В 1956 году на конгрессе по иглоукалыванию П. Ножье представил теоретические обоснования проекционной деятельности ушной раковины.
Он изобразил топографическую карту уха как «пульт управления», откуда через стволовые структуры мозга можно строго избирательно влиять на функции различных органов и систем. Выступление французского ученого произвело впечатление разорвавшейся бомбы, вызвавшей в научной среде большой резонанс.
О недостатке критики в то время говорить не приходилось. Против воззрений французского ученого высказывались многие авторитеты и в их числе крупный невропатолог А. Киричинский. В одной из своих статей – «О методе Ножье – ухоиглоукалывании» – он писал, что представления французского исследователя о локализации «центров управления» в ушной раковине весьма примитивны, что для функционирования таких центров обязательно должны быть строго изолированные связи со всеми органами и тканями человека. Поскольку такого рода эффекторных путей в ушной раковине не существует, не может быть и речи о локальной диагностике и терапии. Правда, возражения А. Киричинского касались не фактических данных, а теоретических основ ухоиглотерапии, в которой, по его выражению, «ничего абсолютно не доказано, а все базируется на увлеченности, анатомо-физиологических обобщениях и положительном практическом опыте».
Исследования многих авторов и наши собственные эксперименты также построены на положительном практическом опыте, этом, кстати сказать, важнейшем критерии в изучении любого явления. На основании их мы пришли к убеждению о наличии постоянных висцеро-ауральных рефлекторных связей, которые функционируют у человека на протяжении всей его жизни.
Работы по ухоиглотерапии, проведенные в Центральном научно-исследовательском институте рефлексотерапии, показали, что кожа ушной раковины разделена на отдельные проекционные зоны, имеющие вид маленьких участков и точек. В ней, так же как и в радужной оболочке глаза, происходит концентрация экстерорецептивных аппаратов, этих «молчаливых» посредников между внутренними органами и внешней средой.
При различных сдвигах и болезненных состояниях поток импульсаций по висцеро-ауральным путям повышается. Это вызывает диффузные или более локальные электрофизиологические, а порой и анатомические изменения в области ушной раковины. Они относятся к адаптационно-трофическим изменениям и, что самое интересное, служат своеобразным источником информации, благодаря которому можно проводить топографическую диагностику и целенаправленную иглотерапию.
Фактически все это так. Непонятно другое: каким образом осуществляется сложная и очень протяженная висцеро-ауральная рефлекторная связь? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно разорвать заколдованный круг с хорошо известной для многих ученых формулой: «Нельзя сделать научное открытие без ясного понимания, но ясное понимание приходит только в конце работы и то не всегда». «Не всегда» для работающих с ушной раковиной остается пока еще в силе. Значит, нужно искать и выдвигать новые гипотезы. Наша точка зрения о функциональном значении ушной раковины выглядит так.
В процессе филогенеза нервной системы позвоночных происходит наиболее совершенное развитие централизации и цефализации. От низших позвоночных к высшим наблюдается постепенное завоевание первенства большим мозгом и соответственно с этим непрестанное перемещение и усовершенствование рецепторных аппаратов и регулируемых ими функций. Благодаря этому наружное ухо животного с мобильным, хорошо развитым мышечным аппаратом сменяется у человека неподвижной ушной раковиной. Человеку с его «второй, специально нашей, сигнальной системой действительности», как выразился И. Павлов, нет необходимости двигать ушами. Ушная раковина с полуатрофированны-ми ветвями от лицевого нерва перестает быть важнейшим элементом звукопроведения, каковым она являлась у большинства животных. В эволюционном ряду плоское и очень подвижное ухо кролика, собаки, обезьяны, постепенно утрачивая свою рупорную функцию, приобретает у человека сложнейшую конфигурацию.
Теряется функция – усовершенствуется форма. Но такого противоречия быть не должно. Природа и естественный отбор не способны на излишества и абсурды. Все это позволяет думать, что ушная раковина в своей деятельности не ограничивается только проведением звуковых раздражений, что она выполняет еще какую-то существенную, но малоизвестную нам функцию.
Оригинальная мысль в этом направлении была высказана видным невропатологом М. Аствацатуровым, который считал, что при возникновении болезненного процесса в каком-либо органе болевое раздражение может быть воспринято в зависимости от его генетической дифференцировки другим аппаратом, обладающим более высокой чувствительностью. Так, например, при поражении гортани, органа с более дифференцированной двигательной функцией, возникает боль в ухе, лучше приспособленном к чувствительной функции.
Развивая дальше эту мысль, мы вправе сделать предположение, что информационными пунктами для чувствительной импульсации от внутренних органов могут быть не только кожные участки типа зон Захарьина – Геда, но также и наши органы чувств – эти сложнейшие сенсорные территории, обладающие высокой чувствительной способностью.
Причем в отличие от зон Захарьина – Геда, рассматриваемых наукой как сегментарные рефлексы, дуги которых проходят через спинной мозг, в случае ушной раковины с ее ауровисцеральными связями мы имеем топографически (но не принципиально) иные взаимоотношения, при которых периферические нервы замыкаются в высших отделах центральной нервной системы.
Остановимся на анатомических особенностях ушной раковины. Очертание ушной раковины очень напоминает медиальную поверхность мозга. Допустим, что это чисто случайное сходство. Но едва ли случайна более тонкая иннервационная общность ушной раковины с другими отделами головного мозга, имеющими прямое отношение к проекционной функции организма.
В иннервации вогнутой стороны ушной раковины участвуют три нерва: тройничный, блуждающий и шейный. Таким образом обеспечивается связь наружного уха человека с соматической, вагальной и симпатической нервной системой. Эти же три нерва иннервируют твердую мозговую оболочку, в том числе «отпечатки» классических корковых проекционных полей в центральных извилинах мозга. Кроме того, тройничный, блуждающий и шейный нервы тесно смыкаются между собой в системе ретикулярной формации мозгового ствола.
По-видимому, этот тригемино-ретикулярный комплекс и является тем приемо-передаточным центром, от которого импульсы, идущие из внутренних органов и частей тела, передаются в ушную раковину, проецируясь в ней в определенных участках. Так осуществляется корреспондирующая функция ушной раковины, обеспечивающая двустороннюю и протяженную связь между факторами внешней среды и внутренними органами.
Большая часть диффузных и относительная редкость локальных импульсаций в зонах ушной раковины связаны с реактивностью целостного организма и свойством различных нервных проводников к сближению на уровне спинного и головного мозга.
О связи ушной раковины с внутренними органами свидетельствуют также и генетические данные. Из эмбриологии известно, что наружное ухо закладывается из первой жаберной дуги, являющейся одним из ранних формирований переднего отдела кишечной трубки. Отсюда следует, что ушная раковина – образование весьма древнее, состоящее в генетической близости с нервно-вегетативными аппаратами и в конечном итоге с внутренними органами. Таковы факты и высказанные нами 25 лет назад взгляды на физиологическую сущность экстерорецепторов ушной раковины.
За последние годы аурикулярная рефлексотерапия обогатилась большим количеством новых данных. Обобщая эти работы, профессор Р. Дуринян пишет, что аурикулярные нервы принадлежат к числу самых мощных проводников, имеющих прямые выходы на ретикулярную формацию, гипоталамус, а также на все другие структуры мозга и управляемые ими функции. С этой особенностью связана эффективность аурикулярной рефлексотерапии при многих заболеваниях и в первую очередь при эндокринных нарушениях.