1
Утром, когда все Фэйты собрались за завтраком, телевидение принесло известие о зверстве, совершенном над Черными Ангелами минувшей ночью в Пинжери-парке. Зверство было неслыханное, — пели на разные голоса дикторы всех программ, — каждый госпитализирован минимум на несколько недель.
И Хайлир, и Алтея были сражены этой новостью.
— Неизвестно, кто гаже, эти ангелы или тот, кто поступил с ними столь ужасно, — заявил Хайлир.
— Отвратительны что те, что другие! — подхватила Алтея. — Они живут насилием! Боль — их девиз! — Она посмотрела на Джейро, мирно поглощавшего свой завтрак. — Разве этот случай не отвратит тебя от твоих уродливых занятий?
— Вовсе нет, — ответил тот. — Мои упражнения существуют для защиты. Они улучшают мою выносливость. То есть, если на меня нападут, я смогу убежать, ни один из хулиганов никогда меня не догонит.
Алтея посмотрела на него с сомнением, а Хайлир сказал:
— Он шутит. Но должен сказать, что шутка эта дурного тона.
— Надеюсь, тебе никогда не придется применить свое преимущество, шутка это или нет, — сочувственно закончила Алтея.
— Вчера я услышал более интересные известия, — сменил тему Хайлир. — Хотите, поделюсь?
— Конечно! Это нечто скандальное?
— Нет, скорее, странное и печальное. Помнишь, несколько лет назад было продано ранчо «Желтая птичка»?
— Конечно, помню. Когда-то им владел Клуа Хутсенрайтер и, видно, совсем промотался.
— Торговым агентом тогда был Форби Милдун. Он поместил ранчо в собственность компании Файдол, где Рут держал восемьдесят процентов акций, а Милдун оставшиеся двадцать. Так вот, вчера Файдол объявил, что продал ранчо «Лумайлар Вистусу», корпорации, полностью принадлежащей Руту. Цена на ранчо была установлена как на дикую землю, так что двадцать акций Милдуна превратились почти в ничто. Все происходило тайно, и Милдун узнал о сделке только вчера вечером. Он отправился в клуб к Руту, грозил ему законом, но тот не обратил на это внимания. Милдун вышел из себя, дернул Рута за бороду и стукнул его по голове газетой. Старик отвернулся, посмотрев на Милдуна всего лишь с презрением, и Милдуну ничего не оставалось, как ретироваться. Теперь он обращается в межклубный комитет с жалобами. Вот так.
— Ага, история с таинственным исчезновением Милдуна, наконец, разрешилась, — пробормотал Джейро.
— Какого исчезновения?
— Он не явился на концерт в консерватории вчера вечером.
— Вчера вечером Форби Милдун был не способен воспринимать музыку, — улыбнулся Хайлир.
Джейро подумал, что осталось разгадать еще одну загадку. Лиссель слишком активно приглашала его на концерт, но там, в консерватории, ее настроение резко изменилось, она стала холодной и напряженной. Из-за чего могла произойти такая перемена? Конкретного ответа на этот вопрос не было, но события начинали принимать нужную форму.
Хайлир поинтересовался, какие планы у Джейро на сегодня.
— В лицее день Великой Чистки. Мы должны сдать все учебники, опустошить сейфы в раздевалках, вернуть лабораторное оборудование, убрать классы и так далее. А твои планы?
— Ничего похожего. Обычная рабочая рутина.
— Не забудь! — перебила Алтея. — Надо будет оформить наши аккредитации для конгресса! Иначе нас не допустят!
— Ах, да! И лучше приехать в контору пораньше, поскольку от Тайнета едет целая толпа, включая Хутсенрайтера. Он, кстати, делает весьма непонятный доклад под названием «Пространственные измерения философии, иллюстрированные Уильямом Шульцем».
— Хм. Несколько громоздко.
— Так оно и есть. Надеюсь, что в докладе он будет более организован, чем в собственном бизнесе. По слухам, он по уши увяз в долгах.
— Но как же? Всем известен его интеллект!
— Может быть, всему виной избыток этого интеллекта, — предположил Хайлир. — Измерения Шульпа и Хутсенрайтера проводятся в семнадцати направлениях, и они оба чувствуют в них себя как дома. А финансовые операции имеют всего два аспекта: купи подешевле, продай подороже. Хутсенрайтер пытается действовать в бизнесе так же, как в науке, а банковские тупицы никак не могут понять его математику.
— Выбирай выражения, Хайлир, — сказала Алтея, бросив взгляд в сторону Джейро.
Хайлир тонко улыбнулся и тоже повернулся к сыну.
— Ведь ты, кажется, знал его дочь?
— Скарлет? Да, теперь она где-то в другом мире, в частной школе. Не знаю, где.
— Я знала, но забыла, — подхватила Алтея. — Помню, что на острове. Студенты там спят в гамаках, а классы расположены прямо на берегу. Мне говорили, что это очень дорогое заведение, несмотря на то, что студентов кормят только бананами и жареной рыбой, которую они сами же ловят в лагуне.
— Но это должно, вероятно, дисциплинировать девочку, — заметил Хайлир. — Тут она член Конверта, а там — просто девочка, ловящая рыбу.
— Может быть, именно поэтому отец и отправил ее туда. Чтобы спустить с небес на землю.
— Но Скарлет не такая! — не выдержал Джейро. — Она не тщеславна, и ее вообще не волнует, кто и что о ней думает!
— Но ведь это тоже неумно, — мягко возразила Алтея.
— Нет, умно! — упорствовал Джейро.
— Ты слишком разгорячился, — сухо осадил его Хайлир.
— К тому же она чертовски хороша! Я всегда хотел узнать ее поближе, но она член Конверта, и это затруднительно, — продолжил Джейро.
— Члены Конверта вообще любят совершать странные поступки. Это входит в их образ жизни, — задумчиво протянула Алтея.
Хайлир сардонически усмехнулся.
— А я думаю, что она уже давно дома, поскольку Хутсенрайтер больше не может нести такие затраты, которых требует обучение в другом мире.
— Скарлет здесь, в Тайнете!? — изумился Джейро. Хайлир кивнул.
— Я видел ее вчера у отца в офисе.
— Вот так новость! И как она выглядит?
— Больших перемен я не заметил, — пожал плечами Хайлир. — Она по-прежнему ведет себя так, будто ей на все и всех наплевать, и держится как мальчишка-забияка, если судить по одежде и фигуре. Словом, повзрослела она мало. К тому же, по правде сказать, выглядит она усталой и даже подавленной. Меня она, разумеется, не узнала.
— Я думаю, что она непременно решит, что нужно продолжить свое образование в институте! — жизнерадостно заявила Алтея и повернулась к Джейро. — И, может быть, ты снова будешь учиться с ней вместе. Разве не прелестно?
— Нет, если она не будет обращать на меня внимания, как на всех остальных.
— Какая жалость, что ты не можешь поехать с нами на Ушант. Ведь теперь это совпадет с твоим первым семестром в институте.
— Ничего, будут и другие возможности, — примирительно сказала Алтея. — Образование, конечно, всегда должно быть на первом мете.
Джейро невесело смотрел на перспективу провести в учении еще лишних четыре года, когда все его существо так и рвалось разгадывать тайну детства. Однако ссориться с родителями он тоже не хотел. И порой ему начинало казаться, что он вообще никогда не узнает правды. Впрочем, такие периоды слабости всегда вызывали в нем жгучий стыд, и решимость возвращалась к нему с новой силой.
После завтрака Джейро поехал в терминал к Гайингу.
Гайинг уже знал о событиях минувшей ночи в Пинжери-парке и довольно бесстрастно сообщил об этом своему воспитаннику:
— Кажется, сегодня ночью неподалеку от консерватории произошло кое-что.
— Да, мне что-то говорили, в этом деле будто бы участвовали «Черные Ангелы», — усмехнулся Джейро. — Теперь они долго еще не будут летать.
Гайинг согласно кивнул и сменил тему:
— Каковы планы на лето?
— Все то же. Фэйты уезжают, и я остаюсь один. Собираюсь починить крышу да немного покрасить дом. Потом придется целую неделю потратить на всякие формальности в связи с поступлением в институт, но как бы там ни было, я хочу продолжать наши занятия и работать, сколько могу, на станции.
— Это можно, — согласился Гайинг. — Я всегда рад твоей помощи, а работы летом невпроворот. На следующей неделе мы ставим на незапланированный ремонт большую красную яхту класса «Поглотитель пространства», и если хозяина на борту не будет, ты сможешь сам пригнать ее сюда.
— О! — Только и мог воскликнуть Джейро. — Огромное вам спасибо!
— А теперь давай делать, что положено, — кивнул Гайинг.
2
Около полудня Джейро пришел в лицей и занялся тем, чем обычно занимаются все учащиеся, заканчивающие учебное заведение. Многие находили эти занятия печальным делом, поскольку Великая Чистка знаменовала собой окончание детства. Детства с его играми, безответственностью, маленькими любовными делишками и пока еще полудетской борьбой за социальное продвижение, до сих пор являвшейся всего лишь первым опытом и, скорее, символическим, а не истинным актом.
Джейро обошел все классы, собрал свои вещи, попрощался с учителями, которых, по правде говоря, любил мало. Ровно в полдень юноша отправился в кафе и заказал себе в качестве ланча сэндвич, салат и фруктовое пирожное. Едва он начал есть, как появилась Лиссель в обтягивающей белой юбке и темном пуловере. Девушка была одна и выглядела, как показалось Джейро, подавленной, словно нехорошо себя чувствовала. Джейро она заметила только тогда, когда он подошел к ней сзади и взял за поднос.
— Вон туда, за мой столик, — указал Джейро. Личико девушки окаменело, какое-то время она неподвижно стояла, вцепившись в край подноса. — Иди! — уже почти приказал Джейро. — Мы всех задерживаем.
Опустив голову, Лиссель последовала за ним и тяжело плюхнулась на стул.
Джейро предпочел не заметить столь неграциозного движения.
— Я был очень рад познакомиться с твоей семьей. Они оказались вовсе не такими, как я ожидал.
— Да? — девушка посмотрела на него с каким-то вялым любопытством. — И в чем же состоит различие?
— Все они показались мне людьми весьма решительными и с большой энергией.
Лиссель коротко кивнула.
— В общем, ты прав. Они люди очень важные и с отменной компратурой. Моя мать только что заняла вакансию в Амброзиане, так что теперь перебраться в Кахулайбах ей не составит большого труда.
— Интересно, тебе понравился концерт? — небрежно заметил Джейро.
— Я ничего не поняла, — мрачно ответила Лиссель. — Я не понимаю тех идиотов, которые это слушают. Дорсен кажется нормальным человеком, но вынужден играть так, как ему прикажет продюсер. Теперь он собирается играть в оркестре Джереми Каватерры. Говорят, это лучше.
— Надеюсь, обо мне никто плохо не подумал? — осторожно поинтересовался Джейро.
— Да какая разница? Винци подумала, что ты билетер, и все не могла понять, почему ты сидишь в ложе. А мама просто не обратила на тебя внимания, вернее, она сказала, что ты подхалим и шмельцер. И еще, по ее мнению, ты сидел так глупо и неграциозно, что можно было подумать, будто ты только что наклал в штаны.
— Ого! — присвистнул Джейро. — Ну, если я встречу ее еще раз, я уже буду знать, что сказать!
Лиссель промолчала, а Джейро вздохнул.
— Но, к счастью, мое внутреннее равновесие — или, скажем так, гордость — не нуждается во внешних одобрениях.
Лиссель продолжала молчать, уныло ковыряя свой завтрак, а потом и вовсе отодвинула тарелку. Глаза ее, которыми она уставилась на Джейро, стали совсем пустыми.
— Как странно, что ты рассуждаешь о гордости и самоуважении! Когда Хэйнафер назвал тебя мупом, а ты, как дурак, просто заморгал своими длинными ресницами, а не думал ни про какую гордость. — Она отвернулась. — Мне надо идти. А ты можешь и дальше заниматься своими секретами. А, кроме того, не забудь заплатить своей банде.
— Банде? Какой банде?
— Не придуривайся, Джейро! Той банде, которую ты нанял, чтобы избить Хэйнафера и его товарищей прошлой ночью.
— Никакой банды нет. Я был один. Хэйнафер прыгнул на меня из кустов со своими Черными Ангелами. Хочешь услышать всю историю до конца?
Лиссель быстро кивнула.
— Я пошел с тобой в консерваторию — как ты думаешь, зачем?
— Ясно, как божий день. Ты хотел подольститься ко мне и к моей семье, — холодно ответила девушка.
Джейро рассмеялся.
— Сильнее ошибиться трудно! Я пошел, чтобы заманить Хэйнафера с его Ангелами. Я был уверен, что он все знает — и он действительно проглотил крючок. Они примчались в Пинжери-парк, где надеялись поучить меня еще раз. И я ждал этого. Но я был один.
Глаза Лиссель от недоверия стали круглыми.
— Это ложь! Хэйнафер сказал, что их было семь или восемь здоровых амбалов! Ты лжешь, а я не переношу лжецов! — Она вскочила, задев подносы.
— Подожди! Когда ты собираешься снова навестить Хэйнафера?
— После полудня.
— Тогда скажи ему правду. А еще скажи, что если он и дальше будет продолжать врать, то я подожду, пока он выйдет из госпиталя, и в один прекрасный вечер снова найду его. Я снова буду один, но сделаю так, что на сей раз из госпиталя он выйдет на костылях или ползком, как сломанный манекен. А если ему будет так угодно, то я сделаю так же и со всеми его друзьями. Ясно? Передашь?
Лиссель вздрогнула и побежала прочь. Джейро долго смотрел ей вслед, гадая, жалко ему эту красавицу или нет.
Во время вручения аттестатов он снова ее встретил.
— Поговорила с Хэйнафером? — спросил он.
— Я передала ему твое послание.
Джейро не отходил. Тогда Лиссель посмотрела куда-то в потолок и продолжила:
— Он сказал, что банды действительно не было, ты был один. Он сказал, что ты дьявол, и он будет избегать тебя всю свою оставшуюся жизнь. — И девушка с ненавистью посмотрела на юношу. — И я тоже хочу того же.
3
Хайлир пришел в свой кабинет и только потом обнаружил, что забыл папку с документами, которые были ему нужны на заседании комитета. Он позвонил домой, Алтея нашла документы и отправила с папкой Джейро. Причем она тут же позвонила мужу и сообщила, что Джейро уже едет. Хайлир выразил удовлетворение и рассказал, что ему сделали еще одно предложение относительно Мерривью.
— Неужели? И снова этот одиозный Милдун? Я не собираюсь иметь с ним дела даже в том случае, если он предложит мне драгоценности королевы Каха на золотом блюдечке!
— Нет, не Милдун. Некий представительный и красивый человек, весьма похожий на отставного юриста. Он назвался Помфри Уиксом из компании «Выгодная Собственность».
— И что ты сказал этому мистеру Уиксу?
— Я сказал, что мы скоро уезжаем на Ушант, и никаких разговоров до нашего возвращения вести невозможно, в ответ на что он обещал посетить нас позже. Я поинтересовался, кто же является его клиентом, но он ответил, что не уполномочен пока это открывать. Я посоветовал ему не обращаться к нам до тех пор, пока он не сможет этого сделать, и вообще, что мы предпочитаем иметь дело непосредственно с принципалом. Мистер Уикс обещал подумать, на чем наша беседа и закончилась.
— Странно, как много в последнее время развелось этих агентов. Похоже, все знают о нас нечто неизвестное нам самим, — промурлыкала Алтея.
— Об этом стоит подумать.
— Прямо тайна какая-то! Ведь Мерривью всего-навсего старое разваливающееся поместье, не представляющее ценности ни для кого, кроме нас троих. Здесь тихо и мирно, можно слушать, как шумит ветер в ветвях, и ночами наслаждаться любовными песнями летучих мышей.
— Но все сразу изменится, как только кто-нибудь начнет осваивать участки вдоль Кацвольд-роуд.
— А, все это только разговоры! Я уже слышу их много лет, но ничего с места не сдвигается!
— Возможно, это и так. Однако следует все же признать, что Мерривью просто разваливается: крыша течет, в кухне нужны новые окна, надо укреплять фасад. А все это означает время, деньги и усилия — и для чего? Для того, чтобы владеть старой фермой с гуляющими полами и перекошенными стенами? Раньше или позже Джейро начнет самостоятельную жизнь, и мы с тобой останемся одни посреди развалин.
— Я никогда не слышала от тебя подобных вещей! — с возмущением ответила Алтея.
— Вероятно, сегодня я просто в плохом настроении.
— А мне лично очень нравится этот прелестный уголок! И я не хочу его продавать. Между прочим, Джейро тоже думает именно так.
— Хорошо, только не заставляй меня больше красить дом со стремянки!
Они поговорили еще какое-то время, после чего Хайлир объявил, что Джейро с документами приехал, и попрощался.
4
Прежде чем выйти на улицу, Джейро какое-то время постоял в коридоре рядом с кабинетом Хайлира. Впереди, всего в нескольких метрах, он увидел двойные двери, ведущие в роскошный офис Хутсенрайтера. Неким чудесным образом, когда Джейро направился в сторону этих дверей, они приоткрылись, и в коридор выскользнула гибкая темноволосая девушка в бледно-голубом твидовом костюмчике. Голова ее была уверенно запрокинута, рот крепко сжат, брови напряженно выгнуты. Но, заметив Джейро, она остановилась и стала спокойно ждать, пока он подойдет.
Джейро увидел, что девочка действительно изменилась мало. Ее лицо по-прежнему окаймляла шапка тугих коротких локонов, лежавших в полном беспорядке. И держала она себя все так же самоуверенно и гордо. Может быть, она подросла на пару дюймов, и фигура приобрела чуть более женские формы. Кроме того, превратившись в девушку, она казалась более спокойной и уравновешенной, чем та Скарлет, которую помнил Джейро, и поэтому юноша ничуть не удивился, когда та вежливо сказала:
— Ты Джейро Фэйт.
— Собственной персоной! Кто это привел тебя сюда прямо для меня?
Она улыбнулась, но глаза ее остались печальны.
— В общем, никто. Я зашла сюда совершенно случайно.
— Как только я услышал, что ты вернулась, то сразу стал думать, где бы тебя увидеть! — честно признался Джейро.
Скарлет оглянулась через плечо на кабинет.
— Здесь не лучшее место. Пойдем.
Они вышли на улицу и устроились в открытом кафе на широком проспекте Фламмариона под сине-зеленым тентом. Им тут же принесли замороженный сок.
Какое-то время оба молчали. Не выдержав, Джейро решился спросить первым:
— Ты собираешься поступать в институт?
Скарлет рассмеялась каким-то странным горьким смехом, словно заданный вопрос был безнадежно наивен.
— Нет.
У Джейро вытянулось лицо: ответ оказался совершенно недвусмысленным. Тогда он зашел с другой стороны.
— Чем ты занималась все это время?
Скарлет посмотрела на него в упор тяжелым печальным взором, и Джейро смутился.
— Но, в общем, это и не важно. Ты ведь можешь не отвечать.
— Извини, — тяжело вздохнув, ответила Скарлет. — Я просто никак не могу собраться с мыслями. Все, что произошло со мной, было, в сущности, очень простым. Меня отправили в академию Аолайна в Аксельбаррен, на Гвисте. Я закончила ее с отличием. Познакомилась со множеством народу. Попала в несколько интересных приключений — и вот я дома.
— Звучит достаточно обычно. Ты об этом хотела рассказать мне?
— Не только.
Джейро приготовился ждать, и ждал долго. Наконец Скарлет без энтузиазма сказала:
— Были времена хорошие, а были и не очень. Я многому научилась и многое поняла. Но возвращаться туда я не хочу — ни сейчас, ни вообще. — Она помолчала. — Ну, а ты? Я вижу, ты все еще здесь, а не в космосе.
— Да. Пока да. Но ничего не изменилось.
— Ты все еще чувствуешь необходимость разобраться со своим прошлым?
Джейро кивнул.
— И чем быстрее, тем лучше, что означает — сразу же после института. Фэйты неумолимы, и у меня нет выбора.
Скарлет равнодушно рассматривала его почти в упор.
— И ты на них не сердишься?
— Нет, — немного подумав, ответил Джейро.
— Угу. Итак, ты отправляешься в космос сразу же, как только получаешь такую возможность.
— Вероятно. Я не уверен. Прежде, чем отправиться, надо сделать еще очень многое здесь.
— Угу. А что ты будешь изучать в институте?
— Инженерное дело, динамику, космические науки. Еще историю вселенной, музыковедение, ну, это чтобы ублажить Фэйтов.
— Как ты думаешь, я очень изменилась с последней нашей встречи? — вдруг спросила девушка.
— Не знаю, что ты хочешь услышать. Мне, честно говоря, кажется, что ты все та же прежняя Скарлет Хутсенрайтер. Хотя ты теперь и чуть выше. Я всегда считал тебя — как бы это выразиться? — хорошенькой? Красивой? Смущающей? Очаровательной? Удивительной? Все не то.
— А как насчет «захватывающей»?
— Это уже ближе.
Скарлет посмотрела на него задумчиво, словно Джейро высказал одну из ее собственных затаенных мыслей.
— Времена проходят. И я привыкла думать о них, как о трагических потерях сердца. — Девушка отсутствующим взглядом уставилась на проспект. — Я помню красивого мальчика из далеких времен. Он был таким аккуратным и чистеньким, с длинными ресницами и лицом, полным романтических грез. И однажды, поддавшись порыву, я поцеловала его. Помнишь?
— Помню. У меня голова тогда закружилась. И если ты снова поцелуешь меня, я снова стану тем же мальчиком.
— Ты не можешь стать прежним, Джейро. И хуже того — не могу я. Я не могу снова стать той девочкой — и когда я вспоминаю об этом, мне хочется плакать.
Джейро осторожно взял ее руку в ладони.
— Но, может быть, мы изменились не настолько, как тебе кажется.
Скарлет покачала головой.
— Ты не знаешь, что со мной было. Вернее, ты даже не можешь себе этого представить.
— Расскажи.
И Скарлет вдруг заговорила с горячечной решительностью.
— Отлично, если тебе это так интересно. Но… Девочка, уехавшая отсюда четыре года назад, звалась Скарлет. А теперь это некто другой по имени Скёрл, и потому отныне ты должен звать меня так.
— Как скажешь.
— Я расскажу тебе, что произошло. Боле или менее правдиво. Словом, это будет только общий очерк, в котором большая часть деталей пропущена, иначе мне придется рассказывать месяц. И вообще, не задумывайся о подробностях, хотя они столь же странны и таинственны, как и все остальное.
— Я слушаю.
Скёрл откинулась в кресле.
— Произошло много чего; сотни, тысячи всяких вещей. Привести их в какую-то стройную систему сейчас невозможно. То есть я не могу. — Девушка помедлила. — После того, как я ушла из школы, отец закрыл Сассун Ойри и решил, что я буду жить с матерью на Мармоне. Я попыталась объяснить ему, что ее дворец — это эротический сумасшедший дом, на что он только прошипел «Т-с-с», а потом добавил, что я должна буду с этим как-то справляться, а как — это уже не его дело. Тогда я напомнила ему, что уже отказалась возвращаться к матери, а он обещал отправить меня в академию Аолайна, очень высоко ценимую специалистами. Преподавательский состав академии живет вместе с учениками. Местность прекрасная; на севере море, на юге леса и болота, а неподалеку столица. Словом, сердце у меня давно лежало к этой академии, но отец твердил, что это слишком дорого, а деньги нужны ему для путешествия на Старую Землю. А деньги на свой вояж он «позаимствовал» в одном из моих трастовых фондов, что означало — в который раз плакали мои денежки. И тогда я пригрозила ему, что если он не отправит меня в Аолайн, я обращусь в Конверт по поводу соблюдения своих прав, и тогда они непременно применят к нему так называемую «коррекционную юрисдикцию», которая значительно ограничит его возможности. Правда, в другом трастовом фонде у меня оставалось еще около нескольких сотен солов. Отец забрал и эти деньги и сказал; «Отлично! Ты хочешь учиться в сверхдорогой академии — ты будешь там!» — и при этом улыбнулся так, что стал похож на старую лису в курятнике. И я поняла, что добром все это не кончится. Однако он спокойно дал мне собраться. И уже на следующий день я покатила в свою академию. — Скёрл вздохнула. — Тут придется пропустить много и времени, и событий. Я только мельком коснусь их, а остальное доверю твоему воображению. Хотя жаль, поскольку действительность куда богаче.
Сам Аксельбаррен я даже не берусь описывать. В общем, я прибыла в Гвист и поступила в Аолайн. И через день я уже влюбилась в это место. Правда, эйфория кончилась, как только я обнаружила, что .при распределении квартир никого не волновало, что я член Конверта. Я была помещена в дортуары экономического класса, то есть, проще говоря, в бараки, которые занимали далеко не самые лучшие студенты. Мне пришлось есть за общим столом в убогой трапезной и ходить в общий душ. Позже мне пришлось работать по двенадцать часов в день, чтобы устроиться поприличнее. Но сначала я объяснила суперинтенданту, что произошла, видимо, какая-то ошибка, что я Скарлет Хутсенрайтер, член Конверта, и нуждаюсь в апартаментах, соответствующих моему статусу. — Скёрл усмехнулась при этом воспоминании. — Суперинтендант рассмеялся, а за ним рассмеялись и все присутствовавшие в комнате. Я сказала им весьма вежливо, что их поведение некорректно, и если они его не изменят, я потребую извинений. «Перед кем?» — спросили они. «Передо мной, разумеется. В противном случае я обращусь в соответствующие властные структуры». Они рассмеялись еще громче и заявили, что властные структуры здесь они. И дали мне прочесть устав, по которому я должна подчиняться всем академическим распорядкам, иначе буду просто-напросто исключена. Потом суперинтендант сказал, что я могу заработать себе некоторые улучшения, став ассистентом воспитателя. Я тут же согласилась. Меня сразу познакомили с девочкой моего возраста из очень богатой семьи по имени Томбас Зандер. У нее-то не было проблем со средствами, зато были другие: полная неспособность к учению и пристрастие к наркотикам. Она была худа, романтически бледна, с черными длинными волосами и глазами, как ночь. Мы сразу подружились, и Томбас настояла, чтобы я перебралась на ее частную квартиру, которая вполне подходит для двоих. Я познакомилась и с Мирлом Зандером, ее отцом, юрисконсультом; во всяком случае, так он тогда представился. Мирл был невысок, но хорошо сложен и крепок, с благородными чертами лица, мягкими седыми волосами, так контрастировавшими с его загорелой дочерна кожей. Его жена погибла в катастрофе пять лет назад, и ни он, ни Томбас никогда не говорили о ней.
Вел он себя безупречно. Я немного рассказала им о себе и моем прошлом, упомянула о том, что я член Конверта, и попыталась объяснить соотношение наших клубов, но, скорей всего, только запутала их. Во всяком случае, мы больше никогда не говорили о моем статусе.
Мирл Зандер обожал свою мечтательную бестолковую дочь, и ему понравилось, как мы с ней занимаемся. Особых трудностей в занятиях я не встретила, труднее всего было заставить ее начать заниматься, пока она еще не уплыла в свои наркотические грезы. Мы никогда не ссорились, Томбас оказалась ласковой и доброй и постоянно переполненной какими-то странными идеями. Слушая ее, я порой даже очаровывалась ее речами и готова была им поверить, если бы не некоторые чудовищные подробности, которыми она обычно украшала свои фантазии. Она много и охотно болтала о своих эротических опытах, являвшихся скорее игрой, чем настоящей потребностью, а я в ответ рассказывала ей случаи из жизни Пайрай-пайрая. Ночью мы разговаривали часами напролет, и каждый раз я слышала от нее нечто удивительно нелепое. Порой ее идеи оказывались настолько дикими и таинственными, что я начинала думать, а не внушаемы ли они ей откуда-то извне. Или свыше.
Томбас любила обсуждать вопросы, на которые практически не существовало ответов. Ее интересовало, что было до начала времен? Будет ли существовать универсум, если все живые существа на нем умрут? Какова разница между нечто и ничто? Потом она бросалась рассуждать о смысле смерти и, прежде всего, о том, что жизнь есть не больше, чем генеральная репетиция того, что случится позже. К этой теме она возвращалась постоянно и, наконец, я не выдержала и настояла на том, чтобы темы наших бесед стали все-таки более жизнерадостными.
Так прошел первый семестр. Ситуация складывалась благоприятно. У меня появились деньги и хорошая квартира. Отец никогда не приезжал ко мне и не писал. Томбас оставалась прежней, хотя мы стали меньше говорить на интимные темы. У нее появились новые друзья: скульптор, ассистент с кафедры философии, музыкант. Жизнь ее текла просто и без затей.
Так закончился второй семестр. На каникулы мы отправились в их загородный дом на берегу Острова Туманов. И там случилось много странных вещей, но я не стану сейчас на них останавливаться. Нет, об одном все же надо упомянуть. Томбас очень много времени проводила одна на берегу моря, просто глядя, как накатывает прибой. Там она иногда развлекала себя строительством песчаных замков, делая хитроумный состав из песка, воды и сока каких-то розовых морских растений, застывавшего в легкую воздушную пену. Из этого материала она лепила соборы, башни, монастыри, аркады, дворцы и балконы. В целом получался какой-то неведомый мне архитектурный стиль, порожденный некой магической фантазией. Особенно неутомимо она предавалась этому занятию именно тогда, когда на берег с ней приходила я. Поэтому я стала часто отпускать ее туда одну. Один раз я пришла за ней на берег и обнаружила, что она не только ничего не строит, но и расположена поболтать со мной. «Замок закончен, — сказала она. — Больше строить не буду». Я выразила свое восхищение ее произведением и поинтересовалась, где она видела подобную архитектуру. Томбас пожала плечами и сказала, мол, в одном из двадцати моих собственных миров. «Посмотри-ка сюда!» — предложила она мне и подвела к окну песчаного замка. Я посмотрела и… не могла поверить глазам! Внутренние покои были обставлены столами, креслами, коврами, а на широком ложе спала девушка. — «Ее зовут Эрни, она почти наша ровесница, а это ее дворец. Она велела двум самым верным своим паладинам прийти сюда и обещала принять того, кто придет первым. С запада идет Шинг из серебра и агата, а с востока Шанг из меди и малахита. Они столкнутся перед дворцом и будут биться насмерть. Победивший войдет и овладеет ею. Кто это будет? Один, если выиграет, подарит ей жизнь, полную любви и наслаждений, другой — унизит и замучит ее». — «Это очень печальная история», — сказала я и снова наклонилась, чтобы рассмотреть девушку. Но увидела только песок, песок и больше ничего. С моря подул ветер, поднимая прибрежную пыль, Томбас молчала. Так в молчании мы и вернулись домой.
Скоро она потеряла всякий интерес к побережью. Брызги и ветер разрушили замок, он превратился в кучу песка.
Но каждый раз, проходя мимо, я все гадала, что же стало с Эрни, кто завоевал ее, Шинг или Шанг. Однако никогда не задала этого вопроса Томбас.
Прошло лето, и начался третий семестр. Все шло по-старому. Как-то вечером мы сидели на балконе в темноте и пили прекрасное васильковое вино. Настроение у обеих было необычное. Как-то случайно Томбас обмолвилась, что скоро умрет, что очень любит меня и хочет, чтобы я приняла все ее владения и пользовалась ими, как собственными.
Я ответила, что это нехорошая и ненужная идея, чтобы она не смела и думать о подобном. Пройдет немного времени, и она сама поймет, что была не права. Но Томбас только вскинула голову, как делала частенько, и улыбнулась. Она сказала мне, что ей было откровение, через него она узнала так много, что голова ее раскалывается от знания, которое она может осознавать только маленькими порциями через определенные промежутки времени. Все это было очень интересно, но при чем тут ее смерть?
«Смерть неизбежна, — ответила Томбас и пустилась в рассуждения о том, что наши пять чувств создали плотную завесу для разума. Но благодаря озарению она узнала трагическую правду реальности. Да, за жестким занавесом скрывались жестокие вещи; выхода нет, вернее, единственный выход — смирение. Только смирение может спасти от агонии, порождаемой надеждой. Таков ответ на все вопросы: тотальное смирение и скорая отдача себя в руки смерти, которая положит конец всем мучениям.
В ответ на эти рассуждения я сказала, что к подобным мыслям ведет элементарная истерия. Как она может знать о приближении своей смерти в шестнадцать лет? Но на это она поведала мне еще оду теорию. Она объяснила, будто видит свое тело, как некую трехмерную конструкцию, омываемую разноцветными полосами — розовыми, желтыми, синими и бледно-красными. Эти полосы означают различные состояния организма. «Так вот, теперь остался один ржавый цвет, что и говорит о приближении смерти».
Словом, я наслушалась довольно! Не выдержав, я вскочила, зажгла свет и заявила, что подобные разговоры вредны и опасны.
В ответ Томбас только тихонько засмеялась и сказала, что правда не насаждается грубыми выпадами и глупо пытаться избежать прекрасной сладкой смерти разговорами о вреде и тому подобном.
Тогда я стала расспрашивать ее, откуда она понабралась всех этих идей, вернее, от кого. Может быть, у нее был роман с человеком, который внушал эти мысли? Томбас как-то сникла и сказала, что подобные вопросы ведут в тупик, ибо важна только правда, которая не зависит от личностей. На этом все дело и кончилось. — Скёрл перевела дыхание и немного помолчала. — Теперь опять надо рассказывать о многом, поскольку дело касается очень важных вещей. Короче, я все рассказала Мирлу. Рассказала, что знала и о чем только подозревала. Он пришел в ярость и, будучи человеком действия, решил найти того или, может быть, тех людей, которые так влияют на сознание его дочери, а, возможно, и на ее тело. Тут я впервые увидела, что Мирл очень опасный человек. К тому времени я уже знала, что на самом деле он частный детектив, звание юрисконсульта — только прикрытие. Он заявил, что вместе будет сподручней разобраться в этой ситуации, а для начала предложил нам с его дочерью пройти медицинское обследование. Мы прошли его, и у Томбас обнаружили какое-то двусмысленное и странное душевное заболевание, которое не умеют лечить.
Она спокойно перенесла все эти процедуры, но поняла, что я предала ее. С того времени Томбас замкнулась и сильно охладела ко мне.
Я снова посоветовалась с Мирлом. Он сказал, что сейчас именно то время, когда можно что-то раскрутить, и попросил заняться этим именно меня. Очень осторожно я стала собирать информацию. Обнаружить следы было нетрудно, и они быстро привели меня к некоему Бен-Лану Данетену и еще двоим. Все трое были преподавателями Религиозно-Философской Школы. У Данетена Томбас слушала курс по происхождению религии, часто оставалась после урока поучаствовать в тех дискуссиях, что они постоянно устраивали то в академии, а то и у Данетена дома по вечерам.
После того, как я все это раскопала, Мирл позвонил Данетену. Наружу выплыл и их роман, и то, как тот дурил ей голову. Данетен кое-как извинился перед ученицей, но она восприняла это совершено равнодушно, может быть, только немного удивилась. Все это было как-то странно, но мое мнение о Данетене, конечно, испортилось. Он вообще был любопытный тип: грациозный, гибкий, блестящий эрудит, с бледным замогильным лицом в ореоле черных кудрей. При этом он выглядел совсем мальчиком. Глаза огромные, блестящие, темно-ореховые, а рот такой нежный, и улыбка такая пленительная, что многие девочки хотели его поцеловать, готовые это сделать чуть ли не в классе. Я, конечно, к их числу не относилась. Меня, наоборот, выворачивало, когда я его видела! И вообще, я считала его переспелым декадентом и развратником, хотя и весьма своеобразным.
Томбас ничего не знала о моих изысканиях и все еще продолжала со мной общаться, хотя и не так откровенно. Но однажды она сказала мне совершенно просто, что решила умереть в конце завтрашнего дня.
Я была в шоке. Я несколько часов доказывала ей бессмысленность этого шага, но она твердила, что так будет лучше. Тогда я напомнила о том, что она причинит этим огромное горе и отцу, и мне. На это Томбас сказала, что тут есть совершенно простое решение — надо умереть всем вместе. Я твердила, что мы хотим жить, но она только смеялась и называла нас глупыми упрямцами. К вечеру я оставила ее и поспешила к Мирлу.
Прошла ночь. На следующий день Мирл повел нас завтракать в «Облачную Страну», ресторан, плававший действительно высоко в небе под искусственными облаками. Это очень красивое место, можно сказать, уникальное… Словом, это именно то место, где даже самому разочарованному и несчастному человеку снова хочется жить. Мы сели за столик у низенькой балюстрады, смотрели на Гвист и болтали о ерунде. У Томбас вдруг прорезался зверский аппетит, она была очень возбуждена, но Мирл заранее попросил положить в ее блюда большие дозы седативного. К тому времени, когда мы спустились, Томбас уже почти спала, поэтому она заснула У себя в постели прямо посередине дня.
Наступил вечер, и солнце стало спускаться к горизонту… А на закате Томбас перестала дышать. Она умерла. — Скёрл снова помолчала. — Тут я не буду останавливаться на всех деталях, упомяну только о главном — о том, что случилось потом. Я уже говорила, что Мирл Зандер был человеком с очень сильным характером. Я осталась жить в его доме, где заняла комнаты Томбас. Приятного в этом было мало… Я разбирала ее архивы: письма, дневники, обнаруживая там разные имена. Параллельно я продолжала учиться и еще после нескольких ужасных приключений, наконец, узнала то, что мне предстояло узнать. Информация оказалась чудовищной. Томбас была вынуждена умереть по нескольким причинам. И самой таинственной из них явилась некая рафинированная некрофилия, дававшая утонченные психофизические и эротические переживания. Возглавлял все это Данетен. Он втягивал в это девушек под предлогом простых упражнений в элементарных психо-сексуальных извращениях. Ему помогали еще два преподавателя, Флюин и Род. Томбас — четвертая их жертва. Они, как говорят, получили через нее такое наслаждение, которого невозможно описать простым языком.
Я рассказала о моем открытии Мирлу, он задумал план и с моей помощью поймал преподавателей и препроводил в свой загородный дом, как раз туда, где Томбас некогда построила свой волшебный дворец.
Выполняя приказания Мирла, я осталась в кухне и занялась обедом, а он повел их на берег.
Через час он вернулся, улыбаясь. Мы сели за стол, и я спросила, чем кончилось дело. И он объяснил мне совершенно спокойно, что сейчас отлив, и он закопал их всех в песок по шеи лицами к морю, так, чтобы они могли видеть начинающийся прилив. От своей смерти они явно получат мало удовольствия, да и заснуть им не придется…
Мы ели и разговаривали о будущем. Мирл откровенно сказал, что очень привязался ко мне, что я напоминаю ему о дочери, и сама стала ему как дочь. Он предложил мне и дальше жить у него и продолжать учебу в академии. Или, если у меня будет к тому склонность, то стать его помощницей, он обучит меня технике исполнения приговоров… Что и случилось. Я закончила экстренные курсы в академии, мне дали сертификат, и я стала помогать Мирлу в его работе. Но что гораздо важней — практически заняла место бедной погибшей Томбас, убившей себя каким-то способом, который никто до сих пор так и не разгадал.
Зандер научил меня всему, что знал сам. Он всегда подчеркивал, что работа заключается, в основном, в сборе информации и тщательном ее анализе, хотя очень часто это бывает крайне опасным. Он регулярно откладывал на мое имя приличные суммы. Когда мой капитал достиг пяти тысяч солов, Мирл собирался выгодно вложить его.
Но четыре месяца назад он отправился на задание на Морбайхан, в отдаленные районы Эйквилы, и был убит там бандитами.
В доме поселился его младший брат Нессель, который заявил мне, что я должна уехать оттуда, и чем раньше, тем лучше. Он конфисковал мой счет, решив, что пять тысяч солов многовато для девчонки. Правда, тысячу он все же вручил мне и посчитал меня этим весьма облагодетельствованной.
Словом, я ушла из дома Зандера, взяв с собой только одежду, и скоро поняла, что меня съедает ностальгия. И вот я здесь. Снова член Конверта, но без денег, поскольку папочка снова промотал все денежки в каких-то сомнительных аферах. Через неделю он отправляется на Ушант, в Димпельуотер на конгресс ксенологов или что-то в этом духе. Как он собирается все это оплачивать, ума не приложу.
— И пока его нет, весь Сассун Ойри будет в твоем распоряжении?
— Точно так же, как раньше, — рассмеялась Скёрл — Он, конечно, собирается закрыть дом, дабы сберечь какие-то крохи.
— И что ты будешь делать?
— Стану частным детективом, — Скёрл сказала это почти с вызовом.
— Ты имеешь в виду — прямо сейчас или вообще? — как можно осторожней спросил Джейро.
— Прямо сейчас. Да не смотри на меня такими глазами. Я работала с Мирлом Зандером, а это многого стоит.
— Но работа… очень опасна.
— Знаю. Но ведь Зандера убили не потому, что он был частным детективом, его просто обманули богатые туристы.
Джейро поднял голову и стал смотреть на сине-зеленый тент.
— Но ведь прежде, чем получить эту работу, ты должна выучить законодательство, следственные действия, психологию преступника, процессуальное право, владение оружием и техническими средствами и много чего другого. А самое главное, тебе нужен капитал для служебных расходов.
— Я все понимаю, — Скёрл поднялась. — Сейчас я собираюсь в библиотеку, хочу узнать, как получить исполнительскую лицензию. У меня рекомендательные письма и испытательные документы с Гвиста. Может быть, они тоже сыграют свою роль.
Они вышли из кафе и остановились на тротуаре.
— Когда Фэйты уедут на Ушант, я тоже останусь в Мерривью один, — пряча глаза, сказал Джейро. — Ели хочешь, можешь пока перебраться ко мне. Места много, и ты будешь, если захочешь, совсем одна. — Скёрл задумалась, и ободренный Джейро продолжил уже более смело: — Знаешь, так приятно сидеть перед камином, когда наступает вечер, и ветер шумит старыми деревьями. Приятно сидеть за поздним обедом и слушать бурю…
Скёрл прикусила губу.
— У меня нет ни малейшего основания поступить так.
— У меня тоже.
— Тогда зачем ты предлагаешь?
— Это глупость… с отчаяния.
— Если мне вдруг станет грустно, холодно или голодно — я подумаю о твоем предложении.
5
Фэйты отправлялись на Ушант на огромном пассажирском лайнере «Франсил Эмбар». Имея большой опыт подобных путешествий, Хайлир и Алтея собрались быстро, всего за день до отъезда, и потому могли весь последний вечер спокойно провести с Джейро.
Хайлир рассказывал о конгрессе:
— Говоря честно, еще месяц назад я знал об Ушанте очень мало — только то, что это мягкий, добрый мир с высоко цивилизованным населением, гостеприимный, просто обожающий туристов. В туристских брошюрах даже используются выражения «услада» и «воплощенный рай». Но на прошлой неделе я сходил в библиотеку и открыл для себя гораздо большее, — тут Хайлир поудобнее устроился в кресле и рассказал Джейро все, что ему удалось узнать.
— Ушант открыт и заселен около пяти тысяч лет назад, и с самого начала заявил о себе как о мире особенно замечательно подходящем для существования человека. Он обладает роскошной флорой и почти полным отсутствием опасной фауны. Там, где Лейс сливается с Лингом, соединенные воды этих рек образуют многочисленные островки. На этих островках аборигены и строили свои просторные дворцы, вокруг которых сажали прекрасные парки из ненюфаров, кедров, рододендронов, деодаров и дубов. Со временем эта территория и превратилась в современный Димпельуотер — город Тысячи Мостов.
С самого начала на Ушанте селились люди определенного сорта: «хорошо образованные, с яркими индивидуальностями, с большим стремлением к гуманизму, ненавидящие шум, зато обожающие домашних животных», — именно так, как описывает их Ян Уорблен, один из первых поселенцев.
В настоящее время этот народ стал очень высокоразвитым и чутким к различным эстетическим нюансам. Они собирают прекрасные коллекции, активно включают предметы искусства в свою обыденную жизнь, а кроме того, исповедуют крайнюю автономию, которая заставляет их жить очень уединенно.
Частная жизнь там все же время от времени меняется. У них есть яхт-клубы, и они частенько проводят в центральной лагуне регаты; нередко также устраивают семинары на тему таинственных и необъяснимых явлений, а дети их много времени проводят в лагерях и туристических путешествиях. Периодически они устраивают некие частные обеды, где присутствует не более пяти человек. Обычно это люди одного круга, интересующиеся всевозможными предметами эзотерического характера. Блюда на этих обедах подаются превосходные, а ритуалы не меняются столетиями. Людей из других миров на такие мероприятия приглашают редко, это не принято и неинтересно местным.
Любовная жизнь там находится на очень высоком уровне развития: отношения очень романтичны, хотя и кратковременны. Детей отдают в ясли и, в общем, мало о них заботятся.
Как личности, жители Ушанта вежливы, хотя люди с Других миров часто находят их несколько отстраненными и холодными. Их особенные пристрастия и интересы глубоко скрыты; это объясняется тем, что каждый живет в психологическом одиночестве, словно сам себе остров.
Как странно, все это кажется несколько искусственным, — заметил Джейро.
Хайлир развел руками.
— И все же это лучше, чем большая часть наших общественных пристрастий. Итак, все там богаты, все горды, никто не испытывает потребности в социальной поддержке, словом, каждый проживает свою жизнь и празднует свой тамзур в одиночестве.
— Тамзур? — поразился Джейро. — Что такое тамзур?
Хайлир посмотрел в потолок и заговорил тем важным тоном, к которому всегда прибегал в торжественных случаях.
— Если бы я мог ответить на твой вопрос, то считался бы самым известным ксенологом во вселенной. Тамзур — это идея, которая ставит в тупик представителей всех миров, туристов и социологов. И все же я попытаюсь описать тебе это понятие и некоторые его проявления. И здесь сразу, конечно же, следует указать, что оно обозначает, прежде всего, некую тотальность жизни каждого конкретного человека, сконденсированную в единой капле его сущности, единственном значимом символе, едином моменте некого мистического тотального прозрения. Впрочем, это всего лишь слова, а выразить тамзур в словах практически невозможно.
— Прямо какой-то спазм истерического откровения, — нехотя сказал Джейро.
— До определенной степени. Но тамзур обладает сверхординарной силой и действует как радиоактивный материал. Через определенные промежутки времени один из его компонентов превышает, так сказать, критическую массу и взрывается с огромным выбросом энергии. Такой человек всегда начинает много говорить, то есть как бы выговариваться; этого от него уже ждут и редко бывают разочарованы. Тамзур — это тема, и ее сутью обычно является высота собственного роста, иногда отчасти жалось к себе, но никогда не сожаления о минувшем, реальном или воображаемом. — Хайлир достал из стола диск. — У меня здесь есть запись одного из таких откровений. — Он вставил диск в плеер. — Сейчас ты услышишь, как человек обращается к внимательно слушающей его аудитории. Он ненормально возбужден и находится как бы вне здравого смысла. В настоящее время он выставляет себя на всеобщее обозрение, пользуясь всей мощью поэтических и драматических средств выражения. Это вызывает большой интерес, широко обсуждается и анализируется.
— Все это весьма странно.
— Ха! Это еще не самое худшее. Иногда тот, кто ищет смерти, собирает большое количество прекрасных вещей: ковров, фарфора, резьбы по дереву, безделушек, древностей. Порой он бессердечно забирает такие вещи у своих друзей или соседей, стараясь всегда взять самое лучшее. Он сваливает все эти бесценные вещи в кучу к подножию, поджигает их, а сам танцует джигу на высоком помосте, распевая собственный реквием. Послушай, сейчас будет как раз подобная декламация.
Хайлир нажал кнопку, и монотонный голос начал выкрикивать: «Вот я стою, любимец времени, король света, душа любви, драгоценнейшая и любимая сущность всякого существования! Я, сверхвыдающийся, созданный для великого! Я знаю это, все знают это, это самоочевидно! Но где скрылось золотое обещание? Я вопию против несправедливости! В космосе бушует буря, и в конце концов она поглотит меня, так что я не вижу другого выбора, кроме как покончить со всей этой печалью тотчас же. И если я умру, не победив, я все равно останусь сиять во славе тамзура! И если космос хочет сыграть со мной трагическую шутку, он пострадает сильнее меня, поскольку я выхожу в сущность красоты. Я пьян ароматом этого дыма, я очарован красотой собственного падения! Пусть космос знает! Будущее пусто! Но и в своем закате я буду прославлять краски смерти! Я превращусь во прах во имя великого тамзура! Смотрите, я взлетаю ввысь, я лечу элегантно и смело к концу всего!»
Голос умолк, и другой голос значительно прокомментировал: «Господин Варвис Мейлапан только что нырнул навстречу своей смерти на сотню футов и таким образом осуществил свой тамзур. Его больше нет. Космос, которым он управлял, исчез, и памяти о нем не осталось».
Хайлир выключил плеер.
— Но это нетипичный случай. Может быть, лишь один человек из ста чувствует себя настолько сильным относительно своего тамзура, чтобы так закончить свою жизнь.
— Все это как-то жутко, — признался Джейро.
6
Джейро поехал с родителями в терминал и провожал их взглядом, пока они поднимались на борт величественного «Франсила Эмбарпа». Затем подождал, пока захлопнутся люки и загорятся сигнальные огни, и, облокотясь на ограждения наблюдательной террасы, стал следить, как поднимается в воздух могучий, но грациозный силуэт лайнера. Через несколько секунд корабль скрылся за облаками. Юноша постоял еще минут пять, бесцельно глядя на небо, на летное поле и на дальний лес за ним. Потом развернулся и направился к станции техобслуживания.
— Фэйты уехали, — сообщил он Гайингу. — Я чувствую себя бесполезным и никому не нужным. Скучно. Может быть, я завишу от них гораздо больше, чем мне хотелось бы думать.
Гайинг напоил его чаем.
— Итак, каковы твои дальнейшие планы?
— Как обычно, — уже несколько живее ответил Джейро, ободренный горьковатой горячей жидкостью. — Работа и занятия с вами. Кстати, я сейчас начал учить один вис, который Берал называет «низким трапецоидом».
— Учи хорошенько! В один прекрасный день этот трюк может спасти тебе жизнь.
— Ну, что ж, спасибо, мне стало немного легче. Вы уже завтракали?
— Еще нет.
— Тогда давайте пойдем к «Печальному Генри», сегодня я угощаю.
За ланчем Джейро рассказал Гайингу о Скёрл и ее проблемах. На Нецбека это произвело сильное впечатление.
— Она, кажется, девочка с характером.
— Хуже того, она член Конверта.
— У тебя в распоряжении Мерривью — почему бы тебе не пригласить ее пока похозяйничать там?
— Эта мысль мне уже приходила в голову, — признался Джейро. — Но это только мечта — в лучшем случае, а в худшем — я сам буду варить себе обед и мыть полы. — Гайинг понимающе кивнул, но ничего не сказал, и Джейро продолжил: — И вообще, я не знаю, во что может вылиться такая ситуация. Она станет отрывать меня от того, что я действительно хочу делать, то есть от поисков свидетельств моего детства.
— Я думаю, это будет нетрудно.
— Ну да! Фэйты очень тщательно прячут все свои записи, поскольку знают, что я их ищу. В принципе, везде, где можно, уже посмотрел. Правда, однажды обнаружил записку от Хайлира: «Джейро, пожалуйста, не передвигай бумаги на столе. Порой ты бываешь очень неаккуратен».
— И что ты сделал?
— Хотел приписать внизу: «Будет меньше беспорядка, если я буду знать, где искать». Но все это, в общем-то, некрасиво. Я оставил записку нетронутой.
— Ax, да, кстати, ты мне напомнил одну новость, касающуюся как раз тебя. Помнишь Тауна Майхака?
— Конечно! Он исчез, не попрощавшись, я уж боялся, что с ним что-нибудь случилось.
С какой-то странной улыбкой Гайинг показал Джейро клочок бумаги.
— И ты был скорее прав, чем не прав.
— Что с ним случилось?
— Пусть уж об этом он сам тебе скажет, поскольку скоро опять появится здесь.
7
Итак, Фэйты уехали, и Джейро остался в Мерривью один. Дом показался ему полным шепотов, а шаги отдавались в пустых комнатах слишком гулко. Ночью, когда он лежал в постели, ему несколько раз мерещились то важные разговоры Хайлира, то смех Алтеи, но, скорее всего, все эти вздохи, ворчания и бормотания исходили просто от самого дома.
Джейро позвонил в Сассун Ойри и услышал автоответчик, сообщавший, что дом закрыт на неопределенный период, но самые важные послания можно оставить у секретаря комитета Конверта. Джейро так и сделал, открыто сознавшись в поисках адреса Скарлет Хутсенрайтер и, как и ожидал, услышал холодный отказ. Тогда он назвался и попросил, чтобы ее известили о его звонке. На что ему ответили, что его вопрос будет должным образом рассмотрен; но это являлось, юноша это почувствовал, лишь вежливой формой отказа. Тем не менее вечером следующего дня Скёрл сама позвонила в Мерривью; голос ее дрожал, и она сразу спросила, зачем он звонил.
Джейро объяснил, что просто хотел удостовериться, что с ней все в порядке, и выразил надежду, что она нашла в библиотеке все, что искала.
Она ответила, что пока все идет нормально, и на самом Деле она по-прежнему живет в своих старых комнатах в Сассуне.
Джейро удивился, поскольку был уверен, что дом действительно закрыт.
— Правильно, — ответила Скёрл. — Просто я прошла тайным ходом и собиралась никому не выдавать своего присутствия вплоть до самого возвращения отца. И поэтому не могу пользоваться телефоном и вообще как-либо проявлять свое присутствие там из-за опасения перед охраной, которая патрулирует территорию — и принимать никого, соответственно, тоже не могу.
— Ты все нашла в библиотеке?
— На самом деле, ничего хорошего. Требования к получению лицензии — даже на первой стадии — очень жесткие. Во-первых, возраст, во-вторых, у меня нет диплома, свидетельствующего об изучении уголовного права, и нет стажа работы в ИПСС. А в генеральной инструкции я вообще прочла нечто странное: «компетентный частный детектив должен обладать способностью легко смешиваться с любым социальным слоем, от обитателей ночлежек до посетителей салонов красоты и артистов».
Джейро попытался поднять ее дух.
— Трудно, конечно, но ведь у тебя с одной стороны опыт, с другой — красота.
— В компании бродяжек из ночлежки!? В конце концов, я член Конверта!
— Ты просто должна выбирать подходящие дела, — задумчиво сказал Джейро.
— Иногда это невозможно, — вздохнула девушка и продолжила читать генеральную инструкцию: — «Опытный исполнитель — личность особая. В нем должны органично сочетаться высокие интеллектуальные способности, легкость социальной адаптации и жесткие исполнительские навыки. Он должен быть умен, изобретателен, а также владеть всеми видами оружия. Он должен быть безучастен к боли, привычен к любой кухне, какой бы странной ни показалась она ему сначала». А вот — самое главное! «В своем распоряжении он должен иметь рабочий фонд в сумме…» — Тут Скёрл отбросила инструкцию. — Фактически они отрицают документы моего учителя, которые стоят любой лицензии! А сертификат Мирла Зандера у меня есть! И его одного могло быть вполне достаточно!
— А как насчет финансовых резервов и юридического факультета? Если ты поучишься в институте пару семестров, то только повысишь свою квалификацию.
— Да, это можно, но мне это не подходит.
И Скёрл бросила трубку, не оставив Джейро возможности еще раз попытаться пригласить ее к себе, на пикник или в гостиницу «Голубая Гора». Юноша уселся в кресло и стал пить пиво из любимой кружки Хайлира, чего Алтея никогда не разрешала ему. Пришло время подумать о своих планах на лето. Планы эти пришлось разделить на три категории. Первое — он будет работать в терминале столько, сколько возможно. Второе — будет продолжать тренировки и добиваться все больших результатов в рукопашном бое. Третье — использует отсутствие родителей, чтобы найти записи, которые расскажут о его происхождении.