Калмыки и татары в составе Войска Донского

К моменту исследуемых нами событий «большая часть калмыцкого населения находилась в пределах Астраханской губернии, в числе которых до 15 тысяч мужчин, годных к военной службе. Из 10 рот состояло Ставропольское калмыцкое войско «с общим числом населения около 3000 душ обоего пола». Значительная часть калмыков была причислена к войску Донскому».

«К концу 18 столетия на Дону сложилось стабильное калмыцкое население, инкорпорированное как равностатусное с казаками в состав Войска Донского, со своим административным устройством и управлением. В соответствии с новым положением существенно трансформировалась социальная структура донского калмыцкого населения — утвердилось военное сословие — служилые калмыки-казаки. Впоследствии калмыки, сражаясь в составе Лейб-гвардии Казачьего, Атаманского, донских строевых и ополченских полков, артиллерийских рот в грозные дни Отечественной войны 1812 г. и участвуя в Заграничных походах, прославились вместе с казаками».

Калмыки считались и являлись полноправными донскими казаками. «…Они не выделялись из общего состава донского казачества по каким-либо признакам. Тем более в составе войска Донского не создавались отдельные калмыцкие подразделения. Калмыков-казаков при формировании пятисотенных донских полков по 15—30 человек распределяли по некомплектным полкам, в тысячном Атаманском полку по штатному расписанию числился 91 калмык, Лейб-гвардии Казачьем полку — до 20 калмыков, в конно-артиллерийских ротах — до 10».

Не состоящие в полках калмыки были разделены на территориальные сотни и подчинялись своим начальникам и особому «приставу над калмыками».

На 1 июня 1812 г. по списку на Дону числилось служилых 1740 калмыков, из них в 64 полках, 2 артиллерийских ротах и 1 команде находились 1504 калмыка, из них в Атаманском полку 91 калмык.

Наряду с другими донскими казаками калмыки разделили все тяготы Отечественной войны 1812 г. и последующих заграничных походов. Во время сбора ополчения в 1812 г. было принято решение «приставу над калмыками предписать, собрав немедля сотенных атаманов, обще с ними исчислить также всех могущих носить оружие калмык, не исключая ни гилюнов, ни гицулей, ни отставных, ни льготных, ни бедных, ни малолетков, полагая до 17-летнего возраста, кроме сущих калек, равномерно весьма дряхлых и одержимых иногда жестокими болезнями, неспособных к походу, и о числе их тотчас донести сюда с нарочным, а самому ему с сотенными начальниками стараться всевозможно всех их вооружить, заимствуясь для неимущих один у другого оружием.

Буде же и затем останутся пешие или без оружия, о таковых особо сюда доносить, причем рассеянных из них частями собрать на кочевье к их сотням, дабы в случае похода в 24 часа могли и они все выступить и следовать, куда повеление будет…»

До 1805 г. одна из станиц, составлявших Черкасск — столицу Войска Донского, — называлась Татарской и была заселена тюркоязычным казачьим населением. Как считает С.В. Черницын, «скорее всего в составе группы преобладали изначально не просто представители кочевых тюркоязычных народов Сев. Причерноморья, а именно — ногайцы. Донские татары сохраняли значительную культурную обособленность. Еще в XVII в. они явно отличались по одежде, вооружению, внешнему облику от донских казаков… Инженер де-Романо в 1802 г. упоминает, что у донских татар «своя религия, обычаи, костюм». И позднее, в справочнике 1919 г. о казаках Татарского написано, что они «…между собою говорят по-татарски, ногайским наречием»; отмечается, что «… лицо их довольно красиво, умно и выразительно, но сохраняет чисто монгольский склад…». А относительно внешнего блика можно прочитать: «…Одежду носят казачью, но голову бреют, носят тюбетейку (ермолку), сверху часто татарский кафтан. Женщины одеваются по-татарски, лица не закрывают, как и у кочевых ногайцев». В этом фрагменте мы видим сочетание казачьих и этнических традиций в мужском костюме, причем автор акцентирует внимание именно на тюркских признаках». Станица постоянно пополнялась пришедшими на Дон тюрками и иногда черкесами, не желавшими сменить ислам на православие. Помимо Татарской станицы, жители которой после 1805 г. жили на окраине Новочеркасска, в Войске Донском числились и другие татары. Так, собирая ополчение в 1812 году, донское дворянское собрание приняло решение: «…о каковой готовности к походу дать знать и коллежскому советнику Балгик-бею предписав ему, чтобы приготовил к тому же состоящих в ведении его, пришедших сюда с Молочных вод и причисленных к войску татар, и о числе их донесть сюда».

Но количество донских татар было невелико. К 1822 году оно не достигало 1000 человек.

 

Боевое содружество донских казаков и казаков других войск в наполеоновских войнах

Общая численность казачьих войск в российской армии к началу Отечественной войны 1812 г. составляла 117 тыс. человек.

Казачьи полки других войск зачастую входили в иррегулярные конные соединения, собранные под руководством донских военачальников.

Наиболее древние и устойчивые связи Дон имел с казаками Украины. Там тоже были «вольные казаки», объединенные в Войско Низовое Запорожское, и многочисленные казаки, записанные на службу к польскому королю, занесенные в «реестр». Национально-освободительная война 1648—1654 гг. Украины против Речи Посполитой привела к тому, что в стране установилась власть верхушки реестровых казаков, и эта верхушка признала вассальную зависимость Украины от России. Социальная структура общества упростилась и откатилась до уровня «военной демократии». В течение следующего века при дальнейшем ослаблении Польши и усилении России власть реестровой верхушки — «гетманщина» — себя изжила, Украина окончательно подчинилась России, а освободившихся от польского гнета украинских крестьян и казаков закрепостила своя реестровая верхушка.

С Украины на Дон стали массами переселяться, спасаясь от закрепощения, украинские реестровые казаки. И новые донские дворяне стали прикреплять их к своей земле, тоже закрепощать.

В начале XIX века бывшее казачье (реестровое) население Украины стало основным поставщиком рекрутов в русскую регулярную кавалерию.

Связи донских казаков с «вольным казачеством» Украины — запорожцами — имели давнюю традицию. По данным Татищева, в 1560 г. запорожцы во главе с князем Вишневецким поставили в низовьях Дона Черкасский городок (в документах впервые встречается в 1593 г.).

Пространство между Днепром и Доном формально считалось запорожской территорией. Польский король Стефан Баторий в 1576 г. разрешил запорожцам занимать земли на восток от Днепра до самого Дона. Но реально запорожцы могли здесь селиться лишь на островах по рекам и речкам. Все степное пространство контролировалось крымскими татарами.

Формально запорожцы подчинялись польскому королю, а донцы — русскому царю, но в это время запорожское присутствие и запорожское влияние на Дону особенно заметны.

В случае угроз со стороны русского царя донцы говорили: «А у нас, у донских казаков, с запорожскими приговор учинен таков: как приходу откуда чаять врагов на Дон или в Запороги, то запорожским черкасам на Дону нам, казакам, помогать, а нам, донским казакам, помогать запорожским черкасам, а Дон мы так без крови не покинем». Таким образом, перед нами открытый военный союз.

В 1637 г. донцы и запорожцы захватывают Азов, но в 1642 г. после героической обороны (1641) возвращают его туркам.

В 1709 г. русские войска под командованием Меньшикова разгромили Запорожскую сечь. В 1711 г. уцелевших запорожцев вытеснили на татарскую территорию, в Алешки. Там они вступили в подданство крымского хана.

В 1734 г. запорожцы перешли на сторону России, создали Новую Сечь и поделили свою территорию на паланки (округа). Территория самой восточной — Кальмиусской паланки, — как считали запорожцы, простиралась до нижнего течения Дона.

В 1743 г. была установлена граница между Донским и Запорожским войсками, ею стала речка Кальмиус.

В 1775 г. Войско Запорожское вновь было упразднено, и его личный состав (35 куреней из 38) ушел на турецкую территорию.

14 января 1788 г. «…приняты на службу пешие и конные казаки бывшего Запорожского войска, прибывшие в армию князя Потемкина и затем оставшиеся в ней под названием Войска верных казаков черноморских».

В XVIII—XIX вв. Россия стремительно расширяла свои границы. Присоединенные территории надо было охранять и осваивать. Казаки лучше всего подходили для этой роли. Они имели опыт жизни в экстремальных условиях. Стали создаваться новые казачьи войска, чтобы прикрыть всю границу с Китаем. Начались массовые переселения на Кубань и на Северный Кавказ. Особую роль здесь сыграли казаки бывшего Запорожского Войска. Мало было прикрыть новую территорию войсками, надо было сделать так, чтоб эти войска дрались за каждый камень, защищая эту территорию. Поэтому казаков переселяли вместе с семьями, с детьми, с хозяйством.

В 1790 г. Войску верных казаков черноморских были отведены земли для поселения по берегу Черного моря между реками Днестр и Южный Буг. После войны Войско переименовали в Черноморское казачье войско и в 1792—1794 гг. переселили на Кубань для несения пограничной службы. К 1812 г. строевой состав войска состоял из 10 конных и 10 пеших полков и Черноморской сотни в составе Лейб-гвардии казачьего полка. Из казаков пеших полков, кроме прочего, формировалась казачья флотилия.

В кампании 1812 г. участвовали Черноморская сотня и 9-й сборный пеший полк, позже, в 1813 г., на войну с Наполеоном был отправлен 1-й сборный конный полк.

Черноморская сотня Лейб-гвардии Казачьего полка была сформирована по предписанию военного министра херсонскому военному губернатору герцогу Э.О. Ришелье от 18 мая 1811 г. В сотню отбирали по 10 человек от каждого полка Черноморского казачьего войска, причем старались набрать казаков «из лучших людей», «хорошего состояния, доброго поведения, здоровья, ростом и лицом видных» (рост от 173 до 191 см). Набирались казаки, имевшие опыт полевой службы, так что средний возраст их составлял примерно 30 лет. На вооружении у казаков были сабли, ружья и пистолеты. Огнестрельное оружие, по свидетельству очевидцев, было «на манер черкесский» или «на манер турецкий». Командиром сотни был назначен войсковой полковник А.Ф. Бурсак. Сотню сформировали за два месяца в составе 5 офицеров, 14 урядников, 2 трубача и 100 казаков. 1 марта 1812 г. сотня прибыла в Санкт-Петербург и вошла в состав Лейб-гвардии казачьего полка.

В составе этого полка сотня провела всю кампанию 1812 г., участвовала в Бородинском сражении, в Тарутинском сражении, в боях при Вязьме, Дорогобуже, Ляхове, Красном и Вильно. В декабре 1812 г., с прибытием императора Александра I в действующую армию, сотня состояла в его охране. В апреле 1813 г. Черноморскую сотню велено было «содержать во всем на положении Лейб-казачьего полка, оставляя только форму обмундирования в прежнем виде, а офицеров переименовать в чины соответственно Лейб-казачьему полку».

В 1812 г. личный состав Черноморской сотни имел форму казачьего типа: «Шапка меховая баранья с алым шлыком, свисавшим направо. Подбородный ремень черный кожаный. В парадной форме к шапке полагались белый султан (носился слева) и желтый этишкет с гайками и кистями. В походе шапка имела чехол из черной материи. Полукафтан алого сукна застегивался на груди на крючки. Воротник и прямые обшлага черные с белой выпушкой и гвардейскими петлицами. Верхний полукафтан темно-синий с воротником и обшлагами, как на алом полукафтане, имел разрезы подмышками у рукавов, в которые просовывались рукава алого полукафтана (рукава темно-синего полукафтана носились закинутыми за спину). На плечах жгуты из желтых шнуров придерживали откидные рукава и застегивались у плеча алого полукафтана. В начале 1812 г. воротники курток стали прямыми и низкими, а петлицы на воротнике и обшлагах — из желтого басона с красными каемками по краям и с черным просветом в центре. Шаровары темно-синего сукна, широкие навыпуск, с желтым двойным лампасом и желтой обшивкой по нижнему краю, штрипка черной кожи. Сапоги со шпорами. Вооружение — пика с красным древком без флюгера, сабли разных образцов, пистолеты (носились за поясом или на крючке перевязи), ружья (носились за спиной на погонном ремне). Перевязь для пистолета из белой кожи, лядунка — красной кожи на красной перевязи. Конское снаряжение казачьего образца, чепрак темно-синий, подушка красная с обшивкой желтого басона. Урядники имели серебряные галуны на воротнике и на обшлагах, султан с черной верхушкой. Трубачи имели на плечах рукавов красные крыльца, куртки расшиты желтым гвардейским басоном на груди, крыльцах, рукавах и по всем швам, султаны у шапок красные. Офицеры носили на плечах жгуты из серебряного шнура, на обшлагах и на воротнике — серебряное шитье особого образца. Этишкет шапок серебряный, султаны — с черно-оранжевым основанием. Лампасы на шароварах — серебряного галуна. По поясу в строю носился серебряный офицерский шарф. Офицерам разрешалось носить прибивные (привинтные) шпоры. 9-й сборный пеший полк Черноморского казачьего войска был сформирован в феврале 1807 г. из казаков различных полков для участия в Русско-турецкой войне 1806—1812 гг. Полком командовал войсковой старшина Г.К. Матвеев. Первоначально полк назывался «3-й приморский казачий полк» и действовал в составе Дунайской флотилии. После окончания войны с Турцией полк в составе Дунайской армии был переброшен на борьбу с наполеоновским нашествием и принял участие в боях в составе корпуса генерал-лейтенанта П.К. Мусина-Пушкина. Личный состав давно не пополнялся, и к ноябрю 1812 г. в составе полка числилось 2 штаб-офицера, 10 обер-офицеров, 8 унтер-офицеров, 254 рядовых. Во время боев, с 21 октября 1812 г. по 1 февраля 1813 г., полком командовал войсковой полковник П.Ф. Бурсак. Основную тяжесть боев полк вынес на территории Польши в конце 1812 — начале 1813 г. 9 декабря 1812 г. полк участвовал в бою при местечке Окопов, 20 декабря — при местечке Дубенка, 1 января 1813 г. — при местечках Ухань и Сливочов, 2 февраля — при Владиславиче и Красноставе.

2 августа 1813 г. из местечка Хелме 9-й сборный пеший полк был отправлен обратно на Кубань, куда прибыл 16 октября того же года.

1-й сборный конный полк Черноморского казачьего войска был сформирован в марте 1813 г. из казаков конных и пеших полков специально на подкрепление иррегулярных войск. Командовал полком есаул Д.С. Плохий. 29 марта 1813 г. полк выступил из Екатеринодара в поход на Брест-Литовск. На 6.6.1813 г. в составе полка числилось 15 обер-офицеров, 11 сотенных есаулов, 547 казаков. Прибыв на театр военных действий, с сентября 1813 г. полк действовал в авангарде летучего корпуса ген. М.И. Платова. В кампанию 1813г. участвовал в сражениях и боях при Гохкирхене, Альтенбурге, Хемнице, Лейпциге, Веймаре и др., в кампанию 1814 г. — при Вильнев-Леруа, Немуре, Арси-сюр-Об, Сезане, Фер-Шампенуазе и др. В марте 1814 г. полк вместе с другими частями армии союзников вошел в Париж. Потери полка убитыми и умершими были относительно невелики — 2 офицера и 56 казаков.

11 апреля 1814 г. Платов собирался во Франции «вместо Костина полка оставить Черноморский полк, как исправней других лошадьми и имеющий в комплекте более 400 человек казаков».

Барклай де Толли Платову ответил: «А как войско Черноморское защищает полуденные границы России, то и не могу я согласиться на таковую перемену».

Полк был отправлен на родину и вернулся в Екатеринодар 31 октября 1814 г.

Вместе с донскими казаками в войнах с Наполеоном принимали участие казаки Бугских полков.

Бугское казачье войско было создано 8 мая 1803 г., но ведет свою историю от полка задунайских христиан (молдаван, валахов, болгар, сербов, черногорцев и македонцев) поселенного в 1774 г. на р. Южный Буг. В 1785 г. из этих поселенных казаков сформировали Бугский конный казачий полк. В 1787—1796 гг. бугские казаки входили в состав Екатеринославского казачьего войска, возглавляемого М.И. Платовым. После расформирования Екатеринославского казачьего войска Бугский конный казачий полк, а также выходцы из южнославянских земель, жившие на землях бугских казаков, в 1803 г. были объединены в Бугское казачье войско, имевшее к 1812 г. 3 казачьих полка.

В кампанию 1812 г. особенно отличился 1-й Бугский казачий полк, который после оставления Смоленска входил в арьергард под командованием М.И. Платова, участвовал в рейде Платова-Уварова на Бородинском поле, а затем под командованием ротмистра Чеченского участвовал в партизанской войне в составе отряда Д.В. Давыдова.

В марте 1813 г. после тяжелых боев в составе 1-го Бугского полка оставалось всего 150 человек.

Из потомков украинских реестровых казаков в 1812 г. стали формировать полки ополчения.

Украинские казачьи полки начали создаваться по так называемому предварительному распоряжению от 5 июня 1812 г. «к вящему усилению войск наших легкой кавалерией». Полковнику И.О. Витту было поручено сформировать на территории Киевской и Подольской губерний Украинское конное войско. В формируемые полки «поступали мещане, цеховые, помещичьи, казенные, экономические, ранговые и старостинские крестьяне… с обязанностью иметь лошадь, конскую сбрую и мундирную одежду по образцу». На командирские должности «приглашались отставные обер- и унтер-офицеры, чиновники, служившие в милиции, и чиновная шляхта». В течение месяца были укомплектованы, вооружены и обучены 4 полка восьмиэскадронного состава, общей численностью 3600 человек. Все 4 полка поступили в 3-ю Западную армию генерала от кавалерии А.П. Тормасова и в ее рядах участвовали в сражениях.

Из бывших реестровых казаков и из казенных крестьян формировалось Полтавское ополчение. К концу августа было создано 9 конных полков по 1200 человек в каждом (всего 10,8 тысяч человек). Для обмундирования казаков деньги взималось с населения — по 1 руб. 50 коп. с ревизской души. Лошади и оружие приобретались за счет казачьих обществ. Каждый воин имел саблю, пистолет или ружье.

В середине октября 1812 г. сформированные полки присоединились к армии. Однако в больших сражениях ополченцы не участвовали — несли гарнизонную службу (в 1813 г. — оккупационную на территории Герцогства Варшавского) и блокировали осажденные крепости.

Черниговское ополчение набиралось по такому же принципу, что и Полтавское. Всего к концу августа 1812 г. было создано 6 конных полков по 1200 чел. в каждом (всего 7200 чел.). И боевой путь Черниговского ополчения был примерно такой же, как у Полтавского.

В Херсонской губернии ополчение не собиралось, но коллежский асессор В.П. Скаржинский, сын первого атамана бугских казаков, создал на свои средства эскадрон в 180 человек из крестьян и вольных людей. Приняв команду над эскадроном, Скаржинский присоединился к 3-й армии и участвовал в ряде боев.

Наряду с «искусственными» казачьими войсками и остатками былых казачьих войск существовали и обычные казачьи войска, которые приняли участие в наполеоновских войнах.

Уральское казачье войско (до 1775 г. — Яицкое казачье войско) вело свою историю с конца XVI в. как община вольных казаков, живших в среднем и нижнем течении р. Яик (Урал). Войско было переименовано в Уральское после подавления восстания под предводительством Е.И. Пугачева. К 1812 г., согласно утвержденному 26 декабря 1803 г. штату, в состав Уральского казачьего войска входили Лейб-уральская сотня и десять конных полков (№ 1—10).

Наказным атаманом Уральского казачьего войска в 1798— 1830 гг. был генерал-майор Д.М. Бородин.

Войско удерживало восточные границы России, но тем не менее выставило на войну с Наполеоном 4 полка.

Вторым подобным войском было Оренбургское казачье войско, образованное 24 мая 1748 г. как Оренбургское нерегулярное войско, предназначенное для обороны Оренбургской укрепленной линии. По Положению «Об устройстве Оренбургского казачьего войска и о штате оного» от 8 июня 1803 г. в составе Оренбургского казачьего войска числилось 5 кантонов и Оренбургский казачий тысячный полк. Полки Оренбургского казачьего войска формировались по мере надобности при выступлении в поход, а по возвращении — распускались.

В кампании 1812 г. участвовали Оренбургские казачьи полки № 1 и 2, ранее участвовавшие в Русско-турецкой войне 1806—1812 гг. Дополнительно 8 августа 1812 г. были сформированы Оренбургский атаманский казачий тысячный полк (позднее назван «непременным») и Оренбургский казачий № 3 полк 5-сотенного состава. Кроме того, в составе войска существовали Тептярские казачьи полки.

Тептярями называли небашкирское население, живущее на башкирских землях. С 1798 г. тептяри находились в ведении Оренбургского военного губернатора. В 1812 г. было сформировано 2 тептярских полка.

В 1812 г. 1-й Тептярский полк входил в состав казачьего корпуса атамана М.И. Платова. Командовал полком майор Темиров.

1812 г. ознаменовался созданием целого ряда ополченческих полков, казачьих по названию, но ничего общего с настоящими казаками не имеющих.

18 июля 1812 г. был издан манифест о созыве внутреннего ополчения. Молодой граф М.А. Дмитриев-Мамонов, известный в то время московский богач, предпринял формирование ополченческого конного полка на свои средства. Полк назывался — Московский казачий полк. На должность командира полка был приглашен князь Б.А. Четвертинский — популярный в свое время кавалерийский офицер. В полк вступил поэт П.А. Вяземский и многие молодые люди из московского дворянства. Рядовой состав комплектовался частью из крепостных крестьян, частью из добровольцев. Формирование полка началось в Ярославле, продолжилось в Москве, а с занятием ее французами — в Серпухове. Эскадрон полка участвовал в Тарутинском сражении.

«В самый день состоявшегося собрания и когда положено было образовать народное ополчение, граф Мамонов подал чрез графа Ростопчина государю письмо, в котором он всеподданнейше предлагал вносить, во все продолжение войны, на военные издержки весь свой доход, оставляя себе 10 000 руб. ежегодно на прожитие. Мамонов был богатый помещик нескольких тысяч крестьян. Государь, приказав поблагодарить графа за усердие его и значительное пожертвование, признал полезнее предложить ему составить конный полк. Так и было сделано. Дело закипело. Вызвал он из деревень своих несколько сот крестьян, начал вербовать за деньги охотников, всех их обмундировал, посадил на коней, вооружил: исправно и скоро полк начал приходить в надлежащее устройство. Были и другие от частных лиц предложения и попытки ставить полки на собственные издержки; но, кажется, один полк Мамонова окончательно достиг предназначенной цели. Мамонов, хотя и в молодых летах, был тогда обер-прокурором в одном из московских департаментов Сената. Военное дело было ему совершенно неизвестно. Он надел генеральский мундир; но, чувствуя, что одного мундира недовольно для устройства дела, предложил место полкового командира князю Четвертинскому — тогда в отставке, но известному блестящему кавалерийскому офицеру в прежних войнах».

«Полк Мамонова, — по воспоминаниям современников, — был замечательно щегольски обмундирован, имел все смены одежды для солдат и неимоверное количество белья». Шесть действующих эскадронов полка приняли участие в кампании 1813—1814 гг., сражались у Кацбаха, участвовали в осаде Дрездена, дошли до города Форлуи во Франции, где полк был расформирован.

В Петербурге также были сформированы два волонтерских казачьих полка: Смертоносный и Александрийский.

Первый из волонтерских полков носил также название «Смертоносный гусарский полк» или «Бессмертный гусарский полк» и носил на головных уборах изображение черепа и скрещенных костей, но официально назывался «Первый волонтерский казачий полковника Яхонтова полк». Он начал формироваться летом 1812 г. в Санкт-Петербурге, но окончательно устроен и сформирован был полковником А.А. Яхонтовым, назначенным шефом полка (полковой командир полковник Мейер). Полк состоял из пяти эскадронов сотенного состава и вначале принадлежал к Санкт-Петербургскому ополчению. На фронте полк оказался в начале декабря 1812 г. на Рижском направлении. Здесь он участвовал в преследовании неприятеля от Риги до Мемеля, 16 (28) декабря участвовал в ночном деле при г. Рагнит, 17 (29) дек. — в бою при д. Мелаукен, 24 дек. 1812 г. (5 янв. 1813) — в деле при селении Лаученкруг, 25 дек. 1812 г. (6 янв. 1813) — при Кенигсберге.

Второй волонтерский полк — Александрийский — имел единственное отличие от «Бессмертного» полка — на форме носил вензель Александра I.

По указу императора Александра I генерал-адъютанту П.В. Голенищеву-Кутузову от 10 сентября 1812 г. был сформирован Тверской-Ямской казачий полк. Александр I повелел собрать с ямов между Вышним Волочком и Москвой «молодых и способных к казачьей службе ямщиков с их собственными лошадьми и пиками» по 200 человек с каждого яма для усиления отряда генерала Ф.Ф. Винцингероде, ведущего партизанские действия к северу от Москвы. Полк в составе 6 сотен формировался в городе Волоколамске Московской губернии. К 20 октября 1812 г. в его рядах числилось 788 человек, вооруженных пиками и саблями. Командиром полка был майор Ф.И. Бешенцов.

В 1812 г. полк действовал в партизанском отряде Винцингероде, а в кампанию 1813 г. сражался на территории Пруссии, Герцогства Варшавского, Саксонии, Мекленбурга, в 1814 г. — на территории Франции. По свидетельствам очевидцев, «полк действовал с отличною храбростию», «находился во многих авангардных делах, употребляем был по разным военным поручениям, кои исполнял всегда с желаемым успехом», «во всех сражениях оный полк отличался особенною храбростию и ознаменовал себя усердием и ревностию к службе». После окончания кампании 1814 года полк расформирован.

На период Отечественной войны 1812 г. были созданы ополченческие части, которые носили название казачьих:

В Московской губернии — 8 пеших и 1 конный;

В Тверской губернии — 5 пеших и 1 конный;

В Ярославской губернии — 4 пеших и 1 конный;

Во Владимирской губернии — 6 пеших;

В Рязанской губернии — 4 пеших и 1 конный;

В Тульской губернии — 4 пеших и 2 конных;

В Калужской губернии — 5 пеших и 1 конный;

В Вятской губернии — 3 сотни конных;

В Симбирской губернии — 1 конный;

В Лифляндской губернии — 1 конный.

Иностранцы отметили разницу между настоящими казачьими войсками и теми, которые лишь носили это название: «Когда говорят о казаках и их деятельности в 1812, 1813 и 1814 гг., то под этим подразумеваются обыкновенно все иррегулярные части… Это смешение двух разных понятий и объясняет то различие во мнениях, которое существует о казаках, — одни превозносят их до небес, другие считают никуда негодными».

Во время походов 1813—1814 гг. казаки были настолько популярны, что многие иностранные части в войсках союзников тоже называли себя «казаками».

Поляк Хлаповский, служивший в наполеоновской армии, пишет о боях у Гайнау и Лигница в 1813 г., где произошло столкновение с прусским сводным гвардейским кавалерийским полком, состоявшим из драгун, гусар, улан и казаков. Хлаповский упоминает «несколько берлинских казаков, чьи бороды длиннее, чем у донских».

Германские повстанцы, поднявшиеся в Гамбурге против французов, тоже объявили себя казаками: «Для защиты от этой угрозы они организовали местную милицию, а также совместно с другими ганзейскими городами вооружили около десяти тысяч добровольцев и разместили их в близлежащих фортификационных сооружениях и на островах, примыкающих к городу. Новое соединение сначала получило название "Войско Ганзейской Лиги", но вскоре обрело новое имя — "Казаки Эльбы". Рекрутированные из низших классов городского общества, сборище отъявленных бездельников и бедняков, они использовали свой счастливый шанс и сделали все возможное для того, чтобы выгода освобождения от императорских войск и наполеоновской бюрократии падала с каждым днем».

Именем казаков прикрывались многочисленные мародеры, шествующие по следам армии союзников. «По мере продвижения союзных армий множество бродяг и мерзавцев, особенно пруссаков, переодевались казаками и, толкаемые надеждой на грабеж, мародерствовали, бросаясь на все, что принадлежало французской администрации. Они даже не брезговали захватом вещей, принадлежавших мирным жителям».

Марбо вспоминал, что во время отступления французов из России поляки, служившие в наполеоновской армии, временами изображали из себя казаков: «Для этого они организовали банды, выбросили свои кивера и прочие военные головные уборы, надели крестьянские шапки и, ускользая с бивуаков, как только наступала ночь, объединялись и возвращались, издавая воинственные крики казаков "Ура! Ура!". Таким образом, они сеяли ужас в умах слабых людей, многие из которых бросались в бегство, оставляя свои вещи, коляски и провизию. И тогда мнимые казаки, забрав все, что было можно, уходили прочь и еще до наступления утра возвращались во французскую колонну, где снова делались поляками, на следующую ночь вновь превращаясь в казаков».

 

Калмыцкие, башкирские, крымско-татарские и другие иррегулярные полки в составе казачьих корпусов и отрядов

Многочисленные малые народы, вошедшие в состав России в XVII—XVIII вв., обязаны были новой Родине военной службой и в случае необходимости выставляли иррегулярные конные части.

К началу Отечественной войны 1812 г. в русской армии находились 3 Калмыцких казачьих полка. 1-й и 2-й полки из жителей калмыцких улусов Астраханской губернии, сформированные 7 апреля 1811 г., были в 3-й Западной армии. 1-м Калмыцким полком, сформированным из калмыков Большедербетовского и Малодербетовского улусов, командовал брат владельца Малодербетовского улуса Джамба-тайша Тундутов. 2-й полк за свой счет (около 100 тыс. руб.) сформировал владелец Хошеутовского улуса нойон Сербеджаб Тюмень (Тюменев). Помимо лошадей было подготовлено для перевозки грузов и сто верблюдов.

3-й калмыцкий полк назывался «Ставропольским» и имел свою историю. В 1798 г. из крещеных калмык было создано Ставропольское калмыцкое войско на Оренбургской линии, на средней Волге вокруг города Ставрополь (ныне окрестности г. Тольятти). Оно составляло 1 кантон из 11 рот. Ставропольский полк из этих крещеных калмыков был сформирован 2 ноября 1803 г. В марте 1812 г. полк был направлен из Московской губернии в состав 1-й Западной армии М.Б. Барклая де Толли, где поступил в состав казачьего корпуса М.И. Платова, в составе которого участвовал в арьергардных боях и в сражении под Миром.

23 июля по приказу М.Б. Барклая-де-Толли был сформирован «летучий» отряд Ф.Ф. Винцингероде, в который, помимо Казанского драгунского и трех Донских казачьих, вошел и Ставропольский полк. Это был первый армейский партизанский отряд в 1812 г.

Калмыки носили общеказачью форму: темно-синие шаровары и полукафтан, в холодное время — казачий кафтан. Лампасы, выпушка на воротнике, обшлагах и погонах — желтые. Чепрак темно-синий без украшений. Шапка суконная, желтая, вроде уланской, обложенная по тулье черным бараньим мехом. Урядники носили на воротнике и обшлагах обкладку из серебряного галуна.

Большой иррегулярный контингент составляли башкиры. Башкиры входили в Оренбургский иррегулярный корпус, охраняли Оренбургскую линию. В 1798 г. их обязали выставлять на службу 5413 человек, по 1 от 4-х дворов. Официально башкиры числились «народом», а не войском, но прижилось название Башкиро-Мещеряцкое войско.

Первая встреча башкирских всадников с французами произошла еще в кампанию 1807 г., когда прибывшие к действующей армии башкирские команды и Ставропольский калмыцкий полк, прикрывая отступление русской армии от Фридланда, пустили «несколько сот стрел в неприятеля, изумленного невиданным оружием».

Денис Давыдов вспоминал: «В этот день, как будто для развлечения нас от неблагоприятных обстоятельств, прибыло в арьергард несколько башкирских полков, только что пришедших в армию. Вооруженные луками и стрелами, в вислоухих шапках, в каких-то кафтанах вроде халатов и на лошадях неуклюжих, малорослых и тупых, эти жалкие карикатуры удалых черкесских наездников присланы были в арьергард, — как нас уверяли тогда, — с намерением поселить в Наполеоне мысль о восстании на него всех народов, подвластных России, и тем устрашить его… Я не спорю, что при вторжении в какое-либо европейское государство регулярной армии нашей… тучи уральцев, калмыков, башкирцев, ринутых в объезд и в тыл неприятельским войскам, умножат ужас вторжения. Их многолюдство, их наружность, их обычаи, их необузданность, приводя на память гуннов и Аттилу, сильно потрясут европейское воображение и, что еще не менее полезно, вместе с воображением и съестные и военные запасы противной армии».

«Как бы то ни было, но французы и те из русских, которые впервые увидели башкирцев, встретили их единодушным смехом, — достойное приветствие воинственной красотою — безобразия, просвещением — невежества».

Для внешней службы в 1811 г. были учреждены 1-й и 2-й конные пятисотенные Башкирские полки. 1-й полк находился в Отдельном казачьем корпусе атамана М.И. Платова, 2-й полк состоял в 3-й Западной армии. «В трудные месяцы отступления российской армии в первый период войны 1812 г. башкиры 1-го и 2-го полков, находясь в арьергарде и участвуя почти ежедневно в боевых столкновениях, покрыли себя неувядаемой славой».

Адъютант Платова поручик Жилин при Молевом-Болоте, «командуя двумястами отборных башкирцев, которых прежде того приводил в порядок и исправление лошадьми по худобе оных, первый по приказанию генерала Платова вел с неприятелем перестрелку, а когда к неприятельскому корпусу сближались, то он, вместе с другими казачьими полками, сделал на оный сильный удар и, поступая с отличною храбростию, поощрял башкирцев к поражению, где и получил в правую ногу пулею тяжелую рану».

После опубликования манифеста о созыве ополчения «с хребтов Урала двинулось в поход 23 пятисотенных полка… В полки поступило дворян, татарских князей и мурз до 400». По другим данным, в ходе войны 1812 г. было сформировано 28 башкирских полков по 500 рядовых в каждом. В командный состав входили 30 человек: командир полка, старшина, 5 есаулов, 5 сотников, 5 хорунжих, 1 квартирмейстер, 1 мулла, 1—2 писаря и 10 пятидесятников. Таким образом, общая численность сформированных полков составила 14 840 воинов.

Башкирские конники имели по два коня (строевой и вьючный). Традиционное оружие башкир состояло из копья, сабли, лука со стрелами, сукмара (кистеня), щитов различной формы. Позднее использовалось и огнестрельное оружие. Некоторые воины перед боем надевали шлемы, латы и кольчуги. Какой-либо уставной формы одежды в Башкирских полках не было. Воины носили национальные боевые костюмы.

Во время похода башкир увидел взятый в плен французский лейтенант Рюппель: «Несколько дней мимо нас друг за другом шли башкирские полки, которые как кавалерия представляли для меня особый интерес. В таком полку — 400—500 человек: все исключительно сильные, широкоплечие, со смуглыми монголоидными лицами, так что друг от друга их не отличить. Вооружены они были казачьими пиками, большими кожаными колчанами с луком и стрелами, также маленькой саблей. Они носили сапоги без шпор, а вместо них использовали нагайку. Голову их покрывали круглые синие шапки с меховой подбивкой, которую они, когда было очень холодно, могли опустить до самых ушей. Офицеры носили красные шапки, темно-синие меховые кафтаны, перевязь сабли и уздечка у них были украшены серебром, сбруя у них на манер казачьей. Еще я должен заметить, что во всех казацких, калмыцких и башкирских частях знаком высокого ранга является седло, искусно украшенное слоновой костью, перламутром, серебром или золотом».

Видимо, поголовный призыв в ополчение сказался на боевых качествах выставленного иррегулярного контингента. Вот как воспринял башкирскую конницу профессиональный французский кавалерист — полковник Марбо: «Во время нашего пребывания на Пильницком плато неприятель, особенно русские, получил многочисленные подкрепления под командованием генерала Беннигсена. Всего он привел не менее 60 тысяч человек. Это были корпуса Дохтурова, Толстого и резервный корпус князя Лобанова. Этот резерв прибыл из мест, расположенных за Москвой, в его рядах насчитывалось очень большое количество татар и башкир, из вооружения имевших только луки со стрелами.

Я никогда не мог понять, с какой целью русское правительство привело из такой дали, ценой огромных расходов большие массы необученных всадников, не имевших ни сабель, ни пик и никакого огнестрельного оружия. Поэтому они не могли сопротивляться регулярным войскам и годились только на то, чтобы истощать местность и вызывать лишения и голод среди регулярных корпусов своей же армии. Наших солдат совсем не устрашил вид этих полудиких азиатов, мы называли их Амурами, потому что и у тех были луки и стрелы.

Однако эти вновь прибывшие, еще незнакомые с французами, были подстрекаемы своими командирами, почти столь же невежественными, как и они сами, и ожидали, что мы обратимся в бегство при их приближении. Им не терпелось войти с нами в соприкосновение, и с самого первого дня прибытия на позиции перед нашими войсками они устремились на наших солдат бесчисленными толпами, однако везде были встречены ружейным огнем. Эти омерзительные уродливые дикари, естественно, мгновенно обратились в бегство и оставили на поле битвы большое количество убитых.

Эти потери вовсе не усмирили их пыл. Казалось, они еще больше возбудились. Двигаясь без всякого порядка, используя любые переправы, они непрерывно гарцевали вокруг нас, были похожи на осиный рой, отовсюду ускользали, и нам становилось очень трудно их догонять. Но когда нашим кавалеристам это удавалось, они безжалостно и во множестве убивали башкиров, ведь наши пики и сабли имели громадное преимущество над их стрелами. Тем не менее, поскольку атаки этих варваров не прекращались и русские поддерживали их атаки с помощью гусарских отрядов, чтобы использовать беспорядок, который могли создать башкиры в нескольких пунктах нашей линии, император приказал генералам удвоить бдительность и чаще посещать наши передовые посты.

…Мы уже собирались вернуться в Пильниц, как вдруг заметили множество башкир, мчавшихся на нас со всей скоростью, на какую только были способны их маленькие татарские лошадки. Император, который впервые видел этих экзотических воинов, остановился на холмике и попросил, чтобы постарались взять нескольких башкир в плен. Я приказал двум эскадронам моего полка спрятаться за лесочком, а остальные продолжали двигаться дальше. Эта хорошо известная хитрость не обманула бы казаков, но с башкирами она полностью удалась, поскольку они не имеют ни малейшего понятия о войне. Они прошли возле лесочка, не послав туда на разведку хотя бы несколько человек, и продолжали преследовать нашу колонну, когда вдруг наши эскадроны внезапно атаковали их, убили многих и взяли в плен около 30 человек.

Я приказал привести их к императору. Он, рассмотрев их, выразил удивление, вызванное у него видом этих жалких конников, которых посылали, не дав им другого оружия, кроме лука и стрел, сражаться против европейских солдат, имеющих сабли, пики, ружья и пистолеты! Эти татары и башкиры выглядели как китайцы и были одеты в очень странные костюмы. Как только мы вернулись в лагерь, мои кавалеристы начали развлекаться, заставляя башкир пить вино. Пленники в восторге от такого хорошего приема, столь нового для них, очень быстро опьянели и стали выражать свою радость гримасами и прыжками, настолько необыкновенными, что гомерический хохот овладел всеми присутствующими, в том числе и самим Наполеоном!».

В сражении под Лейпцигом: «…Посреди ужасной канонады и ожесточенных атак противника французы по всей линии не уступали свои позиции. Так, на левом фланге маршал Макдональд и генерал Себастьяни сохранили за собой территорию, расположенную между населенными пунктами Пробстхайда и Штеттериц, несмотря на многочисленные атаки австрийцев под командованием Кленау и русских под командованием Дохтурова. Внезапно наши войска, размещенные в этом пункте, были атакованы массой всадников из более чем 20 тысяч казаков и башкир. Усилия башкир в основном были направлены против кавалерийского корпуса генерала Себастьяни.

В мгновение ока эти мерзкие варвары с громкими криками окружили наши эскадроны и забросали их стрелами, которые, впрочем, не принесли нам особого вреда, потому что башкиры, не умеющие подчиняться никаким командам, не знали, как строиться в ряды, и в шуме и беспорядке двигались как стадо баранов. Из-за этого беспорядка башкирские всадники не могли стрелять горизонтально, не убивая и не раня своих же товарищей, скакавших перед ними. Поэтому башкиры пускали свои стрелы по дуге в воздух, и стрелы при этом описывали большую или меньшую кривую, в зависимости от того, насколько удаленным от себя лучники считали врага. Однако такой способ пускать стрелы во время боя не позволяет точно прицеливаться, поэтому 9/10 стрел падают впустую, а то небольшое количество, какое достигает противника, при подъеме уже теряет почти всю силу, что сообщает стреле тетива лука. Поэтому, когда стрела попадает в цель, она имеет лишь силу собственного веса, а он совсем невелик, из-за этого стрелы обычно наносили только очень легкие ранения. И, наконец, поскольку у башкир не было никакого другого оружия, они были самой неопасной воинской частью, какая только существует в мире.

Тем не менее они налетали на нас массами, и поскольку чем больше ос убивают, тем больше прилетает новых, то некоторое количество стрел, выпускаемых в воздух, все же наносило кое-какие тяжелые ранения. Так, один из самых смелых моих унтер-офицеров по фамилии Меслен был пронзен стрелой насквозь. Стрела вошла в грудь и вышла из спины! (видимо, среди башкирского ополчения были и настоящие воины. — А.В.). Бесстрашный Меслен схватил эту стрелу двумя руками, сломал ее и сам вырвал оба обломка стрелы из своего тела. Однако это не могло его спасти: он скончался через несколько мгновений. Мне кажется, это был единственный пример смерти от стрелы, пущенной башкиром. Однако среди моих людей и лошадей многие все же слегка пострадали, и даже сам я был неопасно ранен этим смехотворным оружием».

Составной частью башкирской конницы были мещеряки. Мещеряки (мишари) традиционно проживали на Мещерской низменности в бассейне Оки. С 1798 г. мещеряки, поселившиеся на башкирских землях Оренбургской губернии, были переведены в военное сословие. На начало XIX в. 5 кантонов мещеряков (4702 двора) должны были выставлять 1103 всадников. В 1812 г. из их числа было сформировано 2 полка. Один из них — 2-й — в 1813 г. участвовал в осаде крепости Глогау.

Третий иррегулярный контингент составляли крымские татары. «Законодательным актом от 24 января 1808 г. из крымских татар были сформированы конные полки: Симферопольский, Перекопский, Евпаторийский и Феодосийский. Они были построены по примеру донских казачьих полков. Военнослужащие были одеты по казачьему образцу, но носили татарские шапки. Часть воинов была вооружена пиками, пистолетами, ружьями и саблями, а часть имела только пики, ножи и кулюки. Кулюк-балта — старинное татарское оружие наподобие кирки с короткой ручкой, у которой с одной стороны закругленная головка вроде молотка, с другой — заостренный нос журавля. Это оружие часто бросали в противника на тонком волосяном канате». После начала боевых действий в Отечественную войну 1812 г. крымско-татарские полки принимали участие во всех боях и сражениях в корпусе войскового атамана Платова.