Из зеркала на Джиллиан глядел серый призрак – на бал ей пришлось надеть серое шелковое платье с высоким корсажем и строгим силуэтом – такой фасон уже давно вышел из моды. На лбу у нее выступили бисеринки пота. Они попыталась сделать глубокий вдох и успокоиться, но мешал корсет из китового уса.
Служанка расправила последние складочки на платье. Джиллиан поморщилась. Один-единственный раз ей довелось надеть ярко-голубое платье с открытыми плечами. Плечи у нее усыпаны бледными веснушками, но в полумраке борделя этого никто не заметил.
Интересно, нравятся ли Грэму веснушки? Стал бы он целовать каждую веснушечку, если бы они встретились при других обстоятельствах? Ласкали бы его жаркие губы каждое из этих крошечных пятнышек?
Грэм, красавец аристократ, лишивший ее девственности. У него был едва уловимый акцент, который она не смогла распознать, хотя его манеры выдавали в нем человека с положением и немалым состоянием. Ей будет ужасно неловко, если он тоже придет сегодня на бал.
Но как же она рада будет его увидеть!
Джиллиан оправила на себе платье. Дурацкие рукава фонариками были отделаны кружевом цвета слоновой кости. Волосы ей стянули на затылке так сильно, что болела голова. Лорд Странтон настаивал на том, чтобы она носила строгие прически, которые отвлекают внимание от ее «уродливых» рыжих волос. Из чувства противоречия она высвободила несколько локонов.
Джиллиан твердо решила, что в Рэдклиффе ни за что не будет носить корсет.
В карете она сидела напротив отца, рядом с тетей Мэри, которая сопровождала ее на бал. Ее мать весь день не выходила из своей комнаты, ссылаясь на головную боль. Джиллиан обернулась к тете Мэри – кроме тети, никто ее не слушал.
– Я читала, что мистер Доу опубликовал промышленный индекс. И еще он создал индекс для железных дорог.
– Ты считаешь, что в железные дороги еще стоит вкладывать деньги? – удивилась тетя.
– Я считаю, что ни одна из железных дорог не сравнится по прибыльности с железнодорожной компанией «Балтимор энд Огайо». Но меня больше интересуют президентские выборы в Соединенных Штатах. Вот что действительно интересно.
Тетя взглянула на отца Джиллиан, который сидел молча, уставившись в окно.
– А что там такое? – спросила она шепотом.
– Брайан поддерживает серебряный стандарт, а Маккинли поддерживает золотой стандарт.
– И как ты думаешь, кто победит?
Джиллиан нахмурилась:
– Маккинли. Он защищает американские экономические и промышленные интересы, а сила Америки именно в экономике и промышленности. К тому же с тех пор, как приняли закон Шермана о покупке серебра, идея обеспечивать валюту серебром стала просто смешной.
– То есть мистеру Пеппертону стоит обратить внимание на золото?
– Мистер Пеппертон мудро поступил, когда избавился от акций серебряных рудников.
– Мистеру Пеппертону вовремя дали хороший совет, – пробормотала тетя Мэри.
Джиллиан скрыла улыбку. Мистера X. М. Пеппертона тетя Мэри выдумала после того, как умер ее муж-американец. Гораций оставил ей небольшое наследство, из которого адвокаты выплачивали Мэри весьма скромные проценты. Похоже, мистер Пеппертон удвоил состояние ее тети, прислушиваясь к советам Джиллиан, которая весьма неплохо разбиралась в том, куда вложить деньги и какие акции нужно продать.
– Наверное, это потому, что мистер Пеппертон прислушивается к хорошим советам, несмотря на то что они исходят от женщины, – высказала предположение Джиллиан.
Отец Джиллиан нахмурился и обернулся к дочери, будто только что уловил суть их беседы. Его жесткий взгляд остановился на ней. Недовольный. Осуждающий. Оценивающий, будто она и не человек вовсе, а лот на аукционе.
– Сколько раз я вам говорил, Джиллиан, прекратите эту пустую болтовню. Ничто так не оскорбляет мужчину, как женщина, которая пытается показать, что она такая же умная, как он. Я надеюсь, что сегодня вы явите нам образец светского обхождения. Ваша помолвка с мистером Августином очень важна для меня. При его содействии я смогу продвинуть свой проект реформы в палате общин. А если проект примут, моя карьера пойдет в гору. К тому же, если вы согласитесь выйти за него замуж, он обещал заключить брачный контракт на выгодных условиях.
Джиллиан почувствовала себя еще большей шлюхой, чем прошлой ночью: ее продавали, чтобы пополнить пустеющие сундуки отца. Почувствовав мимолетное ободряющее прикосновение к затянутой в перчатку руке, она опустила взгляд. Тетя Мэри пыталась ее утешить.
Карета внезапно остановилась. Джиллиан вышла. Ее ноги в бальных туфельках бесшумно ступали по красным коврам, ведущим к парадному входу роскошного особняка Хантли, расположенного в одном из престижнейших кварталов Лондона, в Мэйфере. Проходя по галерее между рыжеволосым лордом Странтоном в белом галстуке-бабочке и белом фраке и его темноволосой сестрой в черном шелковом платье, Джиллиан заставила себя улыбнуться. Скинув верхнюю одежду, она почувствовала себя ощипанной птичкой, но застывшая улыбка не сходила с ее лица, пока они поднимались в бальный зал по лестнице, отделанной красным деревом, а мажордом громким голосом объявлял об их приезде.
В ярком свете хрустальных люстр десятки пар кружились в танце по бальному залу. Женские юбки вздымались изящными волнами шелка, атласа, кружев и тафты. «Как они похожи на распускающиеся бутоны», – с тоской подумала Джиллиан.
Они с тетей присели неподалеку от чопорных неразговорчивых пожилых дам. Это были дуэньи, которые зорко следили за своими подопечными.
Джиллиан изо всех сил сжимала в руке отделанный кружевом веер из слоновой кости, не раскрывая его. Из-под белой перчатки, обтягивающей ее запястье, выглядывала карточка, куда записывалось, кому какой танец обещан. Посреди этой толпы дуэний она чувствовала себя проданной племенной кобылой. Бернард стоял неподалеку и вел светскую беседу.
Последний бал. Один последний танец, и она свободна. Пароход в Америку отплывает через пять дней. Через пять дней она уже будет на палубе корабля в открытом море.
Но тут подошел Бернард, обменялся с отцом дружеским рукопожатием, и Джиллиан охватило предательское чувство, что ей не удастся выбраться так просто. Дельцы заключали выгодную сделку.
Джиллиан с ужасом смотрела на холеное лицо Бернарда, на его напомаженные усы. Она представила, как он склонится над ней в первую брачную ночь, как его тело станет напряженным, дыхание прерывистым и он накроет ее своим дряблым животом. Она с трудом заставила себя улыбнуться, когда он подошел.
– Миссис Хаддингтон. – Он поприветствовал тетю Мэри безупречным поклоном.
– Бернард. – Тетя Мэри ответила ему холодным взглядом, но он не обратил на это внимания и уже повернулся к своей будущей невесте.
– Джиллиан, дорогая моя. – Он склонился и поцеловал кончики ее пальцев. Ей стоило больших усилий подавить отвращение. – Я попросил у лорда Странтона вашей руки, и он дал мне свое благословение, сказав, что вы согласитесь. В июле мы поженимся. В свадебное путешествие поедем в Бат. Восхитительно, не правда ли?
«Эх, отец. Мое мнение ты ни в грош не ставишь», – с горечью подумала Джиллиан.
– Действительно, восхитительно, – сказала тетя Мэри без всякого выражения.
– Так скоро? – Джиллиан справилась со своими чувствами.
– Чем раньше, тем лучше, не так ли, дорогая? Я не хочу ждать. – И тут же добавил шепотом: – Я знаю, насколько вы застенчивы, но не бойтесь, в первую брачную ночь ничего такого не произойдет.
Джиллиан и думать было тошно о Бернарде после той страсти, которую она испытала в объятиях другого… С тем, другим, она была такой раскованной, такой смелой. От одного воспоминания о поцелуях Грэма ее охватывала сладкая истома.
– Да уж, ей нечего бояться, – не смолчала Мэри, глядя на Бернарда со смелой улыбкой. Она искоса взглянула на Джиллиан, подбадривая племянницу. Джиллиан горделиво выпрямилась, готовясь сказать Бернарду, что не выйдет за него. Но слова так и замерли у нее на устах – к ним направлялся ее отец.
В отчаянии она так сильно сжала веер, что чуть не переломила его пополам. И только когда отец с женихом вышли из бального зала, она смогла перевести дыхание и ослабить хватку. Они ушли сыграть партию-другую в вист со своими друзьями из политических кругов. Отец, конечно же, проиграет, он играет только для того, чтобы составить партию кому-нибудь из влиятельных политиков. Но теперь, с деньгами Бернарда, он может позволить себе карточный проигрыш.
Какая же Джиллиан слабая! За всю свою жизнь она полноценно прожила только одну ночь, ночь блаженства и страсти в объятиях Грэма. Но это больше никогда не повторится.
Он приехал несколько позже остальных приглашенных. Грэм высматривал своего рыжеволосого недруга.
Подобно гепарду, он бродил вдоль стен бального зала, не прислушиваясь к восхищенному женскому шепоту, не обращая внимания на восхищенные взгляды и реверансы. По привычке он теребил свои белые бальные перчатки. Мало кто мог похвастаться, что танцевал с ним. Он не хотел давать пищу для слухов о своей возможной женитьбе.
В прошлом году брат знакомился со всеми этими людьми. Им были в диковинку его арабский акцент и египетское прошлое. Впрочем, титул и деньги довольно скоро завоевали ему всеобщее признание. Но он до сих пор так же привлекал к себе внимание общества, как пирамида в пустыне привлекает внимание путешественников. Представители высшего света считали его дикарем.
Грэм, наоборот, ничем не выделялся. Он смешался с общей массой, практически избавился от акцента и превратился в настоящего англичанина. Его принимали за своего, как будто он и в самом деле воспитывался в лучших английских традициях. Но если бы окружающие знали, что он вырос среди воинственных кочевников Египта, где он твердо усвоил правило: «Убей ты, или убьют тебя», – и что он, по сути, куда больший дикарь, чем его брат, общество было бы шокировано… Лица проплывали перед ним как в тумане. Он в рассеянности бродил по залу, кому-то улыбался, с кем-то обменивался парой-тройкой ничего не значащих вежливых фраз и двигался дальше. Сегодня он был слишком взволнован и пустая светская болтовня не могла развлечь его.
Он высматривал рыжую шевелюру в суете бала. Пока без результата. Стоп… он повернулся и увидел пышную копну золотисто-рыжих кудрей. Сердце бешено заколотилось. Это была Она.
Он узнал бы ее из тысячи. Она притягивала взгляд, как огонек костра на туманном горизонте. У Грэма перехватило дыхание. Он не мог думать, не мог даже пальцем пошевелить – он застыл, как статуя. Рыжие волосы завораживали. Он не разглядел тогда, какие роскошные у нее локоны, не ожидал, что его сердце попадется в их шелковистую сеть, как мотылек в паутину.
Он вспоминал ее восхитительную наготу, прикосновение ее нежной кожи, вспоминал слияние двух тел в одно.
Тут его самообладание дало трещину. Грэм крупными шагами направился к ней, перешагивая через ступеньки.
Их взгляды встретились, они не могли отвести друг от друга глаз. Весь мир перестал для них существовать.
Его переполняло страстное желание. Он попал в западню, и пути назад уже не было. Грэм не сводил с нее взгляда, вспоминая каждый изгиб ее нежного тела. Ему очень хотелось снова сжать ее в объятиях, пусть даже в танце. Он ничего не мог с собой поделать, он хотел ее.
Разум подсказывал, что надо остановиться, чувства говорили, что надо развернуться и бежать прочь от воспоминаний о нежности, которая открылась ему прошлой ночью, но он не прислушался к ним. Грэм, надменный герцог, который почти ни с кем не танцевал, стал натягивать свои белые бальные перчатки, не оставляя сомнений в своих намерениях.
– Ты только посмотри на герцога Колдуэлла. Грэм просто неотразим, – шептала тетя Мэри.
У Джиллиан перехватило дыхание. Герцог Колдуэлл? Она дрожащей рукой поправила локоны. Грэм. Ее возлюбленный.
Он носил свой элегантный черный костюм с чисто королевским изяществом. Дамы провожали его восхищенными взглядами. Кружевные веера трепетали, как крылья бабочек. Отовсюду слышался шепот. А он шел прямо к ней. Молоденькие девушки прихорашивались.
Дамы более зрелые жеманно улыбались. Джиллиан остолбенела. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Она знала, как он выглядит без одежды, помнила очертания его мускулистого тела, изгиб спины.
Теперь его тело было скрыто строгим черным шелком костюма, белым жилетом и галстуком. Его густые черные волосы были зачесаны назад.
Он не сводил с нее глаз. В его грациозной походке было что-то кошачье. Ей на ум пришло сравнение с крадущимся леопардом. И она была его добычей.
Джиллиан собрала волю в кулак и заставила себя улыбнуться.
Дамы вокруг нее буквально преобразились с его приближением: начали хихикать, делать реверансы и строить глазки. Он молча стоял перед Джиллиан, та украдкой посмотрела на тетю. Мэри смягчилась и присела в изящном реверансе:
– Ваша светлость! Как приятно снова вас видеть. Мы ведь, кажется, не виделись с самого приема в Найтсбридже.
Грэм кивнул, не сводя при этом взгляда с Джиллиан.
– Миссис Хаддингтон, не окажете ли вы мне любезность представить меня вашей протеже?
У него был мягкий глубокий голос, словно глоток дорогого виски. Обжигающий напиток, обжигающие поцелуи…
Джиллиан непроизвольно подняла руку к шее. Тетя тоже смотрела на нее.
– Ваша светлость, позвольте представить вам леди Джиллиан Странтон, дочь графа Странтона. Моя племянница. Леди Джиллиан – его светлость герцог Колдуэлл.
Она привычно присела в реверансе, у нее так дрожали колени, что она чудом не запуталась в юбках. Грэм кивнул на карточку для танцев и на прикрепленный к ней маленький карандашик:
– Позволите пригласить вас на вальс?
Она пыталась что-то выговорить пересохшими губами. Следующий танец был обещан Бернарду.
– Ваша светлость, я боюсь… я уже обещала следующий танец.
– Тогда за мной ближайший свободный вальс.
Грэм схватил ее карточку для записи танцев и вписал туда свое имя. Он буквально пронзил ее взглядом. Возвращая карточку на место, он нежно коснулся ее обтянутого перчаткой запястья. Между ними словно искра пробежала. Рука Джиллиан дрожала, карандашик качался, как маятник.
– С нетерпением жду обещанного вальса, – пробормотал он. Джиллиан всматривалась в карточку. Обещанный вальс.
Она танцевала вальс с Бернардом, будто во сне, а сама с трепетом и ужасом ждала танца с Грэмом. Ее возлюбленный герцог Колдуэлл. Тот самый герцог. Таинственный черноглазый герцог, о котором все говорят. Утонченный, сказочно богатый и загадочный герцог.
Она глядела на высокий лоб, широкие скулы и пышные напомаженные усы, оттеняющие тонкие, плотно сжатые губы Бернарда. Он слегка сутулился в танце. Да, одеколона он не пожалел, резкий запах пота почти не чувствовался. На лбу у него блестели капельки пота, хотя вальс только-только начался. Неловкий поворот. Джиллиан в который раз чуть не упала. Она постаралась собраться, но тут же наступила ему на ногу.
– Джиллиан, дорогая, следите, куда ставите ноги, – проворчал Бернард.
Она пробормотала извинения и сосредоточилась на танце. Краешком глаза она следила за герцогом, который беседовал с дамами. Их взгляды встретились. Она в смятении отвернулась.
– Скажите, Бернард, а вы что-нибудь слышали о герцоге Колдуэлле? Раньше я никогда не видела его на приемах и балах.
– Джиллиан, вы разве не находите, что сплетничать невежливо?
– Он пригласил меня на следующий танец. Если мне предстоит с ним разговаривать, я не хотела бы совершить какой-нибудь досадный промах.
Бернард удовлетворенно кивнул.
– Ну что же, герцог остался сиротой, когда ему было шесть лет, и они с семьей путешествовали по Египту. Банда диких арабов напала на их караван. Язычники вырезали всех. Герцогу чудом удалось спастись – он спрятался за какими-то камнями, но видел все.
– Господи, бедный мальчик! – Джиллиан содрогнулась при мысли, что на глазах у маленького Грэма зверски убивали его родителей.
– Все считали его и его младшего брата Кеннета, виконта Арндейла, погибшими. Но случилось так, что герцога спасла пожилая эксцентричная английская пара. Муж и жена, любители ближневосточной экзотики. Кеннета подобрали и воспитали какие-то египетские кочевники, потом его разыскал дед и сделал своим наследником. В прошлом году, после смерти деда, Кеннет стал герцогом и отправился в Египет, чтобы лично наблюдать за раскопками, и нашел в Каире своего старшего брата.
– Нашел после стольких лет?
– Видимо, у герцога была амнезия после того, как у него на глазах убили родителей. Но память вернулась, когда он встретил брата. Кеннет отказался от титула. К тому же, представляешь, виконт женился на какой-то египтянке. У той ни гроша за душой, а он официально удочерил ее дочь. Как бы там ни было, у Тристана огромное состояние, да и репутация старого герцога в обществе была безупречна.
– Да вы, оказывается, хорошо о них осведомлены.
– Что поделаешь, это часть моей работы – знать все о богатых и влиятельных семействах. Для политика это очень полезно.
Джиллиан вспомнила затравленное выражение; мелькнувшее в глазах Грэма.
– Он кажется печальным.
– Естественно. Его, конечно, воспитали англичане, но из-за них ему приходилось жить среди этих отвратительных грязных безбожных арабов.
Музыка стихла, и Бернард проводил ее до места. Он искал глазами герцога.
– Знакомство с его светлостью может оказаться для меня весьма полезным в парламенте. Будьте с ним остроумной и обаятельной и ни в коем случае не пытайтесь умничать. – Он легонько взял ее за подбородок. – Никаких причитаний о плачевном состоянии английской экономики.
– Почему? Наша экономика действительно в плачевном состоянии, – возмутилась она.
– Джиллиан, оставьте умные разговоры мужчинам. Ваша очаровательная головка просто не выдержит таких бесед, – рассмеялся он в ответ.
«Да уж тебе-то откуда знать? Ты вечно боишься перетрудить свою бедную голову, – подумала она. – Если бы твой череп вскрыли, то обнаружили бы там только это отвратительное макассаровое масло, которым ты мажешь волосы».
– Хорошо, Бернард, конечно, – ответила она.
И он удалился. Скорее всего, он составит ее отцу партию в вист. Сердце Джиллиан бешено колотилось от предчувствия и смятения, когда к ней направлялся герцог. Жестом он пригласил ее на танец. Она так же молча приняла приглашение. Грэм приобнял ее за талию. Казалось, его прикосновение обжигает, как горящий уголь, даже сквозь материю. Заиграла музыка, и они начали танцевать.
Она опять в его объятиях, но на сей раз на виду у всех. Одетая. Сейчас ее рука замерла на его широком, покрытом черным шелком плече, но пальцы помнят, как бугрились эти мышцы, когда их тела сливались воедино…
Хотя она очень волновалась, танцевать с ним ей было гораздо легче, чем с Бернардом. Он прекрасно вел в танце, а Джиллиан отклонялась назад, чтобы украдкой взглянуть на него.
– Ты недвусмысленно дал понять, что нам не стоит больше видеться. Зачем было приглашать меня на танец? – прямо спросила она.
– Может, хоть так нам удастся поговорить, чтобы нас не подслушали.
– Отлично. Говори.
– А ты прямолинейна, – рассмеялся он.
«Только с тобой», – подумала она. С другими она вела себя тихо, как рыжая мышка. С другими она была лишь собственной тенью.
Он проделал крутой разворот, и она без усилий последовала за ним. Они будто стали одним целым, как вчера. От воспоминаний она покраснела. Только бы он не заметил!
– Тебе очень идет румянец, – сказал он.
Джиллиан подняла на него глаза и пресекла поток комплиментов:
– Вы, кажется, хотели со мной поговорить, ваша светлость? И что же вы собирались мне сказать?
– А может, я просто хочу сказать, какие у тебя прекрасные волосы. – Он пристально на нее посмотрел. – Они похожи на золотистый огонь, на закат в Египте.
– И все? Комплимент моим волосам? А воспеть мои прекрасные брови, так похожие на крылья голубки в полете? А сказать, что изгибы моих локтей похожи на спелые персики?
– Боюсь, я не столь красноречив. – Он смотрел на нее с удивлением. – Должен признаться, я вовсе не специалист по женским локтям, ну если не считать тех острых локотков, которые пребольно впиваются в ребра.
Джиллиан расхохоталась. Их провожали взглядами. Ее веселье тут же угасло: ей нельзя было привлекать к себе внимание. Она не смотрела на герцога, на человека, который похитил ее девственность.
– Я же говорила, что нам лучше оставаться чужими, – сказала она, глядя ему через плечо.
– Да, так было бы лучше, – согласился он. – Но это было до того, как мы увидели друг друга здесь. А потом для меня было благоразумнее пригласить тебя на танец, познакомиться с тобой до того, как окружающие заподозрят, что мы э-э-э… в некотором роде знакомы. Я не умею притворяться.
– Зато я умею. – Она сухо улыбнулась.
– Уверен, что только в случае крайней необходимости. Ты притворяешься, но я чувствую, что тебе это не по душе, – шептал он.
– Но разве всем нам не приходится притворяться в той или иной степени, – она с удивлением взглянула на него, – разве мы не прячем свое истинное «я» от всего мира? Даже ты, Грэм Тристан.
Грэм чуть не споткнулся от удивления.
– А кто же ты такая?
– Незнакомка, которая провела с тобой прошлую ночь. Дочь аристократа, желающая сохранить инкогнито. – Она смело на него взглянула. – А вы, ваша светлость? Кто вы такой?
– Герцог, танцующий с дочерью аристократа. – Он загадочно улыбнулся. – Незнакомец, который проводит с тобой вторую ночь.
– Если бы я только знала, кто ты на самом деле…
– Хочешь сказать, что ты бы развернулась и ушла? – перебил он.
Джиллиан сжала дрожащие губы и посмотрела ему прямо в глаза.
– Нет, – призналась она. – Не ушла бы.
Его взгляд потеплел. Она не сопротивлялась, когда он обнял ее чуть крепче, чем позволяли приличия. Они чувствовали тепло друг друга.
– Ваша светлость, скажите, а вы ушли бы, если бы заранее знали, кто я такая? Если бы я назвала вам свое полное имя и все рассказала?
В тишине раздались звуки скрипки и виолончели – начинался второй танец. От Грэма исходил совершенно особый манящий запах: смесь какой-то пряности, которую она не могла распознать, ухоженной кожи и мыла для бритья. Джиллиан ждала ответа. В его глазах опять мелькнула какая-то тайна, взгляд тут же помрачнел.
– Нет, – ответил он. – Я не смог бы.
Она набралась смелости и спросила:
– Так почему же вы бы не ушли?
Но он не ответил. Маска отчуждения легла на его лицо, и он отдалился от нее, словно больше не желал ее касаться. Джиллиан это удивило и обидело, но она заставила себя дотанцевать до конца, не проронив при этом ни слова. Ее охватила привычная скованность, будто она танцевала с Бернардом. Их танец утратил легкость и непринужденность.
Какое счастье, что музыка скоро утихла. Она присела в реверансе, Грэм исполнил изящный поклон. Она чувствовала, что этот человек прячется за покровами светского лоска, изысканных манер и холодного безразличия. Он не хотел выделяться и поэтому скрывал от окружающих какую-то часть себя.
Она была физически близка с этим мужчиной, он изучил каждую частичку ее тела, а она его совсем не знала. Они чужие люди.
Грэм приобнял ее за талию и повел сквозь толпу. Хотя он едва ее касался, его рука обжигала сквозь платье. Он усадил ее рядом с теткой, которая одобрительно им улыбалась. Господи, неужели тетя Мэри подумала, что этот обаятельный и богатый герцог может стать ее спасением?
Ее уже ничто не могло спасти.
Герцог слегка улыбнулся, когда целовал ее затянутую в перчатку руку.
– Благодарю вас за оказанную мне честь, леди Джиллиан. Эти танцы доставили мне незабываемое наслаждение. Было похоже на… вальс в раю, – сказал он негромко.
Она вся застыла. Эти слова застигли ее врасплох. Ведь она сама сказала то же самое ночью. Его глаза потемнели от желания. Она-то знала, что он говорит про тот танец, который их тела исполняли ночью в благословенной наготе, раз за разом сплетаясь и расплетаясь. Он все еще хотел ее.
– Мне тоже было очень приятно, ваша светлость. Это и вправду было… подобно райскому танцу.
Он пристально ее разглядывал. Ей стало неловко при виде искорок, пляшущих в его глазах.
– Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, леди Джиллиан, и наш танец не доставил вам беспокойства… не утомил вас. Я был предельно осторожен, поскольку слышал, что чрезмерные физические нагрузки могут причинить боль изнеженным девушкам.
Черт его побери! Он что, не понимает, что этим разговором навлекает опасность на них обоих? Зачем он это делает?
Тут тетка пришла к ней на помощь, вмешавшись в их разговор:
– Уверяю вас, ваша светлость, моя племянница прекрасно справляется с ролью партнерши. Даже изнеженные девушки на многое способны. Танцы, конечно, утомляют, но это быстро проходит и не вызывает серьезного недомогания.
– Тем не менее, – продолжал шептать он, не сводя с нее глаз, – я был бы весьма расстроен, если бы доставил вам хоть малейшее неудобство, и очень хотел бы как-нибудь загладить свою вину. Я бы с радостью потанцевал с вами еще, только скажите, когда вам удобно принять мое приглашение.
Что он себе возомнил? Джиллиан из последних сил сдерживала безумно бьющееся в порыве страсти сердце.
– Я прекрасно себя чувствую, ваша светлость. И танцевать я могу ничуть не реже, чем другие.
– Похоже, что вы очень любите танцевать, – сказал он, пронзительно глядя на нее.
Джиллиан покраснела.
– Меня уже несколько сезонов подряд называют лучшей. – Она не поддалась на его уловку.
Его глаза сверкнули.
– Правда? – спросил он, растягивая гласные. И тут же добавил: – Даже представить себе не, могу, какое неземное наслаждение получил ваш первый партнер.
– Действительно неземное, сэр. – Она встала, смело глядя ему в глаза. – Я никогда этого не забуду.
Он казался задумчивым, смотрел на нее без улыбки. На шее у него билась жилка. Ее собственное сердце билось в такт. Атмосфера накалилась. Что происходит? Джиллиан раньше не доводилось встречать мужчин, которые вызывали бы у нее подобные чувства. Пусть все ее планы рассыплются в прах, ей плевать на все. Даже на Рэдклифф.
Подошел Бернард и нарушил это ощущение сладостной близости. Тетя Мэри пробормотала извинения и упорхнула. Джиллиан опять приходилось исполнять привычную роль. Она, запинаясь, официально представила мужчин друг другу, но, оговорившись, произнесла: «Грэм, герцог Колдуэлл».
Называть его по имени не стоило. Она умолкла от волнения.
Бернард в изумлении покачал головой, улыбнулся и с напыщенным видом произнес:
– Простите леди Джиллиан, ваша светлость. Она не столь неловкая, как может показаться на первый взгляд.
Герцог не ответил на его улыбку. Взгляд его был холоден.
– Я считаю, что все формальности соблюдены. Меня действительно зовут Грэм. Есть люди, которым позволено меня так называть.
Бернард побледнел:
– Прошу прощения, ваша светлость. Я не ожидал, что вы настолько близко знакомы с леди Джиллиан, чтобы она обращалась к вам по имени.
– Мы прекрасно потанцевали. Я считаю, что это в достаточной мере сближает, – ответил герцог, мельком взглянув на Джиллиан.
– Надеюсь, она не отдавила вам ноги, как мне, – сказал Бернард, чтобы уязвить ее.
– Как раз наоборот, я нахожу, что леди Джиллиан прекрасно танцует. Мы в полной мере насладились танцем.
Грэм не обратил внимания на предостерегающий взгляд Джиллиан. Он будто унесся в воспоминания о танце.
– А вы часто танцуете, мистер Августин? – поинтересовался Грэм.
– Боюсь, я не слишком искусен в танцах, не то что некоторые, – признался Бернард. – Впрочем, танцевать я не люблю.
– В самом деле? – удивился герцог.
– Танцы, конечно, необходимы, но я не вижу в них ничего интересного. – Бернард продолжал изъясняться намеками.
– Позвольте с вами не согласиться, мистер Августин. С хорошей партнершей, например с леди Джиллиан, танцевать – одно удовольствие. – Его полные губы искривились в усмешке.
Джиллиан густо покраснела.
Грэм закусил губу, с трудом подавляя веселье. А она, оказывается, с характером. Он почти физически ощущал, с каким трудом она держала себя в руках. Затянутая в глухое серое платье, она была похожа на строгую гувернантку, но его это только раззадоривало. Он представлял, как постепенно снимает с нее одежду, как снова видит ее алебастровую кожу, как целует каждый участочек ее кожи, а она стонет от удовольствия и выгибает свою лебединую шею, которая сейчас полностью скрыта кружевами.
А та страсть, которую ему вчера удалось в ней разжечь, наверняка до сих пор пылает. Он спрятал улыбку, довольствуясь тем, что может мысленно раздеть леди Джиллиан донага и танцевать с ней вальс на кровати. Эта рыжеволосая женщина с зелеными глазами, в которых так и светится желание… заманила его в западню в пустыне и насмехается над ним…
Грэм резко вернулся к реальности. Его улыбка погасла. Их связь надо сохранить в тайне, им нельзя больше видеться. Он каждой клеточкой тела чувствовал, что она несет ему угрозу. Даже в невинном, казалось бы, вопросе: «Так почему же вы бы не ушли?» – содержалась угроза.
Ну и что. Сегодня он найдет свою жертву, а потом все утратит свое значение. Даже та ночь, что он провел в ее объятиях. Жаркая страсть. Все это умрет вместе с ним на виселице.
Этот самовлюбленный франт, именующий себя Бернардом, что-то говорил. Грэм заставил себя улыбнуться и кивнул.
– Мы с леди Джиллиан собираемся провести медовый месяц в Бате, ваша светлость. Вы когда-нибудь ездили туда на воды?
Что? Джиллиан выходит замуж за этого приторного хлыща? Грэм стоял как громом пораженный. Он пробормотал в ответ что-то неопределенное, а сам при этом не сводил глаз с Джиллиан. На ее щеках будто расцвели пунцовые розы. Она отвела взгляд.
В нем пробудился собственнический инстинкт. Если она знала о своей помолвке, то почему она отдала ему свою невинность? Ведь он ей никто. Да еще и в борделе.
Если только не было веской причины, по которой она не хотела оставаться девственницей… Он с недоумением смотрел на Джиллиан. Господи, как же она прекрасна! Эта хрупкая фигурка, эти мраморные плечи, которые он с таким наслаждением целовал, – все скрыто серым невыразительным платьем.
Джиллиан побледнела. Она присела в реверансе и пробормотала:
– Прошу прощения, господа. – Потом развернулась на каблучках и устремилась прочь сквозь толпу, прочь из бального зала.
– Она нервничает перед свадьбой, – пожал плечами Бернард. – Впрочем, как и все девушки.
Грэм провожал ее взглядом. Выждав ровно столько, сколько позволяли приличия, он незаметно последовал за ней сквозь толпу. Навыки, приобретенные в Египте, не пропали даром: он без труда выследил ее. Черные ботинки на толстой подошве ничуть не сковывали его легкую походку. Он был еще только на полпути к массивным дверям, а она уже миновала их. Он пошел за ней.
Они оказались в библиотеке. Джиллиан подошла к стеклянной двери, ведущей в сад, и выглянула наружу.
Ее силуэт был прекрасно виден в серебристом лунном свете. Грэм неслышно закрыл за собой дверь.
– Леди Джиллиан, – сказал он твердым голосом, – полагаю, мы еще не окончили наш разговор.
Она вся сжалась от ужаса. Джиллиан узнала его низкий бархатистый голос, интонацию, с которой он требовал ответа. Дрожащей рукой она разглаживала серый шелк платья. Грэм хотел услышать ответы, которые она не готова была ему дать.
Она не обернулась, но почувствовала, как он прижался к ней. Его прикосновение обжигало, как пылающие угли. По спине прошла волна сладкой дрожи. В его низком голосе слышался гнев.
– Вы просто с ума сошли. Если вы помолвлены, то зачем вы сделали вчера то, что сделали?
Джиллиан закрыла глаза, сделала глубокий вдох и ответила:
– Вас это не касается… ваша светлость. У меня на то были свои причины.
– Не касается? – Он издал резкий смешок. – Вы идете в бордель и отдаетесь мне, хотя видите меня впервые в жизни, и вы еще смеете утверждать, что это меня не касается.
Тут она обернулась в порыве гнева и отчаяния: – Вы заплатили, сделка состоялась. А когда вы ушли, нас это перестало касаться.
– Да, но в этой сделке одна из сторон нарушила договор. – В его голосе слышались жесткие нотки. – Мне не нужна была рыжая.
Джиллиан вздрогнула. Его тепло мгновенно обернулось холодом. Повернувшись всем телом, она с вызовом встретила его яростный взгляд. В ее словах прорывался давно сдерживаемый гнев.
– Если вы чувствуете себя обманутым, заключите другую сделку. Я дала вам все, за что вы заплатили, ваша светлость. А теперь оставьте меня в покое и уходите!
Он не двинулся с места. Ее глаза горели.
– Кажется, я попросила вас уйти.
Герцог мрачно посмотрел на нее:
– Вот это характер. Странно. Рядом со своим женихом вы выглядели серой мышкой.
Джиллиан вздохнула.
Серебристый свет луны освещал лицо Грэма, искаженное диким желанием.
– Наши пути не должны больше пересекаться, – наконец сказал он. – Но если судьбе угодно сталкивать нас вновь и вновь, я тут ничего не могу поделать.
– Вы же не хотели больше меня видеть, – шепотом напомнила она.
– Не хотел. Но стоит мне тебя увидеть, как здравый смысл меня покидает. Я не могу думать ни о ком другом, – сказал он сурово.
– И все же вам придется подумать о ком-нибудь другом. Я скоро выйду замуж. А все, что было между нами, лучше оставить в прошлом.
Грэм пристально в нее вглядывался. Крылья его носа подрагивали, будто он действительно чувствовал запах ее страданий. Джиллиан стало не по себе. Интуиция подсказывала ей, что этот человек страшен в гневе.
– Благородная девица приходит в бордель, чтобы потерять невинность. А на следующий день вечером как ни в чем не бывало стоит рядом с человеком, за которого ей предстоит выйти замуж… – вслух размышлял он.
– Не потерять невинность, а выгодно ее продать, – поправила она с горечью и тут же прикусила язык, будто так можно было вернуть вырвавшиеся слова.
– Конечно, – он горько улыбнулся, – именно продать невинность. Но зачем? Ее отец богат, и у нее есть…
– Ничего у нее нет. Мне нужны были деньги. А сейчас, пожалуйста, оставьте меня одну.
– Но на что благородной леди могут до такой степени понадобиться деньги? – Он начал обходить ее вокруг.
– Ваша светлость, пожалуйста, уходите. Если вас здесь обнаружат…
– Но все же зачем, если отец, а потом муж готовы выполнить любую ее прихоть. Может, ей нужно что-то такое, о чем она не может попросить их?
– Конечно, ей нужно бальное платье, ленточка для волос и куча украшений, – согласилась она, поворачиваясь за ним. – Пожалуйста, ну что вам стоит оставить ее в покое?
– Но зачем же добывать деньги таким радикальным способом? Продавать свое тело человеку, которого она впервые в жизни видит? Похоже на жест крайнего отчаяния.
– Чего только не сделаешь, чтобы не отставать от моды, – попыталась отшутиться она.
– Женщина, которая замыслила побег.
Он остановился. Она опустила плечи.
– Что скажете, леди, Джиллиан, я угадал? – В его голосе звучало сострадание. – Вы ведь поэтому решились на такую крайность?
– Бернард богач. – Ее голос прерывался. – Он обещал отцу заключить брачный контракт на очень выгодных условиях. – Ему нужна была непорочная невеста. Но этого не будет.
– У вашего отца какие-то денежные затруднения?
Джиллиан поежилась и обхватила себя руками.
– Сейчас тяжелые времена, мы не одни такие в Англии.
– И как далеко ты собиралась убежать?
– Подальше отсюда.
– Но зачем убегать? Просто откажи ему.
– Не могу.
Грэм с нежностью улыбнулся:
– Но ведь это так просто – сказать «нет». Всего три буквы.
Ему легко, он пользуется влиянием, он герцог. Откуда ему знать, каково это – жить под железной пятой отца-деспота, ему не понять, каково быть женщиной, которая хочет учиться. Он, как все, считает, что женщины созданы для того, чтобы выходить замуж и рожать детей. Пусть этот герцог выгодно отличается от других, но и он высмеял бы ее мечты. Утонченным, воспитанным дамам из аристократических семей не положено учиться в колледже и получать знания.
– А с вами никогда такого не случалось, что вам очень хотелось сказать «нет», но вы просто не могли? – спросила она прерывающимся голосом.
Грэм онемел от удивления. Еще как случалось. Он хотел сказать это слово аль-Гамре. Но не сказал. Он сделал глубокий вдох, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами.
– Примите поздравления с предстоящей свадьбой, – пробормотал он и пошел к выходу, но все же обернулся, чтобы последний раз взглянуть на нее.
Серебристые дорожки слез на бледных щеках Джиллиан сверкали в лунном свете. Он в изумлении подошел к ней и дотронулся до прозрачной капельки. Она резко смахнула слезы.
– Почему ты плачешь? – тихо спросил он.
– Ничего, все в порядке. Пожалуйста, уходите.
Он пристально смотрел на нее, не зная, как утешить. Вместо того чтобы уйти, как она просила, он обхватил ее заплаканные щеки своими ладонями и… поцеловал.
У ее губ был вкус меда. Она чуть отпрянула, но он не отпускал, целуя ее все настойчивее. Она ответила на поцелуй, раскрывая губы в ответ на настойчивые движения его языка. Их языки сплелись. По телу Грэма пробежала волна дрожи.
Никакая другая женщина не могла вызвать у него такую буйную реакцию. Господи, как же он хотел ее!
Грэм прервал поцелуй и сделал шаг назад. Его переполняло отвращение к себе. Нельзя целовать чужую невесту.
С другой стороны, он первым предъявил свои права на нее. Воспоминания волновали кровь. Грэм дотронулся до ее губ, припухших от поцелуя. Его первая женщина. Его кошмар. И все же именно в ее объятиях он спал сном младенца. Никаких кошмаров.
– И что же вы намерены делать дальше, леди Джиллиан? – спросил он.
Она слегка передернула плечами.
– Выполнять свой долг. До замужества жизнью женщины распоряжается ее отец, а потом она поступает в собственность мужа. Даже если ей в мужья достанется высокомерный грубиян.
В ее голосе звучало отчаяние. Ему так хотелось оградить ее от этой боли, защитить от всех невзгод. Грэм никогда раньше не испытывал таких чувств по отношению к женщине. Даже по отношению к Бадре, которую он охранял до того, как она вышла замуж за его брата. Он с грустью понял, что Кеннет оказался прав. Брат предупреждал его, что свою первую женщину он никогда не сможет забыть.
– Но ведь не все мужья высокомерные грубияны. Замужем за человеком, который тебя уважает, можно быть счастливой, – заметил он.
– Может быть. Вот только единственный мужчина, который проявил ко мне уважение, – это ты. Вчера… – На ее щеках опять расцвели пунцовые розы.
– Если мужчина ведет себя по-другому, он просто глупец. Ты достойна самого нежного уважения, – сказал он низким голосом.
Она застенчиво взглянула на него из-под своих невероятно длинных ресниц.
– Мне очень понравился наш танец.
– Оба? – уточнил он.
– Да, оба. Ты не стал бы наступать мне на ноги, – улыбнулась Джиллиан.
Его пронзила острая жалость. Жалость к ней, потому что она вынуждена выйти замуж за человека, которого презирает. Жалость к самому себе, потому что у него нет шансов избежать виселицы. Грэм провел пальцем по ее нежной щеке, еще влажной от слез.
– Прощайте, леди Джиллиан, – прошептал он и вышел из комнаты, а она так и осталась стоять, освещенная луной.
Грэм быстрой походкой прошел через холл, заставляя себя войти в бальный зал. Он сразу же взял бокал шампанского с подноса у проходящего мимо лакея, отпил и поморщился. Привыкнуть к алкоголю после стольких лет, проведенных среди непьющих бедуинов, было непросто.
«К тому же я не люблю спиртные напитки», – подумал он. Но сегодня…
Движение около входа в зал привлекло его внимание. Вошла Джиллиан. На ее лице не было ни следа давешнего волнения.
Музыка закончилась, приторный Бернард взял Джиллиан за локоть и повел ее к помосту, где стоял лорд Хантли. Из толпы вышел лысеющий рыжеволосый джентльмен и присоединился к ним. Сияющий хозяин представил их присутствующим.
Грэм поперхнулся шампанским. Он так сильно сжал тонкий бокал, что чуть не раздавил его.
Нет, только не это. Нет!
Не может быть.
Только не он.
Но это было то самое лицо. Точно. Он годами видел это лицо в своих кошмарах.
Грэм не верил своим глазам. Он даже не сразу заметил, что шампанское из наклоненного бокала льется ему на ногу. Сердце норовило выпрыгнуть из груди. Он диким взглядом смотрел на рыжеволосого англичанина на помосте: Реджинальд Квинли, граф Странтон. Аль-Гамра. Рыжеволосый англичанин из его прошлого – отец леди Джиллиан!
Душа Грэма разрывалась на части. Маленький мальчик внутри его хотел с криком убежать вон из бального зала и расплакаться. Взрослый мужчина хотел взвыть от гнева и убить Странтона голыми руками. Но в этот момент он будто увидел себя со стороны: вот правая рука опустилась в карман. Он вытащил миниатюрный кинжал из кожаных ножен.
Он ждал этой минуты двадцать лет.
Гепард готовится к смертоносному прыжку.