Как здорово. Проснуться не по расписанию, не от бесцеремонного появления медсестры. Самой устанавливать границы собственного утра.

Распахиваю шторы пошире, чтобы безмятежное июньское небо раскрасило голубым все окно.

Ночью мне снилась Баффи, молодая добрая овчарка. И я снова вспоминаю нашу первую встречу с Вадимом.

Было 7 января. Я чувствовала себя на редкость хорошо, и доктор Гриб, мой врач, включил человечность и отпустил домой аж до вечера. Я не могла позволить себе бездарно распорядиться ценными часами и из дома тут же позвонила Объекту.

Мы приехали в «Армас» в разгар праздничных посиделок. Там было весело, вкусно и самое главное – никаких потеряшек. Все звонки, от которых вздрагивала Ольга, были поздравительными. А потом и вовсе привезли новые комплекты оборудования – спонсорский подарок на Рождество. Праздник удался.

В девять Суворов поручил Объекту доставить меня в больницу. И мы даже почти дошли, но «мистер грациозность» растянулся на дороге и подвернул лодыжку. Я предложила вызвать «скорую» или позвать Суворова. Но Объект категорично отмел оба варианта. Врачей он боялся до колик в животе, даже ко мне в больницу приходил тихий и застенчивый. А перед Суворовым не хотел показываться беспомощным.

– Он уже отбивал тебя у полиции, вытягивал из болота и даже расплачивался за тебя в кафе, когда ты схватил ватрушку и бросился наутек. Думаешь, вывих лодыжки заставит его относиться к тебе хуже?

– Объявили новый поиск, и я забыл расплатиться…

– Да ладно, ладно. Я же знаю, ты не вор. Ну, поддался разок природному инстинкту – добыл еду силой. С кем не бывает.

– Издеваешься над ослабевшим другом… Вот если бы были у меня сейчас обе ноги рабочие, я б как встал да как дал тебе пинка!

– Да будь у тебя хоть четыре рабочие ноги, ты бы так не сделал.

– Это правда. Любовь очень зла и несправедлива, – вздохнул Объект, устремляя взор в звездное небо. – И за какие такие грехи ты мне досталась, Агата?

– Лучше подумай, за какие грехи мы оба достались несчастному Суворову…

– В этот раз он окончательно во мне разочаруется. Не рассказывай ему, пожалуйста, какой я слабак. Я уж лучше отлежусь немного, и пойдем дальше.

– Ты же так воспаление легких заработаешь! Ну куда ты ползешь, Саша?!

– Я же тебя провожаю, – неподдельно удивился вопросу Объект.

– Давай лучше я тебя провожу.

– Такого задания не было!

Иногда рядом с Объектом я чувствую себя воспитательницей ясельной группы детского сада. И в тот раз взяла ситуацию в свои руки. И даже попыталась придать несчастному вертикальное положение. Выбилась из сил.

Мы долго стояли, подпирая друг друга. Со стороны – будто два влюбленных. При этом я тихо ненавидела его упорство, а он наглаживал ногу и тихонечко подвывал.

В таком состоянии нас и застала игривая овчарка. Она сделала самое удивленное собачье лицо, на какое только была способна, и обошла нас по кругу.

– И-и-и-и, – еще протяжнее загудел Объект.

– Она не собирается тебя есть, – успокоила я. Хоть и сомневалась: ведь от него вечно пахнет продуктовым магазином.

– А если она нас. ну, это… пометит…

За решением этого философского вопроса мы не заметили появления хозяина собаки. Молодой парень, моего примерно возраста, так же недоуменно нас оглядел и спросил:

– Помощь нужна?

– Да, – нехотя отозвался Объект.

«Ты сам напросился», – подумала я, передавая Объекта этому добровольцу.

Украдкой я разглядывала тонкий прямой нос парня, выбившуюся из-под шапки прядь темных волос. Интересно, какого цвета глаза?

К счастью, Объект жил неподалеку. К еще большему счастью, на первом этаже. Мы сдали его изумленной матери и облегченно вывалились из подъезда.

– Передохнем? – спросил парень и первым плюхнулся на скамейку. – Говорил мне папа: ходи в качалку. Месяц посещения спортзала не дает тебе права называться профессиональным спортсменом!

Я едва улыбнулась. Эта дистанция далась мне с большим трудом. Овчарка потерлась лбом о мои колени и завиляла хвостом.

– Отличная собачка.

– Ага, зовут Баффи. Отец взял щенка, пока я отдыхал в лагере. Хвастался: «Я взял самого лучшего кобелька во всем городе и назвал Буффоном». Это футболист такой, его любимый вратарь.

– Упс, какой облом.

– Да уж! Я приехал и мигом распознал в Буффоне девчонку. Но она и правда замечательная. Если хочешь обрести верного друга, собака – самый подходящий кандидат.

– Хм, мне и Объекта хватает…

– Того парня? А почему «Объект»?

– Это секрет. Из серии «О чем стыдно рассказать в новой компании». Поэтому для чужих он просто Саша.

– А что у него за полоска с символами на куртке? Интересная такая.

– Эта нашивка указывает, что Объект – доброволец поискового отряда «Армас».

– Клады, что ли, ищет?

– Людей. Они часто теряются, если не в курсе.

– В курсе. Просто…

– Не обращал внимания, понимаю. Ладно, проехали.

– Нет, не проехали! Расскажи поподробнее.

Он и вправду казался заинтересованным.

– У нас есть отряд по поиску людей. Его организовал один очень хороший человек пять лет назад. Люди должны знать, что, если их ребенок не вернулся из школы, им есть куда прибежать или позвонить. Мы не берем денег и не получаем их. Мы просто добровольцы, которым не все равно. Пафосно, конечно, звучит. Просто у нас такие люди… О них книжки надо писать и ордена давать. Или хотя бы не мешать, когда они ищут.

Каждый раз, когда рассказываю об «Армасе», комок подкатывает к горлу. Замолчала, чтобы голос перестал дрожать.

– Просто так ведь в отряд не приходят. Только те, кто остро чувствует чужую беду. Или сам пережил нечто подобное.

– Круто, – сказал он. – И многих находят?

– Почти всех. Тут главное не тянуть. Первые часы – самые важные. Мы не полиция, любого принимаем без заявления. Пусть это будет даже ложная тревога, мы только порадуемся. Ладно, пойду я, замерзла.

Он вскочил и пошел за мной.

– Подожди! Я тоже хочу в отряд.

– Тебя не возьмут.

– Хм. Чего так? У меня высокий IQ, высоченный просто! Пятерка по географии и ОБЖ. Я даже компас пару раз в руках держал. И, не забывай, выдающееся спортивное достижение – целый месяц спортзала.

Он был комичен и дурачился по полной, но явно не осознавал моего трепета перед Армасом.

– Это похвальные характеристики, но они ни на что не влияют. Просто ты несовершеннолетний.

– Стоп. А ты? Только не говори, что тебе двадцать восемь и в наличии муж и трое детей. Я уже губу раскатал.

Мне жутко хотелось сострить. В его стиле, но после парализующей фразы про губу ничего дельного не лезло в голову. Поэтому я просто сказала:

– Я не участвую в поисках. Я просто есть в отряде. И это не обсуждается.

Он обогнал меня и преградил путь. Пришлось слегка задрать голову, чтобы не таращиться на его подбородок, а смотреть в глаза.

– Я серьезно хочу в этот отряд. Помогать.

Каре-зеленые. С песочными искорками в глубине.

– Подрастете – приходите. Будем рады.

Секунда искренности закончилась, и он снова принялся паясничать.

– А я все равно приду. Совру, что мне двадцать пять и школа МЧС за плечами. И в подтверждение продемонстрирую виртуозное владение компасом.

– Это как же?

– Достал компас из кармана, посмотрел с умным видом, показал на север!

– И где север?

– Там.

– Там юг, умник.

– Хм, странно. Когда я днем выходил из дома, там был именно север.

– И как родители не боятся выпускать тебя из дома? Совсем не ориентируешься в пространстве. Придется тебя проводить.

Даже сейчас, вспоминая этот разговор, леденею. Я сама предложила парню его проводить?

– Отец, у меня только отец. Но он знает, что мне нереально везет. Стоило нам с Баффи перепутать север с югом, как нас тут же нашел самый красивый поисковик отряда «Армас». Правда, Баф?

Я покраснела. В моей копилке к пятнадцати годам значится лишь один виртуальный роман. Ну очень мне было скучно в больнице.

– Кстати, девушка, если вы твердо намерены меня проводить, может, сначала повеселимся? Прямо по курсу, а прямо я различаю немного лучше, чем север и юг, – каток. Покатаемся на коньках? Такая романтика – зимний вечер, Рождество. Нет, Баф, ты постоишь у бортика. Будь деликатнее, я не тебе предлагаю свидание.

Самой смешно и немного стыдно вспоминать, как при слове «свидание» сорвалась с места.

– Эй, постой!

Он рванул за мной, схватил за рукав куртки и поскользнулся. Мы упали с грохотом и визгом. Я ушибла колени и локти, а Вадим (тогда я еще не знала, что он именно Вадим) утонул в сугробе. Сначала мы с Баффи откапывали его, потом втроем искали шапку и телефон. Он вытряхивал из карманов снег, а фонари освещали снежинки в его темных волосах.

– Понял, что на каток ты не хочешь. Может, позже? Выкроишь для меня часок в своем плотном графике?

– Вряд ли. Может быть, году в две тысячи восемнадцатом.

– Отлично, сходим на один из матчей чемпионата мира по футболу. А пока давай я тебя провожу, а не наоборот?

Ага, приведу его в больницу и денег попрошу на операцию.

– А я уже пришла. Вот мой дом. Пока.

– До свидания.

Он удивленно смотрел, как я торопливо ухожу в темноту чужого двора.

– А может, я все же проскочу в отряд? – крикнул он вслед. – По блату! Через знакомство с человеком, нахождение которого там даже не обсуждается.

– А мы не знакомы.

– Как это, не знакомы? Я Вадим. А ты?

– Агата.

– Ух ты!

Он еще что-то кричал, но я уже дворами бежала в больницу.

Вадим тогда смотрел на меня так, будто… я в самом деле ему понравилась. Хорошо, что была зима и он не видел, что я лысая.

Прошло полгода, мои волосы отросли до звания модной ультракороткой стрижки. А Вадим, значит, каким-то образом попал в «Армас». Почему Суворов позволил ему участвовать в поисках, да еще в лесу?

– Агата, проснулась? Скоро будем завтракать.

Папа входит в мою каморку. В руках пакет.

– Я был у доктора Гриба.

Смотрит на меня долгим, смущенным взглядом. Ясно, пережил серьезную битву с Грибом и потерпел поражение. Мой доктор – человек сложный, и я была бы рада больше с ним не встречаться. Только поначалу его фамилия вызывала у меня усмешку, теперь – исключительно нервную дрожь. Даже если бы папа бился за мою свободу, как зверь, доктора Гриба он бы не переубедил.

– Мне удалось выторговать для тебя неделю так называемого отпуска. Потом придется вернуться, сдать анализы. А там… кто знает.

– А там очередная операция. Пап, это не кончится никогда. Какая разница, умру я после десятой операции или после тридцатой?

– Не говори так. Наша победа уже близка, доктор уверен. Вот таблетки.

Из пакета на стол перекочевывают коробочки.

– Завтра к десяти на прием.

– Ты же сказал, неделя отпуска.

– Жить будешь дома. Доктор только на тебя посмотрит.

– Думаю, он не меньше меня рад моему побегу.

Папа выходит, а я выстраиваю из лекарственных упаковок Великую Китайскую стену. Пусть Гриб и не мечтает увидеть меня на этой неделе. Отпуск есть отпуск. Потом вернется мама из санатория и хочешь не хочешь отправит в палату. Но это будет потом. А пока у меня каникулы, как у нормального человека!

В ванной я пою и даже пытаюсь танцевать. Врезаюсь в полочку, на пол летят все мамины бутылочки и розовые флакончики сестры. Надо же, у нее косметики раза в два больше, чем у мамы.

На кухню бреду виновато-тихая.

– Неуклюжий тушканчик вернулся…

– Судя по грохоту, он в отличной форме, – хохочет папа, снимая фартук. – Я, признаться, очень рад его возвращению.

Мы обнимаемся. Наконец-то.

– Мне тебя не хватало, – говорим одновременно и смущаемся.

– Что у нас тут такое вкусное? Вареники, настоящие!

– Не совсем настоящие, из магазина.

Действительно, не бабушкины. Да бабушкиных и не будет больше никогда. В щедром куске теста не сразу найдешь начинку. Следом за папой я поливаю их сметаной до краев тарелки – этакий суп.

– Не забудь зайти к Грибу. Завтра в десять.

– Пап, ну пожалуйста…

– Нет! Один осмотр, а дальше делай что хочешь.

– Хочу смотреть «Сверхъестественное» ночь напролет, есть шоколадки, а фантики бросать прямо на пол, хочу врубить музыку на полную мощность. Хочу иметь личное пространство. Спасибо. Было очень вкусно. Особенно чай.

– Рецепт чая – целиком мое авторство, – хвалится папа. – Что ж, Агата, отличный план. И чем из списка займешься сейчас?

– Сейчас я пойду в отряд.

Смотрю на отца вопросительно. Он пододвигает стакан с водой – запить таблетку – и говорит:

– Отлично. Только не допоздна. Возьми телефон. И привет Объекту.

Бегу к себе за наушниками и ныряю в старые любимые кеды. Любоваться на себя в зеркало не имеет смысла. Бледная лабораторная крыса с торчащими в разные стороны клочками волос никуда не делась. На месте и синеватая полоска губ, и чернота под глазами. На себя смотреть – только расстраиваться.

Спускаться решаю пешком, но вскоре понимаю, что переоценила свои возможности. Сердце стучит, как бешеное, в глазах темнеет.

Поднимаю глаза на наши окна и выдавливаю улыбку – знаю, что отец на меня смотрит.

Бодро выхожу со двора и падаю на скамейку. Дышу глубоко и вскоре прихожу в себя. Дети поблизости чертят на асфальте классики.

Включаю плеер и понимаю – свобода! Я могу сидеть на этой скамейке, а могу – на соседней. Могу купить чипсы и скормить их голубям, а не соседям по палате. Могу даже отобрать у девчонок мел и написать что-нибудь неприличное! Могу, но не буду.

В плеере поет «Coeur de Pirate» («Сердце Пирата»). Голос Беатрис Мартин легкий и свежий, как ветерок ранней весной. Я фанатею от нее уже несколько лет, но в больнице стараюсь не слушать. Не хочу, чтобы связались воедино ее голос и белые стены, процедуры, специфические запахи. Беатрис – моя музыка-праздник. Привет из мира нормальных. Красивые французские слова заставляют меня блаженно щуриться. Беатрииис! Прыгаю по свеженачерченным классикам и, передавая ход девчонкам, улыбаюсь. Под такую музыку хочется совершить массу шалостей и глупостей. Подпеваю, и неважно, что лягушка в болоте грассирует лучше меня. Увлекаюсь и чуть не пропускаю нужный поворот. Вот он, дом нашего отряда. Двухэтажное кирпичное здание с названием на фасаде. Под окнами клумбы. Запущенные; конечно ухаживать некому. Среди сорняков проглядывают редкие пятна цветов.

На стоянке много машин. У дверей оживление, явно не рабочее. Среди прочих замечаю Суворова, Объекта, Руслана. Даже Ольга покинула свой пост. Объект бежит навстречу, размахивая руками. По дороге врезается в стенд с листовками, но ушибленный лоб не охлаждает его пыла.

– Нашли! Нашли! Марусю Борисову!

Отплясывает вокруг меня некое подобие лезгинки, а я от души хохочу. Марусю, больную детским церебральным параличом, искали целых четыре месяца. Объект весь март сообщал последние новости. Мобильные штабы разворачивались то в одном, то в другом районе города, отрабатывались разные версии и догадки. Через месяц даже Саша потерял оптимистичный настрой, – найти живой больную девушку не представлялось возможным. Небольшая группа добровольцев продолжала выходить в город вместе с родственниками, опрашивать свидетелей, отрабатывать варианты. Все не зря.

– Живая! Нашлась! – Объект продолжает отплясывать танцы разных народов мира.

– Потрясение, тише будь, – хмыкает брюнетка, стоящая на крыльце.

Она явно старается быть ближе к Суворову. Что ж, осуждая Объекта, она плюсовых баллов не заработает. Суворов хоть и старше Саньки всего на десять лет, относится к нему по-отечески, покровительственно.

– Теперь в зал, – говорит Суворов.

– А что там? – спрашиваю я.

– Лекция, – шепчет притихший Объект. – Ну, я побегу, помочь обещал с компьютерами.

– Тогда лучше близко к ним не подходи, – советую я, но он уже гопаком срывается с места.

Иду по коридору, разглядываю фотографии с поисков, улыбаюсь знакомым лицам. Из кухни тянет свежим хлебом и супом.

Мышкой проскальзываю в зал и радуюсь его наполненности. Лекцию проводит один из самых опытных наших поисковиков. Показывая изображения на проекторе, он объясняет, как вести себя на поисках в лесу. Сажусь в ближайшее кресло и замираю.

Через два ряда передо мной сидит та самая скептически настроенная брюнетка. Уткнулась носом в смартфон и забыла обо всем. Новенькая, их видно за версту. Особенно тех, кто пришел в отряд не из благих побуждений. К счастью, таких меньшинство. Не благое побуждение у них обычно одно. Суворов. Молчаливый щетинистый супергерой. Спасает их детей, сестер, соседей, и всё – они у его ног. На следующие поиски они приезжают в полном обмундировании, чтобы стать его статистками. Подносить карту, отгонять мух от его крепкого торса. Полное обмундирование они понимают по-своему – разрисованные лица, кокетливые наряды. Таких Суворов отправляет домой не задумываясь.

Некоторые возвращаются. Например, девушка Катя. Пришла года два назад, после того как к ней подошли с ориентировкой. Носиться по городу, собирать разные артефакты показалось ей чрезвычайно занятной игрой. Надо же чем-то разбавлять бурную клубную жизнь. Позже пришло понимание, что за каждой фотографией стоит история живого человека. Катя научилась носить резиновые сапоги вместо шпилек, не спать ночами, обзванивая больницы и морги, утешать бьющихся в припадке родственников. Даже прошла курсы экстремального вождения. Сняла наращенные волосы и стала опытным поисковиком с позывным «Клюква». Пропитание в виде ягод в лесу находит ее само.

Прошлым летом они с Максимом поженились. Приходили к стенам больницы, и Клюква кинула мне букет невесты. Иногда Клюква говорит:

– Когда вырастет достойная смена, мы осядем дома и усыновим детей. Не меньше четырех!

Но абсолютное большинство наших добровольцев пришло сюда по велению сердца. Потому что их близких искали и нашли. Или не нашли.

–  Погрешность навигатора в лесу может достигать пятидесяти метров. Самый точный инструмент – это компас. Поэтому при прочесе пользуемся только компасом. Когда чешем по квадратам, старший смотрит на навигатор, чтобы недалеко улететь за линию сетки. Там, где выходы железных руд ближе к поверхности земли, в районе болот, компас начинает врать. Но это встречается редко. А навигатор врет всегда. В идеале оптимальная численность группы прочеса – пять человек. Из них грамотными, обученными может быть один, лучше всего три человека. Старшего рекомендую ставить в середину [1] .

Дверь за спиной тихонько скрипит. Кто-то присаживается рядом. Вадим. Я деревенею и таращу глаза перед собой.

–  Старший в центре, наиболее подготовленные поисковики по краям. У старшего навигатор и компас. На флангах – компас. И фланговые нам задают коридор, в котором движется группа. Если на группу два навигатора, они по флангам. Так координатору будет проще оценить, насколько качественно мы закрыли квадрат прочеса.

Краем глаза замечаю, что Вадим смотрит на меня и демонстративно пыхтит, как закипающий чайник, – обрати на меня внимание, я перекипаю! Горячее дыхание обжигает ухо, и мне становится смешно. И страшно. Мы разговаривали один раз полгода назад. Что вообще происходит?! Поворачиваю к нему голову:

– Чего?

– Привет!

– Здравствуй.

–  Если у вас появился отстающий член команды, получается отрыв фланга от старшего. Человек отстал – фланг начинает провисать. Если у нас, наоборот, спортивный товарищ, фланг впереди.

– Я Вадим, помнишь?

– Помню.

–  Если поисковик отстал от группы, он стоит на месте и не двигается. Заря [2] должна быть в курсе.

– Неужели ты не знаешь, что должен делать поисковик?

– Повторенье – мать ученья.

Я зануда, да. Но не думает же он, что я буду прыгать от радости при новой встрече?

– Вообще-то я ищу Пирата, – сообщает он, немного смущаясь.

– Что?

– Мне сказали, что старое оборудование зимой куда-то убрал Пират. Теперь хожу, ищу человека с деревянной ногой и попугаем на плече.

Уши и щеки заливаются краской. Вообще-то Пират – это я. Потому что слушаю группу «Сердце Пирата», а не потому, что нога деревянная. Но Вадиму об этом не скажу.

– Возможно, я знаю, где Пират спрятал оборудование.

– Покажешь?

Выбираемся из зала и направляемся к кладовке. Седьмого января, когда привезли новые комплекты, я лично рассовала старые по коробкам. А вечером мы с Объектом встретили незнакомца с собакой.

– Чувствую себя героем приключенческой повести. Идем искать спрятанный Пиратом клад! Помнишь, как в романе…

– Я не читаю романов, повестей и даже рассказов, – перебиваю я его.

Он замолкает и переваривает информацию. Пусть считает меня бестолковой дурищей, но в больнице я и правда читала только стихи. В них концентрация чувств на сантиметр текста больше. Я пила эти эмоции, неиспробованные, неизведанные.

– Агата? Все нормально?

Оказывается, я стою у двери склада и не двигаюсь ни вперед, ни назад. Замечталась.

В кладовке темно и душно. Добираюсь до выключателя, сшибая пару коробок. Вадим чихает три раза, отмахиваясь от поднятой пыли.

– Будь здоров. Зачем тебе сломанный хлам?

Пока подставляю стул и лезу за коробками, он чихает еще.

– У отца золотые руки. Думаю отнести ему все. Если починит хоть часть – будет здорово.

Благосклонно киваю. Идея очень хорошая. Здесь лишнего не бывает.

Пока он складывает в рюкзак нерабочие рации и навигаторы, я выхожу и бреду обратно в зал.

–  Если обнаружен потеряшка, команда «стоп» становится очень важной для вашей группы. Он лежит, мы оцениваем – есть угроза жизни? Пробуем установить диалог. Стараемся не двигаться, чтобы не затоптать следы вокруг. Если потеряшка не живой, полиция будет изучать все следы вокруг. Поэтому подходит только один человек, остальная группа стоит и не шевелится. Таким образом вы не создадите себе проблем. Если полиция приедет и увидит, что следы накрыты ветками, полиэтиленом, – вообще хорошо. Проверяем наличие жизненных функций. Координатор обязан вызвать «скорую помощь». Если потеряшка не живой, на месте остается один, остальные уходят. Вызывается полиция, все поисково-спасательные работы прекращаются.

Лекция заканчивается. Сообщается о тренировочных сборах, где новички получат необходимую практику. Я бывала на таких раньше, очень полезно.

Скептическая девушка выходит из зала первой. Многие остаются, чтобы задать вопросы и записаться на сборы. Я выхожу предпоследней, перед самим лектором.

– Спасибо за лекцию.

Он смотрит на меня, запирая дверь.

– Ты тот самый легендарный Пират?

– Вроде того…

– Не болей, боец!

Бездумно слоняюсь по коридорам. Сую нос то в компьютерный зал, то на кухню. Везде рабочая суета. Лектор ошибся. Я совсем не боец, наоборот, тот еще нытик… Забираюсь с ногами на подоконник. Со стоянки одновременно отъезжают три машины. Неужели новый поиск?

– Кхе-кхе! – раздается над ухом.

Опять он. Ну и назойливый же тип.

Машет листками бумаги перед моим лицом.

– Агата, Суворов сказал расклеить.

Сердце отбивает барабанную дробь. Соскакиваю с окна и хватаю листок. Так и есть – новый поиск.

Бабушка, 1939 года рождения. Страдает болезнью Альцгеймера. Забывает данные о себе.

– Здесь пятьсот.

– Мало!

Останавливаемся у Ольгиного стола. Она отмечает, что мы ушли на расклейку ориентировок.

– Подождите минуту, сейчас еще пятьсот будет.

Я отворачиваюсь и вцепляюсь в стойку. Голова кружится, подкашиваются ноги. Как не вовремя…

– Готово, забирайте.

Беру два скотча, и мы направляемся к выходу. Взволнованный Вадим болтает без умолку.

– Здорово, что старушка потерялась в нашем районе. То есть плохо, конечно, что потерялась. Но хорошо, что поблизости. И время работает на нас.

– Как она потерялась?

– Вышла гулять с внуками. Или правнуками, не помню. Те только отвернулись – нет бабули. Соседние дворы обегали с нулевым результатом. Вот и получается, что глаз да глаз нужен не только за детьми!

– Не смешно. Клей ориентировки.

– Куда, например? Я пока только в лес на поиски выходил.

– Сюда, например. На остановки, столбы, останавливай людей и спрашивай, заходи в магазины, киоски. Давай разделимся. Оставайся здесь, я пойду на ту сторону.

– Подожди! Давай обменяемся номерами телефонов. Вдруг мне понадобится неотложная консультация.

Он колдует над телефонами, а до меня доходит, что неотложной консультации не будет, он просто хитро заполучил мой номер.

Перебегаю дорогу.

– Агата!

– …?

– Я боюсь один!

Демонстративно закатываю глаза и берусь за работу. Первая листовка находит место на столбе, вторая на дереве. Обычно коммунальные службы быстро от них избавляются. Что ж, повторим процесс, если потребуется. Краем глаза слежу за Вадимом. Он зубами отдирает скотч и выравнивает листок по кирпичику. Вот перфекционист!

Подхожу к двум женщинам на остановке:

– Здравствуйте. Не встречалась вам эта бабушка? Нет? Возьмите ориентировки и, пожалуйста, позвоните по указанным номерам, если встретите. Она больна.

Следующую листовку сую продавцу фруктов. Черноволосый белозубый парень, немного старше Вадима.

– Добрый день.

– Здравствуй, девушка!

– Вы бабушку не видели?

– Столько бабушек проходит, красавица…

– Если все же увидите, позвоните по этим номерам. Ей требуется помощь.

– И позвоню, и даже яблочком угощу. А телефончик твой? Персик будешь?

Беру два. Второй как бы для Вадима. Но не удерживаюсь и съедаю оба. Сроду мне продавцы ничего не дарили! И чего у нас так плохо относятся к гастарбайтерам?

Вадим машет мне с противоположной стороны. Бурно жестикулирует и изображает непонятные символы. Надоело ему, наверное. Наигрался мальчик в спасателя мира.

Следующую двадцатку ориентировок пристраиваю на видные места и в руки прохожих. Время утекает сквозь пальцы. Нашей потеряшке может понадобиться медицинская помощь. Хоть погода благоприятная: свежий ветерок не дает солнцу окончательно раздухариться.

Мечтаю снять джинсовку, но не хочется смущать окружающих следами от капельницы на руках.

Вадим собрал вокруг себя сразу трех девиц в шортах, ему точно не до моих рук. Вряд ли о старушке и ее Альцгеймере разговаривают. Теперь я хоть в обморок перед ним грохнусь, не заметит. Тьфу ты, совсем не о том думаю.

– Здравствуйте, вы бабушку не видели? Приглядитесь. А вы?

Нет, нет, нет. Никто не смотрит на старушек, и даже на одиноко бредущих детей. Всем плевать.

Мой компаньон совсем пропал из виду. Может, оно и к лучшему. Люди в отряде, конечно, нужны. Но не такие безответственные. Естественный отбор по-армасовски – либо ты остаешься навсегда, либо уходишь, едва столкнувшись с трудностями.

Захожу в маленькое здание из светлого кирпича. Какая-то фирма. Охранник на входе читает газету.

– Здравствуйте, к вам такая женщина не заходила? Может, просила о помощи.

– К нам такие не ходят.

– А можно, я оставлю вам ориентировку?

– Иди отсюда, пока не получила.

Следит, пока я не отойду, и возвращается к чтению. В отместку заклеиваю ориентировками всю дверь. Чтоб ты замучился их отдирать, властелин мира.

В кармане нащупываю две персиковые косточки. Можно посадить в горшок. Никогда не занималась подобным. А вдруг выйдет толк, и после меня в мире останется персиковое дерево.

Теплая рука опускается на плечо. Я быстро поправляю джинсовку. Глаза у Вадима довольные, будто нашел пять тысяч рублей.

– Мальчик на велике сказал, что видел нашу бабулю в супермаркете!

– Так чего ты прохлаждаешься? Дуй в магазин.

– Был я там. Опросил четырех кассиров и двух охранников. Без толку. Либо пацан перепутал, либо они невнимательные вороны. Сам магазин обошел на три круга, под каждый холодильник заглядывал.

– Все бы тебе веселиться.

– Может, это форма психологической защиты. Я чего пришел-то? Может, пойдем вместе на мою сторону? Там хоть какие-то знаки появляются.

– Хорошо. Подожди.

Пока он хлопает длинными ресницами (и почему у мальчишек они обычно лучше, чем у девчонок?!), бегу назад, к палатке с фруктами. У продавца наплыв покупателей. Одним он взвешивает виноград, другим расписывает прелести апельсинов.

– Эй…

– Красавица! Нашлась твоя бабушка? – Радуется мне, будто встретил старую знакомую.

– Нет еще. Как тебя зовут?

– Башир, что означает «вестник радости»!

Как красиво. А вот мое имя переводится как «добрая, хорошая», и это абсолютная неправда!

Возвращаюсь к Вадиму.

– Сразу бы сказала, что тебе нравятся работящие. Я, между прочим, забиваю за тридцать секунд пятьсот гвоздей.

– Угу, левой ногой.

– Как ты угадала?! А руками – так вообще подковы гну.

Переходим дорогу. Лихач на красной иномарке не останавливается, хотя мы идем по зебре. И Вадим придерживает меня за локоть.

– Как твое имя переводится?

Делает умное лицо и говорит:

– В переводе с древнекитайского имя Вадим означает «человек, приятный во всех отношениях». В переводе с египетского – «великий ум, мыслитель». А древние римляне говорили про Вадима кратко, но емко: «Супермен»!

– Так и говорили?

– И еще много всяких лестных определений. А твое имя что означает, о прекрасная Агата?

– В переводе со всех языков мира: «Испепеляющая взглядом наглых врунов»!

В молчании приклеиваем несколько листков. Не хочется казаться беспомощной, но все же произношу:

– Давай посидим, ногу натерла.

Ноги мои в старой удобной обуви чувствуют себя хорошо, а вот общее состояние оставляет желать лучшего.

– Ух, как вовремя ты предложила! Я так устал, так измучился. По дороге потерял несколько позвонков и суставов, но мужественно молчал. Не хотел выглядеть перед тобой трухлявым пнем. Я ведь старше тебя на целый год и два месяца.

Плюхается на ближайшую лавку и картинно отдувается. Он очень легко к себе относится, и это его плюс.

– Откуда ты знаешь? Про год и два месяца?

– Вскрыл архив ФСБ. Ну не смотри на меня так гневно, испепеляющая взглядом Агата! Поспрашивал про тебя у разных осведомленных людей.

– Например.

– Например, у Объекта.

– Что он еще говорил?

– Что ты владеешь ушу, джиу-джитсу, жмешь от груди пятьдесят кэгэ и бегло говоришь на всех скандинавских языках. Не смешно, да? Он просто сказал, что если я тебя обижу, то сначала он мне накостыляет, а потом и Суворов подключится.

Улыбка растягивает губы. Вот это больше похоже на правду. Надеюсь, Санька не разболтал ничего лишнего.

– Ну, чего расселся, трухлявый пень?! Дел невпроворот.

Вместе мы бодро опрашиваем прохожих и сворачиваем в переулок, здесь спокойно и прохладно. Доклеиваю последние пять листовок.

– Агата, а почему все-таки «Объект»? Он же Сашка.

– Даже не знаю, стоит ли посвящать тебя в эту леденящую душу историю. Было это четыре с половиной года назад. Суворов организовал первый тренировочный сбор в истории «Армаса». Новичками были все, опыта соответственно никакого. Сначала была теория, а потом нас вывезли в лес. Меня взяли с собой, чтобы посидела на полянке, на солнышке погрелась. Объект, то есть еще Саша, выделялся среди всех. Он был шумный, восторженный, неловкий. Как, впрочем, и сейчас. Лет ему было девятнадцать. Взрослый человек, как будто бы. Суворов и еще несколько обученных людей выделили тех, кто будет исполнять роль потеряшек. Их должны были спрятать в глубине леса. Остальные делились на группы, которые называются «Лисами», ты уже знаешь, и слушали инструктаж. А потом все поняли, что что-то не так. Никто не орет, не задает наивные вопросы и не роняет ближайшие березы.

– Потерялся наш Санька.

– Ага. Увлекся, отдалился и заблудился. Вот так Саша из поисковика-добровольца превратился в объект поисков. Искали его аж семь часов. Он же типа умный – лекцию посещал. Применял все полученные знания на практике, в основном из разряда «что не стоит делать», и пер с энтузиазмом танка в самую чащу. Дождь начался, мы испугались, что даже собаки его теперь не найдут. Но нашли. Уже темно было. Он даже похудел от нервов. Щеки пропали, и голос потише стал. Большинством голосов его хотели близко к отряду не подпускать. Но Суворов вступился. Он ведь очень хороший, Санька наш. Каждую потерю переживает, как личное горе. За эти годы стал собраннее. И не вздумай его подкалывать. Хоть слово скажешь – я тебе так накостыляю, что мало не покажется! И Суворов не понадобится.

Отдуваюсь после такого монолога.

– Я даже ему немного завидую… – говорит Вадим и резко меняет тему. – Скоро вечер, а бабушку мы так и не нашли. Завтра понедельник, многие поисковики пойдут на работу. А я, как проснусь, снова займусь этим делом. Ольга мне даст новые ориентировки?

– Конечно даст. А почему тебе вообще разрешили участвовать в поисках? Ты несовершеннолетний, неопытный.

– Не такой уж и неопытный.

– Я не про виртуозное владение компасом сейчас говорю.

Он вспоминает нашу первую встречу и улыбается.

– Я с весны штурмую Суворова. И на лекции ходил, и на собрания. Но решающим козырем стала Баффи. Она отличный поисковик. Умная, спокойная, понятливая. Если бы не она, меня бы, конечно, не взяли. Ну и папа документально заверил, что не препятствует.

– Здорово. То есть без Баффи тебя не берут?

– Конечно нет. Толку-то от меня…

– А где она сейчас?

– Баффи в декретном отпуске.

– Ух ты. У вас пополнение!

– Скоро намечается. Какое-то время она будет заниматься малышами, а потом вернется. Ей нравится помогать людям.

– А можно…

– Что?

Мне хочется попросить щенка, такого же умного, как мама. Но я не уверена даже в завтрашнем дне.

Нам одновременно приходят эсэмэски, и мы хватаемся за телефоны.

– Бабушка нашлась! – вопит Вадим и подпрыгивает.

– Живая! – вторю я.

Эсэмэс-рассылка «Армаса» своевременно сообщает обо всем важном.

– Зря мы, наверное, весь день это клеили…

– Ничего не бывает зря. Может, свидетели опознали бабушку на ориентировке, наклеенной именно тобой, и позвонили в отряд. Ничего не бывает зря.

– Я тебя провожу, – вызывается Вадим.

– Я поеду на автобусе. Всего три остановки.

– Тогда провожу до автобуса!

Некоторое время идем молча. Дикая усталость давит на плечи. Зато на душе светло. До остановки рукой подать, а из-за поворота показывается мой автобус.

– Чем завтра собираешься заниматься? – спрашивает Вадим, переводя взгляд с меня на приближающийся транспорт.

– Очень много дел.

– Может, смогу помочь?

Автобус раскрывает дверцы, выпуская осоловевшую от жары толпу.

– Нет. Ты ведь соврал, что Суворов велел взять меня на расклейку?

Вадим смущенно жмурится.

– Он сказал взять себе партнера и отметиться у Ольги. Я выбрал самого лучшего.

– Привет Баффи! – кричу напоследок.

Автобус увозит меня домой. Сижу на теплом сиденье, прижавшись носом к пыльному окну. Пока еще видна фигура Вадима. Он стоит в островке света – высокий, в джинсах и яркой майке – и машет мне. И, я знаю точно, он улыбается.

Папа встречает меня в прихожей. Он обувается, согнувшись в три погибели.

– Наконец-то! А я уже хотел звонить. На пару часов вызвали на работу. Нос грязный. – Он щелкает меня по носу и смеется. – Перекуси бутербродами и выпей таблетку, Агаша. Приду – поужинаем.

– Хорошо, пап. Я возьму твой ноутбук?

– Ага, – раздается уже с лестницы.

Агашей он зовет меня с раннего детства. Всегда мечтал о двух милых дочках. Агаша и Агнюша – две сестры. Никогда не станут подругами.

В умывальник с меня льются водопады черной воды. Самые въевшиеся разводы оттираю какой-то приторно пахнущей жидкостью из розового флакона.

Бутербродов мне не хочется, ограничиваюсь двумя ломтиками колбасы. Беру из кухни папин ноутбук и бреду в свою каморку. Как же здорово валяться на мягком после такого насыщенного дня! Съедаю колбасу и ныряю в Интернет.

Всю мало-мальски полезную технику мы продали. Компьютер, пылесос, большой телевизор, хлебопечку. Продали и квартиру, чтобы оплатить мои бесконечные операции. Спрашивается, зачем такие жертвы, если они мне не помогают? Кстати, пора выпить таблетку.

У нас была хорошая квартира, но из-за меня папа теперь спит на кухне, а мама теснится с сестрой в зале.

Сайт сообщает, что у имени «Вадим» два значения; первое – «сеющий смуту». Вот трепло, древних египтян приплел. А второе – «имеющий привлекательность, зовущий». Да уж…

«Вадиму нравится говорить правду в глаза, он прямолинеен. Вадим таинственный и скрытный человек. Сложно понять, что он на самом деле думает».

Вы уж определитесь – прямолинейный или скрытный? Сочиняют от балды трактовку имен, – как и гороскопы, – а мы верим.

«С годами Вадим несколько теряет свою мужественность». Ну и ерунда.

На другом сайте нахожу свое имя:

«Агата отличается спокойствием, твердостью и редкой последовательностью».

Хм, похоже на правду.

«Очень часто Агата занимается общественной деятельностью».

Стопроцентное попадание.

«Всю заботу о доме она может возложить на мужа, а сама уедет в командировку».

Если мне удастся дожить до собственной свадьбы – так и будет.

«Подходят для брака: Авраам…»

Да уж, если встречу хоть одного Авраама, считай, замужем.

«…Алексей, Вадим».

Сердце совершает кульбит и падает в желудок.

Впрочем, ерунда. Мы абсолютно несовместимы. Буду ждать своего Авраама. Представляю приглашение на свадьбу: «Дорогие друзья! Агата и Авраам приглашают вас…»

Как же его ласково называть? Аврик, Врамик, Авраашечка?

– Хихикающая дочь – нет зрелища прекраснее.

– Папа! Уже?

– А чего на работе долго делать? Получай подарок.

Он протягивает фигурную деревянную дощечку с надписью: «Личное пространство Агаты».

– Табличка на дверь! Я ее сейчас прибью.

– Лучше я сам. К ужину картошечки нажарим?

Отличный день, идеальный вечер. Мы топчемся на кухне, ломтики картофеля румянятся на сковородке.

За окном – все тот же мир, живущий своей жизнью, зажигающий огоньки света в темноте, но я больше не кажусь себе чуждым пришельцем. Чувствую слово «уют» на вкус и на ощупь.

Рассказываю папе про сегодняшнюю старушку.

– Здорово! Горжусь своей неравнодушной дочерью. Кстати. – Он отправляет в рот зажаристый ломтик и задумывается. – А меня к вам примут?

– Конечно. Еще и будут держать в заточении, пока не найдешь пару десятков потеряшек.

Не смешно. Кажется, общение с Вадимом дурно влияет на мое чувство юмора. Главное, чтоб папа не шутил.

– Думаю взять отпуск. Дадут, куда денутся. И с тобой в лес, на поиски. Со мной Суворов разрешит.

От удивления роняю вилку. Точно не шутит.

– Пап, это было бы супер. Просто нереально круто! С тобой, на поисках! Почувствовал бы, каково это.

– Ну а что? Если наши поиски – дело наших же рук, будем стараться. Ты вот сегодня вернулась совсем другая. И глаза горят, и нос грязный. Теперь я почти не жалею, что эти дни ты проводишь не в больничных стенах. Только не забудь, Агата, завтра в десять у доктора Гриба.

Понятно, сначала сходи к Грибу, потом возвращайся в больницу, а потом, может быть… когда-нибудь, если повезет, снова выбраться оттуда живой…

– Агата? Обещаешь?

– Обещаю.

Завершение этого почти идеального дня тоже хорошее. Я смотрю «Сверхъестественное» и ем шоколад.

Среди ночи меня будит боль. Рыжей молнией она проносится по телу, и еще долго в темноте я слышу ее раскаты. К ней можно привыкнуть и даже перетерпеть. Главное, глубоко дышать и не паниковать раньше времени.