Утром я проснулся от яркого солнечного света. Родители ушли на работу, так что я был предоставлен самому себе. Папа у меня работает в институте. Научно-исследовательском. Он защитил кандидатскую, и я им очень горжусь — не у всех же есть такой умный папа. Мама — библиотекарь. Работа тоже хорошая, особенно для меня, — всегда имею доступ к интересным книгам и знаю, что нового появляется в библиотеке. Собственных книг у меня тоже много, вон, несколько книжных полок висят над письменным столом, доверху набитые книгами. Майн Рид, Конан Дойль, яркие обложки современной фантастики, все они давно прочитаны. Некоторые — по нескольку раз.

Если миновать мою комнату и попасть по коридору в папин маленький кабинет, то, кроме письменного стола, можно обнаружить еще два книжных шкафа. В них, в полном беспорядке, научные книги соседствуют с художественными, высшая математика навалилась на потрепанный переплет детских сказок, а собрание «Библиотеки приключений» перепутано с «Жизнью замечательных людей». Это мой мир. Часто я пробираюсь сюда и копаюсь в этом богатстве, освещенном настольной лампой на шарнирной ножке. Это бывает по вечерам. А днем, как я уже говорил, я учусь в школе, в пятом классе. Вернее — уже в шестом. Только сейчас лето и днем я совершенно свободен. Порой — даже слишком, и иногда не знаешь куда девать свободное время.

Сегодня, например, мы договаривались встретиться с Валеркой, но я не спешил. Таинственная книга привлекала меня сейчас гораздо сильнее. Тем более что Валерка сам виноват в моем вчерашнем выговоре. Ведь из-за него я задержался. Ясно было видно, что его позиция была проигрышная. Даже то, что Валерка нанял тролля, не могло ему помочь противостоять моему войску. Только тролль в игре — злой. А мой в книге — маленький и хороший.

И он совсем один.

Кровать была не застелена, надо было завтракать, но книга как-то сама оказалась в моих руках. Я продолжил читать.

«Я сидел на корне поваленной сосны возле моей разрушенной хижины и горько плакал. Можно было не стесняться, я ведь совершенно один, если не считать выглядывающей из развалин хижины куклы кузины Хрюмзи. А, может быть, Коры. Кукла грустно смотрела на меня нарисованными на матерчатом личике глазами и не могла мне подсказать, где искать моих родителей. Надо было действовать, но я не мог ничего заставить себя делать. Горе захлестывало меня и находило выход в виде слез.

Внезапно я почувствовал, что больше не один. Сквозь слезы я увидел сидевшую возле меня Марго. И я мог бы поспорить, что глаза у нее мокрые от слез. Но я раньше никогда не видел, чтобы жабы плакали. Тем более Марго. Она была очень старая и мудрая жаба. Большая, как котелок, в котором мама варит суп.

— Что мне делать, Марго?

Я подхватил жабу на руки и прижал к себе.

— Поставь меня сейчас же на ноги! — квакнула Марго. — То, что у тебя горе, не дает тебе право хватать почтенных жаб.

— Марго, извини.

Я бережно опустил жабу на корень сосны, на котором сидел.

— Моих родителей и всех остальных забрали слуги Черного Дерева.

— Что ты знаешь о Черном Дереве, мальчишка? — глаз Марго, направленный на меня сверкнул гневом. Она даже раздулась от негодования.

— Вы все — тролли, люди, эльфы — все!.. Вы бежите от собственных страхов. Вы делаете вид, что в мире все нормально и все по-старому. Но только что-то касается вас лично, вы тут же теряете голову, не зная, что делать. А остальные стыдливо закрывают глаза, сочувствуя соседу, но сами думают, что с ними ничего подобного случиться не может!

Марго несколько сдулась, придя в свои нормальные размеры.

— Вы все, если и говорите о Черном Дереве, то только шепотом. Думаете, а вдруг это неправда. Что Черное Дерево — это выдумка, и его нет у нас в мире. Нет, есть! Есть! Ква! И с каждым днем оно становится все сильнее. И с ним надо бороться, а не закрывать глаза и бежать.

После этих слов Марго закрыла глаза и некоторое время сидела в тишине.

— Марго, не спи, пожалуйста, — потеребил я старую жабу. — Я ведь совсем не знаю, что такое Черное Дерево и где искать своих родителей.

Жаба посмотрела на меня сердитым глазом.

— Где уж тебе, юный Ваард, охватить умом множество миров, погубленных Черным Деревом. Оно растет где-то в других мирах. Говорят, что раз в сто лет дерево цветет черными цветами, после чего образуется плод. Если он попадет в один из миров и найдет в нем благодатную почву… То скоро на свет появится новое Черное Дерево. В том мире, где оно пустит росток, не станет легче жить. Ведь почва для Черного дерева — это злость и жадность, безразличие и зависть. Только в мире, где все разумные существа забыли, что такое доброта и сострадание, Черное Дерево может пустить корни и набрать силу. Но, когда оно пошло в рост, остановить Черное Дерево уже невозможно. Его влияние заполняет сердца всех, кто ранее пропустил в свою душу злобу. Множество людей, троллей, да и всех остальных, становятся слугами Черного Дерева. Теряя индивидуальность, они превращаются в руки Дерева, его исполнителей злой воли.

— Неправда! Мои родители добрые! — вскрикнул я. — Они никогда не станут слугами Черного Дерева.

— Ты не дослушал старую жабу, юный Ваард, — тихо ответила Марго. — Их забрали не для того, чтобы превратить в слуг. Черному Дереву надо чем-то питаться, когда оно уже набрало рост. Ему нужны пленники, чьи чувства оно поглощает.

— Ква, — жаба тяжело вздохнула. Я сидел, затаив дыхание. — Местность вокруг Дерева — безжизненна, лишь покрыта высохшей каменной пылью и мертвыми колючими кустами. Пленников приводят в эту мертвую пустыню, откуда нет выхода. Постепенно Черное Дерево забирает у них все чувства. Надежда сменяется унынием, а уныние — отчаяньем. Дерево высасывает доброту и любовь, оставляя вместо них лишь пустоту. А ты пробовал когда-нибудь жить без любви в сердце, юный Ваард?

Я не смог ответить, лишь отрицательно помотал головой.

— Вот и никто не может. Когда каменеет душа, то тело тоже долго не проживет. Все пленники превращаются в каменные статуи, а затем и вовсе рассыпаются в пыль.

— Откуда ты знаешь? — прошептал я.

— Да уж знаю, юный Ваард. Я многое повидала за свою жизнь и многое мне известно.

— Оно выросло в нашем мире, Ллокваард, — продолжила Марго. — Пустило корни уже давно! Когда я была молодая, я квакала про это на каждом шагу, но все от меня только отмахивались. А сейчас уже поздно. Пустыня Черного Дерева уже поглотила большую часть нашего мира. Скоро он весь превратится в каменную пустыню. А Дерево расцветет и даст новый плод, который погубит очередной мир.

Глаза старой жабы вновь закрылись.

— Что же мне делать, Марго? Я должен спасти родителей и всех остальных троллей. Я не верю, что Черное Дерево так быстро поглотит их чувства, папа и мама будут сопротивляться изо всех сил. Где мне искать Черное Дерево?

Какой-то глупый комар сел прямо на нос к Марго. Жаба щелкнула языком, и комар исчез в широкой пасти.

— Я не знаю, юный Ваард. Да и что ты сделаешь в одиночку? Ты не сможешь справиться со слугами Черного Дерева, — ответила жаба, не открывая глаз. — Они приходят и уходят, и никто не знает куда.

— Но я все равно должен это сделать! Ведь там мои папа и мама!

— Надо искать помощи у волшебников, юный Ваард. Думаю, что волшебством можно победить Черное Дерево и спасти твоих родителей, но я в этом не уверена. И не знаю, осталось вообще волшебство в нашем мире. Иди в город-столицу и ищи помощи, юный Ваард. Может быть, у людей, наконец, проснется совесть, и они поймут, какую угрозу представляет Черное Дерево для всего мира. А может, какой-нибудь волшебник согласится тебе помочь. Хотя бы поможет узнать, как добраться до Дерева. Другого выхода нет. Отец говорил, как дойти до города? Ква? Все время по дороге через лес, и никуда не сворачивай — заблудишься.

Марго спрыгнула с корня и исчезла в траве. Через секунду ее голова высунулась из зарослей, и она проквакала:

— Но не отчаивайся, юный Ваард, не пускай отчаянье в свою душу раньше времени. Не увеличивай силы Черного Дерева. И береги себя, Ллокваард. Мне будет тебя не хватать».

Я закрыл книгу. Пускай Ллок собирается в поход, я тоже застелю постель и позавтракаю.

Когда яичница начала жариться на сковороде, я представил, как мой тролль сейчас складывает в сумку свои скромные пожитки и прощается с разрушенным домом. Он стоит среди сосен и смотрит вдаль, едва сдерживая слезы. Болото, родное болото, заросшее тростником, простирается до горизонта. Кое-где вьются стайки огромных комаров с ладонь величиной. Комары словно почувствовали, что им больше не угрожают сети дяди Грокха и подлетают к разваленным хижинам на границе между соснами и болотом. Здесь начинается лес. Вначале редкий и светлый, где под ногами еще хлюпает привычное болото, он затем становится более густым и непроходимым. Там, в глубине, сосны сменяются вековечными дубами, роняющими тяжелые желуди в упругую подстилку из сухих листьев. Темнота, наполненная непонятными шорохами, окутывает середину леса.

Я помотал головой. Совсем замечтался, а яичница уже начала пригорать.

Едва я успел поесть, как в дверь раздался звонок. На пороге стоял мой друг Валера Корольков (получивший в школе прозвище Птичка Певчая) с возмущенным лицом.

— Ты где пропадаешь? Мы же договаривались вновь сыграть.

— Да ну тебя, с твоим компьютером. Тут такое дело…