Со скалы крадучись спускалось жалкое изможденное существо. Реликт двигался короткими стремительными рывками, то прячась в слоях плотного темного воздуха, то гоняясь за пробегавшими мимо тенями, то опускаясь на четвереньки. Добравшись до последнего уступа, он остановился, разглядывая равнину.

Темневшие вдали пологие холмы заслоняли испещренное крапинками мутно-белое, словно плохо вымытый стакан из-под молока, небо. Между скалой и холмами простиралась равнина, похожая на отвратительный прогнивший черный бархат. Высоко в воздух бил фонтан из жидких камней.

Но Реликту было не до того. Его терзал жестокий голод. За неимением лучшего сгодились бы и те растения, которые он заметил на равнине. Они торчали над изменчивой поверхностью водоемов, окружая источники какого-то удушливого газа. Мокрые, одиноко повисшие на черенках листья, кучи полусгнивших колючек, бледно-зеленые луковицы, стебли с изуродованными, цветами. Узнать, к какому виду принадлежали эти останки, теперь казалось совершенно невозможным, и Реликт не был уверен в том, что растения, которые он ел вчера, не отравят его сегодня.

Он осторожно коснулся ногой поверхности равнины. Причудливая конструкция из блестящих красных и серо-зеленых пирамид выдержала его вес. Но уже через мгновение нога увязла. Реликт в бешенстве высвободился, отпрыгнул и уселся на пока еще твердый камень.

Голову его сверлила единственная мысль — во что бы то ни стало добыть пищу. Невдалеке на равнине резвились два Примитива: скользили, танцевали, то пропадая из виду, то неожиданно появляясь вновь. Реликт задумчиво наблюдал. Подойди они поближе, он попытался бы убить одного. Эти твари очень напоминали людей и могли стать неплохой пищей.

Он ждал. Несколько минут? Часов? Теперь бы никто не определил. С тех пор как исчезло солнце, время перестало совершать свой вечный оборот. Да и слово «время» потеряло всякий смысл.

Когда-то жизнь была совсем иной. Реликт еще сохранил обрывки воспоминаний о прежних днях, до того, как вечные, казавшиеся незыблемыми логические устои вселенной, да и сама вселенная, превратились в ничто. Человек подчинил себе Землю при помощи одного предположения: то или иное действие влечет за собой следствие, само по себе являясь следствием какого-то предыдущего действия.

Манипуляции с основным законом жизни принесли богатые плоды. Человек восхищался своей многогранной натурой. Он мог жить во льдах и в пустыне, в лесу и в огромном городе — Природа не ограничила его существование какими-то особенными рамками.

Но человек и не подозревал о своей уязвимости. Его средой обитания была логика, а разум — средством для выживания.

А потом наступил ужасный час, когда Земля погрузилась в бездну Хаоса, растворились все причинно-следственные связи. Разум стал бесполезной роскошью. Из двух биллионов людей, населявших Землю, выжили лишь небольшие группы.

Одни из них, в прошлом сумасшедшие, именовались Примитивами, королями эпохи. Их дисгармония настолько точно соответствовала непредсказуемым причудам окружающего мира, словно основывала своеобразную безумную мудрость. А может, мир, утратив привычный Порядок, реагировал на расстроенную психику человека?

Другие — Реликты, тоже кое-как смогли приспособиться. Они единственные еще придерживались старой логики. Этого хватало для контроля обмена веществ, но не больше. Жалкая горстка Реликтов не имела будущего. Они быстро вымирали, здравый смысл не мог защитить от окружающего мира. Время от времени черная мгла затмевала их разум, и Реликты с неистовым ревом мчались по равнине, гонимые яростным безумием.

Примитивы наблюдали за ними без удивления и любопытства. Да и чему удивляться? Потерявший рассудок Реликт мог пополнить число Примитивов, да и только. Реликт и Примитив ели одни и те же растения и одинаково натирали ноги раскрошенной водой. Но если Реликт после этого мог умереть от заворота кишок или проказы, то Примитив чувствовал себя прекрасно. Если Примитив попытается сожрать Реликта, тот побежит, охваченный ужасом, и нигде не сможет остановиться, и будет прыгать с места на место, широко раскрыв глаза, вдыхая тяжелый воздух, крича и задыхаясь, пока не сгинет в омуте черного расплавленного металла или не упадет в безвоздушную яму, где, обезумев, начнет метаться, словно муха, попавшая в бутылку.

Реликтов осталось теперь очень мало. Финн, тот, что сидел на камне у края равнины, жил с четырьмя себе подобными. Двое — совсем дряхлые старики — доживали последние дни.

На равнине один из Примитивов, Альфа, внезапно уселся на землю, схватил пригоршню воздуха, голубой жидкий шар, камень и принялся перемешивать все это, растягивая получившуюся смесь, как тянучку. Реликт прижался к земле. От этой твари можно ожидать любой чертовщины, Примитивы совершенно непредсказуемы! Их мясо годилось в пищу, но Примитивы и сами не отказались бы съесть Реликта, если бы представилась возможность. В этом поединке Реликт находился в невыгодном положении. Абсолютная непредсказуемость Примитивов сбивала с толку. А убегая, он постоянно рисковал угодить в ловушку, поверхность Земли беспрестанно менялась.

Примитивы были непредсказуемы, как окружающий мир. Их взаимная нелогичность иногда соединялась, иногда гасила друг друга, и в последнем случае Примитивы могли бы поймать Реликта… Происходившее не поддавалось никакому объяснению. Да и было ли теперь хоть что-нибудь, что можно объяснить? Само слово «объяснение» потеряло смысл.

Примитивы приближались. Реликт спрятался за грязно-желтым камнем.

Они остановились неподалеку. Послышались обрывки бессвязных звуков. Раздираемый голодом и страхом, Реликт припал к земле.

Альфа плюхнулся на колени, потом неожиданно опрокинулся навзничь, раскинув руки, и принялся оглашать небо немыслимой симфонией мелодичных криков, свистящих звуков и гортанных стонов. Это был импровизированный язык, придуманный только что, но Бета прекрасно понимал своего спутника.

— Видение! — кричал Альфа, — Я вижу! Я вижу вертящиеся точки, круги. Они сжимаются в твердые точки по ту сторону неба, и уже ничто не сможет их разрушить.

Бета, взгромоздясь на пирамиду, вглядывался в матовый небесный свод.

— Интуиция совершенно не вяжется с тем временем, — распевал Альфа, — Оно безжалостно, сурово и непробиваемо.

Бета, не удержавшись на пирамиде, нырнул сквозь зеркальную поверхность, проплыл под Альфой, вынырнул и улегся рядом с ним.

— Посмотри на этого Реликта у камня, — продолжал Альфа, — у него в крови — вся старая раса. Узколобые ограниченные людишки. Никакой интуиции. Тот, кто движется на ощупь — жалкое зрелище!

— Они уже мертвы, — сказал Бета. — Даже если и осталось еще трое или четверо. Завершение какого-либо процесса никогда не будет определено, если прошлое, настоящее и будущее превращаются в ничего не значащие понятия из другой эпохи, напоминая лодки в высохшем озере.

— Видение. Я вижу толпы Реликтов на Земле, потом они уносятся в никуда, словно мошки, гонимые ветром.

С неба упал камень, а может, метеорит, ударился о поверхность пруда, оставив круглое медленно затягивающееся отверстие. Невдалеке, брызгая во все стороны, бил фонтан из сгустков какой-то жидкости.

— Интуиция снова набирает силу! — закричал Альфа. — В небе появятся огни.

Но прежний пыл в нем уже угас. С трудом поднявшись, Альфа ткнул пальцем в небо.

Бета лежал молча. По нему ползали муравьи, слизни, мухи и пчелы. Конечно, он мог встать и стряхнуть докучливых насекомых, но ему, казалось, не было до них никакого дела. То, что Бета предпочитал пассивность, было даже хорошо. При желании Альфа мог создать другого Бету или дюжину таких как он. Иногда мир просто кишел Примитивами всех сортов: разноцветными, высокими как колокольни, маленькими и приземистыми как цветочные горшки.

— Я голоден, — сказал Альфа. — Все-таки я съем этого Реликта.

Он рванулся вперед и, как всегда, совершенно неожиданно оказался возле желтого камня, за которым прятался Реликт. Финн в панике вскочил.

Альфа попытался втолковать Финну, чтобы тот не дергался и позволил съесть себя без сопротивления. Но Финн не вник в многогранные оттенки своеобразного языка Альфы. Он схватил камень и швырнул его в Примитива. Камень разлетелся в воздухе, превратившись в облако пыли.

Альфа подошел ближе, вытянув длинные руки. В отчаянии Реликт ударил его ногой, но подскользнулся и на четвереньках выкатился на равнину. Альфа с благодушным видом семенил за ним. Финн пополз прочь. Альфа свернул направо — какая разница, куда идти? Тут он неожиданно столкнулся с Бетой и начал пожирать его вместо Реликта. Чуть поколебавшись, Финн присоединился к нему.

— Я уже почти передал ему интуицию, — сказал Альфа, — этому, кем мы с тобой обедаем. Теперь тебе скажу.

Финн не понимал языка Примитива и с невероятной быстротой продолжал отдирать куски розовой плоти и запихивать их в рот.

— На небе появятся огни, — продолжал Альфа. — Великие огни.

С опаской поглядывая на Альфу, Финн встал, схватил Бету за ноги и потащил в сторону холма. Альфа наблюдал за ним с насмешливым безразличием.

Ноша оказалась тяжелой и беспокойной для тощего и длинного, как веретено, Реликта. Бета то погружался в воду, то поднимался на поверхность, то прилипал к земле, в конце концов он увяз в гранитном холмике, который тотчас же затвердел вокруг него. Финн попытался было выдернуть Бету, потом, вооружившись палкой, долбил предательский гранит, но безуспешно.

Он заметался по равнине, не зная что бы предпринять. Бета разрушался, высыхал, как медуза на раскаленном песке. Слишком поздно, слишком поздно! Пища уплывала из рук прямо на глазах!

На какое-то время желудок затих, голод пока не давал о себе знать. Финн пустился в обратный путь и вскоре добрался до места, где его ждали два древних старика и две женщины. Женщины, Гиза и Рик, как и Финн, уходили в поисках пищи. Гизе удалось раздобыть какой-то лишайник, а Рик принесла кусок мертвечины неизвестного происхождения.

Старики, Боуд и Тагарт, смиренно ждали своей участи, будь то смерть или спасительная пища.

Женщины встретили Финна угрюмым вопросом:

— Где пища, за которой ты ходил?

— У меня была целая туша, — ответил он. — Я не смог донести ее.

Боуд украдкой стащил лишайник и торопливо проглотил. Однако живое, дрожащее, сочащееся смертельным отвратительно-красным гноем растение стало последним лакомством старика.

— Вот и пища, — сказал Финн. — Давайте есть.

Но яд уже сделал свое дело — гниющее тело кипело голубой пеной.

Женщины повернулись к другому старику.

— Ешьте меня, если вам так нужно, — произнес он дрожащим голосом. — Но почему бы вам не выбрать Рик, ведь она помоложе?

Рик, не отвечая, глодала кусок падали.

— Зачем терзать друг друга? — глухо проговорил Финн. — Как бы ни тяжело нам доставалась пища, ведь мы — последние люди на Земле.

— Нет, нет, — вмешалась Рик, — не последние. Есть еще — на зеленом холме.

— Это было очень давно, — сказала Гиза. — Теперь они наверняка мертвы.

— Может, им удалось найти пищу? — предположила Рик.

Финн встал и посмотрел на лежавшую внизу равнину.

— Кто знает? Может, там, за горизонтом, есть места и получше?

— Нигде нет ничего, кроме пустыни и диких тварей, — огрызнулась Гиза.

— Но хуже, чем здесь, тоже не может быть, — спокойно возразил Финн.

Никто не ответил.

— Видите ту высокую гору и потоки твердого воздуха? — сказал Финн. — Они ударяются о гору и отскакивают, они погружаются в нее, выходят вновь и исчезают из виду. Давайте поднимемся на вершину этой горы, дождемся подходящего воздушного потока, заберемся на него, и пусть он доставит нас в прекрасные места, невидимые отсюда.

Заспорили. Старый Тагарт возражал против идеи Финна, ссылаясь на свою немощность. Женщины высмеяли возможность существования Земли Обетованной, придуманной Финном. Но, в конце концов, продолжая ворчать и пререкаться, они отправились в путь.

Восхождение по мягкому, зыбкому, словно желе, обсидиану давалось с неимоверным трудом. Наконец они добрались до вершины. Здесь едва хватало места для всех. Они огляделись — мир терялся в водянистом сумраке.

Перебивая друг друга, женщины заспорили куда идти, хотя отдать предпочтение какому-то направлению было сложно. С одной стороны маячили зеленовато-голубые холмы, похожие на пузыри, наполненные маслом, с другой — изгибалась полоса отвратительного илистого озера, с третьей — как будто бы те же самые зеленовато-голубые холмы, но уже непостижимым образом изменившиеся. Внизу, сверкая и переливаясь всеми цветами радуги, словно крылышки жука, лежала равнина, усыпанная черными оспинками.

По равнине слонялись Примитивы — дюжина призраков. Они как обычно резвились, жевали стебли растений, маленькие камешки или насекомых. Показался Альфа. Он двигался медленно, не обращая ни на кого внимания, все еще находясь под действием благоговейного страха перед своим видением. Игры продолжались, но мало-помалу Примитивам передалось угнетенное состояние Альфы, и они попритихли.

Финн поймал проносившуюся мимо воздушную струю и притянул ее к себе.

— Теперь все сюда. Мы отправляемся в Страну Обетованную.

— Нет, — запротестовала Гиза, — всем тут нет места. Да и откуда ты знаешь, что мы полетим куда надо?

— А куда надо? — спросил Финн. — Кто-нибудь знает?

Никто не знал, но женщины все еще отказывались лезть на воздушный паром.

Финн повернулся к Тагарту:

— Ну, старина, покажи-ка женщинам пример.

— Нет, нет, — закричал Тагарт. — Я боюсь воздуха, это не для меня.

— Давай, старик! Мы за тобой.

Тяжело дыша, глубоко погрузив руки в губчатую пористую массу, насмерть перепуганный старик с усилием заставил себя ступить на веретенообразные стержни, вытянувшиеся в никуда.

— Ну, — сказал Финн. — Кто следующий?

Женщины по-прежнему отказывались.

— Иди сам! — выкрикнула Гиза.

— И бросить вас? Вас же в случае чего можно съесть! Вперед, живо!

— Нет. Этот слишком ненадежный. Пусть старик идет, а мы подождем, когда будет попрочнее и попросторнее.

— Очень хорошо, — Финн разжал кулак, и воздушный поток, несущий старика, помчался над равниной.

Оставшиеся с любопытством наблюдали.

— Заметьте, — сказал Финн, — как быстро и легко движется воздух над Примитивами, над этим мерзким липким илом, над неопределенностью.

Внезапно зыбкая стихия начала таять. Судорожно цепляясь за исчезающие воздушные нити, Тагарт отчаянно попытался удержаться. Но опора ускользнула из-под ног бедняги, и он полетел к земле, нелепо взмахнув руками.

— Ну вот, — с раздражением воскликнула Гиза, — теперь у нас даже мяса не осталось.

— Если не считать мечтателя Финна, — добавила Рик.

Они оценивающе оглядели Финна. Вдвоем можно было бы без труда справиться с ним.

— Поосторожней! — закричал Финн. — Я все-таки последний мужчина. Вы, женщины, должны подчиняться моим приказам!

Не обращая на него внимания, они о чем-то шушукались.

— Берегитесь! — крикнул Финн. — Я сброшу вас со скалы!

— То же самое мы собираемся сделать с тобой, — заявила Гиза.

Они шагнули к нему.

— Остановитесь! Я — последний мужчина!

— Мы прекрасно обойдемся без тебя.

— Минутку! Посмотрите на Примитивов!

Женщины посмотрели. Примитивы, сгрудившись в кучу, вглядывались в небо.

— Посмотрите на небо!

Женщины посмотрели. Матовое стекло небесного свода трещало, ломаясь и скручиваясь.

— Голубое! Голубое небо прежних времен!

Яркий ослепительный свет… Теплые лучи согрели обнаженные спины…

— Солнце, — благоговейно произнесли люди. — Солнце вернулось на Землю.

Саван, окутывавший небо, исчез, солнце купалось в бескрайнем голубом море. Земля, лежащая внизу, вспенилась, затрещала, быстро тяжелея, возвращаясь в прежнее, твердое состояние. Люди почувствовали, как твердеет под ногами обсидиан, приобретая свой обычный глянцево-черный цвет. Вернулись старые времена с их ограничениями и неумолимой логикой.

— Старушка-Земля! — закричал Финн. — Мы — люди Земли! Она снова наша!

— А как же Примитивы?

— Если это действительно прежняя Земля, я им не завидую.

Примитивы замерли на небольшом холмике рядом с ручейком. Узенькая канавка, стремительно разливаясь в реку, текла по равнине.

— Моя интуиция не подвела! — закричал Альфа. — Я знал! Свобода кончилась. Снова наступают ограничения и принуждения.

— Как же нам быть? — спросил другой Примитив.

— Очень просто, — ответил третий. — Мы должны разделиться, и каждый возьмет на себя часть сражения. Я брошусь на солнце и уничтожу его. — С этими словами он припал к земле, подпрыгнул и через мгновение рухнул на землю с переломанной шеей.

— Дело в воздухе, — сказал Альфа. — Он окружает все.

Шестеро Примитивов погнались за воздухом, упали в реку и утонули.

— Так или иначе, — сказал Альфа, — я голоден. — Он огляделся в поисках подходящей пищи и добавил, прихлопнув какую-то мошку: — Голод так и не проходит.

Тут он заметил Финна и двух женщин, спускавшихся со скалы.

— Реликт, пожалуй, подойдет. Я съем одного, — сказал он. — Пошли, там на всех хватит.

Как обычно наобум три Примитива сорвались с места. Неожиданно Альфа нос к носу столкнулся с Финном и уже было собрался съесть его, но тот успел подобрать камень. Настоящий: тяжелый, твердый, острый. Наслаждаясь тяжестью булыжника, Финн швырнул его в Примитива. Альфа упал с раскроенным черепом. Второй Примитив попытался перешагнуть через трещину шириной в двадцать футов и свалился; третий уселся на землю и принялся утолять голод камнями, но через минуту забился в конвульсиях.

Финн стоял на обновленной земле и философствовал, водя рукой в разные стороны:

— Там — новый город, как в легендах. А вот здесь — животноводческая ферма.

— Но ведь ничего нет? — возразила Гиза.

— Нет, — согласился Финн. — Сейчас — нет. Но солнце вновь будет вставать и садиться, снова камни тяжелы, а воздух невесом, снова с неба льется дождь, а в реках течет вода.

Он шагнул вперед, переступив через мертвого Примитива.

— Будем разрабатывать план действий.