Два дня спустя путешественники поднялись на борт одного из знаменитых пароходов мистера Кука. Они направлялись вверх по Нилу к пункту своего назначения – местечку Аль-Минья. От туда кочевник из племени хамсин должен был сопроводить их в лагерь племени аль-хаджид, расположенный в пустыне.

Джасмин призналась Томасу, что была бы не прочь зафрахтовать какое-нибудь частное судно, где не будет посторонних, выказывающих желание «купить» ее. Тот случай на террасе был все еще свеж в ее памяти. Однако Томас сказал, что пароход быстрее любого другого судна. Всего за семь дней они проделают путь из Каира длиной в четыреста пятьдесят миль, при том что пароход будет останавливаться, чтобы туристы могли осмотреть древние развалины.

– Если кто-то подойдет к тебе с недостойным предложением, просто скажи мне, и я поколочу его, – сказал Томас и был вознагражден благодарной улыбкой.

Они отправились в салон-ресторан, чтобы выпить чаю и посмотреть на остальных пассажиров. Обшитые сосновыми панелями стены были украшены гобеленами тонкой ручной работы. Вокруг небольших столиков, покрытых кружевными скатертями, стояли мягкие кресла, обитые тканью-с цветочным узором. На одном из столов лежала аккуратная стопка журналов и книг. На нескольких подставках стояли горшки с папоротником. В дальнем конце салона располагался бар. На резных полках красного дерева теснились бутылки со спиртными напитками.

Два часа спустя пароход остановился у небольшого городка Бедрахин – пассажиры изъявили желание осмотреть руины Мемфиса. Томас с радостью наблюдал за тем, как расслабилась Джасмин. Она словно почувствовала себя дома среди этих высоких строений из сырцовых плит, покачивающихся на ветру пальм и любопытных местных жителей. Когда египтянин по имени Абдул попросил денег за то, чтобы стать ее проводником, Джасмин ответила по-арабски, что не нуждается в проводнике и хочет побродить вокруг без всякой цели, ведомая собственным сердцем.

Томас улыбнулся, а Абдул рассмеялся, откровенно восхищаясь Джасмин. Он любезно указал им на мальчишку с ослом, который мог бы отвезти путников в Мемфис. Абдул настойчиво повторял, что Раби очень хороший проводник.

– Дайте угадаю, – сухо произнес Томас по-арабски. – Он ваш внук.

Мужчина вновь пронзительно рассмеялся.

– Конечно.

Гид с парохода уже набирал проводников, среди которых был и Раби. Он привел трех осликов, и путешественники тронулись в сторону руин. Томас ехал на сером ослике по кличке Король Эдуард – шутка, развеселившая и седока, и хозяина животного.

Его длинные ноги свисали по бокам, едва не задевая пятками каменистую землю. Джасмин была необычно молчаливой. Томас надвинул широкополую шляпу на лоб, чтобы заслонить глаза от солнца. Ослы устало шли по дороге, возвышающейся над плодородными, покрытыми сочной зеленью полями, петляющей между высокими финиковыми пальмами. Джасмин как влитая сидела в седле. Оно выглядела элегантно, несмотря на палящее полуденное солнце. Желание и еще какое-то более глубокое чувство наполняли душу Томаса, когда он наблюдал за девушкой. Она казалась ему величественной и прекрасной, точно египетская принцесса.

Когда путешественники достигли Мемфиса, горло Томаса сдавило от нахлынувших эмоций. Огромные финиковые пальмы возвышались посреди песков, подобно безмолвным стражам. Раби пояснил, что под деревянным навесом скрыта статуя Рамзеса. Он спрыгнул со своего осла и двинулся вперед. Путешественники вошли внутрь, не обращая внимания на поток многочисленных туристов, которые болтали без умолку и указывали на огромную статую Рамзеса Великого. Рамзес, вытесанный из красного гранита, приветствовал гостей загадочной улыбкой. Преисполненный изумления, Томас лишился дара речи. Вот он, Египет его мечты. Древние тайны и мифы стали реальностью.

Осмотрев окрестности, путешественники распаковали корзину с сандвичами. Расстелив скатерть прямо на песке в тени пальмы, они утолили голод. Джасмин запрокинула голову, явив взору Томаса восхитительный изгиб шеи.

– Какое пронзительно голубое небо в этих местах. Цвета настолько резкие, что кажется, могут разрезать металл. В Лондоне никогда не увидишь таких восхитительных оттенков.

– Из-за дыма и тумана, – заметил дядя Грэм, отпив глоток чаю с мятой.

Поев и отдохнув, путешественники двинулись дальше к пирамидам, минуя поля золотой пшеницы. Вокруг величественных строений бродили туристы, восхищенно ахая И указывая пальцами вверх.

Взглянув вверх, туда же, Джасмин шаловливо улыбнулась.

– Поднимемся? – спросила она и, приподняв юбки, Поставила изящную ножку на нижний камень.

– Это слишком опасно, Джас. Остановись, – предупредил Томас.

– Ну пожалуйста. Я хочу вернуться в Англию и рассказать своим родным, что забиралась на знаменитую ступенчатую пирамиду. – Не обратив внимания на предостережение Томаса, девушка начала взбираться вверх. Мужчина не на шутку встревожился. Черт возьми, ну почему она никогда никого не слушает? У Томаса появилось огромное желание отшлепать Джасмин. Но в этот момент девушка наклонилась, взбираясь на очередную ступеньку, и единственный взгляд на ее округлые ягодицы заставил Томаса передумать. Ведь шлепками дело не ограничится, и ему придется перейти к другим, более приятным действиям.

– Джасмин, прошу тебя, спускайся, – взмолился дядя Грэм.

Но девушка не слушала, а ее густые брови упрямо сошлись на переносице. Томас не мог больше ждать. Он быстро догнал упрямицу и схватил ее за талию.

Не обращая внимания на гневные протесты, Томас стащил Джасмин вниз и опустил ее на песок. Сидящая на земле девушка испепеляла молодого человека гневным взглядом. Томас рассмеялся, и даже дядя Грэм поддержал его.

– В следующий раз будешь слушаться старших, – заметил он с улыбкой, и Джасмин сердито надула губы.

– Джас, ты идешь, или нам стоит сказать стюардам чтобы не накрывали пока на стол? – спросил Томас, сделан несколько шагов. Обернувшись через плечо, он увидел, что Джасмин уже встала и отряхивает юбки. Внезапно что-то просвистело в воздухе. Девушка вскрикнула и отшатнулась.

Томас тотчас же метнулся к ней. Ее огромные раскосые глаза в страхе смотрели на него; Девушка держалась за руку. Молодой человек осторожно расцепил ее пальцы, а потом закатал рукав блузки. Подбежав к племяннице, обеспокоенный Грэм увидел расплывающийся на смуглой кола девушки кровоподтек.

– Крови нет, но эта некрасивая отметина сойдет не скоро. – Грэм взял в руки камень и принялся его рассматривать.

Томас в ярости огляделся, ища негодяя, бросившего камень, но заметил лишь несколько мальчишек. Он направился к ним, выкрикивая что-то по-арабски.

– Мы не бросали камень в красивую леди, – запротестовал один из мальчишек.

С трудом сдерживаясь, чтобы не встряхнуть его за то, что Джасмин причинили боль, Томас велел им убираться прочь и некоторое время следил за ними, прищурив глаза.

Вернувшись к Джасмин, он нахмурился при виде темного пятна на ее нежной коже. Кровь отлила от лица девушки. Она с удивлением смотрела туда, где только что играли мальчишки.

– Только дураки могут бросать камни, рискуя кого-нибудь поранить, – пробормотал Томас.

Карие глаза девушки казались огромными.

– Но, Томас, они не бросали камней в мою сторону. Я их видела. Они бросали камни на пирамиду. К тому же они были слишком далеко.

– Возможно, это сделал какой-то другой озорник, а ты просто случайно оказалась на пути. Хорошо еще, что все обошлось. Этот камень поранил бы тебя гораздо сильнее, если бы попал в голову, – заметил дядя Грэм, потрепав племянницу по плечу. – С тобой все в порядке?

Джасмин кивнула.

– Тогда давайте вернемся на пароход. Я попрошу стюарда принести льда, – предложил Грэм.

Однако, когда они шли к своим ослам, Томас заметил, что Джасмин по-прежнему выглядела очень обеспокоенной. Ее лицо было мертвенно-бледным, словно она действительно верила, что кто-то хотел причинить ей гораздо больший вред.

В эту ночь Джасмин почти не спала. Утром она вышла на утопающую в тени палубу на носу. Вокруг маленьких роликов, за которыми туристы любили пить чай, стояли удобные плетеные кресла с полосатыми бело-голубыми подушками. Улыбчивый стюард принес дымящийся кофейник и фарфоровую чашку. В воздухе поплыл аромат свежее сваренного кофе.

Наблюдая за лениво проплывающей мимо борта парохода фелюкой, Джасмин услышала шаги.

– Доброе утро, Джас.

Джасмин подняла на Томаса глаза.

– Привет, Цезарь. Почему ты на ногах в столь ранний час?

– Не спалось. Все думал о тех отвратительных мальчишках, которые могли ранить тебя в более чувствительное место.

Томас сел в кресло рядом с Джасмин. На его лоб упали непослушные каштановые пряди. В светло-бежевом костюме, с галстуком цвета шоколада, завязанным вокруг бело снежного накрахмаленного воротничка, он выглядел восхитительно изысканно, несмотря на ранний час. Вот только темная щетина, покрывавшая его подбородок, резко контрастировала с элегантным нарядом. Сердце Джасмин забилось чуть-чуть быстрее от близости мужчины и его испытующего взгляда.

– Более чувствительное место? Ты имеешь в виду мои ягодицы? Да, это действительно было бы больно, – ответила девушка.

– Я говорил о твоей голове, Джасмин. Странно, что подобное вообще произошло. И чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что те мальчишки не могли этого сделать. Они недостаточно крепки, чтобы бросим, камень с такой силой. К тому же, как ты уже сказала, ты стояла слишком далеко от них.

Томас словно читал ее мысли. Однако Джасмин не хотела беспокоить его еще больше. Ведь если она расскажи о своих страхах, дядя может прервать экспедицию и отправить ее домой.

– Для такого восхитительного утра ты слишком мной думаешь. Наверняка мальчишки бросили камень не по злому умыслу. Им это показалось всего лишь веселой шуткой. И потом, я не слишком сильно пострадала, – беззаботно произнесла Джасмин.

– Но рана могла быть гораздо серьезнее.

Томас замолчал. Стюард вернулся, но Джасмин отослала его, не желая отвлекать Томаса от раздумий. Он смотрел на проплывающие мимо шлюпки, и за столом воцарилась тишина. Когда Джасмин взглянула на Томаса еще раз, его губы были плотно сжаты.

– О чем ты думаешь, Томас?

Сквозящая во взгляде мужчины тревога заставила сердце Джасмин болезненно сжаться. На какое-то мгновение ей показалось, что он не ответит. По его лицу пробежала тень.

– Я подумал о том, как коротка и быстротечна жизнь. Томас выглядел таким подавленным, что Джасмин захотелось утешить его. Внезапно она поняла:

– Ты говоришь о Найджеле?

Томас закрыл глаза.

– Да.

– Вы были очень близки?

– И да и нет. В детстве мы были неразлучны, а потом он стал настоящим ублюдком… прости, отъявленным хамом. Но он опять изменился. В тот день, когда ты ударила меня, помнишь?

Несмотря на печаль в голосе Томаса, Джасмин улыбнулась.

– Мы никогда не были друзьями, но потом странным образом сблизились. Нас можно было бы назвать соперниками. Найджел во всем старался превзойти меня. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что обязан ему всем, что во мне есть хорошего. Он заставлял меня бороться, быть более упорным, пробудил во мне дух соперничества. Когда-то он сказал мне, что я слишком часто игнорировал его, Потому что о лошадях думал больше, чем о семье.

Томас посмотрел на свои сильные ладони. У него были не изящные, изнеженные руки аристократа, а выносливые, привычные к физическому труду. Тыльную сторону ладони на левой руке пересекал длинный и довольно уродливый розовый шрам. Джасмин не замечала его раньше.

– Я думал, он шутит, а он действительно взял в ту ночь мою только что купленную кобылу. А потом я потерял его в парке. Ему не следовало туда ездить. Когда его принесли домой, он выглядел ужасно – весь в крови, стонал от боли, – но я настоял, чтобы меня пустили к нему. Он извинился передо мной. Господи, он просил у меня прошения за то, что взял без спросу лошадь. Я ужасно разозлился и спросил, какого черта он поехал в парк в столь поздний час.

Джасмин замерла.

– И что он ответил?

– Сказал, что встречался с девушкой.

Сердце Джасмин отчаянно забилось в груди. О Господи, неужели Томас имеет в виду ее?

– А он сказал что-нибудь еще?

– Нет. Он потерял сознание. Больше я его живым не видел. Доктор сказал, что началась инфекция, которая и убила его.

Томас с минуту смотрел на воду.

– Иногда он бывал невыносим. Но ведь он был моим братом. Единственным. Я очень по нему скучаю. Часто вспоминаю наши ссоры, но это не помогает. Мне его ужасно не хватает. Иногда, когда в доме никого нет, кроме меня, мне кажется, что я слышу его смех. Но потом я одергиваю себя и говорю, что никогда больше его не увижу. – В голосе Томаса слышалось неподдельное горе.

Горло Джасмин сдавило от переполнявших ее эмоции «Мне жаль, Томас, – обращалась она к нему в беззвучной мольбе. – Господи, как мне жаль. Ты никогда не был таким, как он».

– Когда он умер, я поклялся себе, что приложу все силы, чтобы защитить свою семью и сделать Мэнди счастливой. Я погубил Найджела и не хотел, чтобы подобное случилось с кем-то из моих родных. – Томас провел рукой по волосам, взъерошив темные пряди. – Теперь ты понимаешь, Джас, семья для меня всегда на первом месте. Иначе я не могу.

– Понимаю, – произнесла девушка, ощутив, что боль в сердце усилилась.

А она отказалась от своей семьи, от матери и отчима. Сводные брат и сестры тоже остались в Англии. А она плыла теперь на встречу с другой семьей, навстречу своему прошлому. Преданность Томаса семье заставила ее почувствовать себя так, словно она лишилась чего-то очень дорогого.

Отчаянно желая сменить тему, Джасмин заговорила о Египте. Молодой человек постепенно расслабился и даже слегка оживился. Томас, казалось, совсем забыл о недавней печали, когда Джасмин начала расспрашивать его о первых впечатлениях. Девушка в восхищении слушала его оживленный рассказ о местах, которые они посетили, об истории ступенчатой пирамиды.

– Ты знаешь о месте моего рождения гораздо больше, чем я, – рассуждала девушка, пока стюарды стелили на стол скатерть и ставили блюда с едой.

Молодые люди беседовали, угощаясь свежими апельсинами, яйцами, гренками и кофе. В воздухе почувствовалась прохлада. Томас намазал гренок апельсиновым джемом и с удовольствием съел. Джасмин шаловливо улыбнулась.

– Какой же ты, оказывается, сластена. Я сразу заподозрила, что это ты съел все финики, которые нам оставил после ужина стюард.

– Виноват, – признался Томас, подмигнув девушке. Джасмин с замиранием сердца наблюдала за тем, как Томас медленно облизывает с нижней губы джем. Не в силах оторвать взгляда, она чувствовала, как ее мало-помалу охватывает возбуждение. О да, она знала, каковы на вкус эти полные чувственные губы. А как изысканны его ласки! Как же ей хотелось, чтобы он вновь прижался к ее губам.

– Джас, почему ты так смотришь?

Захваченная врасплох, девушка энергично принялась за еду, чтобы скрыть смущение. А когда она подняла глаза, то заметила, что Томас наблюдает за ней с не меньшим возбуждением. Но потом он опомнился и перевел взгляд на Нил.

Когда восходящее солнце прогнало ярко-розовую пелену, расцвечивающую небо, заработали двигатели, и непрерывный лязг нарушил гармонию и спокойствие урождающегося дня. Пробасил гудок, раздался надрывный звон рынды, и гребные колеса тотчас же превратили воды Нила в белую, похожую на кружево пену.

Выходившие на палубу пассажиры бросали взгляды на Джасмин и Томаса. Симпатичный молодой человек, которого Джасмин видела в отеле, указал на нее, а потом помахал рукой и улыбнулся. Девушка улыбнулась в ответ.

Томас неодобрительно посмотрел на свою спутницу, а ее знакомого буквально уничтожил взглядом. Молодой человек поспешно пошел прочь, и Томас еще некоторое время недобро смотрел ему вслед, точно лев, охраняющий свой прайд. Это зрелище немало позабавило Джасмин. Томас выглядел, как настоящий собственник.

– Довольно грубо указывать на людей пальцем в арабской стране, – заметил он, отпивая кофе. – Но большинство европейцев и британцев либо не знают этого, либо просто не уважают традиции другой культуры.

Джасмин потянулась за маслом, но ее рука замерла.

– Ты говоришь о своих соотечественниках довольно пренебрежительно.

– Пренебрежительно? Я обожаю свою родную Англию. Но меня передергивает при виде того, как некоторые из англичан ведут себя за границей. В любой стране нужно держаться уважительно. Ты заметила, как англичане обращаются с египтянами в Каире? Помнишь тот случай с цветочницей?

Джасмин помнила. То происшествие очень взволновало ее, хотя она и ожидала чего-то подобного. На улице возле отеля хрупкая девушка всегда торговала розами и жасмином. С ее миловидного лица никогда не сходила приветливая улыбка. Джасмин, Томас и дядя Грэм собирались уезжать на пристань, когда стали свидетелями неприятной сцены. Цветочница предлагала англичанину купить розу для его супруги. Но мужчина, вскипев от негодования, грубо бросил: «Отвяжись от меня, грязная попрошайка!»

Покрасневший от стыда дядя Грэм купил тогда все цветы, что были у девушки. Они и сейчас наполняли своим ароматом каюты путешественников – душистые розы и ветки жасмина, расставленные в изящные вазы.

– Не все англичане обращаются с местными жителями так отвратительно. Супруги Морроу просто восхищены ими, впрочем, как и Ходжесы. Они прекрасно приспособились к жизни здесь. А супруги Морроу и вовсе подумывают, чтобы переехать сюда насовсем.

Джасмин сразу же пришлись по душе эти люди. Их искренний смех и привычка общаться со всеми на равных очень импонировали ей, так же как и их готовность принять в свой круг всех независимо от расы и положения в обществе. Личность человека была для них гораздо важнее его титула.

– Верно. Вот уже много лет они коротают зиму в Египте. Это пошло им на пользу – они стали более либеральны, чем большинство их соотечественников. Они порядочные люди, хотя и нечастые гости в высшем свете.

Последняя фраза Томаса пробудила в Джасмин любопытство:

– Что ты хочешь этим сказать? Значит ли это, что Морроу и Ходжесов… не слишком охотно принимают в обществе?

Рука Томаса с чашкой кофе замерла в воздухе. Молодой человек задумался.

– Я всегда воспринимал их как деловых партнеров, но сильно сомневаюсь, что мои друзья и семья были бы рады видеть их в своем доме. Морроу – нувориши. А у Эдуарда появились деньга лишь после того, как он женился на Мэриан и стал вице-президентом страховой компании ее отца. Отец Эдуарда работал в доках. Так что он из простой семьи. Ходжесы более знатны, но Мэтти Ходжес в свое время развелась. Ее первый муж был, кажется, немцем.

Джасмин усмехнулась.

– А я-то думала, ты перестал быть снобом.

Томас удивленно посмотрел на нее.

– Нет, среди египтян ты ведешь себя не как сноб, но в отношении своих соотечественников… Ты вежливо и уважительно относишься к местным жителям, но британцев продолжаешь делить на классы, подобно тому как повар режет на куски мясо для жаркого. Неужели ты всех людей делишь на категории сообразно своему представлению о классах? – Джасмин понизила голос. – Ты пытаешься уверить меня, что ты не такой, как твои друзья. Но ты становишься таким, когда речь заходит о разделении на классы и происхождении.

Темные брови Томаса сошлись на переносице, словно ему не понравился новый поворот в разговоре, но Джасмин продолжала стоять на своем.

– Если бы тебе удалось поселить Эдуарда в Египте, нарядить его в национальную одежду и выкрасить его лицо в более темный цвет, клянусь, ты бы терпимее относился к его происхождению, чем теперь.

Лицо Томаса побагровело, а губы сжались в узкую линию. Он со стуком поставил чашку на серебряный поднос.

– Ты слишком пристрастна, когда дело касается моих убеждений, Джасмин.

– Потому что они мне небезразличны, и я вижу, что ты вполне способен поколебать предвзятое мнение общества о разделении на классы. – Сказав так, Джасмин поступила очень смело.

Подбородок Томаса дрогнул, словно он силился подобрать слова, а потом он встал и коротко поклонился.

– Кофе слишком крепок для меня. Кроме того, я обещал написать Аманде письмо. Приятного дня, Джасмин.

Дело было вовсе не в кофе, а в ее невоздержанности. Твердая поступь Томаса свидетельствовала о его недовольстве. Джасмин вовсе не хотела наносить столь сильный удар в самое сердце его предубеждений, но иного выхода она не видела. Такому гордому человеку нелегко было сносить критику, даже если критиковали его с добрыми намерениями. А Томас был не просто гордым человеком – он был наследником титула.

Сможет ли он когда-нибудь измениться? И сможет ли она когда-нибудь почувствовать себя комфортно в своем собственном обличье? Джасмин поморщилась. У нее достаточно времени, чтобы обдумать это позже. По крайней мере, здесь, на пароходе, она могла расслабиться, зная, что никто не примет ее за продажную женщину. Или еще того хуже – захочет убить, забросав камнями.

День прошел в беспокойном чередовании событий. Большую часть его Джасмин занималась тем, что писала статью о своих первых впечатлениях от Египта. Томас избегал встреч с ней. Исключение составляли лишь те несколько минут, что они пили чай в компании дяди Грэма. Говорил только он, рассказывая о племени хамсин. Герцог благоразумно избегал расспрашивать молодых людей о том, почему они не разговаривают.

Напряжение сказалось и за ужином. Джасмин разглядывала пассажиров, сидящих за круглыми столами, раздумывая над тем, что еще можно написать в своей статье. Столовая поражала богатым убранством, впрочем, как и роскошные наряды пассажиров. Золотые шнуры с кисточками поддерживали темно-красные бархатные шторы, а медные газовые лампы заливали столовую мягким светом. Официанты в красных фесках и длинных белых рубашках, подпоясанных красными кушаками, ловко сновали меж столами. В дальнем углу столовой оркестранты в тюрбанах наигрывали тихую мелодию.

Когда после ужина пароход сбавил ход, чтобы остановиться на ночь, Джасмин набралась смелости и попросила Томаса уделить ей немного времени. Бросив на девушку настороженный взгляд, он последовал за ней на верхнюю палубу. Фонари, висящие на шестах, отбрасывали неяркий золотистый свет. Стрекот сверчков да крик птиц делали вечер еще более романтичным.

– Я хотела извиниться за резкость.

Если Томас и был удивлен, то не подал виду. Он скрестил руки на груди и не произнес ни слова. Джасмин судорожно втянула носом воздух.

– Я не стану просить прощения за свои слова, потому что я действительно так думаю. Я лишь хочу извиниться за тон, каким они были сказаны. Иногда я совсем не могу себя контролировать. Но я вовсе не хотела обидеть тебя.

Томас нахмурился. В его зеленых глазах вспыхнул огонек. Сложив руки за спиной, Томас принялся расхаживать по палубе.

– Вообще-то я много думал о том, что ты сказала, Джасмин. В твоих словах есть доля истины, но иногда посмотреть правде в глаза очень трудно.

Итак, Томас принял ее слова близко к сердцу. И это означало, что он, возможно, все же сможет измениться. «Если ты изменишься, то изменюсь и я, – молча поклялась себе Джасмин. – Я приму все, что узнаю в племени аль-хаджид, о своем отце, приму правду, какой бы жестокой она ни была».

– Нужна смелость, чтобы сделать это, – произнесла девушка вслух.

– Не больше, чем для того, чтобы пошатнуть чьи-либо предубеждения, – печально произнес Томас. – Мне проще общаться на равных с представителями других культур, чем с соотечественниками. Стандарты, в соответствии с которыми я был воспитан, прочно поселились в моей душе. Но в будущем приложу все силы, чтобы воспринимать всех людей одинаково, независимо от их происхождения. Во всяком случае, попытаюсь, Джас… если и ты попытаешься.

Джасмин остановилась и испытующе посмотрела Томасу в лицо.

– Что ты имеешь в виду?

– Будь той, кем ты являешься на самом деле. Говори по-арабски не только со слугами, но и с Грэмом, и со мной. Смени одежду. – Томас многозначительно посмотрел на фиолетовую юбку Джасмин. – Постарайся понять, как это – быть египтянкой, – вместо того чтобы стремиться стать англичанкой. И может статься так, что тебе это понравится.

Предложение Томаса взволновало Джасмин. Словно он каким-то непостижимым образом догадался о царящем в ее душе беспорядке. Ей ужасно хотелось узнать поближе свою культуру, но она смущалась и робела перед англичанами и европейцами. Впрочем, она никогда не отступала, если ей бросали вызов.

Значит, стоит пойти на компромисс.

– Я тоже попытаюсь. Но только когда мы прибудем в лагерь аль-хаджид. Там я буду говорить по-арабски и, возможно, даже оденусь, как местные женщины. А ты исполнишь свое обещание. Идет?

– Идет. А теперь давай скрепим наши обещания, – предложил Томас.

Джасмин протянула руку, но Томас не пожал ее. Он взял ладонь девушки и притянул к себе.

– Я имел в виду не рукопожатие, – тихо произнес Томас и поцеловал ее.

…Ночь и лунный свет. Губы мужчины были теплыми и решительными, и Джасмин дрожала в его объятиях. Единственный поцелуй тотчас же разбудил в ней страсть. Зарывшись пальцами в волосы девушки, Томас обхватил ее за затылок. Он яростно впивался в ее губы, точно воин, стремящийся получить драгоценный трофей.

«Ты моя», – говорил этот поцелуй.

Ноги Джасмин стали ватными, а ее тело пронизала чувственная нега. Этот поцелуй был опасен – ведь их мог кто-нибудь увидеть. Вспомнив о том, что произошло в отеле, Джасмин попыталась воспротивиться, и Томас отпустил ее. Его глаза потемнели, а на шее бешено пульсировала жилка.

– Думаю, мне лучше вернуться в салон – твой дядя пригласил меня сыграть партию в шахматы.

– А мне необходим свежий воздух. Я прогуляюсь по палубе.

Джасмин некоторое время стояла, стараясь унять сердцебиение, а потом медленно пошла по палубе, любуясь ночным небом, усыпанным звездами. Она ощущала себя необузданно дерзкой и готовой на самые отчаянные приключения. Поцелуй Томаса оставил после себя легкое головокружение и предвкушение открывающихся возможностей.

Джасмин стала всматриваться в воду, с тихим плеском бьющуюся о борт парохода. Белая луна отражалась в серебристой ряби на поверхности Нила. Вздохнув, Джасмин задумалась о тайнах, скрытых в глубинах этой великой реки. Египет дал ей умиротворение, которого она никогда не испытывала дома. В Англии Джасмин ощущала лишь постоянное беспокойство и страх.

Взобравшись на перила, девушка наполовину свесилась над водой и теперь вглядывалась в ее похожую на чернила глубину. Она старалась разглядеть в ней историю этой могущественной реки. Плавал ли когда-нибудь по ней ее родной отец? Смотрел ли он когда-нибудь на нее в благоговении, преклоняясь перед ее могуществом и таинственностью? И вообще каким он был, ее отец? Скоро она узнает правду. И правда эта может оказаться не такой приятной, как она надеялась.

Джасмин задрожала, глядя на воду. Оглянувшись, она вскарабкалась на самую верхнюю перекладину ограждения и подставила щеки ласковому ветру. Она раскинула руки в стороны, представив себя соколом, величественно парящим над Нилом в желании открыть для себя неизведанные дали.

Прохладный бриз играл с волосами Джасмин, трепал их и бросал ей налицо. Она любовалась бегущей внизу водой, когда кто-то с силой толкнул ее в спину. Джасмин с минуту балансировала на перекладине, отчаянно размахивая руками, а потом с диким криком рухнула вниз.

– Вы слышали крик?

Грэм оторвал взгляд от книга по египтологии. Томаса охватило острое беспокойство.

– Джасмин, – выдохнул он. – Я оставил ее на верхней палубе.

Не тратя попусту слов, он вскочил со своего места и бросился к лестнице. Взбежав на палубу, он начал озираться в поисках Джасмин. Девушки нигде не было. Холодный страх сковал его сердце, когда он посмотрел в сторону реки. Томас принялся выкрикивать имя девушки.

– Помогите! – раздался откуда-то снизу приглушенный крик.

Томас перегнулся через перила и всмотрелся в темноту. Кровь застыла в его жилах, когда он заметил фигуру, отчаянно бьющую по воде руками. Джасмин. Английская одежда тянула ее своей тяжестью вниз.

– Она не умеет плавать! – раздался за его спиной вопль Грэма.

– Держись, Джас! Я уже плыву к тебе, – прокричал Томас, срывая с себя сюртук и жилет и сбрасывая с ног ботинки.

Схватив висевший поблизости спасательный круг, он перепрыгнул через перила. Когда его окутала со всех сторон теплая вода, Томас быстро подплыл к девушке и схватил ее за талию. Джасмин отчаянно кашляла и цеплялась за Томаса, пока он надевал на нее спасательный круг.

– Я держу тебя, – прерывисто дыша, вымолвил Томас, толкая круг в сторону парохода. – Успокойся, Джас, я держу тебя. Ты можешь скинуть туфли?

– С-стараюсь, – с трудом произнесла девушка, клацая зубами.

– Схватись покрепче за круг и болтай в воде ногами. Я поддержу тебя.

В ответ раздался надрывный кашель, но Джасмин сделала так как велел Томас. Он облегченно вздохнул, когда лопасти парохода перестали хлопать по воде и раздался гудок. Словно по мановению волшебной палочки на палубу высыпали люди. Они кричали и указывали в их сторону.

Мощными толчками ног Томас помогал себе плыть, одновременно нащупывая пояс юбки Джасмин.

– Что т-ты д-делаешь? – выдохнула девушка.

– Хочу освободить тебя от этой проклятой юбки. Она тянет тебя вниз. – Однако Томас никак не мог справиться с крючками – пальцы не слушались его.

– Я с-сама, – запинаясь, вымолвила Джасмин. Она расстегнула юбку и начала извиваться, чтобы скинуть ее. Скоро тяжелая ткань соскользнула с ее бедер и исчезла в пучине.

Придерживая Джасмин за талию, Томас продолжал плыть вперед. Он смотрел на огни парохода, которые прорезали кромешную тьму подобно маяку. Они все еще были далеко, когда раздался душераздирающий крик, от которого кровь заледенела в жилах Томаса.

– Крокодил!