В штабе прохладно и тихо. Только привычно поскрипывает принтер и шумит старенький компьютер. Уже вторые сутки ищут парня, моего ровесника.
Некоторое время помогаю Ольге обзванивать больницы, покупаю пять пачек листов А4 (тяжеленные!) и приношу ей пюре с котлетой из кухни. Вид у Ольги встревоженный…
Из штаба отъезжает последний экипаж, и стоянка пустеет. Тихо и хорошо. Хорошее место выбрал Суворов для «Армаса» – чуть в стороне от суеты, но в удобном районе. Ну, и мой дом близко, что самое приятное.
Стою на крылечке и вспоминаю разговор за ужином.
Когда мы жили в старом доме, Объекту приходилось ездить за мной через полгорода.
Точнее, на самый первый тренировочный сбор меня взял сам Суворов. В то время я прошла первое обследование у доктора Гриба и ждала результатов дома в тоске и унынии. Суворов великодушно взял меня в лес под свою ответственность, где я и познакомилась с Санькой, стремительно ставшим Объектом. Он чувствовал себя самым несчастным существом в мире, неудачником, провалившим сборы, и мы сдружились. А потом меня надолго закрыли в больнице, и Сашка был самым частым моим гостем. Тогда казалось, что поиски для него закрыты, но Суворов взял шефство над нашим недотепой и вырастил неплохого поисковика. Неунывающего и верящего в высшую справедливость, при которой люди находятся быстро и безболезненно.
А потом случились поиски семилетней Нади Ермоловой. Она всего лишь погналась за бабочкой, а искали ее пять дней. Сашка наткнулся на нее, холодную и безжизненную, первым.
Много дней никто не видел Объекта, не слышал его голос в телефонной трубке.
У каждого поисковика есть такие поиски. Черта, заходя за которую, ты либо не можешь продолжать, либо уже не можешь бросить.
Видеть фото тех, кого ищут, погрузиться в мозаику их жизни, выстраивая общую картину привычек, друзей, интересов. Гореть, чтобы у других была надежда.
А найти тело. Не у каждого хватит сил вернуться.
Он вернулся. Уже навсегда. Я знаю, что он каждый год приходит к Наде и приносит цветы.
В общем, он выдающийся, наш Объект. И еще успевал нянчиться со мной, веселил, держал в курсе событий; иногда, если я была дома, а не в больнице, вывозил в цирк. Только благодаря ему я из унылой амебы превращалась в нормального ребенка. Кажется, имею полное право считать его братом.
Сажусь на траву прямо под окнами и подставляю лицо солнцу. Очень жарко. Зато здесь можно снять джинсовку и не стесняться своего внешнего вида. Включаю плеер. Голос Беатрис делает момент идеальным. Хочется сидеть так бесконечно. Лениво дергаю ближайшие сорняки.
Через некоторое время мою идиллию нарушает звук приближающейся машины. С трудом разлепляю веки и вижу сероватую физиономию Объекта. Чувствовал он, что ли, что я так интенсивно о нем думаю?
– Тащишься на солнышке?
– Уж развлекаюсь, как могу. А ты чего?
– Суворов отправил домой отдыхать изо всех сил.
– Это как?
– Спать, пока не надоест. Пока не захочется пулей выскочить из кровати. Только тогда возвращаться под его крыло.
– Тогда что ты тут делаешь? Быстро спать, а то Суворову пожалуюсь!
– Решил машину здесь оставить. Кстати, Агаша…
Даже не издевается, когда называет меня детским именем. Не умеет.
– Чем ты занимаешься в воскресенье?
– Тем же, чем обычно, – ищу приключений на оставшийся отрезок жизни. Или ничего, на солнышке греюсь.
– Тогда, может, сходим на праздник?
– Какой праздник?
Что еще за праздники летом? С Днем защиты детей меня уже не поздравляют… Других не знаю. Новый год, Восьмое марта, что там еще бывает? День кошек, день дурака. День рождения у него осенью, это точно.
– День города, Агата!
– А-а. Ну, это совсем не те приключения, что я ищу.
– Друзья зовут развеяться. Хочешь, заеду за тобой?
Выжидающе смотрит. Как ребенок на чужую погремушку.
– Подумаю.
– Подумай хорошенько, Агаш. Мне с тобой как-то уютнее.
Приятно. Хочется обнять и чмокнуть его в нос. Но я только лениво машу вслед. Не так-то просто научиться выражать эмоции.
Кажется, я засыпаю под ненавязчивую музыку «Coeur de Pirate». Вздрагиваю от резкого телефонного звонка и ударяюсь головой о стену.
– Что случилось, Саш?
– Ничего. Я уже дома. Спать собрался и тут вспомнил. Агаш, ты, случайно, мой паспорт не видела?
– Хм, какой интересный вопрос! А с чего я его должна видеть?
– Ну, вдруг случайно попался на глаза…
– Подожди. Когда ты видел его последний раз, помнишь?
– Помню! Во вторник днем. Я положил паспорт в карман, когда мы поехали в больницу.
– Зачем?
– Посетили мысли, что полиция может заинтересоваться группой лиц с раскрашенными мордами.
– А нас с Вадимом почему не предупредил? – кричу возмущенно.
– Вы дети. Я за вас отвечаю.
Да уж… Кто еще за кого отвечает.
– Открою тебе секрет: паспорта мы уже получили. Ложись лучше спать, а я что-нибудь придумаю.
Тут и думать нечего. Поеду к больнице – искать удостоверение личности этого растеряши. Он такие коленца там выкидывал, радиус поиска может достигнуть пятисот метров.
Вспоминаю, где мы ставили машину в тот раз, и прочесываю каждый квадратный сантиметр. Клумба, в которую мы периодически ныряли, выглядит униженной и оскорбленной. Редкие уцелевшие цветочки упорно отворачиваются от меня.
Шарю руками по траве, чуть не рыхлю носом землю. Чего не сделаешь ради любимого «братца».
А вот и он! Смотрит на меня со страницы бордовой книжечки. Фу, здесь уже муравьи поселились.
Обтираю паспорт о джинсы и поднимаю голову. Замечаю знакомые лица. Грустная женщина и ее сын Миша. Мальчик, умеющий звучать громче аварийной сирены. Подходить или нет? Вряд ли они захотят снова встретиться со мной на узкой тропке.
Женщина выглядит хуже, чем в прошлый раз. Но улыбается мне. Значит, подойду.
– Привет.
– Здравствуйте.
– Неплохо выглядишь.
– Вы тоже.
Своеобразная больничная вежливость.
– Как вы?
Довожу их до двери приемной и переминаюсь с ноги на ногу. Сильно пахнет больницей. Неуютно.
– Как всегда. Ночью надеемся на лучшее, а днем окунаемся в суровую реальность.
Мальчик Миша совсем не поворачивает голову и, к счастью, не смотрит на меня.
– Хотя вчера Миша даже поиграл с девочкой. Как сумел. А сегодня опять закрылся. А на себя я давно рукой махнула. Поэтому можешь не врать про сносный вид.
Вдруг она охает и оседает на пол. Я пытаюсь ее поддержать, вернуть в вертикальное положение. Бесполезно. Она без сознания.
Открываю дверь приемной и кричу:
– Эй, помогите! Быстрей!
Не узнаю свой голос. Удивительно, но меня слышат. Две медсестры появляются неизвестно откуда и кидаются к нам. Взвалив на себя Мишину маму, утаскивают ее в кабинет.
Миша так и стоит на улице у двери. Понимает ли он, что происходит?
Понимает. Потому что делает то, что умеет лучше всего. Орет. Лицо сразу становится красным, как свекла. Рот с мелкими зубками изгибается в крике.
Не знаю, что делать. Я боюсь его. Нам на помощь больше никто не бежит.
Это всего лишь маленький мальчик. Точно такой, как моя сестра.
Хватаю его на руки. Стараюсь не смотреть в лицо.
Машет руками, как ветряная мельница. Не могу совладать. Получаю по лицу и зажмуриваю от ужаса глаза.
Время останавливается. Этот ужас будет вечно, вечно, вечно…
Он орет, и лицо его, красное и круглое, готово взорваться.
Я прижимаю его к себе изо всех сил, так что кажется, тонкие косточки трещат. Больше не знаю, что предпринять. Осознаю, что кричу тоже.
Он пугается и замолкает. Закостеневшее тельце становится мягким сдувшимся шариком. Почти не чувствую его тяжести, целую в макушку. А он заглядывает мне в глаза каким-то другим, осмысленным взглядом.
Может, обычно он просто витает где-то там, на своей планете, и его надо лучше звать?
Несколько раз тихо повторяю его имя, потом свое. Вот и познакомились, Миша.
Хожу по крылечку и показываю на деревья, небо, и он даже иногда следит за моим пальцем.
Рассказываю про солнце, которое смотрит на мальчика Мишу и хочет его согреть, такого маленького и заплаканного. Про птицу, которая летела через все небо, чтобы спеть Мише песню, про мир вокруг. Собственный голос звучит чуждо, приглушенно. Вряд ли Миша понимает хоть что-то. Но испытывает какие-то свои чувства, которые держат его здесь, заставляя включить внимание.
Пожалуй, Миша, иногда я бы могла играть с тобой.
Наконец возвращается его мама. На ее щеках даже играет слабый румянец.
– Все уже хорошо. Укол сделали. Просто я переутомилась.
Смотрит на нас вымученно, но улыбается.
Мальчик Миша спит у меня на руках. Из уголка рта свисает слюна. А на моей шее и плечах еще краснеют отпечатки его пальцев.