В затхлой аудитории, глубоко в лабиринте подвалов Парлария, Джубала наставляли два инструктора, люди среднего возраста и, на первый взгляд, неопределенной касты. Степенный Клейри был постарше. Вергас, жилистый нервный человечек с вечно бегающими глазами, предпочитал сложную прическу в стиле «плешивого растрепы» — с коротко подстриженным верхом, окруженным пучками волос, продетыми в несколько золотых бусин каждый.
Клейри разъяснял принципы проведения инспекций: «В сущности, работа простая. Просматриваете жалобную книгу, заглядываете в углы и закоулки, измеряете, взвешиваете, нюхаете. Возникнут сомнения — сверяйтесь с уставом. Время от времени говорите: «Нет, так не положено». Если содержатель постоялого двора достаточно почтителен, если нарушения незначительны и раньше владелец не получал предупреждений по тем же причинам, если он подает хорошее пиво и стелит чистые, мягкие постели — смело подписывайте лицензию. В противном случае протяните поперек входа широкую желтую ленту, скрепленную печатями, и, не обращая внимания на угрозы, мольбы и предлагаемые взятки, уезжайте на эрцикле в суровом молчании».
«Думаю, что на это моих способностей хватит, — заметил Джубал. — Где я возьму эрцикл?»
«Инспектору выдаются: транспортное средство, саквояж, дневная форма и вечерний костюм, а также нормативный устав. Я упомянул о взятках. Соблазняться опасно. Вымогательство — сомнительное утешение. Регулярный честный заработок, пусть даже какие-то двадцать четыре тольдека…»
«Семнадцать тольдеков!»
«…внушает, тем не менее, определенную уверенность. Владельцы постоялых дворов рано или поздно доносят на инспекторов-вымогателей. Таких штрафуют и унижают строгими выговорами. Даже если взяточник выходит сухим из воды, трактирщик его презирает и подает ему кислое ежевичное вино в дальнем углу таверны».
«Ни один прохиндей не посмеет сунуться к глинту с предложением подкупа!»
«Будем надеяться, — покачал головой Клейри. — Трактирщики, однако, красноречивый народ и стеснительностью не отличаются. Вот ваш устав. Запомните самое необходимое и всегда держите его под рукой, как воин — свой верный меч. Вот и все, по сути дела! Отныне вы младший помощник инспектора. Остается приобрести несколько дополнительных навыков. Их продемонстрирует Вергас».
Джубал облегченно вздохнул: «Я боялся, что инструктаж будет утомительным и скучным».
«Вовсе нет! В том, что касается дополнительных навыков, лучше всего начать с гимнастических упражнений».
На следующий день Вергас поведал Джубалу: «Мы обязаны подготовить вас к любым превратностям выездной работы. Поведение содержателей гостиниц зачастую непредсказуемо. Например, если инспектор обнаружит, что засорились сточные трубы или не одобрит кулинарные эксперименты повара — иногда достаточно сказать пару любезностей дочери хозяина — трактирщика охватывает параноидальное возбуждение, и добросовестному инспектору приходится постоять за себя. В таких ситуациях незаменимы несколько простых приемов обороны и ответного нападения. На протяжении веков наши предшественники разработали особую систему рукопашного боя, практически неизвестную в широких слоях населения. Например, попробуйте ударить меня в лицо. Нет, нет, размахнитесь как следует и врежьте!»
Через три недели Джубал пожаловался: «Я не подозревал, что от санитарного инспектора требуются ловкость акробата и беспринципность базарного шарлатана».
«Вы усвоили только самые азы, — укоризненно отозвался Вергас. — Предположим…» Инструктор осекся: он смотрел на входную дверь за спиной Джубала, выражение его лица поспешно изменилось: «Ваше превосходительство!»
Джубал обернулся — и получил крепкий пинок.
«Вот видите, — кивнул Варгас. — Инспектору ни в коем случае нельзя отвлекаться. Любимый трюк трактирщика — занимать инспектора разговорами за бутылкой чего-нибудь покрепче, пока поварята срочно подчищают кухню и выносят ведра с давно забытым мусором».
«Непременно учту это обстоятельство».
Вмешался Клейри: «Необходимо также развивать умственные способности. Мозг — незаменимый орган! Тот, кто не умеет в полной мере пользоваться его преимуществами, на всю жизнь остается младшим помощником санитарного инспектора. Мы подразделили упражнения на несколько категорий. В первую очередь внимание уделяется наблюдательности и бдительности. Во-вторых, тренируется память. Затем изучаются приемы, позволяющие правильно руководствоваться предчувствиями, выявляется склонность к рудиментарной телепатической связи и тому подобное. На четвертом этапе прививаются навыки притворства, маскировки и их разоблачения. На пятом практикуются методы убеждения и гипнотического внушения. Шестой этап посвящен теории и практике математической логики, индукции и дедукции. Таков объем предварительного курса, обязательный для младшего персонала, получающего семнадцать тольдеков в неделю. Который час? Половина третьего? Можно начать, не откладывая». Клейри обернулся ко входу — выражение его лица изменилось: «Ваше превосходительство…»
«Второй раз меня не проведешь!» — смекнул Джубал и вслух посоветовал: «Не обращайте внимания на старую обезьяну. Подождет до конца занятий, ничего у него не отвалится».
«Когда вы освободитесь, — сказал за его спиной Нэй Д’Эвер, — пожалуйста, зайдите ко мне. Нам нужно поговорить».
«Непременно, — ответил Джубал после короткой паузы. — По сути дела, мы можем поговорить хоть сейчас».
Покинув аудиторию, они поднялись в лифте на пятый этаж. Нэй Д'Эвер повел Джубала обходным путем по коридору со стенами, полом и потолком, выложенными белой керамической плиткой, перемежавшейся полосами матового металла. Над выходом в противоположном конце коридора зажглась метающая синяя лампа. Д'Эвер удовлетворенно кивнул: «В нашей одежде нет микрофонов или передатчиков».
Джубала чудеса полицейской техники скорее позабавили, нежели впечатлили: «Кому придет в голову нас подслушивать?»
«В высшей степени актуальный вопрос, — ответил Д'Эвер. — Могу сказать только одно: странные вещи происходят на нашей планете. По-вашему, Тэйри — безмятежная заводь, пасторальный рай? Вы глубоко заблуждаетесь».
Выйдя из выложенного белой плиткой коридора, он направился к своему кабинету и пропустил Джубала вперед: «Пожалуйста, садитесь».
Джубал опустился в кресло и вежливо ждал, пока Нэй Д'Эвер просматривал сообщения, скопившиеся на столе. Не обнаружив ничего срочного, всесильный служитель народа уделил внимание посетителю: «Итак, перейдем к делу».
«Насколько я понимаю, — начал Джубал, — вы проанализировали результаты расследования?»
Д'Эвер не понял: «Какого расследования?»
«Ваша дочь подписала незаконный ордер. Меня пытались убить. Вы забыли?»
Нэй Д'Эвер помолчал: «Ах, да. Вот вы о чем. Нет, это дело еще не закрыто. Я расспросил пару людей, но получил неоднозначные сведения. Откровенно говоря, меня занимали значительно более важные и неотложные дела». Заметив, что Джубал готов разразиться возмущенными протестами, Д'Эвер примирительно поднял руку: «Я все прекрасно понимаю. Об этом мы поговорим в другой раз».
«Прошло уже три недели!»
В голосе Д'Эвера появилась резкость: «Все будет улажено к вашему полному удовлетворению. А теперь слушайте меня внимательно. Как вы, наверное, уже догадались, Третье отделение — непростая организация. Некоторые инспекции можно назвать «санитарно-гигиеническими» только в самом широком понимании этого термина. Особые инспекции всегда проводятся тайно. Содержание нашего сегодняшнего разговора строго конфиденциально. Вы никогда никому не будете пересказывать того, что здесь узнаете — ни вкратце, ни в аллегорической форме. Это ясно?»
«Ясно».
«Возникла необходимость в проведении особой инспекции. Нужен находчивый, здравомыслящий и самоуверенный человек. Вам, по крайней мере, самоуверенности не занимать. Желаете взять это дело на себя?»
«За семнадцать тольдеков в неделю? Нет».
«За соответствующее вознаграждение».
«В таком случае я готов вас выслушать».
«Предлагаемое задание способно удовлетворить присущие вам, как всякому глинту, мстительные инстинкты. Насколько мне известно, вы еще не помирились с Рамусом Имфом?»
«С человеком, дважды покушавшимся на мою жизнь? Почему вы покрываете заговорщиков и не даете мне наказать виновных?»
«В данный момент нас интересует другая проблема. Слушайте! — Д'Эвер облокотился на стол и сплел бледные пальцы. — От вас мы впервые узнали о внепланетной деятельности Рамуса Имфа. У меня ваши сведения сразу возбудили глубокие подозрения. Я установил тщательную слежку за Рамусом.
На прошлой неделе Рамус Имф тайком вылетел из Визрода в Тиссано. Оттуда он проехал на эрцикле весь Айзедель, стараясь никому не попадаться на глаза. Неподалеку от Айво, в темный предрассветный час, Рамус пересек джанадскую границу. Мы не могли проследить за его дальнейшими перемещениями, но в близлежащем районе радар зарегистрировал отправление космического корабля.
Короче говоря, Рамус Имф снова упорхнул с Маска — по всей видимости, направляясь туда же, где побывал раньше. Найденную вами одежду внимательно изучили. Специалисты сделали вывод, что ее сшили или изготовили на известной нам планете в пределах Ойкумены. Что делать дальше? Вот в чем вопрос».
«Не возьмусь вам советовать».
«Мы могли бы допросить самого Рамуса, — продолжал Нэй Д'Эвер, — но элегантная простота такого решения омрачается двумя соображениями. Во-первых, Имфы — богатый и влиятельный клан. Я не хотел бы вступать с ними в открытый конфликт. И так уже приходится постоянно их ублажать. Во-вторых, допросив Рамуса, мы тем самым отрежем себе путь к получению дальнейшей и, возможно, гораздо более ценной информации. Поэтому я решил узнать как можно больше на месте — там, куда отправился Рамус. Вы достаточно компетентны, чтобы выполнить такое задание, и я поручаю его вам».
Открывшаяся перспектива превосходила самые смелые ожидания Джубала. Немного помолчав, он спросил: «Почему вы остановили выбор на мне?»
Нэй Д’Эвер сделал изящный жест рукой: «Ваши личные побуждения в данном случае совпадают с интересами бюро, вам уже известны основные обстоятельства дела, вы продемонстрировали врожденные наклонности сыщика и следопыта. Эти преимущества в некоторой степени компенсируют вашу неопытность. Кроме того, мы не хотели бы рисковать лучшими специалистами — их потеря, скажем так, причинила бы нам неудобства».
«Я не горю желанием приносить себя в жертву — не больше любого другого инспектора», — заметил Джубал.
«Вполне может быть, что задание вообще не связано с риском, — возразил Д'Эвер. — Вас, разумеется, подробно проинформируют и подготовят. С космическим и местным транспортом не будет проблем… Да, да, не беспокойтесь! Не забегайте вперед. Вы получите подходящее вознаграждение, все расходы оплачиваются дополнительно — да, дополнительно!»
«Какую сумму вы имеете в виду? Повышение оклада на три тольдека в неделю?»
«Конечно, нет. Ответственные должности не предоставляются так быстро и так легко. Я предлагаю единовременно выплачиваемую сумму — скажем, пятьсот тольдеков — после успешного завершения операции».
Джубал презрительно оскалился: «Даже если бы я свалял дурака и серьезно отнесся к вашему предложению, то настоял бы на изменении условий. Оплата не может зависеть от «успешности» операции. Пятьсот тольдеков следует заменить суммой в десять тысяч».
Нэй Д'Эвер отпрянул, его бледное лицо мрачно сосредоточилось: «Десять тысяч тольдеков? Любой тариот согласился бы заплатить за такое путешествие из своего кармана. Масштабы вашей алчности поистине грандиозны!»
«Что для вас какие-то десять тысяч? К тому же их выплатят из общественных средств. Задание явно связано с нешуточным риском. Вас мало интересует, погибну я или нет, а мне дорога моя шкура. Пошлите Эйванта Дасдьюка — он полетит за пятьсот тольдеков, я займу его место».
«Вам будут выплачены две тысячи тольдеков, — нараспев, не допускающим возражений тоном произнес Д'Эвер, — а также премиальные, если вы привезете ценную информацию — еще две тысячи и ни монеты больше. Таково мое щедрое, недвусмысленное и окончательное предложение. Принимайте его или возвращайтесь к инспекции нужников».
«Мне было бы легче согласиться на ваши условия, — упорствовал Джубал, — если бы вы расследовали то, другое дело. Мне нанесли ущерб по капризной, жестокой прихоти вашей дочери…»
«Вы делаете выводы, по всей вероятности не имеющие ничего общего с действительностью».
«По всей вероятности? Почему вы не докопались до правды?»
«Я уже сказал, что был занят другими делами. Если вас это так беспокоит, спросите Миэльтруду сами».
Джубал хрюкнул: «Где? Когда? Каким образом? Она откажется меня принять, а о каких-либо расспросах и речи нет».
«Мы разберемся в этой истории раз и навсегда, — решил Нэй Д'Эвер. — Приходите к нам сегодня вечером, перед заходом солнца. Представьтесь швейцару у бокового входа. Уверяю вас, леди Миэльтруда ответит на все вопросы».
Спрятавшись от уличной суеты в тенистой винной лавке, Джубал взвешивал невероятное предложение Нэя Д'Эвера. Постепенно у него в голове возникла мысль столь очевидная, столь естественная, столь чудовищная, что Джубалу, ошеломленному, пришлось присесть на скамью.
Прошел час, другой. Мора опускалась к горизонту. Джубал вернулся в меблированную комнату, арендованную им на одной из множества извилистых улочек за Парларием. С мрачной сосредоточенностью он переоделся в свой лучший, не слишком роскошный костюм. Из комода Джубал вынул матовый стальной клинок, врученный ему при посвящении в отроки и трижды обагренный кровью. Клинку было присвоено тайное имя «Саэрк» — «горный ветер». Необычно тяжелое оружие вырезали из слитка кристаллизованной стали, усиленной микроскопическими прожилками ковкого чугуна, и точно сбалансировали так, чтобы его можно было метать. Джубал взвесил клинок на ладони, прикрепил ножны к поясу на бедре, под полой, и вложил в них внушавший чувство безопасности увесистый Саэрк.
До захода Моры оставался еще час. Усевшись за стол, Джубал аккуратно написал несколько строк на листе бумаги, сложил документ вчетверо и засунул его в карман.
Времени почти не оставалось. Джубал спустился, вышел на улицу и подозвал кеб: «К дому Д’Эверов, вдоль Чама!»
Громыхая по лабиринту кривых переулков под высоко нависшими зазубренными карнизами, вверх по бульвару в холмы и дугой по лесистой косе Чама, гробообразный кеб подъехал к дому Д’Эвера. Джубал прошел под аркой портика и быстро поднялся по ступеням к величественному парадному входу. Двойные двери раздвинулись — ему навстречу спешил мажордом Фланиш. Узнав Джубала, он остановился: «Милостивый государь, на этот раз вы по какому делу?»
Джубал вступил в вестибюль, заставив мажордома потесниться: «Будьте добры, объявите его высокопревосходительству о моем прибытии. Меня ждут».
Фланиш колебался: «Как прикажете вас именовать?»
«Я — достопочтенный Джубал Дроуд. У вас что, память отшибло?»
Фланиш подозвал рукой швейцара, что-то прошептал тому на ухо. Возмущенно покосившись на Джубала, мажордом прошествовал прочь. Швейцар остался, прислонившись к стене, и ненавязчиво следил за каждым движением глинта.
Прошло пять минут. Появился Нэй Д’Эвер в сером домашнем вечернем костюме. Служитель народа смотрел на Джубала с плохо скрываемым раздражением: «Кажется, я просил вас пользоваться боковым входом?»
«Вам хорошо известно, что я глинт, — ответствовал Джубал. — Никакой уважающий себя глинт не пользуется черным ходом».
«Здесь Визрод, а не Глентлин. Каждый вынужден поступаться своими обычаями с учетом местных представлений о приличиях».
«Позвольте вам напомнить, — вежливо сказал Джубал, — что я пришел сюда, чтобы обсудить вопрос, имеющий самое непосредственное отношение к манерам и приличиям, а именно уголовное преступление, совершенное вашей дочерью. Это ей следовало бы пользоваться черным ходом, а не мне».
Нэй Д’Эвер резко провел ладонью по воздуху: «Пойдемте, положим конец достойному сожаления недоразумению. Фланиш, попросите леди Миэльтруду присоединиться к нам в малом салоне». Повернувшись к Джубалу, Д'Эвер прибавил: «Сюда, пожалуйста».
Он провел гостя в помещение, украшенное парой великолепных джанских гобеленов — тропических лесных пейзажей, сотканных из фиолетовых, зеленых и темно-красных нитей. Шаги приглушал белый пуховый ковер, на столешнице из желтоватой кости красовались две старинные джанские вазы.
Нэй Д'Эвер не садился и не приглашал сесть Джубала. Прошла минута. Д'Эвер беззаботно обронил: «Я привык к непринужденному общению — в моем положении приходится иметь дело с представителями всех каст. Но леди Миэльтруда весьма разборчива в том, что касается формальностей. Несоблюдение приличий может неблагоприятно отразиться на ее поведении — к вашему сведению».
У Джубала челюсть отвисла от изумления: «Неужели вы так и не поняли, что ваша дочь совершила тяжкое преступление? Как несоблюдение законов согласуется с соблюдением приличий?»
«Мы скоро услышим, что леди Миэльтруда думает по этому поводу. Подчеркиваю — она не станет отвечать, если сочтет ваши манеры неуместными».
«Может быть, в таком случае будет лучше, если задавать вопросы будете вы».
«Ни в коей мере! — возразил Нэй Д'Эвер. — Вам не терпится выяснить некоторые факты. Разумное стремление, не могу не признать. Но я здесь не для того, чтобы содействовать допросу».
«Как вам будет угодно».
«Пожалуйста, не опирайтесь на столешницу, — попросил Д'Эвер. — Это невероятно древний экспонат. Музейные редкости не терпят грубого обращения».
«Я всего лишь положил на нее руку, — возмущенно отозвался Джубал. — За кого вы меня принимаете?»
Нэй Д’Эвер безразлично пожал плечами и повернулся к входившей в салон Миэльтруде. На вельможной наследнице было длинное белое платье, ее бледные волосы спускались мягкими волнами из-под светло-голубого замшевого квата и чуть загибались к подбородку, обрамляя лицо. Игнорируя Джубала, она взглянула на отца с почти застенчивым выражением: «Ты просил меня придти?»
«Да, моя дорогая, требуется выяснить одно обстоятельство. Это Джубал Дроуд — ты его провела в Парларий».
«Его трудно забыть».
«Он полагает, что ему нанесен ущерб. Он ходатайствует о предоставлении возможности предложить твоему вниманию одно затруднение и надеется, что ты сможешь пролить свет на факты, тем самым избавив его от замешательства».
«От всей души желаю разрешения тяготящих его проблем и сделаю все, что в моих силах, но буду очень благодарна, если он проявит расторопность, потому что я ожидаю телефонного звонка».
«Очень любезно с твоей стороны. Джубал Дроуд, разъясните ваши затруднения».
Джубал слушал и не верил своим ушам, переводя взгляд с одного лица на другое. Он обратился к Д'Эверу: «Я чего-то не понял? Мы будем обсуждать этот вопрос в подобных выражениях?»
«Пожалуйста, объясните, что именно вызывает у вас недоумение».
Джубал не мог найти слов — он достал из-за пазухи незаконный ордер и показал его девушке: «Этот документ предписывает судебным исполнителям меня убить. Вы его подписали?»
Миэльтруда скользнула взглядом по листу пергаментной бумаги: «Припоминаю нечто подобное».
«Ордер выписан незаконно. Вы совершили преступление».
Миэльтруда выпустила документ из едва удерживавших его пальцев — бумага упала на ковер: «Что было, то прошло». Она повернулась к отцу: «Не думаю, что дальнейшее обсуждение будет кому-нибудь полезно».
Джубал настаивал: «Так вы признаёте, что оформили документ?»
«В настоящее время этот вопрос не имеет практического смысла. Рекомендую вам забыть о происшедшем, так будет лучше всего… Папа, ты останешься дома сегодня вечером? Нужно пересмотреть список гостей — утром его уже разошлют».
Джубал повернулся к Д’Эверу: «Милостивый государь, будьте любезны, разъясните вашей дочери, что речь идет не об одной из ее милых проказ. Пожалуйста, укажите на тот факт, что ей грозит наказание, так как я подал в суд соответствующий иск».
Нэй Д'Эвер немного поразмышлял: «Позвольте мне изложить одну гипотезу. Допустим, леди Миэльтруде предложили подписать документ, сославшись на то, что этого требует поддержка традиционных устоев общества, и леди Миэльтруда его подписала, не уделив ему больше внимания, чем, по ее мнению, он заслуживал».
Голос Джубала срывался от ярости: «И невинному человеку едва не переломали все кости, предварительно окунув его в чан с разъедающим кожу раствором? Этот невинный человек — я, благородный глинт высшей касты. Подлог и преднамеренное убийство выходят за рамки девичьих проказ!»
«Я буду в музыкальной гостиной, Сьюна уже там, — сказала Миэльтруда отцу. — Как только ты освободишься, нужно решить, кого и куда мы завтра рассадим».
«Конечно, моя дорогая».
Миэльтруда выпорхнула из салона. Джубал задумчиво поднял ордер с ковра.
«Ну вот, таким образом, — подвел итог Нэй Д’Эвер. — Давайте забудем об этой проделке и пройдем ко мне в библиотеку, защищенную от подслушивающих устройств. Нам нужно кое-что обсудить».
В библиотеке Д'Эвер предложил Джубалу занять кресло с прямой спинкой, а сам присел на край длинного стола, заваленного бумагами и газетами.
Джубал решительно уселся: «Насколько я понял, вы отказываетесь от арбитража? В таком случае мне будет нетрудно заверить ордер».
«Любезнейший, вы положительно одержимы навязчивой идеей! Почему вы не можете оставить в покое тему, давно набившую всем оскомину? Я не могу провести с вами весь вечер, а нам еще нужно обсудить ваше задание».
«Прелюбопытное заданьице! — с издевкой наклонил голову Джубал. — Вы не отдаете мне должное, принимая меня за идиота».
Нэй Д’Эвер сел в легкое плетеное кресло и, расположившись в нем поудобнее, разглядывал Джубала с бесстрастным клиническим интересом: «Вам предложили возможность выполнить задание, требующее недюжинных способностей, и заработать приличную сумму денег. Ваша реакция вызывает недоумение. Надеюсь, вы не пытаетесь выжать из меня больше денег?»
«Я пытаюсь объяснить, что вижу ваш заговор насквозь».
«Неужели? Какой заговор?»
«Вы вознамерились навсегда от меня избавиться, отправив меня на другую планету, чтобы не подвергнуться осмеянию в связи с позорным наказанием вашей преступной дочери. Какая мне польза от шести тысяч тольдеков, если деньги будут здесь, а я буду там?»
Нэй Д'Эвер иронически улыбнулся — он забавлялся: «Видимо, из вас так-таки получится компетентный инспектор. Вы искусный притворщик и входите в роль с легкостью прирожденного актера. По сравнению с вами я — наивный простак. Но в данном случае вы заблуждаетесь. Нет никакого заговора».
«Докажите, что это так».
Веселье Д’Эвера мгновенно сменилось презрением: «Как вы сами изволили выразиться, отдайте мне должное и не принимайте меня за идиота. Если бы вы на самом деле препятствовали моим планам, мне не потребовались бы сложные ухищрения, чтобы устранить препятствие. Вы живете в мире искаженных представлений».
Джубала возражение вельможи нисколько не убедило: «Громкие слова и завуалированные угрозы только подтверждают мою правоту — вы в самом деле хотите от меня избавиться».
Нэй Д'Эвер открыл ящик стола и достал пачку банкнот: «Вот доказательство, способное изменить ваше мнение. Две тысячи тольдеков». Он перебросил деньги в руки Джубала: «Полное вознаграждение составит четыре тысячи, а не шесть. Хотя бы по этому вопросу между нами не должно быть недоразумений».
Джубал пересчитал деньги: немалые деньги. Еще две тысячи, и скоро он сможет купить судно вроде «Кланша». «Две тысячи тольдеков — весомый аргумент, — согласился Джубал. — Пожалуйста, возьмите бумагу и перо и пишите под мою диктовку».
Нэй Д'Эвер даже не пошевелился: «Что вы намерены диктовать?»
«Напишете — узнаете».
«Говорите. Я сделаю акустическую запись и узнаю. Итак?»
Джубал вынул из кармана составленный накануне документ: «Прежде всего укажите место и дату… Затем: да будет известно всем, кто читает этот документ, что я, Нэй Д'Эвер, выполняя должностные обязанности старшего служителя народа тариотов, по собственному желанию заключаю настоящий договор с достопочтенным Джубалом Дроудом о выполнении Джубалом Дроудом опасного и сложного задания с целью обеспечения законности и во имя общественного блага. Согласно моим недвусмысленным инструкциям, выполняя это задание, Джубал Дроуд должен покинуть планету Маек, причем его отбытие на космическом корабле, по моему указу и под мою ответственность, не будет считаться нарушением законов Тэйри. Возвратившись на Маек по завершении операции, Джубал Дроуд сможет полноправно и беспрепятственно пользоваться подобающими ему привилегиями тариота и высокородного глинта. Я гарантирую Джубалу Дроуду безопасный и комфортабельный перелет на планету назначения и обратно. Я согласен уплатить ему сумму в размере шести тысяч тольдеков…»
«Четырех тысяч».
«…четырех тысяч тольдеков, каковая сумма будет вручена Джубалу Дроуду по его возвращении в Тэйри немедленно или по его первому требованию, по его усмотрению. Я подтверждаю, что Джубал Дроуд является моим личным агентом и представителем правительства Тэйри и торжественно клянусь защищать его невиновность и употребить все возможности, имеющиеся в моем распоряжении и в распоряжении моего ведомства с тем, чтобы не допустить предъявления Джубалу Дроуду каких-либо обвинений, связанных с выполнением вышеупомянутого задания, в частности обвинений в нарушении так называемого Закона о чуждых влияниях», — Джубал поднял голову. — Под этим текстом вы должны подписаться, скрепив подпись печатью, отпечатком большого пальца правой руки и тайной клятвой Д'Эверов, после чего документ должен быть заверен свидетелем».
Нэй Д'Эвер выключил диктофон: «Ваши условия нереальны. Если я подпишу такой документ и его, паче чаяния, опубликуют, клан Имфов сможет нанести мне ощутимый ущерб. Вы должны положиться на неписаный договор».
«Другими словами, я должен вам доверять».
«Именно так».
Джубал бросил на стол две тысячи тольдеков и поднялся на ноги: «Приятных снов, Нэй Д'Эвер».
«Один момент!» — Д'Эвер гладил бледный острый подбородок. Через некоторое время он спросил: «Если я подпишу документ, где вы будете его хранить?»
«В надежном месте».
«Где именно?»
«Это не касается никого, кроме меня».
Д'Эвер еще немного подумал — глаза его поблескивали стальными искрами. «Ничего не поделаешь, — вздохнул он, — придется уступить». Нагнувшись к переговорному устройству, он сказал: «Миэльтруда, дорогая моя…»
«Да, папа?»
«Я буду очень благодарен, если ты зайдешь ко мне в кабинет, возьмешь из ящика стола с табличкой «Гербовая бумага № 4» два листа пергаментной бумаги, перо и бутылек чернил с ярлыком «Для гербовых бумаг» и принесешь все это в библиотеку».
«Да, папа».
Уже через несколько секунд Миэльтруда появилась с принадлежностями, перечисленными ее отцом.
«Спасибо, моя дорогая, — кивнул Д'Эвер. — Пожалуйста, подожди минуту. Я хотел бы, чтобы ты заверила документ».
Джубал немедленно возмутился: «Она не только легкомысленна, но и недостойна доверия! Из уважения к отцу не стану выражаться более определенно. К тому же она разболтает все, что узнает — к полуночи о нашем договоре будут шептаться в каждой подворотне».
«Успокойтесь, — мягко посоветовал Д’Эвер. — Вы слишком суровы. Свидетель есть свидетель. Дочь моя, кого еще мы можем позвать?»
«У меня гостит Сьюна Мирцея, но она собралась уходить. Сходить за ней?»
«Две бесшабашные девчонки — и документ такой важности! — бушевал Джубал. — Еще чего! Я так и думал, вы затеяли какой-то подвох!»
«В таком случае придется обойтись без Сьюны», — сказал Нэй Д'Эвер. Он взял лист бумаги, перо и чернила: «Итак, прежде всего дата, место и время. Теперь текст договора».
Джубал закричал в отчаянии: «Одумайтесь, милостивый государь! Не в присутствии этой вертихвостки! Она лично заинтересована в моей гибели. Разве так можно?»
«Она кое-чему научилась на ошибках, — упорствовал Д'Эвер. — Впредь ей придется думать о последствиях своих поступков». Он включил проигрыватель диктофона. «Да будет известно всем, кто читает этот документ, — начал бубнить записанный голос Джубала, — что я, Нэй Д'Эвер, выполняя должностные обязанности…»
Нэй Д'Эвер кончил писать, проставил подпись и скрепил ее печатью. Не промолвив ни слова, Миэльтруда наклонилась и тоже подписалась.
Д'Эвер сложил документ, спрятал его в конверт и передал конверт Джубалу.
С подозрением взглянув на служителя народа и его дочь, глинт открыл конверт, вынул договор и стал его внимательно читать. «Общеизвестный трюк мошенников, — пояснил Джубал, — заключается в подмене конверта после подписания документа. Я должен убедиться, что вы не подсунули мне липу».
«Мне этот трюк неизвестен, — отозвался Нэй Д'Эвер. — Вы удовлетворены?»
«Где мои две тысячи тольдеков?»
«Берите. Банкноты настоящие. Приходите сюда завтра как можно раньше. Пройдите на кухню, Фланиш подаст вам завтрак».
Джубал пропустил оскорбление мимо ушей: «В котором часу вы собираетесь заняться делом?»
«В два часа после рассвета».
«Я буду здесь, когда пробьет два часа. Еще одно, последнее затруднение. Начиная с сегодняшнего дня я — ваш агент по особым поручениям и официальный представитель правительства. Мой постыдный заработок, семнадцать тольдеков в неделю, послужит предметом насмешек и надо мной, и над вами. Существенное увеличение оклада позволило бы исправить положение».
Д'Эвер устало вздохнул: «Вероятно, вы правы. Я поговорю с Эйвантом. Отныне вы получаете двадцать тольдеков. Фланиш! Проведите господина Дроуда к выходу».
«Сюда, пожалуйста», — пригласил выросший из-под земли мажордом.
«Я выйду так же, как пришел, с парадного крыльца!» — отрезал Джубал.
Приближался вечер. Скай еще не появился в сумеречном небе. Сад темнел, подсвеченный бледными «волшебными шарами» — белыми, голубыми, сиреневыми. Подъездная аллея дугой приближалась к арке входного портика, но Д'Эверы не позаботились вызвать кеб для Джубала.
Неважно. Джубал вынул из кармана пачку банкнот: две тысячи тольдеков. Он никогда еще не держал в руках таких денег. Кроме того, у него в кармане был договор с Нэем Д'Эвером — документ еще более драгоценный, чем банкноты. Джубал не спеша шел к парковым воротам.
Навстречу по аллее приближался кеб. Неужели Д'Эверы так-таки оказали услугу неприятному гостю?
Открылась входная дверь особняка. Кто-то уходил — изящное, томно движущееся создание в темно-зеленом плаще. Джубал узнал Сьюну Мирцею.
Сьюна подходила к кебу. Джубал вернулся к крыльцу и приблизился к ней: «Вы не подвезете меня в город?»
Сьюна не заметила его раньше — вздрогнув, она резко обернулась, потом насторожилась: «Что вы здесь делаете?»
«Мы обсуждали текущие дела с Нэем Д'Эвером. В каком-то смысле мы с ним компаньоны — Миэльтруда вам не говорила?»
Фонари озаряли лицо Сьюны мягким волшебным светом — тонкие черты подбородка и лба, пикантную кривизну чуть впалых щек. Что было у нее на уме? Во всяком случае, ничего простосердечного или прямодушного. Сьюна задумчиво промолвила: «Да, поезжайте со мной. Вам куда?»
«В центр».
«Нам по пути», — девушка поднялась в экипаж, Джубал за ней.
«Где вы живете?» — спросил Джубал, чтобы как-то завязать разговор.
«В Трепетной роще, на холмах. Самый старый район Визрода. Мирцеи — из касты Сетревантов, наш род древнее Иствантов и даже чистокровнее, хотя в последнее время Истванты выдвинулись и каждому дают об этом знать».
Джубал сидел, напряженно выпрямившись — он опасался подвоха. Сьюна, напротив, была себя в своей тарелке и, казалось, непринужденно болтала обо всем, что приходило в голову: «Это из-за вас в Парларии случился такой ужасный переполох?»
«Я сообщил Д'Эверу некоторые факты. Скандал вызвали эти факты. Но к Рамусу Имфу я не испытываю ни малейшего сочувствия — он негодяй».
«О, помилосердствуйте! — возмутилась Сьюна. — Разве можно так говорить о Рамусе? Рамус честолюбив и нелицеприятен, но при всем при том он человек галантный и умеет добиваться своего. Его можно было бы обвинить в беспринципности, но зачем же называть его негодяем?»
«Называйте его как хотите. Рамус и эта бледная немочь, Миэльтруда, вполне заслуживают друг друга».
«Их помолвка расторгнута. Его высокопревосходительство больше не нуждается в родственных связях с Рамусом Имфом. А Рамусу все равно — Миэльтруда не вызывала у него никаких чувств».
«Пожалуй, в этом я его понимаю».
Сьюна весело рассмеялась: «Вы несправедливы к Миэльтруде. Она не такая ледышка, какой притворяется. Для нее вся жизнь — игра. Иногда кажется, что она предпочла бы существовать в каком-то воображаемом мире выше облака ходячего. И вы знаете, она не так уж общительна, из нее слова не выдавишь».
«А вы?»
«Я люблю поболтать, происхождение собеседника меня не смущает. В конце концов, вечно беспокоиться о кастовых различиях надоедает».
Кеб, громыхавший по одному из бульваров, затормозил у перекрестка. Заметив небольшое кафе, Джубал предложил: «Вы не хотели бы выйти здесь и выпить рюмку ликера или бокал вина?»
Покосившись на спутника, Сьюна ответила не сразу и будто через силу: «Мне нравится зеленое вино. Я не отказалась бы освежиться рюмкой «Баратры»».
Джубал остановил кеб. Они вышли и вернулись к уютному кафе. Сьюна выбрала столик за переплетенными лозами дендифера и застенчиво подняла капюшон, чтобы лицо оставалось в тени.
С безумной расточительностью Джубал заказал бутыль выдержанной «Баратры» первого урожая, стоившую ему дневного заработка. Прихлебывая вино, Сьюна рассеянно смотрела в окно на вечерний бульвар. Не найдя лучшего предлога продолжить беседу, Джубал сказал: «Итак, свадьба леди Миэльтруды и Рамуса Имфа не состоится. Она печалится по этому поводу?»
«Миэльтруду не поймешь. Она удивительно умеет скрывать свои мысли. Порой мне казалось, что Рамус ей безразличен, но в то же время она из кожи лезла, чтобы ему понравиться. Может быть, она просто любит поиграть в кошки-мышки, кто ее знает? Со мной она не откровенничает».
Джубал снова наполнил бокал собеседницы: «Со мной произошло нечто странное, внушающее серьезные опасения».
«Я думала, глинты ничего не боятся — или, по крайней мере, не показывают, что боятся».
Джубал глубоко вздохнул: «Вы помните, что произошло в Парларии?»
«Конечно. Как такое забудешь?»
«Вечером того же дня меня схватили судебные исполнители с ордером, предписывавшим исправительную пытку. Ордер, подписанный Миэльтрудой, был незаконно утвержден арбитром. Нэй Д'Эвер не прислушивается к моим жалобам — я намерен узнать всю подноготную».
«В этом нет, на самом деле, никакой тайны. Миэльтруда стыдится происшедшего. После того, как Рамуса отвергли, мы — Миэльтруда и я — встретились с ним в буфете Парлария. Миэльтруда упомянула о вашей роли в событиях, и Рамус пришел в ярость. Он заявил, что его оклеветали абсурдными измышлениями, и что вы заслуживаете хорошей порки — десяти, может быть двадцати ударов березовыми розгами. Миэльтруда развеселилась и заявила, что такое обращение собьет с вас, как она выразилась, «смехотворную глинтскую спесь». Рамус Имф сказал: «Рад, что мы сходимся во мнениях. Нам ничего не стоит сейчас же подняться в управление и выписать ордер. Но вы должны его подписать — мне не позволяет достоинство». Миэльтруда была в проказливом настроении, притворяясь дерзкой шалуньей. Она что-то пила и смеялась, крутя головой так, что волосы разлетались облаком. Когда Рамус принес бумагу, она беззаботно ее подмахнула, не глядя. Вот и все. Не судите Миэльтруду слишком строго — она флиртовала и не понимала, что делает».
«А вы понимаете, к чему могло привести ее баловство? Меня собирались накачать гиперасом, вымочить в растворе герндайка и оставить умирать ночью на пляже с костями, переломанными в тринадцати местах!»
«Что же случилось? Вы живы».
«Жив! Только благодаря счастливой случайности я сумел справиться с двумя исполнителями. Миэльтруду и Рамуса мне благодарить не за что».
Сьюна задумчиво заметила: «Рамус Имф безжалостен к врагам. Но с друзьями он бесконечно щедр».
«Таким образом, вы одобряете его поведение?»
Сьюна пожала плечами: «Рамус — энергичный, привлекательный мужчина. Поговорим о других вещах. Вы теперь выполняете поручения его высокопревосходительства? В каком качестве?»
«Мне предстоит опасное задание. Я с удовольствием обсудил бы его с вами, но обещал не распространяться».
«Как интересно! Так вы — тайный агент Третьего отделения?»
«Третьего отделения? Там я работаю инспектором постоялых дворов».
«Не скромничайте. Общеизвестно, что Третье отделение — тайное разведывательное бюро. Ваш начальник, конечно, Эйвант Дасдьюк? Романтика, да и только! Вам необычайно повезло! Говорят, агенты Третьего отделения не ходят на службу по расписанию и получают сотни тольдеков».
«Я еще не достиг столь привилегированного положения. В день выдачи зарплаты я получаю коротенький столбик медных монет».
«Его превосходительство знаменит бережливостью — как в отношении собственных денег, так и в отношении общественных средств. Никогда не говорите ему то, что я вам рассказала. Обещаете?»
«Обещаю. Вы можете мне доверять — безусловно».
Сьюна допила вино и поставила бокал на стол: «Мне нужно идти. Пожалуйста, остановите экипаж».
«Я провожу вас домой».
Сьюна прикоснулась пальцами к руке Джубала — вверх по руке пробежала нервная дрожь.
«Не забывайте, я из рода Мирцей. Увидев меня с таким человеком, как вы, мой отец будет очень волноваться».
«А вы? Вас тоже смущает то, что я — глинт?»
Сьюна замялась: «Будем откровенны. Здесь я не смущаюсь. Мне нравится быть в вашей компании. Я считаю, что вы — замечательный человек, и не ваша вина, что вы родились в Глентлине. Но в другой обстановке, когда за мной следят родители и друзья, мне не достает храбрости нарушать традиции».
«Но я смогу увидеть вас снова?»
«Да, но мы не можем встречаться на людях».
Джубал наклонился, сложил ладони Сьюны в своих руках: «Могу ли я надеяться на ваше благорасположение?»
Сьюна тихонько высвободилась: «Проезжает кеб — позовите его!»
Джубал остановил кеб и помог девушке в него подняться. Сердце его билось тяжелыми частыми ударами. Сьюна протянула ему руку: «Всего наилучшего, Джубал Дроуд».
«Когда я вас увижу снова?»
«Позвоните мне домой. Назовитесь Аладаром Цзанто. Никому не говорите, что мы друзья, а то у нас будут неприятности».
«Слушаюсь и повинуюсь!»
Кеб покатился по бульвару. Тусклый задний огонь пропал во мраке. Джубал повернулся и пешком направился к своему скромному жилищу.
Поднявшись в комнату, он бросил пачку на кровать: две тысячи тольдеков. Теперь он мог позволить себе приличный костюм, сшитый известным портным. Он мог одеваться так, как принято в Виз-роде. Он мог покупать вино «Баратра» и леденцы «Древняя пасека». Он мог сопровождать Сьюну Мирцею всюду, куда она пожелает пойти — хотя она была из рода Сетревантов, а он родился на горных лугах Глентлина.