Военные действия на повстанческом фронте свелись к отражению нескольких наступлений экспедиционных войск.

Но сперва были попытки (возможно, стихийные) создать «зоны мира» вокруг очага восстания. Так, в ночь с 2 на 3 (15–16) марта повстанцы из Еланской станицы захватили станицу Слащевскую Хоперского округа, но наутро сбор станицы Слащевской выразил недовольство этим, ругал повстанцев, что не предупредили местных казаков, и отказался восставать. К бежавшим «комиссарам» была послана делегация, чтоб они возвращались.

Повстанцы вынуждены были уйти из станицы. К восстанию присоединились лишь четыре хутора: Краснополов, Панкратов, Дубовой, Калинин.

О событиях в станице Слащевской, в то время входившей в состав Верхне-Донского округа, сохранился интереснейший документ — доклад четверых политработников 15-й дивизии: Левита, Котова, Бакулина и Милинского.

В Слащевской они находились по болезни и наладили контакты с советскими служащими и местными сочувствующими, состоявшими еще с 1917 г. в «Слащевской партии большевиков». «Большевики» из «Слащевской партии» жаловались на работника особого отдела Малкина, «комиссара обысков и арестов», как его здесь называли. Малкин якобы арестовал много невинных людей, держал их в сыром подвале, запрещал передавать одежду и еду. В числе других под замок попал и один из «Слащевской партии», «явный большевик», которого при Краснове провели в члены Войскового круга, чтоб он там защищал интересы новоявленной «партии». В Слащевской арестантов не трогали, «над ними суда не чинили», просто держали под стражей.

Когда в Слащевской узнали о начале восстания, местный комиссариат собрал 60–70 человек сочувствующих, вооружил их и вел разведку вокруг станицы. Повстанцы из Еланской приезжали в слащевские хутора и говорили: «Мы у себя свергли коммунистов и восстановили Советскую власть, сделайте у себя так же, а то коммунисты все казачество арестами переведут». Всего на мятеж удалось подбить четыре хутора: Краснополов, Панкратов, Дубовой и Калинин. «Новобранцам» выдали по одной винтовке на троих и в ночь с 15 на 16 марта повели штурмовать Слащевскую.

С криками «Ура! Да здравствует Советская власть!», стреляя в воздух, слащевцы атаковали свою станицу.

Политработники слышали ночью стрельбу, но когда она прекратилась, решили, что мятежники отбиты. В 8 утра Котов и Бакулин вышли на улицу и увидели вооруженных казаков. Казаки поглядывали на них подозрительно, но один из местных сказал: «Это ничего, это больные комиссары, они не убегли».

Политработники вернулись на квартиру. Вскоре пришли два казака с одной винтовкой — караулить. Так прошел день. Вечером пришли со схода казаки и сказали, что решено послать делегацию в Кумылженскую, куда бежали все учреждения, и что с делегацией поедет один «комиссар». Ночью делегация (Левит, казак Родион Попов с хутора Панкратова и учитель Яков Кардаилов) приехала в Кумылженскую и пришла к слащевскому комиссару.

Переговоры закончились быстро. Слащевские и кумылженские коммунисты требовали сдать оружие и выдать зачинщиков, иначе, мол, сметут Слащевскую с лица земли огнем гаубичной батареи. Попов и Кардаилов просили, чтобы их «не заставляли жить коммуной». Им ответили, что никто их и не заставляет, и отпустили в станицу.

Утром 4(17) марта мятежники Еланской станицы и четырех восставших хуторов по требованию местного схода ушли из Слащевской. Левит и другие политработники выехали в Усть-Медведицкую. Доклад Левита заканчивался словами: «Психология восставших казаков была такова: Советская власть идеально хороша, дело портят коммунисты, причем коммунистами считаются и продовольственные агенты, реквизирующие скотину, и комиссары обысков и арестов. О коммуне понятия не имеют».

Военные действия на «Слащевском фронте» пока что развивались ни шатко ни валко. 5 (18) марта казаки хутора Панкратова получили из Краснополова от командира повстанческого полка приказ выслать разъезд на Слащевскую. Приказ обсуждали на хуторском сборе, ехать никто не хотел. Наконец, двое, Брыкин и Топольсков (тот самый «слащевский партиец», проникший на Войсковой круг), запрягли в сани одну лошадь и поехали «в разъезд». В 13 верстах от Слащевской они встретили своих «коллег» — разъезд красных казаков Слащевской станицы, 20 всадников. Удирать было бесполезно, «отбрехаться», что едут в Слащевскую по своим делам, не удалось. Незадачливых «повстанцев» отправили под конвоем к станичному комиссару. Тот пригрозил: «На вас уже давно пуля готова» — и выслал в Михайловку, где трибунал влепил «страдальцам за народ» принудительные работы до конца войны и препроводил в Москву в 7-й рабочий батальон.

Между разрозненными в тот период повстанцами и такими же красными отрядами пролегла на какое-то время своего рода полоса нейтральных казачьих поселений.

Такая же ситуация сложилась на противоположном участке фронта, на западном направлении. Как только здесь появились первые карательные отряды, а хутор Мешков 3(16) марта подвергся бомбардировке с воздуха, хутора Мешков, Калмыков и Назаров послали к красным в хутор Верхняков делегацию. Из хутора Сетракова красные получили резолюцию общего собрания, в которой жители хутора просили казачий отряд уйти, а советского коменданта вернуться. Командующий советским отрядом Антонович доносил: «В районе Журавка и Верхняков не было сделано ни одного выстрела по колонне наших войск». Повстанческие разъезды, отступая, кричали, что восстали не против Советов, а против коммунистов и расстрелов.

Первый серьезный бой произошел на восточном участке повстанческого фронта. 13 марта командующий Южным фронтом приказал: «Командарму 9 немедленно свернуть на походе 5-й Заамурский полк с конной батареей, кавдивизион Камышинской дивизии, направленные ранее в 13-ю армию, и направить в район станиц Краснокутской, Еланской, Вёшенской для полного подавления восстания в последней станице и предотвращения какой-либо возможности попыток в первых двух, а равно и Чернышевской…» Предписывалось отбирать оружие, «брать заложников преимущественно старших возрастов и всех лиц, могущих стать организаторами восстания, а всех замеченных на месте в антисоветском направлении и решительно всех, у кого будет обнаружено оружие, расстреливать на месте».5-й Заамурский полк высадился на станции Себряково, Камышинский дивизион — в Морозовской.

1 (14) марта 5-й Заамурский полк получил приказ выступить в Усть-Медведицкую, оттуда выслать по полэскадрона на Чернышевскую, Краснокутскую, Усть-Хоперскую и Еланскую и два разъезда на связь с Камышинским дивизионом и направить последний на Вёшенскую.

Прибыв в Усть-Медведицкую, 5-й Заамурский полк получил новое задание: «17.3.19. Михайловка. Следователь Борисов донес, что наш отряд в 130 человек окружен в х. Крутовском. Примите самые энергичные меры к освобождению окруженных и уничтожению восставших. Химические снаряды вам высланы. Княгницкий, Барышников».

5(18) марта Заамурский полк выступил на Крутовской. Советский отряд к тому времени пробился и ушел через хутор Затонский на Усть-Хоперскую. Перед командиром заамурцев оставалась задача «уничтожения восставших».

Разъезды заамурцев своевременно донесли, что хутор Крутовской занят казаками. Эскадрон с пулеметом был послан обойти мятежников и прижать их к Дону. Основные силы пошли в лоб на хутор. Казаки, не дожидаясь, когда их обойдут, начали отход в направлении Еланской, «после чего полк перешел в атаку и разбил противника, где было много порублено бандитов, и часть забрали в плен».

Преследуя бегущих казаков, красноармейцы подошли к хутору Зимовнову, откуда заметили на противоположной стороне Дона в хуторе Еланском до двух конных сотен противника. Заамурская батарея открыла по хутору беглый огонь, и повстанческая конница умчалась на станицу Еланскую.

Как видим, повстанцы без сопротивления оставили территорию Усть-Медведицкого округа. Но дальше начинались земли Еланской станицы, и казаки правобережных хуторов, лежавших на пути Заамурского полка, стали обороняться. Однако это были разрозненные хуторские отряды. От хутора Тюковного (по донесению командира Заамурского полка в Тюковном красные убили 70 повстанцев) до хутора Плешакова они отходили, отстреливаясь, под давлением одной авангардной сотни (2-й) Заамурского полка.

В хутор Плешаков от Еланской по льду подошло подкрепление — 300 казаков. Начался огневой бой, наступление заамурцев было остановлено. 2-я сотня заамурцев пропустила вперед остальные спешившиеся сотни полка и развернула фронт к Дону, опасаясь обхода со стороны Еланской.

Спешенные сотни Заамурского полка, поддержанные огнем батареи, наступали на хутор Плешаков. В разгар боя с левого фланга из глубокого оврага показались цепи казаков хутора Кривского. Положение стало критическим. Но 2-я сотня Заамурского полка развернулась кругом и в конном строю атаковала вязнувшие в снегу обходные цепи казаков. По донесению командира Заамурского полка, 80 казаков были зарублены, остальных загнали обратно в овраг.10 казаков, попавших в плен (из них четверо 16-летних), были также порублены. Видевшие всю эту сцену избиения повстанцы рассеялись, оставив поле боя за Заамурским полком.

Этой же ночью Заамурский полк ушел обратно в Усть-Хоперскую. Посланные им на Еланскую и Каргинскую разъезды донесли, что всюду идет мобилизация, силы повстанцев огромны, и дальнейшее продвижение полка на Вёшенскую невозможно.

Разгром под «Плешаками» действительно дал толчок новой мобилизации повстанцев. Как показал в 1927 году Х. В. Ермаков, его карьера в повстанческой армии началась «после разбега» (то есть после того, как повстанцы разбежались) 18 марта. На следующий день его избрали командиром отмобилизованной Базковской сотни.

Согласованных действий не было. Пока по всему округу шла мобилизация, боеспособные части пытались прорваться в соседние округа. 6 (19) марта «1-й Вёшенский восставший полк» выступил из станицы, имея задачу «поднять Хопер».

В связи с этим 5-й Заамурский полк из Усть-Хоперской перешел на левый берег Дона и был двинут вверх по Хопру, чтобы воспрепятствовать прорыву вёшенцев в Хоперский округ.

В тот же день, 6 (19) марта, повстанцы с правого берега Дона волной пошли по хуторам Грушевскому, Василевке, Попову, Архиповке, Грачеву, Гусынкско-Климовскому, Яблоновскому, Каменскому, прошли ст. Каргинскую и двинулись на Боковскую.

Разрозненные отряды повстанцев проникали за Боковскую еще раньше. Еще 5(18) марта начштаба 23-й стрелковой дивизии Голиков доносил: «Сообщаем для сведения, что повстанческие банды уже под Краснокутской, и по всей вероятности станица будет оставлена… Главная задача их — Чернышевская, как передаточный пункт идущих транспортов». Теперь на Боковскую шли достаточно организованные силы. Бывший там комиссар 23-й дивизии Артамонов с 38 кавалеристами и 2 пулеметами, отстреливаясь, бежал на Краснокутскую и дальше.

Здесь, между Краснокутской и слободой Чистяковка, повстанцев встретили два эскадрона Камышинского дивизиона. Контратакой камышинцы отбросили казаков обратно на Краснокутскую и дальше на Боковскую. Поскольку настроение боковских казаков было довольно неопределенным, повстанцы, вяло сопротивляясь, ушли из Боковской в Каргинскую. Камышинский дивизион 6(19) марта занял Боковскую.

Сохранился доклад командира Камышинского дивизиона Дедаева: «19 марта… в 8 часов утра выступил из станицы Чернышевской с 1-м дивизионом конницы в 150 сабель при двух пулеметах на Краснокутскую. В 7 верстах от Краснокутской встретил отступавший в карьер отряд Гаврилова (бывшей Уральской дивизии) в сорок сабель и настигавшую его конницу мятежников-казаков до 5 сотен. Присоединив к себе отряд Гаврилова, вступил в бой с мятежниками. Опрокинув их стремительной атакой дивизиона, заставил их в беспорядке повернуть назад и в панике отступить на Краснокутскую. Заняв с боем Краснокутскую, хх. Евлантьев, Земцов, продвигался к ст. Боковской. Около нее мятежники пытались оказать упорное сопротивление, открыв артиллерийский и ружейный огонь пехотной роты на полуэскадрон 2-го эскадрона, пустив с фланга свою конницу. После ряда [наших] энергичных атак и заходом [нашего] левого фланга в тыл, противник в панике бежал за Боковскую — на Коньков, Латышев, Каргинскую.

Ввиду наступления темноты и крайней утомленности коней преследовать противника не представлялось возможным. После пятичасового упорного сражения, начатого в 2 часа дня и окончившегося в 7 часов вечера, были с боем заняты Краснокутская, Евлантьев и Боковская. Потери противника: 60 зарубленных и убитых, 35 раненых, 30 пленных. Наши трофеи: 50 снарядов, 4 лошади с седлом, 20 винтовок, 10 шашек, 2 повозки, 2 походные кухни. Наши потери: три раненых всадника, две лошади.

Ввиду большого перехода и пятичасового боя дивизион в конном строю действовать почти не может. Необходимо срочно подтянуть в район Боковской пехоту и артиллерию. Командир 2 Камышинского конного полка Ник. Дедаев».

Если даже Дедаев не преувеличивает, то на 60 убитых и, видимо, оставленных на поле боя и 30 пленных — 20 винтовок и 10 шашек явно мало. Либо Уз повстанцев были вообще без оружия.

Таким образом, после первой декады восстания на восточном и юго-восточном направлении фронт временно установился по Хопру и в районе станицы Каргинской.

С 7 (20) марта загремели бои на западном направлении. Еще 28 февраля (13 марта) на повстанцев здесь были посланы караульные части: одна группа под командованием Малаховского шла от Богучара по правому берегу Дона, вторая под командованием Чайковского по левому берегу Дона направилась на Березняги. Тогда же командарм-8 назначил лицо, ответственное за подавление восстания (Антонович). В его распоряжение был послан комбриг 12-й стрелковой дивизии Богданов со 106-м стрелковым полком, батареей и сводным кавдивизионом. Богданов двинулся от Миллерово на Шептуховку, имея приказ занять Журавку и атаковать Мешковскую, а дальше действовать по указанию Антоновича. Вслед ему был послан еще один полк — 103-й Богучарский. Кроме того, из Инзенской дивизии был послан на подавление 13-й кавалерийский полк, а из 9-й армии дополнительно — Саратовский кавалерийский.

Разведка 7 (20) марта донесла Богданову, что противник разобщен, организации в полки нет, казаки жалуются на отсутствие командного состава, но все, «начиная с молодых, кончая старыми, восстание находят правильным».

8 (21) марта отряд Богданова вел бой. 103-й полк атаковал Сетраков, а 106-й — Верхняковский. Бой был неудачным.

106-й полк отошел от Верхняковского на 30 километров.

Сразу же 9 (22) марта последовал приказ выслать еще два полка из 12-й дивизии и наступать на Сетраков — Журавку.

Примерно в это же время повстанцы хутора Шумилинского отразили наступление красных караульных частей на Березняги и Колодезный. «Их встретили два полка, вооруженные винтовками, вилами и дубинами. Вышли даже бабы». Изначально у казаков было всего 60 винтовок. Красных подпустили на версту, охватили конницей, а пехота поднялась в атаку. Красные поспешно отступили, бросив 8 пулеметов и много винтовок. Казаки потеряли 1 убитого и 4 раненых. Большинство вооружилось трофейными винтовками, бросив свои вилы прямо на поле. Потом этих вил собрали два воза.

10 (23) марта 103-й полк вновь начал бой за Сетраков, но ввиду неравенства сил военные действия были приостановлены. Красные ждали подхода подкреплений.

Чтобы войска не разлагались, член РВС 8-й армии Якир 11 (24) марта распорядился: «Никаких переговоров с восставшими быть не должно».

В тот же день наступление возобновилось. Калачовская группа с боем заняла хутор Медвежий, но потеряла хутор Кругловский. 103-й полк вновь повел наступление на хутор Сетраков, но отступил на Верхнюю Ольховку. В Ольховый Рог вступил 104-й стрелковый полк.

12 (25) марта Калачовская группа вступила в Березняги.

В этот день, возможно, чтобы отвлечь внимание, повстанцы ударили в южном направлении и захватили хутор Пономарев. В этом хуторе был склад боеприпасов, но, уходя, большевики успели его взорвать. Наступление повстанцев было отражено подошедшим с юга 13-м кавалерийским полком, который вернул хутор Пономарев и занял слободу Астахово и станицу Краснокутскую.

Тогда же, 12 (25) марта, командование экспедиционными войсками 8-й и 9-й армий было объединено в руках командарма-9 Княгницкого, так как 8-я армия направлялась в Донбасс и район восстания выходил из ее «сферы влияния».

Пока Княгницкий вникал в дела, Реввоенсовет 8-й армии попытался завершить начатую операцию. К 15 (28) марта планировалось ударом с двух сторон — Калачовской и Журавской группами — занять Казанскую и 16 (29) марта бросить на преследование конницу: 1-й конный (Воронежский) полк правым берегом на Ушаков — Черновский, а 13-й кавалерийский — на Фролов — Токин.

14 (27) марта наступление началось. «27/111. Бой у Павловской и Ольховчика. Казаки оставили 218 убитых, меж ними есть женщины. Красноармейцев убито 123, ранено 258, без вести 411, сдались в плен 250 человек». Повстанцы, вопреки ожиданиям, не побежали.

15 (28) марта Якир докладывал: «Вчера наши части не сделали того, что от них ожидали, то же, по-видимому, будет и сегодня». Экспедиционные войска заняли лишь окраинные хутора: «Заняты Мешковская — Скельный — Самсонов. После занятия Мешковской, преследуя отступающего противника, изрублено и расстреляно до 200, не считая убитых в бою. Из хуторов все мужское население бежало. Наши части понесли значительные потери».

13-й кавалерийский полк втянулся в бои у Каргинской (о чем ниже) и помощи Журавской группе не оказал.

На левом берегу Дона на помощь шумилинцам, отступавшим перед Калачовской группой красных, подошел Дударевский полк из Вёшенской станицы и фланговым ударом со стороны слободы Солонка отбросил красных на исходные позиции. Кудинов писал, что красные здесь потеряли 700 человек убитыми, казаки взяли 1600 пленных, 5 орудий и 38 пулеметов. Сами шумилинцы сообщили, что взяли 3 орудия, 3 пулемета и всего 80 пленных.

16 (29) марта Якир уехал в Луганск. Боевые действия на западном направлении временно затихли.

Одновременно с боями на западном направлении экспедиционные войска 9-й армии нанесли удар с востока.

На поддержку 5-му Заамурскому конному полку со станции Себряково подошел 1-й Московский губернский полк. Полк был сформирован из большевиков, мобилизованных уездными комитетами Московской губернии. Зимой 1918–1919 гг. полк был разбит у хутора Зубриловского, уцелела лишь 1-я рота (120 человек). В феврале в полк прибыли подкрепления из Павлово-Посада, Орехово-Зуева, Богородска и других городов Подмосковья. Это была мобилизованная молодежь 1898 года рождения.

С 8 по 10 (21–23) марта полк очищал хутора Слащевской станицы, причем 9 (22) марта, по донесению командования полка, окружил у хутора Калинина 8–9 сотен вёшенских и еланских казаков, которые прорвались и ушли, но повстанческое командование почему-то на этот факт внимания не обратило.

По версии повстанцев, казачьи части в то время все еще действовали разрозненно, полковой организации не было. Сотня под командованием Е. Ф. Кочетова, сформированная в хуторах Верхне- и Нижне-Ушаковских и Ващаевском (в будущем Ушаковская сотня Вёшенского полка), встретила у хутора Краснополова Слащевской станицы отряд красных в 400 человек, который двигался на санях в сторону Еланской станицы. В сотне было 180 казаков, но почти не было патронов, и казаки просто пропустили красных «мимо себя».

11 (24) марта красноармейцы заняли хутор Севастьянов и выбили оттуда 6 сотен еланцев, и снова вёшенское руководство не встревожилось.

12 (25) марта оба полка — Московский и Заамурский — начали наступление на Еланскую. На подступах к станице у хутора Захарова Московский полк опрокинул повстанцев, те под артиллерийским огнем откатились за речку Бланку и на правом берегу были атакованы Заамурским полком. Повстанцы бросились врассыпную, заамурцы преследовали и, по донесению командира полка, зарубили 300 бегущих казаков. Вообще складывается впечатление, что красные командиры по старой доброй традиции («А что их, бусурман, жалеть!») увеличивали потери противника раз в десять.

В сумерках заамурцы и московцы подошли к Еланской. Заамурцы стали обходить станицу с северо-запада, и казаки ее поспешно оставили.

Кудинов писал, что, заняв Еланскую, Московский полк установил связь с частями особого назначения, которые на правом берегу Дона отбросили на юг Отдельную повстанческую бригаду.

Положение повстанцев было критическим. В 20 верстах от Еланской находилась ст. Вёшенская, где как раз проходил окружной съезд. Вся ночь ушла на лихорадочное стягивание повстанческих войск к станице. В отрядах левобережных хуторов вспыхнуло дезертирство. Правобережные, ушедшие к Каргинской и Боковской, обещали прислать помощь лишь к вечеру следующего дня. Впоследствии, в прощальном приказе по повстанческой армии главком П. Н. Кудинов упомянет один единственный день, как самый страшный день восстания…

Тем не менее командир Отдельной бригады получил приказ разбить правобережный отряд красных и, захватив переправы на Дону, ударить по Еланской с тыла. На помощь ему спешили конный полк и 2 орудия из 1-й дивизии от Каргинской.

13 (26) марта главком Кудинов лично выехал «на позиции» под Еланскую.

Московский полк, вопреки ожиданиям, активных действий не проводил. Сказывалась нехватка патронов. С утра красные попытались выдвинуться вперед, но пошли напрямую, через пойму Дона и влезли в болото, после чего вернулись и залегли на буграх перед станицей.

3-й батальон занимал позиции западнее Еланской от берега Дона «до конца бугров» (как сказано в донесении), касаясь правым флангом 2-й роты 1-го батальона. Фактически все это пространство занимала цепь 7-й роты. Остальные две роты (8-я и 9-я) стояли на берегу Дона возле самой станицы Еланской.

Центр позиции занимала 2-я рота, правый фланг — 1-я и 3-я роты 1-го батальона. На оконечности правого фланга, в хуторе Антоновском, стояла 5-я рота 2-го батальона.

В резерве, в самой станице, стояли 4-я и 6-я роты 2-го батальона и пулеметная команда.

5-й Заамурский полк стоял за хутором Антоновским, прикрывая правый фланг Московского полка от обхода.

С 10 1/2 часов по всей линии шла перестрелка со спешенной конницей повстанцев.

Кудинов утверждал, что Отдельная конная бригада в 8 утра разбила красных на своем берегу, захватила переправу и открыла огонь по Еланской. Советские источники не упоминают об этом факте.

В 13 часов командир Московского полка Милонов собрал батальонных командиров на «военный совет», «решал, что делать».

Примерно в это же время, в 14 часов, на позиции прибыл Кудинов и принял решение атаковать Еланскую в лоб. Командирам 1-го Вёшенского и 1-го Еланского полков приказано было стянуть части в кулак и готовиться к атаке.

К 15 часам к намеченному пункту подошли до 1000 всадников и 200 пеших казаков. 2 орудия открыли огонь по позициям Московского полка. Затем по команде казачья конница во главе с Кудиновым бросилась в атаку.

Здесь мы можем привести свидетельства с обеих сторон. Командир Ушаковской сотни Вёшенского полка Е. Ф. Кочетов вспоминал: «Кудинов собрал сотни, построил и выскочил вперед. «Ну, братцы, за мной!» — крикнул Кудинов и понесся вперед. Казаки рванулись за ним, но красные открыли повсюду убийственный пулеметный огонь. Казаки некоторые перевернулись, смешались и повернули назад, вскочили в буруны песков и остановились, тяжело дышат. «Ну, успокойтесь, сейчас еще пойдем», — говорит Кудинов. Опять построил казаков для атаки и вторично вылетел на перед, крикнул: «Ну, с Богом, за мной!» и бросился на врага. Казаки кинулись за ним. Красные открыли вторично огонь, но казаки не смотрели ни на что, неслись вперед и вперед, кричали «ура», пока не добрались до красной пехоты, которая смешалась, и получилась у них паника. Казаки добрались и начали рубить, не щадя никого».

А вот картина, которая вырисовывается по донесениям командования Московского полка. Центр позиции Московского полка в этот момент прикрывался одним взводом 2-й роты, два других, как только начался артобстрел, отошли к станичному кладбищу. Командир роты сидел на станичной колокольне и высматривал противника в бинокль.

Казаки в один миг затоптали и изрубили взвод 2-й рогы. Часть повстанцев на плечах бегущих ворвалась на окраины Еланской, но большинство развернулось влево и вправо, заходя в тыл 7-й роте и 1-му батальону. Две сотни Еланского полка в конном строю пробрались через болото и ударили на 7-ю роту с фронта. Еще одна сотня налетела на хутор Антонов, была отбита огнем и повернула на юг, заходя в тыл 1-му батальону с другой стороны.

Треть Московского полка (три роты) оказались в окружении и, оставшись почти без патронов, отбивались штыками. 7-я рота, все 197 человек во главе с командиром Арнольдом Лексом, после боя была вычеркнута из списков полка полностью.

Командир 2-го батальона Кислов с 4-й и 6-й ротами пошел в контратаку на казаков, ворвавшихся на окраины Еланской, опрокинул их («часть попряталась в халупы, часть поспешно отступила») и преследовал.

Комиссар полка Прудов с пулеметной командой поспешил на помощь 1-му батальону. Тачанки с пулеметами вывернули из улиц станицы и, не успев развернуться, оказались в гуще схватки. Под комиссаром взрывом гранаты была убита лошадь. Пулеметы от захвата спасло лишь то, что на помощь 4-й и 6-й ротам пришли 8-я и 9-я. Казаки схлынули, угоняя многочисленных пленных.

2-й батальон преследовал казаков 5 верст и лишь в 19 часов в полной темноте получил приказ отойти.

В 20 часов весь Московский полк, потерявший в бою 16 убитых, 108 раненых и 390 пропавших без вести (87 из 1-го батальона, 107 из 2-го батальона и 196–7-я рота 3-го батальона), ушел из Еланской и направился в Букановскую.

Кудинов утверждал, что казаки отбили еще и 7 пулеметов.

Командир Ушаковской сотни Е. Ф. Кочетов вспоминал, что казаки отбили 4 пулемета и орудие.

Повстанцы двинулись следом за Московским полком. Поздно ночью 13 (26) марта они вошли в оставленную Еланскую, а 15 (28) — го утром заняли Букановскую.

Советское командование считало (22 марта — 4 апреля), что «Московский полк утратил боеспособность, были случаи переговоров с повстанцами о прекращении огня, одна из рот требовала ухода за Хопер, командир роты арестован».

Попытка казаков ворваться на плечах отступающего противника в Хоперский округ снова не удалась. Началось таяние льда на Дону и Хопре. Дон тронулся 21 марта (3 апреля).

18 (31) марта, а затем 19-го (1 апреля) казаки неудачно пытались переправиться через Хопер. После этого временное затишье установилось и на восточном направлении. Повстанцы стали медленно продвигаться вверх по правому берегу Хопра. Как показал на допросе уже после войны командир Еланского полка И. Ф. Голицын, «из х. Глухова мой полк сделал набег на х. Рябов, занял его». Красные вытеснили Еланский полк из Рябова только через три недели.

Ледоход на Дону и последующий разлив разрезали пополам и силы повстанцев и экспедиционные войска. На правом берегу разлившегося Дона были собраны наиболее боеспособные, снятые с фронта части большевиков. Воспользовавшись этим, командование 9-й армии решило разгромить повстанческие части, расположенные к югу от Дона. Ключом позиции в таком случае становилась станица Каргинская, лежащая на правом берегу разлившейся речки Чир. Разлившаяся речка и Каргинская прикрывали собой с юга значительную территорию восставшего округа.

Под Каргинской были сосредоточены подошедшие раньше других кавалерийские части красных. Камышинский дивизион, как мы помним, 6(19) марта отбросил повстанцев, пытавшихся прорваться в юго-восточном направлении, обратно на Каргинскую, а сам занял Боковскую. 7 (20) марта камышинцы отдыхали и вели разведку. 8 (21) марта они заняли хутора Коньков, Попов, Вислогузов, Латышев и вплотную подходили к Каргинской.

9 (22) марта камышинцы (180 сабель) и подошедший с юга 13-й кавалерийский полк (350 сабель) атаковали станицу, которую удерживали повстанцы силами 1000 конных, 500 пеших, 2 орудий. Командир камышинцев докладывал: «Сообщив командиру 13-го полка, что я наступаю, просил, чтобы и он переходил в наступление. При общем дружном ударе конной атакой заставил сняться артиллерию противника и выбил его из Каргинской, прогнав противника за Каргинские высоты, с тем, чтобы нашим укрыться и пустить 2 эскадрона во фланг противника и один эскадрон в тыл ему. Перешедший в наступление 13-й кавполк пошел на центр противника.

Выбив противника из Каргина и прогнав его за Каргинские высоты, ввиду крайней усталости коней преследовать не стали».

Через час казаки пошли в атаку. Их конница переправилась через Чир и пошла во фланг красным. Красные командиры договорились, что 13-й кавполк пойдет на конницу противника, а Камышинский дивизион в пешем строю отобьет атаку пехоты. Но 13-й полк, не выдержав боя, отошел на хутор Пономарев, казаки стали окружать камышинцев, и дивизион, предав огню захваченный склад, ушел на хутора Вислогузов и Попов. Трофеи: пулеметов — 6, японских патронов — 113 ящиков, бомб — 25 ящиков, снарядов — 15 ящиков. Казаков, по донесению, «порублено и убито до сотни». Потери: в бою ранено 2, тяжело 1. В боях конный состав обессилел, требовался отдых на трое суток.

Но отдохнуть камышинцам не удалось. Несколько хуторов Боковской станицы восстали, и повстанцы, пользуясь этим, силою до 1000 шашек 10 (23) марта вновь захватили Боковскую.

Подошедший с фронта Саратовский кавалерийский полк вместе с камышинцами восстановил положение.

14 (27) марта Саратовский полк и Камышинский дивизион в Боковской переправились через Чир и двинулись в обход Каргинской, отрезая повстанцев на правом берегу реки, «чтоб не рассеялись». Развернувшаяся кавалерийская дуэль закончилась не в пользу красных.

15 (28) марта из Пономарева подошел 13-й кавалерийский полк. Саратовцы и камышинцы вновь стали обходить Каргинскую с востока, а 13-й полк в пешем строю атаковал ее с юга и занял. Вечером повстанцы опять оттеснили красных, причем Камышинский дивизион понес потери.

Кавалерийские части, собранные под Каргинской, были сведены в Боковскую группу под командованием командира Саратовского полка Панунцева. Командир 13-го полка в группу войти отказался, поскольку полк входил в состав 8-й армии. В результате 17 (30) марта, когда 13-й полк повел наступление на Каргинскую, Панунцев его не поддержал, остался в Боковской.

13-й полк Каргинскую занял, устроил там повальный обыск и расстрелял 20 казаков, у которых было найдено оружие.

Повстанцы 13-й полк из Каргинской вытеснили, он отошел на хутор Гусынка-Климовский. Вёшенский ревком, пребывающий в частях 8-й армии, сообщил в Донбюро: «13-й кавалерийский полк после занятия Каргинской поголовно занялся грабежом…». В полку началось следствие…

Всякий раз в боях за Каргинскую советская кавалерия спешивалась, цепи ее занимали станицу, повстанцы бежали через Чир на Подгрушенскую гору, за которой лежала балка. Обычно несколько сотен занимали оборону на горе, а часть в конном строю по балке выходила во фланг или даже в тыл наступающим красным. У красных начиналась паника, занимавшие оборону сотни поднимались в контратаку и брали трофеи. Так повторялось семь раз.

15 (28) марта Панунцев требовал: «Необходимы пехотные части для укрепления занятых кавалерией хуторов и станиц. Противник не имеет постоянного места нахождения и гуляет как ветер в поле. Нужны достаточные силы для окружения противника, а также необходима артиллерия».

На помощь группе Панунцева уже подходила пехота — Морской батальон из 23-й стрелковой дивизии. С другой стороны, от Усть-Хоперской на Крутовской, выдвигался 204-й Сердобский полк из той же дивизии.

19 марта (1 апреля) 16-я стрелковая дивизия направила на усиление Боковской группы особый 2-й Интернациональный батальон и 3-й казачий имени Степана Разина полк.

Известие о посылке на подавление восстания красных казачьих частей вызвало переполох у политического руководства, которое опасалось, что эти казаки перейдут к повстанцам. Но армейское командование гарантировало надежность красного казачьего полка, переименованного в 5-й кавдивизион.

На донском правобережье продолжались бои. 23 марта (5 апреля) к Каргинской подошли первые пехотные части — Морской батальон. Одновременно экспедиционные части 8-й армии, получив подкрепление — 104-й и 107-й стрелковые полки, — отбили натиск казаков на Мешковскую и, преследуя их, двинулись на Мигулинскую. Навстречу им вверх по правому берегу Дона от Усть-Хоперской надавили 204-й Сердобский полк, батальон лыжников и 2-й заградительный отряд.

Боковская конная группа, замыкающая район восстания с юга, стала растягиваться, посылая часть сил на связь с Сердобским полком. Камышинский дивизион и Саратовский полк начали бои за хутор Горбатов, который мог стать связующим звеном между сердобцами и конной группой.

Парируя этот маневр, 1-я повстанческая дивизия 24 марта (6 апреля) ударила на Боковскую. Саратовский полк сразу же оставил Горбатов и поспешил на звуки боя. Натиск казаков удалось отбить, расстреляв все патроны.

Камышинский дивизион, оставшись в одиночестве, вынужден был уйти на хутор Большой Усть-Хоперской станицы.

На 25 марта (7 апреля) намечалось очередное наступление на Каргинскую, но, предвосхищая его, в 4 утра повстанцы налетом заняли Боковскую и выбили оттуда Саратовский полк. Положение удалось восстановить лишь к вечеру, когда на помощь Саратовскому полку из Краснокутской подошел «Политический отряд» (Морозовский конный заградительный отряд силой в 150 сабель) под командованием Петушкова. В Камышинском дивизионе в этот день, как назло, вспыхнула эпидемия «испанки». В общем, наступление на Каргинскую было сорвано.

26 марта (8 апреля) экспедиционные войска 8-й армии усилили натиск. 103-й полк с боем занял хутора Скельный и Колодезный, 106-й — хутор Макаровский, 104-й — Горельский и Верхне-Чирский. 2-я повстанческая дивизия еле сдерживала натиск на Мигулинскую. 1-я дивизия направила ей на помощь из-под Каргинской один конный полк. Наступление красных удалось остановить. 29 марта (11 апреля) казаки даже совершили налет на хутор Скельный и отбили там у красных 30 тысяч патронов. Но из-за посылки помощи позиции 1-й повстанческой дивизии были ослаблены. Воспользовавшись этим, Камышинский дивизион 27 марта (9 апреля) закрепился в Горбатове.

Повстанцы отреагировали. На другой день в 15 часов казаки из Отдельной бригады силой до 1000 шашек при 1 орудии тремя колоннами пытались окружить Горбатов. В Камышинском дивизионе из-за эпидемии налицо было 100 сабель. По донесению командира дивизиона, после 4-часового боя пулеметным огнем и конными атаками наступление было остановлено, казаки, потеряв до 30 человек, ушли на хутора Бахмуткин и Рубашкин. В дивизионе потери — 2 убитых, 1 раненый.

В этот же день в штаб 9-й армии прибыл член Реввоенсовета Южного фронта Ходоровский — следить за подавлением восстания, а выдыхающиеся части 8-й армии были подкреплены подошедшими с Донца красными казаками (5-й кавдивизион) и Интернациональным батальоном.

С севера 30 марта — 1 апреля (12–14 апреля) группа Дорохина — маршевые роты и несколько эскадронов конницы — с боями вышла к границе Верхне-Донского округа, заняла хутора Андреянов, Политов, Рябов, Ежов.

В ночь на 30 марта (12 апреля) планировалось решающее наступление на Каргинскую. Саратовский и 13-й кавалерийские полки и Морской батальон должны были наносить фронтальный удар с юга, Камышинский дивизион ударом с востока из района Горбатова на хутора Грушенский — Лученский — Кружилин должен был отрезать путь отступления повстанцам.

Были посланы гонцы в 204-й Сердобский полк, задачей которого было занять правобережные хутора Еланской станицы и ударить на Каргинскую с тыла, с севера.

Ночью моряки внезапной атакой захватили хутора западнее Каргинской, на рассвете красные (два полка кавалерии и Морской батальон) ворвались в саму станицу. Повстанцы отхлынули за Чир на «Каргинские бугры» и начали перегруппировку.

Командир Камышинского дивизиона получил приказ о наступлении не ночью, а в 7 утра (гонец из Боковской был обстрелян, вернулся назад и повез пакет лишь утром). Немедленно было послано донесение в Сердобский полк, и камышинцы выступили. В 10 утра они вышли в намеченный район, где столкнулись со всеми четырьмя полками 1-й повстанческой дивизии, отступавшей из Каргинской: «Противник отступал по каргинским высотам в составе четырех колонн до 3-х тысяч».

Появление камышинцев в этом районе было неожиданностью. Повстанцы шарахнулись на северо-запад, но, опомнившись, навалились на Камышинский дивизион и загнали его снова в хутор Горбатов. Камышинцы легко отделались, потеряв всего 2-х раненых.

Сердобский полк в этот день перешел к повстанцам и наступления, естественно, не поддержал.

Командующий 1-й повстанческой дивизией Ермаков, уверенный, что с тыла ему ничего не грозит, отбросил Камышинский дивизион, а затем всеми силами ударил в стык экспедиционных войск 8-й и 9-й армий. Казаки прорвались до слобод Верхнее и Нижнее Астахово, оставили там заслон и повернули на восток, на Боковскую, отрезая советские части, занявшие Каргинскую.

13-й кавалерийский полк, оставив Каргинскую, бросился на Астахово и разгромил там заслон 1-й повстанческой дивизии. Красноармейцы атаковали спешившихся казаков Гусынко-Лиховидовской сотни, разогнали коноводов и порубили в буграх 35 казаков вместе с командиром сотни Афанасием Струковым.

В целом операция по захвату Каргинской провалилась. Фронтальные и фланговые атаки на нее были отбиты. Более того, благодаря измене Сердобского полка экспедиционные войска 9-й армии откатились к самой Усть-Медведицкой. Им понадобилось две недели, чтобы, проявив «храбрость и выносливость», вновь занять позиции, утраченные ранее Сердобским полком.

Центр борьбы переместился западнее. 31 марта (13 апреля) главнокомандующий Вооруженными силами Республики отдал приказ о ликвидации восстания, требуя «настойчивым наступлением по большой дороге вдоль правого берега Дона добиться разделения района восстания с целью облегчения его подавления по частям» (что уже совпадало с действиями экспедиционных войск).

Экспедиционные войска 8-й армии возобновили натиск, а Интернациональный батальон и 5-й кавдивизион, действующие вместе с Журавской группой, получили приказ ударом с юга на север выйти к Дону и рассечь тем самым 1-ю и 2-ю повстанческие дивизии. В случае успеха этого удара 2-я повстанческая дивизия оказалась бы в окружении.

Отвлекая 1-ю повстанческую дивизию, кавалерия Боковской группы 2(15) апреля вновь захватила Каргинскую и даже отбила у повстанцев 1 орудие, но, опасаясь обхода, оставила станицу.

Однако наступление экспедиционных войск 8-й армии в этот день не состоялось — Интернациональный батальон и 5-й кавдивизион ушли из хуторов Поповского и Каменского в Пономарев и оголили правый фланг наступающих.

3 (16) апреля экспедиционные войска 8-й армии атаковали Мигулинскую, но были отбиты и отошли на линию Каменский — Пономарев — Вяженский — Ольховский — Колодезный — Мешковская — Калмыков.

4 (17) апреля наступление возобновилось, причем правый фланг экспедиционных войск, обходя Мигулинскую, двинулся на хутор Калиновский.

Части 2-й повстанческой дивизии с многочисленными беженцами, чьи хутора предавались огню, попытались пробиться на юго-восток к станице Каргинской на соединение с 1-й дивизией. Дорогу им преграждал хутор Верхне-Чирский, где успели закрепиться Интернациональный батальон и 5-й кавдивизион.

Повстанческая конница могла бы обойти хутор и уйти, не ввязываясь в бой, но у массы беженцев в весеннюю распутицу путь был один — по дороге через Верхне-Чирский.

Бой был жестоким. За один день Интернациональный батальон расстрелял весь запас патронов из обоза. Из Верхне-Чирского чехи ушли, как сказано в донесении, из-за отсутствия патронов, «что не давало возможности держаться против казаков, лезущих на пулеметы». Командир батальона выбыл из строя, выводил батальон комиссар. Пришлось бросить 1 орудие и 70 снарядов.

На другой день надо было снова занять хутор, чтобы поддержать наступление частей 8-й армии, но потрясенные неожиданным отпором интернационалисты отказывались идти в бой без патронов. Два часа комиссар уговаривал их, что это маневр, а не наступление.

6(19) апреля экспедиционные войска 8-й армии заняли станицу Мигулинскую. На этом наступательный порыв их угас.

7 (20) апреля комиссар Артамонов, представитель Реввоенсовета 9-й армии при Боковской группе Панунцева, докладывал, что противник «неуязвим», он «слаб технически, но преобладает количеством, при этом превышает дисциплиной и тактикой… Противник знает, что он погиб, поэтому бьет на отчаянность». Артамонов потребовал прислать еще одну дивизию на помощь экспедиционным войскам. На его докладе командарм поставил резолюцию: «Артамонова в 16 с.д. (в 16-ю стрелковую дивизию. — А. В.). Панунцева отозвать, на его место Мухоперца. 21/1У — 19».

На левом берегу Дона экспедиционные войска преследовали неудачи. 26 марта (8 апреля) один из эскадронов эксвойск 8-й армии отказался идти в наступление и был разоружен.

4(17) апреля Шумилинский полк разбил 4-й особый армейский батальон 9-й армии (из маршевых рот).

Не везло Калачовской группе. После дня боев, 6(19) апреля, она отступила от Старой и Новой Криуши на Богородицкое. А в ночь на 12 (25) апреля один из батальонов Калачовского полка был разбит налетом повстанцев, солдаты бросили 2 пулемета и 100 пар сапог. Докладывая об этом, командующий экспедиционными войсками 8-й армии добавил: «Командир будет расстрелян».

После апрельских боев командование экспедиционных войск составило сводку (явно неполную) потерь и трофеев с 13 марта по 2 мая 1919 г.

К сводке было добавлено: «Сдался 204-й полк, разоружил 2-й заградительный отряд и 2 роты Острогожского батальона.

Потеряно: 3-дюймовых орудий — 4, пулеметов — 34, винтовок — 2842, револьверов — 12, снарядов — 193, патронов — 500 000, биноклей — 1, седел — 9.

Трофеи: пленных — 478, лошадей — 34, орудий — 1, пулеметов — 32, винтовок — 150, зарядных ящиков — 10, снарядов — 65, патронов — 113 ящиков, пик — 40, седел — 2, обоз — 100 подвод».

В 20-х числах апреля в связи с неудачами на Южном фронте посыпались телеграммы В. И. Ленина. Г. Я. Сокольникову (член ЦК, член РВС Южного фронта) 20 апреля: «Я крайне обеспокоен замедлением операций против Донецкого бассейна и Ростова… Верх безобразия, что подавление восстания казаков затянулось. Отвечайте подробнее».

Тому же Сокольникову 24 апреля 1919 г.: «Во что бы то ни стало надо быстро ликвидировать, до конца, восстание. От Цека послан Белобородов. Я боюсь, что Вы ошибаетесь, не применяя строгости, но если вы абсолютно уверены, что нет сил для свирепой и беспощадной расправы, то телеграфируйте немедленно и подробно. Нельзя ли обещать амнистию и этой ценой разоружить полностью? Отвечайте тотчас. Посылаем еще двое командных курсов».

Если уж великий вождь заговорил о «свирепой и беспощадной расправе», то понятно, на что были готовы экспедиционные части…

27 апреля в экспедиционные войска прибыл представитель ЦК Белобородов.

30 апреля последовал приказ командующего 9-й армией Княгницкого: «Вследствие разрозненных действий наших экспедиционных частей ликвидация восстания затянулась, а район восстания даже несколько расширился на юг и северо-запад. Приказываю: 1) закрепиться и прочно удерживаться во что бы то ни стало на занимаемых местах частями, действующими на левом берегу Дона; 2) частями, действующими к югу от Дона, развить самое энергичное наступление из района Усть-Хоперской, Горбатова, Боковской, Верхне-Чирского и Тиховского, имея целью очистить от противника к 6 мая весь правый берег реки Дон…».

С целью повысить боевой дух в экспедиционных войсках 8-й армии последовал приказ № 7 от 1 мая, что советы у повстанцев — советы мелких помещиков; приказ № 9 от 3 мая, запрещающий принимать в ряды войск добровольцев из местных жителей (приказ вышел в связи с изменой ряда дружин красных казаков) и приказ № 10 от 6 мая поднять дисциплину и расстреливать на месте за изнасилования.

Разрозненные части сводились в полки и бригады. Так, Богучарская группа сводилась в 1-й Богучарский полк, Калачовская группа — в 1-й Калачовский полк. 13-й кавалерийский полк был передан из Боковской группы в экспедиционные войска 8-й армии, а Интернациональный батальон и 5-й кавдивизион включены в состав Боковской группы. Экспедиционная дивизия 8-й армии под командованием Антоновича при политкоме А. Попове (сын писателя А. С. Серафимовича) сводилась в три бригады (расписание на 2 мая 1919 года).

1-я бригада (командир Ораевский, комиссар Михайлов):

103-й полк — 680 штыков.

104-й полк — 720 штыков.

Тамбовские курсы — 404 штыка.

Рязанские курсы — 428 штыков.

1-й батальон 3-го Кронштадтского полка — 454 штыка.

13-й кавалерийский полк — 308 сабель.

В бригаде 12 орудий, 99 пулеметов.

2-я бригада (командир Ширинда):

106-й полк — 808 штыков.

107-й полк — 912 штыков.

1-й Богучарский полк — 576 штыков.

Сводный кавдивизион — 205 сабель.

Калужский эскадрон — 100 сабель.

В бригаде 6 орудий, 48 пулеметов.

3-я бригада (командир Сечко):

1-й Калачовский полк — 861 штык.

1-й конный (Воронежский) полк — 347 сабель.

2-й и 3-й батальоны 3-го Кронштадтского полка — 1325 штыков.

В бригаде 4 орудия, 41 пулемет.

Единственной боевой частью в 3-й бригаде изначально был 1-й Воронежский конный полк, остальные (1-й Калачовский полк) — комендантские команды. Поэтому для устойчивости в бригаду были посланы два батальона 3-го Кронштадтского полка.

Экспедиционные войска 9-й армии под командованием Волынского тоже были сведены в три бригады (расписание на 6 мая 1919 г.).

По другим данным, в 3-м заградительном отряде было 70 бойцов. Интересен состав 4-го заградительного отряда (командир Дивиш, комиссар Марек). Отряд был создан на базе Интернационального батальона Коммунистической дивизии и команды матросов Особой группы южного фронта. Состав: мадьяр — 75, немцев — 55, поляков — 30, чехов — 8, румын — 4, рутэл — 12, словаков — 8, хорватов — 8, арабов — 10, итальянцев — 1, евреев — 8, турок — 8, русских — 35. Всего — 283. Коммунистов — 6, сочувствующих — 16. Команды подавались на немецком языке. 7 мая 1919 г. отряд был выведен из боев в связи с революцией в Венгрии и переведен на западное направление Южного фронта.

В ходе начавшихся боев батальоны экспедиционной дивизии 9-й армии были сведены в полки:

Морской батальон и 2-й интернациональный батальон — 1-й сводный полк.

Батальон лыжников, 2-й батальон особого назначения и 3-й заградительный отряд — 2-й сводный полк.

1-й и 5-й батальоны особого назначения — 3-й сводный полк.

Изготовившимся к наступлению экспедиционным войскам противостояли поредевшие из-за полевых работ части повстанцев. По данным советской разведки, против эксдивизии 9-й армии повстанцы располагались следующим образом:

Против экспедиционной дивизии 8-й армии повстанцы располагались следующим образом:

Подсчет сил дает 7500 сабель, 3300 штыков, 5000 бойцов в смешанных частях, 21 пулемет и 10 орудий. Всего — 15 800 бойцов.

Тогда же определился и дал о себе знать «верховный орган власти» в Верхне-Донском округе — Второй съезд представителей станиц и воинских частей, который собрался в Вёшенской 18–19 апреля (1–2 мая). Из опубликованного протокола видно, кто представлял восставшие станицы и воинские части.

На съезд прибыли:

От Вёшенской — Благородов Иван (председатель станичного Совета) и Евланов Елизар (помощник председателя станичного продовольственного отдела).

От Казанской — Чайкин Филипп и Попов Павел.

От Каргинской — Щиров Семен и Власов Александр.

От Букановской — Попов Митрофан и Антонов Александр.

От Мигулинской — Качкин Семен (в 1917 году делегат Войскового Круга), Чайкин Михей (бывший станичный атаман) и Мрыхин Яков.

От Боковской — Кочетов Георгий и Лагутин Иван.

От Еланской — Кочетов Иван (председатель станичного Совета) и Мельников Матвей (товарищ председателя Совета).

От Краснокутской — Скачков Иван.

От 1-й дивизии — Ермаков Харлампий, Титов Прокофий…

Особо хочется рассказать о последнем. О Прокофии Семеновиче Титове, моем дальнем родственнике, я слышал историю, похожую на легенду. Прокофий («Проня») был женат на двоюродной сестре моего деда или — точнее — на родной сестре уже упоминавшегося здесь Афанасия Ефремовича Стефанова. При крещении дали ей имя «Татьяна», но вся родня почему-то называла ее «Ташурой». Проня и Ташура женились по взаимной любви, что по тем временам было редкостью. Проня на нее надышаться не мог, помогал во всем, «и хаты мазал (обмазывал глиной перед побелкой. — А. В.) и пироги пёк». На службу он ушел в 11-й Донской полк, а из полка был направлен в Варшаву в какую-то школу, где обучали фехтованию. Курс Прокофий закончил первым по успеваемости и был направлен в родной полк инструктором по владению холодным оружием. Весной 1918 г. Проня сочувствовал Подтелкову и вроде бы собирал у себя в хуторе Бодянском отряд идти навстречу Подтелковской экспедиции. Казаки и офицеры это помнили и Прокофия особо не выдвигали.

Когда началось восстание, Проню Титова, весь 18-й год пробывшего в тени, избрали в Бодянском командиром. Пришли к нему домой: «Восставать!..» Он смеялся:

— Не поеду. Я и на службе воевать ленился.

Казаки ему сказали:

— Мы тебя убьем прямо возле двора. Иди, принимай полусотню.

Деваться некуда, пошел. На прогоне казаки конные, кто в чем и кто с чем. Тут же большевика местного, Микишка, сторожат, убить хотят. Он в Бога не верил и вообще за красных был. Проня их в круг собрал и говорит:

— Как хочете отбивайтесь, а не рубить…

Микишка отпустили. И с Проней вроде все согласны. Но потом такое началось — куда там «не рубить»! И ездил Прокофий со всеми, бесстрашный и безрадостный. Бьют героев — они теряют осторожность. Прокофий себя героем не считал, сам оберегался и к Господу постоянно прибегал. В людях он всю жизнь не разбирался. За все время один верный выбор сделал — когда женился. И сейчас набрал себе в помощники черт-те кого. Федор Бирюлин, командир полка, его все больше в разведку или в охранение посылал.

В боях за Каргинскую с полусотней ребят 1-го и 2-го годов рождения (моложе не брали) прикрывал Прокофий стык меж двумя дивизиями и на неудобьях за сплетением изломавших землю буераков нарвался со своими на полусотню красных казаков. Ехали они в заломленных фуражечках, лето учуяли. Правились от хутора Каменка. Прокофий, первым выбиравшийся по отрожине, разглядел за хлестким сизым ольшаником какое-то движение и отскочил к развилке. Незаметно вывел своих под самый гребень, нутром рассчитал — красные саженях в сорока проедут, а потом вспомнил: шашки не у всех, патронов и вовсе нет. И казачата об этом вспомнили. Кто-то с визгливым восторгом:

— Ну, дай Бог деру!

И Прокофий, прикинув, что — поздно, с этими желторотыми далеко не убежишь, начнут их травить хоперцы по ярам, как зайцев, сдуру перепугал свое войско:

— Хочешь — не хочешь, а надо в атаку. Иначе так побьют.

Те и побледнели.

Потянул Прокофий левой рукой у одного из ножен узкую шашку. У эфеса надпись: «Злауст 1868».

— Прокофий Семныч, как же так?

— Ничего. Слухайте, — примерил, встряхнул, вживаясь в вес, в длину оружия. Правой рукой свою шашку выхватил. — Ну, как махну, давай за мной…

Склонился Прокофий к гриве, из-за торчащих настороженно конских ушей наблюдал, а сам отчитывал проникновенно: «…Заступник мой еси и прибежище мое. Бог мой и уповаю на него…»

Ехали красные. У одного — ручной пулемет на груди, сошки покачивались. Взыгрывали кони, ветер сносил роскошные хвосты. Ехали… Небо за ними громадное, и цвет не от мира сего.

Хотел их Прокофий пропустить и налететь сзади. Только поравнялись — у Прони в отряде не то конь всхрапнул, не то еще чего… Махнул Прокофий, вылетел…

— Урра!..

А сзади — тихо… «Ах ты ж, Боже ж мой!..» Кони красных шарахнулись и вмиг — в полукруг, подковой. Холодно, с лязгом клинки оголились. «Хоть бы стрелять не начали!» Не начали. В лицах — азарт. Взять его решили.

В Варшаве в фехтовальной школе учили Прокофия владеть всеми видами оружия, белого, благородного, и он на выпускных состязаниях первый приз забрал. Похвалился как-то: «Моя смерть — пуля. Меня сорок человек на шашки не возьмут». Глядели хуторяне на его уши, лопухами торчащие, верили, но не до конца. А был Прокофий на поверку редким бойцом, рубакой на всю область. И подпустив его на сабельный удар, совершили красные хоперцы страшную ошибку, смертельную…

«…От сети ловца, от гибельной язвы…» Влетел Прокофий в середку, легко, как подарки раздавал, махнул влево — вправо, и покатилась чья-то фуражка, подпрыгивая, пружиня козырьком. «…и под крыле Его надеешися оружием обыдет тя — истина Его…» Проделал коридор. Озлели хоперцы, полезли, мешая друг другу. Одного боялся Проня — пулеметчика. «…Ужасов в нощи, стрелы, летящей днем… Где ж он, с пулеметом?..» Подвел дончак хозяина: хотел, как лучше, и вынес под правую руку… Завалившись, головой вниз свисая, рвал пулеметчик с шеи ремень вместе с гимнастеркой, и Проня, качнувшись, чуть не вываливаясь — «Господи… подпруга…», — загасил его колющим под оголившиеся ребра. «Падут от страны твоея тысяща и тьма одесную тебя, к тебе же не приближится…»

Глядели потерявшиеся малолетки, и сердце падало, как проваливался Прокофий, на мгновение опережая выстрел, и вновь взлетал в седле, и рядом кто-то проваливался. Уже навечно.

Кружанул Прокофий обезумевших хоперцев, расплескал отдельных всадников по бугру; крутились те, не зная, кого ж на мушку брать. Где он? И человек или нечистая сила?

Бросили хоперцы поле боя, стали уходить. Не вынесла душа накала рубки. Понесся Проня за ними, боясь оторваться. Знал: оторвутся — залпами положат, и его и кобылу на сито изрешетят. «…На руках понесут тя, да не преткнешься о камень ногою своею…»

Спрашивали потом у молодых про ту погоню. Те, до се перепуганные, отвечали коротко: «Догоняет… как потянет до седла…»

Скатились ополовиненные красные в какой-то яр, стали стрелять, и Прокофий, упав на гриву, пустился обратно. Мимо тел бездыханных, мимо фуражек, плавающих в крови. «…Воззовет ко мне и услышу его…»

Малолетки, увидев его вблизи, на колени попадали: «Прокофий Семеныч, прости…»

Впрочем, вернемся лучше к Окружному съезду…

…Алимов Максим, Кривоносое Демьян, Федотов Зиновий, Зубков Тимофей, Токин Иосиф, Арнаутов Михаил, Майданников Иван, Аникеев Иван, Мельников Семен, Беззубов Афанасий, Асташов Трофим.

От 2-й дивизии никто не прибыл — дивизия вела тяжелый бой.

От 3-й дивизии — Мелихов Василий. Присутствие тоже минимальное, так как 3-я дивизия тоже вела бой.

Как видим, 2-я дивизия, сформированная в Мигулинской, где изначально был центр подготовки восстания, делегатов не прислала. 3-я дивизия, формировавшаяся в Казанской станице, втором центре подготовки восстания, прислала одного делегата, В. Мелихова, который в документах 1918 г. проходит как снабженец Сводного отряда Верхне-Донского округа. Этот отряд в 1918 г. пленил и уничтожил экспедицию Ф. Г. Подтелкова.

От 4-й дивизии — Писковатский (Песковатсков) Федор, Бессчетнов Григорий, Ширяев Андрей, Макушкин Павел, Колычев Андриан, Коршунов Иван, Топольсков Тимофей, Плачихин Михаил, Автономов Александр, Сидоров Лука, Карташев Яков, Медведев Кондрат.

От 5-й дивизии — Дейкин Иван, Барабанов Степан, Кочетов Никон, Гуров Михаил, Кочетов Михаил, Зимовнов Петр, Бурьянов Михаил, Благородов Павел, Зотов Алексей, Лапченков Степан, Седов Абрам, Ушаков Никифор, Баталыциков Михаил, Благородов Федор, Мельников Константин.

Как видим, воинские части прислали в 2,5 раза больше представителей, чем сами станицы, и простым большинством голосов могли диктовать свою волю. Ситуация в восставшем округе отражала таковую же среди донских антибольшевистских сил в целом.

Концентрация войск на небольшой свободной пока еще территории области привела к увеличению роли армии в общественной жизни Дона (при низкой политической культуре это могло привести к падению престижа гражданской власти). Иностранцы сразу же отметили: «Армия казаков, действующая на своей собственной земле, является здесь правительством».

Среди представителей фронтовых частей нет практически ни одного, официально названного белой печатью организатора восстания. Совпадает лишь одна фамилия — Колычев. «Хорунжий Колычев» назван газетой «Жизнь», а Андриан Колычев — представитель от 4-й дивизии. Но среди донских офицеров по фамилии Колычев, а таковых набирается 9 человек, нет ни одного по имени «Андриан».

Из 41 представителя повстанческих частей идентифицировать удалось тоже очень немногих. В 1-й дивизии это, во-первых, Харлампий Васильевич Ермаков, хорунжий, депутат Войскового Круга 1917 г., начальник указанной дивизии, герой ряда исследований; Титов Прокофий Семенович — младший офицер 11-го Донского полка, инструктор по владению холодным оружием; Аникеев Иван Степанович — младший урядник 33-го Еланско-Букановского полка Донской армии, георгиевский кавалер. В 4-й дивизии таковых тоже трое — Медведев Кондрат Егорович, подхорунжий, начальник дивизии; Макушкин Павел Петрович, подъесаул, уволенный атаманом Красновым из армии по несоответствию (приказ № 636 от 28.7.18); Песковагский Федор Васильевич, казак 32-го Вёшенского полка Донской армии, георгиевский кавалер. В 5-й дивизии идентифицировать удалось лишь двоих — Баталыцикова Михаила Ефимовича, казака 46-го Донского полка, члена полкового комитета в 1917 году, и Благородова Федора Павловича, подъесаула 28-го Верхне-Донского полка Донской армии. Всего (вместе с В. Мелиховым) 9 человек.

Остальные 32 представителя фронтовых повстанческих частей, судя по всему, рядовые казаки, ничем себя до указанного момента не проявившие, «серая масса».

От окружного совета присутствовали — председатель Данилов Никанор Петрович, его товарищи Ермаков Емельян Васильевич и Выпряжкин Николай Георгиевич, члены Мельников Николай Тихонович, Куликов Василий Васильевич, Суяров Гавриил Андреевич, Благородов Сергей Меркулович.

От командования — командующий Кудинов Павел Назарович и начальник штаба Сафонов Илья Гурьевич.

От организации сношений тыла с фронтом (своего рода идеологический отдел) — заведующий отделом Суяров Илья и от Каргинского отдела Беланов Павел.

От Народного суда и следственной комиссии — председатель суда Асташов Иван и член комиссии Майданников Михаил.

Из четверых последних, осуществлявших агитационные и карательные функции, в документах того периода встречаются двое: Суяров Илья Андреевич, в начале XX века учительствовавший в Даниловском волостном сельском училище, баллотировавшийся в 1918 г. в делегаты Большого Войскового Круга от станицы Вёшенской, но не набравший достаточного количества голосов, и Майданников Михаил Иванович, учитель, избиравшийся от станицы Вёшенской на Круг в 1917 г. Как видим, агитацию, пропаганду, а также функции следствия взяли на себя вёшенские учителя.

Избраны были председатель съезда и секретарь. Председателем избрали Суярова Илью, секретарем Попова Митрофана. Дополнительно товарищами председателя избрали Ермакова Харлампия и Медведева Кондрата. Как видим, председателем стал идеолог восстания, а его товарищами два дивизионных командира.

Заслушав отчет председателя Совета и командующего войсками, съезд зафиксировал свои полномочия, приняв решение, что верховная власть принадлежит окружному съезду, а высшая власть управления округом — окружному Совету, избранному съездом.

«Военно-оперативные распоряжения» оставались в «компетенции командующего войсками и его штаба, которые, однако, о своих действиях докладывают окружному совету».

Сам Совет и командование войсками были оставлены на своих постах.

Съезд подтвердил мобилизацию жителей от 18 до 55 лет, причем 5 старших возрастов оставались в Вёшенской гарнизоном и для подводной повинности.

Съезд принял решение «обложить по ставкам подоходного налога имущих лиц, занимающихся торговлей и промыслами, увеличив их доход в 10 раз против дохода 1916–1917 годов», произвести «временный беспроцентный заем всей денежной наличности в кредитных учреждениях, потребительских обществах, в станичных и хуторских обществах и церковного капитала», провести принудительный заем в 5 миллионов рублей и разверстать его между станицами.

Пока окружной съезд вершил дела округа, верстах в сорока, в районе станиц Каргинской и Боковской, казаки начали переговоры с красными.