Когда Нижегородский полк возвращался в Грозную и проходил давным-давно замиренный Старый-Юрт, молодой князь Аргутинский крикнул чеченцам, стоящим толпой:

— Здорово, ребята! Шамиль пропал, Мичик пропал, Чечня юхлай!

И «мирные» чеченцы, среди которых были раненые в недавних боях, ответили:

— А Маюртуп хорошо?

Намекали на большие потери у русских.

И все же после того, как экспедиция Барятинского прошла по Большой Чечне, сея всюду смерть и разрушение, толпы чеченцев стали приходить в Куринское к Бакланову просить землю и покровительство. По согласованию с начальством решено было выделить им одно поселение в 8 верстах от Куринского на восточном склоне Качкалыка у горячего ключа Исти-су.

Деятельный, неутомимый Барятинский ушел из Куринского в Грозную и снова начал рубку леса между Аргуном и Сунжей по направлению к Умахан-Юрту. Бакланову он оставил 11 рот пехоты, 7 орудий и 2 полка конницы и приказал прорубить и очистить дорогу от Умахан-юрта на Гудермес в аул Таш-Булат.

17-й полк 22 февраля в связи с этим заданием ходил к Умахан-юрту. Участвовал там в перестрелках 24-го и в атаках на завалы 25 февраля. Убитыми потеряли 1 казака и 4 лошади. За участие в этих боях хорунжий полка № 17 Игнат Михайлушкин позже был произведен в сотники со старшинством с 26 февраля 1852 года.

18-й полк тоже здесь отличался, и есаул этого полка Смоляков за атаку 25 февраля получил чин подполковника.

Войска, участвовавшие в рубке леса, распустили 4 марта, когда началась весна и увеличилась опасность чеченских набегов.

За экспедицию князь Чавчавадзе, командир Нижегородского драгунского полка, был произведен в генерал-майоры. Поговаривали, что Бакланов тоже скоро станет генералом.

Стоило вернуться в Куринское, и снова пошли к Бакланову делегации от чеченцев с просьбой переселиться на отведенные по восточному и северному склонам Качкалыка места. Просили приехать к ним в аулы и силой забрать их самих и их семьи с собой. Жаловались, что наиб Гехи прибыл в мичикские аулы, арестовал старейшин и готовится встретить Бакланова. Бакланов в аулы вызволять чеченцев не поехал, но отряд собрал. Наиб прознал, что Бакланов готовит силы, и отправился к Шамилю за помощью.

Но Бакланов не пошел туда, где его ждали. В ночь с 21 на 22 марта, собрав 6 рот и 6 сотен, Бакланов по плану Барятинского выступил за скотом в аулы, которые еще не обратились к русским властям с просьбой принять их под свое покровительство. Опустошить западный склон Качкалыка особого труда не составило. В официальных документах это оформили как рекогносцировку.

Аулы были взяты и разорены. А вот отступление, как обычно, составило самую трудную фазу операции. В тумане левая цепь сбилась, левый угол оказался разорван. Чеченцы устремились в прорыв и едва не изрубили артиллеристов, арьергард и левая цепь бросились на крики и перебили прорвавшихся чеченцев.

Шамиль, разгневанный очередным набегом Бакланова и колебаниями мичикских аулов, приказал наибу Эски разгромить эти аулы. Вот тогда Бакланов и явился жителям этих селений спасителем.

С 3 батальонами, 6 орудиями и своим 17-м полком утром 23 марта он прибыл к аулам Мазлагаш и Гурдали. С 10 до 12 часов ждал переселенцев. Они собрались, готовые тронуться в путь. Одновременно наиб Гехи прибыл от Шамиля с подкреплениями. Выводить замирившихся чеченцев пришлось с боем. В авангарде пошли рота пехоты, часть 17-го полка и 2 орудия, за ними собравшиеся переселенцы, с ними чуть не вперемешку остальные сотни 17-го полка. В арьергард, в правую и левую цепь выставили по одному батальону с орудиями. 4 часа длилась перестрелка. Русские потеряли 10 убитых и 87 раненых, ранено было 3 офицера (в том числе командир взвода 7 батареи Ренсков). Чеченцев, выведенных из-за хребта, поселили в 3-х аулах неподалеку от Куринского. Вышло, однако, немного, 258 человек.

Пока Бакланов и мичикский наиб боролись за неокрепшие души местных чеченцев, Барятинский подготовил новый удар, и 27 марта замещавший Барятинского Меллер-Закомельский истребил аул наиба Талгика. Талгик смог бежать, но все его имущество, значок и две пушки достались в руки победителей. Из донцов здесь отличился 19-й полк, 1-я, 2-я и 6-я сотни. Сам полковник Тацин получил «Анну» 2-й степени, 5 офицеров заслужили ордена «Святой Анны» 3-й или 4-й степени, хорунжий Иван Голубинцев удостоился за этот набег Высочайшего благоволения, а урядник Ляпин и 5 казаков получили «Георгиевские кресты».

30 марта 1852 года произвели в урядники отличившихся казаков 17-го полка — Казьму Самохина и Ивана Попова.

17 апреля получили чины сотников Ларион Семилетов и Павел Мельников.

В мае полк пополнялся. Прислали двух сотников — Алексея Карповского и Алексея Севастьянова, и перевели из полка № 30 хорунжего Нефеда Попова. Чуть позже, 5 июня, произвели из урядников в хорунжие Михаила Наследышева, а 15 июля — Ивана Наследышева «за выслугу лет».

Из полка № 26 перевелся к Бакланову урядник Михаил Петров. С Дона явились урядники Иван Власов и Николай Максимов. Прибыл быстро произведенный впоследствии казак из дворян Андрей Попов, Есауловской станицы, служивший ранее писарем Военного дежурства 2-го военного отдела.

Всего в 1852 году в полк на пополнение прислали 9 казаков и 2-х перевели из полков № 18 и № 30.

Тогда же, летом 1852 года, 23 июля вышел приказ, награждавший «Георгиевскими крестами» казаков и урядников за бои 1851 года в Большой Чечне. 3 креста дали на Донскую батарею № 7, 4 креста — на полк № 19, 3 — на полк № 18, 6 — на полк № 17. У Бакланова в полку кресты получили урядники Федор Одноглазков, Мелеховской станицы, Николай Варламов, Кобылянской станицы, Василий Семенов, Распопинской станицы, Марвей Ренсков, Верхне-Новочеркасской станицы, казаки Фирс Боков, Вёшенской станицы, и Степан Гуреев, Клецкой станицы. Тем же числом вышел приказ на сотника Павла Одноглазкова, награждавшегося за те же дела орденом «Святой Анны» 4-й степени.

Сам Бакланов 1 августа удостоился Высочайшего благоволения.

Стремясь удержать мичикские аулы от перехода к русским и наказать уже переметнувшихся, Шамиль поселил самых верных своих приверженцев, известных головорезов, в знаменитом ауле Гурдали. Те, прикрываясь приказом имама и волей аллаха, стали совершать набеги на мирные аулы и поколебали настроение местного населения. Живешь под Шамилем, придут и ограбят тебя русские, уйдешь к русским, тебя ограбят правоверные из Гурдали. Вместе с тем, Шамиль сменил окончательно наиба Геху на более предприимчивого Эски.

Прикрывшись, таким образом, с востока, Шамиль задумал поход на запад, вознамерился поднять осетин, а за ними и черкесов. В мае он пошел через земли галашевцев к Военно-Грузинской дороге, но был отбит Вревским. Да и галашевцы его не поддержали.

1 июня Эски подступал к Грозной, но быстро ушел. 3 июня Эски и Талгик осаждали Тепли-Кичу, но тоже безуспешно. Затем 4-го, 10-го, 24-го июня, а после еще и 12 июля Эски нападал на аул Исти-су, пытался погромить замирившихся и поселившихся здесь чеченцев, но Бакланов или русская пехота его все время отгоняли.

Исти-су — укрепление маленькое. Вал, колючка, два редута (на каждом по пушке) и сторожевая башня. Гарнизон — одна рота. Так что если б не Бакланов, худо пришлось бы замирившимся.

Барятинский в свою очередь 7 июля сходил в набег на Гойты, 27 июля — на Шплинскую поляну, где пожег все заготовленное чеченцами сено, а 29 июля учинил то же самое в Балготое. Тем самым он лишил чеченскую и дагестанскую конницу провианта, если Шамиль опять приведет ее зимой в Большую Чечню.

Зато опять заволновался Дагестан, да и по Мичику чеченские аулы зашевелились.

Барятинский все это отнес на счет разбойников из Гурдали. Он приказал Бакланову разгромить и уничтожить Гурдали и разорить другие аулы, уцелевшие по берегам Мичика. Сам он с несколькими отрядами начал в это время наступление с разных сторон на Большую Чечню. Бакланову же предстояло нанести удар 11 августа.

Время было летнее, а после Даргинской экспедиции русские взяли за правило — не углубляться в лес летом. Но приказ есть приказ. Так произошел бой, «которого уже давно не помнили на Кавказе».

К своим небольшим силам Бакланов прибавил три роты и 6 сотен из Хасав-Юрта и собрал отряд в 3 батальона Кабардинского полка и 1 роту линейного батальона № 12, 7 орудий, 3 сотни 18-го Донского полка, 2 сотни Кизлярского полка и, естественно, взял весь свой 17-й полк. Кавалерию поручил подполковнику Суходольскому, пехоту барону Николаи.

В 10 утра, как только ночные чеченские пикеты ушли, выступили. День начинался знойный, обливаясь потом, взошли на хребет, прошли чинаровый лес и стали спускаться в овраг к Мичику. Лес стал реже.

Один батальон Бакланов оставил у Мичика для устройства переправ. Сам двинулся вниз по Мичику и, едва разглядел впереди Гурдали, всех казаков бросил вперед. Суходольский карьером бездорожно помчался к Мичику, выбрался на тот берег и через поля и фруктовые сады погнал к Гурдали. Казаки пробили ворота в завале и окружили весь аул, но внутрь, в тесные улицы среди бела дня в конном строю не совались. Жители засели в саклях, открыли ответный огонь.

Примерно в 12–30 к Мичику подошла пехота, 3–4 роты вывернули прямо к аулу, ограда оказалась слабая, заняли ее без потерь. Остальные роты пошли по кукурузе, расстроили ряды. Жители скопились в каменных строениях в углу аула, отчаянно отстреливались.

Бой затягивался. Надо было или штурмовать или уходить. Бакланов приказал штурмовать.

Охотники Кабардинского полка во главе с капитаном Богдановичем ворвались в центр аула, но и здесь началась безуспешная стрельба, чеченцы сидели в укрытиях, каждую саклю сдавали с боем. Роты таяли. 3 офицера и несколько десятков солдат полегли на улицах Гурдали. Богданович, въехавший в центр аула верхом на лошади, получил две пули — в живот и в руку.

Солдаты стали жечь то, что горит. Отбивали глину у фундаментов строений и поджигали плетеную основу. Плетень начинал медленно тлеть под несгораемой оболочкой, потом разом окутывался дымом и вспыхивал. Огонь гудел и возносился до небес. Сквозь него продолжали свистеть пули.

Горящие сакли разваливались, осыпая искрами истоптанные сады. Под их обломками погибали защитники и просто жители, не успевшие убежать.

«Уже более получаса продолжалась битва в этом роде. То оттуда, то отсюда солдаты и кавалеристы тащили какого-нибудь гурдалинца, бабу, барана, козла, корову или лошадь, но самый аул не сдавался».

В 14 часов Бакланов приказал отступать. Перестроились в обычный порядок и двинулись обратно. 4 повозки для раненых и убитых оказались переполнены, их взяли в центр построения. Там же гнали 50 пленных.

Авангард составили казаки с ротою линейного батальона. Местность вокруг Гурдали открытая, скирды, стога, за ними стали собираться чеченцы из других аулов. Огонь их во фланг заставил приостановиться, выслать несколько рот, чтоб отогнали неприятеля и заодно сено пожгли. Недобитые гурдалинцы вылезли из аула и насели на хвост. Казаки провели несколько атак, чтоб отогнать их. Суходольский был ранен.

Когда подошли к месту предполагаемой переправы, где ждал оставленный батальон, Бата заявил, что по его данным переправляться здесь нельзя, поскольку на том берегу в лесу ждут толпы чеченцев. Решили продвинуться выше по Мичику и переправиться, не доходя чеченского укрепления Шуаиб-Капа. Но и здесь переправа оказалась невозможной — берег очень крут.

Бакланов обругал Бату, приказал вернуться и переправляться на полдороги от Гурдали к Шуаиб-Капе. После переправы пришлось подниматься на Качкалыковский хребет через невырубленный лес меж двумя просеками.

Первым начал движение Бакланов с полком № 17 и ротой линейного батальона. В арьергарде стал Николаи с батальоном, который до этого сторожил переправу, правую цепь составили две роты подполковника Крылова, левую — две роты полковника Неймана.

Авангард прошел через лес благополучно, остальные шли по лесу с жестоким боем.

Чеченцы засели в овраге на обратном пути, когда дорога стала подниматься в гору. Град пуль осыпал солдат, в кустах и на деревьях — всюду скрывались подошедшие из соседних аулов чеченцы. Движение колонны продолжалось в порядке, но тихо. Тройки лошадей с ранеными и убитыми останавливались, утомленные жарой и тяжелой поклажей. Убитых и раненых стали складывать на орудия. В глубине оврага, атакованные со всех сторон чеченцами, 3–4 раза вступали в бой холодным оружием, пороховой дым густым облаком висел над оврагом и клубами поднимался над лесом. Когда вышли из оврага, лошади стали, надо отдых. Николаи приказал остановиться и дал знать о том Бакланову, который шел впереди. Через ¾ часа Бакланов вернулся и помог со спешенными казаками выйти пехоте из лесу.

Для раненых взяли лошадей у казаков. Чеченцы продолжали наседать, но цепи держались. По страшной жаре один майор, командир 2-го батальона, заполучил апоплексический удар. От частой стрельбы нельзя было зарядить накалившиеся ружья. У чеченцев творилось то же самое. Подъехав к арьергарду, Бакланов видел, что прикрывают все движение 15 солдат и 3 офицера. За ними толпой шли 100 чеченцев с кинжалами. Но у солдат 4–5 ружей еще оставались годны, и чеченцы держались в отдалении. В 5 часов вечера вышли к чинарам. Глотнули свежего воздуха. Немного отдышались и сами атаковали чеченцев, загнали их в кусты.

На этом набег на аул Гурдали закончился, но долго еще жили «сказания о злополучной для нас гурдалинской катастрофе».

Подсчитано, что ходили в набег 1350 пехотинцев и 800 казаков при 7 орудиях. По одним данным 5–6 офицеров и более 300 солдат были убиты и ранены, но ни одного не оставили, всех вывезли, забрали с собой. По другим — убитыми потеряли 2 офицера, 41 солдата и 2 казака (Даниила Абашина, Средне-Новочеркасской станицы, и калмыка Федора Утхашова из 4-й сотни Среднего улуса), ранеными 8 офицеров, 179 солдат и 24 казака. Линейная рота потеряла ранеными 1 офицера и 16 солдат, артиллеристы — 7 человек. По рапортам выходило, что из Гурдали вывели даже 52 человека «пленных», а затем явились еще 150 замирившихся. Но Н. А. Волконский утверждает, что 30 убитых и раненых бросили, не вынесли, чего давно уже не случалось на Кавказе, и оттого набег на Гурдали являл собой «катастрофу».

В полку № 17 за бой 11 августа чины хорунжих получили Николай Анисимов и Василий Семенов. Хорунжего Болдырева Семена произвели в сотники. «Георгиевские кресты» заслужили урядники Николай Бакланов, Гугнинской станицы, и Максим Лукьянов, Слащевской станицы, казаки Ермолай Семин, Слащевской станицы, Иван Рыбин и Матвей Линьков, Клецкой станицы, Тимофей Агрызков, Мигулинской станицы, и Яков Коновалов, Глазуновской станицы.

Экспедиция Барятинского в Большую Чечню удалась. Четыре дня — 11, 12, 13 и 15 августа пылали аулы и хлеб на убранных полях. Казаки полка № 19 очень отличились за эти дни. Хвалился Барятинский, что будущей зимой Шамилю нечем будет кормить в Большой Чечне тавлинскую конницу, а пеших тавлинцев, не привычных воевать на плоскости и в лесах, грозился потрепать, как 27 февраля 1851 года, когда нижегородские драгуны у речки Басс под три сотни пеших чеченцев изрубили.

17 августа 1852 года погиб казак полка № 17 Иван Егоров, Кременской станицы, но обстоятельства его смерти неизвестны.

25 августа полюбоваться на дела Барятинского приезжал из Тифлиса в Воздвиженское сам Воронцов, а 16 сентября явился Шамиль и пытался отомстить за разоренный край нападением на грозненские мирные аулы. Но снова ему не повезло. Организованная Батой разведка точно назвала место и время будущего нападения. Шамиля подстерегли, зажали на обратной дороге на переправе, отбили всю добычу, 100 лошадей и взяли 11 пленных. На поле боя потом подобрали 62 чеченских тела. В деле этом отличился Донской полк № 19. Казак этого полка Иван Романов Нагавской станицы заслужил «Георгиевский крест» за отличие «при разбитии партии чеченцев 17 сентября 1852 года при крепости Грозной».

1 октября 1852 Яков Петрович Бакланов был произведен в генералы, но оставлен командовать 17-м полком. Все это время Воронцов несколько раз писал в Петербург, прося назначить Бакланова при нем «для особых поручений», хотя вакансий в Кавказском корпусе не было, да и должность такая не предусматривалась.

Пришли производства. 5 сентября произвели в хорунжие урядников Федота Дадонова, Михаила Маркова, Григория Зубова и Ивана Аршинова. С 29 октября произвели в урядники Андрея Попова, Есауловской станицы.

16 октября вышел приказ на войскового старшину Василия Полякова, получившего вместе с есаулом 18-го полка Костиным «Владимира» 4-й степени «в воздаяние подвигов, оказанных ими в делах против горцев». 12 ноября опубликовали приказ о награждении «Георгиевскими крестами» восьми урядников и двенадцати казаков полка № 17 за отличия «прошлой зимою в Большой и Малой Чечне». Еще троим приказом от 8 декабря запоздало выдали по 3 рубля серебром за то же самое.

В Куринском же наслаждались временным покоем. Офицеры, служившие в этой крепости, вспоминали, что письма и газеты получали раз в месяц из Хасавьюрта. Ответ из Центральной России шел 2 месяца. Но у них в Куринском были книги. Что касается развлечений, то развлекались погонями за неприятелем. Особо вспоминали просеки, вырубленные среди чинарового леса, завтраки на траве и долгий разговор на ковре вокруг костра с Баклановым. Это если Бакланов не был занят. Обычно он с 6 урядниками ежедневно пешком изучал Качкалыковский хребет и склон по другую его сторону.

Осень прошла тихо. Пришло лишь огорчительное известие, что Фрейтаг от чахотки помер. Не всем он, добрый и честный, приходился по сердцу. Офицеры готовы были за него в огонь и в воду, солдаты любили его, как родного отца, ни перед кем спины не гнул, удачи беспрестанные, а это некоторым и досадно и обидно.

29 октября произвели в урядники Егора Демина, Трофима Артемова, Егора Моисеева, Алексея Головачева, Николая Бирюкова, Мартина Наталютина, Данилу Дериглазова, Никиту Никонова и Андрея Попова.

9 ноября получили чины хорунжих Петр Федоров, Василий Перфилов, Николай Бакланов и Иван Сергеев.

За осень Бакланов лишь раз сходил в набег — 11 ноября. Зато с началом зимы русские опять активизировались.

14 декабря погромили аул Хан-Кала (полк № 19 показал себя). А 20 декабря в Хасав-Юрте отличился опять полковник Николаи. Случилась тревога, Николаи взял с собой 70 казаков полка № 18 из сотни Лощилина и погнался за хищниками, настиг их у Магомет-Юртовской балки. А в Магомет-Юртовской балке, оказывается, стоял аухский наиб со всеми своими мюридами — 400 шашек. Николаи не растерялся и с казаками ударил в пики. В балке тесно, дрались первые ряды. Но опрокинуть чеченцев так и не смогли, очень уж силы неравные. Спасло Николаи то, что поблизости проходила оказия с прикрытием из роты пехоты при одном орудии. Артиллерийский сотник Кульгачов, нарушая все уставные требования, поскакал с орудием на выстрелы, доносившиеся из балки. Дурной пример заразителен — вслед за ним побежала пехотная рота.

Николаи смог отбить вторую атаку чеченцев, когда орудие развернулось на краю оврага и врезало продольно над головами казаков картечью. А тут и пехота подоспела. У Николаи потери были минимальные — 7 казаков ранено, 8 лошадей убито.

Чеченцев с берегов Мичика переселяли в наши пределы. Воронцов решил окончательно утвердиться на Мичике. «Река Мичик составляла в то время последнюю преграду нашему наступлению в Чечню, дни которой, казалось, были сочтены». Новый приказ, полученный Баклановым, гласил — прочно занять берега Мичика и прорубать от них просеки в Большую Чечню.

В январе 1853 года Яков Петрович Бакланов несколько раз поднимался из Куринского к вершине хребта, где проводил он рекогносцировку 21 марта 1852 года против аула Исти-су, в 6–7 верстах от укрепления.

Каждый шаг дороги был им изучен. Воронка, с нее начинался подъем к вершине хребта по кустам. Затем примерно 5 верст тянулась к Мичику плоскость, на плоскости — уцелевшие после рубки просек чинары, спуск к Мичику голый, вырубленный, вычищенный. За чинаровым лесом открывался вид зимней Чечни. Налево — ущелье Мичика и темные массы леса, где дрались 18 февраля 1852 года. Ближе аул Гурдали, где шел бой 11 августа. Дальше влево белые стены аула Майортуп, который был разорен 17–18 февраля 1852 года, но уже отстроен. Две реки — Гудермес и Гонзол светятся у Майортупа и теряются в орешнике. Вправо густой лес покрывает всю долину. Мичик и Гонзол впадают в Гудермес, Гудермес в Сунжу. Через этот лес придется вскоре рубить новые просеки, и реки тогда станут водными преградами. У ног укрепления Мичика, за которыми видны невооруженным глазом массы тавлинцев, они (и укрепления и тавлинцы) и являются главной целью ближайшей экспедиции. Дальше вдоль Черных гор речка Басс и гора Хан-Кала, еще дальше Аргунское ущелье.

Здесь у Мичика Барятинский собирал силы, чтоб в открытом бою разгромить Шамиля, истребить аулы между Мичиком и Гудермесом и прорубить от Мичика новые просеки к той паутине старых, которыми он исполосовал Малую и Большую Чечню. Эти новые просеки должны были сделать доступным для русских любой уголок Большой Чечни. В таком случае Шамиль терял ее и запирался в горах. И войско его оставалось без продовольственной базы.

27 января из Грозной в Куринское прибыл сам Барятинский. Тогда же подошли к укреплению 1-й и 5-й дивизионы Нижегородского полка с полковником Тихоцким.

28-го Барятинский выезжал к Мичику, осмотрел позицию и тропу, по которой Бакланов в прошлую зиму незаметно прошел Гассан-Винским ущельем к маюртупскому орешнику.

В этот же день, как бы ободряя казаков перед новыми боями, вышел приказ о награждении есаула Петра Березовского орденом «Святой Анны» 3-й степени за «разновременные» отличия «в делах и перестрелках» еще в 1851 году, есаулы Петр Ермилов и Иван Балабин за то же удостоились орденов «Святой Анны» 4-й степени, а один урядник и 4 казака получили с той же формулировкой «Георгиевские кресты». Счастливцами оказались Матвей Богачев, Трехостровянской станицы, Федор Горшков, Слащевской станицы, Григорий Леонов, Букановской станицы, Иван Бочаров, Распопинской станицы, и Егор Сафонов, Старогригорьевской станицы.

29 января 1853 года отряд Барятинского в Куринском состоял из 11 батальонов, 11 сотен казаков, 2 дивизионов драгун, 32 орудий. Командование конницей Барятинский поручил Бакланову.

Бакланов, приняв командование конницей, не оставил своих связей с лазутчиками. Алибей, обидевшийся из-за разгрома Гурдали, не появлялся (а может и погиб). Ничего, нашлись другие. Сообщили Бакланову, что против Барятинского на Мичике стоит сын Шамиля Гази-Мухаммед, но скоро будет и сам Шамиль. А редут Шуаиб-капа, некогда взятий нижегородскими драгунами, чеченцы восстановили. Помимо этого настроили они вдоль Мичика завалов на семь верст и укрепили разрушенный летом Гурдали.

Шамиль прекрасно осознавал, чем ему грозит новое наступление русских, и явился защищать Мичик с 20 тысячами верных воинов.

Барятинский от Бакланова узнал о присутствии Шамиля, но не атаковал. Казалось, он давал имаму возможность собрать еще больше войск. Бакланов же догадывался, что Барятинский ждет, когда у Шамиля и его войска закончится продовольствие.

По всему склону на расстоянии двух верст по ночам горели костры и издали казались звездами, похищенными с небес или павшими на землю. Вдали, выше и ниже по хребту, тоже мелькали звездочки от огней, разведенных на аванпостах. За Мичиком вдалеке виднелись огоньки чеченских пикетов. Так красные и желтые звездочки огней украшали синюю зимнюю ночь.

30 января Бакланов с 7 часов утра с полком № 17, двумя сотнями линейцев, дивизионом нижегородцев, двумя ротами Самурского полка при 8 орудиях спустился к Мичику и как мог отвлекал чеченцев. За день потерял 3 лошади убитыми.

Барятинский в это время с 3 батальонами, 10 сотнями, дивизионом драгун и 6 орудиями отошел к Исти-су и оттуда по ущелью Гасан-Вин стал рубить просеку к Гурдали, готовить новую дорогу.

Подходившие на помощь батальоны становились лагерем, высылали цепь за овраг. В овраге били ключи, там солдаты набирали воду. С 1 февраля уже 5 батальонов под командованием Николаи 2 недели рубили здесь чинары и кусты.

Меж тем в далеком Петербурге 30 января ходатайство Воронцова удовлетворили: «По докладу нового ходатайства Вашего Государю Императору Его Величество соизволил допустить на этот раз изъятие собственно для генерал-майора Бакланова в уважение его заслуг и настоятельного Вашего о нем ходатайства».

Бакланов об этом не знал, 6 февраля он с кавалерией выходил к Мичику и устроил перестрелку, проверяя готовность чеченцев и выявляя расположение их сил. Пехоту же Барятинский по новой просеке вывел на Хобби-Шавдонские высоты, предполагая отсюда спускаться к Мичику, когда придет время. И здесь на всякий случай решили строить укрепление.

11 февраля отсюда же устроили рекогносцировку, обстреляли из орудий Гурдали и попытались перейти через Мичик, что вызвало у чеченцев всеобщую тревогу.

День выдался ясный. Офицеры штаба Барятинского рассмотрели в трубы самого Шамиля. Тот был в Аки-Юрте, стоял на мечети и тоже смотрел в зрительную трубу. Разглядели, что одет имам в черную черкеску, на голове белая чалма. Над Шамилем развевалось зеленое знамя с красными каймами. Догадались даже, что Шамиль наблюдает за русской кавалерией. Как только русская кавалерия угомонилась и отошла от Мичика, Шамиль сразу сошел с мечети и уехал в Бачи-Юрт.

По результатам дня Барятинский удостоверился, что переправляться надо здесь, а ключ позиции Шамиля — между реками Гонзолкой и Мичиком.

Казаки разведали, где лучше переправиться против позиций чеченцев, и доложили, что лучшее место — мыс Мичика и Гонзолки. Дальше вправо и влево Мичик в крутых берегах, обрывы глубиной в 10 сажен да и у Гонзолки берега сажен в 8. За рекой Шамиль с 19 наибами, войск у него 8 тысяч конницы и 12 тысяч пехоты, с местными ополчениями будет до 40 тысяч. На позиции непосредственно стоят 2000 чеченцев и 10 орудий (Барятинский предполагал, что орудий — 4–5). Орудия стоят на батареях из фашин.

Барятинский, выслушав разведчиков, вечером еще раз выходил глядеть на красные звездочки неприятельских огней за Мичиком и в глубине души решил двигаться в обход флангов чеченской позиции, но скрывал свое решение до последнего момента.

16 февраля, наконец, он отдал приказ готовиться наступать через Мичик.

Диспозиция предполагала, что два батальона, один от Куринского полка, 2-й от полка Паскевича, под командованием полковника Левина с 10 тяжелыми и 4 легкими орудиями должны в 10 утра 17 февраля спуститься к Мичику, стать в 100 саженях от берега и открыть огонь по укреплению. В полдень штурмовая колонна из 3-го и 5-го батальонов Куринского полка под командованием полковника Николаи при 4 орудиях и с лестницами и фашинами должна спуститься к Мичику и атаковать оные укрепления.

Прочитав диспозицию, офицеры лишь отметили пристрастие Барятинского к дате 17 февраля.

Но диспозиция не отражала всех планов командующего. 16 февраля Барятинский в своей палатке озадачил Бакланова:

— Дед, переход через Мичик открыт. Повлечет страшные потери; ты знаешь всю местность, не можешь ли обойти во фланг Шамиля?

Бакланов просил 2 дня отсрочки, но Барятинский, уверенный в его возможностях, настоял:

— Время не терпит; в эту же ночь узнать, и с рассветом ты, дед, окончательно должен идти.

Бакланов вышел от Барятинского:

— Скопина ко мне!

Начальник команды пластунов урядник Скопин предстал перед ним, как лист перед травой.

— Три версты выше, что прошлой зимой ходили… — начал Бакланов.

— Стерегут, — коротко ответил Скопин.

— Стерегут, — согласился Бакланов. — А где можно?

— Сутки сроку — найдем…

— Нету у нас суток. Думай.

Постоял Скопин, разглядывая носки своих собственных чувяк.

— В сорок шестом году гоняли, помнишь? — подсказал Бакланов.

— Когда сено хотели у нас пожечь?

— Ну… Докуда мы их гнали?

— Да тут верст пятнадцать… Вы там еще на скале отдыхали.

— Вот именно. Сбегай, глянь…

— Сам?

— Бери Шапошникова и … этого… друг твой…

Напутствуя казаков, Бакланов сказал:

— Ну, во святой час! Исполните — спасибо, не исполните — живыми назад не возвращайтесь!

Через несколько минут урядник Скопин, одетый по-чеченски, уехал с двумя казаками берегом вверх по реке.

После полуночи он возвратился и доложил: место нашел, правда, там теперь все орешником поросло, спуск пологий, но подъем крутой.

— Сколько надо, чтоб срыть кручу и вырубить орешник?

— Так… Минут двадцать, полчаса…

— Скажи, чтоб седлали. Только тихо…

Сам Бакланов пошел и разбудил Барятинского.

— А сколько тебе, дед, нужно войска? — вопросил нимало не удивленный Барятинский.

— Куринского полка 3 батальона, — начал перечислять Бакланов, словно давно все продумал, — мой полк, дивизион драгун, сборный линейный казачий полк и 8 орудий.

— Бери и иди с богом. Я же выйду к Мичику, открою артиллерийский огонь и этим замаскирую твое движение, — распорядился Барятинский и потянулся, усилием воли подавляя зевоту.

— Если обходную колонну откроют, — предупредил Бакланов, — на помощь не посылай. Сам выйду. А так — людей погубим. Если же все пройдет хорошо, к полудню жди — выйду им на фланг.

Учебная сотня и саперы выступили первыми и устроили заранее переправу. Остальные части в 2 часа ночи выступили из лагеря в Куринское, оттуда повернули и двинулись в тумане через лес.

Выбранная Баклановым тропа оказалась узка, но все же по ней можно было провезти орудие. Реки Мичик достигли до рассвета, 4 орудия конной артиллерии, 2 орудия пешей перенесли на левый берег на руках.

Чеченских караулов не опасались — пластуны их повязали спящими.

Следующим препятствием стал топкий ручей, тут уж сам Бакланов спрыгнул с седла, и снова переносили орудия на руках.

Дальше направление показывал проводник чеченец, который ехал меж двумя казаками. Бакланов с конницей устремился вперед, пехота еле поспевала за ним. Шли через Черный лес. В 10 утра вышли в орешник близ Майортупа.

В это же время, в 10 утра, в таком же тумане пехота и артиллерия (14 орудий) Барятинского начали обстрел чеченских позиций по ту сторону Мичика. Пули и гранаты осыпали Гурдали и завалы. Чеченцы охотно отвечали. 2 часа простояли первые батальоны под огнем, потери пока что были ничтожные. Чеченские пушки стреляли плохо, наши 12-фунтовые — гораздо лучше. Пули, прилетавшие за 350–400 шагов, если и попадали, то причиняли легкую контузию.

В полдень солдаты заметили на Гонзоле блеск штыков…

Доложили Барятинскому. Тот вгляделся и приказал бить в барабаны. Под мерный грохот 5 батальонов в колоннах с лестницами и фашинами, держа равнение, двинулись с горы, готовые атаковать чеченские позиции прямо в лоб.

Завороженные барабанным боем и стройным движением колонн чеченцы высыпали навстречу и залегли в канавах по всему берегу Мичика. Огонь затрещал по всей их линии, меткие выстрелы выбили сразу несколько рядов русских солдат…

Примерно в час дня туман рассеялся, и все увидели, что в тыл чеченцев выходят войска. Крики злобы и отчаяния взметнулись над Мичиком…

Бакланов сквозь редеющий туман увидел, что вышли. Впереди перед ним простиралась поляна, на ней значки, Шамиль… Чеченская позиция тянулась по обеим сторонам Гонзолки, артиллерия стояла на той, дальней стороне. Надо бы сразу ударить по артиллерии, но Гонзолку обходить трудно, а берега ее круты. Решил бить на этом берегу, затем по броду идти за речку и напасть на чеченскую артиллерию.

В 1 ½ часа пополудни Барятинский начал с фронта штурм чеченских позиций. Бакланов ударил с тыла и фланга. Часть чеченской конницы оказалась зажатой в углу между Мичиком и Гонзолкой и полегла в рукопашной. Чеченцы, отрезанные маневром Бакланова от долины, сразу побежали в лес. В бою, говорили, погиб наиб Эске, картечная пуля якобы попала ему в голову. Барятинский перешел через Мичик почти без потерь. Официально доложили о 10–15 убитых и раненых. Потом уточнили — 2 офицера и 9 солдат.

В полку Бакланова, судя по документам, погиб 17 февраля 1852 года казак Усть-Хоперской станицы Гаврила Сердинов.

Войска Шамиля оставили на поле боя 200 трупов. Подавляющее большинство убитых было из Дагестана. Погибли 2 дагестанских наиба и 1 пропал без вести. Лазутчики говорили, что всего у Шамиля потеря в 500 убитых, а раненых перечисляли так много, что им не верили.

«Мичик — наш» отрапортовал Воронцов в Петербург.

Бакланов был представлен за этот бой к «Георгию» 3-й степени. Но получил всего лишь звезду «Станислава» 1-й степени с формулировкой «за отличное мужество и распорядительность, оказанные во время военных действий на левом фланге Кавказской Линии, в деле с горцами на Мичике».

«Георгием» наградили командира Кабардинского полка барона Николаи — он первым спустился по веревке в Мичик «о бок колонны». Его полк во время боя не потерял ни одного человека.

Еще раньше, 24 января, получили офицерские чины урядники полка № 17 Яков Денисов и Василий Сазонов.

На левом берегу Мичика, в углу, образованном Мичиком и Гонзолкой, русские поставили свой редут. Там постоянно находились батальон пехоты и 2 орудия. Смена проходила ежедневно в 11 утра. В редуте установили крепостные ружья. Обычные русские ружья били на 100–120 шагов. Чеченские кремневые винтовки — на 300–400 шагов. Зная об этом, чеченцы всегда смело подходили на 150–200 шагов, а тут их из редута стали из крепостных ружей «щелкать»…

На следующий день победители пожгли Аки-Юрт, Большие и Малые Гурдали и Мазлыгаш. На 7 верст разрушили завалы по берегу Мичика.

Автор «Истории 44-го Нижегородского драгунского полка» (он же биограф Бакланова) приводит факт, что в этом деле пехота оцепляла местность, а казаки «зачищали» — «то, что попадало внутрь этого круга, становилось жертвою казаков, беспощадно истреблявших все, что так или иначе могла послужить к выгоде и пользе неприятеля».

В сумерках стали отходить.

Офицер нижегородских драгун вспоминал такой случай из этого боя: «В полуверсте от нас на огромном кургане собралось около двух сот чеченцев, смотревших на наше отступление, — вспоминал участник Кавказской войны. — Мы также рассматривали в бинокль их лошадей, одежду и делали свои замечания. Вдруг Яков Петрович, в ответ на какую-то шутку одного офицера, обернулся к молодому уряднику, ехавшему сзади, и сказал серьезно:

— Видишь чеченцев? Скачи и скажи им, что господа офицеры просят их пожаловать к себе на чашку чаю.

Юноша молча повернул коня и, гикнув, полетел, как стрела, прямо к неприятелю.

Все остолбенели. Я (…) опомнился первый.

— Яков Петрович, — сказал я Бакланову, — вы так серьезно отдали приказание, а мальчик боится вас больше, нежели чеченцев: по его лошади видно, что он не остановится.

— Это мой сын, — отвечал Бакланов спокойно, — он не боится меня, а это просто разыгралась в нем наша донская молодецкая кровь. Ну, станичники! — крикнул он своему конвою. — Ступай, вертай его назад: я и забыл, что он не умеет говорить по-татарски…

Казаки, оправившись в седлах, опустили наперевес свои длинные пики и кинулись с такою решимостью, что горцы, предполагая атаку, мгновенно покинули курган и рассыпались в разные стороны».

Правда, автор воспоминаний связывал этот факт с событиями 1850 года, когда Бакланов с казаками и нижегородскими драгунами прикрывал проезд по Кавказу Наследника Цесаревича. Но в то время ни один из его сынов не служил с ним вместе в чине урядника. Если же сравнить годы их службы и нечастые совместные действия баклановских казаков и нижегородских драгун, то получится именно названное время.

25 февраля 1853 года истребили лежащие по Мичику аулы Деньги-Юрт и Али-Юрт. Бакланов участвовал в этом как начальник летучего отряда. Как и в прошлый раз, неудачно нарвались на Шавдонку. Ручей топкий, ширина 7 сажен, перейти невозможно. Бакланов неосторожно выехал вперед, разглядел на левой стороне пни и колоды, виднеющиеся за ними винтовки. Скопин выскочил, прикрыл собой. Чеченцы из-за ручья бабахнули залпом. Скопин раненый не упал с лошади: «Ваше Превосходительство, это готовилось для вас. Я же из зависти принял на себя. Надеюсь, вы не будете за это на меня строги».

* * *

По данным С. В. Карягина, Скопин Корней Панкратович, из казачьих детей. Кагальницкой станицы (?). Родился в 1823 году. «Анна» 4-й степени, тремя знаками отличия Военного Ордена, Бронзовой медалью в память войны 1853–1856 годов, Крестом за службу на Кавказе. На службу поступил 1 января 1841 года. В полку № 20 Бакланова с 1 мая 1845 года по 13 августа 1851 (?). За отличия в делах против горцев произведен в урядники 14 июня 1850 года и награжден Георгиевским крестом 10 июля 1851 года. В полку Бакланова № 17 (впоследствии Полякова) с 1 сентября 1851 г. по 12 сентября 1856 года. За отличия в делах награжден еще двумя Георгиевскими крестами 3 октября 1852 г. и 7 мая 1853 года, произведен в хорунжие 24 августа 1855 года, 23 мая 1856 года награжден саблей за храбрость («Анна» 4-й степени).

Послевоенная служба — в полку № 7 Хрещатицкого с 11 августа 1857 года по 1 февраля 1861 года. 1 ноября 1860 г. произведен в сотники.

В полку № 17 Костина с 1 февраля 1861 по 7 декабря 1862 года. Переведен в полк № 22 Шейкина. За отличие по службе произведен в есаулы 29 февраля 1864 года.

В полку № 1 Епифанова с 7 марта 1864 по 25 декабря 1866 года. Атаманом Кагальницкой станицы с 1 января 1868 г. В послужном списке за 1868 год значится, что Скопин холост. Да и когда ему жениться было? Посчитайте, сколько лет он на льготе провел.

* * *

Биографы Я. П. Бакланова считали, что Скопин к 25 февраля уже имел три «Георгия», и за спасение жизни Я. П. Бакланова его наградили чином хорунжего. Однако, вглядевшись в даты, мы увидим, что скорее за свой подвиг он получил третий «Георгиевский крест».

Примерно в это же время, 23 февраля, погибли два казака полка № 17 — Трофим Усачев, Усть-Хоперской станицы, и Николай Третьяков, Вёшенской станицы. Вполне возможно, что это один и тот же бой, только дата «немного сдвинута» в одном из источников.

9 марта Барятинский распустил войска по полковым квартирам.