Горизонт опоясывала предрассветная фиолетовая полоса. На фоне утренней зари Скай казался огромным черным диском, негативным отражением еще невидимого солнца. Скип соскользнул в темную долину, напоенную ароматом увлажненных росой листьев, и прибыл к Земнокаменной Заводи как раз в тот момент, когда из-за горизонта блеснула Мора.
Здесь вставали рано — в кабаке «Море по колено» уже толпился народ. Джубал быстро прошел в общий зал, где ему подали горячий перечный отвар в высоком горшке. Выглянув в окно, он заметил, что вода в Земнокаменной Заводи стояла очень низко — кончался отлив. Перед пляжем обнажилась широкая блестящая полоса влажной глины, а в Пучинице дрожала спокойная, почти стоячая вода. «Кланш» бездействовал у причала. «Фарверля» в заводи не было.
Опрокинув горшок, Джубал допил бульон. Выйдя из кабака, он прошел по причалу к «Кланшу» и спрыгнул на палубу.
В первую очередь Джубал забрался в кубрик, заварил чай и подогрел котелок рагу. Вынеся котелок на среднюю палубу, Джубал сел и в два счета расправился с горячим варевом. В дверях каюты полубака появился Шрак. Налив себе кружку чая, капитан присоединился к Джубалу, сидевшему на крышке люка: «Вернулся, значит».
«Где Торквассо?»
«Вчера отдал швартовы».
«Плохие новости, — упавшим голосом отозвался Джубал. — Когда мы сможем поднять паруса?»
«Прилив только начинается. Не раньше полудня».
Из большой кормовой каюты вышла заспанная, растрепанная Миэльтруда. Бросив долгий взгляд на Джубала, она спросила: «Где Рамус Имф?»
«За холмами».
Миэльтруда подошла и тоже присела на крышку люка: «Что случилось?»
«Это долгая история. И она еще не закончилась», — Джубал налил себе еще кружку чая и рассказал о происшедшем в Дуррури.
Миэльтруда тихо ужаснулась: «Что с ним сделают?»
«Подозреваю, что ничего хорошего».
Некоторое время трое сидели в молчании.
«Хочу отсюда уехать, — сказала Миэльтруда. — В Уэлласе мне страшно».
«Я тоже не прочь смыться, пока не случилось что-нибудь еще», — согласился Джубал.
«Что еще может случиться?»
«Не знаю».
«Придется ждать прилива. В полдень поднимем паруса», — пообещал Шрак.
Какое-то время они сидели и смотрели на бурный поток воды, прорывавшийся в заводь через Пучиницу. Постанывая и поскрипывая, причал поднимался с приливом — недовольно подергивая швартовы, поднимался и «Кланш».
Джубал, смотревший в сторону берега, с досадой застонал: «В полдень будет слишком поздно!»
Из Земнокаменного поселка к причалу медленно спускались четверо — управляющий верфями, Рамус Имф и пара ваэлей угрюмой наружности. Они взошли на причал. Рамус шел неуверенно, как оглушенный, с трудом переступая с цистерны на цистерну.
Все четверо остановились у «Кланша». Джубал сразу подбежал к борту, протестующе размахивая руками: «Это не наш пассажир! Уходите!»
«Он тариот. Ты тоже тариот. Забирай его в Визрод», — ваэли столкнули Рамуса на палубу «Кланша», где он продолжал стоять, непонимающе уставившись куда-то в сторону.
«Мы не несем за него ответственности! — бушевал Джубал. — Везите его сами!»
«В Уэлласе ему расти нельзя».
«Мы его к вам не привозили! Мы не хотим, чтобы он оставался на борту!»
Управляющий верфями задумчиво посмотрел на Джубала, потом смерил взглядом «Кланш» от носа до кормы: «Ваше судно построено в Земнокаменной Заводи и склеено добротным маэйсом».
«Верно», — кивнул внезапно помрачневший Шрак.
«Хотите ли вы, чтобы ваше плавание хорошо закончилось?»
«Что можно ответить на такой вопрос? Разумеется, хотим!»
«Тогда отвезите Рамуса Имфа в Визрод».
«С удовольствием сделаю вам такое одолжение», — грустно сказал Шрак.
«Хорошенько свяжите его, ему нельзя много двигаться. Будьте особенно осторожны, когда прорастут почки — он начнет волноваться».
Ваэли вернулись в Земнокаменный поселок. Рамус стоял, как прежде, уставившись непонятно куда. Шрак первый заставил себя сдвинуться с места. С форпика он принес гибкий металлический трос, обвязал двойными петлями шею и талию Рамуса Имфа, а другой конец троса надежно прикрепил к мачте.
В полдень прилив достиг высшей отметки. «Кланш» вышел из Пучиницы под парусами и поплыл на юг через Пространный океан.
На второй день Рамус Имф пришел в себя. Сохраняя мертвое молчание, он осмотрелся и заметил стеснявшие его путы, вызвавшие у него замешательство и уныние. Глядя на Джубала, он постепенно узнал его, топнул ногой в приступе бессильной ярости. Когда из кормовой каюты появилась Миэльтруда, поднявшаяся на квартердек, он провожал ее глазами с изумлением, раскрыв рот. Но Рамус не сказал ни слова, не издал ни звука, будто полностью онемел. Проверив прочность металлического троса, он внимательно изучил хитроумное моряцкое крепление на мачте, после чего выпрямился и стал мрачно смотреть в горизонт. Шрак принес ему еду и питье. Рамус молча поглотил их. Не в силах преодолеть отвращение, Джубал оставался на квартердеке. Миэльтруда тоже замкнулась и молчала, игнорируя всех и каждого и проводя время на скамье у гакаборта.
На утро шестого дня Рамус стал беспокоиться. Он ходил на не-гнущихся ногах взад и вперед по крышке люка, насколько позволял трос, время от времени останавливаясь, чтобы почесать ноги и грудь. На восьмой день Рамус сорвал с себя рубашку, чтобы рассмотреть сыпь мелких черных пятен, появившуюся у него на коже.
«Кланш» торопился на юг. Огромные ходовые паруса-змеи туго напряглись под попутным ветром. Миэльтруда либо запиралась в кормовой кабине, либо сидела, обхватив руками колени, на скамье у гакаборта. Она изредка обменивалась парой слов с капитаном, а с Джубалом вообще не разговаривала. Только спускаясь по сходному трапу с квартердека, она не могла не замечать Рамуса Имфа. Джубал ненавязчиво наблюдал за ней. Он никогда не понимал, чем вызывались внезапные перемены настроения Миэльтру-ды, а теперь она вела себя еще загадочнее.
На десятый день Рамус Имф пришел в возбуждение. Он размахивал руками, бил себя кулаками по голому животу и расцарапывал ноги в тех местах, где темные пятна превратились в шишечки, похожие на твердые бородавки. Шрак развел в вине обезболивающие таблетки и подал это зелье Рамусу вместе с обедом. На несколько часов Рамус почти успокоился. Тем не менее, в полночь, когда взошел Скай, он стал шипеть сквозь зубы. Глядя вниз с квартердека, Джубал и Шрак видели, как Рамус с бессловесной мольбой протягивал руки к чудовищному бледному светилу.
На следующий день Рамус сорвал с себя всю оставшуюся одежду. Сквозь его кожу всюду пробивались почковидные узелки, отливавшие темно-зеленоватым металлическим глянцем. Шрак пытался снова дать ему обезболивающее средство, но обнаженный пленник стоял на крышке люка, игнорируя еду и питье. Под жаркими лучами солнца Рамус Имф застыл, тускло блестя неподвижными, ни на чем не сосредоточенными глазами.
Всю ночь на палубе царила тишина; с рассветом Рамус начал злобно, отчаянно хрипеть.
Взошла Мора, на палубу вышла Миэльтруда. Рамус Имф бешено рванулся к ней, как разъяренный зверь. Трос резко натянулся, Рамус упал спиной на палубу. Он тут же встал и выпрямился, очевидно не чувствуя боли. Миэльтруда поспешно вспорхнула по трапу на квартердек, после чего заставила себя оглянуться. Действительно, на Рамуса было тяжело смотреть. Волосы его выпадали, обнажая череп, бледная кожа приобрела пепельный зеленовато-серый оттенок, многочисленные почки превратились в черно-зеленые желуди. Миэльтруда потеряла самообладание — губы ее задрожали и покривились, по щекам потекли слезы. Девушка резко отвернулась, подбежала к гакаборту и скорчилась на скамье, зажмурив глаза и вцепившись руками себе в волосы.
Джубал и Шрак совещались, бормоча вполголоса. Джубал убеждал капитана в том, что сбросить Рамуса за борт было бы не чем иным, как актом милосердия.
«Для него — да, но не для нас, — стоял на своем капитан. — Управляющий велел отвезти его в Визрод».
«Управляющий далеко».
«Вы забыли Миние и ваше ночное путешествие?»
«Как они могут растворить клей, находясь на таком расстоянии?»
«Если бы я знал, я стал бы великим диктатором океанской нации!» — отрезал Шрак.
Джубал тяжело вздохнул: «Визрод так Визрод. Еще далеко?»
«Два дня и две ночи».
Оба искоса наблюдали за Рамусом. Джубал спросил: «Вы верите своим глазам?»
«Еще бы! — отозвался Шрак. — Чему доверять, как не своим глазам?»
Следующим утром Рамус Имф стоял на крышке люка, неподвижно выпрямившись. Его волосы полностью выпали, кожа на лысом черепе огрубела и сморщилась. Бросались в глаза и другие изменения. Нос Рамуса сплющился и раздался в стороны, глаза тонули в глубине твердеющих наростов на бровях и скулах. Некоторые почки вскрылись, обнажив волокнистые зеленые сердцевины.
Весь день прошел в молчании. Мора опустилась в океан за печальной вереницей облаков. Сгустились багрово-фиолетовые сумерки, наступила ночь. К отчаянно хрипящим вздохам Рамуса стали примешиваться странные дополнительные звуки — прерывистый писк и дрожащий тон, напоминавший флейту.
Миэльтруда вихрем выбежала из каюты, широко раскрыв глаза, и взлетела по трапу на квартердек, где плечом к плечу сидели Шрак и Джубал. Свет кормового фонаря резкими тенями подчеркивал ее впалые щеки и полуоткрытый рот. Она кричала: «Как вы можете! Он так страдает! Это ужасно, ужасно! Я сойду с ума от этих звуков!»
«Потерпите еще несколько часов, — прорычал Шрак. — Завтра мы прибываем в Визрод».
«К чему все это, к чему? Он больше не Рамус Имф, он… какая-то несчастная тварь, измученная пыткой! Никто не заслуживает такой участи!»
Джубал спросил упавшим голосом: «Что мы можем сделать? Убить его?»
«Дайте ему что-нибудь, какое-нибудь средство!»
«Я подмешивал обезболивающее ему в еду и в питье, — сказал Шрак. — Он ничего не ест и не пьет».
«Тогда убейте его!»
Джубал покачал головой: «Мы обязались отвезти его в Визрод. Боюсь, Миние прогневается».
«Вы боитесь Миние? Он за океаном!»
«Да, боюсь. Никакая храбрость тут не поможет».
«Что он может сделать?»
«Не хочу узнать».
«Просто невероятно!»
«Очень даже вероятно, — возразил Шрак. — Стоит ему захотеть — клей растворится». Моряк указал на темное, беспокойное море: «И все мы будем барахтаться среди волн, отгоняя пинками рыб-терок и присосух. Нет уж, как Миние решил, так оно и будет».
«Воистину!» — заунывно, но отчетливо прозвучало над палубой. Трое на квартердеке испуганно посмотрели друг на друга: кто это сказал? Штаг звонко бренчал на ветру — нервы сыграли с ними злую шутку.
Помолчав, Миэльтруда спросила притихшим голосом: «Когда мы приплывем в Визрод — что тогда?»
«Это уже зависит от вашего отца, — ответил Джубал. — Я звонил в Визрод, он нас встретит».
«Он знает, что я возвращаюсь?»
«Наверное, догадывается. Об этом я не стал с ним говорить».
Миэльтруда нахмурилась, глядя в темноту: «Я настолько ничтожное, всеми забытое существо, что вы даже не потрудились упомянуть мое имя?»
«Я вас арестовал — значит, несу за вас ответственность. Д'Эвер знает, что вы в безопасности».
«Я больше не намерена терпеть ваши смехотворные формальности!»
«Делайте, что хотите, — мрачно отозвался Джубал. — Я сам устал от всей этой истории. Считайте, что мой ордер недействителен».
Миэльтруда пыталась что-то сказать, не нашла слов, села и замолчала. По какой-то парадоксальной причине она ощутила волну теплых чувств — симпатии, привязанности, благодарности. Ей даже захотелось прикоснуться к Джубалу. Сделав непривычное движение рукой в воздухе, она так же внезапно сдержалась. Отвернувшись, Миэльтруда подивилась тайным побуждениям, повелевавшим людьми без их ведома.
Приглушенные ветром и плеском воды, звуки, доносившиеся со средней палубы, были едва различимы. Поежившись, девушка спросила: «Так когда мы прибудем?»
«Утром, ближе к полудню».
Миэльтруда нерешительно посидела еще немного, после чего спустилась с квартердека и направилась к себе в каюту, старательно отводя глаза от темной фигуры, застывшей на крышке трюмного люка.
Рассвет озарил все небо. На южном горизонте появилась темная расплывчатая полоса — Тэйри. Когда становится видно берег, пустота океана и неба ощущается еще острее. Мора поднималась по небосклону, и на берегу стали вырисовываться детали. Прямо на юге лесистая рука косы Чам обнимала залив Тенистерле — за ней виднелось сероватое пятно светлее леса: Визрод. «Кланш» с тяжеловесной решимостью преодолевал валы под всеми парусами. Джубал, Шрак и Миэльтруда смотрели в сторону берега, стоя на кормовом возвышении палубы. Все чувствовали себя подавленно, все молчали.
Глаза полурастительного существа на крышке люка уже покрылись темно-зеленой блестящей коркой. Рамус больше не мог пользоваться мышцами, он больше не производил звуки. Из почек на его теле проросли небольшие ярко-зеленые пучки — стимулируемые солнечным светом, они расправлялись, как бутоны.
«Кланш» прошел через шлюзы в залив Тенистерле и вскоре причалил, с опущенными парусами-змеями, к главному пирсу, где уже стояли Нэй Д’Эвер с Эйвантом Дасдьюком и еще несколько человек. Джубал бросил на берег швартовы, и «Кланш» успокоился. Миэльтруда спрыгнула на набережную, побежала к отцу. Дрожащим пальцем она указывала ему на Рамуса Имфа, уже полностью покрытого синевато-зеленой молодой листвой.
Джубал громко обратился к застывшему на палубе чудищу: «Рамус Имф! Ты меня слышишь?»
Чудище не проявило никаких признаков понимания. Глаза его, матовые проблески зеленого мрамора, едва заметные среди листвы, не двигались. Шрак вскочил на крышку люка, ослабил петли, отсоединил конец троса от мачты.
Ноги Рамуса Имфа дернулись. Маленькими частыми шажками он засеменил к сходням, шумя трясущейся листвой. В отчаянной спешке перевалившись на набережную, он распугал зевак, бросившихся во все стороны. Спотыкаясь, Рамус устремился шутовской трусцой к небольшому парку за прогулочной эспланадой, нашел клумбу с рыхлой землей и вступил в нее, поворачивая ступни направо и налево, пока они не зарылись во влажную землю по лодыжки. Предприняв последнее отчаянное усилие с натужным кряхтением и скрипучим стоном, Рамус поднял руки высоко над головой и вытянулся полускрученной статуей, будто пытаясь дотянуться до неба. В этом положении он неподвижно застыл. Листья, расправившиеся под полуденными лучами солнца, закрывали его лицо.
Послышался чей-то дрожащий нервный выдох. Эйвант Дасдь-юк тихо выругался. Нэй Д’Эвер повернулся к Джубалу — его бледно-серебристые глаза, иногда казавшиеся задумчиво-мягкими, горели стальным огнем: «Не сомневаюсь, что вам есть о чем рассказать».
«Не вижу причин что-либо вам рассказывать».
«Прошу вас! — тихо сказал Нэй Д'Эвер. — Обойдемся без утомительной, неудобной для нас обоих перепалки. Мы теряем время».
«Как хотите, — пожал плечами Джубал. — Вынужден вам напомнить…»
«Да, да, да! Ваш статус, ваш драгоценный оклад!» — Д’Эвер говорил спокойно, скорее деловито, нежели язвительно. Он покосился на синевато-зеленое лиственное человекоподобное посреди клумбы: «Давайте поговорим в другом месте. Имфы скоро прибудут в полном составе. Изменение городского пейзажа вызовет у них, по меньшей мере, непреодолимое влечение к упражнениям в экстравагантной риторике. Продолжим обсуждение в моем особняке, где нас никто не потревожит».
«Должен ли я понимать вас таким образом, что…»
«Да, да! Все, что угодно. Только не здесь!»
Джубал мрачно кивнул: «Хорошо. Дайте мне пять минут — я закончу дела с моим приятелем, капитаном, и приеду к вам».