Старший кангани — важная часть саги о чае. В нем соединялось все, он был той точкой, где все сходилось вместе. Начать с того, что он был правой рукой дораи, руководил всем процессом труда на чайных плантациях, он же был обвинителем, защитником и судьей во всех конфликтах.
Были, конечно, старшие кангани и кангани самые разные, подобно тому как существовали неуклюжие крестьянские лошади и элегантные победители дерби. Они никогда не составляли какой-то класс, они лишь принадлежали к определенному клану. Кангани — большой начальник, в его подчинении находилось свыше тысячи рабочих. Он жил в своем «вигваме», известном как резиденция старшего кангани, со всеми удобствами и атрибутами, положенными большому начальнику. Помещение состояло из залы для приемов с конторой, а также молельни, спален, женской половины, кухни и ванной.
В зале для приемов, окруженный канакапилле в белых тюрбанах, кангани в черных пиджаках и старейшими служащими со свисающими усами, старший кангани принимал посетителей, мановением руки приглашая их и отпуская. Поэты и певцы, танцоры и фокусники посвящали ему свои песни и танцы. В те времена, когда газеты были еще редкостью, он хорошо платил им, чтобы они повсюду прославляли его имя.
В холодные вечера, когда он был в подходящем настроении, в назидание подчиненным он вспоминал подвиги былых времен. Это были истории бесконечные, как ряды воловьих упряжек на пыльных дорогах. Во всех этих рассказах дораи был центральной фигурой, а кангани его правой рукой. Он заканчивал с улыбкой: «Это было чудесное время, а дораи — люди суровые, но тверды, как сталь».
Его официальные обязанности были разносторонними и многообразными. Он размещал людей в бараках, раздавал рис, распределял работу, являлся с отчетом к управляющему, обходил плантации, в дни зарплаты получал деньги у дораи и выдавал их рабочим. Он заботился о больных и руководил всеми делами на плантациях.
Он гордился тем, что рабочим не нужно было уходить никуда с территории плантации, они получали здесь все необходимое. Он не допускал, чтобы чужаки обижали его рабочих, и уж ни в коем случае не разрешал забирать без его ведома рабочего в полицейский участок.
Давайте на нескольких примерах посмотрим, как решал он возникавшие житейские проблемы, улаживал конфликты.
Как-то в воскресенье после обеда, вероятно на следующий день после получки, в бараке возникла ссора между Катханом и Мутханом. В то время как перепалка была в разгаре, главный информатор — цирюльник уже рассказал начальнику об инциденте во всех деталях. Он полагал, что обиженный явится с жалобой около 10 часов вечера.
Когда Катхан с его обидой подошел к двери зала для приемов, он увидел, что начальник страшно занят — он как раз отдавал распоряжения своим подчиненным. Он делал язвительные замечания по поводу качества проведенных работ по сбору листа и обрезке кустов. К тому же у начальника было такое каменное лицо, что Катхан, поймав его взгляд, совсем оробел. Когда он собрался уйти, «божество» позвало его:
— Эй ты, иди на кухню, поешь, а потом позови ко мне пандарама, быстро!
Такой оборот дела в общем не разочаровал Катхана. Он пообедал, не торопясь, со вкусом расправляясь с различными блюдами, приготовленными под соусом карри, перебирая мысленно все обидные слова, которые наговорил ему Мутхан. Вкусная еда привела его в хорошее настроение. Затем он пошел за пандарамом. На обратном пути Катхан изложил вкратце суть дела, образно расписав все случившееся в бараке, и умолял пандарама все это рассказать начальнику. Пандарам обещал сделать все возможное. Катхан ушел домой довольный.
На следующей неделе ничего не произошло. Когда Катхан снова пришел в приемную, он застал начальника в хорошем настроении. Тот пригласил Катхана сесть на циновку и приказал слуге принести книгу «Вана васам» — часть «Махабхараты». Катхану пришлось читать эту книгу нараспев до поздней ночи. Короче говоря, старший кангани не дал возможности Катхану даже рта открыть. Шли недели и месяцы. Время — великий целитель — сыграло свою роль. На очередном празднике Катхан и Мутхан помирились, забыв о своей ссоре из-за бутылки аррака. Это уже казалось им давно забытым сном.
Именно в этот вечер начальник послал за Катханом и Мутханом. Они вошли друг за другом, почесывая затылки.
— Ну, — громко заговорил начальник, — я слышал, у вас там в бараке была крупная ссора?
— Это давно было, свами, — смиренно пробормотал Мутхан.
— Как же это получается, а? Я сижу на этом проклятом месте, а мне ничего не говорят?
— Я приходил, господин, — смущенно улыбаясь, сказал Катхан.
— Ты приходил! Верно?
— Когда змея жалит другую змею, она не выпускает яд, — заявил другой.
— Змея жалит? Я не хочу никаких сумасбродств в бараках. Вы слышите, дурачье?
Он смотрел на них пристально, злобно усмехаясь. Затем внезапно смягчился:
— Значит, все теперь в порядке? Ну ладно, идите.
Оба удалились, почесывая затылки.
В другой раз, когда Паланианди стащил немного чая на фабрике, об этом сразу доложили дораи. Старший кангани был вызван в контору. Войдя, он увидел, что дораи, весь красный, сидит за столом. Паланианди стоял, дрожа, снаружи, под деревом. Для него это был ужасный день. Все думали, что дораи тут же выгонит его с работы. Вдруг дораи затрясся от негодования.
— Ты свинья, грязная свинья! Как ты смел прикоснуться к нашему чаю? — разразился старший кангани, замахиваясь своей тростью. — Получай, ворюга!
Толстая трость несколько раз поднималась и опускалась на плечи Паланианди, иногда проходя от его головы на какие-то полдюйма.
— Ай, свами! Ай, свами! — кричал Паланианди, пытаясь уклониться от сыплющихся со всех сторон ударов.
Дораи был удовлетворен, но несколько расстроен этой сценой.
— Ради бога, оставь этого человека и зайди сюда, кангани! — позвал управляющий. Кангани вошел в контору, отдуваясь.
— Я не хочу держать вора на нашей плантации, сэр.
— Достаточно и этого наказания. Клерк, скажи тому парню, чтобы убирался, — сказал дораи.
Расправа с Паланианди долго была предметом обсуждения у цирюльника. Действительно, было о чем поговорить. Надо отдать должное старшему кангани — он изобрел такого рода «радиоспектакль» задолго до Би-Би-Си.
В день зарплаты старший кангани шел домой с сумкой, полной хрустящих бумажек и серебряных монет. Его обступили с десяток рабочих, жаждавших получить деньги взаймы. Среди них был и Майанди, известный лодырь. Кангани так посмотрел на него, что тот съежился. Но от Майанди не так легко было отделаться. Правда, ему никак не удавалось поймать взгляд начальника.
Не раз Майанди снова появлялся здесь в нужное время. Наконец однажды старший кангани вынужден был спросить:
— Ты чего здесь ждешь, Майанди?
— Сэр, мне нужны деньги в долг.
Старший кангани сделал вид, будто ничего не слышал, и промолчал. Затем он послал его на огород, чтобы помочь садовнику. Так, в течение многих дней, Майанди работал на огороде.
Как-то начальник позвал его, стал говорить о том о сем и похвалил за хорошую работу на огороде. Наконец Майанди смог вновь повторить свою просьбу:
— Сэр, мне нужно взаймы сто пятьдесят рупий.
Тогда начальник дал ему записку к кадаи. По дороге Майанди прочел эту записку — и раз, и два. Он был доволен, что в записке стояла цифра — 150 рупий.
Но торговец дал ему лишь 45 рупий и велел уходить.
— Дай еще двадцать пять рупий, — умолял Майанди.
Наконец после настойчивых просьб ему дали еще 5 рупий и решительно заявили, чтобы он здесь больше не показывался. Кто знает, какое соглашение существовало между старшим кангани и лавочником. К тому же надо учесть, что Майанди никогда не возвращал долги.
Старший кангани был первым, кто объединил рабочих на плантации. Вообще он представлял собой человека, который как бы олицетворял самобытный мир плантаций Шри Ланки.