От обороны — к наступлению. Враг в панике: «Бомбят невидимки». Гаубицы на горной вершине. Падение Винер-Нейштадта. Бои на улицах Вены. Полк в огневом кольце. Парад Победы

Войска 3-го Украинского фронта, ведя в межозерье Веленце, Балатон тяжелые оборонительные бои, не прекращали подготовки к наступательной операции. На правом крыле фронта намечался мощный удар по врагу силами 9-й и 4-й гвардейских армий.

10 марта 1945 года меня вызвал командир 2-го артиллерийского корпуса генерал-лейтенант В. С. Нестерук и ознакомил с приказом командующего фронтом. В нем излагались задачи соединений в связи с переходом в наступление. Наша 19-я артиллерийская дивизия силами 15, 29, 38-й бригад и двух дивизионов 49-й бригады должна сосредоточиться к 13 марта в полосе 9-й гвардейской армии, заняв позиции юго-восточнее Замоля. Я отыскал это место на карте. Поселок был невелик, но там линия фронта почти по прямой шла к югу до Секешфехервара. Далее в приказе отмечалось, что дивизионы 32-й бригады переподчиняются 4-й гвардейской армии. Остальные наши части оставались в 27-й армии до конца сражения у Балатона.

Такое распределение сил дивизии по трем общевойсковым армиям сулило нам немалые трудности и в управлении бригадами, и в их обеспечении боеприпасами, горючим, продовольствием. Но приказ есть приказ. Он основывался на той сложной обстановке, в которой находились войска фронта.

Конечно, тяжело было мне отрываться от полков 170-й и 173-й бригад, героически дравшихся у Балатона. Но надо смотреть вперед, готовиться к завтрашнему дню. Отдав приказ по дивизии с указанием новых задач, я немедленно выехал в Ловашберень — небольшой городок восточнее Замоля. Здесь предполагалось разместить командный пункт дивизии, сюда должны передвинуться полки и дивизионы четырех наших бригад.

Погода стояла ненастная. Части совершали марш по разбитым дорогам, в дождь и снегопад. Ради маскировки батареи шли только ночью.

Готовясь к прорыву, главное внимание штаба мы сосредоточили на разведке. Стремились полнее вскрыть систему неприятельской обороны, его огневых средств. Много потрудились в те дни разведчики нашей дивизии, их начальник майор М. И. Курек. Этот офицер имел хорошую военную подготовку, отличался сметливостью, быстро делал расчеты. Правда, я еще как следует не видел его в бою, но верил, что и там он покажет себя смелым и толковым разведчиком.

Главная полоса обороны противника на участке от Замоля до Секешфехервара проходила по гряде восточных склонов гор Вэртэшхедьшех. Здесь многие занятые фашистами высоты, такие, как 225, 207, 219, господствовали над нашим расположением. Позиции гитлеровцев были изрезаны глубокими траншеями, покрыты сетью дзотов, прикрывались минными полями и проволочными заграждениями. Местность в полосе нашего наступления изобиловала горно-лесистыми массивами, каналами и населенными пунктами, подготовленными к круговой обороне.

Внимательно всматриваюсь в развернутую передо мной разведкарту, читаю «легенду» — пояснительную запись, слушаю доклад Михаила Ивановича Курека. На карте много разных синих знаков. «Молодцы, разведчики, если столько данных о противнике собрали», — думаю я, но тут же спрашиваю майора:

— Как вы смогли в считанные дни собрать все это? Нет ли тут липы?

М. И. Курек сдвигает брови, не по душе ему мои слова, но докладывает спокойно, твердо:

— Эти данные, товарищ генерал, — результат работы всех средств войсковой разведки. Я держу тесную связь с разведчиками всех соседних стрелковых соединений, имею и данные авиаразведки. Кроме того, получили сведения о противнике от частей, которые до сих пор стояли в здешнем районе. — Михаил Иванович делает паузу и добавляет: — Ну и мы, разведчики штабов дивизии и подошедших бригад, тоже ведем непрерывную разведку.

— Здесь-то синих целей много. — Я сложил карту. — Поедем на наш наблюдательный пункт, там и узнаем, какие из них посмотреть можно.

На высоте 194, где был оборудован НП дивизии, нас встретил командир батареи управления капитан П. И. Лягуша. Мы прошли по окопу к месту, где разведчики вели наблюдение в стереотрубы. У одной стал я, у другой — майор М. И. Курек. Он указал ориентиры и стал обстоятельно докладывать о вскрытых разведкой объектах вражеской обороны.

Между тем штаб нашей дивизии вместе со штабом артиллерии 37-го стрелкового корпуса, в полосе наступления которого мы получили большинство огневых задач, работал над планом огневого обеспечения наступления. Корпус прорывал оборону противника на участке Замоль, высота 167, имея в первом эшелоне 98-ю и 99-ю гвардейские стрелковые дивизии, а во втором — 103-ю. Главный удар наносился левым флангом. Ему предшествовала артподготовка продолжительностью в один час. На нее отпускалось полтора боекомплекта, а на бой в глубине обороны — половина боекомплекта. Был тщательно спланирован огонь орудий и минометов, что получило затем отражение в боевых приказах, планах артнаступления, таблицах огня.

Начальнику штаба дивизии полковнику С. Д. Кравченко пришлось работать почти без отдыха, и документы были готовы в кратчайший срок. Мы вызвали на КП командиров и начальников штабов бригад, продиктовали им необходимые данные из дивизионного плана артиллерийского наступления и сразу же отпустили. Время было дорого, и, когда из дивизии в части пришли документы по операции, оставалось лишь их все еще раз тщательно проверить.

Начало наступления было назначено на 16 марта, но уже днем 14 марта командир 15-й тяжелой минометной бригады полковник И. К. Богомолов доложил:

— Бригада полностью готова к действиям.

Я немедленно выехал к нему, поскольку о деловых качествах комбрига еще не имел четкого представления, а его штаб пока не приобрел боевого опыта. Иван Кириллович Богомолов прибыл в дивизию перед самым нашим отъездом на фронт, заменив внезапно заболевшего полковника З. М. Николаева.

Штаб 15-й минометной бригады я нашел в надежном бункере. Просмотрев боевые документы, выслушав доклады начальника штаба подполковника А. Я. Ванюгина, его помощника по разведке майора А. И. Антонова, решил проверить готовность к боевым действиям одного из дивизионов. Впечатление осталось хорошее. Оно закрепилось во время беседы с комбригом, который за истекший месяц хорошо изучил новейшее по тем временам оружие — тяжелые 160-миллиметровые минометы и правила их боевого применения.

Штаб дивизии между тем обстоятельно проверил готовность к операции полков 38-й минометной бригады и дивизионов 49-й гвардейской тяжелой гаубичной бригады.

К исходу 15 марта все необходимое было сделано. Поздно вечером мы получили указания о начале артподготовки. Орудия должны открыть огонь в 10 часов 35 минут, а через час — атака пехоты и танков.

Ночь прошла быстро. И вот утро 16 марта 1945 года. Плотный туман непроницаемой пеленой окутал землю. На высоте 194 я встретился с командиром 37-го стрелкового корпуса генерал-лейтенантом П. В. Мироновым. Наши НП были по соседству. Я доложил командиру корпуса о готовности частей дивизии к боевым действиям. Здороваясь со мной, он сказал с горечью:

— Эх, как затуманило!

Действительно, время начала артподготовки близилось, а видимость не улучшалась. Наконец поступило приказание о переносе наступления на более поздний срок. Мы с облегчением вздохнули.

К полудню стало проясняться. Сквозь поредевшую дымку уже можно было наблюдать вражеские позиции. В 14 часов 55 минут загремела канонада.

Много раз доводилось мне наблюдать артиллерийскую подготовку. И каждая последующая из них была мощнее предыдущей. Сейчас вот, глядя на разрывы, вспоминал сражение на реке Ламе 10 января 1942 года. Я уже рассказывал, что там впервые проводилось артиллерийское наступление. На двухкилометровом фронте, где наносила главный удар 352-я стрелковая дивизия, тогда сосредоточилось около 140 орудий и минометов. По тому времени — очень высокая плотность. А теперь на участке прорыва 9-й гвардейской армии только на один километр фронта приходилось около 170 орудий и минометов на 9 самоходно-артиллерийских установок. Кроме того, намного возросла мощность артиллерийских систем.

Целый час длилась обработка позиций противника. В первые пять минут — огневой налет по траншеям переднего края и ближайшей глубине, по батареям, штабам и резервам. Затем в течение 45 минут огонь велся на подавление разведанных огневых средств врага, а также по его второй и третьей траншеям. Орудия, выделенные для стрельбы прямой наводкой, уничтожали цели на переднем крае. Контрбатарейные и контрминометные группы по особому графику подавляли вражескую артиллерию и минометы. В последние 10 минут вновь производился мощный налет по переднему краю и ближайшей глубине обороны противника.

Когда наши войска пошли в атаку, огневой вал артиллерии сопровождал пехоту и танки. Перенос огня в глубину осуществлялся методом сползания: вначале переносился огонь более тяжелых орудий и минометов, а затем — по мере продвижения пехоты — огонь переносили меньшие калибры. Для создания перед наступающими частями подвижного огневого щита от артиллеристов требовалась большая точность.

Огневой вал сопровождал наступающих в течение 40 минут на глубину полтора километра. А дальше артиллерия использовалась методом последовательного сосредоточения огня — ПСО.

В журнале боевых действий 37-го гвардейского стрелкового корпуса 16 марта сделана такая запись: «При прорыве укрепленной полосы противник на переднем крае оказал незначительное сопротивление в силу того, что артиллерией были разрушены инженерные сооружения и препятствия, уничтожены и подавлены огневые точки и живая сила».

К сожалению, наши стрелковые части не смогли в полной мере использовать результаты ударов артиллерии, авиации и добиться высоких темпов наступления. В результате неприятель восстановил нарушенное управление войсками, перебросил к месту прорыва пехотные и танковые части с неатакованных участков. В ночь на 17 марта большая группа фашистской пехоты с 30 танками предприняла ряд контратак на позиции 98-й стрелковой дивизии из района Мадьяралмаш. Бой длился до рассвета. Стойко держались гвардейцы 98-й дивизии, поддерживаемые огнем тяжелых минометов нашей 15-й бригады. Гитлеровцы понесли большие потери и отошли.

Днем 17 марта после короткой артподготовки (били мы по узлам сопротивления) вводились в бой вторые эшелоны стрелковых дивизий. Наши части к вечеру вклинились в оборону противника на глубину до 10 километров. Однако фашисты, подтягивая резервы, ожесточенно сопротивлялись. Продвижение наших стрелковых частей замедлялось также из-за нехватки танков непосредственной поддержки пехоты. Тем большая ответственность ложилась на артиллеристов и минометчиков.

Наши минометчики в эти дни поработали крепко! Полки 38-й бригады, громя вражеские позиции, только за 16 марта израсходовали 2880 мин! Батареи неотступно двигались в боевых порядках пехоты, обеспечивая огнем продвижение стрелковых подразделений. Полковник М. 3. Голощапов на КП бригады рассказывал:

— Сегодня отличилась батарея капитана Загидова. Сразу же после выдвижения на новый рубеж Загидов обнаружил огневые точки противника — зарытые в землю танки. Расчет старшего сержанта Шидловского быстро пристрелял цель, и батарея тут же произвела огневой налет. Танки замолчали. Но в это время по нашим наступающим стрелкам враг открыл огонь из минометов. Разведчики Загидова засекли батарею противника. И снова расчет Шидловского удачно произвел пристрелку цели, а вслед за этим накрыл минометную батарею.

Естественно, я заинтересовался снайперским расчетом, о котором рассказывал комбриг. Выяснилось, что Шидловский — коммунист, грамотный и смелый младший командир. Его расчет и в дни учебы отличался слаженностью, точностью в стрельбе и справедливо считался лучшим на батарее. В этом маленьком боевом коллективе были воины разных национальностей. Русский Сергеев, украинец Шидловский, башкир Гайбайдуллин, каракалпак Изикеев… Все они, спаянные братской дружбой советских людей, стремились к одному — беспощадно громить фашистов.

Большой урон врагу наносила 15-я тяжелая минометная бригада. Она была единственной в войсках фронта. Пленные фашисты, испытавшие на себе навесный огонь 160-миллиметровых минометов (высота траектории мин доходила до 5000 метров), сравнивали этот обстрел с авиационной бомбежкой и в испуге спрашивали: «Почему самолетов в воздухе нет, а нас бомбят?»

Да, эффект от разрыва наших тяжелых мин оказался огромным. Однако первый опыт боевого применения новых минометов поставил перед офицерами 15-й бригады немало сложных вопросов. По инструкции разрешение на открытие огня из них должен был давать старший артиллерийский начальник. В условиях, когда пехота нуждалась в непрерывной огневой поддержке, ждать или добывать такое разрешение не всегда оказывалось возможным. И надо отдать должное Ивану Кирилловичу Богомолову, который брал на себя ответственность и доверял командирам дивизионов самим решать, когда нужно открывать огонь. (Между прочим, впоследствии Иван Кириллович с улыбкой признавался мне, что поначалу скептически относился к минометному оружию. Почти всю войну он провел в тяжелой артиллерии, командовал под Ленинградом пушечным полком.)

Чтобы подольше сохранить секрет нового оружия, инструкцией запрещалось делать пристрелку. Но стрельба без пристрелки — это нередко напрасная трата драгоценного боезапаса.

Полковник Богомолов и тут брал на себя ответственность за нарушение инструкции.

Возникли сложности и технического порядка. После первого выстрела плита миномета уходила в землю, особенно если грунт оказывался рыхлым. Воины 15-й бригады разработали нехитрые приспособления: прочные щиты из досок и хвороста, на которые в бою ставились плиты минометов. Словом, новое оружие потребовало творческого подхода к его боевому применению, и минометчики полковника И. К. Богомолова проявили себя с самой лучшей стороны.

Впрочем, и в использование уже испытанного в боях оружия вносилось немало нового. Ранее мне казалось, что тяжелые «катюши» не способны к быстрому маневру, к действию с ходу. Для стрельбы снарядами М-30 применялись станки рамного типа, каждый для четырех снарядов. Для подвоза этих рам и боеприпасов, установку их и заряжание требовалось несколько часов. Да и дальность стрельбы реактивных установок БМ-30 была малой — около трех километров, не говоря уже о большом рассеивании снарядов.

Однако в 1944 году на вооружение были приняты новые снаряды улучшенной кучности (УК) и боевые машины для пуска этих снарядов М-31. Дальность стрельбы достигла 4325 метров, а рассеивание уменьшилось в 6 раз. Боевая машина получила название БМ-31-12, так как каждая могла выпустить одновременно 12 снарядов. Это оружие было уже несравненно лучше прежнего. И все-таки старые впечатления не выветривались из памяти, я не без тревоги ожидал первых результатов боевых действий 29-й гвардейской минометной бригады, состоявшей из четырех дивизионов БМ-31-12.

Но гвардейцы развеяли сомнения, доказали, что тяжелые «катюши» способны быстро маневрировать на поле боя. Батареи БМ-31-12 наносили по врагу смертоносные залпы, не отрываясь от передовых стрелковых частей. Так было, например, когда в районе железнодорожного разъезда Игар фашисты внезапным и сильным огнем задержали продвижение наших стрелковых подразделений. Находившиеся в боевых порядках пехоты батареи 1-го дивизиона тут же дали залп по огневым средствам противника и заставили их замолчать.

19 марта у поселка Фехерварчурго гитлеровцы сосредоточили пехоту и танки для контратаки. Получив сообщение об этом, заместитель командира 29-й бригады подполковник Л. Н. Евсеев сумел в минимально короткое время, в трудных условиях бездорожья подтянуть сюда несколько батарей. Внезапный огонь тяжелых «катюш» обрушился на врага. Меткие залпы гвардейских минометов не только сорвали контратаку противника, но и облегчили нашей пехоте взятие поселка.

Инициативно и тактически грамотно действовал зам-комбрига и в бою за городок Шаркерестеш. Обстановка тут сначала складывалась не в нашу пользу. Перебросив сюда несколько десятков танков и штурмовых орудий, гитлеровцы создали превосходство в силах и потеснили наши стрелковые подразделения. Подполковник Л. Н. Евсеев быстро подготовил дивизионный залп. 144 тяжелых реактивных снаряда обрушилось на врага. Не давая фашистам опомниться, Евсеев умело перекрыл огнем подступы к городку, и вскоре наши подразделения овладели Шаркерестешем.

В боевых успехах 29-й гвардейской минометной бригады немалая заслуга ее разведчиков. Начальник разведки капитан А. В. Несин постоянно находился в подразделениях первого эшелона. Он искусно вел разведку, своевременно докладывал обстановку в штаб бригады, активно, умело действовал в сложнейших ситуациях. В первый же день наступления Несин обнаружил в районе высоты 225 минное заграждение и нашел в нем проходы, хотя не имел специальных средств. Вместе с разведчиками он преодолел минное поле, а затем провел по нему дивизионы «катюш». А в бою за Шаркерестеш храбрый офицер вместе с двумя разведчиками захватил немецкую пушку и открыл из нее огонь по отходящим фашистским автоматчикам.

Отважно действовали в этих боях бойцы и командиры всех специальностей. Когда противник минометным огнем нарушил телефонную связь между батареями 1-го дивизиона, комсомолец А. Ф. Пестов бросился исправлять линию. Пробираясь от воронки к воронке, он устранил восемь повреждений. Фашисты продолжали вести огонь. Осколками вражеской мины связист был ранен в спину и руку. Но, собрав все силы, комсомолец пополз по линии, соединяя порывы. Так он обеспечил бесперебойную боевую работу гвардейских минометов. Узнав о подвиге отважного телефониста, я наградил А. Ф. Пестова орденом Славы III степени.

18 марта после полудня я получил приказание срочно прибыть на командный пункт 9-й гвардейской армии: туда приехал командующий артиллерией фронта генерал-полковник М. И. Неделин. С большим трудом под вечер добрались мы до командного пункта армии.

Выслушав мой рапорт, генерал-полковник М. И. Неделин сказал:

— Я уже знаю, что 19-я дивизия действует успешно. Но командующий фронтом не удовлетворен темпами наступления. Мы понимаем, местность трудная: горы, леса, опорные пункты на каждом километре. Иным командирам недостает решительности. Надо лучше организовать взаимодействие между пехотой и артиллерией, совершенствовать управление частями на поле боя. Подумайте об этом, примите немедленно меры.

— Плохо, что части нашей дивизии оказались в трех армиях, это очень затрудняет управление, — ответил я.

Меня поддержал командующий артиллерией 9-й гвардейской армии генерал-майор артиллерии В. И. Брежнев.

— Я просил, — сказал он, обращаясь к М. И. Неделину, — чтобы все хозяйство Великолепова полностью передали нашей армии.

М. И. Неделин ответил, что в интересах фронта 173-я гаубичная бригада передана 26-й армии, 32-я бригада большой мощности останется в 4-й гвардейской армии. А для 9-й гвардейской армии и пяти бригад достаточно, ведь 170-я перешла в ее полосу. Главное — лучше использовать наличные силы на поле боя. К тому же скоро в прорыв вводится 6-я гвардейская танковая армия. Генерал-полковник Неделин поинтересовался, как обеспечены наши части.

Фронтовой опыт давно научил иметь при себе последние сведения о наличии вооружения, боеприпасов, горючего. Доклад удовлетворил командующего артиллерией фронта.

— И впредь не забывайте своевременно подвозить боеприпасы и горючее, — наставлял он. — Темпы наступления должны нарастать, а впереди еще немало сильноукрепленных рубежей.

— Особенно на австро-венгерской границе, — добавил Владимир Иосифович Брежнев. — По имеющимся сведениям, фашисты там понастроили немало!

Получая указания, я с беспокойством посматривал на часы. Митрофан Иванович Неделин заметил это.

— Ну что же, вам надо отправляться. Впрочем, здесь недалеко. — Командующий артиллерией взглянул на карту. — Быстро доберетесь.

Я пояснил, что дороги сильно разбиты, ехать придется долго, и попросил разрешения поговорить со штабом дивизии: в боевой обстановке долгое отсутствие комдива неизменно вызывает беспокойство на командном пункте.

Выехали мы уже в полной темноте. Я торопил водителя. На какой-то развилке полевых дорог наш «виллис» пошел новым, неизвестным мне путем. И вдруг впереди — огромная лужа. А объезда нет. Иван Белоусов лихо дал газ. Но проскочить не удалось, мы застряли. Пришлось отправлять за помощью. Часа через полтора прибыл бронетранспортер и вытащил наш «виллис». Только к полудню мы добрались до своего командного пункта.

С вводом в прорыв 6-й гвардейской танковой армии генерал-полковника А. Г. Кравченко темпы наступления наших войск стали нарастать. Но в горно-лесистой местности, где дорог почти не было, артиллерия подчас отставала от стрелковых и танковых частей. Выполняя приказ М. И. Неделина, я передал комбригам письменное распоряжение о необходимости в любых условиях неотступно следовать за пехотой, передвигать дивизионы и батареи перекатом, не дожидаясь особых указаний. Потребовал также непрерывно вести разведку, держать более тесный контакт с общевойсковыми командирами.

К 25 марта 1945 года войска нашего фронта преодолели горный массив — Баконский лес, пройдя за эти дни с тяжелыми боями свыше 70 километров. К сожалению, полностью окружить, как планировалось, группировку фашистских войск у Балатона не удалось. Противник через узкий коридор вдоль северной части озера сумел вывести часть своих сил из кольца. Но потери врага были огромны: до 45 тысяч солдат и офицеров, около 500 танков и штурмовых орудий, до 300 орудий и минометов, почти 500 бронетранспортеров и более 250 самолетов.

Картина разгрома фашистских войск во всем своем драматическом величии предстала передо мной, когда довелось проезжать из Берхида через Вилониа на Веспрем. Южнее дороги шла последняя гряда высот перед Балатоном. Поднимаясь на них, я хорошо видел местность вплоть до темного уреза воды у берега озера. Повсюду чернели исковерканные или сожженные танки, машины, разбитые орудия, трупы гитлеровцев. Здесь под ударами нашей авиации, артиллерии и танков проходил поток отступавших эсэсовских дивизий. Зрелище потрясающее. Нечасто приходилось видеть подобное.

Небезызвестный фашистский генерал Гудериан в книге «Воспоминания солдата» писал, что разгром у Балатона лучших эсэсовских дивизий произвел на Гитлера такое гнетущее впечатление, что «он разразился страшным гневом, приказав сорвать нарукавные знаки с названием этих частей у личного состава».

Вечером 24 марта 1945 года московское радио передало приказ Верховного Главнокомандующего о разгроме вражеской группировки юго-западнее Будапешта. В приказе объявлялась благодарность отличившимся соединениям. Среди них была и наша 19-я артиллерийская дивизия. Советская столица от имени Родины салютовала этой славной победе войск 3-го Украинского фронта 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

С 26 марта 1945 года войска нашего фронта начали преследование противника. Его попытка организовать сопротивление на рубеже реки Раба провалилась. В эти дни особый боевой успех выпал на долю полков 170-й легкой артиллерийской бригады. Превосходно проявил себя ее командир Герой Советского Союза полковник К. П. Чернов. Человек волевой и отважный, способный принять, не боясь ответственности, даже самое дерзкое решение, он в обстановке стремительного наступления испытывал особое воодушевление. Весь облик этого офицера-коммуниста, все его действия служили достойным примером для подчиненных. Имея большой фронтовой опыт, К. П. Чернов умело организовывал взаимодействие с пехотой, танками. Полки 170-й бригады никогда не отставали от стрелковых частей, отважно вступали в схватки с врагом.

29 марта 1-й дивизион 1144-го артполка 170-й бригады прикрывал левый фланг 317-го стрелкового полка, занимая позиции у поселка Бейц-Дьертянош. Левый сосед несколько поотстал, позиции дивизиона оказались без прикрытия. Фашисты, воспользовавшись этим, бросили на артиллеристов пехотный батальон. Пушкари не дрогнули, встретили врага метким огнем. Однако гитлеровцам удалось занять южную часть поселка и отрезать наблюдательный пункт дивизиона от огневых позиций.

В этот критический момент артиллеристы 1-й батареи выдвинули свои орудия на окраину поселка и открыли огонь прямой наводкой. Но враг наседал, несмотря на потери. В одном месте гитлеровцы даже подошли к нашим орудиям вплотную. Командир взвода младший лейтенант Н. Н. Шмаров бросился с автоматом вперед и, увлекая бойцов, сумел отбросить врага. Фашисты, открыв сильный ружейно-пулеметный и минометный огонь, снова пошли в атаку — артиллеристы и ее отбили. Тогда вражеские автоматчики обошли боевые порядки артиллеристов и снова отрезали наблюдательный пункт от батарей. Все взводы управления дивизиона были брошены в контратаку — противник отступил в третий раз.

К этому моменту у части пушек кончились снаряды. Командир дивизиона майор Д. А. Пиценко приказал бойцам, вооруженным автоматами, пулеметами и гранатами, занять оборону впереди орудий. Гитлеровцы в четвертый раз пошли в атаку и на участке 2-й батареи подобрались совсем близко к огневой позиции. Расчеты стояли насмерть у своих пушек. Командир дивизиона, личным примером воодушевляя бойцов, поднял их в контратаку. При поддержке орудий, стрелявших прямой наводкой, пушкари не только сумели выбить гитлеровцев из поселка, но и отбросили их дальше, более чем на километр. Фашисты потеряли минометную батарею и десять пулеметов. На поле боя только вблизи огневых позиций батарей осталось около 200 трупов гитлеровцев.

Трудно выделить отличившихся в том бою, все стояли насмерть. К примеру, двадцатилетний старший лейтенант В. В. Муравьев. На отдыхе — веселый, милый балагур, в бою — бесстрашный офицер. Будучи раненным, Муравьев не покинул поста, продолжал командовать батареей, расстреливая фашистов прямой наводкой.

В тот же день 29 марта другой дивизион 1144-го артполка участвовал в ожесточенном бою за поселок Икервар. Стойко дрались орудийные расчеты, отбивая вражеские контратаки. Командир орудия 4-й батареи комсомолец младший сержант Г. В. Демерчьян был тяжело ранен, но продолжал вести огонь из своего орудия, пока вражеская пуля не сразила героя.

Тяжело переживали товарищи и гибель капитана Н. А. Петрова. Несмотря на молодость ему не исполнилось и двадцати пяти, — офицер прошел через многие бои. Еще в сорок третьем дрался под Керчью, затем освобождал Севастополь. Отважно воевал капитан Петров и на венгерской земле. У города Веспрем его батарея, отражая контратаку врага, подверглась жестокой бомбардировке. Капитан Петров продолжал руководить огнем до тех пор, пока осколок бомбы не попал ему в самое сердце. Боевые товарищи нашли на груди Николая Петрова комсомольский билет, пробитый осколком, обагренный кровью.

В эти дни мы понесли потери и от изощренно заложенных фашистами мин. Изучить эти случаи и рассказать о них в нашей дивизионной газете «Добьем врага» мы поручили капитану Николаю Кошелеву, сотруднику редакции. Кошелев часто бывал в боевых порядках частей, все старался увидеть своими глазами, все записать. Возвратившись с передовой, он рассказал:

— Вчера был в одном из взводов управления. После боя мы подошли к окопам, только что оставленным противником. Там повстречали сапера. Это был гвардии сержант Алексей Кузубов. Мы застали его за странным занятием. Он, заложив руки за спину, внимательно и долго осматривал шинель, фуражку, сапоги и полевую сумку гитлеровского офицера. «Что вы здесь делаете?» — спросил я его. «Осторожней, товарищ капитан! — предупредил сапер. — Фрицевское барахло минировано! Возьмешься за шинель — взлетишь на воздух!» Решив убедить нас в этом, Кузубов осторожно зацепил крючком полу шинели и, укрывшись в окопе, потянул шинель. Раздался взрыв. «Нам, саперам, — рассказал сержант, — часто приходится сталкиваться с коварством врага. Когда вошли в Фехерварчурго, то в одном из домов я увидел большой ящик с продуктами. Он был открыт, видимо, для того, чтобы привлечь внимание. Это-то меня и насторожило. И точно, ящик оказался заминированным. В другом доме мы нашли мину в печке. А в саду разминировали брошенную немцами пушку». Знаете, товарищ генерал, — закончил свой рассказ капитан Кошелев, — думаю, обо всем этом надо уже завтра рассказать в нашей газете.

— Обязательно расскажите!

Тем временем наступление советских войск развивалось вполне успешно. Узкими венгерскими дорогами, полями, изрытыми окопами и воронками, двигались на запад танки, шли сотни машин с орудиями на прицепе, громыхали повозки. Артиллеристы старались не отставать от пехоты и танков, чтобы своим огнем помогать им сбивать противника, пытающегося закрепиться на выгодных для обороны рубежах. От боя к бою улучшалось взаимодействие родов войск и взаимопонимание между их командирами, штабами. И все-таки не могу не сказать и о том, что иные общевойсковые командиры по-прежнему порой требовали от приданной им тяжелой артиллерии огня по целям, с которыми вполне могли справиться орудия и минометы, имеющиеся в стрелковых частях. Буквально всем по душе был мощный, эффективный огонь наших тяжелых минометов — и обычных, и реактивных. Но если обеспечение 29-й бригады тяжелых «катюш» реактивными снарядами пока не вызывало особого беспокойства, то в 15-й тяжелой минометной бригаде дело обстояло тревожно. Как уже говорилось, такая бригада была единственной на нашем фронте, рассчитывать, что боезапасом с нами поделятся соседи, не приходилось. Три боекомплекта 160-миллиметровых мин, с которыми мы прибыли на фронт, расходовались быстро. Однажды я заметил командиру 15-й бригады:

— Ваши минометы предназначены для разрушения оборонительных сооружений, уничтожения скоплений живой силы и техники противника. А они нередко используются для стрельбы по менее важным целям. Непорядок!

Полковник И. К. Богомолов, как всегда с большой искренностью, ответил:

— Это все я помню, так и стараюсь поступать. Но как не стрелять, когда тебе поставили задачу? А вы же сами знаете, если общевойсковой командир хоть раз увидел результаты нашего огня, то потом будет осаждать: «Ну, дорогой, дай хоть немножко огонька. Уж очень пехота любит такой огонь. Прямо воодушевляется!»

Как возразить, если это правда! Ведь боевой эффект того или иного оружия определяется не только материальными величинами нанесенного врагу ущерба, но и степенью психологического воздействия и на противника, и на свои войска.

Однако вернусь к рассказу о событиях последних дней марта 1945 года.

Задержать продвижение советских войск на заранее подготовленном рубеже по реке Раба противник не сумел. Дивизии 37-го гвардейского стрелкового корпуса, с ходу форсировав реку, продолжали с боями двигаться на запад. Утром 29 марта 98-я и 104-я гвардейские стрелковые дивизии вплотную подошли к Сомбателю — крупному узлу дорог, важному промышленному центру, городу, прикрывавшему подступы к австро-венгерской границе.

С корпусного наблюдательного пункта, разместившегося на западной окраине поселка Занат, мы увидели окраины Сомбателя, вдоль которых фашисты вырыли сплошные линии траншей с ходами сообщения между ними и приспособили все каменные здания, в том числе заводские и станционные постройки, к обороне.

Артиллеристы громили неприятельские инженерные сооружения, помогали стрелкам отражать контратаки. Но враг проявлял упорство. Чтобы быстрее овладеть городом, командир корпуса генерал-лейтенант П. В. Миронов приказал совершить обходные маневры. 300-й полк 99-й гвардейской стрелковой дивизии ударил с юга, а 98-я гвардейская стрелковая дивизия — с севера. Сопротивление врага было сломлено, наши части к вечеру овладели Сомбателем. Без всякой передышки продолжалось преследование отходящего противника. Советские войска продвигались на Кесег — небольшой старинный городок на границе с Австрией. Освобождение Венгрии от фашистского ига подходило к концу. Салашисты, эти гитлеровские прихвостни, уже не могли репрессиями и запугиваниями держать свои части в былом повиновении.

Чтобы быстрее попасть в Кесег, я избрал наименее забитую войсками дорогу — через Шепте, Немешчо.

Вот и Кесег. К северу от него по возвышенности вдоль опушки леса проходила австрийская граница. Здесь у фашистов подготовлена очередная оборонительная линия. Наши стрелковые части уже вышли к границе, но артиллерия еще подтягивается. Ознакомившись с решением командира корпуса о характере боевых действий, я поставил задачи прибывшим на наш новый НП командирам 29-й гвардейской и 15-й минометной бригад генерал-майору артиллерии А. Ф. Тверецкому и полковнику И. К. Богомолову. После этого направился в отведенный для штаба дивизии дом на окраине Кесега. Во дворе дома повстречался пожилой хозяин — высокий, худой венгр. Он приветствовал меня по-русски, даже назвал правильно воинское звание. Я остановился и, протянув венгру руку, спросил:

— Откуда знаете русский язык?

— Я — старый солдат, — ответил хозяин. И тут же стал вспоминать, где он был в России, когда в годы первой мировой войны очутился у нас в плену. О встречах с русскими людьми венгр говорил с большой симпатией. — У нас в Кесеге еще есть такие, что немного знают по-русски…

Я рассказал о разговоре со старым венгром начальнику политотдела дивизии полковнику И. А. Диденко. Мы с Иваном Арефьевичем условились, что посоветуем политотделам бригад активизировать разъяснение интернациональной миссии советских войск, несущих венгерскому народу избавление от ига фашизма. И очень скоро в батареях были проведены беседы по истории Венгрии, о ее культуре, о подвиге венгерского пролетариата, создавшего под руководством коммунистов в 1919 году советскую республику на своей земле, о венграх-интернационалистах, храбро сражавшихся за Советскую власть в России.

За две недели наступления части 37-го гвардейского стрелкового корпуса, поддержанные основными силами 19-й артиллерийской дивизии, прошли с боями 160 километров и заняли 246 населенных пунктов (в том числе 7 городов).

Днем 30 марта 1945 года после получасовой артподготовки советские войска прорвали неприятельские укрепленные позиции и вступили на территорию Австрии.

Австрия была первой страной, захваченной гитлеровцами и превращенной ими в часть фашистской империи. Кроме многочисленных промышленных предприятий самой страны здесь находился ряд военных заводов, эвакуированных из Германии. В Австрийских Альпах были построены подземные заводы, тайные склады оружия, продовольствия, казармы, узлы связи. Терпя поражение за поражением на советско-германском фронте, фашистская правящая клика надеялась организовать длительное сопротивление в горно-лесистых районах Австрии и Южной Германии.

Мы шли по австрийской земле, когда весна уже вступила в свои права. Кругом цветущие сады. Погода теплая, солнечная. Но суровая фронтовая действительность проглядывала отовсюду. В стенах многих домов пробиты бойницы. На дорогах, полянах — обгорелые танки, разбитые пушки и пулеметы, кучи снарядов и стреляных гильз.

Началась третья неделя нашего наступления. Части уже приобрели определенный опыт ведения боевых действий в горно-лесистой местности. Но еще предстояли бои в Альпах, густо заросших лесом, изобилующих крутыми подъемами и спусками. За годы войны мне не доводилось воевать в горах, где боевые действия артиллерии имеют много особенностей. Маневр силами по фронту здесь сильно затруднен, а потому их перегруппировка крайне нежелательна, она весьма сложна и требует значительного времени. Значит, нужно заблаговременно и очень тщательно распределять артиллерию между стрелковыми и танковыми частями, хорошо учитывая возможности вражеского противодействия.

Сложно вести в горах и артиллерийскую разведку. Ограниченная видимость, однообразный пейзаж затрудняют ориентирование и определение дистанций. При развертывании подразделений приходится выбирать три-четыре НП, иначе многое не будет просматриваться. Обилие «мертвых» пространств усложняет выбор огневых позиций. Да и само движение в горах, особенно на крутых подъемах и спусках, требует от командиров и бойцов больших усилий, незаурядной находчивости и смекалки.

Батареи и дивизионы запасались тросами, канатами, блоками, лебедками. Мне довелось видеть, как одна из батарей 1151-го артполка занимала огневую позицию на высоком гребне. Артиллеристы втянули туда пушки с помощью канатов. Деревья использовались как блоки. А в 49-й гаубичной бригаде на моих глазах артиллеристы дивизиона капитана П. С. Крайнего вытянули на гору восемь тяжелых орудий с помощью тракторов и стальных тросов, закрепленных на вершине за вековые ели.

В горах возникали сложности и со связью. На перевалах пришлось ставить промежуточные станции, иначе радиоволны не проходили.

Во время преследования противника управление артиллерией нередко децентрализовывалось. Но когда нужно было обработать сильно укрепленный неприятельский рубеж, нити руководства огнем вновь сходились в одни руки. Быстрая смена способов управления огнем требовала оперативности, высокого мастерства командиров.

По-суворовски преодолев горные перевалы, наши наступающие войска спустились в Венскую низменность, где встретили сильное сопротивление в районе Винер-Нейштадта. Этот город — важный узел железных и шоссейных дорог, крупный центр авиационной промышленности: здесь было четыре авиазавода. Район Винер-Нейштадта гитлеровское командование подготовило к обороне заблаговременно. Здесь по рекам Лайта и Шварце проходил один из основных неприятельских рубежей, прикрывавших подступы к австрийской столице. Местность была выгодной для обороняющихся. Реки, каналы, затопленные весенним паводком низины были серьезным препятствием для наступающих войск. В самом городе фашисты приспособили для обороны каменные корпуса заводов, железнодорожные постройки. Поставленные на перекрестки дорог орудия врага встретили наши танки огнем прямой наводкой, а с закрытых позиций артиллерия противника повела сильный заградительный огонь. С ходу ворваться в город не удалось. Надо было подтягивать артиллерию, готовиться к штурму.

Незадолго до этого меня вызвали на командный пункт 9-й гвардейской армии. Там я узнал, что Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин решил перегруппировать войска фронта на венском направлении. В связи с этим на рубеже Винер-Нейштадта бригады нашей 19-й артдивизии переключаются на поддержку действий 39-го гвардейского стрелкового корпуса. Его командир генерал-лейтенант М. Ф. Тихонов познакомил с боевыми задачами подчиненных ему стрелковых дивизий — 100, 107 и 114-й. Предстояло возобновить штурм Винер-Нейштадта, и я немедленно связался с командирами наших бригад, ввел их в обстановку.

Первыми подошли и развернулись для боя 15-я и 38-я минометные и 170-я легкая артбригады. Затем вступила в дело и 29-я бригада гвардейских минометов. Как всегда, прежде чем открыть огонь, наши комбриги наладили контакты с общевойсковыми командирами и согласовали все вопросы взаимодействия между артиллерией, пехотой и танками.

Подошедшие вскоре два дивизиона 49-й артбригады поставили свои пушки-гаубицы на прямую наводку и начали уничтожать огневые средства противника на западном берегу Лайты, обеспечивая форсирование реки нашей пехотой. Одновременно часть войск 39-го гвардейского стрелкового корпуса совместно с танкистами совершила обходный маневр, преодолела реку, перерезала дороги на Вену с севера.

Наблюдательный пункт нашей дивизии после форсирования Лайты разместился на скате высоты 261. Отсюда хорошо просматривалась восточная окраина Винер-Нейштадта, высокие здания центра и северной части города. Связь с бригадами была надежная, и я все время получал донесения да и сам наблюдал в стереотрубу за ходом боя. Как всегда, хорошо взаимодействовали с пехотой батареи 170-й легкой артбригады. Сначала артиллеристы подавляли огневые точки на окраине города, а затем, перекатывая орудия на руках, бок о бок со стрелками врывались на улицы и прямой наводкой уничтожали засевших в зданиях гитлеровцев.

Инициативно действовал начальник штаба 38-й минометной бригады майор А. А. Посадский. Используя пересеченную местность, он сумел выгодно и скрытно сосредоточить батареи двух полков и нанести внезапный массированный удар по скоплению войск противника на окраине города. С большими потерями, опасаясь обхода своих флангов, противник вынужден был отступать. Теперь скопление его войск наблюдалось в северной части Винер-Нейштадта. Я приказал командиру 15-й тяжелой минометной бригады немедленно накрыть это место огнем. Такую же задачу поставил и дивизиону 49-й гаубичной бригады. Вскоре мины и снаряды тяжелых батарей обрушились на отходящего противника.

2 апреля 1945 года Винер-Нейштадт был взят, а от него до австрийской столицы оставалось не более пятидесяти километров. На другой день мы вступили в Баден — всемирно известный курортный городок. Красота необыкновенная! Но нам было не до нее: чем дальше в глубь Австрии продвигались советские войска, тем ожесточеннее сопротивлялись гитлеровцы.

Предстояли уличные бои в Вене — огромном, незнакомом городе.

В Вене сосредоточилось почти три четверти всей крупной промышленности и проживало четверть всего населения Австрии. В последние годы войны число жителей Вены значительно увеличилось за счет наплыва из Германии зажиточных немецких семей, искавших здесь спасение от авиационных налетов. Вену называли «воротами в Южную Германию», и фашисты решили ее удержать во что бы то ни стало. Назначенный Гитлером начальник гарнизона города генерал-полковник войск СС Дитрих спесиво заявил: «Вена будет сохранена для Германии».

Обороняли город восемь танковых, одна пехотная дивизии и до пятнадцати отдельных батальонов.

Длительный штурм столицы Австрии привел бы к разрушению многих исторических памятников культуры.

Поэтому штаб фронта требовал от нас быстроты действий.

С нескольких направлений двигались на Вену советские войска: с юго-востока наступали соединения 4-й гвардейской армии, с юга и юго-запада — корпуса 6-й гвардейской танковой армии и 9-я гвардейская армия.

4 апреля 1945 года в боевом распоряжении командир 39-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенант М. Ф. Тихонов потребовал: «…подтянуть артиллерию и боеприпасы и подготовить офицерский и сержантский состав к уличным боям. Обеспечить пехоту ручными гранатами, бутылками с горючей смесью, удлиненными зарядами и другими средствами борьбы на улицах города…

В течение 4 апреля подготовить штурмовые группы для уличных боев как в дневное, так в в ночное время. В каждой штурмовой группе иметь не менее двух орудий, из них одно калибром не ниже 76 мм, отделение саперов с противотанковыми минами и взрывчаткой.

Каждому наступающему полку первого эшелона нарядить участки по кварталам, батальонам — кварталы, ротам — определенное количество улиц с наименованием их, взводу — улицу…»

Мы получили брошюры с описанием Вены. Командиры и политработники вели беседы о предстоящих боях. Они подчеркивали, что высокие здания, узкие улицы и переулки весьма стесняют обзор и обстрел, затрудняют действия артиллерии, что важнейшую роль в таких условиях играют орудия прямой паводки, а также минометы. И что каждый не только офицер, но и сержант — обязан быть готовым к самостоятельным и решительным действиям. А любой боец, в том числе и артиллерист, обязан держать наготове личное оружие, уметь вести ближний бой, так как за каждым окном, углом здания, забором, оградой может скрываться враг. Вместе с тем мы напоминали бойцам, что надо внимательно относиться к гражданскому населению, принимать все меры к сохранению памятников истории.

Утром 5 апреля началось наступление наших войск. 6 апреля передовые соединения 2-го и 3-го Украинских фронтов ворвались на окраины австрийской столицы. В тот день командующий 3-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин обратился с воззванием к жителям Вены. В воззвании подчеркивалось, что Красная Армия стоит на точке зрения Московской декларации союзников о независимости Австрии, и содержался призыв к гражданам оставаться на местах, всячески препятствовать гитлеровцам, наметившим разрушение и разграбление города. Это воззвание, как и опубликованное 9 апреля заявление Советского правительства об Австрии, нашло отзыв у всех, кому была дорога Вена и независимость Австрии.

6 апреля, во второй день боев, нашел свой бесславный конец начальник фашистского гарнизона генерал Дитрих. Этот палач-эсэсовец, прославившийся варварскими деяниями еще в оккупированном Харькове, направлялся на радиостанцию, чтобы еще раз выступить с призывом к борьбе с наступающими советскими войсками, но по дороге был убит.

На подходе к Вене части нашей 19-й артиллерийской дивизии действовали в полосах наступления разных стрелковых соединений. Так, 15-я, 29-я минометные бригады и один полк 38-й минометной бригады, а также 49-я гаубичная бригада усиливали дивизии 39-го гвардейского стрелкового корпуса. 170-я легкая артбригада и два полка 38-й минометной бригады наступали в составе 38-го гвардейского стрелкового корпуса. Дивизионы 32-й бригады большой мощности по-прежнему находились в полосе 4-й гвардейской армии. 173-я гаубичная бригада оставалась в подчинении 26-й армии и действовала в большом отрыве от всех остальных частей своей дивизии.

С группой офицеров я обычно находился на НП командира 39-го корпуса, но нередко выезжал и в полосу 38-го корпуса. Штаб дивизии следовал сзади, невдалеке. Нелегко ему было держать связь с действовавшими на разных участках бригадами. Но очень дружный штабной коллектив во главе с полковником С. Д. Кравченко вполне успешно справлялся со своими задачами, был надежным органом управления. Со Степаном Даниловичем Кравченко, офицером отменного трудолюбия и высокой выдержки, мы быстро сработались, и он хорошо меня понимал. Большую помощь оказывал ему начальник оперативного отделения подполковник А. И. Петухов, тоже опытный и энергичный офицер.

Основательно подготовился штаб дивизии к боям за Вену. Накануне наступления все старшие офицеры получили большой красочный план города в масштабе 1 к 20 000. На добротной бумаге — все городские кварталы с указанием их кодовых номеров, перечнем военно-промышленных объектов. На оборотной стороне плана в алфавитном порядке перечислялись все улицы города.

38-й гвардейский стрелковый корпус генерал-лейтенанта А. И. Утвенко после взятия Бадена устремился в горы и, действуя в обход Вены с запада, добился большого успеха. В связи с этим в его полосу была срочно переброшена 6-я гвардейская танковая армия. Танкистам ставилась задача выйти к Дунаю и перерезать дороги, идущие из Вены на северо-запад, а после повернуть на восток и совместно с частями 39-го гвардейского стрелкового корпуса штурмовать город.

В течение ночи наши войска преодолели Венский лес и к исходу 7 апреля вышли к Дунаю в районе Вердерна, замкнув тем самым кольцо вокруг Вены. Войска 4-й гвардейской армии завязали бой в районе арсенала. Здесь фашисты создали сильный опорный пункт. Для его штурма был подтянут 2-й дивизион нашей 32-й бригады большой мощности. 203-миллиметровые орудия, заняв огневые позиции за вагонами на железной дороге, били прямой наводкой по вражеским укреплениям. Командир дивизиона майор Г. П. Турчин отлично справился с боевой задачей и был награжден орденом Александра Невского.

Развернувшиеся на улицах города бои носили исключительно ожесточенный характер. Гитлеровцы перекрыли улицы баррикадами. Во многих местах они установили мины и фугасы. В угловых домах враг искусно оборудовал огневые точки, которые держали под обстрелом главнейшие улицы. Орудия и танки в целях маскировки располагались в разрушенных зданиях, чтобы из засады бить по наступающим. Солдаты, вооруженные фаустпатронами и бутылками с горючей смесью, заняли верхние этажи и чердаки зданий.

Сложен и труден уличный бой. В лабиринте улиц и переулков особенно эффективно действовали мелкие штурмовые группы, отдельные танки и орудия. Отвоевывать приходилось каждый дом. Случалось и так, что наши бойцы шли не по улицам, а пробивали проходы в стенах. И таким образом, обтекая опорные пункты, выходили в тыл врага.

Широко применялись дымовые завесы. Помнится такой случай. Фашистские пулеметчики засели в цокольном этаже каменного дома и держали под огнем площадь. Два наших смельчака подползли к этому дому и зажгли вблизи амбразур дымовые шашки. Под прикрытием дыма артиллеристы выкатили из-за угла пушку и быстро изготовились к стрельбе. Когда дым разошелся, они послали в цель несколько снарядов.

К исходу 10 апреля наши войска овладели центральной частью города и вышли к Дунайскому каналу. Вдоль него высились каменные громадины. Засев в них, противник простреливал многослойным огнем канал и его набережные. Мосты были взорваны, шлюзы открыты.

Используя разрушенные фермы мостов и различные подручные средства, наши штурмовые группы прорывались через канал. Для поддержки стрелков артиллеристы затаскивали легкие пушки даже на вторые этажи зданий и оттуда обрушивали огонь на врага. С большим успехом использовались 37-миллиметровые авиадесантные орудия. Иные из них артиллеристы поднимали даже на третьи и четвертые этажи и вели огонь из окон.

Вместе с командиром 15-й минометной бригады полковником И. К. Богомоловым я пробирался к Дунайскому каналу. Воздух был наполнен дымом, пеплом, грохотом. С небольшим интервалом один за другим перебегали мы от дома к дому. И вот за Богомоловым очередь двинуться первым. Вдруг сопровождавший нас капитан Е. А. Савинков, мой адъютант, резко схватил за рукав сделавшего шаг Ивана Кирилловича и толкнул его за угол. Сразу откуда-то сверху раздалась пулеметная очередь. Оказывается, быстроглазый Женя Савинков успел заметить в окне верхнего этажа вражеский пулемет.

Не без труда поднялись мы на верхний этаж большого дома: лестница оказалась разрушенной. Здесь где-то располагался дивизионный наблюдательный пункт 15-й бригады.

Командира батареи мы отыскали на чердаке. Он стоял у стереотрубы, нацеленной через дыру в крыше на неприятеля. Здесь же находился и командир стрелкового батальона. Уточнив для себя их задачи, я прильнул к стереотрубе и стал наблюдать. Дым пожаров поднимался над городом — гитлеровцы обстреливали Вену зажигательными снарядами. Осматривая набережную, заметил танк. Замаскированный, он стоял у разрушенного моста за каналом, и его, наверное, с земли артиллеристы не видели. Когда же наши стрелки намеревались пробраться на покореженные фермы, танк поражал их внезапным огнем.

— Надо заставить его замолчать!

Вести пристрелку захватом цели в вилку было опасно: близко находились наши подразделения. Командир батареи, получив первый заведомо нужный перелет, стал подтягивать разрывы ближе к танку, и вскоре тяжелые мины накрыли вражескую машину.

В уличных боях мы широко использовали навесный огонь минометов, так как цели, расположенные за высокими зданиями, были доступны только такому огню. Помнится, однажды командарм 9-й гвардейской генерал-полковник В. В. Глаголев, получив доклад разведчиков о скоплении вражеских танков и пехоты за кварталом высоких зданий, приказал полковнику И. К. Богомолову дать туда навесный залп дивизионом.

— Только постарайся здания не повредить, — напутствовал командующий.

Иван Кириллович Богомолов сам в кратчайший срок подготовил данные для стрельбы и сам управлял огнем 4-го дивизиона. Приказ командарма был выполнен точно!

Бывая в боевых порядках 15-й минометной бригады, я часто встречался с командиром 1-го дивизиона майором С. Т. Прибыткиным. Этот дивизион считался лучшим в бригаде, в чем, безусловно, большая заслуга его боевого командира. Помню, 12 апреля я попал на наблюдательный пункт, расположившийся на верхнем этаже огромного серого дома. Прибыткин доложил об огневых задачах своих четырех батарей, рассказал о тактической обстановке перед фронтом 100-й гвардейской стрелковой дивизии, которую поддерживала 15-я минометная бригада. Огневые позиции 1-й дивизион занимал в самом центре Вены, в парке, что против здания австрийского парламента. Я спросил Сергея Тарасовича Прибыткина, как он организует управление минометным огнем.

— Стараемся экономить мины, бить поточнее, только по военным объектам, сохраняя, как велено, городские здания, памятники, — сказал майор. — А для этого посылаем на противоположный берег канала, по сути в расположение противника, корректировочные расчеты. Ходил туда, например, старший лейтенант Цыганков. Брал с собой командира взвода управления, двух разведчиков и радиста. Они скрытно добрались до тоннеля, идущего параллельно каналу, а потом по уцелевшей балке моста перебрались на другой берег. Но тут от прямого попадания снаряда балка обрушилась в воду. Два бойца, в том числе радист Панцырь, не успели переправиться. Тогда Панцырь снял с убитых гитлеровцев несколько поясных ремней и связал их. Один конец он подал товарищу, а другим перевязал рацию, предварительно завернув ее в свою телогрейку. В это время противник снова обстрелял смельчаков. Бойцы залегли, фашисты, видимо, посчитали их убитыми и прекратили огонь. Наши ребята поочередно переправились через канал вплавь и рацию свою перетащили. И все для того, чтобы лишнего минами не задеть! Вскоре Цыганков стал подавать на огневую позицию команды для стрельбы по обнаруженным им целям.

Боевым мастерством и смелостью маневра отличались в уличных боях и расчеты гвардейских минометов — тяжелых «катюш». На одном из участков Дунайского канала фашисты сильным огнем задержали наступление батальона 107-й стрелковой дивизии. Командир 1-го дивизиона 29-й гвардейской минометной бригады капитан Л. В. Молотов действовал смело и инициативно. Под обстрелом он быстро выдвинул боевые установки вперед и произвел залп по вражеским огневым точкам. Сорок восемь реактивных мин сделали свое дело — сопротивление противника было сломлено, и наш стрелковый батальон начал успешно форсировать канал.

Об этом я узнал из доклада офицера штаба бригады подполковника А. И. Петухова. А вскоре на связь вышел комбриг 29 генерал-майор артиллерии А. Ф. Тверецкий, который доложил, что капитан Молотов тяжело ранен и только благодаря бесстрашию и самоотверженности сержанта Буркова вынесен из боя и спасен.

Немалые трудности испытывали огневые расчеты тяжелых «катюш». В условиях уличного боя они вынуждены были вести стрельбу часто на расстоянии четырех-пяти метров между боевыми установками, что запрещалось инструкциями. Ведению огня мешали деревья, провода трамвайных линий. Нередко после залпов в районе позиций загорались заборы, кусты, и расчеты бросались тушить пожары. Но, несмотря ни на что, гвардейцы-минометчики с честью выполняли боевые задачи.

В дни боев за Вену мне доводилось бывать на многих наблюдательных пунктах, ведь наши бригады действовали в разных местах города. Обычно меня сопровождал оператор штаба майор И. В. Паневин. Этот юный офицер, высокий, худощавый, с виду вовсе не крепкий, отличался неутомимостью, храбростью, инициативой. Как-то решил я побывать у полковника И. К. Богомолова, комбрига 15, так как связи с ним в тот момент не было. Вместе с майором И. В. Паневиным мы вышли из подвала, где размещался КП дивизии, сели в «виллис» и вскоре выехали на Ринг — знаменитое бульварное кольцо Вены. Свернули раз-другой, и вдруг откуда-то сверху нас обстреляли. Илья Паневин, сидевший сзади, одним рывком вскочил и нагнулся надо мной, стараясь прикрыть от пуль. В тот же миг наш водитель бросил «виллис» на тротуар и, прижимая его к стене, завернул в тупик. И тут откуда-то сбоку раздался бас:

— Товарищ генерал, здесь на машине не проскочишь.

Я оглянулся: в подвальном окне усач в каске.

— Вот сейчас мы стукнем гада с пулеметом, тогда и дадим зеленый свет вашему «виллису».

Но мы решили идти пешком. Вокруг поднимался дым от пожарищ. Фашисты решили сжечь или взорвать ценнейшие памятники культуры. Даже собор святого Стефана, построенный без малого 200 лет назад, подожгли!

Ориентироваться на глазок было невозможно, и Илья Васильевич Паневин развернул план города. Перебежками, уклоняясь от вражеских пулеметных очередей, пережидая бомбежки, мы добрались до НП полковника И. К. Богомолова. Уточнив огневые задачи его дивизионов, тем же путем вернулись на свой командный пункт.

С Ильей Васильевичем Паневиным мы и сейчас часто вспоминаем те переделки, в которые не раз попадали.

В боях за Вену наша дивизия потеряла немало бойцов и офицеров. С болью в сердце читал я скорбные строки донесений о гибели боевых друзей. Вечером 12 апреля пришло такое донесение от командира 170-й артиллерийской бригады, действовавшей в это время в боевых порядках 38-го гвардейского стрелкового корпуса, полковника К. П. Чернова. Комбриг сообщил, что «при исполнении служебных обязанностей, находясь на наблюдательном пункте, в 12 часов 12 апреля 1945 года смертельно ранен командир 1144-го артиллерийского полка Герой Советского Союза майор Постный Алексей Владимирович…»

Алексей Постный родился в 1920 году на Днепропетровщине, до войны был комсомольским работником. И на фронте сначала находился на политработе, а к Днепру подошел командиром артиллерийского дивизиона. За отважные и умелые действия при форсировании Днепра был удостоен Золотой Звезды Героя Советского Союза. Алексей Постный любил своих артиллеристов, и они платили ему тем же. Однажды в задушевной беседе с бойцами майор сказал: «Красоту жизни оценишь лишь тогда, когда сумеешь отстоять ее в бою». И вот теперь нет этого умного и смелого человека.

Позднее я узнал подробности гибели отважного командира. 104-я гвардейская стрелковая дивизия наступала западнее Вены. Ее 328-й стрелковый полк поддерживали артиллеристы майора А. В. Постного. Сам он, как всегда, находился в боевых порядках пехоты. Фашисты упорно сопротивлялись и периодически контратаковали наступающие советские подразделения. Командир полка непрерывно изучал обстановку на поле боя, отдавал точные приказы. И вот в момент, когда, вскинув к глазам бинокль, майор напряженно всматривался в окутанные дымом улицы Вейдинга, откуда показались танки и цепи вражеских автоматчиков, фашистский снаряд угодил прямо в его наблюдательный пункт.

Похоронили мы Алексея Владимировича Постного уже в освобожденной Вене, в одном из самых живописных уголков города — в парке напротив здания парламента. Отдать последнюю воинскую почесть своему любимому командиру прибыла, совершив почти стокилометровый марш, батарея старшего лейтенанта В. В. Муравьева, мужеством которой не раз восхищался павший герой.

В тихий, теплый весенний вечер в центре австрийской столицы звучали залпы прощального артиллерийского салюта, громким эхом отдаваясь в окружающих каменных громадах…

Во всех батареях дивизии были проведены беседы о жизни и подвигах Героя Советского Союза офицера коммуниста Алексея Постного. На могиле героя боевые друзья установили памятник из черного мрамора, на котором золотыми буквами высечены слова прощания…

Надо сказать, что и при обороне и при наступлении в дивизии ни на минуту не затухала партийно-политическая работа. Главное внимание уделялось воспитанию воинов в духе беззаветной преданности партии и народу, высокой бдительности и боевой активности.

В пропаганде боевого опыта важную роль играла дивизионная газета «Добьем врага». Коллектив редакции во главе с майором И. А. Пономаревым хорошо отражал повседневную боевую жизнь частей, героизм и воинское мастерство артиллеристов. Широко практиковался у нас выпуск боевых листков. Они давали возможность в сложной фронтовой обстановке оперативно распространить сообщение о подвигах героев, воспитывать воинов на живых, близких для них примерах высокого боевого мастерства.

Шел бой за Нойленбах. Командир отделения разведки из 29-й гвардейской бригады старший сержант К. А. Черемных вместе со своими товарищами выдвинулся вперед, за линию стрелковых подразделений, и разминировал брошенный немцами танк. Заметив наших бойцов, вражеские пулеметчики застрочили по танку. Тогда старший сержант Черемных забрался в танк и, развернув его пушку, открыл огонь по противнику. Отважный воин сумел уничтожить три огневые точки, подавил наблюдательный пункт, за что был награжден орденом Славы. О действиях смелого разведчика поведал артиллеристам боевой листок, в тот же день выпущенный в батарее.

В боях на подступах к Вене 170-я артбригада поддерживала огнем гвардейцев-стрелков. Гитлеровцы переходили в контратаки, стараясь задержать продвижение нашей пехоты. Орудие младшего сержанта Федотова вело стрельбу особенно метко. Вблизи рвались вражеские снаряды, и командир орудия был ранен осколком в голову. Но Федотов не покинул поле боя, а продолжал командовать до тех пор, пока контратака противника не была отбита. Рассказывая о подвиге младшего сержанта Федотова, боевой листок ставил его в пример всем воинам.

На огневые позиции 1-го дивизиона 422-го минометного полка налетела вражеская авиация. Одна из бомб упала вблизи штабелей ящиков с минами. Ящики загорелись. Возникла угроза взрыва, от которого могли погибнуть люди, а батарея лишилась бы боеприпасов. Заметив опасность, комсомолец Скалий бросился к ящикам, стал их тушить и растаскивать в разные стороны. Неприятельские самолеты кружили над огневыми позициями, обстреливая их из пулемета. Храбрец продолжал растаскивать горящие ящики. Подбежавшие товарищи помогли ему потушить пожар. Комсомольская организация выпустила листовку-молнию, и вскоре о поступке Скалия узнал весь полк.

10 апреля в уличных боях за Вену стрелковый батальон, который поддерживала минометная батарея 38-й бригады, был остановлен у электрифицированной дороги сильным прицельным огнем противника. Командир батареи лейтенант Уртаев решил лично обнаружить огневые точки врага. Вместе с телефонистом Кочетковым он пробирался под градом пуль от здания к зданию. В одном доме офицер заметил двух фашистских снайперов, подкрался к ним и уничтожил из автомата. Затем разведчики расстреляли расчет тяжелого пулемета, что вел огонь по нашей пехоте. В высоком здании школы Уртаев выбрал наблюдательный пункт. Кочетков потянул линию связи на огневую позицию батареи. Внимательно наблюдая, офицер вскоре обнаружил замаскированные в развалинах вражеские минометы. Они были подавлены точным огнем нашей батареи. Так открылся путь вперед стрелковому батальону. На другой день в подразделениях ходила по рукам листовка, выпущенная политотделом дивизии. Она начиналась четверостишьем:

У меня и теперь, спустя тридцать с лишним лет после описываемых событий, бережно хранятся фронтовые листовки и вырезки из нашей «дивизионки», в которых простыми, бесхитростными словами рассказано о многих и многих героях артиллеристах.

Последнюю ночь боев за Вену я провел на командном пункте 39-го гвардейского стрелкового корпуса. Здесь же, в просторном подвале какого-то дома, размещался и передовой наблюдательный пункт 9-й гвардейской армии. Волевой и строгий командарм генерал-полковник В. В. Глаголев был не особенно разговорчив. Только дважды за ночь он подозвал меня и спросил, где в данный момент действуют части нашей 19-й артдивизии и как они обеспечены снарядами. Ночь прошла в деловой напряженности. В соответствии с указаниями командарма и решением командира корпуса генерал-лейтенанта М. В. Тихонова мы спланировали действия артиллерии на следующие сутки. С утра натиск советских войск должен был усилиться, артиллерия готовилась обрушиться массированным огнем на опорные пункты противника. В этом огневом ударе значительное место отводилось нашим тяжелым бригадам генерал-майора артиллерии А. Ф. Тверецкого, полковников И. К. Богомолова и Г. В. Писарева.

Несмотря на большие трудности, наши разведчики сумели в короткий срок выявить вражеские опорные пункты, что дало возможность уже к исходу 12 апреля уничтожить или подавить до 80 процентов действующих огневых точек противника. Хочется особо отметить работу разведчиков 15-й бригады, которыми умело руководил майор А. И. Антонов.

Наступивший день 13 апреля 1945 года принес нам победу. К 14 часам наши войска полностью овладели Веной. В боях за нее войска 3-го Украинского фронта уничтожили 19 тысяч и взяли в плен более 47 тысяч фашистских солдат и офицеров, захватили 663 танка и 1093 орудия.

Наша дивизия получила новую задачу — совершить марш на запад и поддержать действия стрелковых соединений, ведущих бои за город Санкт-Пельтен — важный узел дорог и сильный опорный пункт врага на дороге Вена — Линц и реке Трайзен. 15 апреля Санкт-Пельтен был взят, наши войска закрепились на этом рубеже.

Шесть бригад дивизии были теперь, как говорится, собраны в один кулак. И лишь 173-я гаубичная бригада по-прежнему действовала в большом отрыве от остальных частей нашей дивизии. Еще на заключительном этапе боев у Балатона она была придана 26-й армии и сейчас, в середине апреля, наступала в направлении Оберварт-Брука.

Напомню читателю, 173-й бригадой командовал полковник П. В. Зороастров, кадровый офицер, прошедший на фронте большой боевой путь. Под стать ему был начальник политотдела подполковник П. Т. Скляров. По профессии агроном, он, когда началась война, стал комиссаром, умело организовывал партийно-политическую работу. Крепкими были партийная и комсомольская организации бригады. Все это и определяло уверенность в том, что, действуя в отрыве от дивизии, 173-я успешно выполнит все поставленные ей боевые задачи.

Так оно и было. Вот выдержка из боевого отзыва, данного командованием 26-й армии полковнику П. В. Зороастрову: «…28 марта в период форсирования частями 30-го стрелкового корпуса реки Раба гаубицами 173-й бригады подбито 5 танков и 3 бронетранспортера, уничтожено до 300 гитлеровцев, рассеяно до 4 батальонов пехоты. Отбито 7 контратак… 3 апреля при прорыве сильно укрепленной обороны на австрийско-венгерской границе в районах Бучу, Кишнарда, Бург гаубичными батареями разрушено 12 наблюдательных пунктов, подавлено 5 минометных батарей, 9 станковых пулеметов, подбито 8 зенитных орудий… В числе взятых трофеев бригаде принадлежит 12 зенитных орудий…»

В ожесточенных боях в районе Глогница 173-я гаубичная бригада поддерживала части 68-й и 36-й стрелковых дивизий. Много вражеской техники было уничтожено артиллерийским огнем, много живой силы потерял тогда противник.

Но вот 21 апреля 1945 года от полковника П. В. Зороастрова пришло донесение: «1159-й гаубичный артполк был отрезан гитлеровцами. Дрался в окружении. Героически выстоял, но понес большие потери».

Вскоре стали известны и подробности этого боя. В районе Венигцелла фашисты, намереваясь перерезать шоссейную дорогу из Вены в Грац, контратаковали вырвавшиеся вперед батальоны 233-й стрелковой дивизии. Обстановка сложилась серьезная, и 1159-й гаубичный полк, занимавший позиции у поселка Варау, получил приказ совершить 20-километровый марш-бросок, чтобы поддержать стрелковые части.

18 апреля батареи полка выдвинулись западнее Венигцелла и отбили несколько атак противника. Однако, используя сильнопересеченную, гористую местность, фашисты в течение ночи подтянули резервы, совершили маневр и отрезали полк от нашей пехоты. Днем 19 апреля гитлеровцам удалось прорваться на огневые позиции 6-й батареи старшего лейтенанта Шамардина. Артиллеристы не дрогнули. Они прямой наводкой уничтожили наседавших фашистов.

Не один десяток вражеских автоматчиков поразили из своих орудий артиллеристы взвода парторга батареи младшего лейтенанта Бодрова. Отважно дрался с врагом член комсомольского бюро 2-го дивизиона начальник разведки младший лейтенант А. В. Панкратов. Он мечтал стать коммунистом и в тот день, перед самым боем, подал заявление в партийную организацию. Фашисты окружили наблюдательный пункт, где находился Панкратов. Офицер отбивался из автомата, а когда опустел диск, в ход пошли гранаты и пистолет. Смертельно раненный, младший лейтенант Панкратов собрал последние силы и крикнул бойцам: «Бейтесь, фашисты не должны пройти!»

Вечером, когда неприятельские атаки прекратились, в батареях прошли короткие митинги. Красноармейцы, сержанты, офицеры — все горячо поклялись отстоять занятый рубеж. Здесь же, на огневых позициях, подивизионно собрались члены партии. Повестка дня собраний: «О роли и ответственности коммунистов в бою». Командир полка подполковник В. А. Харченко, его заместитель по политчасти майор К. И. Колосов, парторг Осецкий, все другие выступившие коммунисты заявили, что не пожалеют жизни ради победы, подчеркнули, что от мужественного поведения в бою, личного примера каждого коммуниста зависит судьба полка. Решение было кратким: «Стоять насмерть». Такое же решение было принято и на комсомольских собраниях.

В тот суровый для полка день в парторганизацию поступило несколько десятков заявлений воинов, желающих стать коммунистами. Подал заявление и капитан И. В. Родионов. Его дивизион успешно отражал в течение суток вражеские атаки. Офицер служил примером для подчиненных и, несмотря на ранение, мужественно командовал батареями. А старший сержант А. С. Гайдуков писал партийной организации: «В трудную минуту боя я желаю сражаться с врагом за честь и независимость своей Родины коммунистом. Клянусь, что великое звание члена Коммунистической партии оправдаю с честью». И, как показал бой следующего дня, командир орудия Гайдуков сдержал свою клятву. Прямой наводкой уничтожал он наседавших фашистских автоматчиков из своей гаубицы, а когда кончились снаряды, бил врага из карабина.

С рассветом 20 апреля после сильного артиллерийско-минометного налета гитлеровцы снова начали атаку. Но враг не застал наших воинов врасплох. Работая без устали, они за ночь сумели создать круговую оборону.

Тринадцать атак на огневые позиции полка предприняли в тот день гитлеровцы.

К полудню снаряды кончились почти на всех батареях. Тогда артиллеристы стали отбиваться огнем из личного оружия, ручными гранатами, а кое-где в ход пошли лопаты, кирки, ножи — словом, все, что было под рукой.

Одиннадцать часов продолжался этот жестокий бой. Фашистам, несмотря на большое превосходство в силах, так и не удалось уничтожить полк. Отважные артиллеристы выстояли до подхода наших стрелковых частей.

Двухдневный бой у Венигцелла был одной из последних крупных схваток частей нашей дивизии с врагом. В конце апреля и в начале мая шло преследование разрозненных и потрепанных фашистских войск в предгорьях. И весь день 8 мая 1945 года мы продвигались на запад, сбивая противника, еще пытавшегося на выгодных для себя рубежах оказывать сопротивление. К вечеру наши части вышли на реку Ибсс, где и произошла встреча с союзными войсками.

По дороге к городу Пургшталю — это в ста километрах к западу от Вены — штаб дивизии остановился на ночлег в маленьком австрийском поселке. Вот здесь-то на рассвете 9 мая 1945 года дежурный радист принял радостную весть: фашистская Германия безоговорочно капитулировала! Наконец-то пришел долгожданный день победы и мира! Люди пели и смеялись, обнимались и целовались.

Война закончилась, а борьба за прочный и длительный мир только начиналась. Первейшей задачей войск, накопивших богатый фронтовой опыт, было углубление военных знаний, совершенствование боевой подготовки.

В частях начались занятия, продолжались работы по ремонту и приведению в порядок вооружения, автотранспорта и различного военного имущества.

Широко развернулась партийно-политическая работа, направленная на воспитание у личного состава высокой бдительности и строжайшей дисциплины. Все делалось и для того, чтобы каждый военнослужащий глубоко осознал простую и непреложную истину: находясь вдали от родной земли, он обязан своим поведением достойно представлять героическую армию Советского Союза.

Так в напряженной учебе и работе бежали дни. И вдруг меня вызывает командир корпуса:

— Николай Николаевич, Военный совет поручил вам возглавить артиллеристов нашего фронта на Параде Победы в Москве. От девятнадцатой дивизии в парадный батальон выделяется шестьдесят пять человек.

Это была великая честь.

…Задумав написать книгу, я, честно говоря, много размышлял и о том, как рассказать об историческом параде на Красной площади 24 июня 1945 года — поистине триумфальном шествии воинов-победителей. Мне хотелось передать в подробностях разговоры, песни, само настроение боевых друзей, с кем в воинском эшелоне я проехал от далеких Альпийских гор до родных подмосковных полей. Мне хотелось назвать всех бойцов и офицеров, прошедших плечо к плечу со мной по фронтовым дорогам, а теперь — в парадном строю мимо Мавзолея В. И. Ленина: это же был цвет нашей 19-й артиллерийской Венской ордена Кутузова дивизии прорыва РГК, заслужившей только за один месяц боев пять благодарностей Верховного Главнокомандующего. Мне хотелось рассказать и о состоявшемся в Кремле грандиозном приеме в честь воинов-победителей, и о знаменитой речи И. В. Сталина на этом приеме…

Конечно, каждый участник этих поистине исторических событий навсегда оставил в памяти и сердце свои личные неповторимые впечатления. И все же в главном впечатления были едины.

О Параде Победы написано немало. Я скажу только: это надо было видеть и пережить.

В конце концов, сам парадный триумф лишь венчал великий и многотрудный путь, пройденный советскими солдатами за 1418 дней и ночей войны. И каждый из нас, кто спустя много лет после победы решился взяться за перо, чтобы рассказать о пройденном и пережитом, выполняет свой долг перед этими солдатами, павшими и живыми…