Войдя на кухню, я машинально бросила взгляд на часы. Четверть одиннадцатого. Памела уже убежала по своим делам, как обычно, позавтракав без меня. Памела — моя давнишняя подруга: сейчас она работает в каком-то рекламном агентстве и крутится как белка в колесе.

Большая газовая плита сияла чистотой; узорную скатерть не омрачало ни единое пятно; посуда в стенном шкафу отблескивала фарфоровой белизной. Из-под пустой молочной бутылки выглядывал уголок письма — с предложением, которого я ждала так давно. На всех предыдущих конвертах стоял розовый треугольник — знак агентства по трудоустройству; аккуратно сложенные бланки внутри содержали предложения о сезонном устройстве аи pair [1]Аи pair — присмотр за домом и детьми в отсутствие родителей. Обычный вид летнего заработка среди студентов европейских стран, нанимающихся в иностранные семьи для более глубокого изучения языка.
 — я решительно отвергала их. Нынешний ответ исходил от работодателя, и это вселяло надежду.

Я взвесила на ладони объемистый конверт из плотной бумаги. Тяжеловесная кельтская вязь окружала почтовый штемпель Девоншира: «Куллин Комб, графство Девон, Объединенное Королевство». Мое имя и адрес были выведены более разборчиво: «Мисс Ванесса Оршад, Лондон».

Вскрывая конверт, я почувствовала легкое волнение. Имя отправителя было напечатано под гербовым оттиском в левом нижнем углу: «Джеймс Веннер, поместье Лонг Барроу, станция Куллинтон, Девоншир».

Мистер Веннер отнесся ко мне с большим вниманием. Моя кандидатура была признана самой подходящей, и все семейство с нетерпением ожидало моего приезда. К письму прилагался оплаченный чек, в письме указывался наиболее удобный поезд, с которым меня ожидали на станции.

Поставив чайник на плиту, я бросилась к телефону, чтобы поделиться новостью с Памелой.

— Все вышло как нельзя лучше! Ты даже не представляешь, как я счастлива. В четверг уезжаю.

— Поздравляю, Несси. Хотя и немного грустно, что ты опять оставляешь меня одну. Предлагаю сегодня же вечером отпраздновать твой отъезд. Пригласим Терри и… может быть, Арманда. Поужинаем вместе, а завтра я помогу тебе собрать вещи.

Честно говоря, я собиралась заняться вещами сразу после завтрака, однако и в самом деле разумнее было дождаться Памелы. Несмотря на частые переезды, я так толком и не научилась укладывать чемоданы.

Прихватив чек, присланный в письме, я отправилась в свой банк. Пожилой клерк в потертых до блеска черных нарукавниках сосредоточенно отсчитывал деньги и не сразу ответил на мой вопрос, имеется ли у них отделение в окрестностях Куллинтона. Виновато улыбнувшись, я добавила, что хотела бы и там распоряжаться своими средствами. К сожалению, как и банковский клерк, я сама плохо представляла, где, хотя бы приблизительно, находится Куллинтон. На помощь пришел почтовый штемпель, поставленный в Куллин Комб, и после нескольких телефонных звонков служащий, наконец, сообщил, что ближайшие отделения банка находятся в Порлоке и Линтоне в графстве Девон. Куллин Комб располагался возле самой границы с Сомерсетширом, и Куллинтон скорее всего был где-то поблизости.

Устроив все дела с банком, я решила прогуляться немного по городу, но вскоре заспешила домой, чтобы в спокойной обстановке все взвесить и собраться с мыслями.

Квартира, которую я снимала вместе с Памелой, находилась на первом этаже старинного викторианского особняка. В одной из просторных зал, в былые времена служивших приемными, была спальня; другую, побольше, мы гордо именовали гостиной. Из мебели было лишь самое необходимое — все, что удалось приобрести на аукционах и дешевых распродажах. Признаться, мебель никогда не была моим коньком. Главной же страстью Памелы была фотография, и если кто-нибудь из друзей хотел преподнести ей приятный сюрприз, то вместо цветов дарил красивый эстамп. Посему стены обеих комнат пестрели от цветных изображений всего, что моя приятельница находила хорошим в этой жизни.

Я принялась за неотложные домашние дела, но мысли витали далеко. Какая, интересно, сейчас погода за городом? День выдался прекрасный, несмотря ни на что; даже здесь, в Лондоне, в зыбкой прозрачности воздуха чувствовалось приближение весны. Преобладающим цветом стал серый. Дома, тротуары, снег — всеприобрело сероватый оттенок. Солнце не показывалось неделями, дни следовали один за другим — короткие и унылые. В болотистых долинах Девоншира сейчас, наверное, стоит туман, солнце почти не проглядывает сквозь низкие тучи. Воздух свежее; его зимнюю прохладу разнообразит солоноватый морской бриз. Что поделать, от холода никуда не убежишь, однако у моря, надеюсь, он не будет действовать на меня столь угнетающе, как в Лондоне.

Мысленно я уже представляла заболоченные луга, плоские вершины холмов, окрашенные в тяжелые, безрадостные тона. Зябко, неуютно. И тем желаннее мягкое кресло у камина, где весело потрескивает огонь. Вечернее чаепитие и уроки музыки.

Музыка… Я отложила в сторону шитье и бережно вынула из шкафа старый, исцарапанный деревянный футляр, хранивший самое заветное сокровище — скрипку, на которой когда-то играл отец.

От старинного инструмента исходило неуловимое тепло, так напоминавшее о родителях. Они умерли, и скрипка была, пожалуй, единственной фамильной реликвией, оставшейся после них. Я никогда не задумывалась о ее реальной ценности. Изготовленная триста лет назад итальянцем по имени Гварнери, скрипка стоила, конечно, безумно дорого. Знатоки сравнивали этого мастера с великим Страдивари, и такое сравнение, признаться, не выглядело натянутым. Даже сейчас, в сумерках, от скрипки исходило таинственное золотистое сияние. Великие мастера унесли свои секреты в могилу, оставив инструменты, блиставшие на протяжении столетий, словно рубин или янтарь…

Погрузившись в раздумья, я совершенно утратила представление о времени и продолжала сидеть в темноте, когда распахнулась входная дверь, щелкнул выключатель и свет люстры озарил комнату.

— Несси?! Почему ты сидишь в темноте? — Памела удивленно остановилась, однако, увидев у меня в руках скрипку, посерьезнела: — Мечтаешь о своем преподавании?

— Если можно так сказать… — я немного смутилась и спрятала скрипку в футляр.

— Если будешь переодеваться, то поторопись. Скоро придут ребята, — голос Памелы доносился уже из ванной.

— О Боже! — я взглянула на часы. — Я и не заметила, что уже так поздно. Бегу!

Ровно в семь часов в дверь позвонили, и Памела, уже успевшая высушить и уложить свои коротко подстриженные каштановые волосы — я все еще возилась со своими, длинными, — впустила Терри и Арманда.

Терри Партон был самым старшим из нас, ему недавно исполнилось двадцать семь. Нам с Памелой было по двадцать четыре, Арманду — двадцать. Терри работал в том же агентстве, что и Памела, в отделе общественных связей. Арманд, побуждаемый письмами своего отца из Франции, уже полгода собирался устроиться туда, чтобы совершенствоваться в разговорном английском.

— Что, Ванесса действительно уезжает? — с порога поинтересовался Терри.

— Надолго?.. — выглянул из-за его широкой спины Арманд.

— Спросите у нее сами, — Памела пожала плечами и прошла в кухню.

Пылкое увлечение Арманда музыкой сближало нас, к тому же моя мать была итальянкой, и это усиливало наше с ним сходство.

— Послушайте-ка, друзья! — абсолютно серьезным тоном заявила Памела, вновь появляясь в комнате. — Мы тут уже несколько дней умираем от голода и жажды, в доме не осталось корочки хлеба, воду отключили, поскольку мы забываем платить за нее. Вы просто обязаны пригласить нас на ужин.

После шуточных споров и внимательного изучения возможных вариантов мы остановили свой выбор на скромном греческом ресторанчике возле Пикадилли.

— Пока мы молоды и полны сил, — глубокомысленно произнес Терри, — следует прислушиваться к любым капризам наших желудков. А те, в свою очередь, должны потрудиться, переваривая все, что мы не в состоянии высказать вслух.

По дороге в ресторан я рассказала все, что мне было известно о новой работе. После всего пережитого в последнее время мне очень хотелось уехать из Лондона, по крайней мере на несколько лет. Обратившись в бюро по трудоустройству, я ответила на два или три предложения, но не нашла ничего действительно подходящего. И лишь случайно узнала от знакомого, преподававшего в Королевском музыкальном колледже, что в деканат поступил запрос на домашнего учителя для одиннадцатилетнего мальчика. О семье было известно только то, что она живет где-то на западе, в провинции. Сообщалось также, что мальчик необычайно талантлив, и учитель, соответственно, должен обладать выдающимися способностями.

Декан скрипичного факультета; добрый знакомый моих родителей, сделал все от него зависящее, чтобы моя кандидатура была рассмотрена наряду с другими. Следуя его совету, я написала короткое письмо, и сегодня утром, наконец, пришел долгожданный ответ.

— Как, ты говоришь, называется эта дыра? — Терри расплылся в хитроватой усмешке. — Лонг Барроу? Самое подходящее место для любителей дикой природы. Кругом только зайчики да лисички. А дом? Наверняка руины старой норманнской громадины: заколоченные окна; кладка, угрожающая рухнуть от малейшего прикосновения; скрипучие лестницы; рассохшиеся двери и потайные ходы… И внутри этого остова бродят, как тени, пыльные высохшие существа, которым следовало бы помереть по меньшей мере лет сто назад.

— Терри! Ты снова насмотрелся фильмов ужасов? — строго, как учительница школьника, спросила Памела, однако не удержалась и рассмеялась вместе с нами.

Лишь Арманд не сделал даже попытки улыбнуться.

— Ну зачем тебе понадобилось уезжать? — тоскливо протянул он уже в третий раз за вечер. — Будешь писать?

— Конечно, конечно. Как только устроюсь на новом месте. Памела будет рассказывать вам все новости.

— А мне ты напишешь? — темные глаза Арманда смотрели на меня испытующе.

— Гм… Обязательно.

— Если тебе понадобится помощь, можешь положиться на меня.

— Я выуживаю из почтового ящика телеграмму, и через пять минут храбрый Арманд уже ловит такси, чтобы мчаться в этот чертов… Проклятье! Опять забыл, как называется это Богом забытое место! — ухмыльнулся Терри.

— Спасибо за трогательную заботу, но я искренне надеюсь, что эти жертвы не понадобятся.

— В любом случае мне вовсе не нравится, что ты решила отправиться в добровольную ссылку. Тратить свой талант на занятия неизвестно с кем. — Арманд угрюмо сдвинул брови.

— Как тебе объяснить… Это как раз то, что мне необходимо сейчас.

Несмотря на все старания, наш французский приятель весь вечер был мрачнее тучи. Мы весело смеялись, подшучивали друг над другом, поднимали дружеские тосты, однако развеселить его были не в силах. Весь вечер Арманд оставался серьезен, словно присутствовал на моих поминках.

Увы, последующие события во многом оправдали его настроение.