Попалась. Джиллиан чувствовала себя как птичка в кошачьих лапах. Она в отчаянии оглядывала бальный зал. Выхода нет. Сейчас отец официально объявит о помолвке.

Она надеялась сослаться на головную боль и уехать до этого момента. Но, увидев герцога, она пришла в такое смятение, что забыла обо всем, а когда вновь взяла себя в руки, было уже поздно: Бернард подозвал ее отца, поговорил с хозяевами бала и сделал музыкантам знак прекратить играть.

У нее взмокли ладони. Джиллиан пыталась возражать, когда Бернард вел ее сквозь толпу к помосту, но без толку.

Болезненно-бледное лицо лорда Хантли преобразилось. Он повернулся к толпе и во весь голос объявил:

– Дамы и господа! Минуточку внимания! У меня замечательная новость. Имею честь объявить об официальной помолвке дочери графа Странтона леди Джиллиан Квинли и мистера Бернарда Августина!

Бернард весь светился от ликования. Джиллиан представила себе будущую жизнь: отец будет по-прежнему распоряжаться ею, как своей собственностью, да и муж не останется в стороне. Закрытые двери, мрачные тайны… Она ощутила волну боли под веками. Нет! Она боролась с тяжелыми воспоминаниями о закрытой дубовой двери.

Джиллиан поискала глазами тетю, но той нигде не было видно. Если бы увидеть хоть одно сочувствующее лицо во всей этой толпе, набраться смелости и убежать.

Бежать от этой восторженной безликой массы. Бесполезно. Ни одного сочувствующего взгляда.

Но тут ее внимание привлек изысканно одетый человек, стоящий в гордом одиночестве. Герцог Колдуэлл.

Джиллиан не сводила с него глаз. Она заставила себя улыбнуться, но мысленно молила его о помощи.

У Грэма вспотели ладони. Сердце начало бешено биться. Сегодня граф Странтон умрет. Обязательно.

Он сделал маленький шажок вперед, не отрывая взгляда от маленького помоста. Сосредоточься на добыче. Никаких чувств. Сейчас он вспоминал слова, которые так часто слышал, пока обучался воинскому искусству. Грэм приблизился еще на шаг, а потом краем глаза заметил леди Джиллиан, стоявшую рядом с его врагом. Ее лицо было белее мела, а улыбающиеся губы словно молили о помощи.

Грэм медлил. Смелая улыбка и ужас в глазах – как это было ему знакомо! Он неоднократно наблюдал такую картину в зеркале. Он знал, каково это – попасть в западню, из которой нет выхода. К горлу подступил гнев. Все равно. Ее отец должен заплатить за все.

Боже, но какой же несчастной она выглядит!

А кто пожалел восьмилетнего мальчика тогда, двадцать лет назад? И что было бы, если бы его пожалели?

Грэм перевел взгляд с графа Странтона на свою изящную манжету, скрывающую смертоносный кинжал. Он, как сжатая пружина, был готов к действию, но не двигался с места. При виде Джиллиан, стоявшей с широко раскрытыми глазами, на него нахлынули воспоминания детства…

В племени аль-хаджидов заезжего англичанина прозвали аль-Гамра – Красный. Он приехал в сопровождении вооруженных до зубов воинов, чтобы купить одну из первых красавиц племени. Грэм, которому тогда было восемь лет, во все глаза глядел на англичанина – с тех пор, как два года назад убили его родителей, он не видел ни одного соотечественника. Его окрылила надежда. Конечно же, этот человек, который, по слухам, был очень влиятельным у себя на родине, может его спасти.

Он незаметно подкрался к мужчинам, которые беседовали, сидя в кругу. Никто не обратил внимания на маленького ребенка. На него вообще никто не обращал внимания, кроме того воина, который захватил его и держал при себе, как породистую собаку. Грэм едва дышал и ждал случая заговорить.

Такой случай ему представился. Англичанин пошел облегчиться, мальчик неслышной тенью последовал за ним. Когда рыжеволосый собрался возвращаться обратно, Грэм подошел к нему.

– Пожалуйста, сэр, помогите мне. Я англичанин, как и вы, но меня тут держат как пленника. Я в рабстве у аль-хаджидов. Пожалуйста, заберите меня отсюда. – Впервые за последние два года он говорил на родном языке, голос его, полный отчаяния и надежды, то и дело срывался.

Человек застегнул брюки.

– А с какой это стати я должен тебе верить или помогать, рискуя этим испортить отношения с аль-хаджидами? У тебя что, есть деньги?

– Нет, сэр. – Отчаяние переполняло Грэма. – Но обещаю вам, как только я вернусь в Англию, я достану денег. Моя семья богата.

– Обещания ребенка мало стоят.

Грэм закусил губу. Денег у него не было. Но у него была карта, на которой обозначен клад – самое ценное его имущество. Если разорвать карту пополам, возможно, ему еще удастся найти сокровища.

– Подождите меня здесь, – умолял он. – У меня кое-что есть.

Грэм бросился к тайнику, который он вырыл в песке, достал оттуда карту, разорвал ее надвое и вернулся, протягивая одну из половинок аль-Гамре.

– Это карта сокровищ. Вы знаете иероглифы?

Аль-Гамра хмыкнул:

– Вот еще! Зачем мне знать эти языческие каракули?

– Я немного знаю. Отец… научил меня. Эта карта ведет к несметным сокровищам, спрятанным в пирамиде.

Англичанин рассматривал древний потрескавшийся папирус и презрительно фыркнул:

– Интересно, конечно. Но не настолько, чтобы рисковать жизнью. Ты вообще представляешь себе, что аль-хаджиды делают с врагами?

Ему ли этого не знать. Он видел, как кровь его родителей лилась на песок, словно вода, – а они только хотели проехать по землям, которые аль-хаджиды считали своими.

– Пожалуйста, сэр, умоляю вас. Я сделаю все, что угодно. – Грэм с трудом удерживал слезы.

Аль-Гамра рассматривал его.

– Какой у нас красивый мальчик. – В его глазах зажегся какой-то нехороший огонек. – Какой миленький.

Грэм отпрянул. Он узнал этот горящий взгляд, полный вожделения.

– Как тебя зовут, мальчик?

Жизнь среди дикарей научила его осторожности, поэтому он не назвал своего настоящего имени и не стал говорить, что является наследником герцога Колдуэлла.

– Меня зовут Рашид.

– Ну что же, Рашид, карта хороша. Знаешь, я, пожалуй, помогу тебе сбежать в обмен на карту и еще кое-что…

А потом рыжеволосый дьявол пригласил его в шатер на адский танец. Он в ужасе отказался, но тут аль-Гамра задал ему коварный вопрос:

– Подумай, что лучше: пойти один раз со мной, твоим соотечественником, или всю жизнь прожить рабом у этого араба. Ну же, пойдем. Обещаю, это продлится недолго.

И Грэм зажмурился и пошел за искусителем в шатер, где и продал свою душу…

«Перестань! Все в прошлом. Успокойся, друг, успокойся», – Грэм огромным усилием воли пресек поток воспоминаний. От пота воротничок рубашки прилип к коже.

– Сэр? Ваш бокал.

– Что? – Грэм в полном недоумении уставился на слугу в белых перчатках.

– Шампанское, ваша светлость. Желаете еще бокал? Грэм посмотрел на хрустальный бокал в левой руке, который он, оказывается, держал вверх дном, и судорожно вздохнул:

– Да.

Отдав пустой бокал, он взял новый. Он пил шампанское большими глотками, не обращая внимания на пузырьки, щекотавшие горло, и благословлял английские традиции, не позволявшие слугам задавать вопросы герцогам, проливающим шампанское себе на брюки.

Момент был упущен, решимость пропала. Граф уйдет невредимым. На этот раз.

Грэм переключил внимание на помост, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Он перевел взгляд на Джиллиан и сделал вид, что не замечает ее немой мольбы, но ее глаза будто звали его, умоляя о помощи.

Он пытался убедить себя, что это его не касается. Джиллиан все переживет, он же когда-то пережил! Но стоит ли платить такую цену?

Грэм поставил пустой бокал на ближайший столик и сжал кулаки. Он в упор смотрел на аль-Гамру. Граф раскланивался и принимал поздравления. Грэм наблюдал. Внезапно он осознал ужасную правду. Граф был вхож в высшие круги, он знаком с лордом Хантли. Если Грэм расскажет сейчас о том, что некогда совершил Странтон, они просто объявят его сумасшедшим. Никто ему не поверит. Благодаря слухам, которые Кеннет распустил о его прошлом, никто не знает, что он вырос среди аль-хаджидов. Какая ирония: даже история, которую они с братом сочинили, чтобы он мог войти в общество, и та работала против него. У него не было никаких доказательств преступления, совершенного Странтоном.

Этот ублюдок произносил слащавую речь перед толпой. Грэм заставил себя вслушаться. Боже правый, кажется, он вещал, как политик с трибуны.

– Как вы все прекрасно знаете, мистер Августин поддерживает меня в борьбе за внесение изменений в закон о венерических заболеваниях. Мы предлагаем не только вести учет всех падших женщин в нашем славном городе, но и легализовать все дома терпимости и обложить их высоким налогом. Средства будут поступать в специальный фонд, задачей которого станет помощь падшим женщинам в поиске лучшего способа заработка. Отвратительная язва порока, разъедающая наше общество, бросает тень на добродетельных представительниц слабого пола, среди которых достойное место занимает моя дочь.

Грэм чуть не поперхнулся. Джиллиан с трудом удерживала на лице улыбку.

Ведь она продала свою девственность в одном из этих публичных домов. Интересно, пострадает ли политическая репутация графа, если об этом станет известно? Грэм мрачно улыбнулся. Впрочем, этого недостаточно. Должна пострадать не только репутация Странтона. Грэм хотел, чтобы ублюдок ползал на коленях, умоляя о пощаде, как некогда умолял он сам.

Ответ он уже знал. Когда Грэм приносил присягу воина ветра, хамсинский шейх дал ему мудрый совет.

– Знай слабости своего врага. Веди себя как хищник, выслеживающий стадо газелей. Маскируй свой запах и скрывай свои намерения. Узнай, каковы тайные желания врага, потом воспользуйся ими, чтобы сделать его уязвимым. Знание – гораздо более опасное оружие, чем самый острый ятаган, – говорил Джабари.

А Грэм знал, в чем заключается слабость аль-Гамры. Сейчас ему надо установить с графом дружеские отношения, чтобы заманить его в ловушку, которая покажется ему гораздо страшнее смерти.

Если все пойдет, как он задумал, вокруг семейства Странтонов разгорится скандал. Это погубит Джиллиан. Если бы только он мог защитить ее от опасности…

И тут его осенило: леди Джиллиан хотела избавиться от ненавистного замужества. А он хотел подобраться поближе к ее отцу.

Вдруг он понял, что надо делать. И к черту последствия!

Джиллиан задержала дыхание, представляя, как сейчас проявит всю твердость своего характера, о которой отец и понятия не имел, и гордо скажет ему «нет».

Замечтавшись, она взглянула на стоявшего рядом мужчину. Его глаза светились торжеством. У нее тут же поникли плечи. Нет, она не сможет. Она слишком слабая, не ей перечить ему.

Тут ее внимание привлекло движение в толпе. Элегантный, облаченный в черный шелк мужчина уверенно прокладывал себе дорогу к помосту. Герцог Колдуэлл шел вперед сквозь почтительно расступавшуюся перед ним толпу. Он остановился в нескольких шагах от помоста. Его обсидиановые глаза сверкали. Лорд Хантли громко и почтительно поприветствовал герцога, который, к немалому удивлению Джиллиан, взошел на помост и встал перед толпой в вызывающей и гордой позе.

От слов, которые он произнес на весь зал не терпящим возражений голосом, кровь застыла у нее в жилах:

– Если вопросы нравственности и вправду настолько волнуют вас, как вы сейчас говорили, лорд Странтон, то как объяснить тот факт, что ваша дочь уже не девственница?

У нее перехватило дыхание. Господи, да что же…

У Бернарда отвисла челюсть. Ее отец выглядел смешно и жалко.

– Да как вы смеете оскорблять ее? – Бернард даже слюной брызгал от возмущения.

Грэм спокойно смотрел в глаза Джиллиан.

– Оскорблять? Помилуйте, уж я-то знаю. Мы с леди Джиллиан вчера стали любовниками.

Джиллиан онемела от изумления. Господи, да что же он делает? Как он может во всеуслышание заявлять об этом, когда ее отец только что с таким пафосом объявил войну дамам полусвета?

– Ваша светлость, моя дочь невинна. Я лично следил за этим. Скажите, а где же это произошло? – возмутился ее отец.

Герцог улыбнулся.

Джиллиан взглядом умоляла его: «Пожалуйста, пожалуйста, остановитесь. Не говорите им. Не говорите им, где вы похитили мою девственность». Если бы он это сказал, она умерла бы со стыда на месте.

Грэм видел, что она близка к помешательству.

– А это, сэр, касается только меня и леди.

Джиллиан чуть не умерла от облегчения. Но она чувствовала на себе горящий взгляд отца.

– Джиллиан, что все это значит? – спросил он ровным голосом.

Ее губы беззвучно шевелились. От стыда у нее покраснели шея и лицо. По толпе пронесся шепот. Грэм сверлил ее мрачным взглядом.

Бернард чуть не плача обернулся к ней:

– Джиллиан, почему он рассказывает такие ужасные вещи? Скажите ему, пусть прекратит.

Но она не могла.

Грэм чуть ли не с жалостью посмотрел на ее жениха.

– Совесть не позволяет мне обманывать вас и допустить заключение этого брака. Вина целиком лежит на мне… – В его негромком голосе послышались нотки восхищения. – Я не смог устоять перед очарованием леди Джиллиан и соблазнил ее.

Она поняла: хотя слова Грэма и прозвучали как извинение, но на деле извинениями тут и не пахло. Как же она была ему благодарна.

– Джиллиан, скажите, что он все выдумал, – взмолился Бернард.

Она уже открыла было рот, чтобы опровергнуть слова герцога и сказать, что все обвинения – ложь, но вместо этого прошептала:

– Он… ничего не выдумал.

Бернард густо покраснел и бросил на ее отца взгляд, полный отвращения:

– Ввиду открывшихся обстоятельств, лорд Странтон, я не смогу жениться на вашей дочери.

– Конечно, не сможете, мистер Августин, – подтвердил Грэм. – Потому что я делаю ей официальное предложение.

Джиллиан ни слова не могла вымолвить от изумления. Лорд Хантли в смущении теребил усы.

– Простите, но я, кажется, слегка запутался. Так о чьей же помолвке я в итоге должен объявлять?

– О моей, – мягко сказал герцог. – Но перед тем как принимать поздравления, мне необходимо обсудить некоторые детали.

Отец Джиллиан молча открывал и закрывал рот. Она впервые видела, чтобы он утратил дар речи. Рядом с ним все остальные мужчины будто становились меньше ростом. Его ошеломляющее признание и смелое предложение заставили всех холостяков, не решавшихся вступить в брак, почувствовать себя слабаками.

Вдруг Джиллиан заметила, что молодые утонченные красавицы разглядывают Грэма с нескрываемым интересом. Только что на их глазах смирный ягненок обернулся волком. Многие девушки, да и некоторые зрелые дамы, были раздосадованы. Со всех сторон послышался осуждающий шепот.

Грэм серьезно улыбнулся и произнес:

– Думаю, нам лучше уединиться и обсудить все с глазу на глаз. Но сначала, лорд Странтон, я хотел бы поговорить наедине с вашей дочерью. – И, не дожидаясь ответа взял Джиллиан под локоть и повел прочь из бального зала.

– Они не должны оставаться наедине! Так не принято! – пытался возражать Бернард.

Джиллиан услышала, как лорд Хантли иронично возразил:

– Боюсь, о приличиях уже поздно беспокоиться.