1

Пронзительный звон вывел из гипнотического сна двести пассажиров. Джо Смит открыл глаза. Сначала возникло ощущение, будто он лежит в коконе. Стало страшно. Он напрег мускулы, рванулся — безуспешно.

Он попытался сосредоточиться, но после трех недель беспамятства это оказалось непросто. «Где я? На Балленкарче? Нет, рано. Балленкарч на краю звездного скопления, до него еще лететь и лететь. Должно быть, это Кайрил, планета друидов.»

Послышалось тихое жужжание. Кокон, вернее, спальный мешок распахнулся по магнитному шву. Джо ступил на палубу и, с трудом переставляя ватные ноги, добрался до перил, медленно спустился по пандусу к выходу из трюма.

Там стоял стол, за ним сидел серьезный темнокожий юноша в замшевой куртке и брюках из голубого плиофильма. Подняв на Джо огромные глаза, он попросил:

— Представьтесь, пожалуйста.

— Джо Смит.

Юноша сделал пометку в списке и кивнул в сторону коридора, ведущего вниз.

— В первую дверь на процедуры.

Шагнув через порог, Джо оказался в небольшой комнате, наполненной запахом антисептика.

— Разденьтесь! — металлическим голосом приказала ему тощая как жердь женщина в облегающих брючках. По ее коричневой коже текли ручейки пота. Она нетерпеливо сдернула с него простыню, выданную корабельным кладовщиком, обернулась и нажала кнопку. — Закрыть глаза! — велела она.

По телу хлестнули струи моющей жидкости. Температура и напор струй постоянно менялись, пробуждая мускулы. Приняв душ, Джо шагнул в поток теплого воздуха, а когда обсох, женщина небрежным шлепком направила его в соседнюю комнату. Там он сбрил щетину, причесался и облачился в костюм и сандалии, оказавшиеся в камере доставки.

У выхода его остановил санитар, вонзил в бедро иглу и ввел под кожу целый набор вакцин, антитоксинов и стимуляторов мышечной деятельности. После этого ему позволили покинуть корабль и сойти по трапу на поверхность планеты Кайрил.

Он набрал полные легкие свежего воздуха и осмотрелся. Космопорт стоял в окружении полей и крошечных сельских домиков. Над головой синело усыпанное жемчугом облаков небо. Вдали, на горизонте, высилось дерево, похожее на огромный столб дыма. Верхушка скрывалась в облаках, но Джо не мог ошибиться. Перед ним стояло знаменитое Древо Жизни.

Целый час он прождал в небольшом здании со стеклянными стенами, пока таможенники проверяли его паспорт и множество удостоверений. Наконец его отпустили, и он направился к проходной в дальнем конце поля — белокаменному строению в стиле рококо, украшенному резным орнаментом и замысловатой лепниной.

Возле турникета стоял друид, безучастно наблюдавший за высадкой пассажиров. Он был высок, худощав, с красивым, надменным лицом цвета слоновой кости, черными как смоль волосами и колючими темными глазами. На нем были блестящая кираса из покрытого эмалью металла и роскошная черная сутана, отороченная понизу золотым позументом; на голове сиял морион из тщательно подогнанных пластинок разных металлов.

Джо протянул визу сидевшему за турникетом чиновнику.

— Ваше имя? — спросил тот.

— Оно есть в визе.

Чиновник поморщился.

— Цель визита?

— Проездом, — коротко ответил Джо. Ему уже устраивали форменный допрос в здании со стеклянными стенами, пытаясь выяснить, с какой целью и по чьему поручению он прибыл на Кайрил.

Друид смерил его презрительным взглядом.

— Шпион мэнгов, не иначе, — с присвистом произнес он и отвернулся. Видимо, Джо чем-то заинтересовал его, и он повернулся снова. — Эй, ты!

Джо оглянулся.

— Да?

— Кто твой хозяин? На кого работаешь?

— Ни на кого. Я здесь по своим делам.

— Не юли! Все чужеземцы — шпионы. И ты не исключение. Не гневи меня, отвечай, кто тебя послал?

— Вынужден вас разочаровать, но я не шпион, — вежливо возразил Джо. Единственная роскошь, которую может себе позволить бродяга — это чувство собственного достоинства.

Тонкие губы друида растянулись в брезгливой улыбке.

— Что еще могло привести тебя на Кайрил?

— Личные дела.

— Ты похож на тюбанца. Как называется твоя родина?

— Земля.

Друид искоса взглянул на него, недоверчиво покачал головой и спросил, прищурившись:

— Дерзишь? Думаешь, я верю в сказку про рай для дураков?

Джо пожал плечами.

— Вы спросили, я ответил.

— Да, ответил — дерзко, с оскорбительной неучтивостью к моему сану.

В эту минуту к ним петушиной походкой приблизился низенький, толстый человек с лимонно-желтой кожей, большими простодушными глазами и хорошо развитыми челюстями. На нем был просторный плащ из плотного голубого бархата.

— Землянин — на Кайриле? — Он уставился на Джо. — Это вы, сударь?

— Вы угадали.

— Выходит, Земля все-таки существует?

— Существует.

Желтокожий человек повернулся к друиду.

— Ваша милость, это уже второй землянин, которого я встречаю. Очевидно...

— Второй? — перебил его Джо. — А кто первый?

Желтокожий возвел очи горе.

— Я забыл имя. Парри... Ларри... Барри...

— Гарри? Гарри Крис?

— Правильно. Он самый. Года два назад мне довелось с ним побеседовать здесь же, в порту. Весьма симпатичный молодой человек.

Друид круто повернулся и отошел. Проводив его равнодушным взглядом, толстяк обратился к Джо:

— Очевидно, вы здесь недавно?

— Только что прилетел.

— Позвольте дать вам совет: остерегайтесь друидов. Это несдержанный, недалекий и капризный народ. Они жуткие провинциалы и абсолютно уверены в том, что Кайрил занимает центральное положение во времени и пространстве. В присутствии друидов не следует распускать язык. Можно полюбопытствовать, каким ветром вас занесло?

— Дальнейший полет оказался мне не по карману.

— И что вы намерены предпринять?

Джо пожал плечами.

— Попытаюсь заработать денег.

Толстяк задумался на минуту, затем спросил:

— Какими способностями и навыками вы располагаете?

— Я неплохой механик, электрик, пилот. Могу вести научные исследования. Считайте меня инженером.

Желтокожий человек кивнул и задумчиво произнес:

— У друидов нет недостатка в дешевой рабочей силе. На планете много рабов-мирян.

Джо обвел взглядом стену, ограждающую порт.

— Глядя на это строение, не скажешь, что они знакомы с логарифмической линейкой.

На губах собеседника мелькнула улыбка.

— Между прочим, друиды — великие ксенофобы, в каждом госте им мерещится шпион.

Джо улыбнулся.

— Это я заметил. Первый встречный друид накинулся на меня с обвинениями. Назвал меня шпионом мэнгов, хотя доселе я о них и слыхом не слыхивал.

— Один из них перед вами, — толстячок поклонился.

— Мэнг? Или шпион?

— И то, и другое. Особого секрета здесь нет, это в порядке вещей. Каждый мэнг на Кайриле — шпион, как, впрочем, и каждый друид на Мэнгтсе. Наши миры соперничают друг с другом, в данный момент — в области экономики, и неприязнь между нами весьма велика. — Он потер подбородок. — Вам, значит, нужна хорошо оплачиваемая работа?

— Да. Но не шпионаж. Я не вмешиваюсь в политику. Жизнь и так коротка.

Мэнг сделал успокаивающий жест.

— Конечно, конечно. Как я сказал, друиды — неуравновешенные люди. И нечестные. Возможно, из этих слабостей мы сумеем извлечь выгоду. Предлагаю лететь со мной. Мне предстоит несколько дней погостить в Храме, и если мимоходом я похвастаюсь протоиерею своим новым механиком... — Он оборвал фразу и взял Джо за локоть. — Пойдемте.

Они прошли по. сводчатой галерее к стоянке, и Джо увидел ряд аэромобилей. «Древний хлам», — первое, что пришло ему в голову.

Мэнг усадил его в самую большую машину и приказал пилоту:

— В Храм.

Машина взмыла и помчалась над серо-зеленой равниной. Сельский ландшафт производил отталкивающее впечатление, хотя земли здесь, похоже, были плодородны. Улицы и аллеи пестрели лужами, крошечные деревеньки жались друг к дружке, на полях виднелись группы крестьян по десять-двенадцать человек, тянущие за собой плуги. Картина не из веселых.

— Пять миллиардов крестьян, — произнес мэнг. — Два миллиона друидов. И одно Древо.

Джо хмыкнул в ответ. Мэнг погрузился в молчание. Внизу проплывали поля — прямоугольники, окрашенные в коричневые и зеленые тона. По краям полей — мириады конических хижин, а впереди, прямо по курсу — Древо. Оно выглядело темнее, выше, массивней, чем было па самом деле. Среди чудовищных голых корней перед ними вырос гигантский дворец. Машина пошла вниз, мелькнули причудливо переплетавшиеся друг с другом балконы и галереи, стены, облицованные ценными породами камня, замысловато украшенные колонны и водосточные трубы, роскошный парадный подъезд.

Машина опустилась на площадку перед зданием, смутно напомнившем Джо Версальский дворец. С фасада открывался вид на ухоженные парки с мозаичными дорожками, фонтанами и статуями. А за Храмом закрывало листвой полнеба Древо.

— Советую снять боковую панель и сделать вид, будто вы устраняете какую-нибудь неисправность, — сказал мэнг, выбираясь из машины. — А я тем временем попытаюсь устроить Вас на приличную работу.

— Похоже, вы всерьез решили заняться моей судьбой, хотя мы едва знакомы, — сказал Джо. — Вы филантроп?

— Вовсе нет. Понимаю, со стороны я кажусь чудаком, но поверьте: мои поступки совсем не бескорыстны. Попытаюсь объяснить на примере. Когда вам, механику, предстоит непривычная работа, вы берете как можно больше разных инструментов — на всякий случай. Так и я, выполняя порученное мне дело, стараюсь обзавестись знакомствами. У многих людей есть знания и навыки, которые могут мне пригодиться.

— Это окупается? — с улыбкой спросил Джо.

— Да. И кроме того, — напыщенно добавил толстячок, — благодарность — сама по себе награда. Принося людям пользу, всегда получаешь огромное удовольствие. Но прошу вас, не думайте, что моя помощь вас к чему-то обяжет.

«Учту», — подумал Джо, но промолчал.

Толстяк направился к массивной парадной двери из узорной бронзы. Джо постоял возле машины, неспеша потянул панель. Она отошла, но ненамного — изнутри ее удерживали провода. Джо отсоединил их и снял панель.

Его глазам предстал удивительный механизм — детали притянуты шурупами к деревянным платам, те, в свою очередь, крепятся кусками проволоки к деревянному каркасу. Из дерева была и рама, в которой находился двигатель. Среди проводов — ни одного покрытого изоляцией.

Вспомнив, что на этой развалюхе он летел от самого космопорта, Джо покрылся холодным потом. Пожалуй, совет желтокожего мэнга — покопаться в моторе — не был лишен смысла. Джо распутал провода, идущие от аккумулятора к двигателю, поменял полярность, подтянул ослабевшие крепления.

На противоположном краю площадки опустился аэромобиль, из него выбралась девушка лет восемнадцати-девятнадцати, с узким, подвижным лицом. Глаза их встретились, но она быстро отвернулась и направилась к Храму.

Джо постоял, провожая взглядом стройную фигурку, спохватился и вернулся к работе. «Какая милашка!» — с восхищением подумал он и нахмурился, вспомнив о Маргарет. Маргарет — необычная девушка. Изящная блондинка с летящей походкой. Но — себе на уме. Кто знает, что творится в ее душе, куда ему ни разу не удавалось заглянуть.

«Ты опоздал родиться на свет», — смеясь, сказала она, когда Джо поведал ей о своем замысле. С тех пор прошло два года, и неизвестно, ждет ли его Маргарет. Он рассчитывал улететь месяца на три, не более, но судьба распорядилась иначе, понесла его все дальше и дальше, с планеты на планету, в созвездие Единорога.

В сумрачной тундре Джемивьетты ему пришлось выращивать мох, чтобы заработать на билет третьего класса до Кайрила. «Маргарет, — подумал Джо, — надеюсь, ты заслуживаешь такого путешествия.» Он оглянулся. Девушка-друид вбегала в парадную дверь Храма.

— Как ты смеешь! — закричал кто-то над ухом. — Кто тебе позволил потрошить машину?! Да за это тебя убить мало!

Это был пилот аэромобиля, на котором прилетела девушка, здоровяк с физиономией, похожей на свиное рыло. Джо был тертый калач и знал — с такими типами лучше не связываться. Промолчав, он вновь погрузился в изучение внутренностей летательного аппарата. Было чему удивляться: три конденсатора, соединенных в цепь, вывалились из гнезд и свободно покачивались на проводах. Джо вставил в гнездо средний конденсатор, затем оба крайних.

— Эй, ты! — возмутился пилот. — Не смей совать корявые лапы в тонкий механизм.

Это было уже слишком. Джо поднял голову.

— Тонкий механизм?! Не понимаю, как этот мусорный ящик вообще летает.

Свиное рыло исказила гримаса бешенства. Пилот сделал шаг вперед, но остановился, заметив, что к ним приближается друид — рослый, краснолицый, с густыми бровями. Его нос походил на маленький ястребиный клюв, а рот — на тире, заключенное в скобки. Одет он был в просторную сутану цвета киновари с капюшоном, отороченным пышным черным мехом. Такая же оторочка шла по низу сутаны. На голове поверх капюшона сверкал морион из черных и зеленых пластин, с шишаком, покрытым красной и черной эмалью.

— Борандино!

Пилот подобострастно согнулся.

— Да, ваша милость!

— Поставь кельт под навес.

Друид остановился перед Джо, посмотрел на груду выброшенного из машины хлама, и его лицо налилось кровью.

— Что ты сделал с моей лучшей машиной?

— Выкинул лишнее барахло.

— Этот аппарат обслуживает самый опытный на Кайриле механик!

— Я бы не назвал его опытным. Впрочем, могу запихать мусор обратно. Машина не моя.

— Ты хочешь сказать, что теперь, когда в машине почти не осталось деталей, она будет летать?

— И лучше, чем прежде.

Друид оглядел его с головы до ног. Джо уже догадался, что имеет дело с самим протоиереем. На лице друида появилось вороватое выражение, и он бросил взгляд на Храм.

— Ты на службе у Хаблъята, верно?

— У мэнга? Да, пожалуй.

— Ты не мэнг. Кто ты?

Джо вспомнил инцидент с друидом в порту.

— Я тюбанец.

— А! И сколько тебе платит Хаблъят?

Джо пожалел, что ничего не знает о местном денежном курсе.

— Ну, сколько? Тридцать колоколен в неделю? Сорок?

— Пятьдесят.

— Я дам восемьдесят. Будешь у меня главным механиком.

Джо кивнул.

— Годится.

— К обязанностям приступаешь с этой минуты. Хаблъяту я сообщу. Ты не должен больше разговаривать с этим террористом. Ты теперь слуга протоиерея.

— Слушаюсь, ваша милость, — поклонился Джо.

2

Прозвенел звонок.

— Гараж! — отозвался Джо, бросая ключ на верстак. Из динамика над его головой зазвучал голос девушки, властной и своевольной жрицы Ильфейн, младшей дочери протоиерея. Она явно нервничала, чего прежде Джо за ней не замечал.

— Пилот, слушай внимательно и в точности исполни мою волю.

— Да, ваша милость.

— Возьми черный кельт и подведи к моим апартаментам на третьем этаже. Будешь осторожен — получишь награду. Понял?

— Да, ваша милость, — ответил Джо бесстрастным голосом.

— Поторопись.

«К чему такая спешка и скрытность? — думал Джо, натягивая ливрею. — Кража? Или любовная интрижка? Ильфейн слишком молода... Впрочем, не слишком.» Ему уже приходилось выполнять подобные поручения ее сестер, Изейн и Федран. Джо пожал плечами. Оставалось надеяться, что ему и впрямь перепадет сотня колоколен, а то и больше.

Он грустно улыбался, выводя черный кельт из-под навеса. Брать чаевые у восемнадцатилетней девчонки, да еще и радоваться этому! Когда-нибудь, вернувшись на Землю к Маргарет, можно будет вспомнить о гордости и достоинстве. А сейчас эти чувства только мешают.

Деньги есть деньги. Без них он не смог бы пересечь целую галактику. Без них Балленкарч не оказался бы, наконец, совсем рядом. По ночам, когда гасли прожекторы на крыше Храма, он видел солнце Баллен — яркую звезду в созвездии, которое друиды называли Порфирит. Последний перелет в трюме под гипнозом обошелся Джо в две тысячи колоколен.

Из получаемых раз в неделю восьмидесяти колоколен он мог откладывать семьдесят пять. Три недели прошли, до отлета на Балленкарч их осталось двадцать четыре. Слишком большой срок для Маргарет, светловолосой легкомысленной красотки, которая ждет его на Земле.

Кельт круто взмыл вверх и пронесся вдоль ствола Древа к третьему этажу Храма. А Джо казалось, будто он и вовсе не отрывался от земли — таким высоким было Древо. С того дня, как Джо поселился в его тени, его не покидали страх и благоговение.

Ствол Древа — могучая, каждой клеткой дышащая колонна — достигал в диаметре пяти миль. Корни — «кормильцы» на языке друидов — уходили на двенадцать миль в глубь планеты. Каждый сук был толщиной с Храм. Крона подпирала небеса и нависала над стволом, как соломенная крыша над стогом сена. Ярко-желтые на макушке, трехфутовые листья книзу сменялись зелеными, розовыми, алыми и черными с синеватым отливом. Древо было властелином горизонта, оно раздвигало плечами облака и носило в уборе громы и молнии, словно елочную гирлянду. Это была душа планеты, царица планеты, все попирающая и подавляющая неколебимость, и Джо хорошо понимал, почему первопоселенцы Кайрила обожествили Древо.

Вот и третий этаж. Теперь вниз, к площадке перед апартаментами жрицы Ильфейн. Джо посадил машину, выпрыгнул и пошел по плиткам, инкрустированным золотом и слоновой костью.

Из-за двери выскользнула Ильфейн, нежное создание со смуглым, узким как у птицы лицом. Она была босиком, в простеньком белом платье. Джо посмотрел на девушку с интересом — раньше он видел ее только в дорогих нарядах.

— Входи, — приказала Ильфейн. — Быстрее.

Она отодвинула дверь, и Джо вошел в богато обставленную комнату с высоким потолком. Две стены украшала мозаика из белых мраморных и темно-синих дюмортьеритовых плит, окаймленных полосками меди с орнаментом в виде экзотических птиц. На третьей стене висел гобелен с изображением девушек, сбегающих по травянистому склону. У этой стены стоял длинный диван с подушками, а на нем сидел человек в голубой с красно-серым позументом рясе эклисиарха. Рядом на диване лежал морион с золотыми листьями, а на поясе висел жезл, вырезанный из священного дерева. На Кайриле такие жезлы носили только священнослужители. Эклисиарх был сухощав, но широкоплеч, с резкими чертами лица. Джо впервые видел такое лицо — длинное, с непропорционально широкими скулами и узким подбородком. Высокий лоб, длинный, прямой нос, впалые щеки, плоские, темные кружочки глаз в глубине узких впадин, густые брови, черные завитки волос. Лицо умного, жестокого, пресыщенного и хитрого существа. Иными словами, дикого зверя, случайно принявшего человеческий облик.

Некоторое время Джо напряженно, с растущей неприязнью вглядывался в это лицо, затем опустил глаза к ногам священника. На полу лежал труп — скорченный, окостеневший, страшный — и малиновое покрывало на нем было перепачкано желтой кровью.

— Это труп посла с Мэнгтса, — объяснила ему Ильфейн. — Вернее — шпиона, скрывавшегося под маской посла. Кто-то его здесь прикончил или притащил сюда уже мертвого. Я знаю, ты надежный слуга. Никому не рассказывай, что видел. Мы заключили с правительством мэнгов несколько деликатных соглашений, и подобный инцидент может привести к несчастью. Ты меня понимаешь?

— Я исполню любое ваше желание, ваша милость. С разрешения протоиерея.

— Протоиерей слишком занят, незачем его беспокоить, — раздраженно возразила Ильфейн. — Эклисиарх Манаоло поможет тебе перенести труп в кельт. Потом мы отвезем его и сбросим в океан.

— Я подгоню машину поближе, — произнес Джо бесцветным тоном.

Манаоло встал и направился вслед за ним к выходу. Джо услышал его шепот:

— Нам будет тесно в маленькой кабине.

— Это единственная машина, которой я умею управлять, — сердито ответила Ильфейн.

Подводя кельт к двери, Джо задумался над ее словами. Единственная машина, которой она умеет управлять... Он бросил взгляд на стену соседнего крыла Храма. Футах в пятидесяти, точно на такой же площадке, стоял, заложив руки за спину и улыбаясь, человек в голубом плаще.

Джо вернулся в комнату.

— На противоположном балконе мэнг.

— Хаблъят! — вскричал Манаоло. Друид бросился к двери и осторожно выглянул наружу. — Он не мог ничего заметить!

— Хаблъят замечает все, — мрачно произнесла Ильфейн. — Порой мне кажется, что у него глаза на затылке.

Джо опустился на колени возле трупа. Из открытого рта мертвеца высовывался кончик оранжевого языка. На боку висел тугой кошелек. Джо развязал стягивающий его шнурок.

— Ну что ж, пусть он возьмет свое, — с презрением бросила Ильфейн.

Брезгливое снисхождение в голосе девушки заставило его покраснеть до корней волос. Но деньги, как говорится, не пахнут. С какой стати он должен от них отказываться? Запустив руку в кошелек, он извлек толстую пачку банкнот. Ого! По меньшей мере сотня купюр по десять колоколен. Кроме денег, в кошельке оказалось маленькое оружие. Прежде Джо такого оружия не видел и как оно действует, не знал, но на всякий случай сунул за пазуху, потом закутал мертвеца в малиновое покрывало и, поднявшись, взял его за запястья. Манаоло ухватился за лодыжки. Ильфейн выглянула за дверь.

— Он ушел! Быстрее!

Через пять секунд труп лежал на заднем сиденье кельта.

— Пойдем со мной, — сказала Ильфейн.

Джо не хотел показывать Манаоло спину, но все же повернулся и последовал за жрицей. Она привела его в комнату, где находился гардероб, и указала на два саквояжа.

— Возьми, отнеси в кельт.

Дорожный багаж, подумал Джо. Краем глаза он заметил, что Хаблъят снова показался на балконе. Уложив саквояж в кабину, Джо возвратился в комнату.

Ильфейн уже переоделась в наряд простолюдинки — темно-синее платье, подчеркивающее ее фигурку эльфини, и сандалии. Джо опустил глаза. Пожалуй, Маргарет вела бы себя в обществе покойника не столь непринужденно.

— Кельт готов, ваша милость, — доложил он.

— Поведешь ты, — сказала Ильфейн. — Подними нас до пятого этажа и сворачивай на юг, к заливу.

Джо покачал головой.

— Я механик, а не пилот. И везти вас не собираюсь.

Казалось, его слова провалились в пустоту. Затем Ильфейн и Манаоло разом повернули к нему головы. Ильфейн была удивлена, но недоумение тотчас уступило место решительности.

— Выходи. Поведешь ты, — повторила она резким тоном, каким повторяют приказ непонятливому слуге.

Джо медленно сунул руку за пазуху, где покоилось маленькое оружие посла. Лицо Манаоло осталось неподвижным, лишь дрогнули ресницы. Но Джо не сомневался, что друид встревожен.

— Я вас не повезу, — повторил Джо. — Вы и без моей помощи легко избавитесь от трупа. Не знаю, куда и зачем вы собрались, но мне с вами не по пути.

— Я приказываю! — крикнула Ильфейн. Это было безумно, фантастично — ей осмелились перечить.

Джо покачал головой, внимательно следя за каждым движением девушки и друида.

— Мне очень жаль.

— Тогда убей его! — обратилась жрица к Манаоло. — Уж его-то труп не вызовет никаких осложнений!

Манаоло грустно улыбнулся.

— Боюсь, это не так просто. У него пистолет. Он не желает умирать и будет сопротивляться.

Ильфейн фыркнула.

— Это просто смешно!

Джо вытащил пистолет. Девушка испуганно отшатнулась.

— Очень хорошо, — глухо произнесла она. — Я готова заплатить за молчание. Это тебя устраивает?

— Вполне. — Джо криво улыбнулся, подумав, что сейчас не время строить из себя благородного. Одного благородства не хватило, чтобы осчастливить Маргарет... Совершенно ясно — жрица решила удрать со своим надменным и грозным Манаоло. Да и кто захочет женщину, к которой прикоснулся этот человек?

— Сколько? — равнодушно спросил Манаоло.

Джо быстро прикинул в уме. В его комнате лежало двести колоколен, еще тысячу он взял из кошелька убитого посла. Нечего скромничать, решил он, пусть будет побольше.

— Пять тысяч, и я забуду все, что видел и слышал сегодня.

Похоже, цифра не показалась им чрезмерной. Манаоло извлек бумажник, вынул пачку банкнот и бросил на пол.

— На, забирай.

Не оглядываясь, Ильфейн выбежала на площадку и забралась в аэромобиль. Манаоло последовал за ней.

Кельт умчался в безоблачное небо Кайрила. Джо остался один в комнате с высоким потолком.

Он поднял с пола деньги. Пять тысяч колоколен! Подойдя к окну, Джо проводил машину взглядом, пока та не превратилась в черную точку. К горлу подкатил комок. Все-таки, Ильфейн — чудесное создание. На Земле он бы в нее влюбился, если бы, конечно, не Маргарет. Но здесь, на Кайриле, Землю считали вымыслом. А Маргарет — нежная, стройная, светлая как поле с нарциссами — ждала его возвращения. По крайней мере, знала, что он в это верит. «Слово Маргарет, — с горечью подумал Джо, — не всегда подтверждается делом. Проклятый Гарри Крис!»

Он спохватился: в любую минуту в комнату может войти кто-нибудь из обитателей Храма. И тогда поди объясни, что его сюда привело.

Он решил вернуться в гараж, шагнул к двери... и застыл на месте. Дверь медленно отодвигалась. У него бешено забилось сердце, на лбу выступил пот. Джо поспешил спрятаться за гобеленом.

Дверь с визгом отъехала в сторону. В комнату вошел невысокий, полный человек в голубом бархатном плаще. Хаблъят.

3

Окинув комнату взглядом, Хаблъят печально покачал головой.

— Плохо дело! Слишком большой риск.

Джо, затаивший дыхание возле стены, не мог с ним не согласиться. Хаблъят сделал еще два шага вперед, всматриваясь себе под ноги.

— Неаккуратно. Осталось много крови. — Он поднял глаза, словно чутьем угадав местонахождение Джо. — Но вам надо держать себя в руках. Да-да. Держать себя в руках, — повторил он. Еще секунда — и он увидел Джо. — Судя по всему, вам заткнули рот деньгами. Просто чудо, что вы живы.

— Меня вызвала жрица Ильфейн, — сухо сказал Джо. — Хотела, чтобы я вел кельт. Но я отказался. К тому, что тут произошло, я не имею никакого отношения.

Хаблъят с задумчивым видом покачал головой.

— Если друиды застанут вас здесь, то допросят под пытками, а потом убьют, чтобы избавиться от свидетеля.

Джо облизал губы.

— Думаете... они попытаются скрыть убийство посла?

Хаблъят кивнул.

— Несомненно. Я представляю здесь власть и богатство Мэнгтса, так называемую фракцию Голубой Воды. Импоинг принадлежал к Красной Ветви. Сторонники этой фракции придерживаются иных философских концепций, нежели мы.

Джо пришла в голову страшная мысль, и он никак не мог от нее избавиться. От Хаблъята не укрылись его подозрения. Рот мэнга — короткая красная трещина между желтыми скулами — скривился в улыбке.

— Совершенно верно. Его убил я. Поверьте, это было необходимо. Иначе он зарезал бы Манаоло, которому поручена очень важная миссия. А это было бы трагедией.

Мысли метались в мозгу Джо, словно косяк рыбы, угодивший в сети. Как будто Хаблъят разложил перед ним на прилавке множество броских товаров и теперь ждал, какой он сделает выбор.

— Для чего вы мне это рассказываете? — осторожно спросил Джо.

Хаблъят пожал пухлыми плечами.

— Кем бы вы ни были, вы не просто механик.

— Ошибаетесь.

— Кто вы и что вы, еще не установлено. Времена нынче сложные, многие правительства и люди ставят перед собой противоречивые цели, и потому происхождение и намерения каждого человека следует узнавать как можно подробнее. Мне удалось проследить ваш путь от девятой планеты Тюбана, где вы читали лекции по машиностроению в Технологическом институте. Оттуда вы отправились на Ардемизию, затем на Панаполь, затем на Розалинду, затем на Джемивьетту, и наконец на Кайрил. На каждой планете вы задерживались только для того, чтобы заработать на оплату следующего перелета. Это стало стереотипом, а где стереотип, там и план. Где план, там и цель, а если есть цель, есть и тот, кому она выгодна. Это значит, кто-то окажется в проигрыше. Вам, похоже, немного не по себе? Опасаетесь разоблачения? Я угадал?

— Мне не хочется стать покойником.

— Давайте перейдем в мои апартаменты. Это рядом. Там можно спокойно побеседовать. Я всегда ухожу из этой комнаты, испытывая благодарность судьбе за то, что...

Его речь оборвал стук. Мэнг бросился к окну, посмотрел вверх, вниз. От окна перебежал к двери, прислушался.

— Отойдите, — приказал он.

Стук повторился — тяжелые удары кулака в дверь. Хабльят глубоко, с присвистом, вздохнул. Послышался скрип. Дверь отъехала в сторону.

В комнату ворвался высокий человек с широким лицом и маленьким, похожим на клюв носом. Он был одет в долгополую белую сутану, поверх капюшона поблескивал зелено-черно-золотистый морион. Хаблъят вдруг оказался у него за спиной, применил сложный прием — захват предплечья, подсечка, выкручивание запястья — и друид ничком полетел на пол.

У Джо перехватило дыхание.

— Это же сам протоиерей! Нас освежуют...

— Идем, — произнес Хаблъят все тем же буднично-добродушным тоном. Они быстро прошли по коридору, и Хаблъят отворил дверь в свои апартаменты. — Сюда.

Покои Хаблъята оказались просторней, чем келья жрицы Ильфейн. В гостиной возвышался прямоугольный длинный стол, вырезанный из цельного куска темного дерева, с узором из медных листьев на полированной поверхности. Возле двери неподвижно сидели на полу двое солдат-мэнгов, невысоких, коренастых, с грубыми чертами лица. Хаблъят прошел мимо, не обратив на них внимания. Заметив удивление Джо, он оглянулся на них и пояснил:

— Гипноз. Когда я в комнате, и когда комната пуста, они не двигаются.

Сознавая, что здесь его присутствие может вызвать не меньше подозрений, чем в келье жрицы, Джо неохотно последовал за ним. Хаблъят с кряхтеньем уселся в кресло и указал на другое. Джо уже сомневался, что ему удастся выбраться из лабиринта интриг, но подчинился. Растопырив на столе пухлые пальцы, Хаблъят устремил на гостя невинный взгляд.

— Похоже, вы впутались в неприятную историю, мистер Смит.

— Отчего же? — произнес Джо, тщетно пытаясь собраться с духом. — Я могу пойти к протоиерею, рассказать все как было, и дело с концом.

У Хаблъята задергались щеки — он пытался сдержать смех. Мэнг раскрыл беличий рот:

— А после?

Джо не ответил. Хаблъят постучал ладошкой по столу.

— Мой юный друг, вы еще мало знакомы с психологией друидов. Для них убийство — это выход из почти любой ситуации. Как только вы расскажете им свою историю, вас убьют. Хотя бы потому, что не найдут убедительных причин не убивать. — Хаблъят рассеянно приглаживал усики желтым ногтем и говорил так, словно размышлял вслух. — Иногда самые нелепые общественные структуры оказываются вполне целесообразными. Управление планетой Кайрил замечательно своей простотой. Единственное предназначение пяти миллиардов мирян — холить и лелеять два миллиона друидов и одно Древо. И система функционирует, она обеспечивает воспроизводство населения, что доказывает ее жизнеспособность. Кайрил — уродливое олицетворение религиозного фанатизма. Миряне, друиды, Древо. Миряне трудятся, друиды вершат обряды, Древо незыблемо и свято. Удивительно — из одной и той же протоплазмы природа лепит и олухов-мирян, и спесивых друидов.

Джо беспокойно пошевелился в кресле.

— А причем тут я?

— Я всего лишь хочу подчеркнуть, — мягко произнес Хаблъят, — что там, где каждый плюет на всех, кроме себя самого, ваша жизнь не стоит ломаного гроша. Что для друида жизнь человеческая? На изготовление вот этого стола ушел век десяти тружеников. Мраморные плиты на стенах подогнаны вручную. Цена? Друидам на нее наплевать. Труд не оплачивается, с интересами работников никто не считается. Откуда поступает в Храм электроэнергия, как вы думаете? Из подвалов, где установлены генераторы с ручным приводом. Вся жизнь мирян отдана Древу — за смирение и усердие в труде Древо приютит их бедные души. Так друиды оправдывают свой государственный строй перед другими планетами и собственной совестью. Мирянам дано немногое. Унция муки в день, унция рыбы, миска овощей — только чтобы с голоду не умирали. Они не знают ни брачных церемоний, ни семейных отношений, ни традиций. У них даже фольклора нет. Это просто рабочая скотина. И размножаются они без любви и страсти.

Общество друидов монолитно. Их лозунг прост: уничтожь все партии, и не будет никакой политической борьбы. Вот и маячит над планетой Древо Жизни, самая великая надежда на вечное существование, какую только знала история Галактики.

Джо оглянулся на неподвижных солдат, затем его взгляд скользнул влево, по большому оранжевому ковру, за окно. Хаблъят наблюдал за ним, насмешливо поджав губы.

— Зачем вы меня здесь держите? — спросил Джо. — Что вам надо?

Хаблъят укоризненно покачал головой.

— У меня нет намерения вас удерживать. Вы вольны уйти в любую минуту.

— Для чего же вы привели меня сюда?

Хаблъят пожал плечами.

— Из чистого альтруизма, пожалуй. Если вернетесь к себе, вас наверняка убьют.

Джо откинулся на спинку кресла.

— Ну, это вовсе не обязательно.

Хаблъят отрицательно покачал головой.

— Боюсь, это так. Сами подумайте: уже известно, или скоро станет известно, что вы подняли на третий

этаж кельт, на котором улетели Манаоло и жрица Ильфейн. Войдя в покои дочери, случайно или по чьему-то наущению, протоиерей подвергся нападению. А вскоре после этого пилот возвратился в свою комнату.

Он замолчал, многозначительно подняв пухлую ладошку.

— Ладно, — сказал Джо. — Что у вас на уме?

Хаблъят постучал ногтем по столу.

— Сейчас сложные времена. Сложные. Видите ли, — добавил он доверительно. — На Кайриле развелось слишком много друидов.

— Много? — удивился Джо. — Их всего два миллиона.

Хаблъят усмехнулся.

— Но пяти миллиардов рабов уже недостаточно, чтобы обеспечить им безбедное существование. Вы должны понимать — эти бедняги, миряне, не заинтересованы в производстве. Они заинтересованы лишь в одном: побыстрее пройти по жизни и стать листом на ветви Древа. Перед друидами неожиданно встала дилемма. Чтобы увеличить выпуск промышленных товаров, они должны усовершенствовать технологию и повысить уровень образования, а следовательно, позволить мирянам открыть, что в жизни немало приятного, к чему стоит стремиться. Либо искать другой выход. Как раз с этой целью они подключились к торговым операциям промышленного банка на Балленкарче. Само собой, и мы, мэнги, не можем остаться в стороне, поскольку планы друидов угрожают нашему благополучию.

— А почему я не могу остаться в стороне? — устало спросил Джо.

— Будучи эмиссаром высокого ранга, я обязан отстаивать интересы своего мира, — сказал Хаблъят. — Я постоянно нуждаюсь в информации. Мне известен ваш путь от одной из планет далекого солнца Тюбан. Но откуда вы родом — мы не знаем, хотя заинтересовались вами еще за месяц до того, как вы здесь появились.

Джо раздраженно возразил:

— Вы знаете, откуда я родом. Я еще в порту сказал. С планеты Земля. И вы говорили, что встречались с другим землянином, Гарри Крисом.

— Совершенно верно, — кивнул Хаблъят. — Название «Земля» очень удобно для сохранения инкогнито. Как вашего, так и Гйрри Криса. — Он лукаво посмотрел на Джо.

Джо тяжело вздохнул.

— Вы знаете о Гарри Крисе гораздо больше, чем говорите.

— Разумеется. Мне необходимо знать очень многое. Но разве Земля, которую вы называете своей родиной, — не выдумка?

— Смею вас заверить, — с мрачной иронией ответил Джо. — Ваш народ нашел себе такое далекое звездное облачко, что забыл о существовании целой Вселенной.

Хаблъят кивал, барабаня пальцами по столу.

— Интересно, интересно. Ваши слова придают совершенно новое звучание нашей беседе.

— Меня не интересует звучание, — раздраженно бросил Джо, — ни старое, ни новое. Мои дела, чего бы они ни касались — это мои личные дела. Ваши аферы меня не интересуют. Не желаю участвовать в том, что здесь происходит.

Раздался громкий стук в дверь. Хаблъят вскочил, на его лице появилась довольная ухмылка. «Ждал», — догадался Джо.

— Повторяю, — сказал Хаблъят, — у вас нет выбора. Хотите жить?

— Разумеется, хочу!

Стук повторился, и Джо привстал.

— Тогда соглашайтесь со всем, что я скажу, как бы нелепо это ни звучало. Понятно?

— Да, — покорился Джо.

Хаблъят резко выкрикнул какое-то слово. Словно заводные человечки, солдаты вскочили на ноги.

— Открыть дверь!

Дверь ушла в стену. В проеме стоял разъяренный протоиерей. Из-за его спины в комнату заглядывали друиды. Их было не меньше полудюжины, в сутанах разных цветов — дьяки, ризничие, иеромонахи.

С Хаблъятом произошла разительная перемена. В движениях появилась решительность, в то же время благодушие на лице сменилось чуть ли не подобострастием. Он кинулся навстречу протоиерею с таким видом, будто визит высокопоставленного лица привел его в неописуемый восторг.

Протоиерей возвышался в дверях как гора. Его взгляд скользнул по двум солдатам и остановился на Джо. Друид указал на него пальцем и напыщенно произнес:

— Вот этот человек! Убийца и мерзавец! Хватайте его! Не пройдет и часа, как мы насладимся его смертными муками!

Друиды разом шагнули вперед. Джо схватился за пистолет, но воины Хаблъята молниеносно загородили жрецам дорогу.

Одетый в коричнево-зеленую рясу друид с горящими глазами столкнулся с солдатами и попытался их раздвинуть. Голубая вспышка, треск, сдавленный крик — и друид отскочил.

— Они бьют током! — крикнул он, дрожа.

Хаблъят само недоумение шагнул вперед.

— Ваша милость, в чем дело?

Выражение лица протоиерея было до крайности презрительным.

— В сторону, мэнг! Убери своих электрических угрей! Мне нужен этот человек!

— Но, ваша милость! — вскричал Хаблъят. — Ваша милость, вы пугаете меня! Возможно ли, чтобы мои служащие совершали преступления?

— Твои служащие?

— Ваша милость, разумеется, в курсе, что в целях проведения реалистичной политики мое правительство нанимает на дружественных планетах некоторое количество неофициальных наблюдателей.

— Шпиков-головорезов! — взревел протоиерей.

Хаблъят помял пальцами подбородок.

— Ваша милость, я не питаю иллюзий, что на Мэнгтсе самоликвидируются агенты друидов. Так что натворил мой слуга?

Протоиерей по-бычьи наклонил голову.

— Я скажу тебе, что он натворил. Прикончил одного из ваших же людей! Мэнга! В келье моей дочери весь пол перепачкан желтой кровью. А где кровь, там и смерть!

— Ваша милость! — воскликнул Хаблъят. — Это очень важное известие! Так кто же погиб?

— Откуда мне знать? Достаточно того, что произошло убийство, а этот...

— Но, ваша милость! Этот человек весь день провел на моих глазах! Ваша новость очень тревожна. Она означает, что совершено покушение на представителя моего правительства. Боюсь, в Латбоне начнется переполох. Где вы обнаружили кровь? В келье дочери, жрицы? А где она сама? Возможно, она сможет пролить свет...

— Я не знаю, где она. — Протоиерей повернулся, ткнул пальцем в грудь одного из друидов. — Аламайна, разыщи Ильфейн. Я желаю с ней поговорить. — Затем — Хаблъяту: — Следует ли понимать это так, что вы берете негодяя под свою защиту?

Хаблъят вежливо произнес:

— Офицеры Департамента охраны будут рады гарантировать неприкосновенность представителей вашей милости на Мэнгтсе.

Протоиерей повернулся на каблуках и удалился вместе со своей свитой.

— Выходит, я теперь шпион мэнгов? — спросил Джо.

— Почему вы так решили?

Джо устало опустился в кресло.

— По ряду причин у меня возникло подозрение, что вы решили зачислить меня в свой штат, — язвительно ответил он.

Хаблъят протестующе помахал рукой:

— Ну что вы!

Джо несколько секунд разглядывал его, затем произнес:

— Вы прикончили своего соотечественника, сбили протоиерея с ног в келье его дочери — и вдруг оказывается, что ко всему этому я имею самое прямое отношение. Разве не налицо заранее подготовленный план?

— Ну-ну... — пробормотал мэнг.

— Могу ли я и далее рассчитывать на вашу порядочность? — вежливо спросил Джо.

— Безусловно. Во всех отношениях. — Хаблъят был крайне любезен.

Тогда Джо нагло и без всякой надежды на успех потребовал:

— Отвезите меня в космопорт. Помогите сесть на пакетбот, улетающий сегодня на Балленкарч.

Хаблъят кивнул, задумчиво наморщив лоб.

— Весьма резонная просьба, и сделана в такой форме, что я не могу отказать. Вы готовы лететь?

— Да, — сказал Джо. — Готов.

— И располагаете необходимой суммой?

— Жрица Ильфейн и Манаоло дали мне пять тысяч колоколен.

— Ха! Похоже, они не на шутку испугались.

— Это было заметно.

Хаблъят скользнул по нему цепким взглядом.

— Я чувствую в вашем голосе неприязнь.

— Да, друид Манаоло вызывает у меня отвращение.

— Ха! — Мэнг подмигнул ему. — А жрица Ильфейн, надо полагать, сумела внушить вам совсем иные чувства? Ах, молодость! Если бы я смог вернуть юность, как бы я наслаждался!

— В мои планы на будущее не входят ни Манаоло, ни Ильфейн, — отчетливо произнес Джо.

— Нельзя загадывать наперед, — наставительно сказал Хаблъят. — Ну, а сейчас — в порт.

4

Джо не заметил, чтобы Хаблъят, безмолвно сидевший в кресле, подал какой-нибудь сигнал. Но не прошло и трех минут, как за дверью опустился тяжелый бронированный аэромобиль. Заинтересованный, Джо подошел к выходу. Солнце уже садилось, и косые лучи, падая на каменные стены, создавали путаницу теней, в которой мог прятаться кто угодно.

Внизу находились гараж и его комната. Ничего ценного в ней не оставалось, если не считать двухсот колоколен, сбереженных из жалованья. А впереди стояло Древо, — невероятное, чудовищное, его очертания расплывались, хотя до него было не больше мили. Над Храмом нависали, медленно покачиваясь на ветру, несколько покрытых листвой ветвей.

Хаблъят подошел и встал рядом.

— Все растет и растет. Когда-нибудь ствол или корни не выдержат. Древо рухнет на землю, и от удара содрогнется вся планета. Гибель Древа будет означать гибель друидов. — Он внимательно осмотрел стены Храма. — А теперь поспешим. Только в машине можно не бояться снайперов.

Джо еще раз пристально вгляделся в тени и вышел на балкон. Никто не попался ему на глаза, но на пути к машине он казался себе голым и беззащитным, по коже бегали мурашки. Наконец он влез в аэромобиль, и тот слегка опустился под его тяжестью. За спиной усаживался Хаблъят.

— Джулиам, мы улетаем, — обратился Хаблъят к пилоту, старому мэнгу с печальными глазами, морщинистым лицом и когда-то каштановыми, а ныне пегими волосами. — Вези нас в порт. Если не ошибаюсь, «Бельзаурон», летящий на Балленкарч через Перекресток, стартует с четвертой площадки.

Джулиам выжал педаль взлета. Машина рванулась вверх и в сторону. Храм остался внизу, а Древо позади. Вскоре они вылетели из-под серых от пыли нижних ветвей.

Обычно небо Кайрила было затянуто дымкой, но сегодня Джо совершенно отчетливо видел низко висящее солнце. Некоторое время они летели над беспорядочным нагромождением дворцов, контор, приземистых складов Священного Града, затем перед ними открылся сельский пейзаж — убегающие вдаль поля и пятнышки ферм.

Все дороги на планете вели к Древу; по ним брели мужчины и женщины в лохмотьях — миряне, паломники. Раза два Джо случалось видеть, как поломники входят в Священное Дупло — трещину между двумя изогнутыми корнями. Крохотные как муравьи, они боязливо топтались на месте, пытаясь различить что-то в сером мраке, и исчезали в Дупле. Каждый день со всех концов Кайрила приходили тысячи старых и малых пилигримов — изнуренных темноглазых людей, свято верящих в Древо, которое подарит им покой.

Машина летела над ровной площадкой с множеством миниатюрных черных капсул. В углу площадки толпились полуголые люди. Они прыгали, приседали и размахивали руками — занимались гимнастикой.

— Под нами военный космический флот друидов, — пояснил Хаблъят. Джо почудился сарказм в его голосе. Он оглянулся, но лицо мэнга оставалось бесстрастным. — Эти машины вполне пригодны для обороны Кайрила, а точнее, Древа. Каждый пилот мечтает сразиться с врагами друидов, которым вздумалось бы уничтожить Древо, святыню туземцев. Для этого вражеской флотилии необходимо подойти к планете на сто тысяч миль, иначе бомбардировка бессмысленна. Друиды могут управлять капсулами на дистанции несколько миллионов миль. Они примитивны, эти кораблики, но очень быстры и увертливы. На каждом установлена боеголовка, а в кабине сидит пилот-смертник.

Выслушав его, Джо спросил:

— А строят эти капсулы здесь? На Кайриле?

— Они очень просты, — с плохо скрываемым презрением ответил Хаблъят. — Корпус, двигатель, резервуар с кислородом. Летчики-миряне привыкли обходиться без особых удобств. Зато этих крохотных капсул великое множество. Не удивляйтесь. Труд здесь не оплачивается, понятия «стоимость» не существует. Думаю, аппаратуру управления, как и боевое оснащение, друиды импортируют с Двуземелья. Но корпуса изготовляются здесь, на Кайриле, вручную.

Поле с боевыми корабликами осталось позади, а впереди возникла тридцатифутовая стена, ограждающая порт. Изнутри к одной из сторон прямоугольного периметра примыкало длинное стеклянное здание вокзала. Вдоль другой стены выстроился ряд роскошных особняков — консульств иных планет.

Посреди поля, на четвертой из пяти взлетно-посадочных площадок, стоял средних размеров транспортно-пассажирский корабль, и видно было, что он готов к отлету: грузовой люк задраен, отъезжают порожние вагонетки, и лишь трап соединяет корабль с землей.

Джулиам посадил аэромобиль рядом со станцией, на специально отведенную площадку. На плечо Джо успокаивающе легла рука Хаблъята.

— Пожалуй, будет безопаснее, если я сам оформлю ваш вылет. Возможно, протоиерей задумал какую-нибудь пакость. Одному Богу известно, на что способны эти друиды. — Мэнг выбрался из машины. — Будьте любезны, подождите меня здесь. Я вернусь через несколько минут.

— Но деньги за билет...

— Пустое, пустое, — отмахнулся Хаблъят. — Правительство платит мне больше, чем я могу истратить. Позвольте мне пожертвовать пару тысяч колоколен в фонд легендарной матери Земли.

Джо откинулся на спинку сиденья. Его мучили сомнения. Две тысячи колоколен — это две тысячи колоколен, и они очень пригодятся для возвращения на Землю. Но Хаблъят глубоко заблуждается, если считает, что Джо будет чувствовать себя обязанным. Скорей бы оказаться подальше отсюда, пока голова цела. Да, но в таких случаях никогда не обходится без qui pro quo, порой довольно неприятной. Он открыл дверцу и поймал внимательный взгляд Джулиама. Старик покачал головой.

— Нет-нет, господин. Хаблъят сейчас вернется. До его прихода вы должны находиться в укрытии.

— Хаблъят обождет! — раздраженно бросил Джо и выскочил из машины. Не обращая внимания на протесты Джулиама, он поднялся по лестнице на сводчатую галерею и направился к зданию вокзала.

По пути раздражение улеглось и ему пришло в голову, что в своей черно-бело-зеленой ливрее он должен всем бросаться в глаза. Хаблъят обладал отвратительной привычкой всегда оказываться правым.

Он прочитал вывеску на стене: «КОСТЮМЫ ВСЕХ МИРОВ». Ниже: «Переодевшись у нас, вы сможете прибыть к месту назначения в подходящем наряде.»

Джо вошел в лавку. Если Хаблъят покинет здание вокзала и направится к машине, его будет видно через стекло витрины.

Навстречу вышел хозяин магазина — высокий, костлявый человек с широким восковым лицом и большими, бесхитростными бледно-голубыми глазами.

— Что вам угодно, сударь? — почтительно спросил он, словно не замечая ливрею слуги, которую стаскивал с себя Джо.

— Помогите снять эту гадость. Я лечу на Балленкарч, мне нужно что-нибудь поприличнее.

Хозяин лавки поклонился, окинул изучающим взглядом фигуру Джо, отошел к вешалке и вскоре вернулся с комплектом одежды, при виде которой у клиента полезли на лоб глаза: красные панталоны, голубой жилет, белая блуза.

— Знаете, это не совсем то, чего я хотел, — с сомнением произнес Джо. — По-моему, недостает строгости.

— Сударь, это типичный балленкарчский костюм. Типичный для наиболее культурных кланов. Дикари рядятся в шкуры и мешковину. — Хозяин показал ему костюм со всех сторон. — Сам по себе наряд не указывает на ранг владельца. Вассалы слева носят мечи, вельможи двора принца Вайл-Аланского повязывают еще черный пояс. Наряды Балленкарча, сударь, отличаются поистине варварской пышностью.

— Дайте мне серый дорожный костюм. По прибытии я сменю его на балленкарчский.

— Как угодно, сударь.

В дорожном костюме было куда привычнее. Джо с несказанным облегчением застегнул молнии, поправил сборки на запястьях и лодыжках, затянул пояс.

— Как насчет модного мориона?

Джо поморщился. Морионы — атрибут кайрильской знати. Солдаты, слуги и крестьяне не имеют права носить эти красивые, сверкающие головные уборы. Джо указал на приплюснутую раковину из серого металла с перламутровым отливом на краях.

— Вот этот, пожалуй, подойдет.

Лавочник изогнулся всем телом и стал похож на опрокинутую латинскую U.

— Да, ваша милость.

Помрачнев, Джо еще раз взглянул на выбранный морион. Точно такой же он видел на голове эклисиарха Манаоло. Пожав плечами, он нахлобучил морион и достал из карманов ливреи пистолет, деньги и бумажник с документами.

— Сколько я вам должен?

— Двести колоколен, ваша милость.

Джо протянул хозяину магазина две сотенные и вышел из лавки. Смена ливреи на серый костюм и помпезный морион сразу сказалась на настроении — он почувствовал себя увереннее, шаг стал тверже.

Джо увидел впереди Хаблъята, идущего рука об руку с мэнгом в зелено-желто-синей униформе. Они очень серьезно и темпераментно разговаривали друг с другом. Джо пожалел, что не умеет читать по губам. Мэнги остановились у лестницы, ведущей вниз на стоянку. Кивком простившись с Хаблъятом, офицер повернулся и пошел по галерее назад. Хаблъят вприпрыжку побежал по лестнице.

Джо пришло в голову, что неплохо бы услышать разговор Хаблъята и Джулиама в его отсутствие. Если добежать до конца галереи, спрыгнуть на землю и обогнать стоянку, возможно, удастся незамеченным подкрасться к машине...

Не успев додумать эту мысль, он повернулся и пустился бежать, не обращая внимания на изумленные взгляды прохожих. Спрыгнув на зелено-голубой газон, он двинулся вдоль стены, стараясь, чтобы между ним и беззаботно шагающим Хаблъятом было как можно больше машин. Добежав до аэромобиля, в котором сидел Джулиам, Джо упал на колени. Старый пилот не заметил его — он смотрел на приближающегося Хаблъята.

Джулиам распахнул дверцу. Хаблъят благодушно произнес:

— Ну, а теперь, мой друг... — Он запнулся. Затем — резко: — Где он? Куда подевался?

— Ушел, — уныло ответил Джулиам. — Почти сразу после вас.

— Будь проклята человеческая непредсказуемость! — с досадой воскликнул Хаблъят. — Упрямый осел! Я ясно дал ему понять, чтобы он носа не высовывал из машины!

— Я напомнил ему о ваших указаниях, — сказал Джулиам, — но он меня не послушал.

— С умственно ограниченными людьми очень трудно иметь дело, — проворчал Хаблъят. Я бы тысячу раз предпочел столкнуться с гением. По крайней мере, замысел гения можно разгадать... Если он попадется на глаза Ирру Каметину, рухнут все мои планы! О! — застонал он. — Упрямый осел!

Джулиам сопел, но держал язык за зубами.

— Пойди, поищи его у аркады, — сердито велел старику Хаблъят. — Я подожду здесь. Если встретишь, скажи, пусть бежит сюда со всех ног. Потом позвони Ирру Каметину в консульство, назовись Агломом Четырнадцатым. Если начнет расспрашивать, скажи, что был агентом покойника Импоинга и что у тебя важные сведения. Он захочет тебя видеть. Откажись — дескать, опасаешься козней друидов. Еще скажи так: «Курьер окончательно установлен. Летит на «Бельзауроне». Дай краткое описание нашего приятеля и возвращайся.

— Слушаюсь, хозяин.

Джо услыхал удаляющееся шарканье. Он метнулся назад, прополз под днищем длинного голубого аэромобиля и встал. Джулиам уходил. Сделав круг, Джо вернулся к машине и уселся на место.

У Хаблъята горели глаза, но голос оставался беззаботным:

— Ага, вот и вы, молодой человек! Где вы пропадали? А, вижу, новый костюм. Очень, очень разумно, хотя, конечно, вы очень рисковали, когда шли по галерее. — Он полез в кошелек и достал конверт. — Вот ваш билет. Рейс на Балленкарч через Перекресток.

— Перекресток? Что это?

Хаблъят преувеличенно любезно объяснил:

— Вам, вероятно, известно, что планеты Кайрил, Мэнгтс и Балленкарч лежат в вершинах почти равностороннего треугольника. Перекресток — искусственная станция в его центре. Кроме того, он расположен в точке пересечения линии Мэнгтс-Сомбол-Двуземелье и перпендикулярной к ней трассы Фрумс-Внешние миры. Перекресток — удивительное сооружение. Он создавался с применением нетривиальных конструкторских решений. На нем необычайно высок уровень обслуживания пассажиров. Там можно увидеть представителей самых разных рас. А что касается его знаменитых Садов... Надеюсь, вам там понравится.

— Я тоже надеюсь, — сказал Джо.

— Во время полета на борту будут находиться шпики — они здесь просто кишмя кишат. Шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на соглядатая. Советую остерегаться — в инструкциях, данных им насчет вас, возможно, предусмотрено насилие. Всегда надо быть начеку: как известно, убийца-профессионал ни за что не упустит удобного случая.

— У меня пистолет, — с мрачной иронией произнес Джо.

— Хорошо. — Хаблъят не сводил с него невинных глаз. — Однако, до отлета корабля осталось меньше минуты. Пора. Не могу вас сопровождать, но верю, что вам будет сопутствовать удача.

Джо спрыгнул на землю и, повернувшись, холодно поблагодарил мэнга:

— Спасибо за все.

Хаблъят протестующе поднял руку:

— Ну что вы! Пустяки. Всегда рад помочь хорошему человеку. К тому же, вы можете оказать мне ответную услугу. Я обещал моему другу, балленкарчскому принцу, росток лучшего кайрильского вереска. Не могли бы вы передать ему вот этот горшочек и мой сердечный привет? — Хаблъят достал откуда-то горшочек с растением. — Я положу его вот сюда, в сумку. Прошу вас, будьте с ним поосторожнее. Если не трудно, поливайте раз в неделю.

Джо взял горшочек. Над полем заревела корабельная сирена.

— Поторопитесь, — сказал Хаблъят. — Быть может, мы еще встретимся.

— Всего доброго, — попрощался Джо. Он повернулся и двинулся к кораблю, готовому к старту.

От здания вокзала к «Бельзаурону» шли последние пассажиры. Джо застыл как вкопанный. Какие-то пятьдесят футов отделяли его от знакомой пары: высокого, широкоплечего молодого человека с лицом злобного сатира и стройной темноволосой девушки.

5

В сумрачном небе черной паутиной высился скелет грузовой станции. По расшатанным ступенькам Джо поднялся на верхнюю площадку. Никто не шел за ним следом. Проходя мимо антенны локатора, он избавился от горшка с растением, поставив его в укромное место. Qui pro quo могла слишком дорого ему обойтись.

Джо кисло улыбнулся. «Упрямый осел», «умственно ограниченный человек» — древние фразы, иногда их произносят специально для тех, кто подслушивает Возможно, так было и на этот раз.

«Меня втянули в грязную историю, — заключил он. — Ну и черт с ним. Скорей бы добраться до Балленкарча...».

Твердой, энергичной поступью, свойственной друидам, Манаоло и Ильфейн пересекли площадку, поднялись по трапу и исчезли в отверстии воздушного шлюза.

Джо проклял в душе Хаблъята. «Неужели он всерьез считает, что я увлекся Ильфейн и готов бросить вызов Манаоло? — Он фыркнул. — Старый, толстый ханжа! Надо же такое вообразить — будто Ильфейн способна увидеть во мне потенциального любовника! А я? Неужели я могу влюбиться в женщину, побывавшую в руках Манаоло?»

«У тебя своих забот полон рот, — сказал он себе. — Не хватало лезть в чужие интриги. Да и Маргарет...»

На верхней площадке трапа стоял стюард в красной облегающей униформе. Из его уха торчал крошечный радиоприемник, а к гортани был прикреплен микрофон. У стюарда были широкие плечи, светлые волосы, изумрудно-зеленые глаза. Джо еще не встречал людей этой расы.

Он начинал волноваться. Возможно, протоиерей уже осведомлен о побеге и его не пустят на корабль.

Стюард с почтительным поклоном взял у него билет и, вернув, предложил пройти. Джо пересек площадку трапа и вошел в темную нишу воздушного шлюза. Там за переносным столом сидел контролер, такой же светловолосый, как и стюард, в таком же ярко-красном костюме, облегающем тело как вторая кожа. Еще на нем были красный колпак и эполеты. Он протянул Джо регистрационный журнал.

— Будьте любезны, поставьте подпись и отпечаток пальца. Исключительно на тот случай, если в полете вас постигнет несчастье.

Пока контролер проверял билет, Джо расписался и ткнул пальцем в квадратик.

— Первый класс, четырнадцатая каюта. Багаж, ваша милость?

— Я без багажа, — ответил Джо. — Надеюсь, на корабле есть лавка, где можно обзавестись бельем?

— Разумеется, ваша милость. А сейчас, будьте любезны, пройдите в каюту. Стюард вас проводит.

Джо опустил глаза на журнал. Как раз над его фамилией крупным, угловатым почерком было выведено: «друид Манаоло киа Белондьет». Еще выше — округлыми буквами: «Элнието Белондьет». «Записалась под именем жены», — отметил Джо, стиснув зубы.

Друиду предоставили двенадцатую каюту, Ильфейн — тринадцатую. Ничего странного — «Бельзаурон» был транспортно-пассажирским кораблем и, в отличие от комфортабельных лайнеров, особых удобств для пассажиров на нем не предусматривалось. Так называемые «каютами» на деле были клетушками с койками, выдвижными ящиками и крошечными ванными с откидным оборудованием.

— Прошу вас, господин Смит, — обратился к нему другой стюард, тоже в облегающей униформе, только синей с люминесцентным свечением.

«Чтобы тебя начали уважать, достаточно надеть на голову жестяную шляпу», — с горечью подумал Джо.

Шагая вслед за стюардом, он миновал трюм, где уже лежали в спальных мешках пассажиры третьего класса, и вышел в просторное помещение, служившее и салоном для отдыха пассажиров, и столовой. В стене напротив было два ряда дверей, верхние открывались на широкий балкон. Четырнадцатая каюта оказалась крайней справа в верхнем ряду.

Когда они проходили мимо тринадцатой каюты, дверь распахнулась и на балкон выскочил Манаоло. Он был бледен, глаза широко раскрыты. «Взбешен», — понял Джо. Отпихнув его плечом, друид скрылся в двенадцатой каюте.

Не схватись Джо за перила, он бы не устоял на ногах. Он медленно выпрямился. На миг его покинули все чувства и мысли, осталось только безграничное отвращение. Ничего подобного он не испытывал даже к Гарри Крису.

В дверях своей каюты стояла Ильфейн, уже сменившая синее платье на легкую белую тунику. Ее лицо было искажено гневом. Секунду Ильфейн и Джо глядели друг другу в глаза.

Отвращение в его сердце сменилось волнением, воодушевлением, восторгом. У девушки поползли вверх брови. Она приоткрыла рот, собираясь что-то сказать. «Узнала!» — встревожился Джо. — Не должна бы. Вряд ли она могла запомнить какого-то слугу, тем более, что на мне другая одежда...»

Она повернулась, шагнула в каюту и затворила дверь. Джо вошел в четырнадцатую каюту, и стюард помог ему застегнуть спальный мешок.

Открыв глаза, Джо произнес:

— Здесь нет того, что вы ищете. Хаблъят навел вас на ложный след.

Возившийся в углу каюты человек вздрогнул и застыл.

— Не оборачиваться! — велел Джо. — Вы на мушке.

Он попытался вылезти из мешка, но это оказалось непросто. Услышав за спиной шум, незванный гость воровато оглянулся, как призрак метнулся к двери и выскользнул из каюты.

— Эй! — громко крикнул Джо, но ответа не последовало. Выбравшись из мешка, он подбежал к двери и выглянул в коридор. Никого.

Джо затворил дверь. Спросонья он не сумел толком разглядеть гостя. Запомнились только фигура — приземистая, угловатая — и цвет кожи. Желтый. Словно под ней текла ярко-желтая кровь. Мэнг.

«Начинается, — вздохнул Джо. — Чертов Хаблъят, отвел мне роль заслонной лошади. Надо бы сообщить капитану — вряд ли он обрадуется, узнав, что на его корабле творится беззаконие.» Поразмыслив, Джо решил ничего не предпринимать. Собственно, не из-за чего устраивать шум — подумаешь, какой-то воришка забрался в его каюту. Вряд ли из-за такого пустяка капитан подвергнет пассажиров психодознанию.

Джо зевнул и потер лицо. Вот он и снова в космосе, и вскоре, возможно, полетит обратно. Если, конечно, Гарри не отправился еще дальше.

Он поднял щиток иллюминатора. Звезды плыли, кружились в хороводах, мерцали как пылинки в луче света. Знакомая картина. Джо опустил щиток. Надо принять ванну, одеться, поесть...

Он поглядел в зеркало. В глаза бросилась отросшая щетина. Бритвенный прибор лежал на стеклянной полке над откидной раковиной. А когда Джо впервые осматривал каюту, прибор висел на крюке, привинченном к переборке.

Джо отпрянул от умывальника. У него задрожали колени. Разумеется, гость приходил не для того, чтобы побриться. Джо увидел под ногами подстилку из медных колец. От нее к водопроводной трубе шел едва заметный медный проводок.

Он осторожно столкнул бритву в подставленный ботинок и отнес на койку. Рукоятка бритвы заканчивалась набалдашником, прихваченным металлической лентой. Это была деталь аккумулятора, накапливающего энергию, которую улавливал буферный экран корабля.

«Ну, спасибо, Хаблъят, — мрачно подумал Джо, — еще не раз придется вспомнить твою доброту.»

На его вызов пришла молодая женщина, светловолосая, как и другие члены экипажа. Короткое оранжевое с голубым платье было похоже на слой краски. Джо завернул бритву в наволочку и попросил:

— Отнестите, пожалуйста, эту штуку к электрику, пусть он ее разрядит. Она очень опасна, поэтому не прикасайтесь к ней сами и другим не давайте. И еще. Вы бы не могли принести мне другую бритву?

— Да, господин. — Женщина вышла.

Приняв все-таки ванну, Джо побрился, оделся в лучшее из своего скудного гардероба и вышел на балкон.

Внизу, ведя непринужденную беседу, сидели в креслах пятеро пассажиров.

Некоторое время Джо стоял, наблюдая за ними. «Существа космического века, — думал он. — Странные, неестественные создания, столь велеречивые и жеманные, что общение друг с другом для них не более чем способ оттачивать манеры. Насквозь фальшивых, их изумляют чужая искренность и непосредственность.»

Трое из них были мэнги — двое мужчин и женщина. На мужчинах — пожилом и молодом — безупречно сидела роскошная форма, говорящая об их принадлежности к Красной Ветви. Их соотечественница — грубоватая, но по-своему привлекательная женщина, — видимо, приходилась молодому офицеру женой. Откуда родом остальные двое, Джо не знал. Субтильные, большеглазые и тонкокожие, в ярких, просторных одеждах, они напомнили ему персонажи волшебных сказок.

Джо спустился по ступенькам в салон. В ту же минуту появился офицер экипажа. Указывая сидящим на Джо, он произнес:

— Позвольте представить вам господина Джо Смита с планеты... с планеты Земля. — Начав с пожилого офицера, он представил мэнгов: — Ирру Каметин, Ирру Экс Амма и Ирриту Тсай Амма с Мэнгтса. — Он повернулся к сказочным существам: — Пратер Лулай Хасассимасса и его супруга госпожа Гермина с Силлла.

Джо вежливо поклонился и сел в конце длинного ряда кресел. Молодой мэнг Ирру Экс Амма с интересом спросил:

— Правильно ли я расслышал: ваша родина — Земля?

— Да, — почти агрессивно ответил Джо. — Я родился на континенте Северная Америка, там был построен самый первый корабль, полетевший в космос.

— Странно, — пробормотал Мэнг, недоверчиво разглядывая его. — Я всегда считал легенды о Земле одним из суеверий космических путешественников, вроде Райских Лун или Звезды Дракона.

— Смею вас заверить, Земля — не легенда, — сказал Джо. — Когда-то, во времена внешних миграций, войн и широкомасштабных пропагандистских кампаний, случилось так, что сам факт ее существования подвергся сомнению. Кроме того, мы, земляне, очень редко посещаем ваш отдаленный виток галактики.

Тонким, очень подходящим к ее облику голосом женщина из сказки произнесла:

— И вы будете утверждать, что мэнги, силлиты, двуземельцы, ведущие корабль, друиды, фрумситы — все мы — произошли от землян?

— Да.

— Сие не есть истина, — раздался металлический голос. — Друиды — плоды Древа Жизни. Эта доктрина единственно верна, все прочие утверждения — голословны.

— Вы имеете право на личную точку зрения, — осторожно сказал Джо.

— Эклисиарх Манаоло киа Белондьет с Кайрила, — доложил офицер.

После паузы Манаоло произнес:

— Я не только имею право на личную точку зрения, но и обязан препятствовать распространению ереси.

— Это также ваше право, — сказал Джо. — Препятствуйте, если хотите.

Он встретился с мертвыми глазами Манаоло. Появилось ощущение, будто в его отношениях с друидом в принципе не может быть взаимопонимания. Только взаимное отвращение и борьба.

В салон спустилась жрица Ильфейн. Она тоже была представлена и молча уселась рядом с Герминой. Атмосфера немедленно изменилась: хотя Ильфейн ни на кого не обращала внимания, лишь обменивалась любезностями с Герминой, с ее появлением пассажиры оживились.

Джо сосчитал пассажиров: вместе с ним — восемь. Четырнадцать кают. Неизвестных остается шестеро. Один из тринадцати — мэнг — пытался его убить.

Вскоре он узнал имена двух друидов, вышедших из второй и третьей кают, — престарелых святош с бараньими лицами, летящих с миссией на Балленкарч. С собой они везли складной алтарь, который немедленно установили в углу салона и принялись в молчании вершить Малый Обряд Древа. Манаоло минуту или две равнодушно смотрел на них, потом отвернулся.

Оставалось четверо неизвестных.

Стюард объявил обед — и вовремя, у Джо весь день маковой росинки во рту не было. Из своих кают вышли двое мэнгов в штатском — свободных платьях из разноцветного шелка, светлых накидках и корсетах с бриллиантами. Они церемонно поклонились остальным пассажирам и, как только стюард установил раскладной стол, заняли свои места. Их имена не были названы.

Пятеро мэнгов, подумал Джо. Двое гражданских, двое военных, женщина. В двух каютах оставались неизвестные пассажиры.

Открылась дверь десятой каюты, и на балкон ступила тощая старуха с лысой как яйцо и приплюснутой на макушке головой, выпученными глазами и крупным костистым носом. На ней, как на вешалке, болталась черная пелерина, на пальцах сверкали драгоценные камни.

Хозяин шестой каюты обедать не вышел.

Меню оказалось удивительно разнообразным, учитывало вкусы многих рас. За время скитаний Джо научился есть практически все, не обращать внимания на цвет, вкус и запах. Порой удавалось найти яствам подходящие и привычные названия — папоротники, фрукты, грибы, корни, рептилии, насекомые, рыбы, моллюски, слизни, спорангии, млекопитающие, птицы, — но далеко не всегда. Часто лишь на примере окружающих он узнавал, что предложенная ему пища съедобна.

Ему досталось место напротив Манаоло и Ильфейн. Друид и девушка не разговаривали друг с другом. Несколько раз Джо ловил на себе ее взгляд — озадаченный, оценивающий, осторожный.

«Она уверена, что видела меня раньше, — догадался Джо, — но не может вспомнить, где.»

После завтрака пассажиры разделились. Манаоло уединился в гимнастическом зале, примыкающем к салону. Кто-то из мэнгов достал разноцветные дощечки, и они впятером уселись за игру. Силлиты отправились на прогулку в направлении кормы. Тощая старуха осталась неподвижно сидеть в кресле, уставясь в одну точку.

Джо тянуло в спортзал, размять мускулы — но мысль о Манаоло удерживала его. В конце концов ему надоело в салоне, он прошел в корабельную библиотеку, выбрал книгофильм и направился в каюту...

— Господин Смит, не могли бы вы уделить мне минуту, — прошептала ему на балконе жрица Ильфейн.

— Ну, конечно.

— Может быть, пройдем ко мне?

Джо бросил взгляд через плечо.

— А ваш супруг не будет в претензии?

— Супруг? — на ее лице отразились гнев и презрение. — Наши отношения сугубо формальны. — Она замолчала, глядя в сторону, явно жалея о своих словах, и холодно произнесла: — хочу с вами поговорить.

Повернувшись, она направилась в свою каюту.

Джо усмехнулся: дамочка явно в придуманном мире, не подозревая, что намерения окружающих могут расходиться с ее собственными. Сейчас она забавна, но какой станет, когда повзрослеет? Мелькнула мысль: неплохо бы оказаться с нею вдвоем на необитаемом острове и заняться воспитанием...

Он не спеша последовал за ней. В каюте жрица села на койку, он — на откидное сиденье.

— Итак?

— Вы говорили, что родились на мифической Земле?

— Говорил.

— А где она находится, ваша Земля?

— Ближе к центру галактики, приблизительно в тысяче световых лет отсюда.

— А какая она? — Ильфейн наклонилась вперед, уперев локти в колени и положив на ладони подбородок, и с любопытством посмотрела на него.

Джо пожал плечами.

— На ваш вопрос нельзя ответить одной фразой. Земля — очень старый мир. Повсюду памятники, древние сооружения, старинные обряды и традиции. В Египте стоят огромные пирамиды, возведенные в эпоху первой цивилизации человечества. В Англии — круг из тесаных каменных глыб, Стоунхендж, отголосок почти столь же далеких времен. В пещерах Франции и Испании, глубоко под землей, остались рисунки художников, ненамного обогнавших в развитии зверей, на которых они охотились.

Ильфейн глубоко вздохнула.

— Ваша цивилизация, города... не такие, как наши?

— Естественно. В космосе нет двух одинаковых планет. Культура Земли — старая, устоявшаяся и гуманистичная. На моей планете давно перемешались все расы. Здесь, на задворках Галактики, народы живут обособленно и потому кое-где сохранились в первозданном виде. Вы, друиды, физически очень близкие к нам, — потомки древней кавказской расы Средиземноморья.

— Разве у вас нет великого божества — Древа Жизни?

— Сейчас на Земле нет сколько-нибудь организованной религии — ответил Джо. — Мы совершенно свободны и живем как нам хочется. Некоторые из нас поклоняются космическому творцу, другие чтут лишь физические законы вселенной. Уже давно никто не молится фетишам, антропоидам, животным или растениям вроде вашего Древа.

— Что?! — Ильфейн вскочила, возмущенная. — Вы смеетесь над нашим священным учением?

— Извините.

Ильфейн быстро успокоилась и села.

— Вы разожгли во мне любопытство, — задумчиво произнесла она. Знаете, мне почему-то кажется, будто мы с вами встречались.

— Я служил у вашего папы, — с каким-то садистским удовольствием признался Джо. — Не далее как вчера вы с мужем хотели меня прикончить.

Она замерла с открытым ртом. Затем ее плечи поникли.

И тут Джо заметил за ее спиной знакомый предмет. На полке стоял оставленный им на Кайриле горшок с растением. Или точная копия.

Жрица поняла, куда он смотрит. Тяжело вздохнула и прошептала:

— Вы знаете?! Прошу вас, убейте меня! Я устала от жизни!

Она встала, бессильно уронив руки. Джо поднялся и шагнул к ней. Происходящее казалось сном: логика, здравый смысл исчезли невесть куда. Он положил ладони на плечи девушки. Тонкая и теплая, она вздрагивала как птица.

Ильфейн отшатнулась и опустилась на койку.

— Я не понимаю, — хрипло произнесла она. — Ничего не понимаю!

— Скажите, — тоже хрипло спросил Джо, — что у вас с Манаоло? Он что, ваш любовник?

Она слабо покачала головой.

— Нет, он мне никто. Манаоло летит с миссией на Балленкарч. А мне захотелось отдохнуть от бесконечных обрядов. Потянуло на приключения, о последствиях я не задумывалась. Но теперь я его боюсь. Вчера он приходил и напугал меня.

У Джо гора свалилась с плеч. Но тут он вспомнил Маргарет и виновато вздохнул. На лице юной жрицы снова появилось надменное выражение.

— Кто вы, Смит? — спросила она. — Шпион?

— Нет, не шпион.

— Тогда зачем вы летите на Балленкарч? Туда летают только мэнги, друиды и их наемные агенты.

— У меня там личное дело. — Он внимательно следил за ее лицом. Подумать только — еще вчера эта пылкая жрица собиралась его убить!

Она сделала капризную гримаску и опустила голову, ни дать ни взять — юная кокетка, знающая себе цену.

Джо засмеялся — и осекся. За стеной что-то брякнуло. Они разом оглянулись.

— Это у меня! — воскликнул Джо. Он вскочил, выбежал на балкон и распахнул дверь в свою каюту. Там с невеселой улыбкой, поблескивая желтыми зубами, стоял молодой офицер Ирру Экс Амма. В руке он держал пистолет. Отверстие ствола уставилось Джо в переносицу.

— Назад! — приказал мэнг. — Назад!

Джо медленно отступил к балюстраде и оглянулся. Четверо мэнгов по-прежнему сидели за игрой. Один из штатских поднял глаза, что-то пробормотал партнерам, и они разом повернули головы в сторону Джо. Он успел заметить глянец на четырех лимонных лицах. Секундой позже мэнги вернулись к игре.

— В каюту женщины-друида! — велел Экс Амма. — Быстро!

Он махнул пистолетом и двинулся вперед, улыбаясь во весь рот. Как лисица, скалящая клыки.

Под дулом пистолета Джо медленно отступил в каюту Ильфейн. При появлении мэнга жрица вскрикнула и схватилась за горло.

— Аххх! — вздохнул мэнг, увидев горшок с торчащим из него стебельком, и повернулся к Джо. — Спиной к стене! — Он выпрямил руку с пистолетом. На желтом лице появилось предвкушение.

Джо понял: пришла смерть.

За спиной мэнга тихо приоткрылась дверь. Раздался хлопок. Офицер мотнул головой, выпрямился, выгнулся назад, его челюсти окостенели в беззвучном крике. Затем он рухнул на пол.

В дверях с цветущей улыбкой на физиономии стоял Хаблъят.

— Весьма огорчен, что вам причинили беспокойство, — радостно объявил он.

6

Взгляд Хаблъята замер на горшке с растением. Он покачал головой, облизывая губы и виновато взглянул на Джо.

— Мой дорогой друг, вы послужили орудием для срыва тщательно подготовленной операции.

— Если бы вы раньше меня спросили, охота ли мне рисковать жизнью ради ваших интриг, вас бы теперь не мучила совесть, — проворчал Джо.

Хаблъят ответил блеющим смехом.

— Вы просто душка. Я рад, что вы остались живы. Но сейчас, боюсь, произойдет скандал.

По балкону уже шествовали с воинственным видом мэнги — пожилой офицер Ирру Каметин и двое штатских. Щетинясь как рассерженная дворняжка, Ирру Каметин отдал честь.

— Господин Хаблъят, это вопиющее безобразие! Вы вмешались в действия офицера контрразведки, находящегося при исполнении служебных обязанностей!

— Какое там вмешался! — ухмыльнулся Хаблъят. — Я его убил. А что касается «обязанностей», то с каких это пор член Ампиану-Женераль обязан оправдываться перед беспутным голодранцем из Красной Ветви?

— Мы выполняем распоряжения самого Магнерру Ипполито. У вас нет никаких оснований...

— Магнерру Ипполито, смею вам напомнить, — вкрадчиво произнес Хаблъят, — подчиняется Латбону. Его власть не распространяется на Голубую Воду.

— Шайка белокровных трусов! — вскричал офицер. — Вы и прочие толстосумы из Голубой Воды!

Женщина-мэнг, стоявшая, задрав голову, внизу, вдруг закричала. Затем раздался металлический голос Манаоло:

— Грязные, ничтожные псы!

Сильный, гибкий, страшный в ярости, он выскочил из каюты на балкон. Легко расшвырял штатских, схватил Ирру Каметина и перебросил через перила. Тот медленно — гравитация на корабле была вдвое меньше нормальной — упал и с хрипом растянулся на палубе. Манаоло повернулся к Хаблъяту. Толстяк протестующе поднял руку.

— Минутку, эклисиарх! Избавьте от подобной участи мою несчастную тушу!

Вместо ответа друид выгнулся всем телом как пантера. На свирепом лице не было ничего, кроме злобы.

Глубоко вздохнув, Джо шагнул вперед, сделал отвлекающий выпад левой, нанес сильный удар правой, и Манаоло упал. Лежа, он уставился на Джо злыми черными глазами.

— Мне очень жаль, — сказал Джо, — но Хаблъят только что спас меня и жрицу от смерти. Дайте ему высказаться.

Вскочив на ноги, Манаоло без слов бросился в каюту жрицы и заперся изнутри. Хаблъят повернулся и насмешливо взглянул на Джо.

— Вот мы и квиты.

— Мне хочется знать, что происходит, — сказал Джо. — А еще больше мне хочется, чтобы меня оставили в покое. У меня своих дел хватает.

Хаблъят с восхищением покачал головой.

— Вы бросаетесь в водоворот событий, стремясь к одной лишь вам ведомой цели. Кстати, почему бы вам не заглянуть ко мне в каюту? Там найдется чудесный напиток, который поможет снять напряжение.

— Яд? — поинтересовался Джо.

— Ну что вы! Отличный бренди, только и всего.

Капитан собрал всех пассажиров в салоне. Это был брюнет с белым плоским лицом и тонким ртом, рослый, полный, в облегающей темно-зеленой форме с эполетами и алыми полосками вокруг локтей.

Пассажиры рассаживались в глубокие кресла: двое мэнгов в штатском, Ирру Каметин, безмятежно-уютный в халате из тусклой материи Хаблъят, рядом с ним Джо, затем тощая женщина в черном платье — от нее исходил приторный до тошноты не то растительный, не то животный запах, силлиты, двое невозмутимых друидов, Ильфейн и, наконец, Манаоло в просторной рясе из зеленого сатина с золотым позументом; легкий морион весело блестел поверх черных кудрей.

Капитан заговорил — очень серьезно, взвешивая каждое слово:

— Для меня не секрет, что отношения между Кайрилом и Мэнгтсом весьма натянуты. Но корабль, на котором вы, господа, летите — собственность Двуземелья, соблюдающего нейтралитет. Сегодня утром произошло убийство. Расследование дало следующую картину. Обыскивая каюту господина Смита, Ирру Экс Амма был застигнут с поличным. Тогда он, угрожая оружием, заставил господина Смита перейти в каюту жрицы Элнието (под этим именем, вспомнил Джо, Ильфейн зарегистрировалась в списке пассажиров), где намеревался убить их обоих.

В похвальном стремлении предотвратить международный конфликт господин Хаблъят вмешался и умертвил своего соотечественника Ирру Экс Амма. Выражая господину Хаблъяту протест, остальные мэнги подверглись нападению эклисиарха Манаоло, который попытался также напасть на господина Хаблъята. Опасаясь, что Манаоло, игнорируя истинную подоплеку происшедшего, причинит господину Хаблъяту увечье, господин Смит нанес ему удар кулаком. Я не сомневаюсь, что все было именно так.

Капитан сделал паузу. Все молчали. Хаблъят сидел, беззаботно играя пальцами; его нижняя губа расслабленно отвисла. Ильфейн явно нервничала. Джо чувствовал, как по его лицу, плечам, груди медленно ползет взгляд Манаоло.

Капитан продолжал:

— Должен признаться, я вполне удовлетворен тем, что главный виновник, Ирру Экс Амма, получил по заслугам. Остальные повинны разве что в излишней горячности. Но в дальнейшем я не намерен допускать подобные эксцессы. Еще один такой случай, и нарушители порядка проведут остаток путешествия в койках под гипнозом. В соответствии с международным правом, от которого мы не намерены отступать, корабли Двуземелья — нейтральная территория. Все личные и межпланетные скандалы прошу отложить до тех пор, когда вы выйдете из-под моей опеки. — Он церемонно поклонился. — Благодарю за внимание, господа.

Мэнги немедленно поднялись. Женщина ушла в каюту — выплакаться. Трое мужчин вернулись к игре в разноцветные плитки. Хаблъят отправился на прогулку. Тощая старуха осталась сидеть, глядя туда, где минуту назад стоял капитан. Силлиты отправились в библиотеку. Друиды-миссионеры подошли к Манаоло. Ильфейн встала, потянулась, бросила взгляд на Джо и тут же — на широкую спину Манаоло. Затем решительно приблизилась к Джо и села в соседнее кресло.

— Скажите, господин Смит, о чем вы говорили с Хаблъятом у него в каюте?

Джо отрицательно покачал головой.

— Простите, мне нет охоты стучать друидам на мэнгов и наоборот. Впрочем, я скажу вам: ни о чем важном мы не говорили. Хаблъят расспрашивал меня о Земле. Ему хотелось побольше узнать о моей легендарной родине. Я рассказал ему о нескольких мирах, которые посетил в пути. Еще мы выпили уйму бренди. Вот и все.

— Не могу понять, почему Хаблъят защитил нас... Какая ему выгода? Он ничем не лучше других мэнгов и скорей умрет, чем допустит друидов к контролю над Балленкарчем.

— А вам с Манаоло нужен контроль над Балленкарчем? Интересно, зачем?

В ее глазах появилось недоумение. Она нервно забарабанила пальцами по колену. Джо усмехнулся. Предложи кому другому неограниченную власть — он еще разозлится. А Ильфейн воспримет это как должное.

— Почему вы смеетесь? — подозрительно спросила она.

— Вы похожи на котенка, очень довольного тем, что его нарядили в платье куклы.

Ильфейн вспыхнула:

— Вы смеетесь надо мной?!

Пристально посмотрев ей в глаза, Джо произнес:

— А вы когда-нибудь смеялись над собой?

— Еще чего!

— Попробуйте как-нибудь на досуге. — Он встал и направился в гимнастический зал.

7

Джо до пота размялся на бегущей дорожке и присел на скамейку отдышаться. Тихо войдя в зал, Манаоло обвел глазами потолок и медленно повернулся к нему. Джо насторожился.

Друид оглянулся через плечо и, сделав три широких шага, оказался перед ним. В его лице не было ничего человеческого. Он походил на фантастический призрак из преисподней.

— Ты посмел коснуться меня своими грязными руками?! — произнес он, глядя сверху на Джо.

— Коснуться? Да я врезал тебе по физиономии!

Чувственный как у женщины и вместе с тем жесткий, рот Манаоло изогнулся. Друид сжался и вдруг бросился вперед. Согнувшись в немом крике, Джо схватился за низ живота; Манаоло откинулся и двинул его коленом в подбородок.

Джо медленно рухнул на пол. В ладони склонившегося над ним друида блеснул металл. Пытаясь защититься, Джо поднял руку, но Манаоло легко отбил ее в сторону. Затем прижал к носу поверженного недруга металлический предмет. Послышался щелчок, три тонких шипа пронзили хрящик, едкий порошок прижег ранки.

Манаоло отступил, уголки его рта опустились. Повернувшись на каблуках, он легкой походкой вышел из зала.

— Ничего страшного, — заключил корабельный врач. — Пятнышки от уколов останутся на всю жизнь, но их почти не будет видно.

Джо рассматривал в зеркало свое лицо. Синяк на подбородке, пластырь на носу — да, он легко отделался!

— Выходит, я остался с носом, — пошутил он.

— Вы остались с носом, — без улыбки подтвердил врач. — Хорошо, что сразу ко мне обратились. К счастью, мне знаком этот порошок. Это не что иное как гормон, ускоряющий рост кожи. Если его не удалить, клетки будут делиться непрерывно. У вас на лице вскоре появились бы три безобразных выроста.

— Видите ли, доктор, — сказал Джо, — это был несчастный случай. Мне бы не хотелось понапрасну беспокоить капитана. Надеюсь, вы не станете ему докладывать.

Врач пожал плечами, отвернулся и стал собирать инструменты.

— Странный несчастный случай, — проворчал он.

Джо вернулся в салон. Там силлиты учились играть в разноцветные дощечки, оживленно болтая с мэнгами. Склонившись голова к голове над алтарем, друиды-миссионеры вершили сложный обряд. Удобно развалясь в кресле, Хаблъят любовался собственными ногтями. Из каюты Ильфейн вышел Манаоло. Бросив на Джо равнодушный взгляд, он стал неторопливо ходить по салону.

Джо присел рядом с Хаблъятом и сказал, нежно поглаживая нос:

— Похоже, обошлось.

Мэнг успокаивающе похлопал его по плечу:

— Через неделю будете выглядеть не хуже прежнего. Врачи Двуземелья — настоящие чудотворцы. На Кайриле докторов нет, и миряне пытаются ставить примочки из какой-то дряни, но все без толку. Там можно встретить немало рабов с тремя отростками на носу. Убивать их — любимое развлечение друидов. Но вы, похоже, не так уж огорчены?

— Мне было довольно неприятно, — признался Джо.

— В психологии друидов есть одна любопытная черта — это крайняя форма эгоцентризма. Видите ли, Манаоло считает, что инциндент исчерпан. То есть, расправа над вами была заключительным аккордом ссоры. Понятие «ответственность» друидам незнакомо. Какие бы мерзости они ни творили, все делается во имя Древа. Они живут верой в собственную непогрешимость, а потому Манаоло будет весьма удивлен и возмущен, если вы захотите отомстить.

Хаблъят внимательно следил за лицом Джо, ожидая, что он скажет. Джо пожал плечами.

— Вы молчите? — с недоумением произнес Хаблъят. — Ни гнева, ни угроз?

Джо улыбнулся.

— Пока я успел только удивиться. Дайте мне время.

— А, понял. Вы сбиты с толку.

— Совершенно верно.

Хаблъят кивнул; складки жира на подбородке дрогнули.

— Давайте сменим тему. Поговорим, например, о ваших друидах дохристианской эпохи. Очень интересно.

— Скажите, что это за горшок, вокруг которого вся суматоха? — спросил Джо. — Сигнал? Или какое-то секретное оружие?

Хаблъят поднял брови.

— Сигнал? Секретное оружие? Помилуйте, мой друг. Клянусь честью, горшок — самый настоящий горшок, а растение — самое настоящее растение.

— Но почему такой ажиотаж? И зачем вы пытались мне его навязать?

— Иногда интересы государства не позволяют считаться с интересами личности, — задумчиво произнес Хаблъят. — Зато в конечном счете выигрывают многие. Я дал вам растение, чтобы сделать вас приманкой для моих соотечественников, любителей бряцать оружием, и отвлечь их от друидов.

— Не понимаю, — сказал Джо. — Разве вы не одному правительству служите?

— В том-то и дело, — вздохнул Хаблъят. — Цель у нас одна — слава и процветание нашей любимой родины. Но в государственной политике мэнгов возникла странная трещина, разделившая военные круги Красной Ветви и коммерческие — Голубой Воды. В той и в другой фракции — патриоты Мэнгтса. Но у каждой свое представление о патриотизме. Фактически обе фракции подконтрольны лишь Латбону и Ампиану— Женераль, что на ступень ниже. И там и там заседают представители обоих течений. Два разных подхода к одной проблеме часто дают неплохие результаты — судя по вашему рассказу, правительство Земли тоже это практикует.

Люди из Красной Ветви энергичны, прямолинейны и, не задумываясь, применяют силу. По их мнению, лучший способ решить проблему друидов — захватить Кайрил. Мы, члены Голубой Воды, с этим не согласны. Вторжение может привести к неисчислимым жертвам и разрушениям; пытаясь покорить орды религиозных фанатиков-мирян, мы погубим на Кайриле все, что там есть ценного. Видите ли, — добавил Хаблъят, — кроме сельскохозяйственной продукции, мы получаем от друидов промышленное сырье, а также изделия кустарных промыслов. У нас с ними взаимовыгодный торговый союз, но их внешняя политика — отрицательный фактор. Индустриальный Балленкарч, управляемый друидами, для нас крайне нежелателен. Вот почему мы хотим стимулировать развитие экономики Кайрила, а для этого необходимо отвлечь туземцев от Древа.

— И каким путем вы хотите этого добиться?

— Строго между нами, дорогой друг. Мы оставим друидов в покое. Пусть себе плетут интриги.

Джо поморщился, машинально потрогал нос.

— Объясните, при чем тут горшок с растением?

— Горшок — самая важная деталь плана недалеких, наивных друидов. Вот почему я буду содействовать тому, чтобы горшок попал на Балленкарч, даже если для этого придется убить еще два десятка моих дорогих земляков.

— Если вы говорите правду, в чем я сомневаюсь...

— Друг мой, какой мне резон лгать?

— Кажется, я начинаю кое-что понимать в этом сумасшедшем доме.

Перекресток — многогранник диаметром в милю, слегка светился в космической мгле. К нему как пиявки присосались десяток кораблей. Окружающая Перекресток тьма густо усыпана блестками. Многие смельчаки, стремясь как можно острее ощутить величие открытого пространства, рискуют в одних скафандрах удаляться от Перекрестка на десять, двадцать, а то и тридцать миль.

Высадка проходила без волокиты, чем Джо был приятно удивлен. За время скитаний он привык ко всяким ухищрениям бюрократов: индексам, карантинам, паспортам, визам, досмотрам, осмотрам, декларациям и резолюциям. Когда «Бельзаурон» ткнулся носом в свободную причальную нишу и застыл, притянутый к поверхности станции мощным мезонным полем, пассажиры в трюме так и остались лежать в гипнотическом сне, а пассажиры первого класса собрались в салоне.

— Мы прибыли на Перекресток, — сообщил им капитан, — и пробудем здесь тридцать два часа, пока не закончим прием почты и других грузов. Некоторые из вас уже бывали здесь. Думаю, ни к чему напоминать им о необходимости соблюдать осторожность. Тех из вас, кто посещает Перекресток впервые, ставлю в известность: на станцию не распространяется юрисдикция какой-либо планеты, здесь один закон — воля владельца и управляющего, а их главная цель — с помощью развлечений и азартных игр выудить побольше денег из ваших карманов. Поэтому предупреждаю: будьте осторожны. Обращаюсь к дамам: в одиночку не ходите в Парк Ароматов. В случае необходимости обратитесь к нам — мы предоставим вам платный эскорт. Посещавшие третий ярус согласятся, что там и дорого, и опасно. Нередко там случаются убийства. Мужчину, увлеченного девицей легкого поведения, очень просто пырнуть ножом. Кроме того, предающихся сомнительным забавам людей там снимают на видеопленку в целях шантажа. Наконец не рекомендую настаивать, чтобы вас проводили в Цирк — неровен час, вас вытолкнут на арену и заставят сражаться с борцом-профессионалом. Уже в тот момент, когда вы платите за вход, может оказаться, что на вас пал выбор победителя. Поразительно, как много случайных посетителей — неважно, наркотики тому виной, алкоголь, азарт или бравада, — попали на арену. Некоторые из них погибли, другие были изувечены. — Капитан перевел дыхание. — Думаю, предупреждений достаточно. Не хочу вас запугивать. Тем более, что здесь много развлечений, не противоречащих закону. Здешние Девятнадцать Садов знамениты во всей вселенной. В Целестиуме любой из вас может заказать блюда своей планеты, послушать родную музыку. В киосках вдоль Эспланады вы купите все, что пожелаете, за разумную цену. Хорошего вам отдыха, господа. Прошу не забывать: до вылета на Балленкарч тридцать два часа.

Он вышел. Манаоло проводил Ильфейн до ее каюты. Друиды-миссионеры вернулись к алтарю, видимо, не собираясь отлучаться с корабля. По-военному печатая шаг, ушел офицер Ирру Каметин и с ним молодая вдова. Вслед за ними удалились мэнги в штатском. Тощая лысая старуха как сидела в кресле, уставясь в дальний угол, так и осталась сидеть, не сдвинувшись ни на дюйм. Силлиты умчались, тонко смеясь и высоко подбрасывая колени. Хаблъят встал рядом с Джо, заложив руки за спину.

— А вы, мой друг, не желаете прогуляться?

— Охотно. Погляжу, что будут делать жрица и Манаоло.

Хаблъят качнулся на каблуках.

— Будьте поосторожнее с этим парнем, мой вам совет. Манаоло — воплощение эгоцентризма и мании величия. Нам с вами даже не представить, какого он о себе мнения. Он священный и неприкосновенный. Он не делит свои поступки на хорошие и плохие. Это хорошо для Манаоло, а это плохо для Манаоло — вот как он смотрит на вещи.

Отворилась дверь тринадцатой каюты, на балкон вышли Ильфейн и Манаоло.

Друид шагал впереди и нес небольшой сверток. На нем была долгополая зеленая ряса, расшитая желтыми листьями, а поверх нее — охотничья кираса из золота и какого-то блестящего металла. Не глядя по сторонам, он спустился по ступенькам и покинул салон.

Проходя по салону, Ильфейн остановилась и поглядев вслед друиду, покачала головой — красноречивый жест несогласия. Затем она решительно повернулась и направилась к Джо и Хаблъяту.

Ответив на почтительный поклон мэнга ледяным взглядом, она обратилась к Джо:

— Я хочу, чтобы вы меня сопровождали.

— Это приглашение или приказ?

— Это значит, что я хочу, чтобы вы меня сопровождали, — насмешливо ответила Ильфейн.

— Прекрасно, — ответил Джо. — Буду рад.

Хаблъят вздохнул:

— Эх, будь я моложе и стройнее...

— Стройнее? — усмехнулся Джо.

— Очаровательным женщинам не приходилось бы просить меня дважды.

Ильфейн сдержанно произнесла:

— Буду с вами откровенной: Манаоло обещал убить вас, если увидит рядом со мной.

Наступила тишина. Когда Джо заговорил, собственный голос показался ему незнакомым:

— И поэтому вы просите составить вам компанию?

— Боитесь?

— Я не герой.

Она резко повернулась и направилась к выходу. Хаблъят укоризненно покачал головой:

— Зачем вы так?

Джо разозлился не на шутку.

— Она интриганка. Откуда такая уверенность, что ради удовольствия с ней гулять я полезу под пулю сумасшедшего друида? — Он смотрел ей вслед, пока темно-синее платье не скрылось из виду. — И ведь она права. Я и впрямь из породы идиотов.

Он бросился за жрицей. Сцепив пальцы на животе и грустно улыбнувшись, Хаблъят проводил его взглядом. Затем, запахнув халат, уселся в кресло и стал с сонным видом наблюдать за друидами, колдовавшими над алтарем.

8

Они шли по коридору вдоль ряда киосков.

— Послушайте, — спросил Джо, — кто вы такая? Жрица, которой ничего не стоит убить человека, или просто милое взрослое дитя?

Ильфейн вскинула подбородок, пытаясь принять значительный и светский вид.

— Я очень важная персона, придет день, когда меня назначат Просителем за весь округ Кельминстер. Это, правда, маленький округ, но я буду указывать путь к Древу трем миллионам душ.

Джо не сумел сдержать улыбку.

— А без вас им не дойти?

Она рассмеялась, снова превратившись в молоденькую симпатичную девушку.

— Отчего же! Но я буду следить, чтобы они соблюдали приличия.

— Беда в том, что вы и сами скоро начнете верить в эту ерунду.

Она промолчала, затем ехидно спросила:

— Куда вы так пристально смотрите? Неужели вас так заинтересовали киоски?

— Смотрю, не прячется ли где-нибудь Манаоло, — признался Джо. — Не удивлюсь, если этот дьявол выскочит из темной щели и прирежет меня.

Ильфейн отрицательно покачала головой:

— Манаоло отправился на третий ярус. Пока мы летели, он каждую ночь пытался мной овладеть, но я не давалась. Сегодня он пригрозил, что будет развратничать на третьем ярусе до тех пор, пока я не уступлю. «Сделай одолжение, — ответила я, — может, хоть после этого не будешь демонстрировать передо мной свое мужское начало.» Он ушел вне себя от ярости.

— Мне кажется, он всегда чем-то недоволен, — заметил Джо.

— Он очень вспыльчив, — сказала Ильфейн и добавила: — Давайте пройдем сюда...

Джо схватил ее за руку, резко развернул и процедил сквозь зубы, глядя в испуганные глаза:

— Вот что, сударыня. Не сочтите, что я демонстрирую перед вами мужское начало, но ходить туда-сюда по вашей указке и таскать за вами сумки, как шофер, я не намерен!

— Шофер? Ха! В таком случае...

— Если вас не устраивает мое общество, то мне самое время уйти.

Помолчав несколько секунд, она спросила:

— Как вас зовут, господин Смит?

— Зовите меня Джо.

— Джо, вы замечательный мужчина. И очень странный. Вы меня совсем запутали, Джо.

— Если хотите, чтобы я — шофер, механик, инженер, специалист по выращиванию мха, инструктор по теннису, портовый грузчик и Бог знает кто еще — и дальше вас сопровождал, давайте отправимся в Девятнадцать Садов и узнаем, подают ли там земное пиво.

Они нашли свободный столик. К удивлению Джо, перед ними без разговоров поставили пиво в запотевших квартовых кружках.

— Угощайтесь, — предложил он.

— Как прикажет ваша милость, — кротко сказала Ильфейн.

Джо смущенно улыбнулся.

— Ни к чему заходить так далеко. Наверное, это характерная черта всех друидов — впадать в крайности. Что вам заказать?

— Ничего. — Она развернулась в кресле, оглядывая зал. И в этот миг Джо понял: волей-неволей, к добру или к худу, он влюбился по уши. Маргарет? Он вздохнул. Маргарет слишком далеко, до нее тысяча световых лет.

Он бросил взгляд в коридор, огибающий изнутри все Девятнадцать Садов. Каждый Сад представлял флору одной из девятнадцати планет с ее характерными окрасками: черной, серой и белой — Келса, оранжевой, желтой и зеленой — Заржуса, пастельными зелеными, голубыми и желтыми тонами — планеты-невелички Джонатан, сотнями всевозможных оттенков зеленого, красного, синего — остальных миров.

Внезапно Джо вскочил со стула и замер.

— В чем дело? — удивилась Ильфейн.

— Вон в том Саду... Или там земные растения, или я — бесхвостая мартышка. — Он подбежал к ограде. Ильфейн подошла и встала рядом. — Герань, жимолость, петуньи, циннии, розы, итальянский кипарис, тополь, плакучие ивы... и гибискус. — Он прочитал табличку: «Планета Гея. Местонахождение неизвестно.»

Они вернулись к столику.

— Похоже, вы больны ностальгией, — заметила Ильфейн.

Джо улыбнулся.

— Увы. Но это пустяки. Лучше расскажите о Балленкарче.

Она пригубила пиво, поморщилась и с удивлением посмотрела на Джо.

— Пиво поначалу никому не нравится, — пояснил он.

— Я почти ничего не знаю о Балленкарче. Еще несколько лет назад это была абсолютно первобытная планета. На нее ни один корабль не садился, потому что автохтоны баловались людоедством. Но потом там появился некий принц и объединил враждующие острова в единое государство. Буквально в одночасье. Было пролито много крови, но с тех пор в той стране понапрасну никого не убивают, и корабли садятся без опаски. Принц решил сделать Балленкарч индустриальным и заказал на Двуземелье, Грабо и Мэнгтсе большое количество машин. Мало-помалу, побеждая одни племена, заключая союз с другими, он стал прибирать к рукам самый большой континент. Вы, наверное, слыхали, что на Балленкарче нет никакой религии, и мы, друиды, расчитываем установить с новой властью тесный контакт. Если это удастся, мы станем независимы и от Мэнгтса. Естественно, мэнгам эта идея не по душе, и они... — ее глаза округлились, она испуганно схватила его за руку. — Манаоло! О, проклятье! Надеюсь, он нас не заметил!

Пелена страха, окутывавшая мозг, вдруг исчезла. Нельзя праздновать труса, когда возлюбленная боится за тебя. Джо откинулся на спинку стула и с презрением посмотрел на Манаоло. Похожий на демона из средневековой сказки, друид гордо шествовал через зал. Следом, вцепившись в его руку, семенила бежевокожая женщина в оранжевых панталонах и синей блузке. В другой руке Манаоло держал сверток. Стрельнув мертвыми глазами в сторону Ильфейн и Джо, он не спеша направился к ним, вытаскивая из-за пояса стилет.

— Ну вот, — пробормотал Джо, поднимаясь. — Ну вот...

При виде грозного друида публика с визгом бросилась врассыпную. Манаоло остановился в ярде от Джо, на лице мелькнула призрачная улыбка. Он положил сверток на стол, затем пружинисто шагнул вперед и сделал выпад.

Он был очень наивен, полагая, что Джо спокойно даст себя зарезать. Джо плеснул ему в глаза пивом, ударил бокалом по руке, и стилет полетел па пол.

— А теперь, дружище, — процедил сквозь зубы Джо, — я вышибу из тебя дух...

Тяжело дыша, Джо сидел на поверженном друиде. Красовавшийся на его носу пластырь был сорван, по лицу струилась кровь. Рука Манаоло нашарила стилет. Захрипев от натуги, он вывернулся и попытался ударить, но Джо перехватил его запястье и направил острие в плечо друида.

Манаоло снова закряхтел, занося трехгранный клинок. Джо вырвал стилет из его руки, проткнул ухо соперника и несколько раз ударил по рукояти кулаком, вбивая острие в деревянный пол. После чего поднялся на ноги и посмотрел вниз.

С минуту Манаоло бился об пол, как выброшенная на берег рыба, потом затих. Равнодушные люди из ресторанной обслуги выдернули стилет, положили друида на носилки и понесли к двери. Бежевокожая женщина трусцой бежала рядом. Манаоло приподнялся на локтях и сказал ей несколько слов. Она бегом вернулась к столу, где лежал сверток, схватила его, догнала носилки и положила сверток друиду на грудь.

Рухнув в кресло, Джо схватил кружку жрицы и осушил одним духом.

— Джо, — взволнованно спросила девушка, — вы не ранены?

— Я зол и не удовлетворен, — сказал Джо. — Ваш Манаоло — отвратительный тип. Не будь вас рядом, я бы разорвал его в клочья. — Он скривил в улыбке окровавленные губы. — Но не могу же я терзать соперника на ваших глазах.

— Соперника? — изумленно переспросила Ильфейн. — Соперника?

— В отношении вас.

— О! — тихо произнесла она.

— И не говорите мне: «Я царственная, всемогущая жрица, а ты...»

С ее лица не сходило удивленное выражение.

— Я и не думала. Мне кажется, Манаоло никогда не был... вашим соперником.

— Мне нужно умыться и переодеться, — сказал Джо. — Хотите, чтобы я вас еще куда-нибудь проводил или...

— Нет, — тихим, бесстрастным голосом ответила Ильфейн. — Я посижу здесь. Хочу собраться с мыслями.

До отлета «Бельзаурона» оставался час. Пассажиры спешили на корабль. Контролер ставил галочки в журнале.

Осталось полчаса.

— Где Манаоло? — спросила у контролера Ильфейн. — Он вернулся?

— Нет, ваша милость.

Джо проводил ее к ближайшему телефону Перекрестка.

— Больница? — спросила она. — Скажите, как себя чувствует Манаоло, доставленный к вам вчера? Его уже выписали? Хорошо, я подожду, но и вы поторопимтесь. Его корабль вот-вот отчалит. — Жрица повернулась к Джо и объяснила: — Они пошли в его палату.

Через некоторое время она снова поднесла к уху трубку.

— Что? Нет! Не может быть!

— Что случилось?

— Он мертв! Его убили!

Капитан согласился отложить старт до возвращения Ильфейн из больницы. Она помчалась к лифту. Джо не отставал от нее ни на шаг. В приемном покое их встретила медсестра двуземельской расы, молодая женщина со светлыми волосами, стянутыми в несколько узлов.

— Вы его жена? — спросила она. — Если да, убедительно прошу отдать распоряжения насчет тела.

— Я ему не жена. Меня не интересует, как вы поступите с трупом. Скажите, где сверток, который при нем был?

— В его палате нет никакого свертка. Я припоминаю, вместе с раненым приносили сверток, но он исчез.

— Кто навещал раненого? — спросил Джо.

Последними к Манаоло приходили трое мэнгов, оставившие в регистрационном журнале незнакомые имена. Коридорный припомнил, что один из них, пожилой мужчина с армейской выправкой, вышел из палаты со свертком.

Ильфейн с рыданиями приникла к плечу Джо.

— Это был горшочек с растением! — объяснила она сквозь слезы. — Теперь им завладели мэнги!

Джо обнял ее, провел ладонью по темным волосам.

— Боюсь показаться слишком любопытным, но что в нем такого важного, в этом горшке?

Она подняла заплаканные глаза.

— Важного? Это единственный побег Древа Жизни!

Возвращаясь на корабль по коридору, выложенному голубыми плитками, Джо сказал:

— Я не только любопытен, но и бестолков. Зачем вы пытались переправить побег Древа на Балленкарч? Очевидно, для того...

Она кивнула.

— Я уже говорила, мы хотим заключить с Балленкарчем союз. Религиозный союз. А побег, Сын Древа, был бы его священным символом.

— И тогда, — подхватил Джо, — друиды обскакали бы мэнгов, а Балленкарч превратился бы во второй Кайрил. Пять миллиардов убогих сервов, два миллиона пресыщенных друидов, одно Древо. — Он пытливо посмотрел на нее. — Скажите, на Кайриле есть кто-нибудь, кто не считает такой государственный строй идеальным?

— Вы неисправимый материалист! — негодующе воскликнула девушка. — На Кайриле материализм вне закона. Наказание — вплоть до смертной казни.

— Еще бы, — усмехнулся Джо. — Ведь материализм для вас чреват перераспределением прибылей, а то и мятежом.

— Вы не правы, — возразила Ильфейн. — Дело не в этом. Жизнь — это путь к блаженству, попытка найти себе место на Древе. Души смиренных труженников селятся наверху, в Вечном Сиянии, Лентяи, словно черви, должны ютиться во мгле корней.

— Если материализм — грех, в чем вы абсолютно уверены, то почему вы живете в такой вызывающей роскоши? Почему друиды жрут сколько влезет, а миряне мрут с голоду?

— Кто вы такой, чтобы нас критиковать?! — в гневе вскричала она. — Такой же варвар, как дикари Балленкарча! Будь мы на Кайриле, вам бы давно вырвали язык!

— Чтобы он не подмочил авторитет вашего идола, да? — насмешливо спросил Джо.

Ильфейн с оскорбленным видом отвернулась и пошла по коридору. Улыбнувшись, Джо поспешил за ней.

Возле открытого корабельного люка Ильфейн задержалась.

— Сын Древа украден. Видимо, его уничтожили. — Она хмуро взглянула на Джо. — Мне незачем лететь на Балленкарч. Я должна вернуться домой и поставить в известность Собор Архиереев.

Джо приуныл — он надеялся совсем на другое. А может, она просто обиделась? Надо было что-то сказать, и он сказал первое, что пришло в голову:

— Но ведь вы говорили, что вам наскучило в Храме — потому, дескать и улетели вместе с Манаоло. Учтите, через своих шпионов архиереи выяснят все подробности его гибели.

Она испытующе взглянула ему в глаза.

— Предлагаете лететь с вами?

— Да.

— Зачем?

— Боюсь, вы произвели на меня слишком сильное впечатление, — ответил Джо. И добавил; судорожно сглотнув: — К тому же, меня очень тревожит ваше ошибочное мировоззрение.

— Хороший ответ, — кивнула Ильфейн. — Так и быть, полечу с вами. Возможно, я уговорю балленкарчцев признать Древо Жизни божеством.

Джо задержал дыхание, чтобы не рассмеяться и не рассердить ее снова.

— Я вижу, вы находите меня смешной? — обиженно спросила жрица.

Джо не ответил. Они прошли на корабль. У стола контролера их ожидал Хаблъят.

— Ага, возвращаетесь! А убийцы сбежали с Сыном Древа?

Ильфейн опешила:

— Откуда вы знаете?

— Дорогая жрица, круги от маленьких камешков, брошенных в море, достигают дальнего берега. Кажется, я гораздо лучше вас понимаю происходящее.

— Что вы имеете в виду?

Лязгнул люк. Контролер вежливо произнес:

— Господа, через десять минут мы отлетаем. Не могли бы вы на время старта и разгона разойтись по каютам?

9

Джо очнулся от транса. Вспомнив свое предыдущее пробуждение, он быстро высунул голову из спального мешка и окинул взглядом каюту. Но все было в порядке, дверь оставалась заперта — прежде чем проглотить таблетку, улечься в койку и уставиться на экран, где мелькали гипнотизирующие картинки, он не поленился наглухо задраить ее.

Джо выбрался из спальника, принял ванну, побрился и надел синий габардиновый костюм, купленный на Перекрестке. Затем вышел на балкон. В салоне было темно. Видимо, остальные пассажиры еще спали.

Он остановился у двери в тринадцатую каюту и представил спящую Ильфейн — теплую, безвольную, с рассыпавшимися по подушке темными волосами.

Он прижал к двери ладонь. Подмывало открыть. Лишь усилием воли он заставил себя отойти. Повернувшись, он замер: в глубине салона кто-то сидел. Джо постоял у перил, вглядываясь в сумрак. Хаблъят.

Джо спустился по ступенькам. Мэнг указал на соседнее кресло и радушно предложил:

— Присаживайтесь, дружище, составьте мне компанию.

Джо опустился в кресло.

— Вы рано проснулись, — заметил он.

— Напротив, никак не могу уснуть. Шестой час сижу здесь, и вы — первый, кого я вижу.

— А кого ожидали увидеть?

Хаблъят принял глубокомысленный вид.

— Ожидал, но не кого-нибудь конкретно. На Перекрестке я навел справки и лишний раз убедился, что нельзя доверять внешнему облику людей. Признаться, некоторые из наших попутчиков меня удивили.

— Вообще-то, меня это не касается, — сказал Джо, вздохнув.

Хаблъят погрозил толстым пальцем:

— Э, дружище. Не скромничайте. Не лицемерьте. Я уверен: к прелестной Ильфейн вы неравнодушны.

— Оставим это. Мне наплевать, довезут друиды до Балленкарча свое растение или нет. Но скажите, вы-то почему из кожи вон лезете, помогая им? — Он пытливо посмотрел на Хаблъята. — На их месте я бы с вас глаз не спускал.

— О, мой дорогой друг! — проблеял Хаблъят. — Вы мне льстите. Признаться, я и сам толком не знаю, стоит ли им помогать. Я иду, так сказать, на ощупь, стараясь на всякий случай побольше узнавать о тех, с кем меня сталкивает судьба. Многое о наших спутниках мне пока не известно, но некоторыми сведениями готов поделиться. Обещаю: вы будете удивлены.

— Надо думать, — кивнул Джо.

— Взять хотя бы лысую старуху в черном, ту, что сидит и глядит в пустоту, будто уже окоченела. Какого вы о ней мнения?

— Старая ящерица, неприятная на вид, но безвредная.

— Ей четыреста двадцать лет. Говорят, когда ей было четырнадцать, ее муж создал эликсир жизни. Она убила его, и лишь двадцать лет назад утратила свежесть юности. А до той поры ее любовники всех возрастов, полов, рас, цветов и кровей исчислялись тысячами. Последние сто лет в ее меню входило только одно блюдо: человеческая кровь.

Джо откинулся в кресле, зевнул и потер глаза.

— Продолжайте.

— Я узнал, что ранг и авторитет одного из моих соотечественников значительно выше, чем я полагал, а значит, я должен действовать осторожнее. Я узнал, что вместе с нами летит агент принца Балленкарчского.

— Дальше.

— И еще — кажется, о такой возможности я упоминал — подтвердилась моя догадка, что потеря горшка с растением не столь уж горька для друидов.

— Почему? — удивился Джо.

Задумчиво глядя на балкон, Хаблъят произнес:

— Вам не кажется странным поступок друидов, доверивших Манаоло столь важную миссию?

— Наверное, сыграл роль его высокий ранг? — предположил Джо. — Он ведь эклисиарх, всего на одну ступень ниже протоиерея.

— Напрасно вы считаете друидов спесивыми дураками, — возразил Хаблъят. — Вот уже почти тысячелетие они ухитряются править пятью миллиардами людей, не имея за душой ничего, кроме огромного дерева. Нет, они не кретины. Вне всяких сомнений, никто в Соборе Архиереев не переоценивал способностей Манаоло. Архиереям отлично известны его чванливость и глупость. Потому-то они и выбрали его подставной фигурой. Я же, недооценив их, решил, что Манаоло сам нуждается в прикрытии, и с этой целью подсадил на «Бельзаурон» вас. Но друиды сумели предугадать трудности, возникшие в ходе операции, и заранее предприняли необходимые шаги. Они отправили Манаоло с самым обычным саженцем, создав вокруг него атмосферу тайны. Настоящий Сын Древа переправляется другим способом.

— Каким именно? — поинтересовался Джо.

Хаблъят пожал плечами.

— Могу только догадываться. Возможно, его ловко прячет у себя жрица. А может быть, побег находится в багажном отделении, хотя вряд ли друиды стали бы так рисковать. Думаю, саженец у кого-нибудь из послов Кайрила, летящих вместе с нами... а может, на другом корабле.

— Ну и что?

— А то, что я сижу здесь и смотрю, кто из моих подозрительных спутников проснется первым. И вижу вас.

— И какие выводы? — спросил Джо с натянутой улыбкой.

— Никаких.

Появилась изящная светловолосая стюардесса в облегающем костюме. В костюме? Джо пригляделся — и чуть не ахнул от изумления.

— Господа будут завтракать? — спросила женщина.

Хаблъят кивнул:

— Я буду.

— А мне принесите каких-нибудь фруктов, — попросил Джо. И добавил, вспомнив Целестиум: — Не смею даже мечтать, что у вас найдется кофе.

— Думаю, найдется, господин Смит.

Когда она ушла, Джо повернулся к Хаблъяту:

— На них почти нет одежды! Это краска!

— Разумеется, — удивленно подтвердил Хаблъят. — Разве вы не знали, что на двуземельцах всегда больше краски, чем одежды?

— Нет, — ответил Джо. — Мне казалось само собой разумеющимся...

— Это серьезная ошибка, — наставительно произнес Хаблъят. — В незнакомой обстановке ни о чем не судите с первого взгляда. Будучи помоложе, я посетил страну Ксенчой на планете Ким и там по неосторожности затеял флирт с очаровательной юной туземкой. Помнится, она уступила с готовностью, но без энтузиазма. И вот, когда я лежал почти без сил, она попыталась зарезать меня длинным ножом. Мой протест привел ее в изумление. Впоследствии я выяснил, что в Ксеичое лишь тот имеет право обладать девушкой, минуя брачные узы, кто решил уйти из жизни. Надо заметить, там никто не колеблется в выборе: покончить с собой или проститься с жизнью в минуту восторга.

— А мораль?

— Она ясна. Вещи не всегда таковы, какими кажутся на первый взгляд.

Откинувшись на спинку кресла, Джо размышлял. Хаблъят насвистывал фугу из четырех нот, аккомпанируя себе на шести пластинках, ожерельем висевших на шее. Каждая пластинка, если щелкнуть по ней ногтем, звучала в определенной тональности.

«Вероятно, он что-то знает или подозревает, — размышлял Джо. — Или считает, что видит меня насквозь. Как-то раз он назвал меня умственно ограниченным. Возможно, он прав. Он не скупится на прозрачные намеки, которых я не понимаю. И все-таки, кто здесь фигура номер один? Ильфейн? Сам Хаблъят? Нет, он говорил о Сыне Древа. Какая суматоха вокруг растения! Хаблъят уверен, что оно на борту, это ясно. У меня его нет. У него его тоже нет, иначе мэнг вел бы себя осторожнее. Кто же курьер? Ильфейн? Силлиты? Жуткая старуха? Мэнги? Друиды-миссионеры?»

Хаблъят смотрел на него в упор. Когда Джо вздрогнул, он улыбнулся.

— Ну, теперь вы поняли?

— Может быть, — ответил Джо.

Все пассажиры собрались в салоне, но атмосфера была не та, что прежде. В любом путешествии невозможно обойтись без трений, но здесь личные недостатки людей, их взаимная неприязнь, раньше незаметные в присутствии Манаоло, разом вышли на передний план.

Ирру Каметин, двое мэнгов в штатском (эмиссары Политического комитета Красной Ветви, по словам Хаблъята) и молодая вдова уже добрый час сидели за столом, играя в дощечки и упорно не глядя на Хаблъята. Миссионеры сгорбились в углу над алтарем, бормоча непостижимые заклинания. Силлиты бродили по салону. Женщина в черном сидела как мертвая, лишь изредка ее взгляд смещался на одну восьмую дюйма, да иногда ее прозрачная рука касалась лысой головы.

«Подумать только — размышлял Джо. — До Балленкарча считанные дни, даже часы, а дело, за которое я взялся, кажется, потеряло всякий смысл.» Словно магнит, Ильфейн притянула к себе почти все его чувства, мысли и мечты.

Джо вспоминал Кайрил, Древо, храмы Священного Града у основания гигантского ствола, бесчисленные убогие фермы и деревни, сутулых изможденных паломников с пустыми глазами, взгляды, которые они бросали назад, прежде чем исчезнуть в дупле.

Он размышлял о страхе смерти — цементе, державшем кирпичики государственного строя друидов. Хотя, казалось бы, чего-чего, а смерти миряне и друиды Кайрила не должны бояться. Она для них привычна, как дыханье.

Насилие как образ жизни, насилие как выход из любого затруднительного положения. Жителям Кайрила знакомы лишь крайняя степень нищеты и крайняя степень роскоши, золотой середины не дано.

Он постарался вспомнить все, что знал о Мэнгтсе — маленькой планете озер, планете людей, склонных к сложным интригам и архитектурным причудам, планете удивительных мостов над петляющими реками и каналами, планете уютных аллей, планете, озаренной лучами старого желтого карлика. Джо представил фабрики Мэнгтса, какими их описывал Хаблъят — безотходными, высокопроизводительными, построенными на специально отведенных для промышленности островах. Поступки и мысли владельцев фабрик непредсказуемы и непостижимы, как их архитектура. Среди мэигов есть такие, как словоохотливо-загадочный Хаблъят, и другие — сторонники Красной Ветви, империалисты.

А Балленкарч? О нем Джо знал еще меньше. Только то, что этой варварской планетой правит принц, которому взбрело в голову создать на ней индустриальный комплекс. И где-то там, среди дикарей юга или варваров севера, живет Гарри Крис.

Гарри улетел, вскружив голову юной Маргарет. Ее душе не будет покоя, пока он не вернется. Два года назад Джо едва не застал Гарри на Марсе — тот опередил его на считанные часы. На Тюбане Джо попал на три месяца в больницу, получив от пьяного туземца мотыгой по голове, и потерял след. Затем — месяцы лихорадочных поисков, надежд, разочарований, и наконец выясняется: Гарри отправился на далекий Балленкарч. Немалый срок ушел на полет через всю галактику. Теперь до Балленкарча рукой подать, но...

«Черт с ним, с Гарри», — подумал вдруг Джо. Маргарет больше не владела его сердцем — оно перешло к озорной и взбалмошной жрице. Джо мечтательно представил, как. они с Ильфейн бредут по древним улицам Парижа, Вены, Сан-Франциско, любуются памятниками Кашмира, путешествуют по Сахаре.

Он спросил у себя: «А понравится ли ей на Земле? Ведь там нет фанатичных труженников, которых можно убивать или ласкать, как зверушек. Наверное, прав Хаблъят — вещи не всегда таковы, какими выглядят. Очень может быть, я просто выдумал себе Ильфейн по привычному земному образцу. Может быть, я просто не представляю себе истинных масштабов эгоизма друидов.»

Он встал. Участливо глядя на него, Хаблъят посоветовал:

— На вашем месте я бы подождал, мой друг. Едва ли она успела как следует почувствовать одиночество. Не стоит являться к ней с мрачным лицом — это может вызвать неприязнь. Дайте ей денек побыть наедине с собой, а потом пригласите на прогулку или в спортзал — я заметил, она ежедневно проводит там по часу.

— Хаблъят, вы непостижимы, — сказал Джо, усаживаясь.

— Но искренен, — печально произнес мэнг.

— Сначала вы меня спасаете от смерти, затем подставляете под удар.

— Виной тому жестокая необходимость.

— Порой вы мне кажетесь симпатичным, дружелюбным...

— Я именно таков, уверяю вас!

— ... как сейчас, когда, прочитав мои мысли, дали мне отеческий совет. Но я не знаю, какую роль вы мне отвели. На Земле в ходу поговорка: гусь на праздничном столе не может оценить щедрость хозяина. Вещи не всегда таковы, какими выглядят. — Он усмехнулся. — Вы, конечно, не сознаетесь, для какого праздника меня припасли.

Хаблъят протестующе помахал ладонью.

— Вы обо мне слишком нелестного мнения. Я всегда считал, что честность — лучшая маскировка. Искренне признаюсь: вы мне очень симпатичны, но это не остановит меня, если придется вами пожертвовать. И никакого противоречия тут нет. Работа есть работа, на нее не должны влиять личные симпатии и антипатии.

— А как определить, когда вы на работе, а когда нет?

Хаблъят развел руками.

На этот вопрос я не в силах ответить.

Джо поудобнее устроился в кресле, а Хаблъят запахнул на толстом животе халат.

— Жизнь порой так сложна, — назидательно произнес мэнг, — так обильна неожиданностями и столько требует от тебя...

— Почему бы вам не побывать на Земле? — спросил Джо.

— Обязательно воспользуюсь вашим предложением, если в Ампиану Красная Ветвь одолеет Голубую Воду, — с улыбкой ответил Хаблъят.

10

Прошло четверо суток с той минуты, как «Бельзаурон» отчалил от Перекрестка, и еще трое суток оставалось до прибытия на Балленкарч. Опершись о перила на верхней палубе, Джо прислушивался к шагам за спиной. Шаги приближались. Он оглянулся и увидел Ильфейн — бледную, озабоченную, с запавшими глазами. Казалось она готова пройти мимо, если Джо не заметит ее или допустит какую-нибудь бестактность.

— Привет, — сказал Джо и снова поднял глаза к звездам.

По стихшим шагам он понял, что Ильфейн остановилась за спиной.

— Как раз тогда, когда мне необходимо с кем-нибудь поговорить, вы меня избегаете, — упрекнула она.

— Ильфейн, вы были когда-нибудь влюблены? — спросил Джо ни с того ни с сего и обернулся.

В ее глазах мелькнуло недоумение.

— Не понимаю?

Джо хмыкнул.

— Любовь — земная абстракция. С кем вы спите на Кайриле?

— С кем сплю? С тем, кто мне интересен, с кем я могу почувствовать свое тело.

Джо отвернулся.

— Суть любви несколько глубже.

— Я вас очень хорошо понимаю, Джо, — тихо и серьезно произнесла жрица.

Джо улыбнулся и обнял ее. Губы девушки были алы как вишни, в глазах угадывалось ожидание. Целуя ее, он казался себе скитальцем, нашедшим источник в пустыне.

— Ильфейн...

— Что?

— С Балленкарча... мы полетим на Землю. Хватит с нас интриг, тревог и смертей. Мир так прекрасен... Если бы ты знала, сколько у нас на Земле замечательных мест...

Она пошевелилась в его объятьях.

— Джо, у меня есть родина. И нравственный долг перед ней.

— Ерунда! — с жаром воскликнул Джо. — На Земле ты поймешь, что друиды ничем не лучше своих жалких рабов.

— Рабов? Миряне не рабы, они служат Древу Жизни. Все мы так или иначе служим Древу Жизни.

— Древу Смерти!

Ильфейн осторожно высвободилась.

— Джо, я не могу тебе этого объяснить. Мы связаны с Древом. Мы его дети. Существует лишь одна Вселенная, и пуп ее — Древо. А миряне и друиды служат ему верой и правдой посреди языческого космоса. Когда-нибудь все переменится. Все люди уверуют в наше божество. Кайрил станет святыней Галактики, а мы проведем жизнь в трудах и молитвах и в конце концов станем листьями в Вечном Сиянии, каждый на своем месте.

— Это растение, — огромное, но все же растение — в ваших умах занимает больше места, чем все человечество. На Земле его давным-давно срубили бы на дрова. Впрочем, зачем рубить? Мы окружили бы его спиральной лестницей и водили бы экскурсии. А на верхушке продавали бы горячие сосиски и содовую. Нашего брата землянина никаким Древом не охмуришь.

Ильфейн его не слушала.

— Джо, ты станешь моим любовником. Мы с тобой будем жить на Кайриле, служить Древу и убивать его врагов... — Ильфейн умолкла, увидев, что он помрачнел.

— Нет, не годится. Видать, у каждого из нас свой путь. Я вернусь на Землю. А ты останешься здесь и найдешь себе другого любовника, чтобы по твоей подсказке он убивал врагов.

Она отвернулась и, опершись о перила, стала смотреть на звезды. И вдруг спросила:

— До меня ты любил кого-нибудь?

— Ничего серьезного, — солгал Джо. И тут же спросил: — А ты? У тебя были мужчины?

— Ничего серьезного...

Джо бросил на жрицу мрачный взгляд. На ее лице не было и тени насмешки. Он вздохнул. Земля — не Кайрил.

— Что ты будешь делать на Балленкарче? — спросила она.

— Еще не думал. Но знаю: с мэнгами и друидами я дела иметь не намерен. Хватит с меня деревьев и интриг. У самого забот полон рот... — Он опустил голову и умолк.

Он как бы со стороны увидел свою погоню за Гарри Крисом. Подумать только: за два года побывать на Юпитере, Плутоне, Альтаире, Веге, Гианзаре, Поларисе, Тюбане, Джемивьетте и Кайриле — и ради чего? Как странно: до сих пор, живя мечтой о Маргарет, он не видел в своей затее ничего донкихотского, ничего смешного.

Но сейчас образ Маргарет в памяти стал призрачным, размытым. Иногда, правда, Джо словно наяву слышал ее звонкий смех. Он покраснел при мысли, что многому в его рассказе она не поверит, а многое найдет нелепым. Может быть, даже разочаруется в нем.

Ильфейн с любопытством наблюдала за его лицом. До чего же она реальна, в противоположность тем, о ком Джо только что вспоминал. Жрице не покажется глупым и смешным, если кто-то ради любви к ней отправится на край света. Совсем напротив — Ильфейн возмутится, попробуй он отказаться.

— А зачем ты летишь на Балленкарч? — спросила она.

— Хочу повидать Гарри Криса.

— А где ты его рассчитываешь найти?

— Не знаю. Начну поиски с цивилизованного континента.

— На Балленкарче еще нет цивилизации, — возразила Ильфейн.

— Значит, на варварском континенте, — поправился Джо. — Насколько я знаю характер Гарри, он обязательно в гуще событий.

— А если он умер?

— Тогда я со спокойной совестью отправлюсь домой.

«Гарри умер? — переспросит Маргарет. И возмущенно вскинет округлый подбородок. — Ну что ж, будем считать, ему не повезло. Возьми меня, возлюбленный рыцарь, и умчи на белой ракете!»

Он украдкой бросил взгляд на Ильфейн и впервые заметил в ее руке ладанку, источающую терпкий цветочный аромат. Ильфейн до сих пор его удивляла. Она очень серьезно относилась к жизни. Конечно, Маргарет была совсем другой — легкомысленная, жизнерадостная. И не стремилась уничтожать врагов своей религии. Джо рассмеялся: наверное, она даже слова такого не знала.

— Над чем ты смеешься? — подозрительно спросила Ильфейн.

— Вспомнил старого друга, — ответил Джо.

* * *

Балленкарч! Планета свирепых пыльных бурь и палящего солнца. Миф фиолетовых гор и подпирающих небо каменных частоколов, пламенных закатов, высоких, сумрачных лесов, саванн с зеленой-презеленой травой по лодыжку и медленно текущих рек.

В Южных широтах земля сплошь покрыта джунглями — там царит первобытная жизнь. А по горным перевалам, лесам и равнинам умеренных широт караванами ярко раскрашенных кибиток кочуют туземные племена. Местные жители — рослые, зычноголосые люди в доспехах из кожи и железа — не привыкли жалеть крови в поединках и родовых распрях. Они живут в эпической атмосфере набегов, грабежей и сражений с двуногими зверьми джунглей. Их оружие — мечи, пики и небольшие баллисты, стреляющие камнями с кулак величиной. За тысячелетие, прошедшее после отрыва балленкарчцев от галактической цивилизации, их язык неузнаваемо изменился, а пиктография постепенно вытеснила письменность.

«Бельзаурон» опустился на залитую солнцем зеленую равнину. В стороне висели тучи и шел дождь, а над стеной высоких сине-зеленых деревьев изогнулась радуга.

Неподалеку от корабля стоял наспех построенный из бревен и покрытый рифленой жестью павильон, служивший, по-видимому, и вокзалом и складом. Когда дюзы «Бельзаурона» смолкли, к кораблю подкатила повозка на восьми скрипящих колесах.

— А где город? — спросил Джо у Хаблъята.

— Принц запретил посадку кораблей вблизи крупных поселений. Он опасается работорговцев: на Фрумсе и Перкине велик спрос на сильных телохранителей из горцев Балленкарча.

Космопорт был открыт всем ветрам, и в распахнутый люк корабля затекал свежий воздух, напоенный ароматами трав. В салоне появился стюард и объявил:

— Желающие могут высадиться. Просим не удаляться от корабля до прибытия аэромобиля, который доставит вас в Вайл-Алан.

Джо отыскал глазами Ильфейн. Она о чем-то горячо спорила с друидами-миссионерами, внимавшими с тупым упрямством на лицах. В конце концов Ильфейн резко повернулась и, бледная от бешенства, пошла к выходу. Друиды направились следом, вполголоса переговариваясь.

Подойдя к восьмиколесной повозке, Ильфейн сказала кучеру:

— Я хочу в Вайл-Алан.

Кучер равнодушно посмотрел на нее и отвернулся. Хаблъят взял девушку под локоть.

— Жрица, на аэромобиле мы доберемся гораздо быстрее, чем на повозке.

Она высвободилась и быстро отошла в сторону. Хаблъят вплотную приблизился к кучеру, и тот прошептал ему на ухо несколько фраз. Лицо мэнга едва заметно изменилось — дрогнул мускул, напряглись челюсти. Заметив, что Джо за ним наблюдает, он сразу принял серьезный и равнодушный вид и отошел от повозки.

— Какие новости? — с ехидцей спросил Джо.

— Очень плохие, — ответил Хаблъят. — Хуже некуда.

— Что так?

Хаблъят помедлил, а когда заговорил, голос его звучал искренне и взволнованно:

— Мои противники в Латбоне оказались значительно сильней, чем я полагал. В Вайл-Алан прибыл сам Магнерру Ипполито. Наверное, он уже побывал у Принца и раскрыл ему глаза на интриги друидов. Сейчас мне сообщили, что планы кафедрального собора и монастыря рухнули, а протоиерей Занбрион под домашним арестом.

— Разве не этого вы добивались? — удивился Джо. — Уж друиды, надо думать, не посоветуют Принцу сотрудничать с мэнгами.

Хаблъят печально покачал головой.

— Мой друг, вас так же легко ввести в заблуждение, как моих воинственных соотечественников.

— Не думаю.

— Вы не замечаете очевидного.

— О чем вы?

— Друиды надеются прибрать к рукам Балленкарч. Мои противники на Мэнгтсе готовы драться с ними когтями и зубами. Они не видят дальше собственного носа, не умеют мыслить логически. Если друиды что-то затеяли, надо им помешать, считают наши вояки. Причем не стесняясь в средствах, что может нанести Мэнгтсу серьезный ущерб.

— Я догадываюсь, к чему вы клоните, — сказал Джо, — но не совсем понимаю, как рассчитываете добиться своего.

— Дорогой друг, человеческое суеверие вовсе не безгранично. Миряне Кайрила считают свое Древо абсолютом. Как вы думаете, что случится, если они узнают о существовании еще одного священного Древа?

— Их почтение к своему уменьшится вдвое, — ухмыльнулся Джо.

— Разумеется, нельзя предугадать, насколько уменьшится их почтение, но вы мыслите правильно. В сердцах мирян поселятся сомнение и ересь, и в один прекрасный день друиды обнаружат, что миряне — не такая уж безответная и безразличная ко всему на свете скотина. Сейчас миряне всецело принадлежат Древу. Оно — их властелин, причем уникальный, единственный во вселенной. И вдруг оказывается, что на Балленкарче друиды выращивают еще одно Древо, причем из политических соображений. — Хаблъят многозначительно поднял брови.

— Но друиды смогут обскакать вас, контролируя промышленность Балленкарча.

Хаблъят покачал головой.

— Мой друг, из трех планет Мэнгтс — самая слабая, наши резервы очень невелики. И в этом наша беда. На Кайриле избыток людских ресурсов, на Балленкарче есть сельское хозяйство, минеральное сырье и агрессивное население с воинственными традициями. Образно говоря, с кем бы из нас Балленкарч ни вступил в брак, он неизбежно превратится в людоеда, пожирающего собственную супругу. Возьмем друидов — эпикурейцев, развращенных роскошью, властелинов пяти миллиардов рабов. Представим, что они прибрали к рукам Балленкарч. Об этом смешно и думать: не пройдет и полвека, туземцы в шею вытолкают попов из храмов и спалят Древо в победном костре. Рассмотрим альтернативный вариант: Балленкарч вступает в брак с Мэнгтсом. Неизбежно наступят тяжелые времена, никто не останется в выигрыше. Поэтому лучше, если затея друидов все-таки удастся. Принц Вайл-Аланский решил развивать на своей планете промышленность, значит, и друидам придется строить на Кайриле фабрики и школы для мирян. Старое минует безвозвратно. Может быть, жрецы сумеют удержать власть — неважно, Кайрил все равно превратится в индустриальный мир и послужит естественным рынком для продукции мэнгов. Без внешних рынков, какими могут стать Кайрил и Балленкарч, наша экономика неизбежно захиреет. Мы могли бы их завоевать, но поверьте, это не выход.

— Понимаю, — медленно произнес Джо. — Так чего вы добиваетесь?

— Балленкарч способен обеспечить себя всем необходимым, но ни Кайрил, ни Мэнгтс не могут развиваться в изоляции. Как видите, нынешний приток богатств не удовлетворяет друидов. Они хотят большего и надеются добиться этого, контролируя промышленность Балленкарча. Я не желаю этого. Не по душе мне и сотрудничество между Кайрилом и Мэнгтсом — на данном этапе оно противоестественно. Я мечтаю о новом правительстве Кайрила, которое построит на планете современную промышленность, повысит уровень жизни мирян и заключит с нами взаимовыгодный союз.

— Жаль, что три планеты не в силах создать единый совет.

— Неплохая идея, — вздохнул Хаблъят, — но она неосуществима по трем причинам. Во-первых, на это не пойдут друиды. Во-вторых — Красная Ветвь, имеющая большое влияние на Мэнгтсе. В третьих — с этим могут расходиться намерения принца. Как только ситуация изменится, я первым проголосую за такой совет. Почему бы и нет? — последние слова Хаблъят пробормотал себе под нос. На миг вежливая маска исчезла, и Джо увидел лицо очень утомленного человека.

— Какие у вас планы? — поинтересовался он.

Хаблъят печально вздохнул.

— Если я потеряю репутацию, мне, естественно, придется покончить с собой. Не глядите недоверчиво. Таков обычай мэнгов, способ выразить протест. Боюсь, недолго мне осталось жить на свете.

— А почему бы вам не пересмотреть свои политические взгляды?

— А вот такого обычая у нас нет, — ответил мэнг с грустной улыбкой. — Можете улыбаться, но не забывайте: нормальное существование общества зависит от соблюдения строгих правил.

— К нам летит аэромобиль, — сказал Джо. — На вашем месте я бы не думал о самоубийстве, а попытался найти общий язык с принцем. Похоже, он — ключевая фигура в происходящем. Друиды и мэнги — на втором плане.

Хаблъят покачал головой.

— Вы ошибаетесь. Принц — сомнительная личность. Не то бандит, не то шут, не то авантюрист. Для него обновление Балленкарча — не более чем игра, спортивный рекорд.

Возле павильона опустился аэромобиль — большебрюхатая машина, давно нуждающаяся в покраске. Из нее вышли двое рослых мужчин в красных штанах до колен, синих безрукавках, белых блузах и черных кепи. Держались они с высокомерием, присущим военной элите.

— Его высочество приветствует вас на своей земле, — сообщил один из них офицеру экипажа. Ему угодно самому принять гостей, поскольку среди них наверняка есть шпионы.

— Хорошо, — кивнул офицер.

На этом их разговор и закончился. Первыми в машину забрались Ильфейн и Хаблъят, затем миссионеры впихнули в нее переносной алтарь и залезли сами, потом уселись мэнги, не сводившие с Хаблъята злых глаз, и наконец Джо. Силлиты и старуха в черном не покинули корабля — вместе с эпипажем им предстояло лететь дальше, кому на Сил, кому на Кастлгран, кому на Двуземелье.

Джо прошел в конец салона и уселся рядом с Ильфейн. Жрица взглянула ему в глаза. У нее было усталое лицо взрослой женщины.

— Что вам нужно?

— Ничего. За что вы на меня сердитесь? — спросил Джо.

— Вы шпион мэнгов.

Джо через силу рассмеялся.

— Это потому, что я часто разговариваю с Хаблъятом?

— Зачем он вас послал? Что вы должны мне передать?

Вопрос уложил его на лопатки. Неужели Хаблъят через него передавал Ильфейн, а значит, и друидам свои соображения?

Джо покачал головой.

— Не знаю, хотел он вам что-нибудь передать или нет. Он рассказал, почему взялся вам помочь с доставкой Сына Древа. И я ему поверил.

— Вы забыли, у нас нет больше Сына Древа, — язвительно заметила она. — Его украли на Перекрестке. — Внезапно зрачки жрицы расширились, и она с подозрением взглянула на Джо. — А при чем здесь вы? Может быть, вы тоже...

— Определенно, вы решили думать обо мне только плохое, — вздохнул Джо. — Ну что ж. Не будь вы такой красавицей, я бы о вас думал еще хуже. Вы рассчитываете обвести принца вокруг пальца, явившись к нему с двумя мордастыми друидами. Возможно, дельце и выгорит. Вы ни перед чем не остановитесь, я знаю. Вас действительно интересует, о чем мы говорили с Хаблъятом? — Джо посмотрел на жрицу в ожидании ответа, но она отвернулась к окну. — Он так думает: если затея с Сыном Древа удастся, то вам, друидам, со временем придется плясать под дудку наглых горцев. Если нет, то мэнги, конечно, изрядно попортят вам кровь, но рано или поздно вы их обскачете.

— Уходите, — сдавленным голосом произнесла Ильфейн. — Мне больно вас слушать. Оставьте меня.

— Ильфейн! Брось ты эту кровавую кашу из друидов, мэнгов й Древа Жизни. Я возьму тебя с собой, если сумею выбраться отсюда живым.

Жрица упрямо смотрела в окно.

Загудели двигатели, машина задрожала и оторвалась от земли. Вскоре павильон исчез из виду, впереди выросли горы с вершинами, покрытыми сверкающим снегом. Внизу проносились луга с необычайно зеленой травой. Пролетев над горной грядой, машина пошла на посадку в сторону озера.

У берега раскинулось большое поселение. Судя по обилию недостроенных домов, его основали совсем недавно. В центре возвышались три огромных ангара и несколько высоких прямоугольных зданий со стеклянными стенами и крышами из блестящей жести. В миле от города, на оконечности длинного мыса, находилась посадочная площадка.

Машина опустилась на площадку. Отворилась дверца.

— Выходите, — буркнул солдат.

Джо выбрался из машины следом за Ильфейн и увидел впереди низкое, длинное здание со стеклянным фасадом, обращенным к озеру.

— В резиденцию, — тоном приказа произнес балленкарчский капрал.

Джо усмехнулся: вряд ли из этих вояк получатся мирные труженики. Он пошел к зданию, с каждым шагом волнуясь все больше. Едва ли прием можно было назвать дружественным. Он заметил, что беспокойство охватило всех его спутников.

Впереди на негнущихся ногах шагала Ильфейн. На оскаленных зубах Ирру Каметина играл желтый глянец. Джо покосился на Хаблъята — толстяк что-то настойчиво втолковывал друидам. Те неохотно слушали. Хаблъят повысил голос, и Джо разобрал слова:

— Какая вам разница, чего я добиваюсь? Делайте, что говорю. Другого шанса не будет.

В конце концов друиды, похоже, согласились. Хаблъят обогнал стражников, повернулся и громко заявил:

— Стойте! Это возмутительно! Я требую прекратить издевательство!

Стражники в изумлении уставились на него. Глаза Хаблъята были злыми.

— Сейчас же приведите хозяина! Мы не позволим себя оскорблять!

Балленкарчцы растерянно моргали и не двигались.

— Что за чушь вы несете, Хаблъят? — ощетинился Ирру Каметин. — Хотите скомпрометировать нас в глазах принца?

— Пусть он намотает на ус, что у мэнгов есть чувство достоинства, — решительно ответил Хаблъят. — До тех пор, пока он не удосужится встретить нас подобающим образом, мы не тронемся с места.

— Ну так оставайтесь! — Ирру Каметин презрительно рассмеялся, запахнул алый плащ и направился к резиденции. Балленкарчцы посоветовались друг с другом, и один из них пошел следом за мэнгами. Второй проворчал, бросив на Хаблъята свирепый взгляд:

— Жди теперь, когда принцу доложат!

Как только мэнги из Красной Ветви и солдат-горец исчезли за углом резиденции, Хаблъят неторопливо вытащил из-под полы короткую трубку и разрядил ее в сторону оставшегося стражника. Глаза горца затянулись белой пеленой, и он рухнул на землю.

— Ничего страшного, он только парализован, — объяснил Хаблъят возмущенному Джо. — Быстрее! — поторопил он друидов.

Задрав рясы, друиды побежали к ближайшему берегу мыса. Один выковырял жезлом ямку в сырой глине, другой открыл алтарь и достал горшок с миниатюрным Древом.

— Эй, вы!.. — услышал Джо сдавленный возглас Ильфейн.

— Молчать! — рявкнул Хаблъят. — Придержите язык, если не хотите его лишиться. Они — архиереи!

Саженец опустили в ямку. Присыпали глиной корешки. Утрамбовали вокруг почву. Архиереи отряхнули руки, сложили алтарь и снова превратились в монахов с постными физиономиями. А Сын Древа, купаясь в теплых лучах желтого солнца, уже стоял на земле Балленкарча. Если не приглядываться, его можно было принять за обычный росток.

— А теперь можно и в резиденцию, — безмятежным тоном произнес Хаблъят.

Ильфейн смотрела то на него, то на друидов, в ее глазах были стыд и гнев.

— Все это время вы смеялись надо мной?!

— Нет-нет, жрица! — воскликнул Хаблъят. — Поверьте, вы сослужили отечеству хорошую службу. А теперь умоляю вас, успокойтесь! Сейчас нас отведут к принцу, и нам понадобится вся наша выдержка.

Ильфейн резко повернулась и направилась в сторону озера, но Джо удержал ее. Несколько секунд она напряженно смотрела ему в глаза, затем расслабилась.

— Ладно, я пойду с вами.

На полпути они встретили шестерых солдат, посланных за ними. Никто из горцев не заметил неподвижно лежащего в траве стражника.

У входа в резиденцию их обыскали, быстро, но столь тщательно, что вызвали гневный протест друидов и возмущенный визг Ильфейн. Изъятый арсенал выглядел внушительно. У друидов отобрали карманные бластеры, у Хаблъята — парализатор и пружинный нож, у Джо — пистолет, а у Ильфейн — блестящую трубку неизвестного назначения, которую она прятала в рукаве.

Вскоре появился капрал и сообщил:

— Вам дозволено пройти в резиденцию. Смотрите, ведите себя как подобает!

Миновав вестибюль со стенами, разрисованными жуткими, почти демоническими фигурами животных, они вошли в большой зал. Потолок был из толстых тесаных бревен, а стены занавешены циновками. Вдоль стен стояли кадки с красными и зелеными растениями, мягкий ковер из древесного волокна устилал пол. Напротив входа возвышался помост с перилами из дерева цвета ржавчины; на нем — похожее на трон кресло из того же дерева.

У стен выстроились двадцать или тридцать мужчин — рослых, загорелых, бородатых. Каждый был одет в красные панталоны, но на этом сходство их нарядов кончалось. Одни щеголяли в блузах ярких расцветок, другие носили короткие бурки из пышного черного меха. У каждого висела на поясе короткая, тяжелая сабля. Все они недружелюбно разглядывали гостей.

В стороне от помоста кучкой стояли мэнги из Красной Ветви. Ирру Каметин резким стаккато выговаривал молодой вдове, двое функционеров молча слушали.

В зал вошел церемонимейстер и сыграл сигнал на длинной медной фанфаре. Губы Джо тронула улыбка. Ни дать ни взять оперетта; воины в красочных мундирах, музыка, помпезность...

И снова фанфара: тан-тара-тантиви! Звонко, волнующе.

— Принц Вайл-Аланский! Правитель-владетель всего Балленкарча!

В зале появился светловолосый мужчина. Он быстро взошел на помост и уселся на трон. У него было округлое веселое лицо с резкими складками возле рта и длинные, нервные пальцы. В зале сразу возникла атмосфера жизнерадостности и безрассудства. Его появление стража встретила не то благоговейным вздохом, не то приветственным возгласом: «Аааааах!»

Джо медленно покачал головой. Он ничуть не удивился. Да и могло ли быть иначе?

Взгляд Гарри Криса обежал зал и задержался на Джо. Несколько секунд Гарри изумленно разглядывал старого знакомого, потом воскликнул:

— Джо Смит?! О небо, как ты сюда попал?

Ради этого момента Джо пролетел тысячу световых лет. Но теперь язык словно присох к небу. Запинаясь, он проговорил слова, которые твердил про себя в дни томительного ожидания, тяжелого труда и смертельных опасностей.

— Я прилетел за тобой!

Чтобы произнести их, потребовалось собрать всю волю.

— За мной? В такую даль?

— Да.

— Зачем я тебе понадобился? — Гарри откинулся на спинку трона, рот растянулся в ухмылке.

— На Земле ты не довел до конца одно дело.

— Не знаю, дружище, не знаю. Боюсь, я стал тяжел на подъем. — Он повернулся к долговязому стражнику, стоявшему рядом с каменным лицом: — У этих людей отобрали оружие?

— Да, принц.

Гарри снова повернулся к Джо и шутливо развел руками:

— Слишком многих интересует моя скромная персона. Не могу не учитывать очевидного риска. Но все-таки, Джо, скажи: зачем тебе нужно, чтобы я вернулся?

«Зачем? — мысленно спросил себе Джо. — Да затем, что Маргарет внушила себе, будто влюблена в тебя, а я считал — она влюблена в мечту. И тогда я решил: если Маргарет проживет с тобой месяц, а не два дня, она поймет: любовь — не череда взлетов и падений, как на американских горках, а супружеская жизнь состоит не только из веселых проделок... И когда Маргарет выбросит из своей прелестной головки романтическую чепуху, в ее сердце найдется местечко для меня. Казалось, все просто, нужно лишь слетать за тобой на Марс. Но с Марса ты отправился на Юпитер, с Юпитера — на Плутон...»

Джо покраснел, почувствовав спиной пристальный взгляд Ильфейн. Он открыл было рот, но слова застряли в горле. Все, кто были в зале, смотрели на него. Удивленные, равнодушные, заинтересованные, враждебные, изучающие глаза. Участливый взгляд Хаблъята, испытующий — Ильфейн, насмешливый — Гарри Криса. Постепенно в затуманенном мозгу обрела четкую форму мысль: «Не было еще во Вселенной такого осла, как я!»

— Это Маргарет тебя послала? — беспощадно спросил Гарри.

Джо представил, как Маргарет сидит у экрана и насмешливо следит за ними обоими. Он перевел взгляд на Ильфейн — капризную, упрямую, бестактную, эгоистичную и категоричную в суждениях. Но чистосердечную и славную.

— Маргарет? — Джо засмеялся. — Нет, она здесь ни при чем. Вообще-то, я передумал. Держись-как ты, брат, от Земли подальше.

Гарри слегка расслабился.

— Если все-таки дело в Маргарет, ты порядком опоздал. — Он почесал шею и спросил: — Где она, черт возьми? Маргарет!

— Маргарет?.. — пробормотал Джо.

Она взошла на помост и облокотилась на спинку трона. И поздоровалась — таким тоном, будто они расстались вчера после ужина:

— Привет, Джо. Какой приятный сюрприз!

Маргарет и Гарри засмеялись. Джо тоже улыбнулся — мрачно. «Очень хорошо, — подумал он, — я проглочу эту пилюлю.» Поймав взгляд светловолосой красавицы, он буркнул:

— Поздравляю.

И в этот миг он понял: Маргарет получила то, о чем мечтала. Волнующую, полную интриг и приключений жизнь. И возвращаться к прежней жизни, похоже, не собиралась.

11

Словно сквозь дрему Джо слушал голос Гарри:

— Видишь ли, старина, мы здесь делаем очень хорошее дело. И вообще, Балленкарч — замечательная планета. С неисчерпаемыми запасами высококачественных руд, леса, органического топлива, большими людскими ресурсами. Я решил превратить ее в Утопию. На моей стороне — компания отличных парней. Они мне во всем помогают. Мальчики немного грубоваты, зато поверили в меня, дали мне шанс. Конечно, я этого добился не сразу, даже пришлось кое-кому снять голову, зато теперь ребята знают, кто у них босс, и мы не ссоримся. — Гарри бросил нежный взгляд на приближенных — любой из них мог задушить его одной рукой. — Лет через двадцать, — продолжал он, — ты глазам своим не поверишь, если прилетишь к нам. Уверяю тебя, Джо: Балленкарч превратился в рай. А теперь извини, друг, тебе придется немного подождать. Государственные дела. — Он поудобнее уселся на троне, посмотрел на мэнгов, затем на друидов, и сказал: — Сейчас мы обо всем потолкуем. Пока вы не забыли, зачем прилетели. А, старина Хаблъят! — Он подмигнул Джо. — Братец Лис! Что вас ко мне привело?

Хаблъят шагнул вперед.

— Ваше высочество, я в затруднительном положении. В полете я не мог связаться с правительством моей родины и не знаю, насколько широки мои полномочия.

— Разыщи Магнерру, — велел Гарри стражнику. И — Хаблъяту: — Только что с Мэнгтса прибыл Магнерру Ипполито. Говорит, он послан от Ампиану-Женераль.

Через сводчатый проем в стене вошел коренастый и желтый как лимон мэнг с яркими оранжевыми губами и черными глазами. На нем были алая мантия, отороченная лентой из фиолетовых и зеленых квадратов, и черная кубическая шляпа.

— Магнерру, — обратился к нему Гарри, — Хаблъят хочет знать, в каких рамках он может делать политику.

— Ни в каких, — скрипучим голосом ответил Ипполито. И повторил: — Ни в каких. Голубая Вода в Ампиану дискредитирована, в Латбоне взяла верх Красная Ветвь. Хаблъят говорит только от своего имени и скоро умолкнет.

Гарри кивнул.

— Все же есть смысл дать ему последнее слово.

Лицо Хаблъята хранило веселую маску, но взгляд был ледяным.

— Ваше высочество, я буду краток, — сказал он. — Мне бы хотелось, чтобы вы выслушали не только Магнерру Ипполито, но и двух архиереев, находящихся среди нас. Имею честь представить высоких послов Кайрила — Опорето Импланта и Гамеанзу. Им есть что сказать.

— Сколько знаменитостей в моей скромной резиденции! — насмешливо произнес Гарри.

Провожаемый жгучим взглядом Магнерру, Гамеанза подошел к помосту.

— Принц Гарри, мне кажется, создавшаяся атмосфера не подходит для международных переговоров. Но смею заверить: когда бы вы ни пожелали выслушать меня в более деловой обстановке, я с радостью изложу вам основные направления политики друидов в соответствии с моими взглядами на политическую и этическую ситуацию.

— Язык без костей! — буркнул Магнерру. — Выслушайте его, принц. Узнайте, что придумали друиды, чтобы превратить вас в рабов. А потом посадите его на корабль для скота и отправьте обратно, на вонючую серую планету.

Щеки Гамеанзы налились кровью. Казалось, его кожа вот-вот пойдет трещинами. Наконец он справился с собой и произнес, обращаясь к Гарри:

— Я к вашим услугам.

Гарри встал.

— Ладно, удалимся на полчаса и обсудим ваши предложения. С вами я тоже поговорю, не волнуйтесь, — пообещал он Магнерру. Потолкуйте пока с Хаблъятом, вспомните былые времена. Ведь он когда-то был на вашей стороне.

Гарри спрыгнул с помоста и вышел из зала, вслед за ним архиереи. «Увидимся позже!» — сказала Маргарет, обращаясь к Джо. Она помахала ладошкой и вышла в другую дверь.

Джо уселся на скамью в углу. Перед ним, как натурщики перед художником, стояли мэнги, Ильфейн — сама свежесть и красота, Хаблъят, внезапно ставший понурым и беспомощным, балленкарчцы в броских нарядах. Не привыкшие к словесным перепалкам, горцы были сбиты с толку и встревоженны; хмуро озирая гостей, они о чем-то переговаривались между собой.

Ильфейн повернулась и окинула взглядом зал. Увидев Джо, помедлила, затем подошла и села рядом.

— Все-таки, ты издеваешься надо мной! — надменно произнесла она.

— С чего ты взяла?

— Ты нашел человека, которого искал. Так почему ты сидишь сложа руки?

Джо пожал плечами.

— Я передумал.

— Потому что здесь оказалась желтоволосая женщина?

— Отчасти.

— При мне ты ни разу о ней не упоминал.

— Не думал, что тебе интересно.

Ильфейн не сводила глаз с противоположной стены зала.

— Сказать честно, почему я передумал? — просил Джо.

Она покачала головой.

— Не надо.

— Из-за тебя.

— Так ты здесь из-за желтоволосой?! — вскричала Ильфейн.

— Каждый мужчина может раз в жизни выставить себя на посмешище, — рассудительно произнес Джо. — Минимум раз...

Это ее не успокоило.

— Значит, если я попрошу привести ко мне кого-нибудь, ты на этот раз откажешься? Желтоволосая для тебя значит больше, чем я?

— О Господи! — застонал Джо. — Начнем с того, что мне никогда в голову не приходило... О дьявол!

— Я тебе предлагала стать моим любовником.

Джо метнул на девушку раздраженный взгляд.

— Мне бы хотелось... — он умолк, вспомнив, что Кайрил — не Земля, а Ильфейн — не студентка колледжа.

Ильфейн засмеялась.

— Джо, я очень хорошо тебя понимаю. Но не забывай: я еще не услышала признания в любви.

— Боюсь, ты права, — проворчал Джо.

— Так попытайся.

Джо попытался — и с радостью убедился, что девушка — девушка и есть, будь то жрица или студентка.

Тем временем Гарри и архиерей Гамеанза вернулись в зал, на бледном лице друида — целая гамма чувств. Гарри обратился к Магнерру:

— Надеюсь, теперь вы окажете мне любезность и ответите на несколько вопросов?

С трудом сдерживая гнев, Магнерру встал, одернул мантию и вслед за Гарри прошел в кабинет. Видимо, беседы с глазу на глаз были ему не по вкусу.

Хаблъят сел рядом с Джо. Ильфейн неподвижно смотрела в сторону. Хаблъят выглядел измученным: с подбородка безвольно свисают желтые складки, веки опущены. Джо похлопал его по плечу:

— Встряхнитесь, Хаблъят. Рано умирать.

Мэнг покачал головой.

— Рухнули планы всей моей жизни.

Джо бросил на него подозрительный взгляд. На самом ли деле толстяк опечален, не притворны ли тяжкие вздохи?

— Вы еще не изложили мне свое жизненное кредо, — заметил Джо.

Хаблъят пожал плечами.

— Я патриот, хочу видеть родину богатой и процветающей. Я с детства впитал культуру своего мира. Для меня не существует лучшего образа жизни, и я добиваюсь, чтобы он распространялся на другие планеты, вбирая в себя все хорошее, подавляя плохое.

— То есть, вы такой же ярый империалист, как ваши земляки из Красной Ветви, — заключил Джо.

— Пожалуй, что так, — вздохнул Хаблъят. — Но мне кажется, эпоха военного империализма в прошлом, сейчас возможен лишь империализм культурный. Одному миру не так-то просто завоевать другой. Можно опустошить планету, превратить ее в кучу хлама, но в конечном счете победитель окажется в проигрыше. Боюсь, военные авантюры истощат ресурсы Мэнгтса, погубят зарождающуюся на Балленкарче цивилизацию и откроют дорогу религиозному империализму друидов.

— А чем он хуже вашего культурного? — сердито спросила Ильфейн.

Мэнг покачал головой.

— Очаровательная жрица, мне не найти аргументов, которые вас убедят. Скажу лишь одно: при всех своих огромных возможностях друиды почти ничего не производят, и это потому, что пьют кровь нищего народа. Поэтому я всем сердцем надеюсь, что ваш образ жизни не выйдет за пределы Кайрила и я не стану одним из мирян.

— Я тоже надеюсь, — присоединился к нему Джо.

— Вы мне противны! Оба! — Ильфейн вскочила.

Удивляясь своей решительности, Джо схватил ее за руку. Несколько секунд Ильфейн молча вырывалась, потом смирилась и села на место.

— Первый урок земной культуры, — ласково объяснил ей Джо. — Спорить о религии — дурной тон.

В этот миг в зал вбежал солдат. Он задыхался, глаза — круглые от страха.

— Там... в конце дороги... страшилище! Где принц? Скорей зовите принца! На берегу чудовищное растение!

Хаблъят вскочил, его лицо мгновенно ожило. Он бросился к выходу.

— Я тоже пойду, — сказал Джо, поднимаясь.

Ильфейн молча последовала за ними.

Джо не верил своим глазам: в окружении испуганной толпы балленкарчцев перед ним стояло нечто невиданное. Нечто уродливое, корчащееся и вздрагивающее.

— Сын Древа! — благоговейно прошептал он.

Сын Древа рос и становился все уродливей. Он уже не был похож на Древо Жизни. Он приспосабливался к новым условиям, вырабатывал новые функции — гибкость, быстроту роста, способность защищаться.

Теперь он походил на огромный одуванчик: в двадцати футах над землей на тонком сгибающемся стебле висит пушистый шар, внизу конус плоских зеленых лепестков окружает стебель, в основании каждого лепестка — зеленый в черных крапинках усик, свернутый спиралью. Эти усики могли с силой выпрямляться, выбрасывая вперед острый кончик, и на трех из них уже висели безжизненные тела горцев.

— Это дьявол! — пронзительно закричал Хаблъят. Он лихорадочно рылся в сумке, забыв, что оружие отобрали при обыске.

Внезапно офицер с бледным, искаженным яростью лицом выхватил из ножен саблю и бросился на Сына. Пушистый шар кочнулся в его сторону, усики поджались как ножки насекомого. Затем они ударили — одновременно и с разных сторон — и, раздирая плоть, потащили офицера к стволу. Он страшно закричал, но вскоре затих и обмяк. Усики налились кровью, запульсировали, и Сын заметно подрос.

Четверо, затем еще шестеро солдат бросились на чудовище, стараясь действовать сообща. Усики кололи, уворачивались, хлестали, — и вот уже десять обескровленных тел лежат на земле, а Сын увеличился, будто на него навели огромную лупу.

Джо услышал неуверенный голос Гарри:

— Осторожнее! Эй, вы, в сторону!

Принц Вайл-Аланский стоял и смотрел на растение. На его глазах чудовище расправлялось со следующим десятком смельчаков.

Сын сражался с коварством полуразумного животного. Внезапно усики выпрямились на всю длину и потащили к стволу дюжину кричащих людей. Обезумевшая от ярости и страха толпа качнулась вперед-назад и с ревом бросилась в рукопашную. Сабли взлетали, сверкали, рубили. Над ними без устали раскачивался пушистый шар. Это было невероятно: Сын видел и чувствовал, растительный ум продумывал молниеносные, жестокие и безошибочные удары. Усики били, уворачивались, пронзали, высасывали кровь и снова били. А Сын Древа рос, разбухал.

Наконец уцелевшие солдаты попятились, беспомощно глядя на усеянную трупами землю. Гарри подозвал одного из телохранителей.

— Привези тепловую пушку.

К нему с воплями бросились архиереи:

— Нет! Пощадите! Это священный побег, Сын Древа!

Гарри лишь отмахнулся от них. Гамеанза в ужасе заломил руки.

— Отзовите солдат! — закричал он. — Кормите его преступниками и рабами! Через десять лет он станет огромным, величественным Древом!

Гарри оттолкнул друидов и крикнул стражникам:

— Уберите этих маньяков!

Со стороны резиденции подкатила телега с большим излучателем и развернулась в пятидесяти футах от растения. Гарри кивнул. Широкий белый луч ударил в основание ствола, высветив пятно. «Ааах!» — почти сладострастно вздохнула толпа. Восторг тут же угас: Сын впитывал энергию, как солнечный свет, блаженствовал и рос. Пушистый белый шар поднялся еще на десять футов.

— Цельтесь в верхушку! — озабоченно приказал Гарри.

Луч скользнул по стволу и уперся в шар. Тот вздрогнул и отстранился.

— Ага, не нравится! — обрадованно закричал Гарри. — Жарь!

Архиереи мычали, мотая головами, словно не Сын Древа, а они сами стояли под лучом.

Белый шар замер и вдруг послал ответный пучок энергии. Излучатель взорвался, во все стороны полетели руки, ноги и головы солдат.

Наступила гробовая тишина. Затем — дикий многоголосый вопль: усики метнулись на поиски пищи.

Джо едва успел оттолкнуть Ильфейн: острие усика пронзило воздух в футе от нее.

— Но ведь я — жрица! — изумленно пролепетала девушка. — Как же так? Древо покровительствует друидам! Оно питается только мирянами, пилигримами...

— Пилигримами? — переспросил Джо. В который раз он словно наяву увидел этих бедняг — усталых, грязных, больных, со стертыми в кровь ногами. Вспомнил, как они входили в Священное Дупло, задерживаясь на миг, чтобы напоследок окинуть взглядом пыльную равнину и ветви над головой. Каждый день Древо поглощало их тысячами, молодых и старых, мужчин и женщин...

Джо задрал голову и посмотрел на верхушку Сына. Белый шар вертелся, оглядывая свои новые владения.

— Из всех тварей, которых я повидал на тридцати двух планетах, эту меньше всего хочется боготворить.

Прихрамывая, к нему подошел Гарри. Его лицо напоминало восковую маску.

— Это всего лишь саженец, а на Кайриле я видел взрослое Древо. Оно пожирает людей тысячами.

— Здешние жители мне верят, — пробормотал Гарри. — Они меня самого считают кем-то вроде бога. В основном, потому, что я сведущ в инженерном деле. Нет, я просто обязан прикончить это страшилище...

— Разве ты не будешь выращивать его вместе с друидами?

— Что за чушь ты несешь, старина? Не собираюсь я его ни с кем выращивать. Проклятые друиды! Чума на их головы! Будут сидеть взаперти, пока я не выкорчую эту тварь! У меня, конечно, проблем хватает, но решать их с помощью такого монстра — уволь. Кто его притащил, черт побери?

Джо промолчал. Ответила Ильфейн:

— Сын доставлен с Кайрила по велению Древа.

Гарри вытаращил глаза.

— Так Древо еще и говорить умеет?

Ильфейн замялась.

— Собор Архиереев прочел его волю по множеству знамений, — наконец произнесла она.

— Гм, — хмыкнул Гарри. — Вот, значит, что вы для нас припасли — симпатичную тиранийку в экзотической упаковке. Ладно, как бы там ни было, эту гадину надо убить. — И добавил вполголоса: — Хорошо бы и старшую зверюгу — на всякий случай.

Джо расслышал его слова и посмотрел на Ильфейн. Но она молча глядела на Сына.

— Похоже, он поглощает энергию, — рассуждал Гарри, — значит, тепловой луч отпадает. Взорвать? Можно попробовать. Я пошлю в арсенал за взрывчаткой.

Гамеанза вырвался из рук стражников и бросился к нему, наступая на полы рясы.

— Ваше высочество! Мы решительно протестуем! Это агрессия против священного Древа!

— Сожалею, но ничем не могу помочь, — ответил Гарри, недобро улыбаясь. — Для меня это не святыня, а взбесившаяся тварь.

— Его присутствие — символ дружбы между Кайрилом и Балленкарчем! — упорствовал Гамеанза.

— Хватит! Выбросьте из головы дурацкую метафизику! Ваш Сын Древа — убийца, людоед. Он мне не нужен. Жаль, что вы у себя завели такое чудище, хотя и не пристало мне вас жалеть. — Он оглядел Гамеанзу с головы до ног. — Да, своим Древом вы неплохо попользовались. Уже тысячу лет оно служит вам кормушкой. Но на Балленкарче этот номер не пройдет. Через десять минут от вашего подарка только щепки останутся.

Повернувшись, друид отошел и зашептал что-то на ухо Опорето Импланту. Тем временем солдаты подбросили к стволу десять фунтов взрывчатки, упакованные вместе с детонатором. Гарри взял в руки тепловое ружье и прицелился в детонатор.

— Погоди-ка! — спохватился Джо. — Подумай: щепки разлетятся на целый акр. Что, если каждая пустит корни?

Гарри опустил излучатель.

— Разумная мысль, — согласился он.

Джо показал на сельские коттеджи, стоящие в отдалении.

— Твои фермы выглядят ухоженными и современными.

— Построены по новейшим земным образцам, — похвастал Гарри. — А что?

— Скажи, ведь твоим молодцам не приходится полоть грядки руками?

— Нет, конечно. У нас полно разных пестицидов. Гормоны, например... — Он запнулся, затем хлопнул Джо по плечу и воскликнул: Верно, Джо! Портфель министра сельского хозяйства — твой!

— Сначала поглядим, как химикаты подействуют на Древо. Если это растение, ему конец.

От пестицидов Сын Древа словно обезумел. Его усики извивались, скручивались, били наугад. Белая пушистая «голова» метала во все стороны пучки энергии. Двухсотфутовые лепестки в агонии вытянулись к небу и распластались по земле.

Подъехала еще одна телега с тепловой пушкой. На этот раз Сын почти не сопротивлялся. Ствол обуглился, лепестки съежились, потемнели.

В конце концов от Сына Древа остался жалкий, зловонно чадящий огарок.

Принц Гарри восседал на троне. Перед ним стояли мертвенно-бледные архиереи Гамеанза и Опорето Имплант. Вдоль одной из стен строго по ранжиру выстроились мэнги: Магнерру Ипполито в красной мантии и гравированной кирасе, Ирру Каметин и двое функционеров в штатском.

В зале звучал чистый, звонкий голос Гарри:

— Итак, господа, мне вас нечем обрадовать. Не зная, какой путь предпочтет Балленкарч — Кайрила или Мэнгтса — вы прибыли сюда, надеясь повлиять на наш выбор. Так вот, — он поерзал на троне, но руки, лежавшие на подлокотниках, оставались неподвижны, — к сведению как мэнгов, так и друидов, эта проблема решена раз и навсегда. Мы будем жить по-своему. Наше общество пойдет по пути прогресса, и я верю: мы построим прекрасный мир. И поскольку Сына Древа больше нет, я хочу поставить на этом точку. Я не виню вас, друиды. Вы — рабы веры, как и ваши миряне. Далее. Поскольку мы решили ни с кем из вас не вступать в тесный союз, нам остается только одно: засучить рукава и работать. И мы работаем. Пока мастерим простые инструменты: молотки, пилы, лопаты, сварочные агрегаты. Через год начнем выпуск электрического оборудования. Через пять лет здесь, на берегу озера Алан, будет стоять космодром. Через десять лет мы сможем отправить наши товары к любой из звезд, которые вы увидите на ночном небе. А может быть, и дальше. Так что, Магнерру, можете возвращаться на Мэнгтс и передать мои слова Ампиану и Латбону. Что касается вас, друиды, то я сомневаюсь, захотите ли вы вернуться.

— Это почему? — зло спросил Грамеанза.

— К тому времени, когда вы доберетесь до Кайрила, там может начаться переполох.

— Ну, это всего лишь предположение. — Рот Хаблъята растянулся в ухмылке.

Гладь озера Алан пылала отблесками заката. Джо удобно расположился на веранде резиденции. Рядом сидела Ильфейн в легком белом платье.

Гарри был возбужден: вскакивал, садился, жестикулировал. Хвастал. Новые плавильные установки Палинса, сотня школ, двигатели для сельскохозяйственных машин, ружья в армии...

— Конечно, они были и остались варварами, — говорил Гарри о своих подданных. — Любят подраться, обожают дикую жизнь, весенние праздники, ночные пляски вокруг костра. Это у них в крови, и я не в силах их изменить. — Он подмигнул Джо. — Самых горячих я послал на другой континент против кланов Вайл-Макромби. Так сказать, убиваю одним камнем двух зайцев. В схватках с людоедами Макромби они выпустят воинственный пар, а заодно завоюют континент. К молодым у нас отношение другое. Им мы внушаем, что почета и славы скорее достоин инженер, нежели солдат. Придет время, и это даст плоды. Покуда отцы будут очищать материк от людоедов, дети вырастут совсем другими людьми.

— Неплохо придумано, — кивнул Джо. Между прочим, куда девался Хаблъят? Его с утра не видать.

— Хаблъят улетел.

— Улетел? Куда?

— Ну... не знаю. Тем более, что здесь жрица.

— Я больше не жрица! — запротестовала Ильфейн. — Я выкинула все это из головы. Теперь я... — она обернулась к Джо. — Кто я теперь?

— Эмигрантка, — сказал Джо. — Гражданка Вселенной. — Он повернулся к Гарри. — Говори смело.

— А вдруг? Где гарантия?

Джо пожал плечами.

— Ну и ладно, не хочешь, не говори.

— Хорошо, — уступил Гарри. — Скажу. Ты в курсе, что Хаблъят сейчас в опале? Мэнги очень хитры и скрытны, но в их жизни огромную роль играет престиж. А Магнерру Ипполито, побывав на Балленкарче, свой престиж, считай, утратил. Чтобы добиться уважения соотечественников, Хаблъяту надо совершить какой-нибудь подвиг. А мы, сам понимаешь, кровно заинтересованы в том, чтобы на Мэнгтсе у власти оказалась Голубая Вода.

— И что же?

— В общем, я отдал Хаблъяту все пестициды, что лежали у нас на складе. Тонн пять. Мы погрузили их на корабль, который я ему любезно предоставил, и он улетел. — Гарри шутливо развел руками. — А куда улетел — понятия не имею.

Ильфейн с тяжким вздохом отвернулась к озеру Алан. Над ним полыхал розово-золотисто-пурпурный закат.

— Древо... — прошептала девушка.

— Пора ужинать. — Гарри встал. — А что касается Хаблъята... если братец Лис взялся за дело, его никто на свете не остановит.

1

Магнус Ридольф сидел на пристани в бухте Провидения и барабанил пальцами по краю столика четыре такта из «Синих Развалин». За его спиной высилась Гранатовая Голова, перед глазами расстилался океан с тысячами островков, на которых росли деревья и стояли хижины в неоклассическом стиле, над головой раскинулось величественное небо, а внизу, под стеклянным настилом пристани, лежал Коралловый каньон, и в его глубинах, словно снежинки из фольги, искрились стайки морских мотыльков. Потягивая ликер, Магнус Ридольф перечитывал банковский меморандум и хмурился — он оказался на грани нищеты.

И поделом. Наверное, ему следовало с большей осторожностью распоряжаться своими деньгами. Несколько месяцев тому назад обанкротилось «Внешнее имперское объединение капиталовложений и недвижимости» — банк, в который он вложил крупную сумму. Генеральный директор банка, мистер Холперс, и председатель правления, мистер Си, исчезли, выплатив друг другу огромные премии из вклада Магнуса Ридольфа.

Магнус Ридольф вздохнул и взглянул на рюмку с ликером. Отныне, видимо, ему придется пить vin ordinaire, а точнее, перебродивший сок местных кактусов, весьма напоминающий эстрагоновый уксус.

— Сэр, с вами желает поговорить дама, — сказал ему подошедший официант.

Магнус Ридольф пригладил аккуратную белую бородку.

— Ну что ж, пригласите ее.

Официант удалился. Когда Магнус Ридольф увидел свою гостью, его брови стали похожи на опрокинутую букву S. При одном взгляде на нее он понял: перед ним властная, энергичная, целеустремленная натура; держалась она с достоинством. Чувствовалось, что ее интерес к Магнусу Ридольфу — сугубо профессиональный.

— Вы — мистер Магнус Ридольф? — спросила она, подойдя к его столику.

Он встал и поклонился.

— Садитесь, пожалуйста.

Помедлив, она уселась.

— Вы знаете, мистер Ридольф, я вас представляла более...

— Более молодым? — подхватил Магнус Ридольф. — С внушительными бицепсами, пистолетом на бедре и шлемом от скафандра на голове? А может, вас смущает моя борода?

— Я вовсе не это имела в виду, но... видите ли...

— Я не ошибся — вам нужна профессиональная помощь?

— Да, можно сказать и так.

Несмотря на убийственное известие, которое содержалось в меморандуме (кстати, быстро сложенном и спрятанным в карман), тон Магнуса Ридольфа не стал менее решительным, чем обычно.

— Все-таки, если для вашего дела нужны сила и удаль, советую поискать кого-нибудь другого. Могу рекомендовать моего привратника — этот малый на досуге носится по холмам со штангой на плечах.

— Нет-нет, — поспешно возразила женщина. — Вы меня не так поняли. Просто я хотела сказать, что представляла вас немного другим.

Магнус Ридольф откашлялся.

— Итак, в чем ваша проблема?

— Как вам сказать... Я — Марта Чикеринг, секретарь комитета «Женской лиги борцов за сохранение моральных ценностей»... Недавно мы столкнулись с исключительно постыдной ситуацией, перед которой бессилен даже закон. Мы сделали все от нас зависящее, мы взывали к совести этих людей, но, боюсь, добродетель для них значит меньше, чем финансовая выгода...

— Будьте любезны, изложите суть дела.

— Приходилось ли вам слышать о планете Кокод? — спросила она таким тоном, будто говорила о какой-то заразной болезни.

Магнус Ридольф кивнул и подергал бородку.

— Ваша проблема начинает приобретать форму.

— Так вы согласны нам помочь? Любой добропорядочный человек возмущен тем, что там происходит — жестокой, безобразной, отвратительной...

— Эксплуатация туземцев на Кокоде едва ли заслуживает похвалы, — признал Магнус Ридольф.

— Похвалы?! — воскликнула Марта Чикеринг. — Она заслуживает только презрения. Это самое настоящее людоедство. Мы проклинаем садистов, устраивающих бои быков, и сквозь пальцы смотрим на ужасы, которые творятся на Кокоде! А Холперс и Си пользуются этим и богатеют день ото дня.

— Так-так! — оживился Магнус Ридольф. — Брюс Холперс и Джулиус Си?

— Ну да. — Она вопросительно посмотрела на него. — А вы с ними знакомы?

Откинувшись на спинку кресла, Магнус Ридольф допил ликер.

— В известной степени. У нас были деловые отношения. Впрочем, это не важно. Продолжайте, пожалуйста. Ваша проблема приобрела новые черты, и я уже не сомневаюсь, что ситуация в целом весьма прискорбна.

— Так вы согласны? Вы поможете нам сокрушить преступный синдикат на Кокоде?

— Миссис Чикеринг, считайте, что душой я с вами. Другое дело — мое активное участие. Чтобы решиться на него, я должен знать, какой гонорар намерена мне предложить ваша организация.

— Видите ли, — жестко произнесла миссис Чикеринг, — нам кажется, принципиальный человек может кое-чем пожертвовать ради...

Магнус Ридольф вздохнул.

— Миссис Чикеринг, вы затронули тонкую струнку моей души. Вместо того, чтобы отдыхать в свое удовольствие, я соглашаюсь заняться вашим делом — это и есть моя жертва. А теперь давайте-ка обсудим гонорар. Но сначала скажите: чего вы от меня хотите?

— Необходимо прекратить игрища, которые устраивают хозяева гостиницы «Тенистая Долина». Необходимо судить и наказать Брюса Холперса и Джулиуса Си. Необходимо положить конец войнам на Кокоде.

Секунду-другую Магнус Ридольф молчал, глядя вдаль. Наконец он задумчиво произнес:

— Прежде чем выставлять список требований, следует подумать, выполнимы ли они.

— Я вас не понимаю, мистер Ридольф.

— Можно, конечно сбросить бомбу на гостиницу или распространить в ее окрестностях бациллы «язвы Мейерхейма». Но привлечь к суду Холперса и Си мы сможем лишь в том случае, если докажем, что они нарушили закон — между прочим, несуществующий. И уж куда труднее прекратить войны — для этого надо изменить на генетическом уровне структуру туземного общества, систему обучения молодняка, а также инстинкты и мировоззрение каждого из воинов, коим несть числа.

Миссис Чикеринг закрыла глаза и покачнулась. Магнус Ридольф поспешно взял ее за руку.

— Впрочем, попытка — не пытка. Я сделаю все от меня зависящее. А гонорар... так и быть, я буду скромен, — альтруизм, говорят, вознаграждается на небесах. Мне достаточно тысячи мунитов в неделю и возмещения расходов. И задаток, если не возражаете.

Магнус Ридольф сошел с пристани и по вырубленным в известняке ступенькам поднялся на вершину Гранатовой Головы. На вершине он остановился у балюстрады из кованого железа перевести дух и полюбоваться на океан, затем повернулся и направился в украшенный синим кружевом и серебряной филигранью вестибюль «Hotel des Mille Yles». Встретив испытующий взгляд клерка, он сделал постное лицо и прошел в библиотеку. Там, выбрав кабинку, он уселся за мнемофот, узнал индекс информации о Кокоде и набрал его на клавиатуре.

Засветился экран. Первым делом Магнус Ридольф изучил несколько карт и узнал, что Кокод — крохотная планетка с необычайно большой для своих размеров силой тяжести.

Затем на экране появилось рельефное изображение поверхности планеты и медленно поползла полоска текста:

«Планета Кокод весьма невелика, но близкие к земным сила тяжести и состав атмосферы делают ее как нельзя более пригодной для жизни человека. Так как число автохтонов очень велико, а ценные минералы на планете не найдены, она до сих пор не колонизирована.

Посещающие Кокод туристы останавливаются в курортной гостинице «Тенистая Долина». Ежедневно от гостиницы отправляется почтово-пассажирский корабль курсом на Звездопорт. Наиболее любопытная черта Кокода — его население».

Карта исчезла, и на ее месте возник рисунок двуногого человекообразного существа ростом два фута, а под ним текст

«Типичный воин Груды Каменистая Река.»

У существа была продолговатая, сужающаяся кверху голова и туловище как у пчелы — длинное, заостренное книзу и покрытое желтым пухом. Костлявые руки сжимали четырехфутовую пику; на поясе висел каменный нож; из хитиновых ног росли шипы. При всем при этом лицо существа хранило кроткое, чуть ли не укоризненное выражение.

— Сейчас вы услышите голос Сэма-192 из Груды Каменистая Река, — произнес механический голос.

Воин Кокода глубоко вздохнул, под его подбородком заколыхались складки кожи. Из динамика мнемофота зазвучал очень тонкий, скрипучий голос. Справа по экрану побежали слова перевода:

— Я — Сэм-192, командир взвода четырнадцатой роты штурмового отряда Груды Каменистая Река. Наша доблесть — источник всеобщего восхищения. Корни Стелы нашего величия уходят в неведомые глубины, а по толщине с ней могут сравниться лишь Стелы Груд Розовый Склон и Ракушечное Ожерелье.

Сегодня я пришел сюда по приглашению (непереводимо) Груды Малый Квадрат, чтобы поведать о наших победах и нашей необычайно эффективной стратегии.»

Он замолчал. Какой-то человек заговорил фальцетом на языке Кокода. Магнус Ридольф внимательно читал перевод.

ВОПРОС. Расскажи нам о жизни Груды Каменистая Река.

ОТВЕТ. Мы живем очень дружно.

ВОПРОС. С чего вы обычно начинаете свой день?

ОТВЕТ. Ходим строем на виду у Маток — это поддерживает наш боевой дух.

ВОПРОС. А что вы едите?

ОТВЕТ. Мы кормимся на полях.

(Примечание: метаболизм обитателя Кокода мало изучен. Очевидно, в его организме разлагается с помощью ферментов содержащаяся в зернах органика, а затем окисляются получаемые при этом спирты.)

ВОПРОС. Расскажи о том, как вы проводите день.

ОТВЕТ. Мы постигаем разные военные науки, учимся развертываться в боевые порядки, маневрировать и фехтовать, обучаем детей, чествуем ветеранов.

ВОПРОС. Часто ли вы сражаетесь?

ОТВЕТ. Каждый раз, когда нас вызывают на бой, или когда мы сами кого-нибудь вызываем. Но предварительно мы советуемся с командованием противника и вместе выбираем тот или иной боевой Кодекс.

ВОПРОС. Иными словами, вы деретесь в различных стилях?

ОТВЕТ. Да, существует девяносто семь договоров о порядке ведения боевых действий. Например, сорок восьмой Кодекс, в соответствии с которым мы одолели могучую Груду Черное Стекло, разрешает держать пику только в левой руке и запрещает рубить кинжалом сухожилия на ногах врагов. Шестьдесят девятый Кодекс, напротив, требует перерезать сухожилия на ногах противника, прежде чем убить его, и позволяет пользоваться пикой только для отражения ударов.

ВОПРОС. А почему вы сражаетесь? Зачем вообще нужны войны?

ОТВЕТ. Если бы мы не сражались и не побеждали, Стелы врагов стали бы выше и толше наших. (Примечание: Стела — огромное сложноцветное растение, выращиваемое каждой Грудой. После очередной победы к ней добавляют новый росток, который легко приживляется к основному стволу. Стела Каменистой Реки достигает семнадцати футов в диаметре, ее возраст — четыре тысячи лет. Толщина Стелы Розового Склона — восемнадцать метров, а Ракушечного Ожерелья — двадцать).

ВОПРОС. Что произойдет, если воины Груды Лягушачий Пруд срубят Стелу Каменистой Реки?

Сэм-192 не произнес больше ни звука. У него задергалась голова, заколыхались складки на горле. Он круто повернулся и строевым шагом пошел прочь.

На экране появился человек с погонами Государственного Надзора. Он взглянул вслед Сэму-192, и от Магнуса Ридольфа не укрылось покровительственное и чуточку насмешливое выражение его лица.

— Благодаря многочисленным социологическим исследованиям, результаты которых опубликованы на Земле, воины Кокода приобрели широкую известность, — заговорил он. — Из научных трудов и статей заслуживают упоминания монография Карла Фаундэйшна «Кокод — общество милитаристов», код мнемофота АК-СК-РД-БП. В заключение я хочу сказать, что на Кокоде восемьдесят одна Груда, или замок. Каждая из них ведет очень непростую, со множеством условностей войну с другими Грудами. Эволюционная функция этих войн — предохранение маленькой планеты от перенаселения. Дело в том, что Матки чрезвычайно плодовиты, и только такие жестокие меры способны поддерживать экологическое равновесие.

Я снова и снова задаю себе вопрос: боятся ли воины смерти? Мне кажется, у них настолько развито чувство единения с родной Грудой, что они не имеют понятия «личность». Лишь одно желание есть у каждого воина: выиграть сражение, тем самым увеличить Стелу и прославить свою Груду.

Чиновник Надзора умолк. Ридольф нажал кнопку и ускорил демонстрацию.

На экране появилась гостиница «Тенистая Долина» — роскошное здание под кронами шести огромных зонтичных деревьев. Ридольф прочел рекламу:

«Мистер Джулиус Си и мистер Брюс Холперс, гостеприимные владельцы «Тенистой Долины», рады туристам со всех концов Вселенной.»

Появились два фотоснимка. На одном — брюнет с мрачным широким лицом и губами, непривычно растянутыми в улыбку, на другом — худощавый мужчина с вытянутой головой и жидкими рыжеватыми волосами. Под снимками соответственно фамилии — «Си» и «Холперс».

Магнус Ридольф нажал на «паузу» и несколько секунд внимательно вглядывался в знакомые лица. Затем программа пошла своим чередом.

«Мистер Си и мистер Холперс нашли остроумное применение бесконечным войнам, которые служат теперь развлечению гостей. После каждого сражения мистер Си и мистер Холперс выпускают бюллетень с описанием острых моментов битвы, дабы разжечь энтузиазм болельщиков.»

Ридольф опустил глаза и откинулся на спинку кресла.

— Там, где бывают острые моменты, всегда есть возможность изменить ход событий, — пробормотал он, дергая бородку. — К счастью, обязательства перед миссис Чикеринг никоим образом не мешают мне... ну, скажем, возместить убытки.

2

Едва Ридольф вышел из люка «Гесперорниса», почтово-пассажирского корабля компании «Феникс», ему бросились в глаза необычайно близкие горизонты Кокода. Казалось, небо вплотную подступило к ногам.

У трапа гостей поджидал сверх всякой меры разукрашенный шарабан. Магнус Ридольф уселся на скамью; едва экипаж тронулся, на него навалилась тучная женщина. От нее ужасно пахло мускусом.

— Тысяча извинений! — воскликнул Ридольф, брезгливо морщась. — Впредь постараюсь держаться подальше от вас.

Попутчица обожгла его презрительным взглядом и отвернулась к подруге. У той были маленькая голова и фигура павлина.

— Слуга! — визгливо окликнула подруга.

— Да, мэм.

— Мы много наслышаны о войнах туземцев. Расскажите о них поподробней.

— О, мэм, это удивительное зрелище, Малютки-дикари исключительно свирепы.

— Надеюсь, они не трогают зрителей?

— Нет, мэм. Всю свою жестокость воины вымещают друг на друге.

— А когда будет экскурсия?

— Насколько мне известно, завтра дерутся Дюна Слоновой Кости и Восточный Щит. Сражение наверняка произойдет на Мускатном Лугу, поэтому на завтра намечены три экскурсии. Если желаете полюбоваться развертыванием войск, рекомендую отправиться туда в пять утра. Если вылетите в шесть, успеете к началу схватки. Если в семь или в восемь — прибудете в разгар сражения.

— Вставать в такую рань? — с неодобрением в голосе спросила матрона. — А нельзя ли немного попозже?

— Да, мэм. Завтра еще встречаются Зеленый Шар и Ракушечное Ожерелье. Иными словами, почти не на что смотреть.

— А в окрестностях гостиницы ничего такого не предвидится?

— Нет, мэм. Груда Тенистая Долина только что закончила кампанию против Мраморной Арки и сейчас воины заняты починкой оружия.

— А каковы ставки с первых двух... как их... Дюны Слоновой Кости и Восточного Щита?

— Восемь с пяти, если ставить на Дюну, и пять с четырех, если ставить на Восточный Щит.

— Странно. А почему они не одинаковы?

— Мадам, все вопросы, связанные со ставками, решает администрация гостиницы.

Вскоре экипаж с грохотом въехал во двор гостиницы. Ридольф посоветовал тучной женщине:

— Будьте любезны, мэм, держитесь покрепче. Мы вот-вот остановимся, и я не желаю, чтобы повторился неприятный инцидент

Женщина промолчала. Шарабан остановился, и Ридольф сошел на землю. Перед ним у подножия горы, поросшей фиолетовым кустарником с мясистыми зелеными цветами, стояла гостиница. На гребне горы росли высокие, стройные деревья с багряными и черными кронами, похожие на пирамидальные тополя, «Очень красочный мир», — отметил он. Затем повернулся и стал разглядывать долину. Там переслаивались, перемешивались оттенки самых разных цветов: розового, фиолетового, желтого, зеленого — тускнея с расстоянием и сливаясь у горизонта в сплошной ковер. В горловине долины он заметил высокое коническое сооружение.

— Одна из Груд? — спросил он вышедшего из шарабана слугу.

— Да, сэр. Груда под названием Вид На Луг. А на другом конце долины, за гостиницей, — Груда Тенистая Долина.

Поблагодарив слугу, Ридольф прошел в вестибюль гостиницы и там нос к носу столкнулся с человеком в строгом костюме. В этом невысоком мужчине с унылой физиономией, как будто зажатой в тиски, он сразу узнал Джулиуса Си.

— Какой сюприз! — воскликнул Магнус Ридольф.

— Вот уж действительно... — пробормотал Си, еще больше помрачнев.

— Не буду скрывать — с тех пор, как лопнуло злосчастное «Внешнее Имперское Объединение Капиталовложений и Недвижимости», я боялся, что мы с вами больше не встретимся. — Блеклые как у ящерицы глаза Ридольфа пристально разглядывали Джулиуса Си.

— Не такая уж это удача, — возразил Си. — Я, между прочим, потому-то и поселился здесь, что не хотел с вами встречаться. Можно вас пригласить на пару слов?

— Ну, разумеется.

Ридольф прошествовал вслед за хозяином гостиницы в кабинет, обставленный с большим вкусом. При его появлении тощий рыжеволосый человек с беличьими зубами вскочил с кресла.

— Надеюсь, вы не забыли моего партнера Брюса Холперса? — ровным голосом спросил Си.

— Еще бы! — воскликнул Ридольф. — Вы удостоили меня личной встречей — я польщен!

Си рубанул ладонью воздух.

— Хватит упражняться в красноречии! — раздраженно произнес он. — Какого черта вас принесло?

— Господа, господа... — успокаивающе начал Ридольф.

— Хватит, Ридольф! К делу. Если пронюхали что-нибудь о «Внешнем Имперском» — выкладывайте!

— Уверяю вас...

— Слыхал я, что о вас рассказывают. Намотайте на ус: мы укрылись в этом уютном местечке от житейских невзгод, и нам не нужны неприятности.

— Разумеется, не нужны, — кивнул Ридольф.

— Может, вы прилетели в надежде отыграться? Решили поставить несколько тысяч на этих бурундуков? Откуда нам знать — вдруг вы шулер, а?

Ридольф с оскорбленным видом развел руками.

— Ваш прием никак не назовешь радушным. Не успел я, аккредитованный гость, войти в гостиницу, как меня затаскивают в кабинет, чтобы читать нотации!

— Тут не мы виноваты, а ваша репутация, — проворчал Си. — За вами нужен глаз да глаз.

— Хватит! — рявкнул Магнус Ридольф. — Откройте дверь, или я обращусь с жалобой в Надзор!

— Глядите, Ридольф, — зловещим тоном произнес Си. — Вздумаете шутки шутить — в два счета вылетите за порог и будете куковать там всю неделю до прилета корабля.

— Предупреждаю: осуществив эту угрозу, вы понесете серьезные убытки, — парировал Ридольф. — Собственно, я бросаю вам вызов. Можете выгнать меня, если у вас хватит духу.

Рыжий, тощий Холперс положил на плечо Си длинную ладонь.

— Он прав, Джули. Если мы его выгоним, Надзор расторгнет с нами контракт.

— Но если он нарушит правила или приличия, я вышвырну его пинком под зад.

— Если сумеете доказать, что я нарушил правила, — ехидно заметил Ридольф.

— Считайте, что я вас предупредил, — буркнул Си, заложив руки за спину.

Возвратясь в вестибюль, Ридольф велел носильщику перенести багаж в номер и осведомился у него, где живет представитель Государственного Надзора.

— На краю Черного Болота, сэр. Советую взять аэротакси, иначе придется идти туда всю ночь.

— Возьму, — сказал Магнус Ридольф.

Полулежа в кресле аэротакси, Ридольф смотрел на удаляющуюся гостиницу. Когда машина взмыла над седловиной Базальтовой горы, он вновь увидел зашедшее уже солнце Пи Сагиттариуса. На его глазах оно погружалось в красно-зелено-фиолетовую неразбериху — словно Феникс, умирающий в луже разноцветной крови. На планету Кокод опускались сумерки.

Внизу проплывал удивительно разнообразный ландшафт: озера, рощи, луга, обрывы, утесы, пологие склоны холмов, речные долины. То и дело в меркнущем свете Ридольф различал очертания Груд, похожих на муравейники. Как только наступила холодная ночь, Груды заискрились пляшущими оранжевыми огоньками.

Наконец, такси пронеслось над кипой деревьев, похожих на огромные метелки из перьев, и опустилось. Ридольф вышел и подошел к пилотской кабине.

— Как зовут представителя Надзора?

— Кларк, сэр. Эверли Кларк.

Ридольф кивнул.

— Я задержусь у него минут на десять, не больше. Вы подождете?

— Конечно, сэр.

Ридольф посмотрел ему в глаза. Высокомерие под личиной вежливости? Показалось, наверное. Он повернулся и направился к небольшому сборному дому. Верхняя створка дверей была поднята, изнутри в ночь лился мягкий желтый свет. Ридольф заглянул в комнату и увидел высокого, румяного человека в элегантном долгополом кителе из желто-коричневого сукна. Что-то в его облике показалось знакомым. В самом деле, где он мог видеть это круглое, розовое лицо?

Он постучал. Розоволицый оглянулся и с весьма недовольным видом направился к двери. И тут Ридольф вспомнил: он видел его, знакомясь по мнемофоту с планетой Кокод. Этот человек брал интервью у Сэма-192.

— Да? — спросил Эверли Кларк. — Чем могу быть полезен?

— Прошу оказать мне любезность и ответить на несколько вопросов, — сказал Ридольф.

Кларк вздохнул и, повозившись с замком, открыл дверь полностью.

— Входите, сэр, — предложил он с фальшивым радушием и указал на кресло. — Садитесь, пожалуйста. Меня зовут Эверли Кларк.

— А меня — Магнус Ридольф.

Если Кларку и приходилось о нем слышать, он не подал виду. На лице осталось вопросительное выражение. Ридольф произнес, сменив тон на более прохладный:

— Смею надеяться, что наша беседа останется сугубо конфиденциальной.

— Разумеется, сэр. — Кларк опустился на корточки и протянул руки к электрокамину.

Стараясь подбирать наиболее весомые слова, Ридольф продолжал:

— Ко мне обратились за помощью представители влиятельной организации. К сожалению, я не вправе упоминать ее название. Члены этой организации имеют основания полагать, что Надзор не уделяет должного внимания деятельности некоторых предпринимателей, обосновавшихся на Кокоде.

— Вот как? — От любезности Кларка не осталось и следа.

— Поскольку я взял на себя задачу расследовать совершаемые здесь преступления, — я счел своим долгом обратиться к представителю Надзора. Мне бы хотелось посоветоваться с вами, узнать ваше мнение.

— О каких преступлениях вы говорите? — хмуро спросил Кларк.

— Во-первых, есть сведения, что игорный бизнес в «Тенистой Долине» если не противозаконен, то уж всяко постыден и предосудителен.

— Ну и что? — с тоской в голосе спросил Кларк. — Чего вы хотите от меня? Чтобы я побежал к туристам, потрясая библией? Я не вправе читать им нотации. Они могут разгуливать по планете голышом, лупить собак, подделывать чеки, но до тех пор, пока они не трогают туземцев, я не могу привлечь их к ответственности.

Магнус Ридольф кивнул.

— Понимаю. Но есть и второе, более серьезное обвинение. Не пытаясь положить конец опустошительным войнам на Кокоде, Надзор фактически поощряет жестокость, недопустимую ни на одной из планет Содружества.

Кларк уселся в кресло и тяжко вздохнул.

— Боюсь показаться невежливым, но подобные сентенции я ежедневно читаю в письмах от женских клубов, всевозможных сект и обществ защиты животных. — Он укоризненно покачал головой. — Вы просто не знаете всех фактов, мистер Ридольф. Вы прилетели вне себя от возмущения, осыпали меня упреками и уселись с чувством выполненного долга. Но вы не правы! Думаете, мне приятно смотреть, как малютки разрывают друг дружку на части? Ничуть, хотя признаю, что успел к этому привыкнуть. После первой высадки на Кокоде мы попытались помирить туземцев. И что же? Они сочли нас набитыми дураками! Мы пригрозили срубить Стелы, и это подействовало: войны прекратились. И уверяю вас, в то время не было во всей Вселенной существ несчастнее. Целыми днями воины сидели неподвижно в грязи. Вскоре началось что-то вроде эпидемии крупа, и они стали умирать сотнями. А живые так и сидели, даже не пытаясь оттащить трупы в сторону. В итоге начисто вымерли четыре Груды: Облачный Утес, Желтый Кустарник, Закатная Гряда и Виноградная Трава. Вы можете полюбоваться на эти тысячелетние колонии, опустевшие за несколько месяцев. И еще: пока все это продолжалось, Матки, как обычно, давали приплод. Никто не брался кормить детенышей, и они гибли или с писком шныряли повсюду, как голодные крысята.

— Гм... — хмыкнул Ридольф. — Жаль.

— В ту пору здесь распоряжался Фред Иксман. Он на свой страх и риск снял запрет, позволил воинам драться. Не прошло и получаса, как войны возобновились и туземцы были счастливы как никогда.

Магнус Ридольф смиренно произнес:

— Похоже, я впал в распространенное заблуждение, стремясь подогнать под свою мерку логику совершенно иных существ.

— Мне тоже не по душе, как эти садисты, хозяева гостиницы, наживаются на войнах, но как им помешать? — тоскливо спросил Кларк. — Да и туристы не лучше — кого ни возьми, у каждого психика с патологическими отклонениями. Любят смотреть, как кто-то умирает.

— Насколько я понял, как частное лицо вы не против прекращения азартных игр в «Тенистой Долине»?

— Не против. Как частное лицо, я всегда считал Холперса, Си и их гостей наихудшими представителями человеческой расы.

— Вы говорите на языке туземцев? — спросил Ридольф.

— Да, и довольно сносно. — Кларк нахмурился. — Надеюсь, вы понимаете: как официальное лицо я не стану компрометировать Надзор.

— Понимаю.

— И что вы намерены предпринять?

— Пока не знаю. Сначала надо поглядеть на одну-две битвы.

3

Ридольфа разбудил мелодичный звон колокольчика. Он открыл глаза. За окном загорался фиолетовый рассвет.

— В чем дело?

— Пять утра, мистер Ридольф, — донеслось из динамика. — Через час отправляется первая экскурсия.

— Спасибо. — Ридольф свесил костлявые ноги с надувного матраса, посидел минуту-другую, потягиваясь и протирая глаза, затем встал и сделал несколько упражнений ритмической гимнастики. Зайдя в ванную, прополоскал рот жидкостью для чистки зубов, намазал щеки пастой для удаления волос, умылся холодной водой и побрызгал на бородку тонизирующим лосьоном. После этого вернулся в спальню и, порывшись в шкафу, выбрал серый с голубым туристский костюм и франтоватое кепи.

Из его комнаты был выход на террасу с видом на склон горы. Он подошел к балюстраде. Мимо прошествовали две дамы, вместе с которыми он ехал в шарабане. Ридольф поклонился, но те даже не удостоили его взглядом.

— Разрази меня гром! — проворчал Ридольф и сдвинул кепи набекрень. — Ладно, ладно.

В вестибюле он увидел афишу главного события дня:

СЕГОДНЯ

УВЛЕКАТЕЛЬНОЕ СРАЖЕНИЕ НА МУСКАТНОМ

ЛУГУ

ДЮНА СЛОНОВОЙ КОСТИ

(ставки 8:13)

ПРОТИВ ВОСТОЧНОГО ЩИТА

(ставки 5:4)

ИЗ ПОСЛЕДНИХ СТА БОЕВ ДЮНА ВЫИГРАЛА

41,

ЩИТ-59

НАЧАЛО ЭКСКУРСИЙ:

6.00 — ПОСТРОЕНИЕ ВОЙСК

7.00 — НАЧАЛО БИТВЫ

8.00 — КОНЕЦ БИТВЫ

ЗАПРЕЩАЕТСЯ ВМЕШИВАТЬСЯ В СРАЖЕНИЕ.

ГОСТИ, ПРЕНЕБРЕГАЮЩИЕ ЭТИМ ТРЕБОВАНИЕМ,

ОТСТРАНЯЮТСЯ ОТ УЧАСТИЯ В ИГРЕ.

В киоске у входа в ресторан сидели две симпатичные девушки. Они брали деньги у желающих поставить на ту или иную Груду и выдавали расписки. До начала экскурсии оставалось довольно много времени, и Ридольф позавтракал в ресторане кофе с рогаликами и фруктовым соком.

Экскурсионный экипаж был из тех, что предназначены для перевозки большого числа пассажиров по пересеченной местности. От него шли два троса к дирижаблю, летевшему в пятистах футах над землей. В носовой части экипажа сидел пилот и управлял дирижаблем с помощью дистанционной аппаратуры. Машина плыла в пяти футах над землей, и пассажирам не приходилось хвататься за поручни кресел, когда она перемахивала через водопады, скалы, ямы и прочие детали живописного ландшафта.

Путь до Мускатного Луга был не близок. Возле Базальтовой Горы экипаж круто взмыл в небо, перелетел через гребень и долго скользил вниз над северо-восточным склоном. В небе висела желтая как дыня Пи Сагиттариуса, а внизу переливались серые, зеленые, красные и фиолетовые оттенки пестрого, как черкасский ковер, пейзажа.

— Приближаемся к Восточному Щиту, — послышался баритон гида. — Груда находится справа от нас, за гранитной скалой, которой она обязана своим названием. Если приглядеться, можно увидеть армию Восточного Щита на склоне горы. Она уже выступила.

Ридольф не отрывался от окна. Вскоре он заметил желто-коричневую колонну войск, змейкой спускавшуюся с горы. И тут он впервые увидел Стелу, похожую на двухсотфутовый черно-зелено-розовый фонтан, бьющий из вершины горы, а ниже — коническую Груду.

Экипаж медленно опустился и застыл футах в десяти над зеленой травой, коснувшись днищем деревянного помоста.

— Мускатный Луг, — объявил гид. — Слева от нас, на краю луга, находится Груда с этим же названием, постоянно воюющая с Ракушечным Ожерельем, ставки девять к семи... Если приглядеться, можно различить вдоль кромки бамбукового леса зеленые шапочки воинов Дюны. Как они поведут себя в нынешней битве, нам остается только гадать, но их командиры, похоже, проводят весьма любопытный маневр.

— Нельзя ли поднять нас повыше? Я ничего не вижу, — раздраженно произнесла одна из дам.

— Как пожелаете, миссис Чейм.

В пятистах футах над землей с ревом закрутились винты. Легкий как пушинка дирижабль взмыл над лугом.

— Отсюда видно, как войска Восточного Щита переваливают через холм, — продолжал гид. — Похоже, они разгадали замысел противника и решили ударить с фланга. Глядите! — воскликнул он. — Командиры Щита выслали разведку. Сейчас она напорется на засаду... Нет, отходит. Похоже, на этот раз противники выбрали четвертый или тридцать шестой Кодекс, допускающие применения любого оружия.

— Пилот, опустите нас, — потребовал пожилой турист с носом, похожим на спелую малину. — Что мы здесь, что в гостинице — никакой разницы.

— Как вам угодно, мистер Пилби.

Миссис Чейм возмущенно фыркнула. Экипаж стал снижаться и вскоре мягко коснулся земли, поросшей глянцевитым темнозеленым вьюном.

— Желающие могут выйти, — предложил гид. — Не следует подходить к полю боя ближе чем на триста футов. Это небезопасно. Предупреждаю: за несчастные случаи на экскурсиях администрация ответственности не несет.

— Не могли бы вы выпустить нас побыстрее? — нетерпеливо спросил мистер Пилби. — Иначе мы все сражение просидим в машине.

Гид, улыбаясь, покачал головой.

— Армии еще не вышли на рубеж. Они не меньше получаса будут маневрировать и нащупывать уязвимые места в обороне друг друга. Это основа основ стратегии — не надеяться на авось.

Он распахнул люк. Мистер Пилби спустился на траву Мускатного луга, за ним вышло несколько десятков зрителей, в том числе Ридольф, миссис Чейм и ее подруга миссис Баргейдж.

— Леди и джентльмены, будьте осторожны, — еще раз предупредил гид. — Держитесь подальше от сражающихся.

— Я поставила на Восточный Щит, — надменно произнесла миссис Баргейдж. — Я должна убедиться, что мои избранники будут драться не понарошку.

Магнус Ридольф внимательно рассматривал поле предстоящего сражения.

— Боюсь, вас ждет разочарование, миссис Баргейдж. Мне кажется, у Дюны Слоновой Кости более выгодная позиция. Если ее войска удержат левый фланг, поднажмут в центре и разрежут надвое армию Восточного Щита, успех им будет обеспечен.

— Завидую вашей проницательности, — съязвила миссис Баргейдж.

— Не думаю, сэр, что вы способны предугадать ход битвы, — возразил Пилби. — Если Восточный Щит двинется вдоль опушки, он легко зайдет Дюне с тыла.

— Да, но тогда его собственный тыл останется незащищенным, — возразил Ридольф. — У Дюны есть пространство для маневра, а это большое преимущество.

Позади опустился еще один экскурсионный экипаж. Распахнулся люк, и наружу выбралась группа взволнованных людей.

— Ну как? Уже начали? Кто побеждает? — наперебой спрашивали они.

— Ситуация весьма зыбкая, — сообщил Пилби.

— Глядите! Они сходятся! — закричали в толпе. — Начинается бой!

Запели трубы — полковые оркестры грянули военные марши. На стороне Дюны тысячи глоток затянули псалом, а воины Щита хором исполнили старинную боевую песнь.

Шеренги Щита двинулись вниз по склону. Воины шли, угрожающе наклонясь в сторону противника, держа пики наперевес.

Глухой удар, лязг — битва началась. Треск сталкивающихся маленьких тел, стук ножей о пики, хриплые возгласы командиров. Свирепая драка за стяги, побеги Стелы, захват которых для одних означал победу, для других поражение. Натиск. Сеча. Мельтешение зеленых, черных, оранжевых и белых пятен. Растерзанные тела, оторванные конечности, тусклые, мертвые глаза. Сотни душ, обгоняя друг друга, мчатся в Заоблачную Груду...

На обратном пути миссис Чейм и миссис Баргейдж дулись и глядели в окно. Мистер Пилби тоже был невесел. Магнус Ридольф — сама любезность — говорил ему:

— Сказать по-правде, такому знатоку стратегии, как я, войны Кокода кажутся скучными. Часто достаточно одного взгляда, чтобы предугадать исход битвы. Разумеется, я могу ошибиться, но если силы враждующих сторон равны, а военачальники не уступают друг другу в уме и опыте, логично предположить, что победит та армия, чьи позиции более выгодны.

Пилби сидел, свесив голову и покусывая кончики усов. Миссис Чейм и миссис Баргейдж с преувеличенным интересом разглядывали пейзаж.

— Сам я не играю в азартные игры, — продолжал Ридольф. — Мне не по душе пассивный удел игрока, обреченного ждать милости от судьбы; я предпочитаю действовать, добиваться своего. И все же я вам сочувствую. Надеюсь, вы не очень много потеряли?

Он не получил ответа. Миссис Чейм прошептала что-то на ухо спутнице, Пилби поглубже угнездился в кресле. За весь оставшийся путь никто не проронил ни слова.

После скромного обеда — искусственный протеин, зеленый салат и сыр, Ридольф прошел в вестибюль взглянуть на афишу завтрашней баталии.

Афиша гласила:

ЗАВТРА

СЕНСАЦИОННАЯ БИТВА НА

ПЛАТО РОЗОВЫХ КАМНЕЙ

ХОЛМ ВИНОГРАДНОЙ ЛОЗЫ

(ставки 1:3)

ПРОТИВ

ГРОХОЧУЩЕГО МЫСА

(ставки 4:1)

ИЗ ПОСЛЕДНИХ СТА БОЕВ ХОЛМ ВЫИГРАЛ 77,

МЫС-23

НАЧАЛО ЭКСКУРСИЙ:

6.00 — ПОСТРОЕНИЕ ВОЙСК

7.00-НАЧАЛО БИТВЫ

8.00-КОНЕЦ БИТВЫ

Прочитав афишу, Ридольф повернулся, чтобы уйти, и едва не столкнулся с Джулиусом Си. Тот стоял, заложив руки за спину, и покачивался на каблуках.

— Что, Ридольф, надеетесь сорвать куш?

Магнус Ридольф кивнул.

— Ставка на Грохочущий Мыс сулит большую выгоду.

— Это верно.

— С другой стороны, воины Холма более везучи.

— Тоже правильно.

— А за кого болеете вы, мистер Си? — невинно спросил Ридольф.

— Ни за кого. Видите расклад? Двадцать три к семидесяти семи. По-моему, это говорит само за себя.

— Иными словами, вы не азартны?

— В том смысле, какой вы вкладываете в это слово — не азартен.

Глядя с рассеянным видом в потолок и поглаживая бородку, Ридольф сказал:

— Вы знаете, я тоже не азартен, но считаю себя знатоком стратегии, а войны Кокода дают уникальную возможность проверить, не переоцениваю ли я себя. Я уже начинаю подумывать: а не рискнуть ли разок-другой?

Джулиус Си отвернулся и бросил через плечо:

— Потому-то мы и построили здесь гостиницу.

— А ставки вы ограничиваете?

Си ответил не сразу.

— Мы всегда предупреждаем заранее, что выплачиваем не более ста тысяч мунитов выигрыша, — буркнул он.

Ридольф кивнул.

— Благодарю. — Пройдя через вестибюль, он заглянул в библиотеку. Там висела на стене карта Кокода. На ней красные кружочки отмечали местонахождение каждой груды.

Ридольф отыскал Холм Виноградной Лозы, Грохочущий Мыс, а также Плато Розовых Камней неподалеку от бухты Дракона. Потом взял со стеллажа крупномасштабную физиографическую карту этого участка и расстелил на столе.

Через полчаса он сложил карту, прошел черным ходом на стоянку аэротакси.

— Добрый вечер, мистер Ридольф, — приветствовал его пилот, с которым он летал минувшим вечером. — Нам предстоит путешествие?

— Угадали. Конечно, если вы свободны.

— Свободен, но прошу немного подождать. Мне нужно отчитаться за сегодняшний день.

Ридольф проводил задумчивым взглядом уходящего пилота, затем обогнул гостиницу и поднялся по ступенькам парадной лестницы. Заглянув в открытую дверь, увидел пилота — тот что-то взволнованно говорил Брюсу Холперсу.

Холперс выслушал, нервно почесал в затылке холеными, длинными пальцами, дал пилоту несколько кратких указаний и отпустил его.

Ридольф вернулся на стоянку. Пилот уже сидел в кабине.

— Я все-таки решил предупредить Кларка, что лечу к нему, — улыбаясь, сообщил Ридольф. — Вдруг в пути машина сломается или еще какая беда случится — он хоть знать будет, где меня искать.

4

Нельзя сказать, что Эверли Кларк обрадовался гостю. Сидя напротив Ридольфа, который удобно расположился в его кресле, он молчал, насупившись.

Некоторое время Ридольф курил ароматизированную сигарету и разглядывал щиты, развешенные по стенам.

— Это туземное оружие? — спросил он, наконец.

— Да, — ответил Кларк. — Каждый щит раскрашен в особые цвета, имеет свою эмблему.

— На мой взгляд, цвета подобраны случайно, хотя, наверное, вы правы. Должно быть, символика воинов Кокода не имеет аналогов на других планетах. — Ридольф еще раз окинул взглядом щиты. — Впечатляющая коллекция. Вам не предлагали продать ее?

Кларк посмотрел на щиты и отрицательно покачал головой.

— Мне бы не хотелось с ней расставаться. Я мог бы, наверное, собрать еще одну такую коллекцию, и все же... Вы не представляете, сколько времени занимает изготовление одного щита. А знаете, из чего получен лак, которым он покрыт? Из клея и натуральных красителей, а клей варят из мертвецов.

— Так воины избавляются от трупов?

— Да. Варка клея — настоящий обряд.

— А вы уступили бы щиты за десять тысяч мунитов?

Клар надолго задумался.

— Да, — сказал он, вытряхивая из пачки сигарету. — За десять тысяч уступил бы.

— Если десять тысяч — для вас большие деньги, почему вы не играете? — спросил Ридольф. — Зная Кокод. как свои пять пальцев, имея доступ к любой информации...

— У хозяев «Тенистой Долины» очень хитрая система взяток, — перебил его Кларк. — С ними очень опасно играть — жулье.

— Гм! — Ридольф нахмурился. — Но можно, наверное, как-нибудь воздействовать на ход битвы. Кстати, завтра на Плато Розовых Камней дерутся Холм Виноградной Лозы и Грохочущий Мыс. Взятки с Грохочущего Мыса довольно высоки.

— Не советую ставить на Мыс — можете остаться без штанов. Все ветераны Мыса отправились на войну с Железным Колчеданом.

— И все же, — задумчиво произнес Ридольф, — воины Мыса могли бы победить, если бы кто-нибудь им помог.

На розовом лице Кларка мелькнула тревога.

— Я — представитель Содружества! Я не имею права участвовать в подобных аферах!

— Не стоит так волноваться, — поспешил его успокоить Ридольф. — Надеюсь, вы не станете спорить: добившись запрещения азартных игр на Кокоде, вы окажете Содружеству неоценимую услугу.

Засунув руки в карманы, Кларк долго смотрел на Ридольфа.

— Я не могу выступить на стороне какой-либо из Груд. Это очень опасно.

Ридольф улыбнулся.

— Вы, очевидно, вообразили, как мы с вами, вооруженные пиками, ведем за собой войска и деремся в первых рядах. Уверяю вас, друг мой: подобное геройство не входит в мои намерения.

— А что входит?

— Думаю, если мы разбросаем на Плато несколько кусочков чувствительной взрывчатки наподобие гремучей ртути, и армия Холма Виноградной Лозы придет в замешательство от взрывов, никто нас ни в чем не заподозрит.

— А как мы узнаем, где надо разбросать взрывчатку?

— Стратегия — мое хобби, — улыбнулся Ридольф. — Эту часть операции беру на себя.

— Но у меня нет гремучей ртути. И вообще никакой взрывчатки.

— Зато у вас есть лаборатория.

— Вернее, набор посуды и самых необходимых реактивов.

— Среди них найдутся йод и концентрированная азотная кислота?

— Найдутся.

— Тогда за работу. Это как раз то, что нам нужно.

Полдень следующего дня застал Ридольфа за столиком кафе. Он любовался Тенистой долиной, держа в правой руке яйцевидный бокал с метедеонским вином, в левой — не слишком крепкую сигару. Краем глаза он заметил приближающегося Джулиуса Си; за ним, словно костлявый рыжеволосый призрак, шествовал Брюс Холперс.

У Си было необычное лицо, казалось, оно состоит из отдельных полос: черные напомаженные волосы, морщинистый лоб, близко посаженные глаза — словно длинная темная шель, бескровные губы; широкий желтоватый подбородок.

— Добрый день, господа, — вежливо приветствовал Ридольф хозяев гостиницы. — Вы не скажете, чем закончилось сегодняшнее сражение? Вопреки моему принципу — не играть в азартные игры — я сегодня рискнул поставить на кон немного денег, и теперь сгораю от желания узнать, благосклонны ли ко мне боги удачи.

— Одним из них вы считаете себя? — прохрипел Си.

В глазах Ридольфа мелькнуло удивление.

— Мистер Си, вы чем-то огорчены? Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. Просто нынче у нас не очень удачный денек. Такое бывает, но к счастью, не слишком часто.

— Неудачный денек? Значит, выиграли все-таки фавориты, а я потерял свою маленькую ставку...

— Это двадцать пять тысяч мунитов вы называете маленькой ставкой? Это сто пятьдесят тысяч, поставленных по вашему совету шестью другими игроками — маленькая ставка?!

Ридольф погладил бородку.

— Взятки с Грохочущего Мыса сразу показались мне неплохими. Кажется, я говорил вам об этом, но вы пытались убедить меня, что победит Холм Виноградной Лозы.

Брюс Холперс пробормотал что-то невразумительное.

— Вам повезло, Ридольф, — процедил сквозь зубы Си. — Вам, надо думать, ничего не известно о загадочных взрывах, которые так напугали воинов Холма, что армия Мыса без труда сбросила их с Плато?

— Это правда? — обрадовался Ридольф. — Неужели я выиграл?

У Си задвигались желваки, а Холперс набычился.

— К сожалению, мистер Ридольф, из-за проигрыша у нас почти не осталось наличных денег. Поэтому просим заплатить вперед или немедленно освободить номер.

— Постойте, господа! — запротестовал Ридольф. — У меня теперь сто тысяч мунитов. Этого достаточно, чтобы жить здесь хоть до второго пришествия!

— Нет, мистер Ридольф, — покачал головой Си. — этой минуты для вас установлена особая плата. Корабль придет через пять дней. Хотите жить в гостинице — платите ежедневно двадцать тысяч. Всего — сто тысяч.

— Сударь, вы несколько неуклюже пытаетесь меня рассмешить, — ледяным тоном произнес Ридольф.

— Мы не вас, а себя пытаемся рассмешить, — ухмыльнулся Си. — Если не согласны платить, я вышвырну вас пинком под зад. А ты что скажешь, Брюс?

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Холперс.

Ридольф встал.

— В таком случае, мне остается только покинуть этот гнусный притон.

На губах Си играла улыбка.

— И где же вы намерены поселиться?

— В Груде Грохочущий Мыс, — съязвил Холперс. — Она у него в долгу.

— Между прочим, мне причитается сто тысяч мунитов. Прошу долговую расписку.

— Забудьте об этом, Ридольф, — усмехнулся Си. — И убирайтесь, раз не хотите платить.

Ридольф поклонился и пошел прочь. Си и Холперс проводили его ненавидящими взглядами.

— Думаешь, уйдет? — спросил Холперс, шмыгнув носом.

— Куда он денется? Дурак он, что ли? Ладно, все равно ему не видать наших денег как своих ушей.

— Лучше бы ушел. Он мне действует на нервы. Еще один такой день — и мы вылетим в трубу. За десять минут потерять шестьсот тысяч...

— Ничего, отыграемся. Может, мы и сами разок-другой подтолкнем кого под руку...

У Холперса отвисла челюсть.

— Стоит ли так рисковать? А вдруг Надзор пронюхает?

— Тьфу! — сплюнул Си. — Ну, пронюхает, и что с того? Кто такой Кларк? Мокрая курица, вот кто.

— Да, но все-таки...

— Не трусь. Предоставь это мне.

Они вернулись в вестибюль. Увидев их, сидящий за стойкой клерк замахал рукой.

— Мистер Ридольф только что ушел с вещами. Я не понимаю, куда.

Си жестом велел ему замолчать.

— Наверное, поставит палатку под одной из Стел, — проворчал он. — Больше ему некуда деться.

Сидя в самом удобном кресле Эверли Кларка, Ридольф задумчиво курил сигарету. С лица чиновника Надзора, ловившего его взгляд, не сходила озабоченность.

— В тактическом плане мы одержали победу, — сообщил Ридольф. — В стратегическом — потерпели поражение.

У Кларка дрогнуло веко.

— Я не совсем вас понимаю. Разве мы...

— Мы причинили «Тенистой Долине» серьезные убытки. Но удар не был смертельным, и притон выстоял. Мне не удалось забрать выигрыш, к тому же, меня вытеснили с самой удобной позиции.

— Это печально, но мы сделали все, что могли, — заметил Кларк.

— Если ситуация не изменится к худшему, об этой истории можно будет забыть, — сказал Ридольф. — Но по-моему, Си и Холперс озлоблены. Вряд ли они смирятся с убытками и забудут эту историю.

— Но что они могут сделать? — встревожился Кларк.

Лицо Ридольфа стало серьезным.

— Сегодня они обвинили меня в том, что я установил мины, нарушившие боевые порядки Холма Виноградной Лозы. Никаких улик у них, разумеется, нет. Я заявил, что не имею никакого отношения к диверсии, более того, представитель Экологического Надзора, который досматривал мой багаж на борту «Гесперорниса», подтвердит, что не обнаружил в нем химических веществ. Надеюсь, мой протест слегка охладил их пыл.

Кларк сжал кулаки и с присвистом вздохнул. Задумчиво глядя в угол, Ридольф продолжал:

— Холперс и Си не дураки и наверняка спросят себя: С кем Ридольф встречался, пока гостил на Кокоде? Кому здесь не по нраву то, чем занимаются хозяева «Тенистой Долины»?

— Господи, зачем я дал втянуть себя в эту аферу?! — простонал Кларк.

Ридольф поднялся. Медленно расхаживая по комнате и теребя бородку, он произнес:

— Да, мы не ожидали такого поворота событий. Но стратег должен быть готов к любым случайностям.

— К случайностям! — Кларк схватился за голову. — Я погиб! Меня дисквалифицируют и выгонят из Надзора, а то и посадят!

— Хороший стратег должен иметь гибкий ум, — рассуждал Ридольф. — Видимо, перед нами встает новая задача: спасти вас от увольнения, суда и бесчестья.

— Но... что мы можем сделать? — всхлипнул Кларк.

— Боюсь, почти ничего, — ответил Ридольф. Некоторое время он дымил сигаретой и покачивал головой, будто размышлял. — Пожалуй, один выход все-таки есть.. Да, кажется, я вижу свет в конце туннеля.

— Ну, так говорите скорее! Советуете ни в чем не сознаваться?

— Разумеется. Явка с повинной, если и даст нам что-нибудь, то очень немногое. Единственный способ выйти сухими из воды — это подмочить репутацию владельцев гостиницы. Если мы докажем общественности, что Си и Холперс опасны для туземцев, им сразу перестанут верить.

— Вы правы, конечно... но как это сделать?

— Как? Например, доказать, что наши недруги, пользуясь своим положением, наносят воинам физические увечья.

— Это было бы здорово, но... Си и Холперс не лезут в дела туземцев.

— Разумеется, они не враги себе. Скажите, воины называют гостиницу как-нибудь по-своему?

— Да. Груда Большой Квадрат.

— Прекрасно. Надо сделать так, чтобы очередное сражение произошло на территории Большого Квадрата.

5

Кларк покачал головой.

— Это чертовски сложно. Еще никто не сумел разобраться в психологии здешних дикарей. За вражеское знамя — то есть, за побег священной Стелы — они готовы драться насмерть, но подчиняются они только своим командирам. Они не пустят в свои ряды посторонних и не послушают их.

— Вот как? — пробормотал Ридольф. — В таком случае, ваше положение — безвыходное. — Он подошел к стене и, любуясь щитами, предложил: — Давайте поговорим о чем-нибудь менее грустном.

Кларк тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.

Ридольф провел ладонью по щиту, который ему особенно понравился.

— Замечательная вещь. В жизни не видал ничего подобного. Ржаво-оранжевая краска — это охра, надо полагать?

Кларк буркнул что-то себе под нос.

— Да, превосходная коллекция, — заключил Ридольф. — Надеюсь, вам позволят украсить ею тюремную камеру.

— Думаете, до этого дойдет? — с дрожью в голосе спросил Кларк.

— Будем надеяться на благополучный исход, — помедлив, ответил Ридольф. — Сказать по-правде, оснований для таких надежд нет. Впрочем... — Он многозначительно поднял палец. — Впрочем...

— Что? — встрепенулся Кларк.

— Удивляюсь, как я сразу не сообразил. Ведь до смешного просто.

— Что? Господи, да говорите же!

— Кажется, я придумал, как натравить воинов на «Тенистую Долину».

— Да? — воодушевился Кларк. — И как?

— «Тенистая Долина», или Груда Большой Квадрат, должна вызвать воинов Кокода на бой.

— Но это невозможно! Си и Холперс никогда...

— Пойдем, — перебил его Ридольф, вставая. — Мы вызовем воинов от их имени.

Машина Кларка опустилась возле Ракушечного Ожерелья. Справа от Груды раскинулся безмятежный темно-синий океан с покачивающейся у берега пеной, похожей на взбитые яичные белки или сливки; слева горбились Укромные холмы; позади упиралась макушкой в небо величественная Стела Ракушечного Ожерелья, а впереди маячила ни в чем ей не уступающая Стела Морского Камня. К ней-то и направились Ридольф и Кларк.

На берегу океана тренировались отряды молодых воинов. Ветераны сотен кампаний, чьи конечности к старости покрылись безобразными шишками и утратили гибкость, таскали из лесу вязанки свежесрезанных древков для пик. У входа в Груду копошились в грязи воины-дети.

— Не нравится мне все это, — хрипло произнес Кларк. — Совсем не нравится. Если сумею выпутаться...

— Разве вы еще не поняли, что другого выхода нет? — перебил его Ридольф. — Ведь вы — единственный человек, говорящий на языке туземцев.

— А вдруг они вырежут постояльцев?

— Вряд ли.

— И все же, это не исключено. Подумайте, что будет, когда эти малютки столкнутся с несоблюдением правил...

— Обо всем этом мы поговорим позже, — тихо произнес Ридольф. — Заранее извиняюсь, если вам придется действовать вопреки убеждениям, но сейчас не время для раздумий. Вы знаете протокол объявления войны?

Кларк показал на широкую доску с характерным для Кокода рисунком, подвешенную к ветке.

— Это доска для того и предназначена. Нужно только... впрочем, смотрите.

Он решительно направился к дереву, отобрал пику у опешившего воина и ударил древком по доске. Та зазвенела как медный гонг.

Кларк сделал шаг назад и пискляво заговорил на языке Кокода. Из Груды вышло несколько воинов с бесстрастными физиономиями. Они молча окружили Кларка. Через минуту чиновник Надзора повернулся и направился к Стеле Морского Камня.

Воины равнодушно глядели ему вслед. Кларк остановился возле стелы. Из ее ветвей до Ридольфа донеслись приглушенные звуки, похожие на визг волынки. Это продолжалось довольно долго. Наконец, Кларк что-то ответил и возвратился к Ридольфу.

— Все улажено, — сообщил он, вытирая пот со лба. — Завтра утром у Большого Квадрата. — И добавил со вздохом: — Будь, что будет.

— Прекрасно, — заключил Ридольф. — Сейчас мы возвратимся к Ракушечному Ожерелью, а потом посетим Каменистую Реку и Радужную Расселину.

Кларк застонал.

— Вы решили поднять на ноги всю планету?!

— Совершенно верно. После визита в Радужную Расселину высадите меня, пожалуйста, неподалеку от гостиницы. Надо кое-что подготовить.

— Что именно? — встревожился Кларк.

— Настоящий стратег должен быть предприимчив, — назидательно произнес Ридольф. — Здесь, на Кокоде, ни одна из воюющих сторон не обходится без своего рода знамени — побега Стелы — которым стремится завладеть противник. Поскольку Си и Холперс вряд ли поднимут знамя над гостиницей, я сам позабочусь об этом.

Магнус Ридольф подошел к ангару, где хранилась вся гостиничная авиация. Стоя в тени фантастически огромного дерева, он насчитал шесть летательных аппаратов: три больших экскурсионных экипажа, два аэротакси и красный спортивный флаер, принадлежавший либо Си, либо Холперсу.

В ангаре не оказалось пилотов и механиков — ничего удивительного, ведь час был обеденный. Насвистывая мотив, услышанный на бульварах одной из далеких планет, Ридольф неторопливо направился к ангару.

Войдя под навес, он умолк и ускорил шаг. За несколько минут он обошел все машины, сняв с каждой панель и вытащив одну-две детали двигателя. Наконец, остановился возле спортивного флаера.

— Красивая игрушка, — пробормотал он. — Она может пригодиться.

Он открыл дверцу и заглянул в кабину, надеясь, что из замка зажигания торчит забытый ключ. Но ключа не оказалось.

— Эй, ты! Куда лезешь? — рявкнул кто-то за спиной. — Это машина мистера Си!

Ридольф неторопливо повернулся и спросил:

— Интересно, сколько может стоить такая штучка.

Прежде чем ответить, механик окинул его подозрительным взглядом.

— Слишком много, чтобы подпускать к ней кого ни попадя.

— Тысяч тридцать мунитов? — предположил Ридольф.

— Это на Земле тридцать тысяч, но не на Кокоде.

— Вот что я думаю: не предложить ли мистеру Си за нее тысяч сто?

У механика полезли вверх брови.

— Ну, от таких денег он вряд ли откажется.

— И я так считаю, — кивнул Ридольф. — Но прежде я хотел бы убедиться, что машина в хорошем состоянии. Похоже, она основательно изношена.

Механик возмущенно фыркнул.

— Да ничего подобного!

— Как же! Все сопло в дырках — видите, окислы проступают сквозь краску.

— Это мечта, а не сопло! Вот еще, выдумали!

Ридольф нахмурился и покачал головой.

— За неисправную машину я не дам таких денег. Ладно, будем считать, что мистеру Си не повезло...

— Да будет вам! Это отличная машина. Сейчас сами убедитесь.

Механик вытащил из кармана связку ключей, вставил один из них в замок. Флаер бесшумно приподнялся и застыл, слегка вздрагивая, словно страстно желая лететь. — Видите? Что я говорил?

— Ну что ж, вроде неплохо, — нерешительно произнес Ридольф. — Так и быть, звоните мистеру Си. Скажите, что я куплю ее, только сделаю пробный полет.

Механик молча взглянул на него и отошел к телефону, висевшему на стене. Ридольф слышал, как он говорит в трубку:

— Хозяин, тут один джентльмен приценивается к вашему флаеру. Будет говорить, что сопло в дырках — не верьте, это золото, а не сопло. Машина в полном порядке. Что? Конечно, здесь — я только что с ним говорил. Коротышка с белой бородкой, похож на школьного учителя... — Внезапно механик отскочил от телефона и обернулся. Но Магнуса Ридольфа и красной машины уже и след простыл.

Утром миссис Чейм значительно раньше обычного разбудила подругу.

— Вставай скорее, Альтамира! Не то лучшие места в машине опять достанутся не нам.

Миссис Баргейдж стала торопливо одеваться. Вскоре дамы вышли в вестибюль. Обе второпях натянули одинаковые темно-зеленые платья, и каждой казалось, что подруге этот цвет не идет. Они задержались у афиши, узнали сегодняшние взятки и направились к ресторану.

Быстро позавтракав, они вышли к посадочной платформе. Погода была прекрасная, дул теплый ветерок. Блаженствуя, миссис Баргейдж запрокинула голову и набрала полную грудь свежего, пахнущего травами воздуха. И застыла, вытаращив глаза.

— В чем дело, Альтамира? — встревожилась миссис Чейм.

Ее подруга показала на крышу гостиницы.

— Этот противный коротышка Ридольф! Не пойму, что он затеял. Прибивает к коньку какую-то ветку.

Миссис Чейм фыркнула.

— Ничего, администрация быстро его снимет.

— Узнаешь флаер, который висит рядом с ним? По-моему, это машина мистера Си.

Миссис Чейм пожала плечами.

— Не узнаю. Я в машинах не разбираюсь.

Дамы повернулись — и взвизгнули. Прямо на них бежал пилот экскурсионного экипажа — форма изорвана, волосы всклокочены, в глазах ужас. Он растолкал изумленных женщин и побежал дальше.

— Как вы смеете?! — вскричала разъяренная миссис Чейм. Глядя вслед пилоту, она спросила подругу: — Он что, свихнулся?

Миссис Баргейдж посмотрела в ту сторону, откуда прибежал пилот, и вздрогнула.

— В чем дело? — раздраженно спросила миссис Чейм.

— Гляди! — отрывисто сказала миссис Баргейдж и вцепилась костлявыми пальцами в локоть подруги.

6

В ходе расследования преступной деятельности хозяев «Тенистой Долины» в руки представителя Надзора Эверли Кларка попал следующий документ:

«Я — Джо-234, командир Пятнадцатой Бригады Фанатиков неукротимой Груды Ракушечное Ожерелье.

Настоящим докладываю:

Ведя постоянные бои с Грудами Топаз и Звездный Трон, мы привыкли к коварству и хитроумным уловкам противника. Поэтому в самом начале сражения с воинами-гигантами Большого Квадрата догадались, что нам устроили западню.

Окружив объект нападения номер семнадцать — помещение, в котором находилось несколько летательных устройств — мы захватили часового, поколотили его пиками и позволили убежать в расположение войск противника.

Продолжая наступление, мы вышли к первой линии обороны, удерживаемой двумя совершенно небоеспособными солдатами в зеленой форме. Их мы тоже побили, не нарушая правил двадцать второго Кодекса, в соответствии с которым мы вели в тот день боевые действия. Подняв страшный крик, солдаты отступили, заманивая нас непосредственно в Груду, где противник подготовил для себя выгодные позиции. Мы оказались в затруднительном положении: в Груде нас ждала засада, а на крыше, выставленное напоказ, находилось знамя Большого Квадрата. Но мы быстро сориентировались, и вскоре стратегическая задача обрела четкую форму: преодолеть сопротивление противника и подняться на крышу.

Я приказал дать сигнал «В атаку!» и солдаты Пятнадцатой Бригады бросились на штурм Груды. Первое укрепление противника — две стеклянные панели — они разбили камнями. Но, ворвавшись в Груду, наши войска встретили яростный отпор.

В разгар штурма один из отрядов Каменистой Реки, которую, как выяснилось, воины Большого Квадрата опрометчиво вызвали на бой в тот же день, проникли в груду со стороны горного склона, высадив непрочные двери. Охваченные паникой защитники Большого Квадрата нарушили двадцать второй Кодекс, который разрешает бить врага наотмашь пикой и никак иначе. Они швыряли в нас бокалами и тарелками, и мы, возмущенные такой безответственностью, были вынуждены ответить тем же.

Не выдержав нашего натиска, защитники укрылись во внутреннем бастионе. Они сами виноваты в том, что попали в сплошное кольцо окружения. Оказывается, они бросили вызов не только Каменистой Реке и Ракушечному Ожерелью, но и победительнице Розового Склона — доблестной Радужной Расселине, и покорителю Черной Трещины — Морскому Камню. Штурмовой Легион Морского Камня ворвался в Груду через многочисленные окна, а Особый Авангард Радужной Расселины занял самый большой зал.

В помещении, где гиганты готовят пищу, несколько минут бушевала яростная схватка. И снова воины Большого Квадрата пренебрегли правилами. Выкрикивая свой боевой клич, они бросали в нас сосудами с жидкостью, тарелками с клейким веществом, посыпали всевозможными порошками. Но доблестные солдаты Ракушечного Ожерелья мигом переняли у них этот прием.

Я приказал Фанатикам отступить, надеясь найти другой путь на крышу. К тому времени армии Ракушечного Ожерелья, Морского Камня, Каменистой Реки и Радужной Расселины полностью окружили Груду. Эту величественную картину я буду хранить в памяти, пока руки мои смогут удерживать пику.

Но несмотря на наши героические усилия, честь захватить неприятельский стяг выпала не нам, а взводу смельчаков из войск Морского Камня, поваливших дерево на крышу Большого Квадрата. Не зная об этом либо не желая мириться с поражением, защитники снова нарушили Кодекс, рассеяв наши полки водяными струями ужасающей силы. В следующий раз, прежде чем сражаться с Большим Квадратом, мы настоим на применении любого оружия и любых приемов — иначе мы рискуем оказаться в крайне невыгодном положении.

Как только наша победоносная армия, а также войска Морского Камня, Радужной Расселины и Каменистой Реки перестроились в походные колонны и двинулись к своим Грудам, с неба спустилась огромная Груда Черная Комета. Несомненно, на ней к противнику прибыла подмога, но преследовать нас гиганты не решились».

Капитан почтово-пассажирского корабля «Археорникс» Басси с изумлением разглядывал поле битвы.

— Боже! Что тут произошло? — спросил он у Джулиуса Си.

Хозяин гостиницы еще не успел прийти в себя. Он тяжело дышал и обливался потом.

— Дайте пистолет! — зарычал он. — Дайте бластер! Я выжгу все муравейники на этой планете!

К ним вприпрыжку подбежал Холперс.

— Нас разорили! Видели бы вы, что они сделали с вестибюлем, кухней, гостиной! Полный крах!

— Почему они напали на вас? — спросил Басси. — Говорят, туземцы такие миролюбивые... Правда, они воюют между собой, но ведь это совсем другое дело...

— В них будто черти вселились, — прохрипел Си. — Набросились на нас как тигры и стали лупить палками... Пришлось пустить в ход брандспойты.

— А ваши гости не пострадали? — поинтересовался капитан.

Си пожал плечами.

— Не знаю. Некоторые бросились в долину и наткнулись на другую армию. Надо думать, им тоже досталось на орехи, — злорадно добавил он.

— Нам даже улететь не удалось, — пожаловался Холперс. — Ни одна машина не заводится...

— Мистер Си, — произнес чей-то спокойный голос, — я раздумал покупать ваш флаер и поставил его в ангар.

Си медленно повернулся. Его лицо исказилось.

— Ридольф! Кажется, я начинаю понимать...

— Прошу прощения?

— Это ваши штучки? — Сжав кулаки, Си шагнул к Ридольфу.

— Спокойно, Си! — одернул его капитан Басси. — Держите себя в руках.

— А ну, признавайтесь: это вы натравили на нас дикарей?

Ридольф отрицательно покачал головой.

— Я тут совершенно ни при чем. Вероятно, туземцы узнали, что владельцы гостиницы превращают их кровь в звонкую монету, и решили вас проучить.

К гостинице подъехал разукрашенный орнаментом шарабан. Среди прибывших была молодая женщина с внушительным бюстом, хорошим цветом лица, умело наложенной косметикой и великолепной прической.

— О! — воскликнул Ридольф. — Очаровательная миссис Чикеринг!

— Я не смогла усидеть на Метедеоне, — улыбнулась она. — Мне не терпелось узнать, как идут у вас дела.

Джулиус Си навострил уши.

— Какие такие дела?

Миссис Чикеринг смерила его презрительным взглядом, отвернулась и увидела двух женщин, которые брели, едва волоча ноги, со стороны гостиницы.

— Ольга! — с ужасом воскликнула она. — Альтамира! Боже мой, что...

— Хватит орать! — рявкнула на нее миссис Чейм. — Дай нам лучше во что-нибудь переодеться. Гадкие дикари превратили нас в пугала!

— Что случилось? — спросила у Ридольфа напуганная миссис Чикеринг. — Неужели вы...

Ридольф кашлянул.

— Миссис Чикеринг, давайте отойдем. — Он отвел ее в сторону. — Миссис Чейм и миссис Баргейдж — ваши подруги?

Молодая женщина оглянулась.

— Ничего не понимаю, — пробормотала она. — Миссис Чейм — президент «Женской Лиги», а миссис Баргейдж — наш казначей. Кто порвал их платья?

— Видите ли, выполняя ваше поручение, я устроил на территории гостиницы сражение туземцев. Похоже, они...

— Марта! — раздался скрипучий голос миссс Чейм. — Какие у тебя могут быть дела с этим проходимцем? Я подозреваю, переполох возник не без его содействия. Ты только посмотри на него! — с возмущением добавила она. — Дикари его и пальцем не тронули! А как они нас разделали!

Марта Чикеринг облизала губы.

— Дорогая Ольга, познакомься: это Магнус Ридольф. Помнишь, месяц назад мы решили добиться закрытия здешнего игорного притона и с этой целью наняли мистера Ридольфа.

— Очевидно, миссис Чейм и миссис Баргейдж сочли необходимым лично убедиться в правильности вашего выбора. Верно?

Президент и казначей «Женской Лиги» густо покраснели.

— Не кажется ли тебе, Марта, что секретарю Лиги не пристало нанимать всяких авантюристов?

— Миссис Чейм, попрошу вас! — запротестовал Ридольф.

— Ольга, у него хорошая репутация. К тому же, он честно заработал свой гонорар.

Ридольф помахал ладонью и сказал, улыбаясь:

— Дорогая миссис Чикеринг, я не буду возражать, если вы найдете этим деньгам более разумное применение. Пока я гостил в «Тенистой Долине», мне везло в игре.

— Си! — воскликнул капитан Басси. — Повторяю — держите себя в руках!

— Попробуй, забери деньги! — крикнул Си, вырываясь из железных объятий капитана. — Попробуй, забери! Попробуй, забери! — исступленно повторял он, потрясая кулаками.

— Дорогой мистер Си, я уже получил свой выигрыш.

— Ничего ты не получил... если еще раз угонишь мой флаер, я сломаю твою костлявую шею!

Магнус Ридольф поднял руку.

— Я не получил от вас расписку на сто тысяч мунитов, это досадно. Но вы заплатили вшестеро больше моим доверенным лицам, половину этой суммы они отдали мне. Я считаю, триста тысяч с лихвой возместили все потери, понесенные мною при крахе «Внешнего Имперского Объединения Капиталовложений и Недвижимости».

— Ридольф! — пробормотал Си. — Когда-нибудь наступит день...

Миссис Чейм шагнула вперед и спросила, подбоченясь:

— Кажется, здесь упоминалось «Внешнее Имперское»?

Ридольф кивнул.

— Да. И в том, что оно лопнуло, виноваты мистер Холперс и мистер Си.

Миссис Чейм сделала еще два шага вперед. Выражение ее лица не сулило жуликам ничего хорошего. Они попятились.

— Стоять! — рявкнула миссис Чейм. — Нам надо потолковать, голубчики, пока вы еще на свободе.

— Вы возвращаетесь на Метедеон? — обратился Ридольф к капитану.

— Да, — сухо ответил тот.

— Пожалуй, я сейчас же поднимусь на борт. Каюты нынче будут нарасхват.

— Как вам угодно.

— Кажется, двенадцатая каюта — лучшая на вашем корабле?

— Да, сэр.

— В таком случае, считайте ее занятой.

— Хорошо, мистер Ридольф.

— Несколько минут назад я видел на вершине горы мистера Пилби. Думаю, он обрадуется, узнав, что война кончилась.

— Вы совершенно правы, мистер Ридольф.

Ридольф оглянулся. Миссис Чейм допрашивала Си и Холперса, миссис Баргейдж показывала Марте Чикеринг свои ссадины. «Жаль, никто из них не согласится слазить в гору и успокоить мистера Пилби», — подумал Ридольф. Пожав плечами, он повернулся и направился к «Археорниксу».

— А, пустяки, — пробормотал он. — Скоро мистер Пилби и сам все поймет.

1

К концу восьмого месяца полета среди экипажа исследовательского крейсера «Блюэльм» не осталось ни одного человека с нерасшатанными нервами. Уже три месяца сверх запланированного находилась в космосе экспедиция из системы Голубой Звезды, и вести дальнейшие поиски неоткрытых планет значило рисковать судьбой команды. Хорошо это понимая, исследователь Бернисти приказал возвращаться к Голубой Звезде.

Вопреки его ожиданиям, приказ не вызвал особой радости у подчиненных. Как расплата за долгое перенапряжение навалилась апатия. Члены экипажа могли часами сидеть и глядеть в одну точку; они мало ели, еще меньше разговаривали друг с другом. Чего только не испробовал Бернисти, чтобы растормошить команду: устраивал соревнования, транслировал по корабельному радио легкую музыку, заставлял коков готовить изысканные яства — все без толку. Он даже велел подругам петь эротические песенки, опять же, передававшиеся но радио. Но и это мероприятие не увенчалось успехом.

Бернисти ходил мрачнее тучи, не видя выхода. Он знал: если привести домой деморализованную команду, ее расформируют, пусть даже она подобрана с учетом всех требований психологической совместимости и считается одной из лучших.

— В таком случае, давай задержимся, — предложила Берел, его фаворитка.

Бернисти удивленно взглянул на нее — не ослышался ли? — и отрицательно покачал лобастой головой.

— Если задержимся, будет еще хуже.

— Что ты предлагаешь? — спросила она.

Бернисти признался, что ничего путного ему не приходит в голову, и ушел к себе. В конце концов он решился на рискованный шаг и приказал изменить курс и возвращаться домой через систему Кэй.

Этот путь был чреват опасностями, но обещал много интересного: невиданные доселе миры, уникальные (благодаря запрету на любые шаблоны в архитектуре) города, незнакомый уклад жизни кэйтян.

Когда впереди во всей своей красе засияла Кэй, Бернисти понял, что его замысел, по-видимому, оказался удачен. Команда оживилась, и в стальных серых коридорах снова зазвучали голоса обменивающихся впечатлениями, а то и спорящих, людей.

«Блюэльм» скользил над эклиптикой Кэй. Мимо проплывали планеты, так близко, что на экранах можно было различить города и крупнейшие фабрики. Вот остались позади Кит и Келмет с городами, укрытыми под защитными куполами, затем Карнфэй, Кобленц, Каванаф, за ними — само солнце Кэй, потом — безжизненные гиганты Конбальд и Кинсл, покрытые коркой замерзшего аммиака, и наконец вся система Кэй осталась за кормой.

Теперь Бернисти сидел как на иголках: хватит ли команде полученного заряда интеллектуальной энергии до конца путешествия, или депрессия возобновится? Впереди, в неделе полета, Голубая Звезда, но им еще предстояло миновать желтое солнце, о котором Бернисти ничего не знал...

Когда желтая звезда появилась на экранах, картограф Бландвик воскликнул:

— Планета!

Этот возглас ни у кого не вызвал радости. За восемь месяцев поисков он раздавался на борту «Блюэльма» много раз, и всегда оказывалось, что на вновь открытой планете либо от жара плавится сталь, либо ее воздух разъедает кожу, либо, наоборот, от его недостатка у человека разрываются легкие.

— Атмосфера! — завопил картограф.

На сей раз на экран с интересом взглянул метеоролог.

— Средняя температура у поверхности — двадцать четыре градуса! — удивился он.

Бернисти подошел к приборам и сам определил силу тяжести.

— Одна целая и три десятых нормальной... — Он дал знак навигатору готовить корабль к посадке, а сам долго стоял перед экраном и смотрел на висящий в пустоте диск.

— Что-то тут не так, — задумчиво произнес он. — Или мы, или кэйтяне давным-давно должны были наткнуться на эту планету. Она как раз посередке между нашими системами.

— Бернисти, эта планета — ничья, — сообщил ему вскоре библиотекарь. — Ни Голубая Звезда, ни Кэй не заявляли о своих правах на нее. Данные об ее изучении и освоении тоже отсутствуют.

— Но известно хотя бы, что она вообще существует? — с сарказмом спросил Бернисти.

— Да, разумеется. Мы называем ее Мараплексой, а Кэйтяне — Меллифло. Но нет сведений, чтобы кто-то пытался ее колонизировать.

— Состав атмосферы: метан, углекислота, аммиак, водяные пары, — вмешался метеоролог. — Иными словами, воздух типа 6-Д. Дышать им невозможно, но, в принципе, он пригоден для переработки.

— Ни хлорофилла, ни гемофилла, ни следов биохимических процессов, — пробормотал ботаник, глядя на экран. — Короче говоря, растительная жизнь отсутствует.

— Дайте-ка мне все это усвоить, — сказал Бернисти. — Температура, гравитация, давление — в норме?

— В норме.

— Химически активных газов нет?

— Нет.

— А как насчет разумной жизни?

— Ни единого признака.

— Неужели никто не пытался освоить эту планету? — недоверчиво спросил Бернисти и, не дождавшись ответа, торжественно произнес: — Значит, будем садиться, — обращаясь к радисту, добавил: — Сообщи команде о моем решении. Свяжись с центром, и обязательно — с Архивной Станцией. С этой минуты Мараплекса под опекой Голубой Звезды.

«Блюэльм» замедлил ход и развернулся. Бернисти сидел рядом с Берел и не отрывал глаз от экрана.

— Но почему, почему, почему? — допытывался навигатор Бландвик у картографа. — Почему кэйтяне не установили свою опеку?

— Видимо, по той же причине, что и мы — проглядели.

— Мы бороздили Галактику, облетали далекие планеты и не заметили у себя под носом жемчужину, — сказала Берел, искоса взглянув на Бернисти.

— А тут и работы всего — слегка изменить атмосферу, — подхватил он. — И вскоре эта планета превратится в сад.

— Но не будут ли кэйтяне против? — спросил Бландвик.

— А нам какое дело?

— Вряд ли им придется по вкусу наша затея.

— Тем хуже для них.

— Они могут настаивать на своем приоритете.

— О нем нет никаких сведений.

— Но тогда...

Бернисти оборвал его:

— Бландвик, отправляйся каркать к подругам! Им всегда скучно, когда мужчины заняты делом, вот и ступай к ним со своим нытьем!

— Я знаю кэйтян, — стоял на своем Бландвик. — Любой успех Голубой Звезды — удар по их самолюбию. Они не смирятся с колонизацией Мараплексы.

— У них нет выбора, придется смириться, — заявила Берел с беззаботным смехом, из-за которого Бернисти предпочел ее остальным подругам.

— Ты ошибаешься! — с жаром возразил Бландвик, и Бернисти успокаивающе поднял руку.

— Там видно будет.

Вскоре радист Бафко вручил Бернисти три радиограммы. Голубая Звезда поздравляла его с открытием, Архивная Станция безоговорочно подтверждала права Голубой Звезды на Мараплексу. Третья депеша — с Кэй — видимо, была отправлена в спешке. В ней говорилось, что система Кэй до сего времени считала Мараплексу нейтральной, не подлежащей освоению планетой, поскольку Мараплекса находится между двумя мирами. Следовательно, ее отход к Голубой Звезде для Кэй нежелателен. Бернисти порадовался двум первым радиограммам и посмеялся над последней.

— По всему видать, их поисковики дали маху. Кэйтянам новые земли нужны больше, чем нам — уж очень быстро они плодятся.

Берел фыркнула.

— Поросятся, как свиньи. Их и людьми-то не назовешь.

— Если верить легенде, они люди. Говорят, и мы, и они — выходцы с одной планеты.

— Красивая легенда, но где она, эта планета, древняя, далекая Земля?

Бернисти пожал плечами.

— Я не верю в легенды. Сейчас наша планета — под нами.

— Как ты ее назовешь?

Бернисти задумался.

— Мы еще успеем подобрать ей имя, — сказал он наконец. — Можно назвать Новой Землей, в честь нашей прародины.

Наверное, постороннему человеку Новая Земля показалась бы холодной, суровой, негостеприимной. Над равнинами и горами выли ветры; кристаллы щелочных соединений, покрывающие огромные пространства, сверкали под солнцем. Но Бернисти сравнивал этот мир с неограненным алмазом, считая его классическим образцом планеты, пригодной для переделки. Он уже знал, что уровень радиации на ее поверхности невысок, в атмосфере нет галогенов и других ядовитых газов, а в почве — инородной органики, еще более ядовитой, чем галогены.

Как-то раз, прогуливаясь по голой, открытой всем ветрам равнине, он поделился с Берел своими мечтами.

— Здесь будет сад, — говорил он, обводя рукой пустыню, посреди которой стоял корабль. — А с тех холмов, — он показал на невысокую гряду за кораблем, — потекут реки.

— Для этого нужны атмосферные осадки, — заметила Берел.

— Это все детали. Какой уважающий себя эколог будет беспокоиться о таких мелочах?

— Я подруга, а не эколог...

— Ну, извини.

— ... и не могу считать мелочью тысячу миллиардов тонн воды.

Бернисти рассмеялся.

— Вода будет. Всему свое время. Сначала сократим количество двуокиси углерода в атмосфере. Для этого посадим в лёсс особую разновидность вики, специально созданную для воздуха типа 6-Д.

— Но разве росткам не нужен кислород?

— Смотри.

Из отверстия в корпусе «Блюэльма» вырвалось коричнево-зеленое облако и поднялось, подхваченное ветром.

— Споры двух разновидностей симбиотических лишайников. Одни образуют на стеблях вики стручки, содержащие кислород. Другие вырабатывают воду, соединяя метан с кислородом. Два лишайника и вика — исходная растительная триада для подобных планет.

Берел взглянула на пыльный горизонт.

— Наверное, все будет, как ты говоришь. Но мне трудно в это поверить.

— Через три недели равнина зазеленеет. Через шесть недель растения дадут споры и семена. Через шесть месяцев весь мир покроется сорокафутовым слоем растительности. А через год мы займемся экологическим творчеством.

— Если позволят кэйтяне.

— Они не посмеют нам мешать. Это наша планета.

Берел окинула пытливым взглядом широкие плечи и чеканный профиль Бернисти.

— Ты рассуждаешь с мужской самоуверенностью. По-твоему, все зависит только от Архивной Станции. Я же считаю, что в мире очень многое зависит от людских амбиций.

— Ты полагаешься на интуицию, я — на логику.

— Логика говорит тебе, что Кэй согласится с Архивной Станцией. Моя интуиция утверждает иное.

— Но чем они могут нам помешать, эти кэйтяне? Напасть — не посмеют, выгнать — не сумеют.

— Кто знает.

— У них не хватит духу начать войну.

— Надолго мы здесь обосновались?

— Как только убедимся, что вика прижилась, сразу полетим домой.

— А потом?

— Потом — вернемся и займемся экологией.

2

На тринадцатый день ботаник Бартенброк отправился на лёссовую равнину и к вечеру вернулся с первыми побегами. Он показал их Бернисти, и тот долго вертел в руках стебелек с блестящими листочками на верхушке. К стволу крепились крохотные белые и бледно-зеленые стручки лишайников.

— В зеленых — кислород, в белых — вода, — сказал Бернисти, показывая растения Берел.

— Значит, скоро воздух Новой Земли будет пригоден для дыхания? — спросила она.

— Ты еще увидеть на этой равнине города Голубой Звезды.

— Мой дорогой Бернисти, иногда я сомневаюсь в этом.

В его головных телефонах зазвучал голос радиста:

— Бернисти, это Бафко. На орбите три корабля. Спрашиваю, откуда — не отвечают.

Бернисти бросил растение на землю.

— А как же города Голубой Звезды? — спросла Берел.

Он не ответил и зашагал прочь. Вслед за ним Берел поднялась в рубку «Блюэльма». Бернисти включил экран.

— Где они? — спросила Берел.

— Облетают планету. Ведут разведку.

— Какого класса корабли?

— Военный патруль. Они с Кэй, это точно. Вот они.

На экране появились три темных силуэта.

— Обратись к ним на универсальном языке. Поприветствуй, — приказал Бернисти радисту.

— Сейчас.

Бернисти, не отрываясь, смотрел на экран. Бафко заговорил на древнем языке Вселенной.

Безмолвствующие корабли тормозили и разворачивались.

— Похоже, садятся, — тихо сказала Берел.

— Да, — глухо подтвердил Бернисти.

— Они вооружены и могут нас уничтожить.

— Могут. Но не отважатся.

— Ты такой знаток психологии кэйтян?

— А ты? — вспылил Бернисти.

— Прежде чем стать подругой, я много училась. Скоро истекает срок моей службы, и я решила продолжить занятия.

— Вряд ли из тебя получится такой же хороший ученый, как подруга. Впрочем, дело твое. Если тебе и впрямь охота забивать чепухой свою прелестную головку, я найду другую спутницу.

Она кивнула в сторону экрана с темными пятнами снижающихся кораблей.

— Если успеешь.

Из приемника полилась незнакомая речь. Как Бернисти ни вслушивался, он ничего не смог понять. В конце концов он не выдержал и спросил радиста:

— Что они говорят?

— Требуют, чтобы мы убирались. Дескать, права на эту планету принадлежат Кэй.

— Скажи, пусть сами убираются. Они рехнулись, так и передай. Нет, лучше предложим им запросить Архивную Станцию.

Бафко заговорил на древнем языке. Ответ пришел незамедлительно.

— Решили садиться, — сказал радист. — Похоже, они не шутят.

— Пусть садятся. Пусть делают, что хотят. Архивная Станция подтвердила наши права.

Бернисти вышел из корабля и стал смотреть, как чужие корабли опускаются на лёссовую равнину. Когда бьющее из дюз пламя коснулось молодых побегов вики, его лицо исказилось.

Кто-то подошел и встал за спиной. Он повернулся и увидел Берел.

— Что тебе нужно? — отрывисто спросил Бернисти. — Подругам здесь делать нечего.

— Считай меня не подругой, а студенткой-практиканткой.

Бернисти улыбнулся, представив Берел в этой роли.

— Смешно? — спросила она. — Впрочем, мне это безразлично. Если пойдешь к кэйтянам, возьми меня с собой.

— Тебя?!

— Я говорю на кэйтянском и универсальном.

Бернисти в изумлении посмотрел на нее, потом пожал плечами.

— Ладно, будешь переводить.

Из люка, открывшегося в корпусе черного корабля, вышло восемь человек. Бернисти впервые в жизни увидел кэйтян, и они оказались именно такими, какими он их представлял: высокими, худощавыми, в черных облегающих костюмах и накидках, с обритыми головами, раскрашенными в алый и черный цвета.

— Наверное, мы им кажемся такими же странными, — прошептала Берел.

Бернисти не ответил. Он не считал себя странным.

Восемь человек остановились футах в двадцати от них. Все они были вооружены и с холодным любопытством рассматривали разведчиков с Голубой Звезды.

Как только Берел заговорила, на нее с удивлением уставилось восемь пар глаз. Ей ответил кэйтянин, стоявший впереди.

— Что он говорит? — спросил Бернисти.

Берел ухмыльнулась.

— Спрашивает, не я ли, женщина, возглавляю экспедицию.

Бернисти вспыхнул.

— Скажи им, что здесь командую я, исследователь Бернисти.

Берел кивнула. Ему показалось, она говорила гораздо дольше, чем было нужно, чтобы перевести его слова. Кэйтянин ответил.

— Ну?

— Он требует, чтобы мы улетели. Правительство Керрикирка уполномочило его очистить эту планету. Если понадобится — силой.

Бернисти смерил говорившего презрительным взглядом.

— Спроси, кто он такой, — сказал он, решив протянуть время.

Берел спросила и получила холодный ответ.

— У него чин коммодора, или что-то вроде этого, — сказала она. — Я толком не поняла. А зовут его Каллиш, или Каллис...

— Спроси этого Каллиша, не вздумал ли он начать войну. Спроси, не наплевать ли ему на решение Архивной Станции.

Берел перевела. Каллиш ответил.

— Он утверждает, что мы находимся на территории Кэй. Они давно открыли этот мир, но не пытались колонизировать. Если начнется война, она будет целиком на нашей совести, говорит он.

— Блефует, — процедил сквозь зубы Бернисти. — Ладно, поглядим, как он сейчас запляшет. — Тонкий как игла луч бластера прочертил дымную полосу в двух шагах от кэйтянина.

Каллиш мгновенно схватился за оружие. Так же поступили и люди его свиты.

— Скажи им, пусть убираются на свой Керрикирк, если не хотят лишиться ног.

Берел перевела, стараясь говорить как можно спокойнее. Каллиш нажал на спуск лучемета, и под ногами у Бернисти промчалась оранжевая точка. Берел сказала, запинаясь:

— Он говорит: сами убирайтесь.

Бернисти неторопливо провел лучом еще одну линию в пыли, у самых черных башмаков.

— Бернисти, ты недооцениваешь кэйтян! — с тревогой воскликнула Берел. — Они упрямы, как...

— А они недооценивают Бернисти!

Кэйтяне обменялись друг с другом несколькими фразами, затем Каллиш снова черкнул лучом под ногами у Бернисти.

Бернисти отшатнулся, но тут же стиснул зубы и шагнул вперед.

— Это опасная игра! — крикнула ему Берел.

Бернисти прицелился, и на сандалии Каллиша полетела раскаленная пыль. Кэйтянин отскочил, и люди, стоявшие за его спиной, заревели. Ухмыляясь как сатир, Каллиш чуть приподнял ствол. Ударил тонкий луч; еще миг — и он резанет Бернисти по лодыжкам, если только тот не отпрянет или Каллиш не опустит оружие.

Берел затаила дыхание, ее зрачки расширились. Луч неумолимо приближался и наконец ударил по ногам. Но Бернисти как стоял, так и остался стоять, с выражением упрямства и торжества на искаженном болью лице.

Он улыбнулся и приподнял бластер.

Каллиш повернулся на каблуках, запахнулся в черную накидку и пошел прочь. Бернисти проводил его взглядом. Рядом стояла Берел и ждала, не решаясь заговорить. Через минуту корабли Кэй взмыли над пыльной поверхностью Новой Земли, испепелив великое множество побегов вики.

Берел повернулась к Бернисти. Он был бледен и едва держался на ногах. Она подставила ему плечо и повела к кораблю. От «Блюэльма» уже бежали с носилками Бландвик и врач.

Когда врач срезал с ног Бернисти клочья обожженной кожи, тот прохрипел, обращаясь к Берел:

— Я победил! Сегодня я победил...

— Это стоило тебе ног!

— Новые отращу... — От прикосновения скальпеля к обнаженному нерву Бернисти вскрикнул и покрылся потом. — А вот новую планету не вырастишь...

Вопреки ожиданиям Бернисти, кэйтяне больше не высаживались на Новую Землю. Шли дни, не принося заметных перемен. Раз за разом вставало солнце, проплывало над буро-желто-серым ландшафтом и тонуло на западе в красно-зеленой дымке. По-прежнему над лёссовой равниной дули ветры. Благодаря врачу, не пожалевшему мышечной и костной ткани для пересадки, а также гормональных препаратов, у Бернисти стали заново расти ноги. Вскоре он гулял на протезах вокруг «Блюэльма».

Через шесть дней после встречи с кэйтянами с Голубой Звезды прилетел корабль «Бодри». На его борту находились целая экологическая лаборатория и огромный запас семян, спор, яиц, спермы, икры, луковиц, личинок, куколок, клеток, эмбрионов, амеб, бактерий, вирусов, всевозможных питательных культур и растворов. Здесь были все необходимые инструменты, а также некоторое количество нуклеиновых кислот и протоплазмы для создания простейших организмов. Теперь каждый член экипажа «Блюэльма» мог выбирать: возвращаться на Голубую Звезду или продолжать работу на Новой Земле. Бернисти без колебаний решил остаться, его примеру последовали две трети команды. На другой день «Блюэльм» стартовал и взял курс на родину.

Этот день был ознаменован рядом событий. Во-первых, произошла значительная перемена в жизни Бернисти. Он получил почетное звание — эколог. Во-вторых, Новая Земля приобрела статус обитаемого мира. Лёссовую равнину уже покрывал зелено-коричневый ковер вики с крапинками лишайников. Вика дала первые семена, а лишайники к тому времени три-четыре раза выбросили споры. В атмосфере Новой Земли пока не наблюдалось перемен — все те же CO2, метан, аммиак, следы водяных паров и инертного газа, — но площадь растительного покрова увеличилась буквально на глазах.

И наконец, третьим событием того дня был прилет Катрин.

Стоя на верхней палубе «Бодри», Бернисти увидел, как неподалеку опускается спасательная шлюпка. Казалось, ее пилот очень неопытен, или смертельно устал.

— Эта шлюпка с Кэй, — хрипло произнесла Берел, стоявшая рядом с Бернисти.

— С чего ты взяла? — удивился он. — Она могла прилететь с Канопуса, или из системы Гремера. А может, это датский корабль с Копенгага.

— Нет. Она с Кэй.

Из шлюпки, спотыкаясь, вышла молодая женщина. Даже издали Бернисти поразила ее красота. Кроме куполообразного шлема на голове, на ней почти ничего не было. Краем глаза Бернисти заметил, как напряглась Берел. Странно. Он не раз забавлялся с другими подругами, но не замечал, чтобы она ревновала. Может быть, она почувствовала в гостье более опасную соперницу?

Берел глухо произнесла:

— Это шпионка. Кэйтянская шпионка. Прогони ее!

Но Бернисти уже надел шлем и не услышал ее слов.

Он спустился по трапу и заковылял навстречу молодой женщине, медленно бредущей против ветра к «Бодри».

Когда они встретились, Бернисти протянул ей руку. Девушка — жгучая брюнетка с бледной, чуть отсвечивающей, как старый пергамент, кожей и огромными темными глазами была стройнее, изящней большинства женщин Голубой Звезды. У Бернисти защемило в груди. Юная незнакомка показалась ему беззащитной и одинокой — только Берел когда-то вызвала у него такое чувство. А сейчас Берел стояла за спиной и не скрывала ненависти к чужеземке.

— Бернисти, она шпионка! — повторила Берел. — Неужели тебе это не ясно?

— Спроси, что ей здесь нужно, — велел Бернисти.

— Бернисти, я говорю на языке Голубой Звезды, — улыбнулась гостья. — Можешь сам спросить.

— Очень хорошо. Кто ты? Зачем прилетела?

— Мое имя — Катрин...

— Она кэйтянка! — воскликнула Берел.

— Я преступница. Бежала из-под стражи.

— Пойдем на корабль, — сказал Бернисти. — Потолкуем.

Поглядеть на кэйтянку в кают-компанию «Бодри» собралась почти вся команда. На вопрос кто она такая, Катрин ответила:

— Я дочь помещика — Черкеса.

— Кого? — переспросила Берел.

— Черкесы — древнее разбойничье племя, — объяснила Катрин. — Их потомки до сих пор живут в горах Кевиота.

— Выходит, ты дочь разбойника?

— Не только дочь, но и сама — полноправная разбойница.

— И какое же преступление ты совершила? — с интересом спросил Бернисти.

Она произнесла незнакомое кэйтянское слово. Бернисти взглянул на Берел, но та тоже не поняла.

— А еще, — продолжала Катрин, — я нахлобучила кадило на голову попу. Меня хотели сурово наказать. К счастью удалось похитить спасательную шлюпку.

— Невероятно! — фыркнула Берел.

Бернисти сидел и с любопытством разглядывал девушку.

— Наверное, ты все-таки шпионка. Больше нам нечего предположить. Что ты на это скажешь?

— Ничего. Как я могу доказать обратное?

— Значит, отрицаешь?

Лицо Катрин оживилось. Она посмотрела Бернисти в глаза и вдруг засмеялась.

— Нет. Признаю — я шпионка!

— Я знала, знала! — воскликнула Берел.

— Цыц, женщина! — прикрикнул на нее Бернисти и снова обратился к Катрин: — Итак, ты признаешься, что ты — разведчица?

— И ты мне веришь?

— Будь я проклят, если знаю, верить или нет.

— Неужели ты не видишь, какая она хитрая стерва? — возмутилась Берел. — Она же смеется тебе в глаза!

— Тихо! — рявкнул Бернисти. — Дай разобраться! — Он обернулся к Катрин. — Только сумасшедшая может признаться, что она — вражеская лазутчица.

— А может, я и есть — сумасшедшая! — ответила девушка, посерьезнев.

Бернисти махнул рукой.

— Ладно, неважно. Нам нечего скрывать. Хочешь шпионить — на здоровье, хоть тайно, хоть явно. А если тебе в самом деле нужно убежище, считай, что ты его получила. Эта земля принадлежит Голубой Звезде.

— Спасибо, Бернисти.

3

Бернисти и картограф Бродерик летели над Новой Землей. Местность, которую они фотографировали, везде была одинакова — темная, отталкивающая, словно внутренняя поверхность печи. Насколько хватало глаз — лёссовая равнина, лишь кое-где выпирали из земли скалы — останцы.

— Гляди, — Бродерик указал подбородком вниз. — Что это?

Бернисти увидел три огромных квадрата потрескавшегося камня, полузанесенных песком.

— Либо самые большие монокристаллы во вселенной, либо мы — не первая разумная раса, посетившая эту планету.

— Будем садиться? — спросил картограф.

Бернисти навел на квадраты зрительную трубу.

— Отсюда почти ничего не видать... Ладно, пусть ими займутся археологи.

На обратном пути Бернисти велел картографу посадить шлюпку у края зелено-коричневого массива. Он вылез и долго рассматривал побеги вики.

— Через шесть недель весь мир покроется растительностью, — уверенно сказал он.

— А это что за красное пятнышко? — спросил Бродерик.

— Красное пятнышко? — Бернисти нахмурился. — Похоже на ржавчину или плесень.

— Это плохо?

— Да. Очень плохо... Откуда оно взялось? Когда мы высадились, планета была стерильной.

— Споры, прилетевшие из космоса? — предположил Бродерик.

Бернисти кивнул.

— Или привезенные на корабле... Ты определил координаты этого места?

— С точностью до сантиметра.

— Ничего, сейчас я уничтожу эту гадость. — И Бернисти выжег большой участок растительности, которой он так гордился.

На пути к «Бодри» он молчал и, не отрываясь, смотрел на равнину, покрытую пестрым ковром вики. Как только шлюпка опустилась возле корабля, он выскочил и побежал — но не к «Бодри», а к ближайшим зарослям.

— Здесь нет... — бормотал он, отрывая и разглядывая листья вики. — И здесь... тут тоже чисто...

— Бернисти!

Он оглянулся. К нему приближался угрюмый Байрон, ботаник. Бернисти упал духом.

— Тут появился неизвестный паразит.

— «Ржавчина»?

— «Ржавчина». Она убивает вику.

— Образцы взял? — спросил Бернисти.

— Мы уже ищем способы защиты.

— Хорошо...

Но «ржавчина» оказалась живучей, и уничтожать ее, не причиняя вреда вике и лишайникам, долгое время не удавалось. Тем временем цвет вики изменился от коричнево-зеленого до красно-зеленого, листья съежились и покрылись слизью.

Бернисти недосыпал, злился, ругал подчиненных.

— И вы называете себя экологами? — выговаривал он им. — Какую-то несчастную «ржавчину» не можете одолеть? Эх вы, тупицы! А ну, дай сюда! — Он выхватывал у раздраженного, красноглазого Байрона круглое приборное стеклышко с новой культурой и сам садился за микроскоп.

Наконец, удалось найти плесневый грибок, который успешно боролся со «ржавчиной». Но к тому времени вика вовсю гнила, а лишайники опадали как осенняя листва.

Все члены экспедиции трудились не покладая рук. Лаборатория и прилегающие помещения были заставлены сосудами с новой культурой, в кают-компании, двигательном отсеке и библиотеке стояли лотки с сохнущими спорами.

Заглянув как-то раз в лабораторию, Бернисти увидел Катрин. Она увлеченно сортировала высушенные споры. Бернисти следил за нею, пока она не обернулась. Но он был слишком утомлен, чтобы заводить разговор, а потому ограничился кивком и удалился.

Плесневый грибок активно взялся за уничтожение «ржавчины», но было уже поздно.

— Ладно, — сказал Бернисти. — Мы снова посеем вику. Теперь мы знаем, с чем предстоит бороться, и имеем надежное оружие.

Вскоре появились новые побеги вики, да и немало старой выздоровело. Убивая «ржавчину», грибок отчасти погибал, отчасти принимался за лишайники, которые пришлись ему по вкусу. К счастью, микробиологам вскоре удалось найти вирус, пожирающий грибок.

Дела как будто шли неплохо, Но Бернисти не мог избавиться от дурных предчувствий. На собрании экипажа он сказал:

— Теперь у нас вместо трех агентов — шесть: вика, два лишайника, «ржавчина», плесень и вирус. Чем разнообразнее жизнь, тем труднее ее контролировать. Если так пойдет и дальше, я буду вынужден настоять на полной стерилизации планеты.

Несмотря на все предосторожности, «ржавчина» появилась вновь — на сей раз черная. Но Бернисти был наготове: и двух дней не прошло, как удалось найти средство защиты. Вика избавилась от недуга, а вскоре пришла пора цветения. Планета уже полностью окуталась коричнево-зеленым покровом, его толщина местами достигала сорока футов.

Ежедневно огромное количество С02 разлагалось с образованием метана и кислорода, метан соединялся с водой и тоже давал кислород.

Бернисти внимательно следил за изменением состава атмосферы, и наступил день, когда можно стало говорить о «следах» кислорода в воздухе. В тот день он велел устроить праздничный ужин. На планетах Голубой Звезды бытовала традиция есть в одиночестве — принятие пищи считалось почти таким же неприличным зрелищем, как дефекация. Простодушный и импульсивный Бернисти решил, что дружеское застолье поднимет дух команды, и не задумываясь пренебрег этим обычаем. Но многие из сидевших за столом испытывали неловкость, и начало банкета получилось натянутым. Дальше пошло еще хуже — сказывались усталость и нервное напряжение последних дней, а от спиртных напитков люди размякли и приуныли.

Возле Бернисти сидела Берел. В последние недели они несколько раз спали вместе, но Берел чувствовала, что Бернисти стал равнодушен к ней. Когда она замечала, какие взгляды он бросает на раскрасневшуюся от вина Катрин, ей хотелось плакать.

«Ну и пусть, ну и пусть! — твердила она про себя. — Какое мне дело до этой дубины, этого бабника! Скоро кончится моя служба в подругах, я смогу учиться и жить с кем захочу, и навсегда забуду этого противного эгоиста».

Тем временем тот, о ком она так нелестно думала, вздрагивал как школьник, встречаясь взглядом с Катрин.

«Берел мила и добра, — размышлял он, — по Катрин! Какая чуткость! Какая душа!»

Опьяненный картограф Бродерик вдруг схватил Катрин за плечи, развернул к себе лицом и поцеловал. Она оттолкнула его и с мольбой посмотрела на Бернисти. Этого оказалось достаточно, чтобы он вскочил, отвел девушку к своему креслу и усадил на колени. От ее запаха у него не меньше чем от вина закружилась голова. Он не замечал разгневанного лица Берел.

«Ну и пусть!» — снова в отчаянии подумала подруга. И вдруг вцепилась ему в рукав.

— Бернисти! Бернисти!

— Ну? — недовольно отозвался он.

— «Ржавчина»! Я поняла, откуда она взялась.

— Из космоса! Откуда еще?

— Из шлюпки Берел. Она не лазутчица, а диверсантка! — Слушая ее Катрин улыбалась как ни в чем не бывало. — Она — кэйтянский агент! Враг!

— Ха! — пробормотал Бернисти, глуповато улыбаясь. — Бабьи дрязги.

— Ах, так! Бабьи дрязги?! — возмутилась Берел. — А что, по-твоему, происходит сейчас, пока ты жрешь и пьянствуешь?

— Что? — спросил Бернисти, переводя удивленный взгляд с одной девушки на другую.

— Пока ты тут прохлаждаешься, кэйтяне губят наши посевы.

— Да? Это правда? — Глядя то на Берел, то на Катрин, Бернисти казался себе неуклюжим и глупым. Катрин поерзала у него на коленях и с деланной веселостью предложила:

— Если ты веришь ей, пойди посмотри на экраны радаров и телескопов.

Бернисти с облегчением вздохнул.

— Ага! Я же говорил.

— Нет, нет, нет! — закричала Берел. — Она пытается тебя околпачить.

Бернисти вновь помрачнел.

— Взгляни на экраны радаров, — приказал он Бафко и, чуть помедлив, поднялся на ноги. — Я пойду с тобой.

— Конечно, как можно верить... — язвительно начала Катрин, но Бернисти оборвал ее:

— Доверяй, но проверяй.

Бафко нажал несколько кнопок, и на экране радара появилась искорка.

— Корабль!

— Приближается или удаляется?

— Сейчас — удаляется.

— Дай запись.

Бафко отмотал часть пленки назад. Бернисти нахмурился.

— А, черт!

Бафко задумчиво посмотрел на него.

— Странно.

— Что странно?

— Едва подлетев к Новой Земле, корабль повернул обратно. — Бафко взглянул на счетчик времени. — Ровно четыре с половиной минуты назад...

— Как раз в тот момент, когда мы выходили из кают-компании...

— Ты думаешь...

— Не знаю, что и думать.

— Как будто их кто-то предупредил.

— Кто предупредил? Каким образом? — Поколебавшись, Бернисти произнес: — Вполне возможно, Катрин...

Бафко вопросительно взглянул ему в лицо.

— Как ты с ней поступишь?

— Никак, пока не докажу, что она — враг. Конечно, она ведет себя подозрительно... — Он включил обратную перемотку видеозаписи. — Посмотрим, что они натворили, каких еще паразитов подбросили...

Но никаких следов преступления Бернисти и Бафко не обнаружили. Желто-зеленые небеса были чисты, вика — невредима.

Бернисти вызвал Бландвика и велел слетать на исследовательской шлюпке за образцами растений. Через час ботаник вернулся, осторожно неся в вытянутой руке шелковый мешочек.

— Не знаю, что это такое, — сказал Бландвик.

— Наверняка дрянь какая-нибудь. — Бернисти отнес мешочек в лабораторию, отдал двум ботаникам и четырем энтомологам и уселся в сторонке ждать результата. Вскоре он получил ответ:

— Это яйца мелкого насекомого, вероятно, какой-то разновидности клеща.

Бернисти обвел мрачным взглядом шестерых ученых и кивнул.

— Нужно вам говорить, что делать?

— Нет.

Он отправился к себе в кабинет и вызвал Берел. Едва она переступила порог, спросил:

— Откуда ты узнала о корабле кэйтян?

Берел выдержала его взгляд, не моргнув.

— Я не знала. Догадалась.

В глазах у Бернисти мелькнуло удивление.

— У тебя настолько развита интуиция?

— Интуиция тут ни при чем, — раздраженно ответиила Берел. — Вполне достаточно логики. Сам посуди: прилетает кэйтянская шпионка, и сразу все у нас идет наперекосяк. Сначала появляется красная «ржавчина», потом черная. «Ржавчину» удается одолеть, и ты — этакий герой-полководец — устраиваешь пир на весь мир. Разве откажется она от такой прекрасной возмжности вызвать новую напасть?

Бернисти нехотя кивнул.

— Ты права.

— Ну, и с чем мы будем бороться на этот раз? — спросила Берел.

— С клещом, растительноядной вошью. Надеюсь, мы с ней быстро справимся.

— А что потом?

— Похоже, кэйтяне решили до смерти замучить нас работой.

— Похоже.

— Думаешь, удастся?

— Не знаю. В одном уверена — предстоят тяжелые дни. С паразитами очень трудно бороться.

В кабинет вошел Банта, главный энтомолог, и протянул Бернисти пробирку с насекомыми.

— Вон они — вылупились.

— Уже?

— Мы их немного поторопили.

— А смогут они дышать здешним воздухом? Ведь кислорода почти нет, зато аммиака — с избытком.

— Еще как! Аммиак-то им и нужен!

Бернисти с ненавистью поглядел на пробирку и добавил:

— А еще — наша вика.

Берел заглянула ему через плечо.

— И что теперь делать?

Банта смутился.

— У клещей есть враги — некоторые паразиты, вирусы, стрекозы и панцирные мошки, которые очень быстро размножаются. Думаю, они-то и помогут нам. Вообще-то, мы уже начали разводить мошек, способных жить в этой атмосфере.

— Молодец, Банта! — Бернисти встал.

— Куда ты? — спросила Берел.

— Хочу взглянуть на вику.

— Я с тобой.

Но у трапа Бернисти больше смотрел на небо, чем на вику.

— Что ты там высматриваешь? — поинтересовалась Берел.

— Видишь облачко? — показал Бернисти.

— Облачко?

— Да. Оно едва заметное, но это только начало. Первая гроза — вот будет событие!

— Лишь бы от молний не взорвались метан и кислород, а то от нас мокрого места не останется.

— Правильно, — кивнул Бернисти. — Надо высадить растения — метанофилы.

— А как мы избавимся от аммиака?

— У нас есть болотное растение с Салсиберри, в его клетках происходит реакция:

12Н3 + 902=18Н20.

— И что нам это даст? — удивилась Берел.

— Считай это моей прихотью. — Бернисти сорвал стебелек вики. — Вот она. Видишь? Мелкая желтая тля. Вот, и вот, и здесь, под листком.

— А как насчет мошек?

— Скоро Банта выпустит на свободу половину своего запаса. Возможно, на воле они будут размножаться быстрее, чем в лаборатории.

— А Катрин знает о них?

— Ты все еще злишься на нее?

— Я считаю ее врагом.

— А я считаю, с кэйтянами связана либо она, либо ты.

— Что ты сказал? — Берел вспыхнула.

— Кто-то предупредил гостей, и они ушли. Проще всего подозревать Катрин, но ведь и ты знала, что корабль на орбите.

Берел резко повернулась и пошла к трапу «Бодри».

4

Мошки немедленно взялись за истребление клещей. Сначала количество и тех, и других возросло, затем резко уменьшилось. После этого вика стала расти быстрее, а вскоре ботаники рассеяли семена широколистых растений, выделяющих азот взамен поглощаемого аммиака, и метанофилов с молодых метановых планет — похожие на огромные башни из слоновой кости, они соединяли кислород с метаном.

У Бернисти полностью исцелились ноги, даже пришлось вместо удобных, разношенных башмаков подобрать новые, на размер больше. Катрин любезно помогла ему надеть непривычную жесткую обувь из голубой кожи. Будто между прочим, Бернисти спросил ее:

— Вот что меня интересует, Катрин: как тебе удается говорить со своими?

Она бросила на него испуганный взгляд, затем рассмеялась.

— Так же, как и тебе — с помощью рта.

— А в какие часы ты выходишь на связь?

— Почти каждый день примерно в это время.

— Мне бы хотелось посмотреть, как ты это делаешь.

— Пожалуйста. — Она повернулась к иллюминатору и сказала несколько фраз на кэйтянском.

— Переведи, пожалуйста, — вежливо попросил Бернисти.

— Мы потерпели провал, боевой дух команды «Бодри» по-прежнему высок, а Бернисти — прекрасный руководитель и замечательный мужчина.

— Что ты им посоветовала?

Она улыбнулась.

— Советовать — не мое дело. Я ничего не смыслю в экологии.

— Очень хорошо, — сказал Бернисти, вставая. — Поглядим.

На следующий день, просматривая видеозапись, они узнали о визите еще двух кораблей.

— Разгрузились и ушли, — заключил Бафко.

Груз состоял из куколок свирепых синих ос — охотниц на мошек. Мошки гибли, клещи благоденствовали, вика увядала, лишаясь сока, уходящего через бесчисленные хоботки.

На борьбу с осами Бернисти выпустил гусениц. Осы селились в губчатых грибах (их споры были рассеяны вместе с куколками). Гусеницы поедали грибы, а без гнезд личинки ос не выживали. Зато мошки плодились во множестве и не давали спуску клещам.

Тогда началось настоящее вторжение всевозможных вредителей. В одну из ночей на орбите появились три огромных корабля, и на Новую Землю посыпались армии земноводных, насекомых, паукообразных и прочих тварей, многим из которых и названия было не подыскать. Освоителям не хватало средств, чтобы противостоять натиску, к тому же некоторые заболели от укусов насекомых, а у одного даже началась гангрена.

Прежняя картина вокруг «Бодри» — вика с лишайниками и пыль, поднимаемая ветром — сменилась фантастическими джунглями. В гуще листвы охотились друг на друга чудовищные твари; многие из них, попав в непривычную среду, давали невиданное потомство. Появились пауки и ящерицы величиной с кошку, скорпионы, звенящие как колокольчики, длинноногие крабы, ядовитые бабочки, гигантская моль, которая с каждым новым поколением увеличивалась в размерах.

На борту «Бодри» царило уныние. Бернисти по-прежнему выходил на прогулку вокруг корабля, но делал это скорее по привычке, чем по необходимости. Проблема, с которой столкнулась его малочисленная команда, оказалась слишком сложной.

Как-то раз на прогулке к нему подошел Бландвик с очередным докладом о состоянии атмосферы. Бернисти с мрачным удовлетворением узнал, что за минувшие сутки содержание кислорода и водяных паров существенно не изменилось.

— Вообще-то воды гораздо больше, но она — в клетках всей этой живности, — сказал Бландвик.

Бернисти покачал головой.

— Что толку? Они пожирают вику быстрее, чем мы успеваем их убивать.

Нахмурясь, Бландвик сказал:

— Да, кэйтяне взялись за нас всерьез. Средств не выбирают.

— Это верно. Сыплют на наши головы все без разбору.

— Тактика стрельбы из дробовика, — задумчиво произнес Бландвик. — А почему бы и нам не попробовать? Вместо того, чтобы каждый раз кропотливо отбирать самых активных питомцев, выпустим их скопом на планету, и дело с концом.

Бернисти сделал еще несколько неуклюжих шагов, обдумывая предложенное, и остановился.

— Почему бы и нет? — сказал он. — Хуже чем сейчас наверняка не будет. Ладно, Бландвик, — добавил он с ухмылкой, — попробуем выстрелить из дробовика. Если будет хоть какой-нибудь толк, первое поселение назовем твоим именем.

— Гм! — хмыкнул пессимист Бландвик, и Бернисти поднялся на корабль — отдавать распоряжения.

В те дни на борту не осталось незанятыми ни одной пробирки, колбы, инкубатора, лотка и полки; едва удавалось хоть сколько-нибудь приспособить их содержимое к азотистой атмосфере, оно отправлялось наружу. В дело шло все: растения, грибки, бактерии, ракообразные, сухопутные ганоидные, даже некоторые простейшие млекопитающие — короче говоря, жизненные формы с тридцати планет. Если до сих пор Новая Земля была полем сражения, то теперь она превратилась в сумасшедший дом.

Особенно широко расселилась по планете одна из разновидностей пальмы. Между деревьями пауки наставили сетей, в них то и дело застревали всякие летучие твари. Среди ветвей царил ад — там спаривались, убивали, жрали, росли, дрались, плодились. Бернисти с каждым днем становился все веселее. Хлопая Бландвика по плечу, он говорил:

— Твое имя мы дадим не только городу, но и целой философской системе. «Метод Бландвика» — каково?!

Но метеоролог не спешил радоваться.

— «Метод Бландвика» дает неплохой результат, но последнее слово остается за кэйтянами.

— Что они могут сделать? — возражал Бернисти. — Им не вывести тварей свирепее и прожорливее, чем те, которых мы сами выпустили на планету.

Бландвик кисло улыбнулся.

— Думаешь, они так легко сдадутся?

Бернисти махнул рукой — все-таки метеоролог сумел испортить ему настроение — и отправился на поиски Берел.

— Ну, подруга, что теперь говорит тебе интуиция? — спросил он, встретив ее.

— Как всегда, когда ты празднуешь победу — что новая беда не за горами.

— А нельзя ли назвать срок поточнее?

— Об этом спроси шпионку, — холодно посоветовала Берел.

— Хорошо, — сказал Бернисти. — Будь любезна, найди ее и пришли ко мне.

Вскоре появилась Катрин.

— Да, Бернисти?

— Мне бы хотелось узнать, о чем ты сегодня говорила с кэйтянами.

— Я сообщила, что твоя команда справилась с самыми трудными проблемами.

— И как они отреагировали?

— Никак.

— Что ты предложила сделать?

— Нанести вам сокрушительный удар или оставить в покое.

— Все-таки, как ты говоришь с ними?

Катрин засмеялась, ослепив его белоснежными зубками.

— Так же как и с тобой.

— Когда по-твоему, они нападут.

— Не знаю. У меня такое ощущение, что они запаздывают. А у тебя?

— И у меня. — Бернисти обернулся. В каюту вошел Бафко.

— Корабли Кэй, — доложил радист. — Круглая дюжина. Идут атакующим строем, пушки — что жерла вулканов.

— Вот и дождались, — вздохнул Бернисти.

5

За три дня на Новой Земле погибло все живое. И не просто погибло, а растаяло, превратясь в густой серый сироп, который стекал в низины, свисал как слюна с утесов и быстро высыхал на ветру. Бернисти смотрел в иллюминатор и не верил своим глазам: там, где недавно буйствовали джунгли, осталась голая равнина; по планете снова гуляли пыльные смерчи.

Лишь один вид существ не растаял вместе с остальными — огромная моль. Как ей удалось выжить — никто из экипажа «Бодри» не догадывался. Этим насекомым не под силу было лететь против ветра, и они бесцельно парили над безжизненной землей.

Суматоха, царившая на борту во врем атаки, сменилась унынием и тупым озлоблением, искавшим и не находившим выхода. Бернисти ходил по кораблю, пытаясь ободрить людей, пока не свалился с ног от усталости.

Он проснулся со смутным ощущением тревоги, торопливо оделся и поспешил в кают-компанию. Там было полно возбужденного, размахивающего руками народу. Бледная Катрин сидела в кресле, судорожно вцепясь в подлокотники; за ее спиной с гарротой в руках стоял Банта. Бернисти понял, что идея убить кэйтянку родилась на корабле давно.

Бернисти вышел па середину салона и, не пожалев кулака, сломал Банте челюсть.

— Что здесь происходит? — взревел он.

— Казнь изменницы, — мрачно ответила Берел.

— Какая она изменница?! Катрин не клялась нам в верности.

— Ты не станешь отрицать, что она шпионка и повинна во всех наших бедах.

Бернисти засмеялся.

— Она никогда и не пыталась втереться к нам в доверие.

Все молчали. Бернисти ловил ненавидящие взгляды. Он пнул поднимающегося Банту.

— Пошел отсюда, ты... Я не потерплю в своей команде линчевателей!

— Она предала нас! — закричала Берел.

— Как она могла предать? Разве она просила, чтобы мы ей верили? Совсем напротив — не скрывала, что связана со своими.

— Стараясь при этом убедить тебя, что шутит, — язвительно заметила Берел.

Бернисти задумчиво посмотрел.

— Если я правильно понял ее характер, она никогда не лжет. Это ее единственная защита. Если Катрин говорит, что поддерживает связь с Кэй, значит, так оно и есть. — Он повернулся к врачу. — Принеси инфраскоп.

Инфраскоп помог им увидеть необычные тени в теле Катрин: маленький диск в гортани, две небольшие коробочки, прикрепленные к диафрагме, и провода под кожей ног.

Врач ахнул от удивления.

— Что это?

— Вживленная рация, — сказал Бафко. — Диск — микрофон, коробочки — приемник и передатчик, провода в ногах — антенны. Лучшего средства связи для шпиона придумать невозможно.

— Говорю вам, она не шпионка! — вскричал Бернисти. — Она ничего от меня не скрывала, просто я не придавал значения ее словам. Я виноват, а не она! Если вам так хочется кого-то удавить, удавите меня.

Берел повернулась и вышла из кают-компании, за ней — остальные. Бернисти погладил Катрин по плечу.

— Ну что ж, ты хорошо сделала свое дело, — глухо произнес он.

— Да, — сказала Катрин. — Хорошо. — Она встала и вышла за дверь. Бернисти двинулся следом. В воздушном шлюзе Катрин надела шлем, открыла люк и спустилась на землю.

Бернисти следил за ней в иллюминатор. Куда ей идти? Некуда... Кэтрин шла умирать. К ней кинулась огромная моль, девушка обернулась, и Бернисти понял, что ей страшно. Моль подлетела поближе, но промахнулась, и ветер понес ее дальше.

Бернисти прикусил губу, затем горько улыбнулся.

— Будь оно все проклято, — пробормотал он, надевая шлем. Бафко схватил его за руку.

— Бернисти, ты куда?

— Она смелая и стойкая, зачем ей умирать?

— Она — враг!

— Лучше отважные враги, чем трусливые друзья! — Он выскочил из корабля и побежал к Катрин. Под ногами похрустывала корка высохшей слизи.

На него упала тень крыльев. Подняв голову, он увидел огромные, блестящие глаза с пурпурным отливом, ткнул вверх кулаком и взвыл от боли — забыл, что вывихнута кисть. Моль с проломленным хитиновым панцирем осталась биться на земле, а он побежал дальше, подгоняемый ветром. Катрин лежала на спине, а крылатая тварь тыкала ей в грудь слабым хоботком, пытаясь проколоть одежду.

Еще одна моль ударила Бернисти в спину. Он упал, откатился в сторону, вскочил и бросился к Катрин. Оторвал у чудища крылья, открутил голову. Сзади налетели другие твари, но от корабля, пронзая небо иглами лучей, бежали Бафко и еще несколько человек.

Бернисти отнес Катрин в медицинский отсек и положил на кушетку.

— Вытащи рацию, — велел он врачу. — Сделай из Катрин нормальную женщину. Отныне она будет передавать на Кэй только то, что мы захотим.

Когда он вошел в каюту к Берел, та праздно сидела на диване в соблазнительно просвечивающем платье. Но лицо Бернисти осталось равнодушным. Скрывая смятение, Берел спросила:

— Чего тебе нужно?

— Мы начинаем сначала!

— Сначала? После того, что стало с планетой?

— На этот раз мы будем действовать иначе.

— Вот как?

— Тебе знакома природа Керрикирка, главной планеты системы Кэй?

— Нет.

— Через полгода мы ее воспроизведем в точности.

— Но ведь это нелепо! Кэйтяне наверняка умеют бороться со своей растительностью.

— Вот именно! — Бернисти улыбнулся и отправился в медицинский отсек.

Врач уже закончил операцию.

— Проснулась? — спросил Бернисти.

— Да.

Бернисти склонился над столом и сказал девушке:

— У тебя нет больше рации.

— Я знаю.

— Будешь с нами работать?

— Да. Я буду верна тебе, любимый.

Бернисти кивнул, погладил ее по щеке и вышел.

В скором времени с Голубой Звезды прибыли заказанные образцы растительного и животного мира Керрикирка. Как только удалось приспособить их к условиям Новой Земли, они отправились за борт. Прошло три месяца. Чужие растения прижились, активно воздействуя на атмосферу; количество кислорода и воды быстро увеличивалось, и первые дожди не заставили себя ждать.

Тогда опять прилетели кэйтяне. Но освоители легко справились с инвазией, а затем Бернисти, ухмыляясь, выпустил в возникшие к тому времени водоемы керрикиркских земноводных. После этого неприятельские корабли стали прибывать ежемесячно, а Бернисти и его людям пришлось трудиться не покладая рук.

Многие роптали. Тех, кто просился домой, Бернисти отпускал без возражений. Улетела Берел, как только истек срок ее контракта. У Бернисти на душе кошки скребли, когда Берел холодно прощалась с ним у трапа, но вернувшись в каюту и встретив там Катрин, он снова повеселел.

Вскоре опять прилетели кэйтяне, и новая орда голодных тварей принялась опустошать планету.

— Когда же это кончится! — стонали одни. — Сколько можно носить воду в решете?

Другие крепились, внушив себе, что Новая Земля — поле сражения, а сами они — солдаты Голубой Звезды.

Бернисти беззаботно махал рукой.

— Спокойствие, спокойствие. Потерпите еще месяц.

— Почему месяц?

— Неужели не понимаете? Через месяц прилетят кэйтяне.

Когда снова прилетели корабли с неистовой, алчущей боя жизнью, Бернисти сказал:

— Пора!

Его люди собрали самых смертоносных вредителей подождали, когда они расплодятся, и погрузили семена, споры и яйца в трюм «Бодри».

И вот однажды корабль стартовал с Новой Земли и направился в систему Кэй с грузом самых беспощадных врагов растительного и животного мира Керрикирка. Вскоре корабль вернулся, а на Керрикирке разразилась катастрофа.

Прошло шесть месяцев. За этот срок ни разу Новую Землю не посещали незваные гости.

— Если кэйтяне не сумасшедшие, — говорил Бернисти серьезному человеку, прибывшему с Голубой Звезды ему на замену, — они больше не прилетят. Слишком уязвимы они для собственных вредителей.

— А что теперь будешь делать ты, Бернисти? — Спросил новый правитель Новой Земли, улыбаясь краешком рта.

До ушей Бернисти донесся отдаленный гул.

— Это «Блюэльм», — сказал он. — Вернулся с Голубой Звезды. Вот и ответ.

— Полетишь на поиски следующей Новой Земли? — улыбка стала шире, от нее повеяло превосходством оседлого человека над скитальцем.

— Может быть, удастся найти Старую... — Бернисти ковырнул ботинком землю и подцепил осколок красной пластмассы со словом «СТОП». — Гм... — хмыкнул он. — Любопытно...

Кланы Хейдждорна, их цвета и семьи, из которых они состоят:

[Клан: Ксантен - Цвета: желтый; черный позумент. Семьи: Хоуд, Квей, Идельси, Эзлдюн, Салонсон, Розет.]

[Клан: Бодри - Цвета: темно-синий; белый позумент. Семьи: Онвейн, Цадиг, Прайн, Фер, Сесьюн.]

[Клан: Овервель - Цвета: серый, зеленый; красные розы. Семьи: Клагхорн, Эбрью, Васс, Хинкен, Цумбельд.]

[Клан: Ор - Цвета: коричневый, черный. Семьи: Задхауз, Фотергиль, Морьюн, Бодьюн, Годалминг, Лесманик.]

[Клан: Иссет - Цвета: пурпурный, темно-красный. Семьи: Мазет, Флой, Уэгус, Людер-Гепман, Керритью, Бетьюн.]

Первый дворянин замка, избираемый всем обществом, носит имя Хейдждорн.

Предводители кланов, избираемые главами семей, носят имена своих кланов: Ксантен, Бодри, Овервель, Ор, Иссет.

Главы семей носят имена своих семей, например: Задхауз, Идельси, Бетьюн, Клагхорн.

Остальные господа и дамы, кроме своих имен, носят имена клана и семьи, например: Ор Задхауз Лудвик, сокращенно О. 3. Лудвик, или Бодри Фер Дариан, сокращенно Б. Ф. Дариан.

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

1

Капитан Хесс положил тетрадку на письменный стол и уселся на скрипнувший под его крепким задом стул.

— Эта штука принадлежала одному из ваших людей, Эвансу. — Капитан указал на потрепанную тетрадку. — Он оставил ее на борту.

— И больше ничего? Никакой записки? — с легким удивлением спросил Гэлиспел.

— Нет, сэр, ничего. При осмотре мы обнаружили только этот дневник.

Гэлиспел провел пальцем по шероховатой обложке.

— Хмм... Это мне непонятно.

— А что вы думаете об Эвансе? — осторожно поинтересовался Хесс. — На мой взгляд, довольно странный парень.

— Ховард Эванс? Вовсе нет. Он был грамотным специалистом. А почему вы спросили?

Пожав плечами, Хесс попытался точнее передать свое впечатление об Эвансе:

— Я считал его немного странным, вернее, излишне впечатлительным.

— Кого? Эванса?.. — искренне изумился Гэлиспел, взглянув на дневник.

— Я позволил себе просмотреть его записи и...

— И у вас сложилось впечатление, что ом был... немного странный?

— Может, все, о чем он пишет, правда, — неуверенно проговорил Хесс, — но в каких только глухих уголках космоса я ни побывал, а ни с чем подобным не сталкивался.

— Интересная ситуация, — задумчиво произнес Гэлиспел и снова взглянул на тетрадку.

2

Дневник Ховарда Чарльза Эванса

Я начинаю этот дневник, не рассчитывая на скорое спасение. Я чувствую себя так, словно заново родился. Время, проведенное мною в спасательной шлюпке, было лишь подготовкой к смерти. Я плыву все дальше сквозь тьму пространства, и вряд ли смерть покажется мне страшнее, чем эта бездна. Звезды сверху, снизу, впереди и сзади. Часы остановились, и я не могу определить, сколько времени это продолжается.

Нет, не то.

Слишком много про шлюпку, тьму и звезды. В тетради не так много страниц. Они мне понадобятся, чтобы не утратить ощущение времени в этом безграничном мире. Чтобы выжить.

У меня есть свое, субъективное, представление о той драматической ситуации, в которую я угодил. Но, несмотря на слабость человеческой психики, я попытаюсь подробно описывать происходящее.

Я посадил спасательную шлюпку в самом привлекательном месте, какое только смог отыскать на этой планете. Определил состав атмосферы, ее температуру и давление, состав биосферы, затем выдвинул антенну и послал первые сигналы СОС.

Все шло как нельзя лучше. Проблемы с жильем не возникло — шлюпка послужит мне спальней, а при необходимости и надежным убежищем. Может, со временем я от скуки срублю несколько деревьев и построю хижину. Но с этим можно подождать.

Рядом со шлюпкой струится прозрачный ручеек; в запасе у меня достаточно пищевых концентратов, а когда заработают гидропонные резервуары, появятся свежие фрукты, овощи и дрожжевые белки.

Выжить казалось очень легко.

Придя к такой мысли, я совершил первую вылазку. Местное солнце было похоже на малиновый мячик и давало света не намного больше, чем полная луна на земле. Шлюпка покоилась на лугу с густой темной травой, по которой было очень приятно ступать. В направлении, которое я счел южным, луг плавно спускался к озеру с водой чернильного цвета, игравшей рубиновыми отблесками. С другой стороны луг окаймляли высокие стебли бледно-розовой растительности — с некоторой натяжкой их можно было назвать деревьями.

За «деревьями» темнели холмы, которые, возможно, переходили в горный хребет. Рассеянный красноватый свет позволял отчетливо видеть только в радиусе нескольких сот ярдов.

Казалось, покой и уединенность безраздельно царят в этом краю. Легкий ветерок, шелестевший над лугом, доносил неведомые ароматы и шепот волн. Только неуверенность в завтрашнем дне омрачала мое существование.

Я собрал гидропонные резервуары и высадил рассаду. Отныне мне не грозят голод и жажда. Озеро, с виду спокойное и мирное, так и манило искупаться, но рисковать не стоило: неизвестно, кто скрывается в его глубине. Может быть, со временем я построю небольшую лодку.

Хотя причин для опасений пока не было — я не заметил никакой живности: ни рыб, ни птиц, ни даже насекомых. Мир абсолютной тишины и покоя, нарушаемых лишь шепотом волн.

Малиновое солнце застыло в небе. Я несколько раз засыпал и просыпался, пока не заметил, что оно медленно клонится к западу. После такого долгого дня какой непроглядной и бесконечной покажется ночь!

Я послал четыре серии сигналов СОС: их непременно примет какая-нибудь станция.

Моим единственным оружием было мачете, и я не рисковал отходить далеко от шлюпки, но сегодня — если можно так выразиться — я призвал всю свою отвагу и обошел озеро. Деревья походили на высокие гибкие побеги бамбука. Они выстроились вдоль озера, словно много лет назад были посажены рукой неведомого садовника. Я решил, что в привычном освещении листья и почки покажутся серебристыми. Тонкие стволы клонились под ветром, отливая малиновым с пурпурными отсветами, — чарующая и восхитительная картина, единственным зрителем которой был я.

Говорят, красота воспринимается ярче в присутствии других людей: между ними возникает некая связь, обостряющая восприятие. О, да, когда я шел по аллее багряных деревьев у озера, и за моей спиной сияло малиновое солнце, компания бы мне не помешала. Но тогда, как мне казалось, исчезли бы покой и радость прогулки по заброшенному парку.

Озеро имело форму бокала, и там, где оно сужалось, на противоположном берегу стояла моя спасательная шлюпка. Я присел под кустом, который не переставая кивал черными и красными цветами.

Озеро покрывала легкая рябь, и ветер напевал тихую мелодию.

Я поднялся и продолжил свой путь.

Миновав лес и поляну, я вернулся к шлюпке.

У гидропонных резервуаров я с удовлетворением отметил, что дрожжевая культура подросла.

Темно-красное солнце стояло по-прежнему высоко. Но с каждым днем — для ясности поясняю, что «днем» я называю промежуток между двумя периодами сна — оно все больше склонялось к западу. Близилась ночь. Долгая ночь. Что буду я делать в темноте?

Мне не с кем было сверять мои ощущения, но ветерок как будто стал холоднее. Он принес большие темные тучи, густые и тяжелые. Заморосил дождик.

В разрывах туч появились первые звезды — бледные, равнодушные огоньки.

Я подумывал о новом путешествии. Завтра, пожалуй, попытаюсь.

Я зарисовал положение всех предметов в шлюпке. Если кто-нибудь позарится на мое имущество, я легко это обнаружу.

Солнце висит совсем низко; холодный воздух покалывает лицо, и нужно поторопиться, если я не хочу заблудиться в потемках и остаться один на один с незнакомым миром — без спасательной шлюпки и резервуаров, без своего луга.

Подстегиваемый любопытством, беспокойством и опасениями я почти перешел на бег, но быстро запыхался и замедлил шаг. Гладь озера исчезла из виду. Я карабкался по каменистым, поросшим лишайником холмам. Далеко позади остался лоскуток луга с темным пятнышком спасательной шлюпки.

Наконец я достиг вершины ближайшей горы. Предо мной простиралась долина. За ней устремлялись в темное небо горные пики. Рубиновый свет заката заливал вершины и обращенные к солнцу склоны, но долина оставалась в глубокой тени; впереди на всем обозримом пространстве чередовались красные и черные полосы.

Я оглянулся на свой луг и едва разглядел его в гаснущем свете заката. Вот он, а вот озеро — бокал темно-красного вина. За ним — темная полоса леса, еще дальше — блекло-розовая саванна, затем снова лес и мазки всех оттенков красного до самого горизонта.

Солнце коснулось гор, и резко стемнело. Я поспешил в обратный путь; заблудиться в темноте — что может быть неприятнее в моем положении?

Внезапно в сотне ярдов впереди я увидел светлое пятно. По мере моего приближения, пятно превратилось в конус, затем в правильную пирамиду.

Конечно, пирамида из камней. Я уставился на нее. А когда опомнился, быстро огляделся. Никого. Я взглянул на луг. Кажется, мелькнула какая-то тень. Тщетно я всматривался в сгущавшийся сумрак. Никого.

Я быстро раскидал пирамиду. Что было под ней? Ничего.

На земле остался едва заметный прямоугольный след со стороной три фута. Я отступил в замешательстве. Никакая сила не заставила бы меня заняться раскопками.

На юге и севере сгущались тени. Солнце опускалось все быстрее, оно почти зашло. Что же это за солнце, сутками висящее в зените и потом так быстро убегающее за горизонт?

Я поспешил вниз по склону, но темнота надвигалась быстрее. Малиновое солнце исчезло, лишь на западе догорали яркие полосы. Я споткнулся и упал, а поднявшись, увидел, что па востоке разгорается таинственный голубой свет.

Я смотрел на него, стоя на четвереньках. В небо ударили голубые лучи. Мгновение спустя местность озарилась сапфировым светом. Взошло новое солнце цвета густого индиго.

Мир остался прежним, и все же казался новым, незнакомым для моих глаз, привыкших ко всевозможным оттенкам красного.

Когда я вернулся на луг, ветерок с озера принес новые звуки: отчетливо различимые аккорды, которые почти сложились в мелодию. Я замер, наслаждаясь музыкой. В дымке, которая окутывала луг, мне чудились фигуры танцоров.

С таким вот странно возбужденным мозгом, я забрался в шлюпку и уснул.

Проснулся я в голубом, словно наэлектризованном мире.

Я прислушался и вновь явственно услышал музыку — ее принесло ласковое перешептывание ароматного ветра.

Я спустился к озеру, голубому, как кобальтовая чаша, как сама голубизна.

Музыка зазвучала громче; я уже улавливал мелодию — стремительную, ритмичную. Я зажал ладонями уши: если у меня галлюцинации, музыка останется. Звук ослабел, но не исчез совсем. Значит, мне не чудится. А там, где есть музыка, должны быть и музыканты... Я бросился вперед с криком: «Эй! Кто вы?! Привет!..»

«Привет!..» — откликнулось эхо на том берегу.

Музыка на секунду смолкла, как замолкает сбившийся хор, затем зазвучала вновь — далекая, неясная, «рогов земли эльфийской трепетные звуки».

Я перестал что-либо понимать. И остался на своем лугу под голубым солнцем.

Опомнившись, я умылся, вернулся к шлюпке и послал очередной СОС.

Вероятно, голубой день короче красного, хотя это трудно определить без часов. Но для меня, увлеченного музыкой и поисками ее источника, он пролетел быстро. Я не обнаружил никаких следов музыкантов. Возможно, звуки издавали деревья или невидимые глазу прозрачные насекомые?

Однажды я поглядел на другой берег и — о чудо! — там стоял город. Стряхнув оцепенение, я сбежал к кромке воды и стал всматриваться в него.

Город колебался и переливался словно нарисованный на бледном шелке: беседки, аркады, фантастические здания... Кто жил в этих дворцах? Пытаясь получше рассмотреть город, я зашел по колено в воду, затем сломя голову помчался вдоль берега. Цветы с бледно-голубыми бутонами ломались под ногами, я казался себе слоном в посудной лавке.

Что я увидел, добравшись до противоположного берега?

Ничего.

Таинственный город исчез. Я устало присел на камень. На мгновение музыка стала громче, будто кто-то приоткрыл дверь.

Я вскочил как ужаленный. Но вокруг ничего не изменилось. Я оглянулся на озеро. Там, на моем лугу, двигалась процессия призрачных просвечивающих фигур, точно майские жуки, скользящие по глади пруда.

Когда я вернулся, луг был пуст. Противоположный берег тоже.

Так проходит голубой день. Теперь мое существование наполнилось смыслом. Откуда звучит музыка? Что такое эти порхающие призраки и волшебные города? Иногда я чувствовал, что схожу с ума... Если в этом чужом мире действительно существует музыка, если она реальна и вызвана колебаниями воздуха, почему она так похожа на земную? Почему кажется столь привычной? Ее исполняют на земных инструментах. И мелодии почти знакомы... А эти расплывчатые тени, которые я едва успеваю поймать краешком глаза, похожи на веселых луговых человечков. Они двигаются в такт музыке.

Так и проходил голубой день. Синее небо, темносиняя земля, ультрамариновая вода и ярко-синяя звезда на западе... Как долго я живу на этой планете? Я регулярно шлю сигналы СОС. Скоро сядут батареи. Пища и вода у меня в изобилии, но какой смысл влачить существование в этом мире красного и голубого?

Голубой день подходит к концу. Захотелось взобраться на вершину и посмотреть на заход голубого солнца, но воспоминание о красном закате вызывает у меня спазмы в желудке. Поэтому я встречу закат на лугу, а потом, когда стемнеет, залягу в шлюпку, как медведь в берлогу, и буду дожидаться рассвета.

Голубой день еще продолжается. Сапфировое солнце опускается к лесу, небо темнеет на глазах, звезды похожи на далекие окна чужих домов.

Музыка больше не слышна; возможно, я настолько привык, что перестал ее замечать.

Голубая звезда погасла, резко похолодало. Думаю, на этот раз действительно наступает глубокая ночь...

Я слышу трубный звук и оборачиваюсь. Восток разгорается бледно-жемчужным. В ночи всплывает огромный серебряный шар, раз в шесть больше земной луны. Солнце это, спутник или остывшая звезда? С какими чудесами природы столкнула меня судьба!..

Серебряное солнце — придется называть его солнцем, хотя оно излучает холодный свет — как жемчужина в раковине окружено перламутровым ореолом. Вновь сменились краски планеты. Озеро блестит словно ртуть, а деревья кажутся выкованными из металла. Серебряное солнце разгорается над грядой облаков, и музыка взрывается громкими аккордами...

На противоположном берегу озера вновь возник город. Он кажется более реальным. Я различаю подробности, которых не видел раньше, — спускающуюся к озеру широкую лестницу, спиральные колонны, ряды усыпальниц. Но очертания города, похоже, не изменились: мерцающие отраженным светом роскошные беседки, колонны из полированного камня, просвечивающие, как молочно-белое стекло, непонятные удивительные сооружения... По серебряному озеру скользят барки с огромными парусами, с оснасткой, похожей на паутину. На мачтах горят огни... Внезапно, повинуясь какому-то импульсу, я оглянулся на свой луг. Я увидел ряд шатров, как на старинных ярмарках, круг, выложенный из камней и мелькание туманных теней.

Я осторожно двинулся к шлюпке. Музыка становилась все громче. Я сосредоточился на движениях одной из теней. Это она танцевала в такт музыке или музыка возникла от ее движений?

Продолжая эксперимент, я с криком бросился вперед. Видение не исчезло. Одна из теней оказалась рядом, и я попытался разглядеть ее лицо. Внезапно я обо что-то запнулся. Моя нога стояла на мраморном круге, он оказался реальным. Я направился к шатрам. Они ломились от всевозможных одежд и украшений, но как только я начал их рассматривать, слезы застили мне глаза.

Музыка отдалилась... Луг лежал предо мной тихий и пустынный. Под ногами была темно-серебристая почва, в небе висел темно-серебристый шар.

Я сижу спиной к спасательной шлюпке и всматриваюсь в другой берег озера, которое по-прежнему блестит как зеркало. Голова пухнет от догадок.

Моим исходным предположением является то, что я в здравом уме — это необходимая предпосылка; почему следует думать иначе? Тогда все, что я вижу и слышу — реально. Но — заметьте! — эти видения и звуки не подчиняются известным законам природы, они во многом субъективны. Я убеждаю себя, что так и должно быть, на мое восприятие влияют как объективные, так и субъективные факторы. Мозг получает непривычные впечатления и загоняет их в привычные рамки. То есть, обитатели этого мира все время находятся рядом, танцуют вокруг меня, а я и не подозреваю об этом, прохожу сквозь них, сквозь их дворцы и аркады. Когда чувствительность мозга повышается, я начинаю видеть их мир и даже осязать его. Точнее, зрительный отдел моего мозга в состоянии воспринять эти изображения. Их переживания, сцены их жизни порождают вибрации, которые мозг трансформирует в музыку... Наверное, я никогда не смогу понять, насколько реальны эти существа. Они призрачны, а я — из плоти и крови; они живут в мире духа, я топчу землю тяжелыми сапогами.

В последние дни я не посылал сигналов бедствия — батареи почти разрядились.

Серебряное солнце по-прежнему высоко и движется к западу. Что будет дальше? Снова красное солнце? Или тьма? Безусловно, этот уголок космоса уникален, орбита планеты должна напоминать докоперниковы эпициклы.

Похоже, чувствительность моего мозга повышается, он постепенно настраивается на волну этого мира. Если моя теория верна, природная жизненная сила воздействует на мой разум посредством музыки. На Земле для обозначения этой энергии использовали бы слово «телепатия». В последнее время я тренировался, сосредотачиваясь и открывая сознание новым ощущениям. Опытные моряки никогда не смотрят прямо на яркий свет, он может ослепить. Я использую тот же прием — никогда не смотрю прямо на призрачных существ. Я позволяю им появиться и оформиться, тогда они становятся очень похожи на людей. Порой мне кажется, что я различаю черты лиц женщин: они очень красивы и похожи на сильфид. Мужчины — ни одного я не разглядел, но телосложение, манера держаться не оставляют сомнений в их принадлежности к сильному полу.

Музыка всегда служит частью представления, как шелест листьев — неотъемлемая часть леса. Настроение этих созданий меняется с каждым новым солнцем. Соответственно меняется музыка. Красное солнце ввергает их в глубокую печаль, голубое — в веселье. Под серебряной звездой они учтивы, мечтательны и задумчивы.

Серебряный день подходит к концу. Я сижу у озера, окруженный филигранными деревьями, и наблюдаю за скользящими мотыльками барок. Кто эти создания? В чем смысл их существования? Может ли жизнь, подобная этой, быть разумной в нашем понимании? Сомневаюсь. Опыт нашего мира здесь совершенно неприменим. Разве человеческие особенности не присущи исключительно человеку, и разве интеллект не является свойством только человеческого мозга?.. Вблизи проплыла величественная барка с горящими фонарями на такелаже, и все гипотезы вылетели у меня из головы. Я никогда не узнаю правду, и, вероятнее всего, эти создания подозревают о моем существовании не более, чем я поначалу подозревал об их.

Время идет; я вернулся к спасательной шлюпке. Призрачная молодая женщина скользила мимо. Я остановился, ее взгляд встретился с моим, она кивнула и скользнула дальше...

Скорее по-привычке — батареи наверняка сели — я послал очередной СОС.

Батареи и вправду сели.

Серебряная звезда похожа на рождественскую елочную игрушку, круглую и блестящую. Она садится в лес. Небо темнеет, наступает ночь.

Я смотрел на восток, прижавшись спиной к шершавому борту шлюпки, и ждал.

Ничего.

Темнота, безвременье. Где-то проходят секунды, минуты, часы — я стою неподвижный, как каменное изваяние, и всматриваюсь в ночь, охваченный лихорадочным жаром, словно огнепоклонник в ожидании чуда.

В темноте музыка почти смолкла. Последний одинокий стон, затихающие аккорды...

Восток вспыхнул зеленым. В небо поднимается зеленый шар — средоточие изумрудных оттенков, густых и глубоких, как море.

Всплеск звуков — громкая ритмичная музыка, стремительная, вибрирующая.

Зеленый свет заливает планету, и я готовлюсь к встрече нового дня.

Я вновь среди этих эфемерных созданий. Бреду мимо беседок, останавливаюсь у шатров, разглядываю одежду и украшения: блестящие медальоны, ожерелья и серьги из витого металла, кубки из легких переливчатых сплавов, сверкающие разноцветными бликами — смесь цветов, ароматов, ярких отблесков, мимолетных ощущений. Есть тут бусы из зеленого стекла, драгоценные заколки в виде бабочек, зеркальные шары, кажется, вобравшие в себя небеса, облака и звезды.

Со всех сторон меня окружают призраки: женщины кокетливо улыбаются мне, мужчины — по-прежнему смутно различимы. Но я сведу себя с ума подозрением, что все это — плод моего больного воображения, его попытка объяснить незнакомые ощущения... И это непереносимо, ибо нет создания более прекрасного, чем та, что я встретил. У меня сжалось сердце, я кинулся вперед, чтобы поймать ее взгляд, увидеть ее глаза, которые, возможно, не были глазами...

Сегодня я заключил ее в объятья, ожидая поймать пустоту... и с удивлением почувствовал плоть. Тогда я стал целовать ее: щеку, подбородок, рот... Никогда, ни у кого на свете я не видел такого удивленного лица; Бог знает, что подумала она о моем поступке.

Она пошла своей дорогой, но музыка зазвучала громче и торжественнее: голоса корнет-а-пистонов с затихающими низкими басами.

Рядом прошел мужчина. Что-то в его походке и фигуре показалось мне странно знакомым. Я шагнул вперед, пытаясь рассмотреть его.

Он отпрянул, словно карусельная лошадка. Одет он был в развевающиеся шелковые ленты с помпонами из блестящей ткани. Я встал на его пути. Он отступил, отвел взгляд, и я увидел его недовольное застывшее лицо.

Это было мое лицо!

У него были мое лицо, моя походка. Он был мною!..

Похоже, зеленый день кончается.

Зеленое солнце двигается по небосклону, и музыка ширится, становясь все торжественнее. Теперь она не стихает ни на секунду, но в ней слышится напряженное ожидание...

Врывается далекий судорожный стон, подобный скрежету заевшей коробки передач, нарастает, грохочет...

... И обрывается.

Зеленое солнце исчезает, оставляя на небе след, похожий на петушиный хвост. Звучит медленная величественная музыка.

Запад гаснет, восток разгорается. Музыка переносится к востоку, к полосам розового, желтого, оранжевого, бледно-лилового. Перистые облака вспыхивают отблесками пламени. Небо охватывает золотое сияние.

Музыка набирает силу. Восходит новое солнце — великолепный золотой шар. Музыка превращается в победный гимн света, возрождения, воплощения...

Что это?! Вновь музыку заглушил неприятный скрежет.

Диск солнца медленно пересек силуэт космического корабля. Корабль завис над моим лугом, из брюха выдвинулись посадочные опоры, напоминающие султан из перьев.

Корабль сел.

Я уловил глухое бормотание голосов — человеческих голосов.

Музыка оборвалась; мраморная резьба, расписные шатры, чудесные блистающие города пропали.

3

Гэлиспел потер подбородок.

— И что вы об этом думаете? — обеспокоенно спросил капитан Хесс.

Гэлиспел долго смотрел в окно.

— Что случилось потом, когда вы его обнаружили? Вы видели какие-нибудь необычные явления?

— Никаких, — капитан Хесс отрицательно покачал большой круглой головой. — Несомненно, скопление битком набито звездами, крупными планетами и сгоревшими солнцами; возможно, они сыграли шутку с его мозгом. Парень был не слишком-то рад нас видеть, это точно. Он уставился на корабль так, словно мы вторглись в его частные владения. «Мы поймали ваш СОС, — крикнул я ему. — Залезайте на борт и приготовьтесь как следует закусить!» Он очень медленно приблизился к кораблю, будто у него ноги не в порядке.

Ну, в конце-концов он все-таки взобрался на борт. Мы погрузили его шлюпку и стартовали.

В пути он ни с кем не общался — замкнулся в себе и только расхаживал взад-вперед.

У него была привычка сжимать ладонями виски. Однажды я спросил, не болен ли он и не нужен ли ему врач. Он ответил, что нет, с ним все в порядке. Вот, пожалуй, и все, что я знаю об этом человеке.

Мы обогнули Солнце и приближались к Земле. Сам я не видел, как это случилось, потому что был в рубке, но мне все рассказали.

Когда Земля показалась на экранах, Эванс забеспокоился, стал вскакивать, без конца мотать головой. А когда мы были в тысяче миль от поверхности, он внезапно затрясся и закричал: «Шум! Какой чудовищный шум!» — с этими словами он кинулся на корму, залез в свою шлюпку, отстрелился от корабля и, как рассказывают, исчез в направлении, откуда мы летели.

Это все, что я могу доложить, сэр. Жаль, конечно, что Эванс решил отдать концы, и все наши труды по его розыску пошли насмарку, но так уж получилось.

— Он улетел обратно по вашему курсу?

— Так точно. И если хотите знать, сможет ли он отыскать ту планету, я отвечу, что вряд ли.

— Но надежда есть?

— Конечно, — ответил капитан Хесс. — Надежда всегда есть.

1

Гескамп и Шорн стояли на краю предназначенной для телеков арены, которую оба считали нелепой прихотью. Они были одни. Тишина нарушалась лишь звуками их голосов. Печально сияло заходящее солнце. Справа и слева высились поросшие лесом холмы. Далеко на западе на фоне неба вырисовывались очертания Трэна.

Гескамп указал на восток в сторону Сванскомской долины.

— Я родился вон там, где ряды тополей. В прежние времена я неплохо знал долину. — Он на миг задумался. — Не по душе мне эти перемены. Все знакомое стирается с лица земли.

Он опять указал рукой:

— У того ручья был огород Пима и старый каменный амбар. А там, где дубовая роща, была деревня Кобент — можете себе представить? А у Помг Пойнт реку пересекал старый акведук. Всего шесть месяцев назад! Кажется, прошло сто лет.

Намереваясь задать деликатный вопрос, Шорн соображал, как получше воспользоваться ностальгией Гескампа по невозвратному прошлому. Он не ожидал, что этот крупный с резкими чертами лица человек так сентиментален.

— Да, теперь, конечно, ничего прежнего не осталось.

— Ничего. Всюду порядок и чистота, как в парке. Но мне больше нравилось тут в прежние времена. А теперь — ухоженная пустыня и больше ничего. — Гескамп подняв брови взглянул на Шорна. — Знаете, фермеры и сельские жители считают меня чуть ли не главным виновником их бед. Потому что я руководил, я отдавал приказы.

— Кидаются на того, кто ближе.

— Я просто зарабатываю деньги. Я пытался сделать для них что-нибудь. Но все бесполезно: нет никого упрямее телеков. Разровнять долину, построить стадион — в самый короткий срок, чтобы поспеть к их бесовскому сборищу. Я говорил им: почему бы не построить комплекс в Мисмарчской долине? Там кругом одни горы, разве что пастухи будут потревожены, не надо уничтожать фермы и огороды, не надо сносить деревни.

— И что они ответили?

— Я говорил с Форенсом Ноллинрудом, знаете его?

— Видел. Он из их комитета связи. Молодой, высокий такой.

Гескамп сплюнул на бетон:

— Молодые хуже всех. Он спросил: «Разве мы вам дали мало денег? Заплатите им получше и избавьтесь от них. Мы хотим иметь стадион именно в Сванскомской долине». И вот, — Гескамп взмахнул рукой, — я прихожу сюда со своими машинами и людьми, и мы беремся за работу. У тех, кто прожил здесь всю жизнь, выбора не осталось: они взяли деньги и ушли. Иначе в одно прекрасное утро, выглянув за дверь, они увидели бы полярные льды или лунные горы — такие шутки в духе телеков.

— Рассказывают странные истории, — согласился Шорн.

Гескамп показал на дубовую рощу. В косых лучах заката тень на противоположной стороне стадиона повторила его движение.

— Дубы они сами доставили — снизошли. Я объяснял, что пересадка леса — дело непростое, требует больших средств. Ну, им-то все равно! «Тратьте сколько угодно». Я сказал, что времени недостаточно, если они хотят получить стадион через месяц. Тогда они зашевелились. Ноллинруд и еще один, Генри Мог, взялись за дело, и на следующий день у нас появился лес. А мусор? Почему бы не избавиться от него с помощью акведука? Сбросить все в море? Нет. «Найдите четыре тысячи человек, пусть уберут булыжники — хоть по одному камешку. А у нас еще дела в других местах». И ушли.

— Необычные люди.

— Необычные? — Гескамп свел свои кустистые брови, что означало презрение. — Психи. Ради прихоти разрушили поселок, выгнали людей из домов. — Он махнул рукой в сторону стадиона. — Двести миллионов крон истрачено на то, чтобы доставить удовольствие безответственным хлыщам, которые только...

Насмешливый голос послышался сверху:

— Я слышу, речь обо мне.

Оба собеседника резко обернулись. В воздухе на высоте десяти футов стоял человек с подвижным беспечно-веселым лицом. Его одежда состояла из ярко-красного плаща, узких зеленых брюк и черных вельветовых туфель. На голове была зеленая шапочка, игриво сдвинутая набекрень. Темные волосы свисали до плеч.

— В ваших словах много раздражения и мало здравого смысла. Мы же ваши благодетели. Что бы вы делали без нас?

— Жили бы нормальной жизнью, — огрызнулся Гескамп.

Телек был расположен поболтать:

— Кто может поручиться, что ваша жизнь нормальна? Во всяком случае, наша прихоть — это занятие для вас. Мы излагаем наши праздные фантазии, вы и ваши люди обогащаетесь, овеществляя их — и все наилучшим образом реализуют свои способности.

— Почему-то деньги всегда в конце концов оказываются у телеков. Очень странно.

— Нет ничего странного. Это проявление экономических законов. Во всяком случае, мы добываем деньги, и глупо было бы их копить — вот мы их и тратим, а вы находите себе занятие.

— Мы и так нашли бы занятие.

— Возможно, возможно... Ну-ка взгляните. — Телек указал на тени на противоположной стороне стадиона. — Возможно, таковы ваши склонности?

Их тени вдруг сами собой пришли в движение. Тень Шорна наклонилась вперед, тень Гескампа отступила, и дала ей пинка, затем повернулась, нагнулась, и тень Шорна нанесла ответный удар.

Телек тени не отбрасывал.

Гескамп фыркнул. Шорн мрачно усмехнулся. Они посмотрели вверх, но телек поднялся высоко в небо и полетел на юг.

— Мерзкая тварь, — сказал Гескамп. — Каким-нибудь законом конфисковать бы у них все до последнего фартинга.

Шорн покачал головой:

— Это не выход. Они все вернут в тот же день.

Он помедлил, словно хотел добавить что-то еще.

Гескамп, разозленный телеком, уже не мог спокойно выслушивать возражения. Шорн, инженер-конструктор, был его подчиненным.

— Полагаю, вы знаете выход?

— Я знаю несколько выходов. Один из них состоит в том, чтобы их всех уничтожить.

— Что это еще за кровожадность? — удивился Гескамп.

Шорн пожал плечами:

— Со временем этот выход может оказаться наилучшим.

Брови Гескампа опустились, образовав прямую линию желто-серой щетины.

— Ваша идея трудноосуществима. Этих тварей трудно убить.

Шорн усмехнулся:

— Не просто трудноосуществима — опасна. Достаточно вспомнить смерть Вернисау Кнервига.

Вернисау Кнервиг был прошит очередью из автоматической винтовки. Стреляли из окна. Убийца, подросток с безумными глазами, был арестован. Но тюрьма оказалась для него плохим убежищем. Он исчез. А потом на город обрушились бесчисленные бедствия. В водопроводе оказался какой-то яд, за одну ночь вспыхнуло с десяток пожаров, в городской школе провалилась крыша. И однажды вечером крупный метеорит уничтожил центральный сквер.

— Убийство телеков — опасная затея, — сказал Гескамп. — Это нереально. В конце концов, — добавил он поспешно, — они люди, такие же как мы, и ни в каком беззаконии их не уличили.

Глаза Шорна сверкнули:

— Ни в каком беззаконии, когда они встали на пути человечества?!

Гескамп нахмурился.

— Я бы не стал...

— Это ясно видно всякому, кто не прячет голову в песок.

Разговор перешел допустимые границы. Гескамп недоумевал. Он признавал, что творится безобразие, наносится ущерб людям. Но ведь телеков так мало по сравнению с обычными людьми. Какую опасность они могут представлять? Довольно странные речи для архитектора. Глядя в сторону, Гескамп угрюмо молчал.

Шорн улыбнулся:

— Что вы на это скажете?

— Вы экстремист. Такая цель едва ли достижима.

— Кто знает... Может произойти все, что угодно. Мы можем стать телеками. Все мы. Невероятно? Я тоже так думаю. Телеки могут вымереть. Исчезнуть. Тоже невероятно. Они были с нами на протяжении всей истории, скрывались среди нас. Но каковы перспективы на будущее? По-прежнему несколько телеков среди массы обычных людей?

Гескамп кивнул:

— Увы, я думаю так.

— А что вы думаете о будущем?

— Полагаю, все будет идти своим чередом, как прежде.

— И вы не видите никаких грядущих изменений в структуре общества?

— Конечно, телеки это мерзость, но они мало вмешиваются в нашу жизнь. В некотором смысле, они как банкроты, распродающие свое имущество. Тратят деньги, как воду, и способствуют общему процветанию. — Он опасливо взглянул на небо, где уже сгущался вечерний сумрак. — Их богатство добыто честным путем — неважно, где они берут эти глыбы металла.

— Металл идет с Луны, с астероидов, с других планет.

Гескамп кивнул:

— Да, так считают.

— Металл играет роль эквивалента. Телеки дают его в обмен на то, что хотели бы получить.

— Разумеется, почему бы нет?

— Конечно, они должны это делать. Но обратите внимание на тенденцию. Вначале они были обычными гражданами, жили просто и оставались вполне достойными людьми. После первого Конгресса они составили себе состояние, выполняя опасную и трудную работу. Идеализм, служба обществу. Они отождествляли себя со всем человечеством и были достойны всяческих похвал. А теперь, через шестьдесят лет! Посмотрите на телеков сегодня. Есть ли хоть какой-то намек на служение обществу? Ничего подобного. Они одеваются иначе, говорят иначе, живут иначе. Они больше не разгружают суда и не расчищают джунгли, не строят дороги. Они пошли более простым путем, который отнимает меньше времени. Человечество получает определенную выгоду. Они доставляют нам платину, уран, радий — любые редкие металлы и продают за полцены, а деньги вновь пускают в оборот. — Он указал на стадион. — Между тем, старики умирают, а новые поколения телеков не имеют ни корней в человеческом обществе ни связей с обычными людьми. Они все больше удаляются, вырабатывают свой образ жизни, совершенно отличный от нашего.

— А как же иначе? — почти сердито возразил Гескамп. — Ведь это естественно, не так ли?

Шорн терпеливо продолжал:

— Именно это я и пытаюсь подчеркнуть. Куда ведет такое «естественное поведение»? Прочь от остального человечества, старых традиций, к элитарной системе.

Гескамп потер тяжелый подбородок.

— Я думаю, вы... делаете из мухи слона.

— Неужели? Подумайте о стадионе, об изгнании прежних хозяев земли. Вспомните Вернилау Кнервига и их месть.

— Ничего не было доказано, — нервозно возразил Гескамп. «К чему это парень клонит? Ишь как ухмыляется».

— В глубине души вы согласны, но не хотите смотреть фактам в лицо, потому что тогда придется занять позицию за или против.

Гескамп окинул взглядом долину. Он едва владел собой, но не знал, как опровергнуть доводы Шорна.

— У нас только два пути. Либо мы должны контролировать телеков, то есть подчинить их людским законам, либо полностью уничтожить их. Грубо говоря, убить. Если мы не сделаем этого, они станут хозяевами, а мы — рабами. Это неизбежно.

Раздражение Гескампа прорвалось наружу.

— Зачем вы мне все это говорите? К чему клоните? Странно слышать такое от архитектора. Напоминает взгляды тех конспираторов, о которых я слыхал.

— У меня есть определенные намерения. Я хочу, чтобы вы прониклись нашими идеями.

— Ах вот как!

— И если это удастся — воспользоваться вашими возможностями и вашей властью.

— Да вас целая группа? Кто вы такие?

— Люди, обеспокоенные той тенденцией, о которой я рассказал.

— Подрывная организация?

В голосе Гескампа сквозило презрение. Шорн рассмеялся.

— Пусть вас не сбивают с толку словесные формулировки. Называйте нас комитетом граждан, озабоченных будущим общества.

— Вам не поздоровится, если телеки что-нибудь пронюхают, — деревянным голосом произнес Гескамп.

— Они знают о нас. Но они не волшебники. Они не знают, кто мы.

— Но я уже знаю кто вы, — заметил Гескамп. — Что если я передам этот разговор Ноллинруду?

Шорн криво усмехнулся:

— Что вы выиграете?

— Много денег.

— Вам всю жизнь придется жить в страхе перед местью.

— Мне все это не нравится, — твердо сказал Гескамп. — Я не желаю участвовать в тайном заговоре.

— Подумайте хорошенько. Спросите свою совесть.

2

Через два дня произошло нападение на Форенса Ноллинруда.

Строительная контора находилась западнее стадиона. Это было длинное здание в форме буквы «Г». Гескамп стоял во дворе и решительно отказывался платить водителю грузовика за привезенный цемент выше условленных расценок.

— Я могу купить цемент дешевле — где угодно, — кричал Гескамп. — Ты и контракт получил только потому, что я поручился за тебя.

Водитель был одним из обездоленных фермеров. Он упрямо тряхнул головой.

— Вы мне не сделали никакого одолжения. Я теряю деньги. Это стоит мне три кроны в час.

Гескамп презрительно указал на небольшой грузовик с двумя плунжерами:

— Как ты собираешься работать с такой техникой? Вся твоя задача в том, чтобы ездить к карьеру и обратно. Достань пару погрузчиков Самсона, тогда издержки уменьшатся, и ты начнешь лучше зарабатывать.

— Я фермер, а не водитель. Я согласился на этот контракт, потому что у меня есть то, что у меня есть. А если я накуплю тяжелого оборудования, то увязну в долгах по уши, и ничего хорошего из этого не выйдет. Работа на три четверти сделана. Мне нужны деньги, Гескамп, а не совет.

— Ну от меня ты их не получишь. Поговори с торговым агентом, может его уломаешь. Я сделал тебе контракт. Это все, что я мог для тебя сделать.

— С торговым агентом я уже говорил. Он сказал, что ничем помочь не может.

— Тогда попробуй встретиться с каким-нибудь телеком — у них есть деньги. А я ничем не могу тебе помочь.

Водитель сплюнул:

— Телеки — дьяволы, которые все это затеяли. Год назад у меня была маслобойня — как раз, где теперь эта лужа. Я получал хороший доход. А теперь у меня ничего нет. И деньги, которые они мне дали, чтобы я убрался, все ушли в этот песок. Куда мне теперь идти?

Гескамп сдвинул кустистые пепельно-серые брови.

— Мне очень жаль, Нонсон, но я ничего не могу сделать. Вот телек, расскажи ему о своих бедах.

Этим телеком оказался Форенс Ноллинруд, высокий, с величавой осанкой и соломенными волосами. Он был в плаще цвета ржавчины, шафрановых брюках и черных вельветовых туфлях. Водитель некоторое время смотрел на Ноллинруда, причудливо парившего на высоте трех футов на другом конце двора, потом решился и угрюмо двинулся вперед.

Шорн, находясь в конторе, не мог ничего разобрать из их разговора. Водитель стоял, расставив ноги, и воинственно задрав голову. Форенс Ноллинруд взирал на него сверху, презрительно скривив губы.

Говорил в основном водитель. Телек давал краткие односложные ответы, и водитель все больше разъярялся.

Гескамп наблюдал за этой сценой, озабоченно нахмурившись. Он начал пересекать двор с явным намерением успокоить водителя. Когда он приблизился, Ноллинруд поднялся еще на фут или два, повернулся к Гескампу и показал на водителя, словно требуя, чтобы Гескамп убрал этого типа.

Внезапно водитель схватил полосу арматурного железа и сильно взмахнул ею.

Гескамп хрипло заорал, Форенс Ноллинруд быстро отпрянул, но железо все же задело его по ногам. Он вскрикнул от боли и, отлетев в сторону, уставился на обидчика. Водитель словно ракета взмыл в воздух на высоту ста футов, перевернулся головой вниз и понесся к земле. Удар о землю размозжил ему голову и плечи. Но Ноллинруду этого показалось мало. Железная полоса поднялась и стала наносить безжизненному телу удары чудовищной силы.

Если бы не сильная боль в ногах, Ноллинруд, конечно, проявил бы большую осмотрительность. Почти в тот же миг, когда водитель грянулся оземь, Гескамп схватил заступ чернорабочего. Пока Ноллинруд орудовал железной плосой, Гескамп подкрался сзади и нанес удар. Телек рухнул на землю.

— Теперь придется расхлебывать, — сказал Шорн сам себе.

Он выбежал из конторы. Гескамп стоял тяжело дыша и смотрел на тело в причудливом наряде, напоминавшем уже не изысканное человеческое одеяние, а помятые яркие крылья гигантской бабочки. Гескамп заметил, что все еще держит в руках заступ, и отбросил его, словно обжегся. Он стоял и нервно потирал руки.

Шорн склонился над телом, с привычной сноровкой обыскал его, нашел и сунул в карман бумажник и маленький кошелек.

— Мы должны действовать быстро.

Он оглядел двор. Человек шесть оказались свидетелями происшествия — кладовщик, мастер, двое клерков, один-два чернорабочих.

— Собирите всех, кто тут был, а я позабочусь о теле. Эй, парень! — окликнул он побледневшего рабочего. — Давай сюда погрузчик.

Они затащили пеструю кучу в погрузчик, Шорн вскочил в машину и сел рядом с водителем, показывая куда ехать. Они помчались наискось к северной стене, где у опалубки работала бригада бетонщиков. Шорн спрыгнул на землю и подошел к мастеру.

— Отведи свою бригаду к пилястру Б-142, поработайте пока там.

Мастер запротестовал. Опалубка была залита бетоном наполовину.

Шорн нетерпеливо возвысил голос:

— Оставь все. Я пришлю еще погрузчик.

Мастер повернулся, недовольно рявкнул на рабочих. Они задвигались с нарочитой медлительностью. Шорн напряженно ждал, пока они соберут инструмент. Наконец они толпой побрели вниз по склону.

Шорн повернулся к водителю погрузчика:

— Давай!

Тело в пестрых одеждах упало в бетон. Шорн залез в самосвал, нажал кнопку. Серая жижа залила лицо с остекленевшими глазами.

Шорн вздохнул.

— Хорошо. Теперь вернем сюда бригаду.

У пилястра Б-142 он сделал знак мастеру, который выглядел весьма воинственно. Шорн был конструктором и значит, по мнению мастера, ничего не смыслил в их работе.

— Можете вернуться наверх.

Прежде, чем мастер смог подыскать достойный ответ, Шорн был на погрузчике.

Во дворе он нашел Гескампа, окруженного кучкой встревоженных людей.

— Ноллинруда больше нет. — Шорн взглянул на тело водителя. — Пусть кто-нибудь отнесет его домой.

Он оглядел людей и пришел к малоутешительным выводам. Все угрюмо отводили глаза. С замиранием сердца Шорн подумал, что от факта убийства не избавиться так просто, как от тела. Он переводил взгляд с одного лица на другое.

— Всем вам необходимо хранить тайну. Если один из нас проговорится даже своему брату, другу или жене — тайны не будет. Вы все помните Вернисау Кнервига?

Нервный ропот уверил его в том, что они помнили и, что их страстным желанием было не иметь никакого отношения к убийству.

Лицо Гескампа нервно дернулось. Он был официальным руководителем и болезненно ощущал утрату власти.

— Не так ли, мистер Гескамп? Вы хотите что-то добавить?

Гескамп оскалился по-собачьи, но сдержался:

— Все правильно.

Шорн повернулся к остальным:

— А теперь возвращайтесь к работе. Телеки не будут вас спрашивать. Конечно, они узнают, что Ноллинруд исчез, но, я надеюсь, не догадаются где и как. Если все же вас спросят, скажете: Ноллинруд появлялся и ушел. Это все, что вы знаете. И еще одно. — Он сделал многозначительную паузу. — Если кто-то из нас разбогатеет, а телекам станет все известно — этот человек пожалеет о своем предательстве.

И он добавил как бы между прочим:

— Есть группа, которая занимается подобными делами.

Он взглянул на Гескампа, тот хранил каменное молчание.

— Теперь я хочу знать ваши имена — на будущее, может, когда-нибудь...

Через двадцать минут к Трэну мчался автомобиль.

— Ну вот, — с горечью сказал Гескамп. — Я увяз в этом деле по уши. Этого вам хотелось?

— Мне жаль, что так получилось. Вы в трудном положении. Так же, как и я. Если повезет, мы выкарабкаемся. Но сегодня вечером нам предстоит сделать то, к чему я подводил наш разговор.

Гескамп сердито прищурился:

— Теперь я должен стать вашей марионеткой. И какова моя задача?

— Вы можете подписать заявку на материалы, послать пару машин к складу взрывчатых веществ...

Кустистые брови Гескампа причудливо изогнулись:

— Взрывчатки? Сколько?

— Тонну митрокса.

— Этого хватит, чтобы поднять стадион миль на десять в воздух, — со скрытым уважением заметил Гескамп.

Шорн усмехнулся:

— Точно. Вам лучше составить заявку прямо сейчас. Потом вы добудете все ключи. Завтра прибывает основная группа. А сегодня мы с вами разместим митрокс под опорами.

Гескамп открыл рот:

— Но...

Суровое лицо Шорна стало почти добродушным:

— Я понимаю, массовое убийство. Не благородно. Коварное нападение, подлый удар в спину — согласен. Но другого пути у нас нет.

— Но... почему вы так стремитесь к кровопролитию?

Шорн внезапно взорвался:

— Послушайте, откройте глаза! Когда у нас появится другой шанс заполучить всех разом?!

Гескамп с каменным лицом вышел из своего служебного аэробота и зашагал к строительной конторе. Слева высилась двухсотфутовая стена из свежего бетона, освещенная утренним солнцем. Гескамп думал о ящиках, которые они с Шорном таскали вчера ночью, словно кроты. Он все еще действовал неохотно и неуверенно — только благодаря энергии Шорна.

Теперь капкан поставлен. Единственный сигнал по радио превратит свежий бетон в пыль.

Гескамп боролся со своей совестью. Стоит ли идти на поводу у кучки террористов? Страшно подумать, какую месть могут придумать телеки! Но если они представляют такую страшную угрозу для людей, как утверждал Шорн, тогда убийство несомненно оправдано: это вроде защиты от опасных животных. Конечно, телеки никогда всерьез не подчинялись человеческим законам. Взять хотя бы убийство Форенса Ноллинруда. При обычных обстоятельствах было бы расследование. Ноллинруд убил водителя. Гескамп в порыве бессознательной ярости убил телека. Суд в худшем случае нашел бы его виновным в убийстве при смягчающих обстоятельствах и приговорил бы к условному сроку. Но телеки... У Гескампа кровь застыла в жилах. Похоже, экстремистские методы Шорна имеют смысл. Конечно, телеков невозможно удержать в рамках закона.

Он обогнул здание инструментального склада, заметил внутри незнакомое лицо. Все нормально. На него никто не обращал внимания. Передвижение служащих не интересовало тех, кто имел власть задавать вопросы.

Он заглянул в комнату диспетчера и спросил у чертежника:

— Где конструктор?

— С утра не показывался, мистер Гескамп.

Гескамп вполголоса выругался. Похоже на Шорна: втянул его в неприятности и смылся. Может, лучше выйти из игры? Это только несчастный случай, приступ слепой ярости. Телеки все поймут.

Краем глаза Гескамп заметил какое-то движение. Он присмотрелся. Что-то вроде большого черного жука скрылось за книжной полкой. «Большой таракан, — подумал Гескамп, — обычный таракан».

Он взялся за работу в отвратительном настроении. Мастера удивленно спрашивали друг друга: «Что за черт вселился в Гескампа?» Трижды за утро он заглядывал в контору в поисках Шорна, но тот не появлялся.

Один раз, когда он поднимался на одну из верхних площадок, вслед за ним метнулся большой черный жук. Гескамп быстро оглянулся, но насекомое уже исчезло под перекладинами.

— Странный жук, — сказал он новому мастеру, которому показывал фронт работ.

— Я ничего не заметил, мистер Гескамп.

Гескамп вернулся в контору, разыскал домашний адрес Шорна — отель в Мармион Тауэр — и включил видеофонный вызов.

Шорн не отзывался.

Гескамп повернулся и едва не наткнулся на ноги парившего в воздухе мрачного, худощавого телека с серебристыми волосами и масляно-черными глазами. Наряд телека был двух оттенков серого цвета. Плащ скреплялся на груди сапфировой пряжкой. На ногах — обычные для телеков туфли из черного вельвета.

Сердце Гескампа екнуло, руки стали влажными. Ужас охватил его. «Где же Шорн?»

— Вы Гескамп?

— Да, — сказал Гескамп.

Его подбросило в воздух. Далеко внизу оказались стадион, долина Сванском, окрестные селения. Трэн напомнил черно-серые соты. Гескамп с невероятной скоростью мчался в сияющем небе. Ветер свистел в ушах, но не давил на кожу и не рвал одежду.

Внизу простиралась голубизна океана, впереди что-то блестело. В воздухе без всякой опоры парило причудливое здание из стекла и металла. Что-то ярко вспыхнуло. Гескамп стоял на стеклянном полу, пронизанном зелеными и золотистыми нитями. За столом в желтом кресле сидел худощавый человек в сером.

Комнату заливал солнечный свет. Гескамп был слишком потрясен, чтобы заметить другие детали.

— Гескамп, скажите, что вы знаете о Форенсе Ноллинруде, — спросил телек.

Гескампу почудилось будто телек читает его мысли, так что любая ложь немедленно будет разоблачена и отвергнута с мрачной насмешкой. К тому же Гескамп был неумелым лжецом. Он огляделся по сторонам, ища куда бы примостить свое большое тело. Появилось кресло.

— Ноллинруд? — он сел. — Я видел его вчера. А что с ним?

— Где он?

Гескамп с трудом выдавил усмешку:

— Откуда мне знать?

Что-то серебристое пронеслось по воздуху и укололо Гескампа сзади в шею. Он испуганно вскочил.

— Сядьте, — приказал телек неестественно-ледяным тоном.

Гескамп медленно сел, ощущая странное головокружение. В глазах помутилось, стало казаться, будто он бесстрастно наблюдает за происходящим со стороны.

— Где Ноллинруд?

Гескамп затаил дыхание. Какой-то голос произнес: «Он мертв. Залит в бетоне».

— Кто его убил?

Гескамп стал ждать, что скажет голос.

3

Шорн сидел в тихой таверне в той части Трэна, где старый город граничил с новыми районами. На юге виднелись дома с башнями, опрятные площади и скверы; на севере простирался уродливый нарост трехчетырехэтажных жилых зданий, постепенно переходивший в индустриальный квартал.

За столом напротив Шорна сидела девушка в коричневом плаще без украшений с красивыми каштановыми волосами. Больше всего в ней привлекали глаза — большие, темно-карие, печальные.

Шорн пил крепкий чай. Его худое темное лицо было спокойно.

Девушка вероятно почувствовала, что спокойствие это напускное. Быстрым изящным движением она коснулась руки Шорна. За три месяца их знакомства она впервые прикоснулась к нему.

— Разве ты мог поступить иначе? — в ее голосе звучало мягкое убеждение. — Что ты мог сделать?

— Взять всех шестерых в подполье. Держать Гескампа при себе.

— И что бы это дало? Все равно будет сколько-то смертей, сколько-то разрушений — тут мы бессильны. Гескамп — наш человек?

— Нет, обычный работяга. Недостаточно сообразителен для агента. Не думаю, чтобы он пошел с нами. Ему больше по душе открытая игра. Такие, как он, чтут законы.

— А может прежние соглашения сохранили какую-то силу?

— Исключено. Единственный вопрос: скольких людей убьют телеки и кого именно.

Девушка с мрачным лицом откинулась на спинку кресла.

— Если так, — произнесла она, глядя прямо перед собой, — тогда этот эпизод означает новый этап в... Не знаю как назвать это. Борьба? Операция? Война?

— Назови войной.

— Мы существуем почти легально. Можно привлечь на нашу сторону общественное мнение.

Шорн уныло покачал головой.

— Телеки купили почти всю полицию, и, я подозреваю, они владеют крупными газетами — через подставных лиц, конечно, Нет, мы не можем ожидать общественной поддержки. Нас назовут нигилистами, экстремистами...

Девушка вспомнила слова Тургенева:

— Если вы хотите вывести оппонента из равновесия, обвиняйте его во всех недостатках или пороках, которые сознаете в себе.

— Именно так. — Шорн горько усмехнулся. — Если все станут анти-телеками, у телеков будет простая задача — уничтожить всех.

— Тогда им придется работать самим.

— Тоже верно.

Она поежилась и с дрожью в голосе произнесла:

— Это кара за грехи человечества.

— Мистика, — усмехнулся Шорн.

Она продолжала, словно не слышала его замечания:

— Если бы людям вновь и вновь пришлось развиваться из низших обезьян, они все время проходили бы одни и те же этапы, и каждый раз обязательно был бы этап телеков. Это такая же часть нашей жизни как голод или страх.

— А после того, как телеки сойдут с арены, какой этап наступит тогда? Неужели история — лишь череда кровавых боен? Когда это кончится?

Она слегка улыбнулась:

— Может быть, когда мы сами станем телеками.

Шорн бросил на нее странный взгляд — задумчивый, любопытный, удивленный — и вернулся к чаю, как к привычной реальности.

— Наверное, Гескамп разыскивал меня все утро. — Он задумался, потом поднялся. — Позвоню на работу, узнаю, как там.

Вскоре он вернулся.

— Гескампа нигде нет. Мне в отель только что пришла записка, должна быть передана лично в руки.

— Может, Гескамп ушел сам?

— Возможно.

— Или... — она остановилась. — Во всяком случае, в отеле лучше не показываться.

Шорн сжимал и разжимал кулаки.

— Я очень боюсь.

— Чего? — слегка удивилась она.

— Своей... мстительности. Ненавидеть кого-то — несправедливо.

— Ты неисправимый идеалист, Уилл.

Шорн задумался.

— Наша война — война муравьев против гигантов. У них есть сила, но они слишком заметны — сразу бросаются в глаза. А мы живем в стаде. Пройдем сто футов и теряемся в толпе. Анонимность — наше преимущество. Мы в безопасности, пока муравей-иуда не укажет на нас, вырвав из стада... Тогда мы пропали. Ступня гиганта опускается, и спасения нет. Мы...

Девушка внезапно подняла руку:

— Послушай.

Голос из репродуктора под потолком произнес:

— Поступило сообщение об убийстве телека Форенса Ноллинруда, лейтенанта связи. Убийца, Ян Гескамп, управляющий строительством стадиона в Сванскомской долине, исчез. Предполагается, что он связан с террористической организацией и назовет сообщников, когда будет задержан.

Шорн застыл.

— Что они сделают, если поймают его? Передадут властям?

Шорн кивнул:

— Если они хотят сохранить миф о своей лояльности федеральному закону, они должны передать дело в обычный суд. И когда Гескамп окажется вне их прямого контроля, он умрет какой-нибудь нехорошей смертью. А затем последуют другие «божественные акты». Какой-нибудь метеорит в родном городе Гескампа или что-нибудь в этом роде.

— Почему ты улыбаешься?

— Мне только сейчас пришло в голову: родиной Гескампа была деревня Кобент в Сванскомской долине — телеки уже стерли ее с лица земли. Но они устроют что-то грандиозное, дабы все усвоили: убийство телека — очень дорогое удовольствие.

— Странно, что они вообще заботятся о легальности.

— Это значит, что они не хотят сразу раскрывать карты. Их больше устраивает постепенный переворот с минимальными беспорядками и по возможности без кровопролития. — Он забарабанил пальцами по столу. — Гескамп был хорошим парнем. Меня интересует записка в отеле.

— Если его поймают и обработают наркотиками, твое имя и адрес станут известны. Ты был бы для них ценным пленником.

— Едва ли — пока могу раскусить ампулу в зубе. Но мне любопытно знать, что в этой записке. Если она от Гескампа, значит ему нужна помощь, и мы должны ему помочь. Мое имя может и не всплыть на допросе, особенно с применением наркотиков, но рисковать не стоит.

— Может, это ловушка?

— Ну... попробуем как-нибудь узнать.

— Кажется, я могла бы достать ее, — неуверенно сказала девушка.

Шорн нахмурился.

— Нет, я не собираюсь идти прямо туда и спрашивать о записке, — пояснила она. — Это было бы глупо. Ты просто напишешь другую записку — доверенность.

Молодая женщина втолковывала мальчику-посыльному:

— Очень важно, чтобы ты сделал все точно по инструкции.

— Да, мисс.

Посыльный встал на движущуюся дорожку и направился к Мармион Тауэр, на седьмом и восьмом этажах которого находился Корт-Отель. Поднялся в лифте до седьмого этажа, вышел из кабины, спокойно подошел к клерку.

— Мистер Шорн послал меня за своей почтой. — Он протянул записку.

Клерк на миг заколебался, озабоченно оглянулся, затем молча передал посыльному конверт.

Мальчуган вышел на улицу, немного подождал. Похоже, никто за ним не следил. По движущейся дорожке он направился по серым улицам на север к Таррогату, свернув за угол, быстро перешел на Восточную скоростную линию. Мимо с грохотом проносились грузовики и редкие легковые машины. Улучив удобный момент, мальчик соскочил на тротуар, стремительно пересек улицу, встал на дорожку, движущуюся в обратном направлении, оглянулся через плечо. Никто его не преследовал. Он проехал с милю, миновал Флэтирон, свернул на Грант-авеню, сошел у станции, немного подождал за углом.

Никто не спешил следом.

Он перешел улицу, вошел в кафе Гран-Мэзон. В центре зала, подобно острову, возвышалась стойка. По обеим сторонам от нее стояли столики. Мальчик обошел стойку, не обращая внимания на стол, за которым сидела девушка в коричневом плаще. Он вышел на улицу через другую дверь, обошел здание и вошел снова.

Девушка поднялась, пошла за ним. У выхода они случайно задели друг друга.

Мальчик отправился по своим делам, а девушка повернулась и зашла в комнату отдыха. Когда она открывала дверь, мимо прожужжал большой черный жук.

Девушка внимательно осмотрела потолок, но насекомое уже скрылось. Она подошла к видеофону, набрала код.

— Да?

— Она у меня.

— Кто-нибудь следил?

— Нет. Я видела как он вышел из Мармиои-Тауэра. Я Наблюдала за ним в... — она осеклась.

— В чем дело?

— Уходи скорее. Торопись. Не задавай вопросов. Уходи скорее!

Она отключила видеофон, делая вид будто не замечает черного жука, который прижался к стеклу и наблюдал за экраном видеофона. Открыв сумочку, она выбрала одно из средств самообороны, зажмурила глаза и нажала на спуск.

Белое ослепительное сияние, ощутимое даже за сомкнутыми веками, наполнило комнату. Девушка распахнула дверь, подняла оцепеневшего жука, завернула его в носовой платок и сунула в сумочку. Он оказался необыкновенно тяжелым, словно из свинца.

Следовало спешить. Она покинула комнату отдыха, стремительно пересекла зал и выбежала на улицу.

Смешавшись с толпой, она увидела как к кафе подкатили шесть фургонов. Оттуда выскочили люди в черно-золотой униформе и бросились к выходам кафе Гран-Мэзон.

С горьким чувством она ехала по движущейся дорожке в северном направлении. Было ясно: телеки управляли полицией.

Ее интересовал жук в платке. Он не подавал признаков жизни. Похоже, он остается в покое, пока его глазки укрыты от света, пока не начнет поступать зрительная информация.

В течение часа она блуждала по городу и, наконец, юркнула в узкий переулок в одном из промышленных кварталов, поднялась по деревянным ступенькам и вошла в скромную прихожую.

Она прошла в чулан, нашла небольшую канистру с навинчивающейся пробкой, осторожно просунула платок с жуком внутрь и завинтила крышку.

Потом она сняла плащ, налила из автомата чашку кофе и стала ждать.

Прошло полчаса. Дверь открылась. На пороге появился Шорн. Лицо его было измученным и бледным как у покойника. Глаза горели нездоровым огнем.

Она вскочила.

— Что случилось?

— Сядь, Лори, со мной все в порядке.

Он тяжело опустился в кресло.

Она налила еще чашку кофе, протянула ему.

— Рассказывай.

Его глаза загорелись ярче.

— После нашего разговора я сразу вышел из таверны. Через двадцать секунд — не больше — она взорвалась. Пламя вырывалось из дверей, из окон... Там внутри было человек тридцать-сорок. Я и теперь слышу их крики. — Он облизнул пересохшие губы. — Слышу...

— Как муравьев.

Шорн мрачно кивнул:

— Великан наступил на сорок муравьев, а виновный муравей, которого хотели раздавить — ушел.

Она рассказала ему про черного жука.

— Ай, как нехорошо, — притворно вздохнул Шорн. — Всех обманула — и шпиков, и черно-золотых... Кстати, эти жучки могут слышать?

— Не знаю. Думаю, что да. Он сейчас закрыт в канистре, но звуки, наверное, доходят.

— Лучше убрать его подальше.

Она обернула канистру полотенцем, отнесла в чулан и закрыла дверь. Когда она вернулась, Шорн встретил ее удивленным взглядом.

— Ты быстро соображаешь, Лори.

— Приходится.

— Записка у тебя?

Она протянула конверт.

Шорн прочел:

— «Встреться с Клиборном в Парендалии». Знаешь такого?

— Нет. Можно как-нибудь осторожно расспросить. Только, мне кажется, из этого ничего хорошего не выйдет.

— Все-таки это кое-что.

— Легко великанам. Один или двое справляются с проблемой. Я слышала, этим занимается один из них по имени Доминион, а другие даже не подозревают, что существуют какие-то неприятности. Как у нас есть ловец собак, и мы уже не заботимся о проблеме бродячих животных.

Немного погодя она спросила:

— Как ты думаешь, мы выиграем, Уилл?

— Не знаю. Нам нечего терять, — он зевнул, потянулся. — Вечером встречусь в Серкумбрайтом. Ты помнишь его?

— Такой маленький круглощекий биофизик?

Шорн кивнул.

— Извини, если не возражаешь, я немного вздремну.

4

В одиннадцать часов вечера Шорн вышел на улицу. Небо светилось от вспышек реклам и вывесок на небоскребах в центре Трэна.

По темной улице он вышел на Беллман-Бульвар и встал на движущуюся дорожку.

Дул холодный пронизывающий ветер. На улице было мало народа. Снизу доносилось монотонное гудение механизмов дорожек. Шорн свернул на Стокбридж-стрит. Когда он приблизился к кварталу ночных магазинов, на движущейся линии стало людио, и Шорн ощутил себя в большей безопасности. Он принял обычные меры предосторожности, быстро проскальзывая через двери, чтобы жуки-шпионы не смогли прицепиться к одежде.

В полночь со стороны гавани потянулся густой туман, пропитанный запахами нефти и аммиака. Откинув капюшон, Шорн спустился по ступенькам в игровой зал, миновал людей с бессмысленными лицами, стоявших у игровых автоматов, свернул в короткий боковой коридор, открыл дверь с вывеской «Служебное помещение» и оказался в мастерской, заваленной деталями и частями игровых автоматов.

Шорн немного подождал, прислушиваясь, затем прошел в дальний конец комнаты, отпер стальную дверь и вошел в другую мастерскую, оснащенную значительно лучше первой. Его встретил коренастый человек с большой головой и добродушным взглядом.

— Привет, Уилл.

Шорн поднял руку.

— Привет, Горман.

Он оглядел стены в поисках черных, с виду невинных, жучков. «Вроде не видно». Он написал на бумажке: «Мы должны осмотреть комнату. Ищи летающих шпионов, вроде этого». Он нарисовал жука, которого принес с собой в канистре, потом приписал: «Я закрою люк вентилятора».

Поиски в течение часа не дали результата.

Шорн облегченно вздохнул:

— Забавно. Окажись здесь одна из этих тварей, она бы заметила, что мы ее ищем, и телек, там у себя, понял бы, что игра окончена. У нас могли быть неприятности. Взрыв, пожар. Они уже прозевали меня сегодня — опоздали секунд на десять.

Он поставил канистру на скамью.

— Я принес одного из этих жуков. Лори поймала его. У нее редкое самообладание. Она предположила, что если его глаза и уши не получают информации — другими словами, если его лишили способности ориентироваться в пространстве — он прекращает передачу, и телеки не могут им управлять. Думаю она права. Во всяком случае, это весьма правдоподобно.

Горман Серкумбрайт взял канистру, взвесил в руке:

— Довольно тяжелый. Зачем ты принес его сюда?

— Нам нужно придумать как бороться с ними. Жук, судя по всему, действует как видеопередатчик. Думаю, их делает Алвак Корпорэйшн. Если мы определим диапазон его передач, мы сможем сконструировать детектор жуков.

Серкумбрайт посмотрел на канистру:

— Если он еще работает, я найду диапазон довольно быстро.

Он поставил канистру рядом с частотным детектором. Шорн отвинтил крышку, осторожно достал завернутого в тряпку жука, посадил его на скамью. Серкумбрайт показал на шкалу, загоревшуюся в нескольких точках. Он начал было говорить, но Шорн жестом призвал к молчанию. Серкумбрайт кивнул и написал: «Нижние линии, вероятно, от источника питания. Линия вверху — частота передачи. Очень узкая и мощная».

Шорн убрал жука в канистру. Серкумбрайт отвернулся от детектора.

— Если он нечувствителен к инфракрасному свету, можно попробовать разобрать его — отсоединить источник.

Шорн нахмурился:

— Ты уверен, что это безопасно?

— Доверь это мне.

Серкумбрайт подсоединил провода от осциллографа к задней панели детектора, отмечавшего несущую частоту жука-шпиона.

Осциллограф показал нормальную синусоиду.

— А теперь выключи свет.

Шорн повернул выключатель. В комнате стало темно, только на экране осциллографа плясал луч, и мутно-красное сияние исходило от инфракрасного прожектора.

Фигура Серкумбрайта заслонила прожектор. Шорн посмотрел на осциллограф. Никаких изменений синусоиды.

— Отлично, — сказал Серкумбрайт. — Пожалуй, если я напрягу зрение... — или лучше сходи в кладовую и принеси мне инфракрасные очки. На верхней полке.

Он поработал еще минут пятнадцать, и синусоида на экране осциллографа исчезла.

— Ну вот, — удовлетворенно вздохнул Серкумбрайт, — получилось. Можешь включить свет.

Они стояли и рассматривали жука — маленькая черная пуля в два дюйма длиной с двумя кристаллическими глазками по обе стороны головы.

— Отличная работа, — сказал Серкумбрайт. — Это, конечно, продукция Альвака. Я сообщу Грейторну, может он сумеет что-то придумать.

— А как насчет помех?

Серкумбрайт поджал губы.

— Вероятно, у каждого жука своя частота — иначе их сигналы сливались бы. Но источники питания наверняка работают на одной частоте. Я могу сделать временное устройство, которым можно пользоваться несколько дней, потом Грэйторн постарается достать кое-какие детали в Альваке.

Он пересек комнату, нашел бутылку красного вина и поставил ее перед Шорном:

— Расслабься немного.

Прошло полчаса. Шорн молча наблюдал как Серкумбрайт орудует паяльником, мурлыкая песенку.

— Вот, — объявил наконец Серкумбрайт. — Если в радиусе ста ярдов появится жук, эта штука начнет зудеть.

— Хорошо, — Шорн осторожно положил прибор в нагрудный карман и с любопытством посмотрел на Серкумбрайта, который, устроившись в кресле, набивал трубку. Всегда предельно уравновешенный, невозмутимый Серкумбрайт заметно волновался. Набивая трубку, он придавливал табак большим пальцем энергичнее, чем требовалось.

— Я слышал, вчера убили еще одного телека?

— Да, я там был.

— Кто этот Гескамп?

— Неплохой мужик. Где он сейчас?

— Он мертв.

— Хм-м-м. — Шорн помолчал. — Как это случилось?

— Телеки передали его федеральной полиции в Нолле. Он был застрелен при попытке к бегству.

Шорн почувствовал, как в нем нарастает ярость.

— Не принимай близко к сердцу, — мягко посоветовал Серкумбрайт.

— Я убиваю телеков из чувства долга, — сказал Шорн. — Не ради удовольствия. Но, хотя мне и стыдно, я бы очень хотел пришить начальника федеральной полиции в Нолле.

— Сам начальник полиции возможно и ни при чем, — возразил Серкумбрайт. — Там были два его заместителя. Кроме того, Гескамп действительно мог пытаться убежать. Завтра мы узнаем точно.

— Как?

— Мы совершим небольшую вылазку. Обработаем тех двоих наркотиками и все узнаем. Если они работают на телеков — они умрут, и это будет уроком для остальных. Хотя, по правде говоря, мне не по душе террористические методы.

— Что еще нам остается? Если мы заставим их признаться и передадим прокурору, они получат выговор и выйдут на свободу.

— Это точно. — Серкумбрайт задумчиво выпустил дым.

Шорн беспокойно шевельнулся в кресле.

— Это меня ужасает. Угроза так реальна — и так мало людей о ней знают! Я уверен, никогда еще не было опасности, так плохо сознаваемой обществом. Через неделю, может, через месяц или три, на Земле останется больше мертвых, чем живых — если мы не устроим большой фейерверк на стадионе и не разделаемся с ними раз и навсегда.

Серкумбрайт затянулся трубкой.

— Уилл, я иногда подумываю: а может мы беремся за это дело не с той стороны?

— Что ты имеешь в виду?

— Может, вместо нападения на телеков мы должны постараться побольше узнать о природе телекинеза?

Шорн откинулся на спинку кресла:

— Телеки сами ее не понимают.

— Птица не может толково рассказать об аэродинамике. У телеков есть одно слабое место, которое не столь очевидно — чудо происходит так легко, что им нет необходимости думать. Чтобы построить дамбу они бросают взгляд на гору и переносят ее в долину. Если дамба пропускает воду, они перемещают туда другую гору, но никогда не интересуются законами физики. Здесь телеки скорее деградируют, чем прогрессируют.

— Они захвачены потоком жизни, как и мы. Трагедия человечества в том, что не может быть компромисса: или они, или мы.

Серкумбрайт тяжело вздохнул:

— Компромисс... Я долго ломал голову... Почему бы двум видам людей не жить вместе?

— Одно время так оно и было. Первое поколение телеков состояло из обычных людей — только во всех делах им сопутствовала удача. Потом Джоффри и его телекинетический конгресс, усиление, катализ, форсирование — или как там это называется — и они стали другими.

— Если бы не было дураков, — сказал Серкумбрайт, — и среди нас, и среди них, мы вполне могли бы мирно сосуществовать.

— К чему ты клонишь?

Серкумбрайт взмахнул трубкой:

— Всегда будут телеки-дураки, которым противостоят дураки из обычных людей. Потом обычные дураки устроят засаду на телеков, и телеки будут весьма встревожены, потому что на каждого телека приходится сорок дураков, страстно желающих его убить. Тогда они применят силу. Беспощадный террор. Это неизбежно. Но у них все же есть выбор. Они могут покинуть Землю, найти себе дом где-нибудь на других планетах, которые они как-будто посещают, или установить власть силы, или, наконец, вернуться к человечеству, отказаться от телекинеза. Таков их выбор.

— А наш?

— Мы подчиняемся, либо вступаем в борьбу. В первом случае мы становимся рабами. Во втором — либо убиваем или прогоняем телеков, либо все становимся мертвецами.

Шорн отхлебнул вина:

— Мы могли бы сами стать телеками.

— Или найти средство контролировать телекинез.

Серкумбрайт налил себе вина всего на один палец.

— Интуиция мне подсказывает, что нужно попробовать последнюю возможность.

— Тут нам не на что опереться.

— Это не совсем так. Были эксперименты. Телекинез и телепортация известны тысячи лет. Потребовались лишь объединенные усилия телекинетиков на конгрессе Джоффри, чтобы развить эту силу. Мы знаем, что дети телеков тоже способны к телекинезу. Передается ли он при контакте, как инфекция, или генетически — точно не известно.

— Наверное, и то, и другое. Врожденная предрасположенность и родительская тренировка.

Серкумбрайт кивнул:

— Вероятно так. Хотя, как ты знаешь, в редких случаях они в качестве награды превращали в телеков и обычных людей.

— Похоже, способность к телекинезу заложена в каждом.

— Есть гора литературы о ранних экспериментах и наблюдениях. Так называемое спиритуальное исследование полтергейстов и домовых.

Шорн хранил молчание.

— Я попытался систематизировать эту проблему, — продолжал Серкумбрайт, — подойти к ней логически. Первый вопрос, который у меня возник: применим ли здесь закон сохранения энергии? Когда телек взглядом переносит по небу тонну железа, пользуется ли он своей энергией, или энергией неведомого источника? Это нельзя установить без эксперимента.

Шорн потянулся, зевнул и удобнее устроился в кресле.

— Я слышал на этот счет одно объяснение. Говорят, телек пользуется только верой. Вселенная, которую он воспринимает, имеет реальность лишь до границ его ума. Он видит стул; образ стула возникает в его мозгу; он приказывает стулу переместиться. Вера его столь велика, что он верит, будто видит перемещение стула, и на этом основывает все действия. Иными словами, стул сдвинулся, потому что телек верит, что сдвинул его.

Серкумбрайт спокойно посасывал трубку.

Шорн усмехнулся:

— Продолжай. Извини, я перебил тебя.

— Откуда поступает энергия? Есть три возможности. Разум является или источником, или клапаном, или управляющим механизмом. Очевидно, что разум направляет силу. Но исходит ли сила из разума, или как-то собирается, проводится им, или разум действует как модулятор?

Шорн покачал головой.

— Пока мы не установили даже характер этой энергии. Если бы мы узнали его, стала бы понятна и функция сознания.

— И vice versa. Но посмотри как действует эта сила. Предмет всегда перемещается, как единое целое. Никогда не наблюдалось разрыва или сжатия. Почему? Сказать, что мозг создает силовое поле, значит попасть пальцем в небо, дать определение столь же расплывчатое.

— Может, ум способен управлять полтергейстом, как древние иранские маги?

Серкумбрайт выбил из трубки пепел.

— Я рассматривал эту возможность. Что такое полтергейст? Духи? Души умерших? Почему телеки управляют ими, а обычные люди нет?

Шорн усмехнулся:

— Полагаю, это риторические вопросы, потому что ответов у нас нет.

— Может, тут действует некий вид гравитации. Представь себе чашеобразный гравитационный экран вокруг предмета, открытый в том направлении, куда телек хочет переместить предмет. Я точно не рассчитывал гравитационное ускорение, порождаемое всей материей Вселенной, но, думаю, оно будет незначительно. Около миллиметра в день. Нет, гравитационный экран исключается. И примерно то же с экраном для потока нейтронов.

— Полтергейст, гравитация, нейтроны — все исключается. Что же у нас остается?

Серкумбрайт кашлянул:

— Я не исключал полтергейст. Но я склоняюсь к органической теории. То есть, концепции о том, что все разумы и вся материя Вселенной связаны подобно клеткам мозга или мышечной ткани. Если некоторые из этих клеток устанавливают между собой достаточно тесную связь, они способны контролировать определенные деформации тела Вселенной. Каким образом? Не знаю. В конце концов, это лишь идея, жалкая антропоморфная идея.

Шорн задумчиво глядел в потолок. Серкумбрайт был настоящим ученым. Он не только выдвигал теории, не только придумывал эксперименты для их оценки, но был еще и превосходным практиком, знатоком лабораторной техники.

— Предполагает ли твоя теория практическое приложение?

Серкумбрайт почесал за ухом.

— Пока нет. Я должен скрестить ее с кое-какими идеями, как оккультисты, которых ты вспоминал. Будь у меня телек, который согласился бы подвергнуться экспериментам, мы могли бы кое-что получить... Кажется я слышу доктора Кургилла.

Серкумбрайт встал и пошел открывать дверь. Шорн заметил, как он весь подобрался.

Низкий голос произнес:

— Привет, Серкумбрайт! Это мой сын. Клуч, поприветствуй Гормана Серкумбрайта, одного из наших выдающихся тактиков.

Кургиллы вошли в лабораторию. Отец был невысокого роста, худощавый, с длинными руками. У него было забавное морщинистое лицо с высоким лбом, длинной верхней губой и плоским обезьяним носом. Сын совсем не походил на отца: стройный молодой человек с благородными чертами лица, гривой густых рыжеватых волос, в модном костюме, напоминавшем стиль телеков. Старший был энергичен, разговорчив, радушен; младший — более осторожен в движениях и скуп на слова.

Серкумбрайт повернулся к Шорну:

— Уилл, — начал он и резко умолк. — Прошу прощения, мы вернемся через минуту, — сказал он Кургиллам.

Они поспешили в соседнюю комнату.

— Что случилось?

Шорн взял Серкумбрайта за руку и приложил ее к датчику в своем кармане.

Серкумбрайт вздрогнул:

— Вибрирует!

Шорн осторожно заглянул в другую комнату.

— Ты хорошо знаешь Кургиллов?

— Доктор — друг моего детства, я ручаюсь за него головой.

— А его сын?

— Не знаю.

Они переглянулись и одновременно заглянули в дверную щель. Клуч Кургилл сидел в кресле, которое прежде занимал Шорн; отец стоял перед ним, заложив руки за спину и слегка покачиваясь на носках.

— Готов поклясться, ни один жук не проскользнул мимо, пока мы стояли в дверях, — пробормотал Серкумбрайт.

— Да, пожалуй. — Шорн покачал головой. — Значит, он на одном из них.

— Это могло получиться нечаянно. Но как телеки узнали, куда Кургиллы собираются прийти?

— Жуки сидят там, где могут все видеть, оставаясь незаметными.

Они стали рассматривать шляпу Клуча Кургилла, которую тот носил лихо сдвинутой набекрень. Мягкая тулья из серо-зеленой кожи, с подвеском из лунных опалов, удерживалась лентой, скрывавшейся в шевелюре.

Серкумбрайт отрывисто произнес:

— Нападение возможно в любой момент. Взрыв...

Шорн неторопливо возразил:

— Сомневаюсь, что они устроят взрыв. Пока они чувствуют себя вне подозрений, они предпочтут выждать.

— Ладно, что ты предлагаешь?

Шорн поколебался, прежде чем ответить:

— Мы в чертовски щекотливом положении. У тебя есть шприц и наркотик?

Серкумбрайт кивнул.

— Может, тогда...

Через две минуты Серкумбрайт присоединился к Кургиллам. Старый доктор был в прекрасном настроении.

— Горман, — сказал он Серкумбрайту, — я очень горжусь Клучем. Он всю жизнь был шалопаем, но теперь, наконец, захотел стать человеком.

— Прекрасно, — сказал Серкумбрайт с наигранной сердечностью. — Если он придерживается наших взглядов, я мог бы привлечь его к работе. Но мне бы не хотелось, чтобы он делал это против своих...

— О, вовсе нет, — заверил Клуч. — Чем я могу быть полезен?

— Шорн только что ушел на очень важную встречу региональных руководителей и забыл свою книгу кодов. Я не могу доверить это дело обычному связному, и если бы ты передал книгу, то оказал бы нам большую услугу.

— Буду рад помочь вам, — сказал Клуч.

Отец взирал на него с гордостью:

— Клуч просто изумил меня. Разыскал меня позавчера и с тех пор, что бы я ни делал, все время ходит следом. Нужно ли говорить, как я доволен. Приятно видеть, что он покончил со старым, больше ничто не омрачает наши отношения.

— Значит, я могу рассчитывать на тебя? Ты должен точно следовать инструкции, — сказал Серкумбрайт.

— Все будет в порядке, сэр. Не беспокойтесь.

— Хорошо. Тогда первым делом тебе придется сменить костюм. Так ты слишком заметен.

— Прямо сейчас? — удивился Клуч. — Может, какой-нибудь плащ...

— Нет, — отрезал Серкумбрайт. — Ты должен одеться как докер, начиная от нижнего белья. Никакой плащ не скроет эту шляпу. В соседней комнате ты найдешь одежду. Пойдем, я зажгу свет.

Он открыл дверь. Клуч неохотно последовал за ним.

Дверь закрылась. Шорн быстрым и точным движением схватил Клуча за горло, нажав на двигательные нервы. Клуч дернулся и обмяк.

Серкумбрайт сделал ему укол наркотика, затем обыскал. Нащупал в шляпе маленький предмет, по форме напоминающий головастика.

— Вот так, — спокойно сказал Серкумбрайт и спрятал жука в свою сумку. Теперь этот чепчик. Я уберу его в шкаф — пока ты не вернешься.

Он подмигнул Шорну и сунул сумку в тяжелый металлический ящик.

Они взглянули на распростертое тело.

— У нас мало времени, — сказал Серкумбрайт. — Я отошлю Кургила домой, и надо будет выбираться отсюда.

Он с сожалением оглядел комнату:

— Столько прекрасного оборудования... Но, я надеюсь, мы достанем еще.

Шорн цокнул языком:

— Что ты скажешь Кургилу?

— Хм-м... Правда убьет его.

— Клуч был убит телеками. Он погиб, защищая книгу с кодами. Телекам стало известно имя доктора и ему надо уходить в подполье.

— Он должен скрыться немедленно. Я предупрежу его, что бы он затаился, скажем, у Капистрано, пока мы не позовем — и тогда уже сообщим ему тяжелую весть. Когда он уйдет, перенесем Клуча через задний ход к Лори.

Клуч Кургилл сидел в кресле, глядя в пространство перед собой. Серкумбрайт откинувшись в кресле, курил трубку. Лори в белой пижаме полулежала на кушетке в углу и наблюдала за происходящим. Шорн сидел возле нее.

— Как долго ты работал на телеков, Клуч?

— Три дня.

— Расскажи нам об этом.

— Я нашел несколько писем отца, которые навели меня на мысль о том, что он член тайной организации. Мне нужны были деньги. Я сообщил кое-что полицейскому сержанту, который, как я знал, интересовался этими делами. Он хотел, чтобы я ему передал все детали. Я отказался и потребовал разговора с телеком. Я пригрозил полицейскому...

— Как его имя?

— Сержант Генри Льюис, участок Моксенвол.

— Продолжай.

— Он устроил встречу с Адлари Доминионом. Я встретился с Доминионом в Пекинаде, это там, вне Земли, в Вайябурге. Он дал мне тысячу крон и передатчик, который я должен был все время носить с собой. Когда происходило что-то интересное, я должен был нажимать кнопку.

— В чем состояло твое задание?

— Я должен был стать одним из вас, сопровождать отца, где только возможно. Телек намекал, что если мои усилия увенчаются арестом важных фигур, меня самого могут сделать телеком.

— Сообщал ли он, как совершается эта метаморфоза?

— Нет.

— Когда у тебя связь с Доминионом?

— Я должен связаться с ним по видеофону в два часа пополудни завтра в павильоне Клерьетта.

— У вас есть пароль или код для связи?

— Нет.

В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Шорн пошевелился, встал.

— Горман, что если бы я совершил превращение, что если бы я стал телеком?

Серкумбрайт спокойно посасывал трубку.

— Это было бы прекрасно. Хотя я не совсем понимаю как тебе это удастся. Если только, — добавил он сухо, — ты не намерен сдать нас всех Аллари Доминиону.

— Нет. Но посмотри на Клуча и посмотри на меня.

Серкумбрайт стал сравнивать два лица, прищурился, выпрямился в кресле.

Шорн вопросительно взглянул на него:

— Может получиться?

— Думаю, может. Сделать покрупнее нос, подлиннее подбородок, потолще щеки, немного рыжих волос...

— И одежду Клуча.

— Вполне сойдешь.

— Особенно, если я явлюсь с информацией.

— Это-то и заботит меня. Какого рода информацию ты можешь дать Доминиону, чтобы она понравилась ему и не навредила нам?

Шорн сказал.

Серкумбрайт попыхивал трубкой.

— Это серьезный шаг. Но обмен был бы неплохой. Если только он не узнал это из других источников.

— Таких, как Гескамп? В таком случае, мы ничего не теряем.

— Верно.

Серкумбрайт подошел к видеофону:

— Тино? Переключи свой аппарат на... — он взглянул на Лори. — Какой адрес?

— Два-девять-два-четыре-четырнадцать Мартин-велт.

5

Рыжеволосый человек двигался очень энергично и собранно, что никак не соответствовало манере Клуча Кургилла. Лори критически осмотрела его.

— Помедленнее, Уилл. Не размахивай так руками. Клуч — очень вялый тип.

— Так? — Шорн прошел по комнате.

— Лучше.

— Отлично. Я пошел. Пожелай мне удачи. Моя первая остановка — старая мастерская. Там лежит передатчик Клуча. Он едва ли оставил бы его там.

— А это не рискованно?.. Возвращаться в мастерскую?

— Не думаю. Надеюсь, что нет. Если бы телеки собирались ее уничтожить, они сделали бы это прошлой ночью.

Он помахал рукой и вышел.

Шорн ехал по движущейся дорожке, стараясь копировать вялое высокомерие Клуча. Утро было хмурое и ветренное, с холодным дождем. Однако к полудню облака рассеялись, показалось солнце. Большие серые здания Трэна высились словно гордые вельможи. Шорн запрокинул голову. Всего-навсего каменные громады, но впечатление производят сильное. Сам он предпочитал конструкции меньших размеров, но с большей индивидуальностью. Он подумал об античных храмах Средиземноморья, окрашенных в розовые, зеленые и голубые тона, правда теперь мраморные стены утратили прежнюю окраску. Такой стиль был возможен и даже навязывался в древних монархиях. Сегодня каждый человек — теоретически сам себе хозяин — ничем не выделяется среди своих многочисленных собратьев в гигантском механическом рое. Основным цветом культуры стала смесь всех цветов — серость. Здания строят все выше и шире из соображений экономии: объем возрастает в кубе, а поверхность лишь в квадрате. Лейтмотивом стал утилитаризм. Каждый житель отказывался от острых углов и шероховатостей своей личности, пока не осталась одна общая сердцевина: плоская крыша, горячая и холодная вода, яркое освещение, кондиционированный воздух и надежный лифт. «Нынешние люди подобны гальке на морском берегу, каждый обтачивает и шлифует своего соседа, пока все не становятся совершенно одинаковыми, — думал Шорн. — Цвета и ароматы можно найти только в дикой природе и у телеков. А каков будет мир, населенный одними телеками? Предположим, четыре тысячи выросли до четырехсот миллионов, четырех миллиардов. Прежде всего, исчезнут города. Не будет скопления людей, гигантских серых зданий, грандиозных людских потоков. Человечество взорвется как Новая звезда. Города опустеют — огромные печальные остовы, последние памятники средневековья. Земля окажется слишком маленькой. Люди устремятся в космос, к иным планетам, где телеки могут разгуливать как хотят. Они наводнят голубыми океанами Марс, очистят атмосферу Венеры, Нептуна, Урана, Плутона — выведут их на новые, более удобные орбиты. Или взять Сатурн: он такой огромный, а притяжение на поверхности не намного сильнее, чем на Земле. А что если эти грандиозные работы истощат энергию телекинеза, откуда бы она не исходила? Что если однажды утром телеки проснутся и обнаружат, что сила ушла? Тогда обрушатся хрустальные воздушные замки! Пища, убежища, тепло... И нет надежных серых городов, нет домов-муравейников, металла, стекла, электричества! Какое это будет бедствие! Какие вопли и проклятия!».

Шорн глубоко вздохнул. «Фантазия. Энергия телекинеза, похоже, неисчерпаема... А вдруг как раз в этот момент она находится на грани истощения? Фантазия, совершенно неуместная теперь. — Он нахмурился. — Может, это имеет какое-то значение? Может, в его уме действует некий подсознательный контур, создавая предпосылки для новых идей?»

Впереди показалась вывеска подвального зала игровых автоматов. Шорн осознал, что давно идет своей походкой, совершенно не характерной для Клуча Кургилла. Лучше не забывать такие детали, ошибиться он сможет лишь один раз.

Он спустился по лестнице, прошел через зал мимо щелкающих, светящихся, жужжащих автоматов и людей, которые восстав против предопределенности своей жизни, пытались купить синтетическое счастье.

Шорн беспрепятственно прошел в дверь с табличкой «Служебное помещение», у следующей двери он помедлил, соображая не забыл ли принести ключ, и не спрятался ли за дверью шпион.

«А может ли Клуч Кургилл иметь свой ключ? Это вполне правдоподобно, — решил Шорн. — Во всяком случае, не вызовет подозрения».

Он порылся в сумке. Ключ оказался на месте. Шорн открыл дверь и вошел в мастерскую.

Внутри все осталось по-прежнему. Шорн быстро подошел к ящику для инструментов, нашел сумку Серкумбрайта, достал жука и осторожно прикрепил его к своей шляпе.

«Теперь — уходить как можно быстрее. — Он взглянул на часы. — Двенадцать. В два часа встреча Клуча с Адлари Доминионом, шефом комитета связи телеков».

Шорн закусывал в одном из углов торгового центра в Фузариуме, и чувствовал себя весьма неуютно. Площадь более акра с низким потолком была заставлена столами, напоминая пол, покрытый кафельной плиткой, и обслуживалась медленно двигавшимся трехъярусным автоматом-разносчиком.

Голова Шорна ужасно чесалась под рыжим париком, но он не осмеливался почесаться, опасаясь разрушить сложное творение Тино. Кроме того, он понял, что Фузариум, полуденное прибежище вечно спешивших рабочих, никак не соответствует характеру Клуча Кургилла. Среди серых, темно-зеленых и бурых костюмов, Шорн в своем пестром одеянии, имитировавшем стиль телеков, был словно фламинго в курятнике. Он ощущал на себе тупо-враждебные взоры. Телекам завидовали, но их уважали; в то же время обычный человек, подражавший телекам, вызывал презрение и злобу.

Шорн быстро покончил с ленчем и направился по Зайк-Аллее к парку Мультифлор, где побродил между пыльных сикамор.

В два часа он зашел в будку, набрал номер павильона Клерьетта. Щелкнуло реле, на экране видеофона появился причудливый черно-белый вид павильона, и сухой мужской голос произнес: «павильон Клерьетта».

— Говорит Клуч Кургилл. Я хочу поговорить с Адлари Доминионом.

Появилось худое лицо, любопытное и довольно нахальное, с большим носом и бледно-голубыми птичьими глазами:

— Что вам угодно?

Шорн нахмурился. Он забыл об одной важной вещи. Забыл расспросить Клуча какова внешность Адлари Доминиона.

— Мне назначена встреча сегодня в два, — он стал наблюдать за реакцией человека на экране.

— Можете сообщить мне.

— Нет, — отрезал Шорн, обретая уверенность.

Человек был слишком наглым, слишком надменным.

— Я хочу говорить с Адлари Доминионом. То, что я должен сообщить, не для ваших ушей.

Худощавый бросил на Шорна свирепый взгляд:

— Это мне решать. Доминиона нельзя беспокоить по пустякам.

— Если Доминион узнает, что вы стоите на моем пути, он будет недоволен.

Худощавое лицо залилось краской. Экран померк. Шорн ждал.

Экран снова загорелся, показав ярко освещенную комнату с высокими белыми стенами. В окнах были видны облака, освещенные солнцем. На Шорна смотрел другой человек, столь же худой как и первый, но смуглый, с седыми волосами и маслянисто-черными глазами. Под сверлящим взглядом проницательных глаз Шорну стало не по себе. «Сработает ли маскировка?».

— Ну, Кургилл, что вы хотите мне рассказать?

— Дело строго конфиденциальное.

— Вы не доверяете видеофону? — изумился Доминион. — Уверяю вас, он не прослушивается.

— Нет, я доверяю видеофону, но я наткнулся на кое-что важное и хочу быть уверен, что получу обещанную награду.

— Ах вот как! — Доминион не стал разыгрывать непонимание. — Как долго вы работаете?

— Три дня.

— И уже ожидаете самой большой награды?

— Моя информация стоит ее. Если я стану телеком, в моих интересах помочь вам. А нет — так нет. Все очень просто.

Доминион нахмурился.

— Вы едва ли способны оценить важность ваших сведений.

— Предположим, я узнал о болезни мозга, которая поражает только телеков. Допустим, я узнал, что в течение года половина или три четверти телеков будут мертвы?

Ни один мускул не дрогнул на лице Доминиона.

— Разумеется, я хочу знать об этом.

Шорн молчал.

— Если ваша информация такова, — медленно произнес Доминион, — и мы удостоверимся в ее подлинности, вы будете награждены соответственно.

Шорн покачал головой:

— Я не могу рисковать. Это мой шанс. Я должен убедиться, что получу желаемое, другого случая у меня не будет.

Губы Доминиона скривились, но он сказал достаточно спокойно:

— Хорошо.

— Я хочу прийти в павильон. Но должен вас предостеречь — ведь нет ничего плохого, когда между друзьями устанавливается полная ясность?

— Да, это так.

— Не пытайтесь применить ко мне наркотики. У меня во рту капсула с цианидом. Я убью себя прежде, чем вы что-нибудь узнаете.

Доминион мрачно усмехнулся:

— Очень хорошо, Кургилл, только не проглотите ее ненароком.

Шорн ответил такой же улыбкой:

— Только в знак протеста. Как мне попасть в Клерьетту?

— Возьмите такси.

— Открыто?

— Почему бы нет?

— Вы не боитесь контр-шпионажа?

Зрачки Доминиона сузились, голова чуть склонилась набок:

— Я полагал, мы обсудим это на предыдущей встрече.

Шорн благоразумно решил не спорить.

— Хорошо, я сейчас буду.

Павильон Клерьетта парил высоко над океаном, как сказочный воздушный замок — сияющие белые террасы, ряды башен с красными и голубыми коническими крышами, сады с зеленой листвой, висящие в воздухе.

Такси опустилось на посадочную площадку. Шорн вышел. Водитель неодобрительно покосился на него.

— Мне подождать?

— Нет, можете улетать.

У Шорна мелькнула смутная мысль: или он покинет это место с помощью обретенной телекинетической силы, или не покинет вовсе.

Дверь распахнулась. Шорн вступил в зал, где вдоль стен располагались красно-коричневые, оранжевые, пурпурные и зеленые призмы, горящие в солнечном свете, падавшем сверху. В нише на возвышении сидела девушка, прелестное создание с густыми золотистыми волосами и нежной кожей.

— Слушаю вас, сэр, — произнесла она с безразличной вежливостью.

— Я Клуч Кургилл. Хочу видеть Адлари Доминиона.

Она нажала кнопку.

— Вам направо.

Шорн поднялся по стеклянной лестнице внутри зеленого стеклянного цилиндра, вышел в коридор со стенами из красного с золотым отливом камня, который не добывался на Земле. Одну стену покрывал темно-зеленый плющ. Напротив белые колонны образовали превосходную изящную раму, полную зеленого света и пышных растений с белыми и ярко-красными цветами.

Шорн помедлил, оглянулся. Зажегся золотой свет, и стена раздвинулась. За ней стоял Адлари Доминион.

— Входите, Кургилл.

Шорн вступил в луч света и, ослепленный на миг, потерял из вида Доминиона. Когда зрение восстановилось, он увидел, что Доминион сидит в парусиновом кресле, на блестящем карнизе идущем вдоль стены. Другим видимым предметом обстановки была оттоманка из красной кожи. Три прозрачные стены открывали великолепный вид: облака, освещенные солнцем, голубое небо, синее море.

Доминион указал на оттоманку:

— Присаживайтесь.

Оттоманка не превышала фута в высоту; сидя на ней, Шорн был бы вынужден запрокидывать голову, чтобы видеть лицо Доминиона.

— Нет, благодарю. Я предпочитаю стоять.

Он поставил ногу на оттоманку, хладнокровно глядя на телека.

Доминион ровным голосом произнес:

— Что вы хотите сообщить мне?

Шорн начал говорить, но понял, что невозможно одновременно говорить, глядя в эти горящие черные глаза, и думать. Он перевел взгляд на облако за окном.

— Я тщательно изучил ситуацию. Если вы сделали то же — а, я полагаю, вы это сделали — тогда нет смысла одному из нас пытаться перехитрить другого. Я располагаю информацией, которая важна, жизненно важна для телеков, и хочу продать эту информацию за статус телека.

Он посмотрел на Доминиона, взгляд которого не изменился, и снова отвел глаза.

— Я бы хотел чтобы между нами установилось полное взаимопонимание. Во-первых, должен напомнить вам, что у меня во рту яд. Я убью себя прежде, чем расстанусь со своей информацией, и, уверяю вас, вы никогда не узнаете то, что я могу сообщить. — Шорн покосился на Доминиона. — Никакое гипнотическое средство не сможет подействовать достаточно быстро, чтобы помешать мне прокусить цианид... Ладно, довольно об этом.

Второе: я не могу доверять словесному или письменному контракту. Если бы я согласился на такой контракт, я бы не имел возможности взыскать по нему. Вы — более сильная сторона. Если вы выполните вашу часть соглашения, а я — нет, вы сможете устроить так, чтобы я был наказан. Поэтому, чтобы продемонстрировать добрую волю, вы должны выполнить условие первым. Иными словами, сделайте меня телеком, тогда я выложу то, что знаю.

Доминион секунд тридцать глядел на него. Затем мягко произнес:

— Три дня назад Клуч Кургилл не был столь скрупулезен.

— Три дня назад Клуч Кургилл не знал того, что он знает теперь.

— Я не спорю, — резко ответил Доминион. — На вашем месте я бы поставил такие же условия. Однако, — он окинул Шорна пронизывающим взглядом с ног до головы, — три дня назад я бы решил, что вы посредственный помощник.

Шорн напустил на себя надменный вид:

— Судя по телекам, которых я знавал, трудно было предположить, что вы столь разборчивы.

— Вы плохо нас знаете, — возразил Доминион. — Вы полагаете, что такие, как Ноллинруд, который был недавно убит, — это типичные телеки. Вы думаете, что все мы равнодушны к своей судьбе? — Его губы презрительно скривились. — Есть силы, о которых вы не имеете представления, у нас грандиозные планы... Но довольно. Это все высокие идеи.

Он отделился от своего кресла и опустился на пол.

— Я принимаю ваши условия. Пойдемте. Видите, мы совсем не упрямы и можем действовать быстро и решительно, если захотим.

Он повел Шорна обратно к зеленому стеклянному цилиндру, взлетел на верхнюю площадку и нетерпеливо наблюдал как Шорн поднимается по ступеням.

— Идемте.

Он вступил на широкую белую террасу, освещенную вечерним солнцем, подошел к низкому столу, на котором покоилась кубическая глыба мрамора.

Доминион протянул руку к шкафчику под столом, выдвинул маленькое переговорное устройство и сказал в микрофон:

— Двести — к павильону Клерьетта. — Он повернулся к Шорну. — Естественно, есть некоторые вещи, с которыми вы должны будете ознакомиться.

— Чтобы стать телеком?

— Нет, нет, — резко перебил Доминион, — это дело техники. Но ваша судьба должна быть устроена, вы будете жить новой жизнью.

— Я не подозревал, что это так сложно.

— Вы многого не подозреваете. — Телек сделал резкий жест. — Теперь к делу. Смотрите на этот мраморный куб на столе. Думайте о нем, как о части вашего тела, контролируемой вашими нервными импульсами. Нет, не оглядывайтесь; фиксируйте взгляд на мраморном кубе. Я буду стоять здесь.

Он занял место возле стола.

— Когда я покажу направо, сдвиньте его вправо. Теперь сосредоточьтесь. Этот куб — часть вашего организма, часть вашей плоти, как руки и ноги.

За спиной Шорна слышались какие-то шорохи. Повинуясь Доминиону, он задержал взгляд на кубе.

— Теперь сюда. — Доминион указал налево.

Шорн велел кубу двигаться влево.

— Этот куб — часть вас, — повторил Доминион. — Ваше собственное тело.

Шорн ощутил, как по коже побежали мурашки. Куб сдвинулся влево.

Доминион указал направо. Шорн велел кубу двигаться вправо. Дрожь усилилась. Шорн словно погружался в холодную газированную воду.

Влево. Вправо. Влево. Вправо. Хотя Шорн оставался на месте, куб, казалось, приблизился, стал таким же близким, как рука. Сознание Шорна как будто протиснулось через тугой клапан в новую среду, холодную и просторную; он внезапно понял, что мир стал частью его самого.

Доминион отошел от стола. Шорн едва осознал, что тот больше не делает направляющих жестов. Шорн сдвинул куб вправо, влево, поднял в воздух на шесть футов, на двадцать, послал его кружиться высоко в небе. Следуя глазами за кубом, он обнаружил у себя за спиной телеков, молча и без всякого выражения наблюдавших за этой сценой.

Шорн вернул куб на стол. Теперь он знал как это делается. Он поднялся в воздух, пролетел над террасой, опустился. Когда он оглянулся, телеки исчезли.

На лице Доминиона застыла холодная улыбка.

— У вас неплохо получилось.

— Это так естественно... А какова функция телеков, которые стояли сзади?

Доминион пожал плечами:

— Мы мало знаем о механизме телекинеза. Вначале, конечно, я помогал вам двигать куб, как и другие. Постепенно мы ослабляли наше воздействие, и вы стали делать все сами.

Шорн потянулся.

— Я чувствую себя центром, осью всего мирозданья!

Доминион равнодушно кивнул.

— Теперь — пойдемте со мной.

Шорн последовал за ним в восторге от своей силы и свободы. Доминион задержался у края террасы и повернул голову; лицо его выглядело совсем иначе: бледное, усталое, полуприкрытые глаза, сдвинутые брови, слегка опущенные углы губ. Энтузиазм Шорна тоже уступил место внезапной усталости. Доминион удивительно быстро совершил посвящение в телекинез. Конечно, для него это простейший путь получить желанную информацию. Но достаточно ли свободен Доминион от мстительности, чтобы смириться с поражением? Шорн подумал о выражении, которое он на миг поймал на лице Доминиона. Было бы ошибкой полагать, что телек, или любой другой человек спокойно примет условия, диктуемые платным агентом. Доминион будет сдерживаться до тех пор, пока не получит информацию. Но потом, что будет потом? Неужели он упустит возможность нанести смертельный удар? Шорн усмехнулся. Доминион наверняка изберет самый красивый вариант — постарается убить Шорна его же собственным ядом. Внезапный удар в челюсть раздавит капсулу в зубе. Телек сумеет это устроить.

Они вошли в большой зал. Звуки их шагов отдавались гулким эхом. Через окна в высоком куполе струился желто-зеленый свет. Пол был из мрамора с серебристым отливом. Растения с крупными темно-зелеными листьями росли в ящиках, расположенных в строго симметричном порядке. Воздух был свеж и насыщен ароматами цветов.

Доминион пересек зал не останавливаясь. Шорн остановился посередине. Доминион обернулся:

— Идемте.

— Куда?

Лицо Доминиона приняло угрожающее выражение:

— Туда, где мы можем поговорить.

— Мы можем говорить здесь. Я могу рассказать все за десять секунд. Или, если желаете, я приведу вас прямо к источнику опасности.

— Хорошо, — сказал Доминион. — Допустим, вы откроете природу опасности для телеков. Болезнь мозга, вы сказали?

— Нет. Я использовал эту идею в качестве примера. Опасность, о которой я говорю, скорее имеет характер катаклизма, чем болезни. Пойдемте на открытый воздух. Здесь я чувствую себя как-то скованно. — Он нахмурился, глядя в упор на Доминиона.

Телек сделал глубокий вдох. «Похоже, он в ярости, — подумал Шорн. — Подчиняться указаниям недавнего предателя и шпиона...» Шорн простодушно улыбнулся:

— Я выполню свою часть соглашения, не сомневайтесь. Но я бы хотел уйти с выигрышем, надеюсь, вы меня понимаете.

— Я понимаю, — сказал Доминион. — Я понимаю вас очень хорошо.

Он совершенно овладел собой и казался почти добродушным.

— Однако вы, вероятно, неправильно поняли мои мотивы. Теперь вы тоже телек. А телеки ведут себя в соответствии с правилами, которые вам необходимо узнать.

Шорн напустил на себя столь же любезный вид:

— В таком случае, я предлагаю провести урок на земле.

Доминион поджал губы:

— Вы должны адаптироваться к окружению телека — думать, действовать, как телек.

— Это придет со временем, — улыбнулся Шорн. — А теперь я немного рассеян: чувство силы опьяняет.

— Похоже, оно не повредило вашей осторожности, — сухо заметил Доминион.

— Полагаю, мы, наконец, выйдем на открытый воздух и поговорим свободно.

Доминион вздохнул:

— Хорошо.

6

Лори то и дело подходила к автомату, наливая чай для себя и кофе для Серкумбрайта.

— Я просто места себе не нахожу.

«Если бы Лори снизошла до кокетства, — думал Серкумбрайт, — она была бы просто очаровательна». Он спокойно смотрел, как она подходила к окну и вглядывалась в небо.

Но ничего не было видно, кроме сияния огней, и ничего не было слышно, кроме уличного гула.

Она вернулась к кушетке.

— Ты рассказал Доктору Кургиллу о... о Клуче?

Серкумбрайт помешал кофе.

— Конечно, я не мог сказать ему правду.

— Да, ты прав.

Лори смотрела в пространство. Внезапно она вздрогнула.

— Никогда не была такой нервной. Что если... — она запнулась, не находя слов.

— Ты любишь Шорна, не так ли?

Быстрый взгляд, взмах ресниц. Красноречивый ответ.

Они посидели молча.

— Тс-с, — сказала Лори, — по-моему, это он.

Серкумбрайт промолчал.

Лори медленно поднялась. Они оба смотрели на дверную ручку. Она повернулась. Дверь распахнулась. Прихожая была пуста.

Лори в ужасе застыла. Послышался стук в окно.

Они обернулись. За окном был Шорн. На миг они oбa замерли, словно парализованные. Шорн стучал по стеклу костяшками пальцев; было видно, что его рот произносит слова: «Впустите меня».

Наконец, Лори подошла к окну и распахнула его. Шорн влетел в комнату.

— Зачем ты так напугал нас? — возмутилась Лори.

— Хотел продемонстрировать свои новые способности, — он налил себе чашку кофе. — Наверное, вам не терпится услышать о моих приключениях?

— Конечно!

Он сел за стол и стал рассказывать о своем визите в павильон Кларьетта. Серкумбрайт спокойно и внимательно слушал.

— А что теперь?

— А теперь у тебя есть телек для экспериментов, если Доминион не изобретет способ убить меня на расстоянии. Сегодня у него будет беспокойная ночь, могу себе представить.

Серкумбрайт усмехнулся.

— Во-первых, — сказал Шорн, — они посадили на меня жука. Я ожидал этого. А они знали, что я ожидал. Я отделался от него в музее Изящных искусств. Потом я стал рассуждать: раз они ожидают, что я ускользну от жука и после этого почувствую себя в безопасности, значит, у них есть способ отыскать меня снова. Какая-нибудь метка, вещество на одежде, излучающее невидимые волны. Я выбросил одежду Клуча — она мне с самого начала не нравилась — вымылся в трех водах, избавился от парика. Клуч Кургилл исчез. Кстати, где тело Клуча?

— В надежном месте.

— Надо устроить так, чтобы его нашли завтра утром. С табличкой «Я — шпион телеков». — Доминион, конечно, узнает об этом; он решит, что я мертв и одной проблемой меньше.

— Неплохая идея.

— А как же бедный доктор Кургилл? — возразила Лори. — Он никогда не поверит такому известию.

— Да... Наверняка не поверит.

Она окинула Шорна взглядом.

— Ты чувствуешь себя другим?

— У меня такое ощущение, будто все сущее — это часть меня. Можно сказать: слияние с космосом.

— Но как это получилось?

Шорн задумался.

— По правде говоря, не знаю. Я могу двигать стулом так же, как двигаю рукой, и с тем же усилием.

— Похоже, Гескамп ничего не сказал им о митроксе под стадионом, — заметил Серкумбрайт.

— Они и не спрашивали. Им и в голову не могло прийти, что мы замышляем такое злодеяние, — Шорн рассмеялся. — Доминион был просто потрясен. Какое-то время мне казалось, что он благодарен мне.

— А потом?

— А потом, наверное, вспомнил обиду и стал думать, как меня убить. Но я не сказал ему ничего, пока мы не оказались на открытом месте. Я мог защититься от любого его оружия. Пулю я бы остановил мыслью, даже отбросил бы обратно, лазерный луч отклонил бы.

— А если бы твоя и его воля столкнулись? — спросил Серкумбрайт. — Что бы произошло?

— Не знаю, может, ничего. Ведь так бывает, когда человек колеблется между двумя противоположными побуждениями. А может, столкновение и отсутствие результата подорвало бы нашу веру в себя, и мы рухнули бы в океан. Потому что мы стояли ни на чем на высоте тысячи футов над океаном.

— Тебе было страшно, Уилл? — спросила Лори.

— Вначале — да. Но человек быстро привыкает к новым ощущениям. С такими вещами мы все сталкивались во сне. Возможно, когда мы перестали верить снам, мы уклонились с пути телекинеза.

Серкумбрайт усмехнулся и принялся набивать трубку.

— Надеюсь, мы скоро это узнаем. И еще много чего узнаем.

— Возможно. Я начинаю по-другому смотреть на жизнь.

Лори взглянула на него с беспокойством:

— Но ведь мир остался тем же?

— В общем, да. Но это чувство силы, свобода... — Шорн рассмеялся. — Не смотрите так на меня. Я не опасен. Я просто стал телеком, благодаря любезности известного лица. Кстати, где мы могли бы достать три скафандра?

— Сейчас, ночью? Не знаю.

— Не важно. Я — телек. Мы их получим. В том случае, конечно, если вы желаете посетить Луну. Бесплатная экскурсия, благодаря любезности Адлари Доминиона. Лори, тебе не хочется полетать со скоростью света, со скоростью мысли? Постоять в Пепельном свете Луны, воспетом Эратосфеном, заглянуть в Маге Imbrium.

Она нервно засмеялась:

— С удовольствием, только... я боюсь.

— А как ты, Горман?

— Нет. Давайте вдвоем. У меня еще будет возможность.

Лори вскочила. Глаза ее возбужденно горели, щеки порозовели. Шорн взглянул на нее с изумлением.

— Отлично, Горман. Завтра ты можешь начать свои эксперименты. А сегодня...

Лори почувствовала как невидимая сила подняла ее в воздух и вынесла в окно.

— А сегодня, — продолжал Шорн, оказавшись рядом с ней, — сделаем вид, будто мы души, счастливые души, которые странствуют во Вселенной.

Серкумбрайт жил в полузаброшенном предместье к северу от Трэна. Его старинный просторный дом, подобно норовистому коню, вздымался над водами Мэйна. Гигантские промышленные постройки заслоняли небо. Дым литейных труб, сера, хлор, аммиак загрязняли воздух.

Внутри дом был уютным и запущенным. Жена Серкумбрайта, высокая странного вида женщина, работала по десять часов в день в своей студии — лепила собак и лошадей. Шорн видел ее всего один раз. Насколько он знал, она совсем не интересовалась подпольной деятельностью Серкумбрайта, и даже не догадывалась о ней.

Серкумбрайт загорал на солнце и созерцал катившиеся мимо бурые волны. Он сидел на балкончике, который сам построил для этой цели.

Шорн бросил ему на колени холщовый мешочек: «Сувениры».

Серкумбрайт взял мешочек и торопливо высыпал из него горсть камней. К каждому была прикреплена этикетка. Он взглянул на первый камень.

— Агат. — Он прочитал табличку: — «Марс». — Ну и ну.

Следующим был черный булыжник.

— Габбро? Похоже. «Ганимед». Честное слово, далековато вы забрались.

Он бросил многозначительный взгляд на Шорна:

— Похоже, телекинез пошел тебе на пользу: ты утратил свой измученный вид. Может, и мне стать телеком?

— Ты тоже не выглядишь измученным. Скорее наоборот.

Серкумбрайт вернулся к камням:

— Пемза. С Луны, я полагаю. — Он прочел этикетку. — Нет — Венера. Как впечатления от прогулки?

Шорн посмотрел на небо.

— Это довольно трудно передать. Конечно, возникало чувство одиночества. Тьма. Что-то похожее на сон. Там, на Ганимеде, мы стояли на горном хребте. Под ногами — острый как бритва обсидиан. Юпитер заслонял почти полнеба. Знаменитое красное пятно смотрело на нас. Странная черная скала, огромная планета, тусклый розовый и голубой свет. Это все было каким-то потусторонним. Я подумал: что если сила изменит мне, и мы не сможем вернуться? У меня кровь застыла в жилах.

— Похоже, ты справился с этим.

— Да, мы справились.

Шорн сел, вытянув ноги.

— Я не измучен и не утомлен. Но я смущен. Два дня назад я считал себя человеком с вполне сложившимися убеждениями.

— А теперь?

— Теперь... сомневаюсь.

— В чем?

— В наших замыслах. В их конечной цели.

— Хм-м-м, — Серкумбрайт потер подбородок, — ты все еще хочешь подвергнуться экспериментам?

— Конечно. Я хочу знать, почему и как действует телекинез.

— Когда ты будешь готов?

— Когда хочешь.

— Сейчас?

— Почему бы нет? Давай начнем.

— Ну, если ты готов, попробуем, для начала, энцефалографию.

Серкумбрайт устало потер лоб. Его лицо, обычно розовое как у херувима, заметно осунулось. Когда он набивал трубку, его пальцы подрагивали.

Шорн откинулся на спинку кожаного кресла и смотрел на Серкумбрайта со спокойным любопытством.

— Почему ты так расстроен?

Серкумбрайт щелчком сбросил со стола скомканную бумажку.

— Оборудование ни к черту не годится. Все равно, что рисовать миниатюры помелом или разбирать часы разводным ключом. Вот, — показал он, — энцефалограммы. Оба полушария твоего мозга. Рентгенограммы. Характер метаболизма. Мы замерили энергию настолько точно, что если бы ты бросил мне скрепку, я вычислил бы ее полет...

— И что?

— Ничего определенного. Волнистые линии на энцефалограмме. Повышенное потребление кислорода, увеличение шишковидной железы. Плюс побочные эффекты измерений.

Шорн зевнул и потянулся.

— Примерно это мы и ожидали.

Серкумбрайт мрачно кивнул.

7

Шорн и Серкумбрайт пили кофе в квартире Лори в Мартинвелте.

Серкумбрайт был непривычно нервозен и то и дело смотрел на часы.

Шорн насмешливо наблюдал за ним:

— Кого ты ждешь?

Серкумбрайт быстрым взглядом окинул комнату.

— Надеюсь, здесь нет жуков-шпионов?

— Судя по детектору, нет.

— Я жду связного. Человека по имени Луби. С Восточного Берега.

— Что-то не припоминаю такого.

— Ты бы не забыл его, если бы хоть раз увидел.

Лори сказала:

— Кажется я слышу шаги.

Луби вошел в комнату тихо как кошка. Ему было около сорока, хотя выглядел он не больше чем на семнадцать. Золотистая кожа, правильные черты лица, густые вьющиеся волосы бронзового цвета вызывали в памяти образы итальянцев эпохи Возрождения — Цезаря Борджиа, Лоренцо Медичи.

Серкумбрайт представил гостя. Луби коротко кивнул, сверкнув глазами, отвел Серкумбрайта в сторону и что-то быстро зашептал ему.

Серкумбрайт поднял брови, задал вопрос; Луби быстро ответил. Серкумбрайт кивнул и Луби покинул комнату так же тихо, как вошел.

— Речь идет о встрече на высшем уровне. Нас ждут в Портинари Гэйт. — Серкумбрайт постоял в нерешительности. — Думаю, нам лучше пойти.

Шорн подошел к двери, выглянул в коридор.

— Наверное, не часто лучшие умы собираются на общее собрание?

— Случай беспрецедентный. Похоже, что-то важное.

Шорн немного подумал.

— Может, пока не стоит говорить о моих... достижениях?

— Хорошо.

Они летели сквозь ночную тьму на север. Внизу большой, темной кляксой простиралось озеро Пайенца, окруженное огнями Портинари.

Портинари Гэйт, гостиница на шестьсот мест, раскинулась высоко на склоне холма, окна ее выходили на озеро и на город. Шорн и его спутники приземлились на мягкий дерн в тени высоких сосен и прошли к заднему ходу.

Серкумбрайт постучал, и они ощутили на себе холодный изучающий взгляд. Дверь отворилась. Перед ними стояла женщина с каменным лицом и нимбом стального цвета волос.

— Что вам угодно?

Серкумбрайт пробормотал пароль, женщина молча отступила, и они вошли.

Смуглолицый человек с черными глазами и золотыми серьгами в ушах поднял руку:

— Привет, Серкумбрайт.

— Привет, Тёреби. Это Уилл Шорн. Лорита Челмефорд.

Шорн с интересом взглянул на загорелого человека. «Великий Тёре. би, прославленный координатор всемирного антителекового подполья».

В комнате были и другие люди, которые молча наблюдали за происходящим. Серкумбрайт кивнул нескольким из них, затем отвел Шорна и Лори в сторону.

— Удивительно, здесь все лидеры движения. — Он покачал головой. — Довольно опасно.

Шорн ощупал детектор. Никаких передатчиков-шпионов.

Участники продолжали прибывать, пока в комнате не собралось человек пятьдесят. Одним из последних появился сорокалетний юнец Луби.

Коренастый темнокожий человек поднялся и заговорил:

— Это собрание — отход от наших традиционных методов, и, я надеюсь, в ближайшее время подобное не повторится.

Серкумбрайт шепнул Шорну:

— Это Касселбарг. Европейская Почта.

Касселбарг обвел взглядом аудиторию.

— Наше движение вступает в новый этап. Первый был организационным; мы создали всемирную подпольную организацию, систему связи, иерархию управления. Теперь — черед второго этапа: подготовка к решающей акции, которая составит третий этап.

Мы все знаем сложность условий, в которых приходится работать; поскольку мы не можем представить явные доказательства опасности, правительство не симпатизирует нам и во многих случаях активно противодействует — особенно в лице коррумпированных полицейских чиновников. Поэтому, наша первая операция должна стать решающей. Второго шанса не будет. Телеки должны быть, — он сделал паузу, — должны быть уничтожены. Это путь, к которому мы все чувствуем инстинктивное отвращение, но любой другой путь оставляет нас беззащитными перед страшной силой телеков. Итак, какие будут вопросы, дополнения?

Шорн под влиянием внезапного, почти неосознанного импульса встал и начал говорить:

— Я не хочу превращать наше движение в дискуссионный клуб, но есть другой путь, не требующий убийств. Он устраняет необходимость решающего удара и дает нам больше шансов на успех.

— Вот как? — любезно осведомился Касселбарг. — Изложите суть вашего плана.

— Никакая операция, как бы тщательно она ни планировалась, не гарантирует смерти всех телеков, и те, кто избегнут смерти, могут обезуметь от злобы и страха. Я могу себе представить сто миллионов, пятьсот миллионов, миллиард смертей в первые секунды после операции, и полный ее крах.

Касселбарг кивнул:

— Необходимость стопроцентного уничтожения не вызывает сомнений. Такой план и составит Второй этап, о котором я только что упоминал. Мы можем действовать только при девяносто девяти процентах вероятности успеха.

Заговорила женщина с суровым лицом:

— Телеков всего около четырех тысяч. На Земле каждый день умирает десять тысяч человек. Убийство телеков — не большая цена за то, чтобы избавиться от опасности их тирании. Или надо действовать сейчас, когда у нас есть ограниченная свобода, или обречь род человеческий на бесконечное рабство.

Шорн обвел взглядом присутствующих. Лицо Лори выражало сочувствие, Серкумбрайт смущенно смотрел в сторону. Тёреби задумчиво хмурился, Касселбарг ждал с вежливым вниманием.

— Все, что вы сказали — правильно, — начал Шорн, — я был бы самым безжалостным из всех нас, если бы эти четыре тысячи смертей не лишали человечество драгоценного дара, которым оно обладает. До сих пор телекинез использовался неверно, в эгоистических интересах телеков. Но в ответ на ошибки телеков мы не должны сами делать ошибки.

— Каково ваше предложение? — спокойным ровным голосом спросил Тёреби.

— Я считаю, мы должны посвятить себя не убийству телеков, а обучить телекинезу всех здоровых людей.

Маленький рыжеволосый человек презрительно усмехнулся:

— Старое заблуждение, вновь привилегия для избранных — в данном случае для здоровых.

Шорн улыбнулся:

— Это лучше, чем привилегия для нездоровых. Но позвольте вернуться к моему предложению: изучить телекинез и распространить его лучше, чем убивать телеков. Один путь ведет вперед, другой — назад; созидание против разрушения. В первом случае мы поднимем человека на более высокую ступень, в другом получим четыре тысячи мертвых телеков, если план удастся, притом остается возможность страшной катастрофы.

— Вы умеете убеждать, мистер Шорн, — заметил Тёреби. — Но не исходите ли вы из недоказанной предпосылки о возможности всеобщего обучения телекинезу? По-видимому, проще убить телеков, чем убедить их поделиться своей силой.

Шорн покачал головой:

— Есть, по крайней мере, два способа, чтобы овладеть телекинезом. Первый — длительная планомерная работа, то есть, воспроизведение условий, в которых появились первые телеки. Второй гораздо проще, быстрее, и, я полагаю, надежнее... У меня есть некоторые основания...

Он резко умолк.

Слабое жужжание. Вибрация в нагрудном кармане.

Детектор.

Он повернулся к Луби, стоявшему у двери:

— Выключите свет! Где-то здесь передатчик телеков! Выключите свет, или мы все пропали!

Луби заколебался. Шорн выругался про себя. Тёреби резко встал:

— Что происходит?

Раздался стук в дверь.

— Откройте. Именем закона!

Шорн взглянул на окно. Оно было открыто.

— Быстрее в окно!

— Кто-то здесь предатель, — мрачно произнес Серкумбрайт.

У окна появился человек в черно-золотой униформе с тепловым пистолетом.

— Все к двери, — рявкнул он. — Вам не уйти, здание оцеплено. Выходите через дверь по одному. Не пытайтесь улизнуть — у нас есть приказ стрелять.

Серкумбрайт придвинулся к Шорну:

— Ты можешь что-нибудь сделать?

— Не здесь. Подожди, пока окажемся снаружи. К чему нам стрельба?

Двое дюжих солдат появились в дверях, делая жесты пистолетами:

— Выходите все. Поднимите руки.

Тёреби с задумчивым лицом вышел первым. За ним последовал Шорн, затем все остальные. Они вышли на стоянку перед гостиницей, освещенную полицейскими прожекторами.

— Стойте здесь! — рявкнул голос.

Шорн, прищурившись, взглянул в сторону прожекторов. Там стояло человек двенадцать.

— Это ловушка, а не ошибка, — пробормотал Тёреби.

— Спокойно! Не разговаривать!

— Лучше обыщите их, — раздался чей-то голос. Шорн уловил знакомый равнодушно-презрительный тон. «Адлари Доминион».

Двое в черно-золотой униформе обошли группу, делая быстрый обыск.

Из-за прожекторов послышался насмешливый голос:

— Неужели полковник Тёреби? Народный герой. Как он очутился в этой кучке гнусных заговорщиков?

Тёреби неподвижно смотрел прямо перед собой. Рыжеволосый человек, который возражал Шорну, выкрикнул, обращаясь к невидимому голосу:

— Холуй телеков! Чтоб у тебя отсохла рука, которой ты брал у них взятку!

— Спокойно, Уолтер, — остановил его Серкумбрайт.

Тёреби, повернувшись к огням, ровным голосом произнес:

— Мы арестованы?

Ответа не последовало.

Тёреби повторил более резким тоном:

— Мы арестованы? Я хочу видеть ордер. Я хочу знать, в чем нас обвиняют.

— Вас доставят в штаб для допроса, — послышался ответ. — Ведите себя как следует. Если вы не совершили преступления, не будет и обвинения.

— Мы не доберемся до штаба, — шепнул Серкумбрайт Шорну. Шорн мрачно кивнул. Он пытался разглядеть за прожекторами Доминиона — узнает ли тот Клуча Курргилла, которого сделал телеком?

Голос впереди крикнул:

— Сопротивление бесполезно! Идите вперед!

В группе заговорщиков возникло волнение, словно от ветра в вершинах сосен.

Голос сказал:

— Так-то лучше. Теперь марш вперед, по одному. Тёреби первый.

Тёреби медленно развернулся, словно бык на арене, и двинулся за солдатом, который освещал дорогу фонариком.

Серкумбрайт опять шепнул Шорну:

— Попробуй что-нибудь сделать.

— Не могу, пока Доминион здесь.

Один за другим пленники шли вслед за Тёреби. Впереди смутно вырисовывался силуэт самолета. Задний люк зиял как вход в подземелье.

— Поднимайтесь по трапу!

Грузовой отсек с металлическими стенами служил камерой. Дверь с лязгом захлопнулась. Наступило тягостное молчание.

Возле борта раздался голос Тёреби:

— Лихо сработано! Взяли всех?

— Похоже, да, — глухо отозвался Серкумбрайт.

— Это отбросит движение назад лет на десять, — произнес кто-то, стараясь сохранить твердость в голосе.

— Скорее, уничтожит полностью.

— Но в чем нас можно обвинить? Они ничего не докажут.

Тёреби мрачно усмехнулся:

— Мы не доберемся до Трэна. Думаю, это будет газ.

Тревожный ропот прошел по камере: «Газ?».

— Пустят через вентилятор ядовитый газ. А потом нас просто выбросят в море, и никто ничего не узнает. Даже не сообщат: «Убиты при попытке к бегству».

Самолет задрожал и поднялся в воздух.

— Серкумбрайт, — тихо окликнул Шорн.

— Я здесь.

— Зажги свет.

Стены камеры озарились желтым светом карманного фонарика, бледные потные лица напоминали лягушачьи животы, глаза блестели, отражая огонь фонарика.

Все двери были надежно заперты. Шорн соображал, сможет ли он открыть такую дверь. С подобной проблемой он еще не сталкивался. Похоже, эта задача была па порядок сложнее, чем перемещение предметов. Закрытая дверь представляла для Шорна и чисто психологическую трудность: что если он попытается, и ничего не выйдет? Сохранится ли его способность к телекинезу?

Тёреби приложил ухо к вентилятору и через некоторое время отпрянул:

— Я слышу шипение...

Фонарик стал гаснуть. В темноте Шорн был так же беспомощен, как и остальные. В отчаянии он устремил все силы своего ума на дверь грузового люка. Она распахнулась в ночное небо. Шорн поймал ее, прежде чем она успела улететь во мрак, и перенес через дверной проем внутрь.

Фонарик погас. Шорн лишь смутно различал черную массу двери. Стараясь перекричать рев ветра, он крикнул:

— Отойдите к стене! Отойдите к стене!

Он больше не мог ждать, он чувствовал как реальность ускользает во мглу. Дверь темнела смутным пятном. Шорн сосредоточился и, с силой ударив ею о фюзеляж, пробил большую дыру. Свежий воздух устремился в отсек, унося ядовитый газ.

Шорн выбрался из самолета и заглянул в иллюминатор. Человек двенадцать в черно-золотой униформе сидели в салоне, беспокойно оглядываясь на грузовой отсек, откуда шел пронзительный вой. Адлари Доминиона среди них не было. Луби, связной с бронзовыми волосами и лицом как на медальоне, забился в угол. «Луби сохранили жизнь, — подумал Шорн, — значит, он — предатель».

У Шорна не было ни времени, ни желания к полумерам. Он оторвал всю верхнюю часть самолета. Солдаты и Луби застыли, в ужасе глядя вверх. Если бы они увидели Шорна, он показался бы им белолицым демоном, мчащимся верхом на ветре. Они высыпались из салона, словно горох из стручка, и улетели в ночную тьму. Рев ветра заглушил их крики.

Шорн забрался в кабину, заглушил мотор, отбросил баллон с газом от вентиляционной системы и повернул машину на восток к горам Монагхилл.

Луна выплыла из-за туч. Шорн увидел внизу поле. Подходящее место для посадки.

Самолет сел на поле. Пятьдесят мужчин и женщин выбрались из грузового отсека, обессиленные, дрожащие, изумленные.

Шорн нашел Тёреби. Прислонившись спиной к фюзеляжу, Тёреби смотрел на Шорна при лунном свете, как смотрел бы ребенок на единорога. Шорн усмехнулся.

— Удивлены? Я все объясню, как только мы устроимся.

Тёреби прищурился:

— Едва ли имеет смысл возвращаться по домам, будто ничего не случилось. Черно-золотые сделали снимки; и, потом, некоторые из нас... небезызвестны им.

Серкумбрайт вынырнул из тьмы, как бурая сова.

— В штабе черно-золотых будет большой переполох, когда они не досчитаются нашей летающей тюрьмы.

— Забеспокоятся и в павильоне Клерьетта.

Шорн стал считать на пальцах:

— Сегодня двадцать третье. Девять дней до первого июня.

— А что будет первого июня?

— Первая ежегодная телекинетическая Олимпиада на новом стадионе в Сванскомской долине. Кстати, за горой Матиас есть старая шахта. Там можно разместить человек двести-триста.

— Но нас только пятьдесят...

— Нужно больше. Еще человек двести. И чтобы избежать недоразумений, — он оглянулся в поисках рыжеволосого, утверждавшего, что здоровье — понятие субъективное, — будем считать здоровьем волю к жизни, сохранению своей семьи, человеческой культуры и традиций.

— Это достаточно широко, — заметил Тёреби. — Подойдет почти каждому. Но каков будет практический критерий отбора?

— Практически мы выберем тех, кто нам понравится, — сказал Шорн.

8

Воскресное утро первого июня было пасмурным и хмурым. С деревьев капала холодная роса. Густой туман окутывал берега реки Сванском, которая текла в новом русле по зеленеющей долине.

В восемь часов с неба прилетел человек в роскошных одеждах пурпурного, черного и белого цветов. Он приземлился на краю стадиона и посмотрел на небо. Облачная пелена прорвалась и обрывки облаков понеслись во все стороны. Вскоре небо очистилось; солнце согрело Сванскомскую долину.

Черные глаза оглядели стадион внимательным острым взглядом. На противоположной стороне стоял человек в черно-золотой полицейской форме. Телек перенес его по воздуху и поставил перед собой.

— Доброе утро, сержант. Заметили что-нибудь подозрительное?

— Ничего, мистер Доминион.

— А как внизу?

— Не могу сказать, сэр. Я отвечаю только за внешнюю часть, но у меня всю ночь горели прожекторы. Ни одна муха не пролетела.

— Хорошо, — Доминион еще раз оглядел большую чашу. — Если до сих пор посторонних не было, их и не будет. По земле здесь не пройти.

Появились еще двое в униформе.

— Доброе утро, — сказал Доминион, — заметили что-нибудь подозрительное?

— Нет, сэр. Ничего.

— Любопытно. — Доминион потер бледный остроконечный подбородок. — И под стадионом ничего?

— Ничего, сэр. Мы осмотрели дюйм за дюймом каждый угол и каждую трещину до самой коренной породы.

— А детекторы что-нибудь показали?

— Нет, сэр. Если бы суслик прорыл ход под туннелем, мы бы узнали.

Доминион кивнул:

— Может, и не будет никаких беспорядков, кто знает... — Он погладил подбородок. — Интуиция иногда подводит. Ну ничего. Возьмите всех ваших людей, расставьте их вокруг долины. Не пропускайте никого. Никого, ни под каким предлогом. Вы поняли меня?

— Да, сэр.

— Хорошо.

Доминион вернулся к краю стадиона. Вся чаша была засажена зеленой, хорошо подстриженной травой. Кресла с обивками пастельных тонов образовывали вокруг арены разноцветные кольца.

Он перенесся по воздуху к кабине ведущего, висевшей над полем на длинной прозрачной штанге. Вошел внутрь, сел за стол.

Тем временем начали прибывать другие телеки. Они опускались на землю, словно чудесные птицы, прилетевшие погреться на солнышке. Мимо них поплыли подносы с винами и закусками.

Доминион покинул кабину, медленно пролетел над стадионом. Огромное сооружение, рассчитанное на тридцать тысяч мест, было заполнено едва ли на одну пятую. Тридцать тысяч телеков — верхний предел, который способна выдержать экономика Земли. А что потом? Доминион не стал ломать голову: проблема едва ли актуальна. Вероятно, решение окажется простым. Уже были разговоры о перемещении Венеры на более благоприятную орбиту, о заселении Нептуна, даже о создании двух обитаемых миров путем перенесения ледяной мантии Нептуна на пыльную Венеру. Эго проблема завтрашнего дня. А сейчас первоочередные задачи — создание земного государства телеков и внушение обычным людям религиозного трепета, единственное — как было решено — средство защиты телеков от безмозглых убийц.

Доминион присоединился к группе друзей, сел. На сегодня его работа выполнена. Теперь, обеспечив безопасность, он мог расслабиться, развлечься.

Появлялись все новые телеки. Прибыла большая группа человек в пятьдесят. Они расположились вместе на тенистой стороне, чуть поодаль от остальных. Через несколько минут к ним присоединилась другая группа, потом еще несколько.

В девять часов из громкоговорителя раздался голос Лемана де Троллера, ведущего программы.

— Шестьдесят лег назад на Первом Конгрессе телекинеза зародилась наша раса. Сегодня первый съезд этих титанов Земли, и, я надеюсь, эта традиция сохранится на миллионы, миллионы миллионов лет.

Серкумбрайт и Шорн с напряженным вниманием слушали программу, которую зачитывал де Троллер. Он закончил прощальной речью Грэйхема Грея, который был председателем в этом году.

— В программе нет коллективного телекинеза, — разочарованно заметил Серкумбрайт.

Шорн не ответил. Он откинулся на спинку кресла и смотрел вверх на кабину ведущего.

— Такая превосходная возможность для массового телекинеза, — возмущался Серкумбрайт, — и они ее упустили.

Шорн опустил взгляд на арену.

— Очевидный просчет, может быть, даже слишком очевидный для столь искушенных людей.

Серкумбрайт насчитал двести шестьдесят пять человек, доставленных на стадион Шорном. Все в ярких одеждах телеков.

— У тебя есть идеи? — спросил Серкумбрайт, обернувшись к одетому в коричнево-желтый костюм Тёреби.

— Мы не можем заставить их посвятить нас в телеки, — задумчиво сказал Тёреби.

Лори, сидевшая рядом с Шорном, нервно засмеялась:

— Давайте пошлем Серкумбрайта, пусть он их попросит!

Шорн беспокойно пошевелился. Двести шестьдесят пять драгоценных жизней зависят от его умения, сноровки и бдительности. Должна же появиться какая-то возможность.

Между тем началась игра в бампбол. Пять человек на восьмифутовых зеленых торпедах боролись против пятерых на голубых торпедах. Каждая команда пыталась затолкать паривший в воздухе трехфутовый мяч в чужие ворота. Игра проходила стремительно и внешне казалась довольно опасной. Десять маленьких лодочек двигались так быстро, что напоминали мерцающие огоньки. Мяч сновал взад-вперед как шарик при игре в пинг-понг.

Шорн начал замечать любопытные взгляды, бросаемые на его группу. Она почему-то привлекала внимание. Правда, во взглядах телеков не было подозрения — только интерес. Шорн оглянулся и увидел, что его люди сидят выпрямившись с застывшими лицами, словно члены приходского совета на похоронах. Он встал и вполголоса произнес:

— Больше жизни! Не забывайте, что вы здесь развлекаетесь.

Поблизости оказалась тележка с угощением. Шорн направил ее к своей группе. Люди стали робко брать чай, ромовый пунш, пирожные, фрукты. Шорн вернул тележку на прежнее место.

Игра в бампбол окончилась; следующим номером программы была водная скульптура. Столбы воды вздымались в воздух, образуя сверкающие на солнце подвижные фигуры.

Было еще много других зрелищ. В воздухе над стадионом появлялись красочные фигуры, рисунки, фильмы. Так прошло утро. В полдень с неба на траву стадиона опустились буфетные столы. Шорн понял, что перед ним стоит опасная дилемма. Не подходить к столам, отказавшись от обеда, значило вызвать подозрение, и в то же время присоединение к телекам грозило быстрым разоблачением.

Наконец Тёреби решил эту проблему:

— Не лучше ли нам спуститься к ленчу? Хотя бы по очереди небольшими группами. А то мы торчим тут как пугала!

Шорн молча согласился. По одному, по два он перенес свою компанию вниз на газон. Лори подтолкнула его локтем:

— Смотри: Доминион. Разговаривает со старым Пулом.

Серкумбрайт был необычайно встревожен:

— Надеюсь, Пул не сболтнет лишнего.

Доминион отвернулся. В следующий миг Шорн вернул Пула на место.

— Чего хотел Доминион?

Пул, близорукий человек средних лет, внешне напоминал добродушного ученого.

— Джентльмен, который беседовал со мной? Он был весьма любезен. Спросил, понравился ли мне спектакль и сказал, что не припоминает меня.

— И что вы ответили?

— Я сказал, что редко появляюсь на людях и многих здесь не знаю.

— А потом?

— Он просто ушел.

Шорн вздохнул.

— Доминион очень проницателен.

Тёреби озабоченно нахмурился:

— Наши дела идут не блестяще.

— Да, но еще не вечер.

9

Три часа.

— Скоро все кончится, — сказал Серкумбрайт.

Шорн сидел сгорбившись.

— Скоро.

Серкумбрайт стиснул поручни кресла.

— Мы должны что-то сделать. Во что бы то ни стало нужно устроить массовый телекинез!

Шорн взглянул на кабину ведущего:

— Это должно исходить оттуда, и я должен это устроить.

Он пожал руку Лори, кивнул Тёреби, неспеша поднялся в воздух, и, немного пролетев вдоль края стадиона, направился вверх к висевшей на прозрачной перекладине кабине. Внутри он заметил двух людей.

Шорн открыл дверь, бесшумно вошел и застыл у входа. В эластичном кресле со зловещей улыбкой сидел Адлари Доминион.

— Входите, я жду вас.

Шорн быстро взглянул на Лемана Де Троллера, ведущего программы, крупного блондина, имевшего чрезвычайно самодовольный вид.

— Ждете?

— Мне известны ваши намерения, и, надо признать, это весьма остроумно. К несчастью для вас, я осмотрел тело убитого Клуча Кургилла, и мне стало ясно — это не тот человек, которого я принимал в Кларьетте. До сих пор виню себя, что не разглядел вас в Портинари Гэйт. Но сегодня вас ждет разочарование. Я исключил из программы все, что могло бы вам помочь.

— Вы проявили изрядное терпение, позволив нам насладиться вашей программой, — заметил Шорн.

Доминион сделал ленивый жест:

— Только для того, чтобы не привлекать к нашим проблемам внимание зрителей. Если бы они увидели вблизи двести шестьдесят пять анархистов и провокаторов, это могло бы омрачить праздник.

— Если бы я не пришел сюда, у вас были бы большие затруднения.

Доминион покачал головой:

— Я спросил себя: что стал бы делать в подобном положении я? Ответ очевиден — пробрался бы в кабину ведущего и попытался направить события в нужное русло. Поэтому я опередил вас. — Он улыбнулся. — А теперь жалкий мятеж окончен. Все ядро вашей банды находится в пределах досягаемости и совершенно беспомощно. Как вы помните, здесь нет выхода, и они не смогут спуститься по стенам.

Шорн почувствовал как комок поднимается к горлу. Его голос звучал странно для него самого:

— Вам нет необходимости мстить этим людям. Они хотели только разрешить проблему... — Шорн продолжал говорить, между тем ум его лихорадочно искал выход... «Доминион хотя и кажется ленив и похож на кота, на самом деле очень внимателен. Его не застать врасплох. В любой схватке Леман де Троллер даст решающий перевес». Шорн мог бы парировать оружие одного телека, но двое — это, пожалуй, многовато.

Решение и действие пришли одновременно. Шорн резко качнул кабину. Де Троллер. потеряв равновесие, схватился за стол. Шорн направил ему в голову кофейную чашку. В тот миг, когда чашка летела по воздуху, Шорн бросился на пол. В руках у Доминиона оказался пистолет. Шорн еще раз тряхнул кабину, увидел как упал оглушенный де Троллер и вырвал оружие из руки Доминиона.

Пистолет загремел на пол, и Шорн обнаружил, что смотрит в горящие глаза Доминиона.

Телек низким голосом проговорил:

— Вы очень проворны и эффектно уменьшили шансы против вас.

Шорн улыбнулся:

— Сколько шансов вы дадите мне теперь?

— Примерно один против тысячи.

— А мне кажется, шансы равны. Вы против меня.

— Нет, я могу продержать вас здесь, пока не очнется ведущий.

Шорн медленно поднялся на ноги. Не отводя глаз от Доминиона, поднял кофейную чашку и бросил ее в голову противника. Доминион остановил ее и направил к Шорну. Шорн отбросил ее назад. Чашка остановилась в дюйме от лица Доминиона, затем внезапно с ужасающей скоростью метнулась к Шорну. В последний момент Шорн изменил ее траекторию. Чашка просвистела мимо и разбилась о стену за его спиной.

— Вы проворны, — заметил Доминион. — Действительно, весьма проворны. Теоретически вашей реакции должно было не хватить.

— У меня своя теория, — возразил Шорн.

— Интересно было бы послушать.

— Что происходит, когда два разума стараются телепортировать предмет в противоположных направлениях?

— Истощение, если они дойдут до предела, — ответил Доминион. — Разум с большей уверенностью в себе побеждает, а другой... иногда... теряет силу.

Шорн смотрел в упор на Доминиона:

— Я считаю, что мой разум сильнее вашего.

— Неужели? Что я выиграю, доказав обратное?

— Тебе придется это сделать, если хочешь спасти свою жизнь.

Продолжая смотреть на Доминиона, он вынул из кармана нож, раскрыл лезвие.

Нож вырвался из руки Шорна, полетел к его глазам. Шорн яростно отшвырнул его, но в этот момент пистолет опять оказался в руке Доминиона. Шорн отклонил ствол на миллиметр, и пуля просвистела возле его уха.

Осколки кофейной чашки ударили его в затылок, резкая боль ослепила. Доминион, улыбаясь, спокойно поднял пистолет.

«Все кончено», — подумал Шорн. Его разум бессильно поник, но лишь на мгновение. Прежде чем Доминион успел нажать на курок, Шорн бросил ему в горло нож. Защищаясь от ножа, Доминион утратил контроль над пистолетом. Шорн протянул руку и, вырвав пистолет, забросил его под стол за пределы видимости.

Телеки смотрели друг другу в глаза, оба думали о ноже, который лежал на столе. Под действием обоих разумов нож медленно задрожал, поднялся в воздух рукояткой вверх, рукояткой вниз, закачался, словно подвешенный на короткой нити. Постепенно он расположился посередине между их глазами. Началось единоборство. Обливаясь потом и тяжело дыша, они смотрели на нож, и он вибрировал, звенел от их усилий. Глаза в глаза боролись телеки. Красные искаженные лица, раскрытые рты. Возможности для отвлекающего удара больше не было; стоит на миг расслабиться, и нож вонзится в горло. Исход поединка могла решить лишь сила.

— Ты не можешь победить, — процедил Доминион, — ты владеешь телекинезом всего несколько дней, твоя уверенность ничтожна по сравнению с моей. Я всю жизнь прожил с этой уверенностью. Это часть моей воли к жизни, и теперь твое сознание слабеет, нож движется к твоему горлу.

Этот образ возник в воображении Шорна, и, действительно, нож, словно перст судьбы, стал медленно поворачиваться к нему. Пот залил глаза Шорна. Он представил себе торжествующую гримасу на лице Доминиона.

«Нет. Не позволяй словам отвлекать тебя, не допускай внушения. Сам сломи волю Доминиона».

Голосовые связки Шорна были словно из ржавой проволоки, его голос скрипел как несмазанные ворота.

— Моя уверенность сильнее твоей, — когда он произнес эти слова, нож остановил свое опасное движение, — потому что время не влияет на силу телекинеза! Потому что за мной воля всего человечества, а за тобой — только твоя!

Нож задрожал, изогнулся, словно живое существо, в муках нерешительности.

— Я сильнее тебя, потому что я... должен! — Шорн погрузил эти слова в сознание Доминиона.

Доминион поспешно произнес:

— У тебя ранена шея, помутнен рассудок, ты плохо видишь.

Шея Шорна действительно была поранена, голова болела, пот заливал глаза, и нож опять опасно наклонился. «Так долго продолжаться не может», — подумал Шорн.

— Мне нет нужды в трюках, Доминион, они нужны тебе, потому что твоя уверенность уходит, и ты в отчаянии.

Он глубоко вздохнул, схватил нож рукой и вонзил его в грудь телека.

Некоторое время Шорн стоял, глядя на тело. «Я выиграл. Как ни странно, благодаря трюку. Он собрал все свои силы, чтобы поразить меня с помощью разума, и забыл, что нож имеет ручку».

Тяжело дыша, Шорн выглянул из кабины. На стадионе программа уже завершилась, и наступила напряженная пауза. Зрители беспокойно ожидали слов ведущего.

Шорн взял микрофон.

— Люди будущего! — Во время своей речи он наблюдал за небольшой группой из двухсот шестидесяти пяти человек. Он видел, как Лори вздрогнула, взглянула наверх, как Серкумбрайт обернулся, хлопнул Тёреби по плечу. Шорн буквально ощутил исходившую от них волну чувств: благодарность, нетерпение, почти безумный восторг. В тот момент он, наверное, мог бы послать любого из них на смерть.

Радостное волнение охватило Шорна. Он старался, чтобы голос не дрожал.

— Этот номер — наша небольшая импровизация в благодарность Леману де Троллеру, ведущему нашей программы, за превосходную работу. Сейчас мы соединим наши телекинетические силы и будем действовать как единый разум. Я поведу этот белый мяч, — он поднял в воздух мячик, использовавшийся в соревнованиях с препятствиями, — выписывая следующие слова: «Спасибо, Леман де Троллер». А вы общими усилиями будете повторять эти движения большим мячом для бампбола. — Он выкатил мяч на середину стадиона.

— Будь у нас побольше времени, мы придумали бы что-нибудь посложнее. Но, я знаю, Леману будет приятно, когда он увидит, что все мы с чувством благодарности сосредоточились на большом мяче. Итак, следуйте за маленьким белым мячом.

Маленький мячик стал медленно описывать в воздухе воображаемые буквы, большой мяч точно следовал за ним.

Надпись была окончена.

Шорн озабоченно взглянул на Серкумбрайта. Сигнала не было.

Еще раз.

— Есть еще один человек, которому мы обязаны словами благодарности. Адлари Доминион, превосходный офицер связи. На этот раз мы напишем «Спасибо и желаем удачи, Адлари Доминион».

Белый мяч пришел в движение. Большой последовал за ним. Четыре тысячи умов действовали как один, двести шестьдесят пять старались присоединиться: новые Прометеи пытались похитить секрет более ценный, чем огонь, у существ более могущественных, чем титаны.

Шорн закончил последнее «н», взглянул на Серкумбрайта. Все еще никакого сигнала. Беспокойство овладело им. Правильна ли была такая техника? Что если она эффективна лишь в специальных условиях, если он все время исходил из неверных посылок?

«Хорошо, — упрямо сказал себе Шорн. — Еще раз. Но зрители могут забеспокоиться. Кому сказать спасибо на этот раз?»

Однако мяч уже двигался сам по себе. Шорн завороженно следил за ним.

Мяч выписывал буквы. У-и-л-л. Затем пропуск. Ш-о-р-н. Еще пропуск. С-п-а-с-и-б-о.

Шорн откинулся на спинку кресла. Его глаза наполнились слезами облегчения и благодарности.

— Кто-то благодарит Уилла Шорна, — сказал он в микрофон. — Им пора в путь.

Он сделал паузу, и двести шестьдесят пять новых телеков поднялись со стадиона, направились в сторону Трэна и исчезли в вечернем небе.

Шорн вернулся к микрофону:

— Я хочу сказать еще несколько слов. Пожалуйста, потерпите минуту-другую. Только что вы были свидетелями — правда, не сознавая того — события не менее важного, чем первый Конгресс Джоффри. История будет рассматривать прошедший шестидесятилетний период как переход к окончательному отделению человечества от животного мира.

Мы полностью подчинили материальный мир, познали основные законы природы. Ныне человечество вступает на новую ступень развития. Перед нами лежат удивительные перспективы.

Он заметил как волнение прошло по рядам телеков.

— Новый мир заключен в нас, и мы не в силах избежать его. Шестьдесят лет телеки наслаждались особыми привилегиями. Но теперь человечество сбрасывает последние оковы — идеи о том, что один человек может господствовать над другим. — Шорн остановился; беспокойство на стадионе нарастало. — Грядут сложные времена — период коренной перестройки сознания. Сейчас вы не вполне доверяете моим словам. Тем не менее, дело обстоит именно так. Благодарю за внимание. Надеюсь, программа доставила вам удовольствие. До свидания.

Он встал, перешагнул через тело Доминиона, открыл дверь и вышел из кабины.

Телеки покидали стадион, поднимаясь над ним словно рой поденок. Некоторые с любопытством смотрели на Шорна. Шорн, улыбаясь, наблюдал как они проносятся мимо к своим сверкающим павильонам, заоблачным замкам, дворцам из морской пены. Последний телек скрылся из вида. Шорн помахал им рукой на прощанье.

Потом он сам поднялся в воздух и направился на запад к небоскребам Трэна, где двести шестьдесят пять мужчин и женщин уже начали распространять искусство телекинеза среди населения Земли.

1

Резиденция Джоаза Бенбека, высеченная в самом центре известняковой скалы, состояла из пяти комнат, расположенных на четырех этажах. Верхний этаж занимали реликвариум (строгое, мрачное помещение, где хранились трофеи, архивы и реликвии Банбеков) и зал совещаний — длинный, узкий, с белым оштукатуренным потолком и стенами, обшитыми деревянными панелями. Зал тянулся через всю скалу, одним балконом выходя на Долину Банбек, а другим — на Дорогу Кергана. Ниже размещались личные покои Джоаза — гостиная и спальня; еще ниже — кабинет, а на первом этаже находилась мастерская, куда хозяин не пускал никого. Попасть в резиденцию можно было через кабинет — большую комнату в форме буквы «Г»; стены его украшали тростниковые занавеси, а на полу лежал ковер с узором из темно-красных ломаных линий, коричневых кругов и черных квадратов. Четыре инкрустированные алыми гранатами люстры свисали с крестового свода. Сейчас здесь было темно, лишь сквозь стеклянные наблюдательные панели, на которые, по принципу камеры-обскуры, проецировалась панорама Долины, сочился тусклый свет.

Посреди кабинета, то ли прислушиваясь к чему-то, то ли пребывая в глубокой задумчивости, замер худощавый человек с острыми чертами лица; вдоль спины его струились длинные каштановые волосы; он был нагим, если не считать золотого ожерелья на шее. Время от времени человек поглядывал на мраморный глобус, стоящий на ближайшей полке, и тогда его губы шевелились, словно ему на ум приходили какие-то образы или обрывки мыслей.

В дальнем углу отворилась тяжелая дверь, и в кабинет заглянула миловидная девушка; у нее было веселое, озорное лицо. Она увидела голого человека и обеими руками зажала рот, подавив невольный возглас изумления.

Человек обернулся, но дверь уже захлопнулась. Мгновенье он стоял нахмурившись, затем неторопливо подошел к стене, образующей короткую черточку «Г», толкнул книжный стеллаж и проскользнул в открывшийся проход. Стеллаж бесшумно встал на место.

Спустившись по винтовой лестнице, обнаженный человек оказался в комнате со стенами из грубо отесанного камня — мастерской Джоаза. Он оглядел разложенные на верстаке инструменты, куски металла, батареи, электрические цепи — все то, чем в последнее время занимался Банбек. Повертел в руках один из приборов. На его лице появилось несколько снисходительное выражение, хотя взгляд оставался по-детски чистым и наивным. Из кабинета доносились еле слышные голоса. Подняв голову, человек некоторое время прислушивался, потом залез под верстак, сдвинул каменную плиту пола и, скользнув в образовавшееся отверстие, поставил камень на место. Во мраке едва горели люминесцентные трубки, через неравные интервалы укрепленные вдоль стен тоннеля, который вел в естественную пещеру. Подняв светящийся жезл, обнаженный человек легкой трусцой побежал вперед. Шлейф волос развевался за его спиной.

Наверху, в кабинете, спорили девушка-менестрель по имени Фейд и старший сенешаль.

— Да я собственными глазами его. видела, — настаивала Фрейд. — Честное слово, один из Жрецов стоял там и... ну, вы уже слышали. — Она в сердцах сжала локоть сенешаля. — Думаете, я сошла с ума? Думаете, я брежу?

Сенешаль Райф неопределенно пожал плечами.

— Здесь никого нет. — Он поднялся по лестнице и заглянул в гостиную. — Пусто. Дверь наверх заперта. А я, как обычно, караулил у входа.

Он по-совиному повернул голову к девушке.

— Вы спали у входа! — воскликнула та. — Когда я проходила мимо, вы храпели!

— Ошибаешься. Я просто кашлял.

— С закрытыми глазами? Откинув голову?

Рейф вновь пожал плечами.

— Не важно, спал я или бодрствовал. Допустим, это существо вошло сюда. Как же оно вышло? Согласись, я проснулся тотчас, как ты закричала.

— Вот и исполняйте свои обязанности, пока я не разыщу Джоаза Банбека.

Фейд сбежала вниз, миновала Птичью Тропу (коридор этот назывался так потому, что его мраморные стены украшали изображения птиц из ляпис-лазури, золота, киновари, малахита и марказита) и, пройдя между зеленых и серых спиралевидных колонн благородного жадеита, вышла к Дороге Кергана — ущелью, в котором лежало селение Банбек.

Остановившись у портала, она окликнула двух мальчишек, играющих в поле:

— Эй! Бегите к инкубатору! Передайте Джоазу Банбеку, что мне надо поговорить с ним. Пусть идет сюда!

Мальчуганы побежали в сторону приземистого цилиндрического строения из черного кирпича, стоящего в миле к северу. Фейн ждала.

В зените жарко светил Скин — ослепительно-яркая точка; виковые поля, плантации беллегарда и сфагнума источали ароматные запахи. Фейд прислонилась к перилам. Сейчас она уже сомневалась, так ли спешно было ее сообщение... да и не померещился ли ей нагой, незнакомец? «Нет, — твердо сказала она себе. — Я видела. Видела!» По краям Долины вздымались белые склоны Банбекского Обрыва; за ним виднелись горы и скалы, а над головой раскинулось темное, испещренное перистыми облаками небо.

Фейн вздохнула, почти убежденная, что ошиблась... Однако как, скажите на милость, ей мог пригрезиться Жрец, если она отродясь не встречала ни одного из них?

Добежав до инкубатора, мальчишки исчезли в облаке пыли, висящей над загонами. Сквозь пыль иногда поблескивала чешуя — менторы, грумы и оружейники, одетые в черные кожаные костюмы, занимались своим делом. Некоторое время спустя показался сам Джоаз Банбек; оседлав большого тонконогого Паука, он галопом летел к селению. Неуверенность Фейд усилилась. Станет ли Джоаз слушать ее? Не рассердится ли? С тревогой девушка наблюдала за его приближением.

Фейд родилась в маленькой бесплодной долине на юге. Наставники добросовестно обучали ее, однако, проведя уже целый месяц в селении Банбек, она так и не привыкла к своему положению. Уж очень сильно разнились теория и практика, и это часто сбивало ее с толку. Фейд, например, учили, что мужчины действуют в узких рамках своих немногочисленных привычек, — привычек, общих для них всех. Но поступки Джоаза таких рамок не имели.

Банбек был сравнительно молод, хотя по его внешности трудно было судить о возрасте — бледное лицо аскета, серые блестящие глаза и тонкие, кажущиеся очень подвижными губы. Ходил Джоаз неторопливо, никогда не горячился. С холодным и огнестрельным оружием обращался без особого мастерства, на жесты был скуп — короче говоря, он, казалось, нарочно не желал вызывать восхищение подданных. И тем не менее, им восхищались.

Поначалу Фейд считала его замкнутым и нелюдимым, но со временем поняла, что это просто очень одинокий, скучающий, иногда веселый, чаще — мрачный человек. Она перепробовала на Джоазе все тысячу и один известный ей способ заигрывания, и нередко ей казалось, что в его глазах загорается какое-то ответное чувство.

Спешившись и приказав Пауку возвращаться, Джоаз Банбек бросил насмешливый взгляд на девушку.

— Ну, что за спешка? Ты помнишь девятнадцатое правило?

Он намекал на то, что Фейд, очевидно, запамятовала один из пунктов свода правил. Девушка вспыхнула: ведь как-то раз она сама, по простоте душевной, рассказала ему, как настойчиво и обстоятельно наставники учили ее этикету!

— Я тихонько приоткрыла дверь в ваш кабинет, — взволнованно затараторила она. — И знаете, кого я там увидела? Жреца — голого, с длинными волосами! Меня он не заметил. Я захлопнула дверь и растолкала Райфа. А когда мы вошли внутрь, кабинет был пуст!

Брови Джоаза приподнялись.

— Странно... — Он помолчал, глядя на вершины гор. — А ты уверена, что он тебя не видел?

— Кажется... Но когда я вернулась с этим глупым старикашкой Райфом, его там не было!.. А правда, что Жрецы умеют колдовать?

— Вот уж не знаю.

Они вернулись в резиденцию и по вырубленным в скале коридорам прошли в приемную кабинета. Райф опять дремал за своим столом. Жестом приказав Фейд оставаться на месте, Джоаз распахнул дверь. Ноздри его подрагивали.

Комната была пуста.

Он поднялся наверх, обыскал гостиную, вернулся. «Если не волшебство, значит, потайной ход». Подумав так, Джоаз сдвинул книжный стеллаж, за которым скрывалась винтовая лестница, и спустился в мастерскую. Здесь он принюхался, пытаясь уловить кисловато-сладкий запах, присущий Жрецам. Хоть какая-нибудь зацепка... Дюйм за дюймом Джоаз обыскал помещение, и под верстаком, у самой стены, обнаружил едва заметную трещинку.

Удовлетворенно кивнув, он вернулся в кабинет, чтобы осмотреть книжные полки. Чем тут мог интересоваться незваный гость? Свитки, фолианты, брошюры... Умеют ли Жрецы читать? «Надо бы полюбопытствовать, когда встречу одного из них, — подумал он рассеянно. — Соврать-то он не сможет... Нет, это смешно, — поразмыслив, решил он. — Жрецы не дикари, даже если ходят голышом. Напротив, сделали же они четыре панели для наблюдения за тем, что творится в Долине, — а это требовало немалой сноровки».

Он осмотрел пожелтевший мраморный глобус — макет мифического Рая — самое ценное, как он считал, свое достояние. Вроде никто глобус не трогал. На соседней полке стояли фигурки — уменьшенные копии банбекских драконов. Рыжевато-красный Злыдень, Длиннорогий Убийца, его ближайший родственник Бродячий Убийца, Голубой Ужас, приземистый, невероятно сильный, с утыканными стальными шипами хвостом Демон, исполинский Забулдыга — с белой и гладкой, как яйцо, макушкой; а чуть в стороне — их прародитель: мертвенно-бледное, отливающее перламутром существо, передвигающееся на задних лапах, с гибкими средними конечностями и парой суставчатых плечевых отростков у самой шеи. Единственное, что могло привлечь внимание Жреца, это скрупулезность, с которой были выполнены модели. Но почему бы не изучить сами оригиналы? Никто ведь не запрещает... Или Жреца интересовала мастерская?..

Банбек в сомнении потер длинный подбородок. То, чем он занимался в мастерской, было праздным времяпрепровождением, не более, и на сей счет Джоаз не строил никаких иллюзий. Нет, там Жрецу искать нечего. Скорее всего, он приходил без определенной цели — просто, как всегда, посмотреть, как идут дела у людей. Но чего ради?

Раздался настойчивый стук в дверь. Джоаз открыл. На пороге стоял Райф.

— Господин Банбек, прибыл посланник из Счастливого Дола — Эрвис Карколо хочет встретиться с вами. Гонец ждет ответа на Банбекском Обрыве.

— Ладно, — ответил Джоаз. — Я повидаюсь с Эрвисом.

— Здесь?

— Нет, на Обрыве. Через полчаса.

2

Между Долиной Банбек и Счастливым Долом лежали десять миль диких, продуваемых всеми ветрами скальных кряжей, голых каменистых холмов, бездонных расселин и усеянных валунами пустошей. Счастливый Дол был вполовину мельче и короче Долины, а нанесенный ветром слой почвы — в два раза меньше и, следовательно, менее плодороден.

Главой Совета Счастливого Дола являлся Эрвис Карколо — толстый, вспыльчивый коротышка с сердитым лицом и пухлыми губами. Для Карколо не было большей радости, нежели, зайдя в драконьи стойла, осыпать бранью грумов, менторов и самих драконов.

Задумав восстановить господство своего селения над остальными, так радовавшее жителей Счастливого Дола двенадцать веков назад, Эрвис рьяно взялся за дело. В те давние времена, когда драконов еще не существовало, и людям в сражениях приходилось полагаться только на свои силы, никто не мог сравниться с обитателями Счастливого Дола в отваге, ловкости и жестокости. Долина Банбек, Великая Северная низина, Тайное Пристанище, Долина Садро, Фосфорное ущелье — все признавали превосходство дома Карколо... Пока из космоса не прибыл корабль породителей — Грефов, как их тогда называли. Они уничтожили или захватили в плен все население Тайного Пристанища, то же самое, правда, с частичным успехом, проделали с жителями Великой Северной низины, а остальные поселки обстреляли взрывающимися шарами.

Когда люди, бежавшие от неминуемой смерти, вернулись в свои разоренные дома, главенство Счастливого Дола сильно пошатнулось. А столетие спустя, в век Сырого Железа, рухнуло окончательно. В последней битве между людьми Керган Банбек взял в плен Госса Карколо и заставил его совершить акт самокастрирования собственным ножом.

Минуло пять столетий мира и спокойствия, а затем Породители вернулись. Уничтожив селение Садро, огромный черный корабль сел в Долине Банбек, но ее обитатели были предупреждены и успели укрыться в горах.

Поздним вечером из корабля вышли двадцать три Породителя под надежной защитой нескольких взводов Тяжелой Пехоты, отделения Пушкарей (почти не отличимых от живущих на Небесном Булыжнике людей) и отделения Следопытов (ничуть на людей не похожих). В это время над Долиной бушевала вечерняя буря, корабельные флаеры не могли подняться в воздух, и это позволило Кергану Банбеку совершить то, о чем впоследствии слагались легенды. Вместо того, чтобы сломя голову бежать к подножью Большой Осыпи, как это делали его подданные, он, собрав шестьдесят воинов, издевался, насмехался и стыдил их до тех пор, пока не пробудил в них отвагу.

Это был самоубийственный шаг, учитывая расстановку сил.

Керган и его люди выскочили из засады, разнесли в клочья один взвод Тяжелой Пехоты, зашли в тыл остальным и захватили Породителей прежде, чем те успели осознать, что происходит. Стоящие позади Пушкари вообще ничего не понимали, но стрелять не решались, опасаясь попасть в хозяев. Уцелевшая Тяжелая Пехота бросилась в атаку и остановилась только тогда, когда Банбек недвусмысленными жестами показал ей, что Породители умрут первыми. Растерянная Пехота отступила, а Керган и его воины, воспользовавшись заминкой, скрылись с пленными в темноте.

Минула долгая ночь Булыжника. С востока налетела утренняя буря, отгремела свое и унеслась на запад. Над горизонтом пылающей точкой поднимался Скин.

Из корабля вышли трое пришельцев — Пушкарь и два Следопыта — и взобрались на Банбекский Обрыв. Над их головами парил маленький флаер — простая летающая платформа; ветер болтал его, точно неряшливо сделанный воздушный змей. Тяжело дыша, трое существ двинулись на юг, к Большой Осыпи — урочищу света и тени, изломанных скал и рухнувших утесов. Там, среди громоздящихся друг на друге валунов, нашли убежище люди, бежавшие из Долины.

Остановившись у подножья Осыпи, Пушкарь вызвал на переговоры Кергана Банбека. Тот вышел, и затем состоялась самая странная в истории Небесного Булыжника беседа. Пушкарь с трудом говорил на языке людей — его губы, язык и гортань предназначались для разговора на диалекте Породителей.

— У вас в плену находятся Высокочтимые. Их надо немедленно отпустить со всей возможной почтительностью.

Он говорил неторопливо, с некоторой ленцой, не приказывая и не принуждая. Особенности речи Пушкаря, как и его мыслительный процесс, формировались Породителями и для Породителей.

Керган Банбек, высокий худощавый человек с крашеными бровями и гребнем черных волос, уложенных в пять остроконечных шипов, неприязненно засмеялся.

— А как быть с убитыми и захваченными в плен людьми?

Пушкарь наклонился, вслушиваясь в слова Кергана. Его благородное лицо сохраняло полную невозмутимость. Он был лыс, если не считать полоски тонкой желтой шерсти на черепе; кожа его блестела, словно обожженная. Единственное, чем Пушкарь разительно отличался от обыкновенных людей Булыжника, это уши — маленькие и дряблые. Он носил простую темно-синюю с белым форму и был вооружен только небольшим универсальным излучателем.

На вопрос Кергана он ответил так же спокойно и уверенно:

— Убитые люди мертвы. Пленные вольются в определенную прослойку общества; приток свежей крови принесет хорошие плоды.

Керган Банбек бросил на Пушкаря презрительный взгляд. Кое в чем это существо — продукт тщательного отбора — напомнило ему Жрецов, обитающих на Булыжнике. Такая же светлая, чистая кожа, угловатые черты лица, длинные руки и ноги...

То ли телепатия тому виной, то ли Керган уловил характерный кисловато-сладкий запах, но стоило ему подумать о Жреце, как футах в пятидесяти от них, среди валунов, он увидел человека с гривой каштановых волос. Единственной одеждой человеку служило золотое ожерелье на шее. В соответствии с тогдашним этикетом Банбек не обратил на Жреца внимания, словно того и не существовало вовсе. Поколебавшись, Пушкарь последовал его примеру.

— Вы должны отпустить пленных, — ровным голосом сказал Керган.

Пушкарь улыбнулся и покачал головой. Он прилагал все усилия, чтобы его поняли.

— Не стоит о них говорить. Они... — Он запнулся, побирая подходящее слово. — Их судьба... взвешена, сочтена, предопределена. Вот и все.

Керган Банбек стоял в надменной позе и молчал, только улыбка его превратилась в угрожающую усмешку. Жрец мелкими шажками двинулся вперед.

— Попытайся понять, — продолжал Пушкарь каркающим голосом. — Существует определенный порядок вещей. И задача таких, как я — действовать в соответствии с этим порядком. — Грациозно наклонившись, он поднял с земли гальку. — Вот, смотри: таким камушком я могу заткнуть круглое отверстие. Это то же самое...

Банбек забрал у него гальку и отшвырнул далеко в сторону.

— Ты уже никогда не найдешь этот камушек, чтобы заткнуть им круглое отверстие.

Пушкарь неодобрительно покачал головой.

— Всегда можно найти другие камни.

— И дырки тоже!..

— Ну, к делу, — буркнул парламентер. — Предлагаю в этой ситуации действовать так, чтобы не нарушать порядок вещей.

— А что ты предлагаешь в обмен на грефов?

Пушкарь в затруднении пожал плечами: разум этого аборигена казался ему таким же варварским, как и его прическа.

— Если ты просишь, я, конечно, дам совет...

Керген Банбек нетерпеливо махнул рукой.

— У меня три условия.

Жрец с бесстрастным лицом и отсутствующим взглядом остановился футах в десяти от них.

— Первое: мы должны иметь гарантии, что вы больше не нападете на Булыжник. Поэтому пятеро грефов в качестве гостей навсегда останутся здесь. Второе: в подтверждение этих гарантий вы передадите нам космический корабль — полностью оборудованный, вооруженный, заправленный топливом. И научите, как им управлять.

Откинув голову, Пушкарь издал через нос серию мычащих звуков.

— Третье, — невозмутимо продолжал Керган Банбек: — вы отпустите всех мужчин и женщин, которые томятся в вашем корабле.

Пушкарь моргнул и что-то быстро прохрюкал Следопытам. Те затоптались на месте, искоса поглядывая на Кергана — уж не спятил ли этот дикарь? Парламентер посмотрел вверх, на флаер, и, обращаясь к Банбеку, начал вновь, твердо и уверенно, как будто флаер придал ему сил:

— Я пришел, чтобы сообщить вам: Высокочтимые должны быть немедленно освобождены.

— А вы должны освободить пленных, передать нам оборудованный корабль и никогда больше не нападать на Небесный Булыжник.

Пушкарь казался обескураженным.

— Странная ситуация — не предопределенная и не предрешенная.

— Ты что, не понимаешь?! — гаркнул Керган и посмотрел в глаза Жрецу — по этикету это означало, что он собирается задать вопрос: — Эй, Хрец, как мне разговаривать с этим болваном? Он будто не слышит, что я говорю!

Жрец шагнул вперед, лицо его оставалось невозмутимым. По закону Жрецов он не имел права вмешиваться в дела людей, но был обязан отвечать на любой заданный вопрос. Впрочем, зачастую ответы еще больше все запутывали.

— Он тебя слышит, но между вашими разумами огромная разница. Образ его мыслей запрограммирован хозяевами и не имеет ничего общего с твоим. Поэтому я не знаю, как тебе с ним разговаривать.

Керган перевел взгляд на Пушкаря.

— Итак, ты меня слышал. Принимаешь ли ты мои условия?

— Твои слова бессмысленны, несуразны, абсурдны. Слушай внимательно: вы отпустите Высокочтимых. Это определено, установлено, решено. То, что ты хочешь получить корабль — как и прочие твои требования — неправильно; так быть не должно.

С побагровевшим лицом Керган Банбек повернулся к своим людям, но, взяв себя в руки, ответил Пушкарю, тщательно выговаривая слова:

— У меня есть то, что нужно тебе. У тебя есть то, что нужно мне. Давай совершим обмен.

Секунд двадцать противники смотрели друг другу в глаза, потом Пушкарь глубоко вздохнул.

— Я попытаюсь объяснить твоими словами, чтобы ты понял. Существует определенность... нет, не определенность. Существуют предначертания. Они — элементы реальности, основа порядка. Жизнь — это постоянное, шаг за шагом, воплощение предначертанного. Все развитие Вселенной может быть выражено через предначертания. Непоследовательность — это абсурд: не может же существовать человек с половиной мозга, половиной сердца и всех прочих органов. То, что вы держите в плену Высокочтимых — такая же нелепица, нарушение правильного, разумного хода вещей.

Всплеснув руками, Банбек вновь обернулся к Жрецу:

— Ну как мне прекратить эту ахинею?! Как заставить его понять меня?

— Это не ахинея, — ответил Жрец. — Просто вы говорите на разных языках. Чтобы он понял твой язык, тебе придется стереть все, чему его обучали, и вложить в его мозг свои знания.

Банбек почувствовал, как почва уходит из-под ног и разозлился. Жрец даст точный ответ, если точно задать вопрос, но никогда не напрашивается на беседу. Странно, что он стоит здесь и явно ждет дальнейших расспросов. Хорошенько подумав, Керган спросил:

— Как, по-твоему, я должен поступить?

— Отпусти грефов. — Жрец коснулся двойных утолщений на своем ожерелье — ритуальный жест, означающий, что, вынужденно или по доброй воле, он совершил действие, которое, возможно, повлияет на будущее. Потом, еще раз дотронувшись до утолщений, повторил: — Отпусти грефов, и он уйдет.

— Ты кому служишь?! — заорал Керган Банбек, потеряв всякое терпение. — Людям или грефам? Отвечай, я хочу знать правду!

— Клянусь своей верой и ее постулатами; клянусь совершенством моего танда: я служу только самому себе.

И, повернувшись, Жрец медленно пошел к горе Гетрой. Ветер трепал его длинные, красивые волосы.

Некоторое время понаблюдав за ним, Керган Банбек с холодной решимостью обратился к Пушкарю:

— Твоя теория о предначертаниях и несуразностях интересна. Но по поводу несуразностей я не могу с тобой согласиться. Да, верно, в существующем порядке вещей есть своя предопределенность: если вы не примете мои условия, я не отпущу грефов. А если вы нападете на нас, я разрежу их пополам. Таким образом, я наглядно подтвержу твою метафору и смогу доказать, что несуразности вполне возможны. Больше говорить не о чем.

Пушкарь с сожалением покачал головой.

— Я объясню еще раз, слушай. Твои условия немыслимы. Они не предопределены, не предрешены...

— Убирайся отсюда! — в сердцах воскликнул Банбек. — А не то ты присоединишься к своим грефам и на своей шкуре узнаешь, насколько реальным бывает немыслимое!..

Издавая мычащие и каркающие звуки, Пушкарь и Следопыты вернулись к Банбекскому Обрыву и спустились в долину. Флаер кружил над ними, как осенний лист.

Полчаса спустя укрывшиеся в горах люди стали свидетелями небывалой суеты в лагере противника. Из корабля, пританцовывая и подскакивая, выпрыгнул давешний парламентер. За ним последовали остальные Пушкари, а также Следопыты, Тяжелая Пехота и девять грефов — все прыгали, дергались, суматошно бегали туда-сюда. Иллюминаторы корабля замигали разноцветными огоньками, послышался надсадный гул работающих механизмов.

— Да они с ума посходили! — воскликнул Керган Банбек. Поколебавшись немного, он приказал: — Собирайте людей. Мы атакуем, пока они не пришли в себя!

Жители Долины Банбек покинули свои укрытия.

Когда они достигли обрыва, из корабля выбежали несколько мужчин и женщин — обитатели Долины Садро — и бросились наутек. Никто не пытался остановить их. За ними выскочили остальные — к тому времени банбекские воины уже спустились на дно долины.

Внезапно все стихло; пришельцы столпились у корабля. Затем вспыхнул ярко-желтый огонь, раздался оглушительный взрыв... и корабля не стало. На его месте зияла огромная воронка; куски металла посыпались на головы воинов Банбека.

Хмуро оглядев картину разрушения, Керган собрал своих людей и повел их по разоренной долине.

Позади, связанные одной веревкой, покорившиеся судьбе, плелись двадцать три грефа. Порядок вещей был нарушен, и в существующей реальности двадцати трем Высокочтимым уже не было места. Поскольку механизм Вселенной уничтожает подобные несоответствия, то они, грефы, стали теперь совершенно иным видом существ.

«Но кем именно?» — грустными каркающими голосами вопрошали они друг друга, спускаясь в Долину Банбек.

3

Долгие годы Долина Банбек и Счастливый Дол с переменным успехом соперничали друг с другом.

Голден Банбек, дед Джоаза, был вынужден прервать все связи с Долом, поскольку Иттерн Карколо, искусный создатель драконов, вывел первых Демонов. Голден, в свою очередь, вырастил смертоносных Забулдыг, и это сохранило шаткое перемирие.

Шли годы. Болезненный, нескладный Илден Банбек, сын Голдена, умер, упав со взбесившегося Паука, а так как Джоаз был еще ребенком, то Гроуд Карколо решил попытать счастья и напал на Долину Банбек. Правда, он не принял в расчет Хэндела Банбека, двоюродного дела Джоаза, Главного ментора драконов.

Силы Счастливого Дола были окружены на Заоблачной возвышенности. Гроуд погиб, юного Эрвиса боднул Убийца. Однако войско Банбека не воспользовалось своим преимуществом. Тому было несколько причин, и среди них — старость Хэндела и молодость Джоаза.

Эрвис Карколо, израненный, ослабевший от потери крови, сумел-таки навести некоторый порядок в Счастливом Доле, и несколько лет между соседями держался непрочный мир.

Джоаз вырос, превратился в угрюмого молодого человека, который, если и не вызывал у своих подданных особого восторга, то, по крайней мере, не был окружен ненавистниками. Эрвис Карколо и Джоаз Банбек взаимно презирали друг друга. Одно упоминание о кабинете Джоаза, набитом книгами, рукописями, моделями и картами, с его сложной системой наблюдения (оптику к ней, по слухам, изготовили Жрецы), приводило Карколо в бешенство.

— Науки? Тьфу! — в отвращении размахивал он руками. — Что толку ковыряться в засохшем дерьме? К чему это? Джоазу стоило бы родиться Жрецом. Он из тех слабаков, у которых мозги набекрень и вечно кислая морда!

Бродяга Дэй Альфонсо, являющийся одновременно менестрелем, лекарем, хиромантом и торговцем детьми, передал эти слова Джоазу. Пожав плечами, тот заметил:

— А Эрвису, в таком случае, следовало бы спариться с одним из своих Забулдыг. Получилось бы неуязвимое существо — с зубами и когтями дракона и непроходимой тупостью Карколо.

Тем же путем об этом замечании узнал Эрвис. Джоаз случайно попал в его больное место: Карколо тайно пытался вывести в своем инкубаторе новый вид дракона, сочетающего в себе исполинские размеры Забулдыги и необузданный норов и ловкость Голубого Ужаса. Но он действовал наобум, беспечно надеясь, что кривая вывезет, и особенно не прислушивался к советам Баста Гивена, своего Главного ментора драконов. Из всего выводка выжила только дюжина драконят. Эрвис заботился о них, применяя то кнут, то пряник. До зрелого возраста дожили четверо — нервные, криволапые создания с раздутыми животами и ненасытным аппетитом. Тем и закончилась попытка Карколо вывести гибрид, обладающий и яростью, и неуязвимостью. («Можно подумать, хорошие драконы получаются по команде, — ворчал Баст Гивен и советовал помощникам: — Держитесь подальше от этих зверушек: единственное, на что они способны — это заманить кого-нибудь в свои лапы».)

Время, силы, средства и пища, потраченные на бесполезный эксперимент, подорвали мощь армии Карколо. У него было достаточно плодовитых Злыдней, вполне хватало Длиннорогих и Бродячих Убийц, но более тяжелых, особого вида драконов, — таких, как Забулдыги, — явно недоставало для того, чтобы мечты Эрвиса воплотились в жизнь.

А мечтал он о былой славе Счастливого Дола. В первую очередь, Эрвис собирался завоевать Долину Банбек. В его мыслях частенько вставала картина церемонии, на которой он низводит Джоаза до положения ученика уборщика стойл.

Но на пути Карколо вставали определенные трудности. Население Счастливого Дола удвоилось, однако, вместо того, чтобы расширить поселок, построив новые башни и тоннели, он заложил три новых инкубатора, дюжину стойл и огромный загон для тренировок. Жители оказались перед выбором — прозябать в переполненных тоннелях, или возводить убогие лачуги вдоль дна долины. Инкубаторы, стойла, рабочие бараки, загон заняли часть и без того бедных плантаций. Вода из водоемов поступала в инкубаторы. На пропитание драконов уходило огромное количество припасов. Голодные, оборванные, больные обитатели Счастливого Дола не разделяли воинственного энтузиазма Карколо, и это выводило его из себя.

Когда бродяга Дэй Альфонсо передал Эрвису совет Джоаза спариться с Забулдыгой, тот вскипел от злости.

— Ба! Да что понимает этот Банбек в выведении драконов?! Он, небось, и «драконий язык» свой толком не знает!

Эрвис говорил о языке, на котором драконам передавались команды. У каждой армии был свой тайный жаргон, и выведать «драконий язык» противника являлось заветной мечтой любого военачальника, ибо тогда он, в какой-то степени, получал контроль над вражескими силами.

— Я — практик, стоящий двух таких, как Банбек, — продолжал Карколо. — Может ли он выходить, накормить и обучить дракона? Нет! Он предоставил это менторам, а сам валяется на диване, поедает сладкое мясо и воюет только со своими девками-менестрелями! Говорят, Банбек с помощью астрологии предсказывает возвращение Породителей. Говорят, он ходит, задрав голову, и смотрит на небо. Достоин ли такой человек власти и почета? Нет! — отвечаю я. А человек по имени Эрвис Карколо из Счастливого Дола? Да! — говорю я. И докажу это!

Дэй Альфонсо примиряюще поднял руки.

— Не горячитесь. Банбек не так безрассуден, как вы полагаете. Его драконы в прекрасной форме, он часто навещает их. Что касается Породителей...

— Ни слова об Породителях! — взвился Эрвис. — Я не ребенок, чтобы бояться пугала!

Дэй Альфонсо вновь поднял руки.

— Послушайте же. Я говорю серьезно. Подумайте над моими словами... Джоаз Банбек привел меня в свой кабинет...

— О да! Весьма примечательный кабинет!

— ... и показал мне шар из хрусталя, установленный на черном сундучке.

— Хрустальный шар, вот как!

— Я осмотрел этот глобус, — продолжал Дэй Альфонсо, не обращая внимания на его слова. — Кажется, в нем заключено все небо. Внутри плавают звезды, планеты — все небесные тела Скопления! «Смотри хорошенько, — сказал мне Джоаз Банбек. — Ты нигде не увидишь ничего подобного. Этот шар привезен на Небесный Булыжник нашими предками». «В самом деле? — заинтересовался я. — И что же это такое?» «Астрономический прибор, — пояснил Джоаз. — Он показывает положение всех близлежащих звезд на любой период времени. Вот, — ткнул он пальцем, — видишь белую точку? Это наше солнце. А эту красную звездочку? В старинных каталогах она называется Коралайн. Коралайн вращается вокруг Скина по сложной орбите, зависящей от движения всех звезд в Скоплении. Через неравные периоды времени она приближается к нашему солнцу. Эти периоды всегда совпадают с нападением Породителей». Тут я позволил себе усомниться, но Джоаз убедил меня. «В истории живущих на Булыжнике людей, — сказал он, — отмечены шесть атак Породителей, — или грефов, как их раньше называли. Очевидно, пока Коралайн плывет в пространстве, Породители рыщут по соседним мирам в поисках укрывшихся на них людей. Последнее нападение произошло во времена Кергана Банбека — ты знаешь, чем оно кончилось. Тогда Коралайн прошла совсем рядом... И впервые с тех пор она опять близко». Вот что Джоаз Баибек рассказал мне, и что я видел собственными глазами.

— Иначе говоря, — вскипел Карколо, — в этом глобусе плавают все звезды космоса?

— Ручаться не могу, — ответил Дэй Альфонсо. — Шар укреплен на черном сундучке. Наверно, внутри него есть механизм, который проецирует небосвод на поверхность глобуса. Или высвечивает изображение звезд... Как бы то ни было, я бы очень хотел иметь такой замечательный прибор. Я предложил Джоазу несколько ценных вещиц в обмен, но он отказался.

Карколо презрительно скривил губы:

— Небось, предложил ему украденных детей? И не стыдно?

— Не больше, чем моим клиентам, — парировал Альфонсо. — Помнится, вы тоже пользовались моими услугами...

Эрвис отвернулся и стал демонстративно разглядывать двух Злыдней, упражняющихся с деревянными ятаганами. Карколо и Альфонсо стояли у каменной ограды, за которой шла тренировка — два десятка драконов занимались строевой подготовкой, сражались на мечах и копьях, накачивали мышцы. Блестела чешуя. Из-под огромных лап взметались облака пыли. В воздухе стоял едкий запах драконьего пота.

— Хитрый парень, этот Джоаз, — пробормотал Эрвис. — Он знал, что ты обязательно передашь мне его слова.

— Ага, — кивнул Дэй Альфонсо. — Он еще сказал... впрочем, я не берусь повторять... — Бродяга бросил на Карколо лукавый взгляд из-под седых бровей.

— Говори, — приказал Эрвис.

— Что ж... Только учтите — я просто передаю его слова: «Скажи этому старому пентюху Карколо, что ему грозит серьезная опасность. Счастливый Дол совершенно незащищен, и, если Породители вернутся, его уничтожат в два счета. Где спрячутся люди? Их загонят в черный корабль и увезут на какую-нибудь холодную, безлюдную планету. Будь у Карколо сердце, он выкопал бы новые тоннели и подземные ходы, иначе...»

— Что иначе?

— «... иначе не станет ни Счастливого Дола, ни Эрвиса Карколо».

— Ну-ну, — почти весело заметил Эрвис. — Щенок показывает зубы.

— Может быть, Джоаз только хочет предупредить вас. Еще он добавил... Нет, я боюсь оскорбить...

— Говори!

— Он... я не смею... Короче говоря, он считает ваши старания создать армию просто жалкими потугами. Он утверждает, что вы несравнимо глупее его. Он предсказывает...

— Хватит! — вскричал Эрвис, потрясая кулаками. — Он мастер дурить головы, но ты-то как попался на эту удочку?!

Дэй Альфонсо покачал седой головой:

— Я всего лишь повторяю его слова — вы сами пожелали знать, что он говорил... А теперь, когда я выложил все, окажите мне услугу. У меня есть первосортные снадобья; наркотики, эликсиры, дурманы. Могу предложить бальзам вечной юности, украденный мною из сундука самого Верховного Жреца. Есть детишки обоих полов — красивые и послушные, отдам недорого. Я заговорю ваши хвори, исцелю шепелявость, развею ваши печали... А может, купите яйца драконов?

— Ничего мне не нужно, — проворчал Карколо. — А яйца драконов, из которых вылупляются одни ящерицы, и подавно. Что до детей, то Счастливый Дол кишит ими. Раздобудь мне дюжину Забулдыг, и можешь забрать хоть сотню ребятишек.

Грустно покачав головой, Дэй Альфонсо удалился. Эрвис Карколо облокотился на ограду и поглядел на небо.

Вечерело. Скин уже коснулся Пика Отчаяния.

Это было самое чудесное время суток на Булыжнике, когда ветры стихали, вокруг Скина появлялся золотистый ореол, а его сияние становилось дымчатожелтым и уже не слепило. На горизонте собирались тучи — предвестники вечерней бури. Они клубились, воспаряли и опускались, переливаясь всеми оттенками золотого, терракотового, охряного и палевого цветов.

Зашло солнце, поблекли золотые и оранжевые тона, мир окрасился в цвета пурпура и мореного дуба. С туч сорвались стрелы молний, черной стеной хлынул ливень. Люди в драконьих стойлах начали передвигаться осмотрительнее, поскольку поведение драконов в этот час было непредсказуемым — они становились вялыми и раздражительными.

С наступлением ночи дождь прекратился, над долиной пронесся холодный ветерок. Темное небо заполыхало мириадами мерцающих звезд. Самая яркая переливалась красным, зеленым, белым; красным, зеленым, белым...

Эрвис Карколо задумчиво смотрел на эту звезду. Одна мысль рождала другую, в его мозгу медленно вырисовывался план действий, который, очевидно, поможет раз и навсегда покончить с неопределенным положением, отравляющим ему жизнь.

Карколо кисло усмехнулся. Конечно, этого выскочку Банбека необходимо поставить на место... но если для пользы дела нужно идти на компромисс, что ж — быть по сему.

И вот на следующее утро, вскоре после того, как менестрель Фейд увидела Жреца в кабинете Джоаза, в Долину прибыл гонец от Эрвиса Карколо с приглашением на переговоры.

4

Карколо, Баст Гивен — Главный ментор драконов — и два молодых флигель-адъютанта ждали на Банбекском Обрыве. Позади, чуть расставив все свои ноги и убрав плечевые отростки, в одинаковых позах застыли четыре блестящих Паука. Это был новый выводок, гордость Карколо. Голову каждого Паука венчали рога в окружении частокола острых шипов, чередующихся с кабюшонами цвета киновари; нагрудные пластины, покрытые черной эмалью, были снабжены умбонами. Люди носили традиционные одежды из черной кожи, короткие бордовые плащи и черные кожаные шлемы с длинными, ниспадающими на плечи кольчужными бармицами.

Четыре человека, кто с нетерпением, кто спокойно ожидая прибытия Джоаза, разглядывали Долину Банбек. На юге раскинулись сельскохозяйственные угодья — поля вики, заросли локота, плантации беллегарда и пищевого мха. На другой стороне долины, неподалеку от Клайбурнской расселины, виднелись очертания кратера, оставшегося после взрыва корабля Породителей. На севере тоже расстилались нивы, за ними лежала территория драконов — стойла из черного кирпича, инкубатор и тренировочный загон, — а еще дальше начиналась Банбекская Осыпь: давным-давно в этом месте рухнула часть склона, образовав непроходимое нагромождение камней и обломков скалы — подобно Большой Осыпи около горы Гетрон, но, конечно, меньших размеров.

Один из флигель-адъютантов откровенно восхищался процветающей Долиной Банбек. Минуту-другую Карколо, отвернувшись, мрачно слушал его, затем бросил на наглеца испепеляющий взгляд.

— Половина нашей воды уходит в грунт, — говорил адъютант. — А посмотрите на их водохранилище!

— Точно, — поддержал другой. — Неплохая идея — укреплять стены каменной плиткой. Удивительно, как мы до этого не додумались?..

Эрвис открыл было рот, но отвечать раздумал и, прорычав что-то нечленораздельное, отвернулся. Баст Гивен сделал адъютантам знак замолчать.

Несколько минут спустя Главный ментор заметил:

— Вот и Джоаз.

Эрвис посмотрел на Дорогу Кергана.

— Где же его эскорт? Он что, едет в одиночку?

— Похоже на то.

Банбек появился верхом на Пауке, покрытом бархатной попоной серого и красного цветов. На нем были серые брюки и серая рубашка; поверх он накинул свободный плащ из мягкой коричневой ткани. На голове его красовалась голубая бархатная шапочка с длинным козырьком. Поднятием рук Джоаз приветствовал гостей.

Махнув в ответ, Карколо кивком приказал Гивену и адъютантам отойти.

— Дэй Альфонсо передал мне твои слова, — сердито произнес Эрвис, когда они остались одни.

Джоаз кивнул:

— Надеюсь, он ничего не напутал?

Карколо оскалил зубы.

— Несколько раз он прибегал к иносказаниям.

— Старик Альфонсо очень тактичен.

— Значит, я — безрассудный, беспомощный человек, не заботящийся о благе Счастливого Дола? Альфонсо признался, что ты обозвал меня «пентюхом».

— Такие вещи лучше передавать через третье лицо, — вежливо заметил Банбек.

— Как бы то ни было, ты думаешь, что нападение Породителей неминуемо?

— Да, если мои предположения верны, и их родина находится в системе звезды Коралайн. В этом случае Счастливому Долу грозит серьезная опасность...

— А Долине Банбек? — язвительно поинтересовался Карколо.

Джоаз бросил на него удивленный взгляд.

— Разве ты не видишь? Я принял меры предосторожности. Люди живут в тоннелях, а не в хижинах. У нас есть несколько потайных ходов, ведущих и к Большой, и к Банбекской Осыпи.

— Оч-чень интересно. — Карколо был сама учтивость. — Окажись твоя догадка верной — пока не будем обсуждать это — такие меры были бы оправданы. Но мне кажется, ты ошибаешься. И в любом случае я считаю, что лучшая защита — нападение.

— Как же, как же, — подхватил Банбек, — помню, сколько дров наломали твои предки под этим девизом.

— Да я про другое, — покраснев, буркнул Эрвис. — У меня есть хорошо продуманный план — я уже несколько лет вынашиваю его.

— Я весь внимание, — подбодрил Джоаз.

Карколо надул щеки.

— Тебе легенды известны так же хорошо, как и мне, может быть, даже лучше: наш народ-изгнанник прибыл на Небесный Булыжник во время Войны Десяти звезд; Кошмарная коалиция одержала верх над Старыми Правителями... но, — он воздел руки к небу, — кто может сказать, чем кончилась эта война?

— Догадаться не сложно, — ответил Джоаз. — Породители нападают на нас совершенно безнаказанно. Мы не видели ни одного человека, кроме тех, кто служат им...

— Человека? — презрительно хмыкнул Карколо. — Я называю этих существ по-другому... Впрочем, все это не более, чем упражнения в дедукции. На самом деле мы не знаем, что происходит в мире. Возможно, ты прав, и Скоплением правят Породители. А может быть, они нападают на Булыжник потому, что мы слабы и безоружны. Возможно, мы — последние люди во Вселенной. А может быть, Старые Правители вновь собирают силы... Но... Не забывай — много воды утекло с тех пор, как Породители последний раз прилетали сюда.

— Много воды утекло и с тех пор, как Скин и Коралайн находились так близко друг от друга.

Карколо нетерпеливо махнул рукой.

— Не знаю, прав ты или нет, однако выслушай суть моего предложения. Надеюсь, ты согласишься, что Долина Банбек и Счастливый Дол — это пустяк по сравнению с тем, чего достойны такие правители, как ты и я.

— Соглашусь. Если бы не некоторые практические трудности...

— Я знаю, как преодолеть их.

— Ну, в таком случае, считай, что власть, слава и богатство у нас в кармане.

Легонько ударив себя по ягодицам кисточкой с золотыми шариками, украшающей ножны его оружия, Эрвис пристально посмотрел на Джоаза — не насмехается ли тот.

— Когда люди пришли на Булыжник, Жрецы уже жили здесь, — продолжал он. — Как долго — неведомо никому. Это тайна. Что мы знаем о них? Почти ничего. Они обитают в глубоких пещерах. Меняют на еду безделушки из металла и стекла. Постулаты их веры — туманные, загадочные, бессистемные, называй как хочешь — совершенно непонятны... по крайней мере, мне. — Он вновь посмотрел на Джоаза. Тот молча потирал подбородок. — Они выдают себя за смиренных служителей какого-то метафизического культа... но на самом деле все не так просто. Кто-нибудь видел их женщин? А что это за синее сияние? А светящиеся столбы — может быть, волшебство? А появляющиеся по ночам знамения? А смутные фигуры, бороздящие небеса — вероятно, на пути к иным планетам?

— Всякое говорят, — заметил Джоаз. — Но если верить каждому слуху...

— Тут мы подходим к сути моего предложения, — провозгласил Карколо. — Насколько я понимаю, религия обязывает Жрецов без колебаний и не заботясь о последствиях отвечать на все вопросы. Вот только... Религия религией, но любому, кто хочет у них что-либо выведать, они просто морочат голову!

Банбек с удивлением посмотрел на него.

— Ты пытался что-то у них выведать?

Карколо кивнул.

— Не буду отрицать. Я расспросил трех Жрецов. Они отвечали с охотой, но по сути не сказали ничего! — Он раздраженно покачал головой. — Поэтому я решил надавить на них.

— Ты отчаянный человек.

— На крайности мы не пойдем. Однако Жрецы должны есть. Если Долина Банбек и Счастливый Дол объединят свои усилия, Жрецы окажутся перед угрозой голода. И будут вынуждены говорить понятнее.

Несколько секунд Джоаз молчал, раздумывая. Эрвис Карколо играл кисточкой на ножнах.

— На первый взгляд, — наконец сказал Банбек, — твой план кажется разумным. А что именно ты хочешь узнать у Жрецов? Чего добиваешься?

Придвинувшись ближе, Карколо ткнул в Джоаза указательным пальцем.

— Мы прозябаем на этой пустынной планетке и не знаем, что творится в иных мирах. Породители — хозяева Скопления, говоришь ты. А вдруг все не так? Вдруг Старые Правители вернулись? Подумай о прекрасных городах, роскошных дворцах, веселых праздниках и островах наслаждения! Посмотри на ночное небо. Подумай о богатствах, которые могут принадлежать нам! Как осуществить эту мечту, спросишь ты? Отвечу: это будет просто, если Жрецы выложат нам все, что знают!

— Ты хочешь сказать...

— Надо убраться из этого захолустья! Вернуться в мир людей!

Джоаз пожал плечами.

— Неплохо бы... Но в действительности дела обстоят гораздо хуже: Империя людей наверняка рухнула.

Карколо быстро закивал.

— Может, ты и прав. Но почему бы не выбить из Жрецов правду? Короче, я предлагаю вот что: мы требуем аудиенции у Верховного Жреца и задаем свои вопросы. Если он отвечает — хорошо. Если начинает увиливать — мы лишаем Жрецов пропитания до тех пор, пока они не станут сговорчивее.

— Существуют другие поселки, — напомнил Джоаз.

Карколо пренебрежительно махнул рукой.

— Они тоже не будут торговать со Жрецами. Мы их убедим... или заставим — с помощью драконов.

— Заманчиво... Но, боюсь, все не так просто.

Карколо хлопнул ножнами по бедру.

— Почему?!

— Во-первых, Коралайн как никогда ярко сияет в небесах. Это самое главное. Если Породители так и не нападут, тогда можно заняться Жрецами. А во-вторых, я сомневаюсь, что угрозой голода можно склонить их к подчинению. Боюсь, это вообще невозможно.

— Вот как?

— Да. Жрецы ходят нагишом и в дождь со снегом, и в бурю. Неужели они испугаются голода? Кроме того: кто запретит им собирать дикий лишайник, растущий на скалах?.. В общем, можешь отказать им в пище, но здесь я тебе не помощник. Не исключено, что слухи о Жрецах преувеличены. Хотя не исключено, что преуменьшены.

Эрвис Карколо расстроенно вздохнул.

— Джоаз Банбек, я полагал, что ты — человек действия. Но раз ты просто ищешь, к чему бы придраться...

— Я не придираюсь, а указываю на ошибки, которые приведут к катастрофе.

— Хорошо. Что предлагаешь ты?

Джоаз вновь потер подбородок.

— Если мы все еще будем здесь, а не на борту черного корабля, когда Коралайн начнет удаляться, тогда и подумаем, каким образом выведать тайны Жрецов. А пока я настоятельно советую тебе готовиться к нападению. Новые инкубаторы и бараки истощили Счастливый Дол. Оставь их в покое, копай потайные ходы!

— Отсиживаться в тоннелях? Это не для меня. Я привык нападать!

— Что стоят твои драконы против ионных и тепловых лучей?

Карколо посмотрел ему в глаза.

— Короче: могу я считать тебя союзником?

— По большому счету — конечно. Но морить Жрецов голодом или что-нибудь подобное — уволь. Это может оказаться столь же опасным, сколь и бесполезным.

— Опасным?! — Карколо потерял всякое терпение. — Чего бояться горстки голых монахов, никогда не державших в руках оружия?

— Об этом нам ничего не известно. Мы знаем только, что они — люди.

Эрвис вновь стал чрезвычайно любезным.

— Наверное, ты прав. Но по сути-то мы союзники?

— В некоторой степени.

— Вот и хорошо. Надеюсь, если Породители нападут, мы будем действовать сообща.

Джоаз неопределенно кивнул.

— Да, это может принести свои плоды.

— В таком случае давай скоординируем наши действия. Предположим, Породители высаживаются в Долине Банбек. Тогда твои люди находят убежище в Счастливом Доле, а наша объединенная армия прикрывает их отход. А если Породители нападают на Счастливый Дол, мои люди прячутся в Долине Банбек.

Джоаз расхохотался.

— Эрвис, за кого ты меня принимаешь? Оставь свои грандиозные планы, возвращайся домой и копай тоннели. И поспеши — Коралайн светит ярко!

— Иными словами, ты отвергаешь мое предложение о союзе?

— Отнюдь. Но я не могу защитить тебя и твоих людей, раз вы сами не хотите себя защищать. Послушай моего совета, докажи на деле, что ты можешь быть сильным союзником!

Круто развернувшись, Эрвис Карколо окликнул Баста Гивена и флигель-адъютантов, вскочил в седло своего Паука и бешенным галопом пустил его вверх по склону Заоблачной возвышенности, прочь от Банбекского Обрыва. Свита двинулась следом, но не столь поспешно.

Некоторое время Джоаз Банбек наблюдал за ними, грустно качая головой, потом оседлал своего Паука и вернулся в Долину Банбек.

5

Долгий день Небесного Булыжника, равный шести старым Стандартным дням, клонился к вечеру, но в Счастливом Доле кипела бурная деятельность. Решение было принято, цель — определена. Оружейники отливали пули, толкли порох, точили и шлифовали мечи. Драконы отрабатывали групповые маневры, флигель-адъютанты и корнеты хриплыми голосами выкрикивали команды. Эрвис Карколо, руководящий учениями, деловито сновал между своих питомцев, время от времени меняя взмыленного Паука на свежего.

Армия Счастливого Дола в основном состояла из Злыдней — низкорослых подвижных драконов с длинной узкой мордой, чешуей кирпично-красного цвета и сильными плечевыми отростками. Злыдень с одинаковым мастерством владел копьем, саблей и палицей; человек не мог устоять против него — чешуя выдерживала даже удар пули, тогда как удар острых, как бритва, клыков или изогнутых когтей дракона был смертелен.

Злыдни были выносливы и быстро размножались даже в условиях Счастливого Дола, вот почему в армии Карколо преобладал этот вид драконов. Но такое положение дел очень не нравилось Главному ментору Басту Гивену — жилистому человеку со сломанным носом и плотно сжатыми губами; на плоском лице его черные невыразительные глаза казались двумя каплями чернил на блюдце. Обычно немногословный, он весьма красноречиво выступал против нападения на Долину Банбек.

— Слушай, Эрвис, — сказал Гивен, подходя к Карколо. — Мы можем собрать целое войско Злыдней; у нас много Бродячих и Длиннорогих Убийц, но Голубых Ужасов, Демонов и Забулдыг не хватает. Если Банбек окружит нас на равнине, нам крышка!

— А я не собираюсь драться на равнине, — ответил Карколо, спешиваясь. — На горных склонах его Демоны-Забулдыги стоят немногого, а Голубых Ужасов у Джоаза столько же, сколько у меня.

— Кое-что ты упускаешь из виду, — заметил Гивен.

— А именно?

— Вряд ли Банбек позволит заманить себя в горы. Он не так глуп.

— С чего ты взял? — фыркнул Карколо. — По-моему, он всегда был олухом... Мы ударим решительно и сильно и покончим с этими выскочками из Банбекской Долины! — И он хлопнул кулаком по раскрытой ладони.

Баст Гивен молча направился к выходу из загона, но Эрвис раздраженно остановил его:

— Эй, что-то я не вижу в тебе рвения!

— Я знаю, на что способна наша армия, — огрызнулся ментор. — Если Джоаз так туп, как ты думаешь, мы победим. Но если мозгов у него хотя бы столько, сколько у тех двух грумов, с которыми я говорил десять минут назад, нам не избежать разгрома.

— Шел бы ты лучше к Демонам и Забулдыгам! Я хочу, чтобы они стали проворны, как Злыдни!

Баст Гивен удалился. Карколо же сел в седло и дал шпоры. Паук рванулся было вперед, но остановился и изогнул длинную шею, чтобы посмотреть в лицо наезднику.

— Давай! — гаркнул Карколо. — Пошел, во весь опор! Покажи этим увальням, что такое сила и прыть!

Паук прыгнул, да так стремительно, что Карколо вылетел из седла и упал наземь, едва не свернув себе шею. Подбежавшие грумы перенесли его на скамейку; Эрвис глухо стонал и проклинал все на свете. Появился хирург, осмотрел Карколо, потыкал, надавил в нескольких местах и прописал постельный режим и успокоительные капли.

Карколо отнесли в резиденцию, расположенную у западного склона долины, и отдали на попечение его женам. Эрвис проспал до самого вечера, двадцать часов кряду.

Отоспавшись, он вознамерился встать, но, почувствовав слабость во всем теле, застонал, вновь откинулся на подушки и велел позвать Баста Гивена. Главный ментор молча выслушал его причитания.

Опустился вечер. Драконы возвращались в стойла — до рассвета.

Всю длинную ночь Небесного Булыжника Карколо подвергался различным процедурам: массажу, горячим ваннам, инъекциям и припаркам. Стоически перенеся весь курс лечения, к исходу ночи он встал на ноги и объявил, что здоров.

Коралайн, самая яркая звезда на небосводе, дрожала и насмешливо мигала красным, зеленым и белым огоньками. Карколо старался не смотреть на нее, но куда бы он ни пошел, звезда светила ему прямо в глаза.

Близился рассвет. Зарницы на востоке предвещали скорое наступление утренней бури.

Эрвис планировал выступить в поход, как только проснутся драконы.

Войско Счастливого Дола насчитывало триста Злыдней, восемьдесят пять Бродячих, столько же Длиннорогих Убийц, сотню Голубых Ужасов, пятьдесят два приземистых, необычайно сильных Демона (их хвосты венчали стальные шипастые шары) и восемнадцать Забулдыг. Со всеми предосторожностями выведенные из стойл и построенные в походную колонну, драконы шумели, задирали друг друга и искали случая, чтобы откусить ногу зазевавшемуся груму. Темнота пробуждала в них извечную ненависть к человеку — хотя они не знали, откуда тот взялся и как заставил служить себе.

Вспыхивали молнии, освещая изящные пики Злосчастного хребта. Над долиной прогремела утренняя буря, сопровождаемая воем ветра и хлещущими струями дождя, и унеслась в сторону Долины Банбек. Небо на востоке разгоралось бледно-зеленым пламенем. Карколо дал сигнал к выступлению.

Он угрюмо проковылял к своему Пауку, взобрался в седло и приказал скакуну исполнить сложный, но впечатляющий курбет. Это было ошибкой: ненависть все еще переполняла дракона. Завершая прыжок, Паук взбрыкнул, и Карколо опять оказался на земле. Вне себя от боли и ярости он попытался встать, но безуспешно; попытался вновь — и потерял сознание.

Очнувшись минут через пять, неимоверным усилием воли Эрвис приподнялся и прохрипел:

— Поднимите меня... Привяжите к седлу... Мы должны выступать... — Никто не пошевелился, прекрасно понимая, что об этом не может быть и речи. Взбешенный Карколо позвал Баста Гивена: — Дело не терпит отлагательств. Войско поведешь ты!

Гивен мрачно кивнул. Возглавить армию — большая честь, от такого не отказываются.

— Наша диспозиция тебе известна, — продолжал Эрвис. — Покинув долину, поверни на север, к Клыку, и как можно быстрее пересеки Сканз. Голубую расселину обойди с северной стороны, затем двигайся на юг; вдоль Банбекского Обрыва. Там противник, возможно, обнаружит вас. Разверни войска широким фронтом, чтобы Демоны отбили атаку банбекских Забулдыг. Своих же Забулдыг попридержи, а в бой бросай Злыдней. Убийц до поры оставь в резерве, а потом ударь с флангов. Все ясно?

— С такой тактикой победа будет за нами, — проворчал Баст Гивен.

— Если ты все сделаешь правильно... Ох, моя спина! Не могу пошевелиться... Грядет великое сражение, а я должен сидеть у инкубатора и глядеть, как трескаются яйца!.. Итак, в бой! За Счастливый Дол!

Гивен отдал приказ, и колонна двинулась.

Злыдни рванулись вперед, за ними последовали покрытые шелковистым мехом Бродячие Убийцы и массивные Длиннорогие Убийцы — необычайной длины шипы на груди последних оканчивались металлическими насадками. Следом шагали ужасные Забулдыги, и земля вздрагивала от их тяжелой поступи. По бокам колонны Забулдыг маршировали Демоны с саблями наголо, подобно скорпионам подняв над головой хвосты со стальными шарами. В арьергарде скакало сто человек: военачальники, рыцари, флигель-адъютанты и корнеты, вооруженные мечами, пистолетами и большими ручными мушкетонами.

Когда войско скрылось из поля зрения, Эрвис Карколо, лежащий на носилках, приказал отнести себя к порталу, ведущему в пещеры Счастливого Дола.

Никогда еще пещеры не казались ему такими сумрачными и убогими. Он бросил хмурый взгляд на беспорядочно разбросанные вдоль склонов долины хижины, сложенные из камня, просмоленного и спрессованного лишайника и жердей, залитых гудроном... По окончании Банбекской кампании надо будет распорядиться, чтобы высекли в склоне новые залы. Счастливый Дол затмит великолепие поселка Банбек, славящееся по всему Булыжнику. Убранство залов засияет опалами и перламутром, золотом и серебром... Но... это ли цель? Если события пойдут по плану, то приблизится великая мечта Эрвиса Карколо. Какой тогда прок от горстки жалких украшений в пещерах Счастливого Дола?

Застонав, он опустился на диван и мысленно перенесся к своей армии. Сейчас войско, должно быть, спускается с Манящей гряды, обходя стороной огромный, в милю высотой, Клык. Карколо осторожно разогнул колени, вытянул руки... Боль волнами перекатывалась по телу, но, похоже, на сей раз ему досталось не так крепко. Войско, очевидно, уже преодолело невысокий кряж, окружающий большое высокогорное плато Сканз. Выпив принесенные лекарем капли, Карколо уснул.

Проснулся он в жутком возбуждении: который час? Вероятно, битва уже в самом разгаре!..

Эрвис велел слугам отнести его к верхнему входу в пещеры. Там ему не понравилось, и он приказал подняться выше — к новому инкубатору, откуда открывался вид на всю долину. Здесь, невзирая на недовольство своих жен, он устроился настолько удобно, насколько позволяли синяки и растяжения, и приготовился к томительному ожиданию.

Однако новости не заставили себя ждать.

По Северной Тропе промчался корнет на взмыленном Пауке. Карколо послал грума перехватить его и, стараясь не обращать внимания на ломоту во всем теле, поднялся с дивана.

Корнет спешился, шатаясь, добрел до лестницы и поднялся к инкубатору, цепляясь за перила.

— Засада... — выдохнул он. — Все пропало...

— Засада? — глухо простонал Эрвис. — Где?

— Сразу за Сканзским кряжем. Противник пропустил Злыдней и Убийц, а затем бросил на нас Ужасов, Забулдыг и Демонов... Они вклинились в наши ряды, обрушили целый камнепад на наших Забулдыг! Армия разбита!

Карколо повалился на диван и устремил взор в небо.

— Какие потери?

— Не знаю. Гивен приказал отступать. Мы отошли, сохраняя достоинство... — Корнет без сил опустился на скамью. Эрвиса, казалось, хватил удар.

На северной дороге заклубилось облако пыли. Драконы едва плелись, свирепо озираясь и оглашая воздух ревом. Впереди, мотая уродливыми головами, шли несколько Злыдней, за ними — два Голубых Ужаса, совсем по-человечьи размахивая плечевыми отростками, а следом, чуть не падая от изнеможения, брел огромный, похожий на жабу Забулдыга. Проходя мимо стойл, он рухнул с глухим стуком и замер, задрав лапы. По Северной Тропе, на выбившемся из сил Пауке прискакал Баст Гивен в перепачканном мундире. Он спешился и, чернее тучи, поднялся по лестнице. Эрвис рывками принял сидячее положение.

Гивен докладывал о происшедшем спокойно, почти беззаботно, но Карколо на эту удочку не попался.

— В каком месте вас ждала засада? — хмуро спросил он.

— Мы пересекали кряж через Хлорный Овраг — знаете, где выступ обнажения порфира в виде карниза. Там они и караулили нас.

— Странно, — пробормотал Карколо. Баст Гивен еле заметно кивнул. — Предположим, Джоаз Банбек выступил на час раньше, чем я рассчитывал, во время утренней бури. Предположим, он гнал войско галопом. И все равно не понимаю, как ему удалось оказаться на Сканзском кряже раньше нас.

— Я был уверен, что нам ничто не угрожает. А после того, как мы пересечем Сканз, я намеревался выслать вперед патрули — вдоль Бархского хребта, к Голубой Вершине и в Голубую расселину.

Карколо угрюмо кивнул.

— Ну и каким же образом Джоаз умудрился так быстро добраться до кряжа?

Гивен отвернулся и, посмотрев на Северную Тропу, по которой в беспорядке спускались драконы и люди, ответил:

— Понятия не имею.

— Может быть, наркотик? Дурман для успокоения драконов? Может быть, армия Джоаза всю ночь стояла на Сканзе?

— Последнее наиболее вероятно, — нерешительно заметил Гивен. — У подножья Бархского Шипа много пещер. Если он с ночи разбил там лагерь, то утром ему оставалось только пересечь Сканз.

— Боюсь, мы недооценили Джоаза Банбека, — вздохнул Карколо и со стоном откинулся на диван. — Ладно. Сколько мы потеряли?

Подсчет оказался плачевным. Из роты Забулдыг, и без того смехотворно малой, уцелело только шестеро. От пятидесяти двух Демонов осталось сорок, пятеро из них были покалечены. Ряды Злыдней, Голубых Ужасов и Убийц тоже сильно поредели — одни погибли при атаке, другие разбились насмерть, сорвавшись в пропасть. Двенадцать человек были убиты из огнестрельного оружия, четырнадцать — растерзаны вражескими драконами, два десятка получили различной тяжести ранения.

С закрытыми глазами лежа на спине, Карколо беззвучно шевелил губами.

— Нас спасло только то, что Банбек не решился войти в Овраг, — заметил Гивен. — Это единственная тактическая ошибка, и допустил ее сам Джоаз. Он привел слишком мало Злыдней и Голубых Ужасов.

— Слабое утешение... — прохрипел Карколо. — Какова сейчас расстановка сил?

— У нас отличная позиция на Манящей гряде. Мы не видели банбекских разведчиков — ни людей, ни Злыдней. Полагаю, Джоаз думает, что мы отступили к Счастливому Долу. Во всяком случае, основные его силы по-прежнему стоят на Сканзе.

С превеликим трудом Карколо встал с дивана, проковылял к ограде и посмотрел вниз, на амбулаторию. Пять Демонов, бормоча и тяжко вздыхая, скрючились в бочках с бальзамом. Голубой Ужас висел на ремнях и поскуливал, а хирург удалял осколки его бронированной шкуры. Вдруг один из Демонов поднялся во весь рост — под его жабрами пузырилась пена, — издал полный муки вопль и бездыханным рухнул обратно в бальзам. Карколо повернулся к Гивену.

— Сделаем вот что. Вы отступали вдоль Манящей гряды, наверняка охраняемой банбекскими патрулями. Значит, незаметно для них, ты можешь повернуть к Перевалам Отчаяния — например, в Турмалиновую седлевину. И вот почему: Джоаз решит, что ты возвращаешься в Счастливый Дол, и поспешит на юг — к Клыку, чтобы напасть, как только наша армия спустится с Манящей гряды. И когда враг окажется под Турмалиновой седловиной, ты атакуешь его.. Силы Джоаза Банбека будут разгромлены!

Баст Гивен решительно отверг это предложение:

— А если его патрули раскроют наш маневр? Достаточно двинуть войска следом за нами, и мы окажемся в ловушке. С Турмалиновой седловины можно попасть только к Пику Отчаяния и на Заоблачную возвышенность. На возвышенности банбекские Забулдыги в несколько минут разобьют нас наголову.

Карколо бессильно опустился на диван.

— Возвращай армию в Счастливый Дол. Будем ждать другого случая.

6

От высеченного в южном склоне обширного помещения, именуемого Залом Кергана, веяло глубокой древностью. Пропорции зала, скудные украшения, массивная деревянная мебель напоминали о давних временах — так же, как и характерный запах, исходящий от голых каменных стен, окаменелого мха, покрывающего паркет, и старого дерева. Джоаз не любил этот затхлый аромат — как, впрочем, и все остальное в Зале Кергана. Размеры комнаты вызывали в нем мысль о чванстве, а бедность украшений — мысль если не о жестокости, то по крайней мере о грубости хозяина. Но однажды он понял, что не любит не столько эту комнату, сколько самого Кергана Банбека, вместе с окружающими его имя легендами. Тем не менее, в комнате было на что посмотреть. Три высоких окна — множество стеклянных квадратиков, вставленных в решетку из черного железного дерева — выходили на долину; подобным же образом был инкрустирован потолок; здесь можно было увидеть и несколько вычурных украшений, типичных для архитектуры Банбеков — например, капители на пилястрах, выполненные в форме голов химер, и фризы, декорированные традиционными листьями папоротника... Из мебели в Зале Кергана стояли только три высоких резных стула да тяжелый полированный стол темного дерева; и стол, и стулья — необычайно старые.

Джоаз Банбек нашел применение этой комнате, разместив на столе рельефную карту местности в масштабе примерно один к двадцати одной тысяче, выполненную в мельчайших подробностях. В центре находилась сама Банбекская долина, справа от нее — Счастливый Дол, а между ними, окруженные ущельями, разломами, утесами и расщелинами, высились пять исполинских гор: гора Гетрон на юге, Бархский Шип, Клык, Гора Спокойствия на севере и Пик Отчаяния где-то посередине. Большая Осыпь у горы Гетрон упиралась в Заоблачную возвышенность, которая, огибая с востока Пик Отчаяния, протянулась до самого Бархского Шипа. К западу, между Пиком Отчаяния и Бархским Шипом, окруженное Сканзским кряжем, лежало плато Сканз, с севера ограниченное сбросами базальта у подножья Горы Спокойствия.

Пока Джоаз изучал карту, в зал проскользнула Фейд и бесшумно подкралась к нему. Банбек, не оборачиваясь, узнал о ее присутствии — по запаху ладана, в дым которого она окунулась перед тем, как идти на поиски Джоаза. Фейд была одета в традиционные праздничные одежды девушек селения — плотно облегающее платье, сшитое из драконьих кишок, и коричневые меховые браслеты на шее, локтях и коленях; из-под высокого цилиндра с зубчатым верхом и красным плюмажем выбивались пряди густых каштановых волос.

Джоаз притворился, что не замечает девушку. Та осторожно подошла сзади и меховым браслетом пощекотала его шею, но Банбек оставался демонстративно равнодушным. Фейд, поняв его игру, обиженно надула губки.

— Как идет война? Нас всех убьют? — спросила она.

— Для Банбекской долины все оборачивается как нельзя лучше. Для бедолаги Эрвиса и Счастливого Дола — как нельзя хуже.

— Вы собираетесь уничтожить его! — театральным голосом воскликнула Фейд. — Убийца! О, несчастный Эрвис!

— Ну, каждому по заслугам.

— А что ожидает Счастливый Дол?

Джоаз Банбек пожал плечами.

— Перемены к лучшему.

— И вы станете его правителем?

— Только не я.

— Отчего же? — прошептала Фейд. — Джоаз Банбек, Владыка Банбекской долины, Счастливого Дола, Фосфорного ущелья, Глоура, Карового озера, Тайного Пристанища и Великой Северной низины!

— Это не для меня, — повторил Джоаз. — Может быть, ты хочешь стать правительницей?

— А, в самом деле! Я тут наведу порядок! Жрецов одену в красные и желтые ленты, велю им петь, танцевать и пить майское вино. Драконов сошлю на юг, в Аркадию, оставлю лишь нескольких Злыдней — у кого характер помягче: будут няньками при младенцах. И никаких кровопролитий. Я сожгу доспехи и сломаю мечи. Я...

— Моя милая стрекозка, — рассмеялся Джоаз. — Как быстро окончится твое правление!

— Почему? Почему оно не может продолжаться вечно? Если люди не хотят воевать...

— А когда прилетят Породители — ты повесишь гирлянды им на шею?

— Фу, они не вернутся. Какое им дело до горстки бедных деревушек?

— Никто не знает, что им нужно. Мы свободные люди... Возможно, последние свободные люди во Вселенной, это неведомо никому. Вернутся ли Породители?.. Не знаю — Коралайн сияет ярко.

Фейд посмотрела на карту.

— И ваша нынешняя война — это просто ужасно. Вы будете нападать или защищаться?

— Все зависит от Эрвиса Карколо. Я жду, пока он выдаст себя. — Тоже взглянув на карту, Джоаз добавил: — Карколо достаточно умен, чтобы напакостить мне. Если я не буду начеку.

— А вдруг вы начнете драться с Эрвисом, и тут прилетают Породители?

— Тогда мы все убежим к Осыпи, — улыбнулся Банбек. — Или примем бой.

— Я буду сражаться рядом с вами, Джоаз, — провозгласила Фейд, воинственно вздернув подбородок. — Мы нападем на их большущий корабль, прорвемся сквозь тепловые лучи и электрические разряды. Мы пробьемся к самому люку и дадим по носу первому же грабителю, который посмеет высунуть его!

— У твоей стратегии есть одно слабое место, — заметил Джоаз. — Никто не знает, где у Породителя нос.

— Тогда мы схватим их... — Она осеклась, услышав какой-то звук.

Джоаз пересек комнату и распахнул дверь. Привратник Райф бочком скользнул внутрь.

— Вы просили позвать, когда бутылка перевернется или разобьется, — сказал он. — Случилось и то, и другое.

Банбек протиснулся мимо него и убежал.

— В каком смысле? — поинтересовалась Фейд. — Что вы имели в виду?

Райф раздраженно пожал плечами.

— Я знаю столько же, сколько и ты. Господин Банбек показал мне бутылку и велел: «Следи за ней днем и ночью. Если она перевернется или разобьется — немедленно позови!» Я решил, что это синекура какая-то. Джоаз, думаю, считает меня таким дряхлым, что только эта работа мне по силам. Наблюдать за бутылкой, ха! Да, я стар, и губы у меня дрожат, но из ума я еще не выжил... И что ты думаешь? Бутылка разбилась! На пол упала... Не знаю, что это означает, но я поспешил за господином Банбеком.

Фейд засуетилась.

— Где стояла бутылка?

— Около кабинета.

Выбежав из комнаты так быстро, как это позволяло узкое платье, девушка пронеслась через извилистые коридоры, по мосту пересекла Дорогу Кергана и побежала вверх по склону — к резиденции Банбека.

На полу приемной валялись осколки стекла. В кабинете Фейд недоуменно остановилась. Никого и ничего. Лишь книжный стеллаж отодвинут от стены. Бесшумно подкравшись к нему, девушка обнаружила потайной ход, тихо спустилась в мастерскую и увидела странную сцену.

Джоаз стоял в небрежной позе и холодно улыбался, а у противоположной стены Жрец тщетно пытался сдвинуть какой-то неподъемный груз, находящийся на месте верстака. Наконец, оставив свои потуги, обнаженный человек мельком глянул на Джоаза и направился к лестнице в кабинет. Фейд отпрянула. Поднявшись, Жрец пошел к выходу.

— Секундочку, — сказал Джоаз. — Я хочу поговорить с тобой.

Жрец остановился и повернул голову к Банбеку. Несмотря на худобу, он был почти прекрасен — молодое, чистое лицо с бледной, точно прозрачной кожей; голубые, чуть навыкате глаза, глядящие куда-то в пространство; струящиеся до самой талии светло-коричневые волосы...

Развалясь в кресле, Джоаз низким угрожающим голосом произнес:

— Не очень-то ты вежлив, я погляжу.

Это было утверждение, а не вопрос, поэтому Жрец промолчал. Тонкие руки его нервно подрагивали.

— Располагайся, — Джоаз указал на скамейку. — Ты многое должен мне объяснить.

В самом ли деле искорка веселья вспыхнула в глазах нагого человека, или это только померещилось Фейд? Как бы то ни было, Жрец опять промолчал. Джоаз, вспомнив о манерах общения со Жрецами, поинтересовался:

— Не желаешь ли присесть?

— Это не существенно, — ответил Жрец. — Если я стою сейчас, то буду стоять и дальше.

Джоаз поднялся, обошел Жреца и, неожиданно толкнув скамейку под узловатые колени, вынудил гостя опуститься на нее.

— Если ты сидишь сейчас, то с таким же успехом можешь сидеть и дальше, — заметил Джоаз.

Жрец невозмутимо встал.

— Я постою.

— Как знаешь, — пожал плечами Банбек. — Я должен задать тебе несколько вопросов. Надеюсь, ты будешь отвечать охотно и точно. — Жрец по-совиному моргнул. — Договорились?

— Разумеется. Хотя я бы предпочел уйти отсюда тем же путем, каким пришел.

— Во-первых, — начал Джоаз, пропуская его слова мимо ушей, — что тебе понадобилось в моем кабинете?

— Твой язык непонятен мне, — вкрадчиво, словно разговаривая с ребенком, ответил тот. — И я в затруднении, поскольку давал обет и должен правдиво отвечать на любой вопрос.

Джоаз вернулся к своему креслу.

— А ты не торопись, у меня много времени... С твоего позволения, я изменю вопрос: существовали ли объяснимые причины, вынудившие тебя придти в мой кабинет?

— Да.

— Сколько было этих причин?

— Не знаю.

— Больше одной?

— Может быть.

— Меньше десяти?

— Не знаю.

— Хм... Ты неуверен в точном количестве, да?

— Нет.

— Тогда почему ты не можешь определить их число?

— Такого числа нет.

— Понимаю, понимаю... Другими словами, основная причина, которая заставила твой мозг отдать приказ ногам, чтобы те привели тебя сюда, состояла из нескольких маленьких?

— Вероятно.

Тонкие губы Джоаза изогнулись в победной улыбке.

— Ты можешь рассказать о составных частях этой главной причины?

— Да.

— Слушаю тебя.

Все известные Джоазу формы принуждения — огонь, железо, побои, голод — для Жреца являлись не более, чем вынужденным неудобством; он не обращал на них внимания, словно те и не существовали вовсе. Единственной реальностью для него был его собственный внутренний мир, поэтому любое содействие или противодействие поступкам Обыкновенных людей не имело смысла. Недеяние и честность — вот что являлось смыслом жизни Жрецов. Понимая это, Джоаз спросил:

— Знаешь ли ты хотя бы один элемент причины, побудившей тебя придти сюда?

— Знаю.

— Что это за элемент?

— Желание прогуляться.

— Известен ли тебе какой-нибудь другой элемент?

— Да.

— Какой же?

— Желание размяться, гуляя.

— Ага... Ты намеренно увиливаешь от прямого ответа?

— Я просто отвечаю тебе — как ответил бы любому, кто захочет что-либо узнать. Таков закон, поэтому бессмысленно говорить об увиливании.

— Тем не менее, твои ответы меня не удовлетворяют.

Жрец промолчал. Его зрачки немного расширились.

— Ладно, — вздохнул Джоаз. — Знаешь ли ты еще какой-нибудь элемент этой многосложной причины?

— Знаю.

— Какой?

— Меня интересовали старинные вещи. Я хотел осмотреть реликвии древнего мира в твоем кабинете.

Джоаз поднял брови.

— Вот как? Я рад, что обладаю таким сокровищем. Какие именно старые вещи интересовали тебя?

— Книги. Карты. Глобус Древнего мира.

— Древнего мира? Рая, что ли?

— Это одно из его названий.

Джоаз облизнул губы.

— Итак, ты хотел осмотреть реликвии. Пусть. Были ли другие мотивы?

Мгновение Жрец колебался.

— Меня попросили придти сюда.

— Кто?

— Верховный.

— Зачем?

— Не знаю.

— Но предположить-то ты можешь?

— Могу.

— Что это за предположения?

Жрец слегка шевельнул пальцами руки.

— Возможно, собираясь стать одним из Обыкновенных людей, Верховный желает изучить основы вашей жизни. Возможно, Верховный собирается изменить правила торговли с вами. Возможно, Верховный заинтересовался моим рассказом о реликвиях. Возможно, Верховного интересует, насколько точно сфокусирована твоя удивительная система наблюдения. Возможно...

— Достаточно. Какое из этих и множества других предположений, ты считаешь наиболее вероятным?

— Никакое.

Брови Джоаза вновь поползли вверх.

— Почему же?

— Поскольку можно сделать любое количество предположений, то знаменатель вероятностного отношения является величиной переменной, и, следовательно, все выражение — арифметически бессмысленно.

Джоаз устало потер лицо.

— Какое из предположений, пришедших тебе на ум в эту секунду, ты считаешь наиболее вероятным?

— Полагаю, Верховный мог подумать, что мне было бы полезно придти сюда и постоять.

— И чего ты этим добьешься?

— Ничего.

— Значит, Верховный послал тебя не за этим.

Нет ответа. Тщательно взвешивая каждое слово, Джоаз спросил:

— Чего ты, по мнению Верховного Жреца, можешь добиться, стоя здесь?

— Полагаю, он хочет, чтобы я научился образу мыслей Обыкновенных людей.

— И как успехи?

— Не большие.

— Чем это поможет тебе?

— Не знаю.

— Сколько раз ты посещал этот кабинет?

— Семь.

— Почему именно ты приходил сюда?

— Мой танд одобрен синодом. Вероятно, я стану Верховным.

— Завари-ка чайку, — бросил Джоаз девушке и вновь обратился к Жрецу: — Что такое танд?

Жрец глубоко вздохнул.

— Мой танд — это отображение моей души.

— Хм-м-м... И на что он похож?

На лице Жреца появилось недоуменное выражение.

— Это нельзя описать словами.

— У меня есть танд?

— Нет.

Джоаз пожал плечами.

— Откуда ты знаешь? Выходит, ты умеешь читать мои мысли.

Молчание.

— Ты умеешь читать мои мысли?

— Плохо.

— А зачем ты читаешь мои мысли?

— И вы, и мы живем в одной Вселенной. Раз нам не разрешено действовать, мы имеем право знать.

— Какой прок от знаний, если вы не в состоянии действовать? — ухмыльнулся Джоаз.

— События подчиняются определенной целесообразности — как вода, скапливающаяся в углублении, образует лужу.

— Ах, вот как! — внезапно разозлился Джоаз. — Значит, эта ваша доктрина не разрешает вам ни во что вмешиваться, но позволяет, следуя «целесообразности», создавать условия, которые влияют на события. Я правильно понимаю?

— Не уверен. Мы просто ни во что не вмешиваемся.

— И все же, у твоего Верховного должен быть какой-то план, раз он послал тебя сюда, не так ли?

— Ничего не могу сказать.

Джоаз переменил тему:

— Куда ведет тоннель из мастерской?

— В пещеру.

Фейд расставила перед Джоазом серебряный чайный набор. Банбек налил чаю, машинально отхлебнул. В этой странной беседе таились бесчисленные вариации. Он и Жрец играли в «кошки-мышки»: спокойствию и уклончивости Жреца Джоаз противопоставлял терпение и настойчивость; Жрец был вынужден говорить только правду, Джоаз, в свою очередь, не знал, чего добивается, какая награда ждет его в результате. Он брел в потемках... «Ладно, продолжим, — решил Банбек. — Посмотрим, чья возьмет». Он предложил Жрецу чаю. Тот едва мотнул головой — очевидно, отказываясь. Джоаз пожал плечами.

— Будь добр, когда захочешь пить или есть — скажи мне. Я настолько рад нашей беседе, что боюсь показаться невнимательным. Уверен, ты непрочь присесть.

— Нет.

— Воля твоя. Что ж, вернемся к пещере, о которой ты упоминал. Жрецы живут в ней?

— Не понимаю твоего вопроса.

— Жрецы используют эту пещеру?

— Да.

Слово за словом Джоаз вытягивал из собеседника информацию.. Пещера сообщается с целой системой залов, где Жрецы плавят металл, льют стекло, едят, спят и совершают обряды. Когда-то из этих залов можно было попасть в Долину, но выход давным-давно замурован. Почему? В Скоплении шла война; кучка потерпевших поражение людей прилетела на Небесный Булыжник и нашла убежище в ущельях и долинах; Жрецы же предпочитали затворническую жизнь, поэтому и скрыли существование пещер. Где находился выход? Где-то в северной части Долины. За Банбекской Осыпью? Возможно. Однако торговля между людьми и Жрецами ведется в пещере под горой Гетрон — почему? Так привычнее. Кроме того, это удобно для сообщения со Счастливым Долом и Фосфорным ущельем. Сколько Жрецов живет в пещерах? Точно неизвестно — одни умирают, другие рождаются. Сколько их было сегодня утром, примерно? Сотен пять.

К этому времени Джоаз уже охрип, а Жрец пошатывался.

— Вернемся к причине... к элементам причины, побудившей тебя придти в кабинет. Связано ли это со звездой Коралайн и возможным вторжением Породителей — или грефов, как их когда-то называли?

Вновь поколебавшись, Жрец ответил:

— Да.

— Помогут ли нам Жрецы в борьбе против Породителей, если те прилетят?

— Нет, — твердо произнес обнаженный.

— Но, полагаю, Жрецы хотят, чтобы Породители были изгнаны с Булыжника.

Молчание.

— Хотят ли Жрецы, чтобы Породители были изгнаны с Булыжника?

— Целесообразность не велит нам вмешиваться ни в дела людей, ни в дела прочих существ.

Джоаз поморщился.

— Предположим, Породители ворвутся в ваши пещеры и захотят силой увести вас в систему звезды Коралайн. Что тогда?

Казалось, Жрец вот-вот рассмеется.

— На этот вопрос нет ответа.

— Однако вы будете сопротивляться, если они попытаются?

— Не могу ответить.

— Но ответ не отрицательный, а? — захохотал Джоаз. Жрец согласился. — У вас есть оружие?

Бледно-голубые глаза Жреца потускнели, но от усталости ли? Или он хочет что-то скрыть? Джоаз повторил вопрос.

— Есть. — Колени Жреца затряслись, но он унял дрожь.

— Что это за оружие?

— Множество разновидностей. Метательное: камни. Колющее: заостренные палки. Режущее и вспарывающее: кухонная утварь... — Его голос начал стихать. — Яды: мышьяк, сера, кислота, черные споры. Сжигающее оружие: факелы и линзы, фокусирующие солнечный свет. Удушающее: веревки, арканы, стропы, канаты. Бочки, чтобы сбрасывать в них врагов...

— Сядь и передохни, — посоветовал Джоаз. — Это очень занимательно, но я сомневаюсь в эффективности всего этого. Есть ли у вас оружие, с помощью которого можно наверняка отбить атаку Породителей?

Вопрос, сознательно или случайно попавший в яблочко, повис в воздухе. Жрец медленно опустился на колени, словно молясь, пал ничком, повернулся на бок... Прыгнув вперед, Джоаз рывком поднял его голову за волосы. Приоткрытые глаза Жреца были как две ледышки.

— Говори! — выкрикнул Банбек. — Отвечай на последний вопрос! Есть ли у вас средство или средства против нападения Породителей?!

Мертвенно-бледные губы дрогнули:

— Не знаю...

Нахмурившись, Джоаз всмотрелся в восковое лицо Жреца и отпрянул в замешательстве:

— Этот человек мертв... — прошептал он.

7

— Ты убил его! — в ужасе закричала Фейд. С пунцовым лицом, с растрепанными волосами, она забилась в угол дивана.

— Нет. Он просто умер... или убил себя.

Девушка встала и нерешительно подошла к Джоазу, но тот, погруженный в свои мысли, словно не замечал ее. Нахмурившись, Фейд пожала плечами и, поскольку Банбек по-прежнему не обращал на нее внимания, покинула мастерскую.

Джоаз сел, не отрывая взора от распростертого на полу тела, и пробурчал себе под нос:

— Все было в порядке, пока я не подобрался к тайне...

Он резко встал, вышел в приемную и послал Райфа за цирюльником.

Через час, остриженный и накрытый простыней, труп лежал на кушетке в кабинете, а Джоаз вертел в руках наспех сделанный парик. Цирюльник, окончив работу, удалился; слуги унесли труп.

Оставшись один, Джоаз нервно стянул с себя всю одежду, напялил парик и посмотрелся в зеркало. Вроде похож. Но чего-то не хватает... Ожерелье. Джоаз повесил его на шею и придирчиво оглядел свое отражение. Затем спустился в мастерскую, поколебавшись, разобрал завал и осторожно поднял каменную плиту, закрывающую вход в тоннель. Встал на колени, он заглянул в отверстие. Там было темно, хоть глаз выколи, поэтому Джоаз принес стеклянный сосуд с фосфорецирующей плесенью. В тусклом свете тоннель казался пустым. Подавив страх, Джоаз проскользнул в отверстие и крадучись двинулся по тесному коридору. Нервы его дрожали от напряжения. Время от времени он останавливался, но все было тихо, если не считать биения его собственного сердца. Ярдов через сто тоннель перешел в естественную пещеру, тянущуюся на север — вдоль долины. На стенах едва тлели редкие люминесцентные трубки. Джоаз замер, напрягая слух, и вновь двинулся вперед, поминутно останавливаясь и прислушиваясь.

Жрецы были тихим, мирным народом... Но народом загадочным — как они воспримут его бесцеремонное вторжение?

Пещера вела то вверх, то вниз; то сужалась, то расширялась. Встречались следы человеческой деятельности — выдолбленные в скале тесные кельи, освещенные канделябрами из длинных трубок, наполненных каким-то светящимся веществом. В двух кельях Джоаз увидел Жрецов: один спал на тростниковой циновке, второй сидел, подобрав под себя ноги, и неотрывно глядел на какой-то клубок металлической проволоки. Незамеченный, Банбек с еще большей осторожностью продолжал путь.

Тоннель круто пошел под уклон, расширился и неожиданно вывел его в пещеру столь огромную, что поначалу Джоаз решил: он оказался на поверхности, и вокруг стоит беззвездная ночь. Несмотря на бесчисленные лампы, свечи и осветительные сосуды высоченный потолок терялся во мраке. Слева стояли плавильные печи, кузнецы ковали металл; справа виднелись ряды тюков и ящиков. А чуть дальше высилась громадная, потрясающая воображение конструкция, сваренная из труб — вокруг нее работало множество Жрецов.

Тут Банбек впервые увидел их женщин — не фей и не отвратительных ведьм, как утверждали легенды. Подобно мужчинам, они были хрупкого телосложения, медлительны и скупы на жесты. Подобно мужчинам, единственной одеждой им служили длинные, струящиеся до самой талии волосы. Доносились обрывки разговоров, но ни разу Джоаз не услышал смеха — здесь царила атмосфера спокойствия и сосредоточенности. В пещере ощущался дух времени: каменный пол был отполирован бесчисленным количеством босых ног, стены хранили следы дыхания многих поколений.

На Джоаза никто не обращал внимания.

По-прежнему держась в тени, он скользнул к ящикам. Чуть дальше пещера переходила в широкий извилистый коридор — кажущийся бесконечным в зыбкой дымке.

Джоаз обошел всю пещеру. Где же арсенал? Где загадочное оружие, чье существование Жрец бесспорно подтвердил своей смертью? Он задрал голову, пытаясь разглядеть металлическое сооружение, возвышающееся над полом футов на пятьдесят. Странная конструкция — он никак не мог понять ее назначение. Впрочем, все в этой пещере казалось необычным... Оружие? Оно может быть где угодно. Но продолжать поиски Джоаз не решился. Он увидел все, что можно было увидеть, не рискуя обнаружить себя.

Той же дорогой Банбек пошел по темному тоннелю, мимо келии — по-прежнему один Жрец спал, а другой таращился на проволочный клубок — дальше и дальше от пещеры...

Где же выход? Неужели он забрел так далеко? А вдруг он прошел мимо отверстия и не заметил? Что же теперь, возвращаться?.. В душе Джоаза медленно росла паника, но он двигался вперед, внимательно глядя по сторонам. Нет, все правильно: вот он, знакомый поворот. Подняв над головой осветительный сосуд, Банбек скачками понесся по коридору.

И тут, точно из-под земли, перед ним вырос бледный призрак.

Джоаз встал как вкопанный и прижался спиной к стене; исполинский силуэт шагнул вперед, навис над ним... и внезапно съежился до человеческих размеров. Это был тот самый молодой Жрец, труп которого Джоаз обрил и оставил наверху. Бледно-голубые глаза Жреца светились упреком и презрением.

— Отдай ожерелье.

Негнущимися пальцами Джоаз отстегнул золотые бусы. Жрец взял их, но на шею вешать не стал. Он взглянул на волосы, тяжелыми локонами ниспадающие на плечи Джоаза. Глупо улыбаясь, Джоаз снял парик и протянул Жрецу, но тот резко отпрянул, словно Банбек вдруг превратился в пещерного гоблина, обошел его, прижимаясь спиной к противоположной стене коридора, и бросился бежать.

Джоаз разжал пальцы; парик отвратительной кучкой волос упал на пол. Посмотрев вслед мертвенно-бледной фигуре, вскоре растворившейся во тьме, он медленно продолжил свой путь.

Квадрат света — вход в мастерскую. Он вернулся в реальный мир.

Торопливо загнав на место камень, Джоаз навалил сверху всякий хлам. Его одежда лежала там, где он ее бросил; кое-как одевшись, Банбек выглянул в приемную и щелкнул пальцами:

— Эй, Райф! Позови каменщиков. Пусть возьмут с собой цемент, кирпич и стальные штыри.

Потом он принял ванну — несколько раз намыливая все тело пахучей эмульсией и ополаскиваясь. Потом провел каменщиков в мастерскую и велел замуровать вход в пещеру. Потом прилег на диван и, попивая вино из бокала, позволил себе расслабиться.

Поразмыслив о том, о сем, Джоаз задремал.

Вновь он оказался в тоннеле. Легкий как пух, он плыл по коридору, а Жрецы в кельях поднимали головы и глядели ему вслед. Он миновал огромную пещеру, оставил позади печи, наковальни, работающих в поте лица кузнецов, чаны с расплавленным металлом, над которыми поднимался синий дымок, реторты, извергающие фонтаны искр... За поворотом он увидел высохшего старца, сидящего в каморке; грива его белых как снег волос ниспадала до самого пояса, голубые глаза казались бездонными. Жрец глухо сказал что-то, но слов было не разобрать. Он заговорил снова, и голос его эхом отозвался в мозгу Джоаза:

— Я призвал тебя для того, чтобы предупредить: ты ничего не выиграешь, причиняя нам вред. Оружие, которое ты ищешь, существует лишь в твоем воображении. Забудь о нем.

Джоаз с трудом разделил губы и выдавил из себя:

— Ответ молодого Жреца не был отрицательным. Оружие существует на самом деле!

— В определенном смысле. Но юноша отвечал буквально; к тому же он привык, чтобы спрашивающий относился к нему благожелательно... Мы хотим остаться в стороне. Вам, Обыкновенным людям, не ведома чистота помыслов; вы всюду ищете выгоду, но на деле лишь копошитесь во мраке, словно крысы. А я вынужден унизиться до беседы с тобой, пока ты не наломал дров. Уверяю тебя: это так называемое оружие — совсем не то, что ты думаешь.

Поначалу устыдившись, Джоаз пришел в негодование:

— Ты что, не понимаешь, о чем я пекусь? Коралайн близко, Породители рядом... Разве вы не люди? Почему вы не хотите помочь нам, не хотите защитить планету?

Верховный покачал головой; с завораживающей медлительностью колыхнулась грива седых волос.

— Недеяние, стремление к совершенству — вот что такое Целесообразность. А это предполагает уединенность, чистоту, покой и мир. Можешь ли представить себе ту боль, которая ожидает меня после нашего разговора? Я вмешиваюсь в ход событий, я влияю на них, испытывая невыносимые душевные муки. Необходимо положить этому конец. Мы никому не причинили вреда, никого не оскорбили и, следовательно, ничего не должны за то, что посещали твой кабинет. А ты за свое посещение уже заплатил — походя унизил благородного юношу. Будем считать, что мы квиты. Впредь никто не станет подглядывать друг за другом. Договорились?

Не прилагая никаких усилий, чтобы заговорить, Джоаз, тем не менее, услышал свой голос — вопреки ожиданию дрожащий и гнусавый:

— Ты предлагаешь это после того, как узнал все мои секреты, а я по-прежнему ничего не знаю о ваших!

Суровое лицо Верховного заколыхалось. Прочитав презрение в его глазах, Джоаз вздрогнул и попытался говорить спокойно и рассудительно:

— И ты, и я — люди, подумай об этом. Неужели мы не поймем друг друга? Давайте обменяемся нашими тайнами, давайте поможем друг другу. Если хочешь, изучи на досуге мои архивы, а взамен позволь мне осмотреть это существующее ненастоящее оружие. Клянусь, оно будет использовано только для защиты от Породителей!

Глаза Верховного сверкнули.

— Нет.

— Но почему?! Неужели ты хочешь нашей погибели?

— Мы безучастны. Мы ни во что не вмешиваемся. Мы ждем, пока ваша раса вымрет. Вы, Обыкновенные люди — остатки рода человеческого. Вместе с вами исчезнут ваши темные мысли и грязные поступки. Убийства, боль, жестокость канут в небытие.

— Не верю! — выкрикнул Джоаз. — Может, в Скоплении людей и не осталось, но чтобы во всей Вселенной?.. Старый Порядок простирался очень далеко! Рано или поздно человек вернется на Небесный Булыжник.

— Думаешь, я выдаю желаемое за действительное? — нараспев проговорил Верховный. — Ты сомневаешься в наших знаниях?

— Вселенная огромна. Старый Порядок простирался очень далеко.

— На Булыжнике обитают последние отпрыски рода человеческого, — повторил Верховный. — Жрецы и Обыкновенные люди. Когда вы исчезнете, мы гордо понесем знамя Целесообразности сквозь бесконечную Вселенную.

— А как вы собираетесь достигнуть небес? — осведомился Джоаз. — Полезете к звездам, как по скалам, голышом?

— Средства найдутся. У нас много времени.

— Ну да, ваши планы потребуют очень много времени. Ведь и на планетах Коралайн живут люди. Порабощенные, изуродованные телом и душой, но люди. Как быть с ними? По-моему, ты в самом деле ошибаешься — не знание, а слепая вера ведет тебя.

Верховный молчал, лицо его было каменным.

— Разве это не очевидно? — продолжал Джоаз. — Как ты увяжешь это со своей верой?

— Подчас факты никак не увязываются с верой. А наша вера учит, что эти люди тоже исчезнут. Время терпит... О сияющие миры! Они ждут нас!

— Понятно, — вздохнул Джоаз. — Вы — союзники Породителей, вы только и ждете, чтобы нас уничтожили. Боюсь, Эрвис Карколо был прав, а я ошибался.

— Мы ни во что не вмешиваемся. — Лицо Верховного колыхалось в разноцветных тенях. — Не помогая и не мешая, мы останемся бесстрастными свидетелями ухода Обыкновенных людей.

— Вера, Целесообразность, или как вы там это называете — завела вас в тупик. Предупреждаю: если Жрецы не помогут нам, они погибнут точно так же, как люди!

— Мы пассивны. Мы безучастны.

— А как же ваши дети?.. Породителям все равно, кто будет томиться в их клетках — люди или Жрецы. Так почему мы должны защищать вас?

Лицо Верховного отдалилось, скрываясь в клочьях тумана. Его глаза казались двумя гнилушками.

— Нам не нужна защита, — тягуче проговорил он. — Мы в безопасности.

— Вы разделите нашу судьбу! — выкрикнул Джоаз. — Обещаю тебе!..

Тело Верховного превратилось то ли в сморщенную кожуру, то ли в высохший панцирь дохлого насекомого.

Джоаз опрометью бросился назад, вернулся в мастерскую, пробежал через кабинет... и очутился на диване в своей спальне. Во рту у него пересохло, горло распухло.

В дверь просунулась голова Райфа.

— Вы звали, господин Бамбек?

Приподнявшись на локте, Джоаз огляделся.

— Нет, не звал.

Райф исчез. Вновь откинувшись на подушки, Джоаз уставился в потолок. Какой странный сон! Сон ли? Или действительно был разговор со Жрецом? Узнать невозможно. Да и не к чему: события идут своим чередом. Джоаз надел сандалии и подбитый желтым мехом халат, поднялся в зал совещаний и вышел на залитый солнцем балкон.

Было далеко за полдень; под западным склоном сгущались тени. Никогда прежде Долина Банбек не казалась ему такой богатой и плодородной... и такой призрачной — словно Джоаз был пришельцем с другой планеты. Посмотрев на высокий скальный кряж, обитель Жрецов, вздымающийся у северного края долины — столь же нереальный как и вся долина — он прикинул, где может находиться огромная пещера. По сравнению с ней скалы выглядели просто игрушечными.

Джоаз перевел взгляд на тренировочный загон, где бодро маршировали Забулдыги, отрабатывая оборонительные приемы. Сколь удивительна жизнь, произведшая на свет Породителей и Забулдыг, Жрецов и самого Банбека! Джоаз вспомнил об Эрвисе Карколо и почувствовал раздражение. Как не вовремя этот тип путается под ногами! Что ж, наступит час, когда он получит сполна.

Легкие шаги за спиной, прикосновение меха, ласковые руки, запах ладана. Джоаз расслабился. Если бы девушек-менестрелей не существовало, их следовало бы выдумать.

Глубоко под Банбекским откосом, в келье, освещенной канделябром из двадцати трубок, сидел обнаженный седовласый человек. На специальном возвышении, на уровне глаз, был установлен его танд — хитросплетение золотой проволоки и серебряных нитей, скрученных и изогнутых, казалось, безо всякой системы. Но это только казалось. Каждый изгиб символизировал отдельный аспект Последнего Изречения, тень на стене представляла собой отражение Целесообразности — вечно изменяющейся и вечно неизменной. Священный танд являлся источником просветления, постижению его не было предела. Прежде незамеченные соотношения между углом наклона и кривизной проволочного узора наталкивали на новые размышления. Каждое соединение, переплетение, каждый изгиб проволоки имел свое наименование; любой завиток этого клубка был продуман и классифицирован. Таков культ танда, культ абсолютной истины, культ созерцания и внутренней чистоты. Когда молодой Жрец достигает зрелости, он, сколь угодно долго изучив оригинал танда, должен воссоздать его, полагаясь только на свою память. Затем происходит самое важное событие в жизни юноши: его танд осматривается синодом. Час за часом, неподвижные, словно зловещие статуи, разглядывают Жрецы замысловатое творение, подмечая малейшие отличия в пропорциях, изгибах и переплетениях. Таким образом они определяют, достоин ли Жрец посвящения, так они судят о его понимании Последнего Изречения, Целесообразности и Основы Сущего. Подчас представленный к рассмотрению танд выявляет личность столь испорченную, что она не имеет права находиться среди Жрецов. В этом случае неудачное творение идет в переплавку и выбрасывается в отхожее место, а отверженный отправляется в изгнание на поверхность планеты.

Разглядывая собственный безукоризненный танд, Верховный Жрец ерзал и горестно вздыхал. У него было такое ясное и отчетливое видение, такое кошмарное и одновременно успокаивающее, что старческий рассудок едва не помутился. Темные струйки сомнения проникли в мозг. «Возможно ли, — спрашивал он себя, — что мы, не желая того, сошли с пути истинной Целесообразности? Не смотрим ли мы на танд незрячими глазами?.. Однако нельзя же отрицать неотрицаемое... Как найти истину, как?! Да, ортодоксальность удобна и проста... Но из всех утверждений почему-то именно догматы — наиболее туманны, тогда как недомолвки наиболее реальны»...

В двадцати милях от Долины Банбек, в долгих сумерках Небесного Булыжника, Эрвис Карколо строил свои планы. «Дерзким, сокрушительным ударом я поражу врага в самое сердце и уничтожу его! Я превосхожу Банбека в смелости, выносливости и решительности. Больше ему не одурачить меня, не погубить моих людей и драконов. О, Джоаз Банбек, как я отплачу тебе за этот подлый трюк! — Он замолотил воздух кулаками. — Джоаз Банбек, трусливая овца! Я раздавлю тебя, как комок сухого мха!»

Но каким образом? У Банбека преимущество во всем... Нахмурившись и потирая пухлый подбородок, Карколо обдумал возможные варианты стратегии: «Несомненно, он ждет моей атаки, но вряд ли еще раз решится на засаду. Поэтому я разошлю патрули по всем направлениям, чтобы знать, где находится Джоаз... Впрочем, этого он тоже ждет и наверняка затаится... Но где? За Пиком Отчаяния? Под Северной Стеной, чтобы напасть, когда я буду пересекать Сканз? Значит, надо идти другим путем — Тропой Слез, мимо горы Гетрон. Таким образом, если Джоаз будет медлить, я встречу его на Банбекском обрыве, а если поторопиться — нападу среди скал!»

8

Еще не утихла утренняя буря, а войско Счастливого Дола во главе с Эрвисом Карколо выступило в боевой поход. Вспышки молний освещали дорогу. Когда первые лучи солнца коснулись Пика Отчаяния, армия уже вступила на Тропу Слез. Карколо ликовал: пока все идет отлично. Поднявшись в седле, он устремил взор на Заоблачную возвышенность. Никаких следов банбекского войска! Он ждал, зорко вглядываясь в чернеющую на фоне неба дальнюю оконечность Северной Стены. Прошла минута, другая. Люди хлопали себя по бедрам, пытаясь согреться; драконы раздраженно шипели и рычали. Нетерпение кольнуло сердце Карколо, он заерзал и выругался: неужели так трудно выполнить простое задание?! Наконец, у подножья Бархского Шипа вспыхнул сигнал гелиографа, а чуть погодя — другой, на юго-восточном склоне горы Гетрон. Карколо махнул рукой: дорога через Заоблачную возвышенность свободна. Армия Счастливого Дола двинулась дальше. В авангарде шествовали Длиннорогие Убийцы, вооруженные стальными шипами на груди и гребнем стальных пластин вдоль спины. Следом, подобно красной волне, неслись Злыдни, на бегу мотая головами, а позади шли основные силы. Перед войском расстилалась Заоблачная возвышенность — ее пологие склоны были усеяны обломками кремниевых метеоритов, ярких, как цветы на грязно-зеленом мхе. Заснеженные вершины горы Гетрон, Пика Отчаяния и Бархского Шипа сияли в лучах восходящего солнца.

Вернувшиеся с разных сторон разведчики принесли одну и ту же весть: никаких следов армии Джоаза Банбека. Карколо обдумал ситуацию. Вероятно, Джоаз считает ниже своего достоинства выходить на поле боя. Эта мысль и разозлила его, и одновременно наполнила восторгом: Банбек дорого заплатит за свое высокомерие!

На пути через возвышенность войско обнаружило небольшой загон, в котором резвились сотни две Демонят из банбекского инкубатора. Два старика и мальчишка, пасущие драконов, с ужасом наблюдали за приближением армии.

Карколо проехал мимо. Если он победит, загон станет одним из его трофеев. А в случае поражения... что ж, Демонята не смогут повлиять на исход битвы.

Стоя на покрытой дерном кровле своей лачуги, пастухи смотрели на проходящее мимо войско: на людей в черных кожаных куртках и остроконечных шлемах с откинутыми бармицами, на шагающих, ползущих, прыгающих драконов... Сверкала разноцветная чешуя: розовая и пурпурная у Злыдней, ярко-синяя у Голубых Ужасов, темно-зеленая у Демонов, серая и коричневая у Забулдыг и Убийц. Карколо ехал на правом фланге, Баст Гивен замыкал колонну.

Охваченный внезапным подозрением, Эрвис остановился: а вдруг Джоаз вывел своих Демонов и Забулдыг на Банбекский Откос, чтобы ударить с тыла? Однако, убедив себя, что его атака застанет неприятеля врасплох, Карколо вновь дал шпоры Пауку.

Безо всяких происшествий армия достигла Банбекского Обрыва. Издав победный вопль, Эрвис сорвал с головы шлем.

— Джоаз, ленивый тюфяк! Давай, полезай на Банбекский Откос! — И он окинул долину победным взором.

Баст Гивен, казалось, не разделял воодушевления командующего — он то и дело угрюмо озирался. Бросив на него косой взгляд, Карколо рассмеялся:

— Ха-ха-ха! Ну, что скажешь? В чем я ошибся?

— Может быть, ни в чем. Может быть, во всем, — ответил тот, оглядывая местность. Карколо сердито подул в усы. Гивен продолжал невозмутимым тоном, который всегда злил Эрвиса: — Боюсь, Джоаз Банбек вновь одурачил нас.

— Это еще почему?

— Сам посуди: неужели он позволит нам беспрепятственно проникнуть в Долину?

— Глупости, — проворчал Карколо. — Последняя удача вскружила ему голову... — Однако он нервно почесал подбородок и с беспокойством вгляделся в долину. Отсюда она казалась странно безмятежной: пустынные поля, покинутые стойла... Сердце Карколо дрогнуло. — Вон там, в инкубаторе — это драконы!

Баст Гивен искоса посмотрел вниз, затем, так же искоса, на Карколо.

— Да. Три яйца Злыдня. — Он выпрямился, потеряв всякий интерес к Долине, и принялся изучать скалы и расщелины на севере и востоке. — Допустим, Банбек выступил еще ночью. По Гладкому Оползню взобрался на Обрыв, быстро обогнул Голубую Вершину...

— А как он преодолел Голубую Расщелину?

— Обошел с севера. Пересек Бархский хребет, Сканз, обогнул Бархский Шип...

Со все возрастающей тревогой смотрел Карколо на Северную Стену. Что это? Какое-то движение? Блеск чешуи?..

— Отступаем! — взревел он. — К Бархскому Шипу, живо! Они заходят с тыла!

Перепуганное войско в беспорядке ринулось вдоль Банбекского Обрыва. Поняв, что его план раскрыт, Джоаз послал наперехват роту Убийц. Карколо быстро выработал тактику. Своих Убийц он считал лучшими бойцами и очень ими гордился. Поэтому он приказал остановиться, окружить малочисленную ударную группу Банбека, и, уничтожив ее, продолжать движение к Бархскому Шипу. Убийцы Джоаза, однако, не решились вступать в бой, а вскарабкались на высотку у подножья Шипа. Тогда Карколо послал вперед Злыдней и Голубых Ужасов.

Драконы сшиблись с ужасающим рыком. Бросившиеся было в контратаку Злыдни Банбека были встречены Бродячими Убийцами и обращены в бегство. Основные силы Счастливого Дола, воодушевленные паническим отступлением вражеского отряда, развернулись у подножья Бархского хребта и перешли в наступление. Банбекские Злыдни не могли сдержать их — Бродячие Убийцы запрыгивали Злыдням на спины, с ревом опрокидывали и вспарывали розовые животы, не защищенные броней. Длиннорогие Убийцы Джоаза предприняли обходной маневр и ударили с фланга, пронзая Бродячих Убийц рогами и копьями. Но в пылу сражения они проглядели отряд Голубых Ужасов Карколо, спешащий на выручку. Разя направо и налево смертоносными топорами и палицами, Ужасы вскарабкивались на поверженных Убийц Банбека, обламывали им рога и сдирали спинные шипы вместе с чешуей и кожей — от головы до хвоста.

В этом бою Джоаз потерял тридцать Злыдней и дюжины две Убийц. Несмотря на это, стычка позволила его рыцарям, Демонам и Забулдыгам перекрыть все пути отхода вражеских сил к Бархскому Шипу.

Отступив по всему фронту, Карколо послал шестерых человек к загону, где, испуганные звуками битвы, суетились детеныши драконов. Люди сломали ворота, оттолкнули стариков и подпаска и погнали драконят в сторону банбекского войска. Ведомый инстинктом, детеныш прыгал на шею первого попавшегося дракона и тем самым сковывал его движения, поскольку дракон, тоже подчиняясь инстинкту, не мог отшвырнуть малыша.

Воспользовавшись беспорядком, который внесла эта военная хитрость в ряды вражеской армии, Эрвис Карколо бросил в атаку основные силы. Развернутая веером рота Злыдней напала на людей; Длиннорогие Убийцы, единственный вид драконов, в численности которых Карколо превосходил Джоаза, окружили банбекских Демонов, в то время, как блестящие, пышущие силой Демоны Счастливого Дола — любимцы Эрвиса — кинулись на Забулдыг противника. Они пробегали между ног неповоротливых исполинов и хлестали по их ляжкам хвостами, увенчанными пятидесятифунтовыми шарами. Все смешалось в этой неистовой схватке; людей и драконов повергали наземь, разрубали, рвали на куски. В воздухе стоял свист пуль, звон стали, рев, крики, стоны и предсмертные вопли.

Отсутствие всякой тактики у Карколо дало совершенно неожиданные результаты. Его Демоны глубоко вклинились в ряды обезумевших банбекских Забулдыг, а Убийцы и Голубые Ужасы успешно сдерживали натиск банбекских Демонов. Сам Джоаз Банбек, атакованный Злыднями, бежал под защиту роты своих Ужасов.

В ярости он протрубил отступление, и армия покинула поле брани, усеянное дергающимися в агонии телами.

Поднявшись на стеменах, Карколо послал в бой Забулдыг, которых до той поры держал в резерве и оберегал как собственных детей. Дрожа и икая от возбуждения, те ринулись в самую гущу сражения, вырывая своими плечевыми отростками громадные куски плоти, растаптывая Злыдней, поднимая и отбрасывая в стороны машущих лапами Голубых Ужасов и Убийц. Шестеро рыцарей, пытаясь остановить нападающих, разрядили мушкетоны прямо в оскаленные драконьи морды, но волна Забулдыг поглотила смельчаков...

Однако, когда центр битвы сдвинулся к Заоблачной возвышенности, превосходство войска Счастливого Дола стало сомнительным. Опасность перед превосходящими силами Банбекской долины требовала отойти к Бархскому Шипу, чтобы закрепить временную победу — тем более, что на подмогу банбекским отрядам несся свежий взвод Демонов. Но, опьяненный триумфом, Карколо медлил. Успех вскружил голову его армии... Прискакал Баст Гивен, ожидая приказа отступать, однако Карколо не спешил, наслаждаясь опустошением, произведенным в стане врага шестью Забулдыгами. Помрачнев, Гивен твердо сказал:

— Отступаем. Немедленно! Если Банбек ударит с флангов, нам крышка!

Карколо сжал его локоть:

— Вон там, видишь — взвод Демонов! А там — Джоаз! Как только Демоны атакуют, брось на Банбека по шесть Бродячих Убийц с каждой стороны и уничтожь его!

Гивен открыл было рот, чтобы возразить, но, мельком глянул в ту сторону, куда указывал командующий, ускакал выполнять приказ.

Поднявшись в седле, Джоаз Банбек следил за осторожным продвижением своих Демонов, когда на него кинулись невесть откуда взявшиеся Бродячие Убийцы, размахивая мечами и палицами. Опрометью вернулись четыре рыцаря и шесть юных корнетов, что-то предостерегающе выкрикивая. Сталь зазвенела о сталь, сталь заскрежетала о чешую. Мушкетоны против этих драконов были бесполезны, рыцари встретили нападающих саблями и погибли один за другим. Встав на задние лапы, Убийца-капрал занес меч над Джоазом, и тот с трудом отбил сокрушительный удар. Тогда дракон поднял одновременно и меч и палицу, но тут пуля с пятидесяти ярдов попала ему в ухо. Обезумев от боли, Убийца выронил оружие, упал, придавив Джоаза, и забился в судорогах. Банбекские Голубые Ужасы перешли в контрнаступление. Охваченные паникой Убийцы носились взад-вперед над поверженным капралом, пытаясь заколоть или раздавить Джоаза, и, наконец, бросились бежать.

Эрвис Карколо разочарованно застонал: еще миг, и победа была бы за ним! Джоаз избит, возможно, ранен, но, к сожалению, жив...

На вершине холма появился всадник — безоружный парнишка, иступленно погоняющий своего Паука.

— Гонец из Счастливого Дола, — сказал подъехавший Гивен. — Какое-то срочное донесение...

Паренек спустился на равнину и поскакал к ним, что-то крича во все горло, но грохот сражения заглушал его вопли. Только когда наездник приблизился, можно было разобрать одно слово:

— Породители! Породители!

Карколо обмяк.

— Где?..

— Большущий, в полдолины, черный корабль! — всхлипывая, объяснил мальчуган. — Я был наверху и сумел убежать...

— Продолжай! — рявкнул Карколо. — Что они делают?

— Не знаю... Я сразу помчался за вами...

Карколо посмотрел на поле боя, где банбекские Демоны теснили его Забулдыг, — те отходили нехотя, оскалившись и опустив головы, — и в отчаянии всплеснул руками.

— Труби отступление, — приказал он Гивену. — Мы возвращаемся. И быстро!

Размахивая белым платком, он объехал стороной сражающихся драконов и поскакал туда, где находился его враг. Джоаза только что извлекли из-под все еще дергающегося тела Убийцы, и теперь он лежал на земле — с лицом таким же белым, как платок Эрвиса. Когда Эрвис приблизился, Банбек поднял голову. Глаза его расширились, он нахмурился, но не сказал ни слова.

— Породители вернулись, — выпалил Карколо. — Они сели в Счастливом Доле, они убивают моих людей!

Рыцари помогли Джоазу встать. Он пошатывался, безвольно опустив руки, и молча смотрел на Эрвиса.

— Надо заключить перемирие, — продолжал тот. — Мы же понапрасну тратим силы в этой бойне! Давай объединимся и нападем на чудовищ, пока они всех нас не перебили! Ах, как нам не достает оружия Жрецов!..

Враги помолчали секунд десять, потом Карколо гневно закричал:

— Ну, чего ты медлишь?!

— Никакого перемирия, — хрипло ответил Джоаз. — Ты не внял моим предупреждениям. Ты решил захватить Банбекскую долину. Не будет тебе пощады.

У Эрвиса отвисла челюсть.

— Но Породители... — Усы его топорщились над красным провалом рта.

— Проваливай. И вы, и Породители — мои враги. Почему я должен выбирать между вами? Никакого перемирия, сам защищай свою жизнь.

Карколо отшатнулся. Его лицо стало бледным, как лицо Банбека.

— Ладно, Джоаз. Отныне ты не сможешь спать спокойно. Даже если выиграешь эту битву, ты не победишь. Ибо я буду бороться с тобой до тех пор, пока ты не запросишь пощады!..

Банбек сделал знак своим солдатам:

— Гоните его в шею. Пусть убирается к своим псам.

Эрвис погрозил кулаком в ответ, развернул Паука и ускакал.

Ход сражения изменился. Банбекские Демоны прорвали оборону Голубых Ужасов противника. Один из Забулдыг Карколо пал, другой, клацая зубами, отчаянно отбивался от трех наседающих Демонов. Огромный меч его сломался от удара о твердую, как скала, броню, и Демоны тут же оказались под драконом, неистово колотя по ногам Забулдыги шипастыми шарами. Забулдыга подпрыгнул и рухнул на спину; нападающие вспороли ему брюхо. У Карколо оставалось лишь пятеро Забулдыг.

— Назад! — кричал Эрвис. — Прекращаем битву!

Остатки его войска полезли на Бархский Шип. Поле боя все еще представляло собой сверкающий чешуей, броней и сталью водоворот. К счастью для Карколо, тылы его армии располагались на возвышенности, и спустя десять кошмарных минут он смог организовать планомерное отступление. Забулдыги, потеряв еще двоих, оторвались от противника и теперь швыряли в него камни. Предприняв несколько вылазок, Джоаз Банбек прекратил преследование: после разговора с Карколо он явно не желал рисковать драконами.

Отчаянно размахивая мечом, Эрвис повел свои отряды в обход Шипа, назад, через плато Сканз.

Джоаз же направился обратно в Долину. Весть о нападении Породителей облетела всех; люди ехали молча, то и дело оборачиваясь или поглядывая на небо. Казалось, даже драконам передалось беспокойство — они тихо шипели себе под нос. Как только Банбек вступил в Голубую расщелину, ветер утих. Наступившая тишина усилила чувство подавленности. Злыдни вслед за людьми начали задирать головы. «Неужели они чуют Породителей?» — удивился Джоаз. Он и сам время от времени смотрел вверх, и, когда войско достигло дна расселины, ему показалось, что высоко над горой Гетрон мелькнул крохотный черный квадратик, быстро скрывшийся за скалами.

9

Позабыв о воинской дисциплине, армия Счастливого Дола в беспорядке скатилась с плато Сканз, преодолела дикий край оврагов и ущелий, раскинувшийся у подножья горы Гетрон, и помчалась к западной оконечности Дола. Карколо скакал впереди на всхлипывающем от усталости Пауке. За ним тяжело топали Убийцы, Голубые Ужасы и Злыдни. Следом, низко припадая к земле, бежали Демоны — стальные шары на хвостах гремели по валунам и пускали солнечные зайчики. Далеко позади ковыляли Забулдыги и их грумы.

Войско стянулось к обрыву, драконы переминались с ноги на ногу и повизгивали. Эрвис Карколо спрыгнул с Паука, подбежал к краю и глянул вниз. Он знал, что увидит там, и все же открывшееся зрелище настолько потрясло его, что он замер в оцепенении.

Огромный черный корабль в форме усеченного конуса завис над бобовым полем неподалеку от Счастливого Града. По блестящим металлическим дискам, укрепленным на носу и корме, пробегали разноцветные сполохи. Корабль имел три входа: носовой, центральный и кормовой; из центрального был выдвинут трап.

Породители работали, не покладая рук: от города до корабля протянулась длинная вереница людей, то и дело подгоняемых Тяжелыми Пехотинцами. На подходе к кораблю пленные проходили через странный аппарат, управляемый двумя Породителями. Очевидно, это была своего рода проверка, поскольку Породители внимательно осматривали и исследовали с помощью нескольких инструментов каждого мужчину, женщину и ребенка, а затем, отсортировав по непонятному признаку, либо загоняли на корабль, либо отправляли в стоящую неподалеку палатку. Удивительно, но как бы много человек не входило в нее, палатка не переполнялась. Дрожащими пальцами Карколо потер лоб, а, подняв глаза, увидел стоящего рядом Баста Гивена, который тоже разглядывал долину.

Внезапно сзади раздались тревожные крики. Обернувшись, Карколо заметил черный флаер, бесшумно вынырнувший из-за горы Гетрон и пикирующий прямо на них. Размахивая руками, Эрвис бросился под защиту скал, на бегу приказывая всем рассредоточиться. Люк флаера открылся, и град взрывающихся шаров обрушился на спешащих к оврагу драконов и людей. В воздух взлетели камни и ошметки плоти. Все, кто не успел укрыться, были разнесены в клочья. Злыдни в этой атаке почти не пострадали; некоторые Демоны получили различной тяжести ранения, а двое Забулдыг ослепли и стали совершенно беспомощны до тех пор, пока не отрастят новые глаза.

Флаер вновь скользнул над их головами, и несколько человек выстрелили из мушкетонов — не столько желая попасть, сколько от отчаяния. Однако летящая платформа качнулась, с воем взмыла в небо, перевернулась и рухнула где-то в горах; вспыхнуло оранжевое пламя. Карколо, не помня себя от радости, завопил что-то нечленораздельное, вприпрыжку подбежал к краю обрыва и погрозил кулаком черному кораблю. Впрочем, он тут же опомнился и, мрачнее тучи, закричал своим воинам, выбирающимся из оврага:

— Ну, что скажете? Будем сражаться? Нападем ли на пришельцев?

Молчание было ему ответом. Баст Гивен бесцветным голосом произнес:

— Это самоубийство. Мы ничего не сможем сделать.

Карколо отвернулся, от чувства безысходности не в силах вымолвить ни слова. Гивен, без сомнений, прав. Их либо убьют, либо загонят на корабль и отправят в мир столь странный, что и представить нельзя... и тогда они пожалеют, что родились на свет... Карколо сжал кулаки и посмотрел на запад, чувствуя, как в нем закипает ненависть.

— Джоаз Банбек, это ты во всем виноват! Из-за тебя я не смог защитить родной дом!

— Джоаз не знал о нападении, — холодно возразил Баст Гивен. — Мы бы все равно ничего не могли поделать, потому что ничего поделать было нельзя.

— Мы могли сражаться. — Карколо чуть не плакал. — Спуститься по Ложбине и атаковать всеми нашими силами! Сотня рыцарей и четыре сотни драконов — это не шутки!

Баст Гивен рассудил, что лучше сменить тему:

— Смотрите, они изучают инкубаторы.

Карколо повернулся к долине и дико захохотал.

— Они поражены! Они трепещут от страха!

— Да уж, — согласился Гивен. — Представляю их смятение при виде Демонов и Голубых Ужасов. Не говоря о Забулдыгах.

Наконец, скорбное шествие из Града прекратилось. Тяжелая Пехота, построившись колоннами, исчезла в чреве корабля. Двое огромных, не менее двенадцати футов ростом, человека сложили палатку и унесли ее туда же. Карколо и его люди ахнули: «Великаны!» Баст Гивен хмуро заметил:

— Породители разглядывают Забулдыг так же, как мы — их Великанов.

Породители поднялись на борт. Трап был убран, люк задраен. С турели на носу корабля ударил энергетический луч, и все три инкубатора превратились в груды черного кирпича. Карколо горестно вздохнул, но ничего не сказал.

Задрожав, корабль плавно поднялся в воздух; Эрвис скомандовал искать укрытие. Распластавшись за валунами, люди и драконы наблюдали, как черная громада взлетает над долиной и поворачивает на запад.

— Они направляются в Банбекскую долину, — сказал Баст Гивен.

Карколо невесело рассмеялся. Главный ментор бросил на него косой взгляд — уж не спятил ли? — и отвернулся: невелика важность.

Внезапно Эрвис подбежал к ближайшему Пауку, прыгнул в седло и повернулся к своим подданным.

— Я скачу в Долину Банбек. Джоаз сделал все для нашего поражения, и я хочу отплатить ему тем же. Идите за мной или оставайтесь, как хотите. Я не приказываю. Но помните: это Джоаз Банбек помешал нам дать отпор Породителям! — С этими словами он ускакал.

Люди посмотрели на разоренный Дол, потом на быстро удаляющуюся фигуру Карколо. Черный корабль плыл над Пиком Отчаяния. В долине делать было нечего, поэтому люди, ворча и жалуясь на судьбу, подняли на ноги измученных драконов и поплелись за своим предводителем.

Паук Эрвиса Карколо бешеным галопом летел по плато Сканз. Со всех сторон вздымались огромные скалы; высоко в небе багровело солнце. Сканзский кряж остался за спиной, впереди виднелись Бархский хребет, Шип и Северная Стена. Не обращая внимания на усталость Паука, Карколо что есть силы хлестал его плетью. Из-под лап низко опустившего голову скакуна летел серо-зеленый мох, на жаберных щелях пузырилась пена, но Эрвис во всю погонял дракона. Ненависть застилала его мозг — ненависть к Породителям, к Джоазу Банбеку, Булыжнику, человечеству и всей его истории.

Неподалеку от Северной Стены Паук издал протяжный стон, зашатался и рухнул, раскинув лапы и вытянув шею. Раздраженный Карколо слез с загнанного скакуна и обернулся к пологим склонам Сканза, чтобы узнать, сколько подданных следуют за ним. Неторопливым галопом подъехал Баст Гивен и, бросив взгляд на лежащего Паука, посоветовал:

— Ослабьте подпругу, и он быстро придет в себя.

Карколо удивленно посмотрел на ментора — ему показалось, что в голосе Гивена появились незнакомые нотки. Как бы то ни было, он нагнулся и расстегнул большую бронзовую пряжку на брюхе дракона. Спешившись, Баст Гивен помассировал затекшие ноги.

— Корабль Породителей садится в Долине Банбек.

Карколо мрачно кивнул.

— Я буду наблюдать за посадкой. — Он пнул своего Паука: — Ну, хватит, отдохнул! Вставай! Или ты хочешь, чтобы я тащился пешком?

Поскуливая, Паук с трудом поднялся на ноги. Эрвис собрался было вскочить в седло, но Баст Гивен крепко схватил его за локоть. Карколо гневно обернулся: какая наглость!

— Подтяните подпругу, — мягко сказал Гивен. — Не то снова кости переломаете.

Сдержав язвительное замечание, Карколо застегнул пряжку и, не слушая отчаянных воплей Паука, сел в седло. Спотыкаясь на каждом шагу, дракон поплелся дальше. Бархский Шип, отделяющий Бархский хребет от Северной Стены, возвышался над ними, словно нос белого корабля. Немного погодя Карколо остановился, оглядел местность, дергая себя за ус, потом посмотрел назад, на свое войско, растянувшееся но всему Сканзу, и повернул налево. Гивен молчал. Они обогнули Большую Осыпь у горы Гетрон и по древнему руслу спустились к Банбекскому Обрыву. Двигались они черепашьим шагом, но корабль Породителей летел еще медленнее: когда войско достигло Обрыва, он только-только начал опускаться в долину. Диски на носу и корме переливались яркими разноцветными огоньками.

— Ни души, — пробормотал Карколо. — Джоаз даже драконов увел в тоннели... Поди, места себе не находит от страха, — И скривив губы, он произнес елейным голосом, подражая Банбеку: — «Эрвис Карколо! Мой дорогой друг! Есть только одна возможность спастись от вторжения: копать тоннели!» А я ему говорю: — «Мы не Жрецы, чтобы жить под землей. Если хочешь, Джоаз Банбек, полезай в норы. А я — человек старой закваски и рыть сам себе могилу не собираюсь».

Гивен в ответ лишь пожал плечами. Карколо продолжал:

— Породители вытащат его из любого тоннеля. Перекопают всю долину, если понадобится. Они мастера на такие фокусы.

Баст Гивен иронически усмехнулся.

— И у Джоаза в запасе найдется фокус-другой, как мы убедились на собственной шкуре.

— Если сегодня он возьмет в плен два десятка Породителей, я признаю его неглупым человеком, — фыркнул Карколо. Он подошел к самому краю Обрыва, нисколько не заботясь о том, что его превосходно видно из вражеского корабля. Гивен бесстрастно наблюдал за своим предводителем. — Ага! Посмотри-ка!

— Нет уж, увольте. Я слишком уважаю оружие Породителей.

Карколо сплюнул, но от края все-таки отошел.

— Там, на Дороге Кергана, драконы. Вот тебе и тоннели! — Он посмотрел на север и в отчаянии потряс кулаками. — Делать нечего, Джоаз ко мне на Обрыв не полезет. Опять он улизнул... Разве что я спущусь в долину, найду его и прибью на месте.

— Разве что основники схватят вас обоих и посадят в одну клетку, — в тон ему ответил Гивен.

— Тьфу!.. — И Карколо пошел прочь от Обрыва.

10

Впервые устройство для наблюдения за Долиной использовалось по назначению. Мысль об этом приборе появилась у Банбека давным-давно, когда он возился с несколькими старыми линзами, раздумывая, куда бы их приспособить. И однажды, во время торговли со Жрецами в пещере под горой Гетрон, Джоаз предложил им рассчитать и изготовить оптику для этого устройства. Старый слепой Жрец, ведущий торговлю, дал уклончивый ответ: возможность создания такого прибора при определенных условиях заслуживает внимания. Прошло три месяца. Джоаз и думать забыл о своем проекте, когда Жрец в торговой пещере поинтересовался: по-прежнему ли Банбек собирается установить наблюдательную систему? Если да, то оптику можно забрать немедленно. Обговорив условия натурального обмена, Джоаз вернулся к себе с четырьмя громоздкими ящиками. Он приказал высечь бойницы, установил в них линзы и удостоверился, что, затемнив кабинет, может держать под наблюдением всю Долину.

Сейчас Джоаз следил за посадкой исполинского черного корабля.

В дальнем конце кабинета раздвинулись бордовые занавески, и появилась девушка-менестрель Фейд.

— Корабль смерти! — хрипло произнесла она, нервно комкая ткань. Глаза ее сияли, как два опала. — Он явился по наши души!..

Джоаз мельком глянул на нее и вновь повернулся к матовому экрану.

— Да, я его прекрасно вижу.

Фейд подбежала к нему, схватила за руки и повернула к себе лицом.

— Надо бежать! К Большой Осыпи! Не ждать же, пока они схватят нас!..

— Беги. Никто тебя не держит.

Девушка невидяще посмотрела на него, а потом бросила мимолетный взгляд на экран. Черный корабль опускался со зловещей медлительностью; носовые и кормовые диски мерцали перламутром. Фейд облизнула бескровные губы.

— Разве тебе не страшно?

Джоаз едва заметно улыбнулся.

— Какой смысл бежать? Следопыты проворнее Убийц и свирепее Злыдней. Они могут почуять тебя аж за милю и вытащить из самой середины Осыпи.

Содрогнувшись от первобытного страха, Фейд прошептала:

— Живой я им не дамся. Они не возьмут меня живой...

Джоаз неожиданно выругался.

— Ну ты посмотри, куда они садятся! Это же наши лучшие плантации беллегарда!

— Какая теперь разница?..

— Разница?! Мы что, голодать должны из-за них?

Фейд взглянула на него, совершенно сбитая с толку, потом медленно опустилась на колени и стала выполнять ритуальные пассы теургического культа: руки медленно поднимаются, пока тыльная сторона ладоней не касается ушей; одновременно следует высунуть кончик языка; неподвижный взгляд должен быть устремлен в бесконечность. Джоаз не обращал внимания на девушку до тех пор, пока она не начала хныкать и горестно вздыхать. Тогда полой своего жакета он прикрыл ее лицо, похожее на ритуальную маску, и прикрикнул:

— Хватит ерундой заниматься!

Стеная, Фейд распростерлась на полу, но Джоаз поднял ее на ноги.

— Слушай, Породители не вампиры и не ангелы смерти, — поморщившись, заметил он. — Это разновидность Злыдней, только и всего. Прекращай свои глупости, не то я велю Райфу выставить тебя за дверь.

— Почему ты не готовишься к нападению? Почему ты только следишь за ними и ничего не делаешь?

— Потому что большего я сделать не могу.

Фейд всхлипнула.

— Ты будешь сражаться с ними?

— Разумеется.

— Но как противостоять такой мощи?

— Сделаем все, что сможем. Они еще не встречались с нашими драконами.

Корабль повис над зелеными и пурпурными лозами на другом конце долины, неподалеку от Клайбурнской расселины. Распахнулся люк, и вниз скользнул трап.

— Сейчас ты их увидишь...

Бледные существа, оглядываясь, спустились на землю.

— Похожи на блестящие детские головоломки.

— Это и есть Породители драконов. Наши драконы — мутанты, культивированные из их яиц. Так же они поступают с людьми: вон их Пехота.

Колонной по четыре, шагая в ногу, вышли Тяжелые Пехотинцы и остановились ярдах в пятидесяти от корабля. Их было три отделения по двадцать солдат — плечистые, приземистые существа с толстыми шеями и вытянутыми, ничего не выражающими лицами. Они носили чешуйчатые кольчуги вороненой стали, широкие пояса, на которых висели мечи и пистолеты, и короткие черные церемониальные плащи, пристегнутые к черным, шире плеч, эполетам. Шлемы щетинились гребнями острых шипов, носки высоких, до колен сапог оканчивались стилетами. За Пехотой выехали сами Породители. Их скакунов — передвигающихся на четвереньках, с лысыми головами и отвисшими, дрожащими губами — лишь с большой натяжкой можно было назвать людьми. Погоняя их арапниками, Породители рысью двинулись через заросли беллегарда. Тем временем несколько Пехотинцев выкатили из корабля трехколесный экипаж со множеством сопел и развернули его в сторону селения.

— Никогда еще они не готовились столь тщательно, — пробормотал Джоаз. — А, вот и Следопыты! Хм, только две дюжины? Впрочем, их, наверное, трудно выращивать — люди размножаются медленнее драконов.

Следопыты — поджарые, узкоплечие, футов семи ростом, с выпученными черными глазами, крючковатым носом и губами «бантиком» — отошли в сторону и чуть согнули колени, неустанно дергая головами и обозревая долину. Длинные руки их болтались, как плети. Следом показался отряд Пушкарей — обычные люди в плотно облегающих комбинезонах и зеленожелтых шлемах. Выкатив и осмотрев еще два трехколесных механизма, они замерли в напряженном ожидании. Пехотинцы, положив ладони на рукояти мечей и пистолетов, тяжелой поступью двинулись вперед.

— Сюда идут, — сообщил Джоаз.

Фейд издала тихий стон отчаяния, опустилась на колени и вновь принялась за свои пассы. Раздраженный Джоаз выгнал ее.

Оставшись один, он подошел к пульту разработанной им самим системы связи из шести телефонов и поговорил по трем из них — не мешает лишний раз убедиться, что люди начеку. Затем он вернулся к экранам.

Пехотинцы маршировали через поле: их твердые лица были иссечены вертикальными складками. С флангов наступали Пушкари, катя перед собой трехколесные механизмы. Дюжина Породителей двигалась в арьергарде, неся на плечах диковинное округлое оружие. Следопыты остались около корабля. Ярдов за сто от Дороги Кергана — вне досягаемости банбекских мушкетов — захватчики остановились. Один из Пехотинцев подбежал к тележке Пушкаря, влез в постромки и, подняв ее, засеменил к селению, словно огромная крыса. Два черных шара, укрепленных на сером механизме, стали излучать парализующие волны. Послышались выстрелы. Из замаскированных укрытий, вырытых в склоне долины, показались облачка дыма. Несколько пуль ударилось в землю у ног Пехотинца, несколько расплющилось о его кольчугу. Сорвавшийся с носа корабля тепловой луч вонзился в склон.

Джоаз ухмыльнулся. Дым был бутафорским, стрелки же прятались в других местах.

Петляя и пригибаясь, Пехотинец, невредимый под ливнем пуль, взбежал к порталу, на котором прятались двое людей. Пораженные излучением, люди затряслись, впали в оцепенение, но, несмотря на это, сумели столкнуть большой валун. Ударив в основание шеи, камень поверг Пехотинца наземь. Тот засучил руками и ногами, катаясь по площадке, затем ухитрился подняться. Он бросился обратно, подпрыгивая и спотыкаясь, и наконец упал окончательно. Захватчики бесстрастно наблюдали за его конвульсиями.

Последовала минута затишья. Затем корабль послал вдоль долины направленный импульс вибрации. Взметнулись клубы пыли, рассыпались валуны. Лежащий на краю Обрыва человек вскочил, пританцовывая, и упал с двухсотфутовой высоты. Импульс задел резиденцию Джоаза; вибрация проникла внутрь сквозь одну из бойниц. Кабинет наполнился душераздирающим воем, пол затрясся. Джоаз потер ноющие виски.

Тем временем Пушкари подгртовили свои трехколесные устройства. Раздался приглушенный выстрел; серый шар, вихляя, описал кривую и, врезавшись в склон, взорвался большим облаком бледно-желтого газа: прицел оказался неточным. Бомбомет выстрелил еще раз, и следующий шар упал прямиком на Дорогу Кергана. Однако к этому времени Дорога опустела, и второй выстрел также оказался безрезультатным.

Джоаз хмуро наблюдал за действиями захватчиков. Пока они предпринимают только пробные шаги. Но, несомненно, вскоре защитникам придется туго.

Ветер развеял облако газа, и все стихло. Потери составляли одного Пехотинца со стороны пришельцев и одного стрелка со стороны Банбека.

Потом с носа корабля сорвалась струя красного пламени — это был мощный и убедительный удар. Во все стороны полетели вращающиеся обломки скал. Тяжелая Пехота трусцой бросилась в наступление.

По телефону Джоаз предупредил командующих отрядами, чтобы те не поддавались на эту явную провокацию и опасались газовой атаки. Однако вскоре он понял, что это не провокация.

Когда Тяжелая Пехота достигла края Дороги Кергана, что, по мнению Банбека, было весьма неразумно, из укрытий выскочили Голубые Ужасы, Демоны и Злыдни. Наступающие остановились, и, разинув рты, глядели на неожиданных противников. Но прозвучали команды, и толпа Пехотинцев, немного подавшись назад, ринулась в бой.

Сражение разгорелось по всей Дороге Кергана. Вскоре стало ясно, что пистолеты захватчиков, как, впрочем, и стальные шары на хвостах Демонов, бесполезны в узком проходе. Мечи не могли пробить чешую драконов, тогда как клешни Голубых Ужасов, кинжалы Злыдней, топоры, сабли, клыки и когти Демонов собирали богатый кровавый урожай. Пехотинец был так же силен, как Злыдень, но в схватке один на один он побеждал чаще — вырывая плечевые отростки дракона, или сворачивая ему шею своими ручищами. Но если Пехотинцу противостояли два-три Злыдня, то захватчик был обречен: пока он сражался с одним драконом, двое других ломали ему ноги, выкалывали глаза, или перерезали горло. Таким образом, потеряв два десятка Пехотинцев, пришельцы отступили, а банбекские защитники вновь открыли огонь — правда, без особого успеха.

Наблюдая из своего кабинета за ходом сражения, Джоаз гадал, что предпримут Породители. Гадать пришлось недолго: пока Тяжелые Пехотинцы перегруппировывались и отдыхали, а их хозяева гарцевали перед ними, выслушивая донесения, отдавая приказы, советуя и воодушевляя, черный корабль послал энергетический луч, ударивший в склон Долины над Дорогой Кергана. Пол кабинета заходил ходуном. Джоаз отшатнулся от экранов: что, если пучок энергии попадет в линзы? Не поразит ли сфокусированный ими луч самого Банбека? После следующего удара Джоаз выскочил из кабинета, спустился по лестнице и побежал к центральной галерее. Там царила суета. Перепуганные женщины и дети поспешно уходили в глубь горы, расталкивая солдат и драконов в полном боевом снаряжении, толпящихся у одного из новых тоннелей. Убедившись, что эта суета не вызвана паникой, Джоаз присоединился к своим воинам, двигающимся на север. Недавно вырытый тоннель привел защитников к Банбекской Осыпи. За их спинами гремели взрывы — Породители принялись за селение Банбек. Угрюмо глядя, как рушатся скалы, Джоаз вдруг обнаружил, что армия захватчиков получила подкрепление: из корабля вышло восемь Великанов — чудовища раза в два выше человека, с бочкообразной грудью, криворукие и косолапые, с блестящими глазами и копной рыжевато-коричневых волос. Они были закованы в красные латы с черными эполетами и вооружены мечами, палицами и висящими за спиной бластерами. Джоаз нахмурился. Впрочем, появление Великанов не меняло его стратегии — было бы что менять... Он знал, что понесет большие потери, и от всей души надеялся, что не меньшие потери понесет враг. Однако своих солдат Породители посылают в бой еще более хладнокровно, нежели Джоаз — драконов. И, если захватчики разрушат селение, сровняют Долину с землей, чем Банбек сможет отплатить им? Он бросил взгляд через плечо, на высокий белый обрыв, гадая, правильно ли рассчитал место, где находится пещера Жрецов. Что ж, час пробил. Пора действовать.

Джоаз дал сигнал маленькому мальчику — одному из его собственных сыновей. Глубоко вздохнув, мальчуган выскочил из укрытия и вприпрыжку побежал прочь от Осыпи. Секунду спустя мать догнала паренька, схватила в охапку и вернулась под защиту скал.

— Неплохо сыграно... Честное слово, неплохо. — Джоаз выглянул из-за валуна.

Породители смотрели в его сторону.

Некоторое время ничего не происходило, и Джоаз извелся от беспокойства, думая, что враги не попались на его хитрость. Но вот, посовещавшись, Породители стегнули арапниками скакунов по кожистым ягодицам; те взбрыкнули и помчались на север долины. За ними двинулись Следопыты, Тяжелая Пехота, Пушкари со своими трехколесными орудиями, а в тылу шли восемь Великанов. На своем пути вражеские солдаты злорадно вырывали ростки беллегарда и вики, ломали лозы и живые изгороди, вытаптывали грядки ягод, овощей и масличных культур. Не доходя до Банбекской Осыпи Породители благоразумно остановились, а вперед, по-собачьи задрав головы, выбежали Следопыты — принюхиваясь, прислушиваясь, приглядываясь, переговариваясь щебечущими голосами. Двигающаяся следом Пехота словно подстегнула их, и, забыв про осторожность, они углубились в нагромождение рухнувших скал. Когда дюжина Голубых Ужасов внезапно напала на них, Следопыты заверещали и принялись без разбора палить из тепловых излучателей, в смятении поражая и своих, и врагов. Драконы рассвирепели, но сноровку не утратили: они хватали зовущих на помощь пришельцев, пронзали их, разрывали на части и отбрасывали в стороны. Те, кто был еще в состоянии двигаться, покинули Банбекскую Осыпь так же поспешно, как и пришли. Из двадцати четырех Следопытов до открытого места добралась только половина, но появившиеся из своих укрытий Длиннорогие Убийцы и тех забодали насмерть.

Мольбы о помощи были услышаны. Тяжелые Пехотинцы, издавая хриплые крики ярости и размахивая оружием, ринулись в бой; но Убийцы уже скрылись среди валунов.

Тем временем, подобрав оружие павших Следопытов, люди вышли из-за скал и дали залп по Породителям. Однако, незнакомые ни с фокусировкой, ни с мощностью излучателей, они лишь подпалили шкуры своим врагам. Пришпорив скакунов, Породители поспешно отъехали на безопасное расстояние. Тяжелая Пехота остановилась менее, чем в ста футах от Осыпи, и обрушила на защитников град взрывающихся шаров. Люди отступили, потеряв двух рыцарей.

11

К расположившимся вдалеке от Осыпи Породителям подошли Пушкари и, пока те оценивали обстановку, низкими голосами о чем-то переговорили с их скакунами. Наконец Породители подозвали одного из Пушкарей и отдали приказ. Пушкарь сиял с себя все оружие и, подняв руки, направился к Осыпи. Когда он углубился в проход между двумя огромными десяти футов в высоту валунами, люди Банбека схватили его и отвели к Джоазу.

Увидев случайно оказавшихся поблизости шестерых Злыдней, Пушкарь замялся, а потом уверенно подошел к ним и начал что-то втолковывать. Драконы равнодушно смотрели на парламентера.

— Главные здесь не драконы, — сухо заметил Джоаз. — Что ты хочешь сообщить?

С сомнением глянув на Злыдней, Пушкарь угрюмо повернулся к Банбеку.

— Ты — представитель выводка? — Он говорил медленно и бесстрастно, тщательно выговаривая каждое слово.

— Что ты хочешь сообщить нам? — повторил Джоаз.

— Я принес суммирование от своих хозяев.

— Суммирование? Не понимаю.

— Суммирование мгновенных векторов судьбы. Интерпретацию будущего. Хозяева желают, чтобы смысл их предложения был передан в следующих словах: «Не расходуйте жизни понапрасну — ни свои, ни наши. Вы ценны для нас, и с вами будут обращаться в соответствии с этой ценностью. Подчинитесь Порядку. Прекратите расточительное разрушение фонда».

— Разрушение фонда? — фыркнул Джоаз.

— Имеется в виду ваш генофонд. Послание окончено. Советую подчиниться. Зачем проливать кровь? Зачем уничтожать самих себя? Пойдем вместе со мной. Все будет хорошо.

Джоаз хмыкнул.

— Как ты, раб, можешь судить о том, что хорошо для нас?

Пушкарь моргнул.

— А какой у вас выбор? Неорганизованная жизнь во всех уцелевших пристанищах подлежит упорядочиванию. Самый лучший и приятный выход для вас — подчиниться. — Он поклонился Злыдням. — Если сомневаешься, то проконсультируйся у своих Высокочтимых. Они дадут толковый совет.

— Это не Высокочтимые, — ответил Джоаз. — Драконы — наши братья по оружию, они сражаются вместе с нами... Я хочу предложить кое-что другое. Почему бы тебе и твоим товарищам не присоединиться к нам? Сбросьте цепи рабства, станьте, наконец, свободными! Мы захватим корабль и полетим на поиски старых миров, где живут люди.

— Миры людей? — с не более, чем вежливым интересом переспросил Пушкарь. — Ни одного из них не осталось. Разве что вы, да несколько вам подобных уцелели в глухих уголках космоса. Но все будут упорядоченны. Неужели вы не хотите служить Порядку?

— Неужели вы не хотите быть свободными?

— Ты меня не понимаешь, — в легком смятении заметил Пушкарь. — Если вы выберете...

— Слушай меня внимательно, — перебил Джоаз. — Ты и твои товарищи могут стать хозяевами самим себе и жить среди людей.

Пушкарь нахмурился.

— Никто не захочет быть неотесанным дикарем. К кому бы мы тогда обратились за советом, кто бы управлял нами, кто бы отдавал нам приказания?

Подавив в себе отвращение, Джоаз сделал последнюю попытку:

— Так и быть, эту ответственность я возьму на себя. Вот мой первый приказ: возвращайся и убей всех ваших Высокочтимых Породителей.

— Убить их? — дрожащим от ужаса голосом переспросил Пушкарь.

— Убить их, — терпеливо повторил Джоаз. — Тогда мы захватим корабль и отправимся на поиски миров, которыми правят люди.

— Нету таких миров.

— Должны быть! В свое время люди посетили все звезды небосвода.

— Это было давно.

— А как насчет Рая?

— О Рае мне ничего не известно.

Джоаз пожал плечами.

— Так вы перейдете на нашу сторону?

— Не вижу смысла, — мягко ответил Пушкарь. — Пойдем со мной. Не сопротивляйся и подчинись Порядку. — В замешательстве он повернулся к Злыдням. — Твои Высокочтимые признают правильным заключение такого соглашения. Не сомневайся насчет их мнения.

— Глупец! Эти «Высокочтимые» — такие же рабы, как ты — раб Породителей! Мы выращиваем их, чтобы они служили нам — так же, как вас выращивают! Вы же деградировали, пойми это наконец!

Пушкарь еще раз моргнул.

— Твои слова мне не совсем ясны. Иначе говоря, вы не хотите сдаться?

— Нет. Мы перебьем всех вас, если хватит сил.

Поклонившись, парламентер отбыл восвояси. Банбек проводил его до края Осыпи и остался там, наблюдая за вражеским лагерем.

С обычной невозмутимостью выслушав доклад Пушкаря, Породители отдали приказ, и растянувшаяся цепью Тяжелая Пехота медленно двинулась к цитадели защитников. За ними последовали Великаны, держа бластеры наготове, и около двадцати Следопытов. Достигнув края Осыпи, Пехотинцы с опаской заглянули в щели, а Следопыты вскарабкались на скалы, пытаясь обнаружить засаду. Ничего не найдя, они дали сигнал. Пехота, сломав цепь, но соблюдая крайнюю осторожность, углубилась в развалины. Вот они прошли двадцать футов, пятьдесят, сто... ничего. Осмелевшие Следопыты, горя жаждой мести, двинулись по верхушкам скал... И тут Злыдни нанесли удар.

Нападение драконов отбросило ругающихся и вопящих Следопытов; Тяжелые Пехотинцы развернулись и открыли огонь. Двое Злыдней, пораженные в самые уязвимые места — подмышечные впадины — махая лапами, рухнули вниз. Остальные, словно обезумев, попрыгали прямо на Пехотинцев. Раздались испуганные вопли, визг, крики боли. Подоспевшие Великаны, оскалившись, хватали драконов, ломали им шеи и забрасывали высоко на скалы. Злыдни отступили. Полдюжины Пехотинцев было ранено, двое остались лежать с перерезанным горлом.

Тяжелые Пехотинцы вновь двинулись вперед, на этот раз с еще большей осторожностью. Однако Следопыты, рыщущие над их головами, закричали что-то предостерегающее, и те резко остановились, переговариваясь и нервно водя из стороны в сторону дулами пистолетов.

Следующий удар нанесли Демоны и Голубые Ужасы. Злобно гримасничая, Пехотинцы начали стрелять; воздух наполнился зловонием жженой чешуи и горящих внутренностей. Началась яростная потасовка: в тесных проходах между скал палицы, пистолеты и даже мечи были практически бесполезны. Великаны протиснулись вперед, но были немедленно атакованы Демонами. Идиотские улыбки исчезли с лиц гигантов; они отступили, опасаясь увенчанных стальными шарами хвостов. Впрочем, недостаток места мешал и самим Демонам — их смертоносная сталь гораздо чаще била по скалам, нежели по врагам. Отошедшие на безопасное расстояние Великаны разрядили свои бластеры в гущу сражения, без разбора сжигая Демонов, Голубых Ужасов и Тяжелых Пехотинцев. На помощь защитникам прибыл свежий отряд Ужасов — драконы попрыгали со скал, разя Великанов своими когтями. Однако вскоре с ними было покончено — гиганты пошвыряли Ужасов на землю и растоптали их, а Пехотинцы сожгли тела излучателями.

Внезапно наступило затишье, нарушаемое лишь всхлипами и стонами раненых.

Прошло десять, пятнадцать секунд. В воздухе витала неясная угроза.

И тут появились Забулдыги.

Одно мгновенье Великаны смотрели в глаза драконам, а затем потянулись к оружию. Но неожиданно спрыгнувшие со скал Ужасы отвлекли их внимание. Забулдыги бросились в бой.

Извивались плечевые отростки, взлетали и опускались палицы, трескались и разламывались доспехи. Не было слышно ни криков, ни рычания — одно только тяжелое сопение. И вскоре восемь Забулдыг, превосходящие противника и в массе, и в вооружении, отошли, пошатываясь, от восьми мертвых Великанов. Тем временем Тяжелые Пехотинцы, сгрудившись в кучу и ощетинившись разрядниками тепловых излучателей, начали отходить к Долине, стреляя в каждого дракона, который пытался их преследовать. Наконец им удалось выбраться из скал, но Демоны, сгорая от желания сразиться на открытом месте, догнали отступающих и вклинились в самую середину отряда. На помощь им подоспели Длиннорогие и Бродячие убийцы.

Двенадцать человек верхом на Пауках, с бластерами Великанов наизготовку, храбро напали на Породителей и Пушкарей. Породители, не колеблясь, пришпорили своих скакунов и помчались к кораблю, а Пушкари, развернув трехколесные орудия, дали залп. Упал один человек, за ним — второй, третий, однако остальные обрушились на стрелков и зарубили их всех — включая давешнего парламентера.

Покончив с Пушкарями, смельчаки бросились в погоню за их хозяевами, но люди, превращенные Породителями в скакунов, улепетывали, точно гигантские зайцы, не уступая в скорости Паукам.

Со стороны Осыпи донесся зов рога, и преследователи повернули обратно. Банбекское войско поспешно возвращалось под прикрытие скал.

Тяжелая Пехота двинулась было в контрнаступление, но усталость оказалась сильнее, и солдаты остановились. От трех отделений Пехотинцев осталась лишь жалкая горстка; погибло восемь Великанов, все Пушкари и почти все Следопыты.

Чтобы скрыться, у банбекских сил было всего несколько секунд, ибо возмездие не заставило себя ждать — лавина взрывающихся шаров обрушилась на то место, где только что стояли люди, и сровняла скалы с землей.

Эрвис Карколо и Баст Гивен, стоя на отполированном ветром каменном карнизе, пытались разглядеть, что происходит в Банбекской Осыпи. Они видели только блеск чешуи, снующие туда-сюда фигурки, да смутные тени; звуки битвы на таком расстоянии казались отдаленным жужжанием насекомых. Исход сражения стал ясен, когда остатки войска Породителей выбежали на открытое место.

— Смотри-ка! — недоверчиво покачал головой Карколо. — Банбек отбил атаку! Он разгромил их отборные силы!

— Кажется, клыки, мечи и стальные шары лучше пистолетов и тепловых излучателей, — заметил Гивен. — По крайней мере, среди скал.

— Будь я на месте Джоаза, мы бы тоже в грязь лицом не ударили... — Он пристально посмотрел на Гивена. — Ты не согласен?

— Ясное дело, согласен. Нет вопросов.

— Породители застали меня врасплох, — продолжал Карколо. — А Банбек успел подготовиться. — Он перевел взгляд на Долину, где корабль Породителей бомбордировал укрытие защитников. — Они что, собираются убрать Осыпь из Долины? Недурная мысль! В этом случае Джоазу Банбеку негде будет спрятаться. А у Породителей наверняка есть резервные силы.

Действительно, тридцать свежих Пехотинцев спускались по трапу и выстроились перед кораблем.

Карколо ударил кулаком о ладонь.

— Баст Гивен, слушай меня очень внимательно. Есть прекрасная возможность изменить всю нашу жизнь! Обрати внимание: корабль сел прямо перед Клайбурнской расселиной.