Индус проклинает карму. Мусульманин проклинает кисмет. Христианин проклинает грех.

Все проклинают проклятие своё; действительно, все проклятия суть неволя.

Все проклинают неволю свою, — единственное благословенное проклятие. Все восстают против праха, что постепенно обволакивает их, убеждённый в победе своей. Поистине, игроки не любят того, чья победа обеспечена в игре со слабейшим его.

Не проклинает индус неволю, — но рабство худшему себя. Не проклинает неволю и мусульманин, — но рабство худшему себя. И христианин не проклинает неволю, но рабство худшему себя. Ни один не возмущается против господина как господина, но возмущается против господина, который ниже его.

Мiр ищет властителя. Испробовав властителей, попадает он под пяту слуг, и, питаясь прахом, одним лишь бунтом выказывает достоинство своё.

И держал я совет с самим собой, и спрашивал себя:

можешь ли сбросить с плеч своих карму, — гору превысокую, старую, как мiр, и тяжёлую, как мiр, — можешь ли сбросить её с плеч своих?

Разве не может капля воды найти путь из-под горы на свет? Разве не может огонь в сердце горы проложить дорогу себе и выбиться наверх, где ждёт его солнце?

Вновь держал я совет с самим собой, и вопрошал себя: можешь ли ты стать проклятием для проклятия? Может ли погонщик верблюдов уберечь себя и верблюдов от самума, вовремя вернувшись назад с пути, не сулящего оазисов?

Разве не может сын войти в отчину свою с полномочием отца?

Разве не может законоисполнитель стать законодателем?

Вновь советовался я с собой, и вопрошал себя: можешь ли сойти с нивы греха, на которой одно семя даёт сотню урожаев?

Разве не может тот, кто найдёт лучшую ниву, оставить худшую?

Разве не может тот, кто признал в своём спутнике злодея, повернуться и убежать от него?

Но страх во мне отвечает: а что если нет иной нивы? Что если нет иного спутника?

Моё более храброе я отвечает: когда говорю о Брахме, не говорю ли об иной ниве? Когда говорю об Аллахе, не говорю ли об ином спутнике? Когда говорю о Христе, не говорю ли о спасении?

Властителю Небесный, приими душу мою в служанки Себе. Се, единственная свобода моя — служить лучшему меня.