Во времена Маниккама любовь на чайных плантациях была табу. Каждый молодой человек, который осмеливался проломить эту стену, воздвигнутую обычаями, бывал осужден панчаятом. А члены панчаята ни перед чем не останавливались, лишь бы удовлетворить свои садистские наклонности. Они высматривали, подобно ястребам, добычу и набрасывались не только на неосторожную жертву, но и на всю семью виновного. Панчаят выступал за неукоснительное соблюдение традиционных норм жизни, а Маниккам вел себя с членами панчаята, как с равными, иногда же старался смягчить его суровые решения.

Вспомним один эпизод. Рагаван, сын Вира Кумарана из центрального барака, в свои двадцать лет напоминал статую, высеченную из прочного коричневого камня. Говорили, что в его глазах зажигалось пламя любви, когда он смотрел на дядину дочь Парватхи.

Вся плантация, включая Маниккама, ждала «счастливый день в недалеком будущем». Родители Рагавана считали само собой разумеющимся, что когда-нибудь Парватхи придет в их дом и у них появятся внучата. Но у отца Парватхи, кангани Синна Палани, были другие планы. Он тайно выбрал в женихи молодого помощника канакапилле с соседней плантации. Однажды в воскресенье вечером этот светлоглазый молодой человек был приглашен в дом Синна Палани. И намерения этого последнего стали совершенно ясны Рагавану и его родственникам.

И в тот роковой вечер, когда Маниккам встретил Рагавана, он намекнул:

— Брат, вокруг бродит белый бык. Береги свою телочку.

Придя домой, Рагаван застал родителей во время бурного разговора.

— Рагаван, чтобы твоей ноги больше не было в доме этого человека, — предостерег его отец.

— Зачем ты так говоришь? Мой сын имеет право ходить в дом моего брата, — возразила мать.

— Замолчи, женщина! Твой брат настоящий головорез. Я проклинаю тот день, когда взял жену из дома его отца.

— Хватит ссориться. Я не пойду больше туда, — сказал Рагаван и отправился к Маниккаму за советом.

На следующее утро Рагавана не оказалось дома. Его мать начала метаться и бессвязно что-то выкрикивать, как будто ее жгло огнем. «О Рагаван! Мой Рагаван!» — кричала она.

— Пусть провалится в преисподнюю, слышишь, женщина! — кричал Вира Кумаран. — Пусть разразит того гром, кто погубил моего сына!

— Ты, великий грешник, не смей его проклинать! — вопила жена.

В это время послышались крики из дома Синна Палани, где обнаружили отсутствие Парватхи. Стало ясно, что молодые люди сбежали.

А Маниккам сел на своей веранде и ликующе запел свою песню. Его торжество разделяла вся молодежь на плантации. Люди собирались по углам, обсуждая случившееся и его причину. В домах Рагавана и Парватхи слышались рыдания и вопли женщин. Видели, как кангани Синна Палани бегал вокруг бараков с ножом для подрезки кустов в руках. Маниккам, который уже не раз весело повторял свою песню, крикнул:

— Ох, кангани! Не торопись на виселицу!

— О, лучше помолчи. Я с ума схожу.

— Да, я знаю, что в последнее время ты совсем сошел с ума. Это я тебе говорю. Иди сейчас же к старшему кангани. На плантации есть панчаят. Помни, что натворила твоя дочь. Вы навлекли позор на нашу плантацию. Не дури и не юли там.

Синна Палани остановился как вкопанный, а затем покорно отправился к старшему кангани.

— Приведи свою дочь и племянника, Синна Палани, — сказал начальник.

Когда пришел отец Рагавана с женой, он сказал:

— Приведите вашу племянницу и сына. Ваша семейная ссора меня не касается, но вы отвечаете за то, что я потерял двух рабочих.

Они ушли домой, как побитые.

Однажды вечером Маниккам вернулся из деревни навеселе и начал распевать свою песенку.

Он пропел ее с ликующими интонациями в голосе. Затем помчался к начальнику домой.

— Ну что, Маниккам? — спросил Большой человек.

— Я их нашел, аппу!

— Кого ты нашел, Маниккам?

— Аппу, они были в деревне Четти Тхоттам. Вечером они будут здесь.

— Ты чертовски ловкий парень. Я знал это.

— А панчаят, аппу?

— Не торопись. Дай им всем прежде успокоиться.

Маниккам вернулся на свою веранду и сел в ожидании. В семь часов вечера Рагаван подошел к ступенькам веранды и приветствовал Маниккама.

— Заходи, заходи, брат. Где ты был все это время? Как дела? Эй, там! — позвал он жену. — Приготовь чашку чая, а также побольше молока и сахара для брата. Садись сюда, Рагаван, а я должен пойти сказать несколько слов твоему дяде. Я скоро вернусь.

Но не успел он уйти, как прибежал Синна Палани:

— О, дядя Маниккам, твоя племянница вернулась.

— Очень хорошо. Теперь можно созывать панчаят. Твоя семья опозорила плантацию и всех нас.

— О, дядя! Но ведь это дело прошлое. Я достаточно пострадал от своей глупости.

— Не говори так. Вот теперь только и настало время расплачиваться за свою глупость.

— Но бедняжка была предназначена этому грешнику (Рагавану). Все знали, что они должны пожениться. Зачем же он ее увел?

— Э, перестань путать. Ты засматривался на больших людей, а этот бедный парень оказался недостаточно хорош для твоего сахарного леденчика.

— Но теперь мы можем поженить их. Пойдем, дядя, к моей сестре.

— О, я понял. Ты хочешь легко отделаться. Нет, пусть панчаят решит это дело. Доставь мне удовольствие увидеть, как ты сто раз поклонишься им в ноги. Ты наденешь черный пиджак и возьмешь с собой зонтик, а? Ты хочешь, чтобы твоим зятем был канакапилле?

— Разве у тебя нет родных сестер, дядя? Или у тебя нет сердца, чтобы так наказывать старого человека?

— А теперь скажи мне, где твой леденчик, который увел этого парня?

— Дома.

— Чудесная история, дядя. Очень забавная. Хватит, забирай своего племянника и веди его к леденчику. Рагаван, иди. Уходите все, чтобы духу вашего здесь больше не было.

Без единого слова Синна Палани повел Рагавана домой.

Через неделю Маниккам вместе с кангани Синна Палани предстал перед начальником.

— Айя, моя дочь и племянник вернулись.

— Ну, Синна Палани, чего же ты хочешь?

— Собрания панчаята, аппу, — сказал Маниккам.

— Свами, моя дочь предназначалась этому парню.

— Тогда почему же они убежали с плантации?

— Аппу, потому что ей не нравится канакапилле. Теперь моя дочь и мой племянник стали мужем и женой, — смиренно предположил Синна Палани.

— А где же тхали, дядя? Давайте посмотрим, есть ли у девушки тхали.

— Ты прав, Маниккам, — сказал начальник. — Так любой парень сбежит с девчонкой, а потом они объявятся как муж и жена. Таким глупостям надо положить конец.

— Вы — наш отец, — умолял Синна Палани. — Сделайте милость, повяжите собственноручно моей дочери тхали.

— Да, аппу. Но молодым людям надо попросить об этом должным образом.

— Дочь моя, Парватхи, — позвал Синна Палани, — и ты, сынок, подойдите сюда и поклонитесь в ноги айи, попросите его благословения.

Из толпы, стоявшей за оградой, вышли двое с покрытыми головами.

— Подходите, подходите, мои пташки. Подходи, леденчик! Вы прекрасно провели время и без тхали. А теперь поклонитесь в ноги аппу и попросите тхали.

— Не надо кланяться мне в ноги, маленькие глупышки. Идите к себе в бараки. Мне нелегко будет распустить панчаят. Синна Палани, я хочу, чтобы был порядок на плантации, слышишь?

— Да, свами. Вспомните, свами, ведь еще мой дед пришел к вашему отцу как рабочий по контракту. Не оставьте же меня своей милостью, скажите доброе слово, айя. Мои родственники ведь никогда не вызывались в панчаят.

— Хорошо, Синна Палани. Когда ты предполагаешь обвенчать их?

— В следующем месяце, айя.

— Теперь можешь идти, Синна Палани. Маниккам, уведи их.

— Аппу…

— Я сказал — уведи их! — загремел начальник.

— Да, аппу.

Толпа разошлась. Маниккам с фонарем в руке самодовольно возглавил шествие людей, которые стали расходиться по домам. Для такого случая у Маниккама была припасена новая песенка.