§ 1. Значение принципа гуманизма при назначении наказания

Содержание принципа гуманизма в уголовном праве определяется общефилософским его понятием и непосредственно вытекает из его требований (человеколюбие, уважение и защита достоинства, интересов, прав и свобод личности). Однако в силу специфики уголовного права проявление в нем принципа гуманизма имеет свои особенности. Они вытекают из сущности уголовного права, а значит, и уголовно-правовых отношений, которые им регулируются.

Уголовно-правовые отношения — особые правоотношения. Профессор А. А. Пионтковский, например, указал, что «совершивший преступление ставит себя в особые отношения к государству в лице соответствующих органов власти. Это отношение определяется в первую очередь нормами материального уголовного права, устанавливающими основание, условия и объем уголовной ответственности». Уголовно-правовые отношения между двумя противоположными по своей сущности субъектами (государство и преступник) возникают с момента совершения общественно опасного деяния. Уголовный закон предусматривает меры правового воздействия на лиц, совершивших преступления, во-первых, для защиты интересов личности, общества и государства, во-вторых, для восстановления социальной справедливости, исправления преступника и предупреждения совершения новых преступлений. Двуединая задача уголовного права обусловливает и двоякий характер проявления гуманизма в уголовном праве. Человеческое отношение к людям и вытекающую из него необходимость защиты личности следует рассматривать в двух аспектах.

Первый — защита интересов, прав, свобод, жизни, здоровья, личных благ и личности гражданина от преступных посягательств. Она обеспечивается, прежде всего, предупредительно-охранительными нормами уголовного права, которые под страхом установленного законом наказания предупреждают совершение преступлений.

Второй аспект принципа гуманизма — человеческое, в рамках требований закона, отношение к личности, совершившей преступление, ее исправление. Поэтому в юридической литературе в течение длительного времени существует идея о двояком характере гуманизма, т. е. одна его сторона, как уже отмечено, проявляется по отношению к обществу и заключается в защите интересов других правопослушных граждан, государства и общества в целом. В таком понимании гуманизму вполне соответствуют строгие меры наказания, применяемые к лицам, совершившим преступления. Другая сторона гуманизма обращена к преступнику и означает человеческое отношение к его личности, отрицание жестоких наказаний, учет смягчающих обстоятельств и т. д.

Концепция двойственной природы гуманизма подвергалась обоснованной критике в советской уголовно-правовой науке. И. И. Карпец писал, что строгое наказание преступников в интересах охраны общества от опасных посягательств является не гуманизмом по отношению к обществу, а вынужденным отступлением от последовательного проведения в жизнь этого принципа. П. П. Осипов замечает, что такая позиция сводит суть гуманизма к одной его стороне — гуманности по отношению к преступнику. Тем не менее современные ученые возвращаются к двум аспектам рассмотрения принципа гуманизма. В. В. Мальцев считает, что «есть основания говорить о широком и узком значении принципа гуманизма. В своем широком смысле он связан с обеспечением гуманистических устоев общества и государства, защитой прав и свобод человека и гражданина. И если такие обеспечение и защита свойственны уголовному законодательству, то для него будет характерным и принцип гуманизма, а строгие меры наказания будут во многом лишь проявлением этой обеспечивающей охрану гуманистических ценностей общества стороны данного принципа.

В своем узком смысле принцип гуманизма связан с гуманным отношением к потерпевшему от преступления лицу и преступнику. Его узкое значение обусловлено тем, что основой гуманного отношения к указанным лицам обычно выступает содержание тех же гуманистических ценностей, выраженных в уголовном законодательстве, что гуманное отношение к преступнику определяется исходя из характера и степени общественной опасности совершенного им преступления, в строгих рамках возникающего на его основе конкретного уголовно-правового отношения ответственности. Степень заботливости к потерпевшему тоже в немалой мере зависит от тяжести ущерба, причиненного его интересам, их значимости, т. е. определяется содержанием этого же конкретного отношения ответственности».

Следует отметить, что двойственность природы принципа гуманизма вытекает также из анализа самого уголовного закона. Первая часть ст. 9 УК Азербайджанской Республики, закрепившей принцип гуманизма гласит: «Уголовный кодекс обеспечивает безопасность людей». Здесь выражена именно первая сторона гуманизма — обеспечение безопасности и неприкосновенности личности, ее чести и достоинства, собственности, других прав и свобод.

Другая сторона гуманизма закреплена во второй части названной статьи, где говорится, что наказание и иные меры уголовного-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства. Таким образом, уголовный закон различает гуманизм в отношении прав, свобод и законных интересов неопределенного круга лиц и гуманизм в отношении конкретного лица — виновного в совершении преступления.

Гуманизм в юридической литературе определяется весьма широко. К примеру Р. Р. Галиакбаров выделяет следующие признаки принципа гуманизма: «а) он обеспечивает безопасность в обществе и государстве (уголовный закон должен защищать интересы законопослушного большинства населения); б) он конкретизируется в экономии жестких мер уголовно-правового воздействия, уголовное наказание рассматривается как крайняя, вынужденная мера; в) к лицам, совершившим преступление, не применяются калечащие, членовредительские и позорящие наказания; г) сама система наказаний построена по схеме от мягких наказаний к более жестким, точно так же сконструированы санкции конкретных статей; д) установлен мораторий на применение смертной казни (в Азербайджане смертная казнь законодательно отменена — С А); е) законом предусмотрена возможность условно-досрочного освобождения от наказания, условного осуждения, амнистии, помилования и т. п., а также варианты освобождения от уголовной ответственности или применения мягких мер воздействия при совершении преступления впервые, в силу случайного стечения обстоятельств; ж) установлен особый режим ответственности несовершеннолетних; з) определена возможность освобождения от уголовной ответственности».

К последнему остается добавить, что сфера реализации гуманизма еще шире, ибо «она распространяется и на содержание диспозиций и санкций норм Особенной части УК. Гуманизм как основополагающая идея уголовного права, преломляясь в содержании каждой из таких норм, тем самым облекает себя в правовую форму, становясь при этом уже выражением гуманизма как принципа уголовного законодательства».

В общепринятом смысле термин «гуманизм» означает признание ценности человека как личности, утверждение блага человека как критерия оценки общественных отношений. Следовательно, гуманизм может относиться к любому человеку (к неопределенному кругу лиц) и в современном смысле понимается как человечность, милосердие.

Однако сам факт совершения преступления свидетельствует о нарушении преступником принципа гуманизма. По этой причине в дальнейшей деятельности после совершения преступления, в том числе при назначении наказания на первый план выступает гуманизм в отношении преступника. Таким образом, в деятельности суда по назначению наказания принцип гуманизма связан с личностью преступника и заключается в гуманности отношений к нему. Поэтому принцип гуманизма и его реализация при назначении наказания — это политика государства в отношении лиц, совершивших преступление. Но эта политика начинается с построения уголовно-правовых санкций. Правильное конструирование уголовно-правовых санкций уже в уголовном законе обеспечивает гуманизм по отношению к преступнику, поскольку санкция содержит такой вид и размер наказания, который исключает физическое страдание и унижение виновного и соответствует тяжести содеянного.

Задача сегодняшнего дня состоит не в том, чтобы доказывать невозможность соизмерения преступления и наказания и ориентировать законодателя и судебную практику на принятие утилитарных решений, а в тщательной разработке ценностных и социологических критериев для перехода от преимущественно интуитивного к научному подходу при построении уголовно-правовых санкций.

Совершенствование построения уголовно-правовых санкций имеет большое практическое значение с точки зрения обеспечения гуманизма. Во-первых, потому, что на практике эффективность наказания обычно снижается из-за пороков конструирования уголовно-правовых санкций. Во-вторых, от того, как построена санкция, зависит широта судейского усмотрения при выборе и определении вида и размера наказания. Пользуясь санкцией, законодатель устанавливает для суда пределы применения наказания. Поэтому построение уголовного закона и его частей: диспозиции и санкции — вопрос не только юридической техники, но и уголовной политики. От правильного построения санкций зависит эффективность деятельности органов правосудия. В-третьих, построение уголовно-правовой санкции оказывает влияние не только на правоприменительную деятельность судебно-следственных органов и учреждений, исполняющих наказание, но способствует развитию правосознания населения в нужном для общества направлении.

В связи с этим, естественно, возникает вопрос, имеющий не только теоретическое, но и практическое значение: что является основанием для конструирования оптимальных размеров уголовно-правовых санкций?

Мнения по этому вопросу среди юристов самые разнообразные. Многие авторы полагают, что законодатель при построении той или иной санкции (определяя вид и размер уголовного наказания) учитывает лишь тяжесть преступления (общественную опасность того или иного преступления). Так, например, А. Б. Сахаров пишет: «Известно, что степень общественной опасности обусловливает установление за него в законе соответствующего вида и размера (чаще всего пределов) наказания — санкции. Санкция — это законодательная оценка тяжести преступления». В санкции уголовно-правовой нормы выражается законодательная оценка характера общественной опасности деяния, а ее пределы должны отражать возможное различие в степени общественной опасности конкретных преступлений.

Некоторые считают, что при определении вида и размера уголовного наказания необходимо учитывать также личность виновного. Например, по мнению Н. А. Костанова, «конструкция санкций статей Особенностей части уголовного закона должна обеспечивать возможность для суда адекватного назначения наказания, ибо эти санкции есть наказания, соответствующие тяжести содеянного и личности виновного».

А. Н. Игнатов, в отличие от других авторов, расширяет основание построения уголовно-правовых санкций. Он утверждает, что «установление оптимальных размеров санкций должно основываться на учете многочисленных факторов (степень общественной опасности и распространенность деяния, объективные и субъективные признаки преступления, общественное, в том числе профессионально-групповое, правосознание, отражающее социальную справедливость и целесообразность)». Однако и по его мнению санкции уголовного закона отражают прежде всего государственную оценку степени общественной опасности того или иного преступления, а также линию уголовной политики в конкретных исторических условиях.

Заслуживает внимания мнение по этому вопросу Н. А. Беляева: «Санкции уголовных законов должны строиться на прочной основе таких принципов, как соответствие наказания тяжести и характеру преступления, индивидуализация наказания, экономия средств уголовной репрессии».

Нет единства мнений среди ученых и по поводу форм и способов конструирования оптимальных размеров уголовно-правовых санкций. Так, М. И. Ковалев считает, что «наказание внутри отдельных преступлений следует определить, согласуясь с санкциями другой, более общественно-опасной группы преступлений. Например, санкции за преступления против отдельных прав и интересов граждан следует определять в зависимости от санкций, устанавливаемых за преступления против жизни и здоровья личности, санкций за преступления против социалистической собственности, с одной стороны, и за преступления против личности — с другой».

П. П. Осипов полагает, что «при построении и применении уголовно-правовых санкций следует избегать односторонности и стремиться к диалектическому сочетанию внешне противоречивых (но внутренне согласованных в силу принадлежности к единому целому — гуманизму) требований, соблюдение которых, с одной стороны, ведет к утрате наказанием элементов жестокости, а с другой — препятствует превращению его в сентиментально-либеральную меру, проникнутую духом абстрактного гуманизма, пекущуюся лишь об интересах лица, совершившего преступление».

«Санкции должны быть построены так, чтобы за более тяжкое преступление нельзя было бы в пределах санкции назначить более мягкие наказания, чем за однородное менее тяжкое преступление», — отмечает Н. А. Беляев.

Другие авторы утверждают, что важным условием формирования санкций является соблюдение их внутреннего единства и согласованности, что означает подбор по каждой категории преступлений таких видов наказания, которые отражали бы характер и соотносительную общественную опасность одних преступлений сравнительно с другими и обеспечивали выполнение упомянутых выше задач.

И. М. Гальперин не без основания обращает внимание на изучение личностных свойств субъектов соответствующих деяний, так как, по его мнению, для решения вопроса о границах наказания надо знать, к какому контингенту лиц оно будет реально применяться.

Чрезвычайно важно также определение максимальных и минимальных границ уголовно-правовых санкций, так как перспективность применения лишения свободы в первую очередь зависит от их обоснованности.

Некоторые авторы высказывают мнения о том, что пределы некоторых видов уголовного наказания завышены или занижены и поэтому нуждаются в пересмотре. При этом было распространенным мнение о том, что существующий максимальный срок лишения свободы себя не оправдывал и поэтому ставился вопрос о его сокращении. В обоснование этого приводят следующие выводы: а) поведение и отношение к труду у многих осужденных на длительные и особо длительные сроки лишения свободы по истечении 5–8 лет ухудшается; б) педагоги и психологи считают, что исправительно-воспитательный процесс на столь длительное время рассчитан быть не может; в) длительные сроки лишения свободы создают ощущение бесперспективности; г) длительные сроки лишения свободы, разрыв прежних социальных связей (в том числе семейных, родственных) осложняет адаптацию этих лиц после освобождения; д) при рецидиве такие лица совершают тем более тяжкие преступления и тем быстрее после освобождения, чем более длительное наказание в виде лишения свободы они отбыли; е) в судебной практике намечается тенденция к сокращению особо длительных сроков лишения свободы.

Здесь необходимо отметить, что в соответствии с новым уголовным законодательством Азербайджанской Республики «лишение свободы устанавливается на срок от трех месяцев до пятнадцати лет» (ст. 55.2. УК), причем окончательное наказание по совокупности приговоров не может превышать двадцати лет (ст. 67.3 УК). Действующее же российское законодательство допускает лишение свободы на срок от шести месяцев до двадцати лет (ч. 2 ст. 56 УК РФ). Окончательное наказание по совокупности преступлений в Российской Федерации не может превышать двадцати пяти лет, а окончательное наказание по совокупности приговоров может достигать тридцати лет (ст. 69, 70 УК РФ).

Отдельных ученых беспокоит большой разрыв в пределах санкции и весьма высокие, низшие и верхние пределы некоторых из них, и поэтому предпринимаются попытки доказать настоятельную необходимость сужения минимальных и максимальных границ наказания в виде лишения свободы. М. И. Ковалев пишет: «Минимальные и максимальные пределы различных санкций довольно значительны, а оценочные критерии, указанные в некоторых диспозициях статей и в перечне отягчающих и смягчающих обстоятельств, настолько неопределенны, что суждение, будто за аналогичные преступления, совершенные примерно в одинаковых условиях и аналогичными субъектами, должна быть одинаковая мера наказания, в действительности представляет не правило, а исключение».

С. И. Дементьев напоминает, что «анализ статистических данных свидетельствует о том, что слишком большие границы санкций иногда могут отрицательно сказываться на авторитете закона и правосудия».

Придерживаясь этой же позиции, А. Н. Игнатов приходит к выводу о том, что «слишком большой разрыв между низшим и верхним пределами санкций создает излишний простор для проявления субъективизма и не способствует обеспечению единства судебной практики и борьбы с преступностью». Как видим, высказывается предложение сузить границы уголовно-правовых санкций.

Предлагаются разные варианты решения этой проблемы. Так, С. И. Дементьев считает, что с повышением тяжести совершенного преступления в уголовном законе должен последовательно проводиться принцип увеличения минимального и максимального размера наказания. Далее автор более конкретизирует свое мнение: «Значительно облегчит осуществление правосудия, поднимет авторитет закона и суда конструирование санкций в статьях, имеющих части по правилу: максимальный предел санкции части статьи, усиливающей наказание, не должен заходить за максимальную границу санкции статьи, устанавливающей наказание за менее опасное деяние. Например, первая часть — от 1 года до 3 лет, вторая — от 3 до 6 лет, третья от 6 до 10 лет».

В итоге С. И. Дементьев приходит к выводу о том, что конструирование уголовно-правовых норм должно идти по следующим направлениям:

1) дробление ответственности по статьям Особенной части и с учетом разной степени опасности описываемых в них преступлений;

2) сужение минимальных и максимальных границ наказания;

3) увеличение минимальных размеров наказания в пределах всей статьи за преступления, совершенные при отягчающих обстоятельствах.

По мнению И. И. Карпеца, границы санкций могли бы быть в пределах до 3 лет. Он также полагает, что «высший предел санкции за преступление без отягчающих вину обстоятельств, должен быть одновременно низшим пределом, за квалифицированное преступление».

Мы исходим из того, что санкция любой уголовно-правовой нормы должна содержать такие виды и размеры карательного исправительного воздействия, которые бы в максимальной степени достигали всех целей уголовного наказания и удовлетворяли требования принципов назначения наказания, в том числе принципа гуманизма.

Иначе говоря, надо добиться того, чтобы санкции были гуманными, справедливыми, т. е. способными выполнять двоякую функцию. Во-первых, определить наиболее максимальный размер наказания, могущего быть признанным соразмерным (эквивалентным) наиболее тяжким преступлениям, т. е. принцип гуманности выполняет в данном случае роль ограничителя верхнего предела наказания. Во-вторых, влиять на установление минимального предела наказания, его низшей границы. Таким образом, рамки наказания в первую очередь зависят от различий в характере и степени общественной опасности. Поэтому представляется правильной и целесообразной предусмотренная в новом уголовном законе классификация преступлений по степени тяжести в зависимости от пределов наказания, установленных за эти преступления. Иначе говоря, законодательно закреплена зависимость степени общественной опасности преступления от пределов наказания.

Однако если мы будем считать, что санкции действующего уголовного закона юридически выражают лишь тяжесть соответствующих видов преступлений, то должны безоговорочно признать, что наказание преследует только цель кары. Но это противоречит основным началам назначения наказания (ст. 58 УК Азербайджанской Республики), ибо уголовно-правовые санкции преследуют не столько цель воздаяния, но и цели восстановления социальной справедливости, исправления виновного и предупреждения совершения антиобщественных поступков как самим осужденным, так и другими гражданами. Иначе говоря, законодатель при построении уголовно-правовой санкции дает не только конкретную оценку степени общественной опасности преступления, но и исходит из того, какое необходимо оказывать карательно-воспитательное воздействие на виновного с целью восстановления социальной справедливости, его исправления, а также достижения специального и общего предупреждения.

Двоякий характер принципа гуманизма требует при назначении наказания учитывать соотношение целей наказания, ибо речь идет о столкновении, с одной стороны, интересов государства и его граждан, с другой — преступника.

Исключительно важное значение этого вопроса определяется тем, что от его решения зависит и правильность применения уголовного наказания в судебной практике. От вопросов о том, чем должен руководствоваться суд, определяя наказание лицам, совершившим преступление, — исключительно ли соображениями его исправления, предупреждения совершения с его стороны новых преступлений или наряду с этим эффективностью воздействия наказания на иных лиц с целью предупреждения совершения ими преступлений. От того, какое место при назначении наказания должна занимать его индивидуализация, во многом зависит успешность осуществления требований принципа гуманизма.

Следует заметить, что проблеме соотношения целей наказания, особенно специальной и общей превенции, придавалось большое значение в период становления советской уголовной политики.

Так, Н. В. Крыленко писал: «Задача теории и практики пролетарской уголовной политики должна заключаться в том, чтобы уметь найти теоретически правильную форму сочетания роли и удельного веса общего и специального предупреждения в общей системе мер пролетарской политики и в том, чтобы в тот или другой конкретный период живой исторической деятельности найти правильную практическую форму ее применения».

Какой же цели следует отдавать предпочтение как при построении уголовно-правовых санкций, как и при их применении в судебной практике с позиций осуществления требования принципа гуманизма?

Еще в 20-х гг. А. А. Пионтковский утверждал, что развитие советской уголовной политики пойдет по пути от общей превенции к специальной. По мере укрепления советского строя и роста социалистического строительства ослабляется потребность в осуществлении результата общего предупреждения, «ослабляется и суровость средств уголовно-правового принуждения, направленного на осуществление задач общего предупреждения».

Некоторые авторы совершенно обоснованно считают, что нельзя говорить об уменьшении роли общепредупредительного воздействия наказания. Так, А. Д. Соловьев пишет: «В настоящее время нет каких-либо оснований для выделения на первое место какой-либо одной из целей наказания — общего или специального предупреждения». Такого же мнения придерживается и Н. А. Беляев.

Сочетание в уголовном праве задач общего и частного предупреждения не исключает, конечно, того что в различных конкретно-исторических условиях в зависимости от социально-политической обстановки и от усиления или ослабления степени опасности для общества тех или других преступлений уголовное право выдвигает на первый план или общее, или частное предупреждение. Так, в обстановке военного времени резко повышается опасность всех преступлений, которые могут нанести ущерб делу победы над врагом, а это вызывает необходимость при построении и применении уголовно-правовых санкций отдать преимущество цели общего предупреждения. М. Д. Шаргородский в свое время указывал, что, когда свойства наказания (свойства предупреждения преступлений) осознаны и становятся целью его применения, на первое место может выдвигаться и выдвигается одно их этих свойств в качестве основной цели, а это уже влияет на систему и характер наказания.

Противоречие между общим и специальным предупреждением часто состоит в том, что наказание, необходимое для общего предупреждения, нередко излишне для специального предупреждения. Это объясняется тем, что общее предупреждение и специальное приводит к совершенно различным результатам: последнее переносит центр тяжести на преступника, первое — на неустойчивых граждан.

Для законодателя соображения общего предупреждения является по нашему мнению, главным при определении вида и размера наказания. И это совершенно оправданно, ибо нет никаких оснований для недооценки значения общей превенции как цели наказания.

Динамика, структура и состояние преступности на сегодняшний день требует рассматривать устрашение уголовным наказанием как наиболее эффективное средство удержания неустойчивых лиц от совершения преступления. Суровое наказание как средство общего предупреждения более эффективно тогда, когда оно само по себе существует в законе и люди знают, что за такое-то преступление следует такое-то суровое наказание. В то же время законодатель в известной мере делает уступку цели специального предупреждения, представляя суду большие возможности при назначении конкретного наказания, которые выражаются в индивидуализации наказания. Именно по этому пути пошло в последние годы уголовное законодательство в своем развитии.

Итак, по нашему мнению, законодатель при построении уголовно-правовых санкций должен отдавать предпочтение цели общего предупреждения, так как этого требует состояние, динамика и структура преступности на современном этапе, свидетельствующие о низком уровне эффективности общепредупредительного воздействия уголовного наказания. Однако при этом нельзя умалять значения частного предупреждения и исправления посредством расширения судебного усмотрения.

Если идет тенденция к росту преступности вообще, следует наряду с усилением уголовно-правовой санкции выдвигать на первый план общее предупреждение путем усиления судебной практики, назначения более суровых мер наказания рецидивистам и лицам, совершившим тяжкие преступления. Если идет тенденция к росту преступности за отдельные категории преступлений, необходимо идти по пути усиления уголовно-правовой санкции и судебной репрессии именно за эти преступления. И наоборот. Таким образом, выделение цели общего предупреждения на первый план осуществляется путем: а) законодательного усиления уголовно-правовой санкции за отдельные категории преступлений; б) усиления судебной практики; в) сужение судебного усмотрения. Обратный процесс, естественно, свидетельствует о понижении значения общепредупредительного воздействия и о возрастании роли специального предупреждения.

Примечательным является рассмотрение взаимосвязи принципа гуманизма с еще одной целью наказания — восстановлением социальной справедливости. Как уже отметили, восстановление социальной справедливости означает устранение по мере возможности вредных последствий совершенного преступления, восстановление нарушенных прав и интересов, заглаживание морального, материального и физического ущерба. В этом смысле осуществление цели восстановления социальной справедливости тесным образом взаимосвязано с удовлетворением требований принципа гуманизма.

Осуществление цели восстановления социальной справедливости способствует реализации принципа гуманизма не только в отношении конкретного преступника, но и в отношении широкого круга лиц, интересы которых нарушены совершенным преступлением. Восстановление нарушенных прав и интересов пострадавшего, возмещение материального, морального или физического вреда призвано восстановить социальную справедливость. Но это является одновременно и проявлением гуманизма в отношение лиц, интересы которых нарушены криминальным деянием. В свою очередь, восстановление социальной справедливости предусматривает назначение виновному заслуженного, соразмерного наказания, что вполне соответствует требованию принципа гуманизма в отношении преступника.

В судебной практике нарушение принципа гуманизма чаще всего проявляется в назначении слишком суровых наказаний. Такие наказания, конечно, не причиняют физических или моральных страданий осужденному, однако с их применением виновный подвергается излишним лишениям и страданиям, что противоречит требованиям гуманизма. В связи с этим интересным является постановление Апелляционного Суда Азербайджанской Республики от 15 марта 2002 г. Так, гражданин П. по предварительному сговору с Ю., В. и Е. похитил гражданку А. с целью жениться на ней. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал вышеназванных виновными в похищении человека, совершенном группой лиц по предварительному сговору (ст. 144.2.3 УК Азербайджанской Республики), и приговорил их соответственно к 9, 8, 8 и 5 годам лишения свободы. Апелляционная коллегия, рассмотрев апелляционную жалобу обвиняемых, определила, что назначенное наказание является слишком суровым, не соответствующим характеру и степени общественной опасности совершенного деяния и личности обвиняемых. Исходя из этого, апелляционная коллегия изменила приговор суда первой инстанции и, применив ст. 62 УК Азербайджанской Республики (назначение наказания ниже низшего предела санкции соответствующей статьи), снизила сроки лишения свободы в отношении П., Ю., В и Е. соответственно с 9 лет на 4 года, с 8 лет на 3 года, с 8 лет на 2 года и с 5 лет на 3 года.

При характеристике гуманизма в связи с назначением наказания исследователь не может пройти мимо проблемы применения лишения свободы судебными органами, а также смертной казни как вида уголовного наказания, до недавнего времени существующего в нашей стране.

Как справедливо отмечают некоторые авторы, лишение свободы на определенный срок относится к числу наиболее применяемых наказаний в судебной практике. Однако отсутствие до недавного времени в уголовном законе нормативного понятия этого вида наказания способствовало существованию научных дискуссий вокруг его сущности и содержания.

В старом УК отсутствовало понятие лишения свободы как вида уголовного наказания. В юридической литературе давались разные его определения. В свое время лишение свободы сводилось к трем видам: изгнание, ссылка, лишение свободы в узком смысле или тюремное заключение. Если исходить из того, что лишение свободы — отнятие у человека или ограничение возможности располагать передвижением с места на место и образом жизни, то такой подход совершенно правилен. Определение лишения свободы, которое имелось в советской юридической литературе, в принципе соответствовало понятию тюремного заключения, которое было общепризнанным в дореволюционной уголовно-правовой литературе. Так, например, Н. Д. Мергиевский писал; «Тюремным заключением или лишением свободы в тесном смысле слова называется такая форма лишения свободы, в которой преступник помещается в особое, для того предназначенное учреждение — тюрьму, с определенным режимом и обязательным образом жизни». Такое же определение лишению свободы дал и И. Я. Фойницкий: «Тюремное заключение — значит принудительное помещение человека, в наказание за учиненное им преступное деяние, в государственное сооружение, ограничивающее свободу передвижения его определенным пространством».

В юридическом словаре советского периода лишение свободы определяется как «наказание, сочетающее в себе задачи кары и воспитания виновного в совершении преступления путем изоляции его на определенный в приговоре срок». Небезынтересно обратиться к тем определениям лишения свободы, которые даются в советской юридической литературе. По мнению М. И. Якубовича, лишение свободы «представляет собой такое наказание, которое наиболее полно сочетает в себе задачи кары и воспитания виновного. Лицо, осужденное к лишению свободы, подвергается изоляции от общества в исправительно-трудовое учреждение».

В. А. Елеонский считал, что «лишение свободы — это соединяемая с исправительно-трудовым воздействием мера государственного принуждения, выражающаяся в том, что лица, признанные на основании вступившего в законную силу приговора суда виновными в совершении преступлений, лишаются права передвижения по личному усмотрению, определения своего места жительства, изолируются от общества путем помещения в исправительно-трудовые учреждения, подвергаются правовым ограничениям, порицаются от имени государства и общества, приобретают состояние судимости, влекущее для них ряд невыгодных и неприятных последствий после освобождения от реального отбывания наказания». Для сравнения приведем еще одну точку зрения: «Лишение свободы как вид уголовного наказания, — отмечает С. И. Дементьев, — это не только помещение осужденного в ИТУ на определенный приговором срок, но и лишение свободы общеустановленным образом пользоваться гражданскими правами, для того чтобы он мог искупить свою вину, и с помощью кары, выраженной в установленных законом правоограничениях, добиться его исправления на основе общественно полезного труда и политико-воспитательной работы в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежития, а также предупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами». На наш взгляд, эти определения страдают одним общим недостатком: все они в определение лишения свободы включают как цели, так и сущность и содержание этого вида наказания.

УК Азербайджанской Республики, действующий с 1 сентября 2000 г., впервые закрепил нормативное понятие лишения свободы. В ст. 55.1 этого УК говорится: «Лишение свободы на определенный срок заключается в изоляции осужденного от общества путем направления его в колонию-поселение или помещения в исправительную колонию общего, строгого или особого режима, либо в тюрьму». Как видно, в нормативном понятии этого вида наказания полностью не раскрывается содержание лишения свободы и указывается лишь то, что оно является изоляцией осужденного от общества. Таким образом, чтобы раскрыть содержание лишения свободы, следует разъяснить сущность изоляции от общества. Однако необходимо обратить внимание на то, что изоляция от общества, а значит и лишение свободы, не носит абсолютного характера.

Изоляция от общества означает, что осужденный лишается возможности свободно, по своему усмотрению выбирать место жительства и род занятия и помещается в специальное учреждение, имеющее соответствующий режим. Тем самым изоляция от общества не означает разрыв всех связей осужденного с обществом, а заключается в сведении его социальной свободы к минимуму или же, иначе говоря, — в лишении свободы.

Свобода личности — понятие исключительно сложное и многогранное. Оно понимается в философском, политическом и юридическом смыслах. Философское определение понятия свободы личности является наиболее общим и выполняет методологическую функцию при исследовании его отдельных сторон. Юристов свобода личности интересует прежде всего как один из моментов взаимодействия права и личности. И естественно, что «вскрыть механизм этого взаимодействия было бы затруднительным без анализа философского, политического, социально-психологического и индивидуально-психологического аспектов понятия свободы, без анализа ее социального и личностного содержания».

Свобода человека в юридическом смысле — это закрепленное в законе право для каждого избирать вид и меру своего поведения, пользоваться предоставленными благами и т. д. Понимание свободы применительно к сущности лишения свободы как вида уголовного наказания связано с известными ограничениями в свободе действия, которую следует понимать как в физическом, так и социальном, социально-психологическом смысле. Перспектива утраты свободы — мощный психологический фактор, сдерживающий от совершения преступления лиц, склонных к этому. Кроме того, лишение свободы в наибольшей степени по сравнению с другими наказаниями снижает социальный престиж и, как правило, ухудшает будущее социальное положение лиц, подвергшихся этому наказанию, что значительно усиливает его устрашающее воздействие.

Лишение физической свободы представляет собой наибольшее ограничение свободы. Поскольку оно осуществляется в обществе, нельзя поэтому совершенно разрывать физический и иные аспекты свободы. Так как общение есть одно из основных условий нормального функционирования психики человека и его жизни в обществе, то социальный и социально-психологический аспекты лишения свободы заключаются в ограничении возможности общения осужденных с внешним миром и внутри учреждения, где они отбывают наказание. Таким образом, содержание лишения свободы составляет совокупность различных ограничений отдельных элементов свободы личности.

Как видим, лишение свободы (имеется в виду также пожизненное лишение свободы) является тем видом наказания, который больше всех остальных ограничивает социальную свободу личности. Поэтому при его применении принцип гуманизма приобретает особое значение. Следует отметить, что гуманизм в этом случае связан как с выбором и назначением срока лишения свободы и режима его отбывания, так и с конкретными условиями исполнения этого наказания. Тенденция развития и углубления процессов демократизации и гуманизации общественных отношений требует постепенного уменьшения случаев применения этого вида наказания и одновременно снижения средних сроков лишения свободы.

Лишение свободы — наказание, наиболее широко используемое судами при осуществлении правосудия по уголовным делам. Господствующие позиции занимает этот вид наказания и в зарубежном уголовном законодательстве. В ходе обсуждения участниками XI Международного конгресса уголовного права, состоявшегося в сентябре 1974 г. в Будапеште, было выдвинуто и одобрено положение: «Хотя наказание в виде лишения свободы в большинстве случаев неизбежно, сфера его применения должна постепенно сужаться до тех исключительных случаев, когда никакая иная реакция на преступление невозможна». Анализ карательной практики судов Азербайджана показывает, что процент (доля) осужденных к лишению свободы за 30 лет (1971–2001 гг.) постепенно изменялся. Так, в 1971–1977 г. он колебался в пределах 41–45 %, в 1978–1989 гг. снизился до 34–35 %. В период 1980–1983 гг. наблюдается увеличение до 50–54 %, затем вновь намечается тенденция к снижению: в 1984 г. до 47 %, 1985 г. — 42 %, 1986 г. — около 40 %. В 1987–2001 гг. средний показатель лишения свободы составлял 45 %. Однако стремление широко использовать лишение свободы не принесло желаемых результатов и не привело к резкому сокращению преступности. Об этом свидетельствует анализ состояния преступности в республике за период с 1971 по 2001 г. Начиная с 1976 г. имеет место рост тяжких, а также многих видов преступлений.

Положение, когда доля примененных в судебной практике наказаний, не связанных с лишением свободы, незначительна и все более сокращается, не может быть признано соответствующим тем процессам, которые в целом должны происходить в обществе. Поэтому большинство юристов, занимающихся теоретической разработкой вопросов наказания, считает одной из актуальнейших задач совершенствования карательной практики в направлении сокращения лишения свободы и соответственно увеличения доли наказаний, не связанных с лишением свободы. На наш взгляд, определенную роль в повышении индекса жестокости судебной репрессии сыграло явное преобладание в развитии уголовного законодательства начиная с 1961 г. тенденции усиления и расширения уголовной ответственности. Достаточно отметить, что после принятия УК Азербайджанской ССР 1960 г. в санкциях, предусматривающих лишение свободы произошло более 100 изменений. В подавляющем большинстве случаев (90 %) эти санкции усиливались. Увеличение удельного веса лишения свободы происходило не потому, что этот процесс отвечал объективным потребностям общества, что он был необходим, а вследствие проводимой ошибочной и примитивной уголовной политики в борьбе с преступностью. Следует также учитывать общественное правосознание, включая судебное. «К сожалению, — обоснованно констатировал в свое время И. И. Карпец, — в правильном воспитании взглядов на наказание мы еще и сейчас не достигли желаемых результатов. И среди населения, и даже среди юристов еще бытуют взгляды о всесилии наказания, а отсюда и о его жестокости, ибо что же еще может быть свидетельством “силы”? Эти взгляды порождают требования наказывать не просто в соответствии с законом, а “пожестче”, чтобы “другим неповадно было”». Задача поэтому состоит в том, чтобы оказывать целенаправленное воздействие как на правосознание населения, так и на правосознание судей, повышать уровень правовой идеологии, усиливая роль научных взглядов и соответственно уменьшая значение правовой психологии с ее обыденными представлениями, основанными на поверхностном и в ряде случаев искаженном восприятии действительности.

Данная проблема частично нашла свое положительное решение в новом УК Азербайджанской Республики. Так, анализ санкций статьей нового уголовного закона показывает, что срок лишения свободы за большинство аналогичных преступлений снижен по сравнению со старым уголовным законом, а во многих санкциях наряду с лишением свободы предусмотрены другие альтернативные наказания, не связанные с лишением свободы.

Итак, в современных условиях лишение свободы не должно рассматриваться в качестве наиболее целесообразного, преобладающего вида наказания. В то же время, как правильно отмечает Н. А. Стручков, «нельзя согласиться и с теми авторами, которые, замечая, что классическая зависимость “преступление — наказание” не дает желаемого эффекта, предлагают чуть ли не отменить наказание, искать его заменители». Лишение свободы следует использовать, но с учетом его возможностей и в совокупности с другими мерами наказания. Репрессивные качества лишения свободы в полной мере должны быть использованы в борьбе с тяжкими преступлениями и рецидивом. Однако порою на практике это принципиальное положение искажается, в результате чего многие лица, совершившие преступления, не представляющие большой общественной опасности, оказываются изолированными от общества. А это в свою очередь приводит к росту процента осужденных к лишению свободы и как неизбежный результат этого — к нарушению принципа гуманизма.

Говоря о принципе гуманизма при назначении наказания, вряд ли будет правильным пройти мимо еще одного вида наказания, до недавнего времени входившего в систему наказаний Азербайджанской Республики и Российской Федерации. Давно известно, что самые жесткие наказания, применяющиеся веками в отношении преступников, не способны устранить преступность, а наоборот, иногда способны вызвать общественный гнев в адрес тех, кто эти наказания применяет. «Пытка или квалифицированная казнь могут служить хорошими средствами для устрашения преступника, но вряд ли можно достичь их применения, не оскорбляя нравственного сознания общества, — писал В. П Люблинский, — плохие теории также способны более устрашать, чем хорошие, но едва ли вследствие этого следует заботиться об ухудшении, а не об улучшении тюрем». Если бы эффективность уголовного наказания зависела от его жестокости, то простейшим способом сделать людей более законопослушными было бы назначение самых суровых наказаний. Мы вполне согласны с тем, что от наказания нельзя требовать больше, чем то, на что оно рассчитано. Однако для того, чтобы наказание сдерживало неустойчивых граждан от соблазна совершить преступление, т. е. обладало общепревентивным свойством, оно должно быть достаточно репрессивным, т. е. настолько чувствительным, чтобы отвратить от намерения совершить преступление. Но при этом нельзя забывать слова Ж. П. Марата: «…ошибочно думать, что злодея обязательно останавливает строгость наказания, память о нем очень скоро исчезает, тогда как беспрестанно возникающие у несчастного потребности преследуют его повсюду. Если ему представляется благоприятный случай, он, слушая их лишь назойливый голос, поддается искушению. Даже самый вид казней не всегда является достаточной уздой; сколько раз совершалось у подножья эшафота преступление, за которое погибал осужденный».

Конечно, как справедливо заметил С. В. Познышев, «если наказание будет для преступника злом ничтожным, малочувствительным, оно не будет служить сдерживающим фактором в поведении человека, сколь бы неизбежным ни представлялось». А это значит, что «наказание… не должно превосходить предельную линию выносливости житейских тягот человеком известной эпохи».

В принципе, следует исходить из того, что ориентация на суровость как на самоцель неприемлема для государства, отличающегося истинным гуманизмом, верой в человека, в безграничные возможности его совершенствования, избавления от всего, что мешает ему положительно проявлять себя, стать полноценным и полезным членом общества. Поэтому для того, чтобы наказание достигло общенравственной цели, с одной стороны, оно не должно быть чрезмерно тяжким, с другой, учтитывая моральный уровень населения, — должно производить впечатляющее действие путем применения необходимой для этого кары. Практика показывает, что когда государство пытается снизить рост какого-либо преступления, то это делается или путем законодательного усиления уголовного наказания, или ужесточения судебной практики. При этом порой забывается, что жестокость наказания влечет за собой последствия, которые не только не помогают достижению поставленных целей, а напротив, противоречат целям наказания. Обычно эффективность жесткого наказания ощущается в самом начале его практического применения, а потом она падает. Еще Ж. П. Марат, подмечая привычку к наказанию, притупляющую страх перед ним, писал: «Впечатление, которое производят жестокие казни, будучи всегда недолговечным, со временем теряет всякую силу: сначала процедура их вселяет ужас в умы, но незаметно к ним привыкают; как бы ужасны не казались казни, воображение скоро к ним "привыкает, и они перестают поражать его; привычка притупляет все, даже страх». В связи с эти представляется целесообразным рассмотреть проблему казни как вида уголовного наказания с точки зрения принципа гуманизма. Томас Мор в свое время (1516) сказал: «Человеческую жизнь по ее ценности нельзя уравновесить всеми благами мира».

Смертная казнь представляется самой тяжкой мерой наказания. Одновременно она в ряду уголовных наказаний, несомненно, представляется самой дешевой и самой несложной карой, не требующей никаких затрат и никаких особых усилий со стороны государства. Смертная казнь противоречит положению личности в современном цивилизованном государстве и не только не соответствует культурно-этическому настроению современного общества, но и представляется в этом отношении институтом, безусловно, вредным и деморализующим. По мнению П. И. Люблинского, смертная казнь является гнилостным явлением, отравляющим народную психику, ибо основанная на крайнем пренебрежении к человеческой личности, приносимой в жертву охране конкретных благ, различающая грубые инстинкты и дающая торжество низким сторонам человеческой природы, она в случае частого применения, способна на многие годы заглушить высокое чувство населения.

Своеобразным, но весьма отдаленным прообразом смертной казни можно считать кровную месть. Однако, несмотря на общий признак — принудительное лишение жизни другого человека, не считавшееся преступлением, — кровную месть в первобытнообщинном строе нельзя полностью отождествлять со смертной казнью. Кровная месть осуществляется не государством, тогда как смертная казнь выступает как средство самозащиты общества против нарушений условий его существования.

Весьма прогрессивные взгляды на смертную казнь были высказаны выдающимся итальянским просветителем и гуманистом Чезаре Беккариа (173 8-1794) в его знаменитом труде «О преступлениях и наказаниях». Решив «исследовать, является ли смертная казнь действительно полезной и справедливой в хорошо устроенном правлении, что это за право убивать себе подобных, присвоенное людьми?», он пришел к выводу, что смертная казнь не основана на праве, поскольку человек не вправе сам лишить себя жизни и, конечно, не захотел бы предоставить это право другим. Призывая откровенно признать, что смертная казнь является «войной государства с гражданином, считающего необходимым или полезным уничтожить его жизнь», он приводит ряд аргументов в пользу отмены смертной казни. В частности, смертная казнь, рассуждает Беккариа, была бы необходима, если оставление преступника в живых, даже лишенного свободы, могло бы вызвать переворот, опасный для установленного образа правления, либо же при чрезвычайных обстоятельствах. Смертная казнь, по его мнению, была бы также необходима, если бы одна только смерть была действительным и единственным средством удержать других от совершения преступления. Смертная казнь как средство удержания, по мнению Беккариа, уступает пожизненному рабству, ибо «ужасное, но мимолетное зрелище казни злодея» производит меньшее впечатление, чем «длительный и бедственный пример» человека, подвергнутого пожизненному рабству.

Он утверждал, что смертная казнь подает людям пример жестокости, ожесточает нравы и тем самым способствует совершению новых преступлений. Аргументация в пользу отмены смертной казни была столь убедительной и при этом изложена с такой страстью, что можно считать лишь чисто тактическим ходом то, что Беккариа не потребовал полной и немедленной отмены смертной казни, а обратился к «восседающим на престолах Европы благодетельным монархам» с призывом прислушаться к его мнению. Но в сознании и своих современников, и последующих поколений книга Беккариа по справедливости была расценена и продолжает рассматриваться как первое исторически значимое выступление против смертной казни, положившее начало движению так называемых аболиционистов — сторонников ее отмены.

Современные противники смертной казни приводят следующие аргументы против существования этого вида наказания:

1) в цивилизованном обществе человеческая жизнь представляет собой абсолютную ценность, и государство не вправе лишать ее кого-либо ни при каких условиях;

2) следственные и судебные ошибки, повлекшие неправильное назначение смертной казни (по ее исполнению), не могут быть исправлены в дальнейшем;

3) смертная казнь неэффективна, поскольку неспособна предупредить совершение новых преступлений;

4) достижение целей наказания возможно без лишения жизни особо опасных преступников.

Если говорить о глобальных тенденциях, то можно констатировать, что мировое сообщество последовательно идет к миру без смертной казни. Комиссия ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию в своем исследовании 1996 г. отмечает усиливающуюся тенденцию к отмене смертной казни как в законодательстве многих стран, так и на практике. Безусловно, принцип гуманизма в этом процессе играет важнейшую роль. УК Азербайджанской ССР 1960 г. установил смертную казнь в мирное время только за 8 составов преступления. Кроме того, она была предусмотрена еще за 16 воинских преступлений при совершении их в военное время или в боевой обстановке. Впоследствии перечень преступлений, допускающих применение смертной казни, был значительно расширен и к началу 90-х гг. их в уголовном законе Республики насчитывалось более 30 составов. Голоса о запрещении или, во всяком случае, об ограничении смертной казни начали слышаться все более настойчиво в нашей Республике с 1991 г.

Проблема стала актуальной и в связи с интеграцией Азербайджана с современными западными политико-правовыми учреждениями. Как известно, начиная с 1993 г. в нашей стране смертная казнь практически не исполнялась, хотя к этой мере были приговорены более 120 человек. В то же время наше государство официально не объявило о введении моратория на смертную казнь. Таким образом, в принципе наша страна уже тогда выполняла одно из основных условий Европейской конвенции о защите прав и основных свобод человека.

Наконец в 1997 г. в Азербайджане смертная казнь была заменена пожизненным лишением свободы. Такая позиция получила свое дальнейшее развитие в новом УК Азербайджанской Республики, вступившем в силу с 1 сентября 2000 г. В этом уголовном законе нет даже упоминания о смертной казни как о виде наказания. Таким образом, в качестве наиболее суровых видов наказаний к сегодняшнему дню мы имеем два вида: а) лишение свободы на определенный срок (временное лишение свободы); б) лишение свободы до конца жизни (пожизненное лишение свободы).

Мы абсолютно уверены, что окончательная отмена смертной казни как вида уголовного наказания свидетельствует о дальнейшем развитии принципа гуманизма. Однако это не является последним пределом процесса гуманизации системы наказания нашей страны. Задачей сегодняшнего дня и будущего является усовершенствование других видов наказания, особенно лишения свободы, обеспечение полной объективности процесса назначения наказания, а также комплексное решение проблем, связанных с пенитенциарной системой.

 

§ 2. Принцип справедливости и его реализация при назначении наказания

Идея справедливости как одно из выражений нравственного сознания и социальной сущности человека возникла на определенной ступени развития человеческого общества и, следовательно, носит исторический характер. Она порождена потребностями человеческого общежития, социальными отношениями людей в процессе их общественно-трудовой практики. Интересны идеи П. Лафарга о генезисе представлений о справедливости в первобытнообщинном обществе. «Удар за удар, возмещение, равное причиненному ущербу, равные доли при распределении продовольствия и земли — таковы были единственные понятия справедливости, доступные первым людям, — писал П. Лафарг, — понятия, которые пифагорейцы выражали в аксиоме “не нарушать равновесия весов”». Он выделяет два вида справедливости: «воздающую», основанную на чувстве мести, и «распределительную», основанную на чувстве равенства. Характеризуя появление «воздающей» справедливости, П. Лафарг замечает, что присущая дикарю яростная страсть к мести порождалась обоснованными условиями существования и первоначально была как бы актом коллективной защиты и самосохранения. Однако коллективная месть неизбежно влекла за собой коллективную опасность, которая иногда ставила под угрозу существование клана. Отсюда возникла потребность ограничить коллективную месть формой равного удовлетворения за причиненную обиду: жизнь за жизнь, рана за рану, око за око. Смысл «воздающей» справедливости заключается в том, чтобы как можно точнее соразмерять возмещение убытков.

Короче говоря, в условиях первобытного общества постепенно устанавливалась известная соразмеренность, ограничение в чувствах* в действиях и поступках отдельной личности, где благополучие целого, интересы коллектива становились более важными, чем благополучие и интересы отдельной личности. Утверждение «распределительной» справедливости связано с укрощением хватательного инстинкта. Для того чтобы укротить этот момент инстинкта, замечает П. Лафарг, человечество должно было пройти более длинный ряд этапов, чем для того, чтобы утратить и смягчить страсть к мести. Ограничение этого инстинкта, проявление уравнительного духа способствовали утверждению понятия справедливости, начало которой уже положило укрощение мести. Понятие «распределительной» справедливости, сохраняя свой уравнительный принцип, претерпевало эволюцию на протяжении всего развития первобытного общества. По дошедшим до нас древнегреческим мифам можно также судить о том, что справедливость первоначально имела особо яркую нравственную форму выражения. В мифах раннего периода «воздающая» справедливость носит карающий характер: наказывали не только преступника, но и его потомство. Таким образом, можно отметить, что справедливость как ценность, идея, эталон, норма, имеющая конкретно-историческую характеристику, появилась в ходе развития человеческого общества и изменялась социальными отношениями людей в процессе общественно-трудовой деятельности. Когда данная моральная ценность, будучи объективно обусловленной, достигла определенного уровня зрелости, появились понятия справедливого и несправедливого, отразившие наиболее общие и существенные стороны этого социального феномена.

Категория справедливости может проявляться на разных уровнях. К числу наиболее широких относится понятие социальной справедливости, которое охватывает все области социальной действительности; одна из форм ее реализации и конкретизации — справедливость как правовой принцип. Внутри права она выступает как принцип общеправовой, отраслевой или присущий некоторым институтам и нормам. Все уровни базируются на общих представлениях о справедливости, но по мере снижения степени абстрактности выступают в виде все более конкретных решений, закрепленных в законе или осуществляемых на практике. В этом смысле можно говорить о справедливости как о принципе всего уголовного права, о его проявлениях при назначении наказания в частности. Справедливости посвящен ряд работ, в которых она исследуется и как общеправовой принцип, и как принцип уголовного права. Роль справедливости в уголовном праве чрезвычайно велика. А. М. Яковлев писал: «Без принуждения уголовное правосудие было бы бессильным, без воспитания — бесчеловечным. Однако без справедливости правосудие вообще перестало бы существовать». Ю. Д. Блувштейн, подробно проанализировавший значение уголовного права как орудия справедливости, приходит к выводу, что истинная роль уголовного закона заключается не в частной или общей превенции и не в возмещении вреда, причиняемого преступлением обществу и его членам, а в поддержании справедливости, в том, что «наказание зла представляет собой самостоятельную и весьма важную социальную ценность. Наказывая зло, уголовный закон восстанавливает тем самым справедливость, попранную неправомерными действиями виновного лица». Ю. И. Ляпунов предложил закрепить в отрасли уголовного права наиболее общий принцип социальной справедливости.

Однако в широком смысле слова справедливость является общесоциальным принципом, и ее нельзя в таком смысле переносить в отрасль права, ибо тогда будет нарушено соотношение целого и части и произойдет смешивание принципа-идеи и правового принципа, закрепленного в норме. Кроме того, социальную справедливость вряд ли можно с достаточной полнотой воплотить в уголовном праве, наиболее карательной отрасли, в которой постоянно борются противоречащие друг другу тенденции неотвратимости наказания и гуманизма, кары и воспитания, воздаяния и прощения. Справедливость как принцип уголовного права является лишь частью общей идеи социальной справедливости и должна отражать специфику ее реализации в данной отрасли. На наш взгляд, именно этому соответствует содержание принципа справедливости, который закреплен в ст. 8 УК Азербайджанской Республики.

«Справедливость в уголовном праве в известном смысле, — отмечает А. В. Наумов, — аккумулирует в себе и другие важнейшие его принципы, и в первую очередь принципы законности, равенства граждан перед законом и гуманизма». В. В. Мальцев вообще предлагает на законодательном уровне закрепить, что «принцип справедливости обеспечивается полной реализацией его составляющих принципов равенства перед законом и судом и гуманизма в уголовном законодательстве и судах Российской Федерации».

Разные авторы по-разному понимают проявление справедливости в уголовно-правовой политике. Так, З. А. Беребежкина при определении объема понятия справедливости считает, что правомерно выделить и проанализировать три элемента: 1) меру воздаяния; 2) меру требования; 3) правомерность оценки. А. И. Коробеев указывает на две сферы проявления принципа справедливости — правотворческой и правоприменительной деятельности. С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев отмечают три уровня проявления категории справедливости в уголовном праве. Первый из них касается справедливости назначения наказания, вид и размер которого должны строго соответствовать тяжести преступления, личности виновного и всем обстоятельствам дела; второй уровень — справедливость санкций, которые должны соответствовать тяжести описанного в законе деяния и быть согласованными с санкциями за другие деяния; третий — формирование круга преступных деяний, ибо при криминализации и декриминализации законодатель должен учитывать нравственные, этические представления граждан о справедливости и несправедливости определенных поступков.

Без категории справедливости вообще невозможно обойтись там, где решение вопроса зависит от характеристики личности виновного. Многообразие отличающих человека признаков не позволяет изложить их в виде нормативно закрепленных четких критериев. Поэтому при использовании такого рода норм особенно важное значение приобретает нравственная категория справедливости, на которую следует опираться при оценке характера и степени опасности (или наоборот — степени исправимости) личности. Среди этих норм, на наш взгляд, на первое место выдвигаются правила назначения наказания. Какова же роль принципа справедливости при выборе вида и определении размера наказания?

Во-первых, руководствуясь этим принципом, суд должен определить соответствующий вид и размер наказания, могущего быть назначенным за совершенное преступление, исходя их характера и конкретной степени общественной опасности последнего. Данный этап выбора наказания есть не что иное, как индивидуализация наказания по деянию. В связи с этим следует остановиться на разграничении, принципа справедливости и индивидуализации наказания. Бесспорно, что эти принципы между собой очень близки и несмотря на ряд попыток, пока их разделить не удалось.

Так, Р. Н. Ласточкина считает, что справедливость — это заключающее в себя уравнивающий и распределяющий аспекты требование к назначаемой судом мере уголовно-правового воздействия, согласно которому вид и размер наказания должны определяться в соответствии с характером и степенью общественной опасности преступления, личностью виновного, обстоятельствами, смягчающими и отягчающими ответственность. Таким образом, справедливость опять-таки сводится к учету факторов, влияющих на индивидуализацию наказания. Своеобразную попытку разделить индивидуализацию и справедливость предпринял Л. Л. Кругликов, по мнению которого предусмотренные в законе критерии назначения наказания и его справедливость соотносятся между собой как средство и цель.

А. С. Горелик замечает: «Подчиненное значение индивидуализации по отношению к справедливости подмечено правильно, но этим не решается проблема их разграничения, ибо принцип — это не средство и не цель, к тому же последнее понятие относительное, поскольку одно и то же явление может одновременно рассматриваться и как средство, и как промежуточная цель для достижения каких-либо более дальних целей».

С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев полагают, что «принципы справедливости и индивидуализации — близкие, но не вполне совпадающие категории. Индивидуализация всегда относится к личности виновного, справедливость же — понятие более широкое: здесь учитываются и личные и общественные интересы».

На наш взгляд, соотношение между справедливостью и индивидуализацией наказания заключается в следующем: а) справедливость — нравственно-этическая категория, а индивидуализация — правовая категория; б) справедливость шире, ибо охватывает и другие нормы; в) если принцип индивидуализации указывает, что нужно учитывать при назначении (тяжесть деяния, смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства, личность виновного и т. д.), то принцип справедливости показывает, как должны учитываться эти факторы. Такой вывод вполне соответствует законодательной формулировке как принципа справедливости (ст. 8), так и индивидуализации наказания (ст. 58.3).

Во-вторых, справедливость оказывает существенное влияние на минимально допустимый предел наказания, так как препятствует резкому смягчению наказания по соображениям уголовно-правовой целесообразности или гуманности. На самом деле размер наказания зависит прежде всего от тяжести совершенного преступления и, исходя из требования справедливости, виновному в совершении тяжкого преступления может быть назначено достаточно суровое наказание даже в тех случаях, когда соответствующий субъект не нуждается (или не в такой мере нуждается) в исправлении и перевоспитании уголовно-правовыми средствами.

Итак, справедливость наказания выражается, во-первых, в обязательном реагировании на преступление уголовно-правовыми средствами, и во-вторых, в обеспечении соразмеренности между преступлением и мерой уголовно-правового воздействия (наказанием). Отступления от требования справедливости наказания могут выражаться в чрезмерной мягкости, а также излишней суровости наказания. Но как добиться, чтобы наказание было максимально справедливым, т. е. соответствовало бы тяжести преступления? Каким образом установить, что назначенное наказание справедливое? Так, приговором Суда Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях гр-н Г., работавший директором дорожно-строительного управления, гр-н Д., работавший главным бухгалтером дорожного управления, и гр-н М., работавший складчиком управления, были признаны виновными в том, что они по предварительному сговору между собой и другими лицами, используя свое служебное положение, путем подлога присвоили и растратили вверенное им имущество в крупном размере (ст. 179.3.2, 308.2, 326.1 УК Азербайджанской Республики). За указанные действия по совокупности совершенных преступлений (ст. 38 УК) осуждены: Г. к 8 годам лишения свободы, Д. к 7 годам лишения свободы условно, с применением ст. 70 УК с испытательным сроком на 4 года, и М. к 7 годам лишения свободы. Кроме того, Г. и М. были лишены права занимать ответственные должности на срок до 3 лет. Апелляционный Суд, не согласившись с доводами апелляционного протеста государственного обвинителя, который ставил вопрос о необоснованном применении ст. 70 УК Азербайджанской Республики в отношении Д., указал на то, что суд первой инстанции при назначении наказания Д. правильно учел, что он является инвалидом II группы, на его иждивении находятся 8 человек, из которых четверо — малолетние и один является инвалидом II группы, а также то, что гр-н Д. искренне раскаялся в содеянном, положительно охарактеризован и возместил часть ущерба. Вместе с тем Апелляционный Суд согласился с доводами апелляционного протеста государственного обвинителя о чрезмерно мягком наказании, назначенном Г. Свои выводы Апелляционный Суд обосновал тем, что Г., используя свое служебное положение, являлся активным участником содеянного и не возместил ущерб. Кроме того, Апелляционный Суд решил, что судом первой инстанции не были приняты во внимание обстоятельства, смягчающие наказание в отношении М, а именно то, что он является беженцем, на его иждивении находятся малолетние дети и больные престарелые родители, двое малолетних детей погибшей сестры, а также то, что при рассмотрении дела родственниками М. была возмещена часть нанесенного ущерба.

Таким образом, в соответствии с указанным в законе принципом справедливости, который гласит, что наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, т. е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления и личности виновного, и с учетом вышеуказанных обстоятельств наказание в отношении Г. отягчено, ему назначено 9 лет лишения свободы, а М. с применением ст. 62 УК и ст. 53 УК назначено 3 года ограничения свободы.

Основная задача любого судебного процесса — отыскание истины. Истинность является необходимым элементом справедливой оценки преступления и личности преступника. «Истина, — писал В. Г. Белинский, — требует исследования спокойного и беспристрастного, требует, чтобы к ее исследованию приступили с уважением к ней». Каковы же критерии оценки справедливости судебного решения? К сожалению, ни наука, ни практика на сегодняшний день таких критериев не имеет. По одному и тому же делу один суд может назначить преступнику 3 года лишения свободы, а другой — 2 года, и каждый из них будет считать свое решение справедливым.

Н. Н. Вопленко, в содержании справедливости включает нормативно-ценностные элементы, которые существуют на эмоциональном, интуитивном и теоретическом уровнях. По мнению А. С. Горелика, «хотя эти элементы и не гарантируют абсолютную определенность выводов, в то же время характеризуются высокой степенью устойчивости общественного мнения, выраженного в таких, например, постулатах, как соответствие воздаяния поступку, недопустимость разных правовых последствий при одинаковых преступлениях и, наоборот, необходимость различного подхода к людям, причинившим вред умышленно («нарочно») или по неосторожности («нечаянно»). Сам же А. С. Горелик считает, что содержание справедливости можно выяснить путем опроса населения, которое, несмотря на возможные деформации, в целом обладает здоровым чувством справедливости и может считаться носителем ее идей; выразителями его воли в законах является депутатский корпус, в сфере правонарушения — работники уголовной юстиции, правосознание которых есть часть общественного правосознания с элементами профессионализма, хотя в этой среде существуют и искаженные представления, в результате которых подлинные социальные ценности заменяются узковедомственными (например, когда стабильность приговоров ценится выше их справедливости).

На наш взгляд, содержание справедливости как принципа назначения наказания, т. е. оценка справедливости принятого судебного решения, охватывает отношение к назначенному наказанию: а) самого осужденного; б) потерпевшего; в) населения (группы людей и т. д.). Практика и опрос осужденных свидетельствуют о том, что сами осужденные чувствуют, когда в отношении них назначено справедливое наказание, а значит, и на осуществление целей наказания. В таком случае они относятся к наказанию положительно, что существенно влияет на процесс отбывания наказания. В то же время они очень враждебно воспринимают несправедливое наказание. Конечно, чувство субъективизма в таких случаях имеет место. Однако отношение осужденных к назначенному наказанию следует рассматривать как один из критериев справедливости судебного решения.

Потерпевшие от преступления также заинтересованы в справедливом наказании. При этом, естественно, они желают назначения максимального наказания, предусмотренного той или иной статьей закона, т. е. справедливость порой они видят в суровости назначенного наказания. Все это свидетельствует о низком уровне правосознания.

И наконец, самым объективным критерием, оценкой справедливости наказания является мнение, суждение незаинтересованных людей, т. е. населения. Однако далеко не всегда принимаемые судебные решения являются выражением правового сознания людей. И. Е. Фарбер совершенно правильно замечает: «Всякое наказание вызывает в общественной психологии различные правовые чувства: стыд, страх, сострадание, одобрение, осуждение и пр. При конструировании законодательной санкции надо знать, на возбуждение или массовое распространение каких именно правовых эмоций следует в первую очередь ориентироваться. Эта сторона дела при осуществлении карательной политики находится в тени, и у нас мало задумываются над тем, какую психологическую реакцию могут вызывать данный вид и мера наказания в массовом правосознании. Поэтому теория наказания, исключающая анализ психологического, эмоционального отношения граждан к наказанию, лишает себя возможности научного обоснования конкретных мер наказания». Результаты социологических исследований показывают, что самое ошибочное в правосознании на любом уровне — это вера в абсолютное всемогущество уголовного наказания. А это в свою очередь приводит к высокому уровню карательных притязаний населения. В основе такого представления лежат, с одной стороны, уважение к праву и нетерпимость к правонарушениям, с другой — недостаточная осведомленность о целесообразных и эффективных способах борьбы с преступностью. Надо учитывать также и то, что представление о суровости наказания как о справедливом связано и с моральным сознанием, психологией. Однако ни теория уголовного права, ни результаты конкретных социологических исследований, ни судебная практика не дают сколько-нибудь серьезных оснований рассчитывать на существенную превентивную эффективность всякого сурового наказания. Отсюда вытекает насущная потребность в научном формировании правосознания, особенно обыденного, действенного влияния правовой идеологии на правовую психологию населения. Следует также стремиться к правильному формированию чувства справедливости у людей, в частности, чувства справедливого наказания.

Таким образом, принцип справедливости назначения наказания требует от суда при принятии решения максимально учесть мнения о справедливости всех трех субъектов (осужденного, потерпевшего и общества). Однако следут отметить, что эти мнения формируются на основе тех же обстоятельств, учет которых требуется при назначении наказания (общественная опасность преступления, личность виновного и другие обстоятельства). При этом суд обязан учесть принцип справедливости наряду с другими принципами и целями наказания.

Нарушение требований принципа справедливости чаще всего проявляется в назначении слишком суровых наказаний. В связи с этим внимание привлекает Постановление Апелляционного Суда Азербайджанской Республики от 10 апреля 2002 г. Несовершеннолетний Н. совершил мужеложство в отношении Г., не достигшего четырнадцатилетнего возраста. Имишлинский районный суд приговорил Н. к 9 годам лишения свободы по ст. 150.3 УК Азербайджанской Республики. Апелляционная коллегия, рассмотрев апелляционную жалобу адвоката Н., установил, что суд первой инстанции при назначении наказания должным образом не учел характер и степень общественной опасности преступления, цели наказания, а также положения уголовного закона об особенностях назначения наказания несовершеннолетним, в результате чего осужденному назначено слишком суровое наказание, нарушающее принцип справедливости, Апелляционная коллегия, исходя из этого, изменил приговор суда первой инстанции и на основе ст. 62 назначил ему наказание ниже низшего предела санкции ст. 150.3 УК Азербайджанской Республики в виде лишения свободы на 5 лет.

В заключение следует отметить, что ст. 8 УК Азербайджанской Республики, закрепившая принцип справедливости, содержит одно из основных и давних правил справедливости, согласно которому никто не может быть привлечен к уголовной ответственности дважды за одно и то же преступление. На наш взгляд, это положение, корнями уходящее в классическое римское право («Non bis in idem» — «не дважды за одно и то же»), является важным составляющим принципа справедливости и в то же время дополняет принцип гуманизма. Надо иметь в виду, что данное правило основано на международно-правовой норме, а также носит конституционный характер.

«Положение о том, что никто не должен нести ответственность дважды за одно и то же деяние, — отмечает А. Н. Игнатов, — имеет важное практическое значение в случаях, когда гражданин России, совершивший преступление за границей и понесший там наказание, оказался в Российской Федерации. Его нельзя снова привлечь к ответственности, хотя бы и оказалось, что понесенное им наказание слишком мягкое и не соответствует российским законам». Н. А. Лопашенко также пишет, что «лицо, понесшее уголовное наказание за границей, не может быть повторно наказано на территории России, даже если оно является гражданином Российской Федерации или постоянно проживает в России, или его преступление направлено против интересов Российской Федерации». С данными мнениями уважаемых российских ученых можно в полной мере согласиться и в свете азербайджанской уголовно-правовой доктрины.

 

§ 3. Роль субъективных факторов при назначении наказания

Судебная практика Азербайджанской Республики показывает, что за одинаковые по характеру и степени общественной опасности преступления и при совершенно одинаковой в криминологическом смысле характеристике личности преступника и обстоятельствах дела суды нередко назначают отличающиеся виды и сроки наказания.

Ученые-юристы по-разному объясняют причину сложившегося такого положения. Так, например, И. Гальперин считает, что «существующие расхождения в объеме лишения свободы в различных районах страны не объясняются ни характером преступления, ни особенностями контингента осужденных. Дело главным образом в практике назначения наказания, складывающейся на йестах.

С. И. Дементьев отсутствие единства в применении уголовного закона объясняет существующей практикой конструирования слишком многих составов преступлений с большими разрывами между минимальными и максимальными границами их санкций. Он пишет: «Подход к определению санкций за те или иные преступления, безусловно, должен быть гуманным и справедливым. Однако большой разрыв между минимумом и максимумом размеров уголовного наказания в пределах одной статьи не может полностью гарантировать справедливого судейского решения. Вместе с тем слишком общие принципы, изложенные в ст. 37 УК, недостаточны для правильного определения размера наказания».

Некоторые считают, что причина региональных различий в карательной практике состоит в неполной теоретической оснащенности судебной деятельности по применению уголовно-правовых санкций. Так, М И. Яковлев пишет: «Законодателем не выработаны стандарты оценок многих понятий, заложенных в правовую норму, поэтому в судебной практике допускается их противоречивое толкование. И это положение естественно, так как судья, вкладывает в оценочное понятие тот смысл, который соответствует его знаниям о свойствах того или иного явления или предмета».

Есть авторы, которые колебания судебной практики в части применения меры наказания связывают с личностью судей, рассматривающих дело, т. е. они считают, что характер и размер наказания определяется личностными качествами судей, принимающих решение.

В. Л. Нажимов пишет: «Участники процесса, особенно подсудимый и защитник, почти беззащитны от усмотрения судей в выборах конкретной меры наказания, закон не дает здесь достаточно прочной опоры, и поэтому судьи могут привнести в этот вопрос любые субъективные моменты». К такому же выводу приходит С. И. Дементьев, который утверждает, что относительно определенные санкции с их широкими рамками предоставляют суду возможность за примерно одинаковые по характеру и степени опасности преступления назначать разные наказания.

Таким образом, по мнению этих авторов, субъективизм при существующих границах санкций в виде лишения свободы в судействе неизбежен.

Такая исходная позиция приводит к тому, что они дальнейшее совершенствование системы уголовно-правовых мер борьбы с преступностью видят в уточнении пределов судебного усмотрения, формировании в законе условий, которые препятствовали бы превращению решения, вынесенного по усмотрению, в произвольное, субъективное решение. При этом предлагаются разные пути такого разумного ограничения усмотрения. Так, по мнению С. Г. Келиной среди них наибольшее значение могли бы иметь: четкая классификация преступлений с фиксированием в законе правовых последствий совершенного преступления определенной категории и формирование законодательных норм, предусматривающих случаи обязательного усиления в рамках санкции наказания при наличии определенных обстоятельств.

В. П. Нажимов предлагает конкретизировать правовое значение обстоятельств, смягчающих и отягчающих ответственность.

Другие авторы для того, чтобы избежать проявления элементов субъективизма в применении мер наказания, рекомендуют сузить сферу судейского усмотрения путем точного определения законодателем и Верховным Судом оценочных понятий.

Как известно, юридические рамки назначения наказания определены законом. Уголовный и уголовно-процессуальный законы предоставляют судье право при наличии некоторых указанных подробно или хотя бы в общих чертах обстоятельств определять вид и размер наказания в соответствии со своим внутренним убеждением и правовым сознанием в пределах, установленных Общей и Особенной частями уголовного закона, так чтобы они отвечали целям наказания. Таким образом, сам закон оставляет известные границы для усмотрения применяющего наказание органа или должностного лица.

В. А. Глазурин и В. И. Никитинский пишут: «Целесообразность правоприменителя может оказывать значительное влияние на достижение целей норм». Поэтому, с нашей точки зрения, мнение о сужении пределов судебного усмотрения является ошибочной и недальновидной. Как известно, уголовное законодательство предоставляет суду право определять наказание в пределах установленного размера уголовно-правовой санкции за то или иное преступление. А это значит, что законодатель воздержался от разработки абсолютно определенной и детализированной системы санкций и тем самым предоставил возможность судам некоторой свободы усмотрения при применении закона. И это вполне естественно, ибо в законе практически невозможно установить конкретный вид и размер наказания за конкретное преступление. В качестве положительного момента действующего УК Азербайджанской Республики и УК других стран СНГ следует отметить, что кодексы предоставляют суду широкий простор для избрания той или иной меры, того или иного срока лишения свободы, широкий простор для комбинации различных мер репрессии. Однако необходимо иметь в виду, что правовому регулированию общественной жизни должны быть чужды как подмена закона усмотрением под видом целесообразности, так и противопоставление законности справедливому и целесообразному применению правовых норм. Закон и усмотрение при его применении — две стороны правового регулирования общественной жизни, нуждающиеся в определенном сочетании, при котором должна сохраняться ведущая роль закона в качестве законности и судейского усмотрения.

Исходя из вышеизложенного, мы полагаем, что законодатель должен идти по пути существенного расширения рамок судебного усмотрения. Такого же мнения придерживаются некоторые другие ученые. В связи с этим хотелось бы отметить, что большинство судей также считает целесообразным дальнейшее расширение судебного усмотрения. Против такой позиции резко выступил А. Б. Сахаров, выдвинув три аргумента: во-первых, он считает, что тенденция к расширению судейского усмотрения при определении наказания не соответствует исторической перспективе постепенного сокращения преступности и сужения сферы применения уголовной репрессии. Поэтому, с его точки зрения, уголовное законодательство должно идти по пути не расширения, а сужения судейского усмотрения, ибо только так можно обеспечить применение уголовной репрессии, замену ее другими формами воздействия на правонарушителей. Он утверждает, что история развития уголовного права свидетельствует о тенденции сужения судейского усмотрения со стороны законодателя.

Во-вторых, А. Б. Сахаров считает, что расширение судейского усмотрения противоречит и важнейшему принципу уголовной политики, ибо неизбежно ослабляет авторитет закона и вместе с тем и авторитет самого судебного решения, главной основой которого является закон.

И наконец, в-третьих, широкий простор судейского усмотрения при назначении наказания, с точки зрения законодательной техники, есть следствие нечеткости определения признаков составов преступлений. По мере уточнения составов, углубления дифференциации простых, квалифицированных и «привилегированных» их видов неизбежно сужаются пределы санкций, а значит, сужается и судейское усмотрение.

С позицией А. Б. Сахарова вряд ли можно согласиться, ибо уголовный закон представляет собой обобщение типической ситуации совершения преступного деяния, содержит абстрактную формулировку состава преступления. Этим же уголовным законом предусмотрены виды и относительно определенные пределы наказания. Однако закон является всеобщим, а деяние и личность преступника — конкретными. Поэтому-то индивидуализация наказания невозможна без определенного простора судейского усмотрения, которое предусмотрено самим законом. Этот простор в применении к единичному случаю представляет собой необходимую предпосылку индивидуализации наказания конкретного лица за совершенное им преступное деяние.

Итак, субъективизм при назначении наказания в судействе неизбежен. Поэтому мы сталкиваемся с проблемой соотношения предоставленного суду «оперативного простора» с целями и задачами, поставленными перед наказанием самим законодателем. Решение этой проблемы мы видим не в сужении пределов судебного усмотрения, а в сведении субъективизма при назначении наказания к минимуму.

Назначение наказания носит сознательный характер и осуществляется в определенных условиях. К ним относятся те, не зависящие от воли и сознания судей обстоятельства (факторы), под детерминирующим воздействием которых происходит процесс подготовки, принятия и реализации судебного приговора. Сознательный характер при назначении наказания придается субъективным факторам, в рамках которых наиболее важную роль призвано выполнять судейское правосознание, перерабатывающее входящую и в значительной мере предопределяющее выходящую информацию. Поэтому, несколько упрощая ситуацию, субъективный фактор можно свести к судебному правосознанию. Следует отметить, что вопросам влияния правосознания судей на назначение наказания не уделено сколько-нибудь значительного внимания. Отсюда совершенно очевидны своевременность и целесообразность рассмотрения именно этого аспекта назначения наказания. Переходя к характеристике правосознания, его структуры и функций, следует отметить, что под структурой принято понимать строение изучаемого объекта, характер связи (взаимодействия) его элементов между собой. Однако если структура материальных тел позволяет вычленять в них самостоятельную часть, разлагать исследуемый объект на его компоненты, каждый из которых способен к обособленному, раздельному с целым существованию, то общественное сознание обладает в этом отношении своей спецификой.

Многие исследователи в структуре общественного сознания условно выделяют следующие четыре слоя: идеологию; систему знаний, имеющих общечеловеческое значение; эмпирическое по происхождению обыденное сознание; эмоциональную сферу, охватываемую понятием общественной психологии. Следовательно, и правосознание как одна из форм общественного сознания должна подразделяться на четыре названных структурных слоя. Идеологический слой правосознания составляют правовые теории, идеи, принципы, которые обоснованы теоретически.

Наряду с этим в правосознании имеется такой слой теоретических знаний, который в отличие от идеологии имеет общечеловеческое значение. Объективно отражая правовую действительность, он аккумулирует накопленный человечеством опыт правового регулирования общественных отношений. Кроме того, правосознание включает в себя не только правовые идеи и знания, но и правовые эмоции, общественную правовую психологию. Возможность и необходимость включения психологического слоя в структуру правосознания обусловлены тем, что люди воспринимают правовые положения не только разумом, но и чувствами, эмоциями. Как правильно отмечается в юридической литературе, многосторонность юридической практики определяет специфические условия для формирования правосознания и обусловливает специфику правосознания следователей, прокуроров, судей, адвокатов, работников уголовного розыска и т. д. Каждая юридическая профессия вносит специфику в правосознание ее представителей, выступает основой для формирования особого вида правосознания, характерного для представителей той или иной правоприменительной деятельности.

Надо отметить, что профессиональное сознание юристов отличается от правосознания других граждан не столько элементами структуры, сколько их содержанием, глубиной, качеством и направлением связей между ними. По сравнению с правосознанием других социальных групп, профессионально-юридическое сознание обладает, прежде всего, высокоразвитым когнитивным компонентом. Знания юристов в области права, естественно, значительно полнее и детальнее, чем у других граждан, и достигают высокого экспертного уровня. Некоторые авторы правильно отмечают, что влияние профессионального разделения труда на уровень правосознания юристов особенно наглядно проявляется в уровне их знания в зависимости от специализации в той или иной отрасли законодательства, профессиональных навыков, отношения к представителям других юридических профессий. Тем не менее нельзя забывать, что правовое сознание юристов можно определить как одну из коллективных форм правового сознания общества, выступающего в виде системы правовых взглядов, знаний, чувств, ценностных ориентаций и других структурных образований правового сознания общности людей, профессионально занимающихся юридической деятельностью, которая требует специальной образовательной или практической подготовки. Для профессионального сознания юристов в целом должны быть характерны профессиональная компетентность, справедливость, политическая зрелость, неуклонное следование принципу законности, гражданское мужество, ответственность, чувство высокого профессионального долга перед государством и гражданином.

Внутри правового сознания юристов можно выделить правосознание судей, имеющее свои особенности. Объективируясь в судебном решении, правосознание судьи выступает как вид общественного правосознания. Специализированному правосознанию судьи присущи, таким образом, все четыре слоя, характерные для общественного правосознания. Однако, выступая в качестве представителя власти, судья, вынося приговор и определяя меру наказания, руководствуется, прежде всего, правовыми идеями и знаниями, своим профессиональным опытом, который и позволяет сформулировать судейское убеждения по конкретному уголовному делу. Безусловно, в формировании убеждения участвуют и правовые чувства, и эмоции, но в структуре специализированного правосознания эти компоненты должны играть второстепенную роль. Таким образом, изучая правосознание судей, необходимо исследовать не только знания ими законодательства, но и отношение к нему, а также объективированное выражение знаний и отношений в приговоре. Изложенная функциональная структура правосознания позволяет подвергнуть эмпирическому исследованию юридические знания и оценочные суждения, правовые установки и ориентации судей при назначении наказаний. Важная роль профессионального правосознания судей подчеркивается самим законодателем, обязывающим их руководствоваться в своей деятельности требованиями закона, своим внутренним убеждением и правосознанием (ст. 25 УПК Азербайджанской Республики). Основным элементом правосознания судей является осознание необходимости полного, всестороннего и объективного исследования, изучения и оценки материалов дела и личности обвиняемого, обязанности назначить справедливое наказание, а также осознание своей ответственности.

Правосознание судьи имеет особенно большое значение как фактор, действующий в мыслительном процессе, составляющем основу принятия решения при назначении наказания. И. М. Рагимов отмечает: «Существенным элементом мыслительной деятельности судьи является сознание цели, целеустремленности. В этих рамках в мыслительном процессе по конкретному делу деятельность, связанная с назначением наказания (выбором вида и размеров наказания), направляется правосознанием».

В советской юридической литературе утверждалось, что при определении вида и размера наказания на правосознание судьи оказывают существенное влияние и другие факторы, в частности, политические, экономические, нравственные отношения и т. д. Аналогичное суждение высказал и П. П. Осипов: «При вынесении приговора судья выступает не столько в качестве юриста, знатока правовых норм, сколько в качестве политического деятеля, руководствующегося всей системой своего мировоззрения, и прежде всего идеологическими и политическими взглядами и убеждениями». Такой взгляд давно устарел, поскольку судебная деятельность изолирована от политики, а судебная система независима от политической власти. В то же время мы все хорошо знаем, что в режиме авторитаризма судебная система полностью подчинялась политической власти КПСС, а судьи, как члены этой партии, беспрекословно выполняли директивы и установку идеологической платформы господствующей партии страны. Именно поэтому судья и его правосознание оценивались с точки зрения политических ориентаций, а не правовых и общечеловеческих интересов.

Итак, есть основания предположить, что проблемные ситуации в индивидуализации наказания в определенной мере обусловлены дефектами судейского правосознания, прежде всего его сугубо или преимущественно профессионально-целевой ориентацией. Это предположение и должно выступать в качестве центральной исследовательской гипотезы при эмпирическом изучении правосознания судей как фактора, влияющего на выбор вида и размера наказания.

Как уже было отмечено, при назначении наказания существенное значение имеет внутреннее убеждение судьи, которое является результатом, итогом работы судьи по исследованию дела. В свою очередь, в формировании внутреннего судебного убеждения важную роль играет правосознание судьи. Внутреннее убеждение определяет содержание судебного приговора. Что представляет собой «внутреннее убеждение» судьи? Внутреннее убеждение означает такое состояние психики, сознания, пребывая в котором, судья считает назначаемое наказание самым справедливым, индивидуальным, не вызывающим сомнений. Внутреннее убеждение не может быть инстинктивным, стихийным, произвольным, основанным на чисто субъективных побуждениях.

И. М. Рагимов отмечает: «Внутреннее убеждение как состояние есть не просто деятельность, выражающаяся в ощущении, в оценке, оно возникает не в результате сиюминутных впечатлений». Безусловно, наряду с необходимыми предпосылками, элементами формирования рационального убеждения служат умственная деятельность, выражающаяся в размышлении, сопоставлении, взвешивании отдельных доказательств, и всесторонняя самокритика модели возможного решения, после этого проверка правильности всех выводов, и наконец, установление логических, причинно-следственных связей между данными, которые легли в основе решения. Именно по этой причине требование о том, чтобы судебные решения основывались на «личном убеждении» судей и свободной оценке доказательств, провозглашено во Франции законом от 16 сентября 1791 г.

В то же время, несмотря на то, что в рамках закона судебное убеждение свободно, но оно не может быть произвольным. Рамки уголовно-правовых санкций, некоторое единообразие условий, общие принципы и начала не дают возможности судье при принятии решения исходить из субъективных оценочных суждений. Внутреннее судейское убеждение при назначении наказания складывается на основе анализа степени и характера общественной опасности совершенного преступления, личности виновного, смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств. Но самое главное — правильная оценка судом значения этих факторов в соответствии с целями наказания на основе уголовного закона. Личностные качества судьи, участвующего в назначении наказания, вместе с непосредственными социальными воздействиями, физиологическими, особенно нейрофизиологическими, и тому подобными фактами, а также вызываемыми ими различными психическими, имеют существенное значение в формировании внутреннего убеждения.

В связи с подготовкой данной монографии нами был проведен опрос судей судов Азербайджанской Республики. Целью проведенного опроса было выяснение состояния практического применения отдельных общих начал назначения наказания, а также степени влияния различных факторов на деятельность судов по конкретным уголовным делам. При опросе особое внимание было уделено выяснению отношения судей к тем обстоятельствам и факторам, которые подлежат обязательному учету при назначении наказания.

Опрос проводился в январе 2003 г. Было опрошено 100 судей судов первой и апелляционной инстанций Азербайджанской Республики.

Опрос проводился по следующим вопросам.

1. Какие факторы Вы учитываете при характеристике личности виновного?

2. На основе каких факторов Вы определяете характер и степень общественной опасности преступного деяния?

3. На основе каких обстоятельств Вы прогнозируете вероятность достижения целей наказания, предусмотренных ст. 41.2 УК АзР?

4. Вам хотелось бы определить зависимость между совершенным преступлением и назначаемым наказанием с помощью технических средств (например, компьютерной программы)? Если возможно, почему?

5. Достаточны ли предусмотренные в УК АзР правовые средства для определения зависимости между совершенным преступлением и назначаемым наказанием?

6. Достаточны ли предусмотренные в ст. 58.3 УК АзР общие начала для назначения справедливого наказания за совершенное преступление?

7. Оправдывает ли себя требование ст. 58.3 УК АзР об учете при назначении наказания «влияния назначенного наказания на исправление лица и на условия жизни его семьи»?

8. Достаточны ли предусмотренные в ст. 59 УК АзР смягчающие наказание обстоятельства, по Вашему мнению? Какие еще обстоятельства следует включить в их число или, наоборот, какие обстоятельства необходимо исключить из их числа?

9. Достаточны ли предусмотренные в ст. 61 УК АзР отягчающие наказание обстоятельства, по Вашему мнению? Какие еще обстоятельства следует включить в их число или, наоборот, какие обстоятельства необходимо исключить из их числа?

10. На основе каких факторов и обстоятельств Вы определяете возможность влияния назначенного наказания на исправление осужденного?

11. Следует ли расширить пределы судейского усмотрения или установить абсолютно точную санкцию?

12. Имеется ли влияние субъективных факторов при назначении наказания? Какие субъективные факторы более существенны?

13. Что Вы считаете важным для обеспечения независимости судей?

Результаты опроса

1. На первый вопрос получены следующие ответы:

1) только требования УК — 27;

2) прежняя судимость, семейное положение, обстоятельства жизни, поведение на работе и в быту, возраст — 73.

К факторам, указанным в п. 2, были добавлены еще и следующие: поведение после совершения преступления — 5; уровень психического развития — 15; заслуги перед родиной — 5; положение в обществе — 4; тяжесть совершенного преступления — 5; чистосердечное признание в совершенном преступлении и искренность — 9.

2. На второй вопрос получены следующие ответы:

1) требований УК — 18;

2) отягчающих наказание обстоятельств — 6;

3) характера общественных отношений, на которые совершено покушение, степени тяжести причиненного ущерба — 76.

К факторам, указанным в п. 2, были добавлены еще и следующие: формы вины, времени и места совершения преступления — 22; способы совершения преступления, цели совершения преступления — 5.

3. На третий вопрос были получены следующие ответы:

1) обстоятельств, характеризующих личность преступника, характера и степени общественной опасности преступления — 41;

2) только тех обстоятельств, которые предусмотрены в УК — 26;

3) степени убежденности преступника в неизбежности наказания, в его справедливости, законности и обоснованности — 27;

4) не ответили — 6.

4. На четвертый вопрос последовал единодушный ответ — нет. При этом причину такого мнения объясняли следующим образом:

1) потому что решение этого вопроса имеет психологический и моральный характер — 9; 2) потому что технические средства не способны индивидуализировать наказание — 91.

5. На пятый вопрос всеми судьями дан однозначный ответ — да.

6. На шестой вопрос судьями также дан однозначный ответ — да.

7. На седьмой вопрос получены следующие ответы: 1) да — 86; 2) нет — 5; 3) частично оправдывает — 9.

8. На этот вопрос был получен единодушный ответ (да — 100). При этом на вторую часть вопроса были получены следующий ответы: поскольку УК позволяет учитывать в качестве смягчающего наказание обстоятельства и иные, не предусмотренные ст. 59.1 УК АзР обстоятельства, нет необходимости включать в их число иные обстоятельства.

9. На девятый вопрос даны следующие ответы:

1) да — 82;

2) в их число следует включить такое обстоятельство, как «совершение преступления в состоянии опьянения» — 14;

3) в их число следует включить такое обстоятельство, как «особо активное участие в совершении преступления» — 4.

10. На данный вопрос получены следующие ответы:

1) прежней судимости — 26;

2) соразмерности наказания и совершенного деяния — 41;

3) индивидуального подхода;

4) чистосердечного признания осужденного в совершенном преступлении, его искренности — 9;

5) интеллектуального уровня и уровня образования осужденного — 6;

6) всех обстоятельств, характеризующих его личность — 5;

7) не ответили — 8.

11. На одиннадцатый вопрос получены следующие ответы:

1) расширить пределы судейского усмотрения — 87;

2) существующие санкции достаточны — 4;

3) установить абсолютно определенные санкции — 5;

4) не ответили — 4.

На этот вопрос получены такие ответы: 1) да — 27; 2) иногда да — 9; 3) нет — 37; 4) зависит от судьи — 4; 5) определенно не ответили — 23. При этом никто из опрашиваемых не указал конкретных субъективных факторов.

12. На последний вопрос были получены следующие ответы:

1) существующие гарантии независимости судей достаточны — 82;

2) необходимо увеличить срок полномочий судей, установить верхний предел возраста для должности судьи, улучшить их материальное обеспечение — 9;

3) необходимо расширить процессуальные полномочия судей (предоставить им право на возбуждение уголовного дела, возвращение уголовного дела на дополнительное расследование из-за неполноты проведенного предварительного следствия), лишить прокуроров права приносить апелляционный протест на оправдательные приговоры судов — 1;

4) не ответили — 8.

Таким образом, основной вывод, сделанный нами по результатам опроса, сводится к тому, что судьи при вынесении приговора и назначении конкретной меры наказания виновному все еще чаще руководствуются не алгоритмами и методиками, а собственным убеждением.

Одним из смягчающих моментов внутреннего убеждения судьи является осознание им своей независимости. На сегодняшний день, к сожалению, мы не можем утверждать, что наш суд является самостоятельным органом, выполняющим свое специфическое предназначение в обществе. Вместо функций, свойственных природе судебной власти (разрешать правовые споры) суд выполняет задачи, навязанные извне в угоду достижения определенных неправовых целей.

Итак, в заключение следует подчеркнуть, что субъективизм в судебной деятельности по назначению наказания неизбежен. По этой причине необходимо говорить не об устранении субъективизма вообще, а о сужении его пределов, о том, чтобы свести к минимуму субъективные факторы, влияющие на принимаемые судебные решения.

Думается, что целенаправленная деятельность по сведению к минимуму субъективизма в судебной деятельности должна вестись по двум основным направлениям. Во-первых, необходимо в законодательном порядке все больше детализировать обстоятельства, подлежащие учету при индивидуализации наказания. Вопросы индивидуализации наказания мы затронули в предыдущей главе монографии, но здесь следует упомянуть некоторые детали. Расширение круга обстоятельств и фактов, подлежащих обязательному учету при индивидуализации наказания, придает им объективный характер и тем самым сужает пределы субъективизма. Именно с учетом этого новый уголовный закон страны закрепил несколько новых обстоятельств, не предусмотренных в старом законе, и в отдельных нормах определил влияние некоторых из них на вид и размер назначенного судом наказания.

Во-вторых, для сведения к минимуму субъективизма при назначении наказания необходимо провести комплексные мероприятия организационно-кадрового характера. На наш взгляд, эти мероприятия должны быть направлены на повышение квалификации, профессионализма и уровня правосознания судейского корпуса, с одной стороны, и на утверждение и дальнейшее укрепление независимости судебной системы — с другой. Решение этих задач, несомненно, требует достаточного времени и целенаправленных усилий.

Формирование профессионального судейского корпуса и обеспечение независимости справедливой, объективной судебной системы тесно взаимосвязаны. В этом смысле следует усовершенствовать существующий порядок подбора и расстановки судей, а также прекращения их деятельности, чтобы судьи не находились в материальной, служебной или иной зависимости от других ветвей государственной власти. В повышении профессионального уровня судей, углублении их правового сознания значительную роль могут играть обобщение судейского опыта, рекомендации и разъяснения вышестоящих судебных инстанций.

Необходимо отметить еще и тот факт, что законность, объективность и справедливость судебных решений и тем самым уровень субъективизма в судейской деятельности во многом зависит от уровня развития самого общества. Сказанное свидетельствует о том, что с субъективизмом в судейской деятельности необходимо «бороться» не только путем реформ судебно-правовой системы, но и путем обновления всех сфер общественной жизни. Одним словом, для создания справедливой, объективной судебной системы требуется формирование нового типа общественного сознания (в том числе нового типа общественного правосознания), утверждение новых взглядов на государственно-правовые институты.