопасности при производстве работ. При назначении наказания должностным лицам (прорабам, инженерам по технике безопасности, директорам предприятий и др.) суды Азербайджанской Республики зачастую учитывают положительные характеристики с места работы, совершение подобных преступлений впервые, большую долю вины самих пострадавших и другие обстоятельства, свидетельствующие о сравнительно небольшой степени общественной опасности подобных преступлений и лиц, их совершивших. При этом в 90 % указанных случаев суд ограничивается лишением свободы на срок не свыше 2 лет условно или менее суровыми наказаниями.

Успешность индивидуализации наказания с учетом личности виновного во многом зависит от системности исследования собранных данных о личности виновного. Системность исследования данных, характеризующих личность виновного, означает, что анализ информации о ней необходимо проводить в определенной последовательности с учетом того, к какой стороне жизни и деятельности человека относится данная информация. Обобщение позиций разных авторов показывает, что данные, характеризующие личность виновного и имеющие уголовно-правовое значение, затрагивают четыре стороны жизни и деятельности человека: 1) физическое состояние; 2) психическое состояние; 3) социальный статус; 4) правовой статус.

Такая последовательность исследования данных о личности виновного имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение, поскольку, на наш взгляд, с одной стороны, позволяет выяснить причины преступного поведения лица, глубину его преступной наклонности и степень общественной опасности, а с другой стороны, применять максимально целесообразное наказание с точки зрения достигаемости целей наказания и удовлетворения принципов назначения наказания.

Физическое состояние лица, совершившего преступление, характеризуется следующими данными, имеющими уголовно-правовое значение: возраст, пол, состояние здоровья, наличие беременности, инвалидность. Например, среди осужденных судами Российской Федерации в 1996 г. мужчины составили 86,8 %, женщины — 13,2 %. Из них 50,5 % лиц преступление совершили в возрасте от 14 до 29 лет; 43,5 % — от 30 до 49 лет и 6 % — 50 лет и старше.

Учет подобных обстоятельств особенно важен при назначении наказания, поскольку некоторые из них отнесены к обстоятельствам, смягчающим наказание (несовершеннолетие, беременность), а некоторые из них обязательно учитываются при выборе вида наказания (например, согласно ст. 47.4 УК Азербайджанской Республики наказание в виде общественных работ не может назначаться инвалидам первой или второй группы, беременным женщинам, лицам, достигшим пенсионного возраста).

Иногда физическое состояние виновного является основанием для смягчения наказания из соображений гуманизма. Так, гражданин М. на почве ссоры ударил ножом своего брата Р. и причинил его здоровью опасный для жизни вред. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал М. виновным в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью (ст. 126.1 УК Азербайджанской Республики). При назначении наказания суд, взяв за основу тот факт, что обвиняемый является пожизненным инвалидом I группы, считал возможным назначение ему наказания ниже низшего предела санкции (ст. 62 УК Азербайджанской Республики). Приговором от 3 апреля 2001 г. М. был осужден к 2 годам лишения свободы.

Выявление психического состояния виновного требует еще более тщательного исследования. Психика человека — явление очень сложное, и о ее состоянии можно судить на основе таких данных, как характер, воля, направленность, темперамент, уровень умственного развития и т. д.

Уголовный закон придает очень серьезное значение психическому состоянию субъекта и среди совершивших преступление в зависимости от него различает четыре категории лиц: 1) вменяемые — психически здоровые лица, подлежащие к уголовной ответственности на общих основаниях; 2) лица с психическим расстройством, не исключающим вменяемости; 3) несовершеннолетние лица, отстающие в психическом развитии; 4) невменяемые лица.

Согласно ст. 21 УК Азербайджанской Республики невменяемость исключает уголовную ответственность и при наличии соответствующего заключения судебно-психиатрической экспертизы в отношении такого лица суд назначает принудительную меру медицинского характера.

Предложения о том, чтобы расстройства психики, не исключающие вменяемости, считались смягчающими наказание обстоятельствами, в юридической литературе встречаются давно. Но особое уголовно-правовое значение приобрели они только по УК Азербайджанской Республики 1999 г. Статья 22.1 этого УК определяет, что наличие у лица таких психических аномалий не исключает уголовной ответственности. Однако согласно ст. 22.2 УК Азербайджанской Республики психическое расстройство, не исключающее вменяемости, учитывается судом при назначении наказания и может служить основанием для назначения принудительных мер медицинского характера.

Еще одним нововведением, касающимся психического состояния лица, совершившего преступление, является положение, предусмотренное в ст. 20.3 УК Азербайджанской Республики. Согласно этой статье, если несовершеннолетний достиг возраста, с которого наступает уголовная ответственность, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанного со слабоумием или психическим расстройством, во время совершения преступления, не представляющего большой общественной опасности или небольшой тяжести, не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своего деяния (действия или бездействия) либо руководить ими, он не подлежит уголовной ответственности. Тем самым закон уголовную ответственность лица непосредственно связывает с его психическим состоянием.

Однако всестороннему исследованию и учету при назначении наказания подлежит психическое состояние и лица, совершившего преступление в состоянии вменяемости. Психическое состояние виновного позволяет определить степень криминальной наклонности и общественной опасности лица, выяснить обстоятельства совершения преступления и условия, способствовавшие ему. При прогнозировании эффективности конкретного вида и размера наказания, назначаемого виновному, одним из основных обстоятельств, подлежащих обязательному учету, является его психическое состояние.

Данные исследования, проведенного российскими учеными Ю. М. Антоняном и С. В. Бородиным, показали, что среди виновных в совершении тяжких преступлений против личности доля лиц с аномалиями психики составляет около 68 %.

Все эти факторы подтверждают необходимость исследования судом психического состояния преступника и учета его при назначении наказания. При этом, как правильно указывает М. Н. Становский, к психическим свойствам человека можно отнести темперамент, характер, направленность преступника и другие обстоятельства.

Темперамент личности, по выражению С. Л. Рубинштейна, представляет собой совокупность психических особенностей, связанных с эмоциональной возбудимостью, т. е. с быстротой возникновения чувств, с одной стороны, и силой их — с другой. Темперамент изначально присущ человеку и отражает главным образом его динамическую сторону.

Психологической основой личности является ее характер, т. е. целостный и устойчивый склад душевной жизни человека, проявляющийся в отдельных его психических актах и состояниях, а также в его манерах, привычках, складе ума и свойственном человеку круге эмоциональных переживаний. По своей сути «характер есть сложное единство индивидуального и типологического, результат взаимодействия наследственных задатков и качеств, вырабатываемых в процессе развития личности и ее воспитания». О характере преступника можно в определенной степени судить исходя из направленности его личности, которая характеризуется кругом интересов преступника, его потребностями, мировоззрением, общим уровнем развития, совокупностью мотивов и задач, которыми он руководствуется в своем поведении.

Например, такие обстоятельства, как совершение преступления впервые вследствие случайного стечения обстоятельств, тяжелых жизненных условий, по мотиву сострадания либо в результате физического или психического принуждения и т. п., как правило, свидетельствуют о том, что у преступника отсутствует антиобщественная направленность, а само преступление явилось случайным эпизодом и не было заранее обдуманным. В то же время совершение преступления, например, неоднократно, по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды, из мести за правомерные действия других лиц, с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение и т. п., наоборот, доказывает устойчивую антиобщественную направленность личности преступника. Именно поэтому наличие по делу первой группы обстоятельств законодатель называет смягчающими, а второй — отягчающими наказание.

Социальный статус личности виновного содержит еще более широкий круг обстоятельств, подлежащих исследованию и учету при назначении наказания. К числу данных, характеризующих социальный статус личности виновного могут быть отнесены отношение к труду, семейное положение, профессия, занимаемая должность, отношение к обучению, отношение к соседям, коллегам по работе, общественному и государственному долгу, поведение в различных жизненных ситуациях, соблюдение правил общественного порядка и моральных принципов, образ жизни, отношение к охране окружающей среды и т. д. Такой широкий спектр обстоятельств, характеризующих социальный облик, может свидетельствовать о различных общественных положениях преступников.

Данные о социальном облике виновного содержат в себе информацию двойственного характера. С одной стороны, они способствуют правильному выяснения причин совершения преступления и условий, способствующих этому. С другой стороны, именно данные о социальном статусе виновного позволяют с наибольшей точностью прогнозировать достигаемость целей наказания. На самом деле цели наказания, осуществляемые в отношении осужденного (исправление осужденного и предупреждение совершения им нового преступления), направлены в первую очередь на улучшение его социального облика, т. е. на то, чтобы лицо, совершившее преступление, стало законопослушным, трудолюбивым гражданином, соблюдающим правила общественной жизни и принципы нравственности.

При этом установлению по делу и учету при назначении наказания, по мнению Верховного Суда СССР, выраженному в постановлении Пленума от 29 июня 1979 г. «О практике применения судами общих начал назначения наказания», подлежат как данные, положительно характеризующие личность подсудимого, так и отрицательные факторы, например, уклонение от общественно полезного труда, злоупотребление спиртными напитками, плохое отношение к работе, нарушение общественного порядка и др..

Как показывают статистические данные, например, за 2000 г., по социальной принадлежности осужденные судами России распределяются следующим образом: рабочие — 27,5 %; служащие — 4,9; учащиеся — 6,5; работники частных организаций, предприятий — 6,7; прочие — 7 %. Из общего числа осужденных, трудоспособные неработающие и неучащиеся составляют 47,4 %. Схожие данные мы можем наблюдать и в Азербайджанской Республике.

Однако на сбор данных о социальном статусе виновного иногда не обращается должного внимания, что сказывается на информации, неполной и недостаточно характеризующей личность обвиняемого. Суды обязаны предпринять меры для устранения таких пробелов, иначе это может привести к вынесению несправедливого и необоснованного приговора.

Нельзя не отметить, что указанные недочеты всегда отражены в должной мере в судебных постановлениях, о чем не раз подчеркивалось в решениях Верховных Судов СССР, РСФСР и РФ. Так, в Обзоре кассационной и надзорной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ за 1998 г. обращается внимание на то, что одним из оснований отмены приговоров судов России за мягкостью наказания является недоучет ими данных, отрицательно характеризующих личность осужденных и совершенных ими преступных деяний.

Согласимся с М. Н. Становским, который указывает, что при отсутствии данных, полно и всесторонне характеризующих личность обвиняемого, т. е. его социальный статус, суды должны требовать от следственных органов, органов дознания, прокуроров, участвующих в деле, восполнения их непосредственно в судебных заседаниях. В противном случае невозможность восполнить такой пробел следствия самим судом может вести к вынесению явно несправедливых приговоров.

Наконец, еще одним важным моментом в изучении личности виновного является выяснение его правового статуса. Правовой статус личности содержит в себе такие данные о виновном, которые подлежат обязательному учету при назначении наказания и влияют на выбор вида и размера наказания. К данным, характеризующим правовой статус виновного могут быть отнесены наличие судимости, достижение возраста, с которого наступает уголовная ответственность, наличие признаков специального субъекта и т. д.

О степени общественной опасности виновного чаще всего свидетельствует его прошлое криминальное поведение. Так, несовершеннолетний гражданин М. был условно осужден по совокупности преступлений Судом Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях к 8 годам 6 месяцам лишения свободы за кражу (ст. 177.2.1, 177.2.2, 177.2.3 УК Азербайджанской Республики), разбой (ст. 181.2.5) и вымогательство (ст. 182.2.1 УК Азербайджанской Республики). Апелляционный Суд Азербайджанской Республики, рассмотрев апелляционный протест государственного обвинителя, признал необоснованным применение ст. 70 УК Азербайджанской Республики (условное осуждение) лицу с таким криминальным опытом и, изменив приговор суда первой инстанции, своим постановлением от 29 октября 2001 г. приговорил осужденного к 4 годам 6 месяцам лишения свободы.

Основным обстоятельством, характеризующим правовой статус личности преступника, является наличие у него судимости. Под судимостью в уголовном праве понимается официально удостоверенный факт осуждения в прошлом лица за совершенное им преступление. Таким фактом, по мнению А. Н. Тарбагаева, Н. М. Кропачева, А. И. Бойцова, является вступивший в законную силу обвинительный приговор. В частности, они пишут, что судимость возникает в момент вступления обвинительного приговора в законную силу и прекращается в связи с ее погашением либо снятием.

Согласно ст. 83.6 УК Азербайджанской Республики погашение или снятие судимости аннулирует все правовые последствия, связанные с судимостью. Отсюда следует, что уголовно-правовое значение судимости законодатель признает лишь в тех случаях, когда она не снята и не погашена. Применительно к рассматриваемому вопросу судимость в таком понимании учитывается при определении рецидива преступлений и назначении наказания при рецидиве, а в отдельных случаях (например, при совершении нового преступления условно осужденным) — при назначении наказания по совокупности приговоров, назначении осужденному к лишению свободы вида исправительного учреждения и т. п.

Если же судимость лица за предыдущее преступление погашена, то она не должна учитываться в правовом смысле. Например, Верховный Суд РФ, исключая из приговора по делу А. отягчающее обстоятельство — «совершение преступления лицом, ранее совершившим преступление», отметил, что, поскольку прошлая судимость погашена, она не может учитываться в качестве отягчающего обстоятельства при назначении наказания.

Вместе с тем в теории и практике зачастую возникает вопрос о возможности учета совершения лицом не первого преступления независимо от погашения либо снятия судимостей за ранее совершенные деяния в качестве социальной характеристики преступника. В одном из обзоров судебной практики Верховный Суд РФ указал, что до сих пор встречаются случаи, когда лицам, ранее судимым по 6-10 раз и вновь совершившим умышленные преступления, в том числе относящиеся к тяжким, назначалось наказание в виде штрафа либо вопреки закону такие лица осуждались к лишению свободы условно. С правовой точки зрения это вполне объяснимо, так как уголовный закон позволяет учитывать лишь ту судимость, которая не утратила своих юридических свойств. С социальной же точки зрения зачастую у граждан возникает недоумение, почему преступник, ранее многократно отбывавший наказание за совершение общественно опасных деяний, но судимости за них погашены либо сняты, поставлен в один ряд с лицом, впервые совершившим преступление.

Безусловно, погашенная или снятая судимость не может учитываться в качестве отягчающего обстоятельства или при определении наличия рецидива преступлений, влекущего за собой существенное усиление наказания. Однако в качестве характеристики личности виновного она, по нашему мнению, должна иметь определенное значение. В противном случае цели уголовного наказания будут труднодостижимы. Этот вывод, на наш взгляд, не противоречит принципу справедливости. Прошлые судимости, безусловно, отрицательно характеризуют личность виновного. Совершение им нового преступления говорит о том, что те наказания, которые были назначены за прежние преступления, не привели к цели исправления, не оказали должного влияния на сознание виновного.

Необходимо также сказать, что личность преступника следует изучать и учитывать, индивидуализируя наказание, не огульно, а в определенных рамках. Учету, на наш взгляд, подлежат только те социально значимые свойства и особенности виновного, которые имеют уголовно-правовые значение. Так, например, можно не согласиться с Н. С. Лейкиной, которая предлагала «учитывать такие данные о личности, как уравновешенность, вспыльчивость, необщительность, а также отношение к людям, основанное на грубости и невнимательности и т. п.». Эти обстоятельства, на наш взгляд, хотя и характеризуют личность преступника, но важны, скорее всего, не в стадии индивидуализации наказания, а в стадии исполнения наказания. Эти обстоятельства будут являться предпосылкой для мер исправления и перевоспитания преступника при исполнении наказания. Но следует опять же согласиться с Ю. Б. Мельниковой, которая указывала, что «если эти отрицательные черты характера человека проявились в совершенном им преступлении (например, жестокость, цинизм и др.), они, безусловно, должны быть учтены судом при индивидуализации наказания».

В связи с вышесказанным необходимо понимать, что такие качества личности, как грубость и необщительность, не должны учитываться при назначении наказания. Совсем по-другому мы должны относиться к людям, которые проявляют жестокость. Хотя многие исследователи относят жестокость не к свойствам личности, а к способу совершения преступления, мы считаем, что необходимо говорить о жестокости и как об объективной характеристике конкретного преступления и как о крайне отрицательной черте этой личности (здесь мы имеем в виду учет жестокого поведения виновного, выходящего за рамки состава конкретного преступления). Следует согласиться с И. И. Карпецом, который утверждал, что «жестокость больше характеризует свойства личности, чем что-либо другое».

Жестокость чаще всего присуща либо лицам с низким уровнем интеллектуального развития, либо преступникам, многократно судимым, для которых моральные ценности и даже жизнь другого человека часто не имеют большого значения. Более того, совершая преступление, такой преступник часто желает жестоко, а не как-либо иначе поступить с человеком. Это его личное качество есть следствие образа жизни, результат длительного общения с такими же по взглядам и характеру поведения людьми, причинившими зло другим людям или государству.

Поэтому, если при рассмотрении уголовного дела суд установит какие-либо факты, свидетельствующие о проявлении подсудимым жестокого поведения в прошлом или настоящем, он имеет право (и даже должен) указать в приговоре, что «в качестве характеристики личности виновного суд при назначении наказания учитывает его жестокость в отношении… (и здесь необходимо раскрыть конкретные случаи проявления жестокости).

Учет данных о правовом статусе виновного позволяет правильно квалифицировать совершенное деяние. Кроме того, наличие у виновного прошлой судимости свидетельствует о том, что примененное за предыдущее преступление и уже отбытое наказание не достигло целей, определенных уголовным законом. Безусловно, при индивидуализации наказания в отношении такого преступника суд обязан по мере возможности выяснить еще и причину недостижения целей предыдущего наказания. Таким образом, исследование личности такого виновного приобретает определенное своеобразие.

В заключение следует отметить, что исследование личности виновного достаточно сложный процесс. И его сложность заключается не в том, что приходится собирать и исследовать широкий круг данных о личности, но в том, что любая личность — сложное, многостороннее явление и в ходе уголовного судопроизводства трудно выявить все, ее характеризующие признаки. Изучение личности виновного во всех деталях потребовало бы длительного наблюдения за ним в различных жизненных ситуациях, что не так просто, а порой даже невозможно. Однако тщательное исследование имеющихся данных о личности виновного и их учет при назначении наказания — неотъемлемая составляющая основ, обеспечивающих справедливость, обоснованность и законность судебного приговора. Всестороннее изучение личности виновного призвано свести к минимуму судебную ошибку при применении наказания и в то же время обеспечить в рамках уголовно-правовых санкций целесообразность и рациональность назначаемых наказаний.

§ 6. Смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства при назначении наказания

Требование ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики об учете обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание — важное нормативное положение, определяющее наряду с другими основания назначения наказания. Своеобразие этих обстоятельств, заключается в том, что они характеризуют различные стороны совершенного преступления и личность виновного и дают основание для избрания законного, обоснованного, гуманного, индивидуализированного и справедливого наказания.

Смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства, о которых говорится в ст. 59 и 61 УК Азербайджанской Республики, имеют принципиально важное значение при индивидуализации наказания в рамках санкции соответствующей статьи Особенной части уголовного закона. В теории уголовного права нет единой терминологии при определении этих обстоятельств, а также нет единого мнения относительно их роли. Одни авторы называют обстоятельства, перечисленные в ст. 59 и 61 УК «смягчающими и отягчающими вину», другие — обстоятельствами, «смягчающим и отягчающими ответственность».

Третьи считают эти обстоятельства, смягчающими и отягчающими наказание. Этот разнобой в терминологии связан с различным подходом к вопросу о понятии и значении смягчающих и отягчающих обстоятельств, с различным подходом к понятию вины и уголовной ответственности. Однако основной причиной разногласий авторов по данному вопросу является то, что в течение длительного периода отсутствовало единое наименование данных обстоятельств в самом уголовном законе. Так, в первых советских уголовных кодексах встречаются термины «отягчающие вину обстоятельства» и «смягчающие обстоятельства при определении наказания». В УК Азербайджанской ССР 1960 г., а также УК РСФСР 1960 г. те и другие обстоятельства были закреплены как «обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность».

Анализ терминологии, используемой для обозначения данных обстоятельств в уголовном законодательстве зарубежных государств, показывает, что и там она не отличается единообразием. В УК Республики Беларусь и КНР их именуют обстоятельствами, смягчающими и отягчающими ответственность, в Своде законов США они называются смягчающими и отягчающими факторами, в УК Франции и Швейцарии — обстоятельствами, смягчающими и отягчающими наказание, в УК Испании — обстоятельствами, смягчающими и отягчающими ответственность, наказание и вину.

Представляется весьма спорным мнение о том, что исследуемые обстоятельства оказывают влияние на вину или степень вины. Вина является обязательным признаком субъективной стороны преступления. Обстоятельства, регламентированные в ст. 59 и 61 УК Азербайджанской Республики, характеризуют не только субъективные свойства деяния, но и объективные, а также личность виновного.

Неправильным также следует считать определение этих обстоятельств как обстоятельств, смягчающих ответственность. Это наименование мало согласуется с содержанием раздела, посвященного лишь вопросам, непосредственно связанным с наказанием (его понятием, целями, видами и назначением). Кроме того, если под ответственностью понимается обязанность лица отвечать за свои действия, то как можно смягчить эту обязанность? Смягчить можно только наказание, т. е. его размер или срок. Как верно указывает Г. П. Новоселов, «не восприняв позицию УК РСФСР 1960 г., законодатель, видимо, исходил также из положения, в соответствии с которым уголовная ответственность не может быть большей или меньшей: она либо существует, либо отсутствует».

Таким образом, современная формулировка наименований этих обстоятельств представляется абсолютно правильной.

Думается, что наименование «обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность» более подходит, с определенной долей условности, для обозначения обстоятельств, указанных в Особенной части УК, — квалифицирующих признаков состава преступления, потому что именно они, являясь одним из именно на меру этой ответственности.

На основании изложенного, на наш взгляд, наиболее правильно говорить о смягчающих и отягчающих обстоятельствах при назначении наказания, или, короче, об обстоятельствах, смягчающих и отягчающих наказание.

Действующий УК Азербайджанской Республики рассматриваемые обстоятельства закрепил как смягчающие и отягчающие наказание. Преимущество такого определения заключается в том, что оно ориентирует суды на необходимость их учета именно при назначении наказания. Такая законодательная формулировка, как правильно отмечает В. Ткаченко, означает, что смягчающие обстоятельства принимаются в расчет при избрании в пределах санкции более мягкого наказания, а отягчающие влияют на назначение в пределах санкции более сурового наказания. Все остальные подходы к исследованию сущности этих обстоятельств сужают их действительный смысл.

При уяснении сущности смягчающих и отягчающих обстоятельств следует исходить из того, что установление судом таких обстоятельств связано с определением виновному меры наказания. Эти обстоятельства приобретают определенное значение лишь после того, как в действиях обвиняемого будут установлены признаки состава преступления.

В теории уголовного права господствующей является точка зрения, что смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства по своей природе не являются элементами состава преступления. Там, где они включены законом в качестве элементов состава, квалифицирующих преступление, или, наоборот, делающих его менее опасным, суд не может ссылаться на них при определении наказания.

Профессор А. Н. Трайнин еще более 50 лет назад в своей монографии о составе преступления, имея в виду обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание писал: «Дальнейшая весьма важная задача — определение индивидуального наказания, соответствующего конкретному совершенному виновным преступлению, должна строиться уже при помощи иных критериев, вне состава лежащих оснований». Приведенные положения правильно подчеркивают, что смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства могут иметь значение в качестве таковых только в случае, если они не включены в состав преступления. Если они уже включены в него, то становятся не смягчающими и отягчающими наказание обстоятельствами, а элементами состава преступления.

По данному вопросу, вызвавшему столь длительную и бурную дискуссию в юридической литературе, новый уголовный закон определил четкую и, на наш взгляд, совершенно правильную позицию. Согласно ст. 59.3 и 61.3 УК Азербайджанской Республики, если смягчающие или отягчающие наказание обстоятельства предусмотрены соответствующей статьей Особенной части УК в качестве признака преступления, они не могут повторно учитываться при назначении наказания. Такая позиция законодателя примечательна тем, что позволяет разграничивать признаки состава преступления от обстоятельств, одинаково относимых в потенциальном плане к любому преступному деянию. На самом деле в случае включения смягчающего или отягчающего обстоятельства в состав преступления в качестве обязательного признака отсутствие данного обстоятельства означало бы отсутствие вообще состава преступления, тогда как отсутствие смягчающего или отягчающего обстоятельства, подлежащего учету наряду с признаками состава преступления, не означает отсутствие состава преступления и всего лишь влияет на вид и размер назначаемого наказания. В то же время повторный учет уже включенного в состав преступления смягчающего или отягчающего обстоятельства приводил бы к применению необоснованно сурового или мягкого наказания, поскольку при конструировании соответствующей санкции законодатель уже учел данное обстоятельство.

Так, например, приговором Кировского районного суда Новосибирской области В. был осужден по п. «в» ч. 3 ст. 111 УК РФ. Хотя неоднократность является признаком данного состава преступления, суд в нарушение закона при назначении наказания В. необоснованно учел в качестве отягчающего обстоятельства его предыдущую судимость по ч. 1 ст. 108 УК РСФСР. Судебная коллегия Новосибирского областного суда из приговора исключила это указание суда.

Однако абсолютное утверждение о том, что смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства не имеют никакой связи с составом преступления, недостаточно для правильного понимания природы смягчающих и отягчающих обстоятельств. Более того, без существенного уточнения эти положения могут дать основание для неправильных выводов. Смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства самым тесным образом связаны с составом преступления. Состав преступления, как известно, является основанием уголовной ответственности лица. Без наличия в действиях лица признаков состава преступления, естественно, не может быть и речи о смягчающих или отягчающих обстоятельствах. Состав преступления определяет рамки наказуемости деяния, следовательно, рамки индивидуализации наказания.

Как мы уже отметили, смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства характеризуют различные стороны совершенного преступления и тем самым связаны с теми или иными элементами состава преступления. Таким образом, в общем виде состав преступления определяет относимость тех или иных смягчающих или отягчающих обстоятельств к конкретному преступному деянию.

Соответствующий состав преступления определяет характерную для него группу смягчающих и отягчающих обстоятельств, которые суд должен учитывать в первую очередь при назначении наказания. Когда мы говорим, что смягчающие или отягчающие обстоятельства не являются элементами состава преступления, то это означает, что само наличие указанного в законе обстоятельства нельзя признавать смягчающим или отягчающим обстоятельством, ибо этот факт учел законодатель, признав то или иное преступление более опасным или, наоборот, менее опасным. Характерная особенность смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств заключается в том, что они, оставаясь за рамками состава конкретного преступления, влияют на степень наказуемости виновного и обусловливают конкретную степень общественной опасности деяния. Таким образом, смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства выступают в качестве своего рода показателей характера и степени общественной опасности как самого криминального деяния, так и его совершившего лица.

Говоря о связи смягчающих и отягчающих обстоятельств с другими общими началами, подлежащими обязательному учету при назначении наказания, особенно с характером и степенью общественной опасности преступления и личностью виновного, следует отметить один очень важный момент. В ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики смягчающие и отягчающие обстоятельства закреплены в качестве самостоятельного начала назначения наказания. Однако, как утверждают большинство авторов, смягчающие и отягчающие обстоятельства представляют собой различного рода факторы, относящиеся к личности виновного и совершенному им преступлению. Такая позиция не отрицается законодателем, поскольку при нормативном закреплении смягчающих и отягчающих обстоятельств в качестве самостоятельного начала назначения наказания в тексте ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики употреблена фраза «в том числе», что означает тесную связь данных обстоятельств с характером и степенью общественной опасности преступления и личностью виновного.

Степень общественной опасности преступления и размер наказания, таким образом, — величины прямо соотносительные, и одним из факторов, определяющих их соотношение, являются смягчающие и отягчающие обстоятельства. Однако при индивидуализации наказания суд учитывает не только смягчающие (отягчающие) обстоятельства, которые непосредственно определяют конкретную степень общественной опасности деяния (размер ущерба, способ совершения преступления и т. д.), но и те обстоятельства, необходимость учета которых вытекает из задач и целей наказания в уголовном праве.

Не будет ошибкой сказать, что наиболее уязвимым местом современной уголовно-правовой доктрины назначения наказания является представление о соотношении критериев, подлежащих учету при избрании мер уголовно-правового воздействия. Нередко встречается неверное понимание их взаимосвязи, и даже отождествление их понятий. Серьезные затруднения по этому поводу испытывает практика. Встречаются случаи, когда понятия «степень опасности совершенного преступления», «личность виновного» и «смягчающие и отягчающие обстоятельства» отождествляются частично по содержанию, а некоторые практические работники считают, что всякие влияющие на наказание обстоятельства суть смягчающие и отягчающие, а потому в сфере назначения наказания они в своей совокупности исчерпывают содержание двух других критериев. Иногда смягчающие и отягчающие обстоятельства понимаются лишь как часть содержания преступления и личности, поэтому понятия преступления и личности в своей совокупности шире и включают в себя другие понятия (форма вины, соучастие, возраст, с которого наступает уголовная ответственность, вменяемость и т. д.), которым посвящены соответствующие статьи УК Азербайджанской Республики.

Надо отметить, что сложности и противоречия в части понимания критериев назначения наказания, в их числе обстоятельств дела, смягчающих и отягчающих наказание, характерны не только для правоприменительной деятельности, но и для научных работ. Так, Н. Ф. Кузнецова, касаясь понятия и роли названных обстоятельств, в одной из работ пишет: «Некоторые смягчающие и отягчающие обстоятельства помогают уточнить степень общественной опасности преступного деяния, так как относятся к тем или иным его признакам… Большинство же отягчающих и смягчающих обстоятельств, перечисленных в соответствующих статьях уголовного закона учитывается при индивидуализации наказания самостоятельно, так как не связаны с общественной опасностью преступного деяния… Часть этих обстоятельств в известной мере связана с социально-психологической характеристикой личности. Другая же часть играет вполне самостоятельную роль основания индивидуализации наказания».

Л. Л. Кругликов с этим категорически не соглашается: «Спорным, прежде всего, представляется утверждение автора (т. е. Н. Ф. Кузнецовой. — С. Я), что некоторые из смягчающих и отягчающих обстоятельств связаны с общественной опасностью, большинство же — не связаны. Дело как раз обстоит наоборот — абсолютное большинство названных в законе обстоятельств помогает уточнению опасности содеянного, и не случайно в указанных статьях преобладают формулы: “совершение преступления вследствие…”, ’’совершение преступления под влиянием…”, “причинение преступлением…”» и т. д..

На наш взгляд, указывая в одном ряду критерии «характер и степень общественной опасности совершенного преступления», «личность виновного» и «обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие наказание», законодатель тем самым подчеркивает несводимость каждого из этих понятий к другому, недопустимость смешения данных понятий, их отождествления и т. п.

Следует подчеркнуть, что отягчающие и смягчающие обстоятельства — это конкретные данные по делу. В отличие от этого личность виновного — это собирательное понятие, а характер и степень общественной опасности — обобщенная, итоговая характеристика преступления с точки зрения его социальной значимости.

По мнению Л. Л. Кругликова, «чтобы сделать рассматриваемые понятия допустимыми для сравнения, необходимо их “выровнить”, представить как однопорядковые. Такая задача вполне выполнима». Действительно степень общественной опасности совершенного преступления представляет собой совокупную социальную оценку конгломерата обстоятельств дела, нашедших отражение в содеянном, а понятие личности виновного, будучи расшифрованным, предстает как совокупность данных, характеризующих личность осужденного. Сопоставляя на этом уровне названные в ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики критерии, нетрудно заключить, что смягчающие и отягчающие обстоятельства составляют определенную разновидность данных, характеризующих содеянное и личность виновного, не исчерпывая вместе с тем их содержание.

По поводу соотношения понятий «смягчающие и отягчающие обстоятельства» и «степень общественной опасности совершенного преступления» в теории уголовного права наметились две крайности. Одна из них — склонность к отождествлению упомянутых в перечне смягчающих и отягчающих обстоятельств с признаками состава преступления. Другая крайность ведет к разрыву связи рассматриваемых обстоятельств с содержанием преступления, его признаками. Так, В. С. Марков, исследовавший связь смягчающих и отягчающих обстоятельств со степенью общественной опасности преступления, в качестве исходного избрал верное само по себе положение о том, что понятия эти «находятся между собой в отношении относительной независимости». Однако, на наш взгляд, отсюда он сделал логически не вытекающий вывод о том, что «обстоятельства, смягчающие или отягчающие ответственность, не являются признаками преступного деяния», понимая под последними не только признаки состава преступления, но и иные особенности содеянного.

Значительно чаще в теории уголовного права, смягчающие и отягчающие обстоятельства, имеющиеся в деле, рассматриваются в их соотношении не со степенью общественной опасности преступления, а с личностными данными, т. е. со вторым критерием, названным в ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики. Однако и здесь должной ясности не достигнуто, и причин тому, на взгляд Л. Л. Кругликова, две. «Во-первых, исследователей невольно “смущает” закрытый перечень отягчающих наказание обстоятельств. Во-вторых, допускается просчет в исходном — вопрос о соотношении пытаются решить, отталкиваясь от этимологического значения слов в употребленном законодателем выражении “обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность”».

Личность виновного — самостоятельный элемент общих начал назначения наказания и в этом качестве имеет собственное содержание; в ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики о ней упоминается ранее, чем о смягчающих и отягчающих обстоятельствах, что не позволяет рассматривать ее как «придаток» к последним. Данные, относящиеся к личности осужденного, должны учитываться судом при назначении наказания независимо от того, упомянуты они в перечне ст. 59 и 61 УК Азербайджанской Республики или не упомянуты.

Своеобразной позиции придерживается Г. Загорский, полагающий, что «смягчающие и отягчающие ответственность обстоятельства по своей природе связаны с составом преступления и характеризуют субъект преступления, его объективную и субъективную стороны. Личность же преступника характеризуется многими другими чертами, проявлениями индивида, которые не относятся к составу преступления». Позиция Г. Загорского нам представляется весьма спорной. Во-первых, потому, что в перечнях указаны виды смягчающих и отягчающих обстоятельств, не «вписывающиеся» в предложенную автором схему. Во-вторых, правоприменительная практика последовательно признает в качестве смягчающих и отягчающих ответственность обстоятельств и те обстоятельства дела, которые не связаны с содеянным.

Согласно еще одной высказанной в литературе точки зрения, единственным и достаточным критерием выбора меры наказания должна быть признана общественная опасность личности виновного, устанавливаемая на основе характера и степени общественной опасности совершенного преступления и обстоятельств дела, смягчающих и отягчающих ответственность. По мнению автора данной позиции «мерой наказания, наиболее эффективной для исправления и перевоспитания осужденного, несомненно, может быть только та, которая соответствует общественной опасности личности виновного». Таким образом, предложено ограничиваться учетом общественной опасности личности, оставляя за бортом многие обстоятельства, не связанные с категорией общественной опасности личности.

Судебная практика показывает, что часто в уголовных делах имеется множество смягчающих наказание обстоятельств, и, естественно, этот факт еще убедительнее подтверждает невысокую общественную опасность и деяния, и лица, его совершившего. Так, гражданин X. по предварительному сговору с группой неизвестных лиц при попытке к незаконному пересечению государственной границы и контрабандной перевозке 17 штук ковров был задержан пограничниками. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал его виновным в покушении на преступления, предусмотренные в ст. 318.2 (незаконное пересечение государственной границы группой лиц по предварительному сговору) и ст. 206.3.2 (контрабанда, совершенная группой лиц по предварительному сговору) УК Азербайджанской Республики. Однако наличие в уголовном деле таких смягчающих наказание обстоятельств, как совершение преступления в силу тяжелого материального положения, чистосердечное раскаяние, помощь в раскрытии преступления, неоконченность преступления, молодость обвиняемого, первая судимость и т. д. стало основанием для применения ст. 70 УК Азербайджанской Республики и приговора от 3 мая 2002 г. Обвиняемый М. был условно осужден к 5 годам 6 месяцам лишения свободы с установлением 3 лет испытательного срока.

Статья 59 УК Азербайджанской Республики оставляет открытым перечень смягчающих наказание обстоятельств, т. е. предоставляется судам право при назначении наказания учесть в качестве смягчающего обстоятельства и такие, которые прямо не предусмотрены в ст. 59 УК Азербайджанской Республики. Однако данная норма уголовного закона не может быть трактована произвольно. В качестве иных смягчающих наказание обстоятельств могут быть учтены только такие, которые свидетельствуют о меньшей социальной опасности как самого виновного, так и совершенного им деяния. На наш взгляд, такими дополнительными смягчающими обстоятельствами могут быть заслуги виновного перед родиной, его болезненное состояние, престарелый возраст, положительная характеристика и т. д. В связи с этим особое значение приобретает мотивировка в судебном приговоре смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств.

Положение о возможности суда учитывать в качестве смягчающих обстоятельств и иные, не указанные в законе обстоятельства, содержится в Уголовном кодексе РФ, а также в уголовных кодексах большинства стран мира. Эта норма полностью соответствует принципу индивидуализации наказания, а также принципу справедливости, так как невозможно в законе предусмотреть все те обстоятельства, которые смогли бы охватить все многообразие обстановки преступления, личных свойств виновного и указывающие на меньшую степень общественной опасности как содеянного так и самого виновного.

Причем при изучении судебной практики видно, что обстоятельства, смягчающие наказание, не указанные в законе, суды учитывают намного чаще, чем те, которые в законе указаны. Так, Г. И. Чечель еще в 1976 г., исследуя более чем две тысячи уголовных дел, выяснил, что при назначении наказания в отношении 19,7 % человек судами были сделаны ссылки на смягчающие наказание обстоятельства, указанные в законе, и 80,3 % ссылок — на смягчающие обстоятельства, в законе не указанные.

Почти аналогичные данные мы выявили при ознакомлении с более чем сотней уголовных дел, рассмотренных Судом Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях в 2001–2002 гг. В мотивировочной части приговоров в 70 % просмотренных нами дел суд сослался на смягчающие наказание обстоятельства, не указанные в ст. 59 УК Азербайджанской Республики. Причем судами чаще всего учитываются следующие смягчающие обстоятельства: первая судимость (ранее не судим, к уголовной ответственности не привлекался) — 24 % ссылок от общего числа учтенных обстоятельств; положительная характеристика по месту жительства, работы, учебы, изоляции) — 22 % ссылок; чистосердечное раскаяние — 15,5 % ссылок; признание своей вины — 15 % ссылок (в том числе частичное признание своей вины — 2,5 % ссылок); наличие иждивенцев — 6 % ссылок; тяжкая болезнь виновного — 10,5 % ссылок; возраст, граничащий с несовершеннолетием (18–20 лет) — 2 % ссылок; отсутствие тяжких последствий — 8 % ссылок; занятие виновного общественно полезным трудом — 6,5 % ссылок; роль виновного в совершении преступления наименее активна — 3,5 % ссылок и некоторые другие.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в азербайджанской судебной практике нередки случаи, когда в качестве смягчающих наказание обстоятельств признаются те, которые не указаны в ст. 59 УК Азербайджанской Республики. Так, гражданин Ш. по предварительному сговору в качестве пособника (ст. 32.5 УК Азербайджанской Республики) участвовал в совершении преступлений, предусмотренных ст. 320.1 (подделка удостоверения, предоставляющего права или освобождающего от обязанностей) и ст. 178.2.1, 178.2.3 (мошенничество, совершенное группой лиц по предварительному сговору и лицом с использованием своего служебного положения) УК Азербайджанской Республики. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал Ш. виновным в пособничестве совершению вышеназванных преступлений. При назначении наказания смягчающими обстоятельствами были признаны наряду с другими также те факты, что обвиняемый является вынужденным переселенцем, участвовал в боях за территориальную целостность Азербайджанской Республики и получил ранение. Исходя из этого приговором суда от 10 июля 2001 г. Ш. был условно осужден к 3 годам 6 месяцам лишения свободы с установлением 3 лет испытательного срока.

«Как бы мы не пытались продлить имеющийся в законе перечень смягчающих обстоятельств, — справедливо пишет В. С. Минская, — он никогда не может стать исчерпывающим, так как сочетания определенных признаков конкретного преступления, личности виновного и других обстоятельств настолько индивидуальны, специфичны и вместе с тем многообразны, что их невозможно вписать в определенную схему». Проведенное В. С. Минской конкретно-социологическое исследование практики учета смягчающих обстоятельств судами позволило ей также прийти к выводу о том, что обстоятельства, не указанные в законе, учитываются чаще, чем указанные в нем.

Тем не менее обязанность суда учитывать обстоятельства, не указанные в ст. 59.1.1-59.1.10 УК Азербайджанской Республики, вовсе не означает, что можно любые обстоятельства признавать в качестве смягчающих и учитывать их при определении наказания. Правомерна только такая практика, когда смягчающими признаются главным образом только обстоятельства, связанные с общественной опасностью преступления или личности преступника.

Так, в связи с этим считаем необходимым сослаться на случай, когда суд в 1987 г. необоснованно посчитал смягчающим наказание обстоятельством истечение годичного срока со дня совершения преступления.

Приговором Омского областного суда, оставленного без изменения определением Судебной коллегии по уголовным делам ВС РСФСР, были осуждены несовершеннолетние Кучменко, Кабардин за изнасилование малолетней, а У станин за пособничество в этом преступлении к 4 годам лишения свободы каждый. Обосновывая назначенное им наказание ниже низшего предела, суд указал, что преступление ими совершено впервые, в несовершеннолетнем возрасте, что от действий виновных не наступило тяжких последствий. Мотивируя условное их осуждение, суд отметил, что «с момента совершения преступления прошел год и в настоящий момент они не представляют особой опасности для общества». Кассационная инстанция вопрос о законности условного осуждения вообще не обсуждала. Заместитель Генерального прокурора СССР, согласившись с назначением осужденным наказания ниже низшего предела, посчитал, что применение к ним условного осуждения необоснованно. Недопустимо мотивировать такое решение тем, что после совершения преступления прошел год (дело расследовалось и рассматривалось в суде длительное время по вине работников правоохранительных органов) и виновные перестали представлять «особую общественную опасность» (такой термин в уголовном законодательстве отсутствует).

Президиум Верховного Суда РСФСР согласился с доводами протеста о назначении осужденным чрезмерно мягкого наказания и вернул дело на новое судебное рассмотрение, при котором Кучменко, Кабардин и Устинин приговорены к 3 годам лишения свободы.

Следует отметить, что каждое смягчающее и отягчающее обстоятельство является предметом доказывания в судебном заседании. Лишь при условии, что эти обстоятельства с достоверностью установлены и подтверждены, они могут быть положены в основу судебного приговора при назначении наказания. Сказанное, несомненно, еще в большей степени относится к тем смягчающим обстоятельствам, которые не предусмотрены в уголовном законе, однако суд учитывает их в качестве таковых при выборе меры уголовно-правового воздействия,

Мы рассмотрели понятие и сущность смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств. Однако с позиций правоприменительной практики наиболее важное значение имеет не сущность этих обстоятельств, а их учет при назначении наказания, т. е. то, каким образом эти обстоятельства влияют на принятие судебного решения по конкретному уголовному делу.

Следует отметить, что уголовный закон содержит прямое указание по вопросу об учете двух смягчающих обстоятельств, имеющихся в деле. Однако в отношении других смягчающих наказание обстоятельств, а также отягчающих обстоятельств такое нормативное указание не предусмотрено. Согласно ст. 60 УК Азербайджанской Республики при наличии обстоятельств, смягчающих наказание, предусмотренных статьями 59.1.9 и 59.1.10 УК, и отсутствии обстоятельств, отягчающих наказание, срок или размер назначаемого наказания не могут превышать ipex четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК Азербайджанской Республики. Этими смягчающими наказание обстоятельствами являются: 1) явка с повинной, активное способствование раскрытию преступления, изобличению других соучастников преступления, розыску и обнаружению имущества, добытого в результате преступления; 2) оказание медицинской и иной помощи потерпевшему непосредственно после совершения преступления, добровольное возмещение или заглаживание имущественного ущерба и морального вреда, причиненных в результате преступления, стремление достичь примирения с потерпевшим лицом, иные действия, направленные на заглаживание вреда, причиненного потерпевшему.

По нашему мнению такая конкретная позиция законодателя об учете этих двух смягчающих обстоятельств свидетельствует о дальнейшем развитии и углублении одного из фундаментальных принципов уголовного закона — принципа гуманизма. Но это далеко не все, что может делать суд при наличии смягчающих наказание обстоятельств. Дело в том, что в упомянутой норме законодатель определил лишь верхний предел срока или размера наказания, который не может превышать назначаемая судом мера уголовно-правового воздействия при наличии только двух смягчающих обстоятельств.

Обобщение судебной практики и мнений различных авторов, а также анализ уголовного закона показывают, что учет смягчающих наказание обстоятельств для суда означает следующее:

1) возможность назначения наказания ближе к низшему пределу (минимуму) санкции статьи Особенной части УК Азербайджанской Республики, по которой квалифицируется деяние виновного;

2) возможность применения менее тяжкого вида наказания, если соответствующая статья Особенной части УК Азербайджанской Республики, по которой квалифицируется деяние виновного, содержит альтернативную санкцию;

3) возможность неприменения дополнительного наказания, предусмотренного в санкции соответствующей статьи Особенной части УК Азербайджанской Республики;

4) в соответствии со ст. 62 УК Азербайджанской Республики, возможность назначения наказания ниже низшего предела, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК Азербайджанской Республики;

5) возможность назначения на основе требований ст. 62 УК Азербайджанской Республики более мягкого вида наказания, чем предусмотрен соответствующей статьей Особенной части УК Азербайджанской Республики;

6) возможность применения условного осуждения в соответствии со ст. 70 УК Азербайджанской Республики;

7) возможность назначения лицам, осужденным к наказанию в виде лишения свободы, менее строгого режима уголовно-исполнительного учреждения.

В свою очередь наличие отягчающих наказание обстоятельств даст суду право назначать осужденному более строгую меру уголовно-правового воздействия, которое конкретно может быть выражено в следующем:

1) возможность назначения наказания ближе к верхнему пределу (максимуму) санкции статьи Особенной части УК Азербайджанской Республики, по которой квалифицируется деяние виновного;

2) возможность применения более тяжкого вида наказания, если соответствующая статья Особенной части УК Азербайджанской Республики, по которой квалифицируется совершенное преступление, содержит альтернативную санкцию;

3) возможность применения дополнительного наказания, предусмотренного в санкции соответствующей статьи Особенной части УК Азербайджанской Республики, ближе к верхнему пределу;

4) возможность исключения применения наказания ниже низшего предела, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК Азербайджанской Республики.

5) возможность исключения перехода к более мягкому виду наказания, чем предусмотрен за совершенное преступление;

6) возможность исключения применения условного осуждения;

7) возможность назначения лицам, осужденным к лишению свободы, более строгого режима уголовно-исполнительного учреждения.

Отягчающие наказание обстоятельства в судебной практике чаще всего оцениваются как основание для назначения наказания ближе к верхнему пределу санкции. Так, гражданин С. поженившись на заведомо не достигшей шестнадцатилетнего возраста гражданке К., вступил с ней в половое сношение. Спустя несколько месяцев, С. на почве семейной ссоры убил бабушку своей фактической жены и спрятал ее труп в недостроенной артезианской скважине. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал С. виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 120.1 (убийство) и ст. 152 (половое сношение с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста) УК Азербайджанской Республики. Но при назначении наказания наличие у С. прошлой судимости, совершение им двух преступлений и тяжкие последствия преступления (смерть потерпевшей) были учтены как отягчающие наказание обстоятельства и приговором суда от 2 ноября 2001 г. он был осужден окончательному наказанию в виде 13 лет лишения свободы путем частичного сложения наказаний.

В отличие от смягчающих обстоятельств, перечень отягчающих наказание обстоятельств является исчерпывающим и расширительному толкованию не подлежит. Вместе с тем судебной практике известны случаи расширительного толкования судами отягчающих обстоятельств. «Таковыми, — как верно отмечает А. П. Чугаев, — признаются: совершение преступления в состоянии опьянения, непризнание осужденным своей вины, непринятие лицом мер к возмещению материального ущерба».

Если смягчающее или отягчающее обстоятельство предусмотрено соответствующей статьей Особенной части Уголовного кодекса Азербайджанской Республики в качестве признака преступления, оно само по себе не может повторно учитываться при назначении наказания. Тем не менее вопреки этому требованию повторно учитываются как отягчающие наказание обстоятельства, и такие, которые предусмотрены в качестве признака преступления. Так, подобным примером может служить уголовное дело из российской судебной практики. Приговором Кировского районного суда Новосибирской области В. был осужден по п. «в» ч. 3 ст. 111 УК РФ за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, совершенное неоднократно. Хотя неоднократность является признаком данного состава преступления, суд в нарушение закона при назначении наказания В. необоснованно учел в качестве отягчающего обстоятельства его предыдущую судимость по ч. 1 ст. 108 УК РСФСР. Судебная коллегия Новосибирского областного суда из приговора исключила это указание суда.

Что касается определенных правил влияния существующих в деле смягчающих или отягчающих обстоятельств на вид и размер наказания, то в законе указаны правила учета только смягчающих обстоятельств. Эти правила изложены в ст. 60 и 62 УК Азербайджанской Республики.

Согласно ст. 60 УК Азербайджанской Республики: «При наличии смягчающих наказание обстоятельств, предусмотренных статьями 59.1.9 и 59.1.10 настоящего Кодекса, и отсутствии отягчающих обстоятельств срок или размер наказания не могут превышать трех четвертей наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса». Здесь закон придает определенным обстоятельствам статус обстоятельств, особо смягчающих наказание виновного. К ним относятся: явка с повинной; активное способствование раскрытию преступления, изобличению других соучастников преступления и розыску имущества, добытого в результате преступления; оказание медицинской и иной помощи потерпевшему непосредственно после совершения преступления, добровольное возмещение или устранение материального и морального вреда, причиненных в результате преступления; попытка прийти к согласию с потерпевшим; иные действия, направленные на заглаживание вреда, причиненного потерпевшему. Всем вышеперечисленным обстоятельствам закон придал статус особо смягчающих, так как эти обстоятельства существенно понижают степень общественной опасности преступления и лица, его совершившего. Но если суд установит по делу исключительные обстоятельства, связанные с целями и мотивами преступления, ролью виновного, его поведением во время или после совершения преступления и другие обстоятельства, существенно уменьшающие степень общественной опасности преступления, а равно при активном содействии участника преступления, совершенного в соучастии, раскрытию этого преступления, он в соответствии со ст. 62 УК Азербайджанской Республики может назначить наказание ниже низшего предела, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК, или назначить более мягкий вид наказания, чем предусмотрен этой статьей, или не применять дополнительный вид наказания, предусмотренный в качестве обязательного.

Краеугольным камнем ст. 62 Уголовного кодекса Азербайджанской Республики является понятие «исключительности» обстоятельств. Законодатель, ссылаясь на необходимость учета исключительных обстоятельств, вместе с тем не раскрывает понятие «исключительные обстоятельства», оценку их предоставляет суду. Также решался вопрос и во время действия УК АССР 1960 г. В юридической литературе также не было единства мнений относительно понятия «исключительные обстоятельства дела». На наш взгляд под исключительными необходимо понимать такие обстоятельства дела, в силу которых данный конкретный случай выходит за рамки обычных случаев. Причем согласно ст. 62.2 УК Азербайджанской Республики исключительными могут быть признаны как отдельные смягчающие обстоятельства, так и совокупность таких обстоятельств.

Сегодня большое количество вопросов вызывает практика применения ст. 62 УК Азербайджанской Республики, так же как и практика применения аналогичной ст. 64 УК Российской Федерации. Судебная статистика свидетельствует о том, что наблюдается тенденция к расширению применения указанной статьи. Так, в 1990 г. от общего числа осужденных к лишению свободы суды назначали более мягкое наказание 2,9 % лиц, в 1996 г. — 7,2 %, в 1997 г. — 8,4 % и в 1998 г. — 8,2 %.

Сделав небольшой статистический анализ, касающийся судебной практики назначения наказания ниже низшего предела, мы пришли к следующим поразительным выводам. В последние годы суды Азербайджана назначают наказание с учетом ст. 62 УК за 60 % преступлений, касающихся незаконного оборота наркотических средств, за 50 % разбойных нападений, за 45 % грабежей. На наш взгляд, эту практику нельзя признать правильной. Зачастую в качестве исключительных учитываются «рядовые» обстоятельства, характеризующие личность виновного. Тем самым происходит дискредитация самого понятия «исключительные обстоятельства». В результате то, что должно быть по закону исключением, на практике иногда по тем или иным статьям становится правилом.

Подобное частое применение рассматриваемой статьи объясняется тем, что, во-первых, суды иногда допускают необоснованное ее применение, во-вторых, в диспозициях отдельных статей Особенной части УК недостаточно точно определены типичные менее опасные формы (способы) совершения преступлений данного вида, в-третьих, минимальный предел санкций некоторых норм Особенной части УК завышен. С учетом приведенных соображений в доктрине уголовного права высказывались обоснованные предложения по совершенствованию законодательства. На наш взгляд, для устранения сложившейся ситуации прежде всего необходимо критически оценить и пересмотреть нижний предел санкций, а также диспозиции (например, путем введения дополнительных привилегированных составов) статей Особенной части, по которым применение ст. 62 достигает 50 и более процентов.

Итак, наличие смягчающего или отягчающего обстоятельства само по себе не означает автоматическое смягчение или же, наоборот, отягчение меры уголовно-правового воздействия, назначаемой осужденному. Имеющиеся в конкретном уголовном деле смягчающие и отягчающие обстоятельства могут влиять на вид и размер наказания в той степени, в которой они соответственно снижают или повышают общественную опасность совершенного деяния и его совершившего лица. Таким образом, суд обязан индивидуально относиться и к самим смягчающим и отягчающим обстоятельствам. На самом деле, факт несовершеннолетия виновного, в одном случае совершившего умышленное убийство (ст. 120 УК Азербайджанской Республики), а в другом — хулиганство (ст. 221 УК Азербайджанской Республики), не может иметь одинаковое значение в качестве смягчающего наказание обстоятельства при назначении наказания в каждом из этих двух случаев.

Подытоживая сказанное, заметим, что введение в круг критериев назначения наказания наряду с характером и степенью общественной опасности преступления и личностью виновного обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание, объясняется чисто практическими соображениями. Законодатель тем самим стремился дать при назначении наказания всестороннюю оценку всем обстоятельствам дела. В действительности эти обстоятельства взаимосвязаны. Эту связь Л. Л. Кругликов совершенно верно усматривает в том, «что отягчающие и смягчающие обстоятельства — это не нечто инородное, а факторы, относящиеся к преступлению или к личности (либо к тому и другому одновременно) и характеризующие их смягчающим или отягчающим образом, в силу чего они и учитываются при индивидуализации ответственности и наказания».

§ 7. Влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи

Новый уголовный закон расширил круг обстоятельств, подлежащих обязательному учету при назначении наказания. Тем самым законодатель нормативно закрепил необходимость более тщательной индивидуализации уголовной ответственности и наказания, придал особое значение некоторым обстоятельствам, ранее не имевшим самостоятельного значения. Такого рода нововведения, развивая институт назначения наказания, служат дополнительной гарантией справедливости, гуманности, законности и обоснованности судебных приговоров по уголовным делам.

Свое дальнейшее развитие институт назначения наказания получил закреплением в ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики нового основного начала назначения наказания — учета при назначении наказания влияния назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи. Данное положение уголовного закона можно характеризовать как дальнейшее развитие начал гуманизма уголовного закона и стремление законодателя включить в число подлежащих учету при назначении наказания факторов максимально возможное количество обстоятельств, связанных с различными сторонами жизни и деятельности осужденного.

При этом применительно к рассматриваемым обстоятельствам назначенное судом наказание должно соответствовать и его целям, и общим принципам уголовного права. Это значит, что, «с одной стороны, наказание должно быть справедливым, строго индивидуальным, т. е. соответствовать содеянному, обстоятельствам его совершения и личности виновного, а с другой — влиять на исправление осужденного как в юридическом смысле (уверенность осужденного в неизбежной связи преступления и наказания), так и в нравственном отношении (воспитание привычки к труду, повышение образовательного уровня и т. п.)».

Перейдя к анализу обстоятельств, влияющих на исправление осужденного и на условия жизни его семьи, следует отметить тот факт, что данное общее начало назначения наказания пока еще не подвергалось должному научному исследованию. Причина этого, несомненно, заключается в том, что влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи получило самостоятельное значение для индивидуализации наказания недавно — с введением в действие нового уголовного закона. Однако это вовсе не означает, что по данному вопросу наука уголовного права вообще ничего не содержит. Данные обстоятельства, т. е. влияние наказания на исправление осужденного и его семейное положение были и остаются предметом научных дискуссий достаточно давно и частично мы их затрагивали в предыдущих параграфах. Однако разница заключается в том, что ранее они рассматривались с иных позиций. Так, семейное положение осужденного и в дальнейшем влияние назначенного уголовного наказания на него большинство авторов анализировали как обстоятельство, характеризующее личность виновного, а исправительное значение назначенного наказания широко анализировалось в публикациях, посвященных целям уголовного наказания. Такой подход к исследованию рассматриваемого вопроса и на сегодня не потерял свою актуальность, поскольку влияние назначенного наказания на условия жизни семьи осужденного неразрывно связано с его личностью и всесторонне может быть исследовано вместе с ней. Что же касается влияния наказания на исправление осужденного, то оно успешно может быть установлено только с позиций достигаемости целей уголовного наказания. Судебная практика при индивидуализации уголовной ответственности и наказания тоже исходила из аналогичных позиций.

Однако новый уголовный закон рассматриваемым обстоятельствам придал самостоятельное значение, что требует соответствующего научного анализа. Названное положение ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики по существу содержит два относительно самостоятельных обстоятельства, влияющих на выбор вида и размера наказания: а) влияние назначенного наказания на исправление осужденного; б) влияние назначенного наказания на условия жизни семьи осужденного. На наш взгляд, эти обстоятельства должны быть анализированы отдельно.

Учет влияния наказания на исправление осужденного заключается в том, как отмечает А.В. Кладков, что «суд, назначая наказание, прогнозирует его действие на осуждаемого. Именно с учетом этого он решает, какой именно вид наказания и какой размер (срок) будет достаточен для исправления осужденного (т. е. повлечет за собой переоценку ценностей) и предупреждения совершения им новых преступлений».

Требование уголовного закона об учете влияния наказания на исправление осужденного преследует две цели. Во-первых, законодатель включением в число общих начал назначения наказания названного положения придал особое значение цели исправления осужденного среди остальных целей уголовного наказания. Во-вторых, данное требование уголовного закона призвано акцентировать внимание суда на изучении личности виновного и других обстоятельств, связанных с ней, с точки-зрения его исправляемости и на их основе избирать и назначать такое наказание, которое с достаточно большей вероятностью будет способствовать его возвращению в нормальную социальную жизнь. Хотя эти цели по содержанию очень близки и одна из них логически вытекает из другой, но при рассмотрении уголовного дела и принятии соответствующего судебного решения исследование обстоятельств, свидетельствующих о той или иной степени вероятности исправления осужденного в будущем, и их самостоятельный учет в комплексе с другими обстоятельствами приобретает по существу важное значение.

Однако при анализе рассматриваемого положения перед судом встает логичный вопрос: на основании каких данных определить степень влияния назначенного наказания на исправление осужденного? Ответ на этот вопрос уже частично дан в предыдущих параграфах, посвященных рассмотрению целей уголовного наказания и учету личности виновного при назначении наказания. Тем не менее, здесь необходимо уточнить некоторые детали.

Несомненно, определение заранее степени влияния назначенного наказания на исправление осужденного имеет прогностический характер. При этом в центре внимания находится личность осужденного, поскольку речь идет о его исправлении. С другой стороны, должное значение следует придавать виду и размеру наказания, а точнее, тем последствиям, которые наступят для осужденного с применением к нему конкретного наказания. Таким образом, для правильного установления влияния назначенного наказания на исправление осужденного суду необходимо сопоставить две неравнозначные категории: данные о личности осужденного и последствия назначаемого к нему наказания.

Установление последствий назначенного наказания для суда не составляет особой трудности, поскольку в уголовном и уголовно-исполнительном законодательстве содержание всех видов наказания, а также ограничения и лишения, наступающие с их применением, предусмотрены в нормативном порядке. А что касается исследования данных о личности виновного, на основе которых можно судить о способности наказания влиять на его исправление, то в этом случае задача суда приобретает некоторую сложность. Сразу следует отметить, что в этом случае речь идет не просто об исследовании личности виновного, но о прогнозировании исправительного воздействия на него назначенного наказания на основе данных о виновном.

На наш взгляд, суд должен прогнозировать исправительное воздействие наказания на осужденного в двух направлениях. Во-первых, назначенное наказание должно влиять на исправление осужденного в юридическом смысле. Это означает, что осужденный в результате применения к нему конкретного наказания должен быть убежден, что лишения и ограничения, наступившие для него, являются последствием социально опасного, криминального поведения. Тем самым в будущем следует избежать такого поведения и соблюдать предписания правовых норм.

Влияние назначенного наказания на исправление осужденного определяется на основе анализа данных, характеризующих личность виновного, и сопоставления этих данных с характером назначенного наказания. Так, гражданин Г. на почве ссоры куском железа ударил по голове своего знакомого Ф. и нанес его здоровью опасный для жизни вред. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал Г. виновным в совершении преступления, предусмотренного в ст. 126.1 УК Азербайджанской Республики (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью). При назначении наказания суд обратил внимание на то, что обвиняемый совершил рассматриваемое преступление очень хладнокровно и при этом проявил совершенно безразличное отношение к жизни и здоровью потерпевшего. Исходя из этого, суд счел возможным исправление осужденного только путем его изоляции от общества и приговором от 22 декабря 2000 г. осудил его к 6 годам лишения свободы.

Во-вторых, назначенное наказание должно воздействовать на исправление осужденного в нравственном отношении. Иначе говоря, применяемое к осужденному наказание должно вызвать у него чувство ненависти к своему криминальному прошлому и способствовать его перевоспитанию в духе честного, добросовестного гражданина. Конкретно это может выражаться в изменении отношения осужденного к труду, в повышении им своего образовательного уровня, в повышении его социальной активности и т. д.

Изучение личности осужденного может привести к выводам как положительного, так и отрицательного характера с точки зрения возможного влияния назначенного наказания на его исправление. Именно оценка этих выводов и требуется от суда в соответствии с рассматриваемым положением ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики. Несомненно, наличие прошлой судимости является фактом, свидетельствующим о трудной исправляемости осужденного, а такие факты, как положительные отзывы с места работы, службы, учебы или жительства, честное отношение к труду, чистосердечное раскаяние и т. д. — наоборот, свидетельствуют о высокой вероятности его исправления.

Конечно, не очень просто заранее угадать, каким образом назначенное наказание будет воздействовать на исправление осужденного. При этом нельзя забывать еще и то, что суд рассматриваемое обстоятельство учитывает вместе с другими общими началами назначения наказания, а также с общими принципами уголовного закона и целями наказания. Однако соблюдение данного положения уголовного закона способствует максимальной индивидуализации наказания и через нее осуществлению общих принципов уголовного закона и целей наказания.

Другим обстоятельством, призванным способствовать максимальной индивидуализации наказания, является, как мы уже отметили, влияние назначенного наказания на условия жизни семьи осужденного. По существу, закрепление такого положения в уголовном законе означает учет при назначении наказания обстоятельства, выходящего за рамки состава преступления. Несомненно, главной целью законодателя, включившего такое положение в уголовный закон, является охрана прав и интересов членов семьи осужденного и охрана семьи вообще.

Как обоснованно отмечает А. Л. Цветинович, «суд должен иметь в виду, что почти всегда наказание причиняет лишения и страдания не только человеку, виновному в совершении преступления, но и его ни в чем не повинным родным и близким, и избрать его вид и размер таким образом, чтобы, не ослабляя исправительного воздействия на совершившего преступление, в наиболее возможной мере облегчить неизбежные трудные последствия наказания осужденного для его семьи».

Развивая начала гуманизма уголовного закона, рассматриваемое положение позволяет применять к осужденному наказание с учетом его семейного положения. Однако данное положение обязывает суд учитывать не просто семейное положение осужденного, как это имеет место при исследовании его личности, но его конкретную роль в жизни семьи.

В этой части показательна позиция Верховного Суда Российской Федерации. Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 11 июня 1999 г. № 40 «О практике назначения судами уголовного наказания» указал, что «для правильного выбора вида и размера наказания надлежит выяснять, является ли подсудимый единственным кормильцем в семье, находятся ли на его иждивении несовершеннолетние дети, престарелые родители, а также имелись ли факты, свидетельствующие о его отрицательном поведении в семье (пьянство, жестокое обращение с членами семьи, отрицательное влияние на воспитание детей и др.)».

На необходимость учета данных обстоятельств неоднократно указывалось в решениях Верховного Суда РСФСР и РФ при рассмотрении конкретных дел. Например, очень показательна позиция Верховного Суда РСФСР по делу К-вой, осужденной по ч. 2 ст. 189 УК РСФСР к лишению свободы. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, смягчая осужденной наказание до одного года исправительных работ, отметила, что, решая вопрос о назначении наказания К-вой, суд привел в приговоре обстоятельства, смягчающие ответственность осужденной, однако их и данные об ее личности учел не в полной мере. Как видно из материалов дела, муж К-вой осужден к лишению свободы на длительный срок, у нее на иждивении осталось двое несовершеннолетних детей, одному из которых лишь два года. С учетом этих обстоятельств назначение К-вой наказания в виде лишения свободы не вызывалось необходимостью.

Если осужденный в жизни своей семьи играет определяющую роль, то это является основанием для смягчения наказания, назначаемого ему. Так, гражданин С. на почве ссоры со своим знакомым Т. нанес ему ножевое ранение в области живота и причинил тяжкий вред его здоровью. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал С. виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 126.1 УК Азербайджанской Республики (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью). Однако при рассмотрении дела выяснилось, что на иждивении С. находятся его малолетний ребенок, 67-летний отец, являющийся инвалидом I группы, больная мать, состоящая на постоянном диспансерном учете. Также было установлено, что кроме осужденного в семье нет другого кормильца. С учетом этих обстоятельств суд своим приговором от 5 июля 2002 г. назначил ему минимальный размер наказания, предусмотренного в санкции ст. 126.1, — 3 года лишения свободы.

При изучении более чем сотни уголовных дел, рассмотренных Судом Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях, мы заметили, что только в 10 % приговоров суд учел обстоятельства, тем или иным образом влияющие на исправление осужденного и на условия жизни его семьи. Причем почти в каждом приговоре из числа последних суд ограничился тем, что указал: «При назначении наказания суд учитывает… а также иные обстоятельства, влияющие на исправление осужденного и на условия жизни его семьи». Какие конкретно обстоятельства суд имел в виду, не ясно, как приговор отразится на семье подсудимого также не ясно. Считаем, что такие формулировки, отраженные в приговоре, недопустимы.

Полностью согласимся с М. Н. Становским, который указывает, что при учете обстоятельств, влияющих на исправление осужденного и на условия жизни его семьи суд в приговоре должен конкретно назвать их и указать, какое влияние они оказали на выбор вида и размера наказания. При этом следует иметь в виду, что эти обстоятельства могут быть признаны для виновного как положительными (престарелые родители, виновный является единственным кормильцем в семье, многодетный отец, женщина одна воспитывает детей и др.), так и отрицательными (постоянное пьянство виновного и драки в семье, жестокое обращение с членами семьи и т. д.).

Неучет таких обстоятельств при их реальном наличии в уголовном деле говорит о неправосудности такого приговора. В любом случае эти обстоятельства должны найти свое отражение в приговоре и быть учтены при назначении наказания, поскольку они согласно ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики являются необходимым условием назначения виновному индивидуального и справедливого наказания.

В случае если суд установит, что подсудимый не заботился о своей семье, не оказывал ей материальной и моральной поддержки, то он вправе не смягчать виновному наказание по тому основанию, что он имеет семью, условия жизни которой, по мнению подсудимого, существенно ухудшатся при назначении ему сурового наказания. В подобных случаях срок и размер наказания существенно не затрагивают права третьих лиц. Если же подсудимый является кормильцем своей семьи, на его иждивении находятся нетрудоспособные, то суд обязан учесть данный факт и при возможности смягчить ему наказание.

Безусловно, что большее значение такого рода обстоятельства имеют при рассмотрении уголовных дел о преступлениях, не представляющих большой общественной опасности, и менее тяжких преступлениях. Если по таким делам суд придет к выводу, что исправление виновного возможно без лишения его свободы, он вправе назначить менее суровое наказание из числа тех, которые указаны в санкции соответствующей статьи Особенной части УК Азербайджанской Республики. Тем не менее суд не ограничен в праве учета подобных обстоятельств и при рассмотрении дел по обвинению лица в совершении тяжких и особо тяжких преступлений. Меньшее значение эти обстоятельства должны иметь при назначении наказания рецидивистам. Данные лица уже были осуждены ранее за совершение умышленных преступлений. Наказание по прежнему приговору не оказало должного воспитательного воздействия на данных лиц. Совершая новое преступление, они, скорее всего, не думали о том, в каком положении останется их семья в случае повторного осуждения, поэтому суд в полной мере имеет право не учитывать рассматриваемые нами обстоятельства, мотивировав в приговоре причины такого неучета.

Несомненно, для правильного разъяснения сущности названного в ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики нововведения необходимо ответить на вопрос: как может влиять назначенное наказание на условия жизни семьи осужденного? На наш взгляд, влияние назначенного наказания на условия жизни семьи виновного может выражаться в трех формах: а) правовое влияние; б) материальное влияние; в) моральное влияние.

Правовое влияние назначенного наказания на условия жизни семьи осужденного напрямую связано с правовыми последствиями назначенного наказания. В этом смысле следует отметить ст. 17.2.2 Семейного кодекса Азербайджанской Республики, согласно которой на основе заявления супруга (супруги), может быть аннулирован его (ее) брак с супругом (супругой), осужденным (осужденной) к лишению свободы на срок свыше трех лет. Названная норма семейного законодательства практически означает одностороннее прекращение брачно-семейных отношений с осужденным, которому назначено наказание в виде лишения свободы свыше трех лет. Закрепление такой нормы в семейном законодательстве не может считаться бесспорным, но дискуссии такого рода выходят за рамки нашей темы. На самом деле, с одной стороны, данная норма связывает брачно-семейные отношения лица со степенью его правопослушности, что неправильно с позиций современной концепции прав и свобод человека. С другой стороны, закреплением такой нормы законодатель преследовал цель предоставить гражданам возможность в упрощенном порядке избавиться от брачносемейных отношений с лицом, совершившим грубое криминальное поведение. Однако нельзя забывать, что семья характеризуется не только правовыми, но и множеством других отношений.

В связи с правовым влиянием назначенного наказания на условия жизни семьи осужденного необходимо отметить еще и аналогичную по сущности норму жилищного законодательства. Согласно первоначальной редакции ст. 60 Жилищного кодекса Азербайджанской Республики, осуждение лица к наказанию в виде лишения свободы на срок свыше шести месяцев является основанием лишения данного лица права на жилое помещение. Однако Конституционный Суд Азербайджанской Республики постановлением от 12 марта 1999 г. признал эту норму противоречащей Конституции и приостановил ее действие.

Таким образом, правовое влияние на условия жизни семьи осужденного связано только с наказанием в виде лишения свободы. Это означает, что суд при применении этого вида наказания обязан учитывать его последствие в судьбе семьи осужденного.

Материальное воздействие назначенного наказания на условия жизни семьи осужденного может иметь место в различных случаях. Конкретно это будет выражаться в лишении семьи кормильца в лице осужденного, в уплате штрафа из семейного бюджета, в лишении осужденного определенной деятельности, являющейся источником материального обеспечения его семьи и т. д. Однако материальные последствия различных видов наказания неодинаковы, как и неодинаковы роли различных осужденных в материальном обеспечении своей семьи. Индивидуализация наказания требует от суда правильного определения как роли осужденного в материальном обеспечении своей семьи, так и материальных последствий применения к нему конкретного вида и размера наказания.

Здесь стоит отметить, что учет обстоятельств, влияющих на исправление осужденного и на условия жизни его семьи, имеет особое значение при назначении наказаний имущественного характера. К наказаниям имущественного характера мы относим штраф, исправительные работы и конфискацию имущества.

Безусловно, что если осужденный имеет семью, то назначение ему суровых имущественных наказаний отразится и на материальном благополучии его семьи. Поэтому размер штрафа или срок исправительных работ может волновать не только самого осужденного, но и его семью. Конфискация имущества по смыслу ст. 51 Уголовного кодекса Азербайджанской Республики означает принудительное безвозмездное изъятие в собственность государства всего или части имущества, являющегося собственностью осужденного. Зачастую же эта собственность является составной частью общей совместной собственности супругов. Выдел доли в общей собственности представляет большую проблему. Именно поэтому законодатель предоставил суду право учета подобных обстоятельств при назначении наказания виновному.

Изучение судебной практики показало, что суды, как правило, не уделяют должного внимания учету влияния избираемой меры наказания на условия жизни семьи виновного. В качестве достаточно редкого примера внимательного исследования вопроса о влиянии наказания на условия жизни семьи преступника можно сослаться на приговор Кировского районного федерального суда Санкт-Петербурга в отношении А., признанного виновным в совершении нескольких грабежей и вымогательств. Мотивируя избираемую виновному меру наказания, суд резонно указал в приговоре, что, исходя из требований учета влияния назначенного Наказания на условия жизни семьи виновного, принимая во внимание наличие у А. двух несовершеннолетних дочерей, конфискация Имущества отрицательно скажется на условиях жизни его семьи. Поэтому суд счел возможным не применять дополнительное наказание в виде конфискации имущества.

При назначении такого вида наказания, как штраф, его размер определяется судом с учетом как тяжести совершенного преступления, так и имущественного положения осужденного. Первый критерий определения размера штрафа — тяжесть совершенного преступления — является общим и применяется при назначении любого вида наказания. Применение же второго критерия — имущественное положение осужденного, — как правило, характерно и весьма важно при назначении наказаний, связанных с материальными ограничениями осужденного. Однако правовое закрепление данный критерий получил лишь в ст. 44 УК Азербайджанской Республики (ст. 46 УК РФ), регламентирующей порядок применения штрафа. В то же время факты, содержащие указания на необходимость учета имущественного положения осужденного при назначении штрафа, в судебной практике можно встретить нередко. Например, президиум Новгородского областного суда постановлением от 13 ноября 1998 г., снижая размер штрафа, назначенного приговором Мошенского районного суда от 19 августа 1998 г. осужденному М. в количестве 700 минимальных размеров оплаты труда (58 100 р.), до одного года заработной платы М. (4620 р.), указал, что при назначении штрафа суд недостаточно учел имущественное положение осужденного. Между тем из материалов дела видно, что на иждивении М. имеет троих малолетних детей, его средняя заработная плата составляет 385 р., каких-либо данных о наличии у него других доходов суд не установил.

В этой связи Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 11 июня 1999 г. «О практике назначения судами уголовного наказания» особо подчеркнул, что при назначении подсудимому штрафа судам следует выяснять его материальное положение, наличие на иждивении несовершеннолетних детей, престарелых родителей и т. п.. Представляется, что подобная практика должна присутствовать и в Азербайджане.

Причиной неучета судами указанных обстоятельств, на наш взгляд, является недостаточная ясность в толковании самого понятия «имущественное положение осужденного». Так, если обратиться к судебной практике, то под имущественным положением суды главным образом подразумевают материальный доход лица в виде заработной платы и далеко не во всех случаях учитывают количество лиц, состоящих на его иждивении, и т. п.

Безусловно, лишь такая трактовка имущественного положения явно недостаточна. Мы согласимся с М. Н. Становским, полагающим, что «при оценке имущественного положения осужденного необходимо учитывать: а) заработную плату осужденного во всех ее видах; б) доходы, получаемые от другой деятельности, не запрещенной в Российской Федерации, в том числе в виде денежной, включая иностранную валюту, или в натуральной форме; в) доходы от приусадебного участка; г) доходы от ценных бумаг (акций и т. п.); д) проценты, получаемые по банковским вкладам; е) наличие домовладения, других строений на праве личной собственности; ж) наличие у осужденного иждивенцев, например, несовершеннолетних детей, престарелых родителей и других нетрудоспособных лиц». Перечень названных факторов нельзя считать исчерпывающим. В каждом конкретном случае суд вправе учесть и другие обстоятельства, которые существенно влияют на размер штрафа.

Решая изложенные вопросы, суд должен располагать данными о действительном имущественном положении лица, осуждаемого к штрафу, и требовать их исследования от органов дознания или предварительного следствия, иначе это может вести к постановлению фактически неисполнимых либо несправедливых приговоров.

Несомненно, применяемое к осужденному уголовное наказание оказывает также и определенное моральное воздействие на членов его семьи и суд обязан обращать должное внимание на эти последствия назначенного наказания. Моральное воздействие наказания конкретно может выражаться в изоляции осужденного от своей семьи, в психологической травме, которую терпят члены семьи с применением наказания к осужденному, и т. д. Оно всегда зависимо от вида и конкретного размера наказания.

Разграничение трех форм воздействия назначенного наказания на условия жизни осужденного имеет важное практическое значение. Дело в том, что при индивидуализации наказания суд обязан заранее определить влияние конкретного вида и размера наказания на условия жизни виновного и, несомненно, данную задачу удачно можно решать, исходя из составляющих элементов такого влияния. При этом необходимо иметь в виду, что влияние наказания на условия жизни семьи, с одной стороны, зависит от вида и размера наказания, а с другой — от условий жизни конкретной семьи и роли осужденного в семье. Таким образом, рассматриваемое положение уголовного закона требует от суда индивидуально относиться к условиям жизни семьи осужденного, исходя из его роли в семье.

В заключение следует отметить, что рассматриваемый критерий индивидуализации наказания будет правильно учтен только в том случае, если будут правильно определены фактическая роль осужденного в своей семье и степень зависимости жизни семьи от него. Как справедливо отмечают некоторые авторы, условия жизни семьи осужденного и его роль в жизни семьи могут иметь как положительное, так и отрицательное значение при назначении наказания. Так, если осужденный является единственным кормильцем семьи, на его иждивении находятся престарелые люди, несовершеннолетние или инвалиды, то данные обстоятельства должны быть учтены как основание для смягчения наказания, и наоборот, если осужденный постоянно пьянствует, оказывает отрицательное влияние на воспитание детей, своими действиями наносит материальный ущерб семейному бюджету и т. п., то это будет влиять на избирание более сурового размера наказания.

§ 8. Проблема измерения зависимости между преступлением и наказанием

Для эмпирической интерпретации предписаний ст. 58 УК Азербайджанской Республики суду необходимо ответить на следующие вопросы: а) что следует понимать под характером и степенью общественной опасности деяния; б) какие критерии и показатели могут быть предложены для эмпирического определения характера и степени общественной опасности совершенного деяния: в) как должен осуществляться комплексный учет личности виновного, смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств, а также влияния назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи при назначении наказания. Иначе говоря, каким образом суд, назначая наказание, должен соизмерить зависимость между преступлением и личностью виновного, с одной стороны, наказанием — с другой? Как мы знаем, любая зависимость должна иметь свои специфические единицы счета. А это значит, что характер и степень общественной опасности преступления, личность осужденного и другие общие начала назначения наказания обязательно должны подлежать отражению, измерению и оценке через призму научно обоснованных представлений о целях и принципах назначения наказания.

Но как? Безусловно, мы не в состоянии получить абсолютно точных математических данных о сравнительной тяжести различных преступлений и о требуемом соотношении между соответствующим преступлением и определенным видом, а также размером наказания за него. Но столь же очевидно и другое — в общей форме такие оценки и соизмерения производятся и в уголовном законе, и в судебной практике, хотя далеко не всегда безупречно. Еще в 1916 г. инженер по специальности Н. Д. Оранжиреев сделал попытку разработать математические методы соизмерения преступления и наказания. Он отмечал, что по методам выработки приговора в части назначения наказания суд стоит на тех основаниях, как и тысячу лет назад, и в данном отношении почти не прогрессировал. Отсутствие единообразного способа учета элементов и факторов приводит к тому, что процесс назначения наказания «сильно напоминает гадание на кофейной гуще». Для преодоления этого автор предложил перейти к математическому сопоставлению обстоятельств, существенных для определения виновности осужденного.

По его мнению, всем преступлениям необходимо придать значение количественных эквивалентов соответственно санкциям, а для учета различных вариантов разработать специальные коэффициенты: например, при соучастии коэффициент главного участника 1,0, подстрекателя — 0,9, укрывателя — 0,75; степень вины при полной осознанности деяния оценивается в 1,0, ослабленной — 0,9, а состояния аффекта — 0,7 и т. д.

Далее вычисляется индивидуальная сумма коэффициентов и с учетом эквивалента данного преступления, получаем размер подлежащего назначению наказания. Как видим, суть предложений Н. Д. Оранжиреева заключается в методе шкалирования. Взяв за основу эту идею, В. И. Курляндский предлагал оценить в баллах, с одной стороны, определенную единицу меры наказания, а с другой — значимость критериев его назначения, относящихся к деянию и к личности виновного. Деление суммы баллов, полученных в результате оценки критериев, на количество баллов, в которых оценивается единица меры наказания, даст показатель, который мог бы стать вспомогательным инструментом, облегчающим деятельность судей при принятии решений и помогающим избежать грубых ошибок при назначении наказания. Предложения Н. Д. Оранжиреева и В. И. Курляндского несомненно представляет большой интерес. Однако применение шкалирования требует ответ на вопрос: кто и каким образом будет устанавливать критерии и придавать им количественное значение? По мнению А. С. Горелика, «наиболее приемлемым является метод экспертных оценок. Субъективизм, характерный для отдельных экспертов, должен нейтрализоваться их количеством и компетентностью, что позволяет получить объективные (насколько это возможно для решения данной задачи) результаты. Роль экспертов при установлении санкций выполняют законодатели и их консультанты, при назначении наказания — судьи; кроме того, в процессе научных исследований авторы работ дают собственные экспертные оценки и привлекают к этому юристов — ученых и практиков».

Ю. Д. Блувштейн провел сопоставление средних размеров наказаний, назначенных судами за определенные виды преступлений, со средними оценками тяжести тех же преступлений, данными экспертами. Степень согласия оказалась весьма высокой, экспертные оценки, полученные в эксперименте, были близкими к реальной правоприменительной деятельности, что свидетельствует об объективности примененной методики. В. Д. Чубарев считает, что алгоритм перехода от качества (тяжести деяния и опасности личности) к количеству (индивидуальной мере наказания) неизвестен, но его трудно оценить путем сравнения количественного выражения общественной опасности преступления как аргумента, с количеством в наказании, выполняющим роль производной. Для решения задачи В. Л. Чубарев присвоил ряд показателей общественной опасности деяния, личности виновного и обстоятельств совершения преступления, оценки в баллах и полученные результаты сопоставил с наказаниями, назначенными по конкретным делам. Д. О. Хан-Магомедов предложил, используя метод распознавания образом, при помощи ЭВМ выявить в количественном выражении степень общественной опасности разных видов преступлений и тем самым найти оптимальные размеры санкций за них. На возможность использования компьютерной техники для формализации правил назначения наказания указывает норвежский ученый Нильс Кристи, который пишет, что, если команда дана правильно, компьютер всегда назначает одинаковые меры по одинаковым делам, совершенно независимо от числа факторов, применяемых во внимание, а судья должен только нажать кнопку. Исследование возможностей применения кибернетики в судебной деятельности и, в частности, доведение общих и теоретических положений и выводов до их конкретного использования на практике предполагает широкое сотрудничество юристов, логиков, математиков, кибернетиков, техников и т. п.

В последние годы многие авторы также взяли на вооружение математические методы назначения наказания, учитывая при этом опыт некоторых зарубежных государств. Неоднократно в юридической литературе также отмечалось, что разработка алгоритмов процесса назначения наказания сможет оказать заметное влияние на совершенствование практики назначения наказания.

Так, А. А. Арямов предлагает определить точные «шаги повышения» и «шаги понижения» репрессии. «Определяя шаг повышения, необходимо диапазон между средневзвешенным наказанием и максимальной границей санкции разделить на количество всех возможных в данной ситуации отягчающих обстоятельств… Шаг повышения репрессии определяется как деление всего диапазона повышения репрессии на число возможных отягчающих обстоятельств. Эта величина должна определять вес каждого доказанного в деле отягчающего обстоятельства». Аналогично он предлагает решать вопрос и с учетом смягчающих обстоятельств.

С. И. Дементьев разработал бальную систему назначения наказания, при которой приговоры по уголовным делам должны выноситься в зависимости от числа баллов, в которые оценено преступление. Обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, соответствуют баллам. Затем установленные баллы переводятся в месяцы по специальной таблице. С. И. Дементьев ссылается на успешный опыт такой практики штата Нью-Йорк в США.

И бальная, и пошаговая системы назначения наказания, как и все остальные «крайние» меры в вопросе учета обстоятельств дела при назначении наказания, по нашему мнению, представляются достаточно спорными. Дело в том, что оба автора определяют алгоритм назначения наказания с учетом только обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание. Но в соответствии со ст. 58.3 УК Азербайджанской Республики (также как и в соответствии с ч. 3 ст. 60 УК РФ) помимо этих данных при назначении наказания учитывается также степень общественной опасности преступления, личность виновного и обстоятельства, влияющие на его исправление и на условия жизни его семьи. Как математически можно оценить эти данные? Как можно перевести их в баллы? Представляется, что никак.

В связи с этим мы приходим к выводу, что создать окончательный и до конца точный алгоритм назначения наказания невозможно. Оценка любых социальных явлений не подлежит точному математическому анализу (все же необходима определенная свобода судебного усмотрения). Также надо учитывать то, что среди перечня отягчающих и смягчающих обстоятельств много оценочных понятий и категорий; если перечень отягчающих обстоятельств исчерпывающий, то перечень смягчающих обстоятельств — нет.

Уже первое приближение к этим проблемам показывает, что решение вопроса о возможности использования кибернетических методов в практике назначения наказания требует весьма трудоемких и сложных логических анализов. Хотелось бы в связи с этим сразу оговориться, что мы категорически против существования так называемого «электронного судьи». Конечно, во многих отношениях машина имеет гораздо больше возможностей, чем человек (беспристрастность, способность решать сложные логические задачи, иметь колоссальный массив информации и т. д.). Хотя все эти качества очень необходимы для судьи, тем не менее математика и кибернетика не могут заменить мыслящего человека, которому поручено судить поступки других людей.

По мнению И. М. Рагимова, это невозможно по двум причинам. Во-первых, потому, что судебный процесс — не технический механизм, а реальная область жизни, и восприимчивый организм, в котором лица, участвующие в деле, выступают в определенные временные взаимоотношения, регулируемые нормами права. Во-вторых, «электронному судье» присуще формально-логическое умозаключение. Общие же начала назначения наказания требуют диалектического умозаключения, т. е. индивидуализации уголовной ответственности.

А. С. Горелик также не убежден в полезности формализованных правил назначения наказания: «Любое дело и каждая личность характеризуются индивидуальными особенностями, причем полностью запрограммировать их невозможно, и выигрыш от строго формализованных правил может оказаться меньшим, чем проигрыш из-за невозможности учесть какие-то значимые особенности деяния и личности». Имеются и явные противники применения математики, ЭВМ в судебном процессе.

Так, И. М. Гальперин пишет: «Правосудие и арифметика, я бы сказал, — антиподы. Установить прейскурант по типу: украл триста рублей — один год лишения свободы, шестьсот — два — значит уничтожить принципы правосудия. Поэтому вполне возможно, одному преступнику, похитившему государственное имущество, будут назначены исправительные работы, а другому, причинившему такой же ущерб, — лишение свободы. Оба приговора в этих случаях могут быть вполне справедливыми».

На наш взгляд, ЭВМ можно использовать в качестве помощников человека в реализации норм права. Вывод машин следует рассматривать не как окончательное решение, а лишь как «мнение» высококвалифицированного «консультанта», способного обеспечить запросы судебных органов. ЭВМ может оказать судье исключительно большую помощь в плане получения, хранения, переработки информации относительно будущего результата уголовного наказания. Таким образом, складывается информационное взаимодействие между судьей и ЭВМ. Но только на суд ложится вся полнота ответственности за принятое решение: она не может быть передана ЭВМ. Итак, исследование в области применения кибернетики в судопроизводстве, в частности при назначении наказания, находится пока еще в зачаточном состоянии, и в настоящий момент применение его результатов в достаточно больших масштабах на практике является еще отдаленной перспективой. В принципе законодатель установил определенные законодательные рамки санкций и правила их применения, а в их пределах предоставил возможность судьям избирать конкретные варианты. Однако, как правильно заметил А. М. Яковлев, с одной стороны, никакая норма не в состоянии охватить всего многообразия фактов, вызывающих применение уголовного закона, а с другой — свобода усмотрения суда, перейдя за определенные границы, чревата опасностью вынесенных ошибочных, а то и произвольных решений, т. е. жизнь показала неприемлемость обеих крайних позиций. В юридической литературе учеными предприняты попытки разработать систему рекомендаций для судов в целях назначения максимально справедливого наказания.

Так, Л. Л. Кругликов считает необходимым выделить главные (особые) смягчающие и отягчающие обстоятельства. При этом он предлагает свой способ их воздействия на размер наказания: установить меры их влияния относительно максимума санкции, например, при некоторых особых смягчающих обстоятельствах — не выше трех четвертей (3/4) максимального размера санкции статьи.

В. П. Нажимов рекомендует с учетом степени общественной опасности выделить главные смягчающие и отягчающие обстоятельства, соответственно им разбить санкции на насколько ступеней, а при переходе от одной ступени к другой установить более или менее широкие пограничные области, в пределах которых наказание должно назначаться с учетом иных (не главных) смягчающих и отягчающих обстоятельств.

На наш взгляд, наиболее реальным и плодотворным является идея А. С. Горелика, предлагающего установление не абсолютно четких значений, а примерных ориентиров, как это сделано для мелкого хищения, т. е. критерии влияния обстоятельств на размер наказания должны сочетать формализованные ориентиры с возможностями отступления от них в пределах «пограничных зон», широта которых зависит от размера самого ориентира, а отступление допускается при наличии каких-то конкретных обстоятельств с обязательной мотивировкой в приговоре. Как видим, этот метод соответствует относительному, колеблющемуся в некоторых пределах характеру объективной истинности размеров наказания и может применяться при индивидуализации наказания и за одно преступление, и по совокупности.

Следует отметить, что к настоящему времени мы не располагаем завершенной концепцией измерения зависимости между преступлением и наказанием в целях назначения справедливого наказания. Процедура измерения существенно зависит от свойств соизмеренного объекта. В силу разнохарактерности преступлений и не тождественности признаков, определяющих каждый состав преступления в отдельности, разработка и внедрение общей методики измерения данной зависимости представляется достаточно сложной задачей. При этом, конечно, одним из основных критериев определения вида и размера наказания остается общественная опасность совершенного деяния. Поэтому возможность эмпирического измерения общественной опасности представляется целесообразной в отношении каждого конкретного состава преступления. В свою очередь, в качестве критерия общественной опасности могут выступать ее характер и степень, отражающие качественную и количественную стороны, которые свое суммарное выражение получают в мере общественной опасности. Задача теории судебной деятельности в настоящее время заключается в разработке теоретически правильных и практически реализуемых показателей, с помощью которых судьи могут определить общественную опасность преступления, личность преступника и другие значимые обстоятельства совершенного деяния в целях максимальной индивидуализации наказания.

Однако трудность разработки всеобъемлющей методики измерения зависимости между преступлением и наказанием вовсе не означает бесперспективности научных поисков в этом направлении. Нам представляется, что поиски в этом вопросе могут увенчаться успехом в том случае, если будут приняты во внимание все предложения, независимо от их разнообразия.

Конечной целью всех попыток по решению проблемы измерения зависимости между преступлением и наказанием является открытие такой закономерности, при помощи которой можно будет назначать максимально справедливое и законное наказание за любое криминальное деяние. Несомненно, при этом важное значение имеет точное определение тех критериев, которые должны стать своего рода опорной точкой для установления искомой зависимости. Выше мы рассмотрели мнения некоторых авторов, которые предлагали различные варианты таких основных критериев (характер и степень общественной опасности преступления, личность виновного, смягчающие и отягчающие обстоятельства). Однако учет одних из этих критериев и оставление на стороне других, а равно придание некоторым из этих критериев статуса «особых» не может привести к желаемым успехам. Дело в том, что рассматриваемая проблема затрагивает более сложный процесс — процесс назначения наказания, в ходе которого рассматривается и оценивается достаточно широкий круг обстоятельств, так или иначе имеющих определенное отношение к совершенному криминальному деянию.

Говоря о решении проблемы измерения зависимости между преступлением и наказанием, следует отметить, что речь идет о соизмерении двух критериев — преступления и наказания. При этом, конечно, в первую очередь необходимо определить «параметры» каждого из соизмеряемых объектов. Установление «параметров» одного из этих объектов — наказания — не представляет особой трудности, поскольку уголовный закон четко определил виды, размеры, а также сущность всех наказаний. Суду только остается избирать в пределах санкции соответствующей уголовно-правовой нормы конкретный вид и размер наказания. Но именно в этом вопросе и возникают проблемы, поскольку выбор наказания осуществляется только после определения индивидуальных «параметров» первого соизмеряемого объекта — преступления.

Говоря математическим языком, следует подчеркивать, что зависимость между преступлением и наказанием не является прямой, поскольку приходится учитывать ряд обстоятельств, не являющихся составной частью преступного деяния. Именно такой широкий круг обстоятельств затрудняет определение зависимости между преступлением и наказанием. Успех соизмерения в этом случае может быть обеспечен только путем всестороннего учета всех значимых для дела обстоятельств.

На наш взгляд, создание единой, стандартной схемы измерения зависимости между преступлением и наказанием на сегодняшний день не представляется возможным. Однако это не означает, что математическое моделирование при назначении наказания вообще не имеет никакой перспективы. Думается, что математическое моделирование такого типа, когда в ЭВМ вводятся данные о преступлении и нажатием кнопки получается вид и размер подлежащего применению наказания, в данном случае неприемлемо вообще. Во-первых, это привело бы к замене судейского корпуса кибернетиками, способными лучше всех разобраться в такой компьютерной программе. Во-вторых, как мы уже отметили в предыдущих параграфах, каждое преступное деяние представляет собой уникальное социальное явление, со своими многими обстоятельствами и признаками. Оно не может быть аналогичным с другими преступными деяниями. По этой причине для оценки такого уникального, неповторимого явления человеческое мышление пока не может быть заменено ничем другим. Математическое моделирование успешно может быть применено для решения более узких вопросов, входящих в состав правоприменительной деятельности. Так, например, с помощью кибернетики можно определить степень и характер общественной опасности преступления путем анализа таких данных, как размер нанесенного преступлением морального, материального или физического ущерба, способ совершения преступления, форма вины, форма соучастия и т. д. Математическое моделирование может быть применено также для оценки степени социальной опасности личности виновного на основе данных, характеризующих его физическое и психическое состояние, социальный облик и правовой статус. При этом об эффективности применения кибернетики в судебной деятельности по применению наказания речь может идти только в том случае, когда с помощью созданные компьютерных программ возможно будет определить степень и характер общественной опасности всех преступлений и всех преступников, а также когда эти программы без особой трудности будут доступны всему судейскому корпусу.

В заключение следует отметить, что успешное решение проблемы измерения зависимости между преступлением и наказанием представляется возможным при помощи индивидуального подхода к каждому случаю совершения преступления и назначения наказания. При этом, конечно, незаменимую роль призвана играть компьютерная техника, с помощью которой с достаточно высокой точностью могут быть определены отдельные «параметры» совершенного преступления. Однако основную обязанность по назначению наказания, несомненно, будут нести судьи, которые с учетом всех требований уголовного закона и детальным изучением всех обстоятельств дела могут максимально индивидуализировать наказание и принимать справедливое, законное и обоснованное решение.

В связи с рассматриваемым вопросом примечательным является тот факт, что по решению проблемы измерения зависимости между преступлением и наказанием существенные сдвиги произошли и в уголовном законе. Новый уголовный закон страны расширил круг общих начал назначения наказания и уточнил их содержание (ст. 58 УК Азербайджанской Республики), конкретизировал сущность принципов уголовного закона и уголовной ответственности (ст. 4–9 УК), предусмотрел особый порядок назначения наказания при наличии некоторых обстоятельств, смягчающих наказание (ст. 60 УК), за неоконченное преступление (ст. 63 УК), за преступление, совершенное в соучастии (ст. 64 УК), за рецидив (ст. 65 УК), по совокупности преступлений (ст. 66 УК), по совокупности приговоров (ст. 67 УК) и т. д. Несомненно, такая нормативная база призвана обеспечить успешную деятельность суда по индивидуализации наказания и вынесению справедливого приговора.

§ 1. Значение принципа гуманизма при назначении наказания

Содержание принципа гуманизма в уголовном праве определяется общефилософским его понятием и непосредственно вытекает из его требований (человеколюбие, уважение и защита достоинства, интересов, прав и свобод личности). Однако в силу специфики уголовного права проявление в нем принципа гуманизма имеет свои особенности. Они вытекают из сущности уголовного права, а значит, и уголовно-правовых отношений, которые им регулируются.

Уголовно-правовые отношения — особые правоотношения. Профессор А. А. Пионтковский, например, указал, что «совершивший преступление ставит себя в особые отношения к государству в лице соответствующих органов власти. Это отношение определяется в первую очередь нормами материального уголовного права, устанавливающими основание, условия и объем уголовной ответственности». Уголовно-правовые отношения между двумя противоположными по своей сущности субъектами (государство и преступник) возникают с момента совершения общественно опасного деяния. Уголовный закон предусматривает меры правового воздействия на лиц, совершивших преступления, во-первых, для защиты интересов личности, общества и государства, во-вторых, для восстановления социальной справедливости, исправления преступника и предупреждения совершения новых преступлений. Двуединая задача уголовного права обусловливает и двоякий характер проявления гуманизма в уголовном праве. Человеческое отношение к людям и вытекающую из него необходимость защиты личности следует рассматривать в двух аспектах.

Первый — защита интересов, прав, свобод, жизни, здоровья, личных благ и личности гражданина от преступных посягательств. Она обеспечивается, прежде всего, предупредительно-охранительными нормами уголовного права, которые под страхом установленного законом наказания предупреждают совершение преступлений.

Второй аспект принципа гуманизма — человеческое, в рамках требований закона, отношение к личности, совершившей преступление, ее исправление. Поэтому в юридической литературе в течение длительного времени существует идея о двояком характере гуманизма, т. е. одна его сторона, как уже отмечено, проявляется по отношению к обществу и заключается в защите интересов других правопослушных граждан, государства и общества в целом. В таком понимании гуманизму вполне соответствуют строгие меры наказания, применяемые к лицам, совершившим преступления. Другая сторона гуманизма обращена к преступнику и означает человеческое отношение к его личности, отрицание жестоких наказаний, учет смягчающих обстоятельств и т. д.

Концепция двойственной природы гуманизма подвергалась обоснованной критике в советской уголовно-правовой науке. И. И. Карпец писал, что строгое наказание преступников в интересах охраны общества от опасных посягательств является не гуманизмом по отношению к обществу, а вынужденным отступлением от последовательного проведения в жизнь этого принципа. П. П. Осипов замечает, что такая позиция сводит суть гуманизма к одной его стороне — гуманности по отношению к преступнику. Тем не менее современные ученые возвращаются к двум аспектам рассмотрения принципа гуманизма. В. В. Мальцев считает, что «есть основания говорить о широком и узком значении принципа гуманизма. В своем широком смысле он связан с обеспечением гуманистических устоев общества и государства, защитой прав и свобод человека и гражданина. И если такие обеспечение и защита свойственны уголовному законодательству, то для него будет характерным и принцип гуманизма, а строгие меры наказания будут во многом лишь проявлением этой обеспечивающей охрану гуманистических ценностей общества стороны данного принципа.

В своем узком смысле принцип гуманизма связан с гуманным отношением к потерпевшему от преступления лицу и преступнику. Его узкое значение обусловлено тем, что основой гуманного отношения к указанным лицам обычно выступает содержание тех же гуманистических ценностей, выраженных в уголовном законодательстве, что гуманное отношение к преступнику определяется исходя из характера и степени общественной опасности совершенного им преступления, в строгих рамках возникающего на его основе конкретного уголовно-правового отношения ответственности. Степень заботливости к потерпевшему тоже в немалой мере зависит от тяжести ущерба, причиненного его интересам, их значимости, т. е. определяется содержанием этого же конкретного отношения ответственности».

Следует отметить, что двойственность природы принципа гуманизма вытекает также из анализа самого уголовного закона. Первая часть ст. 9 УК Азербайджанской Республики, закрепившей принцип гуманизма гласит: «Уголовный кодекс обеспечивает безопасность людей». Здесь выражена именно первая сторона гуманизма — обеспечение безопасности и неприкосновенности личности, ее чести и достоинства, собственности, других прав и свобод.

Другая сторона гуманизма закреплена во второй части названной статьи, где говорится, что наказание и иные меры уголовного-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства. Таким образом, уголовный закон различает гуманизм в отношении прав, свобод и законных интересов неопределенного круга лиц и гуманизм в отношении конкретного лица — виновного в совершении преступления.

Гуманизм в юридической литературе определяется весьма широко. К примеру Р. Р. Галиакбаров выделяет следующие признаки принципа гуманизма: «а) он обеспечивает безопасность в обществе и государстве (уголовный закон должен защищать интересы законопослушного большинства населения); б) он конкретизируется в экономии жестких мер уголовно-правового воздействия, уголовное наказание рассматривается как крайняя, вынужденная мера; в) к лицам, совершившим преступление, не применяются калечащие, членовредительские и позорящие наказания; г) сама система наказаний построена по схеме от мягких наказаний к более жестким, точно так же сконструированы санкции конкретных статей; д) установлен мораторий на применение смертной казни (в Азербайджане смертная казнь законодательно отменена — С А); е) законом предусмотрена возможность условно-досрочного освобождения от наказания, условного осуждения, амнистии, помилования и т. п., а также варианты освобождения от уголовной ответственности или применения мягких мер воздействия при совершении преступления впервые, в силу случайного стечения обстоятельств; ж) установлен особый режим ответственности несовершеннолетних; з) определена возможность освобождения от уголовной ответственности».

К последнему остается добавить, что сфера реализации гуманизма еще шире, ибо «она распространяется и на содержание диспозиций и санкций норм Особенной части УК. Гуманизм как основополагающая идея уголовного права, преломляясь в содержании каждой из таких норм, тем самым облекает себя в правовую форму, становясь при этом уже выражением гуманизма как принципа уголовного законодательства».

В общепринятом смысле термин «гуманизм» означает признание ценности человека как личности, утверждение блага человека как критерия оценки общественных отношений. Следовательно, гуманизм может относиться к любому человеку (к неопределенному кругу лиц) и в современном смысле понимается как человечность, милосердие.

Однако сам факт совершения преступления свидетельствует о нарушении преступником принципа гуманизма. По этой причине в дальнейшей деятельности после совершения преступления, в том числе при назначении наказания на первый план выступает гуманизм в отношении преступника. Таким образом, в деятельности суда по назначению наказания принцип гуманизма связан с личностью преступника и заключается в гуманности отношений к нему. Поэтому принцип гуманизма и его реализация при назначении наказания — это политика государства в отношении лиц, совершивших преступление. Но эта политика начинается с построения уголовно-правовых санкций. Правильное конструирование уголовно-правовых санкций уже в уголовном законе обеспечивает гуманизм по отношению к преступнику, поскольку санкция содержит такой вид и размер наказания, который исключает физическое страдание и унижение виновного и соответствует тяжести содеянного.

Задача сегодняшнего дня состоит не в том, чтобы доказывать невозможность соизмерения преступления и наказания и ориентировать законодателя и судебную практику на принятие утилитарных решений, а в тщательной разработке ценностных и социологических критериев для перехода от преимущественно интуитивного к научному подходу при построении уголовно-правовых санкций.

Совершенствование построения уголовно-правовых санкций имеет большое практическое значение с точки зрения обеспечения гуманизма. Во-первых, потому, что на практике эффективность наказания обычно снижается из-за пороков конструирования уголовно-правовых санкций. Во-вторых, от того, как построена санкция, зависит широта судейского усмотрения при выборе и определении вида и размера наказания. Пользуясь санкцией, законодатель устанавливает для суда пределы применения наказания. Поэтому построение уголовного закона и его частей: диспозиции и санкции — вопрос не только юридической техники, но и уголовной политики. От правильного построения санкций зависит эффективность деятельности органов правосудия. В-третьих, построение уголовно-правовой санкции оказывает влияние не только на правоприменительную деятельность судебно-следственных органов и учреждений, исполняющих наказание, но способствует развитию правосознания населения в нужном для общества направлении.

В связи с этим, естественно, возникает вопрос, имеющий не только теоретическое, но и практическое значение: что является основанием для конструирования оптимальных размеров уголовно-правовых санкций?

Мнения по этому вопросу среди юристов самые разнообразные. Многие авторы полагают, что законодатель при построении той или иной санкции (определяя вид и размер уголовного наказания) учитывает лишь тяжесть преступления (общественную опасность того или иного преступления). Так, например, А. Б. Сахаров пишет: «Известно, что степень общественной опасности обусловливает установление за него в законе соответствующего вида и размера (чаще всего пределов) наказания — санкции. Санкция — это законодательная оценка тяжести преступления». В санкции уголовно-правовой нормы выражается законодательная оценка характера общественной опасности деяния, а ее пределы должны отражать возможное различие в степени общественной опасности конкретных преступлений.

Некоторые считают, что при определении вида и размера уголовного наказания необходимо учитывать также личность виновного. Например, по мнению Н. А. Костанова, «конструкция санкций статей Особенностей части уголовного закона должна обеспечивать возможность для суда адекватного назначения наказания, ибо эти санкции есть наказания, соответствующие тяжести содеянного и личности виновного».

А. Н. Игнатов, в отличие от других авторов, расширяет основание построения уголовно-правовых санкций. Он утверждает, что «установление оптимальных размеров санкций должно основываться на учете многочисленных факторов (степень общественной опасности и распространенность деяния, объективные и субъективные признаки преступления, общественное, в том числе профессионально-групповое, правосознание, отражающее социальную справедливость и целесообразность)». Однако и по его мнению санкции уголовного закона отражают прежде всего государственную оценку степени общественной опасности того или иного преступления, а также линию уголовной политики в конкретных исторических условиях.

Заслуживает внимания мнение по этому вопросу Н. А. Беляева: «Санкции уголовных законов должны строиться на прочной основе таких принципов, как соответствие наказания тяжести и характеру преступления, индивидуализация наказания, экономия средств уголовной репрессии».

Нет единства мнений среди ученых и по поводу форм и способов конструирования оптимальных размеров уголовно-правовых санкций. Так, М. И. Ковалев считает, что «наказание внутри отдельных преступлений следует определить, согласуясь с санкциями другой, более общественно-опасной группы преступлений. Например, санкции за преступления против отдельных прав и интересов граждан следует определять в зависимости от санкций, устанавливаемых за преступления против жизни и здоровья личности, санкций за преступления против социалистической собственности, с одной стороны, и за преступления против личности — с другой».

П. П. Осипов полагает, что «при построении и применении уголовно-правовых санкций следует избегать односторонности и стремиться к диалектическому сочетанию внешне противоречивых (но внутренне согласованных в силу принадлежности к единому целому — гуманизму) требований, соблюдение которых, с одной стороны, ведет к утрате наказанием элементов жестокости, а с другой — препятствует превращению его в сентиментально-либеральную меру, проникнутую духом абстрактного гуманизма, пекущуюся лишь об интересах лица, совершившего преступление».

«Санкции должны быть построены так, чтобы за более тяжкое преступление нельзя было бы в пределах санкции назначить более мягкие наказания, чем за однородное менее тяжкое преступление», — отмечает Н. А. Беляев.

Другие авторы утверждают, что важным условием формирования санкций является соблюдение их внутреннего единства и согласованности, что означает подбор по каждой категории преступлений таких видов наказания, которые отражали бы характер и соотносительную общественную опасность одних преступлений сравнительно с другими и обеспечивали выполнение упомянутых выше задач.

И. М. Гальперин не без основания обращает внимание на изучение личностных свойств субъектов соответствующих деяний, так как, по его мнению, для решения вопроса о границах наказания надо знать, к какому контингенту лиц оно будет реально применяться.

Чрезвычайно важно также определение максимальных и минимальных границ уголовно-правовых санкций, так как перспективность применения лишения свободы в первую очередь зависит от их обоснованности.

Некоторые авторы высказывают мнения о том, что пределы некоторых видов уголовного наказания завышены или занижены и поэтому нуждаются в пересмотре. При этом было распространенным мнение о том, что существующий максимальный срок лишения свободы себя не оправдывал и поэтому ставился вопрос о его сокращении. В обоснование этого приводят следующие выводы: а) поведение и отношение к труду у многих осужденных на длительные и особо длительные сроки лишения свободы по истечении 5–8 лет ухудшается; б) педагоги и психологи считают, что исправительно-воспитательный процесс на столь длительное время рассчитан быть не может; в) длительные сроки лишения свободы создают ощущение бесперспективности; г) длительные сроки лишения свободы, разрыв прежних социальных связей (в том числе семейных, родственных) осложняет адаптацию этих лиц после освобождения; д) при рецидиве такие лица совершают тем более тяжкие преступления и тем быстрее после освобождения, чем более длительное наказание в виде лишения свободы они отбыли; е) в судебной практике намечается тенденция к сокращению особо длительных сроков лишения свободы.

Здесь необходимо отметить, что в соответствии с новым уголовным законодательством Азербайджанской Республики «лишение свободы устанавливается на срок от трех месяцев до пятнадцати лет» (ст. 55.2. УК), причем окончательное наказание по совокупности приговоров не может превышать двадцати лет (ст. 67.3 УК). Действующее же российское законодательство допускает лишение свободы на срок от шести месяцев до двадцати лет (ч. 2 ст. 56 УК РФ). Окончательное наказание по совокупности преступлений в Российской Федерации не может превышать двадцати пяти лет, а окончательное наказание по совокупности приговоров может достигать тридцати лет (ст. 69, 70 УК РФ).

Отдельных ученых беспокоит большой разрыв в пределах санкции и весьма высокие, низшие и верхние пределы некоторых из них, и поэтому предпринимаются попытки доказать настоятельную необходимость сужения минимальных и максимальных границ наказания в виде лишения свободы. М. И. Ковалев пишет: «Минимальные и максимальные пределы различных санкций довольно значительны, а оценочные критерии, указанные в некоторых диспозициях статей и в перечне отягчающих и смягчающих обстоятельств, настолько неопределенны, что суждение, будто за аналогичные преступления, совершенные примерно в одинаковых условиях и аналогичными субъектами, должна быть одинаковая мера наказания, в действительности представляет не правило, а исключение».

С. И. Дементьев напоминает, что «анализ статистических данных свидетельствует о том, что слишком большие границы санкций иногда могут отрицательно сказываться на авторитете закона и правосудия».

Придерживаясь этой же позиции, А. Н. Игнатов приходит к выводу о том, что «слишком большой разрыв между низшим и верхним пределами санкций создает излишний простор для проявления субъективизма и не способствует обеспечению единства судебной практики и борьбы с преступностью». Как видим, высказывается предложение сузить границы уголовно-правовых санкций.

Предлагаются разные варианты решения этой проблемы. Так, С. И. Дементьев считает, что с повышением тяжести совершенного преступления в уголовном законе должен последовательно проводиться принцип увеличения минимального и максимального размера наказания. Далее автор более конкретизирует свое мнение: «Значительно облегчит осуществление правосудия, поднимет авторитет закона и суда конструирование санкций в статьях, имеющих части по правилу: максимальный предел санкции части статьи, усиливающей наказание, не должен заходить за максимальную границу санкции статьи, устанавливающей наказание за менее опасное деяние. Например, первая часть — от 1 года до 3 лет, вторая — от 3 до 6 лет, третья от 6 до 10 лет».

В итоге С. И. Дементьев приходит к выводу о том, что конструирование уголовно-правовых норм должно идти по следующим направлениям:

1) дробление ответственности по статьям Особенной части и с учетом разной степени опасности описываемых в них преступлений;

2) сужение минимальных и максимальных границ наказания;

3) увеличение минимальных размеров наказания в пределах всей статьи за преступления, совершенные при отягчающих обстоятельствах.

По мнению И. И. Карпеца, границы санкций могли бы быть в пределах до 3 лет. Он также полагает, что «высший предел санкции за преступление без отягчающих вину обстоятельств, должен быть одновременно низшим пределом, за квалифицированное преступление».

Мы исходим из того, что санкция любой уголовно-правовой нормы должна содержать такие виды и размеры карательного исправительного воздействия, которые бы в максимальной степени достигали всех целей уголовного наказания и удовлетворяли требования принципов назначения наказания, в том числе принципа гуманизма.

Иначе говоря, надо добиться того, чтобы санкции были гуманными, справедливыми, т. е. способными выполнять двоякую функцию. Во-первых, определить наиболее максимальный размер наказания, могущего быть признанным соразмерным (эквивалентным) наиболее тяжким преступлениям, т. е. принцип гуманности выполняет в данном случае роль ограничителя верхнего предела наказания. Во-вторых, влиять на установление минимального предела наказания, его низшей границы. Таким образом, рамки наказания в первую очередь зависят от различий в характере и степени общественной опасности. Поэтому представляется правильной и целесообразной предусмотренная в новом уголовном законе классификация преступлений по степени тяжести в зависимости от пределов наказания, установленных за эти преступления. Иначе говоря, законодательно закреплена зависимость степени общественной опасности преступления от пределов наказания.

Однако если мы будем считать, что санкции действующего уголовного закона юридически выражают лишь тяжесть соответствующих видов преступлений, то должны безоговорочно признать, что наказание преследует только цель кары. Но это противоречит основным началам назначения наказания (ст. 58 УК Азербайджанской Республики), ибо уголовно-правовые санкции преследуют не столько цель воздаяния, но и цели восстановления социальной справедливости, исправления виновного и предупреждения совершения антиобщественных поступков как самим осужденным, так и другими гражданами. Иначе говоря, законодатель при построении уголовно-правовой санкции дает не только конкретную оценку степени общественной опасности преступления, но и исходит из того, какое необходимо оказывать карательно-воспитательное воздействие на виновного с целью восстановления социальной справедливости, его исправления, а также достижения специального и общего предупреждения.

Двоякий характер принципа гуманизма требует при назначении наказания учитывать соотношение целей наказания, ибо речь идет о столкновении, с одной стороны, интересов государства и его граждан, с другой — преступника.

Исключительно важное значение этого вопроса определяется тем, что от его решения зависит и правильность применения уголовного наказания в судебной практике. От вопросов о том, чем должен руководствоваться суд, определяя наказание лицам, совершившим преступление, — исключительно ли соображениями его исправления, предупреждения совершения с его стороны новых преступлений или наряду с этим эффективностью воздействия наказания на иных лиц с целью предупреждения совершения ими преступлений. От того, какое место при назначении наказания должна занимать его индивидуализация, во многом зависит успешность осуществления требований принципа гуманизма.

Следует заметить, что проблеме соотношения целей наказания, особенно специальной и общей превенции, придавалось большое значение в период становления советской уголовной политики.

Так, Н. В. Крыленко писал: «Задача теории и практики пролетарской уголовной политики должна заключаться в том, чтобы уметь найти теоретически правильную форму сочетания роли и удельного веса общего и специального предупреждения в общей системе мер пролетарской политики и в том, чтобы в тот или другой конкретный период живой исторической деятельности найти правильную практическую форму ее применения».

Какой же цели следует отдавать предпочтение как при построении уголовно-правовых санкций, как и при их применении в судебной практике с позиций осуществления требования принципа гуманизма?

Еще в 20-х гг. А. А. Пионтковский утверждал, что развитие советской уголовной политики пойдет по пути от общей превенции к специальной. По мере укрепления советского строя и роста социалистического строительства ослабляется потребность в осуществлении результата общего предупреждения, «ослабляется и суровость средств уголовно-правового принуждения, направленного на осуществление задач общего предупреждения».

Некоторые авторы совершенно обоснованно считают, что нельзя говорить об уменьшении роли общепредупредительного воздействия наказания. Так, А. Д. Соловьев пишет: «В настоящее время нет каких-либо оснований для выделения на первое место какой-либо одной из целей наказания — общего или специального предупреждения». Такого же мнения придерживается и Н. А. Беляев.

Сочетание в уголовном праве задач общего и частного предупреждения не исключает, конечно, того что в различных конкретно-исторических условиях в зависимости от социально-политической обстановки и от усиления или ослабления степени опасности для общества тех или других преступлений уголовное право выдвигает на первый план или общее, или частное предупреждение. Так, в обстановке военного времени резко повышается опасность всех преступлений, которые могут нанести ущерб делу победы над врагом, а это вызывает необходимость при построении и применении уголовно-правовых санкций отдать преимущество цели общего предупреждения. М. Д. Шаргородский в свое время указывал, что, когда свойства наказания (свойства предупреждения преступлений) осознаны и становятся целью его применения, на первое место может выдвигаться и выдвигается одно их этих свойств в качестве основной цели, а это уже влияет на систему и характер наказания.

Противоречие между общим и специальным предупреждением часто состоит в том, что наказание, необходимое для общего предупреждения, нередко излишне для специального предупреждения. Это объясняется тем, что общее предупреждение и специальное приводит к совершенно различным результатам: последнее переносит центр тяжести на преступника, первое — на неустойчивых граждан.

Для законодателя соображения общего предупреждения является по нашему мнению, главным при определении вида и размера наказания. И это совершенно оправданно, ибо нет никаких оснований для недооценки значения общей превенции как цели наказания.

Динамика, структура и состояние преступности на сегодняшний день требует рассматривать устрашение уголовным наказанием как наиболее эффективное средство удержания неустойчивых лиц от совершения преступления. Суровое наказание как средство общего предупреждения более эффективно тогда, когда оно само по себе существует в законе и люди знают, что за такое-то преступление следует такое-то суровое наказание. В то же время законодатель в известной мере делает уступку цели специального предупреждения, представляя суду большие возможности при назначении конкретного наказания, которые выражаются в индивидуализации наказания. Именно по этому пути пошло в последние годы уголовное законодательство в своем развитии.

Итак, по нашему мнению, законодатель при построении уголовно-правовых санкций должен отдавать предпочтение цели общего предупреждения, так как этого требует состояние, динамика и структура преступности на современном этапе, свидетельствующие о низком уровне эффективности общепредупредительного воздействия уголовного наказания. Однако при этом нельзя умалять значения частного предупреждения и исправления посредством расширения судебного усмотрения.

Если идет тенденция к росту преступности вообще, следует наряду с усилением уголовно-правовой санкции выдвигать на первый план общее предупреждение путем усиления судебной практики, назначения более суровых мер наказания рецидивистам и лицам, совершившим тяжкие преступления. Если идет тенденция к росту преступности за отдельные категории преступлений, необходимо идти по пути усиления уголовно-правовой санкции и судебной репрессии именно за эти преступления. И наоборот. Таким образом, выделение цели общего предупреждения на первый план осуществляется путем: а) законодательного усиления уголовно-правовой санкции за отдельные категории преступлений; б) усиления судебной практики; в) сужение судебного усмотрения. Обратный процесс, естественно, свидетельствует о понижении значения общепредупредительного воздействия и о возрастании роли специального предупреждения.

Примечательным является рассмотрение взаимосвязи принципа гуманизма с еще одной целью наказания — восстановлением социальной справедливости. Как уже отметили, восстановление социальной справедливости означает устранение по мере возможности вредных последствий совершенного преступления, восстановление нарушенных прав и интересов, заглаживание морального, материального и физического ущерба. В этом смысле осуществление цели восстановления социальной справедливости тесным образом взаимосвязано с удовлетворением требований принципа гуманизма.

Осуществление цели восстановления социальной справедливости способствует реализации принципа гуманизма не только в отношении конкретного преступника, но и в отношении широкого круга лиц, интересы которых нарушены совершенным преступлением. Восстановление нарушенных прав и интересов пострадавшего, возмещение материального, морального или физического вреда призвано восстановить социальную справедливость. Но это является одновременно и проявлением гуманизма в отношение лиц, интересы которых нарушены криминальным деянием. В свою очередь, восстановление социальной справедливости предусматривает назначение виновному заслуженного, соразмерного наказания, что вполне соответствует требованию принципа гуманизма в отношении преступника.

В судебной практике нарушение принципа гуманизма чаще всего проявляется в назначении слишком суровых наказаний. Такие наказания, конечно, не причиняют физических или моральных страданий осужденному, однако с их применением виновный подвергается излишним лишениям и страданиям, что противоречит требованиям гуманизма. В связи с этим интересным является постановление Апелляционного Суда Азербайджанской Республики от 15 марта 2002 г. Так, гражданин П. по предварительному сговору с Ю., В. и Е. похитил гражданку А. с целью жениться на ней. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал вышеназванных виновными в похищении человека, совершенном группой лиц по предварительному сговору (ст. 144.2.3 УК Азербайджанской Республики), и приговорил их соответственно к 9, 8, 8 и 5 годам лишения свободы. Апелляционная коллегия, рассмотрев апелляционную жалобу обвиняемых, определила, что назначенное наказание является слишком суровым, не соответствующим характеру и степени общественной опасности совершенного деяния и личности обвиняемых. Исходя из этого, апелляционная коллегия изменила приговор суда первой инстанции и, применив ст. 62 УК Азербайджанской Республики (назначение наказания ниже низшего предела санкции соответствующей статьи), снизила сроки лишения свободы в отношении П., Ю., В и Е. соответственно с 9 лет на 4 года, с 8 лет на 3 года, с 8 лет на 2 года и с 5 лет на 3 года.

При характеристике гуманизма в связи с назначением наказания исследователь не может пройти мимо проблемы применения лишения свободы судебными органами, а также смертной казни как вида уголовного наказания, до недавнего времени существующего в нашей стране.

Как справедливо отмечают некоторые авторы, лишение свободы на определенный срок относится к числу наиболее применяемых наказаний в судебной практике. Однако отсутствие до недавного времени в уголовном законе нормативного понятия этого вида наказания способствовало существованию научных дискуссий вокруг его сущности и содержания.

В старом УК отсутствовало понятие лишения свободы как вида уголовного наказания. В юридической литературе давались разные его определения. В свое время лишение свободы сводилось к трем видам: изгнание, ссылка, лишение свободы в узком смысле или тюремное заключение. Если исходить из того, что лишение свободы — отнятие у человека или ограничение возможности располагать передвижением с места на место и образом жизни, то такой подход совершенно правилен. Определение лишения свободы, которое имелось в советской юридической литературе, в принципе соответствовало понятию тюремного заключения, которое было общепризнанным в дореволюционной уголовно-правовой литературе. Так, например, Н. Д. Мергиевский писал; «Тюремным заключением или лишением свободы в тесном смысле слова называется такая форма лишения свободы, в которой преступник помещается в особое, для того предназначенное учреждение — тюрьму, с определенным режимом и обязательным образом жизни». Такое же определение лишению свободы дал и И. Я. Фойницкий: «Тюремное заключение — значит принудительное помещение человека, в наказание за учиненное им преступное деяние, в государственное сооружение, ограничивающее свободу передвижения его определенным пространством».

В юридическом словаре советского периода лишение свободы определяется как «наказание, сочетающее в себе задачи кары и воспитания виновного в совершении преступления путем изоляции его на определенный в приговоре срок». Небезынтересно обратиться к тем определениям лишения свободы, которые даются в советской юридической литературе. По мнению М. И. Якубовича, лишение свободы «представляет собой такое наказание, которое наиболее полно сочетает в себе задачи кары и воспитания виновного. Лицо, осужденное к лишению свободы, подвергается изоляции от общества в исправительно-трудовое учреждение».

В. А. Елеонский считал, что «лишение свободы — это соединяемая с исправительно-трудовым воздействием мера государственного принуждения, выражающаяся в том, что лица, признанные на основании вступившего в законную силу приговора суда виновными в совершении преступлений, лишаются права передвижения по личному усмотрению, определения своего места жительства, изолируются от общества путем помещения в исправительно-трудовые учреждения, подвергаются правовым ограничениям, порицаются от имени государства и общества, приобретают состояние судимости, влекущее для них ряд невыгодных и неприятных последствий после освобождения от реального отбывания наказания». Для сравнения приведем еще одну точку зрения: «Лишение свободы как вид уголовного наказания, — отмечает С. И. Дементьев, — это не только помещение осужденного в ИТУ на определенный приговором срок, но и лишение свободы общеустановленным образом пользоваться гражданскими правами, для того чтобы он мог искупить свою вину, и с помощью кары, выраженной в установленных законом правоограничениях, добиться его исправления на основе общественно полезного труда и политико-воспитательной работы в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежития, а также предупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами». На наш взгляд, эти определения страдают одним общим недостатком: все они в определение лишения свободы включают как цели, так и сущность и содержание этого вида наказания.

УК Азербайджанской Республики, действующий с 1 сентября 2000 г., впервые закрепил нормативное понятие лишения свободы. В ст. 55.1 этого УК говорится: «Лишение свободы на определенный срок заключается в изоляции осужденного от общества путем направления его в колонию-поселение или помещения в исправительную колонию общего, строгого или особого режима, либо в тюрьму». Как видно, в нормативном понятии этого вида наказания полностью не раскрывается содержание лишения свободы и указывается лишь то, что оно является изоляцией осужденного от общества. Таким образом, чтобы раскрыть содержание лишения свободы, следует разъяснить сущность изоляции от общества. Однако необходимо обратить внимание на то, что изоляция от общества, а значит и лишение свободы, не носит абсолютного характера.

Изоляция от общества означает, что осужденный лишается возможности свободно, по своему усмотрению выбирать место жительства и род занятия и помещается в специальное учреждение, имеющее соответствующий режим. Тем самым изоляция от общества не означает разрыв всех связей осужденного с обществом, а заключается в сведении его социальной свободы к минимуму или же, иначе говоря, — в лишении свободы.

Свобода личности — понятие исключительно сложное и многогранное. Оно понимается в философском, политическом и юридическом смыслах. Философское определение понятия свободы личности является наиболее общим и выполняет методологическую функцию при исследовании его отдельных сторон. Юристов свобода личности интересует прежде всего как один из моментов взаимодействия права и личности. И естественно, что «вскрыть механизм этого взаимодействия было бы затруднительным без анализа философского, политического, социально-психологического и индивидуально-психологического аспектов понятия свободы, без анализа ее социального и личностного содержания».

Свобода человека в юридическом смысле — это закрепленное в законе право для каждого избирать вид и меру своего поведения, пользоваться предоставленными благами и т. д. Понимание свободы применительно к сущности лишения свободы как вида уголовного наказания связано с известными ограничениями в свободе действия, которую следует понимать как в физическом, так и социальном, социально-психологическом смысле. Перспектива утраты свободы — мощный психологический фактор, сдерживающий от совершения преступления лиц, склонных к этому. Кроме того, лишение свободы в наибольшей степени по сравнению с другими наказаниями снижает социальный престиж и, как правило, ухудшает будущее социальное положение лиц, подвергшихся этому наказанию, что значительно усиливает его устрашающее воздействие.

Лишение физической свободы представляет собой наибольшее ограничение свободы. Поскольку оно осуществляется в обществе, нельзя поэтому совершенно разрывать физический и иные аспекты свободы. Так как общение есть одно из основных условий нормального функционирования психики человека и его жизни в обществе, то социальный и социально-психологический аспекты лишения свободы заключаются в ограничении возможности общения осужденных с внешним миром и внутри учреждения, где они отбывают наказание. Таким образом, содержание лишения свободы составляет совокупность различных ограничений отдельных элементов свободы личности.

Как видим, лишение свободы (имеется в виду также пожизненное лишение свободы) является тем видом наказания, который больше всех остальных ограничивает социальную свободу личности. Поэтому при его применении принцип гуманизма приобретает особое значение. Следует отметить, что гуманизм в этом случае связан как с выбором и назначением срока лишения свободы и режима его отбывания, так и с конкретными условиями исполнения этого наказания. Тенденция развития и углубления процессов демократизации и гуманизации общественных отношений требует постепенного уменьшения случаев применения этого вида наказания и одновременно снижения средних сроков лишения свободы.

Лишение свободы — наказание, наиболее широко используемое судами при осуществлении правосудия по уголовным делам. Господствующие позиции занимает этот вид наказания и в зарубежном уголовном законодательстве. В ходе обсуждения участниками XI Международного конгресса уголовного права, состоявшегося в сентябре 1974 г. в Будапеште, было выдвинуто и одобрено положение: «Хотя наказание в виде лишения свободы в большинстве случаев неизбежно, сфера его применения должна постепенно сужаться до тех исключительных случаев, когда никакая иная реакция на преступление невозможна». Анализ карательной практики судов Азербайджана показывает, что процент (доля) осужденных к лишению свободы за 30 лет (1971–2001 гг.) постепенно изменялся. Так, в 1971–1977 г. он колебался в пределах 41–45 %, в 1978–1989 гг. снизился до 34–35 %. В период 1980–1983 гг. наблюдается увеличение до 50–54 %, затем вновь намечается тенденция к снижению: в 1984 г. до 47 %, 1985 г. — 42 %, 1986 г. — около 40 %. В 1987–2001 гг. средний показатель лишения свободы составлял 45 %. Однако стремление широко использовать лишение свободы не принесло желаемых результатов и не привело к резкому сокращению преступности. Об этом свидетельствует анализ состояния преступности в республике за период с 1971 по 2001 г. Начиная с 1976 г. имеет место рост тяжких, а также многих видов преступлений.

Положение, когда доля примененных в судебной практике наказаний, не связанных с лишением свободы, незначительна и все более сокращается, не может быть признано соответствующим тем процессам, которые в целом должны происходить в обществе. Поэтому большинство юристов, занимающихся теоретической разработкой вопросов наказания, считает одной из актуальнейших задач совершенствования карательной практики в направлении сокращения лишения свободы и соответственно увеличения доли наказаний, не связанных с лишением свободы. На наш взгляд, определенную роль в повышении индекса жестокости судебной репрессии сыграло явное преобладание в развитии уголовного законодательства начиная с 1961 г. тенденции усиления и расширения уголовной ответственности. Достаточно отметить, что после принятия УК Азербайджанской ССР 1960 г. в санкциях, предусматривающих лишение свободы произошло более 100 изменений. В подавляющем большинстве случаев (90 %) эти санкции усиливались. Увеличение удельного веса лишения свободы происходило не потому, что этот процесс отвечал объективным потребностям общества, что он был необходим, а вследствие проводимой ошибочной и примитивной уголовной политики в борьбе с преступностью. Следует также учитывать общественное правосознание, включая судебное. «К сожалению, — обоснованно констатировал в свое время И. И. Карпец, — в правильном воспитании взглядов на наказание мы еще и сейчас не достигли желаемых результатов. И среди населения, и даже среди юристов еще бытуют взгляды о всесилии наказания, а отсюда и о его жестокости, ибо что же еще может быть свидетельством “силы”? Эти взгляды порождают требования наказывать не просто в соответствии с законом, а “пожестче”, чтобы “другим неповадно было”». Задача поэтому состоит в том, чтобы оказывать целенаправленное воздействие как на правосознание населения, так и на правосознание судей, повышать уровень правовой идеологии, усиливая роль научных взглядов и соответственно уменьшая значение правовой психологии с ее обыденными представлениями, основанными на поверхностном и в ряде случаев искаженном восприятии действительности.

Данная проблема частично нашла свое положительное решение в новом УК Азербайджанской Республики. Так, анализ санкций статьей нового уголовного закона показывает, что срок лишения свободы за большинство аналогичных преступлений снижен по сравнению со старым уголовным законом, а во многих санкциях наряду с лишением свободы предусмотрены другие альтернативные наказания, не связанные с лишением свободы.

Итак, в современных условиях лишение свободы не должно рассматриваться в качестве наиболее целесообразного, преобладающего вида наказания. В то же время, как правильно отмечает Н. А. Стручков, «нельзя согласиться и с теми авторами, которые, замечая, что классическая зависимость “преступление — наказание” не дает желаемого эффекта, предлагают чуть ли не отменить наказание, искать его заменители». Лишение свободы следует использовать, но с учетом его возможностей и в совокупности с другими мерами наказания. Репрессивные качества лишения свободы в полной мере должны быть использованы в борьбе с тяжкими преступлениями и рецидивом. Однако порою на практике это принципиальное положение искажается, в результате чего многие лица, совершившие преступления, не представляющие большой общественной опасности, оказываются изолированными от общества. А это в свою очередь приводит к росту процента осужденных к лишению свободы и как неизбежный результат этого — к нарушению принципа гуманизма.

Говоря о принципе гуманизма при назначении наказания, вряд ли будет правильным пройти мимо еще одного вида наказания, до недавнего времени входившего в систему наказаний Азербайджанской Республики и Российской Федерации. Давно известно, что самые жесткие наказания, применяющиеся веками в отношении преступников, не способны устранить преступность, а наоборот, иногда способны вызвать общественный гнев в адрес тех, кто эти наказания применяет. «Пытка или квалифицированная казнь могут служить хорошими средствами для устрашения преступника, но вряд ли можно достичь их применения, не оскорбляя нравственного сознания общества, — писал В. П Люблинский, — плохие теории также способны более устрашать, чем хорошие, но едва ли вследствие этого следует заботиться об ухудшении, а не об улучшении тюрем». Если бы эффективность уголовного наказания зависела от его жестокости, то простейшим способом сделать людей более законопослушными было бы назначение самых суровых наказаний. Мы вполне согласны с тем, что от наказания нельзя требовать больше, чем то, на что оно рассчитано. Однако для того, чтобы наказание сдерживало неустойчивых граждан от соблазна совершить преступление, т. е. обладало общепревентивным свойством, оно должно быть достаточно репрессивным, т. е. настолько чувствительным, чтобы отвратить от намерения совершить преступление. Но при этом нельзя забывать слова Ж. П. Марата: «…ошибочно думать, что злодея обязательно останавливает строгость наказания, память о нем очень скоро исчезает, тогда как беспрестанно возникающие у несчастного потребности преследуют его повсюду. Если ему представляется благоприятный случай, он, слушая их лишь назойливый голос, поддается искушению. Даже самый вид казней не всегда является достаточной уздой; сколько раз совершалось у подножья эшафота преступление, за которое погибал осужденный».

Конечно, как справедливо заметил С. В. Познышев, «если наказание будет для преступника злом ничтожным, малочувствительным, оно не будет служить сдерживающим фактором в поведении человека, сколь бы неизбежным ни представлялось». А это значит, что «наказание… не должно превосходить предельную линию выносливости житейских тягот человеком известной эпохи».

В принципе, следует исходить из того, что ориентация на суровость как на самоцель неприемлема для государства, отличающегося истинным гуманизмом, верой в человека, в безграничные возможности его совершенствования, избавления от всего, что мешает ему положительно проявлять себя, стать полноценным и полезным членом общества. Поэтому для того, чтобы наказание достигло общенравственной цели, с одной стороны, оно не должно быть чрезмерно тяжким, с другой, учтитывая моральный уровень населения, — должно производить впечатляющее действие путем применения необходимой для этого кары. Практика показывает, что когда государство пытается снизить рост какого-либо преступления, то это делается или путем законодательного усиления уголовного наказания, или ужесточения судебной практики. При этом порой забывается, что жестокость наказания влечет за собой последствия, которые не только не помогают достижению поставленных целей, а напротив, противоречат целям наказания. Обычно эффективность жесткого наказания ощущается в самом начале его практического применения, а потом она падает. Еще Ж. П. Марат, подмечая привычку к наказанию, притупляющую страх перед ним, писал: «Впечатление, которое производят жестокие казни, будучи всегда недолговечным, со временем теряет всякую силу: сначала процедура их вселяет ужас в умы, но незаметно к ним привыкают; как бы ужасны не казались казни, воображение скоро к ним "привыкает, и они перестают поражать его; привычка притупляет все, даже страх». В связи с эти представляется целесообразным рассмотреть проблему казни как вида уголовного наказания с точки зрения принципа гуманизма. Томас Мор в свое время (1516) сказал: «Человеческую жизнь по ее ценности нельзя уравновесить всеми благами мира».

Смертная казнь представляется самой тяжкой мерой наказания. Одновременно она в ряду уголовных наказаний, несомненно, представляется самой дешевой и самой несложной карой, не требующей никаких затрат и никаких особых усилий со стороны государства. Смертная казнь противоречит положению личности в современном цивилизованном государстве и не только не соответствует культурно-этическому настроению современного общества, но и представляется в этом отношении институтом, безусловно, вредным и деморализующим. По мнению П. И. Люблинского, смертная казнь является гнилостным явлением, отравляющим народную психику, ибо основанная на крайнем пренебрежении к человеческой личности, приносимой в жертву охране конкретных благ, различающая грубые инстинкты и дающая торжество низким сторонам человеческой природы, она в случае частого применения, способна на многие годы заглушить высокое чувство населения.

Своеобразным, но весьма отдаленным прообразом смертной казни можно считать кровную месть. Однако, несмотря на общий признак — принудительное лишение жизни другого человека, не считавшееся преступлением, — кровную месть в первобытнообщинном строе нельзя полностью отождествлять со смертной казнью. Кровная месть осуществляется не государством, тогда как смертная казнь выступает как средство самозащиты общества против нарушений условий его существования.

Весьма прогрессивные взгляды на смертную казнь были высказаны выдающимся итальянским просветителем и гуманистом Чезаре Беккариа (173 8-1794) в его знаменитом труде «О преступлениях и наказаниях». Решив «исследовать, является ли смертная казнь действительно полезной и справедливой в хорошо устроенном правлении, что это за право убивать себе подобных, присвоенное людьми?», он пришел к выводу, что смертная казнь не основана на праве, поскольку человек не вправе сам лишить себя жизни и, конечно, не захотел бы предоставить это право другим. Призывая откровенно признать, что смертная казнь является «войной государства с гражданином, считающего необходимым или полезным уничтожить его жизнь», он приводит ряд аргументов в пользу отмены смертной казни. В частности, смертная казнь, рассуждает Беккариа, была бы необходима, если оставление преступника в живых, даже лишенного свободы, могло бы вызвать переворот, опасный для установленного образа правления, либо же при чрезвычайных обстоятельствах. Смертная казнь, по его мнению, была бы также необходима, если бы одна только смерть была действительным и единственным средством удержать других от совершения преступления. Смертная казнь как средство удержания, по мнению Беккариа, уступает пожизненному рабству, ибо «ужасное, но мимолетное зрелище казни злодея» производит меньшее впечатление, чем «длительный и бедственный пример» человека, подвергнутого пожизненному рабству.

Он утверждал, что смертная казнь подает людям пример жестокости, ожесточает нравы и тем самым способствует совершению новых преступлений. Аргументация в пользу отмены смертной казни была столь убедительной и при этом изложена с такой страстью, что можно считать лишь чисто тактическим ходом то, что Беккариа не потребовал полной и немедленной отмены смертной казни, а обратился к «восседающим на престолах Европы благодетельным монархам» с призывом прислушаться к его мнению. Но в сознании и своих современников, и последующих поколений книга Беккариа по справедливости была расценена и продолжает рассматриваться как первое исторически значимое выступление против смертной казни, положившее начало движению так называемых аболиционистов — сторонников ее отмены.

Современные противники смертной казни приводят следующие аргументы против существования этого вида наказания:

1) в цивилизованном обществе человеческая жизнь представляет собой абсолютную ценность, и государство не вправе лишать ее кого-либо ни при каких условиях;

2) следственные и судебные ошибки, повлекшие неправильное назначение смертной казни (по ее исполнению), не могут быть исправлены в дальнейшем;

3) смертная казнь неэффективна, поскольку неспособна предупредить совершение новых преступлений;

4) достижение целей наказания возможно без лишения жизни особо опасных преступников.

Если говорить о глобальных тенденциях, то можно констатировать, что мировое сообщество последовательно идет к миру без смертной казни. Комиссия ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию в своем исследовании 1996 г. отмечает усиливающуюся тенденцию к отмене смертной казни как в законодательстве многих стран, так и на практике. Безусловно, принцип гуманизма в этом процессе играет важнейшую роль. УК Азербайджанской ССР 1960 г. установил смертную казнь в мирное время только за 8 составов преступления. Кроме того, она была предусмотрена еще за 16 воинских преступлений при совершении их в военное время или в боевой обстановке. Впоследствии перечень преступлений, допускающих применение смертной казни, был значительно расширен и к началу 90-х гг. их в уголовном законе Республики насчитывалось более 30 составов. Голоса о запрещении или, во всяком случае, об ограничении смертной казни начали слышаться все более настойчиво в нашей Республике с 1991 г.

Проблема стала актуальной и в связи с интеграцией Азербайджана с современными западными политико-правовыми учреждениями. Как известно, начиная с 1993 г. в нашей стране смертная казнь практически не исполнялась, хотя к этой мере были приговорены более 120 человек. В то же время наше государство официально не объявило о введении моратория на смертную казнь. Таким образом, в принципе наша страна уже тогда выполняла одно из основных условий Европейской конвенции о защите прав и основных свобод человека.

Наконец в 1997 г. в Азербайджане смертная казнь была заменена пожизненным лишением свободы. Такая позиция получила свое дальнейшее развитие в новом УК Азербайджанской Республики, вступившем в силу с 1 сентября 2000 г. В этом уголовном законе нет даже упоминания о смертной казни как о виде наказания. Таким образом, в качестве наиболее суровых видов наказаний к сегодняшнему дню мы имеем два вида: а) лишение свободы на определенный срок (временное лишение свободы); б) лишение свободы до конца жизни (пожизненное лишение свободы).

Мы абсолютно уверены, что окончательная отмена смертной казни как вида уголовного наказания свидетельствует о дальнейшем развитии принципа гуманизма. Однако это не является последним пределом процесса гуманизации системы наказания нашей страны. Задачей сегодняшнего дня и будущего является усовершенствование других видов наказания, особенно лишения свободы, обеспечение полной объективности процесса назначения наказания, а также комплексное решение проблем, связанных с пенитенциарной системой.

§ 2. Принцип справедливости и его реализация при назначении наказания

Идея справедливости как одно из выражений нравственного сознания и социальной сущности человека возникла на определенной ступени развития человеческого общества и, следовательно, носит исторический характер. Она порождена потребностями человеческого общежития, социальными отношениями людей в процессе их общественно-трудовой практики. Интересны идеи П. Лафарга о генезисе представлений о справедливости в первобытнообщинном обществе. «Удар за удар, возмещение, равное причиненному ущербу, равные доли при распределении продовольствия и земли — таковы были единственные понятия справедливости, доступные первым людям, — писал П. Лафарг, — понятия, которые пифагорейцы выражали в аксиоме “не нарушать равновесия весов”». Он выделяет два вида справедливости: «воздающую», основанную на чувстве мести, и «распределительную», основанную на чувстве равенства. Характеризуя появление «воздающей» справедливости, П. Лафарг замечает, что присущая дикарю яростная страсть к мести порождалась обоснованными условиями существования и первоначально была как бы актом коллективной защиты и самосохранения. Однако коллективная месть неизбежно влекла за собой коллективную опасность, которая иногда ставила под угрозу существование клана. Отсюда возникла потребность ограничить коллективную месть формой равного удовлетворения за причиненную обиду: жизнь за жизнь, рана за рану, око за око. Смысл «воздающей» справедливости заключается в том, чтобы как можно точнее соразмерять возмещение убытков.

Короче говоря, в условиях первобытного общества постепенно устанавливалась известная соразмеренность, ограничение в чувствах* в действиях и поступках отдельной личности, где благополучие целого, интересы коллектива становились более важными, чем благополучие и интересы отдельной личности. Утверждение «распределительной» справедливости связано с укрощением хватательного инстинкта. Для того чтобы укротить этот момент инстинкта, замечает П. Лафарг, человечество должно было пройти более длинный ряд этапов, чем для того, чтобы утратить и смягчить страсть к мести. Ограничение этого инстинкта, проявление уравнительного духа способствовали утверждению понятия справедливости, начало которой уже положило укрощение мести. Понятие «распределительной» справедливости, сохраняя свой уравнительный принцип, претерпевало эволюцию на протяжении всего развития первобытного общества. По дошедшим до нас древнегреческим мифам можно также судить о том, что справедливость первоначально имела особо яркую нравственную форму выражения. В мифах раннего периода «воздающая» справедливость носит карающий характер: наказывали не только преступника, но и его потомство. Таким образом, можно отметить, что справедливость как ценность, идея, эталон, норма, имеющая конкретно-историческую характеристику, появилась в ходе развития человеческого общества и изменялась социальными отношениями людей в процессе общественно-трудовой деятельности. Когда данная моральная ценность, будучи объективно обусловленной, достигла определенного уровня зрелости, появились понятия справедливого и несправедливого, отразившие наиболее общие и существенные стороны этого социального феномена.

Категория справедливости может проявляться на разных уровнях. К числу наиболее широких относится понятие социальной справедливости, которое охватывает все области социальной действительности; одна из форм ее реализации и конкретизации — справедливость как правовой принцип. Внутри права она выступает как принцип общеправовой, отраслевой или присущий некоторым институтам и нормам. Все уровни базируются на общих представлениях о справедливости, но по мере снижения степени абстрактности выступают в виде все более конкретных решений, закрепленных в законе или осуществляемых на практике. В этом смысле можно говорить о справедливости как о принципе всего уголовного права, о его проявлениях при назначении наказания в частности. Справедливости посвящен ряд работ, в которых она исследуется и как общеправовой принцип, и как принцип уголовного права. Роль справедливости в уголовном праве чрезвычайно велика. А. М. Яковлев писал: «Без принуждения уголовное правосудие было бы бессильным, без воспитания — бесчеловечным. Однако без справедливости правосудие вообще перестало бы существовать». Ю. Д. Блувштейн, подробно проанализировавший значение уголовного права как орудия справедливости, приходит к выводу, что истинная роль уголовного закона заключается не в частной или общей превенции и не в возмещении вреда, причиняемого преступлением обществу и его членам, а в поддержании справедливости, в том, что «наказание зла представляет собой самостоятельную и весьма важную социальную ценность. Наказывая зло, уголовный закон восстанавливает тем самым справедливость, попранную неправомерными действиями виновного лица». Ю. И. Ляпунов предложил закрепить в отрасли уголовного права наиболее общий принцип социальной справедливости.

Однако в широком смысле слова справедливость является общесоциальным принципом, и ее нельзя в таком смысле переносить в отрасль права, ибо тогда будет нарушено соотношение целого и части и произойдет смешивание принципа-идеи и правового принципа, закрепленного в норме. Кроме того, социальную справедливость вряд ли можно с достаточной полнотой воплотить в уголовном праве, наиболее карательной отрасли, в которой постоянно борются противоречащие друг другу тенденции неотвратимости наказания и гуманизма, кары и воспитания, воздаяния и прощения. Справедливость как принцип уголовного права является лишь частью общей идеи социальной справедливости и должна отражать специфику ее реализации в данной отрасли. На наш взгляд, именно этому соответствует содержание принципа справедливости, который закреплен в ст. 8 УК Азербайджанской Республики.

«Справедливость в уголовном праве в известном смысле, — отмечает А. В. Наумов, — аккумулирует в себе и другие важнейшие его принципы, и в первую очередь принципы законности, равенства граждан перед законом и гуманизма». В. В. Мальцев вообще предлагает на законодательном уровне закрепить, что «принцип справедливости обеспечивается полной реализацией его составляющих принципов равенства перед законом и судом и гуманизма в уголовном законодательстве и судах Российской Федерации».

Разные авторы по-разному понимают проявление справедливости в уголовно-правовой политике. Так, З. А. Беребежкина при определении объема понятия справедливости считает, что правомерно выделить и проанализировать три элемента: 1) меру воздаяния; 2) меру требования; 3) правомерность оценки. А. И. Коробеев указывает на две сферы проявления принципа справедливости — правотворческой и правоприменительной деятельности. С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев отмечают три уровня проявления категории справедливости в уголовном праве. Первый из них касается справедливости назначения наказания, вид и размер которого должны строго соответствовать тяжести преступления, личности виновного и всем обстоятельствам дела; второй уровень — справедливость санкций, которые должны соответствовать тяжести описанного в законе деяния и быть согласованными с санкциями за другие деяния; третий — формирование круга преступных деяний, ибо при криминализации и декриминализации законодатель должен учитывать нравственные, этические представления граждан о справедливости и несправедливости определенных поступков.

Без категории справедливости вообще невозможно обойтись там, где решение вопроса зависит от характеристики личности виновного. Многообразие отличающих человека признаков не позволяет изложить их в виде нормативно закрепленных четких критериев. Поэтому при использовании такого рода норм особенно важное значение приобретает нравственная категория справедливости, на которую следует опираться при оценке характера и степени опасности (или наоборот — степени исправимости) личности. Среди этих норм, на наш взгляд, на первое место выдвигаются правила назначения наказания. Какова же роль принципа справедливости при выборе вида и определении размера наказания?

Во-первых, руководствуясь этим принципом, суд должен определить соответствующий вид и размер наказания, могущего быть назначенным за совершенное преступление, исходя их характера и конкретной степени общественной опасности последнего. Данный этап выбора наказания есть не что иное, как индивидуализация наказания по деянию. В связи с этим следует остановиться на разграничении, принципа справедливости и индивидуализации наказания. Бесспорно, что эти принципы между собой очень близки и несмотря на ряд попыток, пока их разделить не удалось.

Так, Р. Н. Ласточкина считает, что справедливость — это заключающее в себя уравнивающий и распределяющий аспекты требование к назначаемой судом мере уголовно-правового воздействия, согласно которому вид и размер наказания должны определяться в соответствии с характером и степенью общественной опасности преступления, личностью виновного, обстоятельствами, смягчающими и отягчающими ответственность. Таким образом, справедливость опять-таки сводится к учету факторов, влияющих на индивидуализацию наказания. Своеобразную попытку разделить индивидуализацию и справедливость предпринял Л. Л. Кругликов, по мнению которого предусмотренные в законе критерии назначения наказания и его справедливость соотносятся между собой как средство и цель.

А. С. Горелик замечает: «Подчиненное значение индивидуализации по отношению к справедливости подмечено правильно, но этим не решается проблема их разграничения, ибо принцип — это не средство и не цель, к тому же последнее понятие относительное, поскольку одно и то же явление может одновременно рассматриваться и как средство, и как промежуточная цель для достижения каких-либо более дальних целей».

С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев полагают, что «принципы справедливости и индивидуализации — близкие, но не вполне совпадающие категории. Индивидуализация всегда относится к личности виновного, справедливость же — понятие более широкое: здесь учитываются и личные и общественные интересы».

На наш взгляд, соотношение между справедливостью и индивидуализацией наказания заключается в следующем: а) справедливость — нравственно-этическая категория, а индивидуализация — правовая категория; б) справедливость шире, ибо охватывает и другие нормы; в) если принцип индивидуализации указывает, что нужно учитывать при назначении (тяжесть деяния, смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства, личность виновного и т. д.), то принцип справедливости показывает, как должны учитываться эти факторы. Такой вывод вполне соответствует законодательной формулировке как принципа справедливости (ст. 8), так и индивидуализации наказания (ст. 58.3).

Во-вторых, справедливость оказывает существенное влияние на минимально допустимый предел наказания, так как препятствует резкому смягчению наказания по соображениям уголовно-правовой целесообразности или гуманности. На самом деле размер наказания зависит прежде всего от тяжести совершенного преступления и, исходя из требования справедливости, виновному в совершении тяжкого преступления может быть назначено достаточно суровое наказание даже в тех случаях, когда соответствующий субъект не нуждается (или не в такой мере нуждается) в исправлении и перевоспитании уголовно-правовыми средствами.

Итак, справедливость наказания выражается, во-первых, в обязательном реагировании на преступление уголовно-правовыми средствами, и во-вторых, в обеспечении соразмеренности между преступлением и мерой уголовно-правового воздействия (наказанием). Отступления от требования справедливости наказания могут выражаться в чрезмерной мягкости, а также излишней суровости наказания. Но как добиться, чтобы наказание было максимально справедливым, т. е. соответствовало бы тяжести преступления? Каким образом установить, что назначенное наказание справедливое? Так, приговором Суда Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях гр-н Г., работавший директором дорожно-строительного управления, гр-н Д., работавший главным бухгалтером дорожного управления, и гр-н М., работавший складчиком управления, были признаны виновными в том, что они по предварительному сговору между собой и другими лицами, используя свое служебное положение, путем подлога присвоили и растратили вверенное им имущество в крупном размере (ст. 179.3.2, 308.2, 326.1 УК Азербайджанской Республики). За указанные действия по совокупности совершенных преступлений (ст. 38 УК) осуждены: Г. к 8 годам лишения свободы, Д. к 7 годам лишения свободы условно, с применением ст. 70 УК с испытательным сроком на 4 года, и М. к 7 годам лишения свободы. Кроме того, Г. и М. были лишены права занимать ответственные должности на срок до 3 лет. Апелляционный Суд, не согласившись с доводами апелляционного протеста государственного обвинителя, который ставил вопрос о необоснованном применении ст. 70 УК Азербайджанской Республики в отношении Д., указал на то, что суд первой инстанции при назначении наказания Д. правильно учел, что он является инвалидом II группы, на его иждивении находятся 8 человек, из которых четверо — малолетние и один является инвалидом II группы, а также то, что гр-н Д. искренне раскаялся в содеянном, положительно охарактеризован и возместил часть ущерба. Вместе с тем Апелляционный Суд согласился с доводами апелляционного протеста государственного обвинителя о чрезмерно мягком наказании, назначенном Г. Свои выводы Апелляционный Суд обосновал тем, что Г., используя свое служебное положение, являлся активным участником содеянного и не возместил ущерб. Кроме того, Апелляционный Суд решил, что судом первой инстанции не были приняты во внимание обстоятельства, смягчающие наказание в отношении М, а именно то, что он является беженцем, на его иждивении находятся малолетние дети и больные престарелые родители, двое малолетних детей погибшей сестры, а также то, что при рассмотрении дела родственниками М. была возмещена часть нанесенного ущерба.

Таким образом, в соответствии с указанным в законе принципом справедливости, который гласит, что наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, т. е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления и личности виновного, и с учетом вышеуказанных обстоятельств наказание в отношении Г. отягчено, ему назначено 9 лет лишения свободы, а М. с применением ст. 62 УК и ст. 53 УК назначено 3 года ограничения свободы.

Основная задача любого судебного процесса — отыскание истины. Истинность является необходимым элементом справедливой оценки преступления и личности преступника. «Истина, — писал В. Г. Белинский, — требует исследования спокойного и беспристрастного, требует, чтобы к ее исследованию приступили с уважением к ней». Каковы же критерии оценки справедливости судебного решения? К сожалению, ни наука, ни практика на сегодняшний день таких критериев не имеет. По одному и тому же делу один суд может назначить преступнику 3 года лишения свободы, а другой — 2 года, и каждый из них будет считать свое решение справедливым.

Н. Н. Вопленко, в содержании справедливости включает нормативно-ценностные элементы, которые существуют на эмоциональном, интуитивном и теоретическом уровнях. По мнению А. С. Горелика, «хотя эти элементы и не гарантируют абсолютную определенность выводов, в то же время характеризуются высокой степенью устойчивости общественного мнения, выраженного в таких, например, постулатах, как соответствие воздаяния поступку, недопустимость разных правовых последствий при одинаковых преступлениях и, наоборот, необходимость различного подхода к людям, причинившим вред умышленно («нарочно») или по неосторожности («нечаянно»). Сам же А. С. Горелик считает, что содержание справедливости можно выяснить путем опроса населения, которое, несмотря на возможные деформации, в целом обладает здоровым чувством справедливости и может считаться носителем ее идей; выразителями его воли в законах является депутатский корпус, в сфере правонарушения — работники уголовной юстиции, правосознание которых есть часть общественного правосознания с элементами профессионализма, хотя в этой среде существуют и искаженные представления, в результате которых подлинные социальные ценности заменяются узковедомственными (например, когда стабильность приговоров ценится выше их справедливости).

На наш взгляд, содержание справедливости как принципа назначения наказания, т. е. оценка справедливости принятого судебного решения, охватывает отношение к назначенному наказанию: а) самого осужденного; б) потерпевшего; в) населения (группы людей и т. д.). Практика и опрос осужденных свидетельствуют о том, что сами осужденные чувствуют, когда в отношении них назначено справедливое наказание, а значит, и на осуществление целей наказания. В таком случае они относятся к наказанию положительно, что существенно влияет на процесс отбывания наказания. В то же время они очень враждебно воспринимают несправедливое наказание. Конечно, чувство субъективизма в таких случаях имеет место. Однако отношение осужденных к назначенному наказанию следует рассматривать как один из критериев справедливости судебного решения.

Потерпевшие от преступления также заинтересованы в справедливом наказании. При этом, естественно, они желают назначения максимального наказания, предусмотренного той или иной статьей закона, т. е. справедливость порой они видят в суровости назначенного наказания. Все это свидетельствует о низком уровне правосознания.

И наконец, самым объективным критерием, оценкой справедливости наказания является мнение, суждение незаинтересованных людей, т. е. населения. Однако далеко не всегда принимаемые судебные решения являются выражением правового сознания людей. И. Е. Фарбер совершенно правильно замечает: «Всякое наказание вызывает в общественной психологии различные правовые чувства: стыд, страх, сострадание, одобрение, осуждение и пр. При конструировании законодательной санкции надо знать, на возбуждение или массовое распространение каких именно правовых эмоций следует в первую очередь ориентироваться. Эта сторона дела при осуществлении карательной политики находится в тени, и у нас мало задумываются над тем, какую психологическую реакцию могут вызывать данный вид и мера наказания в массовом правосознании. Поэтому теория наказания, исключающая анализ психологического, эмоционального отношения граждан к наказанию, лишает себя возможности научного обоснования конкретных мер наказания». Результаты социологических исследований показывают, что самое ошибочное в правосознании на любом уровне — это вера в абсолютное всемогущество уголовного наказания. А это в свою очередь приводит к высокому уровню карательных притязаний населения. В основе такого представления лежат, с одной стороны, уважение к праву и нетерпимость к правонарушениям, с другой — недостаточная осведомленность о целесообразных и эффективных способах борьбы с преступностью. Надо учитывать также и то, что представление о суровости наказания как о справедливом связано и с моральным сознанием, психологией. Однако ни теория уголовного права, ни результаты конкретных социологических исследований, ни судебная практика не дают сколько-нибудь серьезных оснований рассчитывать на существенную превентивную эффективность всякого сурового наказания. Отсюда вытекает насущная потребность в научном формировании правосознания, особенно обыденного, действенного влияния правовой идеологии на правовую психологию населения. Следует также стремиться к правильному формированию чувства справедливости у людей, в частности, чувства справедливого наказания.

Таким образом, принцип справедливости назначения наказания требует от суда при принятии решения максимально учесть мнения о справедливости всех трех субъектов (осужденного, потерпевшего и общества). Однако следут отметить, что эти мнения формируются на основе тех же обстоятельств, учет которых требуется при назначении наказания (общественная опасность преступления, личность виновного и другие обстоятельства). При этом суд обязан учесть принцип справедливости наряду с другими принципами и целями наказания.

Нарушение требований принципа справедливости чаще всего проявляется в назначении слишком суровых наказаний. В связи с этим внимание привлекает Постановление Апелляционного Суда Азербайджанской Республики от 10 апреля 2002 г. Несовершеннолетний Н. совершил мужеложство в отношении Г., не достигшего четырнадцатилетнего возраста. Имишлинский районный суд приговорил Н. к 9 годам лишения свободы по ст. 150.3 УК Азербайджанской Республики. Апелляционная коллегия, рассмотрев апелляционную жалобу адвоката Н., установил, что суд первой инстанции при назначении наказания должным образом не учел характер и степень общественной опасности преступления, цели наказания, а также положения уголовного закона об особенностях назначения наказания несовершеннолетним, в результате чего осужденному назначено слишком суровое наказание, нарушающее принцип справедливости, Апелляционная коллегия, исходя из этого, изменил приговор суда первой инстанции и на основе ст. 62 назначил ему наказание ниже низшего предела санкции ст. 150.3 УК Азербайджанской Республики в виде лишения свободы на 5 лет.

В заключение следует отметить, что ст. 8 УК Азербайджанской Республики, закрепившая принцип справедливости, содержит одно из основных и давних правил справедливости, согласно которому никто не может быть привлечен к уголовной ответственности дважды за одно и то же преступление. На наш взгляд, это положение, корнями уходящее в классическое римское право («Non bis in idem» — «не дважды за одно и то же»), является важным составляющим принципа справедливости и в то же время дополняет принцип гуманизма. Надо иметь в виду, что данное правило основано на международно-правовой норме, а также носит конституционный характер.

«Положение о том, что никто не должен нести ответственность дважды за одно и то же деяние, — отмечает А. Н. Игнатов, — имеет важное практическое значение в случаях, когда гражданин России, совершивший преступление за границей и понесший там наказание, оказался в Российской Федерации. Его нельзя снова привлечь к ответственности, хотя бы и оказалось, что понесенное им наказание слишком мягкое и не соответствует российским законам». Н. А. Лопашенко также пишет, что «лицо, понесшее уголовное наказание за границей, не может быть повторно наказано на территории России, даже если оно является гражданином Российской Федерации или постоянно проживает в России, или его преступление направлено против интересов Российской Федерации». С данными мнениями уважаемых российских ученых можно в полной мере согласиться и в свете азербайджанской уголовно-правовой доктрины.

§ 3. Роль субъективных факторов при назначении наказания

Судебная практика Азербайджанской Республики показывает, что за одинаковые по характеру и степени общественной опасности преступления и при совершенно одинаковой в криминологическом смысле характеристике личности преступника и обстоятельствах дела суды нередко назначают отличающиеся виды и сроки наказания.

Ученые-юристы по-разному объясняют причину сложившегося такого положения. Так, например, И. Гальперин считает, что «существующие расхождения в объеме лишения свободы в различных районах страны не объясняются ни характером преступления, ни особенностями контингента осужденных. Дело главным образом в практике назначения наказания, складывающейся на йестах.

С. И. Дементьев отсутствие единства в применении уголовного закона объясняет существующей практикой конструирования слишком многих составов преступлений с большими разрывами между минимальными и максимальными границами их санкций. Он пишет: «Подход к определению санкций за те или иные преступления, безусловно, должен быть гуманным и справедливым. Однако большой разрыв между минимумом и максимумом размеров уголовного наказания в пределах одной статьи не может полностью гарантировать справедливого судейского решения. Вместе с тем слишком общие принципы, изложенные в ст. 37 УК, недостаточны для правильного определения размера наказания».

Некоторые считают, что причина региональных различий в карательной практике состоит в неполной теоретической оснащенности судебной деятельности по применению уголовно-правовых санкций. Так, М И. Яковлев пишет: «Законодателем не выработаны стандарты оценок многих понятий, заложенных в правовую норму, поэтому в судебной практике допускается их противоречивое толкование. И это положение естественно, так как судья, вкладывает в оценочное понятие тот смысл, который соответствует его знаниям о свойствах того или иного явления или предмета».

Есть авторы, которые колебания судебной практики в части применения меры наказания связывают с личностью судей, рассматривающих дело, т. е. они считают, что характер и размер наказания определяется личностными качествами судей, принимающих решение.

В. Л. Нажимов пишет: «Участники процесса, особенно подсудимый и защитник, почти беззащитны от усмотрения судей в выборах конкретной меры наказания, закон не дает здесь достаточно прочной опоры, и поэтому судьи могут привнести в этот вопрос любые субъективные моменты». К такому же выводу приходит С. И. Дементьев, который утверждает, что относительно определенные санкции с их широкими рамками предоставляют суду возможность за примерно одинаковые по характеру и степени опасности преступления назначать разные наказания.

Таким образом, по мнению этих авторов, субъективизм при существующих границах санкций в виде лишения свободы в судействе неизбежен.

Такая исходная позиция приводит к тому, что они дальнейшее совершенствование системы уголовно-правовых мер борьбы с преступностью видят в уточнении пределов судебного усмотрения, формировании в законе условий, которые препятствовали бы превращению решения, вынесенного по усмотрению, в произвольное, субъективное решение. При этом предлагаются разные пути такого разумного ограничения усмотрения. Так, по мнению С. Г. Келиной среди них наибольшее значение могли бы иметь: четкая классификация преступлений с фиксированием в законе правовых последствий совершенного преступления определенной категории и формирование законодательных норм, предусматривающих случаи обязательного усиления в рамках санкции наказания при наличии определенных обстоятельств.

В. П. Нажимов предлагает конкретизировать правовое значение обстоятельств, смягчающих и отягчающих ответственность.

Другие авторы для того, чтобы избежать проявления элементов субъективизма в применении мер наказания, рекомендуют сузить сферу судейского усмотрения путем точного определения законодателем и Верховным Судом оценочных понятий.

Как известно, юридические рамки назначения наказания определены законом. Уголовный и уголовно-процессуальный законы предоставляют судье право при наличии некоторых указанных подробно или хотя бы в общих чертах обстоятельств определять вид и размер наказания в соответствии со своим внутренним убеждением и правовым сознанием в пределах, установленных Общей и Особенной частями уголовного закона, так чтобы они отвечали целям наказания. Таким образом, сам закон оставляет известные границы для усмотрения применяющего наказание органа или должностного лица.

В. А. Глазурин и В. И. Никитинский пишут: «Целесообразность правоприменителя может оказывать значительное влияние на достижение целей норм». Поэтому, с нашей точки зрения, мнение о сужении пределов судебного усмотрения является ошибочной и недальновидной. Как известно, уголовное законодательство предоставляет суду право определять наказание в пределах установленного размера уголовно-правовой санкции за то или иное преступление. А это значит, что законодатель воздержался от разработки абсолютно определенной и детализированной системы санкций и тем самым предоставил возможность судам некоторой свободы усмотрения при применении закона. И это вполне естественно, ибо в законе практически невозможно установить конкретный вид и размер наказания за конкретное преступление. В качестве положительного момента действующего УК Азербайджанской Республики и УК других стран СНГ следует отметить, что кодексы предоставляют суду широкий простор для избрания той или иной меры, того или иного срока лишения свободы, широкий простор для комбинации различных мер репрессии. Однако необходимо иметь в виду, что правовому регулированию общественной жизни должны быть чужды как подмена закона усмотрением под видом целесообразности, так и противопоставление законности справедливому и целесообразному применению правовых норм. Закон и усмотрение при его применении — две стороны правового регулирования общественной жизни, нуждающиеся в определенном сочетании, при котором должна сохраняться ведущая роль закона в качестве законности и судейского усмотрения.

Исходя из вышеизложенного, мы полагаем, что законодатель должен идти по пути существенного расширения рамок судебного усмотрения. Такого же мнения придерживаются некоторые другие ученые. В связи с этим хотелось бы отметить, что большинство судей также считает целесообразным дальнейшее расширение судебного усмотрения. Против такой позиции резко выступил А. Б. Сахаров, выдвинув три аргумента: во-первых, он считает, что тенденция к расширению судейского усмотрения при определении наказания не соответствует исторической перспективе постепенного сокращения преступности и сужения сферы применения уголовной репрессии. Поэтому, с его точки зрения, уголовное законодательство должно идти по пути не расширения, а сужения судейского усмотрения, ибо только так можно обеспечить применение уголовной репрессии, замену ее другими формами воздействия на правонарушителей. Он утверждает, что история развития уголовного права свидетельствует о тенденции сужения судейского усмотрения со стороны законодателя.

Во-вторых, А. Б. Сахаров считает, что расширение судейского усмотрения противоречит и важнейшему принципу уголовной политики, ибо неизбежно ослабляет авторитет закона и вместе с тем и авторитет самого судебного решения, главной основой которого является закон.

И наконец, в-третьих, широкий простор судейского усмотрения при назначении наказания, с точки зрения законодательной техники, есть следствие нечеткости определения признаков составов преступлений. По мере уточнения составов, углубления дифференциации простых, квалифицированных и «привилегированных» их видов неизбежно сужаются пределы санкций, а значит, сужается и судейское усмотрение.

С позицией А. Б. Сахарова вряд ли можно согласиться, ибо уголовный закон представляет собой обобщение типической ситуации совершения преступного деяния, содержит абстрактную формулировку состава преступления. Этим же уголовным законом предусмотрены виды и относительно определенные пределы наказания. Однако закон является всеобщим, а деяние и личность преступника — конкретными. Поэтому-то индивидуализация наказания невозможна без определенного простора судейского усмотрения, которое предусмотрено самим законом. Этот простор в применении к единичному случаю представляет собой необходимую предпосылку индивидуализации наказания конкретного лица за совершенное им преступное деяние.

Итак, субъективизм при назначении наказания в судействе неизбежен. Поэтому мы сталкиваемся с проблемой соотношения предоставленного суду «оперативного простора» с целями и задачами, поставленными перед наказанием самим законодателем. Решение этой проблемы мы видим не в сужении пределов судебного усмотрения, а в сведении субъективизма при назначении наказания к минимуму.

Назначение наказания носит сознательный характер и осуществляется в определенных условиях. К ним относятся те, не зависящие от воли и сознания судей обстоятельства (факторы), под детерминирующим воздействием которых происходит процесс подготовки, принятия и реализации судебного приговора. Сознательный характер при назначении наказания придается субъективным факторам, в рамках которых наиболее важную роль призвано выполнять судейское правосознание, перерабатывающее входящую и в значительной мере предопределяющее выходящую информацию. Поэтому, несколько упрощая ситуацию, субъективный фактор можно свести к судебному правосознанию. Следует отметить, что вопросам влияния правосознания судей на назначение наказания не уделено сколько-нибудь значительного внимания. Отсюда совершенно очевидны своевременность и целесообразность рассмотрения именно этого аспекта назначения наказания. Переходя к характеристике правосознания, его структуры и функций, следует отметить, что под структурой принято понимать строение изучаемого объекта, характер связи (взаимодействия) его элементов между собой. Однако если структура материальных тел позволяет вычленять в них самостоятельную часть, разлагать исследуемый объект на его компоненты, каждый из которых способен к обособленному, раздельному с целым существованию, то общественное сознание обладает в этом отношении своей спецификой.

Многие исследователи в структуре общественного сознания условно выделяют следующие четыре слоя: идеологию; систему знаний, имеющих общечеловеческое значение; эмпирическое по происхождению обыденное сознание; эмоциональную сферу, охватываемую понятием общественной психологии. Следовательно, и правосознание как одна из форм общественного сознания должна подразделяться на четыре названных структурных слоя. Идеологический слой правосознания составляют правовые теории, идеи, принципы, которые обоснованы теоретически.

Наряду с этим в правосознании имеется такой слой теоретических знаний, который в отличие от идеологии имеет общечеловеческое значение. Объективно отражая правовую действительность, он аккумулирует накопленный человечеством опыт правового регулирования общественных отношений. Кроме того, правосознание включает в себя не только правовые идеи и знания, но и правовые эмоции, общественную правовую психологию. Возможность и необходимость включения психологического слоя в структуру правосознания обусловлены тем, что люди воспринимают правовые положения не только разумом, но и чувствами, эмоциями. Как правильно отмечается в юридической литературе, многосторонность юридической практики определяет специфические условия для формирования правосознания и обусловливает специфику правосознания следователей, прокуроров, судей, адвокатов, работников уголовного розыска и т. д. Каждая юридическая профессия вносит специфику в правосознание ее представителей, выступает основой для формирования особого вида правосознания, характерного для представителей той или иной правоприменительной деятельности.

Надо отметить, что профессиональное сознание юристов отличается от правосознания других граждан не столько элементами структуры, сколько их содержанием, глубиной, качеством и направлением связей между ними. По сравнению с правосознанием других социальных групп, профессионально-юридическое сознание обладает, прежде всего, высокоразвитым когнитивным компонентом. Знания юристов в области права, естественно, значительно полнее и детальнее, чем у других граждан, и достигают высокого экспертного уровня. Некоторые авторы правильно отмечают, что влияние профессионального разделения труда на уровень правосознания юристов особенно наглядно проявляется в уровне их знания в зависимости от специализации в той или иной отрасли законодательства, профессиональных навыков, отношения к представителям других юридических профессий. Тем не менее нельзя забывать, что правовое сознание юристов можно определить как одну из коллективных форм правового сознания общества, выступающего в виде системы правовых взглядов, знаний, чувств, ценностных ориентаций и других структурных образований правового сознания общности людей, профессионально занимающихся юридической деятельностью, которая требует специальной образовательной или практической подготовки. Для профессионального сознания юристов в целом должны быть характерны профессиональная компетентность, справедливость, политическая зрелость, неуклонное следование принципу законности, гражданское мужество, ответственность, чувство высокого профессионального долга перед государством и гражданином.

Внутри правового сознания юристов можно выделить правосознание судей, имеющее свои особенности. Объективируясь в судебном решении, правосознание судьи выступает как вид общественного правосознания. Специализированному правосознанию судьи присущи, таким образом, все четыре слоя, характерные для общественного правосознания. Однако, выступая в качестве представителя власти, судья, вынося приговор и определяя меру наказания, руководствуется, прежде всего, правовыми идеями и знаниями, своим профессиональным опытом, который и позволяет сформулировать судейское убеждения по конкретному уголовному делу. Безусловно, в формировании убеждения участвуют и правовые чувства, и эмоции, но в структуре специализированного правосознания эти компоненты должны играть второстепенную роль. Таким образом, изучая правосознание судей, необходимо исследовать не только знания ими законодательства, но и отношение к нему, а также объективированное выражение знаний и отношений в приговоре. Изложенная функциональная структура правосознания позволяет подвергнуть эмпирическому исследованию юридические знания и оценочные суждения, правовые установки и ориентации судей при назначении наказаний. Важная роль профессионального правосознания судей подчеркивается самим законодателем, обязывающим их руководствоваться в своей деятельности требованиями закона, своим внутренним убеждением и правосознанием (ст. 25 УПК Азербайджанской Республики). Основным элементом правосознания судей является осознание необходимости полного, всестороннего и объективного исследования, изучения и оценки материалов дела и личности обвиняемого, обязанности назначить справедливое наказание, а также осознание своей ответственности.

Правосознание судьи имеет особенно большое значение как фактор, действующий в мыслительном процессе, составляющем основу принятия решения при назначении наказания. И. М. Рагимов отмечает: «Существенным элементом мыслительной деятельности судьи является сознание цели, целеустремленности. В этих рамках в мыслительном процессе по конкретному делу деятельность, связанная с назначением наказания (выбором вида и размеров наказания), направляется правосознанием».

В советской юридической литературе утверждалось, что при определении вида и размера наказания на правосознание судьи оказывают существенное влияние и другие факторы, в частности, политические, экономические, нравственные отношения и т. д. Аналогичное суждение высказал и П. П. Осипов: «При вынесении приговора судья выступает не столько в качестве юриста, знатока правовых норм, сколько в качестве политического деятеля, руководствующегося всей системой своего мировоззрения, и прежде всего идеологическими и политическими взглядами и убеждениями». Такой взгляд давно устарел, поскольку судебная деятельность изолирована от политики, а судебная система независима от политической власти. В то же время мы все хорошо знаем, что в режиме авторитаризма судебная система полностью подчинялась политической власти КПСС, а судьи, как члены этой партии, беспрекословно выполняли директивы и установку идеологической платформы господствующей партии страны. Именно поэтому судья и его правосознание оценивались с точки зрения политических ориентаций, а не правовых и общечеловеческих интересов.

Итак, есть основания предположить, что проблемные ситуации в индивидуализации наказания в определенной мере обусловлены дефектами судейского правосознания, прежде всего его сугубо или преимущественно профессионально-целевой ориентацией. Это предположение и должно выступать в качестве центральной исследовательской гипотезы при эмпирическом изучении правосознания судей как фактора, влияющего на выбор вида и размера наказания.

Как уже было отмечено, при назначении наказания существенное значение имеет внутреннее убеждение судьи, которое является результатом, итогом работы судьи по исследованию дела. В свою очередь, в формировании внутреннего судебного убеждения важную роль играет правосознание судьи. Внутреннее убеждение определяет содержание судебного приговора. Что представляет собой «внутреннее убеждение» судьи? Внутреннее убеждение означает такое состояние психики, сознания, пребывая в котором, судья считает назначаемое наказание самым справедливым, индивидуальным, не вызывающим сомнений. Внутреннее убеждение не может быть инстинктивным, стихийным, произвольным, основанным на чисто субъективных побуждениях.

И. М. Рагимов отмечает: «Внутреннее убеждение как состояние есть не просто деятельность, выражающаяся в ощущении, в оценке, оно возникает не в результате сиюминутных впечатлений». Безусловно, наряду с необходимыми предпосылками, элементами формирования рационального убеждения служат умственная деятельность, выражающаяся в размышлении, сопоставлении, взвешивании отдельных доказательств, и всесторонняя самокритика модели возможного решения, после этого проверка правильности всех выводов, и наконец, установление логических, причинно-следственных связей между данными, которые легли в основе решения. Именно по этой причине требование о том, чтобы судебные решения основывались на «личном убеждении» судей и свободной оценке доказательств, провозглашено во Франции законом от 16 сентября 1791 г.

В то же время, несмотря на то, что в рамках закона судебное убеждение свободно, но оно не может быть произвольным. Рамки уголовно-правовых санкций, некоторое единообразие условий, общие принципы и начала не дают возможности судье при принятии решения исходить из субъективных оценочных суждений. Внутреннее судейское убеждение при назначении наказания складывается на основе анализа степени и характера общественной опасности совершенного преступления, личности виновного, смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств. Но самое главное — правильная оценка судом значения этих факторов в соответствии с целями наказания на основе уголовного закона. Личностные качества судьи, участвующего в назначении наказания, вместе с непосредственными социальными воздействиями, физиологическими, особенно нейрофизиологическими, и тому подобными фактами, а также вызываемыми ими различными психическими, имеют существенное значение в формировании внутреннего убеждения.

В связи с подготовкой данной монографии нами был проведен опрос судей судов Азербайджанской Республики. Целью проведенного опроса было выяснение состояния практического применения отдельных общих начал назначения наказания, а также степени влияния различных факторов на деятельность судов по конкретным уголовным делам. При опросе особое внимание было уделено выяснению отношения судей к тем обстоятельствам и факторам, которые подлежат обязательному учету при назначении наказания.

Опрос проводился в январе 2003 г. Было опрошено 100 судей судов первой и апелляционной инстанций Азербайджанской Республики.

Опрос проводился по следующим вопросам.

1. Какие факторы Вы учитываете при характеристике личности виновного?

2. На основе каких факторов Вы определяете характер и степень общественной опасности преступного деяния?

3. На основе каких обстоятельств Вы прогнозируете вероятность достижения целей наказания, предусмотренных ст. 41.2 УК АзР?

4. Вам хотелось бы определить зависимость между совершенным преступлением и назначаемым наказанием с помощью технических средств (например, компьютерной программы)? Если возможно, почему?

5. Достаточны ли предусмотренные в УК АзР правовые средства для определения зависимости между совершенным преступлением и назначаемым наказанием?

6. Достаточны ли предусмотренные в ст. 58.3 УК АзР общие начала для назначения справедливого наказания за совершенное преступление?

7. Оправдывает ли себя требование ст. 58.3 УК АзР об учете при назначении наказания «влияния назначенного наказания на исправление лица и на условия жизни его семьи»?

8. Достаточны ли предусмотренные в ст. 59 УК АзР смягчающие наказание обстоятельства, по Вашему мнению? Какие еще обстоятельства следует включить в их число или, наоборот, какие обстоятельства необходимо исключить из их числа?

9. Достаточны ли предусмотренные в ст. 61 УК АзР отягчающие наказание обстоятельства, по Вашему мнению? Какие еще обстоятельства следует включить в их число или, наоборот, какие обстоятельства необходимо исключить из их числа?

10. На основе каких факторов и обстоятельств Вы определяете возможность влияния назначенного наказания на исправление осужденного?

11. Следует ли расширить пределы судейского усмотрения или установить абсолютно точную санкцию?

12. Имеется ли влияние субъективных факторов при назначении наказания? Какие субъективные факторы более существенны?

13. Что Вы считаете важным для обеспечения независимости судей?

Результаты опроса

1. На первый вопрос получены следующие ответы:

1) только требования УК — 27;

2) прежняя судимость, семейное положение, обстоятельства жизни, поведение на работе и в быту, возраст — 73.

К факторам, указанным в п. 2, были добавлены еще и следующие: поведение после совершения преступления — 5; уровень психического развития — 15; заслуги перед родиной — 5; положение в обществе — 4; тяжесть совершенного преступления — 5; чистосердечное признание в совершенном преступлении и искренность — 9.

2. На второй вопрос получены следующие ответы:

1) требований УК — 18;

2) отягчающих наказание обстоятельств — 6;

3) характера общественных отношений, на которые совершено покушение, степени тяжести причиненного ущерба — 76.

К факторам, указанным в п. 2, были добавлены еще и следующие: формы вины, времени и места совершения преступления — 22; способы совершения преступления, цели совершения преступления — 5.

3. На третий вопрос были получены следующие ответы:

1) обстоятельств, характеризующих личность преступника, характера и степени общественной опасности преступления — 41;

2) только тех обстоятельств, которые предусмотрены в УК — 26;

3) степени убежденности преступника в неизбежности наказания, в его справедливости, законности и обоснованности — 27;

4) не ответили — 6.

4. На четвертый вопрос последовал единодушный ответ — нет. При этом причину такого мнения объясняли следующим образом:

1) потому что решение этого вопроса имеет психологический и моральный характер — 9; 2) потому что технические средства не способны индивидуализировать наказание — 91.

5. На пятый вопрос всеми судьями дан однозначный ответ — да.

6. На шестой вопрос судьями также дан однозначный ответ — да.

7. На седьмой вопрос получены следующие ответы: 1) да — 86; 2) нет — 5; 3) частично оправдывает — 9.

8. На этот вопрос был получен единодушный ответ (да — 100). При этом на вторую часть вопроса были получены следующий ответы: поскольку УК позволяет учитывать в качестве смягчающего наказание обстоятельства и иные, не предусмотренные ст. 59.1 УК АзР обстоятельства, нет необходимости включать в их число иные обстоятельства.

9. На девятый вопрос даны следующие ответы:

1) да — 82;

2) в их число следует включить такое обстоятельство, как «совершение преступления в состоянии опьянения» — 14;

3) в их число следует включить такое обстоятельство, как «особо активное участие в совершении преступления» — 4.

10. На данный вопрос получены следующие ответы:

1) прежней судимости — 26;

2) соразмерности наказания и совершенного деяния — 41;

3) индивидуального подхода;

4) чистосердечного признания осужденного в совершенном преступлении, его искренности — 9;

5) интеллектуального уровня и уровня образования осужденного — 6;

6) всех обстоятельств, характеризующих его личность — 5;

7) не ответили — 8.

11. На одиннадцатый вопрос получены следующие ответы:

1) расширить пределы судейского усмотрения — 87;

2) существующие санкции достаточны — 4;

3) установить абсолютно определенные санкции — 5;

4) не ответили — 4.

На этот вопрос получены такие ответы: 1) да — 27; 2) иногда да — 9; 3) нет — 37; 4) зависит от судьи — 4; 5) определенно не ответили — 23. При этом никто из опрашиваемых не указал конкретных субъективных факторов.

12. На последний вопрос были получены следующие ответы:

1) существующие гарантии независимости судей достаточны — 82;

2) необходимо увеличить срок полномочий судей, установить верхний предел возраста для должности судьи, улучшить их материальное обеспечение — 9;

3) необходимо расширить процессуальные полномочия судей (предоставить им право на возбуждение уголовного дела, возвращение уголовного дела на дополнительное расследование из-за неполноты проведенного предварительного следствия), лишить прокуроров права приносить апелляционный протест на оправдательные приговоры судов — 1;

4) не ответили — 8.

Таким образом, основной вывод, сделанный нами по результатам опроса, сводится к тому, что судьи при вынесении приговора и назначении конкретной меры наказания виновному все еще чаще руководствуются не алгоритмами и методиками, а собственным убеждением.

Одним из смягчающих моментов внутреннего убеждения судьи является осознание им своей независимости. На сегодняшний день, к сожалению, мы не можем утверждать, что наш суд является самостоятельным органом, выполняющим свое специфическое предназначение в обществе. Вместо функций, свойственных природе судебной власти (разрешать правовые споры) суд выполняет задачи, навязанные извне в угоду достижения определенных неправовых целей.

Итак, в заключение следует подчеркнуть, что субъективизм в судебной деятельности по назначению наказания неизбежен. По этой причине необходимо говорить не об устранении субъективизма вообще, а о сужении его пределов, о том, чтобы свести к минимуму субъективные факторы, влияющие на принимаемые судебные решения.

Думается, что целенаправленная деятельность по сведению к минимуму субъективизма в судебной деятельности должна вестись по двум основным направлениям. Во-первых, необходимо в законодательном порядке все больше детализировать обстоятельства, подлежащие учету при индивидуализации наказания. Вопросы индивидуализации наказания мы затронули в предыдущей главе монографии, но здесь следует упомянуть некоторые детали. Расширение круга обстоятельств и фактов, подлежащих обязательному учету при индивидуализации наказания, придает им объективный характер и тем самым сужает пределы субъективизма. Именно с учетом этого новый уголовный закон страны закрепил несколько новых обстоятельств, не предусмотренных в старом законе, и в отдельных нормах определил влияние некоторых из них на вид и размер назначенного судом наказания.

Во-вторых, для сведения к минимуму субъективизма при назначении наказания необходимо провести комплексные мероприятия организационно-кадрового характера. На наш взгляд, эти мероприятия должны быть направлены на повышение квалификации, профессионализма и уровня правосознания судейского корпуса, с одной стороны, и на утверждение и дальнейшее укрепление независимости судебной системы — с другой. Решение этих задач, несомненно, требует достаточного времени и целенаправленных усилий.

Формирование профессионального судейского корпуса и обеспечение независимости справедливой, объективной судебной системы тесно взаимосвязаны. В этом смысле следует усовершенствовать существующий порядок подбора и расстановки судей, а также прекращения их деятельности, чтобы судьи не находились в материальной, служебной или иной зависимости от других ветвей государственной власти. В повышении профессионального уровня судей, углублении их правового сознания значительную роль могут играть обобщение судейского опыта, рекомендации и разъяснения вышестоящих судебных инстанций.

Необходимо отметить еще и тот факт, что законность, объективность и справедливость судебных решений и тем самым уровень субъективизма в судейской деятельности во многом зависит от уровня развития самого общества. Сказанное свидетельствует о том, что с субъективизмом в судейской деятельности необходимо «бороться» не только путем реформ судебно-правовой системы, но и путем обновления всех сфер общественной жизни. Одним словом, для создания справедливой, объективной судебной системы требуется формирование нового типа общественного сознания (в том числе нового типа общественного правосознания), утверждение новых взглядов на государственно-правовые институты.