Утром я преисполнена обиды, вредности и желания доказать напыщенному индюку в кабинете директора, что умею работать. Придирчиво выбираю платье, останавливаясь на джинсовом, вместо шпилек обуваю кеды, а вместо изящных локонов делаю высокий хвост, безжалостно собирая пряди волос под резинку. Образ получается почти спортивный, дерзкий и совершенно противоположный тому, что нравится шефу.

Однако когда я выхожу из отеля и вижу водителя, меня начинают одолевать сомнения. Наверное, не стоит дразнить человека, который выкупил твой долг. Но времени превращаться обратно в хорошую девочку нет. Я сажусь в машину и мы буквально чудом успеваем до начала пробок.

В приемной на моем столе я вижу тарелку. И против воли, наплевав на установку быть серьезной и суровой, начинаю хихикать.

Да, это бутерброды. С икрой. Половина с красной, половина — с черной. Аппетитные золотистые кусочки багета, еще прохладное сливочное масло, кокетливая веточка петрушки. В центре — розочка из тонких слайсов огурца.

Я вешаю плащ в шкаф и продолжаю хихикать. В голове крутится забавное "кино": как Архипов, высунув от усердия кончик языка, мажет хлеб маслом и укладывает икру. Глупость, конечно, заказать бутерброды в ближайшем ресторане занимает десять минут…

Стоп. Я замираю возле мусорки, в которой валяются пустые банки. Нет, против такого даже я не попру. Он что, правда сидел и делал бутеброды с утра пораньше?

В кабинете никого нет, но пиджак шефа висит на стуле, а еще открыто окно. Значит, Архипов приехал на работу, а затем послал водителя за мной. А теперь милостиво свалил на неопределенное время, дав мне возможность спокойно позавтракать.

Последнее — сущий бред, наверняка он ушел по рабочим вопросам или устроил где-нибудь массовый разнос. Но думать иначе приятно. Я делаю кофе, наслаждаюсь запахом весеннего дождя из открытого окна и с наслаждением жую бутерброд.

Блин, я даже когда жила с родителями, не пробовала черную икру. Это божественно!

— Нифига себе завтрак, — слышу я. — Можно мне тоже устроиться секретаршей к Архипову?

Бутерброд попадает не в то горло, и я начинаю кашлять. В приемную входит Сергей — друг Влада. Мы встречали его на вечеринке вчера и… мне было запрещено говорить, что я здесь работаю.

Поэтому я растерянно смотрю на визитера снизу вверх.

— Шеф-то на месте?

— Нет, ушел.

— Жаль. А я ему ключи принес от дачи, он просил.

— Хотите подождать? Я как раз сварила кофе.

Мне жутко неловко, потому что я чувствую неподдельный интерес, исходящий от Сергея. Но все же это не цепкий взгляд швабры и не ненавидящая рожа Макса. Обычное любопытство человека, который вчера встретил друга с новой девушкой, а с утра обнаружил, что она — его секретарша.

Я наливаю ему кофе и пододвигаю тарелку, как бы говоря "угощайтесь".

— Уговорила, — усмехается мужчина. — На такой завтрак я сегодня уж точно не надеялся. Честно говоря, думал, меня ждет рисовая молочная каша.

— Почему?

— Я работаю в больнице. Точнее, директор медцентра. И, если я не успеваю поесть дома, то в столовой всегда накормят дорогое начальство. Один минус: лобстеров больничная диета не предусматривает.

Не самый плохой формат завтрака: Сергей умеет ненавязчиво молчать. Мы пьем кофе, жуем бутерброды и наслаждаемся нежданно-негаданно наступившим приятным утром. Ровно до того момента, пока в приемную не заходит Влад.

Я вспоминаю, что обиделась, и принимаю равнодушный вид. Но сложно изображать холодную бесстрастность, если тебя застали слизывающей икру с хлеба.

— О, привет, — говорит Сергей. — А я тебе ключи привез и меня тут накормили. Это у вас в соцпакет такой завтрак входит?

— Нет, это расширенное страхование от несчастных случаев и всплесков дурного настроения начальства.

При этом Влад так на меня смотрит, что я немного смущаюсь. Ну да, наверное, раз я почти съела (пусть и в компании) извинение, то вид оскорбленной невинности уже не в кассу. С другой стороны, даже при обвинительном приговоре в суде пострадавшим положена компенсация.

— Что ты ей сделал? — хмыкает Сергей.

Нехотя Архипов отвечает:

— Шлюхой назвал.

— У-у-у.

Сергей демонстративно копается в бутере.

— Что?

— Ищу там бриллиантовое кольцо

— Своей-то часто даришь?

— К справедливости: я свою и шлюхой не называю. Да и кольца она не очень. Зато я ей подарил золотую кисточку с инкрустацией сапфирами. Вот чем твоя увлекается?

— Мозги жрет!

— Тогда дари вилку. Контакты ювелира дать?

— Эй! — не выдерживаю. — Я все еще здесь! И могу второй раз обидеться.

— Икра кончилась.

— Мозги зато остались, — многозначительно играю бровями.

Сергей тихо ржет в кружку с кофе.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Сергей отдает Владу ключи и уезжает, я возвращаюсь из туалета с вымытой тарелкой и чашками. Втайне надеюсь, что шеф уйдет работать, но нет. Он стоит, привалившись к шкафу, смотрит своими колдовскими глазами и молчит.

Я вдруг понимаю, что меня тянет к нему с невероятной силой. И, как ни парадоксально, но единственное, что эту тягу сдерживает — контракт. Если бы не должность, не обязанности, я бы позволила себе им любоваться. Позволила оценить тонкую красоту, спортивную мужественность, элегантность. Мужчины с деньгами — если пользуются ими умело, конечно — способны выглядеть привлекательно, но мужчины с таким магнетизмом даже с проездным и дошираком за душой способны лишить сна.

А я даже не могу обидеться. Если бы я хоть немного дольше думала о своих обидах, то не оказалась бы в пустой квартире и не вздрагивала бы от каждого шороха.

Его взгляд скользит по моему платью, коленкам, задерживается на кедах и вновь поднимается вверх.

— Зайди, — бросает Архипов.

Меня бросает в дрожь, но приказ из категории тех, на которые не язвят и не огрызаются. Шутки кончились с уходом Сергея. На негнущихся ногах я прохожу в кабинет. Шеф закрывает за собой дверь. Сердце с силой бьется в грудную клетку.

— А если Макс придет? — спрашиваю я.

— Не придет. Он в аэропорту, встречает клиента.

Будто завороженная, я наблюдаю за тем, как он стаскивает галстук и расстегивает ремень. Мелькает шальная мысль сбежать через окно, но, к счастью для Влада, слишком высоко, чтобы я на это решилась.

Не знаю, почему так нервничаю. Прошлым утром между нами было все и даже больше, чем весь совокупный опыт в моей жизни. По крайней мере удовольствие точно оказалось приятной неожиданностью. И если сначала я думала, что как-нибудь перетерплю три месяца близости, то сейчас уже не уверена, что это "как-нибудь" дастся мне легко.

— Обиделась? — уточняет Влад.

Я, вроде как, уже не обиделась, но на всякий случай киваю. Вдруг это спасет?

— Замечательно. Значит, будем молча.

Словно я ничего не вешу, мужчина подхватывает меня и сажает на стол, а потом закрывает мне рот поцелуем, не давая даже шансов возразить. Но его прикосновения действуют гипнотически. Тело перестает слушаться, и я превращаюсь в Олесю, которой никогда не была.

В девушку, способную чувствовать что-то кроме неловкости и слабого, исчезающего где-то в глубине, удовольствия. Сейчас оно не растворяется, а рвется наружу, сводит с ума.

В прошлый раз мне дали привыкнуть. В прошлый раз Влад решил, что будет, а я решила, как.

На этот раз он просто берет то, что хочет. И даже если бы я злилась, я бы все равно позволила. Мы оба знаем это и если Архипов привык к такому, то я задыхаюсь от неожиданно пряного и возбуждающего подчинения.

Щелкает пряжка ремня. Тихий протяжный стон вырывается у меня, когда я чувствую, как Влад входит. Немного больно — и он замирает, давая пару секунды привыкнуть. В абсолютной тишине гулко бьется сердце и… ч-ч-черт! Лучше бы он что-то говорил, отпускал язвительные замечания или снова приказывал.

Когда он снова начинает двигаться, я непроизвольно ногтями впиваюсь в его плечи. Никогда не думала, что способна испытывать такие ощущения. Я не могу удержаться в положении сидя и, как только руки Архипова перестают меня держать, опускаюсь на стол, прямо поверх бумаг.

"Ой, степлер!", — чуть было не вырывается, но вовремя вспоминаю, что решила молчать и осторожно вытаскиваю его из-под поясницы.

Это дает небольшую передышку, а потом все начинается снова.

Только теперь пространства для маневров у шефа больше. Его руки расстегивают пуговички на платье, пальцы дразнят соски. Я закрываю глаза в инстинктивной попытке спрятаться, но получается только хуже. Или лучше? Уж точно ярче.

Перед глазами вспыхивают искры от близости оргазма. Движения Влада становятся быстрее, а еще я чувствую на себе его взгляд. Он сдерживается, ждет, хочет увидеть. Мне вдруг становится немного весело и губы невольно трогает улыбка.

Которую тут же стирает ошеломляющая волна удовольствия. Короткая, но безумно изматывающая.

Я прихожу в себя довольно быстро, сажусь на столе и дрожащими пальцами застегиваю платье. Получается не очень хорошо, так что шеф заставляет меня убрать руки и застегивает сам. Почти заботливо, с невозмутимой тщательностью. Пуговичка к пуговичке, и не забывая будто случайно поглаживать подушечками пальцев по коже.

Еще одна монета в копилку неизведанных удовольствий: оказывается, после секса кожа очень чувствительная, а прикосновения к ней будто притягивают эхо пережитого удовольствия.

— Еще дуешься? — хрипло спрашивает Влад.

Эта хрипотца — единственное свидетельство того, что и ему было хорошо. Внешне он все тот же идеальный невозмутимый босс.

— На выходных все будет дольше и интереснее. Пора показать тебе, что мне на самом деле нравится. Серебров любезно одолжил нам на выходные дачу, так что в лесу, в уединении, за сотню километров от города, нам никто не помешает.

Я с трудом фокусирую взгляд на его лице, но в голову даже не лезут никакие шутки. А вот усталость наваливается разом.

— А пока я добрый, можешь потребовать еще что-нибудь интересное. Делать с утра для Олененка бутерброды было даже интересно. Жаль, что половину сожрал Серега. Он не заслужил романтических порывов. Даже несмотря на ключи.

— Диван, — наконец я нахожу в голове кончик мысли и уверенно за него цепляюсь.

Архипов удивленно приподнимает бровь. Это получается у него так интересно, что я засматриваюсь и на пару мгновений забываю, что хотела попросить.

— Олененок, ты что, хочешь лишить мой кабинет дивана? Твоей зарплаты хватит, чтобы обставить квартиру.

— Что? — Я моргаю. — Мне надо полчаса на вашем диване. Я почти не спала ночью и сейчас отключусь.

— Отдыхай, — хмыкает шеф. — Я до обеда занят. А после обеда придумаю тебе задание.

Не знаю, чем заслужила третье наслаждение за утро, но определенно благодарна судьбе за такой подарок. Диван кажется мне мягче самой лучшей постели. Солнышко ласково поглаживает по щеке. Я лежу, медленно проваливаюсь в сон, одним приоткрытым глазом наблюдая, как Влад собирается на какую-то встречу. Губы еще помнят вкус его поцелуя, а тело тоскует по рукам. Ненавижу его за это желание снова прикоснуться. Но ничего не могу с собой поделать.

Когда дверь за шефом закрывается — куда тише обычного — меня вдруг осеняет. Я подскакиваю, но спросить уже некого.

Мне что, все-таки будут платить зарплату?!

В топе моих любимых удовольствий однозначно дневной сон. Или утренний. Вообще любой сон, когда спится сладко, спокойно и крепко. Я просыпаюсь сама, чувствую себя совершенно выспавшейся и с удивлением смотрю на телефон. Будильник почему-то не сработал, так что я безнадежно проспала обед.

Морально я уже готова к взбучке, но шефа все еще нет в офисе. Быстро, пока Архипов не вернулся и не понял, что я проспала всю первую половину дня, бегу умываться и приводить в порядок прическу. С наслаждением представляю, как сейчас выпью кофе с какой-нибудь вкусняшкой из запасов, подаренных Владом. В ящике стола валяется целая куча шоколадок. Один из "киндеров" станет идеальным дополнением к кофе. А через часок-другой, если не будет заданий, можно сходить пообедать.

Какое же наслаждение — выбирать кафешку для обеда и не думать о том, что денег почти не осталось!

На столе меня ждет сюрприз: флешка и записка, на которой рукой шефа написано "Распечатать. Скрепить. Разложить по папкам". А вот и задание. Я неспешно, пока кофеварка деловито жужжит, отправляю на печать больше сотни страниц, и лезу в ящик за киндером.

Оп-па.

Киндера в ящике нет.

Удивленно моргаю, потом напрягаю память. Нет, я совершенно точно помню, что в ящике валялось два шоколадных яйца. И баночка с мармеладом тоже была, а теперь нет. Странно… пребывая в глубокой задумчивости, беру первую попавшуюся шоколадку.

Здесь срочно нужен детектив.

Подозреваемых трое.

Первый подозреваемый: я. Не то чтобы я страдаю провалами в памяти, но голодные месяцы явно оставили свой отпечаток. Да и кто не забывался и не точил в периоды острой задумчивости все, что подвернется под руку? Я могла унести шоколад домой или забыть в сумке. Но все же мне кажется, что я этого не делала.

Второй подозреваемый: Архипов. Имеет право, тут ничего не скажешь. Сам подарил, сам отъел кусочек. Офис принадлежит ему, стол — тоже, как и ящик в нем. Зашел, чтобы оставить записку, искал стикеры, обнаружил залежи шоколадок и схватил парочку на перекус. Звучит логично. Одно "но": я слабо представляю Влада, жующего киндер.

Ну и третий человек в списке — Макс. Хотя, надо думать, этот бы выгреб все, что нашел. Просто из чувства мести. Но может, просто не успел? Или решил постепенно подбираться к жертве…

Кусочек шоколадки комом встает в горле. Нет, надо срочно выяснить, куда ушел мой киндер! И если не к Максу, то всю еду забирать с собой. Подножку помощничек мне уже ставил, слабительное — как раз его уровень.

Об этом я думаю все время, пока сортирую договоры по папкам. Вспоминая ссору с Владом накануне, особенно тщательно проверяю каждый экземпляр. Шеф возвращается ближе к вечеру, когда сотрудников почти не остается. Мне скучно просто так сидеть в офисе, но все же я проспала половину дня и нечестно будет сбежать, не отработав положенное.

Хотя с моими служебными обязанностями это смотрится особенно смешно.

— Сделала? Молодец. Разложи в конференц-зале на завтра и можешь быть свободна. Завтра в двенадцать ты должна быть готова и собрана к выходным на даче. Там может быть прохладно. И там нет интернета.

— И чего там делать?

На это Архипов многообещающе усмехается. Я так и не решаюсь спросить его про шоколадки.

Архипов смотрит в спортивную сумку и невольно его разбирает смех.

Запасные рубашка, джинсы и пара футболок, недочитанная книга, папка с договорами, которые надо просмотреть, планер и планшет на случай непреодолимой тяги к работе, бумажник, зубная щетка. И коробка с игрушками для Олененка. Полный джентльменский набор.

Хотя в багажнике еще здоровая сумка с продуктами и выпивкой и, надо думать, этот пакет заинтересует Лесю куда больше, чем содержимое коробки. По крайней мере поначалу.

У него есть два дня и дача в глуши, чтобы от души насладиться доставшейся девочкой прежде, чем думать, как быть дальше. Совершенно очевидно, что чем дольше Олененок остается в его жизни, тем стремительнее в ней прописывается.

Нельзя тянуться к девушке в белых кедах, которая с детской непосредственностью уплетает бутерброды за завтраком. Нельзя трахать дочурку партнера, которая радуется шоколадкам в большой корзине с бантом. Нет ей места в его мире, она где-то там, среди яркой молодежи, двигает мир вперед. Не возится в грязи, а наслаждается местом под солнцем. Может, раз теперь ей ничто не угрожает, и заработает это самое место. Хочется верить, что Олененок хоть чему-то научилась.

Но отказать себе в удовольствии свозить ее за город нереально. Спасибо Сереге, в очередной раз предоставил дом. Ему самому он еще пару месяцев точно не понадобится, с маленьким ребенком нормальные люди предпочитают жить поближе к цивилизации.

Но место там идеальное. Закрытая территория, огромные участки у каждого, до ближайших соседей — пилить минут двадцать через сосны. Ни одной потенциально цветущей березы, только хвойный весенний лес, не сошедший кое-где снежок, беседка на свежем воздухе, стеклянные стены гостиной, камин, джакузи в спальне с видом на озеро.

Идеальное место, чтобы перезагрузить голову перед напряженной неделей.

Когда Влад подъезжает к отелю, Олененок уже стоит на улице. Мерзнет, притоптывает и зевает. Волосы выбились из пучка, нос красный, а один глаз то и дело норовит закрыться. Сначала он хотел уехать после обеда, но встреча утром сорвалась и сил выносить суматошный город совсем не осталось. Так что у Леси был час на сборы, пока Архипов ездит за продуктами и алкоголем.

Что-то ему подсказывает, за этот час Олененок не успела позавтракать. И вряд ли успела проснуться.

— Скажете "доброе утро" — укушу, — предупреждает она. — Я думала, мы поедем в обед!

— Сейчас восемь утра! Хватит спать, сон до обеда плохо влияет на продуктивность.

— Да, если до этого вы не смотрели кино до рассвета. Я спала два часа! И не поела.

— Кто бы сомневался. В бардачке можешь взять сэндвич и воду.

Его ждут пятнадцать минут довольной тишины. Завтрак бодрит, и, едва с бутербродом покончено, Леся снова начинает приставать с вопросами.

— А куда мы едем?

— На дачу.

— А зачем?

— Отдыхать.

— А это дача Сергея?

— Да.

— А почему у вас нет своей? Вы что, не миллионер?

И смотрит так, с подозрением, приподняв одну бровь.

— Потому что у меня нет времени на дачи. И я не вижу смысла покупать то, чем не будешь пользоваться.

— Поэтому вы даже секретарш берете в аренду, да?

Очень хочется рассмеяться. Определенно катализатором работы мозга Олененка выступают или голод или недосып, или смущение. Самые прекрасные перлы она выдает, когда чувствует себя не в своей тарелке.

— Именно, Олененок.

— А вы взяли спрей от клещей?

— Территория обработана.

— А фумигатор?

— Олеся, какой в жопу фумигатор?!

— Не в жопу, а в розетку, — бурчит. — Я просто беспокоюсь.