Глава 4
«Братья казаки! Мы окружены со всех сторон…»
(Из обращения повстанческого командования)
Оборонительная война повстанцев могла растянуться надолго. Естественно, вставал вопрос о средствах для ее ведения. Средства на содержание армии были резко ограничены. Рассчитывать приходилось только на трофеи и внутренние ресурсы.
В день восстания в Казанской сотник Егоров захватил артиллерийский транспорт в 200 подвод с полумиллионом ружейных патронов, 15 пулеметами и 700 винтовками. Тогда же был захвачен с 500 000 рублей армейский казначей Пекарев. У 2-й саперной роты Московского инженерного батальона повстанцы захватили 1 автомобиль, 14 мотоциклов, 28 пудов пироксилину.
Там же, в Казанской, казаки захватили 4 орудия и 600 снарядов, а в хуторе Базки Вёшенской станицы — артиллерийское имущество и 4000 винтовок. В хуторе Шумилине был взят транспорт обмундирования для Инзенской дивизии и транспорт с сахаром, который следовал в Московскую дивизию.
Трофеи в первые дни были обильные и зачастую не имели военного значения. Мигулинцы в первые же дни захватили 600 пудов сахару, 1000 пудов говядины, 1000 пудов консервов, 1000 пудов колбасы.
Арсенал повстанческой армии был составлен из личного извлеченного из тайников оружия и трофеев. 5 (18) апреля разведка войск 8-й армии насчитывала у повстанцев 6 орудий (1 неисправное), 27 пулеметов и другое вооружение вплоть до охотничьих ружей. Сами повстанцы в своих воспоминаниях называли 30 пушек и около 200 пулеметов. Березняго-Лопатинский полк захватил трактор, переделанный в танк, с пушкой «Гочкиса» и 250 снарядами. В отчетах повстанцы называли его «полутанк».
Чтобы оружие стреляло, нужны были патроны и снаряды. В Вёшенской был захвачен 1 млн холостых патронов, слесарь Т. П. Долгополов делал из них боевые. Всего в Вёшенской вырабатывалось 6000 боевых патронов в сутки. В Еланской — по 1000 патронов в сутки. Этого было явно недостаточно. «Командующий войсками Кудинов говорил, что снаряды, оружие и вообще все — впереди. У врага надо отбивать».
Количество боеприпасов быстро сокращалось. В Вёшенской пешей сотне в конце апреля на пулемет было 300 патронов, на стрелка — 50, но дальность полета пули от самодельных патронов была 300 шагов, а из 5 снарядов рвался один.18 апреля в Казанской на складе оставалось всего 15 000 патронов и 40 ящиков снарядов.
1-й Мигулинский пеший полк получил с Вёшенского оружейного склада:
30 апреля (13 мая) 1200 патронов (2 патрона на бойца)
4 (17) мая 900 патронов
14 (27) мая 600 патронов (1 патрон на бойца)
То есть за две недели примерно по обойме на казака.
Положение с одеждой и обувью тоже было очень тяжелым. 30 апреля (13 мая) начальник штаба повстанческой армии прислал в 1-й Мигулинский пеший полк 4 пары ботинок, 1 пуд и 16 фунтов подошв. Все это не раздавалось, а продавалось казакам. Ботинки — 110 рублей, подошва — 6 рублей. Деньги требовали слать в штаб.
Крайне скудным было оснащение госпиталей. Английский офицер, побывавший в Вёшенской уже летом 1919 г., отмечал: «Госпитали здесь находились в жутком состоянии, и, когда мы ходили по ним в самое жаркое время после полудня, меня чуть не стошнило». Однако именно в Вёшенской английскому офицеру предложили привиться от тифа. Местный врач объяснил англичанину, что у него есть немного сыворотки, которую он сделал из крови человека, который только что умер.
На содержание армии нужны были деньги. Всего в первые дни у большевиков отбили 4 066 298 рублей, которые потратили на покупку продовольствия для армии. Когда деньги закончились, продукты стали реквизировать. 18–19 апреля (1–2 мая) 2-й окружной съезд принял решение: «1) установить налог на имущий класс народонаселения по ставкам подоходного налога, увеличив их доходность против 1916–1917 годов в 10 раз; 2) произвести беспроцентный заем. Обратив в этот заем всю денежную наличность в кредитных учреждениях, потребительских обществах и церковного капитала и 3) произвести общественный принудительный заем в 5 000 000 рублей». Последний заем разверстали по 100 рублей на земельный пай или по 33 рубля 33 копейки на душу.
Белые источники сообщали: «Жалование все восставшие, как лица командного состава, так и рядовые казаки, получают одинаковое — 100 рублей в месяц». Однако советская разведка доносила, что «жалования казаки не получают, а довольствие получают путем реквизиций. Ежедневный паек хлеба — 2 фунта».
Армия была сформирована путем мобилизаций. К этому средству организаторы восстания стали прибегать с первых же дней. Мобилизацию проводили, опираясь на первых добровольцев. Так, 27 февраля (12 марта), на второй день восстания, красными была перехвачена телеграмма из Казанской в хутор Шумилин на имя урядника Симонова: «Нами выслано 40 человек для организации. Произведите мобилизацию, будьте наготове».
В тот же день была объявлена мобилизация в Вёшенской, на что станица ответила грандиозным митингом. Наконец, удалось поставить в строй 800 казаков, которых красные собирались репрессировать как активных контрреволюционеров (это выяснилось из захваченных списков).
При слабости власти мобилизации объявляли несколько раз. Под Вёшенской вторая мобилизация была объявлена 6 (19) марта после неудачного боя казаков с 5-м Заамурским полком. В районе Казанской — в преддверии первого наступления большевиков на этом направлении. 6 (19) марта советская разведка донесла, что у повстанцев проходит мобилизация от 16 до 60 лет. Общая мобилизация по всем станицам округа от 19 до 45 лет включительно была объявлена 14 (27) марта съездом представителей станиц округа. Для содействия мобилизации был создан отряд особого назначения, названный «летучим отрядом Верхне-Донского округа». На севере юрта Казанской станицы в хуторе Шумилинском (600 дворов) и окрестных хуторах мобилизацию объявили с 18 до 55 лет. Мобилизация шла до первых чисел апреля. Так, 22 марта (4 апреля) от принудительной мобилизации перебежали к красным 23 казака хутора Грушенского. Медицинского освидетельствования не проводилось, не брали лишь явных калек.
По мобилизации в повстанческую армию призывались все иногородние призывного возраста. Так, 5-я сотня Вёшенского полка (верхняя часть станицы) состояла из иногородних, один из них — Руф Бондаренко — был даже взводным командиром.
По словам повстанцев, их армия была создана за 23 дня с момента начала восстания.
Количество личного состава постоянно менялось: возрастало в минуты опасности и резко падало в дни затишья на фронте.
5 (18) апреля, сразу после неудачного наступления красных, разведка экспедиционной дивизии 8-й армии донесла, что в рядах повстанцев мужчины от 12 до 60 лет и женщины-добровольцы, всего вооруженных сил до 30 000 «пехоты и преимущественно кавалерии, которая дает им возможность бить по нашим флангам».
К моменту первого контакта с Донской армией (конец апреля — начало мая 1919 г.) у повстанцев было 29 455 бойцов.
Возможно, это был списочный состав, так как первый связной, добравшийся до повстанцев, сотник П. Г. Богатырев, 28 апреля (11 мая) донес, что «численный состав восставших до 25 тысяч человек». Характерно, что этот состав был сразу после отражения очередного наступления большевиков.
К 1 мая (по новому стилю), до начала наступления, по данным советской разведки, против войск 9-й армии повстанцев было 8700 человек, против войск 8-й армии — 7150. Всего — 15 850 человек. Советский военачальник А. И. Егоров тоже называл эту цифру — «до 15 тысяч».
Когда передышка на фронте совпадала с полевыми работами, силы повстанцев сокращались еще больше. Так, по одним данным, 1-я повстанческая дивизия насчитывала 3500 человек, а по данным на 21 апреля (4 мая) — время мирных переговоров повстанцев с красными — в районе расположения дивизии три полка по пять сотен, в сотне — 40–50 человек, оружие — 2 винтовки на 3 человека, в цепь ставятся безоружные юноши 15 лет.
В зависимости от ситуации менялось и количество неказаков в повстанческой армии. Так, по данным разведки, в селе Березняги, которое примкнуло к восстанию 11 (24) марта, находился полк казаков в 400 пеших и 200 конных бойцов и 250 местных добровольцев, но 1 мая (нового стиля) красные начали наступление, и 3 мая (нового стиля) их разведка донесла, что к казакам в Березняги за два дня пришли еще 1000 добровольцев. В результате в Березнягах был создан полк из крестьян в 1200 стрелков.
Сначала, в первые дни восстания, полки формировались полнокровные, 6-сотенного состава. Так, с 27 февраля (12 марта) был сформирован Шумилинский полк из 900 пеших и 200 конных казаков. Позже, когда повстанческие части были развернуты в дивизии, полки стали формировать из 4 сотен. Так, в конце мая в Усть-Хоперском полку было 4 сотни, в сотне — 120 человек, 20 шашек, 40 винтовок. 10 (23) мая на ягоднинском направлении — 2 полка (1-й Вёшенский и 2-й Еланский) по 4 сотни (в Вёшенском — 3 конные и 1 пешая), в сотне 100–106 человек.
Командный состав в подавляющем большинстве был выборным. Исключение составляла Казанская станица. 27 февраля (12 марта) красными была перехвачена телеграмма из Казанской в Шумилинский уряднику Симонову: «Я назначен высшими властями командиром Казанского полка. Вы назначаетесь командиром Шумилинского полка. Произведите полную мобилизацию и учет нашего оружия и снаряжения. Есть ли у вас пулеметы? Ожидайте дальнейших распоряжений. Егоров».
Дисциплина была своеобразной. Кудинов писал в мемуарах: «Ни суровой подневольной дисциплины, ни смертных приговоров у меня не было». Военно-полевые суды, карательные отряды, контрразведка «были исключены». «У меня была полная свобода политического мнения, — писал Кудинов, — каждый казак мог исповедовать какую угодно идею, мог открыто говорить, и никакого преследования на него со стороны других не было. Для провинившихся у нас был народный суд: провинившегося судили сами казаки в той части, в которой проступок был совершен».
Повстанцы решили: «Мы восстали против расстрелов, а потому у себя полевых судов не вводить».
Подобная дисциплина на первых порах отрицательно сказывалась на боеспособности. Так, хутор Панкратов, присоединившийся к восстанию, получив приказ выслать разъезд в сторону Слащевской, собрал хуторской сбор, долго обсуждал приказ, затем выслал двоих добровольцев в санях, запряженных одной лошадью.
Повстанческое руководство стало подтягивать дисциплину. Приказ № 32 по Верхне-Донскому округу от 27 апреля (10 мая) 1919 года гласил:
«Второй окружной съезд представителей станиц и фронтовых частей в заседании своем 18 и 19 сего апреля между прочим обсуждал вопрос о частичных наших неудачах на фронте. Обменом мнений было установлено, что неудачи эти по большей части объясняются не превосходством сил противника и не его стойкостью в бою, а нашей неорганизованностью и разрозненностью действий наших боевых частей.
Неорганизованность наша замечается с самых малых боевых частей, с сотен.
Граждане, сотни, избравши себе командира, не считают своей обязанностью всецело подчиняться ему и беспрекословно исполнять его боевые распоряжения, а напротив, стремятся боевые распоряжения делать скопом — с согласия всей сотни». Съезд постановил образовать суды сотенные, полковые и дивизионные, которые избирались из трех человек и секретаря. Высшим судебным органом в округе считался Народный суд. Ему были подсудны дивизионные командиры и даже командование повстанческой армии. Подсудимые приговаривались к порке от 15 до 50 розог и до 100 розог, «если провинившийся допустил преступление, которое послужило причиной лишней потери бойцов или неудачей в бою». Высшим наказанием считались розги и выселение с конфискацией имущества из пределов области.
Опираясь на этот документ, командный состав потребовал полноты власти, «низы» сопротивлялись.
Интересен документ: «13/5. Начдивом 1 дивизии Ермаковым был отдан приказ о введении в войсках строгой дисциплины и предоставления неограниченной власти военному совету, комсоставу. На что части дивизии в своих постановлениях высказались за строгую дисциплину, но против предоставления полноты власти командному составу. Причем наказание за все проступки, совершенные казаками или командным составом, налагаются сотней».
В своих листовках, подбрасываемых в красные части, казаки писали: «У нас свобода, равенство, братство. Жалования у нас нет ни командирам, ни рядовым. Вот это равенство и братство трудового народа».
2 (15) апреля приказом № 23 по Округу был объявлен единый для всех «приварочный оклад», «провиантский оклад» и «фуражный оклад»:
Говядины — 1 фунт.
Сала — 10 золотников.
Крупы пшенной — 24 золотника.
Подболточной муки — 6 золотников.
Хлеба — 2 фунта.
Крупы пшенной — 24 золотника.
Овес и ячмень — 12 фунтов.
Сено — 10 фунтов.
Военнопленным:
Говядины — 24 золотника.
Сала — 5 золотников.
Крупы — 12 золотников.
Хлеба — 1 фунт.
Крупы смешанной — 12 золотников.
Напомним, что фунт равен 400 граммам, а золотник составляет 1/96 часть фунта — 4,266 грамма.
Приказом № 34 от 1 (14) мая по округу из провиантского оклада и казаков и военнопленных крупу убрали, оставили лишь хлеб из смешанной муки.
Казаки Верхнего Дона восстали под белыми повязками, о чем свидетельствуют очевидцы 27 февраля (12 марта) — «У многих на фуражках нашита белая лента» — и приказ № 1 1(14) марта 1919 года по Верхне-Донскому округу: «Приказываем гражданам снять белые повязки впредь до распоряжения Военного отдела, которому поручается установить отличия, характеризующие настоящее народное восстание».
Пока окружной военный отдел разрабатывал новые знаки отличия, часть казаков ударилась в другую крайность. 15 (28) марта член РВС 8-й армии Якир докладывал, что повстанцы выходят в бой с красными повязками.
Возможно, в итоге появились красные и белые повязки (белая сверху), возможно, нашивки крест-накрест, что означало «конец кровопролитию и скорейший переход к мирному труду». К красному флагу были пришиты белые ленты. Очевидцы говорили, что нашивки на рукаве были «клином».
Можно установить время введения новых знаков различия. 22 марта (4 апреля) советская разведка донесла: «Повстанцы носят на рукаве красные и белые нашивки». Казанцы и мигулинцы с красными повязками ходили дольше. 16 (29) апреля разведка экспедиционной дивизии 8-й армии докладывала: «Казаки заменили красные повязки на рукавах красно-белыми, местами офицеры надевают погоны».
Упорядочены знаки различия были в приказе № 13 по войскам Верхне-Донского округа от 10 (23) мая 1919 г. с довольно сумбурной мотивировкой: «Ввиду того, что во время боевых операций везущие экстренное донесение, которое должно прочитываться командиром другой части, а последнего трудно отыскать, объявляю знаки отличия командного состава: начальникам дивизий околыш фуражки обшить красной и белой лентой — белой сверху и красной снизу; командирам бригад — на левом рукаве белый круг с косым красным крестом в середине; командирам полков — левый рукав обшить белой и красной лентой, белой сверху и красной снизу. Командирам сотен — косой красный крест на околыше в белом кругу».
И, наконец, когда повстанцы соединились с Донской армией, 27 мая (9 июня) 1919 г. последовал приказ № 15 по войскам Верхне-Донского округа: «Ввиду неоднократных просьб войсковых частей разрешить им ношение погон, кокард и лампас, т. е. строго установленной формы войск Всевеликого войска Донского, приказываю всем воинским чинам и их начальникам одеть таковую с 28 сего мая сего года», помимо приказа рекомендовалось производить приветствие воинских чинов «по мере возможности».
Казаки правобережных хуторов Вёшенской станицы сохранили с первых дней восстания белое знамя с надписью «Восставшие казаки Вёшенской станицы 1-го конного полка» (хотя полк еще в марте 1919 г. был перенумерован в 4-й)‘.
Тактика казаков повстанческой армии оставалась прежней с поправкой на то, что бои они вели у своих хуторов и зачастую не отрывались от жизни хутора. Советская разведка доносила: «13/5. Казаки на полевых работах, перед наступлением играют сбор, все берутся за оружие и идут в бой. Чтобы произвести впечатление, берут в цепь всех мужчин до 15 лет. Оружия мало. Цепь в 100–150 человек имеет 40–50 винтовок».
В цепи использовалась артиллерийская поддержка. «Артиллерия шла с цепью. Снаряды жалели и стреляли наверняка», — отмечали сами повстанцы.
Широко практиковались повстанцами ночные набеги. «Инициаторами набегов на хутора, занятые нами, — докладывали красные, — являются казаки этих хуторов, ушедшие в стан белогвардейцев и оставившие свои семейства и хозяйства в занятых нами хуторах. Установлено, что большую часть банды, совершающей набег, составляют казаки этого хутора, на который совершается набег».
После первых боев советское командование отмечало, что у казаков «прекрасная живая связь и осведомленность о всех передвижениях и действиях наших войск в районе повстанцев», что работают «лазутчики, выдвинутые мятежниками в разнородные и зачастую необстрелянные наши войска».
Согласно мемуарам Кудинова, армия еще 10 (23) марта была реорганизована и сведена в 5 дивизий и одну конную бригаду. В «Заключительной главе к «Восстанию Верхне-донцов»» Кудинов дал список командного состава армии (не полный) на 20 марта (2 апреля) 1919 г. Опираясь на него и привлекая другие воспоминания и архивные документы, попытаемся воспроизвести организационную структуру армии и список ее командного состава:
Командующий армией — хорунжий (с 12 (25) апреля — есаул) П. Н. Кудинов.
Начальник штаба армии — подъесаул (с 12 (25) апреля — есаул) И. Г. Сафонов.
Адъютант по оперативной части — подпоручик Иван Никифорович Бахметьев (однако есть приказ № 10 по округу, что адъютантом по оперативной части с 13 (26) марта назначен сотник И. Г. Выпряжкин).
Бахметьев — фамилия явно не донская, сотник Выпряжкин — из казаков Каргинской станицы.
С 3 (16) мая 1919 г. в связи с болезнью И. Г. Сафонова И. Н. Бахметьев исполнял обязанности начальника штаба (приказ № 13 по войскам Верхне-Донского округа от 10 (23) мая 1919 г.).
Адъютант по строевой части — Б. М. Сербич (из богатых иногородних станицы Вёшенской, формально назначен с 20 апреля (3 мая) 1919 г. приказом № 15 от 27 мая (9 июня) 1919 г.).
Завхоз штаба — чиновник А. Е. Земцов (назначен тем же приказом и с того же времени, что и Сербич).
Перечень частей лучше начать с Отдельной бригады: командир — хорунжий Дмитрий Колычев (однополчанин и друг Кудинова), станицы Казанской; начальник штаба — «опальный» подъесаул А. С. Алферов.
1-й Еланский полк — подхорунжий Григорий Матвеевич Богатырев (однополчанин и друг Кудинова). В полку в конце мая 1919 г. 4 сотни по 90 человек. Полк назывался еще «2-м Еланским».
2-й Вёшенский «смешанный» полк из казаков поселения самой Вёшенской станицы (в полк входили иногородние этой станицы) — вахмистр Ванифатий Назарович Кудинов (родной брат командующего). Формально о назначении В. Н. Кудинова командиром полка с 18 (31) мая 1919 г. было объявлено в приказе № 15 уже после соединения повстанцев с белыми. В полку 3 конные сотни и 1 пешая сотня (1-я Вёшенская конная, 1-я Вёшенская пешая, Сингинская и Максаевская), здесь же были вёшенские иногородние, названные 5-й сотней. В конце мая 1919 г. в конных сотнях по 70 шашек, в пешей — 150 штыков.
Позже в бригаду была включена Усть-Хоперская сотня (в конце апреля — 74 шашки), которая была развернута в 1-й Усть-Хоперский полк — командир подхорунжий Митичкин. Известно, что в полк входили Ягоднинская сотня и 4-я Горбатовская сотня — командир Горбатов Василий Иванович (в конце мая сотня перешла к большевикам).
Кроме того, в конце апреля в бригаде была «партизанская сотня» в 70 шашек.
Наличие этой сотни приоткрывает завесу над поздним назначением В. Н. Кудинова на должность командира Вёшенского полка. Дело в том, что 18–19 апреля (1–2 мая) 1919 г. в Вёшенской проходил 2-й съезд представителей станиц и фронтовых частей, и среди его решений есть пункт 16: «Заслушав рапорт вр. исп. долж. командира 1-го Вёшенского смешанного полка гр. Куккель о сформировании партизанской сотни из добровольцев, постановил: разрешить Куккель сформировать сотню для распространения налетами народного восстания, для выполнения боевых задач и для скорейшего, по возможности, соединения с Донской армией». Номер «1» смешанного полка не должен смущать, почти все полки Верхне-Донского округа в момент своего формирования выбирали себе такой номер. Название «смешанный» и задача соединиться с Донской армией указывает именно на Вёшенский полк отдельной бригады (еще один полк — 1-й Вёшенский конный 5-й дивизии — держал фронт на северо-востоке округа на берегу Хопра и не мог получить задачу на соединение с Донской армией). Таким образом, до вахмистра В. Н. Кудинова Вёшенским смешанным полком командовал «гр. Куккель». Поиск среди активных действующих лиц времен Гражданской войны на Дону позволил выявить лишь одну (и единственную) подходящую кандидатуру — штабс-капитан Богучарского добровольческого отряда Генрих Иоганнес Куккель.
В конце мая 1919 г. бригада была преобразована в 6-ю повстанческую дивизию. Приказ № 15 по войскам Верхне-Донского округа от 27 мая (9 июня) 1919 г. гласил: «Из 2 Вёшенского, 2 Еланского и Усть-Хоперского полков сводится 6 дивизия. Начальником назначается сотник Богатырев П. Г. с 18 мая сего года». Сотник (затем — есаул) Петр Григорьевич Богатырев был первым офицером, прилетевшим на аэроплане на связь с повстанцами.
Бригада (а затем дивизия) занимала позицию на правом берегу Дона на границе Верхне-Донского и Усть-Медведицкого округов.
1-я конная дивизия была сформирована из казаков Каргинской и Боковской станиц и из казаков правобережных хуторов Вёшенской станицы. Командовал дивизией хорунжий Х. В. Ермаков. Начальник штаба — сотник М. Г. Копылов. Адъютант штаба — Бондаренко.
3-й конный полк — подхорунжий П. Боков.
4-й конный полк — подхорунжий Иван Платонович Рябчиков.
5-й конный полк (Боковский). Возможно, полком командовал подхорунжий Иосиф Алексеевич Фаддеев. Позже — есаул Алифанов.
6-й пеший полк — вахмистр Иван Александрович Зыков.
Дивизия занимала позиции на юго-восточном направлении в районе станицы Каргинской.
2-я конно-пешая дивизия состояла из казаков Мигулинской станицы. Командовал дивизией сотник Митрофан Терентьевич Меркулов; начальник штаба — хорунжий А. В. Чайкин; адъютант — сотник В. Г. Сидоров. Командир 1-й бригады — Яков Рыбников.
Связь с дивизией была плохая, о чем свидетельствуют два приказа по войскам Верхне-Донского округа: № 12 от 30 апреля (13 мая) 1919 г.
«Утверждается мною:…
5) в должности начальника штаба 3-й дивизии с 29 апреля 1919 Л.B. Чайкин»; № 13 от 10 (23) мая 1919 г.: «Во изменение приказа № 12 утверждается начальником штаба Чайкин не Л.B., а Ал. В., и не 3-й, а 2-й дивизии» (Чайкин Алексей Васильевич, 1891 года рождения, учитель Гусынко-Климовской школы Вёшенской станицы, в 1917 г. хорунжий 47-го Донского казачьего полка).
О командном составе дивизии Кудинов почти не пишет, но по архивным документам этот командный состав можно установить.
1-й пеший полк — с 23 апреля (6 мая) хорунжий Петр Савельевич Прибытков.
Наиболее полные сведения содержатся в архивах именно по этому полку. Полк был сформирован 10 (23) апреля 1919 г. из казаков, присланных из других полков дивизии: из 1-го конного полка — 264, из 2-го конного — 119, из 4-го конного — 339, из района хуторов Вяжинский — Ольховский — 163.
Помощник командира полка — Щебуняев Афанасий Терентьевич (с 5 (18) июня — хорунжий Абакумов Митрофан Андреевич из 2-го конного полка).
Адъютант полка — подхорунжий Мрыхин Афанасий Карпович.
Завхоз полка — Борщев Роман Дмитриевич.
1-й батальон — Соболев Степан Николаевич (затем Щиров Тит Ефимович).
1-я сотня — Меркулов Иван Куприянович.
2-я сотня — Кривцов Алексей Иванович (затем Фролов и Дерябкин Сергей Иванович).
3-я сотня («Затонская») — Калмыков Елизар Евдокимович (затем Моисеев и Губарев Захар).
2-й батальон — Сергеев Василий Дмитриевич (убит 27 апреля (10 мая), вместо него назначен Меркулов).
4-я сотня — Вяликов Григорий Егорович (затем Бабкин и с 13 (26) мая Меркулов Тимофей).
5-я сотня — Анистратов Федор Григорьевич (затем А. Насонов).
6-я сотня — Егоров Тимофей Егорович (ранен 22 апреля (5 мая), затем Богатырев Иван с 20 мая (2 июня) и подхорунжий Афанасий Бирюков с 5 (18) июня).
7-я сотня — Меркулов Алексей Капитонович (с 8 (21) мая избран Иван Земляков).
Пулеметная команда — Кузнецов Константин Яковлевич.
О других полках дивизии известно меньше.
1-й конный полк — подхорунжий Егоров. После отправки пеших казаков в 1-й пеший полк в 1-м конном полку осталось 2,5 сотни казаков.
2-й конный — подхорунжий Филимонов, адъютант Колычев (позже командир — вахмистр Сетраков, за адъютанта Гладков).
3-й конный — командир неизвестен. На начало июня в полку числилось 6 конных и 3 пешие сотни. 6-й конной сотней в это время командовал сотник Удовкин.
4-й конный полк — подхорунжий Рыбников, адъютант Липодаев.
Дивизия занимала позиции на южном и юго-западном направлении, прикрывая станицу Мигулинскую.
3-я дивизия формировалась из казаков Казанской станицы. Командовал дивизией сотник Афанасий Арсентьевич Егоров; начальник штаба — хорунжий Сидоров.
1-й конный полк — подхорунжий Башкин.
2-й конный полк — подхорунжий Агафонов.
В архивных документах встречаются командиры полков Цыганков и Гладилин.
Партизанский отряд — хорунжий Д. Шумилин.
Дивизия прикрывала западное направление и район станицы Казанской.
4-я дивизия состояла из казаков Казанской и Вёшенской станиц и крестьян Воронежской губернии. Командовал дивизией подхорунжий Кондратий Егорович Медведев; начальник штаба — подхорунжий Иван Корнеевич Ширяев.
Изначально дивизия была сформирована из трех полков: Шумилинского пешего, Шумилинского конного и Дудоро-Ежовского. Позже дивизия приняла следующий вид:
Шумилинский полк — урядник Симонов. Полк иногда назывался «10-й Шумилинский».
Дударевский полк — прапорщик Иван Константинович Благородов. На 9 (22) мая в полку 200 шашек, 100 штыков.
Колодезно-Березняговатский полк (по другим данным — Березняго-Лопатинский) из казаков и крестьян — фельдфебель Климов (затем подхорунжий Разогреев).
9 (22) мая в расположении дивизии значится 11-й Ежовский полк — командир фельдфебель Климов, адъютант — унтер-офицер Зарубин. Возможно, это один и тот же полк.
Дивизия прикрывала северо-западное и северное направления. Части ее, будучи из казаков разных станиц и крестьян Воронежской губернии, обычно действовали разрозненно. Еще 12 (25) апреля советская разведка сообщала о самостоятельных отрядах Благородова (в хуторе Ежовском) и Медведева (в хуторах Бабьев и Николаевка). Последний имел 400 конных, 400 пеших и 1 орудие. А также сообщалось о некоем отряде «семеновцев» в хуторе Макаров из 1000 человек, 3 легких орудий и 1 мортиры.
5-я дивизия состояла из казаков левобережных хуторов станиц Вёшенской и Еланской и из казаков хоперских станиц.
Командовал дивизией хорунжий Пантелей Иванович Ушаков. Начальник штаба — сотник Михаил Иванович Зотьев.
1-й Вёшенский полк — прапорщик Николай Васильевич Дарин. Дарин (как и Г. И. Куккель) до восстания служил в Богучарском добровольческом отряде, в пулеметной команде, и отнюдь не был казаком или хотя бы уроженцем станицы Вёшенской.
В полк, по воспоминаниям очевидца, командира сотни, входили Ушаковская, Колундаевская, Гороховская, Черновская, Решетовская, Лебяжинская сотни. Красная разведка называет несколько иной состав: сотни 1-я Решетовская, 3-я Кобызевская, Черновская, Ушаковская, Дубровская. Это был единственный полк полного состава в дивизии.
2-й Еланский полк — хорунжий Иван Федорович Голицын.
Известно, что в полк, помимо других, входили Терновская сотня (командир — Борис Яковлевич Макаров) и Кочетовская сотня (командир — Василий Семенович Кочетов).
Недавно было обнародовано следственное дело И. Ф. Голицына, расстрелянного в 1930 г., из его материалов следует, что в полку было 4 сотни. Командовали ими: Макаров Борис Яковлевич (хутор Кочетов), Голицын Степан (хутор Терновской), Тарасов Михаил Егорович (станицы Еланской), Мельников Иван (хутор Солонцовский). Но после боя под Еланской с Московским полком в Еланском полку было уже 6 сотен.
3-й Калиновский полк (Слащевской станицы) — подхорунжий Митичкин, затем подхорунжий Гришин (по материалам указанного следственного дела полком командовал учитель Орешкин). Помощник командира полка — Михаил Сиволобов.
В конце мая в полк входили 1-я Калиновская, Глуховская, Подская, Поповская смешанная, Евсеевская и Подковская сотни. Иногда в сводках красных встречается Калиновский пеший полк урядника Ульянова (видимо, речь идет об одном и том же полку).
В начале мая были попытки развернуть полк в дивизию из казаков Хоперского округа. Были временно созданы Калиновский, Краснополовский, Панкратовский и Глуховский полки по 250–350 человек, по 1–2 пулемета на полк. Позже появлялся Шакинский добровольческий полк.
4-й Букановский полк — сотник Белов.
Полк был очень малочисленным, иногда упоминается лишь Букановская пешая сотня — 180 человек.
В дивизии был карательный отряд Шмелева.
Дивизия прикрывала северо-восточное и восточное направления на левом берегу Дона.
Кроме названных частей в ряды повстанческой армии входили полки, перешедшие из Красной Армии. Такими были Сердобский полк и части Федосеевского казачьего полка.
4-й (а затем — 204-й) Сердобский полк Красной Армии был сформирован в конце июня 1918 г. в Саратовской губернии из крестьян Сердобского уезда, переживших «чехословацкую оккупацию». Весь командный состав состоял из местных офицеров старой армии. Командир полка — Виталий Иосифович Врановский, штабс-капитан, с конца сентября 1918 г. состоял в рядах РКП (б). Комиссаром полка был Козьма Чернышев, помощниками комиссара — Поляков и Лавров.
Полк сражался на Уральском фронте, причем особой дисциплиной не отличался — устраивал митинги и подвергался чисткам. Командир не пользовался особым авторитетом. 4 декабря 1918 г. на митинге бойцы назвали его саботажником.
5 декабря полк прибыл с Восточного фронта в составе Уральской дивизии. В первом же серьезном бою 3 (16) декабря под Красненьким, когда отряд Гусельщикова (37-й и 38-й конные, 23-й Гундоровский пеший полки и Богучарский добровольческий отряд) разбил 3-й кавалерийский Курский, 5-й Заамурский конный и 6-й Московский полки, сердобцы отличились, хотя и потеряли 200 человек пленными. В плен попал и комиссар полка Чернышев.
Казаки искали среди пленных добровольцев, инородцев и коммунистов и расстреливали. Из попавших в плен 5 коммунистов были выданы двое, но Чернышева солдаты не выдали. Тем не менее ночью он пытался покончить с собой, так как пьяные офицеры всю ночь заставляли играть попавший в плен оркестр Сердобского полка. 18 (31) декабря Чернышеву удалось бежать из плена (впрочем, мытарства его на этом не кончились)…
Сердобский полк заработал репутацию стойкого полка. 24 декабря РВС Южного фронта просил ВЦИК наградить полк Красным Знаменем.
Уральская дивизия была влита в 23-ю стрелковую («Мироновскую»). Сердобский полк, бывший на переформировании в родном городе, получил номер «204».
3 марта сердобцы выехали на фронт и 5 марта были инспектированы инспектором пехоты 9-й армии Захаревичем. Внешний вид полка произвел на проверяющих «очень хорошее впечатление», боевая подготовка была признана удовлетворительной. Кроме того, инспектирование показало: «Полк политкомиссара не имеет, функции коего исполняет председатель комячейки. Бывший комиссар Чернышев арестован без предъявления обвинения в городе Сердобске начальником гарнизона. Комячейка есть, но небольшая. Отсутствует литература.
Лекторов и агитаторов нет, и политических собеседований не проводилось» (однако позже Чернышева в Сердобске освободили, и он догнал полк).
К акту инспектирования прилагался список командного состава полка.
| Должность |
Имя |
Звание в старой армии |
Местожительства |
| Командир полка |
Врановский Виталий |
штабс-капитан |
Сердобск |
| Помощник |
Волков Виктор |
поручик |
Сердобск |
| Адъютант |
Агриков Павел |
прапорщик |
Сердобский уезд |
| Помощник |
Петров Василий |
чиновник |
Сердобск |
| Начхоз |
Есаулов Александр |
штабс-капитан |
Сердобск |
| Командир 1-го батальона |
Смирнов Сергей |
поручик |
Вольск |
| Командир 1-й роты |
Кочкин Александр |
прапорщик |
Сердобск |
| Командир 2-й роты |
Щетинин Павел |
прапорщик |
Сердобск |
| Командир 3-й роты |
Калачев Александр |
подпоручик |
Сердобский уезд |
| Командир 2-го батальона |
Дзернейко Константин |
поручик |
Сердобск |
| Командир 4-й роты |
Костин Варлаам |
прапорщик |
Сердобск |
| Командир 5-й роты |
Степанкин Родион |
подпоручик |
- |
| Командир 6-й роты |
Дзернейко Иосиф |
прапорщик |
Сердобск |
| Командир 3-го батальона |
Дубровин Роман |
поручик |
Сердобск |
| Командир 7-й роты |
Бычков Федор |
подпоручик |
- |
| Командир 8-й роты |
Оголихин Георгий |
фельдфебель |
- |
| Командир 9-й роты |
Аникин Константин |
прапорщик |
Сердобск |
| Начальник пулеметной команды |
Феоктистов Александр |
подпоручик |
Сердобский уезд |
14 марта полк стоял на берегу Донца в хуторах Бородин, Муравлев, Кудинов Калитвенской станицы, откуда и был направлен на подавление восстания как один из надежных.
Однако надежность полка была уже показной. В марте 1919 г. в Поволжье, в частности, в Сердобском уезде, начались восстания под тем же лозунгом — «За Советы без коммунистов». Солдаты знали о восстаниях и имели среди восставших родственников. Один из сердобцев показал впоследствии, что адъютант Сердобского полка Агриков «слышал, что в Саратове восстание». В воззвании, выпущенном впоследствии изменниками-сердобцами, есть слова: «Да здравствует Советская Свободная Россия и наши восставшие отцы». Вряд ли слово «отцы» относится к восставшим вёшенским казакам.
В результате половодья экспедиционные части 9-й армии были разделены. Командир полка Врановский был назначен начальником боевого участка на правом берегу Дона. В его участок кроме Сердобского полка входили еще 2-й и 3-й заградительные отряды. На передовых позициях стояли Сердобский полк (хутора Затонский — Крутовской) и 2-й заградительный отряд (хутора Чеботарев — Девяткин). 3-й заградительный отряд был в тылу. Неподалеку, в хуторах Маноцков и Лапин стоял батальон лыжников.
2 апреля Врановский докладывал: «На моем участке вся инициатива в моих руках; мои разведчики с гораздо меньшими силами все время сбивают заставы противника, конная разведка все время находится под хуторами Матвеев — Ягодный. В общем замечается у противника неуверенность в действиях; необходимо энергичное наступление для закрепления инициативы в наших руках».
Однако вскоре неустойчивость полка стала проявляться.
9 апреля полк вел наступление на хутор Матвеевский. Прикрывавший левый фланг 2-й заградительный отряд отошел, фланг оголился. Казаки Отдельной повстанческой бригады перешли в контратаку, и в прошлом надежный полк бросился бежать, бросая шинели и ботинки.
К этому времени в полку уже был составлен заговор с целью перехода на сторону повстанцев. Во главе заговора стоял командир полка Врановский, его помощник Волков, командир 3-го батальона Дубровин. Комиссар полка Чернышев не проявил бдительности.
Впоследствии выяснилось, что во время боев 9–10 апреля «кадеты посылали делегатов к сердобцам и говорили, за что воюют». Во время переговоров Врановский поставил условие, что в случае перехода к повстанцам он останется командиром полка. «На это кадеты согласились».
Еще до сдачи, 11 апреля, заговорщики арестовали комиссара и вечером отправили его в Еланскую, в расположение казаков. В ночь с 11 на 12 апреля произошел «переворот». «Командир 3-го батальона Дубровин… собрал батальон и объяснил, что полк окружен, иного выхода нет, кроме как сдаться в плен».
Расследование установило причину перехода: «Агитация командного состава, в частности командира полка Врановского и командира 3-го батальона Дубровина. Они открыто, в конце концов, приказывали переходить на сторону казаков. Агитация заключалась в лозунгах: «Мы и казаки за Советы, но против коммунистов-грабителей, против коммуны, расстрелов. Восставшие кругом нас казаки — не кадеты. Да здравствует свобода слова, печати и народное правление»… Указывалось одному батальону, что другой-де уже перешел на сторону казаков. Не все сердобцы-красноармейцы хотели переходить на сторону восставших, было брожение».
Мятежники захватили Усть-Хоперскую, хутора Рыбный, Боерак-Попов и переправу у хутора Ярского.
Сердобцы арестовали командира находившейся рядом противосамолетной батареи. Были арестованы, пытаны и расстреляны три комиссара Особого отдела: Меркулов, Серебров и Буланцев и предревкома Усть-Хоперской станицы Грачев. Все это производилось «своими силами». Некий «Юзик», ординарец и разведчик, пытал их, вставлял в рот нагайку и вертел.
Комбриг Л. И. Лозовский, ехавший по сдаче должности в Усть-Медведицкую через хутор Ярский, был арестован на переправе и расстрелян после допроса конными разведчиками Сердобского полка (предварительно избит прикладами).
Местных коммунистов — всего 15 человек — сердобцы выдали повстанцам, но пока тех пригнали в Вёшенскую, в живых осталось 5 человек.
В Усть-Хоперской сердобцы перехватывали все телеграфные разговоры между штабом фронта (г. Козлов), штабом 9-й армии (станица Морозовская) и штабом экспедиционных войск 9-й армии (станица Усть-Медведицкая).
Еще 11 апреля 2-й заградительный отряд получил приказ Врановского, как командира боевого участка, занять хутор Ярский. Хутор был занят, но через три часа оставлен, так как отряд не получил поддержки, причем солдаты отряда бросили 20 винтовок и 2 ящика патронов.
Ночью отряд получил приказ Врановского перейти в Усть-Хоперскую. Около 7 часов утра он был окружен там сердобцами под командованием командира 1-го батальона Слезкина. Слезкин предложил сдать оружие и после разоружения сказал, что ночью полк вошел в соглашение с казаками, и предложил присоединиться.
Следствие выяснило, как происходило разоружение. Утром к штабу 2-го заградительного отряда подъехали 4 ординарца Врановского, спросили, здесь ли штаб, и уехали. Потом приехали другие ординарцы, выставили 3 пулемета возле штаба и велели командиру отряда Голубинскому следовать за ними.
Комиссар отряда и помощник командира смешались с толпой, которую агитировал один из батальонных командиров Сердобского полка, вышли на улицу и пошли в разные стороны. Помощник командира пришел в Усть-Медведицкую, в штаб экспедиционной дивизии, комиссар исчез.
Сердобцы шли по квартирам с телегой и собирали оружие, угрожая гранатами. Кто бежал, того расстреливали.
Вечером сдавшихся бойцов 2-го заградительного отряда поставили в цепь через 3–4 человека между сердобцами, впереди стала казачья цепь, чтоб не перебежали.
После разоружения 2-го заградительного отряда в Усть-Хоперскую вошли две сотни казаков и устроили общий митинг, на котором предложили послать делегацию к гарнизону станицы Усть-Медведицкой с предложением перейти на сторону повстанцев. Командованию повстанцев была послана телеграмма: «Я, командир 4-го Сердобского полка, от имени всех солдат приветствую братьев — восставших казаков и ныне со своим славным полком присоединяюсь к рядам доблестной армии восставших. Ст. Усть-Хоперская занята мною. Комиссары переловлены и расстреляны. Веду бой с красными. Жду распоряжений. Врановский».
Далее Врановский послал за батальоном лыжников и 3-м заградительным отрядом, как бы прося помощи от мятежников, те выслали вперед разведчиков, которых Врановский уговаривал перейти на сторону повстанцев, говоря им, что будут воевать за советскую власть, но против коммунистов, грабежей и расстрелов. Прибывшие части не согласились перейти на сторону казаков, завязался бой…
Перешедшие сердобцы до 13 апреля старались скрыть факт измены и подтверждали в телеграфных разговорах с командармом-9, что 12 апреля вели бой, потеряли 50 бойцов убитыми и 60 ранеными, а Врановский — убит в бою. Лишь в ночь на 13 апреля бежавшие бойцы 2-го заградительного отряда сообщили: «Сегодня в ночь 204-й полк собрал митинг и решил перейти к казакам; батарея присоединилась к ним. Наш отряд разоружен…».
С переходом полка силы повстанцев увеличились на 380 штыков, 10 пулеметов и 2 орудия. Сердобский полк был пополнен пленными красноармейцами, находившимися в станице Еланской, и включен в состав 5-й повстанческой дивизии. Противосамолетной батареей, которую захватили сердобцы, командовал бывший адъютант полка Петров.
15 апреля перебежал обратно к красным начальник пулеметной команды и 9 пулеметчиков, они прихватили с собой 2 пулемета, 6 верховых лошадей, 4 повозки, 29 пулеметных лент. Беглецы сообщили, что Врановский жив и командует полком.
Развивая успех, 13 апреля 2000 конных и 2000 пеших повстанцев (3 полка) при 1 орудии атаковали 5-й Заамурский и Московский полки красных, но были отбиты с потерями.
Сам переход четырех сотен солдат на сторону повстанцев ненамного увеличил их силы. Важен был агитационный момент. Перешел один из лучших полков армии, награжденный Красным Знаменем.
Сердобцы засыпали экспедиционные войска воззваниями, заявляя, что «постановили защищать Советскую власть до последней капли крови, но идем только против коммуны, против расстрелов, против реквизиций нашего последнего имущества, против бесчинств, которые творят коммунисты. Мы также будем бороться до последней капли крови против кадетов, против буржуазии, против капитала, как и против коммунии» (примечательно, что ни в одном воззвании повстанцев-казаков не было призыва бороться против кадетов и капитала). Другой примечательной чертой сердобских листовок был пацифизм, призывы закончить войну.
Как боевая часть в рядах мятежников Сердобский полк оставлял желать лучшего.
Согласно донесению, в ночь с 18 на 19 апреля перешедшие на сторону повстанцев солдаты Сердобского полка, 2-го заградительного отряда и 24-го армейского этапа, 2 сотни казаков при 1 орудии и 17 пулеметах повели наступление на Усть-Медведицкую. Повстанцы Верхне-Донского округа на Усть-Медведицкую не пошли. Сердобцев поддерживали две сотни мобилизованных усть-хоперских казаков.
Батальон лыжников и 3-й заградительный отряд подпустили их на 400–500 шагов и открыли огонь. Сердобцы, бросив 3 пулемета, отошли на 1500 шагов и окопались.
Карта области Войска Донского с указанием очагов казачьих выступлений
Х. В. Ермаков
Листовка, изображающая изгнание красноармейцев из станицы
Ф. К. Миронов
Расположение частей Красной Армии в районе восстания
П. Н. Кудинов
Л. Д. Троцкий
Генерал А. П. Богаевский
Генерал П. Н. Краснов
Генерал В. А. Алферов
Генерал В. И. Сидорин
Листовка, изображающая встречу восставшими самолета из Новочеркасска
Казаки-ветераны Германского фронта
Казаки перед атакой
Китайцы на службе в Красной Армии
Красные кавалеристы
П. Н. Кудинов в 1956 г.
На рассвете помначштаба эксвойск 9-й армии Полунов подъехал к неприятельской цепи и уговорил сдаться собравшихся вокруг него солдат 4-й роты 2-го батальона (50 человек с пулеметом). В образовавшийся прорыв была двинута незначительная часть красных — 10 сабель (Полунов со штабными ординарцами). Они рассеяли находившуюся на отдыхе сотню казаков, прошли на 7 верст в тыл повстанцев, заняли хутора Боерак и Сенюткин, захватили 1 орудие, 5 пулеметов, походную кухню, обоз и 300 пленных. Стоявший отдельно 1-й батальон сердобцев решил, что попал в окружение, и сдался после переговоров взводу красной пехоты.
Красные части повели наступление на Усть-Хоперскую и 21 апреля заняли ее. П. Н. Кудинов писал в мемуарах, что сердобцы потеряли 3/4 состава, и целый полк казаков был послан, чтобы прикрыть бегство оставшихся.
22 апреля «вторично» попавшие в плен (теперь уже к красным) сердобцы устроили митинг и просили позволить загладить вину. Из 250 пленных сердобцев был сформирован батальон под командованием бывшего командира 133-го стрелкового полка Южина и 24 апреля вступил в Усть-Хоперскую в качестве гарнизона. 22 апреля стало известно, что комиссар полка Чернышев убит в плену.
18–19 апреля (1–2 мая) Второй съезд представителей станиц и воинских частей Верхне-Донского округа принял решение: «Рядовых 4-го Сердобского полка, желающих остаться на службе округа, влить в войсковые части партиями не свыше 30 человек, желающих же возвратиться на родину отпустить. Командный состав распределить по усмотрению командующего войсками по штабам дивизий, а желающих отпустить на родину».
Наименование «4-й Сердобский полк» сохранилось в агитационных целях у повстанцев, а затем и в Донской армии. Врановский стал адъютантом штаба 5-й повстанческой дивизии.
Федосеевский (по названию станицы) казачий полк был сформирован большевиками специально для подавления восстания. Приказ № 1 по Федосеевскому революционному полку вышел 2 апреля 1919 г. Командиром полка был назначен Ф. Абрамов, помощником командира — Щедров, адъютантом полка — Каехтин. Комиссаром полка был назначен Митрофан Патрин. Командирами сотен стали: Кузнечиков Тихон, Потапов Федор, Сиволобов Михаил, Бочков Козьма, Буданов Иван.
Командирам сотен было предложено назначить себе помощников и взводных. «Как провиант, так и фураж брать у жителей под расписки и таковые предоставлять в штаб полка».
Объявлено было, что «полк будет распущен, когда будут уничтожены вёшенские бандиты».
При поступлении в полк казаки должны были взять у хуторского комиссара удостоверения о политической благонадежности. Объявлялось: если получивший удостоверение изменит, комиссар и его семья будут уничтожены. Так же на удостоверении должны были расписаться три благонадежных лица и тоже отвечать в случае измены.
Оружие (винтовки и орудие) в полк было доставлено из 5-го Заамурского полка.
14 апреля вышел приказ № 15 нашить красные нашивки.
С 20 апреля полк называется «Федосеевский Красный имени Ленина полк».
Количество бойцов:
Вскоре 5-я сотня была расформирована, казаки влиты во 2-ю и 3-ю сотни.
Из всех федосеевских красных казаков повстанцы отметили почему-то одного Щедрова, помощника командира полка: «казак-сволочь — Щедров хутора Попова станицы Федосеевской, как подлая гнида и Иуда предал своих братьев, взбаламутил казаков ленинской агитацией и перешел на сторону красной банды, сформировал 3 эскадрона хоперских казаков и был хорошо вооружен».
Видимо, Щедров действительно был инициатором формирования полка, а Ф. Абрамов, известный красный казак, в прошлом офицер, прибыл уже «на готовое».
Полк участвовал в боях с 5 апреля. В этот день 1-я сотня отбила наступление повстанцев на хутора Попов и Ольховый.
10 апреля на позиции выступил весь полк.
18 апреля полк ведет бой вместе с заамурцами у хутора Попова. 20 апреля благодарность за боевые действия получает 3-я сотня. 22 и 25 апреля — снова бои. Все это время Заамурский конный и Федосеевский казачий полки подстраховывают друг друга, выручают в трудные моменты.
В политотделе 9-й армии считали: «Эти казачьи формирования можно даже назвать батальонами смерти, так как они с бандитами могут драться только насмерть, ни те, ни другие в плен не берут. Такие казаки представляют великолепный боевой материал». Действительно, казаки-добровольцы усердно приглашались в Заамурский полк, «где все выдадут».
Однако с 18 апреля начались побеги из полка к повстанцам. Первыми бежали три казака: Кругляков Евграф, Макаров Макар, Карев Иван. Затем, 27 апреля, уходит к повстанцам вся 2-я сотня полка и в тот же день выезжает на перестрелку с разъездами заамурцев. 28 апреля в Федосеевском полку «брожение на неизвестной почве». 29 апреля 3-я сотня федосеевцев выбита из хутора Попова повстанцами, но при помощи 1-й сотни Заамурского полка восстановила положение. 30 апреля еще 15 казаков-федосеевцев перебежали к повстанцам.
«30/4. Комиссар Особого отдела Малкин передает, что в Федосеевском полку настроение враждебное, 2-я сотня перешла на сторону бандитов, идет усиленное братание с бандой, жители настроены враждебно, режут провода и столбы, развит шпионаж и предательство. Малкин передает, что Федосеевский полк необходимо разоружить».
Но полк не разоружили. После перехода 2-й сотни в нем осталось 290 сабель. Личный состав полка постоянно сокращался. 9 мая — 197 сабель, 2 пулемета; 4 июня — 108 сабель. Комсостав был сменен. В июне полком командовал Щедров Емельян при политкоме Упмале Карле.
Перешедшие к повстанцам федосеевцы держали фронт против своей станицы. Красная разведка доносила 22 мая, что на хуторе Блинкове стоят вновь сформированные части и федосеевцы — 3–4 сотни при орудии.
Впоследствии конная сотня федосеевских казаков была придана 1-й пластунской бригаде Донской армии.
Таковы были, согласно отрывочным сведениям, силы повстанцев.
Гораздо более полное представление мы имеем о составе и количестве экспедиционных войск.
Маршал А. И. Егоров, автор одной из первых работ о Гражданской войне на Юге, писал, что из 8-й и 9-й армий были посланы по одной дивизии: из 8-й армии — дивизия Антоновича (6565 штыков, 1171 сабля, 28 орудий), из 9-й армии — дивизия Волынского (4661 штык, 1426 сабель, 71 орудие). Но силы эти подходили по частям и оформились в дивизии не сразу. Как сообщал посланный на Дон член ЦК Белобородов, в первый месяц борьба носила «кустарный характер», так как не был ясен «масштаб» восстания.
В первые дни на мятежную Казанскую вместо затребованных двух полков выслали из Богучара роту трибунала и две комендантские роты.
Экспедиционные войска, направляемые из 8-й армии, концентрировались на трех направлениях. С юга (с фронта) подходили регулярные части 12-й стрелковой дивизии и группировались у слободы Журавка. С запада, от Богучара и Калача, по обеим сторонам Дона подходили тыловые части, которые были разделены на Богучарскую группу (правый берег Дона) и Калачевскую (левый берег).
Так, в Богучарскую группу вошли: отряд из разбитых заградотрядов 12-й и 13-й стрелковых дивизий, 1-й и 2-й роты политотдела и рота особого назначения 8-й армии, две комендантские роты города Богучара (эти комендантские роты отказались наступать на Казанскую и были разоружены), маршевые роты из добровольцев. В конце апреля туда же, в Богучарскую группу, по предложению Троцкого прибыли две роты ВЧК из Воронежа (87 штыков, 1 пулемет) и рота ВЧК из Тамбова (96 штыков, 2 пулемета).5 апреля на подавление восстания был послан 3-й Кронштадтский полк и прибыл к началу мая.
В конце апреля в состав эксвойск 8-й армии стали прибывать курсанты командных курсов. Первыми 19 апреля прибыли отряды из Тамбова (467 штыков, 6 пулеметов) и Рязани (432 штыка, 4 пулемета).26 апреля из Козлова на Чертково были отправлены Калужские и Орловские курсы (700 штыков).
К концу апреля был сформирован штаб экспедиционных войск 8-й армии.
Таким образом, к концу апреля 1919 г. экспедиционная дивизия 8-й армии представляла собой довольно пестрое соединение (данные на 20 апреля):
|
Штыков |
Сабель |
Пулеметов |
Орудий |
| Журавская группа |
| 103-й стр. полк |
703 |
57 |
40 |
4 |
| 104-й стр. полк |
775 |
60 |
12 |
2 |
| 106-й и 107-й стр. полки |
1721 |
120 |
42 |
8 |
| Сводный кавдивизион |
- |
80 |
3 |
- |
| 2-й дивизион 2-й артбригады |
- |
- |
- |
4 |
| 2-й заградотряд |
69 |
10 |
2 |
- |
| 3-й заградотряд |
200 |
- |
- |
- |
| Отряд курсантов |
838 |
- |
10 |
- |
| Богучарская группа |
| Правый отряд |
474 |
30 |
5 |
3 |
| Левый отряд |
641 |
- |
6 |
2 |
| Калужский эскадрон |
- |
133 |
- |
- |
| 1-й заградотряд 13-й стр. дивизии |
87 |
- |
- |
- |
| 3-й заградотряд 12-й стр. дивизии |
94 |
- |
- |
- |
| Калачевская группа |
| Правый отряд |
480 |
84 |
4 |
- |
| Левый отряд |
430 |
- |
6 |
2 |
| 1-й конный полк |
- |
316 |
2 |
- |
| Отряд моряков |
155 |
- |
1 |
- |
| Пензенско-Саратовский отряд |
200 |
- |
2 |
- |
Экспедиционные войска 9-й армии также подходили постепенно. С юга и юго-востока, чтобы быстро прикрыть самое опасное направление, концентрировалась конница — 1-й Саратовский конный полк, 11-й Камышинский дивизион, некоторое время в созданную группу входил 13-й кавалерийский полк из 8-й армии. С востока, прикрывая оба берега Дона и нижнее течение Хопра, были собраны надежные Московский губернский, 204-й Сердобский, 5-й Заамурский конный полки, батальон лыжников и несколько заградительных отрядов. С северо-востока подошли 10 маршевых рот и конный дивизион.
К 1 апреля 1919 г. экспедиционные войска 9-й армии, разделенные на 4 отряда — Дорохина, Загарина (Лозовского), Панунцева и Усть-Медведицкий, — достигли численности 7250 штыков и 2100 сабель. По другим данным — 6600 штыков и 2000 сабель при 14 орудиях.
Отряд Дорохина — 3000 штыков, 4 орудия.
Отряд Загарина (Лозовского) — 2500 штыков, 500 сабель, 13 пулеметов, 4 орудия.
Отряд Панунцева — 1500 сабель.
Усть-Медведицкий участок (батальон лыжников и 3-й и 4-й заградительные отряды) — 1100 штыков.
Эти данные штаба Южного фронта явно завышены. Приняв командование экспедиционными войсками 9-й армии, начдив-15 Волынский 27 марта составил список подчиненных ему войск.
1-й Московский полк — 2500 штыков (на 6 апреля — 1100 штыков).
5-й Заамурский полк — 470 сабель.
204-й Сердобский полк — 400 штыков.
1 — й, 2-й, 3-й заградительные отряды —?
I-й Саратовский конный полк — 300 сабель.
II-й Камышинский дивизион — 350 сабель.
Десять запасных рот — 1000 штыков.
Батальон лыжников — 600 штыков.
5-я конная батарея.
23-я противосамолетная батарея.
Таким образом, реальных сил в экспедиционных войсках 9-й армии было примерно вдвое меньше.
Позже, чтобы усилить южное направление, конной группе были приданы Морской батальон из 23-й стрелковой дивизии, 2-й Интернациональный батальон и 5-й кавдивизион (бывший 3-й казачий полк имени Степана Разина) из 16-й стрелковой дивизии.
Как и все мальчишки, я, насмотревшись фильмов, интересовался славными делами красной кавалерии, восхищался Буденным с его усами и ударом, «неповторимым по красоте и страшным по силе», и, ясное дело, сам выспрашивал и выспрашивал… Но помимо книжек узнавал я немного. Сосед Кузьмич, воевавший под Сталинградом, про последнюю войну рассказывал много, даже со стволом винтовочным, хранимым в сарае с хламом, давал поиграть, но про Гражданскую войну он не знал, родился в 18-м году. А бабушка, которую я донимал расспросами о войне и красной кавалерии, рассказывала только, как купали ранней осенью 1919 г. красные конники в пруду лошадей, потом в пруду купались хуторские девчонки и заболели коростой. Потом шла долгая история, как ее сестру Нюсю лечили от коросты, чем мазали, чем парили… Муж бабушки, мой родной дед, недоучившийся землемер, служил в 1-й Конной армии, но он умер в лагере под Миллерово в 33-м году, а из его рассказов бабушка помнила и передала мне лишь то, что в Польше Конную армию погнали так, что заскочил дед в одно местечко воды напиться и лишь на другой день свой полк догнал; потом где-то в Крыму взяли они очень много пленных, и дед был начальником конвоя, а когда переводили колонну пленных через мост, мост этот кто-то взорвал, и остался дед на одном берегу, а пленные и конвой на другом… Во всех этих рассказах было мало интересного и героического, хотя дед вернулся из армии взводным командиром с серебряным портсигаром за храбрость от самого Гришки Маслака. Впрочем, это для меня сейчас он «дед», а тогда, в 20-м году, на польском и врангелевском фронтах было ему 22 года.
Может быть, из-за этой обыденности и отсутствия героизма в рассказах я и заинтересовался всем тем временем так поздно?
Помню, спросил я как-то, знала ли бабушка красных казаков. Она сказала, что с дедом служил вместе Дмитрий Черников, но тот вроде иногородний, а потом вспомнила про Леона Ермакова. Леон был «политкаторжанин». В молодости он служил в Атаманском полку, вернулся со службы и как-то по пьяному делу отлупил, и сильно отлупил, местного попа. Дали ему за это несколько лет каторги. В 20-м году Леона, как пострадавшего от старого режима, поставили председателем в хутор Чиганаки. Председательствовал он лихо и, невзирая на свирепствовавший в округе политический бандитизм, чувствовал себя вольготно, сам пил и секретарю, 17-летнему парнишке, щедро наливал. Сам Фомин, в то время главарь банды, решил его «пощупать» и послал пятерых мобилизованных малолетков, «ушаковских ребят», чтоб привели к нему Леона Ермакова. В лунную летнюю ночь приехали его брать. Один коноводил, один на крыльце остался, а трое в хату пошли… Двоих, вязавших ему руки, Леон шарахнул лоб об лоб, третьим открыл дверь, стоявшему на крыльце поднес так, что тот «аж перепрокинулся», но пятый стрельнул по Леону из винтовки, когда он уже прыгал через плетень, и попал. Раненный в грудь навылет, прибежал Леон в Вёшки… Потом вроде поправился, вновь председательствовал, ну и «гудел» на ярмарках, которые начались с 22-го года.
Красные казаки, буденовцы, мироновцы, думенковцы, жлобинцы, блиновцы… Сколько полегло их от Саратова до Львова, от Воронежа до Туапсе. Малочисленная в привилегированном сословии беднота поддержала в глазах русской бедноты казачью славу борцов за свободу народа.
Но местные донские крестьяне казакам не доверяли. И красным — тоже. Когда в первых числах апреля из 9-й армии были посланы на подавление мятежа 2-й Интернациональный батальон и 3-й казачий имени Степана Разина полк (переименованный в эти дни в 5-й кавдивизион), неверно информированный Сырцов телеграфировал Ходоровскому и Колегаеву: «5/4. Сегодня прибыл Миллерово, узнал, что 3 казачьих революционных полка, 2-й пехотный из 16-й дивизии направлены усмирение восставших, настроение казаков антикоммунистическое. Крестьяне Миллеровского района обеспокоены и уверены, что эти казаки перейдут на сторону восставших. Отправку казачьих частей на усмирение казаков считаю недомыслием, если не преступлением. Предлагаю срочно отменить». У командования 9-й армии затребовали объяснений. Члены РВС Барышников и Петров «утешили» Сырцова: «Южфронту давно известно, что антикоммунистическое настроение царит не только (среди) казаков, но и среди многих красноармейских частей». Реввоенсовет фронта (Гиттис, Сокольников) все же разрешил направить казаков против мятежников, «если настроение в 5-м дивизионе твердое».
Дивизион прибыл на повстанческий фронт 10 апреля, прикрывал стык экспедиционных войск 8-й и 9-й армий, нес большие потери (6 мая состав — 373 сабли, 10 июня — 270 сабель). Но это был проверенный, испытанный отряд, сформированный из хоперской бедноты еще летом 1918 г.
Тактика экспедиционных войск диктовалась задачами, которые перед ними ставились, и условиями, в которых приходилось воевать.
Предстояло ограниченными сборными силами подавить мятеж, охвативший территорию в 10 тысяч квадратных километров, от Хопра до Богучара, а на первых порах хотя бы локализовать его.
Поскольку с юга, запада и северо-запада от территории мятежа лежали крестьянские слободы, наиболее опасным направлением было восточное, где находились станицы Хоперского, Усть-Медведицкого и 2-го Донского округов. Командарму-9 сразу же было приказано «не допустить возможности распространения его (восстания. — А. В.) по Дону со стороны Вёшенской на станицы к востоку».
Чтобы удержать соседние с районом мятежа хутора и станицы от выступления, их стремились запугать. 16 марта член РВС Южного фронта А. Колегаев предписал экспедиционным войскам: а) сожжение восставших хуторов; б) беспощадный расстрел всех без исключения лиц, принимающих прямое или косвенное участие в восстании; в) расстрел через 5 или 10 взрослого мужского населения восставших хуторов; г) массовое взятие заложников в соседних хуторах; д) широкое оповещение населения, что со всеми вновь восставшими хуторами поступят так же.
17 марта Реввоенсовет 8-й армии (Якир, Вестник) отдал приказ, в котором говорилось: «Предатели донцы еще раз обнаружили в себе вековых врагов трудового народа». Предписывались карательные меры — «поголовное уничтожение», процентный расстрел, сожжение станиц. Заключался приказ словами: «Всем частям, действующим против восставших, приказывается пройти огнем и мечом местность, объятую мятежом».
Донское бюро РКП предлагало меры еще более жестокие: за каждого убитого красноармейца и члена ревкома расстреливать сотню казаков; выселить мужское население с 18 до 55 лет, за каждого бежавшего расстреливать пятерых.
На попытки ряда хуторов «договориться» с красными был дан ответ 18 марта: «Никаких гарантий повстанцам не может даваться… Неуклонно должна быть проведена самая решительная расправа».
Военное командование вторило политическому руководству. На докладе о нехватке войск для подавления восстания командующий Южным фронтом начертал резолюцию: «Надо по занятии пунктов восстания не распылять сил (достаточными гарнизонами), а с корнем уничтожать все элементы восстания, чтобы силы направить для подавления других пунктов, тогда и малых гарнизонов будет достаточно».
Борьба сразу же приняла ожесточенный характер. Руководители доносили, что экспедиционные войска «крайне озлоблены и ожесточены против мятежников». Со своей стороны казаки упорно сопротивлялись. «14/5. На запрос о силах восставших наштаюж приказал сообщить: «В восстании принимает участие все население с 15 до 45 лет, включая и женщин, причем восставшие нашим войскам оказывают самое упорное сопротивление».«4/4. После боя у хутора Горбатова взятые нами пленные отказались дать какие-либо показания. При нашем отступлении жители хутора Горбатова стреляли в отступающие наши части».
С. И. Сырцов тем не менее докладывал: «На Вёшенском фронте красноармейцы экспедиционных войск 8-й и 9-й армий, живя с казачками (мужья которых сплошь и рядом оказывались в войсках повстанцев), в несколько дней теряли боеспособность. Разложение доходило до того, что некоторые красноармейцы отдавали казакам патроны». Сырцов приводил пример, что в конной группе 9-й армии 1200 всадников за 3 недели израсходовали 900 000 патронов, причем за два дня, когда вообще не стреляли, израсходовано 10 000 патронов.
В целом «взаимоотношения» были отброшены на уровень начального этапа Гражданской войны и отразились на отношении к пленным. Экспедиционные войска, как мы видим, пленных вообще не брали и иногда даже расстреливали перебежчиков. Зато со стороны красных пленных было очень много. Так, в первые дни восстания в Казанской попала в плен 2-я этапная рота 12-й стрелковой дивизии. 15 марта советская сводка гласила: «2-я саперная рота выступила из Казанской 11 марта, где находится — неизвестно (рота попала в плен. — А. В.). По слухам, прожекторную роту 10 марта разоружили казаки в Мешкове».
19 марта, по данным советской разведки, в Казанской было уже 1500 пленных в основном из тыловых и маршевых частей. В 20-х числах марта были сведения, что «красноармейцев, кроме заградительных отрядов, содержат под слабой охраной и кормят довольно хорошо».
В первом же приказе Окружного Совета повстанцев от 1 (14) марта предписывалось советские войска, сдающиеся без сопротивления, разоружать и отпускать по домам, сопротивляющиеся разоружать силой и направлять в Вёшенскую, «не подвергая насилию и расстрелу». Тогда же, в марте, красная разведка сообщала: «Пленных отпускают по 20 человек ежедневно, в первую очередь жителей Воронежской губернии». Значительную часть пленных отдали местным жителям в работники (и это впоследствии спасло этих пленных от смерти).
Первые столкновения с экспедиционными частями сделало отношение к пленным выборочным. Советская разведсводка 13 апреля — «Комиссаров и комсостав до взводных гонят в Мигулинскую, где их рубят». Затем так жестоко стали относиться ко всем без разбора. В апреле пошли сводки: «Пленных убивают на месте…». В конце апреля и особенно в мае, по воспоминаниям современников, пленных, содержащихся в Вёшенской, стали рубить систематически. Так был убит комиссар Сердобского полка, бежавший из плена, но заблудившийся в разлив на чужой лодке. Проводились «разгрузочные ночи» — из казаков гарнизона или ближайшего полка формировалась сотня, которая рубила специально отобранных ослабевших пленных. Называлось это — «отправить в Казанскую».
В мае 1919 г. белогвардейцы сообщали, что «в станице Вёшенской в настоящее время около 5000 пленных, употребляемых для различных работ». Когда же в начале июня повстанцы соединились с Донской армией, пленных, по воспоминаниям местных жителей, почти не было.
В момент соединения 7 июня в Мигулинской было захвачено примерно 1000 пленных, 700 из них, видимо, бойцы Кронштадтского полка, были порублены из-за их черных бушлатов.
На начальном этапе подавления у красных отсутствовало общее руководство, не было общей определенной задачи, что вызывало разобщенность действий. Экспедиционных войск было мало, на 10 верст фронта приходилось 500 бойцов. Между полками разрыв достигал 20–25 верст. Поэтому наблюдалось стремление частей не вглубь района, к очагам восстания, а к непосредственной связи между собой, на что тратились время и силы.
В результате красные части зачастую были растянуты в нитку, которой повстанцы противопоставили кавалерийскую завесу и в точке удара всегда имели перевес сил.
Многие экспедиционные части не были знакомы с методами партизанской борьбы. Так, 103-й Богучарский полк, опасаясь ночных налетов, ночами выходил из занимаемого хутора, ложился в цепь и ждал утра.
Сказывалось преимущество повстанцев в коннице: «Как общее правило, противник лобового боя не принимает, мы почти без препятствий занимаем хутора, в которых не находим ни одной живой души. Противник отходит и верстах в 10–15 балкой стекается и нас обходит большими силами кавалерии», — писал член ЦК Белобородов, посланный на подавление восстания.
Малочисленная красная кавалерия зачастую качественно превосходила повстанческую конницу, так как наполовину состояла из остатков старых кадровых полков российской императорской армии. В том же Камышинском дивизионе были бойцы, которые имели на счету 10 зарубленных (Свечников Владимир), Дмитрий Крылов в бою 3(16) апреля зарубил троих повстанцев. Но против этой кавалерии повстанцы применили тактику изматывания (такая тактика, кстати, предполагалась еще перед Первой Мировой войной против регулярной германской и австро-венгерской кавалерии). Командир Боковской конной группы Панунцев докладывал: «Не было ни одного случая, чтобы противник принял бой или конную атаку. Благодаря этому операции наши сводятся постоянно к тому, что мы погоняем бандитов по горам и балкам, да и возвращаемся к себе обратно, так как люди и особенно лошади сильно устают».
Тактика выжженной земли давала сбои. Комбриг Богданов жаловался: «Идея идти одной колонной и все уничтожать на пути не нашла поддержки Антоновича (командир эксдивизии 8-й армии. — А. В.)… Когда я начал жечь хутора, т. Антонович потребовал от меня срочных объяснений о причинах этого, после чего я не решился подписать приказ об уничтожении хуторов. Скоро за этим последовал приказ Антоновича ничего не брать бесплатно в восставших хуторах, не губить имущества и т. д.».
Сменивший Богданова комбриг Ораевский вспомнил опыт русско-турецких войн XVIII века и предложил «коробочку» — каре. Пользуясь отсутствием боеприпасов у повстанцев, красная пехота попыталась в боевых порядках XVIII века провести концентрическое наступление на центр повстанцев — Вёшенскую. Пожалуй, это была единственная тактическая «новинка» в ходе подавления Верхне-Донского восстания.
Две дивизии пехоты и почти дивизия конницы давили мятеж и не могли подавить…
Подавление мятежа. Романтика миссионерства. Самоотверженность первых христиан. Пожарища, сотни трупов, ненависть в глазах пленных, испуг в глазах детей, проклятия сквозь зубы вслед. Беспрестанные бои, засады, погони, разбитые дороги, грязь. Два месяца кровавые драки за обгорелые останки одного и того же хутора. Нет газет, мало продовольствия, нехватка патронов. Может быть, и плакали злыми слезами среди своих бунтующих солдат и враждебно настроенного населения… Жгли хутора и расстреливали пленных. («Во имя социальной революции», — сказал Ф. К. Миронов.) «Именем революции!» — кричали они и командовали: «Пли!» «Во имя революции», — твердили они сами себе, проходя по сожженным хуторам. Может быть, в глазах прошедших через это и цена революции неизмеримо возрастала?
Изучая все это, часто ловил я себя на мысли: «Как хорошо, что меня тогда не было». Это была ужасная война. Война на уничтожение, когда обе стороны без видимого внешнего успеха перемалывали силы друг друга.
Единственный станичный сумасшедший, которого я застал (говорят, их раньше больше было), тронулся после того, как в сосняке между двумя хуторами сотня казаков и «доброхоты» из местных вырубили колонну пленных красноармейцев. Он тогда был мальчишкой, пас телят как раз неподалеку и все видел.
Жители этих хуторов впоследствии воспринимали раскулачивание, «саботаж» и другие чистки как нечто закономерное, как месть власти за «невинно убиенных».
Около пяти тысяч пленных было уничтожено тогда казаками в песчаных бурунах по левому берегу Дона.
А что же большевистские верхи? О да! Восстание на Верхнем Дону серьезно повлияло на политику партии большевиков по отношению к казачеству.
14 марта из телеграммы РВС Южного фронта о восстании узнал В. И. Ленин. На бланке этой телеграммы он набросал записку Троцкому: «Что это? Как это? Где это? У нас в тылу неразоруженные казаки???»
16 марта 1919 г. состоялся пленум ЦК. Вот выдержка из протокола: «Сокольников поднимает вопрос о постановлении ЦК о казачестве и указывает, что постановление это невыполнимо для донского казачества и что в Донской области есть резкая разница между севером и югом, которая делает излишним вмешательство наше. Поднимается вопрос о несоответствии пятерки на Дону ее назначению.
Постановили: ввиду явного раскола между северным и южным казачеством на Дону и поскольку северное казачество может содействовать нам, мы приостанавливаем применение мер против казачества и не препятствуем его расслоению.
Передать вопрос о пятерке на Дону в бюро ЦК».
На VIII съезде партии доклад о деятельности Донбюро делал А. Френкель. Немалое место в докладе отводилось восстанию. С начала его не прошло еще и недели, поэтому причины были охарактеризованы поверхностно… ввиду немедленного проведения террора, ввиду трений между военными властями и ревкомами, ввиду недопущения выборной власти, в которую проникли контрреволюционеры. Почему допустили такое безобразие? Перегруженность работой, часть работников разъехалась на места, и секретную директиву обсудить не успели. Выводы: одними террористическими методами не пособить делу. Необходима экспроприация казачества и массовое переселение их вглубь России с вселением на их место пришлых трудовых элементов. Это лучшим образом растворит казачество. Но эти мероприятия под силу только центру. И пояснение: во всех докладах с мест повторяется, что настроение среди казачества подавленное, но оппозиционное, оно твердо лелеет мысль о неизбежной борьбе с коммунистами, ибо «они против коммуны, а не большевиков».
Виновных, как вытекало из доклада, не было. Вернее, их было так много, что некого было наказывать. Немедленное проведение террора? Насчет террора было указано сверху. Трения между военными и ревкомами? Поди разберись теперь, кто прав, кто виноват, особенно в тылу наступающего фронта, когда разграничительные линии и полномочия органов власти меняются почти ежедневно. Не дали «контре» пролезть в органы власти? Так за это и обвинять не надо.
Френкель не плакался и не обвинял. Просил: «Помогите! Эти мероприятия под силу только центру». В этом ключе, собственно, и построен весь доклад. А мероприятия необходимы! В отличие от мнения Сокольникова, согласно которому день назад приостановили директиву, из доклада Френкеля следовало, что казачество твердо лелеет мысль о неизбежной борьбе с коммунистами, все казачество, «во всех докладах с мест повторяется». И коль скоро террор себя не оправдал, давайте их растворим среди другого населения.
Пока съезд решал вопросы, коренным образом поменявшие впоследствии расстановку классовых сил в России, в заснеженных полях под Вёшенской гремели выстрелы, лилась кровь. Союзник ли средний крестьянин или его надо нейтрализовать, сознательные враги вёшенские мятежники или «овцы заблудшие» — на местах в тот момент особо не задумывались. Был мятеж, причины и движущие силы его до конца ясны не были, зато возможные результаты, особенно сейчас, когда фронт, как на стену, с разгона налетел на Донец, были ясны предельно. Мятеж надо было давить во что бы то ни стало.
В апреле 1919 г. очередная попытка форсировать Донец и добить белых на Юге провалилась.
Докладывая о причинах приостановки наступления, командование Южного фронта говорило о переброске противником частей с Кавказского фронта, о резкой оттепели, о преимуществе противника в транспортных средствах (железная дорога против санных обозов у красных), о слабости вновь сформированной 13-й армии, об оторванности от баз снабжения, об утомленности войск. «Дальнейшая борьба без влития свежих сил, новых подкреплений была немыслима, а их не было и не ожидалось в ближайшем будущем. И здесь в сильнейшей степени начало сказываться влияние Вёшенского восстания уже не только в отношении политико-моральной поддержки белых войск, но как фактор, отвлекающий значительные силы с фронта… К тому же деятельность восставших… далеко не ограничивалась районом, очерченным на схеме. Повстанцы выходили на сообщения армий, грабя обозы, нарушая железнодорожные сообщения и затрудняя управление армиями, главным образом 9-й».
До столицы белоказачьего Дона — Новочеркасска — Южному фронту оставалось полсотни верст. Последние отчаянные удары из Донбасса и вниз по левому берегу Дона должны были окружить и уничтожить казаков и деникинцев. И тогда Южный фронт, все четыре армии, развернется на запад и двинет аж до Адриатики… Мир затаил дыхание. Вот она — мировая революция!
И в то же время наступление Колчака. Зловещей тучей с востока его сибирские полки в английских шинелях. Пламя казачьего восстания в уральских и оренбургских степях.
В один и тот же день, 12 апреля, Колчак отдает директиву сбросить советские войска в Волгу, а ЦК большевиков признает Восточный фронт главным фронтом республики.
А 17 апреля белополяки начинают наступление на Вильно.
Кто кого? Полыхнет ли на весь мир пролетарская революция, или волны колчаковцев, деникинцев, польской интервенции сомкнутся, зальют разрозненные очаги пожара?
В эти дни советское правительство приняло решение послать войска через Буковину на помощь венгерским революционерам, ведущим борьбу с чешскими и румынскими белогвардейцами.
Из телеграммы Ленина Раковскому в Киев 18 апреля: «Насчет военных задач еще раз напоминаю важнейшие две задачи: прорыв через Буковину и взятие Ростова».
Последний рывок на Ростов не давался Южному фронту, части его втянулись в затяжные бои на Донце и Маныче, а тыл разъедало восстание. Лучшие силы были брошены на его подавление, но подавить не могли.
Вопрос о подавлении восстания и в целом о разработке новой политики по отношению к казачеству стал со всей серьезностью. Курс, взятый партией по этому вопросу, не был чем-то статичным, неизменным, он менялся в зависимости от конкретной исторической ситуации.
Заявление члена ЦК Г. Сокольникова на пленуме Центрального Комитета 16 марта 1919 г. о том, что «пятерка» на Дону не соответствует своему назначению, было передано на рассмотрение бюро ЦК, но никаких организационных выводов по отношению к «пятерке» не последовало, видимо, Оргбюро ЦК, занимавшееся этими вопросами, сочло деятельность Донбюро в общем правильной. Как считали некоторые политработники, «непосредственных крупных политических ошибок в деятельности Донбюро не было. Донбюро можно обвинить, что оно недостаточно боролось с перегибами, допускаемыми местными властями…».
Существенно отразились на общем положении на Дону решения VIII съезда партии о союзе с середняком.
25 марта 1919 г. Сырцов телеграфировал в ревкомы: «Цека пересмотрел свою директиву и предписывает партийным работникам приостановить проведение массового террора. Совершенно не применять ничего, что может обострить отношения и привести к восстанию.
При невозможности вывезти продукты нет необходимости их отнимать и нервировать население. Изъятие отдельных вредных контрреволюционеров, конечно, необходимо».
Отменялись приказы об образовании полковых трибуналов, о конфискации у казачьего населения повозок с лошадьми и фуража, о конфискации седел. В тот же день приказ № 545 по Южному фронту разрешил «временное хождение так называемых Донских 10 и 25-рублевых кредитных билетов, с тем, что они подлежат обмену на общегосударственные денежные знаки в срок, который будет объявлен особо».
Однако все эти «послабления» стали делом временным. 8 апреля 1919 г. Донбюро РКП (б), та самая «пятерка», о несоответствии которой своему назначению говорил Сокольников, вынесло резолюцию об отношении к казачеству.
«Политика центральных и местных (Донских) органов власти должна определяться положениями:
1) существование донского казачества с его экономическим укладом… стоит перед пролетарской властью неизменной угрозой контрреволюционных выступлений.
Положению Советской власти, угроза успешного наступлений на которую иностранного капитализма еще не устранена, наличность этого кадра живой силы контрреволюции грозит величайшей опасностью.
Все это ставит насущной задачей вопрос о полном, быстром, решительном уничтожении казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, активно контрреволюционных, распыление и обезвреживание рядового казачества и о формальной ликвидации казачества».
Донбюро предлагало упразднить войсковую собственность на землю, наделить войсковыми и юртовыми землями малоземельных крестьян и переселенцев «с соблюдением по возможности форм коллективного землепользования»; наложить контрибуции на отдельные станицы; провести чрезвычайный налог с таким расчетом, чтоб он главной своей тяжестью, наряду с крупной буржуазией, лег на казачество. Предлагалось переселение крестьянских элементов из Центральной России. «Необходимо широко провести вывод казаков за пределы области, для этого должна быть разработана система частных мобилизаций».
Сырцов повез эту резолюцию в Москву на рассмотрение ЦК.
Между тем к концу апреля в Москве, в Совете Обороны и Реввоенсовете Республики, сложилось мнение, что очень многое, в том числе и развитие некоторых аспектов большевистской внешней политики, упирается в исход восстания. С 20-х чисел апреля вопрос о подавлении восстания как непосредственной причины многих наших неудач на Юге и Западе, становится на повестку дня заседаний высших партийных, советских и военных органов.
Очень озабочен восстанием был В. И. Ленин. Известны около 20 его телеграмм и записок по поводу ликвидации этого выступления. Ни по одной операции нет такого количества документов, написанных его рукой, как по этой.
В верхах Южного фронта меж тем бушевали страсти. Член Реввоенсовета фронта Г. Я. Сокольников, контролирующий от РВС подавление Вёшенского восстания, будучи человеком обстоятельным и даже дотошным (впоследствии он был наркомом финансов), доискивался причин восстания, чтобы не просто подавить его, но и ликвидировать сами причины, порождающие подобные выступления казаков. «Восстание в Вёшенском районе началось на почве применения военно-политическими инстанциями армии и ревкомами массового террора по отношению к казакам, восставшим против Краснова и открывшим фронт Советской власти», — доложил Сокольников. Причем политика эта Донским бюро якобы продолжалась и после приостановки (по его, Сокольникова, инициативе) директивы об отношении к казакам.
Ажиотаж, возникший еще в январе вокруг вопроса о терроре, вспыхнул с новой силой. «Расстреливали», — говорили одни. «Не расстреливали», — оправдывались другие. «Расстреливали, но мало, — сожалели третьи. — Вот те, кого не успели добить, как раз и восстали». Самоуправство же и злоупотребления местных властей, видимо, считали неизбежным злом, доставшимся в наследство еще с эпохи Рюриковичей.
18 апреля с Восточного фронта в Москву вернулся Троцкий. Возможно, он рассмотрел в восстании источник возможных подкопов под военное ведомство, им возглавляемое. Ведь установление советской власти на Дону взяли на себя военные, Южный фронт, и вдруг — нате вам! — восстание. Поэтому печатные органы наркомата о событиях на Верхнем Дону умалчивали, лишь раз, 25 апреля, «Известия» наркомата обмолвились о «бунтовщиках» — казаках Вёшенской станицы, да два месяца спустя, — 25 июня, некий Иринарх Зюзя туманно писал, что «уже несколько времени назад в тылу Красной Армии, Южного фронта в станице Вёшенской и других хуторах и волостях… началось и росло волнение среди донских казаков, направленное против Советской власти». Но от восстания, разъедавшего тыл Южного фронта, нельзя было отмахнуться.
В Москве искали те средства, которые могли бы не только погасить пожар мятежа, но и гарантировать от последующих вспышек в местности, «где 80 % населения относятся к Советской власти явно оппозиционно, угрожая постоянными восстаниями» (Колегаев, Тарасов, Плятт 15 апреля Ленину).
Отдел гражданского управления Южного фронта в сводке № 6 сообщал, что бегство казаков за Донец, запустение станиц «побудило Отдел возбудить в центре вопрос об организации переселения в эти станицы».
В. И. Ленин петроградским организациям (во второй половине апреля 1919 г.): «Надо не дать остыть теперешнему подъему, а продержать его минимум 2 месяца и еще усилить. Иначе не кончим войны, а кончить ее надо во что бы то ни стало, ибо признаки усталости масс (100 000 дезертиров) все учащаются.
Следующие меры я обсудил с Троцким:
1) На Дон отправить тысячи 3 питерских рабочих, негодных к войне и невооруженных. Цель — наладить дела, обессилить казаков, внутри разложить их, поселиться среди них, создать группы по деревням».
22 апреля ЦК рассмотрел доклад Сырцова о положении на Дону и привезенную им резолюцию Донбюро, предлагавшую продолжить террор против активных контрреволюционных верхов казачества, распылить рядовое казачество посредством частных мобилизаций и начать переселение бедноты из центра на Дон. ЦК утвердил резолюцию Донбюро с добавлением, что крестьяне, живущие на Дону, должны быть вооружены, также и переселенцы. Отныне резолюция Донбюро стала документом, определяющим политику партии и правительства по отношению к казачеству на Дону. Фактически это и была пресловутая политика «расказачивания». Член ЦК А. Белобородов, известный тем, что в 1918 году подписал решение о расстреле царской семьи, был послан на Дон контролировать проведение в жизнь этих решений.
