На далекой планете Айксекс долгие годы шла война между читуми и таупту, которые почти не различаются между собой. Отличие их лишь в отношении к странным существам-паразитам. Читуми не верят в их существование, тогда как таупту считают их главным злом родной планеты. Для окончательной победы над нопалами (это и есть враги-паразиты) таупту должны очистить планету Нопалгарт.

 

Глава 1

Даже в самые лучшие времена Айксекс была довольно унылой планетой.

Ураганные ветры, насквозь продувая бесконечные горные цепи, иззубрили вершины, а ледяная крупа и проливные дожди, которые они приносили, стремились смыть последние остатки почвы в океан. Скудным был и растительный мир: к склонам гор кое-где лепились рощицы чахлых деревьев, из трещин в горных породах пробивались пучки восковой травы, за травы цеплялись лишайники, окрашивая их в грязно-синие и зеленые тона. Зато дно океана укрывал роскошный ковер водорослей, которые вместе с микроорганизмами играли решающую роль в процессе фотосинтеза на планете.

Несмотря на суровость среды обитания, а может быть, именно благодаря ей, одно из местных животных, относящихся к двоякодыщащим земноводным, в процессе эволюции стало человекоподобным существом. Интуитивное ощущение математической точности и гармонии, пространственное восприятие мира предопределили создание ксексианами технической цивилизации.

Через четыре столетия после их выхода в космическое пространство они обнаружили странных существ — нопалов, из-за которых началась война, самая страшная в истории Айксекса. Длившаяся более столетия, эта война вконец опустошила и без того небогатую планету. Поверхность океана покрылась толстым слоем пены, жалкие остатки почвы были отравлены сыпавшимися с неба желтовато-белыми хлопьями. Немногочисленные города превратились в развалины, являя собой груды почерневших камней и осколки красно-коричневой черепицы, горы битого стекла и бесформенные комья гниющего мяса.

Оставшиеся в живых представители воюющих сторон — и читуми, и таупту (так, пожалуй, можно передать звуками человеческой речи щелчки и дребезжание, с помощью которых общаются между собой ксексиане) — обитали в подземных жилищах. Жители Айксекса разделились на два непримиримых лагеря: таупту, которые знали о существовании нопалов и пытались стереть их с лица планеты, и читуми, которые не признавали самого факта существования этих невероятных существ. Таупту и читуми питали друг к другу чувство, похожее на людскую ненависть, но в десятки раз более сильное.

После первых ста лет войны в ходе боевых действий наступил определенный перелом в пользу таупту. Читуми оказались заперты в их последней твердыне под Северными горами. Вооруженные отряды таупту медленно, но уверенно продвигались вперед, взрывая один за другим выходы на поверхность планеты и отправляя в подземные глубины снабженных ядерными бомбами механических кротов.

Читуми, понимая неизбежность своего поражения, все же упорно сопротивлялись. Все громче становился шум, вызываемый приближающимися кротами, вот уже прорвана передняя линия ловушек и пришел черед внутреннего кольца туннелей, предназначенных для запутывания противника.

Описывая одну за другой концентрические спирали, из шурфа, углубленного на десять миль, в помещение силовой установки вломился чудовищных размеров крот, сделав бессмысленным дальнейшее сопротивление читуми. Коридоры твердыни погрузились в непроглядную тьму, но и натыкаясь в темноте друг на друга, последние читуми были готовы драться до последней капли крови.

Кроты таупту тем временем все глубже вгрызались в скалы, и скрежет их буров резонировал в опустевших туннелях. Вот в одной из стен образовался пролом, в который тут же заполз грохочущий металлический хобот машины.

Через несколько мгновений стены твердыни рухнули, и внутрь устремились потоки анестезирующих газов… Так была поставлена точка в войне, длившейся сто лет.

Освещая себе путь прожекторами, по грудам камней вниз стали спускаться таупту. Раненых и больных читуми они добивали на месте, остальных связывали и отправляли на поверхность, в плен.

* * *

Главнокомандующий Кхб Тэкс возвращался в древнюю столицу Миа. Пролетая на небольшой высоте сквозь сплошную завесу дождя, он видел грязное море, сушу, изрытую гигантскими кратерами, черные горные хребты. Впереди показались обугленные развалины Миа. Среди них уцелело лишь одно здание: совсем недавно возведенная вытянутая приземистая коробка из серого базальта.

Кхб Тэкс посадил свой летательный аппарат и, не обращая внимания на дождь, направился к зданию. Пятьдесят-шестьдесят читуми, сгрудившихся в тесном загоне, медленно повернули в его сторону головы, учуяв приближение врага особыми органами чувств, заменявшими глаза. Кхб Тэкс отнесся к их импульсам ненависти с тем же безразличием, что и к лившему с неба дождю, не обратил он внимания и на исступленный скрежет, который говорил о невыносимых мучениях тех, кто находился внутри здания. На читуми же эти звуки производили ужасное впечатление: при каждом звуке они съеживались, будто мучения были их собственными.

Кхб Тэкс, войдя в здание, направился в специально для него отведенное помещение. Здесь он снял шлем, кожаный плащ, устало вытер с лица капельки дождя. Освободившись от остальной одежды, он вычистил всего себя щеткой с очень жестким ворсом, удаляя с кожи омертвевшие частицы ткани и крошечные отслоившиеся чешуйки.

За дверью послышалось робкое поскребывание связного.

— Вас ждут.

— Сейчас иду.

Привычными движениями главнокомандующий облачился в свежее обмундирование, пристегнул фартук, натянул сапоги, перебросил через спину гладкую, как хитин жука, длинную накидку. Случайно оказалось, что все предметы его одежды оказались одинаково черными, хотя к цвету ксексиане были абсолютно равнодушны, отличая одну поверхность от другой по особенностям ее строения или шероховатости материала. Кхб Тэкс взял в руки увенчанный медальоном шлем из плотно пригнанных друг к другу металлических пластин. Углубления на поверхности медальона составляли слово таупту — «прошедший очищение». Гребень шлема венчали шесть высоких выступов: три из них соответствовали костным наростам, расположенным вдоль головы ксексианина, а три оставшихся обозначали его ранг. Подумав, Кхб Тэкс отсоединил медальон и снова надел шлем на серый голый череп.

Степенно прошествовав по коридору к двери из расплавленного кварца, он вошел в комнату идеально круглой формы со стеклянными стенами и высоким параболическим куполом. За круглым столом из полированного базальта восседали четверо ксексиан в шлемах с шестью выступами. Они сразу же заметили отсутствие медальона на шлеме Кхб Тэкса и поняли, что он хотел этим сказать: с падением Великой Северной Твердыни отпала необходимость в различии между читуми и таупту. Собравшаяся здесь пятерка представляла собой высшее руководство таупту. Среди членов пятерки не было четкого разграничения обязанностей, за двумя исключениями: Кхб Тэкс — главнокомандующий — определял военную стратегию, Птиду Эпиптикс командовал кораблями, оставшимися в составе космического флота.

Кхб Тэкс занял свое место за столом и доложил о подробностях падения твердыни читуми. Его соратники слушали бесстрастно, потому что радость или волнение были им незнакомы.

Новое положение дел сухо подытожил Птиду Эпиптикс:

— Нопалы продолжают существовать, как и прежде. Мы одержали победу чисто местного значения.

— Тем не менее, победу, — заметил Кхб Тэкс.

Его поддержал третий ксексианин:

— Мы уничтожили читуми, а не они нас. Мы начали борьбу практически с нуля, а в их распоряжении было все, но все-таки победили мы.

— Мы одержали скорее моральную победу, — продолжал упорствовать Птиду Эпиптикс. — Мы не знаем, что последует дальше. Нопалы продолжают досаждать нам.

— Что было, то было, — торжественно провозгласил Кхб Тэкс. — Сделан лишь первый шаг, основную борьбу нужно перенести на Нопалгарт.

Все пятеро погрузились в раздумье: эта мысль уже неоднократно приходила в голову каждому из них, но ее отвергали, не зная, какие последствия она вызовет.

В разговор вступил четвертый ксексианин:

— Мы совершенно обескровлены и больше не в состоянии вести войну.

— Сейчас кровью будут истекать другие, — возразил Кхб Тэкс. — Мы заразим своей ненавистью Нопалгарт, как в свое время Нопалгарт заразил нопалами Айксекс, после чего за нами останется лишь общее руководство борьбой.

— Насколько осуществим этот план? — задумчиво произнес четвертый ксексианин. — Любой из нас рискует головой, стоит ему только показаться на Нопалгарте.

— За нас там будут действовать наши агенты. Мы должны привлечь на свою сторону кого-нибудь такого, в ком не заподозрят смертельного противника Нопалгарта — например, кого-нибудь из жителей этой планеты.

— В таком случае совершенно очевидно, кому следует отдать предпочтение, — заметил Птиду Эпиптикс…

 

Глава 2

Голосом, дрожащим то ли от волнения, то ли от страха — от чего именно, дежурная в Вашингтоне так и не смогла разобрать, — неизвестный просил связать его с кем-нибудь из «большого начальства». Девушка спросила у неизвестного, по какому вопросу он звонит, объяснив, что учреждение, в котором она работает, состоит из множества секторов и отделов.

— Дело сугубо секретное, — произнес незнакомец. — Мне обязательно нужно поговорить с кем-нибудь повыше, с тем, кто связан с наиболее важными научными проблемами.

«Какой-нибудь псих», — решила девушка, уже собираясь переключить звонок на сектор связей с общественностью, но как раз в это время в вестибюле показался Пол Бек, заместитель заведующего исследовательским отделом, долговязый мужчина лет тридцати семи, внешне ничем не примечательный, успевший уже раз жениться и развестись. Большинство женщин находили его привлекательным, и дежурная не составляла исключения, поэтому решила лишний раз обратить на себя внимание.

— Мистер Бек, — проворковала она, — может быть, вы поговорите с этим человеком?

— Кто это?

— Не знаю. Похоже, он очень взволнован, хочет поговорить с кем-нибудь из руководства.

— Позвольте узнать, какую вы должность занимаете, мистер Бек? — Голос говорившего на другом конце провода тотчас же вызвал образ пожилого человека, искреннего, но знающего себе цену, взволнованно переминающегося с ноги на ногу.

— Заместитель заведующего исследовательским отделом, — сказал Бек.

— Это должно означать, что вы ученый? — осторожно спросил неизвестный.

— Дело у меня такое, что я не могу обсуждать его с кем-нибудь из рядовых сотрудников.

— О чем же вы хотите мне сообщить?

— Мистер Бек, вы ни за что не поверите, если рассказывать по телефону.

— Голос говорившего задрожал. — Я и сам не очень-то в это верю.

Такой поворот событий заинтриговал Бека, взволнованность говорившего передалась и ему. Тем не менее, интуиция подсказывала, что лучше не связываться с неугомонным стариком.

— Мне обязательно нужно увидеться с вами, мистер Бек, — с вами или с каким-нибудь другим ученым, специалистом в своем деле. — Голос говорившего зазвучал несколько тише, будто он на мгновение отвернулся от микрофона.

— Если вы объясните трудности, с которыми вам пришлось столкнуться, то я постараюсь помочь.

— Нет, — возразил старик. — Вы скажете, что я сошел с ума. Вам нужно непременно побывать у меня. Я покажу вам нечто такое, что не могло привидеться вам в самых нелепых и страшных снах.

— Это уж слишком, — возмутился Бек. — Хоть намекните, о чем идет речь!

— Вы подумаете, что я сумасшедший, хотя я уже не исключаю и такой версии… — Говоривший неожиданно рассмеялся. — Очень хотелось бы, чтобы именно так и было.

— Что вы хотите этим сказать?

— Так вы навестите меня?

— Пошлю к вам кого-нибудь из помощников.

— Нет, так дело не пойдет. Вы пошлете ко мне полицию, и тогда… вот тогда-то и начнутся неприятности! — Последние слова он прошептал буквально на одном дыхании.

Бек прикрыл трубку рукой и попросил дежурную проследить, откуда звонят.

— С вами приключилась какая-нибудь беда? Вам кто-то угрожает?

— Нет, что вы, мистер Бек! Ничего подобного! Только скажите, вы сможете навестить меня прямо сейчас? Мне обязательно нужно это знать!

— Совершенно исключено, пока я хоть что-нибудь не узнаю о цели своего визита.

Старик тяжело вздохнул.

— Ладно, тогда слушайте и не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Я… — Голос в трубке сменился короткими гудками.

Бек посмотрел на трубку со смешанным чувством облегчения и неприязни, затем повернулся к дежурной.

— Чем порадуете?

— Я не успела выполнить вашу просьбу, мистер Бек. Он слишком быстро повесил трубку.

Бек недоуменно пожал плечами.

— Скорее всего, какой-то чокнутый… И все же… — Он отвернулся.

Непонятно отчего вдруг возникшее чувство страха не проходило, в затылке все так же продолжало покалывать. Он направился в свой кабинет, где к нему присоединился доктор Ральф Тарберт, математик и физик, для своих пятидесяти лет весьма подтянутый и импозантный, с копной совершенно белых волос, чем он очень гордился. В противоположность Беку, который любил носить помятые твидовые пиджаки и широкие фланелевые брюки, Тарберт носил элегантные костюмы темно-синего или серого цвета. Он и не думал умерять свойственный ему снобизм, наоборот, он выставлял его напоказ, принимая позу закоренелого циника, что частенько раздражало Бека.

Неожиданно прервавшийся разговор с неизвестным не шел у Бека из головы, и он вкратце рассказал о нем Тарберту, который, как и следовало ожидать, лишь отмахнулся.

— Он был очень напуган, — задумчиво произнес Бек.

— Скорее всего, на дне его пивной кружки хихикал зеленый чертик.

— Нет, впечатление было такое, что он трезв как стеклышко. Вы знаете, Ральф, у меня чувство, будто я зря не повидался с этим человеком.

— Примите что-нибудь успокоительное и давайте-ка лучше обсудим вопрос истечения электронов…

Вскоре после полудня посыльный занес в кабинет Бека небольшой пакет.

Бек расписался в регистрационной книге и внимательно осмотрел сверток. Имя и адрес были написаны шариковой ручкой, ниже была приписка: «Не вскрывать при посторонних».

Бек, развернув пакет, обнаружил внутри картонную коробку с металлическим диском размером с долларовую монету. Когда он вытряхнул диск себе на ладонь, тот показался ему и легким, и тяжелым одновременно, массивным и в то же время невесомым. Удивленно вскрикнув, Бек отдернул руку, но диск не упал, а завис в воздухе, затем начал медленно подыматься.

Бек изумленно уставился на него и потянулся к нему пальцами.

— Дьявольщина, да и только! На него не действует сила тяжести?

Зазвонил телефон. Уже знакомый голос встревоженно спросил:

— Вы получили пакет?

— Минуту назад.

— Теперь вы навестите меня?

Бек сделал глубокий вздох.

— Как вас зовут?

— Вы придете один?

— Да, — ответил Бек. Он принял решение.

 

Глава 3

Сэм Гиббонс был вдовцом. Два года назад он оставил процветающую торговлю подержанными автомобилями в городке Бьюэллтон, штат Виргиния, в семидесяти пяти милях от Вашингтона. Двое его сыновей учились в колледже, а он жил один в небольшом кирпичном доме на вершине холма в двух милях от городка.

Гиббонс встретил Бека у ворот — представительный мужчина лет шестидесяти с похожим на грушу туловищем и добродушным лицом, которое от волнения покрылось морщинками и слегка подрагивало. Прежде всего он удостоверился в том, что Бек прибыл один, а затем признался:

— Я навел о вас справки. Вы признанный ученый, дока по части космоса и всяких там лучей и занимаете достаточно крупную должность в заведении, в котором работаете. Поймите меня правильно, — нервничая, пояснил Гиббонс, — иначе было нельзя, вы в этом убедитесь через несколько минут. Слава тебе.

Господи, что я сам-то здесь совсем ни при чем. — Тяжело и часто дыша, он глянул в сторону дома.

— Что же здесь все-таки происходит? — спросил Бек. — К чему такая конспирация?

— Сейчас вы все поймете, — хрипло сказал Гиббонс. Только теперь Бек заметил, что старик едва держится на ногах от усталости, что вокруг его глаз залегли темные круги. — Мне нужно завести вас в дом. Вот и все, что от меня требуется, а дальше разбирайтесь сами.

Бек посмотрел на дорожку, ведущую к дому.

— В чем разбираться?

Гиббонс похлопал его дрожащей ладонью по плечу.

— Все нормально, вы просто…

— Я не сдвинусь с места, пока не узнаю, кто меня ждет в доме.

Гиббонс глянул украдкой через плечо.

— Это человек с другой планеты, — неожиданно выпалил он. — Марсианин, что ли. Не знаю точно, откуда, он велел мне позвонить по телефону кому-нибудь, с кем он мог бы переговорить, вот я и связался с вами.

Бек присмотрелся к фасаду дома: за занавеской в одном из окон явно кто-то скрывался. Беку почему-то даже в голову не пришло не поверить Гиббонсу, и он только смущенно рассмеялся.

— Рехнуться можно!

— А что же тогда говорить обо мне? — закивал Гиббонс.

Бек почувствовал, как ноги у него стали ватными, и желание зайти в дом пропало без следа.

— Откуда вам известно, что он с другой планеты?

— Он мне так сказал, и я ему поверил. Вот погодите, вы сами его увидите.

Бек глубоко вздохнул.

— Ладно, пойдемте. Он говорит по-английски?

Некое подобие улыбки на мгновение смягчило лицо Гиббонса.

— Из коробки. Он держит у себя на животе коробку, вот она-то и разговаривает.

Они подошли к дому. Гиббонс распахнул входную дверь, Бек переступил через порог и как вкопанный остановился.

Существо, которое его дожидалось, было человеком, но стало им, пройдя совершенно иной путь эволюции, чем тот, которому следовали предки Бека.

Человек этот был на четыре дюйма выше Бека; кожа серая, грубая, напоминающая слоновью шкуру; голова узкая и вытянутая; глаза, похожие на необработанные желтые стекляшки, ничего не выражали и, скорее всего, ничего не видели. Вдоль всего черепа как продолжение позвоночного столба проходил костяной гребень, увенчанный тремя наростами. Круто обрываясь вниз в районе лба, этот гребень становился тонким, как лезвие сабли, носом. Грудь существа была узкая, но выпуклая, вдоль рук и ног обозначались тугие мышцы.

Совершенно ошарашенный таким зрелищем, Бек долго не мог прийти в себя.

Его беспокоило, что к пришельцу он испытывает неприязнь и недоверие — чувства, которые он старался в себе подавить всей душой. Но ведь иначе и не может быть, подумалось ему, — существа с различных планет не могут не испытывать стесненности в общении друг с другом. В попытке скрыть охватившие его чувства Бек заговорил с такой искренностью, что она показалась фальшивой даже ему самому.

— Меня зовут Бек. Пол Бек. Насколько я понимаю, вы знакомы с нашим языком.

— Мы изучаем вашу планету вот уже много лет. — Аппарат, висевший на груди инопланетянина, выговаривал слова медленно, но четко, приглушенная синтезированная речь сопровождалась щелчками и шипением, вызванными колебаниями особых пластин, заменяющих пришельцу голосовые связки.

Машина-переводчик, отметил про себя Бек, скорее всего осуществляет и обратный перевод с английского на тот скрежет и треск, которые являются речью инопланетянина.

— Мы давно уже хотели посетить вашу планету, но это сопряжено для нас с крайней опасностью.

— С опасностью? — удивленно переспросил Бек. — Не понимаю почему, ведь мы не варвары. С какой планеты вы сюда прибыли?

— Наша планета находится на очень большом расстоянии от Солнечной системы. Мы называем нашу планету Айксекс. Меня зовут Птиду Эпиптикс. Вы — один из ученых вашей планеты?

— Да. Физик и математик. А в настоящий момент я состою на высокой административной должности.

— Прекрасно. — Птиду Эпиптикс, вытянув руку вперед, повернул ладонь в направлении Сэма Гиббонса, который стоял, нервно переминаясь с ноги на ногу, в дальнем конце комнаты. Небольшой угловатый предмет, который пришелец держал в руке, издал звук, похожий на удар бича, рассекающего воздух. Гиббонс захрипел и стал оседать на пол бесформенной грудой, будто в одно мгновение исчезли все кости, поддерживающие его тело.

У Бека от ужаса захватило дух.

— Эй, эй! — ловя ртом воздух, закричал он. — Что вы делаете?

— Нельзя допустить, чтобы этот человек что-то рассказал кому-нибудь.

Слишком важна выполняемая мной функция. Я должен осуществить свою миссию.

— Черт побери вашу миссию! Вы нарушаете наши законы! Здесь вам не…

Птиду Эпиптикс оборвал его на полуслове:

— Иногда нельзя обойтись без убийства. Вам придется переменить свою точку зрения, так как в мои намерения входит привлечение вас к содействию в осуществлении моей миссии. Если вы откажетесь, то я убью вас и буду искать другого помощника.

Бек на мгновение потерял дар речи, потом решительно тряхнул головой.

— Что вам от меня нужно?

— Мы отправляемся на Айксекс. Там вы обо всем узнаете.

Бек попытался было протестовать.

— Я не могу отправиться на вашу планету, у меня по горло работы.

Давайте лучше вместе съездим в Вашингтон… — Он запнулся, пораженный злобно-насмешливой терпеливостью инопланетянина.

— Мне безразличны ваши проблемы и ваша работа.

Почти доведенный до истерики, Бек задрожал всем телом и подался вперед, но остановился, увидев в руке пришельца страшное оружие.

— Не давайте эмоциям взять верх над собой. — Рот инопланетянина исказила гримаса, по сторонам носа пробежали складки — единственное изменение выражения лица инопланетянина, которое заметил Бек. — Следуйте за мной, если хотите остаться в живых. — Он попятился в дальний угол комнаты.

Бек последовал за ним на одеревеневших ногах. Они вышли через черный ход на задний двор, где Гиббонс соорудил для себя плавательный бассейн и веранду для гостей.

— Подождем здесь, — произнес Эпиптикс и застыл в неподвижности, наблюдая за Беком с холодным безразличием насекомого.

Прошло минут пять. Мрачные предчувствия и не находящий выхода гнев словно парализовали Бека. Десятки раз он подавался телом вперед и десятки раз вспоминал страшное оружие в серой руке…

С неба опустился металлический предмет правильной цилиндрической формы размером с автомобиль. Эпиптикс сделал повелительный жест в сторону открытой секции. Бек на негнущихся ногах вошел внутрь летательного аппарата, следом за ним шагнул и Эпиптикс, после чего проем в корпусе тотчас же закрылся. На какое-то мгновение у Бека возникло ощущение быстрого движения.

— Куда вы меня везете? — спросил Бек, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно спокойнее.

— На Айксекс.

— Зачем?

— Чтобы вы узнали, чего мы от вас ждем. Я вполне разделяю ваш гнев, прекрасно понимаю, что вы недовольны нашими действиями. Тем не менее, я хотел бы, чтобы вы поняли, насколько изменилась ваша жизнь. — Эпиптикс отложил в сторону оружие. — Теперь для вас не имеет смысла…

Бек, не в силах более удерживать клокотавшую в нем ярость, бросился на ксексианина, но тот крепко схватил его мгновенно напрягшейся мускулистой рукой. Глаза Бека ослепила вспышка ярко-пурпурного света, и на какое-то мгновение возникло ощущение, будто череп его раскалывается. Затем Бек потерял сознание…

 

Глава 4

Очнулся он в совершенно незнакомом месте — в темном помещении, остро пахнущем влажными камнями. В густой темноте ничего не было видно, но под собой он обнаружил некое подобие эластичного мата и, просунув под него пальцы, нащупал холодный твердый пол.

Приподнявшись на локте, Бек прислушался: ни единого звука, всюду царила полнейшая тишина. Бек ощупал лицо, пытаясь по длине отросшей щетины выяснить, сколько же времени он тут находится. Скулы покрывала щетина длиной по меньшей мере в четверть дюйма — значит, он находится в этом каменном мешке примерно неделю.

Вдруг Бек почувствовал, что к нему кто-то приближается. Как ему удалось почувствовать это? Ведь никаких звуков он не услышал… просто нахлынуло ощущение исходящего откуда-то зла.

Стены внезапно стали люминесцировать, высветив продолговатую узкую камеру с изящным сводчатым потолком. В дверях показался Птиду Эпиптикс или кто-то на него очень похожий. Шатаясь от голода и усталости, Бек попытался выпрямиться во весь рост. Страшное напряжение сдавило ему грудь.

— Где я? — превозмогая застрявший в горле комок, сиплым голосом спросил он.

— Мы на Айксексе, — ответила коробка на груди Эпиптикса. — Следуйте за мной.

— Нет. — Колени подкосились, и Бек грузно осел на пол.

Птиду Эпиптикс исчез в коридоре. Вскоре он вернулся с двумя другими ксексианами, катившими металлический шкаф со множеством выдвижных ящиков.

Они схватили Бека, затолкали ему в горло гибкий шланг и стали вливать в желудок какую-то теплую жидкость, затем столь же бесцеремонно вынули шланг и удалились.

Эпиптикс продолжал стоять, сохраняя молчание. Так прошло несколько минут. Все это время Бек лежал без движения, изредка поглядывая на своего мучителя из-под опущенных век. Несмотря на жестокость инопланетянина невозможно было не признать его сверхъестественного великолепия. Голову и часть спины этого существа прикрывал роскошный шлем, состоящий из узких металлических полосок, с шестью зловещими шипами. Бек съежился и закрыл глаза, испытывая крайне неприятное чувство собственной немощи и бессилия в присутствии этого законченного воплощения зла.

Прошло еще пять минут, в течение которых тело Бека снова постепенно наполнилось жизненной силой. Он пошевелился, открыл глаза и раздраженно спросил:

— Полагаю, вы наконец расскажете, зачем меня сюда поместили?

— Когда вы будете готовы, — сказал Птиду Эпиптикс, — мы выведем вас на поверхность. Тогда и узнаете, что от вас требуется.

— Что вам требуется и что удастся получить — разные вещи, — уныло пробурчал Бек и уткнулся головой в мат.

Птиду Эпиптикс вышел, а Бек яростно ругал себя за никчемное упорство и глупое бездействие — ничего не изменится, пока он будет вот так валяться в темноте.

Через час Птиду Эпиптикс вернулся.

— Вы готовы?

Бек ничего не ответил, он просто поднялся и последовал за инопланетянином в коридор, который вел к лифту. В кабине лифта они стояли очень близко друг к другу, и у Бека возникло ощущение, будто он сжался, превратившись в комок обнаженных нервов. Ксексианин по всем данным принадлежал к тому типу существ, который описывается универсальным понятием «человек», почему же тогда Бек испытывал к нему непреодолимое отвращение? Из-за проявленной ксексианином жестокости? Причина серьезная, и все же…

Ход мыслей Бека неожиданно прервал Эпиптикс:

— Возможно, вы задаетесь вопросом, почему мы живем глубоко под землей.

— Меня волнует и ряд других вопросов.

— Война загнала нас под землю — война такая, какую на вашей планете даже трудно представить.

— Она продолжается и сейчас?

— Война на Айксексе закончилась, мы завершили очищение читуми. Теперь можно снова выйти на поверхность планеты.

Кабина лифта остановилась. Бек неохотно последовал за ксексианином в коридор, лихорадочно перебирая в уме десятки отчаянных, но неосуществимых планов своего освобождения. Вряд ли можно было ожидать милосердия со стороны Птиду Эпиптикса, но любого рода действие было бы все же предпочтительнее покорной уступчивости. Нужно найти хоть какое-нибудь средство самозащиты — годится любое, пусть даже придется драться, бежать, прятаться, хитрить… Только не сдаваться!

Эпиптикс неожиданно повернулся лицом к нему и поднял руку.

— Сюда, — раздалось из переводчика на его груди.

Бек всем телом подался вперед. Ну! Смелее!.. И тут же уныло расслабился. Легко сказать — действуй! Как действовать? Пока что ксексиане не причинили ему вреда, и все же… Звуки, которые он вдруг услышал, заставили его встрепенуться: ужасный прерывистый скрежет, переходящий в хрип. Совсем не нужно было напрягаться, чтобы понять природу этих звуков — язык боли универсален.

Ноги у Бека подкосились, он схватился рукой за стену. Громкий скрежет распался на отдельные щелчки, звуки задрожали, повисли в воздухе, стали едва слышными.

Ксексианин продолжал бесстрастно смотреть на Бека.

— Сюда, — повторил голос переводчика.

— Куда это? — прошептал Бек.

— Сейчас увидите.

— Я не тронусь с места.

— Идите — в противном случае вас понесут.

Бек стоял, не зная, как поступить. Ксексианин сделал шаг в его сторону, и ему ничего не осталось как подчиниться.

Металлическая дверь отъехала в сторону, в образовавшийся проем с оглушительным воем ворвался холодный сырой ветер. За всю жизнь Беку не приходилось видеть более унылого пейзажа. Островерхие вершины, словно зубы крокодила, обрамляли линию горизонта, по небу неслись, сталкиваясь и нагромождаясь друг на друга, черные и свинцовые тучи, проливающиеся траурными завесами дождя. Равнина внизу — сплошные развалины. Высоко в небо вздымались искореженные, насквозь проржавевшие стальные фермы и балки, обваливавшиеся стены и крыши превратились в груды почерневших кирпичей и грязной черепицы. Те участки стен, которые продолжали стоять, покрывали уродливые зловещие пятна плесени. Во всей этой безрадостной картине не ощущалось никаких признаков жизни, никакого намека на какие-нибудь перемены к лучшему — всюду царили запустение и безнадежность.

Глядя на это, Бек невольно испытал сострадание к ксексианам, независимо от грехов, которые они совершили… ведь ксексиане тоже хотели счастья и мира.

Бек и Птиду Эпиптикс стояли на пороге единственного уцелевшего сооружения и глядели на темные силуэты внутри открывшегося перед ними загона. Кто это? Люди? Ксексиане?

На этот, еще не произнесенный вслух вопрос, ответил голос переводчика:

— Это последние из Читуми. Остались только таупту.

Бек медленно направился к загону. На сгрудившихся в кучу, чтобы защититься от холодного ветра, читуми было невозможно смотреть без сострадания. Подойдя вплотную к защитному заграждению, Бек заглянул внутрь. Читуми, повернувшие головы в его сторону, казалось, скорее чувствовали, чем видели его приближение. Вид у них и в самом деле был жалкий: лохмотья едва прикрывали обтянутые кожей скелеты несчастных существ. Они принадлежали, безусловно, к той же расе, что и таупту, но несходство между ними было разительным: несмотря на позор пребывания в загоне, на царившее в нем убожество, эти существа буквально излучали одухотворенность. Древняя, как мир, история: торжество варварства над цивилизацией. Бек бросил ненавидящий взгляд в сторону Эпиптикса, в котором видел средоточие зла и порока. Приступ внезапно вспыхнувшей ярости заставил его позабыть обо всем на свете, в исступлении он бросился вперед, неистово размахивая кулаками. Читуми одобрительно загудели, подбадривая его, но толку от этого было мало. К Беку бросились находившиеся поблизости таупту и, прижав его к стене, держали, пока он не прекратил сопротивления и не обмяк.

Все тем же бесстрастным голосом Птиду Эпиптикс произнес:

— Вот это и есть читуми. Их осталось совсем немного, и скоро они будут полностью уничтожены.

До Бека донесся еще один душераздирающий скрежещущий звук.

— Пытаете читуми да еще заставляете других слушать?

— Ничего не делается без особой на то причины. Следуйте за мной и посмотрите.

— Я уже достаточно нагляделся.

Бек посмотрел вдаль, пробежался взглядом вдоль линии горизонта. Помощи было ждать неоткуда. Эпиптикс дал знак. Двое таупту поволокли его назад, в здание. Бек сопротивлялся, брыкался ногами, пытаясь высвободиться, но все было тщетно. Таупту внесли его в помещение, залитое ярко-зеленым светом.

Бек тяжело и часто дышал, двое таупту стояли рядом с ним.

— Если вам удастся обуздать ваши агрессивные устремления, — раздался бесчувственный голос переводчика, — вас освободят.

Поток бешеных ругательств застрял в горле у Бека. Бороться было бесполезно. Он выпрямился и коротко кивнул. Таупту отступил. Бек стал разглядывать комнату, в которую его затолкали. Вокруг громоздились шкафы с электроаппаратурой, в дальнем конце комнаты стояла металлическая рама с решеткой. У самой стены в оковах стояли четверо ксексиан. Что-то подсказало Беку, что это были читуми. Вперед вышел Эпиптикс, неся в руках какой-то предмет, оказавшийся очками без стекол.

— В данный момент вы еще многого не понимаете, — сказал, обращаясь к Беку, Эпиптикс. — Здешние условия сильно отличаются от земных. На Айксексе есть две разновидности людей: таупту и читуми. Они различаются наличием нопала.

— Нопала? А что такое нопал?

— Вот это вам и предстоит узнать. Прежде всего мне необходимо выяснить, насколько у вас развита так называемая псионическая чувствительность. — Он показал на очки с почти незаметными для глаза стеклами. — Этот несложный прибор изготовлен из очень необычного материала — вещества, вам неизвестного. Попробуйте посмотреть с его помощью.

Чувство отвращения ко всему, чего касалась рука таупту, заставило Бека непроизвольно отпрянуть назад.

— Нет.

Эпиптикс протянул Беку очки. Лицо его, казалось, исказилось в насмешливой гримасе, хотя ни один мускул на нем не дрогнул.

— Мне снова придется прибегнуть к силе.

Превозмогая себя, Бек надел очки. Не произошло ничего такого, никаких зрительных искажений.

— Поглядите внимательно на читуми, — сказал Эпиптикс. — Линзы очков добавляют, скажем так, некое новое измерение к вашей способности видеть.

Бек взглянул на читуми. На какое-то мгновение перед ним что-то мелькнуло. Что? Этого он уже не мог вспомнить. Он посмотрел еще раз, но теперь линзы только мешали. Контуры читуми затуманились, верхнюю половину их тел прикрывали расплывшиеся черные кляксы, похожие на гусеницу. Бек посмотрел на Птиду Эпиптикса и удивленно заморгал, увидев снова черную кляксу — или нечто иное? Но что же именно? Пятно было как бы фоном, на котором просматривалась голова Эпиптикса, оно состояло из какой-то сложной субстанции, не поддающейся объяснению, но чем-то безмерно опасной. И еще послышался какой-то странный звук, этакое скрежещущее гортанное урчание:

«ггер, ггер». Откуда оно исходило? Бек снял очки, быстро осмотрелся.

Непонятный звук исчез.

Раздалось щелканье и гудение в гортани Эпиптикса.

— Что вы увидели? — произнес голос из коробки.

— Ничего такого, чтобы можно было описать, сказать что-нибудь определенное, — в конце концов был вынужден признаться Бек, хотя в глубине сознания осталось смутное ощущение, что что-то все-таки не так… — А что я должен был увидеть? — спросил он.

Негромкий ответ, произнесенный переводчиком, захлебнулся в клокочущем скрежете непереносимой боли, раздавшемся в дальнем конце комнаты. Бек обнял ладонями голову и стал раскачиваться из стороны в сторону, чувствуя, что вот-вот упадет. На читуми это тоже очень подействовало: тела их стали оседать, двое упали на колени.

— Что вы делаете? — хрипло закричал Бек. — Для чего вы меня сюда привели? — Он не мог заставить себя посмотреть на страшную решетку в конце комнаты.

— В связи с крайней необходимостью. Пройдите туда и посмотрите.

— Нет! — Бек рванулся к двери, но его задержали. — Не желаю больше ничего видеть!

— Вы должны.

Ксексиане бесцеремонно развернули Бека и, несмотря на его отчаянное сопротивление, потащили через комнату к таинственным механизмам. На металлической решетке лицом вниз лежал ксексианин. Голову его стягивали два полуобруча замысловатой конструкции, а руки, ноги и туловище облегали стальные рукава. Над головой и плечами свободно висела тончайшая пленка из какого-то материала, прозрачного, как целлофан. К большому удивлению Бека, жертва была не читуми. На мужчине была одежда таупту, на столике рядом покоился такой же шлем, какой венчал голову самого Эпиптикса, только с четырьмя зубцами. Удивительный парадокс! В замешательстве Бек наблюдал за тем, как продолжается процесс — чем бы он ни был: пыткой, наказанием или испытанием силы духа.

К решетке подошли двое таупту в белых перчатках и плотно со всех сторон прикрыли голову жертвы прозрачной пленкой. Тотчас ноги и руки ее судорожно задергались, повинуясь безусловным рефлексам, обручи внезапно озарились бледно-голубым сиянием — произошел разряд какой-то энергии. Жертва издала скрежещущие звуки, и Бек напрягся в крепких руках ксексиан.

Мучители поправили пленку на голове у жертвы, кое-где подтянули ее, чтобы она плотнее облегала голову, следуя всем изгибам черепа. Еще раз вспыхнуло голубое мерцание, снова несчастный издал жалобные звуки, затем тело распростертого ксексианина совершенно обмякло. Один из мучителей сдернул прозрачный мешок с головы жертвы и поспешно унес его прочь. Двое других таупту бесцеремонно сбросили беднягу на пол, затем схватили одного из читуми и с размаху швырнули на решетку. Ноги и руки новой жертвы были уже связаны, однако он продолжал извиваться на решетке, пуская пену изо рта. В комнату внесли едва различимую пленку, которая, казалось, не имела веса, затем плотно закрыли этой пленкой голову и плечи читуми. Началась очередная пытка…

Через десять минут тело читуми, голова которого безвольно свешивалась вниз, отнесли к одной из боковых стен.

Эпиптикс вручил дрожащему всем телом Беку очки.

— Поглядите на очищенного читуми. Что вы сейчас видите?

— Ничего, — ответил Бек, глянув в сторону решетки. — Абсолютно ничего.

— А теперь посмотрите вот сюда. Быстро!

Бек повернул голову и уставился в зеркало. Над его головой витало нечто. Огромные выпуклые глаза горделиво и в то же время бесстрастно глядели из-за его затылка. Видение это мелькнуло лишь на какую-то долю секунды, затем совершенно исчезло. Зеркало затуманилось. Бек сорвал очки.

Зеркало было очень чистым, и в нем он увидел только свое бледное лицо.

— Что это было? Я увидел нечто такое…

— Это и был нопал, — сказал Эпиптикс. — Вы спугнули его.

Он забрал у Бека очки, после чего землянина схватили двое таупту и потащили к решетке, не обращая внимания на сопротивление. После того как его руки и ноги просунули в стальные рукава, он не мог шевельнуть даже пальцем. Голову ему накрыли таким же прозрачным мешком. Последнее, что увидел Бек, — исполненное лютой ненависти лицо Птиду Эпиптикса. Затем острая боль пронзила позвоночник.

Бек, закусив губу, напрягся, чтобы пошевелить головой. Еще одна вспышка голубого света, еще один приступ невыносимой боли… Бек закричал. Он никогда не думал, что страдание может быть таким чудовищным.

Голубое мерцание прекратилось, остались только ощущение упругого прикосновения пальцев в белых перчатках да сосущая боль под ложечкой. Еще один удар голубой энергии уничтожил последние остатки его воли и душевной стойкости. Бек ощутил последний, мучительный рывок, будто из его тела вырвали позвоночный столб, затем последовал приступ бессильной ярости, после чего Бек потерял сознание.

 

Глава 5

Голова слегка кружилась, будто после принятия наркотика. Через несколько мгновений Бек обнаружил, что лежит примерно на таком же эластичном мате, на каком лежал раньше. Ему вспомнились последние мгновения, муки, которые он испытал… Он приподнялся на локте, терзаемый воспоминаниями. Дверь помещения, где он сейчас находился, была открыта и не охранялась. Бек лихорадочно стал обдумывать планы побега, но вдруг услышал шаги. Все пропало. Он снова принял прежнюю позу.

В дверях показался Птиду Эпиптикс, бесстрастный и несокрушимый, как всегда. Бек неторопливо поднялся на ноги, готовый к чему угодно.

Птиду Эпиптикс сделал несколько шагов ему навстречу. Бек не спускал с него глаз, следя за каждым движением с враждебной настороженностью.

Но неужели это Птиду Эпиптикс? На первый взгляд, все тот же человек, но что-то изменилось: исчезли злоба и ненависть, исходившие от него раньше.

— Ступайте за мной, — раздалось из пульта на груди Эпиптикса. — Сначала мы вас накормим, а затем я многое вам объясню.

Слова застряли в горле у Бека. Как изменилась личность ксексианина!

— Вы удивлены? — спросил Эпиптикс. — На это есть своя причина. Следуйте за мной.

В полнейшей растерянности Бек прошел в большую комнату, служившую, по всей видимости, столовой. Эпиптикс предложил ему сесть, сам же направился к раздаточному лотку и вскоре вернулся с похлебкой и лепешками из какого-то темного вещества, внешне напоминающими прессованный изюм. Только вчера этот человек подвергал меня пыткам, подумал Бек, а сегодня выступает в роли радушного хозяина. Бек внимательно посмотрел на похлебку: он не был привередлив, но еда, приготовленная из неизвестных продуктов, не вызывала у него особого аппетита.

— Наша пища сплошь синтетическая, — сказал Эпиптикс. — Мы не можем позволить себе употреблять настоящие продукты. Но не бойтесь отравиться — у нас совершенно одинаковый обмен веществ.

Превозмогая тошноту, Бек попробовал содержимое своей миски — оно оказалось просто безвкусным. За все время, пока они ели, никто не произнес ни слова. Бек думал о том, что никакая внешняя перемена в Эпиптиксе не заставит его иначе к нему относиться, факты говорили красноречивее слов: он оставался убийцей, похитителем, палачом.

Эпиптикс разделался с едой очень быстро, вряд ли она и ему доставляла удовольствие. Ксексианин погрузился в мрачное раздумье, и Беку вдруг вспомнился фотоснимок головы слепня, сделанный под большим увеличением: у ксексиан были точно такие же глаза, пронизанные множеством жилок и разделенные тканями на совершенно одинаковые выпуклые участки, такие же абсолютно ничего не выражающие глаза — даже не глаза, а огромные пузыри.

— Ваша реакция вполне естественна, — заметил Эпиптикс. — Вы сбиты с толку и испытываете неловкость. Вы не можете разобраться, что с вами произошло, не можете понять, почему я сегодня воспринимаюсь вами совершенно иначе, чем вчера. Разве не так?

Бек был вынужден признаться, что ксексианин не ошибается.

— Разница не во мне, она в вас самом. Вот, взгляните-ка. — Он повел рукой у них над головами. — Присмотритесь получше.

Бек пристально уставился в потолок, пока перед глазами не поплыли какие-то бесформенные пятна. Несколько раз закрыв и открыв глаза, он попытался освободиться от них. Так ничего и не увидев, он вопросительно посмотрел на Эпиптикса.

— Что вы увидели? — спросил Эпиптикс.

— Ничего.

— Посмотрите снова, — ксексианин показал рукой, — вот сюда.

Как ни всматривался Бек в пространство над головой, перед уставшими глазами плыли только пятна и ленты.

— Ничего не вижу… — Он запнулся. У него возникло ощущение, будто смотрят на него самого.

— Продолжайте смотреть, — сказал Эпиптикс. — У вашего мозга нет должной подготовки. Пройдет совсем немного времени — и вы начнете различать их совершенно отчетливо.

— Кого? — растерянно спросил Бек.

— Нопалов.

— Но здесь совершенно ничего нет.

— Неужели вы не видите этакие едва различимые силуэты? Зрение у землян развито гораздо лучше, чем у ксексиан.

— Я вижу только пятна, ничего больше…

— Приглядитесь повнимательнее. Например, вот к этому пятну.

Удивляясь в душе, как это Эпиптиксу удается видеть пятна перед чужими глазами, Бек внимательно вгляделся. Ему вдруг показалось, что пятна начинают собираться вместе, сосредоточиваться, и вот уже на него зловеще глядят два огромных глазных яблока, совершенно ни с чем не связанные, как бы вынутые из глазниц. Теперь он даже разглядел игру света, отражаемого ими.

— Что это?! Гипноз?

— Это нопал. Айксекс наводнен нопалами, несмотря на все наши усилия. Вы закончили еду? Тогда пойдемте, вам непременно нужно посмотреть на не прошедших очищение читуми.

Выйдя из здания, они сразу оказались под мощными потоками ливня, который, казалось, шел не переставая на этой планете. Всюду среди развалин светились рассеянным светом лужи, мертвенно-бледные, как ртуть.

Птиду Эпиптикс, не обращая внимания на дождь, твердой походкой направился к загону, где находились читуми. Их там оставалось всего десятка два, не больше, и все с ненавистью смотрели на Птиду Эпиптикса, но теперь эта ненависть распространилась и на Века.

— Последние из читуми. Приглядитесь к ним еще раз.

Бек подошел к самой сетке загона и заглянул внутрь. Контуры голов и верхних частей туловищ показались ему размытыми. Как будто… Он в изумлении вскрикнул. Теперь он увидел все совершенно четко, без помех.

Каждый читуми был словно оседлан ужасным всадником, прицепившимся к его затылку с помощью студнеобразной присоски. Над головой у каждого из читуми гордо вздымался роскошный султан, состоящий из множества продолговатых щетинок и выраставший из комка темного пуха, напоминающего, футбольный мяч, а между человеческими глазами и плечами в воздухе висели две сферы, по-видимому, выполняющие функцию глаз. И эти глаза обдавали Бека такой же вызывающей ненавистью и презрением, что и пленные читуми.

Огромным усилием воли Беку удалось обрести дар речи.

— Что это за существо? — сиплым голосом спросил он. — Нопал?

— Да. Это и есть нопал. Один из мерзких паразитов. — Он показал рукой на небо. — Вы еще многих увидите. Они непрерывно парят над нами, вечно голодные, в надежде оседлать кого-нибудь из нас. Все наши усилия направлены на то, чтобы очистить планету от гнусных тварей.

Бек посмотрел на небо. Если там и парили нопалы, то в дождь, видимо, они были незаметны. И вдруг ему почудилось, что он видит одну из этих тварей, плывущую в толще воздуха, как медуза в воде. Нопал был небольшой и не до конца оформившийся, щетинистый гребень был довольно редкий, глаза — не больше лимона.

Бек, прищурившись, потер лоб. Нопал исчез, над головой свистел лишь ледяной ветер и проносились рваные тучи.

— Эти существа материальны?

— Они существуют — следовательно, природа их материальна. Если же вы спросите, из какого вещества слагается их оболочка, я не смогу вам ответить. Война настолько поглощала все наши силы в течение ста лет, что у нас не было возможности заниматься исследованиями.

Втянув голову в плечи, Бек снова повернулся к пленным читуми. Как все изменилось… Если вчера он расценивал их открытое неповиновение как проявление благородства, то теперь оно казалось ему бессмысленным. И таупту, к которым он питал отвращение… Тут было над чем поразмыслить.

Взять, например, Птиду Эпиптикса, который, нарушив нормальное течение его жизни, втянул в эту историю, убил ни в чем не повинного Сэма Гиббонса.

Вряд ли такая личность может вызвать к себе симпатию, и все же отвращение, которое питал к нему Бек еще вчера, сменилось невольным восхищением.

Неожиданная мысль пронзила мозг Бека: неужели он стал жертвой искусно проделанной промывки мозгов, которая превратила ненависть в уважение и породила в его сознании иллюзию существования паразитов материального свойства?

Он еще раз обернулся к читуми и поймал точно такой же, как и раньше, лютый взгляд нопала. Стало даже трудно мыслить под этим взглядом, но, тем не менее, что-то прояснилось.

— Нопалов привлекают не только ксексиане? — спросил он Птиду Эпиптикса.

— Совершенно верно.

— Один из них пристроился и ко мне?

— Да.

— И вы поместили меня на ту решетку, чтобы соскрести с меня нопала?

— Да.

Это признание повергло Бека в такие тяжелые раздумья, что он даже перестал обращать внимание на дождь, на холодные струи, стекающие по спине.

— Уже скоро вы почувствуете, насколько реже станут возникать у вас непроизвольные приступы ярости и неосознанные побуждения. Для того чтобы сотрудничать с вами, нам прежде всего нужно было подвергнуть вас очищению.

Бек удержался от вопроса о будущем сотрудничестве, потому что, запрокинув голову, увидел парящего над собой нопала, глаза-пузыри с вожделением взирали на Бека.

— Почему нопалы снова не пристраиваются ко мне? — спросил он.

На лицо Эпиптикса легла тень.

— Они еще успеют это сделать, и тогда вас снова придется подвергнуть очищению. Примерно в течение месяца они держатся в стороне. Возможно, их что-то отпугивает. Может быть, мозг не может отгонять их более длительное время. Для нас пока это загадка. Однако рано или поздно они спускаются — и тогда любой из нас снова делается читуми и подлежит очищению.

В нопале было нечто такое, что вызывало к нему болезненное влечение — Бек никак не мог отвести взгляд от этого существа. И одна из таких тварей была его неразлучным спутником! Бек ощутил прилив благодарности к таупту за то, что они освободили его от этой гадости, хотя им пришлось забрать его с Земли на Айксекс.

— Идите за мной, — сказал Эпиптикс. — Сейчас вы узнаете о том, что от вас требуется.

Насквозь промокший и продрогший, хлюпая ногами в мокрых ботинках, Бек понуро поплелся за Эпиптиксом в столовую, чувствуя себя несчастным как никогда. Эпиптикс, которому, казалось, ни стужа, ни дождь были нипочем, пригласил Бека присесть.

— Я расскажу вам кое-что из нашей истории. Сто двадцать лет назад Айксекс была совершенно другой. Тогда наша цивилизация по уровню развития напоминала вашу, хотя в некоторых отношениях мы продвинулись несколько дальше. К тому времени мы давно путешествовали в космосе и хорошо знали вашу планету. Сто лет назад группа ученых… — Тут он заметил, что Бек дрожит. — Вам холодно?

Не дожидаясь ответа, он что-то протрещал служителю, и тот принес массивную стеклянную кружку с горячей синей жидкостью.

Бек попробовал жидкость, горячую и горькую — по всей вероятности, алкогольную. Не прошло и несколько минут, как он почувствовал, что взбодрился, даже стал каким-то беспечным, хотя вода по-прежнему стекала с него, образуя на полу лужицу.

— Сто лет назад, — продолжил свой рассказ Птиду Эпиптикс, — один из наших ученых в процессе исследования явления, которое вы называете псионической активностью, совершенно случайно напал на след существования нопалов. Неизвестно, по какой причине Мауб Киамкагх — так звали этого ученого, — человек с необычайно развитыми телетактильными способностями, в течение нескольких часов никак не мог выбраться из нагромождения высокочастотной электронной аппаратуры, в которой почему-то что-то разладилось, и все это время его омывали и пронизывали потоки высокочастотной энергии. В конце концов его спасли, и ученые возобновили свои эксперименты, спеша выяснить, каким образом повлияла на телетактильные способности Киамкагка приключившаяся с ним история.

Мауб Киамкагх стал первым таупту. Когда коллеги к нему приблизились, он в ужасе отпрянул. Ученые, в свою очередь, тоже почувствовали к нему необоснованную неприязнь. Сам Мауб никак не мог разобраться со своими ощущениями. Он чувствовал вокруг себя присутствие нопалов, но поначалу приписывал их существование своему воображению, вернее, своим телетактильным ощущениям. На самом же деле он был таупту — очищенным. Он описал нопалов ученым, но те ему не поверили. «Почему вы не замечали этих ужасных существ раньше?» — говорили они.

И тогда Мауб Киамкагх выдвинул гипотезу, которая привела нас к победе над читуми и их нопалами: «Энергия силового генератора убила паразитировавшее на мне существо. Таков вывод, к которому я пришел».

Был поставлен соответствующий эксперимент, в ходе которого очищению подвергли преступника. Мауб провозгласил его таупту. Ученые, в свою очередь, стали испытывать ненависть уже к двоим первоочищенным, однако, побуждаемые жаждой понимания истинного положения вещей, они подвергли очищению еще двоих из своей среды. Мауб и их объявил таупту, тогда прошли очищение и остальные ученые группы, образовав первоначальное ядро таупту.

Вскоре вспыхнула война, кровопролитная и ожесточенная. Таупту стали жалкой группой беглых преступников, жить им пришлось в толще льда, в естественных кавернах, ежемесячно подвергая себя энергетическим пыткам, а заодно очищая тех читуми, которых удалось взять в плен. Однако со временем таупту стали выигрывать эту войну, и вот, всего лишь месяц назад, она закончилась. Последние читуми ожидают своей очереди подвергнуться очищению.

Такова наша история. Мы победили на этой планете, сломили сопротивление читуми, но нопалы на ней так и остались, поэтому нам приходится ежемесячно подвергать себя пытке на энергетической решетке, и мы не прекратим войны до тех пор, пока не будет уничтожен последний нопал. Так что война для нас не закончена, она просто вступила в новую фазу. Нопалов на Айксексе не так уж много. Все дело в том, что их родина — не наша планета. Их цитаделью является Нопалгарт. Именно с Нопалгарта полчища нопалов устремляются на Айксекс со скоростью мысли, чтобы упасть нам на плечи. Вы должны отправиться на Нопалгарт и поднять его обитателей на борьбу с тварями — такова следующая стадия нашей войны с нопалами, в которой мы непременно когда-нибудь победим.

Какое-то время Век молчал, не находя слов.

— Почему вы сами не отправитесь на Нопалгарт?

— На Нопалгарте ксексиане сразу же вызовут отвращение и ненависть, нас станут убивать и преследовать, не дав возможности даже приступить к осуществлению своей миссии.

— Но почему вы избрали именно меня? Какой от меня прок, если даже я и соглашусь помогать вам?

— Потому что вы не будете вызывать подозрений, а значит, добьетесь большего.

Нехорошие предчувствия закрались в душу Бека.

— Обитатели Нопалгарта такие же люди, как и я?

— Да. Они — люди, и это неудивительно, поскольку слово «Нопалгарт» употребляется нами для обозначения планеты Земля.

Бек скептически улыбнулся.

— Скорее всего, вы заблуждаетесь. На Земле нет нопалов.

— Вы просто не осознаете, что ваш мир кишмя кишит этими тварями.

От мрачных предчувствий у Бека похолодело внутри.

— Для меня это совершенно непостижимо.

— Такова истина.

— Значит, нопал был со мной еще до того, как я попал сюда?

— Он был с вами всю вашу жизнь.

 

Глава 6

Бек присел и затих, едва не захлебнувшись в водовороте сумбурных мыслей, потоками нахлынувших на него, а тем временем ксексианин продолжал:

— Земля и есть Нопалгарт. Нопалы кишат в воздухе над вашими больницами, поднимаясь с покойников, теснясь над новорожденными. С самого первого мгновенья, когда вы вступаете в мир, и до самой смерти нопал всегда с вами.

— Мы бы, безусловно, узнали об этом, — невнятно бормотал Бек. — Мы бы узнали, так же, как и вы…

— Наша история на многие тысячи лет старше вашей, и все равно только благодаря чистейшей случайности нам стало известно о существовании нопалов…

Бек погрузился в угрюмое молчание, ощущая, как стремительно разворачиваются трагические события, предотвратить которые он не в силах.

В столовую вошли несколько ксексиан и расселись так, что Бек видел их чуждые, слепые глаза.

— Почему вы говорите мне это? — неожиданно спросил он у Эпиптикса. — Ради чего доставили меня сюда?

Птиду Эпиптикс устало вздохнул:

— Мы очистили свою планету, дорого заплатив за это. Пока нопалам не найти здесь пристанища. В течение месяца мы свободны, затем нопалы с Нопалгарта устремляются на нас, и нам опять приходиться претерпевать ужасные муки, чтобы очиститься.

Бек задумался.

— И вы хотите, чтобы мы очистили Землю от нопалов?

— Вы обязаны это сделать. — Больше Птиду Эпиптикс уже ничего не говорил. Он и его соплеменники молча откинулись на спинки своих сидений, ожидая ответа.

— Работенка предстоит немалая. Слишком уж велика она для одного человека, даже если он посвятит ей оставшуюся жизнь.

— А разве может быть легкой такая работа? Нам удалось очистить Айксекс, но какой ценой? — в процессе выполнения этой миссии была разрушена почти вся планета.

Бек ничего не ответил.

— Вас одолевают сомнения: не является ли лекарство опаснее самой болезни, — сказал Эпиптикс, предчувствуя реакцию Бека.

— Да, я подумал об этом.

— Через месяц нопал снова пристроится к вам. И вы позволите, чтобы он так и остался с вами?

Беку вспомнился процесс очищения — хоть сколько-нибудь приятным его не назовешь. Предположим, он не даст подвергнуть себя очищению. Тогда к нему снова возвратится нопал и, благополучно пристроившись к затылку, опять станет невидимым, но Бек будет знать, что тот сидит у него на шее, гордо расправив свой султан, как павлиний хвост, и совиные глаза-пузыри злобно выглядывают из-за его плеч. Тончайшие волокна-щупальца, проникнув в его мозг, будут направлять любые эмоции… Бек тяжело вздохнул.

— Нет, не допущу, чтобы он остался.

— Столь же решительно настроены и мы.

— Вот только как очистить всю Землю от нопалов…

Бек запнулся на полуслове, полный нерешительности, ошеломленный масштабом задачи, затем сокрушенно покачал головой, чувствуя свое бессилие.

— Я даже не представляю, как это может быть сделано… на Земле живет очень много самых разных людей: различной национальности, вероисповедания, расовой принадлежности — миллиарды людей, которые ничего не знают и не захотят знать о нопалах, которые ни за что не поверят мне, когда я расскажу об этом!

— Я вас прекрасно понимаю, — согласился Птиду Эпиптикс. — Точно такое же положение сложилось на Айксексе сто лет назад. Только миллион моих соплеменников пережил ужасную войну, но мы, не задумываясь, начали бы новую. Если народы Земли не очистятся от этой скверны сами, тогда мы за них это сделаем.

Наступила гнетущая тишина. Когда Бек заговорил, его голос звучал угрюмо, как колокол под водой.

— Вы угрожаете нам войной.

— Я угрожаю войной против нопалов.

— Если нопалов изгнать с Земли, они переберутся на какую-нибудь другую планету.

— Мы будем преследовать их и там, пока не уничтожим всех до единого.

Бек сокрушенно покачал головой. Такие настроения ксексиан казались ему проявлением обыкновенного фанатизма. Да и насколько откровенны были с ним ксексиане? Все ли они рассказали ему из того, что им известно? Не находя ответов на эти вопросы, он произнес почти безнадежно:

— Я не могу брать на себя такие огромные обязательства! Я просто не могу принять столь ответственное решение, не располагая более полной информацией!

— Что бы вы еще хотели узнать?

— Намного больше того, чем вы мне рассказали. Например, что из себя представляют нопалы? Какова их материальная основа?

— Эти вопросы не относятся к сути проблемы. Тем не менее, я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Нопалы представляют собой совершенно особый вид жизни, нечто вроде сгустка мысленной энергии в ее чистом, оторванном от материального содержания виде, в нашем понимании материи.

Кроме этой, чисто умозрительной теории, нам больше ничего не известно о нопалах…

— Вы располагаете только умозрительными представлениями? — ошеломленно спросил Бек. — В вашем понимании, это материальное воплощение мысли?

Ксексианин долго молчал, с трудом подбирая слова, чтобы выразить непривычные для человеческого ума понятия.

— Термин «мысль» для нас имеет несколько другое значение, он наполнен другим содержанием, но я попытаюсь объяснить вам ситуацию, пользуясь термином «мысль» в том смысле, какой в него вкладываете вы. Нопал перемещается в пространстве со скоростью мысли. Нам неведома истинная сущность и природа мысли, поэтому нам ничего не известно о природе нопала.

Остальные ксексиане взирали на Бека с бесстрастной сдержанностью, похожие на ряд античных статуй.

— В их поведении есть определенная логика? Они являются разумными существами?

— Разумными? Вы используете термин «разум» для обозначения такого рода мышления, который свойствен вашим соплеменникам. «Разум» — это созданная живущими на Земле людьми концепция. Нопал тоже мыслит, но не так, как люди. Если вы подвергнете нопала какому-нибудь тесту на определение «уровня интеллектуального развития», то его коэффициент будет удивительно низким, однако ему удается манипулировать вашим сознанием более легко и умело, чем вам самим. Ваши мыслительные процессы и ваше восприятие зрительных образов гораздо быстрее наших, им свойственна большая гибкость и большая податливость к внушению со стороны нопалов. Нопалы прекрасно понимают, что вы ужаснетесь, узнав об их существовании, поэтому стараются лучше спрятаться. Они понимают, что таупту — враги, поэтому внушают читуми ненависть к таупту. Это очень хитрое существо, ничем не брезгующее в борьбе за существование, не обделенное изворотливостью и инициативностью.

В наиболее общем смысле нопал — вполне разумное существо.

Несколько задетый снисходительным, как ему показалось, тоном ксексианина, Бек ответил по возможности лаконичнее:

— Ваши представления об интеллекте не лишены логики, хотя и не все в них мне кажется бесспорным. Ваши же представления о природе нопалов кажутся мне весьма несуразными, а методы очищения — абсолютно примитивными. Неужели никак нельзя обойтись без пыток?

— Нам другие способы неизвестны. Вся наша энергия была направлена на ведение военных действий. У нас не было времени для научных исследований.

— Ваша система может оказаться несостоятельной на Земле.

— Вы должны позаботиться о том, чтобы она сработала!

Бек наигранно рассмеялся.

— Да стоит мне только прибегнуть к ней, как меня упекут за решетку.

— В таком случае вам придется создать особую организацию, чтобы не допустить подобного исхода и замаскировать свою деятельность.

Бек медленно покачал головой.

— Вас послушать — все так просто, проще даже быть не может. Я же один-одинешенек, и даже не знаю, с чего начать.

Эпиптикс пожал плечами — точно как землянин.

— Сейчас вы один, а завтра вас должно стать двое. Двое должны стать четырьмя, и так далее, пока не будет очищена вся Земля. Так мы очистили Айксекс от читуми и поэтому надеемся на успех на другой планете. Со временем восстановится численность вашего населения, отстроятся города.

Война — всего лишь миг в истории планеты.

Бека это не очень убедило.

— Если Земля наводнена нопалами, то ее нужно освободить от них — здесь и спорить не о чем. Но мне совсем не хочется поднимать паники, всеобщего брожения умов, а о войне и говорить не приходится.

— Не хотел этого и Мауб Киамкагх. Война началась только тогда, когда читуми обнаружили таупту. Нопалы возбудили ненависть в них, и они принялись уничтожать таупту. Таупту сопротивлялись, ловили читуми и очищали их. Такой была война. Такой же оборот события могут принять и на Земле.

— Надеюсь, что нет, — коротко бросил Бек.

— Пока нопалы на Нопалгарте будут уничтожаться, и притом быстро, нас не будут интересовать методы, с помощью которых это делается.

Вновь воцарилась тишина. Ксексиане сидели неподвижно, как каменные изваяния. Бек устало вздохнул. Будьте все вы трижды прокляты — и ксексиане, и нопалы, и вся эта кутерьма, с ними связанная! Но раз уж он оказался вовлеченным в нее…

— Я сделаю все, что в моих силах.

Эпиптикс, казалось, ждал такого ответа, поэтому не выразил ни удивления, ни восхищения.

— Я поделюсь с вами всем, что знаю о нопалах, — поднявшись, сказал он.

— Идемте со мной.

Пройдя по коридору, они вернулись в помещение, которое Бек в уме называл камерой денопализации. Работа в ней шла полным ходом. Чувствуя, что внутри у него сжался комок, Бек смотрел, как на решетку поместили извивающуюся всем телом женщину. Теперь его зрение и чувства обострились настолько, что он явственно видел нопала: залитая ярким светом тварь тряслась всем своим естеством, щетинки султана в ужасе расширились в разные стороны, нервно пульсировали глаза-пузыри, беспомощно трепетала покрытая пухом грудная клетка.

Бек повернулся к Эпиптиксу.

— Неужели никак нельзя использовать обезболивающие средства? — недовольно спросил он. — Разве обязательно доставлять такие страдания?

— До вас так и не дошла суть процесса, — ответил ксексианин. — Энергия сама по себе не приносит никакого вреда нопалу, его ослабляет и заставляет покинуть жертву сумятица, которая творится в ее сознании. В данном случае это абсолютная уверенность читуми в тех муках, которые придется терпеть, поэтому их и помешают рядом с камерой, откуда слышны крики соплеменников.

Это ужасно, но это ослабляет нопала. Возможно, со временем вам на Земле удастся разработать более совершенную методику денопализации.

— Очень надеюсь, — пробормотал Бек. — Мне не под силу терпеть такие муки.

— Вам никуда от них не деться, — с обычной бесстрастностью констатировал переводчик.

Бек сделал попытку отвернуться от страшной картины, но она притягивала его. Тело женщины сотрясалось, как в лихорадке, из груди непрерывно раздавалось неистовое клокотание. Нопал отчаянно цеплялся за череп женщины, но в конце концов его удалось отодрать, и он был унесен в прозрачном мешке.

— А что дальше? — спросил Бек.

— В конечном счете становится полезным и сам нопал. Возможно, вы уже задумывались над тем, из чего сделан мешок и как в нем удается удерживать совершенно бесплотное существо?

Это действительно очень интересовало Бека.

— Вещество мешка — мертвый нопал. Тепло, кислоты, электричество — ничто из нашего физического мира на него не действует. Это вещество не обладает ни массой, ни инерционностью, оно не сцепляется ни с каким веществом, кроме себя. Поэтому-то нопал не может проникнуть через пленку из вещества, полученного при умерщвлении нопала. Едва отсоединив нопала от читуми, мы сразу же хватаем его и давим, превращая в тончайшую пленку. Сделать это совсем нетрудно, так как нопал крошится даже от малейшего соприкосновения с пленкой из мертвого нопала. — Он посмотрел в сторону решетки, и к нему прямо по воздуху подплыл обрывок нопалона — пленки, полученной из уничтоженного нопала.

— Как вам это удалось?

— Телекинез.

Бек, не очень удивленный ответом, присмотрелся к нопалону внимательнее.

Материал показался ему волокнистым, как будто сотканным из тончайшей паутины… Но тут снова заговорил Эпиптикс, прервав ход мыслей Бека.

— Из нопалона же изготовлены линзы очков, сквозь которые вы смотрели вчера. Нам непонятно, почему читуми могут иногда чуять присутствие нопала, когда свет проходит через пленку. Мы много над этим рассуждали, но законы природы, действующие в нашем пространстве, неприменимы к тому роду материи, из которого состоит нопал. Возможно, вы добьетесь большего, мы же — лишь уставшие воины.

С тоской вспомнилась Беку его мирная, безоблачная жизнь, которая безвозвратно канула в прошлое. Вспомнились друзья: доктор Ральф Тарберт, Маргарет — энергичная, жизнерадостная Маргарет Хэвен. Ему представились их лица — и их нопалы. Получившаяся картина была одновременно несуразной и трагической. Теперь ему была понятна непреклонная беспощадность таупту, на их месте он бы действовал так же. На их месте? Да ведь он уже и есть на их месте.

Печальную вереницу мыслей прервал Эпиптикс.

— Смотрите.

Бек увидел отчаянно сопротивлявшегося читуми, которого волокли к денопализационной решетке. Нопал возвышался над ним, как фантастический боевой шлем.

— Сейчас вы являетесь свидетелем великого события, — сказал Эпиптикс. — Это последний из читуми, их не осталось больше ни одного. Айксекс очищен полностью.

Бек лишь тяжело вздохнул, помня об огромной ответственности, которая легла на его плечи.

— Со временем и Земля будет такой же… Со временем, со временем…

Таупту прикрепили последнего читуми к решетке. Бек отвернулся — смотреть он просто не мог.

— Сейчас я вам покажу, что станется с нопалом, — сказал Эпиптикс.

Они вошли в длинное, тускло освещенное помещение, заставленное рядами верстаков. Примерно сотня ксексиан напряженно трудилась, собирая какой-то механизм.

— Крепко сожмите эту сумку, — велел Беку Эпиптикс.

Бек осторожно сдавил сумку. Нопал внутри раскрошился при первом же прикосновении.

— Он такой же ломкий, как высушенная яичная скорлупа, — заметил Бек.

— Не странно ли? — спросил Эпиптикс. — Не обманываетесь ли вы? Как можно ощущать неосязаемое?

Бек изумленно поглядел на Эпиптикса, затем на сумку. Он уже больше не ощущал сумку в своих пальцах, она проходила сквозь них, как струйка дыма.

— Она не ощущается, — упавшим голосом признался он.

— Определенно ощущается, — возразил Эпиптикс. — Она здесь, никуда не делась, вы можете ее чувствовать, как уже удалось раньше.

Бек снова протянул руку. Поначалу сумка показалась ему еще менее ощутимой, чем раньше, но она была здесь. И по мере роста этой уверенности, он все более чувствовал ее в своей руке.

— Может быть, мне все только кажется? — спросил Бек. — Сумка в самом деле реальна?

— Это нечто такое, что вы ощущаете не пальцами, а разумом.

Бек стал так и этак вертеть сумку.

— Я перемещаю ее руками. Сжимаю ее. Чувствую, как нопал крошится у меня под пальцами.

Лицо Эпиптикса стало насмешливо-лукавым.

— Разве ощущение не является реакцией вашего мозга на поступление нервных импульсов? Так, насколько я понимаю, действует мозг у землян.

— Я понимаю различие между ощущением, которое испытывает моя рука, и чисто мысленным ощущением, — холодно заметил Бек.

— В самом деле?

Бек хотел было ответить, но воздержался.

— Вы заблуждаетесь. Вы ощущаете сумку разумом, а не пальцами, а вот руки ваши чувствуют только чисто механическое движение, которым сопровождается ощущение сумки. Вы протягиваете руку и прикасаетесь пальцами к сумке — у вас создается впечатление, будто вы к ней прикоснулись. Когда вы не протягиваете руку к сумке, вы ничего не ощущаете, потому что вы не ожидаете получить какое-либо ощущение.

— В таком случае, — заметил Бек, — я мог бы почувствовать нопалов без помощи рук.

— Вы чувствовали бы что угодно, не прибегая к помощи рук.

Телеосязание, отметил про себя Бек. Ощущение прикосновения без помощи чувствительных нервных окончаний. А разве ясновидение не было зрением без помощи глаз? Он снова повернулся к сумке. Нопал внутри нее злобно смотрел в его сторону. Он мысленно представил себе, как берет сумку в руку, сжимает между пальцами. Всего лишь едва различимое ощущение коснулось его рассудка, не более того, — всего лишь какой-то намек на хрупкость и легкость.

— Попробуйте переместить сумку с одного места на другое.

Бек сосредоточил все свое внимание на сумке. Сумка и нопал в ней чуть переместились без всяких усилий с его стороны.

— Непостижимо! — пробормотал он. — У меня, выходит, способности к телекинезу?!

— С этим материалом проявить их довольно несложно, — пояснил Эпиптикс.

— Нопал представляет собой мысль, сумка — мысль, что же еще можно передвинуть с помощью разума?

Считая вопрос риторическим, Бек ничего не ответил и стал смотреть, как операторы, швырнув сумку на верстак, разгладили ее так, что она стала совершенно плоской. Нопал, рассыпавшись в мельчайший порошок, смешался с материалом сумки.

— Здесь больше нечего смотреть, — сказал Эпиптикс. — Пошли.

Они вернулись в столовую. Бек угрюмо плюхнулся на скамью, от его недавнего рвения не осталось и следа.

— Вас одолевают сомнения, — посочувствовал Эпиптекс. — Спрашивайте.

Бек задумался.

— Совсем недавно вы вскользь упомянули о том, как действует мозг землян. Не значит ли это, что у ксексиан иной механизм мышления?

— Да. Ваш мозг проще, а его составляющие более гибки и универсальны.

Наш мозг устроен куда сложнее. В одних случаях это оборачивается для нас преимуществом, в других — наоборот. Ваш мозг наделен способностью создавать мысленные представления, которые вы называете воображением. Мы этого лишены, как лишены способности открывать новое, сопоставляя неизмеримые и неисчислимые величины между собой. Большая часть вашей математики для нас непостижима, выводы кажутся нам бессвязными, несуразными и даже бессмысленными. Но наш разум располагает и определенными механизмами, компенсирующими эти недостатки: встроенными калькуляторами, которые мгновенно производят вычисления, для вас кажущиеся сложными и утомительными. Вместо того чтобы создавать мысленный образ, то есть воображаемый предмет, мы конструируем подлинную модель этого предмета в особой полости у себя в черепной коробке. Некоторые из нас в состоянии создавать очень сложные модели. Такой процесс полезен, но обременителен.

Мы постигаем мир так: сначала формируем у себя в мозгу модель, а затем ее изучаем с помощью своего внутреннего осязания.

После небольшой паузы Бек спросил:

— Когда вы приравниваете нопала к сгустку мысли, вы имеете в виду мысль землянина или мысль ксексианина?

Птиду Эпиптикс ответил не сразу.

— Это слишком общее сравнение, я применил его в довольно широком смысле. Что такое мысль? Мы не знаем. Нопалы невидимы и неосязаемы и, когда лишены свободы передвижения, могут без особого труда подвергаться телекинетическим манипуляциям. Они питаются умственной энергией. Являются ли они воплощением мысли, мы не знаем.

— Почему вы не можете просто снимать нопала с мозга? Неужели для этого так необходимы мучения?

— Мы именно так и пытались поступать, — сказал Эпиптикс. — Мы страшимся физической боли ничуть не меньше, чем вы. Но это оказалось невозможным: нопал в последнем отчаянном приступе злобы убивает читуми. На денопализационной решетке мы подвергаем его таким мучениям, что он сам извлекает из разума жертвы корешки, с помощью которых к ней присосался, и только после этого его можно отодрать от жертвы.

— Хотелось бы мне знать, как можно денопализировать Землю, не нажив врагов?

— Процесс уничтожения нопалов не может быть легким. Я передам вам чертежи и схемы денопализатора, вы должны будете построить такую установку и начать очищение своих соплеменников. Почему вы качаете головой?

— Слишком уж громоздкое начинание. Меня не покидает чувство, что существует более простой способ. — Бек задумался, затем произнес:

— Нопал, безусловно, мерзкое существо, но если абстрагироваться от этого, какой еще от него вред?

Птиду Эпиптикс застыл, устремив на Бека глаза-самоцветы, формируя внутри себя, как теперь догадался Бек, модель его головы.

— Не исключено, что они препятствуют свободному развитию у нас парапсихических или, как вы называете, псионических способностей, — продолжал рассуждать Бек. — Разумеется, мне ничего не известно, однако впечатление такое…

— Выбросьте из головы все подобные опасения. Существует один неоспоримый факт: мы сейчас таупту и ни за что не станем снова читуми.

Запомните: у нас нет ни малейшего желания ежемесячно подвергать себя мучительнейшим пыткам; мы хотим, чтобы вы сотрудничали с нами в войне против нопалов, но можем обойтись и без вас, мы сами уничтожим нопалов на Нопалгарте, если этого не сделаете вы.

Бек снова про себя отметил, что питать дружеские чувства по отношению к ксексианам довольно трудно.

— Может случиться, что мне не удастся разобраться в чертежах денопализатора.

— Они будут адаптированы к вашей системе единиц и к возможности применения стандартных комплектующих компонентов. Вы не столкнетесь с трудностями.

— Мне понадобятся деньги.

— В них недостатка не будет. Мы снабдим вас золотом в таком количестве, в каком сами пожелаете, вам только придется позаботиться о том, чтобы сбыть его. Что еще вы хотите знать?

— Для отсоединения нопала вы пользуетесь материалом, полученным из мертвого нопала. А откуда к вам попал первый кусок нопалона?

Слепые стеклянные глаза Эпиптикса застыли, из пульта на груди проклокотало что-то совершенно неразборчивое, после чего Эпиптикс поднялся во весь рост.

— Идемте, сейчас вы отправляетесь на Нопалгарт.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос.

— Я не знаю на него ответа.

Беку почудилось, что последнюю фразу его собеседник произнес как никогда холодно и резко.

 

Глава 7

На Землю они возвратились в некомфортабельном черном цилиндре, изрядно потрепанном за сто пятьдесят лет эксплуатации. Птиду Эпиптикс наотрез отказался сообщить что-нибудь об устройстве цилиндра, намекнув только на принцип антигравитации.

Беку вспомнился диск из антигравитационного металла, который — как давно это было! — соблазнил его отправиться к Сэму Гиббонсу, в городишко Бьюэллтон в штате Виргиния. Он пытался затеять разговор с Птиду Эпиптиксом об антигравитации, но безуспешно. Ксексианин упорно не хотел говорить на эту тему, и у Бека сложилось впечатление, что тот не желает делиться секретами.

Пробовал он говорить и на другие темы, пытаясь выяснить, как далеко продвинулась ксексианская наука, но Эпиптикс не удовлетворил его любопытства. Скрытная, малоразговорчивая, лишенная чувства юмора раса, подумал Бек, однако тут же напомнил себе, что длившаяся целое столетие война не могла способствовать развитию положительных качеств. И столь же печальная участь могла постигнуть и Землю.

Прошло несколько дней. Они приближались к Солнечной системе, но Беку так и не удалось посмотреть на нее со стороны: в звездолете не было иллюминаторов, а в командную рубку вход был запрещен.

Бек сидел, в очередной раз изучая чертежи денопализатора, как вдруг рядом с ним возник Эпиптикс. Ксексианин резким жестом дал понять, что настал момент высадки. Он провел Бека в кормовой отсек, где находился посадочный бот, такой же проржавевший и обшарпанный, как и корабль-носитель.

Бек крайне изумился, обнаружив закрепленный в трюме бота свой собственный автомобиль.

— Мы неплохо знакомы с вашими телепередачами, — объяснил Эпиптикс, — и понимаем, что оставленный без внимания автомобиль привлечет к себе внимание, а это может расстроить наши планы.

— А как же тогда Сэм Гиббонс, человек, которого вы убили? — язвительно спросил Бек. — Неужели вы думаете, что это останется без внимания?

— Мы уничтожили труп. Обстоятельства его исчезновения так и останутся невыясненными.

Бек негодующе фыркнул.

— Он исчез одновременно со мной. Мои сотрудники знают, что он разговаривал со мной по телефону. Мне придется давать показания, если кому-нибудь придет в голову сопоставить факты.

— Вам придется пустить в ход всю свою изобретательность. Советую по возможности избегать общения со своими друзьями и сотрудниками. Теперь вы таупту среди читуми. Не ждите от них милосердия.

Бек усомнился в способности пульта-переводчика донести сарказм замечания, готового уже было сорваться с языка, поэтому промолчал.

* * *

Цилиндр совершил посадку на тихом проселке в деревенской глуши. Бек, приятно потягиваясь, поспешил выйти наружу. Воздух показался ему удивительно сладким — воздух Земли!

Было примерно девять часов вечера. Вовсю заливались сверчки в густых зарослях смородины, с ближайшей фермы доносился собачий лай.

Эпиптикс дал Беку последние наставления. Голос переводчика казался приглушенным после гулких коридоров звездолета.

— В вашем автомобиле сто килограммов золота, вы должны обратить его в деньги. — Затем он похлопал по черному кейсу, который Бек держал в руке. — Соорудите денопализатор как можно скорее, не забывайте, что очень скоро, через неделю или две, нопал снова пристроится к вашему мозгу. Вы должны быть готовы к тому, чтобы очиститься от него. Вот это устройство… — он вручил Беку небольшой черный ящичек, — будет информировать меня о вашем местонахождении. Если вам потребуется помощь или не хватит золота, взломайте пломбу и нажмите на кнопку — этим вы установите связь со мной.

Без каких бы то ни было формальностей он зашагал назад к кораблю. Через несколько мгновений звездолет взмыл в небо и исчез.

* * *

Бек остался один на проселке. Родная старушка Земля! Никогда еще Бек не ощущал так остро любовь и привязанность к родной планете. А вдруг ему пришлось бы провести остаток дней на Айксексе? У него защемило сердце от одной мысли об этом. И все же Земля должна будет, да еще при его пособничестве, истекать потоками крови… Если только ему не удастся придумать не такой жуткий способ убивать нопалов…

Вдоль проселка, ведущего к ближайшей усадьбе, запрыгал световой зайчик от карманного фонарика. Это фермер, разбуженный лаем собаки, решил посмотреть, что происходит на дороге. Бек забрался в кабину автомобиля, но тут зайчик его настиг и замер, слепя глаза.

— Кто здесь? — раздался ворчливый голос. Бек скорее почувствовал, чем увидел, что у человека в руках дробовик. — Что вы здесь делаете, мистер? — Голос был откровенно враждебным. Нопал, обволакивающий голову фермера и чуть-чуть светящийся, важно выпятился и негодующе раздулся.

Бек объяснил, что остановился облегчить мочевой пузырь. Любое другое объяснение могло бы показаться не правдоподобным при таких странных обстоятельствах.

Фермер, оставив без внимания слова Бека, обвел лучом придорожные кусты, затем снова направил на Бека.

— Отправляйтесь-ка дальше своей дорогой. Что-то вы мне не нравитесь, меня так и подмывает всадить в вас добрую порцию дроби.

Понимая, что спорить бесполезно, Бек постарался уехать раньше, чем нопал окончательно убедил фермера выстрелить. В зеркале заднего обзора зловещий луч фонарика мелькнул еще несколько раз и исчез совсем. «Вот как радушно встретил меня на пороге родного дома один из читуми, — с грустью подумал Бек. — Хорошо еще, что обошлось…».

Грязный проселок в конце концов вывел его на шоссе. В баке оставалось совсем немного бензина, и, проехав по шоссе примерно километров пять, Бек подкатил к ближайшей бензозаправке. Из-за стойки ему навстречу вышел коренастый молодой человек с загорелым обветренным лицом и выгоревшими светлыми волосами. Иглы, венчавшие гребень его нопала, переливались всеми цветами радуги, глаза-пузыри по-совиному пристально вглядывались в Бека.

От внимания Бека не ускользнуло, что иглы нопала вдруг неожиданно дернулись. Заправщик на мгновение остановился как вкопанный, и с его лица с поражающей быстротой исчезла традиционная профессиональная улыбка.

— Слушаю, сэр, — грубовато проворчал он.

— Наполните, пожалуйста, бензобак, — попросил Бек.

Заправщик что-то пробурчал себе под нос и пошел к колонке. Когда бензобак наполнился, он, не глядя на Бека, принял от него деньги, не удосужившись ни проверить смазку, ни протереть ветровое стекло. Вытащив сдачу, он сунул ее прямо через боковое стекло, невнятно пробормотав:

— Спасибо, сэр.

Бек спросил, как побыстрее выехать на дорогу, ведущую в Вашингтон. В ответ парень ткнул пальцем в небо и хмуро пошел прочь.

— Следите за знаками, — бросил он через плечо.

Бек невесело рассмеялся в душе, поворачивая на шоссе. Таупту в Нопалгарте и снежный ком в пекле имеют много общего, подумалось ему.

Мимо с грохотом и ревом мчались автомобили… С неожиданно вспыхнувшей тревогой Бек задумался о водителях и их нопалах, которые вместе вглядывались в залитое светом фар шоссе. Насколько сильным может оказаться влияние нопала на человека? Легкое движение руки, ничтожный поворот баранки… Теперь, едва завидев впереди фары встречных машин, Бек втягивал голову в плечи и наклонялся почти к рулю, едва успевая стирать пот со лба.

Без особых происшествий Бек добрался до окраины Арлингтона, где жил в ничем не примечательной квартире. Неприятное ощущение в желудке заставило его вспомнить, что он ничего не ел уже часов восемь. Притормозив у ярко освещенной бутербродной, он нерешительно заглянул в окно. В одной из кабин веселилась стайка подростков, двое молодых рабочих в джинсах расправлялись с гамбургерами за стойкой. Все, казалось, были полностью поглощены своими делами, хотя их нопалы явно занервничали и устремили глаза в сторону Бека.

Он задумался, не зная как поступить, а затем, повинуясь скорее дерзкому упрямству, чем доводам рассудка, припарковал машину.

Пройдя к стойке с прохладительными напитками, Бек присел у самого краешка. К нему подошел, вытирая руки фартуком, хозяин — высокий мужчина с помятым лицом. Над белой поварской шапочкой гордо возвышался огромный нопал с глазами, похожими на перезревшие грейпфруты. Такого большого и величественного нопала Беку еще не доводилось видеть.

Как можно более спокойным и выдержанным тоном он заказал пару гамбургеров. Хозяин уже собрался было идти на кухню, как вдруг остановился и искоса поглядел на Бека.

— Что с вами, дружище? Хватили лишку? Что-то вы странно себя ведете.

— Нисколько, — вежливо ответил Бек. — Вот уже несколько недель капли в рот не брал.

— Что-то не похоже.

— Просто я очень голоден, — чуть улыбнувшись, сказал Бек.

Хозяин медленно пошел прочь.

— Только остряков мне еще не хватало. И так всякой шпаны полно.

Бек до боли прикусил язык. Хозяин, раздраженно швырнув биток на сковородку, то и дело поглядывал через плечо на Бека. Его нопал, казалось, тоже повернулся, сосредоточив на Беке все свое внимание.

Бек обвел взглядом помещение: глаза всех находившихся здесь нопалов были устремлены на него. Нопалы не только сидели на головах у людей, три-четыре твари проплывали в воздухе, словно рыбы в аквариуме; они были повсюду — большие и маленькие, розовые и бледно-зеленые, целые стаи нопалов, в любом конце помещения и за его пределами…

Входная дверь распахнулась, внутрь зашли четверо молодых парней и присели совсем рядом с Беком. Из реплик, которыми они перебрасывались, Бек понял, что они катались по округе в надежде подцепить девочек, но не преуспели. Бек сидел тихо, хотя его нестерпимо жгла мысль, что со всех сторон прямо ему в лицо смотрят наглые глаза нопалов. Он даже съежился при этой мысли, и тотчас сидевший рядом парень, повернувшись к нему, спросил неприязненно:

— Тебя что-нибудь беспокоит, приятель?

— Нет, нет, ничего, — вежливо ответил Бек.

— Слишком ты веселый, а с чего?

Перед ними возник хозяин.

— Что здесь происходит?

— Тут среди нас завелся весельчак, — пояснил парень, не давая Беку объясниться.

Глаза одного из нопалов зависли сантиметрах в тридцати от головы Бека, с мрачным вожделением уставившись на него. Остальные нопалы внимательно следили за происходящим. Бек почувствовал себя всеми покинутым и совершенно одиноким.

— Прошу меня извинить, — ровным голосом произнес он. — Я не хотел никого обидеть.

— Может быть, разберемся, приятель? Был бы рад тебе помочь.

— Нет, спасибо.

— Кишка тонка?

Бек промямлил что-то невразумительное. Парень недовольно фыркнул и повернулся к нему спиной.

Бек доел гамбургеры, небрежно брошенные хозяином, расплатился и вышел наружу. За дверью его дожидались четверо парней.

— Послушай, друг, — произнес все тот же задира, — со мной этот номер не пройдет. Да и рожа твоя мне не очень-то нравится.

— Мне она не нравится тоже, — сказал Бек, — а вот жить приходится.

— С таким языком, как у тебя, ты мог бы трепаться по телеку. И уж больно ты умный.

Бек промолчал и сделал попытку вернуться к машине. Задира, прыгнув, и заслонил ему дорогу.

— Может быть, раз уж твоя рожа не нравится мне, не нравится тебе, мы ее маленько поправим?

Парень замахнулся на Бека, но тот увернулся, однако кто-то другой толкнул его сзади. Бек споткнулся, и тут первый из хулиганов нанес ему сильнейший удар в лицо. Бек упал на асфальт, и все четверо стали пинать его ногами.

— Получай, сукин сын, — цедили они сквозь зубы. — Получай еще!

Из дверей закусочной выскочил хозяин.

— Прекратите! Слышите? Хватит! Мне все равно, что тут у вас происходит, только не занимайтесь этим здесь. — Он повернулся к Беку:

— А вы поднимайтесь и мотайте отсюда, пока целы. И чтоб ноги вашей здесь не было…

Бек, прихрамывая, проковылял к своему автомобилю и забрался в кабину, провожаемый злобными взглядами. Он запустил двигатель и поехал домой. Все тело ныло от бесчисленных ссадин и ушибов. «Приятное возвращение, ничего не скажешь», — с горечью отметил он про себя.

Оставив машину прямо на улице, Бек, шатаясь, поднялся по лестнице, открыл дверь своей квартиры и устало ввалился внутрь. Стоя посреди гостиной, он с любовью глядел на мебель, книги, дорогие сердцу безделушки.

Какими родными и привычными были они ему еще совсем недавно — и какими далекими стали теперь. У него возникло ощущение, будто он забрел в комнату, где провел детство и долго не бывал…

В коридоре послышались шаги миссис Макриди, его квартирной хозяйки, женщины с безупречными манерами, но при случае любящей поболтать.

Остановившись возле двери, она легонько постучала. Бек недовольно скривился: весь в синяках, усталый, взъерошенный, он не испытывал желания обмениваться светскими любезностями.

Стук повторился. Бек не мог проигнорировать ее: хозяйка знала, что он дома. Пришлось проковылять к двери.

В коридоре действительно стояла миссис Макриди. Она жила в одной из квартир первого этажа. Хрупкая энергичная женщина шестидесяти лет, с тщательно причесанными волосами и ухоженным лицом, она держалась с достоинством, говорила четко и выразительно. Беку она всегда казалась обаятельным реликтом эдвардианской эпохи. Нопал, восседавший на ее плечах, оказался огромным, гигантский плюмаж надменно поднимался на высоту, равную росту самой миссис Макриди. Зрелище это потрясло Бека до глубины души — как могла миниатюрная женщина выдерживать на себе такую громадину?

Миссис Макриди, в свою очередь, была поражена ужасным видом Бека.

— Мистер Бек! Что с вами приключилось? Неужели… — Голос ее дрогнул, и последние слова прозвучали с большими паузами:

— С вами… произошел… какой-то несчастный случай?

Бек сделал попытку успокоить ее благодушной улыбкой.

— Ничего серьезного. Просто мне не много досталось от хулиганов.

Миссис Макриди от удивления раскрыла рот, одновременно на Бека уставились два огромных пузыря — глаза нопала. Лицо женщины покрылось розовыми пятнами.

— Вы были пьяны, мистер Бек?

Невесело рассмеявшись, Бек возразил:

— Нисколько, миссис Макриди. Разве я пьяница и забулдыга?

Миссис Макриди презрительно фыркнула.

— Вы бы оставили хоть какую-нибудь записку, мистер Бек. Вам звонили несколько раз с работы, а еще приходили какие-то люди — видимо, переодетые полицейские.

Бек пробормотал что-то о не зависящих от него обстоятельствах, но его слова не произвели на миссис Макриди никакого впечатления. Ее раздражали беззаботность Бека и отсутствие у него должной предупредительности. Она никогда не думала, что мистер Бек может быть — да, да — таким грубияном.

— Звонила также и мисс Хэвен, почти ежедневно. Она ужасно беспокоится.

Я обещала дать ей знать, как только вы объявитесь.

Бек аж застонал, скрипнув зубами. Совершенно немыслимо впутывать в свои дела Маргарет!

— Может быть, вы заболели, мистер Бек? — спросила она, но не из сочувствия, а повинуясь внутреннему кредо творить всегда и везде добро, что делало ее непримиримым врагом тех, кто, по ее мнению, дурно обращается с животными.

— Нет, миссис Макриди, я совершенно здоров, только не звоните мисс Хэвен, пожалуйста.

Миссис Макриди откланялась.

— Спокойной ночи, мистер Бек.

Она гордо спустилась по лестнице, явно недовольная поведением мистера Бека, которого считала таким воспитанным и заслуживающим доверия молодым человеком. Направившись прямо к телефону, она тут же позвонила Маргарет Хэвен.

Бек приготовил себе изрядную порцию виски с содовой и без всякого удовольствия выпил, затем принял горячий душ, побрился, заполз в постель и уснул.

Проснулся он сразу же, как начало светать, и долго лежал, прислушиваясь к утренним звукам: урчанию случайного автомобиля на улице, неожиданному звону далекого будильника, бойкому щебету воробьев. Все было таким естественным, что его миссия показалась вдруг нелепой и фантастичной. И все же нопалы существовали! Он видел, как они проплывали в утреннем воздухе, будто огромные пучеглазые фонари. И сколь ни фантастичными они кажутся, их нельзя выбросить из головы. Если верить Птиду Эпиптиксу, у него оставалось не более двух недель, а потом нопал преодолеет остатки сопротивления, и он опять станет читуми… Бек задрожал при мысли об этом и сел на край кровати. Он будет таким же беспощадным, как ксексиане, он не станет больше рабом паразита.

Раздался звонок в дверь. Бек нетвердой походкой направился к двери, страшась увидеть именно то лицо, которое, он не сомневался, должно оказаться за дверью.

Прямо перед ним стояла Маргарет Хэвен. Беку стало тошно при виде нопала, присосавшегося к ее голове.

— Пол, — с придыханием спросила она. — Что с тобой стряслось? Где ты пропадал?

Бек взял ее за руку и провел внутрь комнаты.

— Приготовь кофе, — угрюмо попросил он, — а я пока оденусь.

Ее голос донесся в спальню:

— У тебя такой вид, будто ты перенес месячный запой.

— Нет, — ответил он. — Со мной приключилось, скажем так, некая удивительная история.

Через пять минут он присоединился к Маргарет. Высокая и длинноногая, всеми движениями напоминающая очаровательного мальчишку-сорванца, в толпе Маргарет ничем не выделялась, но глядя на нее сейчас, Бек подумал, что никогда в жизни не видел более привлекательной девушки. У нее были темные непослушные волосы, широкий рот с характерными кельтскими ямочками в уголках, слегка изогнутый нос — результат автомобильной катастрофы в детстве. Удивительно выразительное и живое лицо отчетливо передавало каждое чувство, владевшее ею в данное мгновение. Бек прекрасно знал, что Маргарет удивительно бесхитростна и незлоблива. Ей было двадцать четыре года, и работала она в каком-то безвестном отделе министерства внутренних дел.

Теперь она хмуро глядела на него, явно ничего не понимая. Бек сообразил, что она ждет объяснений по поводу его отсутствия, хотя ничего придумать не успел. Маргарет, несмотря на свою природную искренность, чувствовала малейшие оттенки фальши в других.

В конце концов все-таки решившись, он произнес:

— Меня здесь не было почти месяц, но я просто не могу объяснить тебе все.

— Не можешь или не хочешь?

— Того и другого понемножку. Это нечто такое, что пока приходится держать в тайне.

— Правительственное задание?

— Нет.

— Ты попал… в какую-то беду?

— Не совсем такую, как ты себе представляешь.

— Я как раз не думаю ни о чем конкретном.

Бек уныло плюхнулся в кресло.

— Поверь мне, я не развлекался с какой-нибудь женщиной и не занимался контрабандой наркотиков.

Маргарет только пожала плечами и села в другом конце комнаты.

— Ты сильно изменился.

— Да, я сильно изменился.

— Ты собираешься что-нибудь делать?

— Одно знаю точно: на работу я больше не пойду, — ответил Бек. — Сегодня же подаю заявление, если меня и без него еще не уволили… Что напомнило мне… — Он запнулся на полуслове, едва не проболтавшись, что у него в багажнике лежит центнер золота стоимостью почти в миллион долларов, если его, конечно, еще не украли.

— Мне очень хотелось бы знать, что же все-таки произошло, — сказала Маргарет. Голос ее был спокоен, но руки дрожали, и Бек понял, что она вот-вот-расплачется. Ее нопал безмятежно взирал на Бека, не выказывая какого-либо возбуждения. — Все стало не таким, как раньше, и я никак не пойму почему. Мне страшно.

Бек поднялся и пересек комнату, подойдя к девушке совсем близко.

Взгляды их встретились.

— Ты хочешь знать, почему я не могу рассказать тебе все, что произошло?

— Да.

— Да потому что, — медленно произнес он, — ты все равно мне не поверишь. Ты подумаешь, что я сошел с ума, а я не хочу провести в сумасшедшем доме даже несколько часов.

Маргарет ничего не ответила, но Бек почувствовал, что она и в самом деле подумала, не сошел ли он с ума. Как ни парадоксально, но в нее такая мысль вселяла надежду: Пол Бек — сумасшедший — больше не являлся тем таинственным, малообщительным и злобным Беком, явившимся ей в новом обличье, и во взгляде, которым она теперь смотрела на Бека, явно теплилась искорка этой надежды.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — робко спросила она.

Бек взял ее руку в свою.

— Я прекрасно себя чувствую и нахожусь в здравом уме. Я получил новую работу чрезвычайной важности, поэтому мы больше не можем встречаться друг с другом.

Она выдернула руку из его пальцев, в глазах ее сверкнула ненависть, но эта ненависть была лишь зеркальным отражением той ненависти, что теперь пылала в глазах-пузырях нопала.

— Что ж, я только рада, что ты решил больше не скрывать своих чувств.

Так проще, потому что я ненавижу тебя.

С этими словами она повернулась и выбежала из квартиры.

Бек допил кофе, затем, подойдя к телефону, набрал номер. После нескольких гудков ему стало ясно, что доктор Ральф Тарберт уже выехал в свою вашингтонскую контору.

Бек налил себе еще чашку кофе и через полчаса позвонил в контору Тарберта.

Секретарша попросила его назвать имя, и через несколько секунд в трубке послышался ровный голос Тарберта:

— Где, черт возьми, носило вас столько времени?

— Это долгая и неприятная история. Вы сейчас сильно заняты?

— В общем, нет. А что?

Неужели тон Тарберта изменился? Возможно ли, чтобы нопал учуял таупту на расстоянии в пятнадцать миль? Бека испугала такая неопределенность, за последнее время он стал очень мнительным и больше не доверял собственным суждениям.

— Мне нужно поговорить с вами. Гарантирую, вас это очень заинтересует.

— Хорошо, приезжайте ко мне прямо сейчас.

— Я предпочел бы, чтобы вы ко мне заглянули. На это есть серьезные причины.

«Главным образом потому, что я не отваживаюсь покинуть квартиру», — добавил про себя Бек.

— Гм, звучит таинственно, даже как-то зловеще.

— У вас прекрасная интуиция.

На несколько минут воцарилось молчание, затем Тарберт осторожно спросил:

— Вы, наверное, были больны? Или пострадали в какой-то аварии?

— Почему вы так решили?

— У вас как-то странно звучит голос.

— Вот как, вы заметили даже по телефону? Что ж, я и в самом деле стал весьма странным, даже уникальным. Объясню все при встрече.

— Я сейчас приеду.

Сложные чувства овладели Беком: вешая трубку, он испытал наряду с облегчением и весьма мрачные предчувствия. Тарберт, как и любой другой житель Нопалгарта, может так люто его возненавидеть, что откажется помогать. Складывалась такая ситуация, что любой неверный шаг мог провалить все дело, требовался очень тонкий подход. До какой степени можно посвятить Тарберта в эту историю? Можно ли надеяться, что скептик Тарберт примет все за чистую монету? Бек судорожно думал, как лучше поступить, но так и не пришел ни к чему…

За окном, возле которого притаился Бек, шли по своим делам мужчины и женщины — читуми, не ведающие, с каким грузом за плечами они ходят. И пока они проходили под его окнами, Бека ни на секунду не оставляло ощущение, что все нопалы смотрят в его сторону, хотя это могло быть плодом фантазии.

Посмотрев на небо, он увидел, что всюду шныряют туманные силуэты нопалов, тоскливо проплывая над людскими толпами, завидуя своим более удачливым собратьям. Тогда Бек решил сосчитать, сколько же нопалов у него в комнате: раз, два, три… нет, четыре! Он подошел к столу и вынул из кейса обрывок нопалона. Соорудив из него кулек, он принялся ловить одного из нопалов, но тот все время уворачивался, как ртутный шарик. Но даже если он поймает одного и раздавит, что тогда? Что значит один нопал, если они наводнили всю планету? С таким же успехом можно бороться с мухами, ловя их по одной.

Раздался звонок. Бек пересек комнату и осторожно открыл дверь. На пороге стоял доктор Тарберт в элегантном костюме и белоснежной рубашке, еще более оттеняемой черным галстуком в крапинку. Ни один случайный прохожий ни за что не догадался бы, чем занимается этот человек.

Преуспевающий делец, телеобозреватель, архитектор-авангардист, удачливый гинеколог — да, один из величайших ученых — никогда! А вот нопал над его головой был самый что ни на есть заурядный, не шедший ни в какое сравнение с тем, что оседлал миссис Макриди. Видимо, умственные способности человека никак не влияли на особенности пристроившегося нопала. Однако глаза-пузыри глядели на Бека с такой же злобностью, как глаза всех других нопалов, которых Беку приходилось видеть вблизи.

— Здравствуйте, Ральф, — произнес как можно почтительнее Бек. — Заходите, пожалуйста.

Тарберт осторожно зашел в комнату. Нопал тотчас же вздыбил свой плюмаж и затрепетал в ярости.

— Кофе? — спросил Бек.

— Спасибо, не надо. — Тарберт обвел комнату любопытным взглядом. — А впрочем, не возражаю. Черный, хотя, я думаю, вы помните об этом.

Бек налил Тарберту кофе, наполнив, заодно и свою чашку.

— Садитесь, разговор предстоит долгий.

Тарберт сел поудобнее в кресло, Бек устроился на диване.

— Начну с того, что вы сами пришли к выводу, будто что-то изменило мою личность.

— Да, я заметил перемену в вас, — признался Тарберт.

— В худшую сторону?

— Да, если уж вы настаиваете, — вежливо согласился Тарберт. — Хотя я не в состоянии сказать что-то определенное в отношении характера этой перемены.

— Тем не менее, вы чувствуете ко мне неприязнь и удивляетесь, как такое могло случиться, ведь раньше вы хорошо ко мне относились.

Тарберт недоуменно улыбнулся.

— О, вы утверждаете очень категорически!

— Это лишь часть общей проблемы, хотя и весьма существенная. Я специально с самого начала хочу обратить на нее ваше внимание, чтобы в дальнейшем вы попробовали делать скидку на это или даже вовсе не замечать.

— Понимаю, — кивнул Тарберт. — Продолжайте.

— Чуть позже я объясню все подробно, а пока вам придется мобилизовать всю свою профессиональную непредубежденность и отбросить в сторону ту непонятную, только что зародившуюся неприязнь ко мне. Она и в самом деле существует, но, уверяю вас, имеет искусственное происхождение — нечто, не зависящее от нас обоих.

— Хорошо, я обуздаю свои эмоции. Продолжайте, я очень внимательно вас слушаю.

Бек задумался, подбирая слова.

— В самых общих чертах моя история такова: я наткнулся на совершенно новую область знания, и мне нужна ваша помощь для ее исследования. Меня ставит в очень невыгодное положение та атмосфера ненависти, которая меня сейчас окружает. Вчера вечером хулиганы набросились на меня прямо на улице, теперь я даже не отваживаюсь покинуть квартиру.

— Область знания, на которую вы ссылаетесь, — осторожно спросил Тарберт, — относится, вероятно, к человеческой психике?

— В какой-то мере да. Хотя я предпочел бы не употреблять специфическое слово «психика»; знание, о котором я говорю, включает в себя слишком много сопутствующих метафизических построений, я все еще затрудняюсь выбрать наиболее подходящий термин для его обозначения. Псионика — вот, пожалуй, самое лучшее из всего, что приходит мне в голову. — Заметив, с каким трудом Тарберту удается сохранить сдержанность, Бек тут же решил уточнить:

— Я пригласил вас сюда не для того, чтобы обсуждать отвлеченные понятия. В данном случае речь идет о психике как о своего рода системе преобразования электрических импульсов. Мы не видим электрического тока, но можем наблюдать различные проявления его прохождения. Та неприязнь, которую вы сейчас ко мне испытываете, является одним из побочных эффектов рассматриваемого мною явления.

— Я ее больше совсем не ощущаю, — задумчиво произнес Тарберт, — теперь, когда я пытаюсь уловить хотя бы намек на нее… Могу отметить некоторые чисто телесные ощущения: головную боль, беспокойство в желудке…

— Не торопитесь с выводами — она никуда не делась. Вам нужно быть все время начеку.

— Хорошо, начеку так начеку, — сказал Тарберт.

— Источником всего этого является… — Бек задумался, подбирая нужное слово, — некая сила, воздействию которой я на какое-то время перестал быть подвержен, но которая и сейчас продолжает расценивать меня как угрозу своему существованию. Эта сила сейчас обрабатывает ваш разум, пытаясь разубедить вас мне помочь. Не знаю, какими рычагами она в данном случае пользуется, так как не вполне уверен, насколько разумна эта сила. Во всяком случае, она осведомлена о том, что я представляю для нее смертельную опасность.

Тарберт кивнул.

— Да, я сейчас как раз это и ощущаю: испытываю желание, как ни странно, убить вас. — Он улыбнулся. — На чисто эмоциональном, а не интеллектуальном уровне, рад сказать. Гм, я и в самом деле заинтригован… Никогда даже не представлял себе, что такое возможно.

Бек наигранно рассмеялся.

— То ли еще будет, когда выслушаете меня до конца! Тогда вы будете более, чем заинтригованы.

— Источником этого воздействия является кто-то из людей?

— Нет.

Тарберт покинул кресло и сел на диване рядом с Беком. Его нопал затрепетал и стал извиваться, злобно сверкая глазами-пузырями. Тарберт несколько искоса посмотрел на Бека, взметнув бровь.

— Вы отодвинулись от меня. Вы ощущаете ко мне такую же неприязнь?

— Нет, Никоим образом. Посмотрите-ка вот сюда, на столик. Обратите внимание на сложенный кусок ткани.

— Где?

— Да вот здесь.

Тарберт прищурился.

— Кажется, что-то вижу, но не могу быть уверенным. Что-то очень смутно различимое. Что-то, что заставляет меня вздрогнуть, сам не знаю почему, — как отпечатки пальцев лектора на доске.

— Мне следует вас утешить. Если вы в состоянии питать к куску материи чувство такого же рода, как и ко мне, значит, вы должны понять, что такое чувство не имеет рациональной подоплеки.

— Я понимаю, — сказал Тарберт. — Теперь, когда я это осознаю, я в состоянии контролировать свое чувство. — С него в какой-то мере сошел налет холодной учтивости, обнажив искренность натуры, которую он скрывал под маской напускного снобизма. — Сейчас я ощущаю какое-то странное урчание у себя в голове: «грр», «грр», «грр». Как будто лязгают шестеренки при переключении передач или кто-то прочищает горло… Странно. «Ггер» — так, точнее, гортанное «ггер». Это, случайно, не телепатия? Что за «ггер»?

Бек покачал головой.

— Понятия не имею, хотя и мне приходилось слышать то же самое.

Тарберт посмотрел куда-то вдаль, затем прикрыл глаза.

— Я вижу какие-то своеобразные, беспорядочно перемещающиеся силуэты — очень странные, в какой-то степени даже отталкивающие. Трудно разобрать что-нибудь определенное… — Он открыл глаза и потер лоб. — Странно… Вы тоже в состоянии воспринимать эти… видения?

— Нет, — сказал Бек. — Я просто вижу то, чем они являются на самом деле.

— Вот как? — изумился Тарберт. — Вы сразили меня наповал. Ну-ка, расскажите поподробнее.

— Я хочу соорудить целый комплекс оборудования. Оно громоздкое, и мне нужно большое изолированное помещение, куда бы никто не входил. Месяц назад я мог бы выбирать такое помещение среди доброго десятка лабораторий, теперь же мне неоткуда ждать помощи: куда бы я ни обратился — в любую точку земного шара, — меня встретят лютой ненавистью.

— «В любую точку земного шара», — задумчиво повторил Тарберт. — Не означает ли это, что кто-нибудь, кто не живет на нашей планете, не питает к вам такой ненависти?

— В какой-то мере именно так. Вы узнаете обо всем столько же, сколько знаю я, через неделю или две, самое большее, и тогда вам придется сделать свой выбор, как пришлось его сделать мне, — ввязываться в это дело или нет.

— Хорошо, — сказал Тарберт. — Я могу подыскать вам приличную мастерскую. «Электродин Инжиниринг» будет только рада, так как фирма, по сути, лопнула, завод ее закрыт, там никто не работает. Вы, возможно, знакомы с Клайдом Джеффри?

— Даже очень.

— Я переговорю с ним. Уверен, он позволит пользоваться заводскими помещениями столько, сколько вам будет необходимо.

— Хорошо. Вы можете позвонить ему сегодня?

— Я позвоню ему прямо сейчас.

— Вот телефон.

Тарберт позвонил и сразу же добился неофициального разрешения пользоваться помещением и оборудованием «Электродин Инжиниринг Компани» столько времени, сколько Беку понадобится.

Бек выписал Тарберту чек.

— За что это? — удивился Тарберт.

— Мне понадобится множество различных материалов и комплектующих. За них нужно будет платить.

— Ну, на две тысячи двести долларов не очень-то разгуляешься.

— Деньги меня беспокоят меньше всего. В багажнике моего автомобиля лежит сто килограммов золота.

— Боже правый! — воскликнул Тарберт. — Это впечатляет. Что вы собираетесь соорудить на заводе «Электродин»? Машину для синтеза золота из железа?

— Нет. Нечто под названием денопализатор. — Говоря, Бек внимательно следил за поведением нопала Тарберта. В состоянии ли он постичь смысл сказанного? Разобраться было трудно. Гребень его заколыхался, вздыбился, но это могло означать как очень многое, так и вообще ничего.

— Что такое денопализатор?

— Скоро узнаете.

— Хорошо, — сказал Тарберт. — Подожду, если так надо.

 

Глава 8

Двумя днями позже в дверь квартиры Бека постучалась миссис Макриди.

Сделала она это деликатно, чисто по-женски, но, тем не менее, решительно.

— Доброе утро, мистер Бек, — подчеркнуто вежливо произнесла она. Ее чудовищный нопал при виде Бека надулся, как индюк. — К сожалению, мне придется огорчить вас. Ставлю вас в известность, что мне нужна ваша квартира. Я была бы крайне признательна, если бы вы поскорее нашли себе другое жилье.

Требование квартирной хозяйки не явилось для Бека неожиданностью. Не дожидаясь его, он оборудовал уголок в одном из цехов завода, поставив там койку и бензиновую плитку.

— Хорошо, миссис Макриди. Не сегодня-завтра я съеду.

Миссис Макриди почувствовала угрызения совести: вот если бы жилец устроил ей сцену или хотя бы выразил недовольство, она могла бы оправдать поступок в собственных глазах. Она уже хотела высказаться по этому поводу, но все же сдержалась и сухо произнесла:

— Благодарю вас, мистер Бек.

* * *

Этот эпизод вполне вписывался в схему событий, которых следовало ожидать Беку. Чопорная учтивость миссис Макриди была проявлением не меньшего антагонизма, чем разбойное нападение хулиганов. Ральф Тарберт, склад характера которого не позволял сомневаться в его объективности, сам признавался, что ему все время приходится преодолевать явную предубежденность по отношению к Беку. Крайне расстроенной и встревоженной показалась ему Маргарет Хэвен, звонившая по телефону. Что с ним стряслось?

То отвращение, которое она почувствовала к Беку, не могло быть чем-то естественным. Может, Бек заболел? Или ее саму поразила паранойя? Бек не мог дать ей вразумительного ответа, и те секунды, что он стоял молча, сжимая в руке телефонную трубку, были для него настоящей пыткой. Что он мог сейчас предложить ей, кроме огорчений и страданий? Единственно порядочным поступком по отношению к девушке было бы сейчас навсегда порвать с ней отношения. Запинающимся голосом Бек попытался об этом сказать, но она и слушать не хотела; постигшая их беда, считала она, является чем-то внешним, и они справятся с ней, объединив усилия.

У Бека, удрученного такой ответственностью и одиночеством, которое усугубляло его душевную подавленность, не было сил сопротивляться и спорить. Бек сказал, что если она придет на завод «Электродин Инжиниринг», то он ей все объяснит.

Дрожащим от волнения голосом Маргарет ответила, что придет сейчас же.

Через полчаса она уже стучалась в дверь проходной. Бек вышел из цеха, закрыв дверь на засов. Маргарет прошла внутрь медленно, нерешительно, как будто заходила в бассейн с холодной водой. Она была напугана не на шутку, ее нопал тоже показался Беку изрядно возбужденным, его плюмаж испускал переливчатое зелено-красное свечение.

Бек попытался улыбнуться, но лицо Маргарет было настолько встревоженным, что его улыбка получилась изрядно вымученной.

— Идем со мной, — произнес он наигранно бодрым тоном. — Сейчас тебе многое станет ясным.

В цеховой мастерской она обратила внимание на столик с походной плиткой.

— Что это? Ты теперь живешь здесь?

— Да, — ответил Бек. — Миссис Макриди стала испытывать ко мне точно такую же неприязнь, как ты.

— А это что? — совсем уже упавшим голосом спросила Маргарет.

— Это денопализатор.

Она обвела испуганным взглядом странное сооружение, ее нопал разволновался еще больше.

— И что он делает?

— Осуществляет денопализацию.

— Мне как-то страшно, когда я смотрю на него, он похож на что-то вроде дыбы или на какую-то машину для пыток.

— Не бойся, — сказал Бек. — Этот механизм не таит в себе никакого зла.

— В таком случае, что это все-таки такое?

Вот и наступило — сейчас или никогда — время во всем ей признаться, однако он не мог заставить себя говорить. Зачем обременять ее своими бедами, даже если допустить, что она всему поверит? Но поверит ли она? Что его силком завезли на другую планету, что ее жители убедили его в том, будто все люди на Земле поражены мерзкой пиявкой, паразитирующей на их рассудке, и что только он один в состоянии ощущать присутствие этих тварей… Что на него, Бека, возложена миссия освободить Землю от этих паразитов! Что если ему не удастся этого сделать, то пришельцы вторгнутся на Землю и уничтожат ее. В реакции Маргарет можно не сомневаться: она поставит диагноз «явная мегаломания» и посчитает своим первейшим долгом вызвать «скорую помощь».

— Ты не хочешь рассказать мне?

— Мне хочется придумать какую-нибудь убедительную ложь, — признался он, тупо глядя на денопализатор, — но никак не могу. Если я расскажу тебе всю правду, ты мне не поверишь.

— Попробуй.

Бек отрицательно покачал головой.

— Одно ты должна знать: ни я, ни ты нисколько не виноваты в той ненависти, которую ты ко мне испытываешь. Это результат внешнего внушения со стороны того, кто хочет, чтобы ты меня ненавидела.

— Как такое может быть? Пол, как ты переменился, ты совсем не такой, каким был раньше!

— Да, я изменился. И совсем не обязательно в худшую сторону, хотя тебе кажется, что именно так. — Он уныло посмотрел на станину денопализатора. — Если я и дальше буду сидеть сложа руки, то снова стану таким, как прежде.

Маргарет непроизвольно схватила его за руку.

— Как мне этого хочется! — Она отдернула руку, отошла на шаг, продолжая глядеть на Бека в упор. — Сама не пойму, что со мной… и что с тобой…

Она повернулась и быстро направилась из цеха в контору.

Бек только тяжело вздохнул ей вслед, но остался в мастерской.

Сверившись с чертежами, полученными от Птиду Эпиптикса, он возобновил работу. Время летело быстро. И постоянно у него над головой парили два, а иногда и три нопала, ожидая загадочного сигнала, необходимого им, чтобы снова прикрепиться к затылку Бека.

В дверях снова появилась Маргарет и какое-то время молча наблюдала за Беком, затем взяла кофейник, заглянула в него, брезгливо сморщила нос.

Вылив остатки кофе в туалете, она помыла кофейник и заварила новый ароматный напиток. Тут появился Ральф Тарберт, и они втроем сели пить кофе. Присутствие Тарберта заметно приободрило Маргарет, и она попыталась выудить что-нибудь у него.

— Ральф, что такое денопализатор? Пол так и не удосужился объяснить мне.

— Денопализатор? — с наигранной веселостью переспросил Тарберт. — Устройство, которое служит для денопализации, в чем бы она ни заключалась.

— Значит, и вы толком не знаете.

— Не знаю. Пол стал таким скрытным.

— Потерпите немного, — сказал Бек. — Еще дня два — и вам все станет ясно. Вот тогда-то и начнется потеха.

Тарберт окинул каркас будущего устройства критическим взглядом, особое внимание обратив на стойки с электронными блоками, посмотрел и на источники питания.

— Полагаю, здесь собирается какой-то прибор из области радиотехники, а вот служит ли он для приема сигналов или для их передачи — мне не совсем ясно.

— А меня эта штука просто пугает, — сказала Маргарет. — Всякий раз, когда я на нее смотрю, у меня все холодеет внутри, слышатся непонятные звуки, чудятся таинственные огни. И почему-то видятся консервные банки, наполненные червями, какие готовят перед рыбалкой.

— У меня точно такие же ощущения, — согласился Тарберт. — Странно, что вид разрозненных элементов оборудования может так действовать.

— В этом нет ничего странного, — возразил Бек.

Маргарет искоса посмотрела на него. На нее нахлынули гадливость и страх, готовые прорвать плотину самоконтроля в ее сознании.

— Твои слова звучат зловеще.

Бек только пожал плечами, но жест этот показался Маргарет проявлением жестокости и бессердечия.

— Ты не правильно меня поняла. — Он поднял глаза на нопала, парившего прямо у него над головой, чем-то похожего на португальскую каравеллу под всеми парусами. Этот экземпляр преследовал его днем и ночью, выпучив глаза, топорща плюмаж и судорожно дергаясь от неуемной алчности. — Мне нужно вернуться к работе. У меня осталось совсем мало времени.

Тарберт поставил на стол пустую чашку. Наблюдая за ним, Маргарет поняла, что он тоже начинает находить Бека совершенно невыносимым. Что же произошло со стариной Беком, всегда таким обходительным, добродушным и немножечко легкомысленным? Маргарет пришла в голову мысль о мозговых опухолях, иногда они бывают причиной неожиданных изменений характера человека. Ей даже стало стыдно за себя: старина Пол такой же, как и всегда, его нужно лишь понять и пожалеть.

— Завтра я не приду, — сказал Тарберт, — буду весь день занят.

— Ничего страшного, — кивнул Бек. — У меня все готово будет во вторник, вот тогда-то вы мне и понадобитесь. Во вторник вы будете свободны?

— Да, — ответил Тарберт, — во вторник я свободен, а вы, Маргарет?

Маргарет хотела что-то сказать, но Бек перебил ее.

— Лучше, если мы все сделаем вдвоем. По крайней мере, пробные испытания.

— Почему? — удивленно спросил Тарберт. — Это опасно?

— Нет, — ответил Бек. — Ни для одного из нас. Присутствие же третьего лица может осложнить положение.

— Хорошо, — довольно безразлично согласилась Маргарет.

Раньше в подобной ситуации она здорово бы обиделась на Бека, теперь же осталась совершенно равнодушной к происходящему. Эта машина, по всей вероятности, лишь плод его помрачившегося рассудка, бессмысленное нагромождение деталей… Странно только, что все эти чудачества принимает всерьез доктор Тарберт. Может, машина все-таки не бред сумасшедшего? Если так, то каково ее предназначение? Почему Бек не хочет, чтобы она пришла на испытание?

Она потихоньку прошла в примыкавшее к мастерской складское помещение.

Подойдя к неприметной двери, запертой на пружинный замок, Маргарет оттянула задвижку и поставила ее на предохранитель. Теперь сюда можно было зайти и снаружи.

Она вернулась в мастерскую. Тарберт уже собрался уходить. Маргарет вышла из цеха вместе с ним.

* * *

Спала она очень плохо. На следующий день все валилось у нее из рук. В понедельник Маргарет попыталась связаться с Ральфом, но его не оказалось дома. Что-то подсказывало ей, что завтрашний день будет каким-то особенным. Маргарет провела еще одну бессонную ночь, но под утро, наконец, уснула, а когда проснулась, ее снова начали одолевать мучительные сомнения. Она попыталась связаться с Тарбертом — опять безуспешно.

Побуждаемая ничем не объяснимым беспокойством, Маргарет направилась к гаражу и через некоторое время уже подъезжала к серым заводским корпусам «Электродин Инжиниринг». Снедаемая тревогой, она свернула на первую попавшуюся проселочную дорогу и остановилась на обочине, собираясь с мыслями. Она вела себя безрассудно, вопреки всякой логике и здравому смыслу. Почему она позволяет, чтобы ею владели совершенно безумные побуждения? И что это за странные звуки у нее в голове, что за странные видения?

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Маргарет направилась в сторону шоссе, у перекрестка остановилась в нерешительности, а затем, заскрипев зубами от непонятного смятения, направилась прямо к «Электродин Инжиниринг».

На стоянке перед проходной виднелись только старый черный «плимут» Бека с откидным верхом и «феррари» доктора Тарберта. Маргарет припарковалась и еще с полминуты сидела в нерешительности, рассуждая, пройти ли через административный корпус или проникнуть через складскую дверь.

В конце концов Маргарет обогнула здание завода и направилась к складу.

Отворив дверь, которая оказалась в том же состоянии, в каком ее позавчера оставила Маргарет, девушка вошла в тускло освещенное помещение склада.

Шаги гулким эхом отдавались в пустом помещении, несмотря на все ее усилия подкрасться к мастерской как можно незаметнее.

Из мастерской послышался приглушенный говор, и вдруг раздался хриплый отчаянный крик — кричал доктор Тарберт. Маргарет, тихонько подбежав ближе, заглянула внутрь.

Она была права. Бек и в самом деле сошел с ума: привязав Тарберта к прутьям своей дьявольской машины и прикрепив к голове какие-то массивные контакты, он что-то говорил своей жертве с искаженным в дьявольской усмешке лицом. До нее доносились обрывки фраз…

— …В гораздо менее приятном окружении на планете Айксекс… нопал, как вы сами убедитесь… а теперь расслабьтесь — и очнетесь уже таупту…

— Отпустите меня, — ревел Тарберт. — Не хочу! Не надо мне этого!

Бек, лицо которого стало белым, как снег, не обращая уже на Тарберта никакого внимания, решительно повернул ключ на пульте. Сполохи синевато-лилового света озарили стены комнаты. Изо рта Тарберта вырвался нечеловеческий вопль, все тело напряглось в попытке разорвать связывавшие его путы и избавиться от мучительной боли.

Пораженная ужасом, Маргарет не могла отвести глаз от происходящего. Бек поднял со стола скомканный лист какой-то прозрачной пленки и набросил его на голову и плечи Тарберта. Что-то явно мешало плотно прижать пленку к плечам Тарберта, не давало возможности завернуть голову, раздувало пленку под пальцами Бека, однако Бек, не обращая внимания на частые вспышки, сопровождаемые громким треском электрических разрядов и отчаянными воплями Тарберта, энергично орудовал руками, разглаживая пленку вокруг головы и плеч своей жертвы.

Постепенно Маргарет пришла в себя. Ггер, ггер, ггер!!! Она стала искать глазами что-нибудь, что могло бы послужить оружием: стальной прут, гаечный ключ… Но ничего такого не попадалось на глаза. Она уже почти решилась наброситься на Бека с голыми руками, как вспомнила, что в конторе есть телефон.

К счастью, он оказался подключен — в трубке раздались продолжительные ровные гудки.

— Полиция! Полиция, — взахлеб кричала она в микрофон. — Здесь сумасшедший! Он убивает доктора Тарберта! Пытает его!

Ей ответил не очень любезный мужской голос, потребовав сообщить адрес.

Запинаясь, Маргарет объяснила, куда надо ехать.

— Сейчас пришлем патрульную машину. «Электродин Инжиниринг», Леггорн-Роуд, верно?

— Да. Быстрее, быстрее…

Слова застряли у нее в горле. Каким-то шестым чувством она ощутила, что в комнате есть кто-то еще. Ей стало так страшно, что все тело ее онемело.

Медленно, с большим трудом она повернула голову:

В дверях стоял Бек. Он сокрушенно покачал головой, затем развернулся и медленно пошел туда, где в страшных конвульсиях билось тело Ральфа Тарберта. Снова взяв в руки пленку, он принялся обтягивать ею голову несчастного.

Ноги Маргарет подкосились. В потрясенном ее сознании никак не укладывалось, почему Бек не сделал ей ничего плохого, ведь он маньяк, он должен был слышать, что она звонила в полицию… Откуда-то издалека раздался вой сирены. С каждой минутой он приближался, становясь все громче, все надежнее…

Бек выпрямился во весь рост. Он тяжело дышал, его и без того изможденное лицо теперь совершенно осунулось. Он казался Маргарет воплощением зла, и, окажись у нее в руках пистолет, она выстрелила бы, не задумываясь. Более того, не будь она сейчас так слаба, она разорвала бы его голыми руками… Бек держал в руках пленку, будто это был кулек, в который удалось что-то запихнуть. Внутри прозрачного кулька ничего не было, но, тем не менее, он, казалось, трепетал у Бека в руках и даже сам по себе передвигался, что никак не укладывалось в сознании девушки. Затем она увидела, как черная дымка окутала кулек… А потом Бек стал топтать кулек ногами, как бы оскверняя его невидимое содержимое. Это показалось Маргарет совершенно омерзительным.

Прибыла полиция. Бек поворотом ключа остановил свою дьявольскую машину.

В немом оцепенении Маргарет проводила взглядом полицейских, осторожно приближавшихся к Беку, который покорно ждал, измученный и побежденный.

Затем они заметили Маргарет.

— Все в порядке, барышня?

Маргарет только кивнула, и вдруг осела на пол, разразившись рыданиями.

Ее перенесли в кресло и попытались успокоить. Вскоре прибыла «скорая помощь». Санитары вынесли находящегося без сознания Тарберта, Бека увезли в одной патрульной машине, Маргарет — в другой.

 

Глава 9

Бека определили в федеральную психиатрическую больницу для душевнобольных с преступными наклонностями. Его поместили в небольшую палату с побеленными стенами и бледно-голубым потолком, с окнами из каленого стекла, зарешеченными снаружи.

Психиатры считали Бека человеком, способным четко формулировать свои мысли и хорошо воспитанным, хотя их смущала мрачноватая насмешливость, с которой он относился к различным тестам, картам, диаграммам и играм, предназначенным для установления точного диагноза.

С диагнозом у них так ничего и не вышло. Умственное расстройство Бека отказывалось проявляться каким-то объективным образом, поэтому психиатры, оказавшись на редкость единодушными, решили отнести заболевание к «крайней степени паранойи». Они охарактеризовали Бека как «способного маскировать свои навязчивые идеи за вводящей в заблуждение ясностью мышления». Они докладывали, что Бек замкнут и апатичен, не проявляет особого интереса ни к чему, кроме местонахождения и состояния своей жертвы, доктора Ральфа Тарберта, о встрече с которым неоднократно просил, но в чем ему, естественно, было неоднократно отказано. Врачи затребовали для обследования Бека дополнительное время.

Шли дни, и с каждым следующим днем состояние Бека ухудшалось.

Курировавший его психиатр выявил у него манию преследования: Бек все чаще исступленно оглядывался по сторонам, как бы провожая взглядом какие-то проплывающие в воздухе предметы, отказался от еды, похудел, стал так бояться темноты, что у него в палате перестали выключать свет. Были отмечены два случая, когда он просто молотил воздух руками.

Бек страдал не только душевно, но и физически, испытывая постоянную болезненную пульсацию в голове и острые спазмы — примерно те же ощущения, которыми сопровождается первоначальная денопализация, но, к счастью, не такие мучительные. Ксексиане предупредили его об этих болях. Если им приходилось терпеть такое ежемесячно вдобавок к пыткам самой денопализации, то Бек теперь уже вполне разделял их решимость ликвидировать нопалов во всей Вселенной.

Тем временем какая-то непонятная деятельность внутри его мозга становилась все более интенсивной. Он все больше опасался в самом деле сойти с ума. Психиатры с умным видом задавали Беку заковыристые вопросы, делали большие глаза, выслушивая его ответы, а восседавшие на их плечах нопалы почти с таким же всепонимающим благодушием взирали на Бека. В конце концов палатный врач назначил ему успокоительное, но Бек категорически отказался от укола, страшась уснуть. Один из нопалов уже завис непосредственно у него над головой, нагло заглядывая ему в глаза. Врач вызвал санитаров, Бека схватили, насильно сделали инъекцию, и, несмотря на отчаянную решимость не засыпать, он в изнеможении свалился на постель.

Проснулся он через шестнадцать часов и еще долго лежал, вперившись безразличным взглядом в потолок. Головная боль прошла, но состояние оставалось вялым, как при простуде. Память возвращалась медленно, фрагментарно. Обведя взглядом пространство, Бек не увидел ни одного нопала.

Дверь отворилась, вошел санитар и вкатил тележку с едой. Бек приподнялся на локтях и присмотрелся к санитару — нопала не было, пространство за его плечами не было заполнено ничем. Бек все понял… плечи его обмякли. Медленно подняв руку, он тщательно ощупал затылок — ничего, кроме кожи и колючих волос.

Санитар, глядя на него, задержался в дверях. Бек показался ему значительно более спокойным, почти нормальным. Такое же впечатление сложилось во время обхода и у палатного врача. Перебросившись несколькими фразами с Веком, врач пришел к выводу, что пациент выздоровел. Памятуя об обещании, данном Маргарет Хэвен несколькими днями раньше, он позвонил ей и сообщил, что она может посетить Бека в специально отведенные часы.

Во второй половине дня Беку сообщили, что его пришла навестить мисс Маргарет Хэвен. В сопровождении санитара Бек проследовал в уютную приемную, обманчиво похожую на вестибюль провинциальной гостиницы.

Маргарет кинулась к нему навстречу, схватила за руки, оглядела с ног до головы, заглянула в глаза, и ее лицо, бледное и осунувшееся, радостно засветилось.

— Пол! Ты снова такой, как раньше! Поверь мне! Я знаю, что говорю!

— Да, — сказал Бек. — Я вернулся к своему прежнему состоянию. — Они присели. — Где Ральф Тарберт?

Блеск в глазах Маргарет угас.

— Не знаю. Он потерялся из виду, как только выписался из больницы. Она сжала руки Бека. — Меня просили не говорить с тобой на эту тему: врач опасается, что мое посещение разволнует тебя.

— Уважим его просьбу. И сколько меня намерены здесь содержать?

— Не знаю.

— Гм. Они не имеют права держать меня здесь без официального заключения.

Маргарет отвела глаза.

— Насколько я понимаю, полиция сняла с тебя всякую вину за случившееся.

Доктор Тарберт отказался выдвинуть обвинение против тебя, он утверждает, что вы с ним проводили совместный эксперимент. Полиция считает, что он такой же… — она прикусила язык.

Бек отрывисто рассмеялся.

— Такой же сумасшедший, как и я, верно? Так вот, Тарберт — никакой не сумасшедший. В данном случае он говорит чистую правду.

Маргарет вся подалась вперед, тень сомнений и тревог снова легла на ее лицо.

— Что происходит, Пол? Ты взялся за очень странную работу, это никакой не правительственный заказ, я уверена!

Бек тяжело вздохнул.

— Не знаю… Все снова переменилось. Возможно, я действительно был не в своем уме, возможно, я был жертвой самых странных галлюцинаций… Мне трудно разобраться сейчас.

Маргарет опустила глаза и тихо сказала:

— Меня все время мучает мысль, правильно ли я сделала, вызвав полицию.

Я думала, ты убиваешь Тарберта. Но теперь… — Она нервно дернула рукой. — …Я вообще ничего не понимаю.

Бек не ответил.

— Ты не хочешь со мной об этом говорить?

Бек невесело улыбнулся и покачал головой.

— Ты сочтешь меня действительно сумасшедшим.

— Ты на меня сердишься?

— Конечно же нет.

Раздался звонок — время свидания истекло. Маргарет встала, Бек поцеловал ее.

— Когда-нибудь я тебе все расскажу — скорее всего, сразу же, как только выберусь отсюда.

— Обещаешь, Пол?

— Да, обещаю.

На следующее утро к Беку заглянул доктор Корнберг, главный психиатр больницы.

— Ну, мистер Бек, как вы себя чувствуете? — добродушно спросил он.

— Очень неплохо, — ответил Бек. — Я подумываю о выписке.

Как обычно при таких вопросах, выражение лица психиатра стало неопределенно вежливым.

— О, как только мы доподлинно установим, что же с вами происходит.

Честно говоря, ваш случай, мистер Бек, заставляет нас изрядно поломать головы.

— Разве вы не убедились, что я вполне нормален?

— Мы не можем позволить себе принимать решение, поддаваясь сиюминутным впечатлениям. Некоторые из наших неизлечимых больных временами кажутся обезоруживающе нормальными. Это, разумеется, не относится к вам, хотя у вас и сейчас проявляются некоторые озадачивающие симптомы.

— Какие?

Психиатр рассмеялся.

— Какое же я имею право раскрывать профессиональные секреты? «Симптомы»

— это, возможно, слишком громко сказано. — Он задумался. — Что ж, попробую быть с вами откровенным, как мужчина с мужчиной. Почему вы часто, да еще минут по пять подряд, изучаете себя в зеркале?

Бек криво улыбнулся.

— Наверное, мне свойствен нарциссизм.

Психиатр отрицательно покачал головой.

— Сомневаюсь. Почему вы пробуете воздух у себя над головой?

Бек задумчиво потер подбородок.

— Видимо, вы застали меня, когда я выполнял упражнение йоги.

— Понятно. — Психиатр поднялся, чтобы уйти.

— Минуточку, доктор. Вы не верите мне, считаете меня то ли фигляром, то ли хитрым притворщиком, но в любом случае параноиком. Позвольте мне задать вам один вопрос: себя вы считаете материалистом?

— Я не признаю догматов ни одной из основанных на слепой вере религий, что подразумевает — или исключает — абсолютно все, насколько мне известно, религии. Вас устраивает такой ответ?

— Не совсем. Меня интересует вот что: вы допускаете возможность существования явлений и ощущений, которые являются, скажем так, неординарными?

— Да, — настороженно произнес Корнберг, — до определенной степени.

— Значит, всякого, кто имеет какое-то отношение к экстранеординарным явлениям и описывает их, нельзя расценивать как не в своем уме?

— Безусловно, — сказал Корнберг. — Тем не менее, если вы поведаете мне, что недавно видели голубого жирафа на роликовых коньках да еще играющего на аккордеоне, я просто вам не поверю.

— Конечно, не поверите, потому что это просто совершенная нелепица, карикатура на действительность. — Бек задумался в нерешительности. — Не стану пускаться в дальнейшие подробности, поскольку хочу поскорее выбраться отсюда. Но те мои действия, свидетелем которых вы стали: изучение себя в зеркале, прощупывание воздуха, — все они обусловлены обстоятельствами, которые я считаю не совсем, скажем так, обыкновенными.

Корнберг рассмеялся.

— Вы явно осторожничаете.

— Естественно, ведь я разговариваю с психиатром в сумасшедшем доме.

Корнберг неожиданно поднялся и направился к двери.

— Пора продолжать обход.

Бек совершенно прекратил глядеть на себя в зеркало, перестал щупать воздух у себя за плечами. Через неделю его выписали из больницы. Отпали все обвинения против него, он снова стал свободным человеком.

Перед уходом из больницы доктор Корнберг на прощание пожал ему руку.

— Меня весьма заинтриговали те «обстоятельства», на которые вы намекнули.

— Меня они тоже интересуют, — ответил Бек. — Я намерен произвести их тщательное исследование. Не исключено, что мы скоро здесь встретимся.

Корнберг сокрушенно покачал головой. Маргарет взяла Бека за руку и повела к автомобилю. В кабине она обняла его и нежно расцеловала.

— Вот ты и вышел! Ты теперь на свободе, ты совершенно здоров, ты…

— Безработный, — закончил за нее Бек. — А теперь мне нужно незамедлительно встретиться с Тарбертом.

На лице Маргарет проступило недовольство.

— О, давай не будем беспокоить доктора Тарберта, — с откровенно фальшивой беззаботностью произнесла она. — Ему хватит своих неприятностей.

— Мне нужно повидаться с Ральфом Тарбертом.

— Т-только не подумай… — заикаясь, начала Маргарет, не зная, что говорить. — Давай лучше поедем в другое место.

Бек криво ухмыльнулся. Очевидно, Маргарет посоветовали — или она сама решила — держать Бека подальше от Тарберта.

— Маргарет, — нежно сказал он, — ты многого не понимаешь.

— Не хочу, чтобы ты снова попал в беду, — в отчаянии вскричала Маргарет. — Предположим, ты разволнуешься…

— Я разволнуюсь куда больше, если не встречусь с Тарбертом. Пожалуйста, Маргарет. Сегодня я тебе все объясню.

— Дело не в тебе одном, — горестно призналась девушка, — дело в докторе Тарберте. Он переменился! Раньше он был такой… воспитанный, а теперь — колючий, такой ожесточившийся. Пол, поверь, я очень боюсь его. Мне кажется, что он просто источает зло!

— Уверен, это совсем не так. Мне нужно с ним встретиться.

— Ты обещал рассказать, как попал в такое жуткое положение.

— Вот именно, жуткое, — тяжело вздохнув, сказал Бек. — Мне очень не хотелось впутывать сюда и тебя, но я обещал. Однако прежде давай увидимся с Тарбертом. Где он?

— В «Электродин Инжиниринг». Там, где раньше обосновался ты. Он стал очень странным.

— Меня нисколько это не удивляет. Если все реально, если я в самом деле не маньяк…

— Сам ты не можешь разобраться?

— Нет. Я выясню это у Тарберта, и надеюсь, что я чокнутый. Будь оно так, у меня отлегло бы от души.

По Леггорн-Роуд они ехали совсем медленно, Маргарет хотелось отсрочить развязку, да и сам Бек попытался отыскать любую причину, чтобы отменить встречу. То и дело у него в голове раздавалось назойливое шипение, переходящее в рокот. «Ггер, ггер» — как тогда, на Айксексе. Или Айксекс был лишь иллюзией, а сам он помешанным? Все, что с ним произошло, никак не укладывалось в его сознании. Побуждаемый каким-то нелепым наваждением, он привязал беднягу Тарберта к самодельной машине для пыток, едва не погубил его… Да, Тарберт пережил мучительные минуты. Теперь у Бека определенно не было никакого желания встречаться с Тарбертом. Чем ближе они подъезжали к корпусам завода, тем сильнее становилось его нежелание и тем громче раздавался скрежет у него в голове: «Ггер-ггер-ггер». Мозг как будто взрывался интенсивными вспышками света, перед глазами поплыли какие-то видения: какое-то огромное черное пятно, очертаниями напоминающее утопленницу с развевающимися волосами, плавающую в черно-зеленой толще океана… восковые водоросли, покрытые цветами-звездами… что-то типа вспушенного спагетти из сине-зеленого стекла… Бек вздохнул и протер глаза тыльной стороной ладони.

С надеждой Маргарет наблюдала за каждым его движением, однако Бек только упрямо поджимал губы. Когда он встретится с Тарбертом, он узнает всю правду. Обязательно узнает.

Маргарет заехала на стоянку. Машина Тарберта стояла здесь. На одеревеневших ногах Бек подошел к входной двери — урчание в мозгу стало откровенно угрожающим. Внутри здания таилось нечто враждебное, зловещее.

Такие же ощущения, подумалось Беку, испытывал первобытный человек перед входом в темную пещеру, откуда пахло кровью и мертвечиной…

Он попробовал открыть дверь в контору, но та оказалась запертой. Тогда он постучал…

Таившееся где-то зло пошевелилось. Беги, покуда есть время! Еще не поздно!

В дверях появился Тарберт — надменный и способный на любую подлость и злодейство.

— Привет, Пол, — глумливым голосом сказал Ральф. — Вас в конце концов отпустили?

— Да… Ральф, я в своем уме или нет?! Вы его видите?

Так и есть, Тарберт глядит на него, как голодная акула.

— Вижу.

Бек задохнулся, словно кто-то железной рукой пережал ему горло. Сзади послышался испуганный голос Маргарет:

— Что он видит? Скажи мне. Пол! Что?

— Непала, — проскрежетал Бек. — Он восседает на моей голове, высасывая у меня мозг.

— Нет! — вскричала Маргарет, хватая его за руку. — Посмотри на меня.

Пол. Не верь ему, он лжет! Тут ничего нет, я же вижу!

— Значит, я не сумасшедший. Ты не видишь его, потому что он есть и у тебя. Это он не дает тебе его увидеть, это он заставляет нас питать отвращение к Тарберту — точно так же, как заставлял тебя ненавидеть меня.

Лицо Маргарет перекосилось от ужаса, она никак не могла поверить в такое.

— Я не хотел тебя впутывать в эту историю, но, раз уж так вышло, тебе не помешает узнать, что же все-таки происходит.

— Что такое нопал? — прошептала Маргарет.

— Вот именно, — сказал Тарберт, — мне тоже хотелось бы узнать, кого я ношу на собственных плечах.

Бек взял Маргарет за руку, провел в контору.

— Присядь. — Маргарет робко села, Тарберт прислонился к дверному косяку. — Чем бы ни был нопал на самом деле, от него нельзя ожидать ничего хорошего. Злой дух, вредный симбионт, паразит сознания — всего лишь жалкие слова, не передающие сути этих тварей. Они способны оказывать на нас воздействие. Вот сейчас, Маргарет, они убеждают нас ненавидеть Тарберта. Я даже сам не предполагал, насколько они могущественны, пока мы не свернули на Леггорн-Роуд.

Маргарет прикоснулась руками к голове.

— На мне он тоже сейчас есть?

Тарберт кивнул:

— Зрелище не из приятных.

Маргарет плюхнулась в кресло и, дрожащими руками обхватив колени, робко спросила Бека:

— Ты шутишь, верно? Ты просто решил напугать меня?

Бек успокаивающим жестом погладил ее руки.

— Я бы с радостью, но это, к сожалению, серьезно.

— Почему же их не видит никто другой? Почему о них не знают ученые?

— Сейчас все объясню.

— Давайте, — сухо произнес Тарберт. — Мне будет интересно послушать, ведь я до сих пор абсолютно ничего не знаю, кроме того, что у каждого есть свое чудовище, восседающее у него на голове.

— Простите, Ральф, за нескромность, — улыбнулся Бек, — но хотелось бы знать: вы были поражены, увидев такое?

Тарберт упрямо мотнул головой.

— Этого вы никогда не узнаете.

— Ну что ж, история такова…

 

Глава 10

Наступил вечер. Все сидели в мастерской, в кругу света, поблизости от денопализатора. На верстаке булькал кофе в электрическом кофейнике.

— Положение просто ужасное, — заключил Бек. — Не только для нас лично, но для всех и для каждого. Мне нужна была помощь, Ральф, и не оставалось другого выхода, как вовлечь вас в эту историю.

Тарберт повернул голову в сторону денопализатора. В помещении воцарилась тишина. Хотя Тарберт продолжал казаться воплощением всяческих опасностей, но Бек, отчаянно сопротивляясь, убеждал себя, что Ральф его друг и союзник, однако не решался встретиться с ним взглядом.

— У вас пока все еще есть выбор, — в конце концов сказал Бек. — Ведь вы совершенно не обязаны принимать участие в этом деле. Впрочем, как и я сам.

Но теперь вам известно, что происходит, и если вы не захотите иметь с этим что-нибудь общее, я вас пойму.

Тарберт грустно улыбнулся.

— Я нисколько не жалуюсь. Раньше или позже, но я все равно окажусь вовлечен в это, поэтому пусть уж лучше будет в самом начале.

— Как и я, — с облегчением произнес Бек. — Сколько времени я провел в психушке?

— Около двух недель.

— Примерно через две недели вас снова оседлает попал. Спокойно заснете, а проснувшись, сочтете случившееся ужасным кошмаром, вот как я сейчас.

Забываешь, однако, обо всем без всякого труда, так как нопал помогает сделать это.

Тарберт окинул взглядом нопала, сидящего на плечах Бека.

— Постоянно жить вон с той штукой, которая на меня сейчас смотрит? — Он отрицательно покачал головой. — Не понимаю, как вы можете терпеть присутствие паразита…

Бек скривился.

— Нопал делает все возможное, чтобы подавить отвращение к нему… Он заглушает в человеке мысли, которые ему не угодны, тем самым достигая контроля над своим «хозяином», но он может и поощрять таящуюся в каждом враждебность. Очень опасно быть таупту в мире, населенном читуми.

— Что-то не пойму, что вы намерены сделать, — робко вмешалась Маргарет.

— Дело не в том, что мы намерены сделать, а в том, что мы обязаны сделать. Ксексиане объявили нам ультиматум: или мы сами очистим планету, или они за нас это сделают. Они способны на такое!

— Я разделяю их решимость: они исстрадались, — убежденно сказал Тарберт.

— Но ведь они обрекают нас на такие же страдания! — возмутился Бек. — Я считаю их жестокими, бессердечными и деспотичными.

— Вы встречались с ними в наихудших обстоятельствах, — подчеркнул Тарберт. — И все равно у меня сложилось впечатление, что они обходились с вами настолько любезно, насколько могли. Нужно воздержаться от категорических суждений до тех пор, пока мы не узнаем их лучше.

— Я знаю их достаточно хорошо, — возразил Бек. — Не забывайте, что мне пришлось стать свидетелем… — Он запнулся на полуслове, поняв, что это нопал побуждает его очернять ксексиан. Сдержанность Тарберта — рациональный подход, и все же…

Тарберт перебил ход его мыслей:

— Есть еще многое, чего я совершенно не понимаю. Взять хотя бы такой пример. Они называют Землю Нопалгартом, то есть считают, будто Земля является очагом этой заразы. Но ведь Вселенная огромна, в конце концов бесконечна, и в ней должно быть множество других планет, пораженных нопалами. Неужели они рассчитывают перевернуть вверх дном всю Вселенную?!

Невозможно уничтожить всех комаров, посыпав дустом одну лужу на болоте.

— Как мне было сказано, это и является их главной целью, — ответил Бек.

— Они объявили крестовый поход против нопалов, и мы оказались первыми неофитами. Они возлагают на нас огромную ответственность, но я не вижу возможности отвертеться.

— Но ведь если такие твари существуют на самом деле, — неуверенно произнесла Маргарет, — и вы честно признаетесь людям…

— А кто нам поверит? Мы ведь не можем просто взять и начать денопализацию с первого встречного. Если же мы отправимся на какой-нибудь отдаленный остров и организуем там колонию таупту, развяжется такая же война, как и на Айксексе.

— В таком случае… — начала было Маргарет, но Бек прервал ее.

— Если мы будем бездействовать, ксексиане уничтожат нас. Они умертвили миллионы читуми у себя на планете, что же им помешает здесь сделать то же самое?

— Давайте успокоимся и поразмыслим на трезвую голову, — сказал Тарберт.

— Я один готов выдвинуть десяток вопросов, которые следует хорошенько обдумать. Например, имеется ли какой-нибудь иной способ борьбы с нопалами, кроме этой страшной машины? Не может ли быть, что нопал является частью человеческого организма — вроде так называемой души — или просто отражением мыслительных процессов? Или, может быть, подсознания?

— Если они являются частью нас самих, — рассудил Бек, — то почему они кажутся такими омерзительными?

Тарберт рассмеялся.

— Если я разложу ваши кишки у вас перед носом, вам покажется, что более мерзкого зрелища просто не существует.

— Что правда, то правда, — вздохнул Бек, — и снова задумался. — Отвечу на первый ваш вопрос: ксексианам неведомы другие способы очищения читуми, кроме денопализатора. Это, разумеется, вовсе не означает, что другого способа не существует вообще. Что же касается того, могут ли нопалы являться частью человеческого организма, то они, определенно, не могут играть никакой роли в процессе его функционирования: они с голодным видом парят над головами людей, пересекают межзвездное пространство, чтобы очутиться на других планетах, — словом, поступают, как совершенно независимые существа. Если даже предположить симбиоз нопала и человека, то он явно только в пользу нопала. Насколько мне известно, они не предоставляют своим «хозяевам» каких-то выгод, хотя, должен признаться, ничего не могу сказать и о вреде.

— Почему в таком случае ксексиане столь рьяно решили избавиться от них, очистить от нопалов всю Вселенную?

— Потому что они, вероятно, очень уж омерзительны, — пожал плечами Бек.

— Ксексианам достаточно одной этой причины.

Маргарет вдруг вся задрожала.

— Со мной, наверное, что-то не так… Если эти твари на самом деле существуют, то я должна питать к ним отвращение, но я его не испытываю.

— Твой нопал прищемляет соответствующий нерв в нужное время, — пояснил Бек.

— Этот факт, — сказал Тарберт, — может означать, что нопалу присущ определенный разум, отсюда вытекает вопрос: понимает ли нопал слова или питается сырыми эмоциями? По-видимому, он не меняет «хозяина» до самой его смерти и в таком случае имеет возможность изучить язык. Но, с другой стороны, есть ли у него память?

— Но если нопал остается с человеком до самой его смерти, то в таком случае в интересах нопала продлить жизнь своего «хозяина», — резонно заметила Маргарет.

— Похоже, что так.

— Возможно, именно этим и объясняются интуитивные предчувствия опасности, всякие прозрения…

— Вполне возможно, — согласился Тарберт.

Со стороны входной двери раздался повелительный стук. Тарберт поднялся, а Маргарет резко повернулась к мужчинам, приложив палец к губам.

Тарберт направился было к двери, но его остановил Бек.

— Лучше я пойду. Я такой же читуми, как и все остальные.

Он пересек тускло освещенный цех, превозмогая трусливое нежелание, природа которого показалась ему очень знакомой. Стук повторился. Взглянув в ночную тьму через стеклянную панель двери, он увидел тусклый полумесяц, прятавшийся за кронами высоких кипарисов, а в тени — очертания какого-то темного массивного предмета.

Бек медленно отворил дверь. В отблесках фар проезжавших по Леггорн-Роуд автомобилей четко была видна грубая серая кожа вошедшего, далеко выступающий гребень носа, напоминающий согнутый лук, затянутые пленкой слепые глаза. Это был Птиду Эпиптикс. За ним в темноте неясно виднелись еще четыре зловещих силуэта ксексиан. На всех были черные плащи и металлические шлемы с высокими шипами вдоль гребней.

Эпиптикс обдал Бека незрячим взглядом. Вся ненависть и страх, которые ощущал Бек в присутствии таупту вырвалась наружу. Он отчаянно пытался побороть эти чувства.

Птиду Эпиптикс надменно ступил внутрь, но тут на шоссе, метрах в тридцати от них, раздался визг тормозов автомобиля. Взвыла сирена, ярко замигала красная полицейская вертушка на крыше машины, в сторону завода качнулся сноп прожектора.

Бек прыгнул вперед.

— Прячьтесь за деревьями, быстро! Дорожный патруль!

Ксексиане нырнули в тень, выстроившись там, как шеренга античных статуй. Из патрульной машины послышались звуки переговаривающихся по рации голосов, дверь машины открылась, и оттуда вышли двое полицейских.

С замиранием в сердце Бек двинулся им навстречу. Луч карманного фонарика играл на его лице.

— В чем дело? — спросил Бек.

— Ничего особенного, обычная проверка. В помещении кто-нибудь есть?

— Друзья.

— У вас есть разрешение на использование помещения?

— Разумеется.

— Не возражаете, если мы заглянем на минутку? — Они решительно двинулись вперед.

— Что вы ищете?

— Ничего особенного. Просто за этим местом водится дурная слава, уж больно оно подозрительное. Совсем недавно тут уже были неприятности.

Бек, затаив дыхание, следил за каждым их шагом. Дважды он попытался предупредить их, и дважды слова застревали у него в горле. Да и что сказать? Близость ксексиан действовала на них угнетающе, это чувствовалось по нервной дрожи их фонариков. Беку четко были видны силуэты спрятавшихся в тени деревьев ксексиан. Лучи фонариков подбирались к ним все ближе… В дверях показались Тарберт и Маргарет.

— Кто там? — окликнул Тарберт.

— Дорожный патруль, — отозвался один из фараонов. — А вы кто?

Тарберт ответил. Патрульные повернули назад, к шоссе. Один из лучей запрыгал прямо возле кипарисов. Нерешительно заколебался, замер.

Патрульный удивленно вскрикнул. В руках у обоих копов мгновенно появились пистолеты.

— Ну-ка, выходите, кто там прячется?

Вместо ответа ночную тьму прорезали две вспышки розового света, две трассирующие очереди. Объятых пламенем полицейских отшвырнуло на несколько метров, они повалились наземь и сплющились, как пустые мешки.

Бек что-то крикнул, спотыкаясь, рванулся вперед, но тут же остановился.

Птиду Эпиптикс, на мгновение повернув голову в его сторону, направился к двери.

— Давайте пройдем внутрь, — произнес переводчик.

— Но ведь это же люди! — срывающимся голосом закричал Бек. — Вы убили их!

— Успокойтесь, трупы исчезнут, автомобиль тоже.

Бек взглянул в сторону полицейской машины, где надрывалась рация.

— Вы, похоже, не понимаете, что натворили! Нас всех арестуют, казнят…

Он притих, осознав, какую чушь несет. Эпиптикс, не обращая на него внимания, прошел внутрь. Двое его соплеменников последовали за ним, не отставая ни на шаг, оставшиеся двое занялись трупами полицейских. Бека бросило в холодный пот, Тарберт и Маргарет попятились назад при виде приближающихся к ним серых силуэтов.

Ксексиане остановились у самого края светового круга. Глядя на Тарберта и Маргарет, Бек с горечью произнес:

— Если вы раньше сомневались в глубине души…

Тарберт кивком головы оборвал его.

— Все предельно ясно.

Эпиптикс подошел к денопализатору, осмотрел его, затем повернулся к Беку.

— Этот человек, — он указал на Тарберта, — единственный таупту на Земле. За то время, которым вы располагали, можно было организовать целый полк.

— Почти все это время меня продержали в сумасшедшем доме, — с нескрываемой злобой огрызнулся Бек. Неужели та ненависть, которую он сейчас испытывал к Птиду Эпиптиксу, была целиком внушена ему нопалом? — Кроме того, я далеко не уверен, что денопализация как можно большего числа лиц является наилучшим средством для достижения поставленной цели.

— Вы можете предложить что-нибудь другое?

— Мы считаем, что необходимо более тщательно изучить природу нопала.

Возможно, существуют более простые способы денопализации. — Он вопросительно посмотрел на ксексианина. — Сами-то вы пробовали другие средства?

— Мы — воины, а не ученые, — равнодушно сказал Эпиптикс. — На Айксекс нопалы перешли с Нопалгарта. Раз в месяц мы выжигаем их из своего мозга.

Земля — главный очаг заражения этими паразитами. Вы должны принять меры для их уничтожения.

Тарберт кивнул. Что-то уж очень быстро согласился он с доводами ксексианина, с возмущением подумал Бек.

— Мы понимаем ваше нетерпение.

— Нам нужно время! — воскликнул Бек. — Вы можете подождать еще месяц или два?!

— Зачем вам столько времени? Денопализатор готов, остается только пустить его в ход.

— Нужно еще очень многое выяснить! — продолжал возмущаться Бек. — Что из себя представляют нопалы? Да, они кажутся отвратительными, но, может быть, они благотворно влияют?

— Совершенно нелепая мысль. — В словах Птиду Эпиптикса прозвучала ирония. — Нопалы приносят только вред, они превратили Айксекс в руины, став причиной войны.

— Являются ли они разумными существами? — не унимался Бек. — Способны ли они общаться с людьми? Вот что мы хотим выяснить.

— Откуда у вас возникла такая мысль? — удивился Эпиптикс.

— Временами мне кажется, что нопал пытается что-то мне сказать.

— На чем основано ваше впечатление?

— Трудно сказать что-то определенное, но, когда я близко подхожу к таупту, у меня в голове возникает странный звук: «ггер, ггер, ггер».

— По правде говоря, мы действительно мало что знаем, — поддержал Тарберт. Не забывайте, в наших традициях сначала понять, а затем уже действовать.

— Что такое нопалон? — настаивал Бек. Он может быть получен из чего-то еще, кроме нопала? И откуда взялся первый кусок нопалона? Даже если допустить, что в самом начале какой-то человек сам себя денопализировал, то совершенно непонятно, как он мог собственными силами изготовить пленку из нопалона?

— Это не относится к делу, — сухо передал переводчик.

— Как сказать, — скептически заметил Бек. — Нам, как и вам, многое непонятно. Все-таки ответьте: вы знаете, откуда взялся первый образец нопалона и каким образом?

— Не добивайтесь бесполезного знания, оно не поможет вам в деле уничтожения нопалов, поэтому действуйте согласно нашим инструкциям.

В этих словах, произнесенных ровным, механическим голосом, отчетливо проступало что-то зловещее, однако Бек, призвав на помощь всю свою храбрость, продолжал упорствовать:

— Мы просто не можем действовать вслепую. Машина убивает нопалов, а это не самый лучший способ решения задачи. Ваша планета в руинах — вы хотите, чтобы то же произошло с Землей? Дайте нам хоть немного времени на изучение, и тогда мы доберемся до сути проблемы!

Какое-то время ксексианин хранил молчание.

— Землянам свойственна изворотливость. Для нас же уничтожение нопалов — смысл и цель. Не забывайте, мы можем обойтись и без вашей помощи, мы уничтожим нопалов вместе с Нопалгартом. Хотите знать, как это произойдет?

— Не дожидаясь ответа, он подошел к столу и взял кусочек нопалона. — Вы уже пользовались этим материалом и знаете, что он лишен массы и инерционности, что он поддается телекинезу, что его растяжимость почти безгранична и что он непроницаем для нопалов.

— Знаем.

— В случае необходимости мы обернем всю Землю цельным куском нопалона.

Нопалы останутся на Земле, как в ловушке, и по мере движения планеты их будут отделять от мозга их «хозяев». Мозги будут кровоточить, и все население Земли погибнет.

Все молчали.

— Такое решение жестоко, — продолжал Эпиптикс, — но зато прекратятся все наши мучения. Я объяснил, что нужно сделать. Или вы сами уничтожите нопалов, или мы это сделаем вместо вас. — Он развернулся и вместе со своими спутниками направился к выходу.

Охваченный смятением, но пытаясь сохранить спокойствие, Бек бросил им вслед:

— Нельзя требовать от нас чуда! Нам нужно время!

— Вам дается еще неделя.

Ксексиане вышли из здания. Бек и Тарберт последовали за ними. Трупов и патрульной машины не было. На глазах землян корабль ксексиан бесшумно оторвался от Земли, мгновенно набрал скорость и исчез в пространстве среди звезд.

— Как им это удается? — удивился Тарберт.

— Понятия не имею. — У Бека кружилась голова, он в изнеможении опустился на ступеньку перед заводской проходной.

— Какой энергичный народ! — воскликнул Тарберт. — Мы по сравнению с ними просто улитки.

Бек посмотрел на него подозрительно.

— Энергичный и кровожадный, — буркнул он. — Даже сейчас они впутали нас в историю. Полиция налетит сюда, как саранча.

— Не думаю, — возразил Тарберт. — Трупы и автомобиль исчезли.

Несчастный случай…

— Особенно для фараонов.

— Вам достаточно неприятностей принесет ваш собственный нопал, — заметил Тарберт.

Маргарет дожидалась их в конторе.

— Они ушли?

Бек коротко кивнул.

— Никогда мне не было еще так страшно. Как будто плаваешь в море и вдруг видишь, что прямо на тебя плывет акула.

— Нопал искажает твои ощущения, — сказал Бек, — мои мысли тоже путаются. — Он посмотрел на денопализатор. — Ничего не поделаешь. Видно, придется помучиться. — Острая боль внезапно сжала голову. — Нопал, однако, так не считает.

— Не думаю, что вам следует очищаться. Один из нас должен вербовать новобранцев для создания полка — так, кажется, выразился ксексианин?

— А что потом? — спросил упавшим голосом Бек. — Пулеметы? Коктейли Молотова? Бомбы?

— Все это мерзко и бессмысленно, — проговорила Маргарет.

Бек согласился.

— Положение отвратительное, но у нас нет выбора.

— Они целое столетие искореняли нопалов, — сказал Тарберт, — они должны знать о них все!

— Нет, — возразил Бек. — Они сами ничего толком не знают или не хотят поделиться опытом. Они хотят, чтобы мы потеряли голову. А почему?

Несколькими днями раньше, несколькими позже — не все ли равно? События принимают очень странный оборот!

— Вашими устами сейчас говорит нопал. Ксексиане суровы, но кажутся искренними. Они не такие безжалостные, как заставляет думать нопал. В противном случае, они просто уничтожили бы Землю, даже не предупредив.

Бек сделал попытку причесать свои мысли.

— Или это действительно так, или им по какой-то причине выгодно, чтобы Земля осталась заселенной, но денопализированной. Они фактически не оставили нам времени на исследования.

— В нашем распоряжении неделя. — Тарберт не собирался сдаваться. — Неделя на то, чтобы создать и развить совершенно новую науку.

— Вовсе нет, нужно остановиться на каком-то одном способе решения задачи. Мы просто сосредоточим все усилия в одном определенном направлении — быстрой денопализации Нопалгарта, а после того как разложим по полочкам свои идеи, можно будет использовать оставшуюся часть недели для передышки.

— Что ж, за работу, — сухо произнес Тарберт. — В качестве отправной точки возьмем факт существования нопалов. Начнем с того, что это абсолютно не укладывается в наши прежние представления о мире, в котором мы живем.

Кто они? Призраки? Духи? Демоны? Кем бы они ни были, вещество, из которого они состоят, не имеет аналогов в окружающем нас мире. Это какой-то новый вид материи, только односторонне различаемый нашим зрением, неосязаемый, не обладающий массой и инерционностью. Жизнь такого существа поддерживается мозгом «хозяина», его мыслительными процессами, а мертвые тела нопалов поддаются телекинезу — свойство, более других наводящее на размышления.

— Оно предполагает, что мышление является процессом, имеющим гораздо более существенную материальную подоплеку, чем мы до сих пор считали, — заметил Бек. — Или, лучше сказать, существуют такие материальные процессы, которые соотносятся с мышлением, но как это происходит — мы пока не знаем.

— На то же самое указывают телепатия, ясновидение и другие им подобные так называемые псионические явления, — задумчиво продолжил мысль Тарберт.

— Вполне возможно, что нопалон является промежуточной, как бы проводящей средой. Когда что-нибудь — мысль или яркое впечатление — передается от одного разума другому, эти разумы становятся физически связаны друг с другом. Чтобы уяснить, что же из себя представляет нопал, мы должны прежде всего разобраться с механизмом собственного мышления.

Бек устало покачал головой.

— О природе мысли нам известно ничуть не больше, чем о нопалах. Даже меньше. Энцефалографы записывают побочные продукты мышления. Хирурги утверждают, что определенные секции головного мозга связаны с определенными сферами мышления. Как мы полагаем, телепатия передается мгновенно, если не быстрее…

— Что может быть быстрее мгновенного? — удивленно спросила Маргарет.

— Если какая-то информация принимается до того, как она начала передаваться, такая ее переработка в мозгу называется предвидением.

— Вот как!

— В любом случае, похоже, мысль обладает определенными материальными свойствами, но резко отличается от того, что мы обычно называем материей.

Мысль подчиняется определенным законам, действует в совершенно иной среде, в другой системе измерений. Короче говоря, существует в особом пространстве, что подразумевает отличную от нашей Вселенную.

Тарберт нахмурился.

— Вас занесло. Вы несколько легкомысленно обращаетесь с такими понятиями, как мысль и мышление. А ведь что такое мысль? Насколько нам известно, это слово означает совокупность электрических и химических процессов в нашем мозге, процессов необыкновенно сложных, но, в сущности, не более загадочных, чем те, что происходят в электронных цепях компьютера. И я не могу понять, как мысль способна творить метафизические чудеса.

— В таком случае, — язвительно спросил Бек, — что вы сами можете предложить?

— Для начала хотя бы некоторые новейшие разработки в области ядерной физики. Вам, разумеется, известно, как открыли нейтрино: энергия частиц перед взаимодействием друг с другом оказалась больше, чем после взаимодействия, и объяснить такой феномен можно только за счет какой-то новой, образовавшейся в ходе проведения эксперимента частицы. Вскоре выяснились и новые, более трудно уловимые противоречия. Осталось только предположить, что это результат действия новых и неожиданных «слабых» сил.

— Какой нам толк от этих умозрительных гипотез? — едва не сорвавшись на грубость, спросил Бек, но усилием воли взял себя в руки. — Прошу прошения.

Тарберт взмахом руки дал понять, что не обижается.

— Мне прекрасно видна реакция вашего нопала… А какой от всего этого толк? Нам известны два так называемых «сильных» взаимодействия: энергия внутриядерного сцепления, а также энергия бета-распада. Кроме того, существует одно «слабое» взаимодействие: сила тяготения, энергия гравитационного поля. Четвертая сила значительно слабее гравитационной, еще менее ощутима, чем нейтрино. На основании сказанного выдвигается предположение, что Вселенная должна или, по меньшей мере, может иметь свою тень: во всем подобную ей призрачную копию, в основе которой лежит эта самая четвертая сила. Естественно, в совокупности это одна и та же Вселенная, тут и речи быть не может о новых измерениях или о чем-нибудь сверхъестественном. Просто-материальная Вселенная имеет, по крайней мере, еще один аспект в виде вещества, или поля, или структуры — называйте, как вам заблагорассудится, — неощутимый для наших органов чувств или датчиков приборов.

— Что-то похожее я читал в одном из журналов, — сказал Бек, — но тогда не обратил особого внимания… Уверен, вы на правильном пути. Эта Вселенная «слабых» взаимодействий, или паракосмос, скорее всего, и является средой обитания нопалов, а также средой, где проявляются парапсихические феномены.

— Но вы же сами утверждали, что этот паракосмос четвертой силы никак нами не воспринимается! — воскликнула Маргарет. — Если телепатия необнаружима, то откуда нам знать, что она существует?

Тарберт рассмеялся.

— Очень многие говорят, что она не существует, однако мне доводилось видеть нопалов. — Он сделал кислую мину, глядя в пространство над головами Бека и Маргарет. — Факт тот, что этот паракосмос не такой уж неосязаемый.

Будь он совершено необнаружим, то никогда не были бы зарегистрированы те противоречия, которые привели к открытию четвертой силы.

— Приняв все это во внимание, — сказал Бек, — приходим к заключению, что четвертая сила, будучи должным образом сконцентрирована, может воздействовать на материю. А если точнее, то четвертая сила воздействует на материю, но только тогда, когда она настолько сконцентрирована, что мы замечаем произведенный ею эффект.

Ничего не поняв из объяснений Бека, Маргарет спросила:

— Телепатия является проекцией этой четвертой силы или ее концентрированным излучением?

— Ни то, ни другое, — ответил ей Тарберт. — Не забывайте, наш мозг не в состоянии быть источником четвертой силы. Нам нет смысла отходить от традиционной физики для объяснения псионических явлений, как только мы допустим, что параллельная Вселенная существует.

— Все равно ничего не понимаю, — призналась Маргарет. — Телепатия ведь, как полагают, распространяется мгновенно? Если параллельная Вселенная абсолютно подобна нашей, то, значит, аналогичные события в ней должны протекать с точно такой же скоростью?

Тарберт на несколько минут задумался.

— Существует еще одна интересная гипотеза, я бы даже сказал — «индуктивное умозаключение». То, что нам известно о телепатии и о нопалах, наводит на мысль, что идентичные нашим частицы в этой паравселенной обладают более существенной степенью свободы — как, например, воздушные шары в сравнении с кирпичами. Иными словами, параллельный мир своим рисунком подобен нашему, но в пространственном отношении он совершенно другой. По сути, само понятие пространственной протяженности лишено в нем какого-либо смысла.

— Если так, то и скорость будет бессмысленным понятием в этом мире, а следовательно, и время. На этом принципе, возможно, основано перемещение ксексианских космических кораблей. Как вы думаете, не могут ли они каким-то образом проникать в паравселенную? — Бек поднятием руки остановил Тарберта, собиравшегося незамедлительно ему ответить. — Знаю, знаю, они наверняка уже в этой паравселенной. Нас не должны сбивать с толку наши собственные привычные представления о пространственно-временном мире, привычные четыре измерения.

— Верно, — согласился Тарберт. — Но вернемся к механизму связи между этими Вселенными. Мне нравится аналогия между воздушным шаром и кирпичом.

К воздушному шару привязан кирпич. Кирпичи существенно влияют на свободу перемещения воздушных шаров, а вот обратное влияние выявить очень нелегко.

Давайте рассмотрим, как такая аналогия может быть применена к телепатии.

Импульсы тока в моем мозгу генерируют соответствующий поток импульсов в имеющемся в паракосмосе аналоге моего мозга — в моем, так сказать, отраженном мозге. Это соответствует случаю, когда кирпичи резко тянут вниз воздушные шары. Посредством какого-то неизвестного механизма — возможно, с помощью созданных моим двойником в паравселенной аналогичных колебаний, которые воспринимаются другим двойником, — воздушные шары дергают кирпичи.

Нервные импульсы отправляются назад — в мозг-приемник. Если имеются подходящие для этого условия.

— Такими условиями, — без особого энтузиазма заметил Бек, — могут быть нопалы.

— Вот именно. Нопалы, по-видимому, являются существами паравселенной, по какой-то причине жизнеспособными в обеих Вселенных.

— А вот по-моему, нопалы, что ни говорите, в нашей Вселенной существовать не могут.

— Но ведь я вижу их! — воскликнул Тарберт.

— Возможно, вам только кажется, будто вы видите их. Предположим, что нопалы живут в другой Вселенной и терзают только наши эквиваленты. Вы же видите их при помощи ясновидения или, что даже вероятнее, их видит ваш аналог — и так ярко и четко, что вы считаете нопалов реальными материальными существами.

— Но моя дорогая юная леди…

— Вывод Маргарет не лишен смысла. Я тоже видел нопалов, — перебил его Бек, — и знаю, насколько реальными они могут казаться, но они не отражают свет и не излучают его. Будь иначе, их можно было бы увидеть на фотографии. Я не убежден в том, что они вообще связаны с реальностью какой-либо из Вселенных.

Тарберт пожал плечами.

— Если они позволяют нам их видеть в естественном состоянии, то они то же самое могут сделать, когда мы рассматриваем фотографии.

— Во многих случаях фотографии сканируются чисто механическими способами.

Тарберт бросил взгляд на плечи Бека.

— Если так, то почему этого не понимают ксексиане?

— Ну, они же признаются, что ничего не знают о нопалах.

— Вряд ли они могли оставить без внимания такие основополагающие факты, — возразил Тарберт. — Едва ли можно сказать, что ксексиане простодушны.

— Я не очень-то с вами согласен. Сегодня Птиду Эпиптикс вел себя просто неблагоразумно. Если только не…

— Если только что? — спросил Тарберт, как показалось Беку, слишком резко.

— Если только ксексиане не руководствовались какими-то скрытыми побуждениями. Я понимаю, что это нелепо, потому что видел их планету и знаю, как они страдают, и все же…

— Мы в самом деле еще многого не понимаем, — признался Тарберт.

— Мне бы дышалось гораздо легче, если бы на моей шее не рассиживал нопал, — сказала Маргарет. — Если бы в действительности он докучал только моему аналогу…

Тарберт быстро подался вперед всем телом.

— Не забывайте, ваш аналог — часть вас самой. Вы не видите своей печени, но она там, где ей положено быть, и она функционирует. Вот так и ваш аналог.

— И все-таки Маргарет, возможно, права, — осторожно сказал Бек. — Что, если нопалы существуют только в паракосмосе?

— Это предположение ничуть не лучше других, — недовольно ответил Тарберт. — Взять хотя бы вот эти два контраргумента: во-первых, имеется нопалон, который я могу перемещать своими собственными руками; во-вторых, налицо контроль, который нопалы осуществляют над нашими эмоциями и восприятиями.

Бек, сорвавшись с места, размашистыми шагами забегал по комнате.

— Нопалы могут оказывать свое влияние через аналогов, так что, считая, что притрагиваюсь к нопалону, я лишь хватаю пальцами воздух, то есть на самом деле это за меня делает мой аналог в паравселенной. По сути, это укладывается в гипотезу Маргарет.

— В таком случае почему я не в состоянии с помощью создаваемых в моем сознании образов изрубить нопала воображаемым топором?

Беку вдруг стало до боли тревожно.

— Это мне кажется совершенно бессмысленным.

Тарберт смерил оценивающим взглядом обрывок нопалона.

— Ни массы, ни инерционности — по крайней мере, в базовой для нас Вселенной. Если мои телекинетические способности приложимы к этому материалу, то я бы имел возможность воздействовать на него. — Пленка из нопалона медленно поднялась в воздух. Бек с нескрываемым отвращением не отрывал от нее глаз, материал вызывал у него особую брезгливость: заставлял думать о смерти…

Тарберт резко повернулся в его сторону.

— Вы сейчас противодействуете мне?

Он становился совершенно невыносимым. Бек посмотрел на Маргарет и обнаружил, что та смотрит на Тарберта с ненавистью, не меньшей, чем его собственная. Вдвоем они, пожалуй, могли бы…

Бек испугался самого себя. Это нопал направляет его мысли по своему усмотрению, теперь у него не осталось ни малейшего сомнения. Но, с другой стороны, Тарберт и ксексиане — злостные враги Земли! Надо нарушить их планы, иначе все будут уничтожены. Бек неотрывно следил, как сосредоточивает свою волю Тарберт на обрывке нопалона.

— Работенка не из легких… В паравселенной этот материал, наверное, очень жесткий. Не угодно ли попробовать?

— Нет, — хрипло ответил Бек.

— Нопал досаждает? Он крайне возбужден, — произнес Тарберт.

— Что вы придрались к моему нопалу, — как бы со стороны услышал Бек свои слова. — Неужели нет других поводов для беспокойства?

Тарберт поглядел на него искоса.

— Да, весьма забавно такое слышать.

Бек перестал шагать, потер пальцем подбородок.

— Вот, вот, теперь, когда вы об этом сказали…

— Так, значит, нопал руководит вами, это он говорил за вас?

— Да нет… — Бек и сам не очень был уверен:

— Но что-то на меня действительно нашло, какое-то интуитивное прозрение. Благодаря нопалу мне открылось нечто неожиданное…

— Что именно?

— Не знаю, не успел ухватить, промелькнуло и исчезло.

Тарберт, пробурчал что-то невнятное, снова сосредоточил внимание на куске нопалона, заставляя его подниматься и падать, изгибаться и вращаться в воздухе. Вдруг он неожиданно метнул ткань стрелой через комнату и мерзко расхохотался.

— Ну и досталось же нопалу от меня! — Тарберт резко повернул голову в сторону Бека, глядя в пространство над его головой.

Бек неожиданно для себя самого вскочил с места и, шатаясь из стороны в сторону, стал медленно надвигаться на Тарберта, а в голове у него звучало теперь уже такое привычное утробное «ггер, ггер, ггер»…

Тарберт попятился назад.

— Не позволяйте этой дряни командовать вами, Бек. Она охвачена ужасом, она в отчаянии.

Бек остановился.

— Если вам не удастся ее одолеть, мы потерпим поражение в битве с нопалами еще до того, как она начнется.

Бек тяжело вздохнул.

— Вы правы, — севшим голосом произнес он. — Я должен сдерживаться. Ваши манипуляции с нопалоном как-то странно повлияли на меня. Вам ни за что этого не понять.

Тарберт ухмыльнулся и снова сосредоточил внимание на куске нопалона.

— Это весьма интересный процесс. Если хорошо поработать, то я научусь мысленно сворачивать непроницаемые для нопалов оболочки из нопалона… А теперь попробую образовать две половинки мешка из нопалона. Вот ловлю между ними нопала. Прижимаю половинки друг к другу… Чувствую сопротивление. И вот тварь обмякла, перестала биться… Ощущение такое, будто раздавил орех.

Бек поморщился. Тарберт с интересом на него поглядел.

— Вы, разумеется, ничего не почувствовали?

— Непосредственно? Нет.

— Ведь все происходило не с вашим собственным нопалом, — размышляя вслух, произнес Тарберт.

— Верно, всего лишь на мгновение я ощутил какую-то боль, страх. Который час?

— Почти три часа, — ответила Маргарет и с тоской посмотрела на дверь.

Она, как и Бек, чувствовала себя усталой и опустошенной.

Тарберт же, всецело поглощенный уничтожением нопалов, выглядел свежим, будто только что прекрасно выспался. Отвратительнейшее занятие он себе нашел, подумалось Беку. Сейчас он был похож на противного мальчишку, получающего удовольствие от ловли мух. Тарберт бросил взгляд в его сторону, нахмурился, и Бек выпрямился в своем кресле, чувствуя, как снова все в нем напряглось. Он постепенно выходил из состояния безучастного неодобрения, проявляя все растущий интерес к игре, пока не обнаружил, что его сила воли мобилизована для противодействия манипуляциям Тарберта с нопалоном. Он сделал свой выбор, и враждебность, которую мужчины испытывали друг к другу, стала очевидной. Оба были крайне напряжены, а кусок нопалона метался в воздухе…

И тут Беку пришло в голову, что это вовсе не праздное состязание двух умов, а нечто большее! Постепенно первоначальная догадка переросла в убеждение, что счастье, мир, сама возможность жить дальше зависят от исхода этой борьбы. Просто удерживать нопалон в неподвижном состоянии было уже недостаточно, он должен полностью овладеть им, хлестать им по Тарберту, перерубить ту незримую нить, что их связывала. Нопалон метался из стороны в сторону под напором воли Бека, но, тем не менее, неумолимо приближался к Тарберту. И вдруг случилось нечто непредвиденное и страшное:

Тарберт как бы взорвался ментальной энергией, нопалон вырвался из мысленной хватки Бека и больше уже ему не подчинялся.

Игра подошла к завершению. То же самое можно было сказать и о состязании двух умов. Бек и Тарберт смущенно переглянулись, но оба были в равной степени ошеломлены.

— Что случилось? — устало спросил Бек.

— Не знаю. — Тарберт стал растирать лоб. — Что-то нашло на меня… Я почувствовал себя несокрушимым великаном. — Он невесело рассмеялся. — Ощущение было такое…

На какое-то время воцарилось молчание. Затем Бек произнес с дрожью в голосе:

— Ральф, я больше не могу доверять самому себе. Мне нужно освободиться от нопала, прежде чем он сделает что-то совершенно невероятное.

Тарберт надолго задумался.

— По всей вероятности, вы правы, — сказал он в конце концов. — Если мы и дальше будем пикироваться, то ничего не достигнем. — Он медленно выпрямился. — Ладно, денопализирую вас. Если Маргарет сможет стерпеть два воплощения дьявола вместо одного.

— Я сумею выдержать, если надо.

— Вот и не будем дольше мешкать. — Бек встал и заставил себя направиться к денопализатору. Тарберт посмотрел на Маргарет.

— Вам лучше бы выйти.

Она отрицательно мотнула головой.

— Позвольте мне остаться.

Тарберт пожал плечами, а Бек был настолько взволнован, что не стал настаивать. С каждым шагом к денопализатору неистовство нопала возрастало, перед глазами Бека поплыли огненные круги, затем гулким набатом в голове загремело: «ггер, ггер, ггер».

Бек остановился, чтобы отдышаться. Цветные узоры перед глазами начали принимать причудливые очертания. О, если б он мог разобраться…

Тарберт, наблюдая за ним, нахмурился:

— Что-то стряслось?

— Нопал пытается показать мне что-то или дать возможность что-то разглядеть… У меня все смешалось… — Он прикрыл веки, пытаясь успокоить беспорядочное движение темных бесформенных пятен, золотистых колец, мотков синей и зеленой пряжи.

Откуда-то донесся раздраженный голос Тарберта:

— Давайте, Пол, смелее! Давайте разделаемся с этим.

— Погодите, — попросил Бек. — Я сейчас приноровлюсь… Весь фокус в том, чтобы научиться видеть с помощью мысленного зрения — глазами своего разума. Глазами своего аналога в паравселенной. Тогда становится видно…

Голос Бека звучал все тише, пока не угас, перейдя в размеренное дыхание. Пляска пятен прекратилась, и его мысленному взору представилась упорядоченная картина. Перед ним развернулась совершенно необычная панорама из налагающихся друг на друга черных и золотистых пейзажей, и, как картина в стереоскопе, она было отчетливой и двоящейся, привычной и фантастической. Он увидел звезды и космическое пространство, черные горы, зеленые и синие сполохи, бесцветное дно какого-то моря, движущиеся молекулы, переплетение нервных волокон. Он увидел нопалов, здесь их вещественная основа проявлялась гораздо отчетливее, здесь они не были созданиями из эфирной пены, как казалось ему раньше. Но здесь, в этом паракосмосе, они были явлением несущественным, вторичным в сравнении с чем-то поистине огромным и бесформенным, занимающим добрую половину обозримого космоса, они плавали, наполовину невидимые, как золотистые ядра, подобно луне за облаками. Из темной бесформенной массы, затмевающей нопалов, произрастало неисчислимое количество длинных и тонких ресничек, которые, струясь и колеблясь, протягивались во все уголки этого замысловатого мира. На кончиках ресничек Бек различил какие-то предметы, свободно болтающиеся, как куклы на шнурках, как повешенные на виселице.

Тончайшие волоконца проникали во все, самые отдаленные места. Одно из них шло внутрь заводского корпуса «Электродин Инжиниринг», где крепилось к голове Тарберта с помощью чувствительного пальца, как резиновая присоска.

Вдоль всей этой нити гроздьями теснились нопалы, которые, казалось, пытались перегрызть эту нить. Бек понял, что, если им это удастся, щупальце отодвинется, оставив череп открытым. Непосредственно над своей головой он увидел такой же предмет, заканчивающийся пустым колпачком-присоской. Бек проследил взглядом начало волоконца и увидел место, откуда оно исходило, — место, которое было столь же отдаленным, как край Вселенной, и столь же близким, как стена. Вот здесь-то он и увидел самое сердце ггера. Стекловидное желтое ядро изучающе разглядывало его с такой алчной, такой решительной и коварной злобой, что Бек стал что-то лепетать и запинаться.

— Тебе нехорошо, Пол? — услышал он встревоженный голос Маргарет.

Ее он тоже видел. Да, ошибиться он не мог, это была она, хотя черты ее были размытыми, колеблющимися. Вот он видит уже очень многих. При желании Бек мог бы даже поговорить с каждым из них, но они были так близко и одновременно так далеко…

— С тобой ничего не случилось? — спросил зрительный образ Маргарет, не издав ни звука.

Бек открыл глаза.

— Все нормально, — поспешил успокоить Маргарет Пол.

Видение длилось лишь секунду-две. Бек взглянул на Тарберта, и их глаза встретились. Вот оно что: ггер осуществлял контроль над Тарбертом, ггер осуществлял контроль над ксексианами. Он осуществлял контроль и над Беком, пока нопал не перегрыз щупальце. Нопалы — маленькие надоедливые паразиты — в борьбе за существование раз за разом одолевали своего грозного противника!

— Начнем, пожалуй, — предложил Тарберт, посмотрев на Бека приторно ласково, и от этого взгляда у Бека пошел мороз по коже — ггер как бы наставлял исполнителя своей воли. Глаза его, как показалось Беку, источали едва уловимый золотистый блеск.

Бек встал и направился к Тарберту, ему хотелось сохранить объективность, но он лишь испытывал ненависть и страх.

— Ральф, — произнес он как можно спокойнее, — нам придется еще здорово попотеть. Я знаю, что такое ггер. Он управляет вашими эмоциями так же, как нопал — моими.

Тарберт покачал головой и осклабился.

— Вашими устами говорит нопал.

— А вами управляет ггер.

— Я в это не верю. — Тарберт и сам всей душой стремился быть как можно объективнее. — Пол, вы недооцениваете коварства нопалов!

Бек невесело рассмеялся.

— Мне это напоминает спор между христианством и мусульманством: каждый считает своего соперника заблудшим язычником. Ни один из нас не переубедит другого. Что же делать?

— По-моему, нужно срочно денопализировать вас.

— Ради пользы ггера?

— Что вы предлагаете?

— Сам не знаю. Нужно во всем разобраться.

— Давайте посмотрим, к какому же общему знаменателю мы сможем прийти, каким бы он малым ни оказался, — предложил Тарберт. — Насколько я понимаю, нашей главной задачей является денопализация Земли.

Бек отрицательно покачал головой.

— Наш первейший долг…

— Вот что!

Тарберт не стал мешкать. Кусок нопалона рванулся, изогнулся и накрыл голову Бека. Высокие иглы султана нопала встопорщились, как парус, затем обмякли. Голову Бека ощутимо сдавило, он почувствовал, что ему стало нечем дышать, и сделал попытку отодрать ненавистную материю от головы, но у Тарберта было преимущество в стремительности нападения. Нопал вдруг затрепетал, затем раскрошился, как яичная скорлупа. Встряска, которую при этом испытал Век, была так велика, что он чуть не потерял сознание. Сноп ярко-синих молний резанул по глазам, рассыпался мириадами огненных искр, но уже через мгновение исчезла сила, сдавливающая голову, потухли угольки в глазах. Несмотря на всю ярость, которую в нем вызвало вероломство Тарберта, несмотря на боль, Бек сразу почувствовал невыразимое облегчение, как будто после удушья его легкие снова наполнились воздухом.

Однако сейчас не время заниматься самоанализом — нопал уничтожен, но что теперь делать с ггером? Бек сконцентрировал свое мысленное зрение.

Повсюду кишели нопалы, возбужденно раздувая плюмажи, а щупальце ггера зависло у него над головой. Почему же оно мешкает? Но вот оно стало медленно опускаться… Бек пригнул голову, схватил клочья, оставшиеся от уничтоженного нопала, и натянул их себе на голову. Присоска снова опустилась, ощупывая пространство вокруг себя. Бек еще раз увернулся, поправив защитную оболочку вокруг черепа. Маргарет и Тарберт в изумлении наблюдали за его действиями. Нопал по соседству задергался и взволнованно затрепетал. Где-то угрожающе маячил ггер — как огромная гора, закрывая ночное небо.

Бек пришел в бешенство: он был свободен — так почему же теперь надо подчиняться ггеру?! Он схватил обрывок нопалона, мысленно вложил его в руку своего аналога и стал хлестать по присоске, по щупальцу. Щупальце подалось назад, как губа рычащего пса, качнулось несколько раз и раздосадованно убралось.

Бек разразился хохотом.

— Что, не нравится? А ведь я только начал!

— Пол, — вскричала Маргарет, — Пол!!!

— Минутку, — ответил Бек, не переставая хлестать по щупальцу.

Вдруг он почувствовал, что ему мешают. Оказалось, что рядом стоит Тарберт, вцепившись в кусок нопалона, зажатый в руке Бека, и не давая тем самым отгонять чудовищную присоску. Бек потянул нопалон на себя, но безрезультатно. Стоп… Тарберт ли это? Бек прищурился. Тарберт сидел, развалясь в кресле и полуприкрыв глаза… Два Тарберта? Нет, один из них, естественно, аналог, повинующийся сознанию Тарберта. Но каким образом аналогу удалось отделиться от оригинала? Или он самостоятельное существо?

А может быть, это разобщение — результат искажения восприятии в паракосмосе? Бек пристально всмотрелся в осунувшееся лицо друга.

— Ральф, вы меня слышите?

Тарберт пошевелился.

— Да, слышу.

— Вы верите тому, что я вам рассказывал о ггере?

Ответ он услышал не сразу.

— Да, верю. Только вот что-то — сам не пойму что — владеет мной.

— Я мог бы справиться с ггером, но вы мне помещали.

— И что тогда? Снова нопал? Или хуже?

— Ггер.

Тарберт закрыл глаза.

— Я не могу ничего обещать, но попытаюсь.

Бек снова заглянул в паракосмос. Где-то вдалеке — а может быть, и совсем рядом — в огромном глазном яблоке ггера мелькнула тревога. Бек, взяв кусок нопалона, попытался сделать из него нечто похожее на дубину, но в руках аналога нопалон был жестким и непокорным материалом. Только после невероятных усилий Беку удалось соорудить довольно корявую дубину, и с этим оружием он попытался противостоять огромной черной массе. Чтобы напасть, надо было перекрыть огромное пространство, разделяющее их. Бек прищурился. В самом ли деле так далеко? И так ли огромен ггер? Перспектива стала совсем иной, и ггер неожиданно стал просматриваться как бы зависшим в воздухе всего метрах в тридцати от Бека. А может, и того меньше — метрах в трех… Бек даже отпрянул в изумлении, но тут же замахнулся дубиной и ударил по черной бесформенной массе, которая сразу опала, как пена. Однако ггер никак не прореагировал, и это безразличие было куда более оскорбительным, чем враждебность. Бек с ненавистью взглянул на чудовище.

Из черных глубин всплыл на поверхность огромный глаз, и Бек увидел, как в нем серебристым блеском отсвечивались мириады тянувшихся через пространство капилляров. Бек нашел волоконце, присосавшееся к голове Тарберта, протянул к нему руку, обхватил пальцами и изо всех сил дернул.

Щупальце явно не собиралось отделяться от головы ученого, но в конце концов не выдержало, и присоска, судорожно извиваясь, отскочила. Значит, это существо уязвимо! Теперь к ничем не защищенной голове Тарберта устремилось целое полчище нопалов, но Бек преградил им путь обрывком нопалона, которым тут же обернул голову Тарберта. Нопал разочарованно отпрянул, выпучив глаза. Да и ггер не благодушествовал: его золотой глаз полностью выкатился на поверхность массы и теперь разъяренно барахтался.

Внимание Бека переключилось на Маргарет. Ее нопал с нескрываемой злобой глядел на него, сознавая грозившую ему опасность. Тарберт поднял руку, чтобы предостеречь Бека от поспешных действий.

— Лучше подождать — нам может кто-нибудь понадобиться в качестве прикрытия. Ведь она все еще читуми.

Маргарет облегченно вздохнула, и ее нопал успокоился. Бек сел в кресло и налил себе чашку кофе. Сейчас его больше всего интересовал Тарберт, который смотрел отрешенным взглядом куда-то вдаль.

— Вы его видите?

— Да. Значит, вот он каков, этот ггер.

— А кто это? — встрепенувшись, спросила Маргарет.

Бек описал ей чудовище и то загадочное окружение, в котором он обитает.

— Нопалы — враги ггера. Они обладают зачаточным разумом, а вот у ггера обнаруживается то, что я бы назвал мудростью зла. Нопалы более активны, у них, похоже, месяц уходит, чтобы перегрызть волоконце и отбросить присоску ггера. Я попытался его убить, но безуспешно: он очень стоек к воздействиям — по-видимому, из-за огромного количества энергии, к которой имеет доступ.

Маргарет, потягивая кофе, критически посмотрела на Бека.

— Я считала, что освободиться от нопала можно только с помощью этой машины. А вот теперь…

— Теперь, когда у меня нет нопала, ты снова ненавидишь меня.

— Несильно, — сказала Маргарет. — Я в состоянии обуздать свои эмоции.

Но как тебе удалось…

— Ксексиане были со мной откровенны. Они сказали, что нопала нельзя оторвать от мозга. Это им внушил ггер. А вот Тарберт оказался слишком проворным даже для ггера.

— Чистая случайность, — скромно произнес Тарберт.

— Почему ксексианам ничего не известно о ггере? — спросила Маргарет. — Почему нопалы не позволили им увидеть его или не показали, как они это сделали для вас?

— Не знаю. Возможно, ксексиане невосприимчивы к оптическим раздражителям, так как у них отсутствует зрение в том смысле, в каком понимаем его мы. Они образуют трехмерные модели у себя в мозге, которые обследуют с помощью тактильных нервных окончаний. Нопалы, не забывайте, — эфирные создания и не в состоянии манипулировать тяжеловесными ментальными процессами ксексиан. Ггер допустил ошибку, послав ксексиан для денопализации Земли. Он не учел нашей восприимчивости к видениям и галлюцинациям, поэтому нам и повезло, по крайней мере, временно. В первом раунде преимущества не добились ни ггер, ни нопалы. Они только привели нас в состояние боевой готовности.

— Вот-вот начнется второй раунд, — заметил Тарберт. — Троих людей убить нетрудно.

Бек поднялся.

— Если бы нас было больше… — Он скосил глаза на денопализатор. — По крайней мере, можно оставить без внимания эту зверскую машину.

Маргарет в тревоге посмотрела на дверь.

— Нам бы лучше куда-нибудь уйти, где ксексиане нас не найдут.

— Я не прочь затаиться, — согласился Бек. — Вопрос только — где? От ггера нигде не спрятаться.

Тарберт снова устремил взгляд куда-то вдаль.

— Довольно жуткое создание, — произнес он.

— И что оно нам может сделать? — дрожащим голосом спросила Маргарет.

— Он не может причинить особого вреда из паракосмоса, — ответил Бек. — Каким бы он ни был, воздействие его чисто мысленное.

— Размеров он прямо-таки ужасающих, — сказал Тарберт.

— Дело не в размерах, они относительны. Дело в том, сколько энергии он сможет на нас обрушить.

Маргарет вдруг заерзала на кресле, подняв руку.

— Чш…

Бек и Тарберт удивленно посмотрели на нее и прислушались, но ничего не услышали.

— Что ты там обнаружила? — спросил Бек.

— Ничего, но мне вдруг стало как-то непривычно холодно… По-моему, возвращаются ксексиане.

Ни Бек, ни Тарберт не усомнились в достоверности ее ощущений ни на секунду.

— Давайте выйдем через черный ход, — предложил Бек. — Вряд ли от них можно ожидать чего-нибудь хорошего.

— По правде говоря, я думаю, они придут сюда, чтобы нас убить, — сказал Тарберт.

— Пойду взгляну наружу, — прошептал Тарберт. — Они могут подкарауливать нас у выхода.

Тарберт растворился во тьме. Бек приложил глаза к щелке. Входная дверь в дальнем конце мастерской медленно приоткрылась. Бек увидел еще какое-то движение, затем все помещение озарила беззвучная фиолетовая вспышка.

Бек, шатаясь, отпрянул от щелки. Фиолетовые языки последовали за ним.

Маргарет схватила его под руки, не давая упасть.

— Пол! Что с тобой?

— Я ничего не вижу, — еле слышно прошептал Бек, растирая лоб, — а в остальном все в порядке.

Он решил прибегнуть к зрению своего аналога. Понемногу сцена начала проясняться: стали видны здание, заслон из кипарисов, зловещие очертания четырех ксексиан. Двое из них стояли в конторе, один караулил снаружи проходной, еще один кружил у входа на склад. От каждого тянулось щупальце к ггеру. Тарберт стоял у двери, что вела со склада наружу. Если бы он открыл ее, то напоролся бы на ксексианина.

— Ральф! — прошипел Бек.

— Я его вижу, — услышал он голос Тарберта. — Я закрыл дверь на засов.

Со стороны двери донесся негромкий звук — кто-то пробовал открыть ее снаружи. Пульс Бека грохотал, как отбойный молоток.

— Может, они уйдут, — прошептала Маргарет.

— Вряд ли, — произнес Бек.

— Но ведь они…

— Они убьют нас, если мы не помешаем им сделать это с нами.

— А как мы можем им помешать?

— Нарушить их связь с ггером. Это может заставить их отказаться от первоначального решения.

Скрипнула дверь.

— Они знают, что мы здесь, — прошептал Бек и снова устремил взгляд в пустоту, принуждая себя смотреть глазами своего аналога.

В мастерскую вошли двое ксексиан. Один из них, Птиду Эпиптикс, сразу же направился к двери, ведущей на склад. Пристально всматриваясь в паракосмос, Бек отыскал нить, связывающую мозг Эпиптикса с ггером.

Выставив вперед руку аналога, он схватился за нить и резко дернул. На этот раз борьба была более ожесточенной. Ггеру удалось уплотнить свое волоконце, заставить его вибрировать, в результате чего Бек ощутил приступ страшной боли, но нить не отпускал и дергал все сильнее. Птиду Эпиптикс, хватаясь руками за голову, в бешенстве изрыгал потоки проклятий. Нить оборвалась, щупальце соскочило, однако на увенчанную гребнем голову ксексианина тут же шлепнулся нопал, самодовольно растопырив плюмаж, а Эпиптикс только горько застонал в отвращении.

Громко задребезжала наружная дверь склада. Бек отвернулся и увидел Тарберта, с силой выкручивающего другую нить. Она оборвалась — и еще один ксексианин потерял связь с ггером.

Бек снова прильнул к щелке двери. Эпиптикс застыл недвижимо, будто пораженный молнией. В мастерскую вошли еще двое ксексиан, в недоумении остановились. Бек вытянул руки своего аналога и оборвал одно щупальце, Тарберт другое. Теперь все ксексиане застыли как вкопанные. Нопалы незамедлительно опустились им на головы.

У Бека в голове все перепуталось. Ксексиане не повинуются больше ггеру, но теперь они читуми, а он таупту, значит, желания убить не убавилось.

Маргарет потянула Бека за рукав.

— Выпусти меня отсюда.

— Нет, мы не должны им доверять.

— Они ничего плохого мне не сделают. Я чувствую.

Не дожидаясь ответа, Маргарет вышла вперед.

— Почему вы хотели убить нас?

— Потому что вы не выполнили наших наставлений, — проскрежетал переводчик на груди у Эпиптикса.

— Не правда! Вы дали нам неделю на приготовление, а прошло всего лишь несколько часов.

Птиду Эпиптикс в явном замешательстве повернулся к двери.

— Мы уходим.

— Вы все еще намерены нас уничтожить?

— Я стал читуми. Мы теперь все читуми. Нам нужно подвергнуться очищению.

Бек, покинув свое убежище, прошел в мастерскую. Примостившийся на голове Птиду Эпиптикса нопал рассерженно вздыбил плюмаж. Эпиптикс вздернул руку вверх, но Бек оказался быстрее. Держа в руке кусок нопалона, он накрыл им голову ксексианина. Нопал хрустнул в пальцах Бека и скатился с увенчанной гребнем серой головы. Эпиптикса затрясло от боли, пошатываясь, как пьяный, он воззрился на Бека.

— Вы больше не читуми, — пояснил Бек. — И больше уже не подвластны ггеру.

— Ггеру? — повторил механический голос переводчика. — Мне непонятно, что такое ггер.

— Всмотритесь в другой мир, мир мысли, — и вы увидите ггера, — сказал Бек.

Птиду непонимающе уставился на Бека. Когда тот рассказал ему обо всем, ксексианин прикрыл глаза чешуйчатыми перепонками, заменяющими ему веки.

— Ощущаю какие-то странные контуры. В них не чувствуется вещественной основы. Только какая-то податливость…

На какое-то время в мастерской воцарилась тишина. Ее нарушил вошедший Тарберт.

Нагрудные пластины ксексианина вдруг задребезжали, как будто на них посыпался град. В пульте-переводчике что-то забулькало, заклокотало — в его словаре, очевидно, не хватало нужных понятий.

Затем все-таки голос зазвучал снова:

— Вижу ггера. Вижу нопалов. Они живут в пространстве, которое мой мозг не может смоделировать… Что они из себя представляют?

Бек устало плюхнулся в кресло, налил себе кофе, оставив пустым кофейник, и, Вздохнув поглубже, принялся обсуждать с ксексианином то немногое, что знал о паракосмосе, включая и чисто умозрительные заключения — свои и Тарберта.

— Ггер для таупту то же, что нопалы для читуми. Сто двадцать лет тому назад ггеру удалось удалить нопала с одного из ксексиан…

— Ставшего первым таупту.

— Ставшего первым таупту на Айксексе. Ггер и дал ему первый образец нопалона — откуда ему еще взяться? Таупту ггер уготовил роль воинов, которые, сражаясь за торжество его дела, крестовым походом должны пройтись по планетам Галактики.

— Именно ггер дослал вас сюда, на Землю, чтобы изгнать нопалов и сделать беззащитным мозг землян. Со временем все нопалы должны были быть уничтожены, ггер стал бы владыкой паракосмоса.

— Я должен вернуться на Айксекс, — сказал Птиду Эпиптикс. Даже механическому голосу переводчика не удалось скрыть, как сильно он пал духом.

Бек невесело рассмеялся.

— Вас схватят и возьмут под стражу, как только вы там появитесь.

— На моей голове шестизубый шлем. Я — повелитель космоса, — гордо произнес Эпиптикс.

— Для ггера это не имеет никакого значения.

— Значит, война разгорится с новой силой? Мы снова разделимся на таупту и читуми… — голос задрожал.

Бек пожал плечами.

— Куда более вероятно, что или нопалы, или ггер уничтожат вас до того, как вы начнете такую войну.

— Тогда давайте убьем их первыми.

Бек издал язвительный смешок.

— Очень хотел бы знать — как!

Ральф уже приготовился было что-то сказать, но снова погрузился в состояние отрешенности.

— Ральф, что вы там видите?

— Ггера. Похоже, он очень возбудился.

Бек перенесся в пара-космос. Ггер, дрожа и дергаясь из стороны в сторону, висел в воздухе на фоне неба-аналога, в окружении огромных пляшущих звезд. Центральное глазное яблоко выкатилось наружу. Бек завороженно всматривался в паракосмос, ему даже показалось, что где-то на заднем плане виднеется необычный пейзаж.

— Все, что есть во Вселенной, имеет аналог в паракосмосе и наоборот: все, что есть в паракосмосе, имеет свою копию в базовой Вселенной, — размышлял вслух Тарберт. — Какой предмет или существо в нашей Вселенной представляет собой оригинал, копией которого является ггер?

Тарберт продолжал рассуждать. Бек, встрепенувшись, внимательно слушал.

— Если б нам удалось отыскать оригинал ггера…

— Вот именно.

— Если это окажется верным в отношении ггера, то будет справедливым и в отношении нопалов, — забыв про усталость, закричал Бек.

— Да.

— Денопализируйте моих спутников, — вдруг вмешался в разговор Птиду Эпиптикс. — Мне хотелось бы увидеть вашу методику.

Даже в самой приятнейшей обстановке от ксексиан исходило не больше душевного тепла, чем от ящериц, подумалось Беку. Не произнося ни слова, он схватил кусок нопалона и одного за другим искрошил трех нопалов, покрыв пудрой из их субстанции увенчанные гребнем черепа ксексиан, затем без всякого предупреждения проделал то же с Маргарет. Та удивленно вскрикнула и рухнула в кресло.

Эпиптикс не обратил на нее никакого внимания.

— Эти люди ограждены от дальнейших неприятностей?

— По-моему, да. Ни нопалы, ни ггер не могут проникнуть сквозь эту оболочку.

Птиду снова замер, очевидно, всматриваясь в паракосмос. Через некоторое время скрежет грудных пластин дал знать, что он раздосадован.

— Мне не дано увидеть ггера достаточно четко. Вам он хорошо виден?

— Да, — ответил Бек. — Когда я концентрирую свою волю в желании его увидеть.

— И вы можете определить направление, откуда он вам видится?

Бек показал вверх и чуть в сторону.

Птиду повернулся к Тарберту:

— Вы согласны с этим?

Тарберт кивнул.

— Я тоже вижу его в этом направлении.

Снова заскрипели пластины на груди ксексианина.

— Ваша система восприятия в корне отличается от моей. Мне кажется, что он… — Здесь переводчик сбился на нечленораздельный лепет. — …Просматривается со всех направлений. — Помолчав немного, Птиду добавил:

— Ггер обрек мой народ на тягчайшие испытания.

Весьма сдержанное высказывание, отметил про себя Бек.

Эпиптикс повернулся к Тарберту.

— Вы что-то сказали по поводу ггера, смысла чего я не уловил. Вы не могли бы повторить?

Тарберт снова изложил свою версию об обязательном наличии аналогов.

Эпиптикс стоял недвижно, как бы постигая смысл сказанного.

— Я согласен с вами. Мы должны отыскать чудовище и уничтожить его.

Затем то же самое сделаем с нопалами.

Бек отвернулся от окна.

— Не думаю, что это будет благодеянием для жителей Земли. Подумайте, что произойдет, если все будут ясновидцами и телепатами?

— Хаос и разводы, — подытожил Тарберт.

— Все это несущественно, — сказал Эпиптикс. — Пройдемте.

— «Пройдемте?» — ошеломленно спросил Бек. — Куда?

— В наш космический корабль. Быстрее. Уже светло, как днем.

— Мы не хотим, — сказал Тарберт, — и зачем это нужно?

— Так как своим мозгом вы в состоянии видеть в сверхмире, вы поведете нас к ггеру.

— Но мы…

— Идемте, иначе вы будете убиты.

Бек, Тарберт и Маргарет поспешили покинуть здание.

 

Глава 11

Троим землянам отвели такие же каюты, как и остальным членам экипажа.

За все время полета Эпиптикс только раз заговорил с ними:

— В каком направлении расположен ггер?

Тарберт, Бек и Маргарет сошлись во мнении, что его надо искать где-нибудь в направлении созвездия Персея.

— И на каком удалении?

Никто не осмелился назвать что-то определенное, ограничившись лишь предположением.

— В таком случае мы будем двигаться, пока ггер не станет просматриваться отчетливее.

С этими словами ксексианин удалился.

— Увидим ли мы когда-нибудь Землю? — с горечью заметил Тарберт.

— Самому хотелось бы знать.

— Не дали взять даже зубной щетки, даже смены белья! — запротестовала Маргарет.

— Можешь позаимствовать что-нибудь у ксексиан. Вот Эпиптикс, например, одалживает Тарберту свою электробритву.

— Твой юмор неуместен, — кисло улыбнулась Маргарет.

— Хотелось бы знать, как работает эта штука, — сказал Тарберт, разглядывая силовую установку. Он жестом подозвал Эпиптикса. — Объясните нам, пожалуйста, принцип действия двигателей.

— Мне ничего не известно, — категорично заявил Эпиптикс. — Корабль очень стар, он был сооружен до начала великих войн. Что же касается того, чтобы мы поделились с вами нашими технологическими достижениями, об этом не может быть и речи. Ваша раса переменчива и склонна к удовлетворению собственных капризов. Не в наших интересах предоставлять вам шанс расселиться по всей Галактике.

— Грубые варвары, — пробурчал Тарберт, когда ушел Эпиптикс.

— Да, обаятельными их не назовешь, — согласился Бек, — зато они не ведают о некоторых свойственных людям пороках.

— Очень утешает, — хмыкнул Тарберт. — Вы хотели бы, чтобы ваша сестра вышла замуж за кого-нибудь из них?

Разговор прекратился.

Бек попробовал заглянуть в паракосмос, но увидел лишь размытые контуры корабля, ничего более.

А путешествие продолжалось. Дважды ксексиане выводили корабль в нормальное межзвездное пространство и предоставляли землянам возможность уточнить расположение ггера, после чего производилась корректировка курса и корабль снова устремлялся вперед. Во время этих остановок складывалось впечатление, что ггер как бы расслаблялся после злобной настороженности, в которой пребывал. Желтый глаз плавал на поверхности бесформенной массы, как яичный желток в чаше с молоком. Что касается расстояния до него, то определить его было все так же невозможно. В паракосмосе расстояние не поддавалось точному измерению, и Бек с Тарбертом тревожно задумывались о том, не обитает ли он в какой-нибудь удаленной Галактике. Но во время третьей остановки ггер больше не висел прямо перед ними, а сдвинулся в направлении кормы и располагался на том же азимуте, что и одинокая тусклая красная звезда. Теперь он был огромен и выглядел угрожающе, желтое глазное яблоко неуклюже ворочалось в студенистой массе, будто бы пытаясь занять наиболее удобное положение. Трудно было отделаться от ощущения, что оно является неким органом восприятия.

Ксексиане развернули корабль, и когда он в следующий раз вынырнул из квазикосмоса, красная звезда висела точно под ним в сопровождении единственной холодной планеты.

Сконцентрировав органы чувств. Век различил размытые контуры ггера, наложенные на диск планеты. Она-то и была родным домом ггера. На заднем плане просматривался пейзаж: темная причудливая равнина, испещренная фосфоресцирующими топями, с обширными участками, покрытыми засохшей грязью. Ггер занимал центральное место на планете, раскинув щупальца во всех направлениях.

Корабль вышел на околопланетную орбиту. Поверхность планеты при наблюдении в телескоп оказалась ровной, лишенной каких-либо образований, покрытой коркой черных маслянистых болот. Ничто не указывало на наличие на планете разумной жизни, и на ней не было искусственных сооружений, руин или источников света. Единственно достойной внимания оказалась трещина в высоких широтах — борозда, похожая на трещину в старом шаре для игры в крокет.

Бек, Тарберт, Птиду Эпиптикс и еще трое ксексиан, облачась в скафандры, заняли места в корабельной шлюпке. Бек и Тарберт, медленно сканируя равнину, в конце концов пришли к убеждению, что ггер находится в озерке, расположенном в центральной части планеты. Шлюпка с воем пронзила верхние слои атмосферы и совершила посадку на невысоком бугре в полумиле от озера.

Все шестеро вышли наружу. В нескольких метрах от них виднелась черного цвета поросль, напоминающая какой-то чудовищный лишайник из мельчайших кристалликов, похожих на обугленную капусту. Над головой простиралось пурпурное небо, постепенно меняющее цвет до грязно-зеленого у горизонта.

Озеро казалось угрюмым пространством, окрашенным лучами звезды в темно-лиловый цвет. Почва до самого горизонта была влажной и черной, постепенно переходя в болотную слизь и в центре превращаясь в большую лужу. Над поверхностью жидкости торчал невысокий» бурдюк из черной кожи.

— Вот это и есть ггер, — сказал Тарберт, показывая на бурдюк.

— Не очень-то смотрится в сравнении со своим аналогом, — заметил Бек.

Эпиптикс сморщился, пытаясь проникнуть в паракосмос.

— Он знает, что мы здесь.

— Да, поэтому так и встревожен.

Эпиптикс приготовил оружие и зашагал вниз по склону. Бек и Тарберт последовали за ним, но вдруг остановились в изумлении. В паракосмосе ггер вздулся и задергался в судорогах, затем из всех его пор повалил пар, и он превратился в огромную тень, принявшую почти человеческие очертания.

Реальный ггер при этом как будто обмяк, в то время как субстанция все больше сгущалась, контуры тени становились все более четкими, а она сама обрела жесткость материального мира. Бек и Тарберт окликнули Эпиптикса.

Тот обернулся.

— В чем дело?

Бек показал рукой на небо.

— Ггер сооружает какое-то орудие нападения.

— В паракосмосе? Разве оно может нас поразить?

— Не знаю, если ему удастся сконцентрировать достаточное количество пусть самой слабой энергии…

— Именно это он сейчас и делает, — вскричал Тарберт. — Смотрите!

В ста метрах от них возникло мощное двуногое существо, напоминающее безголовую гориллу двух с половиной метров. Ее огромные передние лапы заканчивались клешнями, пальцы ног — острыми когтями. Огромными прыжками чудовище двинулось вперед. Ксексиане, прицелившись из своего оружия, открыли огонь. Багровая вспышка озарила созданное ггером чудище, но оно не только не пострадало, но, совершив очередной огромный прыжок, обрушилось на стоявшего впереди ксексианина. То ли в приступе ярости, то ли в силу безрассудной смелости, ксексианин храбро встретил атаку чудовища, схватившись с ним в рукопашном бою. Результат был ужасным: чудовище разорвало ксексианина на куски, разбросав внутренности по черной болотной грязи. Тарберт подхватил валявшееся оружие ксексианина и, прокричав прямо в ухо Беку «Ггер!!!», побежал, спотыкаясь, к воде.

Чудовище стояло, раскачиваясь на черных ногах; его торс ярко пылал, поливаемый пламенем излучателей ксексиан. Затем оно развернулось и бросилось за Тарбертом и Беком, которые, скользя по липкой грязи, бежали к воде.

Окутанное клубами дыма, продырявленное, как решето, чудовище догнало Бека и обрушило на него удар такой силы, что он кувырком отлетел в сторону, а затем пустилось в погоню за Тарбертом, с огромным трудом преодолевающим цепкую трясину. Чудовище, хотя тяжелое и неповоротливое, барахтаясь в болотной жиже, все-таки продолжало сокращать расстояние, отделяющее его от Тарберта. Оправившись после удара, Бек приподнялся и, как безумный, обшаривал взглядом почву вокруг себя.

Тем временем Тарберт, теперь уже находящийся достаточно близко от настоящего ггера, целился в него из непривычного оружия, а черная горилла приближалась к человеку сзади. Тарберт, продолжающий возиться с оружием, сделал попытку увернуться, но его ноги разъехались в скользкой грязи, и он упал. Горилла, прыгнув вперед, подмяла под себя Тарберта, а затем потянулась к нему клешнями. Бек, успевший подбежать к месту схватки, вцепился в чудовище сзади, изо всех сил толкнул твердое и тяжелое, как камень, тело, и, потеряв равновесие, горилла тоже повалилась в болотную грязь. Подняв оружие, Бек судорожно стал искать спусковой механизм, а чудовище, тем временем снова вставшее на ноги, уже тянуло к Беку свои отвратительные клешни. Прямо над ухом Бека с оглушительным треском вырвался сноп ярко-красного пламени, и реальный ггер, торчащий из лужи посреди болота, перестал существовать. В тот же миг безголовое черное чудовище, казалось, стало ноздреватым, затем расползлось, как туча, на рваные клочья. Паракосмос беззвучно взорвался, выбросив мощные потоки энергии. Когда Беку удалось восстановить свое экстрасенсорное видение, ггер бесследно исчез.

Подойдя к Тарберту, Бек помог подняться ему на ноги, и они заковыляли по направлению к более твердой почве.

— Крайне своеобразное существо, — тяжело дыша, сказал Тарберт, — и далеко не из приятных.

Они обернулись, чтобы посмотреть на озерцо, которое без ггера потеряло всю свою значительность, стало пустым и ненужным.

— Похоже, он был очень старым. Прожил, наверное, добрый миллион лет, — заметил Бек.

— Миллион? Гораздо больше.

— Мне кажется, в далеком прошлом наступил такой период, когда это существо больше не могло поддерживать свою жизнедеятельность, и оно создало паракосмос, став там паразитом.

— Весьма странный тип эволюции, — заметил Тарберт. — Развитие нопалов, возможно, происходит подобным же образом.

— Нопалы… На первый взгляд такие ничтожные создания… — Пока Бек рассматривал нопалов, пытаясь разгадать их структуру и происхождение, он вдруг услышал голос Тарберта:

— У вас не сложилось впечатления, что где-то здесь есть пещера?

Бек вгляделся в паракосмос.

— Вижу отвесные скалы… нагромождения камней… Расщелина? Та самая, на которую мы обратили внимание при посадке?

Тут их окликнул Эпиптикс.

— Пошли. Мы возвращаемся на корабль. — Настроение у него было самое мрачное. — Ггер уничтожен. Таупту больше нет. Одни читуми. Они победили, но мы изменим это.

Бек повернулся к Тарберту.

— Сейчас или никогда. Они готовы взяться за уничтожение нопалов, и мы их должны удержать.

Тарберт задумался в нерешительности.

— Мы можем предложить что-нибудь другое?

— Несомненно. Без нас ксексиане не отыскали бы ггера, не найдут и нопалов. Вот нам и карты в руки. Если не удастся убедить их с помощью логики, придется прибегнуть кое к чему другому.

— К чему же именно?

— Пока еще не знаю.

Они последовали за ксексианами к шлюпке.

— Есть идея. — Бек, наклонясь к Тарберту, что-то сказал ему.

— А что, если сценические эффекты не произведут впечатления? — возразил Тарберт.

— Должны оказать, а аргументацию я беру на себя.

Тарберт мрачно усмехнулся.

— Я постараюсь придать ей максимальную убедительность.

Птиду Эпиптикс взмахнул рукой в их сторону.

— Пошли. Нас ждет главная задача — уничтожение нопалов.

— Ее не так-то просто осуществить, — уклончиво сказал Бек.

Ксексианин, сжав кулаки, поднял руки до уровня плеч — это был, как уже знали земляне, ликующий жест, жест триумфа, однако голос, прозвучавший из пульта, был ровным и спокойным:

— Как и у ггера, у нопалов должен быть материальный носитель в базовой Вселенной. Ггера вы отыскали без труда, теперь то же самое сделаете в отношении нопалов.

Бек покачал головой.

— Ничего не выйдет. Придется придумать что-нибудь другое.

Эпиптикс уронил кулаки, и его незрячие глаза вперились в Бека.

— Я вас не понимаю. Мы должны победить в этой войне.

— Здесь замешаны интересы двух планет, и ни одна не может быть ущемлена. Для Земли внезапное уничтожение нопалов обернется бедствием.

Наше общество построено на уважении к личности, на тайне мыслей и намерений. Если каждый обнаружит у себя псионические способности, наша цивилизация погибнет, а у нас нет ни малейшего желания навлечь беду на родную планету.

— Нас не интересуют ваши желания! Не вы, а мы терпели страдания, и вы должны следовать нашим наставлениям.

— Но не тогда, когда они нелогичны и безответственны.

— Вы ведете себя дерзко, хотя должны понимать, что я могу вас заставить подчиняться своей воле.

Бек пожал плечами.

— Возможно.

— И вы согласны терпеть этих паразитов?

— Какое-то время. Через несколько лет мы уничтожим их или научимся извлекать пользу для себя из сосуществования с ними. Но прежде чем это произойдет, у нас будет время, чтобы приспособиться к псионическим реалиям.

— Но, как вы старались подчеркнуть, здесь замешаны интересы двух планет, — в голосе слышалась издевка. — Как же быть с Айксексом?

— Уничтожение нопалов вашей планете принесет не меньший ущерб, чем нашей.

Эпиптикс с удивлением дернул головой.

— Чушь! Вы хотите заставить нас отказаться от борьбы, когда мы уже практически у цели?

— Вы одержимы идеей уничтожения нопалов, — сказал Бек, — все время забывая, что втянул вас в эту войну ггер.

— Ггер мертв, нопалы же существуют.

— И очень хорошо, потому что их можно использовать в качестве защиты.

Измельченный нопал служит защитой от себя самого и от всех других паразитов паракосмоса.

— Ггер мертв. Мы уничтожим нопалов, и тогда нам не нужна будет никакая защита.

Бек издал язвительный смешок.

— Не знаю, кто сейчас говорит чушь. — Он показал рукой на небо. — Таких планет, как эта, миллионы. Неужели вы полагаете, что ггер и нопалы уникальны в своем роде и что в паракосмосе нет других паразитов?

Эпиптикс втянул голову в плечи, как встревоженная черепаха.

— В самом деле?

— Взгляните сами.

Эпиптикс вытянулся и напрягся, пытаясь проникнуть разумом в паракосмос.

— Действительно, какие-то образы формируются. Каких-то существ… Одно из них явно злонамеренное. — Эпиптикс посмотрел на Тарберта, затем снова обернулся к Беку. — А вы видите это существо?

Бек тоже стал всматриваться в небо.

— Вижу что-то очень напоминающее ггера… Раздутое бесформенное тело, два огромных глаза, хищный клюв, длинные щупальца…

— Да, именно это я и вижу. Вы правы, нопалы нужны нам для защиты. По крайней мере, на какое-то время. Идемте. Мы возвращаемся.

Он решительно двинулся вверх по склону. Век и Тарберт шли слегка позади.

— Спроецированный вами осьминог был как живой, — признался Бек. — Мне самому стало как-то не по себе.

— Я пытался создать китайского дракона, — обиженно возразил Тарберт. — А осьминог был бы в самом деле уместнее.

Бек остановился и опять посмотрел в паракосмос.

— А ведь мы не очень-то погрешили против истины. Почему бы нопалам и ггеру не иметь родственников? Мне кажется, что я их даже вижу, очень-очень далеко, — вроде клубка дождевых червей.

— На сегодня с нас, пожалуй, довольно злоключений, — неожиданно весело отозвался Тарберт.

— Не забывайте, — засмеялся Бек, — что у нас в багажнике машины лежит сто килограммов золота.

— Зачем нам теперь золото? Все, что отныне потребуется, — это ясновидение и дубовые столы Лас-Вегаса. Никому не устоять против нашей системы.

Они сели в шлюпку, которая, оторвавшись от поверхности старой планеты, быстро пошла вверх, наискосок пересекая грандиозную расселину, уходившую вниз неизвестно на какую глубину. Заглянув туда, Бек различил в поднимающихся воздушных потоках знакомые силуэты, увенчанные плюмажами.

Один за другим устремлялись они в межзвездное пространство к тому месту в паракосмосе, где ярко светился зеленовато-голубой, пусть искаженной формы, но такой родной шарик.

— Дорогая старушка Нопалгарт, — тихо произнес Бек. — Вот мы и возвращаемся.

 

Растительность планеты Исзм уникальна и невероятна. Здесь можно вырастить себе Дом, который сам создаст обстановку, будет защищать хозяина и обеспечивать его покой. Всех, прилетающих на планету, исцики — жители Исзма — рассматривают как потенциальных воров, пытающихся похитить женскую особь Дома.

Эйли Фарр был ботаником, поэтому автоматически становился объектом для предельных подозрений…

 

Глава 1

Эта истина не подвергалась сомнению: все туристы прилетают на Исзм с единственной целью — украсть женскую особь Дома. Космографы, студенты, богатые бездельники-недоросли, негодяи всех сортов — циничный критерий исциков годился для каждого, и все подвергались детальному обыску, вплоть до микроскопической инспекции мыслей.

Эту процедуру могло оправдать лишь одно: благодаря ей исцики обнаружили огромное количество воров.

Дилетанту казалось, что украсть Дом проще простого. Можно спрятать в полое семечко, размером с ячменное зернышко, можно поместить в ракетный снаряд и отправить в космос небольшой побег, можно завернуть в платок рассаду — подобных способов находилась тысяча, все они были испробованы, и все закончились неудачей. В результате незадачливые воры оказывались в сумасшедшем доме, а конвой исциков оставался предельно вежлив с ними до конца. Будучи реалистами, исцики сознавали, что придет день (год, столетие, тысячелетие) — и монополия рухнет. Но, являясь фанатическими блюстителями монополии, они стремились отодвинуть этот день как можно дальше.

Эйли Фарр был высокий, худощавый человек лет под тридцать, с веселым рельефным лицом и большими ладонями и ступнями. Его кожа, глаза и волосы имели общий пыльный оттенок. И, что имело гораздо более важное значение для исциков, — он был ботаником, то есть автоматически становился объектом для предельных подозрений.

Подозрительность, с которой он столкнулся, прибыв на атолл Джесциано на борту ракеты «Юберт Хоноре» серии «Красный мир», была выдающейся даже для Исзма. Возле люка его встретили двое свекров, служащих Элитарной полиции. Они проводили Фарра словно арестованного вниз по трапу и повели по необычному проходу, по которому можно было идти лишь в одну сторону. Из стен, в направлении движения, росли гибкие шипы, так что в проход можно было войти, но нельзя было вернуться. В конце пути проход перекрывался прозрачным стеклянным щитом, и уже отсюда Фарр не мог двинуться ни назад, ни вперед.

Исцик с лентами вишнево-красного и серого цветов вышел вперед и принялся изучать его через стекло. Фарр чувствовал себя препаратом под микроскопом. Недовольно отодвинув перегородку, исцик провел Фарра в маленький кабинет. Там, чувствуя за спиной взгляд свекра, несчастный ботаник развернул корабельную регистрационную карточку, справку о здоровье, заключение о благожелательном характере, а также прошение на въезд. Карточку клерк опустил в размягчитель; справку и заключение, внимательно рассмотрев, вернул Фарру и уселся читать прошение.

Глаз исцика, расчленившийся на большие и малые сегменты, мгновенно приспособился к двойной фокусировке. Читая нижними секциями глаз, верхними клерк внимательно разглядывал Фарра.

— «Род занятия… — он направил на Фарра обе пары секций сразу, затем опустил нижние и стал читать дальше:

— Исследовательская ассоциация. Место работы — университет в Лос-Анджелесе…» Так, понятно…

Отложив бумагу в сторону, он спросил:

— Могу я узнать о мотивах прибытия на Исзм?

Терпение Фарра готово было лопнуть. Он указал на бумагу:

— Здесь они подробно изложены.

Клерк читал, не сводя с него глаз. Зачарованный его ловкостью, Фарр в свою очередь не сводил глаз с исцика.

— «Я нахожусь в отпуске, — читал исцик. — Я посетил множество миров, где растения приносят людям пользу». — Он сфокусировал на Фарре обе секции. — Для чего вам это нужно? Считаете, что информация практически применима на Земле?

— Я заинтересован в непосредственных наблюдениях.

— С какой целью?

— Профессиональное любопытство, — пожал плечами Фарр.

— Надеюсь, вы ознакомились с нашими законами?

— А у меня была альтернатива? — раздраженно бросил Фарр. — Меня ими накачивали еще до того, как корабль покинул Землю.

— Вы понимаете, что никаких особых прав ни на общее, ни на аналитическое изучение вы не получите? Вы это понимаете?

— Конечно.

— Наши правила строги, я должен это подчеркнуть. Многие посетители об этом забывают и навлекают на себя серьезное наказание.

— Ваши законы, — сказал Фарр, — я теперь знаю лучше, чем свои.

— Противозаконное выдергивание, отрывание, отрезание, присваивание, прятание или вывоз любой растительности или растительной материи, любых растительных фрагментов, семян, рассады, побегов или деревьев, независимо от того, где вы это нашли, — запрещено.

— Ничего противозаконного я не замышляю.

— Большинство посетителей говорит то же самое. Будьте любезны пройти в соседний кабинет и оставить там одежду и личные принадлежности. Перед отъездом вам их возвратят.

Фарр озадаченно взглянул на него:

— Но мои деньги, моя камера, мои…

— Вас снабдят местными эквивалентами.

Безропотно пройдя в белую эмалированную комнатку, Фарр разделся.

Сопровождающий упаковал одежду в стеклянную коробку и заметил, что Фарр забыл снять кольцо.

— Если бы у меня были вставные зубы, вы бы и их потребовали, — буркнул Фарр.

Исцик моментально обозрел список.

— Вы совершенно определенно заявили, что зубы являются фрагментом вашего тела, что они естественные и без изменений. — Верхние фрагменты обличительно уставились на Фарра. — Или здесь допущена неточность?

— Нет, конечно, — возразил Фарр, — они естественные. Я всего лишь… пытался пошутить.

Исцик что-то пробормотал в переговорное устройство. Фарра отвели в соседнюю комнату, и там его зубы подверглись самому тщательному осмотру.

«Здесь, пожалуй, отучишься шутить, — сказал себе Фарр. — Чувство юмора у этих людей полностью отсутствует…»

Наконец врачи, недовольно покачав головами, вернули Фарра на прежнее место, где его встретил исцик в тесной белой с серым форме. В руке он держал шприц для подкожных впрыскиваний.

Фарр отшатнулся:

— Что это?

— Безвредный радиант.

— Не нуждаюсь!

— Это необходимо для вашей же безопасности, — настаивал исцик. — Многие туристы нанимают лодки и плавают по Феанху. Случаются штормы, лодки сбиваются с курса. Радиант укажет на главной панели ваше местоположение.

— Я не хочу такой безопасности, — сказал Фарр. — Я не хочу быть лампочкой на панели.

— Тогда вы должны покинуть Исзм.

Фарр покорился, прокляв врача за длину шприца и количество радианта.

— А сейчас, будьте любезны, пройдите в соседнюю комнату на трехмерную съемку.

Фарр пожал плечами и пошел в соседнюю комнату.

— Встаньте на серый диск, Фарр-сайах. Ладони вперед, глаза шире…

Он стоял не двигаясь, пока по телу скользили плоские щупальца. В стеклянном куполе сформировался его трехмерный двойник — изображение шести дюймов высотой.

Фарр хмуро посмотрел на него.

— Благодарю вас, — сказал оператор. — Одежду и личные принадлежности вам выдадут в соседней комнате.

Фарр нарядился в обычный костюм туриста: мягкие белые брюки, смокинг в серую полоску, просторный темно-зеленый вельветовый берет. Берет сразу же провалился на глаза и уши.

— А теперь я могу идти?

Сопровождающий смотрел в отверстие. Фарр заметил быстро мелькающие буквы.

— Вы — Фарр-сайах, ботаник-исследователь.

Это прозвучало так, словно он заявил:

«Вы — Фарр-сайах, маньяк и рецидивист…»

— Да, я Фарр.

— Вас ожидают некоторые формальности.

Формальности заняли три часа. Фарр еще раз был представлен свекру, и тот его тщательно допросил.

Наконец Эйли отпустили. Молодой человек в желто-зеленой полосатой форме свекра проводил его до гондолы на берегу лагуны. Это было тонкое, длинное судно, сделанное из одного стручка. Фарр сел на скамью и переправился в город Джесциано.

Это было его первое знакомство с городом исциков. Он оказался богаче, чем рисовало Фарру его воображение. Дома росли через неравные промежутки вдоль каналов и улиц. Их тяжелые шишковатые кривые стебли поддерживали нижние стручки, массив широких листьев и, наконец, верхние стручки, наполовину утопающие в листве. Что-то мелькнуло в памяти Фарра, какое-то смутное воспоминание…

Гробница мицетозея под микроскопом. Та же пролиферация ветвей.

Стручки — точь-в-точь увеличенная сперагия, те же характерные цвета: темно-синий на мерцающем сером фоне, пламенно-оранжевый с алым, доходящим местами до пурпурного, черно-зеленый, белый с розовым, слабо-коричневый и черный.

По улицам бродили жители Исзма — тихие бледные личности, надежно разделенные на гильдии и касты.

Гондола причалила. На берегу уже поджидал свекр — видимо, важный чин, в желтом берете с зелеными кисточками. Рядом стояли коллеги рангом пониже.

Формального преследования не последовало, но свекры тихо обсуждали персону Фарра между собой.

Фарр, не найдя больше причин задерживаться, двинулся по улице к гостинице для космических туристов. Свекры его не остановили. С этой минуты Фарр вновь стал вольной птицей, будучи лишь потенциальным объектом для слежки.

Почти неделю он отдыхал и слонялся по городу. Туристов из внешних миров здесь было немного: руководство исциков, не запрещая туризм полностью, чтобы не нарушать договор о Доступности, тем не менее ухитрялось снизить его до минимума. Фарр пришел было к председателю «Совета по экспорту», надеясь взять у него интервью, но был вежливо и непреклонно выставлен секретарем, решившим, что Фарр намерен обсуждать экспорт низкокачественных Домов. Ничего иного Фарр и не ожидал. Он исходил все улицы вдоль и поперек, пересек на гондоле лагуну — и на него тратили время, по крайней мере, три свекра: они тенью следовали за ним по улицам или следили из стручков на общественных террасах.

Однажды он прогуливался вокруг лагуны и оказался на дальней стороне острова — на печально-каменистом участке, открытом всем ветрам и всей силе солнечных лучей. Здесь, в скромных трехстручковых зданиях, стоящих прямо на корнях и отдаленных друг от друга полосками желтого цвета, жили представители низших каст. Дома были нейтрально-зеленого цвета, и сверху пучок крупных листьев бросал на стручки черную тень. Дома эти для экспорта не предназначались, и Фарр, человек с развитым социальным сознанием, просто возмутился. Какой стыд! Биллионы землян ютятся в подземельях, когда из ничего, из зернышка, можно построить целый жилой район! Фарр подошел к одному из Домов, заглянув под низко висящий стручок. Ветка внезапно обрушилась, и, не отскочи он вовремя, его бы покалечило. Все же крайний стручок успел хлопнуть его по голове. Свекр, стоявший в двадцати футах, медленно приблизился:

— Не советую досаждать деревьям.

— Я никому и ничему не досаждал!

Свекр пожал плечами.

— Дерево думает по-другому. Оно приучено с подозрением относиться к чужим. Между нижними кастами, — свекр презрительно сплюнул, — ссоры и вражда не прекращаются, и присутствие чужих дереву не по вкусу.

Фарр повернулся и с любопытством посмотрел на дерево.

— По-вашему, оно обладает сознанием?

Свекр неопределенно покачал головой.

— Почему они не вывозятся? — спросил Фарр. — У вас был бы огромный рынок. Очень многие нуждаются в жилье, а такие Дома были бы им по карману.

— Вы сами и ответили, — сказал свекр. — Кто ими торгует на Земле?

— К.Пенче.

— Он богат?

— Исключительно.

— А был бы он так же богат, если бы продавал дешевые Дома наподобие этого?

— Возможно.

— В любом случае наша выгода уменьшится. Эти Дома выращивать, воспитывать и перевозить не сложнее, чем Дома класса АА, которыми мы торгуем. Советую впредь не подходить к деревьям слишком близко. Можете получить серьезные травмы. Дома не столь терпимы к посторонним, как их обитатели.

Фарр продолжал свой путь вокруг острова, мимо плодовых деревьев, сгибающихся под тяжестью фруктов, мимо приземистых кустарников, похожих на древние растения Земли. Из центра этих кустов росли пучки густо-черных прутьев десяти футов высотой и диаметром не тоньше дюйма — гладких, лоснящихся, ровных. Когда Фарр подошел поближе, вмешался свекр.

— Но ведь это же не Дома-деревья, — запротестовал Фарр. — Кроме того, я не собираюсь причинять им вред. Меня, как ботаника, интересуют ночные растения вообще.

— Все равно, — отрезал лейтенант-свекр. — Ни растения, ни метод их выращивания вам не принадлежат и, следовательно, не должны вас интересовать.

— Исцики, видимо, имеют плохое представление о профессиональном любопытстве, — заключил Фарр.

— В качестве компенсации мы имеем хорошее представление о жадности, воровстве, присвоении и эксплуатации чужих идей.

Фарр не ответил и, улыбнувшись, пошел по берегу дальше, к многоцветным стручкам, ветвям и стволам города.

Один из методов слежки привел Фарра в смущение. Он подошел к лейтенанту и указал на соглядатая, находившегося в нескольких ярдах.

— Почему он гримасничает? Когда я сажусь, и он садится, я пью — он пьет, я чешу нос — он чешет нос…

— Специальная методика, — пояснил лейтенант. — Мы предугадываем ваши мысли.

— Чушь собачья!

Лейтенант кивнул:

— Фарр-сайах может быть совершенно прав.

Фарр покровительственно улыбнулся:

— Вы что же, всерьез думаете, что сможете угадать мои мысли?

— Мы вправе поступать так, как нам кажется правильным.

— После обеда я собираюсь нанять морскую лодку. Вы в курсе?

Лейтенант вытащил бумагу:

— Чартер для вас готов. Это «Яхайэ», и я нанял экипаж.

 

Глава 2

«Яхайэ» оказался двухмачтовой баркой в форме деревянного детского башмака, с пурпурными парусами и просторной каютой. Вместе с главной мачтой его вырастили на специальном корабельном дереве-мачте, которая в оригинале являлась черенком стручка. Переднюю мачту и такелаж изготовляли отдельно — процесс для исциков такой же неутомительный, как для земных инженеров-электроников — механическая работа.

«Яхайэ» держал курс на запад. Атоллы вырастали над горизонтом и тонули за кормой. На некоторых атоллах находились небольшие безлюдные сады, другие были отданы разведению, упаковке, посадке, почкованию, прививке, сортировке и отправке Домов.

Как ботаника, Фарра очень интересовали плантации. Но в таких условиях слежка усиливалась, превращаясь в надсмотр за каждым его шагом. Однажды раздражение гостя возросло настолько, что Фарр едва не сбежал от стражников.

…«Яхайэ» причалил к волнолому, и пока двое матросов возились со швартовыми, а остальные убирали паруса, Фарр легко спрыгнул на волнолом с кормы и направился к берегу. Со злорадной веселостью он услышал за спиной ропот недовольства.

Он поглядел вокруг, потом вперед, на берег. Широко в обе стороны уходил сплющенный прибоем берег, склоны базальтового кряжа утопали в зеленой, синей и черной растительности. Это была сцена нерушимого мира и красоты. Фарр едва удержался, чтобы не броситься вперед и не скрыться от свекров среди листвы. Увы, свекры были обходительны, но быстры в обращении со спусковым крючком.

От пристани к нему направлялся высокий стройный мужчина. Его тело и конечности были опоясаны синими лентами с интервалом в шесть дюймов; между кольцами виднелась мертвенно-бледная кожа. Фарр замедлил шаг. Свобода кончилась, так и не начавшись.

Исцик поднял лорнет — стеклышко на эбонитовом стержне. Такие лорнеты обычно использовали представители высших каст, и они были для них столь же привычны, как собственные органы. Фарра лорнировали уже не раз и не было еще случая, чтобы он при этом не взбесился. Как у любого посетителя Исзма, как у любого исцика — у него не было выбора: ни укрыться, ни защищаться он не мог. Радиант в плече сделал его меченым. Теперь он был классифицирован и доступен всем, кто хотел бы на него взглянуть.

— К вашим услугам, Фарр-сайах, — исцик использовал язык своей касты.

— Жду вашей воли, — ответил Фарр стандартной фразой.

— Владельца пристани оповестили, чтобы он приготовился к встрече. Вы, кажется, чем-то обеспокоены?

— Мой приезд — невелика важность. Прошу вас, не затрудняйтесь!

— Друг-ученый вполне может рассчитывать на такую привилегию, — помахал лорнетом исцик.

— Это радиант вам сейчас сообщил, где я нахожусь? — хмуро осведомился Фарр.

Исцик осмотрел сквозь стеклышко его правое плечо.

— Криминальных регистраций не имеете, интеллектуальный индекс двадцать три, уровень настойчивости соответствует четвертому классу…

Здесь есть и другая информация.

— И как мне именовать вашу досточтимую особу?

— Я себя зову Зиде Патаоз. Я достаточно удачлив, чтобы культивировать Дома на атолле Тинери.

— Плантатор? — Переспросил Фарр человека в голубую полоску.

— У нас будет время поговорить, — повертел лорнетом Патаоз. — Надеюсь, вы у меня погостите.

Подошел самодовольный хозяин пристани. Зиде Патаоз еще раз помахал на прощание лорнетом и удалился.

— Фарр-сайах, — сказал владелец пристани, — вы всерьез намерены избавиться от вашего эскорта? Это глубоко печалит нас…

— Вы преувеличиваете.

— Вряд ли. Сюда, сайах.

Он промаршировал по цементному скату в широкую канаву. Фарр плелся сзади, причем столь неторопливо, что хозяину пристани приходилось то и дело, через каждые сто футов, останавливаться и дожидаться своего гостя.

Канава уводила под базальтовую гряду, где превращалась в подземный ход.

Четыре раза хозяин отодвигал панели из зеркального стекла, и четыре раза двери закрывались за ними. Фарр понимал, что как раз сейчас всевозможные экраны слежки, зонды, детекторы и анализаторы изучали его, устанавливая излучение, массу и содержание металлов. Он равнодушно шел вперед. Им ничего не найти у него. Одежду и личные вещи давно отобрали, взамен выдав форму визитера: брюки из белого шелка, пиджак, разлинованный в серое и зеленое, и огромный темно-зеленый вельветовый берет.

Хозяин пристани постучал в изъеденную коррозией дверь из металла.

Дверь, словно средневековая замковая решетка, раздвинулась на две половинки, открыв проход в светлую комнату. Там за стойкой сидел свекр в обычной желто-зеленой полосатой одежде.

— Если сайах не возражает, мы сделаем его трехмерное изображение.

Фарр спокойно встал на серый металлический диск.

— Ладони вперед, глаза шире.

Фарр стоял неподвижно. Щупальца обследовали тело.

— Благодарю, сайах.

Фарр шагнул к стойке:

— Это не такое устройство, как в Джесциано. Позвольте взглянуть.

Клерк протянул ему прозрачную табличку. В центре ее находилось коричневое пятно, очертаниями напоминающее человека.

— Не очень-то похоже, — ухмыльнулся Фарр.

Свекр опустил карточку в прорезь. На поверхности стойки возникла трехмерная копия Фарра. Если бы ее увеличить в сотни раз, на ней можно было бы исследовать что угодно — будь то отпечатки пальцев, поры кожи, конфигурация ушей или строение сетчатки глаз.

— Мне бы хотелось иметь это в качестве сувенира, — попросил Фарр. — Эта копия в одежде, а та, что в Джесциано, всему миру показывает мои интимные достоинства.

Исцик пожал плечами.

— Возьмите.

Фарр опустил копию в кошелек.

— А сейчас, Фарр-сайах, вы позволите один нескромный вопрос?

— Один лишний мне не повредит.

На его мозге был сфокусирован энцефалоскоп. Фарр это точно знал.

Любое учащение пульса, любой всплеск страха тут же окажется зарегистрирован.

Он создал в воображении призрак горячей ванны.

— Собираетесь ли вы украсть Дом, Фарр-сайах?

«Итак: прохладный уютный фарфор, ощущение теплого воздуха и воды, запах мыла…»

— Нет.

— Известно ли вам, хотя бы косвенно, о подобном плане?

«…и теплая вода, лечь на спину, расслабиться…»

— Нет.

Свекр поджал губы в гримасе вежливого скептицизма.

— Известно ли вам о наказании, предусмотренном для воров?

— О да! — ответил Фарр. — Сумасшедший дом.

— Благодарю вас, Фарр-сайах. Можете продолжать путь…

 

Глава 3

Владелец пристани оставил Фарра под присмотром двух подсвекров в бледно-желтых и зеленых лентах.

— Сюда, пожалуйста.

Они поднялись вверх по склону и оказались в аркаде со стеклянными стенами. Фарр задержался — поглядеть на плантацию. Его гиды, встревожившись, неуклюже поднялись навстречу.

— Если Фарр-сайаху угодно…

— Одну минуту, — сердито бросил Фарр. — Спешить некуда.

Справа от него располагался лес, полный путаных теней и непонятных красок, — город Тинери. За спиной росли здания обслуживающего персонала, но их трудно было разглядеть за растущими вокруг лагуны великолепными Домами плантаторов, свекров, селекторов и корчевщиков. И каждый из этих Домов выращивался, обучался, оформлялся с применением секретов, которые исцики держали в тайне даже друг от друга.

Фарру они казались очень красивыми, но все же он колебался в оценке — так трудно порой разобраться, нравится ли тебе букет неизвестного ранее вина. Пожалуй, это окружающая обстановка делает его столь пристрастным.

Ведь на земле все Дома Исзма выглядели вполне пригодными для жилья. Но это была чужая планета, и все на ней казалось чужим.

Он посмотрел на поля повнимательнее. Они переливались различными оттенками коричневого, серо-зеленого, зеленого цветов — в зависимости от возраста и сорта растений. На каждом поле находилось длинное приземистое строение, где созревающие саженцы отбирались, помечались этикетками, рассаживались по горшкам и упаковывались, чтобы отправиться в разные концы Вселенной.

Двое молодых свекров заговорили между собой на внутреннем языке касты. Фарр отвернулся к окну.

— Сюда, Фарр-сайах.

— Куда мы идем?

— Вы — гость Зиде Патаоз-сайаха.

«Прекрасно», — подумал Фарр.

Ему уже были знакомы дома класса АА, которые экспортировались на Землю и которые затем продавал К.Пенче. Их вряд ли можно было сравнить с теми, что плантаторы выращивали для себя.

Поведение молодых свекров вдруг привело его в замешательство. Они стояли неподвижно, как статуи, и глядели в пол аркады.

— В чем дело? — спросил Фарр.

Свекры принялись тяжело дышать. Фарр опустил глаза на пол. Вибрация, тяжкий гул.

«Землетрясение», — подумал он.

Гул стал громче, зазвенели стекла. Нахлынуло чувство опасности. Он выглянул в окно. На ближайшем поле земля вдруг стала трескаться, вспучиваться уродливым бугром и наконец взорвалась. Тонны земли обрушились на нежные саженцы. Наружу начал вылезать металлический стержень. Он поднялся на десять, двадцать футов; c лязгом открылась дверца. На поле посыпались коренастые, мускулистые коричневые люди и стали выдергивать саженцы. В дверях стержня остался еще один человек, который, скалясь в неестественной улыбке, выкрикивал непонятные приказы.

Фарр зачарованно смотрел. Это был набег невиданных масштабов. В городе Тинери заиграли горны, и тут же раздался свист осколочных стрел.

Двое коричневых людей превратились в кровавые сгустки. Человек в корабле закричал, и грабители бросились обратно, под защиту металлической оболочки.

Дверь щелкнула, но один из налетчиков опоздал. Он ударил кулаком в оболочку, затем застучал изо всех сил, не выпуская из рук саженцев, которые ломались при ударах.

Стержень задрожал и стал приподниматься. Стрелы, летящие из форта Тинери, уже начали откалывать от корпуса металлическую лучину, когда в том открылось отверстие, похожее на бычий глаз, и оружие выплюнуло голубое пламя. Заряд угодил в большое дерево — во все стороны полетели щепки и оно просело.

Фарру показалось, что он тонет в страшном беззвучном крике.

Молодой свекр, задыхаясь, упал на колени.

Дерево опрокинулось. Огромные стручки, лиственные террасы, причудливые балконы плыли в воздухе и рушились на землю в страшной неразберихе. Из развалин, корчась и извиваясь, выскакивали исцики.

Металлический стержень приподнялся еще на десять футов. Казалось, он вот-вот вырвется из земли и умчится в космос. Коричневый человек, отбрасываемый выпирающей землей, упорно и без всякой надежды стучал в оболочку корабля.

Фарр посмотрел в небо. Сверху пикировали три монитора — уродливые, жуткие аппараты, похожие на металлических скорпионов.

Возле корабля осколочная стрела вырыла воронку. Коричневый человек отлетел на шесть футов, трижды перевернулся и остался лежать на спине.

Металлический стержень стал зарываться в землю — поначалу медленно, затем все быстрее и быстрее. Вторая стрела, словно молот, ударила в его нос.

Металл съежился и дал параллельные трещины. Но корпус корабля был уже под землей, и комья земли шевелились над его верхушкой.

Следующая осколочная стрела взметнула вверх облако пыли.

Молодые свекры поднялись. Они глядели на искаженное поле и причитали на незнакомом Фарру языке. Один из них схватил Фарра за руку.

— Фарр-сайах, Фарр-сайах! — завопили они. — Мы отвечаем за вашу жизнь! Уйдем отсюда!

— Я здесь в безопасности, — ответил он. — Я хочу посмотреть.

Три монитора, медленно проплывая вперед и назад, зависли над кратером.

— Похоже, бандиты удрали, — спокойно констатировал Фарр.

— Нет! Невозможно! — вскрикнул свекр. — Это конец Исзма!

С неба падал тонкий корабль. Он был значительно меньших размеров, чем монитор, и если те походили на скорпионов, то он напоминал осу. Корабль сел на кратер и стал медленно, осторожно, словно зонд в рану, погружаться в развороченную почву. Он ревел, дрожал и наконец скрылся из виду.

Вдоль аркады пробежали несколько исциков, их спины на бегу плавно извивались. Фарр, побуждаемый внезапным импульсом, бросился за ними, не обращая внимания на протестующие крики юных свекров.

Исцики мчались по полю к кратеру. Пробегая мимо безмолвного тела коричневого человека, Фарр остановился. У налетчика были тяжелые львиные волосы, грубые черты, и в кулаках он все еще сжимал изможденные саженцы.

Пальцы разжались, как только Фарр остановился, и в ту же секунду открылись глаза. В них был разум. Фарр склонился над умирающим — отчасти из жалости, отчасти из любопытства.

Чьи-то руки обхватили его. Он заметил желтые и зеленые полосы, разъяренные лица и оскаленные рты с острыми зубами.

— На помощь! — кричал Фарр, когда его волокли с поля. — Отпустите!

Пальцы свекров впились в его руки и плечи. Они молчали, и Фарр попридержал язык. Под ногами глухо громыхнуло, и земля задрожала и закачалась, как корабль в море.

Свекры вели его в Тинери, но затем почему-то свернули в сторону. Фарр стал было сопротивляться, пытался тормозить ногами, но что-то стальной хваткой сдавило шею. Полупарализованный, Фарр прекратил борьбу. Его отвели к одинокому дереву возле базальтовой стены. Дерево было очень старое, с шишковатой черной корой ствола, тяжелым зонтом листьев и двумя-тремя высохшими стручками. В стволе имелось не правильной формы отверстие. В эту дыру свекры без всяких церемоний запихнули Фарра…

 

Глава 4

Хрипло крича, Эйли Фарр падал во тьму. Голова ударилась о нечто твердое и острое. Затем ударились плечо, бедро, и вот уже все тело соприкасалось с поверхностью. Там, где труба изгибалась, падение становилось скольжением. Ноги уперлись в мембрану, которая, видимо, не выдержала, и через какие-то секунды Фарр врезался в эластичную стену. Удар его парализовал. Он неподвижно лежал, собирая осколки разума.

Потом он пошевелился. Шрам на темени вызвал ноющую боль. Он услышал характерный звук: беспорядочные удары и шорохи скользящего по трубе предмета. Фарр быстро отполз к стене. Что-то тяжело ударило его по ребрам, с глухим стуком и стоном врезалось в стену. Наступившую затем тишину нарушил лишь сдавленный стон и чье-то тяжелое дыхание.

— Кто здесь? — осторожно спросил Фарр.

Ответа не последовало.

Фарр повторил свой вопрос на всех знакомых ему языках и диалектах, но безрезультатно. Он с трудом заставил себя подняться. У него не было ни фонаря, ни других способов зажечь свет.

Дыхание становилось ровнее, спокойнее. Фарр ощупью пробрался во тьме и наткнулся на скрюченное тело. Он опустился на колени и уложил невидимого человека ровно, выпрямив ему руки и ноги.

Потом сел рядом и стал ждать. Прошло пять минут. Стены комнаты едва заметно вздрогнули, и до него донесся глубокий звук, похожий на содрогание от дальнего взрыва. Через минуту или две звук и содрогание повторились.

Подземная битва в полном накале. Оса против крота. Схватка не на жизнь, а на смерть.

Стены задвигались. Фарр услышал новый, более мощный разрыв. Появилось ощущение близящегося финала. Человек во тьме судорожно вздохнул и закашлялся.

— Кто здесь? — окликнул Фарр.

Яркий лучик света уперся ему в шею. Фарр вздрогнул и отодвинулся.

Лучик последовал за ним.

— Убери лучше эту чертовщину, — пробормотал Фарр.

Луч прошелся по его телу, задержался на полосатом посетительском пиджаке. В отраженном сиянии Фарр различил коричневого человека — грязного, измученного, в кровоподтеках. Свет исходил из пряжки на его плече.

Коричневый человек заговорил низким хриплым голосом. Язык Фарру был неизвестен, и он отрицательно покачал головой. Коричневый человек еще несколько секунд разглядывал Фарра, как тому показалось — оценивающе.

Затем, болезненно постанывая, встал на ноги, и минуту или две исследовал стены, не обращая внимания на Фарра. Он тщательно изучил пол и потолок камеры. Наверху, вне досягаемости, находилось отверстие, через которое они сюда попали. В стене имелся плотно закрытый люк.

Фарр был зол и обижен, и, кроме того, очень болел шрам. Активность коричневого человека действовала на нервы. Яснее ясного было, что бежать отсюда непросто. Свекры немного бы стоили, если бы не предусмотрели всего, что можно.

Фарр рассматривал коричневого человека и решил, что это, наверное, теорд — представитель наиболее человекоподобной из трех арктуровых рас. О теордах ходили не самые лучшие слухи, и Фарру не очень-то было по душе иметь одного из них в качестве приятеля по камере, тем более — во тьме.

Закончив обследование стен, теорд вновь переключил внимание на Фарра.

Глаза у него были спокойными, глубокими, желтыми и холодными и светились, словно грани топаза. Он опять заговорил своим низким голосом:

— Это не настоящая тюрьма.

Фарр был изумлен. В данных обстоятельствах замечание выглядело более чем странным.

— Кто вы, чтобы так говорить?

Теорд рассматривал его добрых десять секунд, прежде чем произнести следующую фразу:

— Наверху большое волнение. Исцики бросили нас сюда для безопасности.

Значит, в любую минуту могут забрать. Нет ни дыр для подслушивания, ни звуковых рецепторов. Это камера хранения.

Фарр с сомнением поглядел на стены. Теорд издал низкое стонущее бормотание, вновь приведя Фарра в замешательство. Тут же Эйли понял, что теорд просто выражает веселье столь странным образом.

— Вас беспокоит, откуда я об этом знаю, — сказал теорд. — У меня такая способность — чувствовать все аномалии.

Фарр вежливо кивнул. Неотвязный взгляд теорда становился гнетущим.

Фарр отвернулся. Теорд забормотал, ни к кому не обращаясь, — напевный, монотонный гул. Жалоба? погребальная песнь? Свет погас, но трубное бормотание не прекращалось. Фарр неожиданно задремал и вскоре заснул. Это был тревожный сон, не дающий отдыха. Голова раскалывалась и горела. Он слишком хорошо слышал знакомые голоса и приглушенные крики; он был дома, на Земле, и кого-то должен был повидать. Друга. Зачем? Во сне Фарр ворочался и разговаривал. Он знал, что спит, он хотел проснуться.

Пустые голоса, шаги, неугомонные образы — все они стали таять, и он заснул здоровым сном.

…В овальную дверь ворвался свет, очерчивая силуэты двух исциков.

Фарр проснулся. Он был крайне удивлен, обнаружив, что теорд исчез. Да и вся комната казалась другой. Он не был более в корне старого черного дерева.

Фарр с трудом принял сидячее положение. Глаза туманились и слезились, мысли разбегались. Словно мозг раскололся на части, когда он упал.

— Эйли Фарр-сайах, — сказал исцик, — вы способны нас сопровождать?

На них были желтые и зеленые ленты. Свекры.

Фарр поднялся на ноги и прошел к овальной двери. Один из свекров двигался впереди, другой — позади. Они шли по наклонному извилистому коридору. Идущий впереди свекр отодвинул панель, и Фарр оказался в аркаде, по которой уже шел однажды.

Они вывели его наружу, под ночное небо. Звезды слабо мерцали. Фарр разглядел Дом-Солнце и несколькими градусами выше — звезду, которую он знал под именем Бета Ауругью.

Звезды не вызывали ни боли, ни ностальгии. Он не испытывал никаких чувств, ему было легко и покойно.

Обогнув рухнувший Дом, они подошли к лагуне. Впереди из ковра мягкого мха поднимался могучий ствол дерева.

— Дом Зиде Патаоз-сайаха, — сообщил свекр. — Вы — его гость. Он держит слово.

Дверь скользнула в сторону, и Фарр на подгибающихся ногах шагнул внутрь ствола. Дверь тихо закрылась. Фарр остался один в просторном круглом фойе. Он прислонился к стене, чтобы не потерять сознания, внезапно раздосадованный собственной слабостью и замедленностью восприятия. Потом сделал попытку сосредоточиться, и осколки разума медленно начали собираться воедино.

Вперед вышла женщина-исцик. На ней были черно-белые ленты и черный тюрбан. Розовато-фиолетовая кожа между лентами, горизонтальный разрез глаз… Фарр вдруг смутился, вспомнив, что он всклокочен, грязен и небрит.

— Фарр-сайах, — сказала женщина, — позвольте проводить вас.

Она отвела его к шахте подъемника, и диск поднял их на сто футов. На этой высоте у Фарра закружилась голова. Он почувствовал холод ладони женщины.

— Сюда, Фарр-сайах.

Фарр шагнул вперед, остановился, прислонился к стене и ждал, пока в глазах не прояснится.

Женщина спокойно молчала.

Пятно наконец исчезло. Они стояли в сердцевине ветви, рука женщины поддерживала его за талию. Он посмотрел в блеклые глаза-сегменты.

— Ваши люди подмешали мне наркотик, — пробормотал он.

— Сюда, Фарр-сайах.

Она пошла по коридору. Движения ее были столь мягки и волнообразны, что казалось, будто она плывет. Фарр медленно пошел следом. Он чувствовал себя немного лучше, ноги окрепли и не подкашивались.

Женщина остановилась около последнего люка, повернулась и сделала руками широкий церемониальный жест.

— Вот ваша камера. У вас ни в чем не будет недостатка. Для Зиде Патаоза дендрология — открытая книга. Он может вырастить все, что захочет.

Входите и располагайтесь в изысканном доме Зиде Патаоза.

Фарр вошел в камеру — первое из четырех соединенных помещений самого совершенного стручка из всех, что он видел. Это было помещение для еды.

Огромный столб рос из пола и сплющивался на конце, образуя стол, на котором находились подносы с продуктами.

Следующее помещение, выстланное голубыми ворсистыми коврами, видимо, служило комнатой отдыха, а соседнее с ним было по лодыжку заполнено бледно-зеленым нектаром. У себя за спиной Фарр неожиданно обнаружил маленького, подобострастно глядящего исцика, в белых и розовых ленточках слуги Дома. Он ловко стянул с Фарра перепачканную одежду. Фарр шагнул в ванную, и слуга хлопнул ладонью по стене. Из маленьких отверстий ударили струи жидкости со свежим запахом, зябко пробежав по коже. Слуга зачерпнул горсть бледно-зеленого нектара, полил Фарру на голову, и тот вдруг оказался покрыт пощипывающей и пузырящейся пеной. Пена быстро растворилась, оставив кожу чистой и свежей.

Слуга принес початок бледной пасты. Пасту он осторожно наложил на лицо Фарра, растер мочалкой, и борода растаяла без следа.

Прямо над головой рос пузырь жидкости. Его удерживала тонкая оболочка. Он становился все больше и больше и, казалось, подрагивал. Слуга поднял руку с острым шипом. Пузырь лопнул, пролив на Фарра водопад с мягким запахом гвоздики. Жидкость быстро высохла. Фарр перешел в четвертую камеру, и там слуга помог ему одеться, а затем прикрепил сбоку на ногу черную розетку. Фарр, кое-что знавший об обычаях исциков, был удивлен.

Будучи персональной входной эмблемой Зиде Патаоза, розетка являлась не просто украшением. Она удостоверяла, что Фарр является почетным гостем Зиде Патаоза, который, следовательно, берет на себя обязанность защищать его от любых врагов. Фарру представлялась свобода действий внутри Дома и дюжина прав, обычно принадлежащих хозяину. Фарр мог манипулировать некоторыми нервами Дома, его рефлексами и импульсами, также мог пользоваться некоторыми из сокровищ Зиде Патаоза и имел довольно широкую возможность поступать так, словно был альтер эго хозяина.

Ситуация была необычной, а для землянина, пожалуй, уникальной. Фарр стал размышлять, чем же он заслужил такую честь. Видимо, это явилось попыткой заглушить вину за неприятности, которые ему причинили в связи с нападением теордов.

«Да, — подумал Фарр, — это, пожалуй, может служить объяснением».

Он надеялся, что Зиде Патаоз поглядит сквозь пальцы на то, что он не соблюдает в ответ громоздких ритуалов вежливости исциков.

Женщина, которая отводила его в камеру, появилась вновь. Она торжественно преклонила перед ним колени. Фарр был недостаточно знаком с манерами исциков, чтобы решать для себя — была в этом жесте ирония или нет. Очень уж неожиданной показалась перемена статуса. Мистификация? Не похоже. Чувства юмора у исциков не существует.

— Эйли Фарр-сайах! — провозгласила женщина. — Теперь, когда вы освежились, желаете ли вы присоединиться к хозяину, Зиде Патаозу?

Фарр вяло улыбнулся:

— В любое время.

— Тогда позвольте мне показать вам путь. Я провожу вас в личный стручок Зиде Патаоза, где он ожидает гостя с великим нетерпением.

Фарр проследовал за ней по трубе, расширяющейся по мере приближения ветки к стволу, затем проехал на лифте вверх по стволу, вылез и пошел по другому проходу. Возле люка он увидел слугу. Женщина остановилась, поклонилась и широко развела руками:

— Зиде Патаоз-сайах ожидает вас!

Люк отодвинулся, и Фарр нерешительно вошел в камеру. Зиде Патаоза он в первый момент не увидел. Фарр медленно двинулся вперед, оглядываясь по сторонам. Стручок был тридцати футов длиной и открывался балконом с перилами по пояс высотой. Стены и куполообразный потолок украшались орнаментом из шелковистого зеленого волокна. На полу густо рос темно-фиолетовый мох. Прямо из стен росли причудливые лампы необычной формы. Здесь имелись четыре кресла-стручка ярко-желтого цвета, выстроенные вдоль одной из стен. Посредине, на полу, стояла высокая цилиндрическая ваза с водой, растениями и черными извивающимися угрями. На стенах висели картины древних земных мастеров — изысканные курьезы из другого мира, чуждого для исциков.

Зиде Патаоз вышел с балкона.

— Фарр-сайах, надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?

— Достаточно хорошо, — осторожно ответил Фарр.

— Присядете?

— Как прикажете. — Фарр опустился на один из мягких желтых пузырей.

Гладкая кожа застыла по форме тела.

Хозяин тоже томно присел рядом. Последовала небольшая пауза, во время которой они пристально изучали друг друга. Зиде Патаоз был в голубых лентах своей касты. Кроме того, сегодня его бледные щеки украшали глянцевые красные круги. Фарр догадался, что это не просто случайные украшения. Любой атрибут внешнего вида исциков был тем или иным символом.

Сегодня на голове Зиде Патаоза не было обычного просторного берета.

Шишки и складки на его темени образовывали почти правильной формы крест — признак аристократического происхождения и тысячелетней родословной.

— Вы получаете удовольствие от визита на Исзм?

Фарр немного подумал, затем заговорил официальным тоном:

— Я здесь вижу много интересного для себя. Кроме того, я здесь столкнулся с назойливостью, которая, надеюсь, не будет продолжаться бесконечно.

Он осторожно ощупал кожу на голове:

— И лишь ваше гостеприимство способно компенсировать болезненные ощущения, которые меня заставили испытать.

— Это печальные новости, — огорчился Зиде Патаоз. — Кто причинил вам вред? Назовите их имена, и я позабочусь, чтобы их наказали.

Фарр пришел к выводу, что вряд ли он способен опознать свекров, бросивших его в темницу.

— В любом случае, они были возбуждены налетом, и я не держу на них зла. Но после, судя по всему, меня отравили наркотиком. Этому я объяснения не могу найти.

— Ваши замечания правильны, — вкрадчиво заговорил Зиде Патаоз. — Свекры, естественно, подвергли теорда действию гипнотического газа.

Похоже, лишь благодаря нелепой ошибке вы были брошены в ту же камеру и разделили с ним эту неприятность. Нет сомнения, участвовавшие в этом сейчас испытывают угрызения совести.

Фарр заговорил с оттенком оскорбленности:

— Мои законные права попраны. Договор о Доступности нарушен.

— Надеюсь, вы нас простите. Вы ведь, конечно, понимаете, что мы должны защищать свои поля.

— Я не имел ничего общего с налетом.

— Да. Мы это понимаем.

Фарр горько улыбнулся:

— Пока я был под гипнозом, из меня выжали все, что я знал…

Раздел между сегментами глаз Зиде Патаоза превратился в ниточку, что Фарр счел проявлением насмешки.

— Случайно я узнал о вашем несчастье…

— Несчастье? Оскорбление!

Зиде Патаоз сделал успокаивающий жест:

— Ничего особенного в том, что свекры применяли гипнотический газ к теорду, нет. Эта раса обладает большими психическими и физическими способностями. Кроме того, она известна моральным несовершенством. В частности, именно поэтому их наняли для налета на Исзм.

Фарр был удивлен:

— Вы полагаете, теорды работали не на себя?

— Да. Организовано все было очень аккуратно и рассчитано до мелочей.

Теорды — раса неспокойная, и нет гарантии, что экспедицию снарядили не они, но у нас есть основания для некоторых выводов. Мы крайне заинтересованы в том, чтобы найти подлинного виновника налета.

— И потому допросили меня под гипнозом, нарушая договор о Доступности…

— Уверяю вас, вопросы вам задавались лишь те, что имели непосредственное касательство к набегу. — Зиде Патаоз старался умиротворить Фарра. — Свекры сверхприлежны, но вы могли оказаться глубоко законспирированы. У нас создалось такое впечатление.

— Боюсь, что вы ошибаетесь.

— Разве? — Зиде Патаоз казался удивленным. — Вы прибыли на Тинери в день нападения. На пристани пытались избавиться от эскорта. Во время встречи вы все время старались контролировать свои реакции. Простите, что указываю вам на ваши ошибки…

— Не за что, валяйте дальше.

— В аркаде вы еще раз пытались покинуть эскорт. Вы выбежали на поле — явная попытка принять участие в нападении и похищении саженцев.

— Чепуха!

— Для нас этого достаточно. Мы удовлетворены. Налет кончился не в пользу теордов: мы разрушили крота на глубине тысяча сто футов. Никто не выжил, кроме персоны, с которой вы делили комнату-темницу.

— Что с ним случилось?

Зиде Патаоз помедлил. Фарру показалось, что в его голове промелькнула неуверенность.

— В обычных условиях он действительно мог оказаться самым удачливым из них. — Он замолчал, чтобы облечь мысли в самые точные слова. — Мы верим в превентивное воздействие наказания. Его бы заключили в сумасшедший дом, но…

— Что с ним случилось?

— Покончил с собой в подземелье.

Фарр был сбит с толку столь неожиданным поворотом событий. Что-то, видимо, успело связать его с тем человеком, и что-то оказалось теперь потеряно навсегда…

Зиде Патаоз заботливо спросил:

— Вы, кажется, потрясены, Фарр-сайах?

— С какой стати?

— Вы устали или чувствуете слабость?

— Сейчас я более или менее пришел в норму.

Женщина принесла поднос с продуктами: ломтики орехов, горячая ароматная жидкость, сушеная рыба.

Фарр ел с удовольствием, он был голоден.

Зиде Патаоз с любопытством его разглядывал.

— Странно. Мы с вами принадлежим к различным мирам. Мы эволюционировали по разным направлениям, но наши цели, желания и опасения часто схожи. Мы защищаем свою собственность; то, что обеспечивает наше благосостояние.

Фарр почувствовал больное пятно на голове, которое еще саднило и пульсировало.

Он задумчиво кивнул.

Зиде Патаоз подошел к стеклянному цилиндру и стал смотреть на танцующих угрей.

— Порой мы излишне тревожимся — но что делать, опасения заставляют нас превосходить самих себя!

Он повернулся, и долгое время они не сводили взгляды друг с друга:

Фарр, сгорбившийся в кресле-стручке, и исцик, высокий, стройный, с большими двойными глазами на орлиной голове.

— Так или иначе, — сказал Зиде Патаоз, — я думаю, вы простите нам нашу ошибку. Теорды и их руководитель — или руководители — могущественны.

Но для них ситуация лучше не станет. И пожалуйста, не смотрите свысока на нашу чрезмерную заботу. Налет был предпринят с огромным размахом и почти привел к цели. Кто задумал, кто составил столь тщательно разработанный план операции, — это мы должны выяснить. Теорды действовали очень уверенно. Указания хватать как семена, так и саженцы со специальных участков они получили, видимо, от шпиона, скрывающегося под видом туриста.

Вроде вас, например. — Зиде Патаоз бросил на Фарра мрачный пристальный взгляд.

— Этот турист не похож на меня, — коротко рассмеялся Фарр. — Я не хочу, чтобы меня даже косвенно связывали с этим делом.

— Понятное желание, — вежливо склонил голову Зиде Патаоз. — Но я уверен, что вы достаточно великодушны, чтобы понять наше волнение. Мы должны охранять свои предприятия: мы — бизнесмены.

— Не очень хорошие бизнесмены.

— Интересная точка зрения. Почему же?

— Вы выпускаете хорошую продукцию, но сбываете ее не экономично.

Ограниченная продажа, высокие рыночные цены.

Зиде Патаоз извлек лорнет и снисходительно помахал им:

— Существует много теорий… — бросил он вскользь.

— Я прочитал несколько статей о выращивании Домов. Расхождения существуют лишь в деталях.

— И что вы скажете по этому поводу?

— То, что ваши методы не действенны. На каждой планете единственный делец обладает монополией. Подобная система удовлетворяет лишь этого дельца. К.Пенче — мультимиллионер и в то же время самый ненавидимый на Земле человек.

Зиде Патаоз задумчиво крутил лорнет.

— К.Пенче, должно быть, столь же несчастен, сколь и ненавидим.

— Рад слышать, — сказал Фарр. — Почему?

— Набег лишил его большей части прибылей.

— Он не получит Домов?

— Не получит тех Домов, которые заказывал!

— Да, это весомо… Впрочем, разница невелика. Он все равно продаст все, что вы ему пошлете.

Зиде Патаоз, казалось, был слегка обеспокоен:

— Он — землянин. Коммерсант по природе. У нас же, исциков, выращивание Домов в крови, в инстинктах. Династия плантаторов началась две тысячи лет назад, когда Джун, первобытный антрофаб, выполз на сушу из океана. Из его жабер вытекала соленая вода, и он нашел убежище в стручке.

Он — мой предок. Мы обрели власть над Домами. И мы не имеем права ни растрачивать накопленные знания, ни позволять себя грабить.

— Знания неизбежно будут разгаданы. Неважно, хотите вы того или нет.

Слишком уж много бездомных во Вселенной.

— Нет! — Зиде Патаоз хлопнул лорнетом. — Ремесло нельзя разгадать с помощью умозаключений. Элемент магии все же существует.

— Магии?

— Не буквально. Атрибуты магии. Например, мы поем заклинания, когда растут саженцы. Саженцы благоденствуют. А без заклинаний чахнут. Почему?

Кто знает? На Исзме — никто. На каждом этапе выращивания, благоустройства и обучения используются специальные знания, благодаря которым Дом и отличается от бесполезной худосочной лозы.

— На Земле мы бы начали с самого простого дерева. Мы бы вырастили миллион саженцев, изучили миллион возможных путей.

— И через тысячу лет вы могли бы контролировать лишь количество стручков на дереве. — Он подошел к стене и вырвал клочок волокна. — Это шелк — мы впрыскиваем жидкость в орган рудиментарного стручка. Жидкость содержит такие компоненты, как толченый панцирь аммонита, зола кустарника франз, изохромил-адетатметрил, порошок метеорита Фанодане. Жидкость действует, но сперва подвергается шести критическим операциям и вливается только через хоботок силимпшина. Скажите, — обратился он к Фарру, — сколько пройдет времени, прежде чем ваши земные исследователи научатся выращивать в стручке зеленый ворс?

— Вероятно, мы и пробовать не стали бы. Нас удовлетворили бы Дома из пяти-шести стручков, а владельцы бы обставили их, как душе угодно.

— Но это же грубость! — воскликнул Зиде Патаоз. — Вы это понимаете или нет? Жилище должно быть одним целым — стены, интерьер, украшения, выращенные вместе с ним и в нем! Зачем тогда нужны наши огромные знания?

Две тысячи лет напряженной работы? Любой невежда способен наклеить зеленый ворс, один лишь исцик может вырастить его!

— Да. Я вам верю.

Зиде Патаоз продолжал, убеждающе покачивая лорнетом:

— И если вы украли женскую особь Дома, если вы ухитрились вырастить пятистручковый Дом, — это только начало. В него нужно войти, его нужно подчинить, его нужно обучить. Паутина должна быть обрезана: нервы эякуляции должны быть изолированы и парализованы. Сфинктеры должны открываться и закрываться при прикосновении. Искусство благоустройства Дома не менее важно, чем искусство выращивания Дома. Без правильной обработки Дом неудобен и скучен, даже опасен.

— К.Пенче не обрабатывает ни одного дома из тех, что вы присылаете на Землю.

— Ах! Дома Пенче бездумны и покорны. Им ничто не интересно. Им не хватает красоты, изящества. — Он помолчал. — Я не могу объяснить. В вашем языке нет слов, чтобы можно было выразить чувства исцика к своему Дому. Он растит его и растет в нем. Когда он умирает, его прах достается Дому.

Исцик пьет его кровь, он дышит его дыханием. Дом защищает его, чувствует его мысли. Одушевленный Дом способен отогнать чужака, разгневанный Дом способен убить. А сумасшедший Дом — в нем мы держим преступников.

Фарр зачарованно слушал.

— Все это очень хорошо для исциков, — перебил он хозяина. — Но землянин не настолько требователен — во всяком случае, землянин с низким доходами, или низкой касты, чтобы вам было понятнее. Ему нужен Дом всего лишь для того, чтобы в нем жить.

— Вы можете приобрести дома, — сказал Зиде Патаоз, — мы рады вам их предоставить. Но вы должны использовать услуги аккредитованных представителей-распределителей.

— К.Пенче.

— Да. Он — наш представитель.

— Кажется, мне пора спать. Я устал, и голова болит.

— Жаль. Но отдохните хорошенько, и завтра, если хотите, мы посетим мою плантацию. Чувствуйте себя свободно: мой Дом — ваш Дом.

Молодая женщина в черном тюрбане отвела Фарра в его камеру. Она церемонно омыла ему лицо, руки и ноги и побрызгала ароматными духами.

Фарр погрузился в преддремотное состояние. Ему мерещился теорд. Он видел грубое коричневое лицо, слышал тяжелый голос. Ссадина на голове горела, и Фарр ворочался.

Лицо коричневого человека исчезло, словно погасили огонь, и Фарр наконец крепко заснул…

 

Глава 5

На следующий день Фарра разбудили вздыхающие и шепчущие звуки музыки исциков. Свежая одежда висела рядом. Он оделся и вышел на балкон. Вид отсюда был изумительный, сверхъестественный, необыкновенно красивый.

Солнце, Кси Ауругью, еще не взошло. Золотистое небо цвета электрик нависло над разноцветным зеркалом моря, темнеющим к горизонту. Справа и слева стояли огромные и замысловатые Дома аристократов Тинери, и против солнца вырисовывались силуэты их крон, а цвета стручков были приглушены — темно-синий, темно-бордовый и глубоко-зеленый, какой бывает у старого вельвета. Вдоль канала дюжинами крейсировали гондолы. За каналом располагались торговые ряды базара Тинери. Здесь распределялись изделия и инструменты промышленных систем Южного континента и некоторых внешних миров, при этом использовались способы обмена, в которых Фарру еще не удалось до конца разобраться.

Из апартаментов раздался звук, словно кто-то дернул за язычок колокольчика. Фарр обернулся и обнаружил двух служителей, — они несли высокий, со многими отделениями, буфет, полный еды. И пока Кси Ауругью выпячивалось над горизонтом, Фарр успел позавтракать вафлями, фруктами, морскими клубнями и пастилой.

Едва он закончил, вновь выскочили служители. Их расторопность и проворство немного развеселили Фарра. Они уволокли буфет, и вошла женщина-исцик, которая прислуживала ему вчера вечером. Сегодня ее обычный костюм из черных лент был дополнен непонятным головным убором из тех же лент, который маскировал шишки и складки на темени, неожиданно делая женщину привлекательной. Произведя утонченные ритуалы приветствия, она сообщила, что Зиде Патаоз готов к сопровождению Фарр-сайаха.

Вместе с ней Фарр спустился в холл у основания огромного ствола.

Здесь его ожидал Зиде Патаоз, с ним стоял исцик, которого он представил как Омена Безхда, главного агента кооператива домостроителей. Омен Безхд ростом был явно выше Зиде Патаоза, с более широким, но менее выразительным лицом. Да и характер у него был, видимо, более живой и прямолинейный. Он носил синие, черные ленты и черные кружки на щеках — костюм, который навел Фарра на мысль о принадлежности его владельца к одной из высших каст. В отношении к Омену у Зиде Патаоза сквозили одновременно снисходительность и уважение — во всяком случае, так показалось Фарру. Позицию Зиде Патаоза Фарр приписывал противоречию между кастой Омена Безхда и его мертвенно-бледной кожей жителя одного из Южных архипелагов или даже Южного континента, отличающейся от кожи аристократов-плантаторов слабым голубоватым оттенком. Более Фарр не разглядывал исцика, сочтя это неприличным.

Зиде Патаоз проводил гостя к шарабану с мягкими сидениями, который поддерживал над землей сотни почти бесшумных воздушных струй. Шарабан не имел никаких украшений, но коробка, выращенная вместе с перилами, изогнутыми и сплющенными, дугообразные сиденья и свисающая бахрома темно-коричневого мха, — все это было весьма впечатляющими. Слуга в красных и коричневых лентах нажал выступающий спереди зуб, включая систему контроля. На заднее сиденье сели еще двое слуг — они несли инструменты, эмблемы и прочее снаряжение Зиде Патаоза, о предназначении которого Фарр не догадывался.

В последнюю минуту к ним присоединился четвертый исцик, человек в синих и серых лентах, которого Зиде Патаоз тут же представил:

— Удир Че, мой главный архитектор. Настоящее исзмское слово, обозначающее его профессию, разумеется, другое. Оно заключает в себе элементы многих знаний: он — биохимик, инструктор, поэт, предвестник, воспитатель и так далее. Конечный эффект, тем не менее, тот же. Так что его смело можно назвать созидателем новых Домов.

За архитектором, как само собой разумеющееся, появились трое вездесущих инспекторов-свекров на другой, меньшей по размерам, платформе.

Одного из них Фарр вроде бы узнал — это он охранял землянина во время налета теордов, и затем от него же Фарр натерпелся всяческих оскорблений.

Но это вполне мог быть и другой свекр — непривычному глазу все они казались на одно лицо. Фарру пришло в голову забавы ради пожаловаться Зиде Патаозу на этого человека, и тот клятвенно обещал наказать виновного. Но он тут же спохватился — Зиде Патаоз, судя по всему, относился к обещаниям весьма серьезно…

Платформы проскользнули между массивными Домами городского центра и вылетели на дорогу, что вела вдоль ряда небольших полей. Здесь росли серо-зеленые саженцы. «Дома-дети», — решил Фарр.

— Дома Классов АА и ААКР для контрольных работ с Южного континента, — пояснил Зиде Патаоз покровительственным тоном. — Вон там — четырех-и пятистручковые здания, описанием которых я не хочу вас утомлять.

Разумеется, продукция, идущая на экспорт, не доставляет нам столько хлопот: мы продаем немногочисленные стручки, легко выращиваемые и стандартные структуры.

Фарр поморщился: покровительственные оттенки в голосе Зиде Патаоза становились все более отчетливы.

— Если бы вы решились разнообразить ассортимент, вы могли бы необычайно увеличить вывоз товара.

Зиде Патаоз и Омен Безхд, похоже, развеселились.

— Мы вывозим столько Домов, сколько хотим. К чему стремиться вперед?

Кто оценит уникальные, исключительные свойства наших Домов? Вы же сами говорите, что для землян Дом — не что иное, как коробки, в которых можно укрыться от непогоды.

— Вы и в самом деле нерациональны, Фарр-сайах, — добавил Омен Безхд, — если только мне удалось подобрать слово с наименьшим обидным звучанием.

На Земле, вы говорите, для жилища не нужно ничего. В то же время жилище на Земле — излишек богатства, и излишек столь значительный, что на обширные проекты тратятся неисчерпаемые средства и энергия. Богатство это может позволить решить проблему дефицита Домов очень легко; вернее, это могут те, кто контролирует богатство. Понимая, что подобный курс для вас нереален, вы обращаетесь к нам, относительно бедным исцикам, которые, по вашему мнению, должны быть почему-то менее черствыми, чем люди вашей планеты. А когда вы видите, что мы имеем собственные интересы, вы возмущаетесь, — именно в этом и лежит иррациональность вашей позиции.

Фарр засмеялся:

— Это искаженное отражение действительности. Мы богаты, это верно.

Почему? Потому что мы постоянно стараемся выпустить максимум продукции при минимуме усилий. Дома исциков и могут служить этим фактором обеспечения минимума усилий.

— Интересно… — пробормотал Зиде Патаоз.

Омен Безхд глубокомысленно кивнул.

Глайдер свернул и поднялся, чтобы перелететь через заросли остроконечных кустарников с черными шарами наверху. Вдали, за каймой берега, лежал спокойный мировой океан — Голубой Фездх. Глайдер разрезал носом низкие волны прибоя и заскользил к берегу.

Зиде Патаоз заговорил мрачным, чуть ли не замогильным голосом:

— Сейчас вам покажут то немногое, что вам разрешено видеть — экспериментальную станцию, где мы задумываем и создаем новые Дома.

Фарр собрался было дать соответствующий ответ, высоко оценить доверие и выразить заинтересованность, но Зиде Патаоз более не обращал на него внимания, и он промолчал.

Платформа неслась над водой. Вода под струями воздуха кипела, и за кормой оставалась пенная струя. Лучи Кси Ауругью искрились в голубой воде, и Фарр подумал, что все выглядело бы совсем по-земному, если бы не этот глайдер странной формы, не эти долговязые молочно-белые в полоску люди, стоявшие за спиной, не эта необычная растительность на острове впереди.

Домов, подобных этим, он еще не видел: тяжелые, низкие, с плотно спутанными черными ветвями. Листва, только что освобожденная от коричневой паутины, непрестанно шевелилась.

У берега глайдер замедлил движение и остановился в двадцати футах от земли. Удир Че, архитектор, выскочил с черной коробкой в руках. Он оказался по колено в воде и смешно поплелся к берегу. Деревья не остались равнодушны к его приходу: они склонились поначалу к нему, затем расплели и расцепили ветви. Через секунду в растительности оказался проем, достаточно широкий для глайдера. Когда платформа оказалась за стеной деревьев, Удир Че вновь забрался на борт, а ветви сомкнулись, наглухо закрыв проход.

— Деревья уничтожат любого, кто не представит правильного пароля — он излучается из коробки. В прошлом плантаторы часто отправляли друг против друга экспедиции. Сейчас этого, разумеется, нет, и в деревьях-караульных нет, стало быть, особой необходимости. Но мы очень консервативны и храним старые обычаи.

Фарр оглянулся вокруг, стараясь не проявлять излишнего любопытства.

Зиде Патаоз спокойно и весело глядел на него.

— Когда я прибыл на Исзм, — сказал наконец Фарр, — я надеялся, что мне представится удачный случай, но такого даже не ожидал. Должен признаться, что я озадачен. Почему вы мне все это показываете? — Он пристально посмотрел в бледные хрящеватые лица исциков, но ничего не мог прочесть в их выражении.

Зиде Патаоз выдержал паузу, прежде чем ответить.

— Скорее всего, вы ищете причины там, где их нет. Это вполне нормальное отношение хозяина к почтенному гостю.

— Возможно, — согласился Фарр и вежливо улыбнулся. — Но если иные мотивы все же существуют?

— Допустим. Налет теордов все еще заботит нас, и мы хотим получить большую информацию. Но все же давайте не будем сегодня затруднять себя подобными вопросами. Думаю, вас, как ботаника, должны интересовать мои и Удира Че изобретения.

— О да, конечно!

Последующие два часа Фарр рассматривал Дома со стручками на опорах для планет с высокой гравитацией систем Слис-8 и Форта Мартиона, просторные сложные Дома со стручками-балконами для Феи, где сила тяжести вдвое меньше, чем на Исзме. Были деревья, у которых от центрального ствола-колонны отходили, изгибаясь, четыре широченных листа, которые опускались до земли и создавали таким образом четыре куполообразные зала, освещенных бледно-зелеными лампами. Были Дома с прочными стволами, единственной стручком-башенкой наверху и копьевидной листвой у основания — эти дома служили наблюдательными башнями феодальным племенам Эты Скорпиона. В огражденном стенами пространстве росли деревья разной степени подвижности и разумности.

— Новая, многообещающая область исследований, — сказал Фарру Зиде Патаоз. — Мы обыгрываем идею выращивания деревьев для выполнения специальных задач: караульная служба, садовый надзор, разработка месторождений и обслуживание механизмов. Не думайте, что я шучу. На атолле Дюрок, насколько мне известно, мастер-плантатор у себя в резиденции вывел дерево, которое поначалу выбрасывает разноцветные волокна, а затем сплетает их в ковер желаемого образца. Да и сами мы вносим лепту в создание подобных чудес. К примеру, вон тот купол — мы добились соединения, о котором человек, не знакомый с основами адаптации, сказал бы, что оно невозможно.

Фарр издал вежливый возглас удивления и восхищения. Он заметил, что Омен Безхд и Удир Че внимают словам плантатора с исключительным уважением, словно присутствуют при чем-то значительном. И Фарру вдруг показалось, что, каковы бы ни были мотивы необычного гостеприимства Зиде Патаоза, ему скоро удастся в них разобраться.

Зиде Патаоз продолжал с ломким, хрипловатым аристократическим выговором:

— Механизм соединения, если можно так выразиться, в теории несложен.

Животное тело зависит от пищи и кислород, плюс некоторые поддерживающие компоненты. Растительная система, разумеется, продуцирует эти субстанции и перерабатывает отходы животного. Оно стремится стать закрытой системой, нуждаясь лишь в притоке энергии от внешнего источника. Наши достижения, к сожалению, далеки от законченности. Тем не менее, начало положено…

Рассказывая, Зиде Патаоз направился к бледной желто-зеленой полусфере, над которой вращались и трепетали длинные желтые листья на таких же ветках. Он вытянул руку, и открылся проход в виде арки. Омен Безхд и Удир Че из осторожности остались в тылу. Фарр с сомнением посмотрел на них.

Зиде Патаоз еще раз воскликнул:

— Думаю, что вы, как ботаник, будете восхищены нашими успехами!

Фарр разглядывал отверстие, стараясь увидеть что-то из находившегося внутри. Внутри было нечто, что исцики подталкивали его увидеть; что-то такое, что ему следовало испытать… Опасность? Им не нужно было его обманывать, он и так целиком в их власти. Тем более, что Зиде Патаоз был связан всеобщими законами гостеприимства. Он ничем в этом положении не отличался, скажем, от шейха-бедуина. Опасности здесь, видимо, не было.

Фарр сделал шаг вперед и оказался внутри Дома.

В центре находился слегка выступающий пласт земли, жирной почвы, на котором покоился крупный пузырь — мешок желтой камеди. Поверхность мешка была испещрена нитями сосудов и трубками вен, защищенных оболочкой, которая в верхней части переходила в светло-серый ствол. От ствола симметрично росла крона ветвей с широкими листьями в форме блюдца.

Все это Фарру удалось увидеть за мгновение, хотя с того момента, как он вошел, его внимание было привлечено тем, что содержалось в капсуле со смолой — обнаженным телом теорда. Ноги того были погружены в темный желтый осадок на дне мешка, голова располагалась в непосредственной близости от ствола. Верхушка черепа была отделена, обнажая часть массы оранжевых шариков — мозг. Руки теорда поднимались до уровня плеч и оканчивались, вместо ладоней, клубками спутанного серого ворса, который также скручивался в веревки, уходящие к стволу. Над обнаженным мозгом висел нимб. Приглядевшись, Фарр понял, что это — сетка почти невидимых нитей, также сплетающихся в веревку и исчезающих в стволе. Глаза несчастного были затянуты коричневой пленкой, заменявшей теордам веки.

Фарр сделал глубокий вдох, стараясь совладать с отвращением, смешанным с жалостью. Он почувствовал внимание исциков и резко обернулся.

Раздвоенные глаза всех троих были устремлены на него.

Фарр изо всех сил старался держать чувства под контролем. Чего бы исцики от него не ожидали, он обязан их разочаровать.

— Должно быть, это теорд, вместе с которым меня заперли?

Зиде Патаоз шагнул вперед, его губы изогнулись.

— Вы его узнаете?

Фарр покачал головой:

— Я с трудом мог его разглядеть. Он для меня ничем не отличается от любого другого человека этой расы. — Фарр поближе подошел к мешку с янтарной жидкостью. — Он жив?

— В известной степени.

— Зачем вы меня сюда привели?

Зиде Патаоз выглядел обеспокоенным; возможно, он был даже рассержен.

Фарр догадался, что какой-то сложный план пошел насмарку. Он взглянул на мешок. Неужели теорд двигался? Омен Безхд, стоявший слева, очевидно, тоже заметил почти неразличимое движение мускулов.

— Теорд обладает большими психическими ресурсами, — заметил Омен Безхд, двигаясь вперед.

Фарр повернулся к Зиде Патаозу:

— Я полагал, что он умер.

— Так и есть. Он уже не Чейен Техтесский, Четырнадцатый барон на Баннкристе. Он перестал быть личностью и превратился в придаток, орган дерева.

Фарр вновь оглянулся на теорда. Глаза его были открыты, лицо приняло странное выражение, и Фарру показалось, что теорд слышит их слова, понимает их. Омен Безхд замер и напряженно ждал. Точно так же выглядели Зиде Патаоз и Удир Че; все трое они зачарованно смотрели на теорда. Удир Че разразился фразой — стаккато на языке исциков — и указал на листву.

Фарр посмотрел и увидел, что листья шевелятся, хотя в Доме не было ни малейшего сквозняка. Фарр глянул на теорда, и тут их глаза встретились.

Лицо теорда было напряжено, мускулы вокруг рта затвердели. Фарр никак не мог заставить себя оторвать взгляда. Рот открылся, зашевелились губы. Над головой скрипнула и тяжело застонала ветвь.

— Невероятно! — Каркнул Омен Безхд. — Реакция не правильна!

Ветви качнулись и накренились. Послышался ужасающий треск, и вся масса листвы рухнула, подмяв под себя Зиде Патаоза и Удира Че. Во второй раз раздался стон ломающегося дерева; ствол раскололся и дерево упало.

Лопнул мешок, теорд вывалился наружу и повис над полом, удерживаемый канатами ворса, которыми оканчивались его руки. Голова его откинулась назад, рот страшно оскалился.

— Я не дерево! — Выкрикнул он горловым, булькающим голосом. — Я — Чейен Техтесский! — Изо рта теорда потекли струйки желтой лимфы. Он конвульсивно закашлялся и уставился на Фарра. — Беги, беги отсюда! Оставь этих проклятых древожителей! Выполни то, что должен!

Омен Безхд бросился помогать Зиде Патаозу выбраться из-под рухнувшего дерева. Фарр отупело глядел на них.

Теорд обмяк.

— Теперь я умираю, — произнес он гортанным шепотом. — Не как дерево Исзма, а как теорд. Чейен Техтесский!

Фарр отвернулся и стал помогать Зиде Патаозу и Омену Безхду извлечь Удира Че из-под листвы. Но безуспешно. Сломанная ветвь проткнула архитектору шею. Зиде Патаоз издал крик отчаяния.

— Существо убивает после смерти, как вредит при жизни! Оно убило самого талантливого из архитекторов!

Зиде Патаоз повернулся и пошел прочь из Дома. Омен Безхд и Фарр последовали за ним.

В молчании и унынии они возвратились в город. От расположения плантатора к Фарру не осталось почти ничего, кроме обычной вежливости.

Когда глайдер скользил по центральной улице, Фарр произнес:

— Зиде Патаоз-сайах, сегодняшние события глубоко взволновали меня и вас. Думаю, мне не стоит более злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Фарр-сайах вправе поступать, как сочтет нужным, — тактично ответил Зиде Патаоз.

— Я сохраню на всю жизнь воспоминания о пребывании на атолле Тинери.

Вы позволили мне познакомиться с проблемами, которые интересуют плантаторов Исзма. Я благодарю вас.

Зиде Патаоз поклонился:

— Заверяю Фарр-сайаха, что у нас, в свою очередь, никогда не сотрется память о нем.

Глайдер остановился на площади, рядом с которой росли три гостиницы, и Фарр высадился. Чуть помедлив, Омен Безхд сделал то же самое. Последовал финальный обмен формальными благодарностями и столь же формальными возражениями, после чего глайдер отъехал.

Омен Безхд подошел к Фарру.

— Что вы теперь намерены делать? — важно спросил он.

— Мой чартер все еще действует, — сказал Фарр и поморщился, так как не испытывал ни малейшего желания посещать плантации на других атоллах. — Вероятно, я вернусь на Джесциано. А потом…

— А потом?

Фарр раздраженно пожал плечами:

— Еще не знаю.

— Как бы то ни было, желаю приятного путешествия.

— Благодарю вас!

 

Глава 6

Свекры, когда он отправлялся в ресторан на ужин, вновь оказались за спиной и Фарр почувствовал легкое удушье. После типичных исзмских блюд из морских и растительных паст Фарр пошел к причалу, где приказал, чтобы «Яхайэ» была немедленно подготовлена к отплытию.

Капитана на борту не оказалось; боцман утверждал, что раньше следующей зари отплыть никак нельзя, тем более без капитана. Фарру пришлось этим удовольствоваться. Чтобы убить вечер, он отправился на прогулку вдоль берега. Прибой, теплый ветер, песок — все было совершенно как на Земле, но силуэты чужих деревьев и двое шпиков за спиной совершенно портили картину, и Фарр ощутил приступ ностальгии. Он постранствовал уже достаточно. Пора возвращаться на Землю…

Фарр оказался на борту «Яхайэ», прежде чем солнце Кси Ауругью окончательно прояснило горизонт, и, когда перед ним раскинулись свободные просторы Голубого Фездха, Фарр вновь обрел хорошее расположение духа.

Экипаж был занят работой: сновали по вантам, разворачивали паруса, и весь «Яхайэ» охватила лихорадка отправления. Фарр забросил тощий багаж в каюту, разыскал капитана и приказал ему отплывать. Капитан поклонился, затем отдал экипажу несколько распоряжений.

Прошло полчаса, а «Яхайэ» все еще стоял у причала. Фарр подошел к капитану:

— В чем дело?

Капитан указал вниз, где матрос в плоскодонке что-то делал за бортом.

— Корпус ремонтируется, Фарр-сайах. Мы скоро отправляемся.

Фарр вернулся к приподнятой каюте и уселся в тени под навесом. Прошло еще пятнадцать минут. Фарр успокоился и даже стал получать удовольствие от окружающей обстановки: от суеты на причале, от прохожих в полосочках и ленточках всевозможных цветов…

Трое свекров подошли к «Яхайэ» и взошли на борт. Они переговорили с капитаном, тот повернулся и дал команду экипажу.

Паруса наполнились ветром, отдали швартовы, заскрипела оснастка. Фарр неожиданно пришел в раздражение и вскочил с кресла. Он бросился было приказать свекрам высадиться на берег, но остановился. Результат можно предсказать заранее. Заставляя себя успокоиться, Фарр вернулся в кресло.

Разрезая и вспенивая голубую воду, «Яхайэ» выходил в море. Атолл Тинери уменьшился, превратился в тень над горизонтом и исчез. «Яхайэ», подгоняемая ветром в корму, летела на запад. Фарр нахмурился. Насколько он мог припомнить, он не давал никаких указаний насчет места назначения.

Он подозвал капитана:

— Я вам не давал никаких приказов. Почему вы держите курс на запад?

Одна пара сегментов глаз капитана переместилась:

— Наше место назначения — Джесциано. Разве не этого желает Фарр-сайах?

— Нет, — заявил Фарр агрессивно. — Мы поплывем на юг, на Видженх.

— Но, Фарр-сайах, если мы не будем держать курс прямо на Джесциано, вы можете пропустить взлет корабля!

От изумления Фарр с трудом мог говорить.

— Да вам-то какое дело? — выдавил он наконец. — Я что, упоминал, что хочу сесть на космический корабль?

— Нет, Фарр-сайах, я не слышал таких высказываний.

— Тогда будьте любезны не предугадывать более моих желаний. Мы отправляемся на Видженх.

Капитан помедлил:

— Ваши приказы, Фарр-сайах, должны быть тщательно взвешены. Нам следует учитывать еще и приказания свекров. Они хотят, чтобы «Яхайэ» плыл на Джесциано.

— В таком случае пусть сами свекры и оплачивают чартер. От меня вы ничего не получите.

Капитан повернулся и отправился за советом к свекрам. Последовал короткий спор, в ходе которого капитан и свекры бросали пристальные взгляды на Фарра, стоявшего поодаль. Все же «Яхайэ» повернула на юг, а рассерженные свекры прошли на нос.

Путешествие продолжалось. Вскоре Фарр лишился покоя. Экипаж был бдителен, но уже менее исполнителен. Свекры следили за каждым его шагом и при любом случае с откровенной наглостью обыскивали каюту. Фарр почувствовал себя более арестантом, чем туристом. Было почти очевидно, что его сознательно вызывают на провокацию, словно хотят породить у него отвращение к Исзму.

«Не так уж это и сложно, — сказал сам себе Фарр мрачно. — День, когда я покину эту планету, будет самым счастливым днем в моей жизни…»

Над горизонтом выросла группа островов. Это был атолл Видженх, словно брат-близнец похожий на Тинери. Фарр заставил себя выйти на берег, но там не нашел ничего более интересного, как сидеть на террасе гостиницы с кубком нарциза — терпкого, чуть солоноватого напитка из морских водорослей. Выходя, он обнаружил плакат с фотографией космолета и расписанием прилетов и отлетов. Их «Андрей Саймак» должен был покинуть Джесциано через три дня, затем вылетов не предусматривалось целых четыре месяца. Фарр с большим интересом рассматривал плакат. Вернувшись в порт, он аннулировал чартер, после чего предпринял воздушный перелет на Джесциано.

Он прибыл в тот же вечер и сразу же взял билет на КК «Андрей Саймак» до Земли, после чего ощутил покой и уверенность.

«Восхитительная ситуация, — говорил он себе. — Полгода назад я не мог думать ни о чем, кроме как о путешествии на неведомую планету, а сейчас я мечтаю лишь о возвращении на Землю».

Гостиница космопорта представляла собой огромную поросль, созданную дюжиной деревьев, сцепившихся между собой. Фарру предоставили удобный стручок, нависший над каналом, соединявшим лагуну с центром города Джесциано. Узнав наконец, что время отправления точно известно, Фарр успокоился. Ресторанные блюда в импортной расфасовке вновь казались ему вкусными; посетители, жившие в гостинице, принадлежали преимущественно к антропоидам. Было здесь также с дюжину землян.

Единственным раздражающим явлением была непрекращающаяся слежка свекров, и притом столь назойливая, что Фарр пожаловался администрации гостиницы, затем лейтенанту свекров, — и в том и в другом случае ответом было лишь слабое пожатие плечами. В конце концов он пересек отгороженную площадь и вошел в маленькое бетонное бунгало — офис районного договорного администратора. Это, похоже, было одно из немногих зданий на Исзме, доступных для посторонних. Администратором оказался коротенький толстый землянин со сломанным носом, ершиком черных волос и суетливыми повадками.

У Фарра немедленно возникла неприязнь к нему. Тем не менее Фарр спокойно и убедительно изложил свои претензии, и администратор обещал принять меры.

На следующий день Фарр явился в Административный дворец — большое и величественное здание, возвышающееся над центральным каналом. На этот раз администратор был с ним лишь подчеркнуто вежлив, хоть и пригласил на ленч.

Они ели на балконе. Внизу по каналу проплывали стручки-лодки, полные фруктов и цветов.

— О вашем случае я звонил в Центр-Свекр, — сообщил администратор Фарру. — Они выражались туманно, что для них необычно. Как правило, они выражаются ясно и безоговорочно: «Турист шпионил».

— Я до сих пор не могу понять, за что они меня так преследуют.

— Вероятно, за то, что вы присутствовали, когда компания арктуриан…

— Теорды.

Администратор поправился:

— …когда теорды совершили массированный налет на плантацию Тинери.

— Да, я там был.

Администратор вертел в руках кофейную чашечку.

— Видимо, чтобы возбудить их подозрения, этого оказалось достаточно.

Они считают, что один или несколько туристов планировали и руководили набегом, и вас они выбрали как одну из наиболее подходящих кандидатур.

Фарр откинулся в кресле:

— Это не правдоподобно. Свекры накачали меня гипнотиками и допросили.

Они знают все, что знаю я. И наконец, плантатор на Тинери сделал меня своим гостем. Они не верят, что я замешан. Это невозможно.

Администратор слабо и уклончиво пожал плечами:

— Может быть. Свекры согласились, что конкретных претензий к вам они не имеют. Но так или иначе, вам удалось превратиться в объект для подозрений.

— Выходит, виновен я или не виновен, мне никуда не деться от их назойливости? Это противоречит букве и духу Договора.

— Думаю, я не меньше вашего знаком с требованиями Договора. — Администратор был раздражен. Он пододвинул к Фарру вторую чашку, метнув на него любопытный взгляд. — Надеюсь, вы невиновны… но, возможно, вам что-то известно. Вы общались с кем-нибудь, кого они подозревают?

Фарр беспокойно зашевелился:

— Они бросили меня в один погреб с теордом. Я с трудом мог с ним говорить.

Было видно, что ответ администратора не убедил.

— Тогда, должно быть, вы сделали что-нибудь не так. Что бы вы не говорили, исцики никогда никого не беспокоят просто ради каприза.

Терпение Фарра лопнуло:

— Кого вы представляете? Меня или свекров?!

— Попробуйте моими глазами взглянуть на ситуацию, — холодно произнес администратор. — В конце концов, нет никакой гарантии, что вы не тот, за кого они вас приняли.

— Прежде всего они должны это доказать, но даже в этом случае вы — мой законный представитель. Зачем еще вас здесь держат?

Администратор уклонился от ответа:

— Я разговаривал с комендантом. Он колеблется. Может быть, он считает вас жертвой, приманкой или курьером. Возможно, они ждут, когда вы сделаете неверный шаг и выведете их на подлинного руководителя.

— Им долго придется ждать. Кроме того, меня оскорбили.

— Как так?

— После налета меня бросили в погреб. Я имею в виду, они меня заключили в каком-то корне под землей. Я сильно ушиб голову. Ссадина до сих пор дает о себе знать. — Фарр нащупал темя, где наконец начали отрастать волосы, и вздохнул.

Ясно было, что администратор ничего делать не будет. Фарр обвел взглядом балкон:

— Это место, должно быть, звукоизолировано?

— Мне нечего скрывать, — чопорно ответил администратор. — Они могут слушать днем и ночью. Что они, возможно, и делают. — Он встал. — Когда уходит ваш корабль?

— Через два или три дня, в зависимости от окончания погрузки.

— Советую вам терпимее относиться к слежке. Так будет лучше.

Фарр небрежно поблагодарил и вышел. Свекры уже ждали. Они вежливо кивнули, когда Фарр выходил на улицу. Фарр глубоко вздохнул. Он устал.

Поскольку его положение не обещало улучшиться, осталось только смириться.

Он вернулся в гостиницу и принял душ. В полупрозрачном утолщении на стене стручка вместо воды из форсунки струился прохладный сок со свежим запахом. Переодевшись в чистую одежду, выданную в гостинице, Фарр отправился на террасу. Ему наскучило одиночество, и он с интересом оглядел столики. Он имел некоторое представление — правда, слабое — о других гостях: мистер и миссис Эндервью, странствующие миссионеры, Джонас Ральф и Вильфред Виллерен — инженеры, возвращающиеся на Землю с Большой Экваториальной Автострады Капеллы-11, и, в эту минуту сидевшие вместе с группой путешествующих школьных учителей, только что прибывших на Исзм, трое округлых коммерсантов с Монаго — потомков земного ствола, по условиям Монаго или Таруса 61-II модифицированных в собственный семиотический тип.

Справа от них сидело трое кинисов — высоких, стройных, почти неотличимых от людей, подвижных, прозорливых и многоречивых. Затем двое молодых землян (Фарр решил, что они студенты), за ними — группа великоарктуриан, представителей расы, от которой отделились на другой планете теорды. По другую сторону от монагиан сидели четверо исциков в красных и пурпурных полосах, значение которых Фарра не интересовало, и неподалеку от них, озабоченно потягивая нарциз из кубка, — еще один исцик в голубом, белом и черном. Фарр опешил. Он не был уверен — исцики все казались ему на одно лицо, похожими друг на друга, но это был не кто иной, как Омен Безхд.

Почувствовав его взгляд, исцик повернулся к нему лицом и вежливо кивнул, затем встал и подошел к Фарру.

— Могу ли я к вам присоединиться?

Фарр указал на кресло.

— Я не ожидал, что так скоро буду иметь удовольствие возобновить наше знакомство, — сухо сказал он.

Омен Безхд произнес один из туманных местных тостов, значение которого было за пределами понимания Фарра.

— Вам известно о моем намерении посетить Землю?

— Нет, конечно.

— Странно.

Фарр промолчал.

— Наш друг Зиде Патаоз просил передать вам сообщение, — начал Омен Безхд. — Первое: он посылает со мной приветствие восьмого ранга в ваш адрес и говорит, что испытывает чувство стыда за неприятное происшествие, омрачившее вам последний день на Тинери. Для нас до сих пор загадка, откуда у теорда была такая психическая сила, позволившая ему совершить подобное действие. Второе: он рекомендует вам как можно осторожнее выбирать знакомства ближайшие несколько месяцев. И третье: на Земле, где я буду чужестранцем, он поручает меня вашему знакомству и покровительству, а также вашему гостеприимству.

Фарр размышлял вслух:

— Откуда Зиде Патаоз-сайах узнал, что я собираюсь вернуться на Землю?

Когда я покидал Тинери, я не имел такого намерения.

— Я говорил с ним не далее чем вчера ночью по телекому.

— Ясно, — недовольно произнес Фарр. — Да, естественно, я постараюсь сделать все, чтобы помочь вам. Какую часть Земли намерены вы посетить?

— Мои планы еще неконкретны и неокончательны. Я буду инспектировать Дома Зиде Патаоза на различных участках, и, скорее всего, мне придется много путешествовать.

— А что значит «осторожнее выбирать знакомства ближайшие несколько месяцев»?

— Только одно. Похоже, слухи о налете теордов достигли Джесциано.

Значит, они будут распространяться далее. Определенные преступные элементы могут заинтересоваться вашей деятельностью. Впрочем, я говорю слишком свободно.

Омен Безхд встал, поклонился и вышел, оставив Фарра в недоумении смотреть ему вслед.

На следующий вечер администрация гостиницы, обратив внимание на большое число гостей с Земли, организовала банкет с земной кухней и земной музыкой. Явились почти все гости — земляне и прочие.

Фарр быстро захмелел от скотча с содовой и вскоре принялся ухаживать за самой юной и миловидной из приезжих учительниц. Она не отвергала его галантности, и уже вскоре они прогуливались рука об руку по террасе, нависавшей над берегом. Они болтали о пустяках, затем она вдруг бросила на него лукавый взгляд:

— Насколько я могу видеть, вы определенно не относитесь к соответствующему типу.

— Какому типу?

— О! Вы знаете! К типу людей, способных дурачить исциков и красть деревья у них из-под носа.

— Ваш инстинкт вас не подводит, — рассмеялся Фарр. — И верно, не отношусь.

Она вновь посмотрела на него искоса:

— Я слышала о вас кое-что другое…

Фарр постарался, чтобы его голос был по-прежнему легким и небрежным:

— Вот как? И что же вы слышали?

— Разумеется, все это секрет. Ведь если исцики узнают, вас пошлют в сумасшедший Дом, так что вполне естественно, что вы не хотите об этом говорить. Но человек, который сказал мне об этом, очень надежен, и я, конечно, никому не скажу ни слова. Но я вас только приветствую.

— Совершенно не понимаю, о чем вы говорите, — раздраженно сказал Фарр.

— Конечно, вы никогда не согласитесь признаться, — с сожалением произнесла молодая женщина. — В конце концов, я могу оказаться агентом исциков, — они их используют, вы знаете.

— Раз и навсегда! — Сказал Фарр. — Я не понимаю, о чем вы говорите.

— О набеге на Тинери. Говорят, что вы командуете всем этим делом и руководили налетом извне. Что вы контрабандой вывезете деревья из Исзма на Землю. Все это обсуждают.

— Что за нелепая чушь! — Печально рассмеялся Фарр. — Если бы это было так, неужели бы я был на свободе? Разумеется, нет. Исцики значительно умней, чем вы о них думаете. Откуда возникла эта идея?

Молодая женщина пришла в замешательство. Наверняка внутренне заурядному и невинному Эйли Фарру она предпочла бы отважного похитителя деревьев.

— Не знаю, уверяю вас.

— Где вы об этом слышали?

— В отеле. Некоторые гости говорили об этом.

— Любовь к сенсациям!

Молодая женщина фыркнула, и ее отношение к Фарру стало заметно холоднее. Когда они вернулись и сели, комнату пересекли четверо свекров в головных уборах, говоривших о высоком ранге их владельцев. Они остановились перед столиком Фарра и поклонились.

— Если Фарру-сайаху угодно, требуется его присутствие в одном месте.

Фарр откинулся на спинку кресла. Он посмотрел вокруг, но все отводили лица. Учительница пребывала в крайней степени возбуждения.

— Где же требуется мое присутствие? — произнес Фарр голосом, полным бешенства. — И зачем?

— Нужно сделать обычные ритуальные уточнения, связанные с вашими легальными занятиями на Исзме.

— Они могут подождать хотя бы до завтра?

— Нет, Фарр-сайах. Прошу вас, пойдемте.

Кипя негодованием, Фарр встал и в окружении свекров покинул террасу.

На берегу, в четверти мили от гостиницы, стояло маленькое трехстручковое дерево. Внутри на диване сидел старый исцик. Он указал Фарру место напротив и представился. Его звали Ювнир Адисда, он принадлежал к касте ученых-теоретиков, философов и прочих, формулирующих абстрактные принципы.

— Узнав о вашем пребывании на Джесциано и о том, что вы очень скоро отлетаете, я счел своим долгом немедленно с вами познакомиться. Я знаю, что на Земле вы работаете в области, непосредственно связанной с нашим полем деятельности.

— Это верно, — коротко ответил Фарр. — Я чрезвычайно польщен вашим вниманием, но хотел бы, чтобы оно выражалось в менее настойчивой форме. В гостинице теперь все уверены, что свекр арестовал меня за попытку украсть Дом-дерево.

Ювнир Адисда равнодушно пожал плечами:

— Странная тяга к нездоровым сенсациям — часть этики человекообразных потомков обезьян. Думаю, лучше к ним относиться с презрением.

— Верно, — сказал Фарр. — Вы очень тонко выразились. Но была ли необходимость посылать четырех свекров передавать ваше приглашение? Это неблагоразумно.

— Не имеет значения. Люди нашего положения не должны заботиться о таких пустяках. А теперь расскажите, пожалуйста, о сути ваших интересов.

Четыре часа они спорили о Исзме, о Земле, о Вселенной, людском многообразии и о будущем. Когда свекры, чье количество и ранг сократились до двух нижних чинов, наконец проводили его в отель, Фарр почувствовал себя вознагражденным…

На следующее утро, когда он пришел на террасу завтракать, он вызвал нечто вроде благоговейного трепета. Миссис Эндервью, симпатичная молодая жена миссионера, сказала:

— Мы были совершенно уверены, что вас посадили в тюрьму. Или даже в сумасшедший Дом. И мы удивлены, что вы сейчас же не обратитесь к администратору.

— В этом нет необходимости, — сказал Фарр. — Всего лишь ошибка. Но благодарю вас за участие.

Монагиане спросили его:

— Правда, что вы с теордами сумели полностью перехитрить свекров?

Если так, то мы можем предложить вам выгодно сбыть дерево, которым вам удалось завладеть.

— Я не способен перехитрить никого, — возразил Фарр. — У меня нет никаких деревьев.

— Разумеется, разумеется, — кивнул, подмигивая, монагианин. — Здесь, на Исзме, даже трава имеет уши.

На следующий день КК «Андрей Саймак» спустился с небес, и час вылета был установлен окончательно: через два дня в девять утра. В течение этих дней свекры безуспешно рыли носом землю. Вечером перед вылетом один из них подошел к Фарру и щепетильно сообщил:

— Если Фарр-сайах обладает временем, его просят подойти в портовую контору.

— Очень хорошо, — сказал Фарр, готовясь к худшему.

Он отправил багаж в космопорт и явился в портовую контору, ожидая, что его подвергнут последнему, самому интенсивному допросу.

Свекры полностью разочаровали его. Его отвели в стручок, где помощник коменданта сказал ему в заключение его пребывания на Исзме:

— Фарр-сайах, на протяжении последних недель вы чувствовали нашу заинтересованность.

Фарр выразил согласие.

— Я не могу вскрыть перед вами подоплеку происходящего, — сказал помощник, — но слежка была вызвана соображениями вашей безопасности.

— Моей безопасности?

— Мы подозреваем, что вы находитесь в опасности.

— В опасности? Восхитительно!

— Отнюдь. Совсем наоборот. В тот вечер, когда давали концерт, мы извлекли отравленный шип из вашего кресла. Или другой случай: пока вы пили на террасе, вам в кубок добавили яд.

От изумления челюсть Фарра отвисла. Где-то кем-то была допущена чудовищная ошибка.

— Вы в этом уверены? Это невероятно!

Исцик, развлекаясь, сузил глаза до щелочек двойных амбразур:

— Вспомните правила, связанные с прибытием на Исзм. Они позволяют нам держать под запретом все оружие. Яд — другое дело. Щепотку пыли можно заразить миллионом вирусов и спрятать без всякого труда. Далее. Любой приезжий, замысливший убийство, может воспользоваться удавкой или ядом.

Бдительность свекров предупреждает акты физического насилия, поэтому тревожить нас может только яд. Каковы способы и вспомогательные средства?

Еда, питье, инъекции. Классифицируя подобные способы и приспособления, мы всегда можем найти нужный раздел и прочитать: «Отравленный шип, заноза или зазубрина, предназначенные для прокола бедра или ягодицы посредством вертикального давления силы тяжести». Следовательно, в нашу слежку неизбежно входит проверка мест, на которых вы любите сидеть.

— Понятно, — сказал Фарр сдавленным голосом.

— Отраву у вас в питье мы обнаружили с помощью реагента, который темнеет в случае любого изменения первоначального материнского раствора.

Когда помутнел один из бокалов скотча с содовой, мы его заменили.

— Это крайне непонятно. Кому понадобилось меня травить? Чего ради?

— Я имею право сообщить вам только предупреждение.

— Но против чего вы меня предупреждаете?

— Детали не окажут никакой пользы для вашей безопасности.

— Но я ничего не сделал!

Помощник коменданта покачал лорнетом:

— Вселенная существует восемь биллионов лет, и последние два биллиона лет производит разумную жизнь. За это время не наберется и часа, когда преобладала бы полная справедливость. Не исключено, что состояние ваших личных дел согласуется с происходящими событиями.

— Другими словами…

— Другими словами — ходите беззвучно, глядите по углам, не позволяйте соблазнительным самочкам увлечь себя в темные комнаты. — Он дернул тугую струну. Вошел молодой свекр. — Проводи Эйли Фарр-сайаха на борт «Андрея Саймака». Мы отменяем все дальнейшие проверки.

Фарр недоверчиво воззрился на него.

— Да, Фарр-сайах, — сказал помощник. — Мы чувствуем, что вы были честны.

Совершенно запутавшийся Фарр покинул стручок. Что-то было не так.

Исцики отменили проверки. Такого не было никогда и ни с кем.

Оказавшись на борту КК «Андрей Саймак», он улегся на эластичную панель, служившую койкой. Он в опасности. Так сказал свекр. Эта мысль никак не укладывалась в голове. Фарр был человек довольно смелый. Он не побоялся бы вступить в бой с явными врагами. Но знать, что в любую минуту тебя могут лишить жизни и не подозревать даже — кто, зачем и как… От таких раздумий в желудке начиналась суматоха. Конечно, помощник коменданта может и ошибиться. Может быть, он воспользовался таинственной угрозой, чтобы заставить Фарра держаться подальше от Исзма.

Фарр встал и тщательно обыскал каюту, но не обнаружил ни скрытых механизмов, ни таинственных шпионских тайников. Затем навел порядок в своем имуществе таким образом, чтобы сразу можно было заметить нарушение.

Потом Фарр отодвинул ворсистую панель и выглянул в коридор. Он был пуст.

Фарр вышел и торопливо направился в комнату отдыха.

Там он изучил список. На борту, включая его самого, находилось двадцать восемь пассажиров. Некоторые из них были ему знакомы: мистер и миссис Эндервью, Джонас Ральф, Вильфред Виллерен и Омен Безхд; прочие — приблизительные транскрипции чужеродных форм языка — не значили для него ничего…

 

Глава 7

Фарр не смог увидеть своих спутников раньше того времени, когда «Андрей Саймак» вышел в пространство и капитан пришел в комнату отдыха, чтобы огласить, как полагается, список корабельных правил. Здесь находились семеро исциков, девять землян, трое коммерсантов с Монаго, трое монахов с Кадайна, совершавших ритуальное паломничество по планетам, и еще пятеро с различных миров. Большинство пассажиров прибыли на Исзм этим же кораблем. Исцики, за исключением Омена Безхда, были наряжены в золотые и черные ленты — форма агентов плантаторов, людей высокопоставленных и строгих, причем более или менее одинаковых. Фарр предположил, что, по меньшей мере, двое из них — свекры. Группу землян составляли два словоохотливых юных студента; седеющие санитарные инженеры, что возвращались на Землю; супруги Эндервью; Ральф и Виллерен, а также Картс и Модел Клевски, молодая путешествующая пара.

Фарр изучил всех, пытаясь каждого представить в роли потенциального убийцы. Он окончательно запутался. Попавшие на борт корабля автоматически становились источниками подозрений, особенно кадайнские монахи и торговцы с Монаго. Не было никаких причин подозревать исциков и землян — какой им смысл причинять ему вред? Какой смысл кому бы то ни было причинять ему вред? Он рассеянно почесал голову, с огорчением обнаружив, что шрам, оставшийся от падения в полость корня на Тинери, никуда не исчез.

Путешествие было скучным — одинаковые часы прерывались лишь трапезами и периодами сна, которые каждый пассажир мог устраивать по собственному желанию. Чтобы избавиться от скуки, а может быть, потому, что скука не давала ни о чем другом думать, Фарр затеял невинный флирт с миссис Эндервью. Муж ее был погружен в написание многотомного доклада об условиях миссии на Дета Куури, что на планете Мазеи, и появлялся только во время еды, оставляя миссис Эндервью большую часть времени на попечение самой себя и Фарра. Это была очаровательная женщина, с чувственным ртом и провоцирующей полуулыбкой. Усилия Фарра не заходили далее игры ума, теплоты в голосе, многозначительного взгляда или завуалированной насмешки.

Он был весьма удивлен, когда миссис Эндервью (он не запомнил ее первого имени) однажды вечером явилась в его каюту с улыбкой пугливой и безрассудной.

— Можно войти?

— Вы уже вошли.

Миссис Эндервью медленно кивнула и задвинула за собой панель. Фарр вдруг обнаружил, что она гораздо милее, чем он позволил себе заметить, и что она использует духи непреодолимой сладости: алоэ, кадамаш, лимон.

Она села рядом.

— Я так скучаю! — Сказала она. — Ночь за ночью Меррит пишет и думает только о своем бюджете. А я, — я люблю веселье!

Приглашение вряд ли могло быть более откровенным. Фарр прикинул так и этак, затем кашлянул. Миссис Эндервью, слегка покраснев, смотрела на него.

Раздался стук в дверь. Фарр вскочил на ноги, словно уже был виновен.

Он отодвинул панель. Снаружи ждал Омен Безхд.

— Фарр-сайах, можно вас на секунду? Я понимаю, что не самое удобное время…

— Да, — сказал Фарр. — Как раз сейчас я занят.

— Дело безотлагательное.

Фарр повернулся к женщине:

— Одну минутку. Я сейчас вернусь.

— Поторопитесь! — она выглядела очень нервной.

Фарр с удивлением поглядел на нее, открыл было рот, чтобы заговорить…

— Шшш! — предостерегла она.

Он пожал плечами и вышел.

— В чем дело? — спросил он Омена Безхда.

— Фарр-сайах, вы хотите сохранить жизнь?

— И даже очень…

— Пригласите меня в каюту, — попросил Омен Безхд и сделал шаг вперед.

— Это едва ли возможно, — ответил Фарр. — И вообще…

— Вы поняли меня или нет? — Серьезно спросил исцик.

— Нет. Я хочу, но, видимо, не могу.

Омен Безхд кивнул:

— Галантность следует отбросить. Давайте войдем в каюту. Времени у нас нет.

Отодвинув панель, он шагнул вперед.

Фарр вошел следом, чувствуя себя очень глупо.

Миссис Эндервью вскочила.

— О! — воскликнула она, заливаясь краской. — Мистер Фарр!..

Фарр беспомощно развел руками. Миссис Эндервью попыталась выйти из каюты, но Омен Безхд загородил ей путь. Он улыбнулся — рот раскололся, обнажая серое небо и дугу острых зубов.

— Прошу вас, миссис Эндервью, не уходите. Ваша репутация в опасности.

— Я не могу терять времени, — резко ответила она.

Фарр вдруг увидел, что она совсем не миловидна, что у нее помятое лицо, а глаза злые и себялюбивые.

— Прошу вас, — сказал Омен Безхд, — не сейчас. Сядьте, если угодно.

Стук в дверь. Голос, хриплый от бешенства:

— Откройте! Эй вы, там, открывайте!

— Конечно! — ответил Омен Безхд.

Он широко распахнул дверь. В проеме стоял мистер Эндервью, сверкая щелками глаз. В руке он держал шаттер. Рука у него дрожала. Он увидел Омена Безхда — и плечи его поникли, а челюсти лязгнули.

— Извините, что не приглашаю вас войти, — сказал Фарр. — У нас слегка тесновато.

Эндервью возобновил атаку:

— Что здесь происходит?

Миссис Эндервью шагнула вперед, держась за перила.

— Ничего, — произнесла она сдавленным голосом. — Совсем ничего.

Она выбралась в коридор.

— Для вас ничего здесь нет, — небрежно сообщил Омен Безхд в адрес Эндервью. — Вам бы лучше присоединиться к своей даме.

Эндервью медленно повернулся на каблуках и пошел.

Фарр почувствовал слабость в коленях. Он не мог измерить глубину причин, не мог разобраться в водоворотах мотивов и целей. Он сел на койку, краснея при мысли, что его провели, как простака.

— Отличный способ вычеркнуть человека из жизни, — заметил Омен Безхд.

— По крайней мере, не противоречит земным установкам.

Фарр быстро вскинул глаза, уловив в этом замечании сарказм.

— Что ж, вы спасли мою шкуру, — по меньшей мере, два или три квадратных фута…

— Пустяки, — Омен Безхд поднялся и покачал несуществующим лорнетом.

— Для меня не пустяки. Я люблю свою шкуру.

Исцик повернулся, чтобы идти.

— Постойте! Я хочу знать, что происходит!

— Все и так очевидно.

— Может, я дурак.

Исцик задумчиво посмотрел на него.

— Наверное, вы слишком близки к происходящему, чтобы увидеть картину целиком.

— Вы же свекр…

— Все иностранные агенты из Свекр-Центра.

— Ладно, но все-таки: что происходит и что вам от меня нужно, а заодно — что нужно от меня Эндервью?

— Они тщательно взвесили пользу и опасность, которую вы можете принести.

— Это совершенно фантастично!

Омен Безхд сфокусировал на нем обе фракции глаз и заговорил, размышляя:

— Каждая секунда бытия — новый мираж. Осознание ежесекундно ожидающих нас бесчисленных вариаций и возможностей — улицы в будущее. Мы идем по одной из них, но кто знает, куда приведут другие. Это вечное волшебство, таинственная неопределенность последующей секунды вкупе с минувшей — и есть непрерывно разворачивающийся ковер развития.

— Да-да, — буркнул Фарр. — Разумеется…

— Разум еще немеет перед чудом жизни, перед ее мощью и величием. — Омен Безхд отвел наконец глаза. — По сравнению с ней, происходящее сейчас имеет столь большое значение, как один-единственный вздох.

— Вздыхать я буду, сколько захочу, — сказал Фарр жестко. — Но умереть я могу лишь однажды, так что, видимо, практическая разница здесь все же есть. Очевидно, вы думаете так же, как и я, и признаю, что нахожусь у вас в долгу. Но — почему?

Омен Безхд помахал отсутствующим лорнетом:

— Конечно, рациональность для исциков совсем не та, что для землян.

Тем не менее, мы подчиняемся некоторым инстинктам — таким, как благоговение перед жизнью и стремление помогать знакомым.

— Значит, ваш поступок не более чем дружеская услуга?

Омен Безхд поклонился:

— Можно сказать и так. А теперь я пожелаю вам доброй ночи…

Он вышел из каюты.

Фарр в оцепенении опустился на койку.

За последние несколько минут супруги Эндервью из добродушного миссионера и его привлекательной жены превратились в пару безжалостных убийц. Но почему? Почему?!

Фарр в отупении покачал головой. Помощник коменданта упоминал отравленный шип и отравленное питье. Очевидно, на миссионере с супругой лежит ответственность и за это. Он гневно вскочил на ноги, подбежал к двери, отодвинул ее и посмотрел вдоль перил. Направо и налево уходили полосы серого стекла. Наверху такие же перила давали доступ к следующим каютам. Фарр добрался до конца перил и через арку заглянул в комнату отдыха. Двое исциков и двое молодых туристов — санитарных инженеров — играли в покер. Исцик одной парой фрагментов смотрел в карты, другой — на противников. Он выигрывал.

Фарр вернулся и поднялся по трапу на верхнюю палубу.

Тишина здесь нарушалась лишь обычной жизнью механизмов вентиляции. И еще неразборчиво болтали в комнате отдыха пассажиры.

Фарр подошел к двери с табличкой «Меррит и Антея Эндервью». Он подождал, прислушиваясь, и ничего не услышал — ни звуков, ни голосов.

Тогда он поднял руку, чтобы постучать, но задержал ее. Он вспомнил объяснение жизни Оменом Безхдом — бесконечность улиц в будущее… Он мог постучать, он мог вернуться к себе в каюту.

Он постучал.

Никто не ответил. Фарр оглянулся. Он все еще мог вернуться…

Фарр попробовал открыть дверь. Она поддалась. В комнате было темно.

Фарр нащупал выключатель, свет залил комнату. Меррит Эндервью жестко сидел в кресле и глядел на него бесстрастными глазами.

Фарр увидел, что он мертв. Антея Эндервью лежала на нижней койке, расслабленная и совершенно спокойная.

Фарр не стал ее рассматривать ближе, но она тоже была мертва. Шаттер, поставленный на низкий уровень вибрации, гомогенизировал их мозг — их мысли и память превратились в коричневую массу, а улицы в будущее, которое они выбрали, рухнули в небытие. Фарр не двигался. Он пытался восстановить свое дыхание, зная, что беда уже случилась.

Потом он вышел и затворил за собой дверь. Стюардесса, видимо, обнаружит трупы.

Некоторое время он стоял и размышлял с растущим беспокойством. Он мог оказаться в центре подозрений. Этот дурацкий флирт с Антеей Эндервью, возможно, стал уже достоянием гласности. Его присутствие в каюте можно установить: на всех предметах в комнате должна остаться пленка от его дыхания, и, если никто из пассажиров на борту не обладает такой же группой дыхания, все станет ясно.

Фарр решился. Он вышел из каюты и прошел через комнату отдыха. Никто на него не смотрел. Он поднялся по трапу мостика и постучал в дверь каюты капитана.

Капитан Дорристи отодвинул панель. Это был приземистый молчаливый мужчина с косящими черными глазами. За его спиной стоял Омех Безхд. Фарр заметил, что мускулы щек у исцика напряглись, а рука сделала движение, словно крутнула лорнет.

Внезапно Фарр почувствовал облегчение. Он увернулся от удара, который Омех Безхд старался ему нанести.

— Двое пассажиров мертвы. Это супруги Эндервью.

— Интересно, — сказал капитан. — Входите.

Фарр шагнул в дверь. Омен Безхд глядел в сторону.

— Безхд утверждает, что вы убили Эндервью, — мягко сказал Дорристи.

Фарр обернулся и взглянул на исцика:

— Возможно, он самый искусный лжец на корабле. Он сам это сделал.

Дорристи ухмыльнулся, посмотрев на одного и на другого.

— Он говорит, что вы ухлестывали за женщиной.

— Это было лишь вежливое внимание. Путешествие было скучным… до сегодняшнего дня.

Дорристи взглянул на исцика:

— Что скажете, Омен Безхд?

Исцик все так же вертел несуществующий лорнет.

— Что-то иное, не вежливость, привело миссис Эндервью в каюту Фарра.

— Что-то иное, не альтруизм, заставило Омена Безхда прийти в мою каюту и не дать Эндервью меня убить, — перебил его Фарр.

Омен Безхд выразил удивление:

— Я ничего не знаю о вашей связи.

Фарр вспыхнул от гнева и повернулся к капитану:

— Вы ему верите?

Дорристи угрюмо улыбнулся:

— Я не верю никому…

— Вот что произошло. В это трудно поверить, но это правда…

Фарр рассказал свою историю.

— …когда Безхд вышел, я задумался. Я старался докопаться до сути тем или иным путем. Я пришел в каюту Эндервью, открыл дверь и увидел, что они мертвы. После чего сразу же пришел к вам.

Дорристи ничего не сказал, но теперь он рассматривал Омена Безхда пристальнее, чем Фарра. Наконец он пожал плечами:

— Я опечатаю комнату. И…

У Омена Безхда помутнели нижние части глаз. Он небрежно покачал отсутствующим лорнетом.

— Я слышал рассказ Фарра, — сказал он. — Он убедил меня в своей искренности. Думаю, что я ошибся. Непохоже, что Фарр-сайах способен совершить преступление. Приношу свои извинения.

Он вышел из каюты. Фарр с триумфом глядел ему вслед.

Дорристи взглянул на Фарра:

— Выходит, вы их не убивали?

— Разумеется, нет! — Оскорбился Фарр.

— Тогда кто?

— Полагаю, что кто-то из исциков. А почему — не имею ни малейшего понятия.

Дорристи кивнул, затем грубовато заговорил, не разжимая губ:

— Ладно, разберемся, когда сядем в Барстоу. — Он искоса взглянул на Фарра. — Я буду благодарен, если вы поменьше будете об этом говорить. Ни с кем этого не обсуждайте.

— Я и не собирался, — коротко ответил Фарр.

Тела сфотографировали и отправили на холодное хранение. Каюту опечатали. Корабль гудел сплетнями, и Фарр обнаружил, что случай с Эндервью не так-то просто сохранить в тайне.

Земля росла, приближалась. Особых опасений Фарр не испытывал, но беспокойство и ощущение таинственности оставалось. Почему Эндервью не кому-нибудь, а именно ему устраивали ловушки? Будет ли и на Земле сохраняться опасность? Он начинал злиться. Эти интриги — не его дело. Он не желал в них участвовать. Но неприятное убеждение кричало из подсознания: он вовлечен, как бы стойко он не отрицал эту мысль!

У него хватало работы: занятие, тезисы, подготовка стерео, которое он надеялся продать одной из широковещательных сетей. Но оставалась странная безотлагательность — что-то следовало сделать. Это встревожило Фарра, вносило в его душу неудовлетворенность. Словно в мозгу, где-то глубоко, оставалась неясная зазубрина. Это не было связано с Эндервью, с их убийством, не было связано с происходящим. Что-то следовало сделать, о чем он забыл… или не знал никогда?

Омен Безхд заговорил с ним лишь однажды, подойдя к комнате отдыха:

— Вы должны знать, что находитесь лицом к лицу с угрозой. На Земле я буду бессилен вам помочь.

Негодование Фарра еще не прошло:

— На Земле вы, возможно, понесете наказание за убийство.

— Нет, Эйли Фарр-сайах, мою причастность не докажут.

Фарр вгляделся в бледное узкое лицо. Исцик и землянин, имея различное происхождение, после эволюции подошли к одному гуманоидному приближению «обезьяноподобной амфибии». Но между двумя расами никогда не существовало контакта или симпатии.

Фарр с любопытством спросил:

— Вы их не убивали?

— Разумеется, человеку с интеллектом Эйли Фарра нет необходимости повторять очевидное.

— Не стесняйтесь, повторяйте. Повторяйте и снова повторяйте. Я глуп.

Вы их убили?

— С вашей стороны недобро требовать ответа на такой вопрос.

— Очень хорошо, не отвечайте. Но зачем вы пытались свалить его на меня, это убийство? Вы знаете, что я этого не делал. Что вы против меня имеете?

Тонкий рот Омена Безхда растянулся в улыбке:

— Совершенно ничего. Преступление, если преступление было совершено, никогда бы не приписали вам. Следствие доказало бы вашу невиновность в два или три дня, а вместе с тем вывело бы на поверхность еще кое-какие факты и детали.

— Почему вы сняли свои обвинения?

— Я увидел, что сделал ошибку. Я человечен и, соответственно, далек от непогрешимости.

Внезапно Фарра охватил гнев.

— Почему вы говорите намеками и недомолвками? Почему не говорите прямо и открыто, если у вас есть что сказать?

— Фарр-сайах сам утверждает за меня. Мне ничего не известно и нечего сказать. Сообщение, которое я должен сделать, я сделал. Фарр-сайах не должен ожидать, что я буду кривить душой.

Фарр кивнул и ухмыльнулся:

— В одном вы должны быть уверены: если я найду способ сорвать вам игру, я это обязательно сделаю…

 

Глава 8

С каждым часом солнце становилось ярче, с каждым часом Фарр становился ближе и ближе к дому. Он не мог заснуть. В желудке образовался кислый ком. Негодование, замешательство, беспокойство привели к психическому недомоганию. Вдобавок шрам на голове никак не заживал; он болел и чесался. Фарр опасался, что на Исзме в рану попала инфекция.

Он встревожился; рисовалась картина выпадения волос и приобретение кожей молочно-белого, как у исциков, оттенка. Не исчезла также таинственная внутренняя неудовлетворенность. Он порылся в памяти, просмотрел ее день за днем, месяц за месяцем, стараясь выделять и подчеркивать, обобщать и проверять, — безуспешно. Он скомкал проблемы и бумаги в один гневный комок и отшвырнул его.

Но наконец после самого долгого, самого изводящего из путешествий, которые совершал Фарр, КК «Андрей Саймак» вошел в Солнечную систему…

Солнце, Земля, Луна. Архипелаг ярких круглых островов после долгого пути в темном море. Солнце проплыло по одну сторону корабля, Луна проскользнула по другую. По курсу раскинулась Земля, серая, зеленая, желтовато-коричневая, белая, в облаках и ветрах, в закате и льдах, сквозняках и пыли, — пуп Вселенной, склад, конечная станция, расчетная палата, куда представители внешних рас прибывают как провинциалы.

…Стояла ночь, когда КК «Андрей Саймак» коснулся Земли. Сквозь дрожь доносились невнятные звуки: баритон, бас и неизвестные человеческому уху голоса генераторов.

Пассажиры ожидали в салоне. Среди них, как выбитые зубы в челюсти, были пустые места семьи Эндервью. Каждый из пассажиров, неподвижно сидящих в креслах или стоявших у стены, был напряжен до предела.

Насосы, задыхаясь, нагнетали забортный воздух. В иллюминаторах светились фонари. Входной люк, лязгнув, открылся; послышался шепот голосов, и капитан Дорристи впустил высокого человека с резкими интеллигентными чертами, подстриженными волосами и темно-коричневой кожей.

— Это инспектор-детектив Кирди из специальной бригады, — сказал Дорристи. — Он будет расследовать смерть мистера и миссис Эндервью. Прошу оказать ему помощь. От этого зависит насколько быстро мы освободимся.

Никто не заговорил. С одной стороны словно ледяные статуи стояли исцики. Из уважения к земным нарядам они были одеты в брюки и накидки. В выражении их лиц читалось подозрение и недоверие. Чувствовалось, что даже здесь, на Земле, они намерены хранить свои секреты.

Трое младших по званию детективов вошли в комнату и огляделись.

Напряжение возросло.

Инспектор Кирди заговорил приятным голосом:

— Я постараюсь вас не затруднить. Я бы хотел поговорить с мистером Оменом Безхдом.

Омен Безхд изучал Кирди через зрительный прибор, который на этот раз у него оказался с собой, но, видимо, правое плечо детектива Кирди не содержало полезных сведений — он никогда прежде не посещал Исзм и вообще не путешествовал дальше Луны.

Омен Безхд сделал шаг вперед:

— Я — Омен Безхд.

Кирди пригласил его в каюту капитана. Прошло десять минут. В дверях появился помощник:

— Мистер Эйли Фарр.

Фарр встал и последовал за помощником.

Кирди и Омен Безхд сидели друг против друга. Они были совершенно непохожи: один бледный, аскетичный, с орлиным профилем, другой — темный, темпераментный, открытый.

Кирди обратился к Фарру:

— Я хотел бы, чтобы вы выслушали рассказ мистера Безхда и сказали мне, что вы об этом думаете. — Он повернулся к исцику:

— Не будете ли вы так добры повторить свой рассказ?

— По существу, — начал Омен Безхд, — ситуация такова: еще до вылета с Джесциано у меня были основания подозревать, что Эндервью замыслили причинить вред Фарру-сайаху. Этими подозрениями я поделился с друзьями.

— С остальными джентльменами с Исзма? — спросил Кирди.

— Совершенно верно. С их помощью я установил в каюте Эндервью следящую систему. Мои опасения подтвердились. Они вернулись в каюту и были убиты. Находясь у себя, я оказался свидетелем происходящего. Разумеется, Фарр-сайах не имеет к этому никакого отношения. Он был и есть абсолютно невиновен.

Все внимательно рассматривали Фарра. Он нахмурился: неужели он оказался столь простодушен и непроницателен?

Омен Безхд вновь обратил фракции глаз на Кирди.

— Фарр, как я сказал, невиновен. Но я счел разумным оградить его от дальнейшей опасности и поэтому ложно обвинил его. Разумеется, Фарр-сайах все отрицал. Мои обвинения не вызвали доверия у капитана Дорристи, и я от них отказался.

Кирди повернулся к Фарру:

— Вы продолжаете верить, что Омен Безхд — убийца?

Фарр процедил сквозь зубы:

— Нет. Его история до такой степени фантастична, что я в нее верю. — Он посмотрел на Омена Безхда. — Почему вы не договариваете? Вы сказали, что все видели. Кто убийца?

Омен Безхд вертел зрительный прибор.

— Я знаком с вашими процессуальными уголовными законами. Мои обвинения не обладают достаточным весом. Авторитеты потребуют решающих улик. Такие улики существуют. Когда вы их обнаружите, мое заявление станет ненужным и, в лучшем случае, окажет косвенную помощь.

Кирди обернулся к помощнику:

— Мазки кожи, образцы дыхания и пота у всех пассажиров…

Когда образцы были собраны, Кирди вышел на середину салона и заявил:

— Я буду допрашивать каждого отдельно. Тем пассажирам, которые согласятся давать показания с помощью энцефалоскопа, разумеется, будет больше доверия. Напоминаю, что энцефалоскоп не может помочь доказать вину — он может лишь подтверждать невиновность. Самое худшее, что он может сделать, — не сумеет оградить вас от подозрений. Напоминаю, что многие считают отказ от энцефалоскопа не только своим правом, но и моральной обязанностью. Учтите: те, кто пройдет верификацию с помощью инструмента, не должны опасаться предвзятости…

Допрос длился два часа. Вначале ему подверглись исцики. Они по одному покидали салон и возвращались с одинаковым выражением терпеливого спокойствия. Затем были допрошены кадайниане, потом монагиане, затем все прочие внеземляне. Наконец пришла очередь Фарра.

Кирди указал на энцефалоскоп:

— Воспользоваться инструментом выгоднее прежде всего вам.

— Нет, — сказал Фарр с горькой иронией. — Я терпеть не могу разных приспособлений. Можете принимать или не принимать на веру мои показания, как хотите.

Кирди вежливо кивнул:

— Очень хорошо, мистер Фарр. — Он сверился с записями. — Вы впервые встретили Эндервью в Джесциано, на Исзме?

— Да…

Фарр описал обстоятельства.

— Вы никогда не видели их прежде?

— Никогда.

— Насколько мне известно, во время визита на Исзм вы были свидетелем налета?

Фарр рассказал об этом случае и о своих дальнейших приключениях.

Кирди задал один-два вопроса, затем позволил Фарру вернуться в салон.

Один за другим были допрошены оставшиеся земляне: Ральф и Виллерен, Клевски, юные студенты. Остался лишь Пол Бенгстон, сероволосый санитарный инженер. Кирди проводил студентов в салон.

— Итак, — сказал он, — энцефалоскоп и другие методы позволили снять подозрения со всех допрашиваемых. Очень существенно, что ни у одного из пассажиров, с которыми я беседовал, компоненты дыхания не совпадают со снятыми с браслета миссис Эндервью.

Все в комнате заволновались. Взоры устремились на Пола Бенгстона, к лицу которого то приливала, то отливала кровь.

— Не пройдете ли вы со мной, сэр?

Тот поднялся, сделал несколько шагов вперед, оглянулся направо и налево, затем двинулся по коридору вслед за Кирди в каюту капитана.

Прошло пять минут. Затем появился помощник инспектора:

— Мы приносим извинения, что заставили вас ждать. Можете высаживаться.

Комнату отдыха охватил гул. Посреди всеобщего бедлама и суматохи Фарр сидел неподвижно. Что-то угнетало его изнутри — гнев? разочарование? унижение?.. Это нарастало и наконец выплеснулось, наполнив разум яростью.

Фарр вскочил, пробежал через комнату и поднялся по ступенькам к каюте капитана.

Помощник Кирди остановил его:

— Извините, мистер Фарр. Я думаю, вам лучше не вмешиваться.

— Мне плевать, что вы думаете, — огрызнулся Фарр.

Он надавил на дверь. Та была заперта. Он стал стучать. Капитан Дорристи отодвинул ее на фут и высунул квадратное лицо:

— Ну? В чем дело?

Фарр уперся ладонью в подбородок капитана, и толкнул его в каюту.

Затем распахнул дверь и вошел сам. Дорристи замахнулся, чтобы нанести удар, и Фарр был рад — это давало повод бить в ответ, крушить, калечить.

Но один из помощников встал между ними.

Кирди стоял, глядя на Пола Бенгстона. Он повернул голову:

— Да, мистер Фарр?

Дорристи, с красным лицом, кипящий негодованием и невнятно бормочущий, вышел.

— Этот человек — преступник? — Спросил Фарр.

Кирди кивнул:

— Улики очевидны.

Фарр взглянул на Бенгстона. Лицо последнего стало неясным, оплыло и, казалось, изменилось, как при комбинированных съемках: искренность, добродушный юмор сменились жестокостью и бессердечностью. Фарр удивился — как он мог так обмануться. Пол Бенгстон встретился глазами с его неприязненным взглядом.

— Почему? — Спросил Фарр. — Почему это все случилось?

Бенгстон не ответил.

— Я хочу знать, — настаивал Фарр. — Почему?

Молчание.

Фарр смирил гордыню.

— Почему? — Тихо спросил он. — Вы не хотите отвечать?

Пол Бенгстон пожал плечами и глуповато рассмеялся.

Фарр стал умолять:

— Это что-нибудь, о чем я знаю? Что-нибудь, что я видел? Что-нибудь мое?

Бенгстона охватило нечто похожее на истерику. Он прорычал:

— Мне только не нравится, как у тебя причесаны волосы! — И стал хохотать, пока не потекли слезы.

— Больше я ничего не могу от него добиться, — мрачно буркнул Кирди.

— Что его побуждало? — Жалобно спросил Фарр. — Какие причины? Почему Эндервью хотел убить меня?

— Если узнаю, я сообщу вам. Где я могу вас найти?

Фарр подумал. Что-то ему нужно было сделать… Это придет к нему в свое время.

— Я собираюсь в Лос-Анджелес. Буду в отеле «Император».

— Дурак, — произнес Бенгстон сквозь всхлипывания.

Фарр сделал полшага к нему.

— Полегче, мистер Фарр, — предупредил Кирди.

Фарр отвернулся.

— Я вам сообщу, — еще раз сказал Кирди.

Фарр взглянул на Дорристи, стоявшего на пороге.

Дорристи спокойно улыбнулся:

— Ничего. Не будем извиняться…

Когда Фарр вернулся в комнату отдыха, пассажиры уже высадились и теперь проходили через иммиграционную службу. Фарр заторопился вслед, его внезапно охватил приступ клаустрофобии: КК «Андрей Саймак», величественная птица космоса, превратился вдруг в клетку, в гроб. Фарр больше не желал и не имел сил ждать — он должен был скорей ступить на твердую землю.

 

Глава 9

Наступило утро. Порыв мохавского ветра дунул в лицо, принеся запах шалфея и пустырника, и мерцали звезды, тускнея на востоке. На верхней площадке трапа Фарр машинально посмотрел вверх, разыскивая Кси Ауругью.

Вон там — Капелла, а вон там, самая яркая, — Кси Ауругью, и вокруг нее вращается Исзм. Фарр спустился по трапу и ступил на Землю. В голове неожиданно и быстро вспыхнула странная мысль:

«Конечно же, — подумал он, — мне нужно повидать этого человека…

К.Пенче».

Завтра. Сначала в отель «Император». Ванна. Сто галлонов горячей воды. И сто галлонов скотча — «ночной полный». И в постель.

Подошел Омен Безхд.

— Было приятно с вами познакомиться, Фарр-сайах. Еще раз советую вам — будьте осторожны. Я боюсь, что вы по-прежнему в большой опасности.

Он поклонился и отошел.

Фарр проводил его взглядом. У него не возникло желания смеяться над предостережением.

Он быстро оформил выезд и отправил багаж в «Император». Обогнув ряд гелимобилей, Фарр вошел под свод общественного туннеля.

Под ногами появился диск (он всегда вызывал вибрацию в шахте, и всегда возникала мысль: «А что, если диск не появится?»). Диск медленно остановился. Фарр заплатил за проезд на одноместной машине, сел, набрал код места назначения и развалился на сиденье. Он не мог разобраться с мыслями. В памяти оживали картины: районы космоса, Исзм, Джесциано, многостручковое дерево-Дом; на борту «Яхайэ» он шел к атоллу Тинери, вновь испытывал ужас набега на поля Зиде Патаоза, падение в комнату-темницу в корне дерева, заключение в паре с теордом… жуткое посещение экспериментального островка Зиде Патаоза… Картины сменяли одна другую, и они были отчетливы, хотя Исзм лежал далеко, во многих световых годах отсюда.

Гудение машины убаюкивало, веки отяжелели, и он задремал.

На Земле ему мог помочь только один человек — К.Пенче. Земной агент по продаже Домов Исзма; человек, которому Омен Безхд вез плохие новости.

Машина вздрагивала, ревела и неслась по главному Туннелю к океану.

Дважды она разворачивалась в лабиринте местных туннелей и наконец остановилась.

Дверца распахнулась, и служитель в форме помог ему выйти. Фарр зарегистрировался в будке со стереоэкранами, лифт поднял его на двести футов к поверхности, затем еще пятьсот футов до этажа, на котором находилась его комната. Он оказался в длинном уютном зале, где преобладали оливково-зеленый, соломенный, красновато-коричневый и белый тона. Одна стена была из стекла, и отсюда открывался вид на Санта Кенику, холмы Беверли и океан. Фарр довольно вздохнул. Дома Исзма во многих отношениях более замечательны, но они никогда не могли заменить ему отель «Император».

Фарр принял ванну, плавая в горячей воде, приятно пахнущей глиной.

Ритмично выбрасывались струи холодного душа, массируя ноги, спину, ребра, плечи. Он едва не заснул, но дно мягко поднялось, поворачиваясь вертикально, и поставило его на ноги. Потоки воздуха высушили кожу, лучи солнечной лампы придали ей приятный загар.

Он вышел из ванны и нашел высокий сосуд скотча с содовой — не сто галлонов, но достаточно. Стоя у окна, Фарр потягивал виски и наслаждался чувством крайней усталости.

Солнце взошло. Его свет, словно прилив, затопил огромные просторы города. Где-то там, где находился прежде сигнальный холм, а теперь размещался богатый район, жил К.Пенче. Фарр вдруг почувствовал замешательство.

«Странно, — подумал он, — почему Пенче должен представить мне решение всех проблем?»

Ладно, в этом он разберется, когда увидит этого человека.

Фарр поляризовал окно, и свет в комнате погас. Он установил часы, чтобы встать в полдень, упал в кровать и заснул…

…Окно деполяризовалось, и свет дня залил комнату. Фарр сел в кровати, поискал меню. Потом заказал кофе, грейпфрут, бекон и яйца, соскочил с кровати и подошел к окну. Самый величайший город мира простирался насколько хватало глаз. Белые шпили пронзали городскую дымку, повсюду дрожала и вибрировала торговля и жизнь.

Стена вытолкнула стол с завтраком. Фарр отвернулся от окна, уселся есть и смотреть новости по стереоэкрану. Через минуту он позабыл о своих заботах. За долгое время отсутствия он лишен был возможности следить за происходящим. События, которые год назад его не интересовали, теперь казались значительными. Он почувствовал упоение. Это было хорошо — находиться дома, на Земле.

Голос с экрана сказал:

— А теперь сообщение из открытого космоса. Только что стало известно, что на борту пакетбота из серии «Красный мир» — «Андрей Саймак» — двое пассажиров, выдававших себя за миссионеров, возвращающихся со службы в созвездии Катрэм…

Фарр смотрел, забыв о завтраке. Упоение исчезло безвозвратно.

Голос излагал суть происшествия. Экран смоделировал «Андрея Саймака»: сначала внешний вид корабля, затем камера пробралась внутрь и направилась прямо к «каюте смерти». Как мил и непосредственен был комментатор! Каким второстепенным, незначительным выглядело событие в его изложении!

— …обе жертвы и убийца принадлежали, как установлено, к преступной корпорации «Плохая погода». Очевидно, они посетили Исзм, третью планету Кси Ауругью, с целью похитить женскую особь Дома…

Голос прервался. Появилось изображение супругов Эндервью и Пола Бенгстона.

Фарр выключил экран и убрал столик обратно в стену. Он встал и вновь подошел к окну взглянуть на город. Это было очень срочно. Нужно было встретиться с К.Пенче.

Из стенного шкафа он извлек белье, бледно-голубой волокнистый костюм, новые сандалии. Одеваясь, он намечал, как проведет этот день. Прежде всего, конечно, Пенче… Фарр призадумался, застегивая сандалии. Что он должен сказать Пенче? И вообще, какое отношение К.Пенче может иметь к его заботам? Что К.Пенче может сделать? Его монополия зависит от исциков — он вряд ли рискнет противодействовать им.

Фарр вздохнул и отбросил раздражение вместе с размышлениями. Идти было нелогично, но наверняка совершенно правильно. Он был уверен в этом; он чувствовал это всем своим существом.

Он закончил одеваться, подошел к стереоэкрану и набрал номер офиса К.

Пенче. Появилась эмблема Пенче — обычный импортный Дом Исзма, с вертикальными полосами стандартных букв: «К.Пенче — Дома». Фарр не стал нажимать кнопку, которая включила бы его изображение на экране К.Пенче, — инстинктивно, на всякий случай.

Женский голос произнес:

— Предприятия К.Пенче.

— Это… — Фарр помедлил и решил не называть имени. — Соедините меня с К.Пенче.

— Кто говорит?

— Мое имя — тайна.

— Какое у вас дело?

— Тайна.

— Я соединяю вас с секретарем К.Пенче.

Появилось изображение секретаря. Это была молодая, томная, обаятельная женщина. Она взглянула на экран.

— Дайте, пожалуйста, свое изображение.

— Нет. Соедините меня с К.Пенче. Я буду говорить непосредственно с ним.

— Боюсь, это невозможно. Совершенно противоречит правилам нашего учреждения.

— Сообщите мистеру Пенче, что я только что прибыл с Исзма на борту «Андрея Саймака».

Секретарь отвернулась и заговорила в микрофон. Через секунду ее лицо расплылось и на экране появилось лицо К.Пенче. Это было крупное, властное лицо. Выражение не было ни приятным, ни неприятным. В глубоких прямоугольных впадинах пылали глаза, бугры мускулов обрамляли рот, брови изгибались в сардонические дуги.

— Кто говорит? — спросил он.

Слова стали подниматься из глубины мозга, как пузыри со дна темной цистерны. Это были слова, которые он никогда не собирался произносить:

— Я прилетел с Исзма. Я достал… — Фарр слушал себя с изумлением, — …я прилетел с Исзма…

Он изо всех сил стиснул зубы. Звуки прорывались сквозь барьер.

— Кто это? Где вы?

Фарр откинулся, выключил экран и бессильно рухнул в кресло. Что это было? Он ничего общего не имел с Пенче. Он ничего не имел для Пенче.

«Ничего», естественно, означало женскую особь Дома. Фарр мог быть наивен, но не до такой же степени. У него не было ни дерева, ни саженца, ни побегов, ни семени, ни черенка…

Зачем ему было необходимо увидеть Пенче? Пенче не может помочь ему.

Голос из другой части мозга говорил: «Пенче известны все нити, он даст добрый совет». Ну что ж, вяло подумал Фарр, это вполне может оказаться так. Фарр расслабился. Да, конечно, это могло быть его мотивом, но, с другой стороны, Пенче — бизнесмен, зависящий от Исзма. Если Фарру и следовало к кому-нибудь обращаться, то лишь в полицию, в специальную бригаду.

Он сидел, почесывая подбородок. Конечно, ничего страшного не случится, если он повидает К.Пенче… и гора с плеч.

Фарр вскочил с возмущением. Это было бессмысленно. Зачем нужно видеть Пенче? Хоть бы одну логичную причину… Причин не было вообще. Он принял окончательное решение: он ничего не сообщит никому и не будет иметь с Пенче ничего общего.

Он покинул комнату, прошел в главный коридор «Императора» и подошел к стойке, чтобы получить деньги по банковскому купону. Изображение отправили в банк; ждать было нужно всего лишь несколько секунд. Фарр барабанил пальцами по углу стойки. Рядом с ним дородный мужчина с лягушечьим лицом говорил с клерком. Мужчина хотел передать постояльцу сообщение, к чему клерк относился скептически. Клерк стоял за стеклянным бастионом; чопорный, привередливый, он качал головой, уверенный в своих силах, защищенный правилами и инструкциями. Он наслаждался.

— Если вы не знаете имени, то откуда вы знаете, что он в «Императоре»?

— Я знаю, что он здесь, — ответил мужчина. — Это очень важно, чтобы он получил мое сообщение.

— Очень странно, — размышлял клерк. — Вы не знаете, как он выглядит, вы не знаете его имени… Вы легко можете свое сообщение передать не по адресу!

— Это мое дело!

Клерк с улыбкой покачал головой:

— Очевидно, все, что вы знаете, это лишь то, что он прибыл в пять утра. В это время у нас остановилось несколько гостей.

Фарр подсчитывал деньги. Беседа вторглась в сознание. Он замер с раскрытым бумажником в руке.

— Этот человек прибыл из космоса. Он только что высадился с «Андрея Саймака». Теперь вы понимаете, что я имею в виду?

Фарр тихо отошел. Он совершенно ясно представлял, что случилось.

Пенче выяснил, откуда пришел вызов, — для него это было важно. Он послал человека в «Император», чтобы установить контакт. Из дальнего угла комнаты он наблюдал, как крупный мужчина в ярости отошел от стойки. Фарр знал, что тот не остановится. Кто-нибудь из слуг или горничных информирует его за деньги.

Фарр шагнул к двери и оглянулся. Женщина с невыразительной внешностью шла вслед за ним. Он встретился с ней взглядом, она отвела глаза. В походке ее случилась едва заметная заминка, но и без того подозрения Фарра уже возросли до предела. Женщина быстро прошла мимо, ступила на ленту у выхода и, миновав парк с орхидеями около отеля, выехала на Бульвар Заката.

Фарр направился следом, стараясь не потерять ее из виду в толпе. Он поравнялся с транспортным навесом и свернул налево — к стоянке гелитакси.

Ближайший экипаж, стоявший под навесом, был пуст.

Фарр вскочил и сказал наугад:

— Лагуна Бич.

Экипаж взлетел. Фарр смотрел в иллюминатор. В сотне ярдов от них поднялся еще один экипаж.

— Сверни к Риверсайд, — велел Фарр водителю.

Экипаж позади тоже повернул.

— Опусти меня здесь, — обратился Фарр к водителю.

— Южные Ворота? — спросил водитель у Фарра, подозревая, что у того не все дома.

«Южные Ворота. Не очень далеко от офиса Пенче, — подумал Фарр. — Совпадение».

Экипаж опустился. Фарр заметил, что преследователи отстали. Он не испытывал особых опасений: отделаться от «хвоста» — дело крайне простое, это может легко сделать даже ребенок, который смотрит стерео.

Белая стрелка указывала вход в подземку. Фарр вошел в шахту. Диск подхватил его в мягко закачавшиеся объятия и, немного проехав, остановился. Подземку сделали будто специально для того, чтобы можно было избавиться от «хвоста». Он набрал место назначения и удобно уселся в кресле.

Машина разгонялась, гудела, тормозила, покачивалась. Наконец дверца открылась. Фарр вылез и на лифте поднялся на поверхность.

Спустя минуту Фарр замер. Что он делает? Это же Сигнальный Холм, когда-то утыканный нефтяными вышками, а теперь потерявшийся под валами экзотической зелени — десять миллионов деревьев и кустарников, окутавших особняки и дворцы. Здесь были бассейны, и водопады, и тщательно ухоженные клумбы с цветами: алый гибискус, пламенно-желтый флажок, гортензии цвета сапфира. Висячие сады Вавилона были перед этим ничто. Бель-Эйр был помойкой, а Топанга — выскочкой.

К.Пенче в общей сложности владел двенадцатью акрами Сигнального Холма. Свои земли он расчистил, не обращая внимания на протесты и вежливые просьбы и побеждая на судебных процессах. Ныне Сигнальный Холм был переполнен Домами-деревьями с Исзма: шестьюдесятью разновидностями четырех основных типов — тех, которые было позволено продавать.

Фарр медленно брел вдоль тенистой аркады, которая прежде была Атлантик-Авеню. Интересно, подумал он, что совпадение все же привело его сюда. Что ж, он ведь был рядом, и, возможно, повидать Пенче — неплохая идея…

«Нет!» — упрямо подумал Фарр.

Он принял решение, и никакое иррациональное побуждение не заставит его передумать. Странное дело: невзирая на огромную величину Лос-Анджелеса, он оказался почти у дверей К.Пенче. Слишком странно, слишком… Видимо, тут сработало подсознание.

Он оглянулся. Возможно, никто за ним не следил, но минуту или две он вглядывался в проходивших мимо людей: молодых и старых, всех форм, цветов и величин. По неуловимым признакам он выделил стройного человека в сером костюме: тот создавал странное впечатление. Фарр изменил направление, бросился в лабиринт открытых магазинов и киосков под аркадой, подошел к кафетерию, утонувшему в тени пальмовых листьев, и спрятался за стеной зелени.

Прошла минута. Наконец появился человек в сером костюме: он спешил.

Фарр вышел и тяжелым, усталым взглядом уставился в холодное напомаженное лицо.

— Не меня ли вы ищете, мистер?

— Чего ради? — сказал человек в сером костюме. — Я вас никогда в жизни не видел.

— Надеюсь, я вас тоже не увижу.

Фарр направился к ближайшей шахте и сел в машину. Подумав минуту, он набрал Альтадену. Машина загудела, Фарр поудобнее сел на краешке сиденья.

Как они сумели его выследить? В туннеле? Немыслимо.

На всякий случай он снял Альтадену и набрал Кэмоду.

Через пять минут он бесцельно брел по Бульвару Долины. Еще через пять минут он засек «хвост» — молодого рабочего с пустым лицом.

«Я сошел с ума? — спросил себя Фарр. — Или у меня развилась мания преследования?..»

Он задал «тени» суровую задачу, обходя кварталы, словно искал какой-то конкретный дом. Молодой рабочий не отставал.

Фарр зашел в ресторан и вызвал по стереоэкрану специальную бригаду.

Он попросил, чтобы его соединили с детективом-инспектором Кирди.

Кирди вежливо приветствовал Фарра. Он отрицал, что приставил к нему человека. Похоже, что инспектор заинтересовался.

— Подождите немного, — сказал он. — Я свяжусь с другими департаментами.

Прошли три или четыре минуты. Фарр увидел, что безликий молодой человек вошел в ресторан, занял местечко поукромнее и заказал кофе.

Кирди вернулся.

— Мы не имеем к этому отношения, — сообщил он. — Возможно, частное агентство…

Фарр выглядел разочарованным.

— Я могу что-нибудь сделать?

— Вам досаждают все это время?

— Нет.

— Мы ничего не можем сделать. Опуститесь в туннель, стряхните его.

— Я спускался в туннель дважды — они не отстают.

Кирди был в замешательстве:

— Надеюсь, они скажут мне, как этого добились. Мы, например, более не следим за подозреваемым: слишком уж легко нас смахивают.

— Я попытаюсь еще раз. А затем будет фейерверк…

Он вышел из ресторана.

Молодой человек допил кофе и быстро вышел следом за ним.

Фарр спустился в туннель. Он ждал, но молодой человек не появился.

Это было уже слишком. Он вызвал машину и оглянулся вокруг. Молодого человека не было по-прежнему. Вообще никого не было поблизости. Фарр сел и набрал Венчур. Машина тронулась. Разумного способа, каким его выследили в туннелях, не существовало.

В Венчуре его «тенью» оказалась привлекательная молодая домохозяйка, якобы вышедшая за покупками.

Фарр забрался в шахту и отправился на Лонг Бич. Там оказался стройный человек в сером костюме, который впервые привлек его внимание на Сигнальном Холме. Он был непробиваем и, когда Фарр узнал его, безучастно пожал плечами, словно хотел сказать: «А чего ты ожидал?»

Сигнальный Холм опять оказался неподалеку, в какой-нибудь миле-двух.

Может быть, это все же хорошая мысль — в конце концов заглянуть к Пенче.

Нет!..

Фарр зашел в кафе внутри аркады, сел на виду у «хвоста» и заказал сэндвич. Человек в опрятном сером костюме сел за столик неподалеку и запасся чаем со льдом. Фарру очень захотелось выколотить правду из этой ухоженной физиономии. Не стоит — можно кончить тюрьмой. Кто устроил эту слежку? Пенче? Фарр сразу же отбросил эту мысль. Человек Пенче появился в гостинице, когда он уходил, и ему тогда удалось уклониться от встречи.

Кто же тогда? Омен Безхд?

Фарр рассмеялся чистым, пронзительным смехом. Люди удивленно оглядывались. Человек в сером бросил на него осторожный оценивающий взгляд. Фарр продолжал сотрясаться от хохота, сбросив нервное напряжение.

Ведь все было ясно и просто!

Он посмотрел на потолок аркады, представив себе небо за ним. Где-то там, в пяти или десяти милях, висел аэробот. В аэроботе сидел исцик с чувствительным зрительным прибором и радио. Куда бы не направился Фарр, радиант в левом плече посылал сигнал. В экране-лорнете Фарр был так же отчетлив, как ходячий маяк.

Он подошел к стереоэкрану и вызвал Кирди.

Кирди был крайне удивлен:

— Я слышал об этом способе. Очевидно, он работает.

— Да, — сказал Фарр, — работает. Как бы мне от них избавиться?

— Одну минуту. — Прошло пять минут. Кирди вернулся на экран. — Оставайтесь на месте, я пришлю к вам человека с сообщением.

Посыльный вскоре прибыл. Фарр прошел в туалет и быстро перевязал плечо и грудь плетеной металлической тесьмой.

— Ну, а теперь, — зловеще сказал Фарр, — теперь посмотрим…

Стройный человек в сером костюме беззаботно проводил его до туннеля.

Фарр набрал Санта Монику.

На станции Суни-Авеню он вышел из туннеля на поверхность, прошел вперед по Бульвару Вильмир, назад, в направлении Беверли Хилл, и убедился, что он был один. Он использовал все уловки, которые знал. Никто не следил за ним. Он прошел в клуб Единорога — просторный, пользующийся дурной репутацией салон с приятным старомодным запахом опилок, воска и пива. Там подошел к стереоэкрану и вызвал отель «Император». Да, для него было сообщение. Клерк включил запись, и в следующую секунду Фарр глядел в массивное сардоническое лицо Пенче. Густой хриплый голос звучал примирительно: слова были тщательно подобраны и взвешены.

— Я хотел бы повидать вас при ближайшей возможности или удобном для вас случае, мистер Фарр. Мы оба понимаем, что необходимо благоразумие. Я уверен, ваш визит принесет выгоду вам и мне — нам обоим. Я буду ждать вашего вызова…

Запись кончилась, появился клерк:

— Должен ли я стереть или зарегистрировать сообщение, мистер Фарр?

— Стереть, — приказал Фарр.

Он покинул кабину и направился в дальний конец бара. Бармен задал традиционный вопрос:

— Что тебе, брат?

— «Бена Штадбрау».

Бармен повернулся, крутанул номер на колесе, разрисованном виноградной лозой и пестром от этикеток. Сто двадцать положений колеса соответствовали ста двадцати бакам. Он поставил глиняную кружку, и в нее ударила струя темной жидкости. Бармен выжал грушу до конца и поставил кружку перед Фарром.

Фарр сделал большой глоток и расслабился. Потом потер лоб.

Он был в замешательстве. Происходило что-то очень странное. Пенче выглядел достаточно благоразумным. «В конце концов, возможно, это неплохая идея», — снова пришло в голову Фарра, и он вяло отбросил назойливую мысль.

Удивительно, как много масок находит это побуждение. Трудно оградить себя от них. Прежде всего нужно объявить для себя вето на любую деятельность, которая включает визит к Пенче. Во избежание компромисса — оцепенение, контрпобуждение, которое оденет оковы на свободу подсознательной деятельности. Кутерьма. Как может человек думать ясно, если подсознательный толчок не отличается от сознательных чувств?!

Фарр заказал еще пива. Бармен повиновался. Это был маленький коротышка со щеками-яблоками и тонкими усиками. Фарр вернулся к своим мыслям. Интересная психологическая проблема… при других обстоятельствах Фарр занялся бы ею с удовольствием.

Он попытался хоть что-то объяснить себе:

«Что толку мне видеть Пенче? Пенче гонится за выгодой. И он уверен, что у меня есть то, что ему нужно… Это может быть только женская особь дерева…»

У Фарра не было женской особи дерева. Следовательно, ему не было никакого смысла встречаться с Пенче.

Но Фарр не был удовлетворен. Он понимал, что все упрощает. Исцики тоже замешаны в дело, и они тоже уверены, что у него есть женская особь Дома. Пока они следили за ним, их не интересовало, где он должен скрывать гипотетическую особь. Пенче, естественно, не хочет, чтобы они это узнали.

Если исцики узнают, что Пенче участвует в деле, первое, что они сделают, — разорвут договор. Или даже убьют его.

К.Пенче играет на высокие ставки. Во-первых, он мог бы выращивать собственные Дома. Они стоили бы ему долларов двадцать-тридцать, а продавал бы он их в любом количестве по две тысячи за штуку. Он бы стал богатейшим человеком во Вселенной. Богатейшим человеком в истории Земли. Моголы древней Индии, магнаты викторианской эпохи, нефтяные бароны Пан-Евроазиатских синдикатов — в сравнении с ним они бы выглядели нищими!

Это было во-первых. Во-вторых, Пенче, что вполне возможно, мог лишиться монополии. Фарр вспомнил его лицо: хрящеватый нос, глаза, словно заключенные в стеклянные окошки в стенке доменной печи. Фарр инстинктивно понял позицию Пенче.

Это была интересная борьба. Пенче, возможно, недоучел проницательность мозга исциков, фанатическое усердие, с которым они защищают свое добро. Исцики, в свою очередь, недооценили могучего богатства Пенче и гениальности земных технологов. Древний парадокс: неистощимая сила и несокрушимый объект.

«И я, — подумал Фарр, — я между ними. Если я не выскочу, меня, очень может быть, раздавят…»

Он задумчиво приложился к пивной кружке.

«Если бы я знал точно, что происходит! Если бы я знал, как ухитрился сюда впутаться, и если бы нашел способ выскочить! Еще бы, — я обладаю такой силой! Или это лишь кажется?»

Фарр опять потребовал пива. Внезапно он резко обернулся и оглядел бар. Никто не пришел, чтобы следить за ним. Фарр взял кружку и отправился к столику в темном углу.

Ситуация (по крайней мере — вовлеченность Фарра) начала проявляться с момента набега теордов на Тинери. Фарр возбуждал подозрения исциков — они арестовали его. Он делил заключение с выжившим из ума теордом. Но по полости корня исцики пустили гипнотический газ. И наверняка изучили его вдоль и поперек: изнутри и снаружи, разум и тело. Если бы он был соучастником, они бы узнали это. Если бы он прятал при себе побеги или семя, они бы узнали это.

Что они сделали на самом деле? Его освободили, ему облегчили возвращение на Землю. Он был приманкой, живцом.

А на борту «Андрея Саймака», — что это все значило? Предположим, что Эндервью были агентами Пенче. Предположим, они поняли опасность, которую представляет Фарр, и решили убить его? А как насчет Пола Бенгстона?

Возможно, его функции заключались в том, что он шпионил за ними обоими. Он убил Эндервью, защищая интересы Пенче, либо чтобы завладеть большим куском добычи. Он провалился. Теперь он под охраной специальной бригады.

Выстроившаяся картина была умозрительной, но приводила к логическому заключению: К.Пенче организовал налет на Тинери. Пенче принадлежал металлический крот, который на глубине тысячи ста футов разрушила затем металлическая оса. Налет едва не увенчался успехом. У исциков, должно быть, тряслись поджилки. Они теперь без передышки будут вылавливать организаторов налета. Несколько смертей не значат ничего. Деньги не значат ничего. Эйли Фарр не значит ничего…

Легкий холодок пробежал по спине.

Очаровательная блондинка в сером наряде из блестящей кожи и рассыпанными по плечам волосами задержалась возле столика.

— Эй, Чарли! Ты что такой унылый? — Она упала в кресло рядом с ним.

Мысли Фарра забрели на беспокойную территорию, а появление девушки его просто испугало. Он смотрел на нее, и ни единый мускул на его лице не пошевелился. Прошло пять, затем десять секунд.

Она заставила себя рассмеяться и поежилась в кресле:

— Ты выглядишь так, словно таскаешь с собой в голове все беды мира.

Фарр осторожно поставил пиво на стол.

— Пытаюсь выбрать лошадь… — сказал он.

— В такой духоте? — Воткнув в рот сигарету, она вытянула к нему губы.

— Дайте огоньку.

Фарр зажег сигарету, рассматривая девушку из-под век, обдумывая каждую деталь ее внешности, стараясь поймать на фальши, на нетипичной реакции. Он не заметил, как она вошла, и он не видел, чтобы где-нибудь на столе остался ее недопитый бокал.

— Со мной можно разговаривать за выпивку, — беззаботно прощебетала она.

— А что будет после того, как я куплю тебе выпивку?

Она смотрела в сторону, избегая встретиться с ним глазами.

— Я думаю… я думаю, что это тебе решать.

Резким движением сделав глоток, Фарр еще более резким тоном осведомился у нее:

— Сколько?

Она покраснела, все еще глядя в противоположную стену бара, затем заволновалась:

— Я думаю, что ты ошибся. Я думаю, и я ошиблась… я думала, ты будешь так добр — выставишь выпивку…

Фарр весело спросил:

— Ты работаешь на бар? На должности?

— Конечно, — ответила она чуть ли не агрессивно. — Это отличный способ провести вечер. Иногда встречаешь хорошего парня… Что у тебя с головой? — Она подалась вперед, вглядываясь. — Кто-нибудь стукнул?

— Если я расскажу тебе, где раздобыл этот шрам, ты назовешь меня лгуном.

— Валяй, попытайся.

— Некоторые люди на мне просто помешались. Они подвели меня к дереву и втолкнули внутрь. Я падал в корень две или три сотни футов. По пути я и расцарапал голову.

Девушка смотрела на него искоса, губы растянулись в кривую улыбку:

— А на дне ты повстречал маленьких зеленых человечков с розовыми фонариками. И большого белого пушистого кролика.

— Я же тебе говорил…

Она наклонилась к его виску:

— Тебе очень идут длинные серые волосы.

— Я их надеюсь сохранить, — сказал Фарр, спешно убирая голову.

— Успокойся! — Она холодно смотрела на него. — Ты что, спешишь? Или я должна рассказать тебе историю своей жизни?

— Одну минуточку.

Он встал, направился к бару, указал бармену на девушку:

Блондинка за моим столиком, видите ее?

Бармен взглянул:

— И что?

— Она часто здесь болтается?

— Впервые в жизни вижу.

— А разве она не работает у вас на должности?

— Брат, я же тебе сказал. Я вижу ее впервые в жизни.

— Благодарю.

Фарр вернулся к столу. Девушка молчала и барабанила пальцами по столу. Фарр пристально посмотрел на нее.

— Ну? — буркнула она.

— На кого ты работаешь?

— Я тебе сказала.

— Кто тебя ко мне подослал?

— Не говори ерунды. — Она попыталась подняться. Фарр схватил ее за запястье. — Пусти! Я закричу!

— Очень надеюсь. Я бы хотел увидеть кого-нибудь из полиции. Сиди тихо или я сам их позову.

Она медленно опустилась в кресло, затем подалась к нему, подняв лицо вверх и сложив ладони вокруг его шеи.

— Я так одинока! Честное слово. Я вчера приехала в Ситтл и не знаю здесь ни души. Поэтому не будь со мной таким. Мы могли бы понравиться друг другу… Правда?

Фарр ухмыльнулся:

— Сначала поговорим, а потом будем нравиться.

Что-то ранило его — сзади, на шее, где касались ее пальцы. Он моргнул и схватил ее за руки. Она вскочила, вырвалась, глаза ее светились радостью.

— Ну, что ты теперь будешь делать?

Он рванулся к ней; она отпрыгнула, лицо ее стало озорным. Глаза Фарра наполнились слезами, в суставах появилась слабость. Он зашатался, столик опрокинулся. Бармен заревел и вскочил из-за стойки. Фарр сделал два неверных шага вслед девушке, которая спокойно направилась к выходу.

Бармен загородил ей дорогу:

— Одну минуту!

В ушах стоял звон. Фарр услышал, как девушка чопорно произнесла:

— Пропустите меня! Он пьян. Он оскорбил меня… каких только гадостей не наговорил.

Бармен смотрел свирепо и нерешительно одновременно:

— Что-то непонятное здесь происходит…

— Тем более! Не впутывайся сам и не впутывай меня!

Колени Фарра подогнулись, сухой комок заполнил горло, рот. Он чувствовал вокруг движение, чувствовал осторожные прикосновения ладоней на своем теле и слышал громкий голос бармена:

— В чем дело, Джек? Что случилось?

Разум Фарра уже был не здесь, а за оградой из переплетенных стеклянных нитей.

Голос рвался из горла:

— Вызовите Пенче… Вызовите Пенче…

— К.Пенче, — произнес кто-то тихо. — Парень спятил.

— К.Пенче… — бормотал Фарр. — Он заплатит… Позовите его…

Скажите ему — ФАРР…

 

Глава 10

Эйли Фарр умирал. Он погружался в красный и желтый хаос фигур, которые толпились и качались. Когда движение прекратилось, когда фигуры вытянулись, улетая, когда алые и золотые цвета распались и погрузились во тьму, Эйли Фарр стал мертв…

Он видел, как приходит смерть, — словно сумерки вслед закату жизни.

Внезапно он почувствовал неуютность и разлад. Яркий взрыв зелени нарушил печальную гармонию красного, розового и голубого…

Эйли Фарр снова был жив.

Доктор выпрямился и отложил шприц.

— Еще бы чуть-чуть, — сказал он, — и все!

Конвульсии прекратились: Фарра милосердно лишили сознания.

— Кто этот парень? — Спросил патрульный.

Бармен скептически взглянул на Фарра:

— Он просил позвать Пенче.

— Пенче? К.Пенче?

— Так он сказал.

— Ладно, позовите его. В крайнем случае он на вас может накричать, не больше.

Бармен направился к экрану. Патрульный, не глядя на доктора, который все еще стоял на коленях возле Фарра, спросил в пустоту:

— Что с ним стряслось?

Доктор пожал плечами:

— Трудно сказать. Какая-то болезнь. В наши дни существует столько всякой дряни, которой можно напичкать человека…

— Ссадина у него на голове…

Доктор взглянул на череп Фарра:

— Нет. Это старая рана. Его укололи в шею. Вот отметина.

Бармен вернулся:

— Пенче говорит, что он уже в пути.

Они посмотрели на Фарра с новым выражением.

Санитары положили по бокам лежащего человека складные шесты, просунули под телом металлические ленты и прикрепили их к шестам. Затем его подняли и понесли. Бармен семенил рядом.

— Ребята, куда вы его забираете? Я должен буду сказать Пенче.

— Он будет находиться в травматологической больнице на Лонг Бич.

Пенче прибыл через три минуты после отъезда «скорой помощи». Он вошел, посмотрел направо и налево:

— Где он?

— Вы — мистер Пенче? — Уважительно спросил бармен.

— Конечно это Пенче, — отозвался патрульный.

— Вашего друга направили в травматологическую больницу на Лонг Бич.

Пенче повернулся к одному из людей, стоявших позади.

— Разберитесь, что здесь случилось, — приказал он и покинул бар.

 

Глава 11

Санитары уложили Фарра на стол и сняли с него одежду. С удивлением они рассматривали металлическую полосу, опоясывающую правое плечо.

— Что это такое?

— Что бы ни было, надо снять.

Они сняли металлическую тесьму, омыли Фарра антисептическим газом, сделали ему несколько различных уколов и отправили в палату на отдых.

Пенче вызвал главный клинический офис:

— Когда мистер Фарр будет транспортабелен?

— Одну минуту, мистер Пенче.

Пенче ждал. Клерк навел справки.

— Он уже вне опасности.

— Его можно перевозить?

— Он по-прежнему без сознания, но доктор говорит, что все в порядке.

— Будьте добры, пусть «скорая помощь» отвезет его в мой дом.

— Очень хорошо, мистер Пенче. Принимаете ли вы на себя ответственность за здоровье мистера Фарра?

— Да, — согласился Пенче. — Оформите…

Дом Пенче на Сигнальном Холме был роскошным изделием типа 4 класса АА, эквивалентным среднему традиционному земному зданию стоимостью в тридцать тысяч долларов. Пенче продавал Дома четырех разновидностей класса АА в количестве, которое мог себе позволить — по десять тысяч долларов за штуку, и за ту же цену, что и Дома классов А, Б и ББ. Для себя исцики, разумеется, выращивали Дома более тщательно. Это обычно бывали жилища с взаимосвязанными стручками; стенами, окрашенными флуоресцентной краской; сосудами, выделяющими нектар, масло и соляной раствор; воздухом, обогащенным кислородом и всевозможными добавками; фототропными и фотофобными стручками, стручками с бассейнами, в которых тщательно циркулирует и фильтруется вода; стручками, в которых растут орехи, кристаллы сахара и сытные вафли. Исцики не экспортировали ни таких, ни четырехстручковых стандартных Домов. Выращивать такие Дома было сложно, и они всегда оставались на Исзме.

Биллион землян все еще жили в условиях ниже нормы. Северные китайцы рыли пещеры в лесу, островитяне строили грязные хижины. Американцы и англичане занимали разрушающиеся многоквартирные дома.

Пенче находил ситуацию прискорбной; огромный рынок не использовался.

Пенче хотел использовать его.

Существовала практическая трудность. Эти люди не могли платить тысячи долларов за дома классов А, Б и АА, ББ, даже если бы Пенче мог их продавать неограниченно. Ему были необходимы самые дешевые, стандартные Дома, которые исцики наотрез отказывались экспортировать.

Проблема имела классическое решение — набег на Исзм за деревом-самкой. Должным образом оплодотворенная, женская особь Дома могла дать миллион семян в год. Почти половина из них будут женскими. Через несколько лет К.Пенче сможет получать десять, сто, тысячу, пять тысяч миллионов Домов.

Для большинства людей разница между пятью и десятью миллионами кажется незначительной. Пенче, однако, оперировал в мыслях именно такими цифрами. Деньги — не просто средство покупать, но и энергия, орудие власти, основа для убеждения и эффективности. На себя он тратил мало денег; личная жизнь его была достаточно скромна.

Он жил в своем Доме класса АА на Сигнальных Холмах, тогда как мог бы обладать несколькими небоскребами и небесным островом на околоземной орбите. Он мог бы разнообразить свой стол самыми редкими мясом и дичью, изысканными паштетами и фруктами с других планет. Он мог бы заполнить гарем гуриями, о которых султан и мечтать не мог. Но Пенче ел бифштекс и позволял себе попадаться на глаза общественности, лишь когда пресса затрагивала его бизнес. Как многие одаренные люди бывают лишены музыкального слуха, так и Пенче был почти лишен склонности к радостям цивилизации.

Он сознавал этот собственный недостаток и порой испытывал меланхолию.

В такие минуты он сидел сгорбившись, похожий на дикого кабана, и раскаленная топка просвечивала сквозь закопченные стекла его глаз. Но чаще всего на его лице бытовало кислое и сардоническое выражение. Прочих людей можно было смягчить, отвлечь, держать под контролем с помощью добрых слов, красивых вещей и удовольствий; Пенче знал им цену и пользовался знанием, как плотник пользуется молотком — не задумываясь о внутренней сущности инструмента. Он наблюдал и действовал без иллюзий и предрассудков — именно в этом, может быть, и таилась огромная сила Пенче, то внутреннее зрение, которое позволяло ему видеть мир и самого себя в одном свете грубой объективности.

У себя в студии он ждал, когда «скорая помощь» сядет и санитары возьмут носилки. Потом он вышел на балкон и заговорил тяжелым хриплым голосом:

— Он в сознании?

— Приходит в себя, сэр.

— Несите его сюда…

 

Глава 12

Эйли Фарр пробудился в стручке с пыльно-желтыми стенами ребристыми и темным коричневым потолком. Подняв заполненную мраком голову, он обвел стручок глазами и увидел тяжелую угловатую мебель: кресла, диван, стол, заваленный бумагами, одну или две модели Домов и древний испанский буфет.

Над ним склонился тонкий человек с крупной головой и серьезными глазами. На человеке был белый форменный халат и от него пахло антисептикой.

Доктор. За спиной доктора стоял К.Пенче. Он медленно подошел и посмотрел на Фарра сверху вниз.

В мозгу что-то щелкнуло. Горло наполнилось воздухом, голосовые связки завибрировали; язык, небо, губы рождали слова. Фарр был изумлен, услышав их.

— У меня дерево.

Пенче кивнул:

— Где? — Фарр тупо посмотрел на него. — Как вам удалось вывезти дерево с Исзма?

— Я не знаю, — Фарр приподнялся, опершись на локоть, потер подбородок, моргнул. — Я не знаю, что говорю. У меня нет никакого дерева…

— Или у вас есть — или у вас нет, — нахмурился Пенче.

— У меня нет никакого дерева. — Фарр попытался сесть, чувствуя невыносимую усталость. Доктор помог ему, поддержав за плечо. — Что я здесь делаю? Меня кто-то отравил. Девушка. Блондинка в таверне. — Он посмотрел на Пенче с нарастающим гневом. — Она работает на вас.

— Это верно.

— Как вы меня разыскали?

— Вы обращались в «Император» по стерео. В холле мой человек постоянно ждал вызова.

— Так, — устало произнес Фарр. — В общем, все это ошибка. Как, зачем и почему — я не знаю. Кроме того, я пострадал. Мне это не нравится.

Пенче вопросительно взглянул на доктора.

— Сейчас уже все в порядке. Скоро к нему вернутся силы, — отозвался тот.

— Хорошо. Можете идти.

Доктор покинул стручок. Пенче подтащил кресло, стоявшее у него за спиной, и уселся.

— Анна работает слишком грубо, — посетовал Пенче. — Ей еще не случалось пользоваться иголкой. — Он пододвинулся ближе вместе с креслом.

— Расскажите о себе.

— Прежде всего, где я?

— Вы — в моем доме. Я за вами присматриваю.

— Зачем?

Пенче, внутренне веселясь, покачал головой.

— Вы сказали, что припасли для меня дерево. Или семя. Или побег. Что бы это ни было, мне это нужно.

Фарр заговорил ровным голосом:

— У меня его нет. Я ничего о нем не знаю. Во время налета я находился на Тинери и больше ничего общего с этой историей не имею.

Пенче спросил совершенно спокойно:

— Вы связались со мной, когда прибыли на Землю в город. Зачем?

— Не знаю, — покачал головой Фарр. — Мне что-то нужно было сделать. Я это сделал. Только что я сказал, что имею для вас дерево. Почему — непонятно.

— Я вам верю, — кивнул Пенче. — Мы найдем это дерево. Может быть, не сразу, но…

— Нет у меня вашего дерева! И мне нет дела… — Фарр встал, оглянулся и направился к двери. — А сейчас я пойду домой.

Пенче весело смотрел на него:

— Двери на запоре, Фарр.

Фарр остановился, глядя на твердую розетку дверей. Релакс-нерв, должно быть, где-то в стене. Он надавил на желтую поверхность, похожую на пергамент.

— Не сюда, — сказал Пенче. — Возвращайтесь обратно, Фарр.

Дверь разошлась. Омен Безхд стоял в проеме. На нем был облегающий костюм в бело-синюю полоску и шляпа-колокол, щегольски надвинутая на уши.

Лицо его казалось безмятежно-строгим, полным человеческой и вместе с тем неземной силы.

Он вошел в комнату. Следом вошли двое исциков, разлинованных в желтое и зеленое. Свекры. Фарр отпрянул, освобождая проход.

— Хэлло, — ухмыльнулся Пенче. — А я думал, дверь надежная. Вы, ребята, наверное, знаете все уловки…

Омен Безхд вежливо кивнул Фарру:

— Сегодня мы потеряли вас на некоторое время. Рад видеть вас снова. — Он посмотрел на Пенче, затем опять на Фарра. — Вашей целью, как видно, был дом К.Пенче.

— Судя по всему, — согласился Фарр.

Омен Безхд тактично пояснил:

— Когда вы находились в подземелье на Тинери, мы вас анестезировали с помощью гипнотического газа. Теорд сразу это понял. Эта раса способна в течение шести минут удерживать дыхание. Когда вы уснули, он ухватился за возможность сделать вас исполнителем своей воли. — Он взглянул на Пенче. — Раб до конца верой и правдой служил хозяину…

Пенче промолчал.

Омен Безхд вновь обратился к Фарру:

— Он захоронил инструкции в глубине вашего мозга. Затем он отдал вам украденное дерево. Шесть минут прошли. Он сделал вдох и потерял сознание.

Позднее мы отправили вас к нему, надеясь, что таким образом приказ сотрется. Мы потерпели неудачу — теорд поразил нас своими психическими возможностями.

Фарр поглядел на Пенче. Тот стоял, небрежно опираясь на стол.

Напряжение нарастало, и скоро должен был произойти взрыв, — так при легчайшем прикосновении выскакивает «Джек-из-коробки».

Омен Безхд отвернулся от Фарра — тот уже сослужил свою службу.

— Я прибыл на Землю с двумя миссиями. Должен сказать вам, что по причине налета теордов, партия Домов класса АА вам отправлена быть не может.

— Ясно, — сказал Пенче коротко. — Жаль!

— Вторая моя миссия — найти человека, которому Эйли Фарр должен был передать дерево.

— Вы проверили у Фарра память? — заинтересованно спросил Пенче. — Ну и почему же вы не смогли узнать?

Вежливость у исциков в крови и в рефлексах. Омен Безхд лишь наклонил голову и ответил:

— Теорд приказал ему забыть и вспомнить лишь тогда, когда его нога коснется Земли. Разум Фарра-сайаха отличается значительной стойкостью, и поэтому мы могли лишь следить за ним. Его место назначения — Дом К.Пенче.

Таким образом, я теперь могу завершить выполнение второй миссии.

— Ну? Выкладывайте! — отрезал Пенче.

Омен Безхд поклонился. Голос его был спокоен и вежливо официален:

— Мое первоначальное сообщение к вам изменилось, Пенче-сайах. Вы не получите более Домов класса АА. Вы не получите более ничего. Если вы высадитесь на территории Исзма или его вассалов, вы понесете наказание за преступление, совершенное против нас.

Пенче покачал головой — так было всегда, когда его охватывало сардоническое веселье.

— Выходит, вы меня уволили и я вам больше не агент?

— Правильно.

Пенче повернулся к Фарру и спросил его неожиданно резким голосом:

— Деревья? Где они?

Фарр невольно приложил ладонь к бурому пятну на темени.

— Подождите, Фарр, присядьте, — сказал Пенче. — Дайте взглянуть.

Фарр зарычал:

— Держитесь от меня подальше! Я вам не игрушка…

— Теорд загнал шесть семян под кожу на черепе Фарр-сайаха, — спокойно произнес Омен Безхд. — Это был очень остроумный тайник. Семена маленькие.

Мы искали тридцать минут, прежде чем нашли.

Фарр с отвращением пощупал скальп.

— Давайте, Фарр, останемся там, где стоим, — хриплым голосом сказал Пенче.

— Я знаю, где стою! — Фарр отпрянул к стене. — Не рядом с вами!

— Не хотите бросить исциков? — рассмеялся Пенче.

— Я не бросаю никого. Если у меня в голове и есть семена, это касается только меня!

Пенче шагнул вперед, лицо его слегка исказилось.

— Семена были извлечены, Пенче-сайах. Бугры, которые Фарр-сайах может нащупать, — это танталовые шарики.

Фарр ощупал череп. И верно, они были здесь — твердые выступы, которые до сих пор он считал относящимися к шраму. Один, два, три, четыре, пять, шесть… Ладонь скользнула по волосам и задержалась. Он невольно взглянул на Пенче, на исциков — похоже, те на него не смотрели. Он прижал маленький предмет, который обнаружил в волосах. Словно маленький пузырек, капсула, размером не больше пшеничного зерна, и соединялось это с кожей волокнами.

Анна, блондинка, увидела лишь длинные серые…

Фарр нетвердо произнес:

— С меня достаточно… я пошел.

— Нет, — бесцветно произнес Пенче. — Вы останетесь здесь.

Омен Безхд вежливо сказал:

— Я надеюсь, земные законы не позволяют задерживать человека против его воли. Если мы не противодействовали захвату, мы в равной степени становимся виновными. Или не так?

Пенче улыбнулся:

— В некоторых пределах.

— В целях самозащиты мы требуем, чтобы вы не совершали противозаконных действий.

Пенче агрессивно подался вперед:

— Вы уже все сказали. А теперь убирайтесь прочь!

Фарр попытался пройти мимо него. Пенче, подняв руку, уперся ладонью ему в грудь:

— Вы лучше останьтесь, Фарр. Здесь вы в безопасности.

Фарр посмотрел в глубину его тлеющих глаз. Гнев и унижение мешали ему говорить. Наконец он вымолвил:

— Нет уж, лучше я уйду. Меня тошнит от игры в простака.

— Лучше живой простак, чем мертвый болван…

Фарр оттолкнул руку Пенче.

— А я попытаю счастья.

Омен Безхд пробормотал что-то своим помощникам. Они расположились по обе стороны сфинктера.

— Вы можете идти, — сказал Омен Безхд Фарру. — К.Пенче вас не задержит.

Фарр остановился:

— В ваших услугах я тоже не нуждаюсь.

Он оглядел стручок и подошел к стереоэкрану.

Пенче одобрительно ухмыльнулся в сторону исциков.

— Фарр-сайах! — крикнул Омен Безхд.

— Все легально! — ликовал Пенче. — Оставьте его!

Фарр прикоснулся к кнопкам. Экран замерцал, и на нем возникла расплывчатая фигура.

— Дайте мне Кирди, — произнес Фарр.

Омен Безхд подал знак. Исцик справа скользнул вдоль стены, перерезая соединяющую трубу. Изображение погасло.

Брови Пенче полезли вверх.

— Говорите о преступлениях, — взревел он, — а сами ломаете мой Дом!

Губы Омена Безхда стали растягиваться, обнажая бледные десны:

— Прежде чем я…

Пенче поднял левую руку. Его указательный палец выбросил струю оранжевого пламени. Омен Безхд увернулся; огненный сноп остриг ему ухо.

Двое других с поразительной скоростью и точностью бросились к двери.

Пенче вновь поднял палец. Фарр рванулся вперед, схватил его за плечо, развернул. Пенче сжал челюсти и выбросил вперед правый кулак в коротком апперкоте. Удар угодил Фарру в область желудка. Фарр, промазав круговым правой, отшатнулся назад. Пенче мгновенно развернулся, но исцики уже скрылись за сфинктером, и тот затянулся за ними. Фарр и Пенче остались в стручке одни. Фарр отшатнулся, а Пенче качнулся вперед:

— Вы спасли их, идиот!

Стручок сотрясался и дергался. Фарр, полуобезумевший от душившей его ярости, бросился вперед. Пол в стручке покрылся рябью; Фарр упал на колени.

— Спасли этих мерзавцев! На кого вы работаете? На Землю или на Исзм?

— рявкнул Пенче.

— Вы — на Земле! — задыхался Фарр. — Вы — К.Пенче. Я буду драться, потому что меня уже мутит от того, что меня используют! — Он попытался встать на ноги, но слабость одолела. Он рухнул на спину, дыхание оборвалось.

— Дайте взглянуть, что у вас в голове.

— Держитесь от меня подальше. Я вам разобью физиономию!

Пол стручка рванулся вверх, подбросив Фарра и Пенче.

Пенче встревожился:

— Что они делают?

— Что надо. Они — исцики, а это Дом Исзма. Они могут играть на нем, как на скрипке.

Стручок вибрировал и содрогался.

— Все… — сказал Пенче. — А теперь — что у вас там в голове?

— Не подходите! Что бы это ни было, оно мое!

— Нет, мое, — мягко произнес Пенче. — Я заплатил, чтобы его привезли сюда.

— Вы не знаете даже, что это такое!

— Знаю. Я это вижу. Это побег. Первый побег только что вылез наружу.

— Вы спятили! Дерево не может прорасти у меня в голове!

Стручок стал вытягиваться, выгибаясь кошачьей спиной. Крыша над головой заскрипела.

— Надо бы выбираться отсюда, — пробормотал К.Пенче.

Он подошел к сфинктеру и дотронулся до открывающего нерва. Сфинктер оставался заперт.

— Они перерезали нерв, — сказал Фарр.

Стручок продолжал вытягиваться. Пол кренился. Сводчатая крыша скрипела. Тванг! Ребро лопнуло, щепки посыпались вниз. Острая щепка упала в футе от Фарра.

Пенче прицелился пальцем в сфинктер, заряд ударил в диафрагму. Она отплатила облаком зловонного пара и дыма.

Пенче отпрянул назад, потрясенный.

Лопнули еще два ребра.

— Они убьют нас, если сумеют, — сказал Пенче, обозревая выгнутый потолок. — Назад!

— Эйли Фарр — зеленый ходячий Дом… Вы сгинете, Пенче, прежде чем соберете урожай!

— Прекратите истерику! — завопил Пенче. — Идите сюда!

Пол опрокинулся, мебель начала скользить, Пенче отчаянно уворачивался. Фарр поскользнулся. Стручок выгибался. Осколки ребер отщеплялись, отлетали, барабанили по стенам. Мебель громоздилась над Фарром и Пенче.

Стручок задрожал; стулья и столы запрыгали, опрокидываясь. Фарр и Пенче высвободились, прежде чем тяжелая мебель раздавила им кости.

— Они действуют снаружи! — выкрикнул Фарр. — Дергают нервы!

— Если бы мы могли выбраться на балкон…

— …мы бы спустились на землю!

Дрожь продолжалась, делаясь все сильнее. Осколки ребер и мебели задрожали, грохоча как горошины в банке. Пенче стоял, упираясь руками в стол, и пытался удержать его. Фарр подхватил осколок и принялся бить им в стену.

— Что вы делаете?

— Исцики стоят снаружи, бьют по нервам. Я попытаюсь попасть по другим.

— Вы нас можете убить! — Пенче взглянул на голову Фарра. — Не забудьте, что растение…

— Вы боитесь больше за растение, чем за себя! — Фарр не переставал стучать, выбирая разные места.

Он попал по нерву. Стручок вдруг застыл, странно напрягаясь. Стена стала выделять крупные капли сока с кислым запахом. Стручок неистово задрожал, и содержимое его загрохотало.

— Не тот нерв! — Закричал Пенче.

Он схватил осколок и тоже стал стучать. По стенам стручка пронесся звук, похожий на сдавленный стон. Пол пошел буграми, корчась в растительной агонии. Потолок начал рушиться.

— Нас раздавит! — Взвизгнул Пенче.

Фарр заметил блеск металла. Шприц доктора. Он схватил его, вонзил в зеленую выпуклость вены и надавил на поршень.

Стручок вздрагивал, трясся, пульсировал. Стены вздувались пузырями и лопались. Сок стекал и струился во входной канал. Стручок бился в конвульсиях, дрожал и осыпался. Фарр и Пенче выкатились на балкон вместе с обломками ребер и мебели и полетели вниз. Фарр задержал падение, уцепившись за прут балюстрады. Прут оборвался, и Фарр упал. Лететь до газона ему пришлось не больше фута. Приземлившись на куст, он почувствовал под собой что-то резиновое; оно ощупало его ноги и оттолкнуло с большой силой.

Это был Пенче.

Они покатились по газону. Силы Фарра были почти на исходе. Пенче сдавил его туловище, навалился и схватил за горло. Фарр увидел сардоническое лицо в дюйме от своего. Он изо всех сил ударил коленями.

Пенче задрожал, задохнулся, но быстро оправился. Фарр вонзил ему в нос большой палец и крутанул. Голова Пенче откинулась назад, хватка ослабла.

— Я вырвал эту штуку… — захрипел Фарр. — Я сломал ее…

— Нет! — захлебнулся Пенче. — Нет! Фроуп! Карлайл!

Фигуры появились рядом. Пенче поднялся.

— В доме трое исциков. Не выпускать. Станьте у ствола, стреляйте наверняка!

— Стрельбы сегодня вечером не будет! — произнес холодный голос.

Два луча фонариков уперлись в Пенче. Он трясся от злобы:

— Кто вы?

— Специальная бригада. Я — детектив и инспектор Кирди.

— Возьмите исциков, — выдохнул Пенче. — Они в моем доме.

Исцики вышли на свет.

Омен Безхд сказал:

— Мы находимся здесь, чтобы вернуть свою собственность.

Кирди недружелюбно посмотрел на них:

— Что еще за собственность?

— В голове Фарра… Росток дерева.

— Вы обвиняете Фарра?

— Еще чего, — сердито сказал Фарр. — Они пялились на меня каждую минуту, они обыскивали меня, гипнотизировали..

— Виновен Пенче, — жестко произнес Омен Безхд. — Агент Пенче обманул нас. Он поместил шесть семян туда, где мы наверняка должны были их найти.

У него также был тонкий корешок, который он соединил с кожей Фарра, спрятав среди волос, и мы его не заметили.

— Большая удача, — сказал Пенче.

Кирди с сомнением посмотрел на Фарра:

— Эта вещь в самом деле осталась жива?

Фарр подавил смешок.

— Жива? Она пустила корни, дала стручок, покрылась листочками… Она проросла. У меня теперь Дом на голове!

— Это собственность Исзма, — заявил Омен Безхд. — Я требую ее возвращения!

— Это моя собственность, — сказал Пенче. — Я купил ее, заплатив за нее!

— Это моя собственность, — расхохотался Фарр. — В чьей голове она растет?

Кирди покачал головой:

— Пожалуй, вам следует пройти со мной.

— Никуда я не пойду, я пока не арестован, — сказал Пенче с большим достоинством. — Говорю вам — арестуйте исциков, они разломали мой Дом.

— Пойдете со мной, вы все! — Кирди повернулся к своим. — Опустите машину.

Омен Безхд сделал свой выбор. Он горделиво выпрямился во весь рост, белые полосы сверкнули во тьме. Исцик посмотрел на Фарра, порылся под одеждой и вытащил шаттер.

Фарр плашмя бросился на землю.

Заряд пролетел над головой. Из пистолета Кирди вырвалось голубое пламя. Омена Безхда охватил голубой ореол. Он был мертв, но стрелял вновь и вновь. Фарр катился по темной земле. Двое исциков тоже открыли по нему огонь, не обращая внимания на пистолеты полицейских. Они высвечивались голубым сиянием, умирали, но продолжали стрелять. Заряды попали Фарру в ноги. Он застонал и остался лежать неподвижно.

Исцики рухнули.

— А теперь, — удовлетворенно произнес Пенче, — я позабочусь о Фарре.

— Полегче, Пенче, — сказал Кирди.

— Держись от меня подальше, — поддержал Фарр.

— Я заплачу вам десять миллионов за то, что растет у вас в волосах!

— Нет!!! — Свирепо огрызнулся Фарр. — Я сам его выращу. Я буду растить семена бесплатно…

— Рискованное предприятие, — сказал Пенче. — Если это семя-самец, пользы не будет никакой.

— А если самка… — Фарр замолчал.

Полицейский доктор принялся перевязывать ему ноги.

— …пользы будет очень много, — сухо докончил Пенче. — Но вы встретите противодействие.

— Чье?

— Исциков.

Санитары подняли носилки.

— Они будут мешать. Я даю вам десять миллионов. Я предлагаю шанс…

— Ладно… Меня тошнит от всей этой возни.

— Тогда подпишем контракт! — с триумфом закричал Пенче. — Эти офицеры — свидетели!

Фарра положили на носилки. Доктор склонился над ним и заметил в волосах растительный побег. Он протянул руку и выдернул его.

— Ой! — Вскрикнул Фарр.

— Что он делает?!! — Завопил Пенче.

— Вам бы надо получше следить за своим имуществом, Пенче, — слабым голосом сказал Фарр.

— Где он? — Взвыл Пенче в панике, хватая доктора за ворот.

— Кто? — Спросил доктор.

— Принесите свет! — Урикнул Пенче.

Фарр смотрел, как Пенче и его люди шарят по кустам в поисках бледного побега, затем впал в беспамятство…

Пенче пришел к Фарру в больницу.

— Вот, ваши деньги, — сказал он и положил на столик банковский купон.

Фарр посмотрел на него. — Десять миллионов долларов.

— Это куча денег, — сказал Фарр.

— Да, — подтвердил Пенче, отворачиваясь.

— Вы, должно быть, нашли побег.

Пенче кивнул.

— Он был жив. Он и сейчас растет. Он — самец. — Пенче взял со стола купон, поглядел на него, затем положил обратно и вздохнул. — Чистое пари!

— У вас были хорошие шансы, — утешил Фарр.

Пенче стал смотреть в окно на Лос-Анджелес. Фарр пытался угадать, о чем он думает в этот момент.

— Легко найдено — легко потеряно, — пробормотал Пенче.

Он полуобернулся, собравшись уходить.

— А что теперь? — спросил Фарр. — У вас нет женской особи, вы не можете делать и продавать Дома, и у вас больше нет связей с Исзмом.

— Женские особи есть на Исзме, — сказал Пенче. — И очень много. Я попытаюсь достать несколько штук.

— Еще один налет?

— Называйте, как хотите!

— А как вы называете?

— ЭКСПЕДИЦИЯ.

— Рад, что я к этому не имею отношения.

— Человек никогда ничего не знает заранее, — заметил Пенче. — Не зарекайтесь. Может быть, вы еще передумаете.

— На этот счет не сомневайтесь!..

 

Планета Кайрил совсем не похожа на Землю, ее населяют друиды. Джо Смит — космический бродяга, волею судьбы заброшенный на Кайрил, решает на некоторое время задержаться на этой не очень дружелюбной планете…

Обживаясь на Кайриле, главный герой решает разгадать таинственную головоломку…

Что это за дерево жизни, которое почитают на этой странной планете? И какую роль оно играет в жизни и борьбе друидов?

 

Глава 1

Пронзительный звонок ворвался в две сотни мозгов, разрушая двести коконов оцепенения.

Джо Смит проснулся сразу. Тело было спеленуто, как у грудного младенца. Он напрягся, но вскоре спазм тревоги прошел и Джо расслабился, пристально вглядываясь во мглу.

Воздух был влажен, душен и пах чужой плотью. Плотью людей, находившихся сверху, снизу, справа и слева, — они вырывались, боролись, вертелись в эластичных сетях. Джо откинулся на спину. Мозг, пробудившийся после трех недель сна, начал делать выводы. Балленкарч? Нет, еще рано.

Балленкарч должен быть дальше, а это, видимо, Кайрил, мир друидов.

Тонкий, режущий звук. Гамак распахнулся по магнитному шву. Оказавшись у перил, Джо успокоился. Ноги были мягкие и ватные, как колбасы, а в мускулах после трех недель, проведенных под гипнозом, чувствовался слабый гул.

Он добрался до пандуса и спустился на главную палубу, к выходу. За столом сидел юноша лет шестнадцати, в джемпере из дубленой кожи и голубого иллофона. Юноша был темноволосый, большеглазый и очень серьезный.

— Имя, пожалуйста.

— Джо Смит.

Юноша сделал пометку в списке и кивнул на коридор, ведущий вниз:

— В первую дверь на процедуры.

Джо проскользнул в указанную дверь и оказался в небольшой комнатке, заполненной резкими испарениями антисептиков.

— Снять одежду! — рявкнула медным голосом женщина в тесных брюках, тощая, как волк. По ее сине-коричневой коже текли ручьи пота. Она нетерпеливо сдернула с Джо просторное покрывало, выданное на корабельном складе, обернулась и нажала на кнопку. — Закрыть глаза!

По телу хлестнули струи моющих растворов. Менялась температура и напор жидкости. И мускулы наконец начали пробуждаться. Поток теплого воздуха помог Джо высохнуть, и женщина небрежным движением направила его в соседнюю комнату. Там он кое-как обрезал щетину, причесался и облачился в халат и сандалии, оказавшиеся в ящике доставки.

У выхода его остановил стюард, вонзил в бедро шприц и ввел под кожу целую коллекцию вакцин — антитоксинов, мускульных стимуляторов и тонизаторов. Оснащенный таким образом, Джо покинул корабль и опустился по трапу на твердь планеты Кайрил.

Он сделал глубокий вдох, набрав полные легкие воздуха, и огляделся вокруг. Небо было усыпано жемчужинами облаков. Мягкий ландшафт, с обилием крошечных ферм, убегал к горизонту, и там, вдали, словно огромный столб дыма, высилось Дерево. Контуры туманились из-за большого расстояния, верхушка кроны скрывалась в облаках, но ошибиться было невозможно.

Дерево жизни.

Он прождал целый час, пока его паспорт и всевозможные удостоверения проверялись и штамповались в небольшой стеклянной конторе под погрузочной станцией. Потом его все же отпустили, указав на проходную в конце поля.

Проходная представляла собой строение в стиле рококо из тяжелого белого камня, украшенного резным орнаментом и замысловатыми гравюрами.

Возле турникета стоял друид, безучастно наблюдая высадку пассажиров.

Стройный, он обладал красивой кожей цвета слоновой кости и был, судя по внешним признакам, человеком нервным. Сдержанное лицо аристократа, черные как смоль волосы, колючие темные глаза. На нем красовалась блестящая кираса из покрытого эмалью металла, а также роскошное платье, ниспадающее до пола и отороченное понизу лентой с узорчатым золотым шитьем. На голове — тонкой работы золотой маржон из зубьев и пластинок различных металлов, тщательно подогнанных друг к другу.

Джо протянул визу клерку, сидевшему за турникетом.

— Имя, пожалуйста.

— Оно имеется в визе.

Клерк поморщился.

— Цель приезда на Кайрил?

— Временный посетитель, — коротко ответил Джо.

Он уже выдержал в конторе беседу о себе, о своем деле и о своих хозяевах. Новый допрос казался ненужной волынкой.

Друид повернул голову и окинул Джо взглядом с ног до головы.

— Шпион, не иначе, — прошипел он и отвернулся.

Что-то во внешности друида заинтересовало Джо, но он так и не понял — что именно.

— Эй, ты, — раздраженно начал друид.

— Да? — оглянулся Джо.

— Кто твой наниматель? На кого ты работаешь?

— Ни на кого. Я здесь по своим делам.

— Не притворяйся! Все вы шпионы менгов. Почему же ты должен быть исключением? Ты будишь во мне гнев. Итак, на кого работаешь?

— Дело в том, что я все-таки не шпион, — вежливо произнес Джо.

Чувство собственного достоинства — единственная роскошь, которую он мог себе позволить. Последняя роскошь бродяги!

На тонких губах друида появилась деланно-циничная улыбка:

— Зачем же еще ты мог прилететь на Кайрил?

— Личные дела.

— Ты похож на тюбана. Как называется твой мир?

— Земля.

Друид искоса посмотрел на него, недовольно качая головой и явно недоверчиво относясь к словам Джо.

— Издеваешься? Рассказываешь детский миф о рае для дураков?

Джо пожал плечами:

— Вы задали вопрос — я ответил.

— Да, но с оскорбительной неучтивостью к моей должности и рангу.

Важными петушиными шагами к ним приблизился маленький пухлый человек с лимонно-желтой кожей. У него были большие простодушные глаза и хорошо развитые челюсти. Человек кутался в широкий плащ из плотного голубого вельвета.

— Землянин — здесь? — И уставился на Джо:

— Это вы, сэр?

— Вы угадали.

Желтокожий человек повернулся к друиду:

— Это уже второй землянин, которого я встречаю, Боготворимый.

Очевидно, Земля все же существует…

— Второй? — переспросил Джо. — А кто был первым?

Желтокожий поднял глаза вверх:

— Я забыл имя. Парри… Ларри… Гарри…

— Гарри? Гарри Креес?

— Верно. Он самый. Мне довелось с ним побеседовать за пределами порта пару лет тому назад. Весьма приятный молодой человек.

Друид круто развернулся на каблуках и отошел. Пухлый человек равнодушно проводил его взглядом и обратился к Джо:

— Вы здесь, кажется, чужой?

— Только что прилетел.

— Позвольте дать вам совет в отношении здешних друидов. Это невыдержанная раса, опрометчивая и скандальная. Они жутко провинциальны и абсолютно уверены в том, что Кайрил занимает центральную позицию во времени и пространстве. В присутствии друидов следует быть осторожнее в речах. Можно полюбопытствовать, каким ветром вас сюда занесло?

— Я не мог позволить себе удовольствие оплатить дальнейший проезд.

— Ну и что?

Джо пожал плечами:

— Собираюсь подзаработать немного денег.

Пухлый человек нахмурился, погрузившись в мысли.

— И какие же именно таланты и способности вы намерены применить в этих отдаленных краях? — наконец спросил он.

— Я неплохой механик, машинист, экономист, электрик. Могу проводить исследования, ставить эксперименты, владею еще несколькими профессиями.

Можете считать меня инженером.

Его новый знакомый внимательно слушал. Наконец он с задумчивым видом произнес:

— Среди лайти нет недостатка в дешевой рабочей силе…

Джо обвел взглядом ограждение порта:

— Глядя на строение, кажется, что они незнакомы с логарифмической линейкой.

На губах собеседника появилась неуверенная улыбка, словно он не мог не согласиться:

— Имейте в виду, друиды — великие ксенофобы! В каждом новом прибывшем им мерещатся шпионы.

— Это я уже заметил, — улыбнулся Джо. — Первый встречный друид набросился на меня с упреками. Назвал меня шпионом менгов, хотя я и не знаю, кто или что это такое.

— Это я, — развел руками пухлый человек.

— Менг? Или шпион?

— И то, и другое. Особого секрета здесь нет, это дозволено. Каждый менг на Кайрил — шпион. Как, впрочем, и все друиды на Менгере. Оба мира в данный момент стремятся доминировать в экономике и неприязнь между ними велика. — Он потер подбородок. — Вам, значит, нужна хорошо оплачиваемая работа?

— Да. Но не шпионаж. Я не вмешиваюсь в политику. Жизнь и так слишком коротка.

Менг сделал успокаивающий жест:

— Конечно, конечно… Я уже упоминал, что друиды — неуравновешенная раса. И не особенно честная. Возможно, из этих слабостей вы могли бы извлечь выгоду. Предлагаю сейчас отправиться со мной. У меня назначен визит к товэрчу округа, и если мимоходом я ему похвалюсь, какого умелого техника завербовал… — он оборвал фразу, затем кивнул Джо:

— Сюда.

Они миновали ограждение, прошли по галерее, ведущей к стоянке, и здесь Джо увидел ряд машин.

«Древний хлам, — подумал он. — И собраны неряшливо…»

Менг усадил его в самую крупную из машин и приказал шоферу:

— В храм.

Машина взвилась в воздух и помчалась над серо-зеленой землей.

Сельская местность неприятно поразила Джо, хотя ему и казалось, что посевы должны быть плодородными. Улицы и аллеи пестрели лужами стоячей воды, деревня выглядела маленькой и скученной, а в полях виднелись крестьяне, впрягшиеся в культиваторы группами по шесть, десять, двенадцать человек.

Картина не из веселых.

— Пять биллионов человек, — сказал менг. — Два миллиона друидов. И одно Дерево. Одно на всех.

Джо хмыкнул в ответ. Менг погрузился в молчание. Внизу мелькали фермы — бесконечные массивы прямоугольных полей всевозможных оттенков зеленого, коричневого и серого цветов. По углам полей — мириады конических хижин. А впереди, прямо по курсу — Дерево. Оно казалось темнее, выше, массивнее, чем на самом деле. И вдруг перед ними возник замысловато украшенный белокаменный дворец, укрывшийся среди гигантских обнаженных корней. Машина стала снижаться, и перед глазами Джо проплыл лес причудливых балюстрад, путаница балконов, хитроумная отделка панелей, колонны, водосточные трубы и роскошный парадный подъезд.

Машина приземлилась на площадку перед этим высоким строением, которое смутно напоминало Джо Версальский дворец. С фасада открывался вид на прилизанные парки, мозаичные дорожки, фонтаны и скульптуры. А позади дворца росло Дерево, и его листва скрывала квадратные мили неба над головой.

Менг вылез и обратился к Джо:

— Если вы снимете боковую панель генератора и сделаете вид, будто производите небольшой ремонт, то я попытаюсь помочь вам устроиться на выгодную должность.

Джо почувствовал себя неловко.

— Я вижу, вы не намерены жалеть усилий для благоустройства чужака. Вы — филантроп?

— О нет! Ни в коем случае! Со стороны кажется, будто я действую под влиянием минутного каприза, но поверьте, мои поступки отнюдь не бескорыстны. Если угодно, попытаюсь объяснить на следующем примере…

Допустим, мне поручили выполнить какую-то незнакомую работу. Я бы прихватил с собой как можно больше инструментов — на всякий случай. Точно так же я поступаю и сейчас, когда выполняю вполне определенную миссию.

Многие люди обладают специальными талантами или навыками, которые могут пригодиться. Поэтому я стараюсь не отказываться от возможности расширить круг хороших знакомств.

— Это окупается? — С улыбкой поинтересовался Джо.

— О да! И кроме того, благодарность — награда сама по себе. Принося людям пользу, всегда получаешь громадное удовольствие. Но прошу вас, не думайте, что вы будете чем-нибудь обязаны мне!

«Не буду», — подумал Джо и промолчал. На всякий случай, как говаривал ласковый менг.

Пухлый человек направился к массивной двери из узорчатой бронзы.

Джо немного помедлил. Затем, стараясь не упустить из виду ни одну из полученных инструкций, открыл панель. Она отошла, но ненамного — удерживали провода изнутри. Джо отсоединил провода и откинул панель вверх.

Глазам предстало здешнее чудо техники. Детали были притянуты шурупами и деревянными болтами, те в свою очередь крепились обрывками веревки к деревянному каркасу. Из дерева была изготовлена также и рама, в которой находилась силовая установка. Провода могли только мечтать о какой бы то ни было изоляции.

Джо в изумлении покачал головой. Затем вспомнил, что имел счастье прилететь сюда на этом аппарате от самого порта, и покрылся холодным потом.

Желтокожий менг велел покопаться в моторе, изображая попытку ремонта.

Теперь Джо видел, что эта затея не лишена смысла. Источник энергии был соединен с двигателем беспорядочным набором кабелей. Джо распутал их, подтянул обвисшие веревки, затем переменил полярность, соединив клеммы обрывком кабеля.

На противоположный край площади села машина, и из нее выскочила девушка лет восемнадцати или девятнадцати, с узким подвижным лицом. Глаза их встретились, затем девушка повернулась и покинула площадку.

Джо неподвижно стоял, провожая взглядом стройную юную фигурку. Затем он опомнился и вернулся к мотору.

«Это ужасно…» — Подумал он.

Ему всегда нравились красивые девушки. Он нахмурился, вспомнив Маргарет. Блондинка, изящная, с летящей походкой. Но всегда себе на уме.

Джо задумался, почти забыв о работе. Кто знает, что творится в глубине ее сердца, куда ему ни разу не удавалось проникнуть?

Когда он рассказал ей о своих планах, она рассмеялась и сказала, что он опоздал родиться на свет. Два года остались позади, и кто знает, ждет ли его еще Маргарет? Джо надеялся, что улетает всего на три месяца, но судьба влекла его все дальше и дальше, из мира в мир, прочь от Земли, за пределы Единорога. Судьба забросила его в звездный водоворот и заставила прокладывать путь с планеты на планету.

На Джемивьетте он выращивал мох в серой тундре, после чего билет третьего класса до Кайрил был роскошью.

«Маргарет, — подумал Джо, — я надеюсь, что ты стоишь такого путешествия…»

Он бросил взгляд через плечо на девушку-друида. Она забежала в парадный подъезд Дворца.

— Как ты смеешь? — Завопил кто-то над самым ухом. — Как ты смеешь потрошить машину? Да тебя убить мало!

Это был водитель той машины, на которой прилетела девушка, — толстый мужчина с поросячьим лицом. За плечами Джо был немалый опыт работы во внешних мирах, поэтому он придержал язык и вновь погрузился в исследование внутренностей аппарата. Трудно было поверить своим глазам: три конденсатора, соединенных в цепь, вывалились из гнезд и свободно покачивались на проводке. Джо дернул пару крайних конденсаторов, вставил в гнездо оставшиеся, затем — оба первых.

— Эй, приятель! — Возмутился водитель. — Прочь корявые руки от тонкого механизма!

Это переходило все границы. Джо поднял голову:

— Тонкий механизм? Я не понимаю, как этот мусорный ящик вообще способен летать!

Лицо водителя перекосилось в гримасе бешенства. Он сделал шаг вперед, но тут же остановился, заметив, что к ним направляется друид — крупный, краснолицый, с массивными бровями. На месте носа у него торчало образование, напоминающее маленький ястребиный клюв. Рот казался заключенным в темницу твердых челюстей. Друид был одет в длинное платье киновари, с капюшоном из пышного черного меха и такой же меховой оторочкой. На голове, поверх капюшона, сидел мормон из черного и зеленого металла, и солнечные блики играли на шишаке, покрытом красно-желтой эмалью.

— Берендино!

Водитель съежился:

— Боготворимый!

— Иди убери кельт.

— Слушаюсь, Боготворимый.

Друид остановился напротив Джо. Он посмотрел на груду выброшенного хлама, и лицо его налилось краской.

— Что ты сделал с лучшей моей машиной?

— Выбросил кое-какое барахло.

— Этот аппарат обслуживает лучший на Кайрил механик.

Джо устало пожал плечами:

— Могу лишь посочувствовать вам… Впрочем, если угодно, могу также поместить мусор обратно. Машина не моя.

Друид неподвижно стоял, уставившись на Джо.

— Что ты хочешь сказать? Что теперь, когда ты вытащил все детали, машина будет летать?!

— И лучше, чем прежде.

Друид оглядел его с ног до головы. Джо уже догадался, что имеет дело с товэрчем округа. Повадки друида внезапно стали совсем иными. Он бросил взгляд назад, на Дворец, и вновь обернулся к Джо:

— Я понял так, что ты на службе у Хабльята.

— У менга? А что, пожалуй…

— Ты не менг. Кто ты?

Джо вспомнил инцидент с друидом возле турникета.

— Я — тюбан.

— А-а! И сколько тебе платит Хабльят в неделю?

Про себя Джо пожалел, что ничего не знает о местном курсе денег.

— Порядком, — сказал он.

— Тридцать стиплей в неделю? Сорок?

— Пятьдесят.

— Я даю восемьдесят. Ты будешь у меня главным механиком.

— Годится, — кивнул Джо.

— Ты приступаешь к обязанностям с этой минуты. Хабльята я сам информирую. Ты не должен более иметь личных контактов с этим менгом-террористом. Ты теперь — слуга товэрча округа.

— К вашим услугам, Боготворимый, — сказал Джо.

 

Глава 2

…Прозвенел звонок.

— Гараж! — Отозвался Джо, роняя ключ на пол.

Из переговорной мембраны донесся голос девушки. Голос властной своевольной жрицы Ильфейн, третьей дочери товэрча. В нем звучала нервозность, которой Джо прежде у нее не замечал.

— Водитель, слушай меня внимательно! То, что я прикажу, выполни в точности и не рассуждая.

— Да, Боготворимая.

— Возьми черный кельт, подними его на третий этаж и подведи к мои апартаментам. Будь осторожен, и получишь прибыль. Понял меня?

— Да, Боготворимая, — твердым голосом ответил Джо.

— Спеши!

Джо напялил ливрею. Спешка, скрытность, — кража? Или любовник?

Ильфейн еще слишком юная… Впрочем, не слишком. Ему уже приходилось выполнять подобные поручения ее сестер — Изейн и Федран. Джо пожал плечами. Остается надеяться, что он не будет внакладе, — сотня стиплей, а может, и побольше.

Он печально улыбнулся, выводя черный кельт из-под навеса. Получать чаевые от восемнадцатилетней девчонки, да еще радоваться этому…

Как-нибудь, когда-нибудь он вернется на Землю к Маргарет. Вот тогда можно будет снова претендовать на чувство гордости и собственного достоинства. А сейчас они для него бесполезны. Даже больше того — вредны.

Деньги — это деньги. Деньги провели его по Галактике, и Балленкарч наконец стал реальностью. По ночам, когда гасли прожекторы на крыше, можно было видеть солнце Баллен, яркую звезду в созвездии, которое друиды называли Перфирит. Дешевый рейс под гипнозом, когда ты погружен в трюм, словно труп, — и тот стоил ему две тысячи стиплей.

Из недельной платы в восемьдесят стиплей он мог откладывать семьдесят пять. Три недели уже прошли, а до вылета рейсом из Балленкарча их оставалось двадцать четыре. Слишком долго для Маргарет — светловолосой, веселой, красивой Маргарет, которая ждет его на Земле.

Джо дал машине вертикальный взлет, пронесся вдоль ствола вверх, до третьего этажа. Дерево по-прежнему нависало над ним, будто он и не отрывался от земли, и Джо вновь испытал страх и восхищение — три недели, проведенные в тени гигантского ствола, не смогли притупить этих чувств.

Могучая дышащая масса пяти миль в диаметре, с корнями, уходящими до двенадцати миль вглубь (друиды их называют «жизнеобеспечением»), — так выглядело Дерево. Его крона разметалась в стороны и вверх на упругих сучьях — толщина каждого не уступала ширине Дворца товэрча — и нависала над стволом, как соломенная шляпа над старомодным стогом сена. Трехфутовой длины треугольные листья, ярко-желтые к верхушке, темнели у основания — зеленые, розовые, алые, черно-синие. Дерево было властелином горизонтов, оно раздвигало плечами облака и носило в головном уборе громы и молнии, словно гирлянду из серпантина. Это была душа жизни, сок жизни, торжествующая жизнеспособность, и Джо хорошо понимал, почему его обожествили восхищенные первопоселенцы Кайрил.

Третий этаж. Теперь вниз, к площадке перед апартаментами жрицы Ильфейн. Джо посадил машину, выпрыгнул и пошел по плиткам, инкрустированным золотом и слоновой костью.

Из-за двери выскользнула Ильфейн — пылкое создание с темным, узким и живым, как у птицы, лицом. На ней было простое платье из белой, без орнамента, ткани, и она шла босиком. Джо, которому прежде случалось ее видеть лишь в официальных нарядах, посмотрел на девушку с интересом.

— Сюда, — бросила она. — Быстрее.

Она подняла дверь, и Джо оказался в комнате с высоким потолком, модно обставленной, но слегка душноватой. Две стены украшались мозаикой из белых мраморных и темно-синих демортьеритовых плит; сами плиты были окаймлены медными полосками с орнаментом в виде экзотических птиц. На третьей стене висел гобелен, изображающий группу девушек, бегущих вниз по травянистому склону. Вдоль этой стены тянулся длинный диван с подушками.

На диване сидел молодой человек в голубой мантии субтовэрча, украшенной красными и серыми позументами. Рядом с ним лежал мормон с золотыми листьями, а на поясе висел жезл, вырезанный из священного дерева, — на Кайрил такие жезлы могут носить только лица с духовным образованием.

Человек был сухощав, но широкоплеч, с резко очерченным лицом — подобных черт Джо еще не встречал. Это было страстное лицо, расширенное к скулам, сужающееся к подбородку. Плоский лоб, плоские щеки, длинный прямой нос.

Черные кружочки глубоко посаженных глаз, чернильные брови, темные завитки волос. Умное, жесткое лицо, полное пресыщенности и хитрости, не лишенное обаяния, зато напрочь лишенное благодушия или чувства юмора, — лицо дикого животного, принявшего человеческий облик.

Некоторое время Джо напряженно, с нарастающей неприязнью вглядывался в это лицо, затем опустил глаза к ногам священника. На полу, гротескно скорченный и окостеневший, лежал труп. Малиновое покрывало на нем было перепачкано желтой кровью.

— Это труп посла с Менгера, — сказала Ильфейн. — Он никогда не был настоящим послом, а лишь шпионом. Кто-то его или убил здесь, или принес сюда тело. Об этом никто не должен знать! Огласки нельзя допустить. Я верю, что ты надежный слуга. У нас подписано несколько деликатных соглашений с правительством менгов, и инцидент, вроде этого, способен привести к несчастью. Ты понимаешь меня?

Джо никогда не считал своим любимым делом дворцовые интриги.

— Я выполню любое твое приказание, Боготворимая, — уклончиво ответил он. — С разрешения товэрча…

— Товэрч слишком занят, чтобы с ним можно было проконсультироваться.

— Ильфейн явно нервничала. — Экклезиарх Манаоло поможет тебе погрузить тело в кельт. Затем ты отвезешь нас к океану и там мы от него избавимся.

— Я подгоню машину как можно ближе, — произнес Джо деревянным голосом.

Манаоло встал и последовал за ним к дверям. Джо услышал его шепот:

— Нам будет тесно в маленькой кабине.

— Это единственная машина, которой я могу управлять, — раздраженно ответила Ильфейн.

Подводя аппарат к дверям, Джо задумался.

«Единственная машина, которой она умеет управлять…»

Он бросил взгляд на противоположную стену Дворца, на такую же площадку, от которой его отделяли футов пятьдесят пространства. Там, сложив руки за спиной и доброжелательно глядя на него, стоял человек в голубом плаще.

Джо вернулся в комнату.

— Там менг. На противоположном балконе.

— Хабльят! — вскричал Манаоло, бросаясь к двери и осторожно выглядывая наружу. — Он не мог ничего заметить!

— Хабльят знает все, — мрачно сообщила Ильфейн. — Иногда мне кажется, что у него глаза на затылке.

Джо присел на колени возле трупа. Рот убитого был открыт, из него высовывался кончик оранжевого языка. На боку висел полный кошелек, полузакрытый покрывалом. Джо расстегнул его.

— Что ж, пусть он тебя удовлетворит, — резким голосом произнесла Ильфейн, едва сдерживая бешенство.

Презрительное снисхождение в ее голосе обожгло Джо; он почувствовал, как краснеет от гнева и стыда. Но деньги — это деньги. Он вытащил пачку купюр. Не меньше сотни стиплей по десять. Он вновь запустил руку в кошелек и вынул маленькое ручное оружие неизвестного ему предназначения. Оружие Джо спрятал за пазуху блузы, затем он обернул мертвеца малиновой тканью и, поднявшись, взял его за запястья.

Манаоло взялся за лодыжки. Ильфейн выглянула за дверь:

— Он ушел. Быстрее!

Через пять секунд труп лежал на заднем сиденье.

— Пойдем со мной, — приказала Ильфейн Джо.

Опасаясь показать Манаоло спину, Джо подчинился. Жрица привела его в комнату, где находился гардероб, и указала на два саквояжа:

— Возьми их. Отнеси в кельт.

«Багаж», — подумал Джо. Краем глаза он заметил, что Хабльят снова показался на балконе и добродушно улыбается ему.

Джо вернулся в комнату.

Ильфейн переодевалась в наряд простолюдинки: темно-синее платье и сандалии. Платье подчеркивало ее фигурку феи; ее свежесть и пряность, казавшиеся неотъемлемыми частями девушки. Джо отвел глаза. Маргарет на ее месте не вела бы себя столь непринужденно, да еще в обществе покойника.

— Кельт готов, Боготворимая, — доложил он.

— Поведешь ты, — заявила Ильфейн. — Вначале поднимешь нас до пятого этажа, затем — на юг, в открытое море через залив.

Джо покачал головой:

— Я не водитель. И везти вас не собираюсь.

Казалось, его слова провалились в пустоту. Но затем Ильфейн и Манаоло одновременно повернулись к нему. Ильфейн была удивлена, но выражение гнева на ее лице быстро уступило место решительности.

— Выходи! Ты поведешь, — произнесла она более резким тоном, словно Джо не понял ее приказа.

Джо осторожно сунул руку за пазуху, где покоилось оружие. Лицо Манаоло оставалось неподвижным, лишь слегка встрепенулись веки. Тем не менее Джо был уверен, что мозг священника настороже.

— Я не собираюсь вас везти, — повторил Джо. — Вы и без моих услуг легко избавитесь от трупа. Не знаю, куда и зачем вы собрались, но точно знаю, что с вами не пойду…

— Я тебе приказываю! — крикнула Ильфейн.

Невероятно! Ей осмеливались перечить! Такого с ней еще не случалось.

Джо покачал головой, настороженно следя за каждым движением друидов.

— Сожалею…

Разум Ильфейн отказывался переварить этот парадокс.

— Тогда убей его, — бросила жрица Манаоло. — Уж его-то труп во всяком случае не вызовет подозрений.

Манаоло грустно улыбнулся:

— Боюсь, что это не так-то просто. — Его рука сжимала пистолет: он не захочет, чтобы его убивали, и будет отчаянно сопротивляться.

Ильфейн поджала губы:

— Это смехотворно!..

Джо вытащил маленький пистолет. Не успев больше ничего произнести, Ильфейн так и застыла с открытым ртом.

— Очень хорошо, — наконец сказала она глубоким голосом. — Я заплачу за твое молчание. Это тебя устраивает?

— Вполне. — Джо криво улыбнулся.

Чувство собственного достоинства? Что такое чувство собственного достоинства? Это качество не помогло ему сделать Маргарет счастливее…

— Сколько? — равнодушно спросил Манаоло.

Джо быстро прикинул в уме. В его комнате находилось четыреста стиплей, около тысячи он забрал из кошелька трупа.

«Нечего считать, — решил он. — Чем больше, тем лучше…»

— Пять тысяч стиплей, и я забуду все, что видел сегодня.

Цифра, похоже, не показалась им чрезмерной. Манаоло полез в карман, затем в другой, извлек бумажник, вынул из него пачку банкнот и бросил ее на пол.

— Вот твои деньги.

Не оглянувшись, Ильфейн выбежала на площадку и забралась в кельт.

Манаоло последовал за ней.

Джо поднял деньги. Пять тысяч стиплей! Он подошел к окну и проводил машину глазами, пока она не превратилась в черную точку. В горле остался горький комок. Ильфейн была чудесным созданием. На Земле он влюбился бы в нее, если, конечно, не знал бы Маргарет. Но это планета Кайрил, и Земля здесь считается сказкой. А Маргарет — нежная, гибкая, светлая, как поле с нарциссами, — ждала, когда он вернется. Или, по крайней мере, знала, что он верит в то, что она ждет его. Для Маргарет идея не всегда означала действие. Проклятый Гарри Креес!

Возникло ощущение тревоги. Любой из десятка людей мог прийти и застать его здесь — и тогда не просто будет объяснить, что его сюда привело. Он решил вернуться к себе, но вдруг застыл на месте.

Дверь медленно открывалась. Сердце бешено застучало, по лицу потекли ручьи пота. Джо спрятался за мебель.

Дверь взвизгнула, отворяясь. В комнату вошел невысокий полный человек в голубом вельветовом плаще — Хабльят…

 

Глава 3

Хабльят быстрым взглядом окинул комнату, печально покачав головой:

— Плохой бизнес. Слишком рискованный…

Джо, одеревеневший возле стены, готов был согласиться с ним. Хабльят сделал еще два шага вперед, пристально глядя под ноги.

— Неаккуратно. Осталось много крови…

Он поднял глаза выше, словно чутьем угадывая местонахождение Джо.

— Впрочем, всегда следует хранить спокойствие. Да! да! хранить спокойствие.

Секунду спустя он увидел Джо.

— Нет сомнений, что вам заткнули рот деньгами. Это чудо, что вы живы.

— Меня вызвала сюда жрица Ильфейн, — сухо ответил Джо, — чтобы я вел кельт. Тем не менее, я остался в стороне от всего этого.

Хабльят задумчиво покачал головой:

— Если вас здесь обнаружат и увидят эту кровь на полу, вас будут допрашивать. И когда попытаются замять убийство Импонага, вас обязательно убьют, чтобы избавиться от свидетеля. — Джо облизал губы. — Поверьте мне, молодой человек. Я представляю здесь власть и богатство Менгера — фракцию Голубая Вода. Импонаг принадлежит Красной Ветви. Сторонниками этого течения исповедуется несколько иное философское направление: они придают большое значение быстрой смене событий.

Странная идея сформировалась в мозгу Джо, и он не мог от нее избавиться. Хабльят заметил его колебания. Рот менга — короткая мясистая трещина между двумя желтыми скулами — изогнулся по краям:

— Совершенно верно — это я убил его. Так было нужно. Иначе он бы зарезал Манаоло, который выполняет важную миссию. Если бы Манаоло был устранен, это стало бы трагедией.

Мысли сменяли друг друга слишком быстро. Они метались в мозгу Джо, словно рыбы, всей стаей угодившие в сети. Будто Хабльят разложил перед ним на прилавке множество броских товаров и теперь ждал, какой же он сделает выбор.

— Зачем вы все это мне рассказываете? — осторожно спросил Джо.

Хабльят пожал полными плечами:

— Потому что, кто бы вы ни были, вы не просто шофер.

— Ошибаетесь.

— Кто вы и что вы, еще не установлено. Сейчас сложные времена: многие миры и многие люди ставят перед собой противоречивые цели, и поэтому происхождение и намерения каждого человека следует рассматривать подробнее. Моя информация дает возможность проследить ваш путь от Тюбана Девять, где в Техническом институте вы занимали должность специалиста по гражданскому машиностроению; затем вы отправились на Панаполь, затем на Розалинду, затем на Джемивьетту и наконец — на Кайрил. На каждой планете вы задерживались ровно на столько, сколько нужно, чтобы заработать деньги на оплату следующего перелета. Это стало шаблоном. А там, где есть шаблон, есть и план. Где есть план, там есть и цель, а если есть цель, то обязательно существует и тот, кому она выгодна. Отсюда следует, что кто-то окажется в проигрыше. Вам, кажется, немного не по себе? Видимо, вы опасаетесь разоблачения. Угадал?

— Мне не хочется стать покойником.

— Давайте перейдем в мои апартаменты. Это рядом, и там можно спокойно побеседовать. Я всегда ухожу из этой комнаты, чувствуя благодарность судьбе за то, что…

Его речь оборвалась. Он бросился к окну, посмотрел вверх, вниз… От окна он перебежал к двери, прислушался.

— Отойдите! — приказал он Джо.

Стук повторился, и в комнату ворвался высокий человек с широким лицом и маленьким, похожим на клюв, носом. Он был одет в длинную белую мантию; поверх капюшона находился зелено-черно-золотой мормон. Хабльят вдруг оказался за его спиной и произвел какое-то действие, какой-то сложный прием — захват предплечья, подсечка, выкручивание запястья, — и в результате друид ничком покатился на пол.

Джо с трудом перевел дыхание:

— Это же сам товэрч! Нас освежуют…

— Идем, — произнес Хабльят все тем же голосом добродушного бизнесмена.

Они быстро прошли через холл, и Хабльят раскрыл дверь в свои апартаменты:

— Сюда!

Покои Хабльята оказались просторней, чем келья жрицы Ильфейн. В гостиной возвышался прямоугольный длинный стол из цельного куска красного дерева, с орнаментом из медных листьев в арабском стиле.

По обе стороны двери сидели двое воинов-менгов. Это были высокие коренастые люди с грубоватыми чертами лица. Хабльят прошел мимо, не обратив на них внимания, словно они были ненастоящие. Заметив, что Джо удивлен, он скользнул глазами в их сторону.

— Гипноз, — объяснил он небрежно. — Если я в комнате, или если комната пуста, они не двигаются.

Джо прошел за ним, осознавая, что его присутствие здесь может показаться столь же подозрительным, как и в комнате Ильфейн.

Хабльят с кряхтением уселся и указал ему на кресло. Начиная уже сомневаться, что ему удастся выпутаться из лабиринта интриг, Джо повиновался. Хабльят растопырил на столе пухлые пальцы и уставился на гостя невинными глазами:

— Похоже, что вы впутались в неприятное дело, мистер Смит.

— Необязательно. — Джо напрасно пытался собраться с духом. — Я могу пойти к товэрчу, поведать ему эту историю, и дело с концом.

Лицо Хабльята затрепетало — он пытался сдержать смех.

— А после?

Джо не отвечал.

Хабльят постучал пальцем по столу:

— Мой мальчик, вы не слишком хорошо знаете психологию друидов. Для них убийство — это приемлемый выход из любой ситуации, такое же естественное действие, как уходя гасить свет. Поэтому, как только вы расскажете свою историю, вас убьют. Хотя бы потому, что не найдут причин не убивать. — Хабльят задумчиво щекотал усики желтым ногтем и говорил так, словно размышлял вслух. — Иногда самые странные организмы оказываются наиболее целесообразными. Управление планетой Кайрил совершенно замечательно своей простотой. Пять биллионов жителей предназначены для того, чтобы кормить и холить два миллиона друидов и одно Дерево. Эта система функционирования — устойчива, она обеспечивает воспроизводство, что является главным признаком жизнеспособности. Кайрил — гротескная модель религиозного фанатизма. Лайти, друиды, Дерево. Лайти трудятся, друиды вершат обряды, Дерево имманентно. Удивительно — из одной и той же протоплазмы человечества сплетены олухи-лайти и высокомерные друиды.

Джо беспокойно зашевелился в кресле:

— Какое отношение это имеет ко мне?

— Я всего лишь хочу заметить, — вежливо сказал Хабльят, — что ваша жизнь не стоит мокрого пятна там, где каждый плюет на все, кроме самого себя. Что значит для друида чья-то жизнь? Видите это творение рук человеческих? Десять тружеников затратили жизнь на изготовление этого стола. Мраморные плитки на стене — они подогнаны вручную. Цена? Об этом друиды не имеют представления. Труд не оплачивается, рабочая сила не лимитируется. Даже электричество, которым снабжается Дворец, — лайти вырабатывают его в подвалах, на генераторах с ручным приводом! Во имя Дерева Жизни, где потом, как они надеются, их бедные слепые души найдут последний приют. Так друиды оправдывают свою государственную систему перед другими народами, мирами и своей собственной совестью. Лайти дано немного.

Унция муки, рыба, миска зелени — ровно столько, сколько нужно, чтобы выжить. Они не знают ни брачных церемоний, ни семейных отношений, ни традиций. У них нет даже фольклора. Это просто рабочая скотина. И размножается она без любви и страсти. Политика? Формула друидов очень проста: истребить инакомыслящих и никакой политики! Вот и маячит Дерево Жизни над планетой как самая великая перспектива вечной жизни, какую знала Галактика. Чистая, массивная жизнеспособность, на устойчивых корнях.

Сидя в кресле, Джо наклонился вперед, оглянувшись через правое плечо на застывших воинов-менгов. Затем взгляд его сместился влево, по большому оранжевому ковру, за окно. Хабльят следил за этим, насмешливо поджав губы.

— Зачем вы меня здесь держите? — Спросил Джо. — Чего вы от меня хотите?

Хабльят укоризненно покачал головой:

— У меня нет намерения вас удерживать. Вы можете уйти, когда захотите. А спрятал вас я из чистого альтруизма. Если сейчас вы вернетесь к себе, то наверняка станете мертвецом. Особенно после досадного вторжения.

— Ну, это совсем не обязательно, — Джо уселся в кресле поудобнее.

Хабльят отрицательно покачал головой:

— Боюсь, что это все же так. Подумайте: известно, или будет известно, что вы взяли черный кельт, на котором затем уехали жрица Ильфейн и Манаоло. Товэрч, зайдя в апартаменты дочери — возможно, за разъяснениями, — подвергся нападению. Вскоре после этого шофер возвращается в свою квартиру.

Он замолчал, многозначительно подняв пухлую ладошку.

— Ладно, — сказал Джо. — Что у вас на уме?

Хабльят снова постучал ногтем по поверхности стола:

— Сейчас сложные времена. Очень сложные времена. Видите ли, — добавил он доверительно, — Кайрил становится слишком перенаселенным друидами.

— Перенаселенным? — удивился Джо. — Всего лишь двумя миллионами друидов?

Хабльят рассмеялся:

— Пять биллионов лайти более не способны обеспечивать друидам безбедное существование. Вы должны понимать, что эти бедняги не заинтересованы в производстве. Они заинтересованы лишь в одном: побыстрее пройти по жизни и стать листом на ветви Дерева. Друиды оказались перед дилеммой. Чтобы увеличить выпуск продукции, они должны улучшить технологию и повысить уровень образования — следовательно, позволить лайти понять, что жизнь может предоставить им удовольствия помимо отвлеченного созерцания. Или друиды должны поискать другие пути. Как раз с этой целью они подключились к торговле, к операциям индустриального банка на Балленкарче. Само собой, и мы, менги, не могли оставаться в стороне, потому что на нашей планете высокий уровень индустриализации, а планы друидов грозят нашему благополучию.

— Тогда почему я не могу остаться в стороне? — Устало спросил Джо.

— Моя обязанность как эмиссара высокой ступени — отстаивать интересы своего мира. Поэтому мне всегда необходима информация. Ваш путь прослежен от одной из планет далекого солнца — Тюбан. Ваш предыдущий путь неизвестен. За месяц до вашего появления здесь мы навели справки.

— Но вам известна моя родина. — Джо начал злиться. — Я с самого начала вам сказал. Земля! И вы ответили, что разговаривали с другим землянином, Гарри Креесом.

— Совершенно верно, — согласился Хабльят. — Название Земли удобно для сохранения инкогнито. — Он лукаво посмотрел на Джо. — Как вашей, так и Гарри Крееса.

Джо сделал глубокий вдох.

— Вы знаете гораздо больше о Гарри Креесе, чем пытаетесь мне показать.

Хабльят, казалось, удивился, что Джо все же пришла в голову эта мысль.

— Разумеется! Для меня совершенно необходимо знать очень многое.

Разве эта Земля, о которой вы говорите, не пустой звук?

— Смею вас уверить, — с мрачным сарказмом ответил Джо. — Ваш народ нашел себе такое дальнее звездное облачко, что забыл о существовании Вселенной!

Хабльят кивнул, барабаня пальцами по столу.

— Интересно, интересно… Это придает нашему случаю совершенно новое звучание.

— Меня не интересует звучание, — раздраженно перебил его Джо. — Ни старое, ни новое. Мое дело, чего бы оно ни касалось, это мое личное дело.

В ваших предприятиях я не заинтересован. И не желаю быть вовлеченным в то, что сейчас происходит здесь.

Раздался громкий стук в дверь. Хабльят вскочил, на его лице появилась довольная ухмылка.

«Ждал», — догадался Джо.

— Повторяю, — сказал Хабльят. — У вас нет выбора. Хотите жить?

— Разумеется, я хочу жить. — Джо наполовину привстал, потому что стук повторился.

— Тогда соглашайтесь со всем, что я скажу, — неважно, покажется это вам нелепостью или нет. Понятно?

— Да, — покорно согласился Джо.

Хабльят резко выкрикнул какое-то слово. Воины, словно заводные человечки, вскочили на ноги.

— Открыть дверь!

Дверь ушла в стену. В проеме стоял товэрч. Он был в бешенстве. Из-за его спины в комнату заглядывали друиды. Их было не меньше полудюжины, в мантиях разных цветов: духовники, субтовэрчи, пресвитеры, иеромонахи.

Хабльят изменился. Он стал выглядеть решительнее, и в то же время — чуть ли не подобострастным; а непринужденность приобрела блеск полировки.

Он кинулся навстречу товэрчу, словно бурлил гордостью и восторгом по поводу визита столь высокопоставленного лица.

Товэрч возвышался в дверях, оглядывая комнату. Глаза его скользнули по двум воинам и остановились на Джо. Он простер руку и напыщенно произнес:

— Вот этот человек! Убийца и мерзавец! Хватайте его, и мы увидим его смерть еще до того, как окончится этот час.

Друиды порывисто шагнули вперед. Джо схватился за оружие. Но воины, казавшиеся каменными, двигались столь легко и быстро, что в мгновение ока успели преградить дорогу друидам.

Друид, с пылающими глазами, одетый в коричневое с зеленым, столкнулся с ними, пытаясь раздвинуть воинов. Голубая вспышка, треск, сдавленный крик — и друид отскочил, дрожа от негодования:

— Они бьют статикой!

Хабльят шагнул вперед — само недоумение и беспокойство.

— Ваша Боготворимость, что случилось?

Выражение лица товэрча было до крайности презрительным.

— В сторону, менг! Убери своих электрических чертей! Мне нужен этот человек.

— Но, Боготворимый! — Вскричал Хабльят. — Боготворимый, вы пугаете меня! Возможно ли, чтобы мои служащие могли совершить преступление?

— Ваши служащие?

— Разумеется! Ваша Боготворимость в курсе, что в целях проведения реалистической политики мое правительство нанимает некоторое количество неофициальных наблюдателей?

— Шпиков-головорезов! — взревел с негодованием товэрч.

Хабльят помял пальцами подбородок.

— Ваша Боготворимость, я не питаю иллюзий, что на Менгере самоликвидируются шпионы друидов. Так что же натворил мой слуга?

Товэрч набычился и побагровел.

— Я скажу тебе, что он натворил. Он прикончил одного из ваших же людей, менга! В келье моей дочери весь пол измазан желтой кровью. Где кровь, там и смерть!

— Ваша Боготворимость! — Воскликнул Хабльят. — Это очень важное известие! Так кто же мертв, кто жертва?

— Откуда мне знать? Достаточно того, что убит человек и что этот…

— Но, Ваша Боготворимость! Этот человек провел весь день в моем присутствии! Ваши известия очень тревожны. Они означают, что подвергся нападению представитель моего правительства! Боюсь, что это вызовет переполох в Латбоне. Где именно вы обнаружили кровь? В келье вашей дочери, жрицы? А где она сама? Возможно, что она могла бы пролить некоторый свет…

— Я не знаю, где она! — Товэрч повернулся и ткнул пальцем:

— Плимайна, найди жрицу Ильфейн! Я желаю с ней поговорить. А вы, Хабльят…

Должен ли я понимать так, что вы берете под свою защиту этого негодяя?

Хабльят вежливо произнес:

— Наши офицеры департамента охраны полны желания гарантировать безопасность на Менгере.

Товэрч круто повернулся на каблуках и удалился во главе своего отряда.

— Выходит, что я шпион менгов, — констатировал Джо.

— Почему вы так решили?

Джо повернулся и уселся обратно в кресло.

— По некоторым причинам у меня не возникает уверенности, что вы не решили причислить меня к своему штату.

Хабльят сделал протестующий жест.

Джо секунду-другую разглядывал его, затем сказал:

— Вы прикончили своего соотечественника, вы сбили с ног товэрча в комнате его дочери — и вдруг оказывается, что ко всему этому я имею непосредственное отношение. По-моему, налицо заранее подготовленный и осуществленный вами план…

— Ну-ну… — пробормотал Хабльят.

— Могу ли я и далее полагаться на вашу порядочность? — вежливо осведомился у менга Джо.

— Конечно. Во всех отношениях. — Хабльят теперь был крайне предупредителен.

Тогда Джо потребовал с наглостью и без надежды на успех:

— Отвезите меня в порт. Посадите меня на пакетбот, который улетает сегодня рейсом на Балленкарч…

Хабльят кивнул, задумчиво подняв брови:

— Весьма резонное предложение. И сделано оно в такой форме, что я не могу вам отказать. Вы уже готовы к вылету?

— Да. Готов.

— И у вас имеется необходимая сумма?

— Жрица Ильфейн и Манаоло дали мне пять тысяч стиплей.

— Ха! Вижу, они были очень озабочены.

— Это было заметно.

Хабльят бросил на Джо цепкий взгляд:

— В вашем голосе чувствуются подавляемые эмоции.

— Друид Манаоло постарался вызвать у меня отвращение.

— Ха! — опять сказал Хабльят, быстро подмигнув Джо. — А жрица Ильфейн, надо думать, постаралась вызвать у вас противоположное чувство, так? Ах, молодость, молодость! Если бы я мог вернуть назад юность, как бы я наслаждался!

Джо отчетливо произнес:

— В мои планы на будущее не входят ни Манаоло, ни Ильфейн.

— Лишь будущее может это показать, — выразительно произнес Хабльят. — Ну, а сейчас — в порт…

 

Глава 4

Джо не заметил, чтобы Хабльят, безмолвно сгорбившийся в кресле, успел подать какой-нибудь сигнал. Но через три минуты прилетел тяжелый, хорошо армированный аэрокар. Джо, заинтересовавшись, подошел к окну. Солнце уже садилось, и косые тени, падая на каменные стены, создавали путаницу теней, в которых мог спрятаться кто угодно.

Внизу находился гараж и его комната. Ничего ценного в ней не оставалось, если не считать четырехсот стиплей, сбереженных из жалованья.

А напротив стояло Дерево — чудовищная масса, которую не охватить взглядом за один раз. Чтобы оглядеть его от края до края, приходилось поворачивать голову. До Дерева оставалось не менее мили, и форма покрытых листвой, нависших над Дворцом и медленно покачивающихся ветвей все еще была нечеткой.

Хабльят подошел и встал рядом.

— Все растет и растет. Когда-нибудь или ствол, или земля не выдержит его тяжести. Оно наклонится и рухнет, и это будет самый страшный звук, который доводилось слышать планете. Смерть Дерева будет смертью друидов. — Он внимательно оглядел стену Дворца. — А теперь поторопимся. Лишь в машине можно не бояться снайперов.

Джо еще раз пристально вгляделся в тени, затем вышел на балкон. Тот был очень широк и казался пустым, но по дороге к машине Джо почувствовал себя голым и беззащитным и по коже забегали мурашки. Наконец Джо влез в машину, и она слегка просела под его тяжестью. Хабльят усаживался за его спиной.

— Итак, Джулиам, — сказал Хабльят водителю, очень старому менгу с печальными глазами, морщинами на лице и пегими от старости волосами. — Мы знаем, что пора уезжать. В порт. Четвертая стоянка, если не ошибаюсь.

«Бельзвурон», рейс на Балленкарч через Джинкли.

Джулиам вдавил педаль взлета. Машина рванулась вверх и круто в сторону. Дворец остался за спиной. Они пролетели вдоль нижнего края пыльно-серых ветвей. Обычно небо Кайрил всегда было затянуто дымкой, но сегодня сквозь совершенно прозрачную атмосферу отчетливо просматривались низко плывущие облака и солнце. Беспорядочное скопление и нагромождение дворцов, замков, административных учреждений, приземистых пакгаузов — город некоторое время мелькал в корнях Дерева, но затем его сменил сельский пейзаж: поля, убегающие вдаль, и пятнышки ферм.

Все дороги вели к Дереву. А по ним брели мужчины и женщины в замызганных нарядах. Лайти. Паломники. Джо пару раз доводилось видеть, как они входят в Священный пролом — трещину между двумя дугообразными корнями.

Крохотные как муравьи, паломники боязливо топтались на месте, пытаясь заглянуть в серый мрак, прежде чем продолжить путь. Каждый день с разных концов Кайрил приходили тысячи и тысячи лайти, старых и молодых.

Темноглазые, изнуренные люди, свято верящие в Дерево, которое наконец принесет им долгожданный покой.

Они перелетели через ровную площадку, покрытую миниатюрными черными капсулами. В углу площадки толпились голые люди, они прыгали и вертелись — занимались гимнастикой.

— Вы видите военный космический флот друидов, — пояснил Хабльят. Джо быстро обернулся, пытаясь уловить в его лице оттенок сарказма. Но лицо менга словно окаменело.

— Они неплохо оснащены и эффективны при обороне Кайрил, а точнее, Дерева, потому что каждый из них мечтает сразиться с врагами друидов, которым бы вздумалось уничтожить Дерево — святыню туземцев. Но чтобы уничтожить Дерево, вражеской флотилии пришлось бы приблизиться на сто тысяч миль к планете, иначе бомбардировка не принесет успеха. Друиды могут управлять этими маленькими шлюпками на расстоянии многих миллионов миль.

Они примитивны, но очень быстры и увертливы. На каждой установлена боеголовка, и в обороне шлюпки-самоубийцы должны представлять грозное оружие.

Джо молча слушал, затем спросил:

— Эти лодки изготовляют здесь? На Кайрил?

— Они очень просты, — с плохо скрываемым презрением произнес Хабльят.

— Оболочка, двигатель, кислородный резервуар. Солдаты-лайти не привыкли требовать особого комфорта. Зато этих крохотных лодок огромное количество.

А почему бы и нет? Труд не оплачивается, стоимость для друидов не имеет значения. Я думаю, контрольное оборудование, как и боевое оснащение, импортируется из Билленда. Но шлюпки делают здесь, на Кайрил, вручную.

Площадка с боевыми шлюпками осталось позади, а впереди возникла тридцатифутовой высоты стена, ограждающая порт. К одной из сторон прямоугольника примыкало длинное стеклянное здание станции. Вдоль другой стены выстроился ряд роскошных особняков, в котором размещались консульства внешних планет.

Посреди поля, на четвертой из пяти стоянок, стоял средних размеров транспортно-пассажирский корабль. Было видно, что он готов к отлету.

Грузовой люк задраили, отъезжали порожние вагонетки, и лишь трап соединял корабль с землей.

Джулиам посадил машину рядом со станцией, на специально отведенную площадку. Хабльят успокаивающе положил руку на предплечье Джо:

— Для вашей безопасности, наверное, будет умнее, если визы оформлю я.

Возможно, товэрч задумал какую-нибудь пакость. Кто знает, на что способны эти друиды. — Он вылез из машины. — Подождите меня здесь, не попадаясь никому на глаза. Я вернусь очень быстро.

— Но деньги на проезд…

— Пустое, пустое… Мое правительство предоставляет мне денег больше, чем я способен потратить. Позвольте мне пожертвовать пару тысяч стиплей в фонд легендарной матери-Земли.

Джо откинулся в кресле. Его мучили сомнения. Две тысячи стиплей, которые будут очень кстати, когда придется возвращаться на Землю. Если Хабльят полагает, что тем самым сумеет его связать, то он глубоко ошибается. Скорей бы оказаться подальше от Кайрил, пока дела идут хорошо.

Но в таких случаях никогда не обходится без «кви-про-кво», порой довольно неприятного. Он протянул руку к двери и заметил, что за ним наблюдает Джулиам.

Джулиам покачал головой:

— Нет-нет, сэр. Лорд Хабльят сейчас, вероятно, вернется. До его прихода вы должны оставаться в укрытии.

— Хабльят обождет, — вызывающе бросил Джо и выскочил из машины.

Не обращая внимания на ворчание Джулиама, он отошел и направился к станции.

Постепенно раздражение начало проходить, и он вдруг понял, что и впрямь должен бросаться в глаза в своей черно-бело-зеленой ливрее. У Хабльята была отвратительная привычки всегда оказываться правым.

Реклама на стене сообщала:

«КОСТЮМЫ ВСЕХ МИРОВ!

ПЕРЕОДЕНЬТЕСЬ ЗДЕСЬ И ЯВИТЕСЬ НА МЕСТО НАЗНАЧЕНИЯ В ПОДХОДЯЩЕМ КОСТЮМЕ».

Джо вошел. Хабльята можно будет увидеть через стеклянную дверь и стену, если тот покинет станцию и направится к машине. Среди персонала лавки находился ее владелец — высокий, костлявый человек неведомой расы с широким восковым лицом и большими глазами, бледно-голубыми и бесхитростными.

— Что угодно милорду? — с почтением в голосе спросил он, явно игнорируя ливрею слуги, которую сдирал с себя Джо.

— Помогите мне избавиться от этого, — обратился к нему Джо. — Я лечу на Балленкарч, так что подберите для меня что-нибудь приличное.

Хозяин лавки поклонился. Изучающим взором он окинул фигуру Джо, повернулся к вешалке и выложил на прилавок комплект одежды, который заставил клиента выпучить глаза: красные панталоны, узкий голубой жакет без рукавов, широкая белая блуза.

— Вы полагаете, это то, что нужно? — с сомнением в голосе произнес Джо.

— Это типичный балленкарчский костюм, милорд! Типичный для наиболее цивилизованных кланов. Дикари носят шкуры и мешковину. — Лавочник повертел костюм, показывая его со всех сторон. — Сам по себе, наряд не указывает на конкретный ранг. Подвассалы носят слева мечи. Вельможи дворца Вайл-Алана кроме этого надевают черный пояс. Костюмы Балленкарча, милорд, отличаются поистине варварской пышностью.

— Дайте мне серый дорожный костюм и плащ. Я сменю его на балленкарчский по прибытии.

— Как вам будет угодно, милорд.

Дорожный костюм выглядел более привычно. С чувством облегчения Джо застегнул молнии, поправляя оборки на запястьях и лодыжках, потом затянул пояс.

— Как насчет модного мормона? — поинтересовался лавочник.

Джо поморщился. Мормоны — отличительный знак кайрильской знати.

Солдаты, слуги, крестьяне не имели права носить эти тонкие блестящие украшения. Джо указал не приплюснутый раковинообразный шлем из светлого металла, переливающийся перламутром по краям.

— Вот этот, пожалуй, подойдет.

Тело лавочника приняло форму буквы «г».

— Да, Ваша Боготворимость!

Джо мрачно поглядел на него, затем на выбранный мормон. Блестящий дурацкий шлем, годный только как украшение. В точности такой же, как у экклезиарха Манаоло. Джо пожал плечами, нахлобучил мормон на голову, извлек содержимое карманов ливреи. Пистолет, деньги, бумажник с удостоверением…

— Сколько я вам должен?

— Двести стиплей, Ваша Боготворимость.

Джо протянул ему две бумажки и вышел. Он заметил, что смена ливреи на серый костюм и помпезный мормон оказали влияние и на его настроение: он стал чувствовать себя увереннее, шаг стал значительно тверже.

Хабльят был далеко впереди. Он шел рука об руку с менгом в зеленой униформе с желто-голубой окантовкой. Говорили они очень серьезно и темпераментно. Джо пожалел, что не умеет читать по губам. Затем менг и Хабльят остановились у трапа, ведущего вниз на стоянку. Офицер-менг вежливо кивнул, повернулся и пошел вдоль аркады, Хабльят же с легкостью взбежал по лестнице.

Джо подумал, что было бы неплохо услышать, о чем в его отсутствие будут говорить Хабльят и Джулиам. Если добежать до конца стоянки вдоль аркады; спрыгнуть со стены и незаметно подобраться к машине с тыла…

Еще додумывая эту мысль до конца, он повернулся и бросился бежать по террасе, не обращая внимания на изумленные взгляды прохожих. Спрыгнув на зелено-голубой дерн, Джо пошел вдоль стены, стараясь, чтобы между ним и беззаботно шествующим Хабльятом оставалось как можно больше машин.

Добравшись до машины Джулиама, он упал на колени. Джулиам его не заметил — он смотрел на Хабльята.

Хлопнула дверца, и Хабльят благодушно произнес:

— Ну, а теперь, мой друг… — он запнулся на полуслове, затем резко бросил:

— Где он? Куда он девался?

— Он ушел, — ответил Джулиам, — почти сразу после вас.

— Будь проклята человеческая непредсказуемость! — заявил Хабльят с резкими интонациями в голосе. — Я же ему ясно приказал оставаться здесь!

— Я напомнил ему о ваших указаниях. Он меня не послушал.

— С человеком, у которого ограничен интеллект, очень трудно иметь дело. Он несокрушим для логических построений. Я тысячу раз предпочел бы бороться с гением. По крайней мере, метод гения можно рассчитать или разгадать. Если Ирру Каметви его увидит, все мои планы рухнут. Упрямый дурак!

Джо обиженно засопел, но держал язык за зубами.

— Пойди посмотри вдоль аркады, — обратился Хабльят к водителю. — Если встретишь, быстрее пришли его обратно. Я буду ждать здесь. Потом позвони Ирру Каметви, он сейчас в консульстве. Себя назовешь Агломом Четырнадцатым. Если он начнет расспрашивать, скажешь, что был агентом Яшионинта, ныне мертвеца, и что у тебя есть важная информация. Он захочет тебя видеть. Добавь, что остерегаешься контрмер со стороны друидов. Скажи, что окончательно установил курьера и что он летит на «Бельзвуроне». Дашь краткое описание этого человека и вернешься сюда.

— Слушаюсь, лорд.

Послышалось шарканье ног шофера. Подождав немного, Джо скользнул назад, пролез под днищем длинного голубого экипажа и поднялся на ноги.

Джулиам шел через стоянку. Сделав круг, Джо вернулся к машине и забрался внутрь.

Глаза Хабльята горели, но он произнес беззаботным тоном:

— Ага, вот и вы, молодой человек. Где же вы были? А, понимаю — новый наряд! Очень, очень разумно, хотя, конечно, было весьма неосторожно идти вдоль аркады. — Он полез в кошелек и достал конверт. — Вот ваш билет.

Балленкарч через Джинкли.

— Джинкли? Где это?

Хабльят сложил вместе кончики пальцев и стал говорить преувеличенно любезным тоном:

— Вам, вероятно, известно, что планеты Кайрил, Менгер и Балленкарч образуют почти равносторонний треугольник. Джинкли — искусственный спутник в его центре. Кроме того, он расположен в точке пересечения линии Менгер-Сомбоз-Билленд с перпендикулярной ей трассой Фукс-Внешняя система.

Джинкли замечателен во многих отношениях. Необычное конструкторское решение, высокий уровень обслуживания пассажиров, знаменитые сады, космополитичность лиц, встречаемых на нем. Надеюсь, путешествие вам понравится.

— Надо думать, — согласился Джо.

— На борту будут находиться шпионы, — они здесь действуют повсюду.

Шагу нельзя ступить, чтобы не споткнуться о шпиона. В их инструкции касательно вас насилие может входить, а может и не входить. Рекомендую никогда не утрачивать бдительности, хотя, как это хорошо известно, убийца-профессионал ни за что не упустит удобного случая и ваша бдительность особого значения все равно не имеет.

— У меня пистолет, — в голос Джо пробился черный юмор.

Глаза Хабльята могли соперничать в невинности с глазами младенца:

— Отлично. Итак, менее чем через минуту корабль отчалит. Вам лучше подняться на борт. Не могу вас сопровождать, но верю, что вам будет сопутствовать удача.

Джо спрыгнул на землю.

— Спасибо за все, — бесстрастно сказал он.

Хабльят протестующе поднял ладонь:

— Не благодарите, прошу вас. Я рад помочь в беде хорошему человеку.

Тем более, что вы можете оказать мне ответную услугу. Я обещал моему другу, балленкарчскому принцу, образец лучшего на Кайрил вереска. Не могли бы вы оказать любезность передать ему вот этот горшочек с сердечным приветом от меня? — Хабльят показал растение в горшочке с землей. — Я положу его вот сюда, в сумку. Пожалуйста, будьте с ним осторожны. Если можно, поливайте его раз в неделю.

Джо принял горшочек с землей и растением. Над полем заревела корабельная сирена.

— Торопитесь, — улыбнулся Хабльят. — Быть может, мы еще когда-нибудь встретимся с вами.

— Всего доброго, — ответил Джо.

Он повернулся и направился к кораблю, готовому к вылету.

От станции к кораблю шли два последних пассажира. Джо оторопело уставился на них. Какие-нибудь пятьдесят футов отделяли его от этой пары.

Высокий широкоплечий человек с лицом злобного сатира и тонкая темноволосая девушка. Манаоло и жрица Ильфейн…

Скелет грузовой станции черной паутиной высился в мрачном небе. По расшатанным ступенькам Джо поднялся наверх. Никто не шел следом за ним, никто не наблюдал. Он подошел к антенне локатора, поставил возле нее горшок с растением — так, чтобы тот не был на виду. «Кви-про-кво» Хабльята могло обойтись слишком дорого. Пусть поищет другого курьера…

Джо кисло улыбнулся. «Ограниченный интеллект», «тупоголовые идиоты» — достаточно древние фразы, и предназначаются они обычно для того, чтобы соглядатаи не услышали о себе ничего хорошего. Возможно, так было и в этом случае.

«Я ввязался в плохую историю, — подумал Джо. — Впрочем, плевать.

Скорее бы прилететь на Балленкарч…»

С твердостью и энергией, характерными для друидов, Манаоло и Ильфейн пересекли площадку, поднялись по трапу и зашли в люк.

Джо проклял старого Хабльята. Он что, думает, что Джо способен настолько увлечься Ильфейн, чтобы бросить вызов Манаоло?

Джо фыркнул.

«Старый перезрелый ханжа!»

У Джо не было ни малейшей уверенности, что Ильфейн воспримет его как потенциального противника или любовника. А после того как ее касался Манаоло… Мускулы желудка сжались.

«Даже если я забуду о Маргарет, я не рискну на такое, — думал он про себя. — У меня своих забот хватает, не хватало еще приплетать чужие».

На верхней площадке трапа стоял стюард в красной униформе в обтяжку.

Ноги его украшал орнамент из рядов золотых лягушек, в ухо был вставлен радиоприемник, а к горлу прикреплен микрофон. Джо еще не встречал представителей этой расы — стюард был широкоплеч, беловолос и с глазами, — зелеными, как изумруды.

Джо испытывал странное волнение. Ему казалось, что товэрч уже знает о его бегстве с планеты и что сейчас его остановят.

Почтительно наклонив голову, стюард взял билет и предложил пройти.

Джо пересек площадку трапа в направлении выпуклого черного корпуса корабля и зашел в затемненную нишу двойного люка.

Там за переносным столом сидел корабельный казначей — второй человек из той же беловолосой расы. Как и на стюарде, на нем был ярко-красный костюм, подобно второй коже обтягивающий тело. Наряд дополняли эполеты и красный головной убор, облегающий череп.

Он протянул Джо книгу:

— Ваше имя и отпечаток пальца, пожалуйста. Исключительно на тот случай, если в полете с вами случится несчастный случай.

Пока казначей изучал его билет, Джо расписался и прижал палец к обведенному квадратику.

— Первый класс. Четырнадцатая каюта. Багаж, Боготворимый?

— У меня его нет, — ответил Джо. — Но надеюсь, на корабле есть лавка, где можно запастись бельем?

— Разумеется, разумеется, Боготворимый! А сейчас, если желаете пройти в каюту, стюард вас проводит.

Джо опустил взгляд на книгу. Как раз над своей подписью он увидел запись, сделанную высоким угловатым почерком:

«ДРУИД МАНАОЛО КИА БОЛОНДЬЕТ».

Еще выше округлыми буквами значилось:

«ЭЛНИЕТЕ БОЛОНДЬЕТ».

Подписалась как жена.

Джо плотно сжал губы.

Манаоло определили в тринадцатую каюту, Ильфейн — в двенадцатую.

Ничего странного в этом не было. «Бельзвурон» был транспортно-пассажирским кораблем, и в отличие от больших пассажирских кораблей, которые разлетаются во всех направлениях, особых удобств для пассажиров на нем не предусматривалось. Так называемые «каюты» на самом деле были клетушками с гамаками, выдвижными ящиками, крохотными ваннами и откидным оборудованием.

Стюард в облегающем костюме, на этот раз люминесцентно-голубого цвета, предложил:

— Сюда, лорд Смит.

Все, что нужно человеку, для того чтобы к нему стали относится с уважением, — это одеть на голову жестяную шляпу… Джо пожал плечами и махнул рукой на капризы судьбы.

Вслед за стюардом он прошел через трюм, где уже спали пассажиры третьего класса, упакованные в гамаки. Затем он миновал столовую-салон. В стене напротив находилось два ряда дверей, и к ней примыкал широкий балкон, на который выходил второй ряд. Последней в верхнем ряду была дверь с четырнадцатым номером.

Когда стюард и Джо проходили мимо двенадцатой каюты, дверь распахнулась и на балкон выскочил Манаоло. Он был бледен, а глаза его выпучились, приобретя странную эллиптическую форму. Он в бешенстве отпихнул плечом Джо, открыл дверь тринадцатой каюты и исчез за ней.

Джо восстановил равновесие, опираясь на перила. На мгновение все мысли вытеснило незнакомое чувство, никогда прежде не возникавшее.

Безудержное, безграничное отвращение, какое не удавалось возбудить даже Гарри Креесу.

В дверях своей каюты стояла Ильфейн. Она уже сняла голубую тогу и была в легком белом платье. Темноволосая девушка с узким, живым лицом, а сейчас к тому же искаженным гневом. Их взгляды встретились, и мгновение Ильфейн и Джо стояли неподвижно, не отрывая друг от друга глаз.

Неприязнь в сердце Джо сменилась новым ощущением — волнением, воодушевлением, восторгом. Брови Ильфейн недоуменно поднялись, и девушка приоткрыла было рот, чтобы что-то спросить. Джо встревожился, опасаясь быть узнанным. Их последняя встреча проходила наспех, а сейчас он был другой человек и одежда на нем тоже была другая.

Она повернулась и закрыла за собой дверь. Джо и стюард прошли в четырнадцатый номер, и стюард помог ему забраться в гамак…

 

Глава 5

…Джо проснулся и отчетливо произнес:

— Того, что вы ищете, у меня нет. Хабльят подсунул вам ложную информацию…

Человек в углу каюты застыл, как стоял, — спиной к нему.

— Не двигаться! — предупредил Джо. — Вы на мушке!

Он попытался вылезти из гамака, но сеть удержала его.

Заслышав за спиной возню, пришелец бросил через плечо вороватый взгляд, метнулся к двери и выскочил из каюты, словно призрак.

Джо громко позвал, но ответа не последовало. Высвободившись из сети, он подбежал к двери и выглянул в салон. Никого. И полная тишина.

Джо закрыл дверь. Спросонья он не успел как следует запомнить внешность незнакомца. Запомнилось только, что ночной гость был человек приземистый, коренастый, даже несколько угловатый. Лицо промелькнуло лишь на миг, но Джо успел обратить внимание на пергаментный оттенок кожи, словно под ней струилась кровь ярко-желтого цвета.

МЕНГ.

«Начинается, — подумал Джо. — Чертов Хабльят предоставил мне роль подставной фигуры…»

Он подумал, что надо бы сообщить капитану, которому, будь он друид или менг, не слишком приятно будет узнать, что на его корабле творятся беззакония. Потом Джо решил не делать этого. Собственно, докладывать было не о чем. Подумаешь, какой-то жулик забрался в его каюту. Вряд ли подвергнет капитан психодознанию всех пассажиров лишь для того, чтобы найти вора.

Зевая, Джо потер лоб. Вот и опять он в космосе; возможно, даже на последнем этапе своего пути в открытом пространстве. Если, конечно, Гарри не отправился еще дальше.

Он поднял щиток на иллюминаторе и выглянул в космос. Впереди, по носу корабля, буферный экран абсорбировал встречную радиацию. В то же время энергия, увеличившая свою плотность и частоту благодаря эффекту Допплера, пополняла запасы топлива.

Перспективы смешались в водовороте, дрейфуя пылинками в луче света. А за кормой царила кромешная тьма, потому что корабль поглощал весь свет.

Знакомая картина. Джо закрыл заслонку. Предстояло принять ванну, одеться и поесть.

Он поглядел в зеркало. В глаза бросилась отросшая щетина. Бритвенный прибор лежал на стеклянной полке под откидной раковиной. А когда Джо впервые вошел в каюту, прибор висел на крюке переборки.

Джо отпрянул от стены, сдерживая нервную дрожь. Разумеется, посетитель пришел сюда не для того, чтобы побриться. Он поглядел под ноги и увидел циновку из плетеных медных колец. От нее к водопроводной трубе бежал едва заметный медный проводок.

Джо осторожно взял бритву и отнес ее себе на койку. Продолжением рукоятки была деталь в форме соска, прихваченная к ней металлической лентой. Деталь эта принадлежала блоку узла, черпающего энергию из главного поля корабля.

Джо подумал, что с удовольствием отблагодарил бы Хабльята, столь великодушно спасшего его от товэрча и посадившего на борт «Бельзвурона».

Затем он вызвал стюарда. Вошла молодая женщина, светловолосая, как и прочие члены экипажа. На ней было короткое оранжево-голубое платье, сидевшее, как слой краски. Джо завернул бритву в наволочку и приказал:

— Отнесите это к электрику и пропустите разряд. Это очень опасно, поэтому не прикасайтесь сами и не давайте никому прикасаться. И вот еще что: не могли бы вы мне принести другую бритву?

— Да, сэр.

Женщина вышла.

Приняв наконец ванну, Джо побрился и оделся в лучшее, что мог предоставить его ограниченный гардероб. Затем он вышел в салон. Из-за половинной гравитации приходилось ступать очень осторожно.

В креслах сидели четверо или пятеро пассажиров — мужчины и женщины — и вели неторопливую осторожную беседу.

Некоторое время Джо стоял, наблюдая.

«Странные, неестественные создания, — думал он, — эти существа космического века. Они столь деликатны и церемонны, что общение для них — не более чем способ оттачивать манеры. Они настолько фальшивы, что ничто не может их потрясти больше, чем искренность и непосредственность».

Среди беседующих находились три менга — двое мужчин и женщина. Из мужчин один был стар, другой молод, оба в роскошной униформе, указывающей на их принадлежность к Красной Ветви Менгера. Молодая женщина-менг, обладавшая несколько тяжеловесной красотой, была, очевидно, женой молодого офицера. Черты остальных двух присутствующих — как и людей, управлявших кораблем, — были Джо незнакомы. Они напоминали картинки из волшебных сказок детства. Это были всклокоченные хилые создания, большеглазые и тонкокожие, в ярких просторных одеждах.

Джо спустился по ступенькам на главную палубу. Появился корабельный стюард. Указывая на Джо, он произнес:

— Господа, позвольте представить вам лорда Джо Смита с планеты… с планеты Земля.

Затем стюард представил присутствующих.

— Ирру Каметви, — сказал он, указав на старого офицера-менга. — Ирру Экс Амма и Ирриту Тояй с Менгера. — Он повернулся к сказочным существам:

— Пратер Лулай Хасассимасса и его супруга леди Гермина Сильская.

Джо вежливо поклонился и сел в конце длинного ряда кресел. Молодой менг, Ирру Экс Амма, спросил с интересом:

— Правильно ли я расслышал: вы назвали своей родиной планету Земля?

— Да, — почти агрессивно ответил Джо. — Я родился на континенте, называющемся Северной Америкой, на котором и был построен корабль, покинувший Землю.

— Странно, — пробормотал менг, недоверчиво разглядывая его. — Я всегда был склонен считать слухи о Земле не более чем одним из суеверий Космоса, чем-нибудь вроде Райских Лун или Звезды Дракона.

— Земля — не легенда, — возразил Джо. — Могу вас заверить. Когда-то, во времена внешних миграций, войн и программ планетарной пропаганды, случилось так, что факт существования Земли оказался под вопросом. Кроме того, нам очень редко случается путешествовать по вашему удаленному витку Галактики.

Женщина из сказки произнесла писклявым голосом, очень подходившем к ее хрупкому облику:

— И вы утверждаете, что все мы — менги, мы, друиды, биллендцы, управляющие кораблем, фрунзане, таблиты, — все произошли от земной ветви?

— Таковы факты.

— Это не есть абсолютная истина, — вмешался металлический голос. — Друиды — плод Дерева Жизни. Это хорошо разработанная доктрина, а прочие голословные утверждения — ложны!

— Вы имеете право на личную точку зрения, — осторожно ответил Джо.

— Экклезиарх Манаоло Киа Болондьет с Кайрил, — доложил стюард.

Затем последовала пауза и Манаоло произнес:

— Я не только имею право на личную точку зрения, но и обязан протестовать против пропаганды некорректных воззрений.

— Это также ваше право, — пожал плечами Джо. — Протестуйте, если хотите.

Он увидел мертвые глаза Манаоло. Возникло чувство, что между ними двумя невозможно ни человеческое понимание, ни логика. Возможны лишь эмоции и упрямство.

Пришла жрица Ильфейн. Она была представлена компании и молча села рядом с Герминой Сильской. Обстановка изменилась. Хотя Ильфейн и обменивалась пустыми любезностями с Герминой, не глядя на Джо, все же ее присутствие внесло оживление и остроту.

Джо считал. Восемь вместе с ним. Четырнадцать кают. Неизвестных пассажиров оставалось шестеро. Один из тринадцати пытался его убить. Менг.

Из второй и третьей каюты вышли и были представлены собравшимся два друида — престарелые святоши с бараньими лицами, летящие с миссией на Балленкарч. С собой они транспортировали раскладной алтарь, который и был немедленно установлен в углу салона. Сразу же вслед за этим жрецы приступили к серии немых церемоний малого обряда Дерева. Манаоло рассматривал их без интереса минуту или две, затем отвернулся.

Оставалось четверо.

Стюард объявил трапезу — первую за этот день.

Появилась следующая пара: двое менгов в штатском — в широких плащах из разноцветного шелка, корсетах и украшенных бриллиантами нагрудниках.

Они подчеркнуто вежливо поклонились компании и, как только стюард установил раскладной стол, заняли свои места. Эти пассажиры представлены не были.

«Пятеро менгов, — подумал Джо. — Двое гражданских, двое солдат, женщина. В двух каютах остаются неизвестные пассажиры».

Открылась дверь следующей каюты, и на балконе появилась тощая старая женщина. Голова ее, лысая как яйцо, сплющивалась на макушке. Лицо украшали выпученные глаза и крупный костистый нос. На женщине висела черная пелерина, и каждый палец на обеих руках был унизан драгоценными перстнями.

Дверь каюты номер шесть оставалась закрытой.

Меню, на удивление разнообразное, учитывало вкусы многих рас. Джо разучился привередничать с тех пор, как начал перелетать с планеты на планету. Ему доводилось употреблять в пищу органическую материю всех мыслимых цветов, составов, вкусов и запахов. Порой ему удавалось найти яствам подходящие и привычные названия: папоротники, фрукты, грибы, корни, рептилии, насекомые, рыбы, моллюски, слизняки, споровые коробочки, животные, птицы, но оставалось еще много предметов, которые он не мог ни определить, ни назвать. И то, что их можно есть, он узнал лишь на примере окружающих.

Его место оказалось как раз напротив Манаоло и Ильфейн. Джо заметил, что они не разговаривают друг с другом, и несколько раз ловил на себе ее взгляд — озадаченный, оценивающий, осторожный.

«Она уверена, что видела меня раньше, — подумал Джо, — но не может вспомнить — где…»

После еды пассажиры разделились. Манаоло уединился в гимнастическом зале, примыкающем к салону. Менги впятером уселись за какую-то игру в разноцветные дощечки. Силлиты отправились на прогулку в сторону кормы.

Долговязая женщина осталась неподвижно сидеть в кресле, бессмысленно уставившись в темноту. Джо испытал желание позаниматься гимнастическими упражнениями, но мысль о Манаоло удерживала его. В корабельной библиотеке он выбрал фильм и уже собирался вернуться в свою каюту, но…

— Лорд Смит, не могли бы вы со мной поговорить? — низким голосом произнесла появившаяся жрица Ильфейн.

— Разумеется.

— Может быть, пойдем ко мне в каюту?

Джо оглянулся через плечо:

— А ваш супруг не будет в претензии?

— Супруг? — на ее лице появился гнев и презрение. — Наши отношения абсолютно формальны. — Она замолчала, глядя в сторону и явно сожалея о своих словах. Затем вежливо и холодно произнесла снова:

— Я бы хотела поговорить с вами…

Ильфейн повернулась и направилась в свою каюту.

Джо тихонько рассмеялся: эта самочка не знает иного мира, кроме того, что у нее в голове, и не подозревает, что намерения окружающих могут расходиться с ее намерениями. Сейчас это забавно, но что будет, когда она повзрослеет? Джо вдруг пришло в голову, что неплохо было бы оказаться с ней вдвоем на необитаемом острове или планете, а после заняться подавлением упрямства и развитием понимания…

Он неторопливо последовал за ней. В каюте жрица села на койку, он — на скамью.

— Итак?

— Вы говорили, что ваша родина — Земля. Мифическая Земля. Это правда?

— Это правда.

— А где находится ваша Земля?

— Ближе к центру, примерно в тысяче световых лет отсюда.

— На что она похожа? — Ильфейн наклонилась вперед, уперев локти в колени и положив на ладони подбородок, и с любопытством поглядела на него.

Джо, неожиданно взволнованный, пожал плечами.

— Вы задали вопрос, на который нельзя ответить одним словом. Земля — очень странный мир. Повсюду древние здания, древние города, древние традиции. В Египте находятся пирамиды, построенные первой цивилизацией человечества, в Англии — цирк из тесаных каменных глыб — Стоунхендж, отголосок почти столь же далеких эпох. В пещерах Франции и Испании, глубоко под землей, остались рисунки, сделанные людьми, недалеко ушедшими от животных, на которых они охотились.

Она глубоко вздохнула.

— Но ваша цивилизация, ваши города — они отличаются от наших?

— Естественно, отличаются. В космосе не бывает двух одинаковых планет. На Земле царит старая культура, зрелая и доброжелательная. Расы давно слились, и я — результат этого смешения. Здесь, во внешних регионах, люди разъединены, замкнуты и поэтому кое-где сохранились очень первозданные виды. Вы, друиды, физически близкие к нам, принадлежите к древней кавказской расе Средиземноморья.

— Но разве у вас нет великого бога — Дерева Жизни?

— В настоящее время сколько-нибудь организованной религии на Земле нет. Мы совершенно свободны и вольны жить так, как нам нравится. Некоторые поклоняются космическому создателю, другие чтут лишь физические законы, управляющие Вселенной. Уже давно никто не молится фетишам, антропоидам, животным или растениям вроде вашего Дерева.

— Вы!.. — Воскликнула она. — Вы смеетесь над нашим священным учением?

— Извините.

Она поднялась, затем вновь села, подавляя гнев.

— Во многом вы мне интересны, — сказала она задумчиво, словно пытаясь оправдать перед собой свое терпение. — У меня такое чувство, что мы с вами знакомы…

— Я был шофером вашего отца, — сказал Джо, побуждаемый почти садистским импульсом. — Вчера вы и ваш муж собирались меня прикончить…

Она замерла, открыв рот и уставившись на Джо. Затем поникла и откинулась на спинку дивана.

— Вы… вы…

Но взгляд Джо уже привлекло нечто за ее спиной. На полке над койкой стояло растение, идентичное или почти идентичное оставленному им на Кайрил.

Жрица поняла, куда он смотрит.

— Вы знаете? — Это было сказано почти шепотом. — Убейте меня, уничтожьте меня, я устала от жизни!..

Она встала, бессильно уронив руки. Джо поднялся, сделал шаг к ней.

Это было похоже на сон: бесследно исчезли логика и здравый смысл, причина и следствие. Он положил ладони на ее плечи. Ильфейн была теплая и тонкая; она вздрагивала, как птица.

— Я не понимаю, — произнесла она хрипло, опускаясь на койку. — Я ничего не понимаю…

— Скажите мне, — столь же хрипло произнес Джо, — какое отношение имеет к вам Манаоло? Он что, ваш любовник?

Она не ответила. Затем сделала слабое отрицательное движение головой:

— Нет, он мне никто. Он послан с миссией на Балленкарч. Я решила, что хочу отдохнуть от ритуалов. Я хотела приключений и не подумала о последствиях. Но Манаоло мне страшен. Он приходил ко мне вчера, и я испугалась!

Джо почувствовал огромное облегчение. А затем, вспомнив о Маргарет, он виновато вздохнул. Тем временем на лице Ильфейн вновь появилось выражение, свойственное юной жрице.

— Какая у вас профессия, Смит? — Спросила она. — Вы шпион?

— Нет, я не шпион.

— Тогда зачем вы летите на Балленкарч? Только шпионы и агенты летают на Балленкарч. Друиды, менги и их наемники.

— У меня личное дело.

Он поглядел на нее, и ему подумалось, что эта пылкая жрица лишь вчера с такой же пылкостью собиралась убить его.

Ильфейн заметила, что он ее разглядывает, и опустила голову с капризной гримасой — кокетливый трюк девицы, осведомленной о своем обаянии. Джо рассмеялся и вдруг застыл, прислушиваясь. Из-за стены доносился скребущий звук. Ильфейн встревоженно оглянулась.

— Это у меня. — Джо вскочил, открыл дверь, пробежал по балкону и распахнул дверь каюты. Там стоял молодой офицер, Ирру Экс Амма, глядя на него и улыбаясь невеселой улыбкой, открывавшей желтые зубы. В руке он держал пистолет, нацеленный Джо в переносицу.

— Назад! — приказал он. — Назад!

Джо медленно попятился на балкон, мельком оглянувшись на салон.

Четверо менгов по-прежнему были заняты игрой. Один из гражданских поднял глаза, затем что-то пробормотал партнеру и они разом повернули головы в его сторону. Джо успел заметить глянец на четырех лимонных лицах. И тут же менги вернулись к игре.

— В каюту женщины-друида, — приказал Экс Амма. — Быстро!

Он помахал пистолетом, не переставая широко улыбаться, словно лисица, скалящая клыки.

Джо медленно вернулся в каюту Ильфейн, переводя взгляд с пистолета на лицо менга и обратно.

Ильфейн судорожно вздохнула. Она была в ужасе.

— Аххх! — сказал менг, увидев горшок с торчащим из него прутом, и повернулся к Джо. — Спиной к стене, — сказал он, потом выпрямил руку с пистолетом и на его лице появилось предвкушение убийства.

Джо понял, что пришла смерть…

Дверь за спиной менга открылась, и послышалось шипение. Менг выпрямился, выгибаясь дернул головой, челюсти его окостенели в беззвучном крике. Через секунду он рухнул на палубу.

В дверях стоял Хабльят с цветущей улыбкой на физиономии.

— Очень сожалею, что причинил вам беспокойство…

Глаза Хабльята замерли на растении, стоявшем на шкафу. Он покачал головой, облизал губы и устремил на Джо стыдливый взгляд:

— Мой дорогой друг, вы послужили инструментом в разрешении очень тщательно составленного плана.

— Если бы вы спросили, — сказал Джо, — хочу ли я пожертвовать жизнью для выполнения ваших планов, вам бы удалось сберечь массу угрызений.

Хабльят блеюще рассмеялся. При этом на его лице не шевельнулся ни один мускул.

— Вы очаровательны. Я счастлив, что вы остались с нами. Но сейчас, боюсь, произойдет скандал.

По балкону уже воинственно маршировали три менга: Ирру Каметви, старый офицер, и с ним — двое гражданских. Ощетинившись как рассерженный пес, Ирру Каметви отдал честь.

— Лорд Хабльят, это вопиющее нарушение! Вы вмешались в действие офицера, находящегося при исполнении служебных обязанностей.

— Вмешался? — запротестовал Хабльят. — Я убил его. А что касается «обязанностей» — с каких это пор беспутный голодранец из Красной Ветви становится в один ряд с членом Ампиану-Женераль?

— Мы выполняем распоряжение Магнерру Ипполито, причем — личное распоряжение. У вас нет ни малейших оснований…

— Магнерру Ипполито, смею вам напомнить, — вкрадчиво начал Хабльят, — подответственен Латбону, в который вместе с Голубой Водой входит и Женераль!

— Стая белокровных трусов! — Воскликнул офицер. — Да и прочие из Голубой Воды — тоже!

Женщина-менг, стоявшая на главной палубе и привлеченная происходящим на балконе, вдруг вскрикнула. Затем раздался металлический голос Манаоло:

— Грязные ничтожные собаки!

Он выскочил на балкон — сильный, гибкий и страшный в неукротимом бешенстве. Схватив рукой за плечо одного из штатских, он швырнул его на перила и затем то же самое проделал со вторым. Этим он не удовлетворился и, подняв Ирру Каметви, перебросил его вниз. Совершив замедленный в половинной гравитации полет, Ирру с хрипом растянулся на палубе. Манаоло резко повернулся к Хабльяту, который протестующе поднял руку:

— Минутку, экклезиарх! Прошу не применять к моей несчастной туше силы.

В ответ на эти слова тело друида напряглось, а на свирепом лице не возникло никаких чувств, кроме злобы.

Вздохнув, Джо шагнул вперед и, сделав обманное движение левой рукой, сильно ударил правой. Манаоло упал. Лежа, он уставился на Джо мертвенно-черными глазами.

— Сожалею, — сказал Джо, — но Хабльят только что мне и Ильфейн спас жизнь. Дайте мне высказаться, и я все объясню…

Манаоло вскочил на ноги, без слов бросился в каюту Ильфейн, захлопнул дверь и заперся изнутри. Хабльят повернулся, насмешливо глядя на Джо.

— Вот мы и обменялись любезностями, — бросил он.

— Мне бы хотелось знать, что происходит, — сказал Джо. — А еще больше мне бы хотелось заняться собственными делами. У меня их хватает.

Хабльят с восхищением на лице покачал головой:

— Вы бросаетесь в водоворот событий ради одному лишь вам ведомой цели! Кстати, если бы мы прошли ко мне в каюту, у меня там нашелся бы чудесный напиток, способный помочь вам сбросить напряжение.

— Яд? — поинтересовался Джо.

— Отличное бренди, не более… — на полном серьезе сообщил Хабльят.

 

Глава 6

Капитан корабля собрал пассажиров вместе. Это был высокий, тучный, очень волосатый человек с белым плоским лицом и тонким розовым ртом. На нем красовалась биллендская облегающая форма темно-зеленого цвета, со стеклянными эполетами и алыми кольцами вокруг локтей.

Пассажиры рассаживались в глубокие кресла. Здесь присутствовали два менга в штатском, Ирру Каметви, Хабльят безмятежный и совершенно домашний в просторном халате из тусклой бледной материи; рядом с ним — Джо. Далее сидела тощая женщина в черном платье, — с ее стороны доносился приторно-тошнотворный запах: не то растительный, не то животный. Далее располагались силлиты; двое друидов, спокойных и уверенных; и наконец Манаоло, в ниспадающем одеянии из светло-зеленого сатина, с золотыми галунами по ногам. Легкий плоский мормон весело сверкал на черных кудрях.

Капитан заговорил — серьезно, отчетливо, взвешивая каждое слово:

— Для меня не секрет, что в отношениях миров Кайрил и Менгер существует напряженность и враждебность. Но этот корабль — собственность Билленда, и мы намерены соблюдать нейтралитет. Сегодня утром произошло убийство. Расследование позволило мне установить, что Ирру Экс Амма был обнаружен в тот момент, когда обыскивал каюту лорда Смита. Будучи обнаруженным, он заставил лорда Смита перейти в каюту жрицы Элниете (под этим именем Ильфейн зарегистрировалась в списках пассажиров), где намеревался убить их обоих. Лорд Хабльят, в похвальном стремлении не дать разгореться межпланетному конфликту, вмешался и умертвил своего земляка Ирру Экс Амма… Остальные менги, выражая протест, подверглись нападению экклезиарха Манаоло, который пытался также напасть на лорда Хабльята. Лорд Смит, опасаясь, что Манаоло, игнорируя истинную подоплеку событий, причинит вред лорду Хабльяту, нанес ему удар кулаком. Естественно, я верю, что такова подлинная суть происшествия…

Капитан сделал паузу. Все молчали. Хабльят сидел, постукивая пальцами, нижняя губа его расслабленно отвисла. Ильфейн напряженно молчала. Джо чувствовал, что медленный взгляд Манаоло ползет по его лицу, плечам, ногам…

Капитан продолжил:

— Моей уверенности способствует так же то, что главный виновник события, Ирру Экс Амма, наказан смертью. Остальные повинны разве что в излишнем темпераменте. Но допускать подобные эксцессы в дальнейшем я не намерен. Если что-нибудь произойдет, участники будут загипнотизированы и уложены до конца путешествия в гамаки. Согласно традициям Билленда, наши корабли — нейтральная территория, и этот статус мы намерены сохранять и поддерживать. Далее. Скандалы, личные или межпланетные, должны быть отложены до тех пор, пока вы не выйдете из-под моей опеки. — Он грузно поклонился. — Благодарю вас за внимание.

Менги немедленно поднялись, женщина ушла в каюту — выплакаться; трое мужчин вернулись к игре в разноцветные дощечки. Хабльят отправился на прогулку. Тощая дама, сидевшая без движения, глядя в то место, где только что стоял капитан, не пошевелилась. Силлиты пошли в библиотеку.

Друиды-миссионеры подошли к Манаоло.

Ильфейн тоже поднялась, потянулась, быстро взглянула на Джо, затем на широкую спину Манаоло. Решившись, она сделала к Смиту несколько шагов и села в соседнее кресло.

— Скажите, лорд Смит, что говорил вам Хабльят, когда вы были в его каюте?

Джо тяжело пошевелился в кресле.

— Жрица, я не испытываю желания переносить сплетни от друидов к менгам и обратно. Но в данном случае мы ни о чем важном не говорили. Он расспрашивал, как я жил на Земле. Его интересовал человек с планеты, о которой толком никто ничего не знает. Я описал ему несколько планет, на которых мне случалось останавливаться. И еще мы выпили немалое количество бренди. Вот и все, что было в его каюте.

— Я не могу понять, почему Хабльят защитил нас от молодого офицера-менга… Какая ему польза? Он такой же менг, как и остальные, и скорей умрет, чем позволит друидам приобрести власть над Балленкарчем.

— Разве вы с Манаоло отправились в путь для того, чтобы захватить власть над Балленкарчем?

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, затем забарабанила пальцами по колену. Джо улыбнулся про себя. Предложи кому другому стать неограниченным авторитетом — тот может разозлиться. Но только не Ильфейн.

Он рассмеялся.

— Почему вы смеетесь? — спросила она подозрительно.

— Вы напомнили мне котенка, очень довольного собой, потому что его одели в платье куклы…

Она вспыхнула, глаза жрицы засверкали.

— Так, значит, вы смеетесь надо мной?!

Секунду поразмыслив, он произнес в ответ:

— А когда-нибудь вы смеялись над собой?

— Нет. Конечно, нет!

— Зря. Попробуйте на досуге…

Он встал и вышел в гимнастический зал.

Там Джо до пота поработал на «бегущей дорожке», спрыгнул и, тяжело дыша, уселся на скамейку. Манаоло тихо вошел в зал, обвел глазами потолок, опустил взгляд на пол и медленно повернулся к Джо. Тот встревожился.

Манаоло оглянулся через плечо и, сделав три шага, оказался перед Смитом.

Он стоял, глядя на него сверху вниз, и лицо его было лицом не человека, а какого-то фантастического призрака из преисподней.

— Ты прикоснулся ко мне руками! — Внезапно воскликнул он.

— Прикоснулся?! Я врезал тебе по физиономии…

Рот Манаоло, чувственный, как у женщины, но все же твердый и мускулистый, отвердел еще больше. Друид сжался, бросился вперед и нанес молниеносный удар. Джо согнулся, в безмолвной боли схватившись руками за низ живота. Манаоло откачнулся и ударил его коленом в подбородок.

Джо медленно рухнул на палубу. Манаоло склонился над ним, в его ладони сверкнул какой-то металлический предмет. В слабой попытке защититься Джо поднял руку — Манаоло отбил ее в сторону. Затем прижал к его носу металлический инструмент и надавил. Два тонких стальных лезвия пронзили хрящик, облачко пудры мгновенно прижгло порезы.

Манаоло отпрыгнул. Уголки рта врезались еще глубже. Повернувшись на каблуках, он бодрой походкой вышел из зала…

 

Глава 7

— …Не так уж плохо, — сказал наконец корабельный врач. — Два шрама останутся на всю жизнь, но их будет почти не видно.

Джо рассматривал свое лицо в зеркало. Синяк на подбородке, пластырь на носу…

— Выходит, я остался с носом.

— Вы остались с носом, — без тени юмора согласился врач. — Хорошо, что я вовремя оказал вам помощь. Эта пудра мне некоторым образом знакома.

Своеобразный гормон, ускоряющий рост кожи. Если его не удалить, расщепление кожи идет непрерывно. У вас на лице было бы вскоре три нароста.

— Видите ли, — сказал Джо, — это был несчастный случай. Я бы не хотел понапрасну беспокоить капитана, и надеюсь, вы не будете ему докладывать?

Доктор пожал плечами, повернулся и стал укладывать инструменты.

— Странный несчастный случай, однако…

Джо вернулся в салон. Силлиты изучали игру в разноцветные дощечки, оживленно болтая с менгами. Друиды-миссионеры, склонившись голова к голове над алтарем, вершили какой-то сложный ритуал. Хабльят, удобно развалившись в кресле, с видимым удовольствием разглядывал собственные ногти. Дверь каюты Ильфейн открылась, из нее вышел Манаоло. Бросив на Джо равнодушный взгляд, он стал прохаживаться по салону.

Джо присел рядом с Хабльятом, нежно поглаживая нос.

— Все еще на месте.

Хабльят успокаивающе кивнул.

— Ваш нос, Джо, выглядит не хуже, чем неделю назад. Эти биллендские медики — настоящие чудотворцы. Но на Кайрил, где докторов не существует, применяют примочки из какой-то дряни. Впрочем, рана все равно не заживает.

Вы можете увидеть немалое количество лайти с носами из трех островков.

Убивать их — любимое развлечение друидов. Вы, похоже, значительно менее огорчены, чем допускают обстоятельства?

— А что, я должен быть безутешен?

— Позвольте объяснить вам этот штрих в психологии друидов. По мнению Манаоло, нанесение раны исчерпывает вопрос. В ссоре между ним и вами с его стороны это было последней реакцией, последним действием. На Кайрил друиды совершают поступки, не боясь ответственности, — во имя Дерева. Это дает им особое чувство непогрешимости. Смею вас уверить, Манаоло будет удивлен и даже оскорблен, если вы захотите продолжить конфликт.

Джо пожал плечами.

— Вы молчите?.. — С недоумением произнес Хабльят. — Ни гнева, ни угроз?

Джо улыбнулся.

— Пока что я успел только удивиться. Дайте мне время.

— А, понял! Вас ошеломило нападение, не так ли?

— И даже очень.

Хабльят вновь кивнул. Складки жира, свисавшие с его подбородка, дрогнули.

— Переменим тему. Меня интересует ваше описание друидов до христианского периода.

— Скажите мне, — сказал Джо, — что это за горшок, вокруг которого вся эта суета? Раритет? Или какой-нибудь военный секрет?

Глаза Хабльята широко раскрылись.

— Раритет? Военный секрет? Нет, дорогой друг, клянусь честью! Горшок — самый настоящий горшок, а растение — самое настоящее растение.

— В таком случае откуда этот ажиотаж? И зачем вы мне пытались его навязать?

— Иногда, — задумчиво протянул Хабльят, — в делах планетарных масштабов приходится приносить в жертву удобства одной персоны, чтобы большинство в конечном итоге получило прибыль. Вы везли растение, чтобы послужить приманкой для моих соотечественников, бряцающих оружием, и отвлечь их от друидов.

— Не понимаю. Разве вы служите не одному правительству?

— В том-то и дело. Цель у нас одна — слава и процветание нашей планеты. Но в государственной системе менгов существует весьма странная трещина, разделившая военные касты Красной Ветви и коммерческие сословия Голубой Воды. Это две души одного тела, два мужа одной жены. И те и другие — любят Менгер. Но для проявления этой любви они пользуются разными способами.

Фактически они отвечают лишь перед Латбоном и, что на ступень ниже, перед Ампиану-Женераль. И там и там — сидят представители обоих течений.

Часто такая система действует неплохо: порой два разных подхода к одной проблеме идут лишь на пользу. Красная Ветвь прямолинейна и не останавливается перед применением силы. По их мнению, лучший способ решить проблему друидов — подвергнуть планету военной бомбардировке. Мы, сторонники Голубой Воды, заостряем внимание на том, что за этим последуют огромные жертвы, большие разрушения, и даже если в конечном итоге нам удастся покорить орды религиозных фанатиков-лайти, мы уничтожим на Кайрил все, что там есть ценного для нас. Видите ли, помимо сельскохозяйственной продукции, Кайрил поставляет сырье для нашей промышленности, а также изделия, связанные вручную. У нас взаимовыгодный союз, но нынешняя политика друидов — отрицательный фактор. Индустриальный Балленкарч, управляемый друидами, способен серьезно нарушить баланс. Красная Ветвь намерена уничтожить друидов. Мы же хотим повлиять на экономику Кайрил: отвлечь ее от Дерева на производство продукции.

— И как вы надеетесь этого добиться?

— Строго между нами, дорогой друг… Мы позволим друидам продолжать интриги.

Джо поморщился, машинально потрогав нос.

— Но этот горшок — каким образом ему удастся вписаться в картину?

— Горшок — это то, что бедные наивные друиды считают самой важной деталью своего плана. Вот почему я склонен считать, что горшок достигнет Балленкарча, даже если для этого мне придется убить еще два десятка туполобых менгов.

— Если вы говорите правду, в чем я сомневаюсь…

— Но, мой дорогой друг, какой же резон мне лгать?

— Кажется, я начинаю кое-что понимать в этом сумасшедшем доме…

 

Глава 8

Джинкли — полиэдр диаметром в одну милю, утопающий в диффузной люминесценции. К нему, как пиявки, присосалась дюжина кораблей, а космос вокруг был густо усыпан блестками. Это смельчаки в скафандрах, чтобы почувствовать величие открытого космоса, рисковали удалиться от поверхности на десять, двадцать, а то и тридцать миль.

Здесь, похоже, не было формальностей с приземлением, что оказалось очень удобно, — к удивлению Джо, привыкшего к тщательным перепроверкам, индексам, резервным номерам, инспекциям, карантинам, паспортам, визам, просмотрам, досмотрам и резолюциям.

«Бельзвурон» ткнулся носом в вакантный порт, состыковался с причалом — вязким мезонным полем — и затих.

Пассажиры в трюме, лежавшие в гипнотическом сне, остались непотревоженными.

— Мы прибыли на Джинкли, — сообщил капитан, вновь поспешно собравший бодрствующих пассажиров, — и останемся здесь на тридцать два часа, пока не примем на борт почту и груз. Некоторые из вас бывали здесь прежде. Думаю, нет необходимости предупреждать вас об осторожности. Для тех, кто посещает Джинкли впервые, сообщаю: он лежит вне планетарной юрисдикции, законы здесь диктует владелец и его управляющий, а их главная задача — посредством всяческих удовольствий и игр извлечь деньги из ваших карманов.

Итак, предупреждаю: будьте осторожны в азартных играх. Обращаюсь к дамам: не ходите одни в Парк Ароматов! Это гарантия, что вам будет отказано в платном экспорте. Люди, бывшие на третьем ярусе, согласятся, что это крайне дорого и опасно. Там нередко происходят убийства. Мужчина, увлеченный девицей, самая удобная мишень для ножа. Кроме того, люди, предающиеся сомнительным забавам, снимаются на пленку, которая может использоваться потом в целях шантажа.

Наконец, не рекомендуется настаивать, чтобы вас отвели вниз, на Арену, потому что там вы легко можете быть брошены на ринг и вам придется сражаться с искусными бойцами. Уже в тот момент, когда вы платите за вход, можете оказаться, что на вас пал выбор. Поразительно, как много случайных посетителей (неважно, наркотики тому виной или алкоголь, азарт или бравада) оказались в свое время на Арене. Многие из них были убиты или изувечены. Думаю, предупреждений уже достаточно. Не хочу вас запугивать, тем более что здесь вам могут предоставить много развлечений, не противоречащих закону. Девятнадцать Садов — они известны всей Вселенной. В Целестиуме вы можете пообедать продуктами родной планеты, послушать родную музыку. Магазин вдоль Эспланады предоставит вам все, что пожелаете, по весьма разумной цене. С этими инструкциями я вас отпускаю. До вылета на Балленкарч — тридцать два часа…

Он вышел. Манаоло проводил Ильфейн в каюту. Друиды-миссионеры вернулись к алтарю, видимо, не имея намерения покидать корабль.

По-военному печатая шаг, ушел офицер Ирру Каметви, и с ним — юная вдова.

Вслед за ними удалились менги в штатском. Тощая лысая старуха как сидела в кресле, уставясь в другой конец зала, так и осталась сидеть, не отклонясь ни на дюйм. Силлиты умчались, визгливо смеясь и высоко подбрасывая колени.

Хабльят остановился перед Джо, заложив руки за спину.

— Итак, мой друг, вы собираетесь сойти?

— Да, — ответил Джо, — вполне возможно. Хочу посмотреть, что будут делать жрица и Манаоло.

Хабльят качнулся на каблуках.

— Будьте поосторожнее с этим парнем. Это порочный образец мегаломана, доведенный до апогея соответствующим окружением. Никто из нас не способен мнить так о себе, как Манаоло. Он — священный и неприкосновенный. Он не заботится о том, что хорошо, а что плохо. Его интересует лишь одно: что — за Манаоло, а что — против Манаоло.

Дверь тринадцатой каюты открылась. Манаоло и Ильфейн вышли на балкон.

Манаоло шел впереди и нес небольшой сверток. Он был одет в охотничью кирасу, из золота и какого-то блестящего металла, и в длинное зеленое платье, расшитое желтыми листьями. Не глядя по сторонам, он спустился по ступенькам и вышел.

Проходя по салону, Ильфейн задержалась, поглядела ему вслед и качнула головой — красноречивый жест несогласия. Только вот с чем?..

Она повернулась и направилась к Джо и Хабльяту.

Хабльят почтительно склонил голову, но она отнеслась к его приветствию довольно холодно и обратилась к Джо:

— Я хочу, чтобы ты меня сопровождал.

— Это приглашение или приказ?

Ильфейн насмешливо подняла брови.

— Это значит, что я хочу, чтобы вы меня сопровождали.

— Прекрасно, — сказал Джо, поднимаясь. — С удовольствием.

Хабльят вздохнул:

— Если бы только я был моложе и стройнее…

— Стройнее, — усмехнулся Джо.

— Ни одной красивой молодой даме не приходилось бы просить меня дважды!

Ильфейн сдержано произнесла:

— Думаю, с моей стороны будет честно предупредить, что Манаоло обещал убить вас, если увидит, что мы разговариваем.

Наступила тишина. Затем Джо произнес голосом, показавшимся ему незнакомым:

— И поэтому вы первым делом приглашаете меня сопровождать вас?

— Вы боитесь?

— Я не герой.

Она резко повернулась и направилась к выходу.

Хабльят с любопытством спросил:

— Зачем же вы так?

Джо был зол.

— Она интриганка! Откуда такая уверенность, что ради нее я пойду на риск и что ради удовольствия ее выгуливать позволю себя пристрелить психованному друиду?

Он смотрел ей вслед, пока темно-синий плащ не скрылся из виду.

— И ведь она права. Я действительно отношусь именно к этой породе идиотов…

Он бросился ей вслед.

Сцепив ладони и грустно улыбаясь, Хабльят проводил его взглядом.

Затем, запахнув халат на животе, он уселся в кресло и стал с сонным видом следить за друидами, колдовавшими над алтарем…

Они шли по коридору, вдоль которого выстроились в линию небольшие магазины.

— Слушайте, — сказал Джо. — Кто вы: жрица друидов, которой ничего не стоит лишить жизни человека из простонародья? или просто милое взрослое дитя?

Ильфейн вскинула голову, пытаясь обрести вид значительный и ответственный.

— Я очень важная персона, и придет день, когда меня назначат Просителем за все графство Кельминстре. Это, правда, маленькое графство, но путь трех миллионов душ к Дереву будет в моих руках.

Джо пытался подавить улыбку.

— А что, без вас им не дойти?

Она рассмеялась и сказала, вновь превращаясь в таинственную девушку:

— О, вероятно! Но я буду следить, чтобы они соблюдали приличия в дороге.

— Беда в том, что скоро вы и сами начнете верить в эту ерунду.

Она помолчала. Потом ехидно поинтересовалась:

— Что это вы все время озираетесь? Неужели этот коридор так интересен?

— Я жду этого дьявола Манаоло, — объяснил Джо. — Для него вполне естественно будет выскочить откуда-нибудь из тени и прирезать меня.

Ильфейн покачала головой:

— Манаоло отправился на третий ярус. С начала путешествия он каждую ночь пытался сделать меня своей любовницей, но я отказала ему. Сегодня он пригрозил, что будет развратничать на третьем ярусе, пока я не уступлю. Я сказала, что пусть сделает одолжение, может быть, тогда он будет поменьше демонстрировать передо мной свое мужское начало. Он ушел от меня в ярости.

— Мне кажется, Манаоло всегда пребывает в состоянии оскорбленного достоинства.

— Он очень вспыльчив. А сейчас давайте пройдем сюда…

Джо схватил ее за руку, резко развернул и, глядя в испуганные глаза, заявил:

— Вот что, юная леди, не сочтите, что я демонстрирую перед вами мужское начало, но я не намерен идти туда или сюда по вашей указке и таскать за вами баулы, как шофер…

Он тут же понял, что слово подобрано неверно.

— Шофер? Ха! Тогда…

— Если вас не устраивает моя компания, то мне самое время уйти.

Через секунду она спросила:

— У вас есть другое имя, кроме Смит?

— Зовите меня Джо.

— Джо, вы замечательный мужчина. И очень странный. Вы меня совсем запутали, Джо.

— Если хотите и дальше идти со мной — будь я шофером, механиком, инженером, плантатором мха, барменом, инструктором по теннису, портовым грузчиком и бог знает кем еще, — давайте войдем в Девятнадцать Садов и посмотрим, продают ли там земное пиво…

Девятнадцать Садов занимали участок в ближайшем массиве — девятнадцать клиновидных секций, примыкавших к центральной платформе, служащей рестораном.

Они нашли свободный столик. К удивлению Джо, перед ними без разговоров поставили пиво в холодных запотевших квартовых кубках.

— Как пожелает Ваша Боготворимость, — коротко сказала Ильфейн.

Джо смущенно улыбнулся.

— Ни к чему заходить так далеко. Это, наверное, особенность друидов — впадать в крайности. Что вам заказать?

— Ничего, — она развернулась в кресле, оглядывая сад.

И в этот момент Джо понял, что волей или неволей, к добру или к несчастью, а он все-таки безумно влюблен. Поняв это, он вздохнул. Маргарет осталась слишком далеко, в тысяче световых лет отсюда.

Он бросил взгляд в коридор, ведущий вдоль всех Девятнадцати Садов.

Здесь была представлена флора девятнадцати планет, сохранившая характерные цвета: черный, серый и белый — Келса; оранжевый, желтый и зеленоватый — Заркуса; пастельные зеленые, голубые и желтые тона цветов, растущих на тихой маленькой планете Джонафан, и сотни иных растений: всевозможные зеленые, багряные, красные, небесно-голубые…

Джо замер, наполовину привстав.

— Что случилось? — спросила Ильфейн.

— Этот сад… Или это земные растения, или я — бесхвостая мартышка.

Он вскочил, подбежал к ограждению. Она двинулась вслед за ним.

— Герань, жимолость, петуньи, цинии, розы, итальянский кипарис, тополь, плакучие ивы. И лужайка… и гибискус… — Он посмотрел на табличку:

— «Планета Ген. Местонахождение неизвестно».

Они вернулись к столику.

— Вы похожи на больного ностальгией, — капризно заметила Ильфейн.

Джо улыбнулся:

— Я и в самом деле очень болен ностальгией. Расскажите мне что-нибудь о Балленкарче.

Она попробовала пиво, поморщилась и удивленно посмотрела на него.

— Пиво поначалу никому не нравится, — сказал Джо.

— Я не очень-то много знаю о Балленкарче. Еще несколько лет назад он был абсолютно первобытным. Корабли на планету не садились, потому что аборигены занимались людоедством. Но потом нынешний Принц объединил малые племена в единую нацию. Это произошло за одну ночь. Было много крови и жертв. Но с тех пор никого не убивают и корабли могут приземляться в относительной безопасности. Принц взял курс на индустриализацию. Он вывез большое количество машин из Билленда, Менгера, Грабе. Мало-помалу, убивая одних вождей, убеждая других, он подчинил себе весь континент. Как вы могли догадаться, на Балленкарче сейчас отсутствует религия, и мы, друиды, рассчитываем установить контакт с новой промышленной властью на основе взаимного доверия. И нам не придется в дальнейшем зависеть от Менгера.

Менгам, естественно, эта идея не по душе, и они…

Ее глаза вдруг округлились. Она рванулась вперед, схватив его за руку:

— Манаоло! О, Джо, он вас не видел!

Оболочка страха, окутавшая его, вдруг исчезла. Нельзя праздновать труса, когда предмет любви боится за тебя.

Джо откинулся в кресле, глядя на Манаоло. Друид, похожий на героя страны демонов, широкими шагами шел по террасе. На его руке висела женщина с кожей бежевого цвета, в оранжевых панталонах, особо бросавшихся в глаза благодаря голубому платью и такой же накидке. В другой руке Манаоло держал сверток. Черные глаза стрельнули в сторону Ильфейн и Джо, друид равнодушно переменил курс и прогулочным шагом направился к ним, на ходу вынимая из-за пояса стилет.

— Ну вот, — пробормотал Джо, поднимаясь. — Наконец-то!..

Публика, сидевшая в ресторане, бросилась врассыпную. Манаоло остановился в ярде от Джо, и на его лице промелькнула тень улыбки. Он положил сверток на стол, затем легко шагнул вперед и ударил.

Он сделал этот жест очень наивно, словно ожидал, что Джо будет стоять и ждать, пока его зарежут. Джо ждать не стал. Он выплеснул пиво в лицо друиду, ударил кулаком по вооруженной руке, и стилет звякнул об пол.

— А теперь, — рявкнул Джо, — я собираюсь вышибить из тебя дух…

Что и сделал.

Манаоло лежал на полу. Джо, тяжело дыша, сидел на нем верхом.

Пластырь, украшавший его нос, был сорван, кровь струилась по лицу и капала на грудь. Рука Манаоло нащупала валявшийся стилет. Со сдавленным хрипом друид вывернулся. Джо перехватил руку, направляя удар в сторону плеча Манаоло.

Друид вновь попытался занести узкое лезвие. Джо выхватил стилет из его руки, проткнул им ухо Манаоло и вонзил острие в деревянный пол, загнав лезвие поглубже несколькими ударами кулака. Затем поднялся на ноги и посмотрел вниз.

Некоторое время Манаоло судорожно, как рыба, бился на полу. Наконец он затих. Равнодушные слуги извлекли стилет, положили друида на носилки и понесли. Бежевая женщина семенила рядом. Манаоло приподнялся, что-то сказал ей. Она подскочила к стойке, схватила сверток, вернулась и положила его Манаоло на грудь.

Джо упал в кресло, схватил пиво Ильфейн и стал жадно пить.

— Джо… — Прошептала она. — Вы не ранены?

— Я зол и неудовлетворен. Этот Наполеон — неприятный субъект. Если бы не ваше присутствие, я бы его растерзал. Но… — он скривил в улыбке окровавленные губы, — не могу же я позволить вам смотреть, как соперника раздирают на куски.

— Соперника? — Она была изумлена. — Соперника?!.

— В отношении вас.

— О-о! — произнесла она бесцветным голосом.

— И не говорите мне: «Я царственная всемогущая жрица!»

Она все еще продолжала удивленно смотреть на Джо. Потом сказала:

— Я не думала об этом. Я считала, что Манаоло никогда не был… вашим соперником.

— Мне нужно помыться и во что-нибудь переодеться. Хотите сопровождать меня и дальше или…

— Нет, — ответила Ильфейн все тем же бесцветным тоном. — Я еще посижу здесь. Я хочу подумать.

 

Глава 9

Тридцать один час. «Бельзвурон» готовится к вылету. Пассажиры спешат вернуться на корабль, чтобы контролер успел поставить галочку.

Тридцать один час тридцать минут.

— Где Манаоло? — Спрашивает Ильфейн контролера. — Он вернулся?

— Нет, Боготворимая. Это точно.

Джо проводил ее к телефону.

— Госпиталь? — механическим голосом спросила она. — Меня интересует некий Манаоло, который был доставлен к вам вчера. Его выписали?.. Очень хорошо. Но поторопитесь, его корабль готовится к отлету. Вы уже идете в его палату? Большое спасибо!..

Прошло еще некоторое время, затем она вновь поднесла трубку к уху:

— Что? Нет!!!

— Что случилось?

— Он мертв! Его убили!..

Капитан согласился задержать корабль до возвращения Ильфейн из госпиталя. Она помчалась к подъемнику. Джо следовал за ней по пятам.

В госпитале их встретила медсестра биллендской расы — женщина с белыми волосами, увязанными в несколько пучков.

— Вы его жена? — спросила сестра. — Если да, то прошу оказать любезность сделать распоряжения насчет его тела.

— Я не жена. Меня не интересует, что вы будете делать с телом.

Скажите, что случилось со свертком, который был при нем?

— В этой палате нет свертка. Я припоминаю, что он приносил с собой какой-то сверток, но сейчас его здесь нет.

— Кто навещал больного? — Вмешался Джо.

Последними посетителями Манаоло были три менга, оставившие в регистрационном журнале незнакомые имена. Коридорный служащий вспомнил, что один из них, пожилой мужчина с жесткой армейской выправкой, вышел из палаты со свертком.

Ильфейн с рыданиями упала Джо на плечо:

— Это был горшочек с растением!

Он обнял ее, стал гладить темные волосы.

— И теперь им завладели менги! — С несчастным видом закончила она.

— Простите меня за излишнее любопытство, — сказал Джо, — но что в нем такого важного, в этом горшочке?

Она смотрела на него заплаканными глазами. Потом наконец ответила:

— Второе самое важное во Вселенной живое существо. Единственный живой побег с Дерева Жизни…

Они медленно возвращались на корабль по коридору, выложенному голубой плиткой.

— Я не только любопытен, но и глуп, — сказал Джо. — Для чего нужно через все преграды нести побег Дерева Жизни? Разумеется, для того…

Она кивнула:

— Я вам говорила: мы хотим установить союз с Балленкарчем.

Религиозный союз. Этот побег, Сын Дерева, был бы священным символом…

— И тогда, — подхватил Джо, — друиды оказались бы в тылу, взяли верх, и Балленкарч превратился бы во второй Кайрил. Пять биллионов убогих рабов, два миллиона пресыщенных друидов, одно Дерево. — Он пытливо посмотрел на нее. — У вас на Кайрил есть кто-нибудь, кто считает, что с вашей системой не все в порядке?

Она бросила на него негодующий взгляд:

— Вы абсолютный материалист! На Кайрил материализм преследуется вплоть до смертной казни.

— Материализм означает распределение прибылей, — улыбнулся Джо. — А может быть — подстрекательство к восстанию…

— Жизнь — это преддверие к вечной славе. Жизнь — попытка найти себе место на Дереве. Трудолюбивые рабочие живут выше других, в Синтии. Лентяи, словно черви, должны ютиться во мгле корней.

— Если материализм — грех, в чем вы не сомневаетесь, то почему тогда друиды жрут, словно боровы? Чем можно объяснить жизнь в такой вызывающей роскоши? Не кажется ли вам странным, что те, кто проповедует материализм, являются противниками всего этого?

— Кто вы такой, чтобы критиковать? — закричала она в гневе. — Вы такой же варвар, как дикари Балленкарча! Будь мы на Кайрил, там уже давно бы пресекли этот дикий бред!

— Чтобы он не повредил местному божеству, не так ли? — презрительно спросил Джо.

Оскорбленная, она не ответила и пошла вперед.

Улыбнувшись про себя, Джо последовал за ней…

В корабле открылся люк.

Ильфейн остановилась на пороге:

— Сын Дерева потерян. Видимо, уничтожен. — Она исподлобья посмотрела на Джо. — Теперь у меня нет причин лететь на Балленкарч. Я должна вернуться домой и сообщить в Коллегию товэрчей.

Джо уныло почесал подбородок. До сих пор он надеялся, что этот аспект проблемы ее не затронет. Наобум, не думая, что она все еще сердится на него, он предложил:

— Но ведь вы покинули с Манаоло Кайрил, чтобы бежать от жизни во Дворце. Товэрчи с помощью своих шпионов проверят каждую деталь смерти Манаоло…

Она испытующе, с незнакомым ему выражением, смотрела на него:

— Вы хотите, чтобы я летела с вами?

— Да.

— Зачем?

— Я боюсь, — сказал Джо с внезапным комком в горле, — что вы слишком сильно на меня повлияли. И особенно меня беспокоит ваша деформированная философия.

— Хороший ответ, — важно заявила Ильфейн. — Ладно, я лечу. Возможно, мне удастся склонить балленкарчцев боготворить Дерево Жизни…

Джо задержал дыхание, чтобы не рассмеяться и не рассердить ее еще раз.

Она обиженно посмотрела на него:

— Я вижу, что вы находите меня смешной?..

 

Глава 10

За столом контролера стоял Хабльят:

— Ага, возвращаетесь? А убийцы Манаоло сбежали с Сыном Дерева?

Ильфейн застыла на месте:

— Откуда вы знаете?

— Дорогая жрица, маленькие камешки, брошенные в воду, посылают большие круги к дальним берегам. Мне думается, я нахожусь гораздо ближе к подлинной сути происходящего, чем вы.

— Что вы имеете в виду?

Люк лязгнул, стюард вежливо произнес:

— Мы отлетаем через десять минут. Госпожа жрица, милорды, могу я попросить вас на время ускорения разойтись по каютам?

 

Глава 11

Джо очнулся от транса. Вспомнив последнее пробуждение, он быстро высунулся из гамака, осматривая каюту. Но он был один, а дверь оказалась плотно закрыта — такой он оставил ее перед сном, а после чего проглотил таблетку и стал смотреть на гипнотизирующие символы на экране.

Он выпрыгнул из гамака, принял ванну, побрился и одел новый голубой костюм, купленный на Джинкли. Потом вышел в коридор на балкон. В салоне было темно. Очевидно, он проснулся слишком рано.

Джо остановился перед тринадцатой каютой и представил, как там, за дверью, лежит теплая и безвольная Ильфейн. Ее темные волосы распустились по подушке, а на лице даже во сне остался отпечаток сомнения и гордой неуступчивости…

Он приложил ладонь к двери — так и подмывало открыть ее. Лишь усилием воли он заставил себя убрать ладонь, повернулся и пошел вдоль балкона. И вдруг замер. На широкой скамье, в наблюдательной нише, кто-то сидел. Джо подошел ближе, всматриваясь в темноту. Хабльят…

Джо спустился по ступенькам.

Хабльят сделал приветственный жест:

— Садитесь, мой друг, и примите участие в моем предобеденном созерцании.

Джо сел в кресло.

— Вы рано проснулись, Хабльят…

— Напротив — никак не могу задремать. Я просидел шесть часов на этой скамье, и вы — первый, кого я вижу.

— А кого вы ждали?

Хабльят придал желтому лицу мудрое выражение.

— Я не ожидал кого-нибудь конкретно. Но несколько удачных вопросов и интервью на Джинкли дали мне понять, что люди не всегда таковы, какими выглядят. Я был удивлен, когда смог рассмотреть деятельность некоторых лиц в новом свете.

Джо со вздохом сказал:

— В конце концов, это не мое дело.

Хабльят погрозил ему толстым пальцем:

— Нет-нет, мой друг! Вы скромничаете. Вы притворяетесь. Не сомневаюсь, что к судьбе прелестной Ильфейн вы уже не можете оставаться равнодушным.

— Оставим это. Мне все равно, переправят друиды на Балленкарч свою растительность или нет. Но я не понимаю, почему в их усилиях вы принимаете столь живое участие. — Джо пытливо посмотрел на Хабльята. — Будь я друидом, я бы как следует задумался над этим.

— О, мой дорогой друг, — проблеял Хабльят, — вы мне делаете комплимент! Но я тружусь во мраке. Я иду ощупью. Есть тонкости, которых я еще не уловил. Вы удивитесь, если узнаете о втором лице кое-кого из наших дорогих спутников.

— Думаю, здесь найдется немало любопытного.

— Возьмите, к примеру, лысую старуху в черном. Ту, что сидит и глядит в пустоту, словно уже давно околела. Что вы о ней думаете?

— Старая ящерица, отталкивающая, но безвредная.

— Ей четыреста двенадцать лет. Ее муж, по моим сведениям, создал эликсир жизни, когда ей было четырнадцать. Она убила его и лишь двадцать лет назад утратила свежесть юности. А до той поры любовники ее исчислялись тысячами, и были они всех видов, размеров, полов, рас, цветов и кровей.

Последние сто лет ее диета состояла исключительно из человеческой крови.

Джо откинулся в кресле, потер застывшее лицо…

— Продолжайте.

— Я узнал, что ранг и авторитет одного из моих соотечественников значительно выше, чем я полагал, так что я должен быть осторожнее. Я узнал, что у Принца Балленкарчского на борту есть свой агент.

— Продолжайте.

— И еще я узнал, — я, кажется, о такой возможности упоминал перед вылетом с Джинкли — что потеря цветочного горшка не самая тяжелая драма для друидов.

— Это как же?

Хабльят задумчиво глядел на балкон.

— Вам когда-нибудь приходило в голову, — медленно произнес он, — что друиды поступили несколько странно, назначив Манаоло миссионером такой степени важности?

— Я полагал, что здесь сыграл роль его ранг. По словам Ильфейн, он очень высок. Экклезиарх, на ступень ниже сеэрча.

— Но друиды не столь глупы и упрямы, — спокойно продолжал Хабльят. — Вот уже почти тысячелетие они ухитряются править пятью биллионами мужчин и женщин, не имея за спиной ничего, кроме огромного дерева. Они не кретины.

Без сомнения, Коллегия товэрчей не питала иллюзий насчет Манаоло. Им отлично известно, что это чванливый эгоцентрист. Они решили, что из него получится отличная лошадка для прикрытия. Я же, недооценив их, подумал, что Манаоло сам нуждается в ширме. Для этого я выбрал вас. Но друиды предвидели трудности, которые могла встретить миссия, и предприняли некоторые шаги. Манаоло отправился с фальшивым саженцем, создав вокруг него атмосферу тайны. Настоящий Сын Дерева переправляется другим способом.

— И что это за способ?

Хабльят пожал плечами:

— Могу только догадываться. Возможно, жрица искусно прячет его у себя. Возможно, побег спрятан в багажном отделении — но в этом я сомневаюсь, ведь они знают о квалификации наших шпионов. Я думаю, саженец находится под охраной какого-нибудь представителя Кайрил… Возможно, на этом корабле. Возможно — на другом.

— А дальше?

— А дальше — я сижу здесь и смотрю, не придет ли кто-нибудь усугубить мои подозрения. А дальше — вы пришли первым.

— И какие же выводы вы сделали?

— Никаких. Пока никаких.

Появилась беловолосая стюардесса. Ее руки и ноги, обтянутые костюмом, казались очень тонкими и изящными. Неужели это костюм? Джо впервые разглядел его поближе…

— Джентльмены будут завтракать?

Хабльят кивнул:

— Я буду.

— Мне принесите каких-нибудь фруктов, — попросил Джо. Тут же он вспомнил открытие, сделанное на Джинкли. — Я не смею мечтать, что у вас есть кофе, но…

— Думаю, для вас найдется, лорд Смит, — ответила стюардесса и удалилась.

Джо повернулся к Хабльяту:

— На них почти нет одежды! Это же краска!

Хабльят, казалось, был удивлен:

— Разумеется. А разве вы не знали, что на биллендцах всегда больше краски, чем одежды?

— Нет. Я всегда принимал как само собой разумеющееся, что это одежда.

— Это серьезная ошибка, — наставительно сказал Хабльят. — На чужой планете, имея дело с существом, личностью или явлением, никогда ничего не принимайте как само собой разумеющееся. Когда я был молод, я посетил мир Ксэнчей на Киме и там совершил оплошность, обольстив местную девушку.

Восхитительное создание с виноградной веточкой в волосах… Помнится, она уступила с готовностью, но без особого энтузиазма. И вот когда я был почти без сил, она решила прирезать меня длинным ножом. Я запротестовал, и дама была ошарашена. Впоследствии я выяснил, что у ксэнчей лишь замысливший самоубийство имеет право обладать девушкой, минуя брачные узы, и что там нет никого, кто колебался бы в выборе: убить себя самому или уйти в мир снов, умерев в экстазе.

— А мораль?

— Она ясна. Вещи не всегда таковы, какими выглядят.

Развалившись в кресле, Джо размышлял; Хабльят насвистывал фугу из четырех нот, аккомпанируя себе на шести пластинах, висевших у него на шее как ожерелье: при касании каждая из них вибрировала в определенном тоне.

«Очевидно, он что-то знает, — думал Джо. — Или подозревает. Или ему кажется, что он знает то, в чем я замешан. Хабльят как-то сказал, что у меня ограниченный интеллект. Возможно, он прав. Он сделал уже достаточно намеков. Ильфейн? Нет, он говорил о Сыне Дерева. Какая грандиозная суматоха вокруг растения! Хабльят уверен, что Сын на борту, — это ясно.

Ладно, у меня его нет. У него его тоже нет, иначе бы он не говорил так много. Ильфейн под вопросом. Силлиты? Жуткая старуха? Менги?

Друиды-миссионеры?..»

Хабльят посмотрел на него в упор. Когда Джо вздрогнул, он улыбнулся:

— Теперь вы поняли?

— Кое-что — да, — сказал Джо.

 

Глава 12

Все пассажиры собрались в салоне, но атмосфера была уже другая. В любом путешествии невозможно обойтись без трений, но здесь личные приязни и неприязни, незаметные прежде на фоне Манаоло, вдруг разом вышли на передний план.

Ирру Каметви, два менга в штатском (как узнал Джо от Хабльята, это были поверенные политического комитета Красной Ветви) и юная вдова — все они уже целый час сидели за столом с разноцветными дощечками, старательно избегая глядеть на Хабльята. Два миссионера сгорбились над алтарем в темном углу салона, бормоча непостижимые заклинания. Силлит бродил по салону. Женщина в черном сидела неподвижно, как мертвец, лишь взгляд ее изредка передвигался на одну восьмую дюйма. Кроме того, примерно раз в течение часа она поднимала прозрачную руку и подносила ее к гладкой до стеклянного блеска голове.

Джо казалось, что он сопротивляется психическим потокам, словно океан — налетающим с разных сторон ветрам. Но главное — это не забыть, что его ждет миссия на Балленкарче.

«Странно, — думал Джо, — всего дни или часы остаются до прилета на Балленкарч, а поручение, которое я должен выполнить, словно потеряло внутреннее содержание. Большую часть эмоций, воли, чувств я вложил в Ильфейн. Вложил? Скорее, это было выжато, вырвано из меня…»

Джо думал о Кайрил, о Дереве, о Дворцах Божественного, сгрудившихся у подножия ствола планетных масштабов, о сутулых пилигримах с пустыми глазами, о том, как они заходят в дупло, бросив взгляд назад, на плоский серый ландшафт.

Он думал о воззрениях друидов, основанных на смерти. Хотя смерть — это не та штука, которой надо бояться на Кайрил. Смерть так же привычна, как, скажем, еда.

Насилие как обычный способ существования, насилие как выход из любого положения. Умеренность — слово, не имевшее значения для мужчин и женщин, не привыкших ограничивать прихоти, будь то излишество или бедность. Он вспомнил все, что знал о Менгере: маленький мир озер и островов с изрезанными берегами, мир людей, склонных к путаным интригам, к архитектурным причудам. Мир кривых мостов, петляющих над реками и каналами, над красивыми уютными аллеями. Мир, озаренный тусклым желтым светом старого маленького солнца. Его фабрики: аккуратные, рентабельные, на специально отведенных промышленных островах. И менги, люди столь же извилистые и хитроумные, как их витиеватые мосты. Один из них — Хабльят, душа которого оставалась для Джо загадкой. А еще среди менгов были пылкие приверженцы Красной Ветви — приверженцы средневековья, как сказали бы о них на Земле.

А Балленкарч? Что о нем известно, кроме того, что это варварский мир, во главе которого стоит Принц, вознамерившийся нахрапом воплотить в жизнь индустриальный комплекс. И где-то на этой планете, среди дикарей юга или варваров севера, должен находится Гарри Креес.

Гарри. Вскружил Маргарет голову и ушел, оставив за собой переполох эмоций, который не мог улечься, пока он не вернется. Два года назад, на Марсе, Джо отставал от него на какие-то часы. Но когда Джо прибыл на Марс, чтобы вернуть Гарри на Землю для выяснения отношений, Гарри уже улетел.

Раздраженный отсрочкой, но одержимый своей целью, Джо полетел за ним.

На Тюбане он потерял след, потому что удар мотыги пьяного аборигена отправил Смита на три месяца в госпиталь. Затем месяцы судорожных поисков, неудач, разочарований, и наконец на поверхность всплыло название далекой планеты — Балленкарч. Затем месяцы, ушедшие на путь через Галактику, и теперь Балленкарч лежал по курсу и где-то на нем был Гарри Креес…

И Джо неожиданно решил:

«Черт с ним, с Гарри!»

Потому что Маргарет не владела более его воображением. Потому что теперь это место принадлежало беспринципной шалунье-жрице. Джо грезилось, как он и Ильфейн исследуют древние игровые площадки Земли: Париж, Вену, Сан-Франциско, Долину Кошмара, Черный Лес, Море Сахары…

И Джо спрашивал себя: придется ли это по вкусу Ильфейн? На Земле нет фанатиков-трудяг, чтобы их истязать, убивать или ласкать, как зверушек.

Возможно, прав Хабльят: вещи не всегда таковы, какими выглядят. Очень может быть, что он просто создал себе мираж по удобному образцу. Возможно, он просто никогда не представлял себе такие масштабы, в которые помещается эгоизм друидов. Ну и ладно. Тогда это предстоит выяснить.

Хабльят не сводил с него ласкового взгляда.

— Будь я на вашем месте, мой юный друг, — я бы подождал. По крайней мере еще один день. Не думаю, что она уже успела как следует ощутить одиночество. Думаю, что если вы сейчас с мрачным видом появитесь перед ней, это может вызвать лишь неприязнь и она причислит вас к прочим своим врагам. Дайте ей денек отдохнуть, а потом пригласите на прогулку или в спортзал, где она ежедневно проводит по часу…

Джо опять сел на скамью и сказал:

— Хабльят, я не могу вас понять.

— Ах, — печально покачал головой Хабльят, — поверьте, я говорю искренне.

— Вначале, на Кайрил, вы спасли мне жизнь. Затем подставили под удар.

Затем…

— Виной тому лишь досадная необходимость.

— Порой мне кажется, что вы симпатичны, дружелюбны…

— Ну конечно!

— …как сейчас, когда вы прочли мои мысли и дали мне отеческий совет. Но я никогда не знаю, что еще вы держите для меня в запасе. Я — словно гусь, предназначенный для Рождественского стола и не способный оценить щедрости хозяина. Вещи не всегда таковы, какими выглядят. Я не питаю иллюзий, что вы откроете мне, на какой убой меня послали…

Хабльят рассмеялся и смущенно помахал ладонью:

— На самом деле я не столь неискренен. Я никогда не стараюсь замаскироваться чем-нибудь, кроме честности. Мое отношение к вам самое искреннее, но соглашусь, что это отношение не остановит меня, если придется пожертвовать вами. И противоречия в этом нет. Личные симпатии и антипатии я отделяю от работы. Теперь вы обо мне знаете все.

— А как я узнаю, когда вы на работе, а когда нет?

Хабльят развел руками:

— На этот вопрос я и сам не в силах ответить.

Но Джо был не так уж неудовлетворен. Он поудобнее устроился на скамье, а Хабльят запахнул халат на толстом животе.

— Жизнь порой очень сложна, — заметил Хабльят. — Она неожиданна и очень многого требует от тебя.

— Хабльят, почему бы вам не отправиться со мной на Землю?

Хабльят улыбнулся:

— Обязательно воспользуюсь вашим предложением, если в Ампиану Красная Ветвь одолеет Голубую Воду…

 

Глава 13

Четыре дня назад они покинули Джинкли, и еще трое суток осталось до прилета на Балленкарч. Опершись на перила верхней палубы, Джо прислушивался к медленным шагам Ильфейн. У нее было бледное, озабоченное лицо и большие, чистые глаза. Она в ожидании приостановилась возле него, словно готовая продолжить путь.

— Хэлло, — бросил Джо и вновь стал смотреть на звезды. Что-то в лице Ильфейн подсказало ему, что она остановилась окончательно.

Она сказала:

— Как раз тогда, когда мне нужно с кем-нибудь поговорить, вы меня избегаете.

Джо проникновенно спросил:

— Ильфейн, вы любили когда-нибудь?

На ее лице отразилось недоумение.

— Я не понимаю…

Джо хмыкнул:

— Всего лишь земная абстракция. С кем вы живете на Кайрил?

— А-а-а… С тем, кто мне интересен. С тем, с кем хочется, кто дает мне почувствовать свое тело.

Джо опять повернулся к звездам.

— Суть несколько глубже…

Ее голос неожиданно стал тихим и серьезным:

— Я очень хорошо вас понимаю, Джо.

Он повернул голову. Ее алые, как вишни, губы, ее живое лицо… Темные глаза горели. Он поцеловал ее — словно измученный жаждой обрел источник.

— Ильфейн…

— Да?

— На Балленкарче… мы повернем и полетим назад, на Землю. Больше не будет ни интриг, ни тревог, ни смертей. На свете есть столько мест, которые я хочу показать тебе. Столько древних мест на древней Земле, сохранивших свою первозданную прелесть…

Она вздрогнула в его руках.

— Джо, у меня ведь свой мир. И есть ответственность перед ним.

Джо горячо произнес:

— На Земле ты поймешь, что все это — подлая мерзость. Это так же низко для друидов, как и для жалких рабов-лайти.

— Рабов? Они служат Дереву Жизни. Мы все так или иначе служим Дереву Жизни.

— Дереву Смерти!

Ильфейн тихо высвободилась.

— Джо, я не могу тебе этого объяснить. Мы связаны с Деревом. Мы его дети! Ты не понимаешь и не знаешь великой истины. Существует лишь одна Вселенная — Дерево! А лайти и друиды служат ему в бухте посреди языческого космоса. Когда-нибудь все переменится. Все люди станут служить Дереву! А мы возродимся из праха, мы будем служить и трудиться, и в конце концов станем листьями в ночном сиянии. Каждый на своем месте. Кайрил станет святым местом Галактики…

— Это растение, — возразил Джо, — огромное, но все же растение, в ваших умах занимает больше места, чем все человечество. На Земле подобную штуку мы бы срубили на дрова. Впрочем, зачем? Мы бы опоясали его спиральной лестницей и водили бы по ней экскурсии, а на верхушке продавали бы горячие сосиски. И содовую. Мы бы ему не позволили нас гипнотизировать.

Она его не слушала.

— Джо, ты можешь стать моим любовником. И мы будем жить на Кайрил, служить Дереву и убивать его врагов… — Она замерла на полуслове, удивленная выражением его лица.

— Это не годится. Мы слишком разные. Я вернусь на Землю. А ты останешься здесь. Найдешь себе другого любовника, чтобы он убивал для тебя врагов. И каждый из нас будет делать то, что ему больше по душе. Не спрашивая других.

Она отвернулась и, прислонившись к перилам, стала смотреть на звезды.

— Ты любил когда-нибудь другую женщину? — Спросила она.

— Ничего серьезного, — солгал Джо. — А ты? У тебя были любовники?

— Ничего серьезного…

Джо мрачно посмотрел на нее. На ее лице не было и тени юмора. Он вздохнул. Земля — это вам не Кайрил.

— Что ты думаешь делать, когда мы прилетим на Балленкарч? — поинтересовалась она.

— Не знаю, еще не думал. Но никаких дел ни с менгами, ни с друидами у меня не будет, это уж точно! Деревья и империи меня интересуют меньше всего. У меня и своих дел достаточно… — он говорил, его голос становился все тише, и наконец Джо замолчал.

Он как бы со стороны увидел себя в погоне за Гарри Креесом. До сих пор, думая только о Маргарет: на Юпитере, на Плутоне, Альтаире, Веге, Гинизаре, Полярисе, Тюбане, даже совсем недавно, на Джемивьетте и Кайрил, — он не видел в своем путешествии ничего донкихотского, ничего смешного.

Сейчас образ Маргарет растворился в памяти. Но иногда он словно слышал ее звонкий смех. Внезапно он подумал, что в рассказе о его приключениях она найдет много забавного, не правдоподобного, такого, что может ее разочаровать…

Ильфейн с любопытством следила за его лицом. Он вернулся к действительности. Странно, насколько реальна эта жрица, в противоположность тем, о ком он думал все это время. Ильфейн действительно не нашла бы ничего смешного в том, что человек ради любви к ней отправился бы скитаться по Вселенной. Напротив — ее бы возмутило, если бы он отказался.

— А зачем ты летишь на Балленкарч? — бросила она в сторону Джо.

— Надеюсь повидать Гарри Крееса.

— А как ты его собираешься повидать на Балленкарче?

— Не знаю. Начну поиски на цивилизованном континенте.

— Среди балленкарчцев нет цивилизованных.

— Значит, на варварском континенте, — спокойно произнес Джо. — Насколько я знаю Гарри, он обязательно будет в гуще событий.

— А если он мертв?

— Тогда я поверну назад и со спокойной совестью отправлюсь домой…

«Гарри мертв? — переспросит Маргарет и возмущенно вскинет круглый подбородок. — В таком случае, ему не повезло. Возьми меня, мой рыцарь-возлюбленный, и умчи на своем белом космоботе…»

Он украдкой бросил взгляд на Ильфейн и впервые обнаружил в ее руке кадило, источающее терпкий цветочный аромат. Ильфейн вызывала удивление и наводила на раздумья. К жизни и к чувствам она относилась серьезно.

Конечно, Маргарет шла по жизни легче и смеялась легче, и не испытывала желания уничтожать врагов своей религии. Джо рассмеялся. Маргарет, наверное, даже слова такого не знает.

— Почему ты смеешься? — подозрительно спросила Ильфейн.

— Я думаю о старом друге…

 

Глава 14

Балленкарч! Планета свирепых серых бурь и яркого солнца. Мир фиолетовых равнин и каменных балюстрад, уходящих в небо. Мир пламенных рассветов, дремучих лесов, саванн с травой по лодыжку — с самой зеленой травой на свете! — и медленных рек, текущих по низинам.

В южных широтах джунгли теснятся, умирают, превращаясь в перегной, наслаивающийся миля за милей, пока толща гнили не начинает губить растительность.

А по горным перевалам, по лесам, по равнинам кочуют туземцы, растекаясь половодьем ярко расцвеченных кибиток. Местные жители — крупные пышноволосые люди, в доспехах из стали и кожи, не жалеющие крови на дуэлях и вендеттах. Они живут в эпической атмосфере набегов, резни, сражений с двуногими животными джунглей. Их оружие — мечи, пики, небольшие баллисты, стреляющие камнями в кулак величиной. За тысячелетия, прошедшее после разрыва с Галактической цивилизацией, их язык стал неузнаваем, а пиктография вытеснила письменность…

«Бельзвурон» сел на зеленую равнину, залитую солнцем. В небе, над кораблем и сине-зелеными деревьями, нависла радуга.

Неподалеку находился неуклюжий павильон из бревен и рифленого металла, служивший, видимо, складом и залом ожидания. Когда «Бельзвурон» окончательно затих, по траве, переваливаясь, подъехала маленькая повозка на восьми поскрипывающих колесах и остановилась возле корабля.

— Где город? — Спросил Джо у Хабльята.

— Принц не позволяет садиться вблизи крупных поселений — опасается работорговцев. На Фруне и Перкине велик спрос на сильных телохранителей из балленкарчцев.

Порт был открыт всем ветрам, и в корабль проникал свежий воздух, пропитанный ароматом влажной травы.

В салоне стюард объявил:

— Желающие могут высадиться. Просим вас не удаляться от корабля, пока не будет организован транспорт в Вайл-Алан.

Джо поискал глазами Ильфейн. Она о чем-то горячо спорила с друидами-миссионерами, и те внимали с выражением тупого упрямства на лицах. Ильфейн взбесилась, отвернулась от них, побледнев, и пошла к выходу. Друиды направились следом, о чем-то вполголоса переговариваясь.

Ильфейн приблизилась к кучеру восьмиколесного экипажа:

— Я хочу добраться до Вайл-Алана.

Кучер равнодушно поглядел на нее.

Хабльят взял Ильфейн за локоть:

— Жрица, аэрокар позволит всем нам добраться гораздо быстрей, чем эта повозка.

Она высвободилась и быстро отошла в сторону. Хабльят приблизился к кучеру, который шепнул ему несколько слов. Лицо менга еле заметно изменилось: дернулся мускул, напряглись челюсти. Заметив, что Джо за ним наблюдает, он сразу же стал равнодушным и серьезным, как кучер.

— Как известия? — Спросил ехидно Джо, когда Хабльят отошел от повозки.

— Очень плохие, — отозвался Хабльят. — В самом деле, очень плохие.

— Что так?

Хабльят помедлил, затем заговорил, причем в таком искреннем тоне, что Джо опешил.

— Мои противники на родине, в Латбоне, оказались значительно сильнее, чем я предполагал. В Вайл-Алан прибыл сам Магнерру Ипполито. Он добрался до Принца и, видимо, сообщил ему кое-какие неприятные детали о друидах.

Мне сообщили, что планы кафедрального собора провалились, и Ванбрион, субтовэрч, находится под усиленной охраной.

Джо хмуро посмотрел на него:

— А вы разве не этого добивались? Уж друиды, я полагаю, не стали бы советовать Принцу сотрудничать с менгами.

Хабльят печально покачал головой:

— Мой друг, вас также легко ввести в заблуждение, как и моих воинственных соотечественников.

— Надеюсь все же, что не так легко.

Хабльят развел руками:

— Это же так очевидно!

— Сожалею.

— Друиды рассчитывают освоить Балленкарч. Мои соотечественники-оппоненты, зная об этом, рвутся противостоять их клыкам и зубам. Они не видят подтекста, не учитывают возможных случайностей. Они считают так: поскольку друиды что-то затеяли, нужно с ними противоборствовать в любом их начинании. И при этом способами, которые, по моему мнению, могут оказать Менгеру серьезный ущерб.

— Я догадываюсь, к чему вы клоните, но не понимаю, как это действует.

Хабльят глядел на него, явно забавляясь:

— Мой дорогой друг, человеческое благоговение вовсе не безгранично.

Можно считать, что лайти на Кайрил возвели Дерево в абсолютный закон.

Теперь представьте, что произойдет, если они узнают о существовании другого священного Дерева.

Джо улыбнулся:

— Их почтение к первому Дереву вдвое уменьшится.

— Разумеется. Я не в силах предугадать, насколько именно уменьшится почтение, но в любом случае это будет весьма ощутимо. Сомнение и ересь найдут податливые души, и друиды вдруг обнаружат, что лайти уже не столь безответны и безразличны. Сейчас они связали себя с Деревом. Оно — их собственность, причем собственность уникальная, единственная во Вселенной.

И вдруг оказывается, что друиды на Балленкарче выращивают еще одно Дерево.

Идут слухи, что это делается по политическим соображениям… — Хабльят многозначительно поднял брови.

— Но друиды, — сказал Джо, — контролируя эти новые отрасли промышленности, могут взять верх в кредитных поставках.

— Мой друг, — покачал головой Хабльят, — потенциально Менгер — слабейший из трех миров. И в этом все дело. Кайрил имеет людские резервы, Балленкарч — сельскохозяйственные продукты, минеральное сырье и агрессивное население с воинственными традициями. В любом случае в союзе двух миров Балленкарч превратится в мужа-каннибала, пожирающего собственную супругу. Возьмем друидов — эпикурейцев, развращенных властелинов пяти биллионов рабов. Представим, что они берут верх над Балленкарчем. Смешно? Через пятьдесят лет балленкарчцы в шею вытолкают товэрчей из их дворцов и спалят Дерево Жизни на победном костре.

Рассмотрим альтернативный вариант: Балленкарч связан с Менгером. Последует тяжелый период. Выгоды не будет никому. А сейчас у друидов нет выбора: впряглись в ярмо — работайте. Балленкарч решил развивать промышленность, — следовательно, и друидам на Кайрил придется строить фабрики, вводить образование. Старое минует безвозвратно. Друиды могут потерять, а могут и не потерять бразды правления. Но Кайрил останется развитой промышленной единицей и послужит естественным рынком для продукции менгов. Без внешних рынков, какими могут быть Кайрил и Балленкарч, наша экономика ослабеет. Мы могли бы их завоевать, но можем и погореть на этом.

— Все это я понимаю, — медленно проговорил Джо, — но это ничего не дает. Так чего же вы добиваетесь?

— Балленкарч самообеспечивается. В то же время ни Кайрил, ни Менгер не могут существовать в одиночестве. Но как видите, нынешний приток богатства друидов не удовлетворяет. Они хотят больше и надеются добиться этого, контролируя промышленность Балленкарча. Я хочу, чтобы этого не произошло. И я хочу, чтобы не возникло сотрудничества между Кайрил и Менгером, которое на данном этапе было бы противоестественным. Я мечтаю увидеть на Кайрил новый режим: правительство, предназначенное улучшить производительные и покупательные возможности лайти; правительство, предназначенное создать с Менгером гармоничный альянс.

— Плохо, что три мира не в силах сформировать единый союз.

— Эта идея весьма удачна, — Хабльят печально вздохнул, — но она рушится перед лицом трех обстоятельств. Первое — текущая политика друидов.

Второе — большое влияние Красной Ветви на Менгере. И третье — намерения принца Балленкарчского. Избавьте нас от всего этого, и такой союз станет возможным. Я первым тогда подниму руку «за». А почему бы и нет?

Последнее Хабльят пробормотал как бы про себя, и на мгновение из-за желтой вежливой маски показалось лицо очень усталого человека.

— Что с вами теперь будет?

Хабльят скорбно поджал губы:

— Если мой авторитет погибнет, я, естественно, покончу с собой. Не глядите так недоверчиво. Это обычай менгов, традиционный способ выразить неодобрение. Я боюсь, что мне недолго осталось жить в этом мире.

— А почему бы вам не вернуться на Менгер и не пересмотреть политические позиции?

Хабльят покачал головой:

— А это уже не наш обычай. Можете улыбаться, но вы забываете, что существование общества сопряжено с четкими установками, которые должны соблюдаться.

— Сюда летит аэрокар. Будь я на вашем месте, то вместо того чтобы рассусоливать о самоубийстве, попытался бы переманить на свою сторону Принца. Похоже, он — ключевая фигура. Друиды и менги в сравнении с ним отходят на второй план.

Хабльят опять покачал головой:

— Нет, только не Принц. Это сомнительная личность: помесь бандита, шута и мечтателя. Для него обновление Балленкарча не более чем игра…

 

Глава 15

Приземлился аэрокар. Это была небольшая брюхатая машина, которой вряд ли повредила бы покраска. Из нее вышли двое рослых мужчин в красных штанах до колен, просторных голубых жакетах и черных кепи. Они были олицетворением высокомерия, свойственного военной элите.

— Лорд Принц шлет приветствие, — сообщил один из них биллендскому офицеру. — Он считает, что среди пассажиров должны быть иностранные агенты, и поэтому те, кто сейчас высадится, будут представлены ему лично.

На этом разговор и кончился.

В машину поместились Ильфейн и Хабльят, миссионеры впихнули в нее переносной алтарь и залезли сами, за ними последовали менги, не сводящие с Хабльята свирепых взглядов, и наконец Джо. Силлиты и старуха в черном не покинули корабля. Видимо, они остались продолжать полет на Каллерган, Билленд или Сил.

Джо прошел вперед и опустился в кресло возле Ильфейн. Она повернула к нему лицо, на котором, казалось, внезапно умерла юность.

— Что вы от меня хотите?

— Ничего. Вы на меня сердитесь?

— Вы — шпион менгов.

Джо через силу рассмеялся:

— О! Это потому, что я общаюсь с Хабльятом?

— Зачем он вас послал? Что вы должны мне передать?

Вопрос уложил его на лопатки. Открывалась широкая перспектива для умозаключений. Неужели возможно, чтобы Хабльят воспользовался им для того, чтобы он передал его соображения Ильфейн, а следовательно, и друидам?

— Не знаю, — сказал он, — хотел Хабльят вам что-нибудь передать или нет. Но он мне рассказал, почему помогал привезти на планету ваше Дерево.

— Прежде всего, — едко заметила она, — у нас нет больше Дерева. Его украли на Джинкли. — Ее зрачки расширились, и она посмотрела на него с внезапным подозрением. — А причем здесь вы? Может быть, вы тоже…

— Вы твердо решили думать обо мне самое плохое, — вздохнул Джо. — Ну что ж… Не будь вы столь дьявольски прекрасны, я думал бы о вас в два раза хуже. Вы рассчитываете, что, явившись к Принцу с двумя мордастыми друидами, сумеете его обвести вокруг пальца как мальчишку. Что ж, может быть и так. Я очень хорошо знаю, что вы не остановитесь ни перед чем. Но сейчас я собираюсь выложить вам все, о чем мне говорил Хабльят. Можете делать с этой информацией все, что хотите. — Он посмотрел на нее, ожидая ответа. Но она отвернулась к окну. — Он считает так: если миссия удалась, то вы с вашими друидами со временем станете плясать под дудку этих чокнутых балленкарчцев. Если не преуспеете… что ж, лично для вас менги еще могут организовать какую-нибудь гадость, но рано или поздно вы обязательно выйдете вперед.

— Уходите, — сдавленным голосом произнесла она. — Каждое ваше слово причиняет мне боль. Уходите.

— Ильфейн! Оставьте вы эту кучу-малу из друидов, менгов и Дерева Жизни! Я заберу вас на Землю. Если покину эту планету живым…

Она повернулась к нему затылком.

Машина зажужжала, завибрировала и поднялась в воздух. Земля осталась внизу. На горизонте появились большие горы с вершинами, блистающими снегом и льдом. Позади оставались луга, покрытые необычайно зеленой травой. Они пересекли гряду. Машина судорожно дернулась, мелко затряслась и пошла на посадку в сторону моря.

На берегу этого моря находилось поселение, видимо, основанное недавно и потому недостроенное. Центр города представлял собой три крупных дома и дюжину больших прямоугольных зданий. У зданий были стеклянные стены и крыши, покрытые блестящими плитками металла. В миле от города находился лесистый мыс, на котором и приземлилась машина.

Дверь открылась.

Один из балленкарчцев коротко сказал:

— Сюда.

Джо спустился вслед за Ильфейн и увидел впереди низкое, длинное здание со стеклянным фасадом, выходящим одновременно на море и на равнину.

Балленкарчский капрал сделал повелительный жест в сторону здания и безоговорочным тоном произнес:

— В резиденцию.

Размышляя, что эти солдаты вряд ли способны сослужить хорошую службу доброй воле, Джо направился к зданию. С каждым шагом нервы натягивались все сильнее. Атмосферу вряд ли можно было назвать дружеской. Он заметил, что напряжение охватило каждого. Ильфейн продвигалась вперед на негнущихся ногах. На оскаленных зубах Ирру Каметви играл желтый глянец.

Джо также заметил, что Хабльят что-то настойчиво втолковывает друидам-миссионерам. Те неохотно его слушали. Хабльят повысил голос, и Джо расслышал слова:

— Какая разница? У вас появится хотя бы шанс. Какое вам дело до моих мотивов?

В конце концов друиды, видимо, уступили. Хабльят прошел вперед и громко заявил:

— Стойте! Подобная наглость не может более продолжаться!

Двое стражников в изумлении обернулись к нему. Лицо Хабльята было злым:

— Идите и приведите хозяина! Мы не намерены сносить оскорбления!

Балленкарчцы, сбитые с толку, растерянно хлопали глазами.

Ирру Каметви ощетинился:

— Чего вы боитесь, Хабльят? Вы хотите скомпрометировать нас в глазах Принца? Перестаньте болтать!

— Он должен запомнить, что у менгов есть чувство собственного достоинства, — ответил Хабльят. — До тех пор пока он удосуживается встречать нас подобным образом, мы не двинемся с места!

— Тогда оставайтесь! — Презрительно рассмеялся Каметви.

Он завернулся в алый плащ и пошел в сторону резиденции. Балленкарчцы посовещались, и один из них отправился вместе с менгом.

Второй смерил Хабльята свирепым взглядом:

— Жди теперь, когда Принцу сообщат!

Когда уходившие завернули за угол, Хабльят лениво выпростал руку из-под мантии и разрядил трубку в сторону стражника. Глаза балленкарчца затянулись молочной пленкой, и он рухнул на землю.

— Всего лишь оглушен, — объяснил Хабльят Джо, который возмущенно повернулся к нему. — Быстрее! — Приказал он друидам.

Задрав рясы, друиды побежали к ближайшему берегу Инеа. Один из них проковырял жезлом дырку в мягкой грязи, второй открыл алтарь и вытащил миниатюрное Дерево в горшке.

— Вы, двое! — Услышал Джо сдавленный крик Ильфейн.

— Молчать! — Рявкнул Хабльят. — Придержите язык, если не разучились соображать! Они архитовэрчи, оба!

— Манаоло — болван!..

В ямку опустили корешки. Утрамбовали землю вокруг. Потом друиды сложили алтарь, отряхнули руки и вновь превратились в монахов с постными рожами.

А Сын Дерева, купаясь в теплом желтом свете, уже стоял на земле Балленкарча. Если не приглядываться, его легко можно было спутать с молодым обычным ростком.

— А теперь, — безмятежным голосом произнес Хабльят, — можно и в резиденцию…

Ильфейн глядела на него, на друидов, и в глазах ее были унижение и гнев.

— Все это время вы смеялись надо мной!

— Нет-нет, жрица, — поднял руки Хабльят. — Умоляю вас, успокойтесь!

Вам понадобится вся ваша выдержка, когда мы предстанем перед Принцем.

Поверьте, вы сослужили очень полезную службу!

Ильфейн резко повернулась, словно хотела уйти в сторону моря, но Джо удержал ее. Секунду она напряженно смотрела ему прямо в глаза, затем расслабилась:

— Хорошо, я иду.

На полпути они встретили шестерых солдат, посланных за ними. Никто из солдат не заметил неподвижно лежащего стражника.

На входе последовал обыск — быстрый, но столь подробный, что вызвал гневные протесты друидов и возмущенный визг Ильфейн. Изъятый арсенал выглядел внушительно. У друидов отобрали ручные конусы, а у Хабльята — трубку-станнер и кинжал с выкидным лезвием, у Джо — пистолет, а у Ильфейн — полированный пистолет-трубку, которую она прятала в рукаве.

Вернулся капрал и сообщил:

— Вам дозволено пройти в резиденцию. Смотрите, не нарушайте норм приличия!

Миновав вестибюль со стенами, разрисованными гротескными, почти демоническими фигурами животных, они вошли в большой зал. Потолки зала были из толстых тесаных бревен, а стены занавешены гобеленами. Вдоль стен рядами стояли кадки с красными и зелеными растениями, а на полу лежал мягкий древесноволокнистый ковер.

Против входа находился помост, огражденный по бокам перилами из ржаво-красного дерева, а на нем — сиденье, напоминающее трон, из того же дерева. В данный момент трон был пуст.

В комнате вдоль стен стояли двадцать или тридцать мужчин — рослых, загорелых, бородатых. Едва ли им привычна была крыша, находившаяся над головой. У одних были красные штаны до колен, блузы разных цветов; у других — короткие меховые пелерины из черного густого меха, наброшенные на плечи. Но у каждого на поясе висела короткая тяжелая сабля, и каждый недружелюбно рассматривал пришельцев.

В стороне от помоста кучкой стояли менги из Красной Ветви: Ирру Каметви в резком тоне разговаривал с женщиной; два функционера, полуотвернувшись, молча слушали.

В зал вошел церемониймейстер с длинным латунным горном и сыграл великолепную музыкальную фразу. Джо слегка улыбнулся. Как в театральной комедии: воины в ярких униформах, помпа, церемонность…

И вновь фанфары: тан-тара-тантиви! Резко, волнующе!

— Принц Вайл-Алан! Правитель-владетель всего Балленкарча!

Светловолосый мужчина быстро взошел на трон и уселся. У него было округлое худощавое лицо и веселые складки вокруг рта. Руки Принца все время находились в движении, и он сразу создал вокруг себя атмосферу жизнерадостности и безрассудства. Благоговение толпы вылилось в слитном:

«Ааааах!»

Джо медленно, без удивления покачал головой:

— Черт меня побери!..

Гарри Креес быстро обвел глазами комнату. Взгляд скользнул по Джо, прошел мимо, задержался, вернулся назад. Минуту Принц изумленно смотрел на Джо.

— Джо Смит?! О небо! Как ты здесь очутился?!

Это был момент, ради которого Джо пролетел тысячу световых лет. Но теперь его мозг отказывался функционировать. Джо, запинаясь, проговорил слова, которые повторял два года, которые пронес через тоску, тяжелый труд, опасности; слова, которые были выражением навязчивой идеи:

— Я пришел, чтобы забрать тебя!

Он заставил себя сказать это. Заставил почти самовнушением. Но слова были сказаны, и на подвижном лице Гарри появилось восхищение.

— Забрать меня? Весь путь — только чтобы забрать меня?!

— Да…

— Забрать меня! Зачем? — Гарри откинулся назад, и его широкий рот растянулся в ухмылке.

— На Земле ты оставил неоконченным одно дело.

— Не знаю, не знаю… Тебе придется долго меня убеждать, чтобы заставить вернуться или просто сдвинуться с места. — Он повернулся к долговязому стражу, стоявшему с каменным лицом:

— Этих людей обыскали на предмет оружия?

— Да, Принц.

Гарри вновь повернулся к Джо с гримасой шутливого извинения на лице:

— Во мне слишком многие заинтересованы. Я не могу не учитывать очевидного риска. Но ты сказал, что хочешь вернуться и вернуть меня на Землю. Зачем?

«ЗАЧЕМ?»

Джо задал себе этот вопрос. Зачем? Да потому, что Маргарет убедила себя, будто влюблена в Гарри, а Джо считал, что она влюблена в мечту. Джо думал раньше: «Если Маргарет побудет с Гарри месяц, а не два дня; если она день за днем посмотрит на его жизнь; если она поймет, что любовь — это не серия взлетов и падений, как на американских горках, а брак — не череда веселых проделок…»

Короче, если прелестная головка Маргарет освободится от всей этой чепухи, то в сердце ее найдется местечко и для Джо. Но так ли это? Все казалось простым: нужно было лишь слетать на Марс за Гарри. Но с Марса Гарри переправился на Юпитер, с Юпитера — на Плутон, отправную точку для прыжков. И здесь уже настойчивость начала превращаться в упрямство. С Плутона — дальше, дальше, дальше… Затем Кайрил, Джинкли и вот теперь — Балленкарч.

Джо покраснел, внезапно вспомнив об Ильфейн, стоявшей за спиной. Он почувствовал ее изучающий взгляд. Он открыл было рот, чтобы говорить, и закрыл его опять.

«ЗАЧЕМ?»

Все смотрели на него, смотрели со всех сторон зала. Глаза удивленные, холодные, заинтересованные, враждебные, испытующие… Безмятежные глаза Хабльята, изучающие — Ильфейн, насмешливые — Гарри Крееса. И в помрачневшем мозгу Джо вспыхнула одна твердая мысль: он ощутил себя самым законченным ослом за всю историю Вселенной.

— Что-нибудь с Маргарет? — беспощадно спросил Гарри. — Это она тебя послала?

Джо представил себе Маргарет, сидящую у экрана и насмешливо следящую за Ильфейн. Капризная, упрямая, бестактная, эгоистичная и категоричная в суждениях. Но чистосердечная и славная… Маргарет или Ильфейн?

— Маргарет? — Джо засмеялся. — Нет, Маргарет ни при чем. Вообще-то я передумал. Держись-ка от Земли подальше.

Гарри слегка расслабился.

— Если это связано с Маргарет, то ты порядком запоздал. — Он почесал шею. — Черт побери, где же она? Маргарет? Где ты?

— Маргарет? — Пробормотал Джо.

Она взошла на помост и остановилась рядом с Гарри.

— Хэлло, Джо, — она сказала это так, словно они расстались вчера после обеда. — Какой приятный сюрприз!

Она очень тихо рассмеялась. Джо тоже улыбнулся. Мрачно. Очень хорошо, он проглотит эту пилюлю.

Джо встретился с ней взглядом и сказал:

— Поздравляю…

И он вдруг понял, что Маргарет теперь на самом деле живет той жизнью, о которой мечтала. Жизнью волнующей, полной интриг и приключений. И ее, похоже, это устраивало…

Гарри говорил ему что-то. Джо вдруг услышал его громкий голос:

— Видишь ли, Джо, мы здесь делаем замечательное дело. И это замечательный мир. Здесь неисчерпаемые запасы высококачественной руды, леса, органики, большие людские ресурсы. Я создал в уме образ — Утопию! За мной стоит хорошая компания хороших парней, и мы работаем вместе. Они немного неотесаны, но видят этот мир моими глазами и потому предоставили мне шанс. Чтобы начать, мне, естественно, пришлось снести несколько голов, но зато теперь они знают, кто у них босс, и теперь все идет отлично. — Гарри бросил нежный взгляд на толпу балленкарчцев, из которых любой способен был удавить его одной рукой. — Лет через двадцать ты глазам не поверишь, на что будет похожа эта планета! Говорю тебе, Джо, это восхитительный мир. А теперь, извини, я на несколько минут отвлекусь.

Государственное дело.

Он уселся поудобнее в кресле, посмотрел на менгов, затем на друидов.

— Сейчас мы обо всем потолкуем, пока проблемы еще не выветрились из ваших голов. А, старый дружище Хабльят! — Гарри подмигнул Джо. — Дедушка Лис! Что случилось, Хабльят?

Хабльят шагнул вперед:

— Ваше сиятельство, я нахожусь в затруднительном положении. Не имея связи с правительством моей родины, я не могу быть уверен, насколько широко простирается моя компетенция.

— Разыщи Магнерру, — сказал Гарри стражнику и затем вернулся к Хабльяту:

— Ипполито только что прибыл с Менгера и заявил, что уполномочен говорить от имени Ампиану-Женераль.

Ипполито вошел через арку в стене — крепкий черноглазый менг с квадратным лицом, лимонно-желтой кожей, яркими оранжевыми губами. На нем было алое платье, окантованное пурпурными и зелеными квадратами, и кубическая черная шляпа.

Ирру Каметви и прочие менги из его команды вытянулись, салютуя вскинутыми руками. Хабльят, с неподвижной улыбкой на пухлых губах, вежливо кивнул.

— Магнерру, — сказал Принц Гарри. — Хабльят хочет узнать, в каких рамках он может делать политику?

— Ни в каких, — скрипнул Магнерру. — Ни в каких. Хабльят и Голубая Вода в Ампиану дискредитированы, и Латбон заняла Красная Ветвь под свои заседания. Хабльят говорит только от своего имени и скоро утихнет.

Гарри кивнул и сразу добавил:

— Но все же будет мудро, пожалуй, услышать, что он нам скажет перед кончиной.

Лицо Хабльята оставалось ледяной маской.

— Милорд, — сказал он, — мои слова просты. Я бы хотел выслушать, что скажут Магнерру и два архитовэрча, которые находятся среди нас. Милорд, смею вам представить высших представителей Кайрил: архитовэрчи Омерето Имплант и Гаменза. У них есть что сказать.

— Моя бедная резиденция полна знаменитостями, — усмехнулся Гарри.

Гаменза выступил вперед, провожаемый горящими глазами Магнерру:

— Принц Гарри, я понимаю, что создавшаяся атмосфера не подходит для политических дебатов. Когда бы Принц ни пожелал — раньше или позже, — я всегда изложу ему тенденции политики друидов в соответствии с моими взглядами на политическую и этическую ситуацию.

— Слизняк с луженой глоткой, — сказал Магнерру. — Слушайте, как они хотят вернуть рабство на Балленкарч. А потом посадите в корабль для перевозки и отошлите обратно, на их вонючий серый мир…

Гаменза окостенел. Его кожа, казалось, вот-вот пойдет трещинами.

Резким медным голосом он сказал Гарри:

— Я к вашим услугам.

Гарри встал.

— Хорошо, удалимся на полчаса и обсудим ваши намерения. — Он поднял ладонь в сторону Магнерру:

— Вам будет предоставлена та же привилегия, успокойтесь. Поговорите с Хабльятом о былых временах. Я знаю, что когда-то он занимал вашу позицию.

Архитовэрч Гаменза дождался, когда Гарри спрыгнул с помоста и вышел из зала, а затем пошел следом, пропустив вперед архитовэрча Омерето Имплант. Маргарет небрежно помахала Джо ладошкой: «Увидимся позже». Она ушла в другую дверь.

Найдя скамью в углу, Джо устало сел. Перед ним, словно позирующие модели, неподвижно стояли менги, Ильфейн — сама свежесть и утонченность;

Хабльят, внезапно ставший понурым и беспомощным, балленкарчцы в кичливых нарядах. Непривычные к перебранкам и хитроумным изворотам, последние выглядели смущенно и встревоженно и о чем-то тихо перешептывались друг с другом, хмуро озирая гостей.

Ильфейн повернула голову, обведя зал взглядом. Она увидела Джо, помедлила, затем подошла, села рядом и надменно произнесла:

— Вы издеваетесь надо мной!

— Мне это неизвестно.

— Вы нашли человека, которого искали. Почему же вы теперь ничего не делаете?

— Я передумал, — пожал плечами Джо.

— Потому что желтоволосая женщина — Маргарет — находится здесь?

— Отчасти.

— Вы мне никогда о ней не говорили.

— Не думал, что вам это интересно.

Ильфейн не сводила каменного взгляда с противоположной стены зала.

Джо заметил:

— А знаете, почему я передумал?

— Нет, не знаю, — она покачала головой.

— Из-за вас.

Ильфейн живо повернула к нему лицо с горящими глазами:

— Так вы оказались здесь из-за светловолосой?

— Каждый мужчина раз в жизни может оказаться круглым дураком. Минимум один раз…

Это ее не успокоило.

— А сейчас, я полагаю, если я пошлю вас искать кого-нибудь, вы уже не пойдете? Значит, она для вас значит больше, чем я?

— О, Господи! — застонал Джо. — Прежде всего, вы никогда не давали мне причин думать… О, дьявол!

— Я вам предлагала стать моим любовником.

Джо раздраженно посмотрел на нее.

— Мне бы хотелось…

Он вспомнил, что Кайрил — не Земля, а Ильфейн — не девушка из колледжа.

Ильфейн засмеялась:

— Я вас очень хорошо понимаю, Джо. На Земле вы привыкли считать мужчин главными, а женщин — вспомогательными существами. Но не забудьте, Джо, вы еще кое в чем мне не признались. В том, что любите меня.

— Боюсь, что это так, — проворчал Джо.

— Попытайтесь.

Джо попытался и с радостью обнаружил, что, невзирая на тысячу световых лет и полную противоположность культур, девушка — это девушка, будь то друид или студентка.

Гарри и архидруиды вернулись в зал. На белом лице друида неподвижно застыл целый набор чувств.

Гарри обратился к Магнерру:

— Может быть, теперь вы окажете любезность и обменяетесь со мной несколькими словами?

Еле сдерживая гнев, Магнерру встал и отряхнул платье. Затем вслед за Гарри прошел во внутренний кабинет. Видимо, интимные беседы были ему не по вкусу.

Хабльят сел рядом с Джо. Ильфейн неподвижно глядела в сторону.

Хабльят был встревожен — желтые складки на подбородке бессильно свисали, веки опущены.

— Встряхнитесь, Хабльят, — сказал Джо, — вы еще не мертвы.

Хабльят покачал головой:

— Планы всей моей жизни разлетелись вдребезги…

Джо быстро взглянул на него. Было ли это уныние искренним, а вздохи — печальными на самом деле? Он осторожно спросил:

— Я еще не знаю вашей позитивной программы.

— Я — патриот, — пожал плечами Хабльят, — я хочу видеть родину процветающей и богатой. Я пропитан культурой своего мира — для меня нет причин желать жизни лучшей, и я хочу, чтобы эта культура простиралась дальше, поглощая культуры других миров, приспосабливая хорошее и подавляя плохое.

— Другими словами, — сказал Джо, — вы такой же ярый империалист, как и ваши военные приятели. Разве что методы у вас другие.

— Боюсь, что вы совершенно правы, — вздохнул Хабльят. — Более того, я боюсь, что эра военного империализма отошла далеко в прошлое и сейчас возможен лишь культурный империализм. Одной планете не так-то просто победить и оккупировать другую. Она может ее опустошить, превратить в хлам, но отрицательные явления завоеваний непреодолимы. И еще я боюсь, что военные авантюры истощат Менгер, разрушат Балленкарч и откроют дорогу религиозному империализму друидов.

— А чем он хуже вашего культурного империализма? — вскинулась Ильфейн.

— Дорогая жрица, — сказал Хабльят, — мне никогда не найти аргументов, достаточных, чтобы убедить вас. Скажу лишь одно: при огромных потенциях друиды производят чрезвычайно мало, и это потому, что они сидят на шее нищенствующих масс. Поэтому я надеюсь, что ваша система никогда не распространится настолько, что я окажусь одним из лайти.

— Я тоже, — вставил Джо.

— Вы отвратительны, оба! — Ильфейн вскочила на ноги.

Сам себе удивляясь, Джо приподнялся, схватил ее и резко дернул на себя. Упав рядом с ним на скамейку, Ильфейн некоторое время вырывалась, но вскоре затихла.

— Первый урок земной культуры, — ласково сказал Джо. — Спорить о религии — признак дурного тона.

В комнату ввалился солдат — задыхающийся, с лицом, искаженным страхом:

— Ужас… в конце дороги… Где Принц? Скорей позовите Принца!

Ужасное растение!

Хабльят вскочил, лицо его мгновенно ожило. Он бросился к двери. Через секунду Джо встал:

— Я тоже пойду.

Ильфейн последовала за ним без слов…

 

Глава 16

Джо был в смятении. Суетливая толпа мужчин окружала предмет, которому непросто было дать название. Нечто приземистое, корчащееся и вздрагивающее.

Хабльят, рядом с ним Джо, а за спиной Джо — Ильфейн, — все они протиснулись в середину круга. Джо глядел во все глаза.

СЫН ДЕРЕВА!

Он рос, становился все запутаннее и сложнее. Он не был более похож на Дерево Жизни. Он адаптировался к новым условиям, вырабатывал новые функции — пластичность, быстрый рост, способность защищаться.

Он напоминал Джо гигантский одуванчик. На высоте двадцати футов над землей находился огромный пушистый шар, его поддерживала тонкая качающаяся ножка, окруженная опрокинутым конусом плоских зеленых лепестков. В основании каждого листа находился зеленый усик в черных пятнышках, закрученный спиралью. Усики эти обладали способностью с силой выбрасываться вперед, и на них уже висели тела нескольких мужчин.

— Это Дьявол! — пронзительно закричал Хабльят, хлопая по своей сумке.

Но оружие у него отобрала стража возле резиденции.

Балленкарчский военачальник, бледный, с искаженным лицом, выхватил саблю и атаковал Сына. Пушистый шар слегка наклонился в его сторону, усики прижались, словно ножки насекомого. Затем они ударили — одновременно с разных сторон — и, пронзая плоть, подтянули военачальника к стволу. Он закричал, затем затих и обмяк. Усики налились кровью, стали пульсировать, и Сын немного вырос.

Четверо, затем еще шестеро балленкарчцев бросились вперед, стараясь действовать сообща. Усики били, хлестали, и вот уже десять белых тел неподвижно лежат на земле. Сын увеличивался, словно на него навели огромную лупу.

Раздался неуверенный голос Принца Гарри:

— Отойдите в сторону… Эй, вы, отойдите в сторону!

Он стоял и смотрел на растение. Тем временем пушистый шар расправился со следующей десяткой.

Сын нападал с хитростью полуразумного животного. Усики выстрелили, поймали дюжину кричащих людей, подтянули их поближе. А толпа обезумела, качнулась взад-вперед в противоборствующих спазмах ярости и страха и наконец с ревом бросилась в рукопашную.

Сабли взлетали, рубили; сверху без устали бил раскачивающийся пушистый шар. Это было неслыханно: он видел, чувствовал, растительное сознание точно рассчитывало удары — ловкие, бесстрашные, безошибочные.

Усики стреляли, уворачивались, пронзали, возвращались, чтобы ударить снова и снова. А Сын Дерева рос, разбухал, увеличивался.

Уцелевшие отпрянули, беспомощно разглядывая землю, усеянную трупами.

Гарри позвал одного из телохранителей.

— Принеси тепловое ружье.

Архитовэрчи бросились вперед, протестуя:

— Нет, нет! Это Священный Побег! Сын Дерева!!!

Гарри не обратил на них никакого внимания.

Гаменза в ужасе заломил руки:

— Отзовите солдат! Кормите его лишь преступниками и рабами! Через десять лет он станет огромным. Он станет величественным Деревом!

Гарри оттолкнул их, кивнул солдатам:

— Уберите этих маньяков!

Со стороны резиденции подкатил прожектор на колесах, остановился в шестидесяти футах от растения. Гарри кивнул. Широкий белый луч ударил в ствол Сына, высветив землю.

«Ааах!» — почти сладострастно выдохнула толпа.

Экзальтация почти тут же прекратилась. Сын пил энергию словно солнечный свет, расширялся, блаженствовал и рос. Пушистый белый шар приподнялся еще на десять футов.

— Направьте на верхушку, — озабоченно приказал Гарри.

Пучок энергии скользнул по стволу и ударил в верхушку. Та осветилась, вздрогнула и увернулась.

— Не нравится! — закричал Гарри. — Поливайте!

Архитовэрчи, едва удерживая крик, мычали, словно сами испытывали боль от ожогов:

— НЕТ, НЕТ, НЕТ!!!

Белый шар замер, посылая назад сгусток энергии. Прожектор взорвался, во все стороны полетели руки, ноги и головы стоявших рядом…

И тут наступила полнейшая тишина.

А затем внезапный крик. Усики бросились на поиски пищи…

Джо оттолкнул Ильфейн назад, и усики пролетели в футе от нее.

— Но я жрица друидов! — Произнесла она в тупом изумлении. — Дерево покровительствует друидам! Дерево забирает только мирян-пилигримов!

— Пилигримов? — Джо вспомнил пилигримов на Кайрил: усталых, пыльных, со стертыми ногами. Он вспомнил, как они задержались на пороге, бросая лишь один взгляд на серую равнину, на крону, прежде чем повернуться и войти в дупло. Молодые и старые, мужчины и женщины, каждый день, тысячами…

Джо поднял голову и поглядел на верхушку Сына. Гибкий ствол в центре стоял прямо, маленький шар наклонился и поворачивался, осматривая свои новые владения.

Гарри, белый как мел, подошел прихрамывая и остановился рядом:

— Джо, из всех существ, которые я видел на тридцати двух планетах, это меньше всего подходит для поклонения.

— На Кайрил я видел второе, взрослое. Гарри, оно пожирает граждан тысячами.

— Эти люди верят мне, — сказал Гарри. — Они меня считают чем-то вроде бога. Это в основном потому, что я сведущ в земном инженерном деле. Я должен прикончить это страшилище.

— И не хочешь выращивать его вместе с друидами?

Гарри усмехнулся:

— Что за ерунду ты мне советуешь, Джо? Я не собираюсь растить его ни с кем на свете! Чума на их головы! Я буду держать их у себя, пока не найду способа выкорчевать эту штуку. Меня, конечно, еще многое не устраивает, но уж само собой я не польщусь на что-нибудь вроде этой дряни. Кто, черт побери, протащил его сюда?

Джо молчал.

Ответила Ильфейн:

— Оно было доставлено сюда с Кайрил по приказу Дерева.

Гарри уставился на нее:

— О боже! Оно еще и разговаривать умеет?

Ильфейн замялась.

— Коллегия товэрчей по многим признакам прочла волю Дерева…

Джо почесал подбородок.

— Хмф, — промямлил Гарри. — Фантастическое оформление для симпатичной маленькой тирании. Но не в этом дело. Эту штуку надо убить. — И тут же добавил бормоча вполголоса:

— И неплохо бы его мамашу заодно — на всякий случай!

Джо расслышал и оглянулся на Ильфейн, ожидая увидеть ярость на ее лице. Но она молчала, глядя на Сына.

— Похоже, оно поглощает энергию, — озабоченно бросил Гарри. — Тепло отпадает… Бомбу? Попробуем взорвать. Я пошлю в арсенал за взрывчаткой.

Гаменза вырвался и побежал к нему. Серая ряса на бегу хлопала по ногам.

— Ваша светлость, мы решительно протестуем против вашей агрессии в отношении Дерева Жизни!

— Сожалею, — сказал Гарри, сардонически улыбаясь. — Но для меня это — растение-убийца!

— Его присутствие — символ уз между Кайрил и Балленкарчем! — Защищался Гаменза.

— Символ — мой кулак. Выбросьте из головы эту метафизическую чепуху, человек! Эта штука — убийца, и она мне нужна не более, чем любой убийца.

Мне жаль вас, что вы завели такого монстра на своей планете, хоть я и не должен вас жалеть. — Он оглядел Гамензу с ног до головы. — Вы-то своим Деревом пользовались неплохо. Оно уже тысячу лет служит вам кормушкой. А здесь ничего не выйдет. Через десять минут от него останутся только щепки.

Гаменза повернулся на каблуках, отошел на двадцать футов и о чем-то тихо заговорил с Омерето Имплант.

Десять фунтов взрывчатки, упакованные вместе с детонатором, подбросили к стволу. Гарри поднял ружье-излучатель, выстрелом из которого должен был вызвать взрыв.

Внезапно Джо пришла в голову мысль, осенившая его в последнюю минуту, и он бросился вперед.

— Подождите минуту! Подумайте: щепки разлетятся на акр как минимум.

Что, если каждая щепка начнет расти?

Гарри опустил излучатель.

— Разумная мысль.

Джо вытянул руку в сторону сельских домов:

— Эти фермы выглядят ухоженными и современными…

— Последняя земная техника. Так что же?

— Ты же не хочешь, чтобы твои молодцы выбирали все сорняки руками?

— Нет конечно! У нас есть дюжина различных химикалий против сорняков.

Гормоны… — Он запнулся, хлопнув Джо по плечу. — Химикалии! Растительные гормоны! Джо, я сделаю тебя министром сельского хозяйства!

— Прежде всего, — сказал Джо, — давай посмотрим, как они действуют на Дерево. Если это растение, оно должно спятить.

И Сын Дерева спятил…

Усики извивались, сворачивались, стреляли; пушистая белая голова посылала пучки энергии во всех направлениях. Лепестки вытянулись на двести футов в небо, затем рухнули на землю.

Подъехал второй прожектор. На этот раз Сын сопротивлялся еле-еле.

Ствол обуглился, лепестки съежились, потемнели…

Через минуту Сын Дерева превратился в зловонно дымящийся обрубок…

 

Глава 17

Принц Гарри восседал на троне. Архитовэрчи Гаменза и Омерето Имплант стояли мертвенно-бледные, закутавшись в плащи. С другой стороны зала, выстроившись в строгом соответствии с субординацией, стояли менги:

Магнерру Ипполито в красной мантии и гравированной кирасе, Ирру Каметви и два функционера Красной Ветви.

Раздался чистый звонкий голос Гарри:

— Я мало о чем могу вам сообщить. Но сейчас существует неопределенность: каким путем пойдет Балленкарч — к Менгеру или к Кайрил.

Так вот, — он шевельнулся в кресле, но руки на подлокотниках остались неподвижными, — к сведению как менгов, так и друидов, здесь нет ничего нерешенного. Раз и навсегда: мы собираемся строить прекрасный мир. И поскольку проблема Сына Дерева решена, я никому не окажу личного предпочтения. Я верю, друиды, что вы действовали с самыми лучшими намерениями. Вы — рабы веры, как и ваши лайти.

Второе. Поскольку мы отказались от политических обязательств и занялись делом, — мы трудимся. Мы изготовляем инструменты: молотки, лопаты, пилы, сварочные аппараты. Через год мы начнем производить электрическое оборудование. Через пять лет здесь, на берегу озера Алан, будет стоять космодром. Через десять лет наши грузы полетят на любую из звезд, которые вы видите на ночном небе. А может быть, и дальше. Так что, Магнерру, можете отправляться на Менгер и сообщить в Ампиану и Латбон обо всем, что я сейчас сказал. Что касается друидов, то я сомневаюсь, захотят ли они вы вернуться.

— Это почему же? — резко спросил Гаменза.

— Ко времени вашего возвращения на Кайриле может случиться переполох.

— Это, скажем, только предположения, — рот Хабльята растянулся в короткой улыбке.

На поверхности озера Алан пылали отблески заката. Джо сидел в кресле на личной веранде Гарри. Рядом, в просторном белом платье, сидела Ильфейн.

Гарри вскакивал, садился, говорил, жестикулировал, хвастал. Новые плавильные печи Палинса, сотни новых школ, силовые установки для новых сельскохозяйственных машин, ружья в армии.

— О, в них остался варварский стержень, — говорил Гарри. — Любят подраться, любят дикую жизнь, весенние фестивали, ночные огненные пляски.

Они на этом выросли, и я не в силах их этого лишить. — Он подмигнул Джо. — Самых горячих я послал против кланов на Вайл-Макромби — это на другом континенте. Убил сразу двух зайцев: в борьбе с людоедами Макромби они выпустят лишние воинственные пары и заодно завоюют континент. Кровавое дело, но необходимое для их же собственной души. К молодым у нас отношение другое. Их мы учим, что героем может стать скорее инженер, чем солдат. В свое время это скажется. Новое поколение успеет вырасти, пока их отцы очищают Матенду Кейп.

— Весьма остроумно, — согласился Джо. — Кстати, об остроумии, — куда девался Хабльят? Я его не вижу уже целый день.

Гарри плюхнулся в кресло:

— Хабльят ушел.

— Ушел? Куда?

— Официально — не знаю. Тем более что среди нас есть друид.

Ильфейн запротестовала:

— Я больше не друид. Я все это выкинула из головы. Я теперь… — Она повернулась к Джо:

— Кто я теперь?

— Эмигрант, — сказал Джо. Космополит. Женщина без родины. — Он повернулся к Гарри:

— Поменьше тайн. Это уже не может иметь значения.

— Нет, может! Не исключено…

— Тогда держи при себе, — пожал плечами Джо.

— Нет, — сказал Гарри, — тебе я скажу. Хабльят, как ты знаешь, в опале. Он вышел — Магнерру Ипполито вошел. Политика менгов многогранна, скрытна, но они же не все внимание уделяют престижу. Согласен, очень много, но не все. Магнерру Ипполито утратил свой престиж здесь, на Балленкарче. Если Хабльят сможет совершить что-нибудь замечательное, он снова окажется у дел. Ну, а наши интересы — чтобы у власти на Менгере оказалась Голубая Вода.

— Ну?

— Я отдал Хабльяту все противосорняковые гормоны, что у нас имелись.

Это тонн пять. Он погрузил их в корабль, который я ему тоже предоставил, и отчалил. — Гарри шутливо развел руками. — Так что, куда он ушел, я не знаю…

Ильфейн перевела дыхание и, дрожа, отвернулась к озеру Алан. Озеро в лучах заката светилось розовым, золотым, лавандовым, бирюзовым…

— Дерево…

Гарри встал.

— Пора обедать. Если он задумал именно это — уничтожить Дерево гормонами, то я могу быть спокоен…