Часть I. Алоизий

 

Глава 1

Из «Популярного путеводителя по планетам», 330-е издание 1525 г.:

«АЛОИЗИЙ: шестая планета Веги.

Постоянные характеристики

Диаметр: 11 744 км

Масса: 0,86331 массы Земли

Средняя продолжительность суток: 19 ч. 47 мин. 10,38 с (и т. д.)

Общие замечания

Алоизий и две другие планеты Веги, Балагур и Катберт, оказались в числе первых миров, колонизированных выходцами с Земли, и путешественник, умеющий ценить атмосферу древности, найдет здесь множество достойных внимания традиций и памятников.

Вопреки распространенному мнению, первопоселенцами на Алоизии стали не религиозные фанатики, а члены Общества охраны органической Ойкумены (ОООО), исключительно осторожно подходившие к терраформированию новой среды и не строившие ничего, что не гармонировало бы с ландшафтом.

ОООО давно не существует, но его влияние все еще чувствуется в мирах системы Веги, где почти повсюду наблюдается сдержанное почтение к туземным обычаям и особенностям.

Ось вращения Алоизия наклонена к плоскости орбиты под углом в 31,7°; соответственно, смена времен года на этой планете сопровождается суровыми климатическими возмущениями, несколько смягченными повышенными плотностью и влажностью атмосферы. На Алоизии семь континентов; крупнейший — Земля Марси, где находится столица, Новый Вексфорд. Другой крупнейший город, Понтефракт, расположился на наименьшем из континентов, Земле Гэвина.

Следует отметить, что в эпоху Самодержавного Духовенства каждая из «земель» представляла собой епархию под управлением того или иного кардинала, в связи с чем континенты нарекли в честь их первых кардиналов: Землей кардинала Марси, Землей кардинала Боданта, Землей кардинала Димпи и т. п. В наши дни слово «кардинал» в этих названиях почти неизменно опускается.

Благодаря муниципальным традициям терпимости и расчетливой политике необременительного налогообложения, Понтефракт и Новый Вексфорд давно стали важнейшими финансовыми центрами, влияние которых распространяется на всю Ойкумену. В этих городах размещаются также многие известнейшие издательства, в том числе новая главная редакция престижного журнала «Космополис».

Религии, секты, вероучения, мистические течения и противотечения, ортодоксальные и еретические культы, инквизиции и священные трибуналы составляют основу ранней истории системы Веги, и в особенности истории Алоизия, само наименование которого происходит от святого-покровителя Алоизианского ордена. Амброзианцы, предшественники алоизианцев, основали город Рат-Эйлеанн на озере Фимиш, в центральной части Земли Ллинлиффета. Хроники кровопролитных конфликтов между этими номинально благочестивыми братствами полны захватывающих повествований.

Туземные флору и фауну Алоизия нельзя назвать достопримечательными. Благодаря упорным стараниям первопоселенцев, здесь широко распространены земные деревья и кустарники, причем местные условия особенно благоприятны для хвойных растений; в морях разведены и обильно плодятся отборные разновидности земных рыб».

Будучи человеком педантичным и щепетильным, Джехан Аддельс прибыл к месту встречи за десять минут до назначенного времени. Перед тем, как выходить из машины, он не забыл внимательно изучить окрестности. Здесь глазам открывался впечатляющий пейзаж, по-видимому лишенный каких-либо признаков опасности; Аддельс не замечал ничего, что вызывало бы у него подозрения. Справа находился постоялый двор Фрастера — бревенчатое сооружение, почерневшее за несколько веков от ветра и дождя; за ним начинались утесы Дунвери, громоздившиеся все выше и выше, обрыв над обрывом, пока они не растворялись в тумане пасмурного неба. Слева, охватывая три четверти поля зрения, простиралась Панорама Фрастера — территория, занимавшая несколько тысяч квадратных километров и каждый день выглядевшая по-разному, в зависимости от капризов погоды.

Аддельс вышел из машины, бросил еще один взгляд на угрожающие склоны Дунвери и поднялся на смотровую площадку. Облокотившись на перила и слегка втянув голову в плечи — дул порывистый холодный ветер — Аддельс ждал: сухопарый, бледный, как пергамент, с высоким лысеющим лбом.

До полудня оставалось два часа; Вега, на полпути до зенита, бледно просвечивала сквозь пелену облаков. Вдоль парапета площадки стояли еще несколько человек — не меньше дюжины. Аддельс внимательно рассмотрел каждого из них. Их костюмы из сукна приглушенных красных, коричневых и темно-зеленых тонов, украшенные тесьмой и кисточками, свидетельствовали о сельском происхождении; местные городские жители одевались только в коричневые костюмы различных оттенков, иногда с черной узорчатой вышивкой. Эта группа производила вполне невинное впечатление. Аддельс сосредоточился на панораме — слева поблескивало озеро Фимиш, прямо впереди темнели кварталы Рат-Эйлеанна, справа клубилась испарениями долина Муа... Аддельс взглянул на часы и нахмурился. Человек, которого он ждал, дал точные указания. Отсутствие пунктуальности с его стороны могло предвещать о наступлении кризиса. Аддельс шмыгнул носом, тем самым выражая одновременно зависть и презрение к образу жизни, подверженному неожиданностям в гораздо большей степени, чем его собственный.

Наступило назначенное время встречи. Аддельс заметил тропу, начинавшуюся далеко внизу, на окраине Рат-Эйлеанна, петлей огибавшую скальный отрог, а затем поднимавшуюся по склону к ступеням лестницы, вырубленной в скале неподалеку от смотровой площадки. По тропе поднимался человек среднего роста, ненавязчиво атлетического сложения, с коротко подстриженными темными волосами — резковатые черты его лица подчеркивались слегка впалыми щеками. Это был Кёрт Герсен, о котором Аддельсу было известно только то, что каким-то загадочным образом, несомненно незаконным, Герсен стал обладателем несметного состояния. Аддельс получал от Герсена завидный оклад в качестве финансового директора и юридического консультанта; до сих пор у него не было существенных причин испытывать по этому поводу какие-либо угрызения совести. Возникало впечатление, что Герсен был хорошо знаком с тем, как делались дела в МСБР, что придавало Аддельсу некоторую уверенность в особо напряженных ситуациях.

Герсен взбежал по ступеням, задержался, увидел Аддельса и направился к нему по смотровой площадке. Аддельс бесстрастно отметил про себя, что после подъема, который заставил бы Аддельса вспотеть, тяжело дышать и едва волочить ноги, Герсен даже не запыхался.

Финансист с достоинством приветствовал работодателя: «Рад видеть, что вы в прекрасной форме».

«Лучше не бывает, — подтвердил Герсен. — Надеюсь, ваша поездка оказалась приятной?»

«Мои мысли были заняты другими вещами, я почти не заметил, как сюда приехал, — Аддельс произносил слова размеренно и многозначительно. — Но вы, конечно же, остановились в Соборе?»

Герсен кивнул: «Я часами сижу в приделе и впитываю торжественный покой всеми фибрами души».

«Значит, вас привела в Рат-Эйлеанн возможность духовного просветления?»

«Не совсем так. Именно этот вопрос я хотел обсудить с вами там, где нас никто не может подслушать».

Аддельс посмотрел по сторонам: «Вы считаете, что в Соборе нас могли бы подслушивать?»

«По крайней мере, здесь риск сводится к минимуму. Я принял обычные меры предосторожности; не сомневаюсь, что вы сделали то же самое».

«Я принял все меры предосторожности, необходимые с моей точки зрения», — ответил Аддельс.

«В таком случае можно почти не сомневаться в нашей безопасности».

Аддельс отреагировал на это заявление только ледяным смешком. Некоторое время оба стояли, облокотившись на перила и глядя на серые крыши города, на озеро и на туманную долину, уходящую в горизонт.

Герсен нарушил молчание: «Местный космопорт находится в Рубленой Сечи, к северу от озера. Через неделю туда прибудет грузовой звездолет «Эттилия Гаргантюр». Зарегистрированный владелец этого судна — транспортная компания «Селерус», базирующаяся в Вайре, на Четвертой планете системы Сад-аль-Сауд. Когда-то это судно называлось «Фанутис» и было зарегистрировано корпорацией «Служба космических перевозок», главное управление которой также находится в Вайре. Обе регистрации — фиктивного характера. На самом деле «Фанутис» принадлежал Ленсу Ларку; можно предположить, что переименованный звездолет тоже принадлежит ему».

Аддельс с отвращением поджал губы: «Вы упомянули это имя в нашем предыдущем разговоре. К моему сожалению, должен признаться. Ленс Ларк знаменит своими преступлениями».

«Именно так».

«И вы намерены заключить с ним сделку? Не советую. Ему нельзя доверять».

«Области наших коммерческих интересов не пересекаются. Я хотел бы, чтобы в тот же день, когда приземлится грузовое судно «Эттилия Гаргантюр», на судно как таковое и на его груз был наложен арест с целью обеспечения долга имуществом должника или с использованием какого-нибудь другого юридического инструмента. Я хочу, чтобы право собственности на этот звездолет вызвало серьезные сомнения у властей и, следовательно, чтобы его фактический хозяин или его юридический представитель прилетел на Алоизий защищать интересы владельца».

Аддельс нахмурился: «Вы надеетесь выманить Ларка сюда, в Рат-Эйлеанн? Исключительно маловероятно».

«Попытка — не пытка. Разумеется, если Ларк появится, он назовется другим именем».

«Ленс Ларк, собственной персоной, предстанет перед судом? Абсурдная фантазия!»

«Именно так. Ленс Ларк обожает абсурдные ситуации. Кроме того, он известен скупостью. Если предъявленный иск будет выглядеть достаточно обоснованным, Ларк не пожелает потерять судно и груз только на основании неявки в суд».

Аддельс хмыкнул, тем самым выражая неохотное согласие: «Как минимум, могу сказать следующее. Самым убедительным прикрытием незаконности иска является его законность. Обнаружить основания для иска не составит труда. За каждым грузовым космическим кораблем тянется шлейф всевозможных жалоб и претензий. Трудность состоит не в этом, а в выборе юрисдикции. Приземлялся ли этот звездолет раньше в космопорте Рат-Эйлеанна?»

«Насколько мне известно, нет. Как правило, это судно обслуживает планеты на окраине сектора Корабля Аргонавтов».

Аддельс церемонно произнес: «Я уделю этому вопросу все возможное внимание».

«Важно учитывать одно обстоятельство: Ленс Ларк, при всех его причудах и проделках, не отличается добродушием. Нет необходимости подчеркивать, что мое имя нельзя использовать ни в каких обстоятельствах. Рекомендую вам тоже держаться в тени».

Аддельс нервно пригладил пальцами редкие светлые волосы: «Я не испытываю ни малейшего желания встречаться с ним лицом к лицу — ни в тени, ни в каких-либо других условиях».

«Тем не менее, корабль должен оставаться на приколе — здесь, в космопорте Рат-Эйлеанна. Воспользуйтесь судебным приказом, распоряжением о наложении ареста на имущество, иском о восстановлении права собственности или каким-либо подобным документом, по вашему усмотрению — но таким образом, чтобы фактический владелец был вынужден явиться в суд или потерять право собственности в связи с неявкой».

«Если владельцем является корпорация, или если звездолет принадлежит коллективным вкладчикам общества с ограниченной ответственностью, такой результат невозможен, — капризно возразил Аддельс. — Судопроизводство существенно усложнится».

Герсен невесело рассмеялся: «Если бы это было легко, я не стал бы поручать это вам».

«Понимаю ваше затруднение, — холодно заметил Аддельс. — Позвольте мне поразмышлять пару дней над решением вашей задачи».

Через три дня в кабинете Герсена в Соборе св. Бражника прозвучали музыкальные позывные, оповещавшие о входящем вызове. Герсен прикоснулся к клавише монитора; каскад пробежавших по экрану строк, заполненных звездочками, подтвердил, что линия связи не прослушивалась. Через несколько секунд на экране появилось утонченное строгое лицо Джехана Аддельса.

«Я осторожно навел справки, — самым назидательным тоном произнес Аддельс. — Мне удалось получить вполне однозначное юридическое заключение; оно сводится к тому, что иск, удовлетворяющий вашим требованиям, может быть признан обоснованным только в том случае, если правомочному гражданину, на которого распространяется юрисдикция местных судов, был нанесен существенный ущерб. В оптимальном варианте нанесение такого ущерба или возникновение связанной с ним задолженности должны были иметь место в пределах той же локальной юрисдикции, причем относительно недавно. Таким образом, у нас нет законных оснований для оформления приказа суда».

Герсен кивнул: «Я не ожидал ничего другого». Он терпеливо ждал, пока Аддельс, поглаживая подбородок, подыскивал слова.

«В связи с грузовым судном «Эттилия Гаргантюр» как таковым, я проанализировал имеющиеся записи в поиске случаев предъявления залоговых прав, требований о погашении задолженностей и других процессуальных действий в рамках продолжающегося судопроизводства. По мере того, как космические корабли прибывают из одного порта в другой, нередко возникают небольшие задолженности или несущественные убытки, о возмещении которых, как правило, никто не беспокоится. «Эттилия Гаргантюр» — не исключение. Два года тому назад в городе Трамп на планете Давида Александра имел место инцидент. Капитан корабля устроил званый ужин для группы местных грузовых экспедиторов, используя услуги стюардов и других членов команды звездолета в процессе приготовления и подачи блюд. Вместо того, чтобы устроить ужин в кают-компании корабля, он предпочел арендовать одно из помещений космопорта. Гильдия рестораторов города Трампа утверждает, что такая организация мероприятия противоречила местным постановлениям. Рестораторы подали зарегистрированный иск о возмещении потерянного дохода и присуждении показательных штрафных убытков. Звездолет улетел прежде, чем могла быть вручена повестка о вызове в суд, в связи с чем судопроизводство приостановлено до возвращения ответчика, каковое маловероятно».

Аддельс задумчиво молчал; Герсен терпеливо ждал.

Когда его мысли пришли, наконец, в надлежащий порядок, Джехан Аддельс продолжил: «Тем временем, Гильдия рестораторов города Трампа провела переговоры о получении займа с неким «Банком Куни», учрежденным в том же Трампе на той же планете Давида Александра. Помимо других активов, рестораторы предложили в обеспечение займа иск, возбужденный ими против владельца «Эттилии Гаргантюр». Примерно месяц тому назад Гильдия рестораторов просрочила выплату этого займа, и теперь право на удовлетворение иска Гильдии уступлено в пользу владельцев банка». В голосе Аддельса появилась нотка отвлеченной созерцательности: «Ваши инвестиции и другие финансовые операции осуществляются при посредстве различных банков. «Банк Куни» пользуется надежной репутацией, но им руководят, по существу, дряхлые старцы, применяющие устаревшие методы. Акции этого банка предлагаются на биржах по разумной цене, и вы могли бы беспрепятственно скупить их контрольный пакет. После этого можно было бы учредить подразделения этого банка в любых подходящих местах, в том числе, например, в Рат-Эйлеанне».

«А затем, насколько я понимаю, право на удовлетворение иска может быть передано такому подразделению».

«Совершенно верно».

«И это позволит наложить арест на имущество должника таким образом, чтобы грузовое судно оставалось на приколе в космопорте Рат-Эйлеанна?»

«Я навел справки по этому вопросу — разумеется, в чисто гипотетических терминах. Возникает впечатление, что иск нельзя будет подать повторно ни в Муниципальный трибунал, ни в Земельный суд, но его может рассмотреть местный Межпланетный суд по вопросам права справедливости, заседающий три раза в год в Эстремонте под председательством окружного провозглашатая имущественных и наследственных прав. Я проконсультировался со специалистом по межпланетному праву справедливости. Он считает, что иск «Банка Куни» против владельца «Эттилии Гаргантюр» может быть принят к рассмотрению, если это судно приземлится в космопорте Рат-Эйлеанна; фактического наличия имущества в пределах юрисдикции будет достаточно. Он уверен, однако, что никакой судебный чиновник не вынесет распоряжение, обязывающее отсутствующего владельца звездолета лично явиться в суд на основании столь несущественного иска».

«Но именно в этом заключается цель всего предприятия! Ленс Ларк должен лично прилететь на Алоизий».

«Юрисконсульты утверждают, что его невозможно будет к этому принудить, — невозмутимо отозвался Аддельс. — Предлагаю сосредоточить внимание на других вопросах».

«Кто занимает должность окружного провозглашатая?»

«Нельзя сказать определенно. Председателем Межпланетного суда становится один из пяти уполномоченных арбитров, поочередно выполняющих свои обязанности в пределах соответствующего округа, то есть на всех обитаемых планетах системы Веги».

«Этот суд не заседает в настоящее время?»

«Он только что завершил рассмотрение всех назначенных дел».

«Значит, следующее заседание состоится только через несколько месяцев?»

«Именно так. В любом случае, провозглашатай почти наверняка отклонит требование об обеспечении личной явки владельца звездолета в суд».

Герсен кивнул: «Это очень неудобно».

Через несколько секунд Аддельс спросил: «Так что же — следует ли мне приобрести «Банк Куни»?»

«Дайте мне подумать. Я позвоню вам сегодня вечером».

«Очень хорошо».

 

Глава 2

Из статьи «Город туманов» в журнале «Космополис», опубликованной в мае 1520 г.:

«В плане Рат-Эйлеанн выглядит как искривленная буква «Т». Вдоль верхней горизонтальной черты, справа налево, располагаются Сады Ффоллиота, Бетами, Старый город, Оранжерея и, непосредственно за ней, Собор, а также Эстремонт на островке посреди озера Фимиш. Вертикаль буквы «Т», длиной несколько километров, удаляется зигзагами на север, поочередно пересекая районы Муаналь, Друри, Вигальтон, Дун-Диви и Гара (где находится Дульцидром), и заканчивается космопортом в Рубленой Сечи.

Старый город — самый очаровательный и привлекательный для туристов район Рат-Эйлеанна. Несмотря на ползучий туман, странные запахи испарений, кривые улочки и причудливую архитектуру, Старый город никак нельзя назвать скучным или унылым. Местные жители носят только коричневую одежду различных оттенков: от песчаного и серо-коричневого до рыжевато-коричневых тонов, а также цвета мореного дуба и других пород дерева, вплоть до глубокого темно-коричневого, называемого «умброй». Когда их озаряют капризные лучи Веги, на фоне каменных стен, чугунных оград и закопченных бревен костюмы горожан приобретают особенную, неповторимую насыщенность окраски, изредка подчеркнутую темно-красным, желтым или темно-синим тюрбаном. Всю ночь Старый город перемигивается бесчисленными фонарями, висящими, согласно изданному в незапамятные времена постановлению, над входами пивных и трактиров. Так как извилистые улочки и огромное множество переулков Старого города никогда никак не именовались, а о табличках с названиями улиц здесь даже не слышали, чужестранец быстро привыкает находить дорогу, руководствуясь очередностью разноцветных фонарей, приглашающих освежиться кружкой эля.

Монахи Амброзианского ордена, первыми поселившиеся на берегах озера Фимиш, строили город, полностью пренебрегая каким-либо планом, но, как того требовало их вероучение, ежеминутно прилагая лихорадочные усилия. Настоятели ордена св. Алоизия, возобладавшего через сорок лет (планета до сих пор называется в честь их покровителя) поначалу предприняли не слишком усердные попытки навести порядок в Старом городе, но вскоре потеряли интерес к этому проекту и занялись строительством нового квартала, Бетами, после чего посвятили все помыслы и труды возведению Храма св. Бражника, который теперь называют просто Собором».

Покинув квартиру в Соборе, Герсен прошелся размашистыми шагами на север по парадной аллее Оранжереи — занимавшего восемь гектаров английского парка, наименование которого вводило в заблуждение, так как среди множества аккуратно подстриженных деревьев этого парка не было ни одного апельсинового: здесь преобладали тис, липы и туземное стеклозеленое дерево.

Выйдя на Большую Эспланаду, Герсен повернул на восток, огибая берег озера, и перешел по мощеной дамбе к Эстремонту — занимавшему остров массивному сооружению из серебристо-серого порфира, состоявшему из четырех ступенчатых ярусов и увенчанному четырьмя высокими угловыми башнями и центральным куполом. В Юстициарии Герсен навел некоторые справки, после чего, погрузившись в задумчивость, вернулся в Собор.

Поднявшись к себе в кабинет, он взял бумагу и перо и тщательно подготовил хронологический список событий, после чего затратил не меньше времени на его проверку. Закончив, он включил видеофон и вызвал Джехана Аддельса.

«Сегодня, — сказал Герсен, — вы изложили, в общих чертах, порядок действий, возможных в отношении звездолета «Эттилия Гаргантюр»».

«Я выдвинул не более чем гипотетическое предположение, — возразил Аддельс. — Весь замысел разваливается, как карточный домик, как только мы сталкиваемся с Эстремонтом. Окружной провозглашатай никогда не вынесет решение в нашу пользу».

«Вы занимаете слишком пессимистическую позицию, — спокойно отреагировал Герсен. — Случаются странные вещи, суды непредсказуемы. Будьте добры, действуйте согласно моим указаниям. Скупите акции «Банка Куни» и сразу же учредите его местное подразделение. Затем, как только откроются люки звездолета «Гаргантюр», подайте в суд все возможные иски, ходатайства и тому подобное».

«Как вам будет угодно».

«Учитывайте, что мы имеем дело с людьми, которые, мягко выражаясь, плевать хотели на юридическую ответственность. Убедитесь в том, что звездолет никуда не улетит. Проследите за тем, чтобы повестки и уведомления вручались в сопровождении целого отряда полиции, причем вся команда корабля должна оставаться в городе. Отключите двигатели, запломбируйте их соединения замками, взрывающимися при попытке вскрытия без применения известного вам кода, откройте люк грузового трюма и закрепите его цепями в этом положении. После этого расставьте вокруг звездолета надежную, опытную охрану, причем как минимум шесть вооруженных охранников должны находиться на посту в любой момент времени. Я хочу сделать все возможное для того, чтобы это судно оставалось на приколе в Рат-Эйлеанне».

Аддельс попытался любезно пошутить: «Я переселюсь в каюту капитана и буду охранять корабль изнутри».

«Для вас у меня другие планы, — возразил Герсен. — Вы не отделаетесь так легко».

«Не забывайте, что иск подлежит рассмотрению Межпланетным судом права справедливости. А ближайшее заседание этого суда состоится только через несколько месяцев, в зависимости от расписания».

«Мы хотим, чтобы у владельца было время явиться в суд, — сказал Герсен. — Иск должен содержать, в частности, обвинения в преднамеренном преступном умысле, в преступном сговоре и в преднамеренном систематическом мошенничестве в межпланетных масштабах — обвинения, которые может опровергнуть только владелец корабля, лично явившийся в суд».

«Он пришлет адвокатов, заявляющих о безосновательности таких обвинений. Председатель суда откажется рассматривать дело, и вам останется только подметать зал заседаний».

«Дорогой и уважаемый Аддельс! — покачал головой Герсен. — Вы очевидно не понимаете мои намерения — что, впрочем, только к лучшему».

«Именно так, — бесцветным тоном отозвался Аддельс. — Я не хочу даже строить какие-либо предположения относительно ваших намерений».

Через месяц Герсен снова встретился с Джеханом Аддельсом на смотровой площадке Панорамы Фрастера.

После полудня туман над утесами Дунвери поредел и цеплялся за скалы только отдельными клочками; в холодном зареве Веги пейзаж приобрел суровое величие.

Так же, как раньше, Герсен поднялся по тропе, ведущей из Садов Ффоллиота на западной окраине Рат-Эйлеанна. Когда машина Аддельса неторопливо подъехала к стоянке, Герсен уже стоял, облокотившись на перила площадки.

Аддельс перешел через дорогу, присоединился к Герсену и многозначительно произнес: «Звездолет «Гаргантюр» приземлился. Документы вручены. Капитан громко возмущался и попытался тут же вернуться в космос. Его вывели из корабля и обвинили в попытке побега с целью уклонения от явки в местный суд. В настоящее время он находится в предварительном заключении. Все меры предосторожности приняты. Капитан сообщил о происходящем в главное управление владельца». Аддельс, которому к этому времени уже были известны все подробности проекта Герсена, все еще находился в некотором замешательстве: «Кроме того, капитан нанял адвоката, известного своей компетентностью — он вполне может нанести нам огромный ущерб».

«Будем надеяться, что достопочтенный председатель Межпланетного суда разделит нашу точку зрения при ближайшем рассмотрении дела».

«Вы шутите! — прорычал Аддельс. — Будем надеяться, что пребывание в Карцере по обвинению в возбуждении явно необоснованного иска покажется вам не менее забавным».

 

Глава 3

Из тома I энциклопедического труда «Жизнь» барона Бодиссея Невыразимого:

«Если, как утверждает философ Гринтхольд, религиозные верования можно считать психическими заболеваниями, то религиозные войны следует рассматривать как вызванные этими заболеваниями язвы и опухоли, отравляющими весь организм человеческого сообщества. Из всех вооруженных конфликтов религиозные войны — самые отвратительные, так как их конечная цель заключается не в приобретении каких-либо материальных выгод, а всего лишь том, чтобы одни люди могли навязать другим произвольный символ веры.

Немногие такие войны превосходят своими абсурдными излишествами Первые мировые войны на Алоизии. Первоисточником конфликта, насколько нам известно, послужил блок священного белого алебастра, который алоизианцы намеревались использовать при строительстве Храма св. Бражника, тогда как амброзианцы настаивали на том, что он был предназначен для Храма св. Ревуна. Решающая битва на Верещатнике Рудьера — эпизод, выходящий за рамки человеческого воображения. Место действия: туманный, топкий альпийский луг в горах Мурнана. Время действия: вечер, по небу несутся обрывки туч, бледные лучи Веги озаряют заросли вереска ползущими пятнами света. В верховьях луга выстроился отряд изможденных амброзианцев в плещущих на ветру бурых рясах, с кривыми посохами, вырезанными из коррибского тиса. Ниже собралась более многочисленная братия алоизианцев: приземистые, коротконогие, дородные, с округлыми животами и предписанными уставом козлиными бородками и хохлами на бритых головах, они вооружились кухонными ножами и садовым инструментом.

Брат Виниас издает клич на неизвестном наречии. Амброзианцы с истерическими воплями бегут прыжками вниз по склону и набрасываются на алоизианцев, как одичавшие безумцы. Исход битвы остается сомнительным на протяжении часа — ни одна из сторон не преобладает. С заходом Веги амброзианский рогодув, согласно непреложному уставу ордена, исполняет додекафонический призыв к вечерне. Неукоснительно соблюдая ежедневный обряд, амброзианцы, все, как один, опускаются на колени в молитвенных позах. Алоизианцы немедленно приступают к кровавой работе и уничтожают армию амброзианцев прежде, чем наступает время их собственного вечернего богослужения. Так завершилась знаменитая битва на Верещатнике Рудьера.

Немногие уцелевшие амброзианцы, сменив рясы на мирскую одежду, крадучись вернулись по ночным улицам Старого города. Со временем они стали купцами, пивоварами, трактирщиками, антиквариями, ростовщиками и даже, вероятно, представителями других, не столь респектабельных профессий. Торжествующий Алоизианский орден, однако, распался на протяжении следующего столетия; с тех пор о былом религиозном пыле монахов напоминают лишь некоторые замысловатые традиции. Храм св. Бражника стал Собором — самой великолепной и вместительной гостиницей в системе Веги. А от Храма св. Ревуна осталась только скорбная груда поросших мхом камней».

Герсен сидел в вестибюле Собора св. Бражника — в древнем приделе, где некогда ценобиты истекали пóтом под надзором Гностического Ока. Нынешние постояльцы Собора не придавали большого значения Гнозису, а тем более Оку; тем не менее, мало кто мог не испытывать почтение в этом гигантском архитектурном пространстве.

Пульсирующий звук тысячелетнего гонга отметил наступление очередного часа — приближался вечер. В вестибюль зашел высокий молодой человек с длинным острым носом и серыми глазами исключительной ясности, внешностью и манерами производивший впечатление человека умного, но в какой-то мере беспечного и развязного. Его звали Максель Рэкроуз, и он был местным репортером журнала «Космополис», которому теперь поручили оказывать содействие Генри Лукасу — этим псевдонимом Герсен пользовался в качестве специального корреспондента «Космополиса».

Максель Рэкроуз плюхнулся в кресло рядом с Герсеном: «Интересующий вас человек практически неуловим и пользуется зловещей репутацией».

«Тем более любопытным будет любой собранный вами материал».

«Разумеется, — Рэкроуз достал пачку документов. — Я перерыл все, что мог, на за неделю мне удалось выкопать, главным образом, только общедоступные сведения. В том, что касается сохранения инкогнито, этот субъект — просто какой-то гений».

«Кто знает? — отозвался Герсен. — Он может сидеть вместе с нами в вестибюле Собора, сию минуту. Причем это вовсе не так маловероятно, как вы могли бы себе представить».

Рэкроуз решительно покачал головой: «Я только что, можно сказать, провел неделю в обществе Ленса Ларка. Я почую его за версту».

Герсен подумал, что такую убежденность не обязательно следовало сбрасывать со счетов: «Сидящий напротив грузный субъект с накладкой на носу — он не может быть Ларком?»

«Ни в коем случае!»

«Вы уверены?»

«Целиком и полностью. От него исходит душистый аромат испанолы и пачулей, тогда как известно, что Ленс Ларк везде и всегда пованивает. Во-вторых, он соответствует описанию Ларка только в тех отношениях, что он ожирел, облысел и не умеет хорошо одеваться. Кроме того, — Рэкроуз позволил себе самодовольный смешок, — так уж получилось, что я его знаю. Это Детт Муллиэн, изготовляющий для туристов трактирные фонари в старинном стиле».

Герсен криво улыбнулся, подозвал ближайшего официанта и заказал чаю, после чего сосредоточил внимание на документах Рэкроуза.

Кое-какие из этих материалов он уже видел — например, выдержку из статьи «Пиратский налет на Монтплезант» Додэя Уомса, опубликованной в «Космополисе»:

«Когда князья тьмы встретились, чтобы утвердить свою конвенцию, между ними нередко возникали столкновения — что неудивительно, так как все они, в той или иной мере, страдают манией величия. Ховард Алан Трисонг, в свойственной ему небрежной манере, выполнял роль посредника, примирявшего спорщиков. Аттель Малагейт был неуступчив и непроницаем, как каменная стена. Виоль Фалюш нарочно раздражал остальных, занимая, по прихоти, то одну, то другую позицию. Кокор Хеккус, несмотря на свою изобретательность и непредсказуемость, не сумел привлечь кого-либо на свою сторону. Самонадеянная наглость Ленса Ларка вызывала всеобщую враждебность. Только Ховард Алан Трисонг вел себя уравновешенно. Трудно поверить, что они смогли добиться какого-то успеха в своем предприятии! Это оказалось возможным только благодаря единственному объединявшему их качеству — профессионализму».

Следующая статья, «Бичеватель Ларк», принадлежала перу Эразмуса Хойптера. Непосредственно под заголовком и рядом с подзаголовком находилась иллюстрация — эскиз почти обнаженного мужчины невероятно мощных пропорций, словно оплетенного гибкими лоснящимися мышцами. Маленькая, бритая наголо голова сужалась к макушке и расширялась к нижней челюсти. Нависшие брови соединялись над длинным мясистым носом; на лице изображенного атлета застыло изображение идиотского, похотливого, счастливого самодовольства. На ногах атлета были сандалии, а его неприятно мясистые ягодицы были туго обтянуты очень короткими шортами. В правой руке он держал, словно замахнувшись, чтобы нанести удар, кнут с короткой рукояткой и тремя длинными ремнями.

Рэкроуз усмехнулся: «Если это — Ленс Ларк, думаю, мы опознали бы его даже здесь, в полутьме Собора».

Герсен пожал плечами и прочел отрывок из статьи:

«Говорят, что Ленс Ларк обожает свой кнут — он называет его «верным товарищем» и считает его самым удобным средством наказания врагов. Ларк часто пользуется кнутом с этой целью, предпочитая бичевание любым другим методам. В Садабре ему принадлежит огромная усадьба с полукруглым залом, где он восседает за трапезным столом, заваленным грудами хвинины и пуммигума, каковые он запивает двухлитровыми кружками свежеотжатого сусла. Для того, чтобы не потерять аппетит, он держит под рукой кнут с короткой ручкой искусной выделки и четырехметровым ремнем. Головка рукоятки изготовлена из слоновой кости, и на ней вырезано имя кнута: «ПАНАК». Насколько известно автору, никто еще не смог объяснить, почему Ларк называет свой кнут именно так. Ремень кнута заканчивается раздвоенным твердым кожаным языком длиной с ладонь — так называемым «скорпионом». Вдоль стены полукруглого зала стоят обнаженные враги Ленса Ларка: каждый прикован к кольцам, вделанным в стену, в положении, напоминающем распятие лицом к кресту. На ягодицы каждой жертвы наклеена мишень в форме алого сердечка, примерно два вершка в высоту. Развлекаясь за едой, Ленс Ларк пытается сбивать эти мишени одним взмахом кнута; говорят, что он добился больших успехов в этом виде спорта».

Ниже, другим шрифтом, было напечатано примечание:

«Воспроизведенный выше текст был первоначально опубликован в журнале «Галактическое обозрение» и, скорее всего, представляет собой не более чем плод разгоряченного воображения — особенно в том, что касается иллюстрации. Фактические сообщения свидетельствуют о том, что Ленс Ларк — высокий и грузный человек, но изображенного на рисунке хихикающего гиганта вряд ли следует считать отображением действительности.

Любопытно отметить, что автор статьи, Эразмус Хойптер, исчез после опубликования этой статьи или, по меньшей мере, больше не появлялся на людях. Тем не менее, один из его сотрудников получил следующее короткое сообщение:

«Дражайший Клеб!

Тружусь в поте лица своего, изучая значение наименования «ПАНАК». Мне удалось выяснить некоторые связанные с ним обстоятельства, хотя следует отметить, что моя работа время от времени сопровождается неожиданностями.

Погода здесь солнечная, но я все равно предпочел бы вернуться домой.

С искренним приветом,

Эразмус»».

Герсен тихо хмыкнул.

«Мурашки бегут по коже, не правда ли?» — заметил Рэкроуз.

«Да, жутковатая история. Вы еще не отказались от намерения сотрудничать со мной в рамках этого проекта?»

Рэкроуз поморщился: «Нет, если вы не будете упоминать мое имя».

«Как хотите». Герсен просмотрел следующий документ, распечатанный на принтере и подготовленный, по-видимому, самим Рэкроузом:

«По всей вероятности, имя «Ленс Ларк» — псевдоним. Преступники предпочитают пользоваться вымышленными именами или кличками. Настоящее имя позволяет проследить происхождение человека, а там, где он родился и вырос, можно найти его фотографии и сведения о его близких связях, что приводит к небезопасному нарушению желательной анонимности. Кроме того, когда преступник добивается успеха в противозаконной деятельности, он, как правило, испытывает желание вернуться туда, где прошла его молодость, чтобы изображать из себя магната перед теми, кто его презирал. Например, если хорошенькая девушка когда-то отвергла его и предпочла выйти замуж за смирного обывателя, разбогатевший и влиятельный преступник может покровительствовать ей, особенно если она уже не так хорошо выглядит и оказалась в стесненных обстоятельствах. Все это возможно только в том случае, если фактическую личность преступника невозможно установить; поэтому он вынужден пользоваться чужим именем или прозвищем.

Все эти рассуждения, в вышеизложенной форме, представляются очевидными; тем не менее, они побуждают нас задать вопрос: каково происхождение вымышленного имени или прозвища? Такие имена могут относиться к двум общим категориям. Преступник может выбрать распространенное, ничем не примечательное имя — такой почти произвольный выбор не позволяет сделать какие-либо выводы. Но во многих случаях выбирается имя, имеющее символическое значение. Прозвища второй категории чаще всего предпочитают преступники с волевым характером и склонностью производить впечатление на окружающих — а Ленс Ларк служит ярким примером преступника именно такого типа. Поэтому я допускаю, что псевдоним «Ленс Ларк» несет в себе символический смысл.

В местном отделении ГСТК я произвел поиск слов, наименований и выражений, сходных с именем «Ленс Ларк», на всех живых и мертвых языках и диалектах Ойкумены и Запределья.

Результаты поиска прилагаются ниже».

Герсен просмотрел распечатку ГСТК на листе с оранжевой рамкой:

«ЛЕНС ЛАРК — приблизительные омонимы с определениями.

1) Ленсилорка: деревня (численность населения: 657 человек) на континенте Васселона планеты Реис (шестой планеты системы Гаммы Эридана).

2) Лансларк: хищное крылатое животное, обитающее на планете Дар-Сай (третьей планете системы Кóры, 961 й звезды сектора Корабля Аргонавтов).

3) Ленцле арка: кривая движения точки, рассчитанная на основе седьмой теоремы трискоидной динамики, доказанной математиком Пало Ленцле (907–1070).

4) Линслюрк: напоминающая мох поросль, характерная для болот Шарманта на Хиасписе, пятой планете системы звезды Фрица (1620 й звезды сектора Кита).

5) Линсиль-Орк: озеро на Блаженных равнинах Верларена, второй планеты системы Комреда (Эпсилон Стрельца)

6) Ленсле-Эрг: пустыня...»

Список содержал двадцать восемь пунктов, причем каждый следующий омоним все больше отличался от искомого словосочетания.

Герсен вернулся к анализу Рэкроуза:

«Я пришел к тому выводу — допуская, что моя гипотеза справедлива — что наиболее вероятным источником псевдонима Ленса Ларка служит наименование крылатой хищной твари (пункт второй).

Я извлек из базы данных ГСТК подробности, относящиеся к животному под наименованием «лансларк». Это четырехкрылое существо с заостренной наподобие стрелы головой и жалящим хвостом, в длину достигающее трех метров (не считая хвоста). На рассвете и в сумерках этот хищник парит высоко в небе над пустынями даршей в поиске жвачных животных, служащих ему пищей, хотя он не брезгует и одиноким путником. В наши дни эта хитрая, проворная и свирепая тварь встречается редко; в пределах территории, контролируемой кланом Бугольдов, охота на лансларка запрещена, так как его изображение является фетишем клана.

Это все, что можно сказать о лансларке. Перейдем к документу № 8 (см. приложение). Этот текст — единственное существующее описание личной встречи с Ленсом Ларком, состоявшейся на относительно раннем этапе его преступной карьеры. Автор не называет себя, но, судя по всему, является представителем какого-то промышленного концерна. Место встречи также не указывается — собеседник Ларка не забывает об осторожности».

Герсен просмотрел документ № 8.

Выдержка из «Воспоминаний странствующего закупщика» Севдо Нонимуса, опубликованных по частям в журнале «Удар», отраслевом периодическом издании ассоциации металлургических предприятий (указанное имя автора, разумеется — не более чем псевдоним).

«Мы (Ленс Ларк и я) встретились в столовой, примерно в ста метрах от поселка, если идти по дороге. Здание этого предприятия общественного питания могло бы послужить образцом неуклюжей архитектурной вульгарности — возникало впечатление, что какое-то чудовище небрежно нагромоздило огромные бетонные блоки один на другой, почти как попало, чтобы создать хаотичную группу соединенных под разными углами помещений. Солнце палило нещадно, и беленые блоки практически меня ослепили. Внутри, однако, было прохладно и полутемно; после того, как я поверил в то, что все это сооружение не обвалится мне на голову, произведенный им эффект показался мне оригинальным и достопамятным.

Расспросив апатичного подростка-официанта, я прошел к столу, стоявшему в дальнем углу. Там сидел Ленс Ларк, перед огромным блюдом, заполненным мясом и овощами. От блюда исходил сильнейший запах острых пряностей, бросавшийся в голову и буквально разъедавший ноздри. Тем не менее, закупщику не подобает проявлять малодушие — я уселся напротив Ларка и смотрел на то, как он ел.

Некоторое время он игнорировал меня, словно я был одним из почти невесомых пухтяков, лениво кружившихся над столом. Таким образом, у меня было время оценить его внешность и манеры согласно моей собственной системе ценностей. Передо мной был крупный мужчина, грузный почти до ожирения, в свободном белоснежном балахоне с капюшоном, плотно облегавшим голову. Цвет его кожи можно назвать насыщенным красновато-бронзовым, оттенка озаренного солнцем зада гнедой лошади. У него крупные черты лица, но они производят странное впечатление, потому что тесно совмещены, даже сморщены. Желтые глаза его, когда он соблаговолил на меня взглянуть, горели настолько интенсивно, что я мог бы испугаться, если бы не встречал множество подобных запугивающих взглядов в ходе выполнения моих повседневных обязанностей — как правило, такой взгляд свидетельствует об алчном стремлении нажиться. Но не в этом случае!

Покончив с едой, этот человек начал говорить — словно случайно пришедшими в голову фразами, не содержащими никакой последовательной, понятной информации. Новый трюк, дающий какое-то преимущество на переговорах? Надеялся ли он привести меня в замешательство загадочной путаницей высказываний? Он не знал, с кем говорил: меня невозможно одурачить, надуть или обжулить ни отвлекающими маневрами, ни попытками гипнотического внушения. Я внимательно выслушал каждое его слово, не выражая ни согласия, ни отрицания ни словами, ни жестами — любые такие признаки могут быть восприняты как основа для заключения сделки. Чем больше терпения я проявлял, тем больше возбуждался этот странный человек. Его голос стал резким и хриплым, он рубил рукой воздух, словно размахивая плеткой.

Наконец, когда в этих разглагольствованиях наступила короткая пауза, я сумел вставить спокойный вопрос: «В связи с тем, что мы намерены обсудить возможность коммерческой сделки, могу ли я поинтересоваться: как вас зовут?»

Вопрос застал его врасплох. Мой собеседник угрожающе набычился: «Вы сомневаетесь в том, что я умею держать свое слово?»

«Ни в коем случае!» — поспешил ответить я, так как мой собеседник явно искал возможность дать выход своей агрессии. На протяжении моей профессиональной карьеры я нередко встречался с такими людьми, хотя, пожалуй, ни один из них не излучал столько злобной энергии, как этот субъект. Я продолжал, добродушным тоном: «Я — деловой человек. Поэтому я всего лишь хотел бы удостовериться в том, что говорю именно с тем лицом, которое уполномочено вести переговоры. Это всего лишь общераспространенная коммерческая практика».

«Да-да, — пробормотал он. — Само собой».

Я тут же воспользовался достигнутым преимуществом: «За столом переговоров деловые люди соблюдают некоторые общепринятые условности, в том числе представляются друг другу».

Мой собеседник задумчиво кивнул и ответил в высшей степени достопримечательной отрыжкой, наполнившей помещение запахом поглощенных им пряностей. Так как он сам, судя по всему, не придавал значения своим дикарским манерам, я тоже сделал вид, что ничего не заметил.

Мой собеседник повторил: «Да-да, конечно». Помолчав, он прибавил: «Какая разница, в конце концов? Зовите меня «Ленс Ларк», — наклонившись над столом, он впился в меня глазами, сверкнувшими в тени между под капюшоном. — Мне это имя подходит, как вы считаете?»

«Будучи знаком с вами лишь несколько минут, я еще не успел составить определенное мнение по этому вопросу. А теперь давайте перейдем к делу. Что вы предлагаете?»

«Четыре тонны черной массы дуодециматов, УВ 22, высшего качества».

Мы заключили сделку без труда. Он назвал цену. Я мог согласиться или уйти. Я решил продемонстрировать Ларку, что не только он умеет вести себя самоуверенно и с достоинством, не прибегая к льстивым уговорам, не торгуясь и не выражая притворное возмущение. Я немедленно согласился с предложенной ценой — с тем условием, что качество товара подлежало проверке перед оплатой. Тщеславие Ларка было уязвлено этим условием, но мне удалось постепенно успокоить его раздражение. В конечном счете он признал, что без приемочной проверки дело не обойдется, и даже развеселился, что вызвало у меня немалые опасения. По его приказу подросток-официант притащил две громадные кружки отвратительного мутного пива, пахнущего мышиным пометом. Ленс Ларк опустошил свою кружку в три глотка; необходимость проявлять уважение к обычаям партнера вынудила меня сделать то же самое, молчаливо вознося благодарения за крепость и вместимость моего желудка, привыкшего ко всему за многие годы странствий в качестве закупщика».

Герсен сложил бумаги в папку: «Вы хорошо поработали. Образ Ленса Ларка обрастает плотью. Он — крупный, грузный человек с большим носом и выдающимся подбородком — впрочем, с тех пор его лицо могло быть хирургически изменено. По меньшей мере в молодости у него была красновато-бронзовая кожа. Опять же, он может изменять цвет кожи пигментами так же, как любой другой. Наконец, судя по всему, Ларк — уроженец планеты Дар-Сай; об этом свидетельствуют как его имя, так и упоминание о дуодециматах — их добывают на Дар-Сае».

Рэкроуз выпрямился в кресле: «Вы часто бываете в Вигальтоне?»

«Никогда там не был».

«Неприветливый район, там попадаются неотесанные паршивцы. Там же, однако, не меньше дюжины кварталов, населенных выходцами с других планет. Среди туристов Вигальтон не популярен, само собой, но если вам нравятся странные ароматы и необычная музыка, вы их там найдете. В частности, в Вигальтоне образовалась небольшая колония даршей, они любят засиживаться в трактире у дороги в Пилькамп. «Шатер Тинтля» — так называется это место. Проходя мимо, я часто замечал их вывеску: «Чтоб дарш не зачах на болотных харчах!»»

«Любопытно! — встрепенулся Герсен. — Если Ленс Ларк — дарш, и если он окажется поблизости, можно было бы ожидать, что он навестит «Шатер Тинтля»».

Максель Рэкроуз оглянулся через плечо: «Даже старина Детт Муллиэн начинает выглядеть зловеще. Почему вы считаете, что Ленс Ларк может оказаться поблизости?»

«У меня нет определенного мнения на этот счет. Тем не менее, он может появиться в любую минуту».

«Теория вероятности не исключает такую возможность».

«Разумеется. А для того, чтобы подготовиться к такой возможности, нам следует познакомиться с обстановкой в «Шатре Тинтля»».

Рэкроуз поморщился: «У даршей воняет. Не знаю, смогу ли я там находиться достаточно долго»

Герсен встал: «Сегодня мы поужинаем харчами даршей. Кто знает, вдруг нам их кухня так понравится, что мы станем завсегдатаями?»

Рэкроуз неохотно поднялся на ноги. «В таком случае лучше переодеться, — проворчал он. — Одно дело — Собор, а в «Шатре» мы будем выделяться, как белые вороны. Пойду надену замызганный комбинезон строительного рабочего и встречу вас там через час».

Герсен взглянул на свою одежду — элегантный, свободный синий костюм, белую рубашку с открытым воротником, пунцовый кушак: «Как раз здесь, в Соборе, я чувствую себя переодетым. Если я оденусь, как обычно, у даршей не должно быть претензий».

«Через час, у дороги в Пилькамп. Это прямо в центре Вигальтона. Встретимся на улице. Если вы поедете на омнибусе, слезайте на перекрестке с переулком Нунана».

Покинув Собор в сумерках, Герсен направился на север по парадной аллее Оранжереи. На нем были темная куртка, серые брюки, перевязанные на лодыжках, и мягкие ботинки — типичный костюм человека, работающего в космосе.

На Эспланаде Герсен взошел на платформу станции городского транспорта и стал ждать. В озерной глади отражались последние сполохи заката: ржаво-красные, яблочно-зеленые, мрачновато-оранжевые. Постепенно они погасли, и озеро превратилось в отливающее стальным блеском пространство, отражающее только несколько тусклых огней на дальнем берегу... Подъехал омнибус с открытыми бортами. Герсен занял свободное сиденье и опустил монету в прорезь — чтобы сиденье не вытолкнуло его на следующей остановке.

Обогнув озеро, Эспланада стала дорогой на Пилькамп. Омнибус скользил на север через Муаналь и Друри под бесконечной вереницей голубовато-белых уличных фонарей. Когда начался Вигальтон, Герсен сошел на остановке, ближайшей к переулку Нунана.

На улицах Вигальтона уже было темно. За спиной Герсена обрывистые черные скалы подступали к самому озеру. По другую сторону дороги на Пилькамп темнели высокие крыши узких зданий; их силуэты беспорядочно сочетались под разными углами, сливаясь в странные фигуры на фоне сумрачного неба. Только в некоторых высоких и узких окнах мерцали огни; все остальные безжизненно чернели.

Неподалеку, напротив, светилась вывеска:

«ШАТЕР ТИНТЛЯ

Чтоб дарш не зачах на болотных харчах!

Чатовсы!

Пурриан!

Ахагар!»

Герсен перешел на другую сторону улицы. Из темного переулка Нунана появился Максель Рэкроуз; на нем были коричневые брюки из рубчатого плиса, рубашка в коричневую и черную клетку, черный жилет, расшитый блестящими эмблемами, и мягкая черная кепка с металлическим козырьком.

Герсен читал вывеску: «Чатовсы. Пурриан. Ахагар. У вас уже разыгрался аппетит?»

«Не сказал бы. В том, что касается еды, я брезглив. Может быть, попробую что-нибудь».

Герсен, которому нередко приходилось глотать пищу, о происхождении которой лучше было не думать, только рассмеялся: «Находчивый журналист не знает, что такое брезгливость».

«Всему есть предел, — заявил Рэкроуз. — И здесь, в «Шатре Тинтля», он вполне может быть достигнут».

Распахнув створчатые двери, они зашли в трактирный зал. Впереди лестница вела на верхние этажи; сбоку бар соединялся арочным проходом с выложенным белой плиткой помещением, откуда пахло чем-то заплесневевшим или прокисшим. Человек двенадцать пили пиво за стойкой бара; бар обслуживала пожилая женщина в черном платье, с длинными черными волосами, темно-оранжевой кожей и черными усами. На стенах висели плакаты, оповещавшие о выставках и выступлениях экзотических танцовщиц в Рат-Эйлеанне и других местах. На одном из плакатов значилось:

«Знаменитая труппа Ринкуса!

Полюбуйтесь на сотни чудесных трюков!

Недотепы танцуют и кувыркаются под свист и щелканье метких бичей!

Каждый свистердень в концертном зале Фугласса».

Другой плакат объявлял:

«Хлесткий Нед Тикет и его проворные недотепы! Как они скачут! Как вертятся!

Звонкий кожаный инструмент Хлесткого Неда поет, мгновенно наказывая недотеп за ошибки и недостаточное усердие меткой и жгучей подсказкой неотвратимого кнута!»

Женщина за стойкой бара окликнула Герсена и Рэкроуза: «На что вы там пялитесь, как бараны на новые ворота? Будете пить пиво или есть что-нибудь?»

«Терпение! — отозвался Герсен. — Мы еще ничего не решили».

Это замечание вызвало у нее пущее раздражение. Голос усатой женщины стал истерически резким: «Терпение, говоришь? Всю ночь на ногах, разливаю пиво всяким подонкам — какое после этого останется терпение? Заходи-ка сюда, за стойку, я открою кран на всю катушку и вставлю тебе шланг туда, где солнце не светит — будешь знать, что такое терпение!»

«Мы решили перекусить, — ответил Герсен. — Чатовсы сегодня свежие?»

«Чатовсы как чатовсы, не хуже любых других. Тогда идите, жрите, нечего тут торчать, если пиво не пьете... Ты что это? Насмехаться надо мной будешь?» Она схватила кружку пива, чтобы выплеснуть ее в лицо Макселю Рэкроузу. Тот проворно отступил к лестнице; Герсен тут же последовал его примеру.

Женщина презрительно встряхнула черной гривой, закрутила ус двумя пальцами и отвернулась.

«Ей не хватает очарования, — проворчал Рэкроуз. — Завсегдатаем ее бара я не стану».

«В обеденном зале нас могут подстерегать неожиданности», — предупредил Герсен.

«Надеюсь, приятные неожиданности».

Они стали подниматься по ступеням, от которых, так же, как от всей пивной, исходили гниловатые испарения: странное сочетание ароматов кулинарных жиров, инопланетных приправ и застарелого запаха мочи.

На первой лестничной площадке Рэкроуз остановился: «Честно говоря, мне все это не нравится. Вы действительно собираетесь тут ужинать?»

«Если вас одолевают сомнения, не заходите. Мне приходилось бывать в местах и получше, и похуже».

Рэкроуз что-то пробормотал себе под нос и стал подниматься дальше.

В трактирный зал вели тяжелые деревянные створчатые двери. За столами, разделенными широкими промежутками, сидели, пригнувшись, как заговорщики, немногочисленные группы мужчин; одни пили пиво, другие ели что-то с тарелок, стоявших у них перед носом.

Навстречу новым посетителям выплыла тяжеловесная особа — на взгляд Герсена, не менее устрашающая, чем та, что орудовала пивным шлангом. Так же, как на женщине в баре, на ней было бесформенное черное платье; ее волосы свисали спутанными маслянистыми пучками, а ее усы были не столь пышными. Сверкая глазами, она переводила взгляд с одного лица на другое: «Значит, вы хотите есть?»

«Да, именно поэтому мы сюда пришли», — подтвердил Герсен.

«Садитесь здесь», — женщина провела их к стоявшему поодаль свободному столу. Как только они сели, она угрожающе наклонилась над столом, опираясь на него ладонями: «Что вам нравится?»

«О кухне даршей мы знаем только понаслышке, — признался Герсен. — Вы готовите сегодня какие-нибудь особенно аппетитные блюда?»

«Особенно аппетитные блюда мы готовим для себя. Здесь подают чичало. Чем богаты, тем и рады».

«Вы рекламируете, однако, лучшие образцы даршской кулинарии — чатовсы, пурриан, ахагар?»

«Посмотрите вокруг. Мужики жрут».

«Верно».

«С чего вы взяли, что вам полагается что-то другое?»

«Хорошо, принесите нам по порции того, что у вас есть, мы попробуем».

«Как хотите», — грузная официантка пожала плечами и удалилась.

Рэкроуз мрачно молчал, в то время как Герсен внимательно разглядывал обеденный зал. «Искомой персоны среди присутствующих я не замечаю», — сказал он наконец.

Рэкроуз скептически поглядывал то на один стол, то на другой: «Вы в самом деле ожидали его тут встретить?»

«Не сказал бы. Но совпадения случаются. Если он решил, по той или иной причине, навестить Рат-Эйлеанн, его можно было бы встретить именно здесь».

Максель Рэкроуз с сомнением покосился на Герсена: «Вы не говорите мне все, что знаете».

«Это вас удивляет?»

«Ни в коей мере. Но я хотел бы, чтобы мне хотя бы намекнули на то, во что я ввязываюсь».

«Сегодня вечером вам следует опасаться только чатовсов и, может быть, пурриана. Но дальнейшее изучение интересующего нас вопроса может быть связано с опасностями. Ленс Ларк — опасный человек».

Рэкроуз тревожно огляделся по сторонам: «Я предпочел бы его не раздражать. Судя по всему, у него злобный и мстительный характер. Помните Эразмуса Хойптера? Что бы ни означало слово «Панак», у меня нет ни малейшего желания узнать это на своей шкуре».

Официантка прибыла с подносом в руках: «Вот пиво — мужики без него жрать не могут. Кроме того, новички у нас обычно развлекают публику. Там стоит проектор, видите? Опустите монету, и труппа исполнит забавный номер».

Герсен повернулся к Рэкроузу: «Вы у нас специалист по части развлечений. Выберите что-нибудь».

«С удовольствием!» — без всякого удовольствия отозвался Рэкроуз. Он направился к проектору, просмотрел список предлагаемых номеров, потянул на себя рычажок и опустил монету в накопитель. Громкий визгливый голос объявил: «Выступает Джавель Наткин и его озорные пострелы!» Под неритмичный перестук металлических болванок и звякающих подвесок на противоположной проектору беленой стене появилось изображение высокого тощего субъекта в белом подгузнике с черным гульфиком; за ним на сцену высыпали шесть маленьких мальчиков в длинных красных чулках — другой одежды на них не было.

Наткин пропел несколько сварливых куплетов, посвященных недостаткам его подопечных, после чего принялся плясать беспорядочную джигу, высоко подбрасывая длинные ноги и прищелкивая бичом то в одну, то в другую сторону, в то время как мальчики прыгали, крутились и уворачивались с исключительным проворством. Вульгарно выразив недовольство их трюками, Наткин принялся стегать пухлые ягодицы юных акробатов. Стимулированные таким образом, те стали кружиться в воздухе, исполняя лихорадочные сальто-мортале. Наткин встал посреди сцены, на фоне фейерверка кувыркающихся маленьких тел в красных чулках, торжествующе развел руки в стороны и поклонился. Экран погас. Посетители ресторана, с серьезным вниманием наблюдавшие за представлением, поворчали, побормотали и вернулись к еде.

Корпулентная женщина в длинном черном платье вышла из кухни с большим подносом, уставленным блюдами и мисками. Со звоном грохнув поднос на стол, она пояснила: «Вот ваша жратва. Чатовсы, пурриан, ахагар. Набивайте животы. Все, что останется, вернется в общий котел».

«Спасибо! — отозвался Герсен. — Кстати, подскажите, будьте любезны: кто такой Тинтль?»

Официантка презрительно хрюкнула: «Тинтль — имя на вывеске, больше ничего. Мы тут все делаем, мы складываем монету к монете. Тинтль не вмешивается».

«Если это возможно, я хотел бы перекинуться с ним парой слов».

«Что с него возьмешь, с этого занудного болвана? Но если уж вам так приспичило, он сидит на заднем дворе и дует в кулак или чешет спину палкой».

Женщина удалилась. Герсен и Рэкроуз осторожно приступили к еде. Уже через несколько секунд Рэкроуз сказал: «Не знаю, что хуже. Чатовсы явно протухли, но ахагар — хоть святых выноси! Пурриан просто гнусен. А в пиве эта достопочтенная особа, судя по всему, мыла свою собаку... Как? Вы способны это есть?»

«Вам тоже следовало бы есть. Мы хотим, чтобы у нас были основания придти сюда снова. Вот — попробуйте эти достопримечательные приправы!»

Рэкроуз приподнял ладонь: «Я уже напробовался, благодарю вас! Боюсь, что моего текущего оклада недостаточно, чтобы продолжать этот эксперимент».

«Как хотите! — Герсен проглотил еще несколько чатовсов, зачерпнул пурриана, отправил в рот кусок ахагара и задумчиво отложил ложку. — На сегодня мы видели достаточно». Он подозвал официантку: «Мадам, будьте добры, принесите счет».

Женщина оценила объем оставшейся на блюдах пищи: «Вы здорово проголодались, сразу заметно. С каждого из вас причитаются два — нет, лучше три СЕРСа».

Рэкроуз возмущенно воскликнул: «Три СЕРСа за несколько ложек? Столько не берут даже в Соборе!»

«В Соборе подают безвкусную блевотину. Плати — или я сяду тебе на голову».

«Не волнуйтесь! — посоветовал Герсен. — Таким образом вы не заслужите привязанность клиентуры. Хотел бы заметить, кстати, что мы ожидаем прибытия одного из представителей клана Бугольдов».

«Вот еще! — оскалила зубы официантка. — А мне-то что? Изгой-Бугольд ограбил склад «Котцаша», и теперь мне приходится жить в этом городе мокрых сквозняков и сгущенных соплей».

«Насколько мне известно, у Котцаша тоже рыльце в пушку», — со знанием дела заметил Герсен.

«Чепуха! Что б ты понимал! Выродок Бугольдов сговорился со своим приятелем, скорпионом-отморозком из клана Паншо. Это они должны были разориться, а не бедняга Тинтль! А теперь платите и убирайтесь! Все эти разговоры про «Котцаш» — одно огорчение».

Герсен обреченно выложил на стол шесть СЕРСов. Торжествующе ухмыльнувшись в сторону Макселя Рэкроуза, женщина сгребла монеты: «Двух СЕРСов чаевых будет достаточно».

Герсен добавил две монеты, и мадам Тинтль, наконец, оставила их в покое.

Рэкроуз негодующе фыркнул: «Вы слишком уступчивы. Жадность этой стервы уступает только мерзости ее стряпни».

Оглянувшись, мадам Тинтль сказала через плечо: «Я тебя слышала! В следующий раз сварю тебе чатовсы с менструальными тампонами!» Она раздраженно поспешила в кухню. Герсен и Рэкроуз тоже поспешили покинуть ресторан.

Выйдя на улицу, они задержались у входа. Над озером висел туман; уличные фонари вдоль дороги на Пилькамп удалялись на юг и на север вереницами бледно-голубых светящихся ореолов.

«Что теперь? — спросил Рэкроуз. — Навестим Тинтля?»

«Да, — кивнул Герсен. — Раз уж он оказался под рукой».

«Эта отвратительная самка упомянула о заднем дворе, — проворчал Рэкроуз. — Туда можно зайти кружным путем, с переулка Нунана».

Они обогнули угол «Шатра» и поднялись по переулку вдоль каменной ограды, в которой темнел проем закрытых чугунных решетчатых ворот, ведущих на задний двор Тинтля. В глубине двора виднелись несколько ветхих сараев; в одном брезжил огонь.

Под окном верхнего этажа послышался звон — кто-то ударил пустой сковородой по стене, после чего по веревке, висящей под окном, стал спускаться подвешенный горшок.

«Возникает впечатление, — заметил Герсен, — что Тинтль собирается ужинать».

Дверь сарая отворилась; на дворе появился силуэт приземистого широкоплечего человека. Прихрамывая, он пересек задний двор, снял горшок с веревки и понес его назад к сараю.

Приложив лицо к решетке ворот, Рэкроуз позвал: «Тинтль! Эй, Тинтль! Мы здесь, у ворот!»

Тинтль удивленно оглянулся и замер, после чего повернулся и побежал к сараю, широко расставляя ноги и переваливаясь с боку на бок. За ним захлопнулась дверь — свет в сарае тут же погас.

«Тинтль сегодня не принимает», — сделал вывод Герсен.

Герсен и Рэкроуз вернулись к дороге на Пилькамп, забрались в подкативший омнибус и поехали на юг, в Старый город Рат-Эйлеанна.

 

Глава 4

Выдержка из раздела «Ленс Ларк» монографии «Князья тьмы» Кароля Карфена:

«Размышляя о князьях тьмы и их невероятных свершениях, автор этой монографии нередко испытывает замешательство перед лицом многообразия и многочисленности событий. Для того, чтобы преодолеть это затруднение, приходится прибегать к обобщениям — но каждое обобщенное логическое построение обрушивается под весом неизбежных оговорок.

Неоспоримо только то, что всем пятерым гениям преступного мира свойственна только одна общая особенность — полное пренебрежение к человеческим страданиям.

Таким образом, рассматривая Ленса Ларка в сравнении с его коллегами-соперниками, невозможно обнаружить в нем какие-либо характеристики, напоминающие других князей тьмы, за исключением единственной вышеупомянутой особенности. Даже стремление к анонимности и скрытность, которые, как можно было бы предположить, являются неотъемлемыми аспектами профессии преступника, в случае Ленса Ларка искажаются, превращаясь в нечто грубое и вызывающее — возникает впечатление, что Ларк, даже сохраняя инкогнито, желает привлекать к себе всеобщее внимание. Можно привести несколько примеров ситуаций, в которых Ленс Ларк практически выставлял себя напоказ.

Тем не менее, когда мы сводим воедино все, что известно о Ленсе Ларке, нас разочаровывает недостаток достоверных фактов. Очевидцы отзываются о нем, как о высоком и грузном человеке, горящий взгляд и резкие жесты которого свидетельствуют о страстном и капризном характере. Нет каких-либо подробных описаний его лица. По слухам, он умеет мастерски управляться с кнутом, и ему доставляет удовольствие наказывать своих врагов».

Заключительная сводка раздела:

«В очередной раз поддавшись искушению обобщения, позволю себе сделать следующий вывод.

В том, что касается грандиозных масштабов причиняемого ими зла, князья тьмы не поддаются количественному определению, но их качественные характеристики можно сравнить — по меньшей мере интуитивно.

1) Виоль Фалюш болезнетворен и мстителен, как ядовитое насекомое.

2) Палач Малагейт бесчеловечно, бесчувственно жесток.

3) Кокор Хеккус обожает внушающие ужас проказы.

4) Ховард Алан Трисонг непроницаем, хитер и, скорее всего, не в своем уме — если понятие здравомыслия и нормальности вообще применимо к этой категории людей.

5) Ленс Ларк жесток и необычайно чувствителен к оскорблениям — в этом отношении он еще злопамятнее Фалюша. Так же, как Хеккусу, ему не чужд садизм, но в свойственном только ему причудливом варианте. В некоторых источниках встречаются ссылки на «атмосферу тления» или «вульгарные миазмы», окружающие Ларка, но при этом не совсем ясно, что имеется в виду: психическая аура или фактический дурной запах. Тем не менее, судя по всему, Ленс Ларк — самый непривлекательный из князей тьмы в том, что относится к внешнему виду — с возможным исключением Ховарда Алана Трисонга, о внешности которого ничего не известно».

Шлейфы дождя, оставшиеся от предрассветной грозы, все еще поливали северный берег озера Фимиш; над Рат-Эйлеанном стремительно неслись рваные тучи, и в промежутки между ними пробивались ослепительные лучи Веги, озарявшие крыши и улицы серого города. Пересекая скользящие полосы света и тени, Герсен и Джехан Аддельс шли по Эспланаде к Эстремонту.

Аддельс двигался напряженно, ссутулившись, словно преодолевая сопротивление — на лице его застыло выражение угрюмого неодобрения. Когда они стали подходить к мощеной дамбе, ведущей на остров, он резко остановился: «Вы знаете, это просто безумие!»

«Зато справедливость на нашей стороне! — заявил Герсен. — В один прекрасный день вы себя поздравите».

«В тот прекрасный день, когда меня выпустят из рудников Жабьей Трясины», — пробормотал Аддельс, но продолжил путь.

Герсен ничего не ответил.

На плотине Аддельс снова остановился: «Вам не следует идти дальше. Нас не должны видеть вместе».

«Совершенно верно. Я подожду здесь».

Аддельс дошел до конца мощеной дамбы — перед ним открылись огромные двери из стекла и чугуна. Юрисконсульт Герсена вступил в молчаливое фойе, выложенное белым мрамором и стельтом.

Поднявшись на четвертый этаж, Аддельс с обреченной решимостью промаршировал к управлению начальника канцелярии. Не заходя внутрь, он остановился в коридоре, глубоко вздохнул, расправил плечи, пошевелил губами, придал своему лицу выражение безмятежной самоуверенности и переступил порог.

Помещение пересекала мраморная стойка. За ней сидели, изучая какие-то документы, четыре секретаря суда в темно-красных мантиях. Все они подняли головы, безразлично взглянули на посетителя и вернулись к работе.

Аддельс настойчиво постучал по мраморному прилавку. Один из секретарей сделал скорбную гримасу, поднялся на ноги и подошел к стойке: «Вы по какому делу?»

«Я хотел бы проконсультироваться с начальником канцелярии».

«И когда вам назначено время приема?»

«Сию минуту! — отрезал Аддельс. — Объявите о моем прибытии без промедления!»

Секретарь лениво пробормотал пару слов в микрофон, после чего провел Аддельса в помещение с высоким потолком, освещенное тысячегранным хрустальным шаром. Высокие окна были полузакрыты розовыми бархатными шторами; полукруглый письменный стол в стиле земного ампира, покрытый эмалью оттенка слоновой кости, с золочеными и киноварными вставками, занимал центральную часть бледно-голубого ковра. За этим столом, развалившись в кресле, сидел лысеющий полный человек средних лет с добродушным выражением на круглой физиономии. Так же, как на секретарях, на нем была темно-красная мантия; вдобавок у него на голове красовалась белая квадратная шапочка с официальной эмблемой Земли Ллинлиффета. Когда Аддельс подошел к столу, начальник канцелярии вежливо поднялся на ноги: «Советник Аддельс, буду рад оказаться вам полезным, как исполняя свой долг, так и от своего имени».

«Благодарю вас!» — отвечая на приглашающий жест хозяина кабинета, Аддельс занял указанное кресло.

Начальник канцелярии налил чай в чашку из хрупкого беликского фарфора и поставил ее так, чтобы Аддельс мог ее без труда достать.

«В высшей степени любезно с вашей стороны, — сказал Аддельс и прихлебнул чай. — Восхитительно! Позволю себе предположить: это «Золотой лютик»? С какой-то добавкой, придающей дополнительную крепость?»

«Вы разбираетесь в чае! — одобрительно поддакнул начальник канцелярии. — Да, это «Золотой лютик» с северных склонов, с добавкой черного «Дассавари» — не больше щепотки на фунт. Я нахожу, что в прохладное сырое утро он помогает собраться с мыслями».

Несколько минут они обсуждали чай, после чего Аддельс сказал: «А теперь перейдем к моему делу. Я представляю «Банк Куни», недавно открывший подразделение в Рат-Эйлеанне. Как вам может быть известно, мы возбудили иск против транспортной компании «Селерус», главное управление которой находится в Вайре, на Четвертой планете системы Сад-аль-Сауд, против владельца звездолета «Эттилия Гаргантюр» и других. Я проконсультировался с достопочтенным Дюэем Пинго, защищающим интересы владельца корабля. Он хотел бы, чтобы дело было рассмотрено в кратчайшие возможные сроки, и в этом отношении я с ним полностью согласен. По существу, в этом отношении я выступаю от имени обеих сторон. Мы ходатайствуем о том, чтобы заседание суда было назначено на ближайшее время».

Поджав губы и раздув щеки, начальник канцелярии просмотрел лежавший перед ним документ: «По счастливому стечению обстоятельств, мы могли бы провести слушание уже через несколько дней. Председателем окружной сессии суда назначен его превосходительство верховный арбитр Вальдемар Дальт».

Аддельс приподнял бледные брови: «Не тот ли это арбитр Дальт, который председательствовал в Межпланетном суде в округе Мюрдаль на Балагуре?»

«Он самый. О нем опубликовали любопытную статью в «Юридическом обозрении»».

«В «Юридическом обозрении»? Я что-то не припомню такой журнал».

«Это первый выпуск — его стали издавать в Новом Вексфорде. Я получил бесплатный экземпляр — надо полагать, редакция считает, что это своего рода привилегия судейских чиновников моего ранга».

«Мне придется найти этот выпуск, — заметил Аддельс, — хотя бы для того, чтобы заранее как можно больше узнать о характере и стиле Дальта».

«Как я уже упомянул, весьма любопытная статья. Авторы воздают должное точности формулировок Дальта, но создают общее впечатление о нем как о придирчивом ревнителе дисциплины».

«Насколько я помню, это впечатление соответствует действительности», — Аддельс взял переданный ему журнал и бегло просмотрел статью. Фотография изображала человека со строгими, жесткими чертами лица, в черно-белой судейской мантии; черный передний край традиционного головного убора был низко надвинут на лоб Дальта. Черные брови подчеркивали исключительную бледность лица. Плотно сжатый рот и прищуренные, тускло блестящие глаза свидетельствовали о непреклонной суровости и даже, пожалуй, закоснелости характера.

«Хммф! — выдохнул Аддельс. — Да уж, этот арбитр Дальт. Мне привелось представлять ответчика у него в суде. Он ведет дело так же неуступчиво, как выглядит на фотографии». Он положил журнал на стол. Начальник канцелярии взял журнал и прочел вслух отрывок из статьи:

«Несмотря на то, что его заключения, по мнению некоторых специалистов, чрезмерно абстрактны и скрупулезны, судью Дальта никак нельзя назвать отвлеченным теоретиком — напротив, он настаивает на строгом соблюдении процессуального этикета. Когда он председательствует, судейские чиновники удваивают усилия с тем, чтобы не допускать никаких ошибок».

Бледно улыбнувшись, Аддельс спросил: «И что вы об этом думаете?»

Начальник канцелярии горестно покачал головой: «Надо полагать, нам придется иметь дело со старым тираном, блюстителем отживших свой век традиций».

«Он еще не стар — ходят слухи, что он делает все возможное и невозможное, чтобы подчеркнуть это обстоятельство».

«Да-да, — бормотал начальник канцелярии. — Мне тоже что-то такое говорили».

«Проследите за тем, чтобы к костюмам приставов нельзя было придраться, — посоветовал Аддельс. — Выдайте глашатаю самые эффективные таблетки от кашля — в присутствии его превосходительства Дальта суд должен функционировать, как на военном параде. Он не упускает ни малейшей детали. Если он заметит, что кто-то пренебрегает своими обязанностями, воспоследуют жесточайшие дисциплинарные меры. Лично я предпочел бы работать в присутствии более доброжелательного арбитра. Нет ли какого-нибудь другого судьи, который мог бы рассматривать это дело?»

Начальник канцелярии тревожно покачал головой: «И вам, и мне придется иметь дело с Дальтом. Премного благодарю за предупреждения — я поговорю с приставами, и у его превосходительства не будет никаких причин для критических замечаний».

Юрисконсульт и начальник канцелярии прихлебывали чай в многозначительном молчании. Наконец Аддельс сказал: «Может быть, это даже к лучшему, что в наш округ назначили Дальта. Он безжалостен к мошенникам и не допустит, чтобы формальности препятствовали справедливости. Все же, придется соблюдать осторожность. Так когда же будет проводиться слушание?»

«В следующий маасдень, за два часа до полудня».

Утром в маасдень на озеро Фимиш налетела буря, поднимавшая волны с белыми гребешками и с шумом разбивавшая их о фундаменты Эстремонта. Серый пасмурный свет едва проникал через залитые дождем высокие окна зала судебных заседаний, в связи с чем пришлось включить на полную мощность три шаровые люстры, символизировавшие три обитаемые планеты системы Веги. Начальник канцелярии суда сидел за своим столом в безукоризненно выглаженной алой мантии с черной каймой и в мягком черном берете. У двери стояли, вытянувшись по стойке «смирно», два судебных пристава, ни на секунду не забывая о знаменитой раздражительности арбитра Дальта. Справа сидел адвокат Дюэй Пинго со своими клиентами, слева — юрисконсульт Аддельс и представители «Банка Куни». Несмотря на плохую погоду, сегодня все-таки пришли человек шесть зрителей, никак не связанных с рассматриваемым делом — по причинам, известным только им самим. В зале царила тишина, нарушаемая только далеким шорохом волн, обрушивающихся на камень.

Прозвенел колокольчик, оповещавший о наступлении назначенного времени заседания. Из кабинета судьи вышел его превосходительство верховный арбитр Дальт — человек среднего роста, худощавый, в мантии с регалиями Межпланетного суда справедливости. Широкий край черного традиционного головного убора почти закрывал его лоб и спускался на уши. Не глядя по сторонам, председатель суда поднялся на возвышение своей скамьи, после чего быстро обвел взглядом помещение; непреклонно напряженные черты его бледного, как мел, лица создавали впечатление суровой элегантности.

За многие века процессуальные обряды в судах системы Веги существенно упростились, но Эстремонт все еще был знаменит остаточными символическими ритуалами. Четыре девственницы больше не устанавливали кресло председателя Межпланетного суда на возвышении скамьи, но скамья как таковая — так называемый «Баланс» — все еще покоилась на клинообразной опорной призме, хотя самые прогрессивные председатели суда настаивали на применении стабилизирующих распорок, сдерживающих колебания стрелки Индикатора Правосудия.

Судья Дальт приказал установить жесткие стабилизаторы Баланса с тем, чтобы стрелка неизменно находилась в равновесном положении.

На балконе за судейской скамьей появился глашатай: «Внемлите! Да будет известно всем присутствующим, что заседание сего священного суда справедливости, под председательством его превосходительства верховного арбитра Вальдемара Дальта, считается открытым!» Глашатай подбросил в воздух три белых пера, символизирующих трех белых голубей. Вознеся руки к потолку, он воззвал: «Да воспарят крылья истины над всей нашей землей! Заседает Межпланетный суд права справедливости!»

Опустив руки, глашатай отступил, лицом к залу, в свой альков и скрылся в нем.

Председатель Дальт постучал деревянным молотком и просмотрел памятную записку: «Суд выслушает предварительные заявления сторон, участвующих в деле «Банка Куни» против транспортной компании «Селерус», а также против капитана, команды и всех законных владельцев звездолета «Эттилия Гаргантюр». Присутствуют ли в зале суда поименованные стороны?»

«Представитель истцов готов, ваша честь!» — отозвался Аддельс.

«Представитель ответчиков готов, ваша честь!» — откликнулся Дюэй Пинго.

Председатель Дальт обратился к Аддельсу: «Будьте добры, изложите сущность своего иска».

«Благодарю вас, ваша честь. Мы ходатайствуем о возмещении убытков, причиненных в результате следующих событий. В день, соответствующий двести двенадцатым суткам 1524 года по стандартному летоисчислению Ойкумены, в городе Трампе на планете Давида Александра, владелец космического корабля «Эттилия Гаргантюр», злонамеренно вступив в злоумышленный сговор с капитаном упомянутого корабля, неким Уисли Тумом, с целью мошеннического присвоения денежной суммы, законно и полноправно причитающейся Гильдии рестораторов, вкупе с начисленными на нее процентами, срок уплаты каковой давно истек, осуществил свой бесчестный план, прибегнув к простому и бесстыдному процессу...»

Председатель Дальт прервал Аддельса стуком молотка: «Я попросил бы советника истцов сдерживать свое возмущение и облагодетельствовать суд простым разъяснением фактических обстоятельств дела, предоставив мне принимать решения о применимости таких эпитетов, как «бесчестный» и «бесстыдный», что позволит нам существенно ускорить рассмотрение дела».

«Благодарю вас, ваша честь. Несомненно, я смогу изложить свои доводы подробнее, когда наступит время для окончательного изложения позиции истцов, но мы ходатайствуем о присуждении как суммы показательных штрафных убытков, так и суммы фактических убытков, нанесенных предумышленным и злонамеренным мошенничеством».

«Очень хорошо, продолжайте. Учитывайте, однако, что я не придаю значения субъективным оценкам».

«Благодарю вас, ваша честь. Как я уже упомянул, имело место незаконное присвоение денежной суммы. Потерпевшие стороны вчинили иск в рамках местной юрисдикции; тем не менее, к тому времени, когда иск был подан в суд, звездолет «Эттилия Гаргантюр» уже вылетел в космос в неизвестном направлении, а с ним и представители транспортной компании «Селерус».

В свое время права, связанные с этим иском, были уступлены «Банку Куни».

Так как прибытие звездолета «Эттилия Гаргантюр» в космопорт Рат-Эйлеанна распространяет юрисдикцию настоящего достопочтенного суда на имущественные права, связанные с этим звездолетом, мы подготовили и возбудили новый иск. В соответствии с нашим ходатайством об оформлении судебного приказа о наложении ареста на имущество должника, в настоящее время «Эттилия Гаргантюр» находится на приколе в космопорте Рубленой Сечи. Мы просим достопочтенный суд взыскать с владельцев звездолета сумму возмещения убытков в размере двенадцати тысяч восьмисот двадцати пяти СЕРСов. Мы заявляем, что владелец этого космического корабля, при посредстве очевидно фиктивной транспортной компании «Селерус», злонамеренно, проявляя наглое пренебрежение к правовым нормам, вступил в сговор с капитаном Уисли Тумом и тем самым нанес ущерб цедентам прав истца. Мы считаем, что преступные действия такого рода чрезмерно распространены и заслуживают энергичного пресечения — такова основа нашего иска о возмещении убытков, в том числе о присуждении штрафных убытков».

«Вы используете выражение «владелец звездолета «Эттилия Гаргантюр»». Я не терплю околичностей. Будьте добры назвать этого владельца по имени».

«Прошу прощения, ваша честь! Его имя мне неизвестно».

«Очень хорошо, — судья постучал молотком. — Советник Пинго, вы готовы выступить с заявлением?»

«Могу сказать только одно, ваша честь. Этот иск чудовищно преувеличен и выходит за всякие рамки общепринятых норм. Имеет место злонамеренная эксплуатация обстоятельств, которые в худшем случае можно было бы назвать тривиальным недосмотром. Мы не отрицаем, что когдато существовал иск о возмещении ущерба, нанесенного командой корабля. Мы безусловно отрицаем правомочность «Банка Куни» в качестве предъявителя такого иска и считаем заявленные обвинения в злонамеренном сговоре неприменимыми».

«Вам будет предоставлена возможность продемонстрировать справедливость ваших утверждений в ходе свидетельских показаний ответчиков, — председатель Дальт обратил внимание на клиентов Дюэя Пинго. — Присутствует ли в зале суда законный зарегистрированный владелец упомянутого звездолета?»

«Нет, ваша честь, не присутствует».

«В таком случае, как вы намерены обосновать доводы защиты?»

«Посредством демонстрации их полной абсурдности, ваша честь!»

«Ага, советник! Таким образом вы демонстрируете лишь неуважение к моим умственным способностям. Мой опыт показывает, что всевозможные обвинения, абсурдные на первый взгляд, оказывались основанными на неопровержимых фактах. Хотел бы указать на то обстоятельство, что иск носит совершенно конкретный характер. Ответчиков обвиняют в злонамеренном сговоре и в мошенничестве, а такие обвинения невозможно опровергнуть, сотрясая воздух риторическими рассуждениями или намеренно формулируя слишком расплывчатое определение существа дела. Вы умышленно затягиваете судопроизводство. Сколько времени вам понадобится для того, чтобы обеспечить явку в суд надлежащих ответчиков?»

Пинго мог только пожать плечами: «Одну минуту, ваша честь». Он проконсультировался со своими клиентами, уже проявлявшими беспокойство и вполголоса обсуждавшими происходящее. Адвокат ответчиков снова обратился к председателю суда: «Ваша честь, я вынужден упомянуть о том, что мои клиенты уже несут неоправданные затраты в связи с необходимостью финансирования заработной платы команды, страхования корабля и груза, аренды места на взлетной площадке космопорта и других подобных издержек. Не могли бы мы внести залог в качестве гарантии выплаты любой справедливо присужденной суммы убытков — в том случае, если суд вынесет решение в пользу истцов — чтобы нормальная эксплуатация звездолета могла быть, тем временем, возобновлена? Это было бы справедливо во всех отношениях».

Дальт сурово воззрился на Дюэя Пинго: «Вы назначаете себя, в моем суде, арбитром справедливости и толкователем правосудия?»

«Ни в коем случае, ваша честь! Может быть, я неправильно выразился. Прошу прощения за недостаточно продуманную формулировку!»

Председатель Дальт, судя по всему, задумался. Подняв левую руку, якобы для того, чтобы почесать в затылке, Джехан Аддельс пробормотал в рукав: «Потребуйте залог в размере полной стоимости корабля и груза. Ни один поручитель — ни этом городе, ни в каком-либо другом — не станет рисковать такой суммой».

Председатель Дальт произнес: «Суд постановляет удовлетворить запрос ответчиков с тем условием, что ответчики внесут залог, гарантирующий искомое возмещение убытков, если оно потребуется, в размере полной стоимости звездолета и его груза — то есть в размере максимальной возможной суммы возмещения убытков».

Дюэй Пинго поморщился: «Это может оказаться невозможным, ваша честь».

«В таком случае приведите в суд надлежащих свидетелей, чтобы дело могло быть рассмотрено согласно процессуальным правилам! Вы не можете одновременно требовать соблюдения норм и не соблюдать их! Чего стоит защита, не основанная на фактах или на имеющих непосредственное отношение к делу свидетельских показаниях ответчиков? Приведите в порядок структуру защиты — или вы проиграете это дело по умолчанию».

«Благодарю вас, ваша честь — я немедленно проконсультируюсь с клиентами. Могу ли я просить суд о кратковременной отсрочке рассмотрения дела?»

«Несомненно. На какой срок?»

«В данный момент я не могу точно определить этот срок. В ближайшее время я уведомлю об этом секретаря суда, если это устроит моего многоуважаемого коллегу и вашу честь».

«Меня это вполне устраивает, — ответил Аддельс, — постольку, поскольку продолжительность этого срока будет разумной».

«Очень хорошо, запрос удовлетворен. Во избежание сомнений, советник Пинго, позвольте вам напомнить, что я требую личного представления показаний основным ответчиком по этому делу. Таким основным ответчиком может быть только лицо, являвшееся владельцем звездолета в день заявленного правонарушения, причем владелец должен представить доказательства своего имущественного права. Письменные показания под присягой, показания доверенных лиц или показания назначенных представителей не принимаются. В данный момент заседание суда откладывается на две недели. Если вам потребуется дополнительная отсрочка, будьте добры подать соответствующее ходатайство начальнику канцелярии».

«Благодарю вас, ваша честь!»

«На этом заседание суда считается закрытым!»

Председатель прошествовал в судейскую комнату. Начальник канцелярии вытер вспотевшее лицо голубым носовым платком и пробормотал, обращаясь к стоящему поблизости приставу: «Вы когда-нибудь видели такого въедливого тирана?»

«Злюка, это уж точно, недотрога — чуть что, взрывается, как спелый чирей. Хорошо, что мне не придется выступать перед ним в суде».

«Ох! — вздохнул начальник канцелярии. — У него в суде одной отрыжки достаточно, чтобы он приказал поджарить тебе кишки. Я весь вспотел — пришлось задерживать дыхание».

Вечером Джехан Аддельс позвонил Герсену.

«Каким-то чудом, — заметил Аддельс, — мы все еще не в тюрьме».

«Это приятное ощущение, — отозвался Герсен. — Цените его, пока есть такая возможность».

«Все это настолько ненадежно! Что, если какой-нибудь прилежный журналист заглянет в «Юридическое обозрение»? Что, если начальник канцелярии решит посплетничать с кем-нибудь, кто приехал с Балагура? Что, если он назначит другие дела к рассмотрению той же сессией суда?»

Герсен ухмыльнулся: «Не сомневаюсь, что председатель Дальт рассудит такие дела по справедливости».

«Будет гораздо лучше, если его превосходительство Дальт известит канцелярию о том, что он взял отпуск по состоянию здоровья, — возразил Аддельс. — Не забывайте, что не все юристы — идиоты!»

«Незачем лишний раз нарушать величественный покой Эстремонта. Пинго рассылает сообщения по всей Галактике. Где-то они вызовут исключительное раздражение».

«Не сомневаюсь! И что произойдет дальше?»

«Посмотрим, кто явится на слушание, когда заседание возобновится».

 

Глава 5

Из статьи «Дар-Сай и дарши» Жуанвиля Эйкерса:

«Хлыстанцы даршей — в высшей степени структурированная форма художественного самовыражения. Затратив существенное время на изучение этого жанра, я могу позволить себе столь безоговорочное суждение. Да, разумеется, это дикая и отвратительная форма самовыражения, запутавшаяся корнями в целом клубке сексуальных психических расстройств, таких, как педерастия, педофилия, самоистязание, садомазохизм, скопофилия, эксгибиционизм — никто не станет это отрицать. Лично я не испытываю ни малейшей привязанности к этой разновидности балета, хотя время от времени она отличается своего рода отталкивающей притягательностью.

Тонкости хлыстанцев полностью ускользают от внимания непосвященных. Во время обычного, заранее отрепетированного представления бич-мастер редко травмирует танцоров и даже не причиняет им сильную боль. Постороннему наблюдателю тематический материал может казаться однообразным и ограниченным; в большинстве случаев используется один и тот же простой, испытанный на практике и эффективный сценарий: бич-мастер «дрессирует» на сцене труппу проказливых, недисциплинированных или непослушных мальчиков, так называемых «недотеп». Вариации этой основной темы, однако, отличаются сложностью и утонченностью — часто они изобретательны, иногда забавны и в любом случае неистощимо популярны среди даршей мужского пола. С другой стороны, женщины даршей наблюдают за этими спектаклями с презрительным безразличием и рассматривают их как еще одно проявление свойственного мужчинам самодовольного слабоумия».

Герсен и Максель Рэкроуз вышли из омнибуса и некоторое время стояли, разглядывая «Шатер Тинтля», находившийся с другой стороны дороги на Пилькамп.

«При дневном свете он выглядит не лучше, — заметил Рэкроуз. — По сути дела, теперь я вижу, что краска на оконных рамах отслаивается, и все они покосились».

«Неважно! — заявил Герсен. — Обветшание колоритно и только украсит наш скромный полдник».

«Сегодня у меня полностью пропал аппетит, — сообщил Рэкроуз. — Тем не менее, пусть это не мешает вам наслаждаться шедеврами даршской кухни».

«Может быть, вы найдете в меню что-нибудь по вкусу».

Они перешли улицу, распахнули створчатые двери, миновали пивную стойку и поднялись по сырым ступеням в ресторан.

Почти все столы пустовали. Мадам Тинтль бездеятельно прислонилась к стене у прохода в кухню, покручивая кончик уса. Апатично указав на ближайший стол, она соблаговолила приблизиться, чтобы взять заказ: «Значит, вы вернулись. Не думала, что когда-нибудь увижу вас снова».

Герсен попробовал проявить галантность: «Ваш красочный характер привлекает нас не меньше, чем ваши кулинарные способности».

«На что вы намекаете? — потребовала объяснений хозяйка. — Либо вы хотите очернить мой характер, либо решили опозорить мою кухню. И в том, и в другом случае вам полагается напялить на голову ведро помоев».

«У меня не было таких намерений, — поспешил заверить ее Герсен. — По сути дела, я мог бы способствовать вашему обогащению, если вас интересует такая перспектива».

«Дарши — самая жадная из человеческих рас. Что вы предлагаете?»

«В ближайшее время с Дар-Сая должен прибыть мой приятель — по меньшей мере, я на это надеюсь».

«Он — дарш?»

«Да».

«Маловероятная ситуация. У мужчин-даршей не бывает приятелей, они только наживают себе врагов».

«Хорошо, если вам так больше понравится, этот господин — мой знакомый. Когда он приедет, он непременно заглянет в «Шатер Тинтля», чтобы подкрепиться привычной пищей. Я хотел бы, чтобы вы известили меня о его прибытии — с тем, чтобы мы могли возобновить наше знакомство».

«Это нетрудно — но как я его узнáю?»

«Просто-напросто сообщайте мне или моему коллеге о каждом новоприбывшем дарше, появившемся у вас в ресторане».

«Даже так! Это не слишком удобно. Не могу же я разглядывать в упор каждого встречного-поперечного крадяху, приползающего с улицы! Такое любопытство вызовет необоснованные легкомысленные замечания».

«Может быть, Тинтль согласится выполнить такое поручение?» — предположил Рэкроуз.

«Тинтль? — хозяйка произвела хриплый гортанный звук, словно собираясь сплюнуть на пол. — Тинтль опозорился и разорился. Ему нельзя появляться в ресторане — все зажмут носы и уйдут. Я едва терплю его на заднем дворе».

«Что с ним случилось?» — поинтересовался Герсен.

Мадам Тинтль взглянула на практически пустой зал и, не находя лучшего применения своему времени, соблаговолила ответить: «В целом и в общем это печальная история, и Тинтль не заслужил такую судьбу. Тинтль был охранником склада «Котцаша» и пользовался высокой репутацией. Но когда эти сволочи пришли грабить склад, Тинтль спал вместо того, чтобы сторожить, и не нажал кнопку сигнализации. У нас украли все дуодециматы. Потом оказалось, что казначей, Оттиль Паншо, не заплатил за страховку, и мы все потеряли. Паншо сбежал, и все шишки повалились на голову Тинтля. Его привязали на три дня под общественным отхожим местом, и каждый выражал свое отношение к нему по своему усмотрению. Тинтля больше не терпят на Дар-Сае, а он даже слышать не хочет о родной планете — так мы и оказались в этом унылом болоте. Вот и все».

«Хмф! — Герсен задумался. — Если бы Тинтль вовремя подружился с Ленсом Ларком, его жизнь могла бы сложиться по-другому».

Хозяйка взглянула на него с мрачным подозрением: «Почему это вы вдруг упомянули о Ларке?»

«Он знаменит».

«Знаменит своей подлостью! Именно Ленс Ларк ограбил склад «Котцаша». Почему бы Тинтль стал к нему подлизываться? Хотя многие его обвиняли в том, что Ларк подговорил его не включать сигнализацию».

«Значит, вы узнáете Ларка, если его увидите?»

«Он — Бугольд, я не сую нос в дела Бугольдов».

«Может быть, он сидит у вас за столом сию минуту?»

«Постольку, поскольку ему нравится жратва и он платит по счету, какое мне дело?» Мадам Тинтль презрительно посмотрела по сторонам: «Сегодня его здесь нет, это уж точно».

«Очень хорошо! — сказал Герсен. — Давайте вернемся к моему предложению. Если у вас появится новоприбывший дарш — Ленс Ларк или кто-нибудь другой — сразу известите меня или моего коллегу, Макселя Рэкроуза; он будет обедать у вас каждый день. Каждый раз, когда вы укажете ему на незнакомого дарша, вы будете получать два СЕРСа. Укажите ему на Ленса Ларка, и вы получите десять СЕРСов. А если вы устроите мне личную встречу с моим знакомым, я заплачу двадцать СЕРСов».

Черные брови мадам Тинтль недоуменно нахмурились: «Я чего-то не понимаю. Зачем вам понадобился Ленс Ларк? Любой другой заплатил бы десять СЕРСов за то, чтобы никогда с ним не встречаться».

«Мы — журналисты. Я приветствовал бы редкую возможность провести интервью с Ленсом Ларком. Но он вряд ли здесь появится — это было бы слишком большой удачей».

Мадам Тинтль пожала плечами: «Мне нечего терять. А теперь, что вы будете есть?»

«Я предпочел бы немного ахагара», — ответил Герсен.

«Я тоже, — добавил Рэкроуз. — Но на этот раз, будьте добры, не проявляйте такую щедрость в том, что касается серы и йода».

«Как насчет чатовсов?»

«Не сегодня, спасибо».

Покинув ресторан, Герсен и Рэкроуз снова прошлись вверх по переулку и приблизились к чугунной решетке ворот заднего двора. Отсюда можно было видеть Тинтля — тот сидел, сгорбившись, перед одним из сараев и грелся в бледных солнечных лучах. Каждая из мочек его ушей, длиной в ладонь, заканчивалась болтающимся металлическим украшением; Тинтль развлекался тем, что заставлял эти серьги раскачиваться, пощелкивая по ним пальцами. Герсен позвал его: «Тинтль! Эй, Тинтль!»

Тинтль медленно поднялся на ноги: приземистый субъект с медно-красной кожей и комковатым лицом. Приблизившись на несколько шагов к воротам, он остановился, с подозрением приглядываясь к незнакомцам: «Что вам от меня нужно?»

«Вы — тот самый Тинтль, который сторожил склад «Котцаша»?»

«Ничего об этом не знаю и знать не хочу! — проревел Тинтль. — Я спал и ни в чем не виноват!»

«Но вас опозорили».

«Это была непростительная ошибка!»

«И вы, в конечном счете, намерены отомстить настоящему виновнику?»

Тинтль моргнул: «Я еще, признаться, об этом не думал».

«Нам было бы очень интересно узнать вашу точку зрения — кто, по-вашему, все это подстроил?»

Тинтль медленно приблизился к воротам: «Кто вы такие, и зачем вам это знать?»

«Мы проводим расследование — в интересах справедливости».

«Я сыт по горло вашей справедливостью! Расследуйте Оттиля Паншо — пусть его позорят! Я первый встану в очередь у входа в нужник», — Тинтль повернулся, чтобы вернуться к сараю.

«Одну минуту! — остановил его Герсен. — Мы еще не обсудили финансовые выгоды».

Тинтль задержался, обернулся: «Какие такие финансовые выгоды?»

«Прежде всего, я готов заплатить за время, которое вы можете уделить. Во-вторых, я предлагаю наказать грабителей».

Тинтль то ли хмыкнул, то ли усмехнулся — второе предложение явно показалось ему смехотворным и фантастическим: «Вы собираетесь наказывать Ленса Ларка?»

«Все может быть. В данный момент мы всего лишь хотели бы познакомиться с подробностями дела».

Тинтль переводил взгляд с Герсена на Рэкроуза и обратно: «Вы занимаете какие-нибудь официальные должности?»

«Чем меньше вы об этом знаете, тем лучше. Люди, занимающие официальные должности, не предлагают деньги за информацию».

Наконец Тинтль стал проявлять уступчивость: «Сколько вы предлагаете?»

«Это зависит от того, что вы можете рассказать. Пять СЕРСов — для начала?»

«Это не деньги! — проворчал Тинтль. — Все же — для начала — пожалуй, и пять монет мне пригодятся». Он бросил взгляд на окна ресторана, выходившие на задний двор: «Она там стоит и подсматривает, как гигантская крыса из вонючей норы! Если уж говорить, то не здесь. Пойдем, обсудим это дело в таверне Грори, она за углом».

«Как скажете».

Тинтль отворил ворота и вышел в переулок: «Ох, ей не понравится, что мы ушли в таверну! Мне придется питаться отбросами целую неделю. Тем не менее — вперед! Мужчине не пристало бояться женской ругани».

Обращенная к озеру Фимиш веранда таверны Грори покоилась на почерневших сваях. Три посетителя присели за деревянным столом. Тинтль наклонился вперед, и Герсену показалось, что откуда-то повеяло отвратительной вонью. От Тинтля? Или пузырь гнилостного газа поднялся с илистого озерного дна под верандой?

«Насколько я помню, вы упомянули о пяти СЕРСах», — сказал Тинтль.

Герсен выложил деньги на стол: «Нас интересует ограбление склада «Котцаша». Учитывайте, что в случае возвращения награбленного вас могут оправдать — вам могут даже возместить нанесенный ущерб».

Тинтль хрипло расхохотался: «Вы меня за дурака принимаете? Кто мне возместит, какой ущерб? В этой жизни можно ожидать только очередных подлостей и ударов судьбы. Я расскажу все, что знаю, возьму ваши деньги — и дело с концом».

Герсен пожал плечами: «Вы были охранником на складе «Котцаша». Не могли бы вы объяснить подробнее, что такое или кто такой «Котцаш»?»

«Оттиль Паншо учредил корпорацию. Старатели привозили дуодециматы и передавали их Паншо, а тот платил им акциями инвестиционного фонда «Котцаш». Предполагалось, что эти акции можно было обменять на наличные в любое время. Дела шли хорошо, склад в Сержозе был набит первосортными дуодециматами. Почему бы Ленс Ларк не поддался искушению? Говорят, Оттиль Паншо известил его, когда на складе уже не оставалось свободного места. Огромный черный звездолет Ленса Ларка спустился ночью прямо на складской двор. Целая толпа бандитов ворвалась в склад — мне повезло, я успел убежать; иначе меня точно прикончили бы на месте. Это обстоятельство не убедило злобствующих старателей в моей невиновности. Они спрашивали: почему я, будучи охранником, ничего не сделал для того, чтобы защитить склад, и почему главные ворота склада были открыты настежь посреди ночи? Ворота открыл Паншо, он исчез той же ночью — скорее всего, улетел вместе с бандитами. Так что меня связали, притащили к центральной выгребной яме и опозорили».

«Пренеприятнейшая история, — согласился Герсен. — И все же, почему вы так уверены, что ограбление устроил именно Ленс Ларк?»

Тинтль быстро покачал головой — так, что его серьги-подвески стали беспокойно раскачиваться: «Я уже достаточно распустил язык. Это имя не следует упоминать слишком часто».

«Тем не менее, виновный должен быть привлечен к ответственности, и в этом отношении ваше содействие может оказаться очень полезным».

«А если Ларку доложат о моей болтовне — что тогда? Мне придется плясать фанданго под музыку Панака!»

«Ваше имя упоминаться не будет, — Герсен выложил на стол еще одну банкноту достоинством пять СЕРСов. — Расскажите все, что знаете».

«Не так уж много я могу рассказать. Я из клана Дуппов. Ленс Ларк — Бугольд. В молодости я хорошо его знал. Под шатром Найдёны мы играли в хадол, и все вступили в сговор против Ларка. Но он устроил сговор против сговора, и кости переломали мне, а не ему».

«Как он выглядит?»

Тинтль снова покачал головой, не находя слов: «Он большой и тяжелый. У него длинный нос и въедливый, насмешливый взгляд. Когда грабили склад «Котцаша», он натянул на голову таббат, но я его сразу узнал — и по голосу, и по фусту».

«Если он зайдет в «Шатер Тинтля», вы его опознаете?»

Тинтль мрачно крякнул: «В таверну меня не пускают. Ларк может зайти туда хоть десять раз, мне об этом даже не скажут».

«Когда вы играли в хадол, как его звали?»

«Это было давно! Тогда он был просто-напросто одним из Бугольдов — Хуссе Бугольд. Хотя уже в те годы он прослыл редкостным мерзавцем».

«У вас сохранились фотографии Ленса Ларка?»

«Почему бы я стал хранить такие сувениры? Чтобы любоваться на его поганую рожу? Он гораздо выше меня. От него исходит фуст мериандра, отборной коруны и ахагара, приготовленного в красном перечном масле. А от меня воняет нужником».

Герсен положил на стол еще несколько банкнот и подвинул их к собеседнику: «Если увидите Ленса Ларка, будьте осторожны! Не подавайте виду, что вы его узнали; не позволяйте ему вас узнать. Сразу сообщите о его появлении Макселю Рэкроузу». Герсен записал номер на карточке и передал ее Тинтлю.

Рот Тинтля тревожно покривился: «Можно подумать, что вы ожидаете прибытия Ленса Ларка».

«На это можно только надеяться, — отозвался Герсен. — Он почти неуловим».

Тинтля одолевали сомнения: «Теперь, скорее всего, я его не узнáю. Говорят, он изменил внешность. Разве вы не слышали, как над ним насмеялись метлены? Ларк хотел жить на Метеле, в роскошном доме. Но сосед слышать об этом не хотел. Заявил, что ни за какие коврижки не допустит, чтобы за его садовой оградой маячила мерзкая даршская рожа. Ларк до того разозлился, что тут же сделал косметическую операцию. Кто знает, как он выглядит сегодня?»

«Интуиция вам подскажет. Что случилось с Оттилем Паншо?»

«Он переселился в Тваниш, на Метеле. Насколько мне известно, он все еще там».

«А что стало с «Котцашем»? Корпорация все еще существует?»

Тинтль сплюнул на пол: «Я заплатил четыреста унций прекрасного черного песка — целое состояние! — за сорок акций. Я все поставил на карту и выиграл в хадол — теперь у меня девяносто две акции». Тинтль вытащил из-за пазухи пачку сложенных вчетверо бумаг: «Вот сертификаты. Но им цена — дерьмо!»

Герсен рассмотрел бумаги: «Это сертификаты на предъявителя. Я их куплю». Он положил на стол еще десять СЕРСов.

«Как это так? — возмутился Тинтль. — Десятку — почти что за сотню первоклассных акций «Котцаша»? Вы меня за последнего болвана принимаете? Каждую акцию можно обменять не только на десять унций дуодециматного песка, но и на другие ценности — права, опционы, арендные договоры...» Старый дарш удивленно поднял брови, как только Герсен приготовился забрать деньги со стола: «Не спешите! Я принимаю ваше предложение».

Герсен снова подвинул к нему банкноту: «Подозреваю, что вы заключили выгодную сделку — не суть важно. Если вы заметите человека, о котором мы говорили, немедленно дайте нам знать, и ваши услуги будут вознаграждены. Вы можете мне сообщить что-нибудь еще?»

«Нет».

«Я хорошо заплачу за дополнительные сведения».

Тинтль только угрюмо хмыкнул. Залпом отправив в глотку остаток пива, он удалился из таверны, тем самым заставив и Герсена, и Макселя Рэкроуза отшатнуться, чтобы не вдыхать неотступно следовавшее за даршем дуновение гнилостных газов.

 

Глава 6

Из тома I энциклопедического труда «Жизнь» барона Бодиссея Невыразимого:

«Злодей привлекает пристальный интерес — обычные люди хотят понять: чтó заставляет его идти на такие крайности? Страсть к обогащению? Несомненно, во многих случаях так оно и есть. Жажда власти? Желание отомстить обществу? Вполне допустимые побуждения. Но когда злодей уже богат, когда власть у него в руках и общество доведено до состояния подобострастного повиновения, что тогда? Почему он продолжает творить зло?

Приходится сделать вывод, что он любит зло как таковое.

Это побуждение непостижимо для обычного человека — тем не менее, оно вполне реально и настойчиво. Злодей становится исчадием сотворенного им зла. После того, как он переходит границу внутренне дозволенного, вступает в силу новая система ценностей. Проницательный злодей сознает свое нравственное уродство, хорошо понимает смысл своих поступков. Нуждаясь в защите от самого себя, в подавлении угрызений совести, он впадает в состояние солипсизма, своего рода умственного короткого замыкания, и совершает внушающие ужас злодеяния только потому, что он в истерике — тогда как его жертвам кажется, что весь мир сошел с ума».

В день св. Дульвера, ровно в полдень, Максель Рэкроуз явился в апартаменты Герсена в Соборе. Репортер был явно не в духе и говорил сжато, рублеными фразами: «Последние две недели я проверял списки приезжих. В космопортах Рубленой Сечи, Нового Вексфорда и Понтефракта. С планет системы Кóры прибыли двадцать человек. Только трое назвались даршами. Остальные — метлены. Никто из даршей не соответствует описанию. Но три метлена ему соответствуют. Кто-то из них, может быть — тот, кого мы ищем. Вот их фотографии».

Герсен взглянул на лица — ни одно из них ничего ему не говорило. С видом фокусника, демонстрирующего ловкий трюк, Максель Рэкроуз выложил на стол еще одну фотографию: «А это Оттиль Паншо, забывший застраховать фонд «Котцаш». Он прибыл вчера и остановился в Соборе».

Герсен изучил фотографию, сделанную в космопорте. Она изображала человека средних лет, сухопарого, даже хрупкого, хотя его округлое брюшко свидетельствовало о привычке хорошо поесть и не слишком много двигаться; у него была большая голова с прозрачно-светлыми недоверчивыми глазами, длинным, тонким и, судя по всему, подвижным носом и деликатным ртом со скептически опущенными уголками. По обеим сторонам лысеющего лба висели редкие рыжеватые кудри; кожу он красил в горчично-желтый цвет. Оттиль Паншо одевался модно и замысловато: на нем были квадратный берет из черного бархата, отделанный алым и серебристым кантом, лиловато-серые брюки, бледно-розовая рубашка с выпукло закругленным воротником и бежевый замшевый пиджак.

«Любопытно! — заметил Герсен. — Я надеюсь задать господину Паншо пару вопросов».

«Это должно быть нетрудно — он поблизости. Судя по физиономии, однако, получить от него достоверную информацию будет гораздо труднее».

Герсен задумчиво кивнул: «Выражение его лица никак нельзя назвать откровенным. Тем не менее, он не похож на человека, способного забыть об уплате страховых взносов».

«Действительно: загадочное обстоятельство. Возможно, страховщики запросили слишком много. Это нередко случается на пограничных планетах, где до Запределья рукой подать».

«Не говоря уже о близком знакомстве господина Паншо с Ленсом Ларком. Если бы я был страховым агентом, меня, конечно же, насторожили бы такие опасные связи».

«Или — что еще вероятнее — Паншо просто-напросто притворился, что заплатил за страховку, и положил деньги себе в карман».

Герсен снова изучил коварное лицо на фотографии: «Не хотел бы, чтобы моими деньгами распоряжался Оттиль Паншо... Скорее всего, он по какой-то причине стремился к тому, чтобы акции фонда «Котцаш» обесценились».

Рэкроуз нахмурился: «Что могло бы послужить такой причиной?»

«Мне приходят в голову несколько возможностей. В частности, он мог планировать скупку контрольного пакета акций».

«Обанкротившейся корпорации?»

«Тинтль упомянул о других активах — арендных договорах, опционах и тому подобном».

«Что ж, все может быть».

Герсен задумался еще на несколько секунд, после чего повернулся к видеофону и вызвал Джехана Аддельса. На экране появилось проницательное бледное лицо финансиста и юрисконсульта.

«Нас может заинтересовать новое коммерческое предприятие, — сообщил Герсен. — А именно инвестиционный фонд «Котцаш», базирующийся в Сержозе на планете Дар-Сай, в системе Кóры. Нельзя ли добыть какие-нибудь сведения об этой корпорации в Новом Вексфорде?»

Аддельс ухмыльнулся — само по себе редкостное событие: «Вы не поверите, какую массу информации можно раскопать. Если фонд «Котцаш» перевел хотя бы один СЕРС на счет какого-нибудь банка Ойкумены, мы об этом узнáем».

«Меня интересуют активы этого фонда, его должностные лица, уставные правила контроля акций — все, что может показаться достойным внимания».

«Разузнаю все, что можно узнать».

Экран погас. Повернувшись к Рэкроузу, Герсен заметил на лице журналиста необычно задумчивое выражение.

«У вас на удивление обширные полномочия», — заметил Рэкроуз.

Позвонив Аддельсу, Герсен забыл о своей роли Генри Лукаса, специального корреспондента журнала «Космополис»: «Ничего особенного. Аддельс — мой старый приятель».

«Разумеется... Так что же мы будем делать с Оттилем Паншо?»

«Внимательно следите за ним. Если потребуется, наймите профессиональных детективов».

«Такой человек, как Паншо, конечно же, заметит, что за ним следят».

«Тем лучше — любопытно будет узнать, как он отреагирует».

«Как вам угодно. Кто заплатит детективам?»

«Выписывайте чеки за счет «Космополиса»».

Со вздохом ленивого отчаяния Рэкроуз поднялся на ноги и удалился.

Через некоторое время на экране видеофона снова появилось лицо Аддельса: «Странное предприятие, этот фонд «Котцаш». Редкоземельное сырье, хранившееся на ограбленном складе в Сержозе, оценивалось в двадцать миллионов СЕРСов. Главный бухгалтер-контролер не позаботился приобрести страхование, и корпорация пошла ко дну. Следует отметить, однако, что официальное объявление о банкротстве не последовало; потери понесли только акционеры. Само собой, акции «Котцаша» не стóят бумаги, на которой они напечатаны».

«И кому теперь принадлежат эти акции?»

«Устав корпорации «Котцаш» зарегистрирован в отделении банка «Чансет» в Сержозе; впоследствии копия устава была получена подразделением того же банка в Новом Вексфорде. Согласно уставу, директором корпорации становится любой владелец не менее чем двадцати пяти процентов акций. Решения принимаются голосованием акционеров, причем число голосов акционера соответствует числу принадлежащих ему акций. В обращении находятся четыре тысячи восемьсот двадцать акций. Из них тысяча двести пятьдесят акций — то есть чуть больше двадцати пяти процентов — зарегистрированы на имя Оттиля Паншо. Остальные распределены среди множества мелких акционеров».

«Очень странно!»

«Странно — и существенно. Паншо — единственный директор; он контролирует «Котцаш»».

«Надо полагать, он скупил обесценившиеся акции? — предположил Герсен. — Вряд ли он вложил в это предприятие полтонны дуодециматов».

«Не спешите! Паншо — птица высокого полета. Зачем тратить деньги, заработанные с таким трудом, на совершенно бесполезные бумаги?»

«Действительно, зачем? Я сгораю от любопытства».

«Судя по всему, одно из представительств фонда «Котцаш» находится на Метеле; в проспекте корпорации указаны два адреса — в Сержозе и в Тванише. Таким образом, «Котцаш» — межпланетная корпорация, обязанная представлять ежегодные отчеты. В отчете за прошлый год в качестве ее активов перечислены арендные договоры и права на разведку и добычу полезных ископаемых, причем действие этих прав распространяется даже на астероид под наименованием «Гранат» и на луну Метеля, Шанитру. Кроме того, корпорации «Котцаш» принадлежит большинство акций — пятьдесят один процент — транспортной и торговой компании «Гектор», базирующейся в Тванише. Кто владелец остальных сорока девяти процентов? Оттиль Паншо! По всей видимости, в качестве главного бухгалтера-контролера корпорации «Котцаш» он выпустил тысячу двести пятьдесят акций фонда «Котцаш» и заплатил ими себе самому за пятьдесят один процент акций транспортной и торговой компании «Гектор»».

«А что говорят регистрационные записи о компании «Гектор»?»

«Ничего. Она никогда не публиковала проспект, объявляющий о продаже акций».

«Все это приводит меня в замешательство», — признался Герсен.

«На самом деле все очень просто, — возразил Аддельс. — Это типичный случай жонглирования документами, позволяющего недобросовестным людям безнаказанно нарушать свои обязательства».

«Акции «Котцаша» все еще предлагаются на бирже?»

«В биржевом индексе указана номинальная стоимость одной акции «Котцаша» — один сантим. Не зарегистрировано никаких заявок на покупку или продажу этих акций. Другими словами, никакого спроса на них нет».

«Следите за рынком, — посоветовал Герсен. — Как только кто-нибудь захочет продать акции «Котцаша», покупайте их».

Аддельс скорбно покачал головой: «Вы бросаете деньги на ветер».

«Оттиль Паншо придерживается другого мнения. Насколько мне известно, он остановился в Соборе».

«Вы не шутите? Невероятно! Вот уж, действительно, повод строить догадки!»

«Меня это обстоятельство удивляет не меньше, чем вас. Не беспокойтесь, однако — заседание суда назначено на завтра. Председатель Дальт не допустит никаких отговорок: тайное станет явным».

«Если нас не опозорят и не посадят в тюрьму. Ваша затея висит на волоске! Учитывайте, что Паншо — в высшей степени пронырливый жулик!»

«Если все получится, Паншо сможет вернуться восвояси, не потерпев никакого ущерба — меня его судьба мало интересует».

«Когда вы говорите «все получится», вы имеете в виду, что вам удастся заманить Ленса Ларка в Эстремонт?»

«Именно так».

Аддельс энергично пожал плечами: «Прошу прощения, но я вынужден заявить, что вы гоняетесь за призраком. Пусть Ленс Ларк — маньяк, озверевший палач — все, что угодно. Но он не дурак!»

«Поживем — увидим. А теперь прошу меня извинить — председателю суда пора обедать».

Точно в назначенное время председатель Межпланетного суда справедливости Дальт чинно прошествовал в ресторан Собора: бледнокожий человек с чопорной прямой осанкой, с холодным и суровым лицом, окаймленным плотными черными кудрями. Его церемонно-элегантный костюм давно вышел из моды; другие посетители оборачивались, провожая глазами поразительную фигуру неумолимого юриста, проходившего к своему столу.

Судья заказал скудный обед: салат и немного холодной жареной птицы. Покончив с едой, он застыл в многозначительной задумчивости над чашкой чая.

Сидевший неподалеку сухощавый человек не слишком складного телосложения встал и приблизился к судье: «Ваше превосходительство, председатель суда Дальт? Не могу ли я присоединиться к вам на минуту?»

Обратив на ходатая тусклый тяжелый взор, председатель Дальт произнес, сухо и размеренно: «Если вы — журналист, мне вам нечего сказать».

Сухощавый субъект вежливо рассмеялся, как если бы судья удачно пошутил: «Меня зовут Оттиль Паншо, и я ни в коем случае не журналист». Паншо ловко, почти незаметно опустился на стул напротив судьи: «Завтра вы будете рассматривать дело банка «Куни» против владельца звездолета «Эттилия Гаргантюр» и других. Надеюсь, вы не сочтете слишком неуместным предварительное обсуждение этого дела со мной».

Оттиль Паншо — хрупкий, уже немолодой человек с большой головой и подвижной, благожелательной физиономией, в щегольском темно-малиновом костюме, расшитом коричневато-черными узорами — выдерживал пристальный взгляд верховного арбитра Дальта с любезным апломбом: «Какая из сторон, по вашему мнению, занимает преобладающую позицию? В некотором смысле меня затрагивают интересы ответчика, хотя, конечно, я ни в коем случае не хотел бы докучать вам неподобающими просьбами. Это экстраординарное дело, и некоторые его элементы могут никогда не стать достоянием гласности — тем не менее, они могли бы помочь вам яснее представить себе сложившуюся ситуацию».

Веки председателя Дальта устало опустились, выражение его лица стало еще более отстраненным и безжизненным: «Меня не интересуют внесудебные заявления представителей сторон».

«Само собой! Будьте уверены — я всего лишь хотел бы познакомить вас с некоторыми фактическими обстоятельствами, относящимися к делу; они достаточно убедительны сами по себе, без дополнительных разъяснений».

«Что ж, продолжайте — я вас слушаю».

«Благодарю вас, ваша честь! Прежде всего, я представляю владельца «Эттилии Гаргантюр». Это судно арендовано транспортной компанией «Гектор», подразделением инвестиционного фонда «Котцаш», главным исполнительным директором которого являюсь я. Все это прекрасно и замечательно — но конечным владельцем звездолета является некий Ленс Ларк. Вам знакомо это имя?»

«Ленс Ларк — пресловутый преступник, объявленный в галактический розыск».

«Совершенно верно. Именно поэтому он не видит никакой возможности предстать перед Межпланетным судом в системе Веги и удостоверить свою личность. Это нереально в принципе. Тем более, что во всех практических отношениях функции владельца судна выполняю я. Поэтому я предлагаю выслушать в суде мои показания — вместо того, чтобы вызывать в суд Ленса Ларка».

Бледное лицо председателя Дальта сохраняло каменную неподвижность: «На предварительном слушании я постановил, что только лицо, являвшееся фактическим владельцем звездолета в момент заявленного правонарушения, может давать показания, непосредственно относящиеся к делу. Не вижу причин для отмены моего решения. Какие-либо особенности биографии такого свидетеля несущественны и не могут повлиять на установленный порядок судопроизводства».

«Разумеется, — с невеселой усмешкой отозвался Оттиль Паншо. — Ваша точка зрения заключается в том, что Ленс Ларк не должен был становиться преступником, если хотел, чтобы суд принимал во внимание аргументы в его пользу».

Председатель Дальт позволил своим губам изобразить призрачный намек на улыбку: «Вот именно. Заседание суда состоится завтра. Находится ли упомянутый свидетель — Ларк — в пределах юрисдикции суда?»

Оттиль Паншо понизил голос: «Могу ли я допустить, что наш разговор носит неофициальный и конфиденциальный характер?»

«Я не могу брать на себя подобные обязательства!»

«В таком случае я не могу ответить на ваш вопрос».

«Ваша осторожность сама по себе свидетельствует о многом. Приходится допустить, что этот свидетель, если пожелает, может лично явиться в суд».

«Предположим на минуту — исключительно в качестве гипотезы — что это так. Если Ленс Ларк сможет дать показания собственной персоной, согласитесь ли вы их выслушать наедине, за закрытыми дверями?»

Председатель Дальт нахмурился: «Следует ожидать, что он будет давать показания в свою пользу. Этот человек знаменит грабежами, убийствами и пытками. Почему бы он остановился перед лжесвидетельством? Может ли он представить вещественные доказательства, подтверждающие его заявления?»

Оттиль Паншо не сдержал тихий, нежный смешок: «Вы и я, ваша честь, при всех наших различиях и расхождениях — всего лишь обычные человеческие существа. Ленс Ларк — нечто совсем другое. Не возьмусь предсказывать, в чем могли бы заключаться его показания. Доказательства, подтверждающие его доводы, могут существовать или не существовать. Так или иначе, в своем предварительном постановлении вы потребовали, чтобы владелец судна явился в суд давать показания, а не предъявлять вещественные доказательства, это разные вещи».

Председатель Дальт задумался: «Очевидно, что дело банка «Куни» против владельца звездолета «Эттилия Гаргантюр» выходит за рамки обычных процессуальных норм. Я могу вынести самое справедливое решение по этому делу только в том случае, если не буду учитывать предшествующую биографию ответчика. Мой долг заключается в том, чтобы рассматривать каждый иск непредвзято, независимо от обстоятельств, не имеющих непосредственного отношения к делу. Поэтому, несмотря на то, что лично я предпочитаю строго соблюдать установленный порядок судопроизводства, я выслушаю показания этого свидетеля in camera — за закрытыми дверями. Вы можете привести его через два часа в мои апартаменты — здесь, в Соборе. При этом следует отметить, что такое беспрецедентное отступление от правил я позволяю себе исключительно в интересах правосудия и справедливости — не ожидайте никаких поблажек».

Оттиль Паншо смущенно улыбнулся: «Нельзя ли провести слушание в месте, выбранном свидетелем?»

«Это совершенно исключено!»

«Но вы же понимаете, какие сомнения испытывает человек в его положении».

«Если бы он вел беспорочную жизнь, он мог бы смело показываться на людях».

«О, смелости ему не занимать!» — Оттиль Паншо поднялся на ноги и задержался на несколько секунд, словно желая сказать что-то еще. Но уголки его рта резко опустились — на мгновение его лицо стало напоминать маску паяца — и он сухо обронил: «Сделаю все, что смогу».

В номерах председателя суда — лучших апартаментах собора, знаменитых изящной роскошью убранства — была предусмотрена гостиная, меблированная в старинном стиле «драван-командир». Здесь, в массивном кресле, сидел верховный арбитр Дальт. Он решил облачиться в судейскую мантию, чтобы подчеркнуть торжественность обстановки. Его лицо, выкрашенное мертвенно-бледным пигментом, со впалыми щеками, решительным подбородком и коротким прямым носом, драматически контрастировало с блестящими черными кудрями церемониального парика. Мускулистые руки арбитра, с жилистыми прямыми пальцами, несколько противоречили его облику; такие руки должны были быть скорее у человека, ведущего активный образ жизни и привычного к работе с инструментами или оружием.

Джехан Аддельс сидел поодаль, в углу; юрисконсульт нервничал — он явно предпочел бы оказаться в каком-нибудь другом месте.

Прозвучал звонок. Аддельс поднялся на ноги, вышел в фойе и прикоснулся к кнопке. Дверь сдвинулась в сторону: вошел Оттиль Паншо в сопровождении высокого грузного человека в свободном белом плаще с капюшоном. Из-под капюшона выглядывало красновато-бронзовое лицо, плоское и невыразительное, с комковатым носом, пухлыми губами и круглыми черными глазами.

Председатель Дальт обратился к Оттилю Паншо: «Познакомьтесь с советником истцов, достопочтенным Джеханом Аддельсом. Я решил, что его присутствие не будет излишним — в той мере, в какой остаются открытыми вопросы, которые можно решить здесь и сейчас».

Оттиль Паншо быстро кивнул — как птица, клюющая червяка: «Понимаю, ваша честь. Позвольте мне представить фактического владельца звездолета, к которому относится иск. Не стану произносить его имя — нет необходимости обременять присутствующих...»

«Напротив! — прервал его председатель Дальт. — Мы собрались здесь именно для того, чтобы личности могли быть удостоверены, и чтобы получить недвусмысленные ответы на вопросы фактического характера. Так что будьте любезны сообщить, сударь: как вас зовут?»

«Я пользовался многими именами, ваша честь. Под именем «Ленс Ларк» я стал владельцем грузового звездолета «Эттилия Гаргантюр». Будучи владельцем этого судна, я не совершал никаких злонамеренных действий и не предпринимал никаких попыток отомстить истцам за задержание судна и груза. Вопреки обвинениям банка «Куни», я не участвовал в каком-либо сговоре. Я клятвенно подтверждаю свое заявление и могу подписать эти показания под присягой».

«В данном случае потребуется нечто большее, нежели клятвы под присягой, — заметил председатель Дальт. — Советник, будьте добры, вызовите начальника канцелярии».

Джехан Аддельс открыл боковую дверь — в гостиную зашел начальник судебной канцелярии, кативший перед собой тележку с установленным на ней тяжелым прибором.

Обратившись к судейскому чиновнику, председатель Дальт сказал: «Позвольте свидетелю подтвердить свои показания».

«Сию минуту, ваша честь!» Начальник канцелярии подкатил тележку к человеку в белом балахоне: «Сударь, это безобидное устройство регистрирует слабые электрические поля, излучаемые концептуализирующим мозговым центром. Обратите внимание на эти индикаторы: истинные показания подтверждаются зеленым светом, ложные опровергаются красным. Позвольте мне закрепить регистрирующий контакт у вас на виске; боюсь, что для этого вам придется откинуть капюшон».

Недовольно отшатнувшись, свидетель что-то пробормотал на ухо Оттилю Паншо; тот ответил только комически удрученным пожатием плеч. Судейский чиновник осторожно снял капюшон с головы дарша и закрепил липкую подушечку электрода на красновато-бронзовом виске.

Председатель Дальт произнес: «Советник Аддельс, задавайте свои вопросы — но только в целях удостоверения личности и установления побуждений, которыми ответчик руководствовался в период заявленного правонарушения».

Оттиль Паншо вмешался, самым шелковым тоном: «Не могу ли я предположить, ваша честь, что в интересах абсолютной беспристрастности было бы целесообразно, если бы вы сами задавали вопросы свидетелю?»

«Меня интересует только выяснение истины. В той мере, в какой вопросы советника Аддельса способствуют установлению фактических обстоятельств дела, они вполне целесообразны и должны удовлетворять все стороны. Советник, приступайте к допросу».

«Сударь, вы заявляете, что вас зовут «Ленс Ларк»?»

«Да, так меня называют».

Загорелся зеленый индикатор.

«Каково ваше настоящее имя?»

«В настоящее время — Ленс Ларк».

«С каких пор вас так называют?»

Оттиль Паншо воскликнул: «Ваша честь! Факт установлен и подтвержден детектором лжи! К чему бесконечно продолжать этот бесполезный допрос?»

«Ваша честь! Позволю себе заметить, что удостоверение личности еще не носит безоговорочный характер», — возразил Аддельс.

«Согласен. Продолжайте!»

«Очень хорошо. Где вы родились, сударь?»

«На планете Дар-Сай. Я — дарш», — рот человека в белом плаще покривился почти глуповатой ухмылкой.

«И как вас нарекли, когда вы родились?»

«Это не имеет отношения к делу». Вспыхнул красный индикатор, после чего снова зажегся зеленый.

«Странно!» — задумчиво заметил председатель суда и сам задал следующий вопрос: «Как давно вас называют Ленсом Ларком?»

«Это несущественно!» Ярко загорелся красный индикатор.

«Поручил ли вам кто-нибудь — скажем, на протяжении последних двух недель — изменить ваше предыдущее имя и назваться Ленсом Ларком?»

Глаза дарша выпучились, он беспокойно повел плечами: «Это оскорбительный вопрос!»

Председатель Дальт резко наклонился вперед: «Так не разговаривают с судьей. Либо вы — Ленс Ларк, в каковом случае дело может быть рассмотрено надлежащим образом, либо вы и господин Паншо допустили серьезнейшее правонарушение».

«Перестаньте ломать комедию! — проворчал дарш. — Вы уже убедились в том, что я — Ленс Ларк. Задавайте другие вопросы».

Глаза председателя Дальта сверкнули: «Если вы — Ленс Ларк, ответьте на следующий вопрос: кто были ваши партнеры во время налета на Монтплезант?»

«Вот еще! Это было давно, я не помню подробностей».

«Имя «Хуссе» вам что-нибудь говорит?»

«Я плохо запоминаю имена».

«Вполне может быть. Становится очевидно, что вы — не настоящий Ленс Ларк. Спрашиваю в последний раз: каким именем вы пользовались на протяжении последних двадцати лет?»

«Я — Ленс Ларк!» Загорелся красный индикатор.

«Вы разоблачены! Я объявляю вас и Оттиля Паншо лжесвидетелями и мошенниками, сговорившимися ввести в заблуждение суд справедливости! Начальник канцелярии, задержите этих двоих! Поместите их под арест в двух отдельных подземных камерах!»

Судейский чиновник раздул щеки и осторожно сделал шаг в направлении Паншо и его приятеля: «Именем закона трех планет системы Веги, вас надлежит препроводить в казематы предварительного заключения под Эстремонтом! Стойте смирно, не пытайтесь бежать! Под страхом тяжкого наказания за сопротивление аресту, не двигайтесь!»

Веки Оттиля Паншо тревожно и уныло опустились: «Ваша честь, председатель суда! Прошу вас проявить понимание! Не забывайте об особых обстоятельствах дела!»

Председатель Дальт холодно ответил: «Вы серьезно подорвали свою позицию. Я расположен вынести решение в пользу истцов, если Ленс Ларк не явится сюда лично, сию же минуту. Можете вызвать его по телефону. Мне наскучили ваши проделки».

Лицо Оттиля Паншо покривилось печальной улыбкой: «Ленс Ларк знаменит своими проделками». Немного помолчав, Паншо прибавил почти доверительным тоном: «Могу сказать только одно: если суд вынесет постановление в пользу истцов, банк «Куни» никогда не воспользуется его преимуществами».

«Что вы имеете в виду?»

«Космические корабли исчезают. И не одним, а самыми различными способами. Чему способствуют те самые «проделки», которые вам так наскучили. А теперь приношу глубочайшие извинения, нам пора удалиться».

«Стойте! — закричал начальник канцелярии. — Вы задержаны!»

Дарш обернулся к Оттилю Паншо: «Всех?»

Паншо слегка пожал плечами — по-видимому, дарш хорошо знал, как следовало истолковать этот жест. Отступив на пару шагов, дарш вынул из-под плаща любопытное орудие: рукоять длиной в локоть с небольшим шиповатым сферическим навершием. Начальник канцелярии испуганно отскочил, повернулся и побежал к боковой двери. Дарш взмахнул рукоятью — шиповатый шар вонзился в затылок судейского чиновника; всплеснув руками, тот упал ничком. Одним ритмичным движением дарш повернулся, снова взмахнув рукоятью — шар метнулся к председателю Дальту. Джехан Аддельс возмущенно закричал и бросился к даршу, но споткнулся об ловко подставленную ногу Оттиля Паншо и растянулся на полу. Председатель Дальт успел упасть набок: звездчатый шар ударился в стену у него за спиной. Пригнувшись, судья побежал вперед — его черная мантия развевалась, лицо мертвенно белело среди черных кудрей. Дарш отступил на шаг и снова взмахнул рукоятью. Председатель Дальт схватил кисть поднятой руки и пнул дарша под колено, одновременно ударив локтем под его квадратный красный подбородок. Дарш пошатнулся и сел на пол. Судья вырвал рукоять у него из руки; дарш схватил судью за лодыжку и потянул ее к себе — председатель Дальт тоже упал. Они стали кататься по комнате — судья в черной мантии и дарш в белом балахоне — как чудовищные мотыли, черный и белый. Оттиль Паншо прыгал вокруг с небольшим лучеметом в руке. Он взглянул в сторону поднявшегося на ноги Аддельса — советник истцов мгновенно нырнул за диван. Паншо повернулся к дерущимся и застыл в изумлении, наблюдая за тем, как апатичный элегантный юрист сначала сломал даршу кисть, потом свернул на сторону массивную челюсть противника и вонзил в затылок дарша чудом появившееся из рукава тонкое черное лезвие.

Оттиль Паншо неуверенно направил на судью дуло лучемета. Джехан Аддельс, следивший за ним из-за дивана, предупредил Дальта громким окриком и швырнул в Паншо бронзовую вазу. Председатель Дальт схватил лежавшую на полу метательную рукоять дарша; Оттиль Паншо тихо и быстро отступил к выходной двери, поклонился и скрылся с апломбом фокусника, закончившего успешное выступление.

Председатель Дальт оттолкнул тело дарша и вскочил на ноги. Джехан Аддельс вылез из-за дивана. «Плачевная ситуация! — воскликнул запыхавшийся финансист. — Если нас найдут в компании этих трупов, нам не миновать пожизненного заключения!»

«В таком случае нам тоже пора убираться. Это единственный разумный выход из положения».

Председатель суда сорвал парик и скинул черную мантию, с мрачным недовольством разглядывая трупы дарша и судейского чиновника: «Провал! Вся моя затея пошла насмарку». Указав на жалкие останки начальника канцелярии, Герсен сказал: «Позаботьтесь о его семье и не скупитесь. Это все, что мы можем для него сделать».

«Я боюсь за себя и за свою семью, — волновался Аддельс. — Кто знает, когда и чем закончится этот взрыв насилия? А эти трупы? Мы в опасности! Паншо может вызвать полицию просто для того, чтобы лишний раз нам досадить!»

«Верно. Председателю Дальту придется раствориться в воздухе. А жаль! У него была неповторимая манера вершить правосудие, и он умел внушать трепет адвокатам. Прощай, председатель Дальт!»

«Нашли время расчувствоваться! — ворчал Аддельс. — Вам надо было стать актером, а не профессиональным убийцей — не знаю, как еще вы называете свое призвание. Сколько еще мы будем тут топтаться? Говорят, самые сносные условия в Слезливой темнице, а хуже всего — в рудниках Жабьей Трясины».

«Надеюсь, нам не придется познакомиться ни с тем, ни с другим учреждением, — отозвался Герсен и отшвырнул ногой мантию с париком. — Действительно, пора убираться».

Вернувшись в свои собственные номера, Герсен удалил белый кожный пигмент, а затем, не обращая внимания на пламенный осуждающий взор Аддельса, переоделся в свой повседневный костюм. Аддельс, наконец, не мог сдержать любопытство: «Куда вы теперь собрались? Солнце заходит — вы вообще когда-нибудь отдыхаете?»

Продолжая вооружаться, Герсен ответил почти извиняющимся тоном: «Вы же слышали, на что намекал Паншо? Он сказал, что банк «Куни» никогда не сможет рассматривать «Эттилию Гаргантюр» в качестве надежного актива. Он упомянул о том, что Ленс Ларк знаменит своими проделками. По-видимому, Ленс Ларк где-то поблизости. Я хотел бы пронаблюдать за его проделками».

«Меня они нисколько не интересуют! Мне страшно вспомнить о том, что только что произошло. Да, я — адвокат и финансовый эксперт. Но этим мое пренебрежение к закону ограничивается. Мне нужно отдохнуть. Мне нужно поверить в то, что все это — не кошмарный сон. В связи с чем желаю вам всего наилучшего», — Джехан Аддельс удалился.

Через пять минут Герсен тоже покинул свои номера. В Соборе царила обычная тишина — очевидно, Оттиль Паншо все-таки решил не вызывать полицию.

У выхода, на площади, Герсен подозвал одно из видавших виды городских такси и забрался под прозрачный купол пассажирского отделения. Наклонившись к микрофону, он сказал: «В космопорт Рубленой Сечи, и как можно быстрее!»

«Будет сделано!»

Такси прогромыхало по Эспланаде и помчалось по дороге на Пилькамп. Последние лучи заката уже померкли; озеро Фимиш отливало металлическим сумеречным блеском. Миновав кварталы Муаналя и Друри, машина заехала в Вигальтон — Герсен увидел впереди знакомую светящуюся вывеску «Шатра Тинтля». В окнах верхнего этажа мелькали красные и желтые огни, двигались танцующие тени: сегодня гости мадам Тинтль веселились! Позади остались Дун-Диви и Гара: под темным небом, уже недалеко, ярко светились прожекторы космопорта. Герсен наклонился вперед, словно стараясь усилием воли заставить такси ехать быстрее... Взрыв света озарил все небо, от горизонта до горизонта — дрожащего, ослепительного желтовато-белого света. Через несколько секунд пронеслась глухим хлопком ударная волна, заставившая задрожать всю машину. Выглядывая из окна такси, Герсен заметил летящие на фоне огненного зарева черные обрывки — воображение придавало им формы, напоминающие части человеческих тел.

Зарево потухло и превратилось в облако клубящегося, расползающегося черного дыма.

Испуганный водитель закричал: «Сударь, куда теперь?»

«Дальше!» — отозвался Герсен, но почти сразу передумал: «Остановитесь!»

Он вышел из такси, чтобы получше разглядеть взлетное поле. На месте звездолета «Эттилия Гаргантюр» валялись несколько тлеющих обломков. Герсен окаменел от отчаяния и ярости. «Я должен был это предвидеть! — говорил он себе, сжимая зубы. — Ленс Ларк и его забавные проделки! Он уничтожил иск вместе с судном и теперь получит полную сумму страховки — в этом случае Оттиль Паншо, конечно же, не забыл уплатить необходимые взносы!»

«Я расслабился! — бормотал Герсен. — Потерял остроту восприятия!» С отвращением повернувшись на каблуках, он вернулся в машину и спросил водителя: «Вы можете выехать на поле?»

«Нет, сударь, нас туда не пускают».

«Тогда поезжайте вперед, тихонько».

Такси ехало мимо взлетного поля. Герсен заметил группу топчущихся на месте мужчин, явно находившихся в состоянии истерического шока. Наклонившись к микрофону, Герсен сказал шоферу: «Сверните к складам!»

«Туда нам тоже нельзя, сударь — это частный проезд».

«Хорошо, подождите меня здесь», — Герсен спрыгнул на обочину.

Из-за ремонтных ангаров поспешно выехал, едва не перевернувшись на повороте, небольшой грузовичок. Он мчался, подпрыгивая, прямо поперек взлетного поля к подъездной дороге. Механики отреагировали мгновенно: одни с криками выбежали на поле, другие вскочили в свои машины и пустились в погоню. Добравшись до ухабистого проезда, водитель-беглец отчаянно прибавил скорость, торопясь выехать на шоссе. Когда грузовичок проезжал мимо прожектора, лицо водителя ярко озарилось, и Герсен успел рассмотреть это лицо — красновато-бронзовое, широкое и комковатое, с выпученными глазами: лицо Тинтля. Будучи неважнецким водителем, Тинтль не справился с управлением и заехал передним колесом в придорожную канаву. Грузовичок зарылся носом в щебень, кузов высоко приподнялся, и машина перевернулась. Тинтля, судорожно размахивающего руками и ногами, выбросило в воздух вместе с осколками высокого ветрового стекла. Он свалился плечом вперед, почти на спину, и несколько секунд лежал неподвижно. Затем, преодолевая боль, Тинтль с трудом поднялся на ноги; дико озираясь и прихрамывая, он припустил к уже недалекому шоссе. Преследователи настигли его в ослепительных голубовато-белых лучах одного из прожекторов: плотно обступив Тинтля, механики принялись избивать его кулаками и монтировками. Отшатываясь то в одну, то в другую сторону, Тинтль упал. Взбешенные механики пинали его в живот и в голову, с проклятиями наскакивая на него с монтировками, пока от старого дарша не осталась неподвижная окровавленная груда драной одежды.

Подбежав ближе, Герсен спросил у наблюдавшего за этой сценой молодого человека в комбинезоне работника ремонтной мастерской: «Что здесь происходит?»

Молодой механик обернулся и смерил Герсена подозрительным, вызывающим взглядом: «Разве вы не видите обломки звездолета? Их разбросало по всему полю! Этот мерзавец взорвал корабль, и с ним десяток наших людей! Подогнал машину, как ни в чем не бывало, под грузовой люк, опустил лебедкой большой контейнер и уехал. А в контейнере был фракс, вот что там было! В ту же минуту так долбануло, что даже в мастерских мы все повалились куда попало. На борту были четыре охранника и шестеро грузчиков — дневная смена кончалась, они уже собирались домой. Всех разорвало в клочки!» Кипящий праведным возмущением и возбужденный насилием, молодой человек угрожающе набычился: «А вы кто такой, чтобы спрашивать, зачем да почему? Вам какое дело?»

Герсен не позаботился ответить и быстрым шагом вернулся к такси. Водитель ждал его в темноте и нервничал: «Куда теперь, сударь?»

Герсен бросил последний взгляд на взлетное поле, на слепящие прожекторы, на группу механиков, все еще толпившихся вокруг тела Тинтля, размахивая руками, ругаясь и переминаясь с ноги на ногу. «Назад, в город», — сказал Герсен.

Развернувшись и оставив позади Рубленую Сечь, машина стала возвращаться по дороге в Пилькамп, через Гару и Дун-Диви. Герсен уставился невидящими глазами на кривую вереницу уличных фонарей, тянувшуюся вдоль озера к Старому городу. Мрачные размышления Герсена прервались, когда он снова заметил светящуюся вывеску: «ШАТЕР ТИНТЛЯ». Как прежде, цветные огни и пляшущие тени мелькали в окнах верхнего этажа. Еще не остывший труп Тинтля лежал на холодной земле в Рубленой Сечи, а у него в трактире кто-то что-то праздновал.

В голове у Герсена возникло щекочущее ощущение, словно вызванное каким-то зловещим излучением. Пару секунд он сидел, нерешительно выпрямившись, после чего приказал водителю остановиться: «Подождите меня здесь, я скоро вернусь».

«Слушаюсь».

Герсен перешел на другую сторону улицы. Из «Шатра Тинтля» доносились приглушенные звуки пьяного веселья: пискливые трели, ритмичный перестук, нестройный гул голосов и, время от времени, взрывы глупого смеха. Герсен распахнул створки входной двери. Женщина в черном, стоявшая за стойкой пивного бара, встретила его каменным взглядом, но ничего не сказала.

Герсен поднялся по лестнице на верхний этаж. Вступив в трактирный зал, он оказался за тремя плотными рядами спин, сутулых плеч и голов, казавшихся темными силуэтами на фоне пульсирующего розового света.

На эстраде в центре помещения приплясывали два музыканта — один стучал по барабанам, другой наигрывал на визгливой свирели. Ниже, в промежутках между бритыми головами с серьгами, болтающимися на удлиненных мочках ушей, можно было заметить по-старчески морщинистого юношу, выделывавшего курбеты в обнимку с усатой надувной куклой в черное платье даршской старухи. Он протяжно распевал настойчивым гнусавым голосом частушки на даршском жаргоне, не всегда понятном Герсену:

«Я прозрел в шатре Гаггара, прислонясь к стволу нефара,

Запивая мутным пивом жгучий привкус ахагара:

Курам на смех срам, вестимо, весь скукожился крючком,

Но прошла китчета мимо — он расправился торчком!

Весь Дар-Сай — моя родня, я не помню племени,

Все, что было до меня — пустая трата времени... Эх!

Чельты в спальне раздевались, щеголяли голышом,

Бессердечно издевались над несчастным малышом:

По ночным шатрам я шлялся, опьяненный Мирассу ,

Хоть одну поймать пытался за блестящую косу!

Пусть усов у чельты нету, резвость ног ее спасет,

Что не скажешь про китчету — там, где надо, ус растет... Эй!

Где китчеты греховодят, почему их нет в шатрах?

По ночам куда уходят, забывая стыд и страх?

За бугор Сатира Келли, к роднику Беремой Клячи

Озорницы улетели порезвиться, не иначе,

По равнине Многочленской разбежались... Ох, как трудно

Совладать с натурой женской, извращенной и паскудной... Ой!

Недотепой от бича я под лучами Мирассу

Убежал в пустыню, чая встретить девицу-красу —

Но хуница с тяжким задом, с рожей, как у индюка,

Изловила из засады недотепу-дурака!

Старой ведьме стало скучно, поиграть решила в прятки —

Я пропал в объятьях душных пышноусой свиноматки... Ох!

Без конца по мне скакала и сосала-целовала

И до блеска натирала, и всего ей было мало,

И опять меня дразнила и мотала-теребила,

А в песках уже всходило беспощадное светило —

Бледный, потный, чуть дыша от полуденного жара,

Как раздавленная вша, я приполз в шатер Гаггара... Тьфу!

Облысел, заматерел я, приобрел мужскую стать,

Двадцать пять китчет пригрел я прежде, чем устал считать.

Безмятежно и невинно, ставку выиграв в хадол,

Многочленскою равниной я домой под мухой шел —

И — в кошмаре не приснится! — под скалой петлей ремня

Та же старая хуница заарканила меня... Ха!

Утону в бадье мелассы, пропаду в полярных льдах,

Проиграю черной массы столько, что умру в долгах,

Но — клянусь вам под присягой лысой гордостью джентльменской —

Я не сделаю ни шагу по равнине Многочленской!

Если наступить на мину не хотите вслед за мной,

Многочленскую равнину обходите стороной! Пива!»

Аудитория с энтузиазмом вторила рефренам, притоптывая, вскрикивая, подпевая назойливому мотиву нестройными басами, напоминавшими последовательность протяжных отрыжек.

Герсен потихоньку протискивался за спинами зрителей поближе к кухне, откуда можно было лучше разглядеть происходящее. На многих присутствующих были обычные костюмы, общепринятые на планетах Веги; другие, однако, носили длинные белые даршские плащи с капюшонами-таббатами. Особое внимание Герсена привлекли два человека, сидевшие за столом у противоположной стены: первый, грузный и необычно неподвижный, натянул таббат на лоб и щеки так, что черты его лица было практически невозможно различить; второй сидел спиной к Герсену и что-то говорил, робко жестикулируя.

Кто-то грубо пихнул Герсена плечом в спину, оттолкнув его в сторону. Обернувшись, Герсен увидел язвительную физиономию мадам Тинтль: «Ага! К нам снова пожаловал не в меру любопытный журналист! Пришли повидаться со своим приятелем?»

«Какого приятеля вы имеете в виду?» — вежливо спросил Герсен.

На лице мадам Тинтль появилась злобная понимающая усмешка, заметная скорее благодаря движению усов, нежели губ: «На этот счет ничего не могу сказать. По мне все искиши на одно лицо. Впрочем, может быть, вы его найдете где-нибудь поблизости. Или вы пришли полюбоваться на Неда Тикета?»

«Не совсем так. Скорее, я надеялся обсудить с вами тот вопрос, по которому мы заключили сделку. Например, неужели сегодня вечером все посетители — ваши завсегдатаи? Как насчет двоих, сидящих за столом напротив?»

«Незнакомцы, оба только сегодня прибыли с Дар-Сая. Это с ними вы хотели встретиться?»

«Не уверен — при таком тусклом освещении, за огнями эстрады, их трудно распознать».

Усмешка мадам Тинтль стала неприятной ухмылкой: «Почему бы вам не подойти и не представиться?»

«Прекрасная мысль! Через некоторое время я так и сделаю. Что слышно про Тинтля в последнее время? Говорят, его куда-то послали с поручением».

«Неужели? Тинтль становится популярен. Вчера вечером он танцевал — с завидным проворством для его возраста».

Морщинистый юноша закончил серию частушек под одобрительный рев отрыжек. Мадам Тинтль презрительно фыркнула: «Мерзкие старые хуницы вас не устраивают, понимаете ли! Не беспокойтесь! На женском этаже мы едим отборный свежий ахагар и совершаем возлияния в честь Трепещущего Тирана Тобо. Во всем надо поддерживать равновесие! Кто у нас следующий? Бичеватель Тикет? Смотрите внимательно — развлекайтесь, да на ус наматывайте!»

Переваливаясь с ноги на ногу, мадам Тинтль отправилась по своим делам, бесцеремонно расталкивая зрителей плечами. Герсен снова взглянул на двоих, сидевших напротив. Худощавый человек, говоривший с даршем, почти наверняка был Оттилем Паншо. Кто его собеседник?

Прогремела дробь барабана — на центральную эстраду выбежал высокий тощий длинноногий человек в облегающем костюме из горчично-желтой и черной материи. На его костлявых обнаженных руках переплетались жилы; подергивающийся длинный нос нависал над длинным острым подбородком. Он подчеркивал взмахами и щелчками бича громкую вступительную декламацию: «Хой-хо! Пора от души повеселиться! Я — хлесткий Никити-Тикет! Первый глоток воды я выпил у Родника Ваббера, а искусству бичевания учился у Ролли Татвина. Мой неутомимый бич — Щелкунчик: кто хочет исполнить балет под его музыку? Изящно, деликатно, элегантно, грациозно? Выходите же, танцоры!»

Герсен продолжал неотрывно смотреть на двух собеседников у противоположной стены. Один был Оттиль Паншо; другой — Герсену трудно было произнести это имя даже про себя — неужели это Ленс Ларк?

Мадам Тинтль появилась из ниши за спиной грузного дарша в белом таббате и встала рядом с ним в позе одновременно почтительной и презрительной. Наклонившись, она что-то ему сказала и ткнула большим пальцем в сторону Герсена. Два собеседника повернулись в ту же сторону, но Герсен уже скрылся за спинами зрителей.

«Хой, хой, хой!» — кричал на недотеп Нед Тикет. Его длинный кнут производил сухие резкие щелчки, едва не задевая ступни танцоров: «Давайте, шевелитесь, не ленитесь! Пляшите-ка под музыку бича! Выше ноги поднимайте, мишенями и пятками мелькайте!» На недотепах были шорты в обтяжку с круглыми алыми нашивками на ягодицах. Двое были подростки-дарши; третьим был Максель Рэкроуз, прыгавший на удивление проворно. «Хуп-хап-хуп! — кричал Нед Тикет. — Так мы пляшем под шатром Дудама! Ласковый хлыст из гибкой дубленой кожи! Блестящая, нежная, гладкая кожа! Хип-хип, ура! И щелк — и щелк — и щелк-щелк-щелк! Прыжок сюда, прыжок туда! А теперь кружитесь, кувыркайтесь! Поворот — прыжок, поворот — скачок! Чуете, как согревает кожа? Ловкий ритмичный танец греет душу! Разве не весело? Не забавно? Прыжок, скачок — и щелк-щелк-щелк! Ты что, уже устал? Хочешь испортить нам вечер? Получи-ка по мишени! Скачи, кружись, как изящный эльф! Усталость — миф, сказка, небылица! Давай, танцуй, пляши — нельзя остановиться! Вертись, кувыркайся на славу, мишенью налево, направо! Как это называется? Где смех сквозь слезы?... Отдохните минутку». Повернувшись на каблуке, Нед Тикет поклонился собеседнику Оттиля Паншо: «Сударь, ваш кнут знаменит. Не желаете ли продемонстрировать свое мастерство?» Грузный человек отказался небрежным жестом. Оттиль Паншо воскликнул: «Нужно больше танцоров — акробатов и актеров! Вот он, у входа в кухню, шпион-искиш! Вытолкнуть его на эстраду!»

Герсен позвал: «Рэкроуз, сюда! Быстро!»

Запыхавшийся Рэкроуз обернулся, взглянул на Герсена остекленевшими глазами и заковылял к нему, едва волоча ноги.

«Эй, не спеши! — закричал Нед Тикет. — Готовься к новой пляске!»

Герсен почувствовал за спиной тепло большого тела; оглянувшись, он увидел мадам Тинтль, уже выставившую руки вперед, чтобы вытолкнуть его на танцевальную площадку. Увернувшись, он схватил ее за руку и, продолжая начатое ею движение, швырнул вперед так, что она распласталась на полу у ног бич-мастера. Выхватив лучемет, Герсен выпалил в живот грузного человека в белом капюшоне. Кто-то успел подтолкнуть локоть Герсена, он промахнулся. Кулак выбил оружие у него из руки, Герсена обступили темные фигуры.

«Рэкроуз! — ревел Герсен. — Сюда! Скорее!»

Рычащая тень схватила Герсена сзади за шею и нанесла удар по затылку; Герсен моргнул и погрузил локоть в прижавшееся к спине брюхо. Он продел пальцы левой руки в кольца электрического кастета, из рукава в его правую руку выскользнул нож. Кто-то снова ударил его; Герсен схватил руку нападавшего — тот захрипел и затрясся, пораженный разрядом энергии. Рассекая протянутые к нему руки и отпугивая ножом ощерившиеся лица, Герсен схватил Рэкроуза за предплечье и затащил его в кухню — где даже в этой ситуации не смог не поморщиться от наполнявшей воздух маслянистой вони. Четыре женщины взвыли, обрушивая на него поток ругательств. Герсен схватил котел с кипящим острым соусом и швырнул его в зал, откуда послышались пронзительные вопли. Из боковой двери, ведущей на лестницу, ворвалась мадам Тинтль; схватив Герсена сзади, она прижала его к себе обеими руками. «Бабы! — орала она. — Облейте искиша жгучим маслом! Проткните рашперами! Поджарьте на плите!»

Герсен прикоснулся к ней кастетом — мадам Тинтль взвыла, отскочила назад, оступилась и покатилась вниз по лестнице. Герсен опрокинул на кухарок стеллаж с приправами и подал знак Рэкроузу: «Скорее!» Они бегом спустились по лестнице, перепрыгнув через начинавшее шевелиться тело оглушенной мадам Тинтль. Из-за стойки пивного бара вышла усатая женщина в черном: «Что за шум? Что случилось?»

«Мадам Тинтль споткнулась и упала с лестницы, — объяснил Герсен. — Будьте добры, позаботьтесь о ней. Рэкроуз, пора идти!»

Обернувшись, Герсен бросил последний взгляд на лестницу. На верхней площадке стоял грузный человек, поднимавший лучемет. Герсен бросился в сторону — луч энергии прошипел мимо. Герсен метнул нож. Ему пришлось бросать его, находясь в невыгодном положении, пригнувшись у стены — лезвие не проткнуло шею стрелявшего, но срезало мочку уха вместе с тяжелой серьгой.

Грузный дарш взревел от ярости и снова выстрелил, но Герсен и Рэкроуз уже выскочили на улицу.

Перебежав через дорогу на Пилькамп к ожидавшему такси, Герсен закричал водителю: «В Старый город, как можно быстрее! Дарши сошли с ума!»

Машина рванулась с места и загромыхала на юг. Их никто не преследовал. Герсен откинулся на спинку сиденья: «Он был в трактире... Дважды я пытался его убить. Дважды промахнулся. Мой план удался — он взял наживку. Но я промахнулся — дважды!»

«Не знаю, о чем вы говорите! — рявкнул Рэкроуз. — Здесь и сейчас уведомляю вас о том, что с этой минуты я больше не выполняю функции вашего помощника!» Помолчав пару секунд, Рэкроуз прибавил с деликатной язвительностью: «Мой оклад несоизмерим с характером моих обязанностей».

Герсен не был в настроении проявлять особую симпатию к журналисту: «Скажите спасибо, что выбрались оттуда живым. Вам повезло».

Рэкроуз фыркнул и с болезненным стоном поежился на сиденье: «Вам легко говорить. Вам не пришлось плясать под кнут Неда Тикета! Отвратительный подонок!»

Герсен вздохнул: «Я прослежу за тем, чтобы нанесенный вам ущерб был надлежащим образом возмещен. Радуйтесь своим шрамам — они принесли вам немалый доход».

Через некоторое время Рэкроуз спросил: «Кто был этот громила в белом халате?»

«Ленс Ларк».

«Вы пытались его убить».

«Разумеется. Как иначе? Но я промахнулся — к величайшему сожалению».

«Вы — странный журналист».

«Должен признать, что вы правы».

Через три дня Джехан Аддельс позвонил Герсену по видеофону. Заметив на лице финансиста тщательно сосредоточенное выражение, Герсен приготовился выслушать важные новости.

«По поводу звездолета «Эттилия Гаргантюр», — начал Аддельс тоном настолько сухим, что, казалось, он вызывал статические разряды в воздухе. — Судно полностью уничтожено. Таким образом, иск «Банка Куни» против владельца «Эттилии Гаргантюр», несмотря на все его юридические достоинства, можно считать безрезультатным».

«Я пришел к тому же заключению», — кивнул Герсен.

«Тем не менее, сразу возникает другой вопрос, а именно вопрос о страховании, — продолжал Аддельс. — Любопытно было бы узнать, кто застраховал звездолет, каков был объем страхования и, разумеется, кто является бенефициаром — то есть, попросту, кто получит деньги. В моем распоряжении оказались факты, которые могли бы вас заинтересовать».

«Несомненно! — отозвался Герсен. — В чем заключаются эти факты?»

«Я обнаружил, что страховой полис был подписан всего лишь три недели тому назад, причем объем материальной ответственности страховщика примерно соответствует рыночной стоимости звездолета и груза или, возможно, даже несколько превышает ее. Страхующей стороной является фидуциарный страховой фонд «Куни», подразделение «Банка Куни» в Трампе, на планете Дэвида Александра. Требование о выплате страхового возмещения предъявила застрахованная сторона, инвестиционный синдикат «Котцаш», базирующийся в Сержозе на планете Дар-Сай. В соответствии с правилами страхового фонда, возмещение было выплачено безотлагательно и в полном размере».

Герсен бросил на Аддельса мрачноватый взгляд исподлобья: «Я — владелец «Банка Куни»?»

«Именно так, и страхового фонда «Куни» тоже».

«Таким образом, я выплатил Ленсу Ларку большую сумму денег».

«Так обстоит дело».

Герсен, как правило, не давал волю эмоциям, но в этом случае он возвел руки к потолку, сжал кулаки и опустил их себе на голову: «Он обвел меня вокруг пальца!»

«Как отметил Оттиль Паншо, Ленс Ларк знаменит своими проделками», — бесстрастно напомнил Аддельс.

«Да-да, припоминаю».

«Древняя алоизийская пословица гласит: «Собираясь трапезничать с дьяволом, запасайся ложкой подлиннее». У меня возникло впечатление, что вы приступили к такой трапезе, пользуясь короткой десертной вилкой».

«Посмотрим, посмотрим! — сказал Герсен. — Вы готовы к полету?»

Лицо Аддельса стало неподвижным: «К полету? Куда?»

«На Дар-Сай, само собой».

Аддельс слегка опустил веки и наклонил голову набок: «Важные личные дела не позволяют мне присоединиться к вам в этой поездке. Кроме того — что, конечно, не имеет непосредственного отношения к делу — Дар-Сай слывет дикой планетой, населенной варварами, и там я, конечно, чувствовал бы себя не в своей тарелке».

«Да, вполне вероятно».

Осторожно подождав несколько секунд, Аддельс спросил: «Когда вы вылетаете?»

«Сегодня после обеда. Здесь меня ничто не задерживает».

«Советуя вам проявлять осторожность и предусмотрительность, я только потерял бы время, — ворчливо заметил Аддельс. — Поэтому позвольте пожелать вам удачи».

«Буду настолько осторожен, насколько потребуется, — отозвался Герсен. — Постараюсь связаться с вами в ближайшее время».

 

Часть II. Дар-Сай

 

Глава 7

Из «Туристического путеводителя по Коранне» Джейн Санто:

«Дар-Сай, вторую планету Коранны, никак нельзя назвать приятным или благосклонным к человеку миром; напротив, на первый взгляд посторонний наблюдатель сказал бы, что для успешной колонизации этой планеты нет никаких возможностей. Оба полушария Дар-Сая можно подразделить на зоны, почти одинаково опасные и зловредные. На полюсах завывают вихри вечных циклонов; там непрерывно идет снег, мокрый снег или ледяной дождь. Порожденные этими осадками грунтовые воды сливаются в Трясины — бескрайние пространства липкой грязи, ядовитой слизи, туч насекомых, заслуженно прозванных «крылатыми стилетами», и бесчисленных разновидностей водорослей, высотой и структурой нередко напоминающих кустарники.

Из Южных и Северных Трясин вода поступает в жаркую экваториальную зону, так называемый Рубец. Часть этой воды испаряется, часть уходит под землю, покрытую песками пустынь.

Рубец безжалостно опален слепящими лучами Кóры и кажется столь же непригодным для обитания, как и любой другой климатический пояс Дар-Сая. Днем здесь дуют слабые переменчивые ветры, а по ночам в пустыне все замирает, и в лучах трех лун она озаряется странной красотой.

Виновницей человеческой колонизации Дар-Сая стала небольшая погасшая звезда, некогда вращавшаяся вокруг Кóры; астрономы посмертно присвоили ей наименование «Фидеске». Двадцать миллионов лет тому назад, растерзанная гравитационными возмущениями, Фидеске распалась на фрагменты, крупнейший из которых, Шанитра, стал луной Метеля, третьей планеты системы. Некоторые фрагменты помельче сформировали пояс астероидов, а другие упали на Метель и Дар-Сай, образуя залежи редких и ценных элементов с атомными числами больше 120 — так называемых «дуодециматов» . На Метеле дуодециматы залегают в океанских глубинах, что затрудняет их добычу; на Дар-Сае они смешались с песками пустынь, которые постоянно перемещаются и просеиваются ветрами. Первые люди прибыли на Дар-Сай, чтобы разрабатывать залежи дуодециматов; по прошествии веков эти старатели эволюционировали в относительной изоляции и превратились в даршей — народ столь же извращенный и свирепый, как мир, который он населяет.

Первопоселенцы — в большинстве своем беглецы, сорвиголовы и космические бродяги — сразу обнаружили, что днем они могли выжить только с помощью мощных кондиционеров воздуха или, в отсутствие достаточных технических средств, под навесами, охлаждаемыми непрерывно стекающей с них водой. Пользуясь богатствами, нажитыми благодаря продаже дуодециматов, дарши возвели знаменитые «шатры» — огромные зонты, иногда не менее ста пятидесяти метров в диаметре, покрывающие тенью от восьми до двенадцати гектаров. Вода из грунтовых резервуаров выкачивается на поверхность этих зонтичных сооружений, радиально стекает по краям и создает струйные завесы, испаряющиеся прохладным туманом. Дарши живут под такими шатрами. Они выращивают фрукты, овощи и зелень в многоярусных огородных лотках, а другие пищевые продукты синтезируют или импортируют. Приправы и специи, придающие особые вкусовые качества их блюдам, изготовляются из съедобных разновидностей трясинных водорослей. Приправы некоторых блюд — например, ахагара — ценятся на вес первосортной черной массы дуодециматов.

С точки зрения уроженцев других планет — «искишей», как их называют дарши — внешность даршей не слишком привлекательна. Ширококостные, зачастую грузные, в зрелом возрасте они начинают проявлять склонность к ожирению. У них крупные, мясистые черты лица, а оттенок их кожи можно охарактеризовать как цвет сырой бараньей шкуры, иногда с белесым налетом. Половозрелые мужчины полностью лысеют. Женщины, напротив, отличаются волосатостью и лет через десять после созревания нередко отращивают усы. На протяжении кратковременного периода между детством и появлением усов девушки, называемые «китчетами», становятся в некоторой степени привлекательными и высоко ценятся даршами-мужчинами всех возрастов.

Ушной хрящ даршей легко растягивается; их длинные мочки свободно болтаются, и в них нередко продевают крупные блестящие серьги, которые точнее было бы назвать подвесками. Мужчины носят длинные белые балахоны с капюшонами. Когда им приходится выходить днем под открытое небо, небольшие переносные кондиционеры охлаждают воздух, циркулирующий под балахонами. Женщины, никогда не выходящие днем из-под шатров, носят платья чуть короче мужских «таббатов»; каштановая, оранжевая или горчичная расцветка одежды даршских женщин на удивление плохо сочетается с оттенком их кожи.

Дети даршей часто не вызывают никакого сочувствия у взрослых, даже у своих родителей. Их эксплуатируют всевозможными способами, причем их услуги не вознаграждаются ни благодарностью, ни привязанностью, в связи с чем психика типичного дарша формируется в коконе жесткого, горького, напоминающего гордыню абсолютного эгоцентризма — он словно говорит в лицо Судьбе: «Ты бросила меня на произвол каждого встречного и поперечного, ты никогда мне не улыбалась, меня безжалостно использовали, надо мной издевались, меня унижали, но я выжил — несмотря на все, я выжил и вырос, упрямый и сильный, и показываю тебе кукиш!»

В даршах-мужчинах эта гордыня выражается в так называемом «пламбоше» — в хвастливой, дерзкой и колоритной своенравности, в безрассудном пренебрежении к последствиям поступков и решений, в упрямстве, доходящем до порочности и автоматически подразумевающем презрение и отвращение к любой власти. Если эта гордыня подвергается ломке или уничтожению тем или иным способом — например, посредством публичного унижения — мужчина считается опозоренным, и впоследствии его рассматривают как нечто вроде евнуха.

В женщинах это качество гораздо труднее определить — оно принимает форму тщательно воспитываемой в себе непроницаемости. Тому, кто пожелает постигнуть пределы человеческой скрытности, достаточно попытаться завязать шутливую беседу с женщиной, выросшей на Дар-Сае. Мужчины и женщины поддерживают друг друга и проживают вместе исключительно в силу экономической целесообразности. Воспроизведение потомства достигается посредством гораздо более авантюрного процесса, во время ночных прогулок по пустыне — особенно тогда, когда небо озаряется волшебным светом Мирассу. Система проста в принципе, но усложняется в деталях. И мужчины, и женщины заняты агрессивным поиском молодых партнеров противоположного пола. Мужчины подстерегают и хватают девочек, едва достигших подросткового возраста. Женщины набрасываются на мальчиков, едва способных выполнять сексуальные функции. Для того, чтобы заманить мальчиков в пустыню, женщины безжалостно выгоняют по ночам начинающих созревать девочек, этим пользуются мужчины — и так далее. Число возможных сочетаний и ситуаций велико, но приводить их подробный перечень нет необходимости. В этой связи, пожалуй, следует упомянуть о развлечениях с кнутами. В главных населенных пунктах Дар-Сая эти представления превратились в развитую форму исполнительского искусства, существующую во всевозможных вариациях — будучи свидетелем одного из таких странных спектаклей, посетитель с другой планеты будет изумлен и заинтересован, но при этом, вне всякого сомнения, почувствует глубокое отвращение. Нельзя не упомянуть также о любимом спорте даршей, хадоле, но он популярен главным образом в окраинных шатрах малонаселенной местности.

Для того, чтобы читатель не составил исключительно негативное представление о даршах, необходимо указать также на их выдающиеся положительные качества. Они отважны — среди даршей нет трусов. Они никогда не лгут — это уязвило бы их внутреннее чувство ожесточенной гордости. Они осторожно гостеприимны — в том смысле, что любой инопланетный странник, появившийся под сенью отдаленного шатра, может рассчитывать на кров и пищу — таково, по представлению даршей, естественное право каждого человека. Дарш может открыто отнять, присвоить или просто-напросто прибрать к рукам любую вещь, которая может ему понадобиться в ближайшее время, но никогда не унизится до воровства — на Дар-Сае личное имущество чужеземца никто не тронет. Тем не менее, если тот же чужеземец найдет скопление черного песка, конфликт почти неизбежен — его могут ограбить или убить. Дарши не отрицают преступность таких грабежей и убийств, но виновники, как правило, могут не опасаться ни какого-либо правосудия, ни нравственного осуждения.

По поводу кулинарии даршей лучше не распространяться. Тем, кто намерен посетить Дар-Сай, рекомендуется приготовиться к необходимости есть то, что предпочитают дарши, как к стихийному бедствию. Излюбленным блюдам даршей невозможно приписать какие-либо достоинства — дарши сами прекрасно знают, что их еда отвратительна, но, по-видимому, испытывают некую извращенную гордость в связи со своей способностью регулярно ее поглощать.

Таково, уважаемые путешественники, краткое описание, в самых общих чертах, планеты Дар-Сай и ее обитателей. Вам этот мир может не понравиться — но его невозможно забыть».

Герсен летел на Дар-Сай в корабле скромных размеров и непритязательного внешнего вида, под наименованием «Трепетнокрылый Фантамик». Планета даршей находилась в глубине сектора Корабля Аргонавтов, у самой границы Запределья — в той области Ойкумены, где Герсен еще никогда не бывал.

Впереди горела белая звезда — Кóра; глядя в макроскоп, Герсен уже различал два населенных мира ее системы — Метель и Дар-Сай.

В «Транспортном справочнике» Дар-Сай был удостоен следующей краткой ссылки:

«Крупнейшие населенные пункты планеты в последовательности, соответствующей их экономическому значению: Сержоз, Родник Ваббера, Динкельстон и Бельфезер. Во всех этих местах трудно договориться даже о простейшем ремонте или обслуживании космического корабля. Какие-либо правила иммиграционного или таможенного контроля не применяются; по сути дела, на Дар-Сае вообще нет централизованных органов власти. В какой-то степени правопорядок здесь поддерживается частными метленскими агентствами, охраняющими коммерческие интересы инвесторов и компаний, базирующихся на Метеле, но за пределами четырех важнейших городков метлены не оказывают почти никакого влияния. В Сержозе ближайшее к промышленным складам взлетно-посадочное поле обведено белой полосой — этот прямоугольный участок и следует рассматривать в качестве главного местного космопорта».

С высоты в тридцать с лишним километров Сержоз выглядел как маленький ржавый механизм из мелких компонентов, затерянный в серых, розоватых и желтоватых песках. По мере того, как корабль Герсена спускался, озаренные утренними лучами Кóры очертания городка становились все более четкими — наконец стало ясно, что Сержоз представлял собой скопление зонтичных шатров, окруженных завесами воды, струившейся по краям.

Фиаско, постигшее Герсена в Рат-Эйлеанне, уже спряталось в дальнем уголке его памяти, где оно болезненно пульсировало, как незажившая язвочка. Глядя сверху на Сержоз, Герсен почувствовал, как в нем заново вспыхнул целый фейерверк эмоций: скрытность охотника, щекочущая нервы бдительность, почтительное волнение, вызванное близостью опасного хищного зверя. Местный ландшафт был словно проникнут эманациями Ленса Ларка. Сотни раз он отдыхал в прохладной тени этих слегка колеблемых ветром, ярко озаренных солнцем шатров — сотни раз, в развевающемся на ветру белом балахоне, он пересекал пустыню, разделявшую Сержоз и шатры клана Бугольдов. Возможно, даже сию минуту Ларк пировал, осушая одну кружку пива за другой, в каком-нибудь излюбленном притоне в десяти минутах ходьбы от космопорта.

На обведенном белым прямоугольником поле молчаливо стояли две дюжины космических кораблей различных моделей и различной степени изношенности. Герсен посадил «Трепетнокрылый Фантамик» поближе к блестящим струйным завесам шатров. Корабль замолчал — палуба больше не дрожала под ногами.

По местному времени уже приближался полдень. Герсен приготовился к высадке. Согласно «Иммунологическому указателю», наибольшую опасность для здоровья человека на Дар-Сае создавали перенесенные ветром споры трясинных водорослей, прораставшие в легких; Герсен уже сделал себе инъекции профилактических антибиотиков. Накинув на себя белый плащ с капюшоном, он засунул деньги и ламинированное удостоверение личности в поясную сумку, убедился в том, что все виды оружия были там, где им полагалось быть, прошел через шлюзовую камеру и спустился на песчаную поверхность Дар-Сая. Гнетущий жар немедленно опалил его лицо. Сощурившись, он почти вслепую направился к брызжущей завесе воды.

Через эту завесу навстречу вырвались четыре дарша, оседлавших рычащие четырехколесные мини-вездеходы — если надувные шары полутораметровой высоты можно назвать колесами. Они неслись с развевающимися за спиной белыми балахонами, опережая один другого и демонстрируя дерзкий «пламбош» — машины высоко подпрыгивали на неровностях, буксовали и опасно кренились. Поверх капюшонов-таббатов, почти закрывавших лица, сверкали полусферические зеркальные защитные очки, придававшие наездникам вид гигантских насекомых с белыми шлейфами. Дарши отказались заметить Герсена и почти наехали на него — пришлось поспешно отскочить в сторону. Герсен прокричал им вслед ругательство, без малейшего эффекта. Четыре вездехода умчались на север, к блестевшему на горизонте одинокому зонтичному шатру.

Герсен прошел сквозь туман распыленных струй в джунгли растительности, каскадами свисавшей с лотков, установленных штабелями высотой метров пятнадцать. Длинный проход между лотками обогнул пару полусферических складов и закончился посреди неразберихи толстостенных бетонных куполов — приплюснутых и вздувшихся, больших и маленьких, наползавших один на другой и выступавших друг из друга наростами, слипшихся, подобно грибам, скоплениями из трех, четырех, пяти или шести выпуклых сегментов. Это были так называемые «гразди» — даршские жилища, громоздкая конструкция которых, так же, как внешность и характер самих даршей, диктовалась условиями планеты. Каждую граздь окружала вьющаяся по стенам и под пологом шатра растительность; в проходах и кривых переулках бродили маленькие дети. Герсен заметил группу ожесточенно толкавшихся и боровшихся подростков — по-видимому, они играли в какой-то детский вариант хадола.

Герсен направился вдоль относительно широкого бульвара, служившего чем-то вроде главной улицы, и через некоторое время перешел из-под первого шатра под сень второго, еще более высокого и просторного, вмещавшего огромный объем прохладного воздуха.

Бульвар выходил на площадь, окруженную куполами из бетона и стекла, построенными наполовину в даршском, наполовину в общепринятом ойкуменическом стиле. В крупнейшем комплексе куполов находились банк «Чансет», инвестиционный банк «Старатель», Центральный банк Дар-Сая и пара гостиниц — «Сферинде люкс» и «Приют путешественников». Под двумя отелями расположились рестораны «Сад Сферинде» и «Сад путешественников»; напротив был третий ресторан, «Оландер». «Сад Сферинде» обслуживал клиентуру, происхождение которой Герсен не смог определить с первого взгляда. В «Саду путешественников» за столиками, беспорядочно расставленными среди деревьев цитруса, хурмы и сладкого аниса, сидели туристы, коммивояжеры, приезжие неизвестных профессий и персонал космических кораблей, а также несколько даршей в белых балахонах. В ресторане «Оландер», с другой стороны площади, ели исключительно дарши.

Самым роскошным, дорогим и, надо полагать, комфортабельным казался отель «Сферинде люкс». «Приют путешественников» — где преобладала более непринужденная атмосфера — выглядел слегка запущенным. Герсен снова рассмотрел людей, собравшихся в «Саду Сферинде». Статные, темноволосые, с чистой бледно-оливковой кожей и правильными чертами лица, они носили церемонные костюмы неизвестного Герсену покроя. Так же, как и весь отель «Сферинде», они явно не соответствовали условиям Дар-Сая. По мнению Герсена, их скорее можно было представить себе постояльцами модного курорта на далекой планете, в далеком прошлом — или в далеком будущем.

Заинтригованный, Герсен решил остановиться в отеле «Сферинде люкс». Он пересек площадь и прошел через ресторан на открытом воздухе. Сидевшие за столиками посетители прерывали беседы и смотрели ему вслед с холодным любопытством, которое трудно было назвать доброжелательным.

Герсен зашел в вестибюль, занимавший весь первый этаж под желтовато-белым, чуть выпуклым потолком. Из пруда посреди помещения росло дерево с черными сверху, оранжевыми снизу листьями; небольшие, напоминавшие птиц существа прыгали по веткам, ныряли в пруд и тут же вспархивали, мелодично насвистывая тихими, напоминающими звуки флейт голосами. Стойка регистратуры находилась в алькове сбоку; Герсен подошел к ней. Служащий отеля, молодой человек с аскетическим землистым лицом, искоса взглянул на Герсена, после чего демонстративно сосредоточил внимание на журнале, в который он заносил какие-то записи.

Герсен любезно произнес: «Когда у вас будет время, будьте добры, позовите регистратора. Я хотел бы остановиться, по возможности, в номере из нескольких комнат».

Служащий ответил натянуто-монотонным голосом: «Мы не можем ничего предложить — все номера заняты. Обратитесь в «Приют путешественников» или в «Оландер» — там тоже сдают помещения».

Герсен молча отвернулся и вышел из отеля. Посетители ресторана, казалось, его не замечали. Герсен прошел по площади к «Приюту путешественников» — гостинице, по своему стилю разительно отличавшейся от отеля «Сферинде». Архитектор, проектировавший здание «Приюта», руководствовался в основном традиционным даршским стилем, но предусмотрел множество импровизированных улучшений. Три высокие параболические арки, восемь взаимно пересекающихся куполов, ротонды, многоярусные террасы и балконы придавали всему сооружению неповторимо авантюристический характер с явным оттенком «пламбоша». Темный арочный проход сквозь стену впечатляющей толщины вел в фойе, не слишком просторное, но практично устроенное. За круглой стойкой регистратуры стоял человек с волосами песочного оттенка, впалыми щеками и удлиненным подбородком. Он приветствовал Герсена вежливым, хотя и несколько официальным коротким поклоном: «Что вам будет угодно, сударь?»

«Я хотел бы занять лучшие апартаменты в вашей гостинице. Мне придется провести здесь несколько дней или неделю — может быть, даже дольше».

«Могу предложить нечто в этом роде, сударь: номера с просторной удобной спальней — оттуда открывается прекрасный вид на площадь. К ней примыкают роскошная ванная и гостиная с ковром из зеленого ворса; меблировка, в целом, превосходного качества. Если вы желаете предварительно осмотреть номера, пожалуйста, поднимитесь по лестнице, поверните в первый коридор направо и откройте синюю дверь с черным наличником».

Герсен посетил номера и решил, что они его устраивают. Вернувшись в вестибюль, он уплатил вперед за неделю, чтобы ему больше не приходилось заниматься поисками жилья.

Тем самым он произвел благоприятное впечатление на регистратора: «Мы рады принимать такого гостя, как вы, сударь».

«Это придает мне некоторую уверенность в себе, — признался Герсен. — В отеле «Сферинде люкс» мне дали от ворот поворот».

«Ничего удивительного! «Сферинде» — метленский курорт, там не обслуживают никого, кроме метленов».

Герсен обрадовался разгадке тайны: «Вот оно что! Значит, это метлены. Судя по всему, в своем кругу они не приветствуют посторонних».

«Не приветствуют? Мягко сказано, сударь! Даже если бы святой Саймас снизошел в отель «Сферинде» в радужной мантии под сияющим нимбом в сопровождении свиты шестикрылых серафимов и восседающих на львах херувимов, оглашающих площадь перекличкой золотых небесных труб, их все равно отправили бы на постой в «Приют путешественников». Чего еще ожидать от метленов?»

Герсен подумал, что регистратор, человек разговорчивый и проницательный, мог послужить источником ценной информации. Он спросил: «Почему метлены приезжают на Дар-Сай? Что их сюда привлекает?»

«Некоторые владеют местными предприятиями, другие — просто туристы. Нередко они заходят в «Сад путешественников», чтобы понаблюдать свысока за представителями низших сословий. Тем не менее, они не зловредны и даже умеют себя вести. Метлены богаты, для них жизнь — игра, нечто вроде театрального представления или спорта. В Сержозе они чувствуют себя аристократической элитой, а несчастные дарши, сами того не подозревая, потешают их, как деревенские простаки и опереточные негодяи».

«Постороннему человеку трудно представить себе что-нибудь в этом роде», — поддакнул Герсен.

«О, за многие годы я тут ко всему привык! Учитывайте, что мне приходится иметь дело практически с каждым бродягой и головорезом, залетевшим в Сержоз, и обслуживать его так же вежливо, как я обслуживаю вас. Мои нервы напряжены, как высоковольтная сеть. Но длительный опыт позволил мне постигнуть важнейший принцип человеческих взаимоотношений: я принимаю каждого таким, каков он есть. Я держу язык за зубами и высказываю свое мнение только тогда, когда меня об этом просят. К какой поразительной перемене приводит такой подход! Разногласия исчезают, становится возможным обмен полезнейшими сведениями, и никто никому не портит пищеварение».

«Ваши замечания поистине любопытны! — отозвался Герсен. — Я хотел бы обсудить их подробнее, но в данный момент испытываю потребность познакомиться с достижениями поваров вашего ресторана».

«Очень хорошо, сударь. Желаю вам приятного аппетита».

Герсен вышел в сад и выбрал место за столиком, откуда он мог наблюдать за всей площадью. Поверхность столика одновременно служила экраном — прикосновение к кнопке позволяло просматривать светящиеся изображения предлагаемых блюд и напитков. Приблизился официант. Герсен указал на одну из иллюстраций: «Что это такое?»

«Это наш «Воскресный пунш». Ему придают неповторимый вкус три рюмки рома «Черный гильошир» и половина стопки «Секретного эликсира»».

«Пожалуй, это лучше попробовать вечером. А это что?»

«Просто-напросто коктейль из фруктовых соков и бледных горьковатых настоек».

«В такую погоду фруктовый коктейль не помешает. А это?»

«Туристический ахагар, сударь, специально приготовленный так, чтобы он не оскорблял вкусы инопланетных гостей».

«Понятно. А это?»

«Бланшированное филе ночной рыбы — свежайшее, сегодняшнего улова, прямо из Трясин!»

«Я хотел бы попробовать туристический ахагар с фруктовым коктейлем — и какой-нибудь салат».

«Будет сделано!»

Герсен откинулся на спинку стула и принялся осматривать окрестности. За площадью виднелась роща деревьев с листвой насыщенного орехово-коричневого оттенка; над ними возвышались центральные опоры дальнейших зонтичных шатров. В одних направлениях струйные завесы не позволяли что-либо различить, в других открывались перспективы до самых окраин Сержоза. Архитекторы-космополиты, пользовавшиеся стандартными материалами и даршскими мотивами, спроектировали большинство сооружений, окружавших площадь — за исключением самого «Приюта путешественников», который, судя по всему, был творением местного вундеркинда.

Официант подкатил тележку с накрытыми блюдами и расставил на столе ахагар с гарнирами; по левую руку Герсена оказался салат, по правую — кувшин с охлажденным фруктовым коктейлем. Официант удалился. Герсен осторожно попробовал «туристический ахагар» и нашел, что он значительно съедобнее того, что подавала мадам Тинтль.

Герсен не спеша подкрепился, после чего стал размышлять, прихлебывая чай. Через некоторое время он вынул из кармана и стал перечитывать деловую памятную записку, подготовленную Джеханом Аддельсом и переданную ему перед самым отлетом с Алоизия:

«Инвестиционный фонд «Котцаш» — предприятие, сформированное изобретательным мошенником, накопившим значительный опыт ведения финансовых операций. Его действия свидетельствуют также о полном отсутствии каких-либо признаков совести и о безжалостной, прямолинейной алчности, подобающей скорее какому-нибудь глубоководному монстру, а не человеческому существу. Устав фонда «Котцаш» отражает, как зеркало, характер двух субъектов, с которыми вы имели честь недавно познакомиться.

В частности, в этом уставе говорится:

«С тем, чтобы обеспечивалось эффективное и беспрепятственное управление фондом, полномочиями исполнительного директора облекается то индивидуальное или юридическое лицо, которому принадлежит наибольшее число акций. Вторым директором становится то индивидуальное или юридическое лицо, которому принадлежит вторая по количеству акций доля капитала инвестиционного фонда. Третьим директором становится то индивидуальное или юридическое лицо, которому принадлежит третья по количеству акций доля капитала инвестиционного фонда. В любом случае, минимальным критерием приобретения полномочий директора фонда является владение как минимум двадцатью пятью процентами находящихся в обращении акций. Другие акционеры голосуют пропорционально числу принадлежащих им акций, выбирая членов консультативного совета, обязанность которых заключается в предоставлении директорам рекомендаций и сведений, способствующих эффективному и прибыльному функционированию фонда.

Директора или назначенные ими доверенные представители и члены консультативного совета проводят совещания в то время и в том месте, какие могут быть указаны исполнительным директором, с тем, чтобы обсуждать и определять методы управления синдикатом. На таких совещаниях каждый директор голосует пропорционально числу принадлежащих ему акций. Если какой-либо директор или назначенный им представитель отсутствует на совещании, другие директора или единственный присутствующий директор составляют кворум».

Вы можете заметить, что исполнительный директор, по существу, полностью контролирует компанию, так как может созывать совещания в любое время и в любом месте по своему усмотрению, независимо от того, насколько неудобны такие условия для других директоров или для членов консультативного совета.

В обращении находятся 4820 акций фонда; большинством голосов, таким образом, располагает владелец 2411 акций. Владельцем крупнейшей доли акционерного капитала фонда, по сведениям Межпланетного биржевого агентства, является Оттиль Паншо, контора которого находится в гразди Диндара в Сержозе на Дар-Сае. Ему принадлежат 1250 акций. Банк «Чансет», с главным управлением в Тванише на Метеле (подразделение этого банка открыто в Сержозе), является владельцем 1000 акций. Некоему Нихелю Кахусу из шатра Инкина на Дар-Сае принадлежат еще 600 акций. Я прилагаю практически полный список остальных, миноритарных акционеров.

В настоящее время цена одной акции фонда «Котцаш», по сведениям МБА , составляет один сантим, то есть это бросовые ценные бумаги. Вышеупомянутым трем владельцам принадлежат, в совокупности, 2850 акций. У вас в руках 92 акции. Остальные 1878 акций распределены среди ста с лишним индивидуальных лиц, проживающих чуть ли не под всеми шатрами Дар-Сая.

Акции самого фонда «Котцаш» практически ничего не стоят, но любопытно отметить, что этому фонду в настоящее время принадлежат существенные активы, в том числе контрольные пакеты акций двух дочерних предприятий: транспортной компании «Гектор» (недавно получившей, как вам известно, крупную сумму страхового возмещения), а также горнодобывающей и разведочной компании «Дидроксус». Если бы не тот факт, что исполнительным (и единственным) директором фонда «Котцаш» является Оттиль Паншо, можно было бы сделать вывод, что акции этого фонда предлагаются по цене, которая значительно ниже их себестоимости.

Возникшей ситуации свойственны небезынтересные аспекты, но я не хотел бы изучать их слишком подробно — это не способствовало бы моей личной безопасности. Позвольте пожелать вам крепкого здоровья и долгих лет жизни, а также порекомендовать вам исключительную осторожность — как из моего личного почтения к вам, так и руководствуясь моими собственными интересами, ибо мне пришлось бы долго и тяжко трудиться, чтобы найти другую настолько же высокооплачиваемую работу, как та, которую вы мне предложили.

С искренним уважением,

Дж. А.»

Отложив письмо в сторону, Герсен откинулся на спинку стула и глубоко задумался. Путь к Ленсу Ларку лежал через Оттиля Паншо — и, возможно, через инвестиционный фонд «Котцаш». В данный момент обстановка была безмятежно успокаивающей, как озеро в безветренный день. Где-то под зеркальными отражениями облаков, однако, притаилось огромное зубастое чудище. Для того, чтобы заставить чудище двигаться, броситься на наживку, показаться на поверхности, необходимо было замутить воду.

В сад вышел регистратор гостиницы — сухощавый человек небольшого роста, со светлыми желтоватыми волосами, узким костлявым лицом и полуприкрытыми карими глазами. Он стоял, близоруко присматриваясь то в одну, то в другую сторону. Герсен поднял руку; регистратор подошел к его столу, заметно прихрамывая — либо у него болели ноги, либо он страдал от какой-то застарелой травмы.

«Присаживайтесь, — предложил Герсен. — Не могу ли я предложить вам «Воскресный пунш»? Или вы предпочитаете что-нибудь не столь привлекающее внимание?»

«Благодарю вас! — регистратор подозвал официанта. — Я бы выпил стопочку добротного «Золотистого Энгельмана»». Снова повернувшись к Герсену, он спросил: «Как вам понравилась наша кухня?»

«Понравилась. Владельцы вашей гостиницы понимают, чтó следует предлагать выходцам с других планет».

«У них было время научиться. Они обслуживают приезжих уже давно».

«А вы? Вы очевидно не уроженец Дар-Сая».

«Конечно, нет. Я родился на Свенгае, четвертой планете системы Кафа. Колоритный маленький мир — вы когда-нибудь туда заезжали?»

«Нет. Но я бывал в том же секторе — в системах Мицара и Дубхе. Не уверен, впрочем, как далеко оттуда до Кафа».

«Заметно, что вы привыкли к звездоплаванию. Откуда вы родом, осмелюсь спросить? Обычно я сразу догадываюсь, но в вашем случае, признáюсь, я в затруднении».

«Я родился в Запределье, на планете, о которой вы вряд ли когда-нибудь слышали. Но уже в раннем детстве меня отправили воспитываться на Землю, к моему дяде».

«И где вы жили на Земле?»

«Мы редко оставались надолго в одном месте. Я хорошо знаю Лондон и Сан-Франциско, Нумеа и Мельбурн — те города, в которых дядя решил давать мне образование, — Герсен слегка усмехнулся, припоминая характер полученного им образования. — Кроме того, я долго жил на Альфаноре и хорошо знаком с другими планетами Кортежа. Как вас зовут? Я — Кёрт Герсен, вы уже записали меня в своем журнале».

«Дасвелл Типпин, к вашим услугам — у меня нет претензий на высокое происхождение».

«Кстати о претензиях. Меня заинтересовал ваш отзыв о метленах. Мне этот народ совершенно незнаком».

«Метлены — набитые деньгами, задравшие носы олигархи этого сектора. В них нет ничего особенно интересного, — пожал плечами Типпин. — Мне редко приходится иметь с ними дело. Деньги они делают главным образом на продаже дуодециматов и приезжают сюда, чтобы присматривать за своими предприятиями. Насколько я их понимаю, они исключительно тщеславны, высокомерны, привыкли к роскоши и болезненно чувствительны ко всему, что затрагивает их самолюбие. Если бы я отличался такими же качествами, я тоже стремился бы избегать общества туристов, даршей и прочей пошлой, вульгарной публики».

«Метлены сами добывают дуодециматы?»

«Ни в коем случае! Покажите метлену лопату, и он назовет ее «орудием физического труда». Они покупают, продают, заключают сделки с использованием опционов, арендных договоров, контрактов на срок и всевозможных других финансовых инструментов, связанных с горнодобывающей промышленностью — и, конечно же, вкладывают в нее огромные деньги».

«Как насчет инвестиционного фонда «Котцаш»? Он тоже был метленским предприятием?»

Дасвелл Типпин бросил на Герсена быстрый проницательный взгляд и с отвращением крякнул: «Напротив, инвестиционный фонд «Котцаш» рекламировался как возможность дать отпор метленам, обыграть их в их собственной игре, так сказать. Мне эта игра стоила добрых шестьсот СЕРСов!»

«Ага! Значит, вы знакомы с Оттилем Паншо».

«Я его узнáю, если встречу на улице, — Типпин презрительно шмыгнул носом. — Его контора все еще открыта под шатром Сканселя».

«Разве его не считают мошенником и предателем?»

«Ходят слухи, многие ругают его последними словами, но что можно доказать? Ничего!» — Типпин опрокинул стопку и опустил ее на стол с многозначительным стуком. Герсен поднял палец, подзывая официанта: «Еще две стопки той же настойки, пожалуйста».

«Спасибо! — Типпин вздохнул. — Я редко пью, но сегодня, раз уж у вас и у меня такое настроение...»

«Мне приятно с вами поговорить, — подбодрил его Герсен. — Дело об ограблении склада «Котцаша» само по себе очень любопытно. Удалось ли установить, кто организовал ограбление?»

Типпин посмотрел по сторонам: «Некоторые осмеливаются произносить имя Ленса Ларка. Одного из так называемых «князей тьмы»».

Герсен кивнул: «Мне известна его репутация. По всей видимости, он дарш?»

Типпин снова оглянулся: «По всей видимости. Отморозок клана Бугольдов. Не люблю произносить его имя, язык не поворачивается. Он большой шутник — в том же смысле, в каком шутником называют беса Скламота, подкладывающего головы сыновей в печи на кухнях родителей».

«Вы преувеличиваете! — с нарочитой беззаботностью заметил Герсен. — Что в имени? Это всего лишь слово, набор звуков. Из слов каши не сваришь».

«Неправда! — страстно возразил Типпин. — Из чего состоят магические заклинания? Из слов! Разве вы не читали «Колдовские механизмы» Фарсакара? Нет? Тогда вы ничего не знаете о могуществе слов!»

Герсен, никогда не интересовавшийся магией и колдовством, слегка развел руками: «Но мы живем в мире ощутимых, объективных вещей. Я боюсь человека по имени Ленс Ларк, я боюсь его кнута. Но я не боюсь произносить слова как таковые, будь то «Ленс Ларк» или «Панак»».

Типпин нахмурился, глядя в стаканчик: «Что ж, неважно, так или иначе. Он — человек, он — дарш. Метлены только и мечтают о том, чтобы его поймать — они озолотили бы того, кто им выдаст его с головой. Для метленов он — жупел, страшилище, им детей пугают! А он, со своей стороны, затаил обиду на метленов. Вы еще не бывали на Метеле?»

«Еще нет».

«Космопорт у них в Тванише, это их столица. Метлены не выносят запах ахагара, в связи с чем дарши обязаны жить в особом подветренном квартале на окраине города. В какой чудесной и странной Вселенной мы живем, не правда ли? Я не отказался бы от еще одной стопочки этой превосходной настойки».

Герсен дал официанту соответствующие указания: «Метлены ничего не потеряли в связи с ограблением склада «Котцаша»?»

«Ничего. Разорились дарши и мелкие спекулянты, вроде меня».

«А Оттиль Паншо тоже ничего не потерял и не приобрел?»

«Не могу знать. Он пропал на несколько месяцев, но недавно вернулся в Сержоз. Только вчера я видел его под шатром. Он выглядит бледным, нездоровым».

«Неудивительно — учитывая постигшую его катастрофу. А ваши акции «Котцаша» — сколько они могут стоить сегодня?»

«У меня двадцать акций. Но сколько ни умножай ноль — на двадцать и на какое угодно другое число — все равно получится ноль!»

Герсен откинулся на спинку стула и, прищурившись, взглянул на свод зонтичного шатра, после чего покопался в поясной сумке и вынул оттуда двадцать СЕРСов: «У меня есть склонность к безрассудным спекуляциям. Я куплю ваши акции, по СЕРСу за каждую».

Типпин удивился. Нахмурившись, он посмотрел на банкноты, после чего с подозрением покосился на Герсена: «Спекуляции обычно основаны на надеждах, а надежды — на какой-то информации».

«В данном случае я просто подчиняюсь минутной прихоти».

«Вы не производите впечатление прихотливого человека».

«Если Ленс Ларк возместит ущерб, нанесенный им фонду «Котцаш», я извлеку прибыль».

«Вы только что заявили, что не верите в чудеса!»

«Да, пожалуй, вы правы», — Герсен протянул руку, чтобы забрать деньги со стола, но тощая ладонь Типпина уже накрыла банкноты: «Не спешите! Почему бы мне не воспользоваться вашим капризом?»

«Пользуйтесь, если вам так хочется. Где ваши акции?»

«Наверху, в моей квартире. Одну минуту — я их принесу», — Дасвелл Типпин поспешно удалился и вскоре вернулся. Он получил деньги, Герсен — акции.

«У меня есть доступ к другим акциям «Котцаша», — доверительно сообщил Типпин. — Не могу сказать точно, сколько я могу скупить, но я продал бы их по той же цене, если это вас интересует».

Герсен невесело усмехнулся: «Будьте исключительно осторожны! Никому не говорите ни слова о том, что некий инопланетянин скупает акции «Котцаша». Люди начнут подозревать, что их снова надувают, и вздуют цены. А тогда я перестану покупать, и никто ничего не выиграет. Вы понимаете логику событий?»

«Прекрасно понимаю — за исключением одного обстоятельства. Зачем вам понадобились эти акции? Если мы забудем на минуту о так называемых «прихотях», конечно».

«Что ж, если вы не желаете называть это прихотью, считайте, что я руководствуюсь альтруистическими побуждениями».

Типпин откинулся на спинку стула и недовольно хмыкнул: «В альтруизм я верю не больше, чем в мимолетные капризы. Будьте добры, предоставьте мне какой-нибудь начальный капитал. На сегодня хватило бы, наверное, сотни СЕРСов. Вы обещаете купить все акции «Котцаша», какие мне удастся добыть по одному СЕРСу за штуку?»

«Обещаю бесповоротно! — Герсен передал собеседнику сто СЕРСов. — Еще одно условие, однако. Ни в каких обстоятельствах, ни под каким предлогом не связывайтесь с Оттилем Паншо!»

Типпин отвел глаза: «Почему же? Его акции не хуже любых других».

«Ему принадлежат, наверное, тысячи акций «Котцаша» — я все равно не смогу их скупить. Но соблюдение тайны в этом деле превыше всего. Вы согласны?»

«Согласен, придется помалкивать. Но все равно я не понимаю...»

«Прихоть!»

«Послушайте, вы не отделаетесь таким объяснением! Совершенно очевидно, что вы руководствуетесь упрямыми фактами, а не воображением!»

Герсен продемонстрировал толстую пачку денег: «Вот мои факты! Они выглядят достаточно упрямо?»

«Вы меня убедили, — Дасвелл Типпин поднялся на ноги. — Я отчитаюсь перед вами сегодня вечером». Он покинул сад-ресторан и засеменил по площади прихрамывающей подпрыгивающей походкой. Герсен подозвал официанта и уплатил по счету: «Где находится граздь Диндара?»

«Вон там, сударь, под шатром Сканселя. Видите большой бугорчатый купол слева от опоры? Это и есть граздь Диндара».

Типпин торопился в направлении гразди Диндара. Герсен решил последовать за ним.

 

Глава 8

Из статьи «Среда обитания даршей» Стюарта Собека, опубликованной в журнале «Космополис»:

«Дар-Сай, ближайшая к Кóре планета, знаменита жарким и сухим климатом экваториальной зоны, пески которой богаты дуодециматами. На протяжении веков раса выносливых и сметливых мужчин и женщин придумала множество способов защиты от испепеляющих лучей Кóры, что позволяет им извлекать сокровища из пустыни. Дарши — раса, отличающаяся тысячами странностей и особенностей. Днем они пользуются преимуществами гигантских металлических зонтов — знаменитых «шатров» Дар-Сая, по краям которых ниспадают завесы водяных струй. В песках Рубца не защищенный от солнца человек погибает за несколько минут — но под «шатром» он отдыхает в прохладе зеленых садов и вкушает ледяной фруктовый шербет.

Дарши не склонны ни к безобидному веселью, ни к философским рассуждениям. Тем не менее, они ежесекундно и напряженно сосредоточены на восприятии бытия и проявляют необычную тенденцию к наслаждению существованием при посредстве ощущений, прямо противоположных тем, какие обычно называют приятными. Их пища снабжена тошнотворными жгучими приправами. Казалось бы, это позволяет им получать большее удовольствие от чистой прохладной воды? Не тут-то было! Дарши пьют оскорбляющий внутренности чай и вонючее сусло, которое они называют «пивом» — хотя бы только для того, чтобы подчеркнуть этим свою типичную извращенность, которой они гордятся и которую они превозносят как доблесть.

Подробное описание эротических взаимоотношений даршей вызвало бы негодование, испуг и, возможно, даже недоверие у добропорядочных и благожелательных людей. По-видимому, эти отношения основаны на взаимных ненависти и презрении полов — ни о какой привязанности, ни о какой заботе, ни о каком уважении к другим на Дар-Сае не может быть и речи!»

Герсен проник сквозь туманную водяную завесу, отделявшую Центральный шатер от шатра Сканселя. Морось мелких капель освежила лицо и слегка увлажнила одежду. Он шел к площади Сканселя под сенью листвы, мимо давно устаревших, обветшавших сооружений, мало напоминавших космополитическую современность зданий под Центральным шатром. Из амбразур местных граздей выглядывали городские дарши, отличавшиеся от пустынных привычкой носить мягкие тапочки и балахоны из тонкой ткани, а также землистым оттенком кожи, хотя у них были те же большие мясистые носы, тяжелые, как наковальни, челюсти и болтающиеся длинные мочки ушей.

Герсен остановился на краю площади Сканселя. Дасвелла Типпина нигде не было видно. Несколько особо старательных туристов бродили среди лавок и киосков, покупая сувениры у даршских женщин с каменными лицами и черными усами или через силу поглощая даршское пиво за выставленными на улицу столиками. В целом, по мнению Герсена, картина городской жизни даршей носила бы не более чем причудливый и колоритный характер, если бы за всей этой картиной не скрывалось постоянно действовавшее на нервы присутствие Ленса Ларка.

Справа возвышалась граздь Диндара — тяжеловесное нагромождение уплощенных куполов, соединенных в пересечениях изогнутыми наклонными арками. На уровне второго яруса куполов большая вывеска гласила:

«ЖУРНАЛ СТАРАТЕЛЯ

Сержоз, Дар-Сай

Новости пустыни, залежей и шатров»

Контора Оттиля Паншо находилась в гразди Диндара. Дасвелл Типпин ушел в этом направлении. Хотя в данный момент Герсен не хотел сталкиваться с Паншо лицом к лицу, проверить надежность Типпина не помешало бы. Герсен не спеша поднялся по наклонной рампе в граздь Диндара. Из вестибюля, выложенного желтовато-коричневой плиткой и пропитанного запахом какой-то застарелой гари, в глубину здания вели два полутемных коридора. Впереди лестница поднималась на верхние уровни.

Герсен просмотрел висевший на стене перечень жильцов; контора «Оттиль Паншо: ценные бумаги и арендные договоры предприятий горной промышленности» занимала блок 103.

Герсен выбрал наугад один из коридоров и прошел мимо высоких темно-зеленых дверей под номерами 100, 101 и 102. У двери с номером 103 Герсен задержался и прислушался. Ему показалось, что он слышит бормотание голосов. Герсен приложил ухо к дверной панели. Либо находившиеся внутри люди замолчали, либо там никого не было.

Не желая, чтобы его обнаружили, Герсен вернулся в вестибюль. По пути он заметил, что нумерованные блоки разделялись бетонными стенами толщиной почти в полметра. Подслушивать за Оттилем Паншо можно было только через дверь или через окно.

Герсен покинул граздь Диндара. В ближайшем киоске, почти незаметном под густой листвой кумквата, приземистая старая женщина с пышной копной черных волос и не менее пышными усами продавала сладости, журналы, карты и всякие мелочи. Герсен купил выпуск «Журнала старателя» и стал его просматривать, небрежно прислонясь к стене киоска. Наружные поверхности киоска были сплошь покрыты рекламными плакатами — наклеивая новые плакаты, никто не удалял старые, в связи с чем за многие годы из них образовалась толстая упругая прослойка. Новейший плакат призывал посетить представление:

«ЭКСТРАВАГАНЦА: ФОКУСЫ И ТАНЦЫ!

1.Панко Свистохлыст:танцевальное состязаниес Четырехруким Бичевателем!

2.Недотепы и чельты: презабавнейший фарс!

3.Четыре Скорпионаи Пьяный Бичеватель: акробатические трюкии опасные проказы!

4.Злюка и его чудесная скоропескорубка: замечательное изобретение!

5.Прочие комические и акробатические номера!

На площади Мерцателя под шатром Мерцателя, 20 го дирдолио!»

Рядом висел другой плакат, поблекший и потрепанный:

«НЕВИДАННОЕ МАСТЕРСТВО БИЧЕВАНИЯ!

Выступают:

Хлесткий Тикет и его шельмецы-недотепы!

Попрыгун Джипсум и своевольные чельты!

Калиого и Отстой!

Бешеная хуница ловит бичевателя-имбецила!

Другие забавные трюки, невероятные позы и акробатические номера!»

Ближе к переднему углу киоска красовался новый блестящий плакат, объявлявший желтыми буквами на зеленом фоне:

«БОЛЬШОЙ ХАДОЛ

в Динкельстоне в безрассудень, 10 го мирмона».

Внимание Герсена отвлеклось появлением девушки-метленки, приближавшейся со стороны Центрального шатра. Сначала Герсен взглянул на нее отстраненно, затем с любопытством и, наконец, с пристальным интересом, уже не отрывая глаз. Волнистые черные локоны обрамляли ее лицо, в данный момент напряженно-сосредоточенное, но в других обстоятельствах явно привыкшее выражать более жизнерадостные эмоции.

На ней было темно-зеленое платье до колен, она несла большой серый конверт. Изящная беспечность ее движений, в сочетании с бледной, чуть смугловатой кожей, прямым коротким носом и точеным подбородком, позволяли предположить привилегированное происхождение из ни в чем не нуждавшейся семьи. Для Герсена она в точности олицетворяла тот способ существования, который обстоятельства сделали для него недоступным, и недостижимость которого время от времени вызывала у него щемящую тоску... Проходя мимо киоска, девушка бросила на Герсена безразличный взгляд, после чего взбежала по рампе и скрылась в гразди Диндара.

Герсен смотрел ей вслед: ее стройная, хорошо сложенная фигура, без малейших признаков полноты, была исключительно привлекательна. Глубоко вздохнув, Герсен снова сосредоточил внимание на содержании «Журнала старателя».

Прошло десять минут. Девушка-метленка вынырнула из-под арочного входа гразди Диндара и промаршировала вниз по рампе. Встретившись глазами с Герсеном, она смерила его холодным взглядом, слегка приподняла подбородок и удалилась в направлении Центрального шатра.

Герсен криво усмехнулся, свернул журнал в трубку и снова зашел в граздь Диндара. Он опять приблизился к двери блока 103; как прежде, ему показалось, что он слышит доносящиеся изнутри приглушенные голоса, а затем и скрип мебели. Герсен поспешно отступил в вестибюль и притаился в тени за опорным выступом стены. Из блока 103 в коридор вышли два человека. Один из них был Дасвелл Типпин, другой — высокий дарш атлетического сложения, с круглым скуластым лицом и обрезанными мочками ушей. Вместо халата с таббатом он носил, однако, обычную желтовато-коричневую гимнастерку, бледно-голубые брюки с поясом и высокие черные ботинки.

Оба они вышли из гразди Диндара. Через несколько секунд Герсен последовал за ними на площадь Сканселя — но Типпин и его спутник успели повернуть в один из затененных листвой проулков и скрылись из виду.

Герсен вернулся тем же путем, каким пришел — через пелену струящейся воды и обратно на Центральную площадь. Пройдя ко входу «Приюта путешественников», он заглянул в вестибюль. Дасвелла Типпина за стойкой не было.

Герсен вышел в сад-ресторан гостиницы. Уже вечерело — теплый воздух вызывал ощущение сонной вялости, журчание водяных завес убаюкивало. Все еще попадавшиеся прохожие двигались лениво — и это были главным образом туристы. Герсен уселся за столик на краю площади. Ситуация неожиданно осложнилась, ему было о чем подумать. Он опять вынул письмо Аддельса и сделал для себя отдельный список владельцев акций:

«Оттиль Паншо 1250

Банк «Чансет» 1000

Нихель Кахус 600

Прочие 1970».

Герсен произвел несколько расчетов. Если бы он скупил все акции банка «Чансет» и все акции, принадлежавшие Нихелю Кахусу, он мог бы притязать на должность исполнительного директора фонда «Котцаш», хотя для приобретения контрольного пакета акций этого было бы еще недостаточно.

Откровенное признание Джехана Аддельса в трусости позабавило Герсена. Все еще усмехаясь, он поднял глаза и снова встретился взглядом с девушкой-метленкой, случайно проходившей мимо «Сада путешественников». Герсен не мог не заметить, насколько здоровой, пригожей и опрятной она выглядела. Судя по всему, у нее был своевольный и высокомерный характер. Поджав губы, она раздраженно покосилась на Герсена и пошла своей дорогой. Усмешка Герсена превратилась в застывшую гримасу — он угрюмо смотрел ей вслед. «Восхитительное, прелестное существо!» — думал слегка униженный Герсен. Подчинившись какому-то капризу или просто из любопытства, незнакомка обернулась через плечо; заметив пристальное внимание Герсена, она презрительно вскинула голову и решительно ускорила шаги, переходя через площадь. «В ничтожности моего статуса в данном случае не может быть никаких сомнений», — сделал вывод Герсен.

Дальше, в том направлении, куда шла девушка, находился фасад банка «Чансет» — одного из самых роскошных сооружений, окружавших Центральную площадь. Девушка зашла в банк и скрылась внутри, но мысли Герсена уже сосредоточились на другом. Банк «Чансет» владел 1000 акций инвестиционного фонда «Котцаш». Возможно, теперь уже не было времени долго раздумывать, так как Дасвелл Типпин, к добру или не к добру, стал его помощником. Герсен поднялся на ноги и направился на другую сторону площади.

Перед входом в банк «Чансет» было устроено нечто вроде миниатюрного английского парка: четыре высоких тонкоствольных пуантана, аккуратно подстриженных в грушевидной форме и окаймленных низкой живой изгородью из красновато-коричневого хрящовника. Герсен прошел под аркой в просторное прохладное помещение, вымощенное синей плиткой. Справа балюстрада из резного алебастра окружала участок, где работали клерки; слева витые колонны поддерживали сетчатый потолок, инкрустированный хрустальными линзами. В дальнем конце помещения находился зал отдыха, где сидели шесть метленов различных возрастов, в том числе повстречавшаяся Герсену раньше девушка, теперь в компании пожилого субъекта. Увидев Герсена, девушка слегка приоткрыла рот от удивления, быстро отвернулась и что-то серьезно сказала своему спутнику.

Герсен кисло улыбнулся и подошел к стойке. Прошла минута, за ней вторая. Герсен начинал терять терпение. Он обратился к клерку: «Насколько я понимаю, это банк «Чансет»?»

«Совершенно верно», — ничего не выражающим тоном ответил клерк.

«Кто здесь управляющий или директор?»

«Не могу ли я поинтересоваться, по какому делу вы хотели бы его видеть?»

«Я хотел бы обсудить финансовую сделку».

«Наш банк занимается, почти исключительно, коммерческими операциями. Так как мы не заключаем партнерские соглашения с другими банками, мы не выдаем наличные по чекам и не оформляем кредитные поручительства».

«У меня достаточно существенное дело коммерческого характера. Будьте добры, позовите управляющего или директора».

«Наш управляющий — эверрой, которого вы можете видеть в зале ожидания, его благородие Адарио Чансет. Вы можете видеть также, что в данный момент он занят важным разговором».

«Неужели? Ваш директор — эта молодая особа впечатляющей внешности?»

«Это его дочь, ее благородие Джердиана Чансет. Вы можете обратиться к управляющему, как только он освободится».

«Мое дело важнее, чем праздная болтовня с девушкой, кем бы она ему ни приходилась!» — заявил Герсен. Отвернувшись от стойки, он направился в зал ожидания. Ему заступили дорогу два высоких субъекта с одинаковыми щетинистыми усами. Подхватив Герсена под локти, они быстро повели его к выходу.

«Эй, что вы делаете! — возмутился Герсен. — Как это понимать?»

«Убирайся и больше сюда не суйся!» — пояснил один из вышибал.

«Никогда не приставай к метленским барышням, это для тебя плохо кончится», — посоветовал другой.

«Я ни к кому не приставал! — протестовал Герсен. — Вы ошиблись!» Он стал упираться, но вышибалы схватили его сзади за ремень, приподняв над полом так, что он едва волочил по нему носки ботинок, отнесли к выходу и вышвырнули в одну из изгородей хрящовника.

Поднявшись на ноги, Герсен стряхнул листья и мусор с одежды и вернулся в банк.

Изумленные его настойчивостью, вышибалы снова преградили ему путь. «Отойдите! — раздраженно сказал Герсен. — У меня есть дело к его благородию Адарио Чансету, а не к вам». Он обошел охранников стороной и приблизился к Чансету, прервавшему наконец беседу с ее благородием Джердианой.

«Что происходит, что вам нужно?» — спросил директор банка.

Герсен протянул ему свою визитную карточку: «Когда вам будет удобно, я хотел бы кое-что с вами обсудить».

«Достопочтенный Кёрт Герсен, — прочел вслух Чансет. — Президент банка «Куни», Рат-Эйлеанн, Алоизий». Чансет с сомнением хмыкнул: «Какое у вас ко мне может быть дело?»

«Почему мы должны обсуждать это здесь? У нас в банке «Куни» соблюдаются приличия. Если бы вы пришли ко мне обсудить коммерческую сделку, вас никто не стал бы выкидывать в кусты!»

«Очевидно, была допущена ошибка, — ледяным тоном отозвался Чансет. — Если бы вы сделали мне такое одолжение и хотя бы намекнули на характер сделки, которую вы хотели бы обсудить, по меньшей мере я мог бы сообщить, с кем вам следует проконсультироваться — со мной или с кем-нибудь другим».

«Как вам угодно, — пожал плечами Герсен. — Честно говоря, я пришел сюда для того, чтобы с вами посоветоваться. Мой банк вложил существенный капитал в горнодобывающие предприятия, и мы надеемся открыть подразделения здесь и в Тванише. Мы интересуемся дуодециматами и относящимися к ним ценными бумагами».

«Хорошо, давайте обсудим этот вопрос с глазу на глаз», — Чансет провел Герсена к себе в кабинет, отделенный от основного помещения банка радужной плазменной пленкой. Указав на кресло из гнутого белого дерева, Чансет пригласил посетителя: «Садитесь, пожалуйста». Сам директор банка продолжал стоять.

Игнорируя демонстративную неприязнь Чансета, Герсен развалился в кресле и беззаботно заметил: «Надо сказать, метленский способ принимать деловых партнеров поистине уникален».

Чансет ответил сдержанно и размеренно: «Моя дочь сообщила, что вы нахально ее разглядывали, «ухмыляясь с плотоядным вожделением», как она выразилась — и не однажды, а несколько раз, преследуя ее до шатра Сканселя и обратно, а затем и сюда, в банк. Поэтому я приказал вас выгнать».

«Если бы такие замечания высказал кто-нибудь, кроме вашей дочери, — отозвался Герсен, — я сказал бы, что непомерное тщеславие вскружило ей голову».

Чансет, явно не заинтересованный в том, чтобы учитывать мнения Герсена, угрюмо кивнул: «Мы находимся на варварской планете, в этом не может быть никаких сомнений. Дарши — неописуемо вульгарная раса, склонная к насилию и отвратительным жестокостям. Распорядок жизни в Сержозе может показаться мирным и благочинным — так оно и есть, но только благодаря тому, что метлены не терпят ничего другого. Мы бдительно следим за любыми проявлениями дерзости, и ваше поведение, чем бы оно ни объяснялось, встретило незамедлительный отпор. Перейдем к делу. Будьте добры, объясните, почему вы решили со мной проконсультироваться».

«Разумеется. Сбор дуодециматов на Дар-Сае и дальнейший их сбыт — очевидно неэффективный процесс. Подозреваю, что возможна лучшая координация этих операций — возможно, посредством создания централизованного учреждения, полезного всем и каждому».

«Не могу не согласиться с вашей оценкой, — ответил Чансет. — Добыча и продажа дуодециматов — беспорядочный, иногда практически непредсказуемый процесс. Но старатели-дарши неспособны к дисциплинированному поведению».

«Тем не менее, — возразил Герсен, — даже они осознали бы полезность надежной структуры, объединяющей все стороны процесса. Например, можно было бы сформировать систему кооперативов».

Чансет отреагировал мрачноватым смешком: «Если вы хотите подвергнуться нападению, обратитесь с этим предложением к старателю-даршу. Именно таким синдикатом должен был стать инвестиционный фонд «Котцаш». Старатели сдавали руду и получали в обмен акции фонда — после чего склад фонда ограбили, и акции даршей полностью обесценились».

«Я слышал об этом, — сказал Герсен. — Если можно было бы возродить фонд «Котцаш» и каким-то образом удовлетворить владельцев его акций...»

«Это обошлось бы слишком дорого».

«Тем не менее, я не прочь приобрести какую-то долю акций «Котцаша». По меньшей мере это позволило бы мне получить известность в местных кругах».

Чансет задумчиво кивнул. Обойдя вокруг стола, он наконец сел: «Это возможно. У меня есть акции «Котцаша» — по сути дела, тысяча акций — и я мог бы их продать за небольшую долю их номинальной стоимости».

Герсен безразлично пожал плечами: «Мне и не потребуется больше нескольких сот акций. Даже это, скорее всего, слишком много. Каков их биржевой курс?»

«Точно не знаю. Надо думать, спрос практически отсутствует».

«Надо думать. Что ж, я возьму ваши акции по исключительно символической цене. Пятидесяти СЕРСов должно быть достаточно».

Чансет поднял брови: «Вы не шутите? За тысячу акций, каждая из которых номинально эквивалентна десяти унциям дуодециматов?»

«Десяти унциям несуществующих дуодециматов. Ваши акции ничего не стóят».

«Само собой — если кто-нибудь не возьмет на себя возмещение убытков акционерам. Насколько я понимаю, таково ваше намерение».

«Вам лучше судить, насколько целесообразно такое намерение».

«Тем не менее, пятьдесят СЕРСов — ничтожная сумма».

Герсен скорбно вздохнул: «Я готов заплатить сто СЕРСов — и ни сантима больше».

Чансет подошел к стенному шкафу, вынул из него папку и положил ее перед Герсеном: «Вот ваши акции. Они принадлежат предъявителю. Нет необходимости подписывать документ, подтверждающий их передачу».

Герсен уплатил сто СЕРСов: «Конечно же, это деньги, выброшенные на ветер».

«Согласен».

«Как у вас оказались эти акции?»

Чансет усмехнулся: «Они мне вообще ничего не стоили. Я обменял их на столь же бесполезные бумаги — акции давно не функционирующей горнопромышленной корпорации».

«Горнодобывающей и разведочной компании «Дидроксус», надо полагать?»

Чансет взглянул на Герсена с внезапным подозрением: «Откуда вам это известно?»

«В реестре МБА компания «Дидроксус» значится как подразделение фонда «Котцаш», но в нем не указаны какие-либо активы этой компании».

«Верно. Единственный ее актив — право вести горнопромышленные работы на Шанитре, луне Метеля».

«Право на разработку целой луны? Ценная концессия!»

Чансет холодно улыбнулся: «Разведочные работы на Шанитре предпринимались сотни раз. Спутник Метеля — не более чем гигантский кусок пемзы. Я обменял одни бесполезные бумажки на другие».

«А другие — на сотню СЕРСов. Прибыльный обмен!»

На лице Чансета снова промелькнула ледяная усмешка: «Могу предложить бесплатный совет, который стóит гораздо больше. Если вы намерены открыть отделение своего банка в Сержозе — или где-нибудь в другом месте на Дар-Сае — откажитесь от своего намерения. Здесь вам нечем поживиться. Практически вся торговля контролируется Метленом. Вам не удастся проникнуть на этот рынок, а дарши редко пользуются услугами банков».

«Я учту ваши рекомендации, — Герсен поднялся на ноги. — Передайте мои наилучшие пожелания вашей дочери — и сожаления по поводу того, что ее огорчило мое поведение. При первой же встрече не премину принести ей извинения лично».

«Пожалуйста, не беспокойтесь, — отозвался Чансет. — Она уже забыла об этом инциденте. В любом случае, мы скоро возвращаемся на Метель». Он коротко поклонился: «Желаю вам всего наилучшего».

Герсен вышел из кабинета директора. Ее благородие Джердиана продолжала сидеть в зале ожидания в компании подруги и закусывала печеньем. Герсен вежливо ей кивнул, но она только взглянула куда-то в пространство, словно он был невидимкой.

Герсен вышел на площадь. Неподалеку пыльно-голубой дендрон, усеянный шишковатыми белыми и красными бутонами, осенял наподобие зонта несколько столиков кафе. Герсен нашел свободный столик в тенистой нише, и ему подали свежезаваренный чай.

Сидя в кафе, Герсен размышлял о возможном развитии дальнейших событий. Путаница обстоятельств приводила в замешательство и напоминала лабиринт из паутины, посреди которого маячила зловещая тень, готовая отреагировать на малейшую вибрацию нитей. Герсен улыбнулся причудливости своего воображения. Несомненно, где-то притаился Ленс Ларк. Им мог оказаться тяжеловесный субъект, пожиравший пирожное с кремом за соседним столиком — кто знает? Так же, как все «князья тьмы», Ленс Ларк старательно сохранял инкогнито. В лабиринте вероятностей Герсена теперь связывала с ним единственная нить — точнее, прядь, сплетенная из нескольких нитей, каковыми служили синдикат «Котцаш», Оттиль Паншо, компания «Дидроксус», когда-то занимавшаяся бесплодными разработками на Шанитре (почему Паншо позаботился обменять бесполезные акции на права этой компании?) и, в последнее время, возможно, Дасвелл Типпин (почему Типпин, вопреки недвусмысленным указаниям Герсена, немедленно направился в управление Оттиля Паншо, и кто был одетый в нетрадиционный костюм дарш, с которым Типпин встретился в этом управлении?).

Следующий виток нити «Котцаш» вел, судя по всему, к Нихелю Кахусу, обитавшему под шатром Инкина и владевшему 600 акциями «Котцаша». Каким образом Кахус приобрел такую крупную долю акционерного капитала фонда, эквивалентную трем тоннам «черной массы»? Каковы бы ни были методы Кахуса, следовало связаться с ним раньше, чем это сделает Дасвелл Типпин или кто-нибудь еще... При мысли о Типпине Герсен раздраженно повел плечами. Вполне возможно, что он допустил серьезную ошибку, когда завербовал Типпина. Сначала служащий «Приюта путешественников» показался ему полезным в качестве сборщика небольших пакетов акций, но теперь возникало впечатление, что Типпина интересовали гораздо более крупные сделки.

Кто был Кахус, и где находился шатер Инкина?

Над входом находившейся рядом лавки бросалась в глаза вывеска:

«ФАКТОРИЯ ПУСТЫНИ

Оборудование для туристов

Сведения для путешественников

Организация экспедиций и экскурсий

Услуги проводников

Наблюдайте за подлинным хадолом в безопасности и комфорте!»

Герсен прошелся, чтобы заглянуть в витрину этой лавки. Внутри были выставлены различные машины и товары, упрощавшие передвижение и выживание в пустыне: пескоходы с прозрачными сферическими кабинами, компактные глиссеры, халаты вроде тех, какие носили дарши, сапоги с теплоизоляцией и нательные комбинезоны, комплекты оборудования для кондиционирования воздуха и тому подобное. По обеим сторонам стеллажа для книг, карт и брошюр хозяин лавки установил два рекламных плаката на пюпитрах. Первый, под заголовком «К СВЕДЕНИЮ ТУРИСТОВ», содержал мелкий текст, не поддававшийся прочтению через стекло. Второй плакат был напечатан большими ярко-желтыми буквами на ярко-зеленом фоне:

«БОЛЬШОЙ ХАДОЛ

в Динкельстоне, в безрассудень 10 го мирмона.

Один из лучших матчей сезона!

Не пропустите!

Совершите поездку в сопровождении нашего опытного проводника и станьте свидетелем типичного даршского зрелища!»

Герсен зашел в лавку и купил книгу под наименованием «Кланы Дар-Сая», комплект карт и брошюру «Путеводитель по шатрам».

Вернувшись под сень голубого дендрона, Герсен разложил перед собой карту — бумажную ленту в три локтя длиной и в локоть высотой, размеченную различными цветами на фоне песчаного желтого оттенка. Сплошные зеленые полоски, окаймлявшие карту сверху и снизу, были помечены надписью «ТРЯСИНЫ». Черными звездочками были отмечены четыре главных населенных пункта: Сержоз, Родник Ваббера, Динкельстон и Бельфезер, большими черными пятнышками — поселки поменьше, маленькими пятнышками — отдельные шатры. Исторические достопримечательности или места, где устраивались зрелища, привлекавшие внимание туристов — «Портальный кран Душителя», «Турмалиновые башни», «Скорпионовая ферма», «Многочленская равнина», «Пескорубка» — были отмечены крестиками или пунктирными контурами. Зоны различной расцветки, крупные и небольшие, соответствовали территориям различных кланов. Герсен нашел «Зону Бугольдов» и «Шатер Бугольдов» примерно в трех тысячах километров к северу от Сержоза... Подняв голову, Герсен заметил Дасвелла Типпина, поспешно ковылявшего по площади с озабоченно-сосредоточенным выражением на лице. Глаза его бегали по сторонам, но он не заметил Герсена, сидевшего в тенистой нише. С насмешливым любопытством Герсен наблюдал за тем, как Типпин скрылся в помещениях банка «Чансет». Встреча Типпина с Адарио Чансетом не сулила никакой выгоды ни тому, ни другому. Продолжая поглядывать на выход из банка, Герсен сложил карту и стал просматривать монографию «Кланы Дар-Сая». В первой главе вкратце излагалась история раннего заселения планеты — строительства шатров и формирования кланов. Во второй, третьей и четвертой главах описывались типичные условия жизни кланов, взаимоотношения их представителей, привычки, связанные с воспроизведением потомства, кастовые различия и развлечения. В пятой главе подробно анализировалась игра в хадол; автор придерживался той точки зрения, что игры любого конкретного человеческого сообщества можно было рассматривать как микрокосм, отражающий характер самого общества... Из банка вышел Дасвелл Типпин — совсем не так поспешно, как вошел. Тревожно оглядевшись, Типпин поплелся в кафе и уселся спиной к Герсену, метрах в десяти.

К нему приблизился официант; Типпин обронил пару слов, и ему принесли стаканчик газированного пунша — он принялся потягивать его с таким выражением, словно пробовал горькую лекарственную настойку. Нервным движением засунув руку за пазуху, Типпин вытащил пачку бумаг; Герсен заметил, что это были акции — такие же, какие он только что приобрел у Чансета. Типпин пересчитывал акции дрожащими пальцами.

Поднявшись на ноги, Герсен приблизился к Типпину сзади, протянул руку, нагнувшись у него над плечом, и вынул акции из внезапно оцепеневших пальцев Типпина.

«Прекрасно, продолжайте в том же духе! Я заплачу вам сегодня же вечером», — сказал Герсен и вернулся к своему столику. Типпин издал сдавленный возглас протеста и начал было подниматься со стула, но снова медленно опустился на него.

Герсен пересчитал бумаги: шесть пачек по двадцать акций, пять пачек по десять акций и восемь одиночных — всего 178 акций.

Некоторое время Типпин молча наблюдал за ним, после чего постепенно отвернулся и сгорбился над своим газированным пуншем, изгибом спины демонстрируя укоризненное возмущение.

Герсен подвел итог своей доле акционерного капитала «Котцаша»: 1112 + 178 = 1290. Теперь он мог предъявить право на должность директора инвестиционного фонда — даже исполнительного директора, если в распоряжении Оттиля Паншо оставалось не больше 1250 акций, на что было трудно надеяться... За столом Дасвелла Типпина возник, словно ниоткуда, высокий дарш в гимнастерке, замеченный Герсеном в гразди Диндара. Он опустился на стул рядом с Типпином — тот произнес одну резкую фразу. Дарш с отвращением выругался и презрительно взглянул в сторону банка «Чансет». Он задал Типпину отрывистый вопрос — тот беспомощно покачал головой и стал жалобно оправдываться, что побудило дарша снова выругаться. Типпин пустился в робкие разъяснения, пытаясь исправить положение дел. Дарш в гимнастерке вскочил на ноги и стал переходить площадь. Типпин посмотрел ему вслед, после чего покосился на Герсена, холодно встретившего его взгляд. Прихрамывая, Типпин подошел к столику Герсена. Стараясь изобразить спокойную деловитость, регистратор «Приюта путешественников» опустился на стул: «Эти акции не были предназначены для вас».

«Для кого же они были предназначены?»

«Неважно. Вам придется их вернуть».

«Ни в коем случае. Если желаете, я могу заплатить за них сейчас же».

«Я хотел бы, чтобы вы вернули акции. Мне их передал на хранение, как доверенному лицу, приходивший только что дарш».

«Кто он такой?»

«Его зовут Бель-Рук. Не знаю, зачем вам понадобились акции «Котцаша», и точно так же не знаю, зачем они понадобились ему».

«Ему они понадобились потому, что вы ему сообщили о моем желании скупить эти акции — что целиком и полностью противоречило полученным вами указаниям».

Рот Типпина подернулся неприятной гримасой: «Неважно. Это мои акции, и я хочу, чтобы вы их вернули».

«Вы купили их для меня, и они останутся у меня. Вот ваши деньги, — Герсен отсчитал сто восемьдесят СЕРСов. — Берите!»

Типпин нерешительно взял деньги: «Мне это причинит большие неприятности».

«Вам не следовало заходить в граздь Диндара. Вы сами причинили себе неприятности».

Типпин крякнул: «В свое время я был помощником Паншо — и это чистая правда. Мне ничего другого не оставалось».

«Бель-Рук тоже сотрудничает с Паншо?»

«Можно сказать и так».

«Сотрудничает или работает на него?»

«Работает на него — насколько мне известно».

«Сколько еще акций вы могли бы найти?»

«Нисколько! С меня довольно всей этой мороки!» — Типпин вскочил и, как встревоженная птица, присмотрелся сквозь листву к группе молодых метленов, устроившихся за соседним столиком. Повернувшись к Герсену, Типпин спросил: «Вы знаете, кого дарши называют отморозками?»

«Мне приходилось слышать это выражение».

«Оно означает дарша с обрезанным ухом — то есть изгоя, отщепенца. Бель-Рук — отморозок. У него нет совести. Он — опытный убийца. Если вам дорога жизнь, уезжайте из Сержоза». Типпин покинул кафе и, торопливо прихрамывая, направился куда-то поперек площади.

Герсен вернулся к чтению монографии. Через несколько минут один из метленов, сидевших за соседним столом, быстро поднялся на ноги и подошел к Герсену: высокий молодой человек с тонкими черными бровями, длинным носом и худощавым аристократическим телосложением: «Сударь! Позволю себе вас побеспокоить!»

«Пожалуйста, — отозвался Герсен. — Что вам угодно?»

«Меня приводит в замешательство ваше поведение. Я требую объяснений».

«Что тут объяснять? Вы прекрасно видите, как я себя веду. Я сижу, пью чай и читаю книгу, которую я купил в лавке напротив. В ней описываются обычаи даршей».

«Я имел в виду нечто совсем другое».

«Тогда объясняться придется вам, а не мне».

«В сущности, меня интересует, с какой целью вы скупаете акции «Котцаша»».

«Основная цель любой скупки чего бы то ни было общеизвестна: покупай дешево, продавай дорого. Почему бы вам не обратиться за дальнейшими разъяснениями к его благородию Адарио Чансету? Он очень хорошо умеет заключать выгодные сделки и предоставит вам гораздо более полезные сведения».

Молодой человек не желал ничего слышать: «У меня вызывает беспокойство тот факт, что вы вводите других в заблуждение, не говоря уже о подозрениях, вызванных, в целом, вашей деятельностью».

Улыбнувшись, Герсен покачал головой: «Не могу ничего обсуждать в столь неопределенных выражениях. Мы могли бы часами определять смысл употребляемых вами терминов, а у меня нет такого количества свободного времени».

Юноша повысил голос: «Ваши действия послужили причиной странной последовательности событий. Я хотел бы знать, в чем заключаются ваши намерения».

«По сути дела, я еще не знаю, в чем заключаются мои намерения. А теперь прошу меня извинить», — Герсен снова раскрыл монографию. Молодой метлен приблизился еще на полшага. Герсен вздохнул и стал собирать свои книги и карты.

К столику подошла метленка из той же компании: «Альдо, все это не так уж важно. Пойдем, обсудим нашу экскурсию».

Покосившись в ее сторону, Герсен заметил нижнюю часть женского торса, облаченную в мягкую зеленую ткань; подняв глаза, он обнаружил верхние части тела и лицо Джердианы Чансет.

Не отрывая глаз от Герсена, Альдо сухо произнес: «Скользкий тип! Он едва умеет себя вести».

«Подумаешь! Люди таковы, каковы они есть. Неужели ты надеешься изменить его природу?»

«Даже андропы умеют слушаться! Пожалуй, мне следует поговорить с констеблями. Обработка парой электрических дубинок приведет к чудесному преображению повадок этого наглеца».

«Или придаст ему дополнительное упрямство. Оставь его, пусть прячется в своей берлоге — зачем ты вмешиваешься?»

«Не все так просто. Его манипуляции уже причинили беспокойство твоему отцу».

«В таком случае позволь мне с ним поговорить. Возможно, со мной он будет вести себя вежливее».

«Не думаю. В конце концов, это мужское дело».

В голосе Джердианы появилась резкость: «Альдо! Отойди — или, что будет лучше всего, вернись к нашему столу».

«Я подожду здесь», — с ледяным достоинством отозвался Альдо.

Герсен прислушивался к спору молодых людей, не проявляя особого интереса. Как только Джердиана заняла стул, освобожденный Типпином, Герсен вежливо приподнялся, после чего снова сел: «Какая приятная неожиданность! Не могу ли я предложить вам чаю? Между прочим, меня зовут Кёрт Герсен».

«Мне не нужно чаю, благодарю вас. Зачем вы приехали в Сержоз?»

«На этот вопрос я мог бы дать дюжину ответов, — пожал плечами Герсен. — Мне приходится много путешествовать. Мне нравится изучать странные глухие уголки Галактики. Меня интересуют экзотические народы, такие, как дарши и метлены. Мне они кажутся забавными и колоритными».

Ее благородие Джердиана слегка поджала губы. Герсен не мог решить, чем это было вызвано — раздражением или насмешкой.

«Вы уклоняетесь».

«Ни в коей мере. Мне придется о многом вам рассказать. Скажите вашему приятелю, чтобы он нам больше не мешал, и мы проведем остаток дня вместе — а может быть, и весь вечер».

Альдо сжал кулаки и слегка отшатнулся: «Никогда еще не слышал такой потрясающей белиберды! Джердиана, пойдем — нахальство этого субъекта невыносимо!»

Джердиана обратила на юношу ничего не выражающий взгляд, и тот внезапно умолк. Снова обратившись к Герсену, Джердиана произнесла самым ласковым тоном: «Вы представились как банкир».

«Верно».

«Вы не похожи ни на одного банкира из тех, кого я встречала».

«Ваша интуиция вас не подводит. Как правило, банкиры ведут себя с напускной скромностью и становятся безжалостными только тогда, когда знают, что занимают выигрышное положение. Так что же, какое мнение вы обо мне составили?»

«Помимо прочего, я рассматриваю вас как человека, который только что обвел вокруг пальца моего отца».

Герсен поднял брови: «Странно! Ваш отец был уверен в том, что выгодно использовал мою наивность».

Альдо воскликнул: «Эти замечания граничат с клеветой! Остерегись, мерзавец, тебе не поздоровится!»

Герсен сказал Джердиане: «Не могли бы вы попросить этого господина оставить нас в покое? Он ведет себя, как драчливая ворона у кормушки».

Джердиана задумчиво взглянула в сторону Альдо и снова повернулась к Герсену: «Если вы не намерены говорить откровенно, наш разговор подошел к концу».

Герсен заставил себя изобразить робость: «Возможно, я позволил себе некоторую уклончивость, но только потому, что ваш приятель Альдо вызывает у меня опасения. Его угрозы и бессвязные восклицания мешают мне говорить».

Джердиана обернулась к юноше с неожиданной резкостью: «Альдо, будь так любезен, вернись к нашему столу. Мне действительно трудно соображать, когда ты маячишь у меня за спиной».

«Как тебе угодно!» — Альдо раздраженно удалился. Герсен подозвал официанта: «Принесите нам свежий чай... Нет, постойте! Лучше подайте бутыль «Отзывчивого потока» и два бокала».

Джердиана выпрямилась на стуле, не желая, чтобы ее принимали за охотную собутыльницу Герсена: «Мне ничего не заказывайте. Мне нужно будет скоро вернуться к друзьям».

«Почему, в таком случае, вы ко мне присоединились? Совершенно очевидно, что вы находите меня нежелательным собеседником».

Это замечание развеселило Джердиану; она рассмеялась, и это сделало ее еще привлекательнее. Сердце Герсена мучительно сжалось. Любить Джердиану Чансет и рассчитывать на ее взаимность было бы самым чудесным стечением обстоятельств.

В какой-то мере догадавшись, по-видимому, о настроении Герсена, Джердиана произнесла нарочито невыразительным тоном: «Позвольте мне объяснить мое любопытство — его причины исключительно просты. В скандале, связанном с фондом «Котцаш», участвовал пресловутый Ленс Ларк. Любое упоминание о «Котцаше» заставляет нас мгновенно насторожиться».

«Хорошо вас понимаю».

«Тогда зачем же вы скупаете акции этого фонда?»

«Это своего рода тактический маневр, вполне целесообразный. Если бы я объяснил вам свои намерения, вы сообщили бы о них своему отцу, а тот сделал бы эти сведения доступными десяткам других людей, что помешало бы осуществлению моих намерений».

Джердиана смотрела куда-то на другую сторону площади. Наконец она сказала: «И вы никак не связаны с Ленсом Ларком?»

«Никоим образом. Хотя, конечно, если бы это было так, я на стал бы об этом распространяться».

Джердиана подернула плечами — наполовину легкомысленно, наполовину презрительно: «Судя по всему, вы его боитесь».

«Вы тоже».

«У меня есть для этого веские основания. Ленс Ларк — местное пугало. Честно говоря, нам уже пришлось пережить одно неприятное приключение из-за этого бандита. Разумеется, он — дарш до мозга костей и отморозок в придачу. Вы знаете, кого на Дар-Сае называют отморозками?»

«Изгоев, отверженных».

«Нечто в этом роде. Дарши придают изгнанию из клана большое значение и устраивают целую церемонию — отморозку отрезают мочку одного уха».

«Я отрезал Ларку мочку второго».

Джердиана чуть наклонилась, встретившись с Герсеном глазами: «Что вы сказали?»

«Какое нарушение обычаев привело к потере Ленсом Ларком столь драгоценной части уха?»

Джердиана напустила на себя ледяную чопорность. Очевидно, характер преступления Ленса Ларка относился к числу тех тем разговора, которые воспитанные девушки-метленки считали не поддающимися воображению и словесному описанию: «Подробности мне неизвестны. И вы все еще не предоставили мне никаких конкретных сведений».

Герсен приподнял бокал и посмотрел на свет сквозь его граненую поверхность: «Если я буду иметь дело с представительницей банка «Чансет», вы можете ожидать от меня только молчаливости и уклончивости. Если вы позволите мне рассматривать вас как очаровательную собеседницу, вызывающую приятное волнение и даже привязанность, я смогу рассказать вам много любопытнейших вещей».

Джердиана снова легкомысленно повела плечами: «Вы на самом деле нахальны и ведете себя слишком прямолинейно».

Герсен заметил, однако, что выражение ее голоса не было высокомерным или язвительным. Она задумчиво прибавила: «Сегодня у меня уже были основания на вас пожаловаться».

«Вы неправильно поняли происходящее. Я улыбнулся, перечитывая забавный отрывок письма. В этот момент вы проходили мимо. Моя улыбка ни в коем случае не объяснялась «плотоядным вожделением», как вы изволили выразиться — ничего подобного, она к вам не относилась никоим образом. Затем я направился в банк «Чансет» по своим делам, но, вместо того, чтобы принять меня так, как это полагается в цивилизованном обществе, ваш отец приказал меня вышвырнуть».

Достоинство Джердианы почти испарилось: «А почему же вы тогда последовали за мной к гразди Диндара?»

«Как я мог за вами туда последовать, если я там был прежде, чем вы туда пришли?»

«Но... нет, вы правы. Но даже теперь вы позволяете себе слишком интимные выражения».

«Не могу не замечать, насколько очаровательно вы выглядите и как приятно с вами разговаривать. Неужели мое поведение нуждается в дополнительных объяснениях?»

«Нет, не затрудняйтесь, — Джердиана поднялась на ноги. — Вы действительно странный человек. Не могу понять, кто вы такой и чего вы хотите».

Герсен тоже встал: «Познакомившись со мной поближе, вы, скорее всего, избавитесь от лишних сомнений и опасений».

«Наше знакомство бесперспективно. Если вы помешаете Ленсу Ларку, вас убьют».

«Он еще не знает, что я ему мешаю. У нас еще есть время».

«Вряд ли. Я возвращаюсь на Метель сразу после окончания хадола в Динкельстоне. Вы надеетесь дожить до этого времени?»

«Надеюсь. Смогу ли я вас увидеть до тех пор?»

«Не знаю».

Джердиана вернулась к своим друзьям. Альдо и другие молодые метлены исподтишка наблюдали за ее разговором с Герсеном; они тут же принялись ее расспрашивать, но Джердиана отвечала им рассеянно и неохотно. Через некоторое время вся их компания направилась в отель «Сферинде люкс».

Кóра соскользнула по голубовато-белесому небу Дар-Сая, поколебалась на дрожащем горизонте, превращаясь в багровый сплющенный эллипс, после чего быстро исчезла, оставив после себя лимонно-желтое зарево. На сотни километров к югу и к северу обрывки высоких перистых облаков загорелись сначала ярко-красным, а затем пурпурным огнем и, наконец, растворились в сумерках. Воздух пустыни начинал заметно охлаждаться. Водяные завесы Сержоза перестали журчать — от них остались только редкие капли — и вечерний бриз уже беспрепятственно продувал городские купола. В Сержозе, лишенном непрерывного шума струящейся воды, воцарилась странная тишина, и дарши в белых халатах, проходившие по площади, казались таинственными участниками всеобщего молчаливого заговора.

Одной из закутанных в белое фигур был Герсен; он нес с собой сумку, содержавшую то, что можно было бы назвать орудиями его ремесла. Проходя из-под Центрального шатра в еще более темные проулки шатра Сканселя, Герсен подумал, что Джердиана Чансет, если бы она могла его видеть в эту минуту и знала бы, какое снаряжение он приготовил, окончательно убедилась бы в том, что он — исключительно странный человек.

«Хорошо, что Джердиана меня не сопровождает, — говорил себе Герсен. — Надо полагать, она чувствует себя в полной безопасности, находясь в роскошных номерах отеля «Сферинде». Так будет лучше и для нее, и для меня». По сути дела, Герсен решил, что для него лучше всего было бы вообще о ней забыть. Никакой полет воображения не позволял ему представить себе Джердиану Чансет — ни сегодня, ни когда-либо в будущем — как часть его полной опасностей жизни, скорый и внезапный конец которой предсказывала сама дочь метленского магната.

Печальная мысль о возможности внезапной смерти сразу отрезвила его и напомнила о необходимости прислушиваться к отточенным за многие годы инстинктам. Герсен приближался к гразди Диндара с напряженной бдительностью хищного зверя — все его органы чувств чутко следили, сознательно и бессознательно, за окружающими условиями.

Герсен задержался в тени у киоска продавщицы сувениров — та уже давно ушла домой, оставив на прилавке несколько безделушек и блюдечко для монет на тот случай, если кто-нибудь пожелает обслужить самого себя.

Герсен ждал. Прошло пять минут; пространство вокруг гразди Диндара тускло освещалось только тремя фонарями, укрепленными на шпилях трех самых высоких куполов. В ночном воздухе звуки доносились издалека подобно тихим, но четким голосам, раздающимся в переговорном слуховом аппарате. Откуда-то со стороны Центрального шатра послышалась пьяная перепалка, но она скоро закончилась; ближе раздавался приглушенный толстыми стенами электронный гвалт даршской музыки — беспорядочные глухие удары, звонкое бренчание и завывания. Эти звуки только подчеркивали молчание гразди Диндара.

Герсен покинул глубокую тень за киоском. Бесшумно и мягко, как облачко дыма, он поднялся по рампе и проник в вестибюль. Здесь он снова задержался, чтобы прислушаться, но сюда уже не проникали звуки, доносившиеся снаружи — ничто не нарушало глухую тишину.

Включив карманный фонарь, Герсен проскользнул в коридор — как прежде, его окружали бетон, покрытый пятнами плесени, толстостенные арочные проходы, старое лакированное дерево. Приглушив фонарь так, чтобы он отбрасывал лишь едва заметную узкую полоску света, Герсен направился длинными крадущимися шагами к высокой зеленой двери, ведущей в управление Оттиля Паншо.

Внимательно осмотрев дверную раму, панель двери, замок и защелку замка под голубоватым лучом фонаря, Герсен не заметил никаких признаков устройств системы сигнализации или наблюдения. Он проверил, крепко ли держится дверь; в отличие от большинства дверей на Дар-Сае, она была надежно закреплена болтами, а ее замок был защищен от попыток вскрытия снаружи. «Немаловажное обстоятельство!» — подумал Герсен. Бронированные замки встречались только там, где хранились ценности.

Герсен вышел на входную рампу и снова осмотрел окрестности. По другую сторону площади, в двух пивных, затемненных листвой, мерцали грозди зеленых и белых светильников. На площади никого не было. Герсен вскочил на наклонный выступ бетонного цоколя, осторожно вскарабкался по изогнутой поверхности купола и спустился на еще один наклонный изогнутый выступ, тянувшийся вдоль вереницы узких окон. Оценивая расстояние на глаз, Герсен определил, где находилось окно управления Оттиля Паншо и подобрался к нему, прижимаясь к покатой, удобно наклонившейся внутрь стенке купола. В отличие от других окон того же этажа, окно конторы Паншо было защищено трубчатой решеткой из вондосплава, в дополнение к панели толстого небьющегося стекла.

Здесь проникнуть в контору было бы очень трудно.

Внутри было темно. Герсен попытался осветить помещение карманным фонарем, но отражения не позволяли что-либо различить.

Герсен переместился по карнизу на несколько шагов в сторону, к следующему окну — его кто-то оставил открытым на ночь, совершенно не беспокоясь о возможности вторжения. Герсен посветил фонарем внутрь: здесь находилось, судя по всему, местное управление какого-то импортного агентства. Когда-то это управление и контора Паншо служили помещениями одного и того же учреждения, занимавшего целый блок. Соединявшая их дверь была заблокирована стеллажом с брошюрами, каталогами и образцами продукции.

Герсен спустился через окно в управление импортного агентства, сдвинул стеллаж и осмотрел внутреннюю дверь. Она была подвешена на петлях и открывалась туда, где стоял Герсен. Повернув ручку, Герсен потянул дверь на себя. Дверь не шелохнулась — изнутри, со стороны конторы Паншо, ее удерживал засов.

Герсен сосредоточил внимание на поворотных петлях. Заблокированные шпонками, они были утоплены в материале рамы и дверной панели. Их невозможно было извлечь, на разрушив при этом дверь.

Герсен перешел к изучению дверной панели как таковой. У него не было большого опыта ограблений со взломом, хотя он не сомневался, что в случае необходимости его скромные способности в этой области оказались бы достаточными.

В данном случае, однако, все могло быть гораздо проще. Дверь открывалась на себя. Сопротивление двери ограничивалось надежностью крепления засова, установленного с другой стороны. Герсен уперся коленом в стену, схватился за дверную ручку, повернул ее и рванул дверь на себя.

Послышался сухой треск, и дверь открылась. Герсен позволил ей раствориться лишь на пару вершков и провел лучом фонаря вдоль щели, проверяя, не порвал ли он какие-нибудь провода системы сигнализации. Никаких проводов не было, но само по себе это еще ничего не значило — Герсену была известна дюжина способов установки замаскированных беспроводных датчиков. Кроме того, в свое время ему приходилось иметь дело с помещениями, наполнявшимися смертельным газом при проникновении в них неосторожного взломщика. Герсен понюхал воздух, но из конторы Паншо исходил только прогорклый запашок, свидетельствовавший о длительном пребывании в ней одного или нескольких человек. В любом случае, трудно было предположить, что Паншо позаботился бы установить баллон, отравляющий воздух в его конторе, в качестве обычной меры предосторожности. Герсен открыл дверь пошире, осветил фонарем внутренность помещения и увидел только то, что ожидал увидеть — зеленовато-коричневые стены, письменный стол, три стула, шкаф и не соответствовавший стилю остальной обстановки роскошный видеофон.

Начиная с этой минуты, Герсен работал быстро и ловко. Он закрепил узкий ленточный датчик в углу между дверной рамой и стеной, где он был практически незаметен, нанес с помощью баллончика-распылителя прозрачную проводящую пленку, соединявшую ленточный датчик со стеной соседнего помещения, огибавшую оконную раму и выходившую наружу, на поверхность купола. Вернувшись в контору Паншо, он отремонтировал сломанный засов внутренней двери настолько аккуратно, насколько это было возможно, вставив шурупы крепления засова в их гнезда, предварительно смазанные твердеющей смолой. На взгляд ничего не подозревающего наблюдателя, теперь засов и крепежная планка, вдоль которой он перемещался, выглядели так же, как всегда.

Теперь внимание Герсена сосредоточилось на письменном столе. Сверху на столе лежала папка с хорошо заметной надписью: «Важнейшая информация: совершенно секретно!» В папке, судя по всему, содержалась пачка бумаг. Герсену надпись на папке показалась чрезмерно демонстративным приглашением к просмотру бумаг, что, по логике вещей, служило своего рода предупреждением об опасности. Предусмотрительность подсказывала, что настало время удалиться. В тот же момент органы чувств Герсена, предельно напряженные, уловили какой-то еще предупреждающий сигнал. Не задерживаясь ни на секунду и не пытаясь проанализировать то, что он ощутил, Герсен выскользнул в соседнее помещение, удерживая подпружиненный засов в открытом положении, и закрыл за собой дверь — засов защелкнулся; теперь дверь казалась надежно запертой. Герсен осторожно передвинул стеллаж импортного агентства на прежнее место и подошел к двери, выходившей в коридор. Приложив ухо к этой двери, он не услышал ни звука. Дверь беспрепятственно подалась внутрь — Герсен слегка приоткрыл ее и сразу услышал шорох шагов в коридоре. Он тут же закрыл эту дверь, задвинул ее засов изнутри и подбежал к окну. Держась в тени, он выглянул наружу — неподалеку, на сумрачной площади, стоял человек в темном плаще и мягкой шляпе с обвисшими полями. Герсену показалось, что он узнал характерную позу и пропорции Оттиля Паншо.

Герсен отшатнулся и спрятался за стеной; нельзя было допустить, чтобы его заметил Паншо, который мог пользоваться прибором ночного видения. Прикоснувшись датчиком к прозрачной проводящей пленке, напыленной на стену, Герсен отрегулировал громкость вставленного в ухо слухового аппарата. Некоторое время он ничего не слышал. Затем раздались щелчок замка и скрип открывающейся двери. Снова наступило молчание — кто-то осматривал помещение. Сделав несколько шагов, этот кто-то тихо произнес, явно в микрофон передатчика: «Все в порядке. Здесь никого нет».

В ответ послышался едва различимый голос Паншо: «Все на месте, папка не сдвинута?»

«Насколько я понимаю, здесь все по-прежнему».

«Возможно, это был ложный сигнал. Я поднимусь в контору».

Снова выглянув в окно, Герсен заметил, что Паншо направился ко входной рампе. Герсен немедленно вылез из окна на поверхность купола и снова прикоснулся датчиком к проводящей пленке. Примерно через минуту он услышал голос Паншо: «Почему сработал датчик?»

«Сюда проник отблеск света — кратковременный, низкой интенсивности».

Непродолжительное молчание снова нарушил Паншо — осторожно и задумчиво: «Действительно, все на своих местах... Странно! У меня продолжает вызывать сомнения этот приезжий. Может быть, однако, я слишком подозрителен. Может быть, он на самом деле тот, за кого себя выдает».

«Это было бы слишком просто — что само по себе подозрительно».

«Так-то оно так... Мы имеем дело с какой-то тайной, это Коршуну не понравится. Но в первую очередь нужно сделать так, чтобы босс не раздражался еще больше. Сейчас нужно заняться Кахусом. А этот банкир пусть сидит у себя в «Приюте» — мы к нему еще вернемся».

Собеседник Паншо хмыкнул и сказал: «Кахуса нет под шатром Инкина. Придется его искать — может быть, несколько дней».

«Найди его как можно скорее и сделай все, что требуется. Мне все равно, как это будет сделано — выбирай сам. Утром я вылетаю в Тваниш».

«Уже? Вам лучше было бы остаться и закончить сбор акций».

«Меня вызывает босс, ничего не поделаешь. Ладно, сигнализация иногда срабатывает из-за статических разрядов. Здесь больше нечего делать... Одну минуту! Дверь в управление Литто — по-моему, ее взломали. Краска треснула...» Два голоса смешались в неразборчивый поток слов, после чего послышались поспешные шаги.

Герсен пробежал по выступу купола, спрыгнул на входную рампу, скрылся в тени за киоском и только после этого обернулся. В окнах обеих контор зажегся свет; в окне управления Литто появился и тут же пропал темный силуэт.

Герсен вернулся тем же путем, каким пришел. Переходя через Центральную площадь, он заметил труппу музыкантов, выступавших в «Саду Сферинде». Они играли для многочисленной компании метленов в вечерних костюмах, темно-желтых с белыми узорами; на мужчинах были широкие голубые кушаки.

Задержавшись на несколько секунд, Герсен усмехнулся — слегка завистливо — и зашел в вестибюль «Приюта путешественников».

За стойкой регистратуры стоял Дасвелл Типпин. Когда он увидел Герсена, у него на лице появилось любопытное выражение удивления, смешанного с беспокойством.

Герсен приблизился к стойке: «Что вас так удивляет?»

«Вам кто-то звонил, пять минут тому назад! — выпалил Типпин. — Я думал, вы уже вернулись к себе в номер. Я так и сказал».

«Кто звонил?»

«Ээ... он себя не назвал».

«Паншо? Нет? Рук? Понятно. Что ж, неважно. Я уже возвращаюсь к себе в номер, так что вы ошиблись всего на несколько минут. Вполне простительная ошибка, не правда ли?»

«Полностью с вами согласен!»

«Где находится Нихель Кахус?»

«Под шатром Инкина. Он из клана Фоглей. Многие Фогли живут под шатром Инкина».

«Что, если его там нет?»

Типпин развел руками: «Тогда он может быть где угодно».

«Никому не говорите, что я интересовался Кахусом».

«Мне уже известно, что вы интересуетесь акциями Кахуса, — проворчал Типпин. — Ничего нового вы мне не сказали».

«Тем не менее — держите язык за зубами».

«Разумеется, конечно, само собой! Мой рот на замке, я нем, как рыба!»

Герсен поднялся в свои комнаты и тщательно их осмотрел. Затем, установив свои собственные сигнализационные датчики на дверях и окнах, он прилег на диван и заснул.

 

Глава 9

Из монографии «Народы Коранны» Ричарда Пельто:

«Дарши вступают в брак только из расчета. Женщина оценивает мужчину в зависимости от веса принадлежащих ему дуодециматов. Мужчина принимает во внимание умение женщины готовить и комфортабельность ее гразди. Так образуются даршские супружеские пары. Соитие между супругами-даршами — скорее исключение, нежели правило; и муж, и жена, когда на них находит соответствующее настроение, отправляются искать любовных приключений в озаренную луной пустыню.

Супружеские взаимоотношения носят формальный и неприветливый характер. Каждая из сторон знает, что от него или от нее ожидается, и еще лучше понимает, чего он или она ожидает от другой стороны. Если муж не оправдывает ожидания жены, та не остается в долгу и подает ему прогорклый ахагар или подгоревший пурриан. В свою очередь, недовольный муж выкладывает на стол меньше дуодециматов и проводит больше времени в пивных.

Утром, примерно за час до восхода Кóры, женщина будит мужчину — тот неохотно накидывает дневной халат и выходит посмотреть на небо. Проворчав что-нибудь не слишком обнадеживающее, типа «Ладно, авось все обойдется!», он отправляется к своей россыпи, просеивать и сортировать песок. Женщина провожает его не менее пессимистическим замечанием — например, «Давай, валяй — смотри, шею не сломай!»

Во второй половине дня мужчина возвращается. Заходя под шатер, он в последний раз обозревает небо, вздыхает и мрачновато произносит: «Асы ачих!», что примерно означает «Вот таким образом!» Женщина, наблюдающая за ним из окна тенистой гразди, только молчаливо усмехается в усы».

Герсен проснулся на рассвете. Лучи Кóры, вспыхнувшие почти параллельно поверхности пустыни, отбрасывали на площади длинные черные тени. Глядя из окна, Герсен вспомнил лучи Ригеля, тоже слепяще-белые. Но с орбиты Альфанора свет Ригеля казался прохладным, зыбким, словно потрескивающим намеками на фиолетовые разряды. Кóра была гораздо ближе к Дар-Саю — ее свет ошпаривал и жалил.

Герсен надел свободные серые брюки, легкую сорочку в голубую и белую полоску и сандалии на пневматических подошвах — одежду, которую практически любой человек мог носить в жаркую погоду на любой населенной планете Ойкумены. Позвонив в редакцию «Журнала старателя», Герсен узнал, что она откроется только через час.

Спустившись в пустой вестибюль, Герсен вышел в сад, где собрались лишь несколько самых добросовестных туристов. Позавтракав чаем, фруктами, печеньем и сыром, импортированным из какого-то невообразимо далекого мира, Герсен заметил, выходя из сада-ресторана, что вода уже начинала капать, а затем и струиться завесами по краям шатров. День начинался всерьез, и Сержоз уже отражал очередное нападение Кóры.

Герсен направился прямо к гразди Диндара. Не обращая внимания на затхлые коридоры первого этажа, он поднялся в редакцию «Журнала старателя»: обширное, занимавшее значительную часть этажа помещение, в котором прежде всего бросалась в глаза огромная, тянувшаяся вдоль одной из стен рельефная карта Рубца. Конторка у входа была выложена в шахматном порядке полированными квадратами яшмы и нефрита; основанием конторки служила балюстрада из узких стеклянных цилиндров, заполненных различными фракциями черного песка с небольшими дисками соответствующих металлов в основаниях цилиндров; слева красовался идеальный кубический кристалл пирита полуметровой высоты.

Человек средних лет, с мрачноватым решительным лицом и аккуратно подстриженной седеющей бородой, подошел к конторке: «Что вам угодно, сударь?»

«Я работаю на «Космополис», — представился Герсен. — Меня сюда прислали, чтобы я подготовил несколько коротких статей, посвященных Дар-Саю и даршам. Мне выделили достаточно средств, чтобы я мог нанять местного ассистента — думаю, лучше всего было бы выбрать кого-нибудь из вашего персонала».

«Мой персонал — это, по существу, я сам. Но я буду рад оказать вам помощь, за деньги или бесплатно».

«Превосходно! Кстати, меня зовут Кёрт Герсен».

«Эвельден Хоу, к вашим услугам. Какого рода статьи вы намерены опубликовать?»

«От меня ожидается нечто вроде серии характерных биографических очерков. Например, мне рекомендовали отыскать некоего Нихеля Кахуса, проживающего, насколько мне известно, под шатром Инкина».

Хоу погладил бороду: «Я о нем слышал. Хмм... Не помню, однако, в связи с чем упоминалось его имя. Нужно проверить в справочном указателе. Пойдемте, посмотрим — будьте добры, следуйте за мной».

Редактор провел Герсена в боковое помещение: «Это наша библиотека, если ее можно так назвать. Мы стараемся аккуратно обновлять справочный указатель — если чье-то имя упоминалось в «Журнале старателя», мы выясним, что послужило этому причиной». Хоу усадил Герсена перед экраном с клавиатурой: «Нихель Кахус. Вот он! Теперь я припоминаю эту историю. Могу вкратце изложить ее сам. Или вы предпочитаете прочесть выпуск новостей?»

«Расскажите — что вы помните?»

«Кахус — из клана Фоглей, обосновавшихся под шатром Инкина. Он — старатель или, как здесь выражаются, «пескоед». В месте, которое называется Прорехой Джамиля, Кахус открыл богатую залежь черного песка и добыл там больше тысячи унций дуодециматов. Он вернулся под шатер Инкина, где к тому времени как раз устроили большой хадол — или, скорее всего, Кахус нарочно туда вернулся именно потому, что там готовился хадол. Так или иначе, он делал ставки, как одержимый любимец Фортуны, и к вечеру выиграл больше пяти тысяч унций — целое сокровище. В те дни среди даршей был популярен инвестиционный фонд «Котцаш». Финансовый директор этого фонда, некий Оттиль Паншо, оказался под рукой. Нихель Кахус получил в обмен на свою «черную массу» шестьсот акций «Котцаша».

Через два дня склад «Котцаша» ограбили. Нихель Кахус в одночасье потерял все свое сказочное состояние — и посему удостоился упоминания в новостях».

«Где же он теперь? Все еще под шатром Инкина?»

Хоу пробежался пальцами по клавишам: «Вот последние сведения».

На экране появилась краткая запись:

«Нихель Кахус, бывший миллионер, вернулся в пустыню. Он надеется найти еще одну залежь черного песка в Прорехе Джамиля».

«Это сообщение поступило сравнительно недавно, — заметил Хоу. — Примерно три месяца тому назад».

«Как добраться до Прорехи Джамиля?»

«Она к западу отсюда — и чуть южнее. Я покажу вам на карте».

«Хорошо, но сначала обсудим еще одно имя. Человека, укравшего черный песок Кахуса, звали Ленс Ларк».

Лицо редактора «Журнала старателя» стало неподвижным и непроницаемым: «В Сержозе это имя предпочитают не произносить — или произносить так, чтобы никто не слышал».

«Тем не менее, он — самый знаменитый уроженец Дар-Сая и, несомненно, должен стать персонажем одного из моих очерков».

Хоу позволил себе слегка улыбнуться: «Хорошо вас понимаю. Он — человек, удивительный во многих отношениях. Между прочим, ему не нравятся неблагожелательные отзывы в прессе. При этом у него есть влиятельные, далеко идущие связи. Короче говоря, с ним шутки плохи».

«Меня об этом предупреждали. Вы когда-нибудь с ним встречались?»

«Насколько мне известно, нет. Надеюсь также, что такая встреча никогда не состоится».

«Как насчет фотографий? У вас в архиве есть какие-нибудь его изображения?»

Хоу явно колебался. «Скорее всего, нет — ничего, что могло бы вам пригодиться», — пробормотал он.

«Наш разговор носит строго конфиденциальный характер, — поспешил заметить Герсен. — Я не стану цитировать «Журнал старателя» или упоминать его в качестве источника. Тем не менее, «Космополис» нуждается в иллюстрации. По сути дела, такая иллюстрация обойдется моей редакции в пятьдесят или даже в сто СЕРСов». Герсен выложил на стол банкноту.

Хоу осторожно прикоснулся к ней кончиками пальцев, но с сожалением отказался от намерения взять деньги: «У меня нет фотографий, сделанных в последнее время. Тем не менее, всего лишь несколько дней тому назад я заметил нечто в старом альбоме... Не знаю, насколько это может быть полезно в ваших целях».

«Покажите».

Тревожно оглянувшись, Хоу нажал несколько клавиш. При этом он отчетливо произнес неожиданно звонким голосом: «То, что я собираюсь вам показать — коллекция любопытных исторических фотографий кланов, сделанных на протяжении многих лет. С чего вы хотели бы начать?»

«С клана Бугольдов».

«Разумеется. Вот самая старая фотография в архиве — она была сделана больше двухсот лет тому назад. Только посмотрите на этих людей! Колоритная банда, не правда ли? В те времена Бугольдов считали почти что дикарями-разбойниками — хотя, скорее всего, они нарочно придавали физиономиям зверское выражение, когда их снимали... Вот фотография их клана, сделанная гораздо позже, примерно тридцать лет тому назад. Как вы можете видеть, по сравнению с предками они выглядят почти присмиревшими. С этой стороны стоят мальчишки-недотепы, а здесь — китчеты, как здесь принято выражаться. Взгляните на эту стройную девушку с горящими глазами! Она в самом деле хороша. А здесь парни постарше — они уже вышли из возраста «недотеп», но от них еще не воняет, как полагается вонять настоящему мужчине-даршу. Особенно вызывающая физиономия у этого. Не помню, как его зовут, но, как мне сказали, впоследствии он что-то украл и стал, по выражению даршей, «отморозком». Кто знает, где он теперь и чем занимается? Желаете просмотреть весь альбом?»

«Как-нибудь потóм обязательно этим займусь. Не могли бы вы скопировать для меня эти две фотографии? Они очень пригодятся при подготовке репортажей».

Хоу нажал на кнопку, и в лоток упали факсимильные копии: «Они в вашем распоряжении».

«Благодарю вас!» — Герсен засунул фотографии в карман; Эвельден Хоу сделал то же самое с лежавшей на столе купюрой.

«Сегодня у меня много дел, придется поторопиться, — сказал Герсен. — Покажите мне, где находится Прореха Джамиля — или, что еще лучше, просто дайте мне координаты — и я больше не буду отнимать у вас время».

Хоу снова прикоснулся к нескольким клавишам и протянул Герсену распечатку: «Вы скоро вернетесь?»

«Завтра или послезавтра».

«Наш сегодняшний разговор останется между нами».

«Само собой. Я ожидаю, что вы тоже не будете о нем распространяться».

«Разумеется». Редактор проводил Герсена к выходной двери: «Желаю вам удачи — и до встречи!»

В туристической лавке Герсен арендовал глиссер последней модели, а также одежду и оборудование, необходимые для передвижения по пустыне — в связи с необходимостью посредничества со стороны апатичного продавца, этот процесс занял много времени. Герсен представлял себе, что Бель-Рук уже вихрем несется к Прорехе Джамиля, и ему стоило большого труда скрывать нетерпение. Наконец машину предоставили в его распоряжение. Герсен вскочил в кабину, надел на голову капюшон и, поверх капюшона, солнцезащитный шлем, после чего поднял глиссер в воздух. Пролетев сквозь водяную завесу, он стал постепенно набирать высоту и скорость, удаляясь на запад от скопления зонтичных шатров Сержоза.

Герсен ввел в автопилот координаты Прорехи Джамиля, передвинул до упора рычаг регулировки скорости и откинулся на спинку сиденья. Под ним проплывали тысячи слегка отличающихся один от другого участков пустыни: усыпанная щебнем равнина, волны песчаных дюн, разбитые обнажениями черного туфа, район изрезанных ветром каньонов, широкая долина, засыпанная бледным песком, бугры и ложбины которого окружали селение с тремя зонтичными крышами — согласно указаниям на карте, это был шатер Фозерингея. На северном горизонте виднелся одинокий гигантский зонт — шатер Дагга.

Прошел час, второй. Кóра не отставала от глиссера, хотя звезда постепенно смещалась к северу, а машина Герсена — на юг.

Внизу показался еще один одинокий шатер, опустевший и заброшенный: судя по карте, он назывался «шатром Ганнета». С его зонтичной крыши не текла вода; опустевшие гразди горбились под переплетениями выжженных солнцем лоз между скелетами погибших деревьев. Красный кружок на карте означал, что здесь уже никто не жил. До Прорехи Джамиля, обозначенной маленькой красной звездочкой, оставался еще час полета.

Напряжение Герсена возрастало с каждой минутой. По его расчетам, в зависимости от местонахождения Кахуса, он мог опережать Бель-Рука на час или отставать от него на два или три часа. Если Бель-Рук уже долетел до Прорехи Джамиля, предстоящая задача становилась опасной.

На горизонте появилось низкое плоскогорье; глубокая ложбина, расщеплявшая пустынное плато, называлась Прорехой Джамиля. Герсен заметил небольшой импровизированный шатер, сооруженный из трубчатого арафинового каркаса с натянутой на нем металлизированной пленкой. Сооружение было повреждено: зонт накренился, как пьяный, припадочно разбрасывая во все стороны брызжущие струи воды. В тени зонта приютились три сарая. Один уже частично обвалился; два других тоже едва держались. Метрах в пятидесяти к югу, ничем не защищенный от палящих лучей Кóры, рядом со ржавеющей грудой горняцкого оборудования был устроен навес для инструментов из водорослевых планок.

Герсен опустил машину почти к самой поверхности и медленно обогнул навес по кругу, не замечая никаких признаков жизни. Еще раз облетев сооружения по более широкой окружности, он приземлился в тени за тремя сараями. Как только он открыл колпак глиссера, в лицо ему дохнул горячий воздух пустыни. Герсен прислушался. Тишину нарушали только прерывистый плеск воды, распыляемой покосившимся зонтом, и свист ветра в каркасе того же зонта.

Жар начинал неприятно пощипывать кожу. Герсен натянул капюшон на голову и включил кондиционер воздуха. Защитив глаза полусферическими очками из прозрачного металла, он надел на ботинки теплоизолирующие галоши. Выбравшись из машины, он внимательно осмотрел окрестности. С одной стороны простиралась вдаль безжизненная пустыня; с другой бункер, шаткий конвейер и груда рыжеватого песка свидетельствовали о том, что здесь работал Кахус. Над головой по мембране осевшего зонта неравномерно расползались струйки воды. Нихеля Кахуса нигде не было, и у Герсена возникло неприятное ощущение провала.

Заглядывая в сараи, сложенные всухую из камня, он нашел только мусор и несколько опрокинутых, сломанных скамей и верстаков. Под навесом, в полусотне метров южнее, явно должны были находиться силовой блок, устье скважины и насос, качавший воду. Герсен вышел из-под тени зонта, чтобы взглянуть под навес. Его внимание сразу привлекла плывущая в небе блестящая точка. Герсен замер: судя по всему, приближался глиссер, похожий на тот, в котором прилетел он сам.

Возбужденный и обрадованный, Герсен забежал обратно под тень зонта: если в глиссере летел Бель-Рук, значит, он еще не нашел Кахуса! Герсен вскочил в свою машину и поспешно схватился за рычаги управления — глиссер потихоньку переместился за высокий отвал просеянного песка. Герсен собрал несколько валявшихся вокруг кусков сломанного арафинового покрытия крыши сарая и закрыл ими глиссер — теперь с воздуха его можно было принять за еще одну кучу строительного хлама. Вооружившись дальнобойным и карманным лучеметами, Герсен спрятался за отвалом. Здесь он спугнул трех тварей, похожих на скорпионов не меньше локтя в длину, белых в рыжеватую крапинку, с оранжевыми брюшками. Членистоногие ощетинились цепочками блестящей чешуи и уставились на нарушителя спокойствия изумрудными глазами, защищенными хитиновыми козырьками, после чего, покачивая хвостами с острыми жалами на концах, стали осторожно перемещаться бочком, целенаправленно окружая Герсена. Герсен уничтожил их тремя короткими разрядами карманного лучемета: скорпионы взрывались с тихими хлопками, тут же оседая облачками пепла.

Герсен взглянул на небо. Неизвестный летательный аппарат скрылся за брызжущим водой зонтом. Герсен решил, что выбрал место, не слишком подходящее для тайного наблюдения; пригнувшись и скрываясь за кучами песка и ржавым оборудованием, он перебежками добрался до навеса из водорослевых планок. Завернув за угол, ему пришлось высоко подскочить в воздух и сделать пируэт, чтобы не наступить в рытвину, где копошилась дюжина раскаленных солнцем скорпионов. Их жалящие хвосты мгновенно взметнулись, блестящие изумрудные глаза раскрылись и мигали. Герсен испепелил их одним продолжительным разрядом энергии и скрылся за навесом.

Из неба уже спускалась зеленая эмалированная машина с черными обводами — глиссер несколько крупнее того, который арендовал Герсен. Машина проскользнула под зонт и опустилась на поверхность. Из нее вышли два человека в даршских кондиционированных халатах. Капюшоны и защитные металлические очки не позволяли распознать их лица. Ни один из них, однако, не был Оттилем Паншо, сутулую тощую фигуру которого Герсен уже научился узнавать. Двое стояли, угрюмо осматриваясь в тени зонта — примерно так же, как осматривался сначала Герсен.

Низко натянув капюшоны на лбы, чтобы максимально повысить эффективность воздушного охлаждения, дарши направились к сараям. Заглянув внутрь первого каменного сарая, они стояли, указывая пальцами то в одну, то в другую сторону и обсуждая ситуацию. «Зачем они прилетели?» — недоумевал Герсен. Дарши очевидно не ожидали найти здесь Нихеля Кахуса. Что, в таком случае, они искали? Акции Кахуса?

Заглянув в третий сарай, дарши сразу чем-то заинтересовались. Один из них указал внутрь, удовлетворенно кивнув другому. Он зашел в сарай и вернулся с металлическим ящиком, явно очень тяжелым. Поставив ящик на песок, он откинул крышку, прикоснулся к содержимому ящика и покачал головой; этот жест мог означать что угодно — и разочарование, и восхищение находкой. Другой дарш закрыл крышку и оттащил ящик к своему глиссеру. Его товарищ взглянул в сторону навеса из планок. Повелительным жестом он приказал другому сопровождать его, и оба пересекли залитый солнцем участок, отделявший сарай от зонта. Первый распахнул дверь, заглянул внутрь и отскочил с испуганным возгласом. Герсен, притаившийся за сараем, приложил ухо к щели. Кроме того, теперь, когда дверь сарая была открыта, через ту же щель он мог различить происходившее внутри.

Второй дарш подошел ближе: «Что там?»

Первый махнул рукой: «Смотри сам».

«Асы ачих!»

«Здесь воняет. И здесь кишат дьяволы».

«Дьяволы сами воняют. Фу, нечем дышать! Нет, здесь мы не найдем эти бумаги».

«Не спеши. Шриг хочет заполучить тысячу двести акций, шестьсот должны быть здесь. Их нужно найти».

«Отдай ему сотню, которую уже собрал, и скажи, что больше тут искать нечего».

«Может быть, так и придется сделать. Дурацкие выдумки! Кахус никогда не стал бы держать здесь свои бумаги, даже если он вообще позаботился их сохранить».

«Ха-ха! Чокнутый пьяница Кахус! Бьюсь об заклад, он с проклятиями выбросил свои акции на сансуун! Говорят, Кахус был знаменит замысловатыми многоэтажными ругательствами».

«Что ж, больше никто не услышит его знаменитых проклятий».

«Уйдем отсюда, мне тут не по себе. Мы нашли его кубышку с черным песком — в конце концов, день не пропал даром!»

«Шриг жить не может без своих акций и угрожает пожаловаться сам знаешь кому. Я — Бель-Рук, меня все боятся, но я тоже умею бояться».

«Сколько бы ты ни боялся, страх не найдет тебе шестьсот акций, если их нет».

«Тоже верно... Пойдем, поищем еще раз в этих хижинах».

Два дарша повернулись и направились к покосившемуся зонту.

У них за спиной раздался голос: «Господа, не двигайтесь! Не оглядывайтесь! Ваша жизнь висит на волоске».

Отморозки неуверенно сделали еще один шаг и оцепенели.

«Медленно поднимите руки вверх... Выше! Ступайте вперед, к стойке зонта. Не оглядывайтесь!»

Через десять минут ситуация, с точки зрения Герсена, стала удовлетворительной. Под дулом лучемета дарши назвали свои имена: Бель-Рук и Клеандр. Теперь они стояли лицом к центральной стойке зонта с капюшонами, надвинутыми на глаза. Их ноги были крепко связаны жгутами ткани, оторванной от их халатов; такими же жгутами их вытянутые вверх руки были привязаны к основаниям диагональных укосин каркаса зонта. Тщательно проверив надежность узлов и убедившись в беспомощности обоих пленников, Герсен обыскал их и конфисковал два лучемета, а также кинжал Бель-Рука. В глиссере даршей Герсен открыл тяжелую металлическую коробку, найденную под навесом: в ней было килограммов двадцать черного песка. На сиденье глиссера лежала поясная сумка Бель-Рука. В ней Герсен нашел 110 акций фонда «Котцаш», каковые он тоже экспроприировал.

После этого он вернулся к пленникам — оба потихоньку пытались ослабить свои путы, скручивая и раскручивая жгуты. «Надеюсь, вы отнесетесь с оптимизмом к сложившейся ситуации, — посоветовал им Герсен. — По сути дела, сегодня вам повезло. Я забрал пачку акций «Котцаша» из сумки, лежавшей у вас в машине. Взамен я оставил вам десять СЕРСов. Так как акции не стóят ломаного гроша, у вас есть все основания радоваться такой прибыльной сделке. Кроме того, я прихвачу с собой черную массу Кахуса».

Ни Клеандр, ни Бель-Рук никак не прокомментировали эти заявления.

«Рекомендую не дергать и не крутить узлы, — предупредил их Герсен. — Если вы освободитесь, мне придется вас прикончить».

Плечи Клеандра опустились; Бель-Рук сохранял упрямо напряженную позу. Посмотрев на них несколько секунд, Герсен вернулся по палящему песку к навесу силового блока. Бель-Рук и Клеандр открыли настежь дверь навеса; озаренная солнцем, внутри виднелась беспорядочная груда костей и хряща вперемешку с обрывками белого халата. Судя по всему, Нихель Кахус погиб, пытаясь починить насос — вероятно, пораженный электрическим разрядом. Вокруг его останков десятками кишели скорпионы. Для того, чтобы пировать без помех, они разрéзали клешнями одежду Кахуса.

Как уже отметили Бель-Рук и Клеандр, вонь под навесом превосходила любое обычное представление о запахе разложения.

Герсен направился к бункеру для просеивания песка, нашел там лопату, вернулся к навесу и вытащил останки Кахуса наружу, действуя лопатой то как скребком, то как граблями. Скорпионы, пощелкивая клешнями от злости и сверкая изумрудными глазами, совершали внезапные вылазки. Герсен убивал их ударами лопаты.

В конце концов под навесом не осталось ни костей, ни скорпионов. Герсен прошелся обратно под тень зонта, чтобы проверить, как поживают его пленники. Бель-Рук спросил ничего не выражающим тоном: «Сколько еще ты собираешься нас тут держать?»

«Не слишком долго. Сохраняйте терпение».

Герсен вернулся к навесу. Теперь под навесом уже не так воняло, а скорпионы, даже если Герсен не прикончил их всех до единого, разбежались. Герсен осторожно зашел внутрь. Прежде всего он повернул рубильник у входа, чтобы полностью отключить силовой блок, после чего обратил внимание на то, что заметил уже раньше, когда смотрел через щель в тыльной стенке навеса.

Нихель Кахус обклеил внутренние поверхности своего навеса, как обоями, акциями фонда «Котцаш». От жары клей практически превратился в порошок — акции беспрепятственно отделялись от планок.

Герсен отнес пачку добытых таким образом бумаг под тень зонта и пересчитал их: еще 600 акций. В совокупности со 110 акциями, найденными в сумке Бель-Рука, теперь в его распоряжении были ровно две тысячи акций «Котцаша».

Герсен вернулся к пленникам. Бель-Рук, продолжавший пилить узлы краями металлической укосины, уже почти освободился. Герсен молча привязал его заново.

«Господа! — обратился к даршам Герсен. — Я собираюсь вас покинуть. Бель-Рук продемонстрировал, что примерно через час, приложив достаточно усилий, вы сможете освободиться самостоятельно».

Бель-Рук выпалил вопрос: «Зачем тебе акции «Котцаша»? Они не стóят выеденного яйца!»

«А зачем они понадобились тебе?»

«В Сержозе чокнутый искиш платит за мусор настоящими деньгами», — хрипло отозвался Бель-Рук.

«Значит, на акции «Котцаша» внезапно появился спрос, — сделал вывод Герсен. — Может быть, безухий грабитель Ленс Ларк решил вернуть краденые деньги?»

Бель-Рук и Клеандр хранили напряженное молчание.

Полюбовавшись на них еще несколько секунд, Герсен перетащил тяжелый ящик с черным песком к себе в машину и покинул Прореху Джамиля.

В Сержозе, когда Кóра уже почти скрылась за горизонтом, Герсен опустил глиссер на песок взлетного поля, рядом с «Трепетнокрылым Фантамиком». Переместив сундук с черным песком и акции «Котцаша» внутрь своего звездолета, он пролетел на глиссере сквозь водяную завесу Центрального шатра и сдал машину ее владельцу.

Вернувшись по площади в «Приют путешественников», Герсен подождал у входа, пока Типпин не отвлекся разговором с другим постояльцем, и незаметно поднялся к себе в номер. Выкупавшись и переодевшись, он спустился в вестибюль. На этот раз он позволил Типпину себя заметить — тот подозвал его жестом к своей стойке.

«Добрый вечер!» — приветствовал его Герсен.

«Добрый, добрый. Где вы пропадали целый день?»

На этот вопрос Герсен ответил долгим неподвижным взглядом, направленным Типпину прямо в лицо. Типпин отвел глаза. Герсен спросил: «Почему это вас интересует?»

«Про вас спрашивали», — раздраженно отозвался Типпин.

«Кто?»

«Бель-Рук, если хотите знать! Он только что приходил. Он считает, что вы его ограбили в пустыне».

Герсен спокойно спросил: «Как я мог ограбить Бель-Рука, если я провел весь день у себя в номере?»

«Не знаю. Вы были в номере?»

«У вас есть какие-нибудь основания утверждать, что это не так?»

«Откуда мне знать? Все может быть».

«Сегодня вы со мной встретились впервые?»

«Да, разумеется».

«И я только что спустился из номера?»

«Верно».

«Значит, вы должны сообщить Бель-Руку, что, насколько вам известно, я не покидал номер весь день».

«Но так ли это в самом деле?» — волновался Типпин.

«Насколько вам известно, это именно так», — Герсен отвернулся и вышел в сад. Усевшись за столиком в тени, он стал неторопливо ужинать.

Из вестибюля выглянул Дасвелл Типпин. Посмотрев по сторонам, он заметил в саду Герсена и вприпрыжку поспешил к нему. Плюхнувшись на стул напротив Герсена, он трагически произнес: «Бель-Рук угрожает со мной расправиться. Он утверждает, что я вступил с вами в сговор и обзывает меня вором! Он говорит, что я проведу остаток дней под шатром Сангви! Вы понимаете, что это значит?»

«Надо полагать, ничего хорошего».

«Это значит, что меня заставят кувыркаться под чертовыми бичами даршей! Не смейтесь! Это не шутка! Такое случается сплошь и рядом!»

«Когда вам угрожал Бель-Рук?»

«С тех пор не прошло и пяти минут! Я говорил с ним по телефону. Я сказал ему, что, насколько мне известно, сегодня вы не уезжали из Сержоза. Он страшно разозлился».

«Где он теперь?»

«Не знаю. Наверное, все еще здесь, в Сержозе».

«Взгляните на этот список, — Герсен показал Типпину перечень, скопированный из письма Аддельса. — Когда вы собирали для меня акции, у кого вы их покупали? Отметьте их имена».

Просмотрев список без особого интереса, Дасвелл Типпин отметил несколько имен: «Этот. Вот этот. И этот» — после чего с отвращением бросил авторучку на стол: «Это безумие! Если Бель-Рук увидит, чем я занимаюсь, он снимет с меня шкуру заживо!»

«Сегодня у него были с собой сто акций — откуда он их взял?»

Типпин в ужасе уставился на Герсена: «Так вы его действительно ограбили?»

«Я конфисковал имущество, ему не принадлежавшее. В конце концов, его босс Ленс Ларк ограбил склад «Котцаша», не так ли?»

«Дарши смотрят на вещи по-другому, — почти прошептал Типпин. — Нам предстоит вместе плясать под шатром Сангви!» Повернувшись на стуле, он тревожно огляделся по сторонам: «Мне придется уехать из Сержоза. Я больше не могу здесь оставаться».

«Куда вы можете уехать?»

«Домой, на Свенгай. В свое время я там набедокурил, но с тех пор об этом, наверное, уже давно забыли».

«Тогда у вас нет проблем. Улетайте, как только приземлится подходящий звездолет».

Типпин воздел руки к шатру: «Откуда я возьму столько денег? Я содержал женщину. Она высосала из меня все до последнего гроша».

Герсен набросал записку на листке бумаги и протянул ее Типпину вместе с банкнотой в сто СЕРСов: «Передайте это письмо Джехану Аддельсу в Новом Вексфорде на планете Алоизий. Он выплатит вам тысячу СЕРСов и, если вас это заинтересует, найдет вам работу в Новом Вексфорде. Рекомендую ни словом не упоминать о своем отъезде любовнице, хотя, конечно, это не мое дело. Если она вас разорила здесь, она сделает то же самое снова в любом другом месте».

Типпин нерешительно взял деньги и записку: «Благодарю вас. Ваши рекомендации имеют смысл. Да, пожалуй, я так и сделаю. Завтра вылетает пассажирский корабль».

«Никого не предупреждайте о вашем отъезде, — еще раз напомнил Герсен. — Ни с кем не прощайтесь».

«Да, совершенно верно. Представляете, как они удивятся, когда я исчезну?»

«Вернемся к бесценным бумагам «Котцаша» — где Бель-Рук достал свою сотню акций?»

«Ну... двадцать акций он взял у меня. А остальные собрал у старателей, просеивающих залежи Мельбы».

«Отметьте их имена».

Типпин еще раз просмотрел список и сделал несколько пометок: «Не уверен насчет остальных. Они работают вдоль Глубокого Рубца, а некоторые — на пустыре Скамби. Но сегодня вы никого из них не найдете. Они все собрались в Динкельстоне, смотреть на Большой Хадол и делать ставки. Там же будет и Бель-Рук, если он хочет скупить последние акции».

«Зачем Оттилю Паншо вдруг понадобились акции «Котцаша»?»

«Паншо — всего лишь агент. Акции понадобились Ленсу Ларку».

«Хорошо. Зачем они понадобились Ларку?»

Типпин снова тревожно взглянул на площадь: «Понятия не имею. Паншо считает, что Ленс Ларк окончательно спятил. Ларка чем-то обидели метлены, и он хочет во что бы то ни стало настоять на своем — что-то в этом роде. Ленс Ларк — самый опасный из ныне живущих людей. Представьте себе скорпиона в человеческом обличье... Смотрите! Сюда идет Бель-Рук!»

«Сидите тихо! Он вас не тронет. Он интересуется только мной».

«Он увезет меня в Сангви!»

«Отказывайтесь следовать за ним куда бы то ни было. Ничего ему не говорите. Не выполняйте его приказы».

Типпин прохрипел что-то неразборчивое — у него перехватило дыхание от страха. Герсен взглянул на него с презрением: «Держите себя в руках!»

Бель-Рук зашел в сад-ресторан и с достоинством прошествовал к столику Герсена. Отодвинув стул с преувеличенной аккуратностью, он уселся: «Надеюсь, я не слишком помешаю вашей дружеской беседе?»

«Нет-нет, ни в коем случае! — дрожащим голосом отозвался Типпин. — Позвольте представить вам Кёрта Герсена; а это Бель-Рук, известный и влиятельный человек на Дар-Сае». Сделав диковатую попытку изобразить легкомыслие, Типпин прибавил: «У вас много общего — вас обоих интересуют финансовые вопросы».

«О, наше сходство этим никак не ограничивается!» — заметил Бель-Рук. Откинув капюшон на спину, он обнажил скуластую бронзовую физиономию и обрезанные уши. Заметив взгляд Герсена, бандит пояснил: «Да, это правда — я отморозок. Мой клан поступил со мной жестоко. Но мне не на что жаловаться — я отомстил им сполна». Бель-Рук подозвал официанта: «Принесите мне кружку пива, а этих господ обслужите по их усмотрению».

«Мне ничего не нужно», — отказался Герсен.

«Я бы подкрепился стаканчиком «Тиволя», если это вас не затруднит», — робко сказал Типпин.

Бель-Рук изучал Герсена с почти оскорбительной прямотой: «Кёрт Герсен, а? Откуда вы, если не секрет?»

«С Альфанора — это в Кортеже».

«И вы занимаетесь скупкой акций «Котцаша»?»

«Если их можно купить по дешевке. Вы продаете?»

«Сегодня мне нечего предложить — после того, как вы меня ограбили и унизили».

«Вы заблуждаетесь! — сказал Герсен. — Типпин сообщил мне о ваших подозрениях. Не уверен, удалось ли мне убедить его в их беспочвенности».

«Если вы его убедили, значит, он глупее, чем я думал. Обсудим наши дела по порядку». Бель-Рук протянул руку: «Прежде всего, верните мои акции».

Герсен улыбнулся и покачал головой: «Это невозможно».

Бель-Рук убрал руку и повернулся к Типпину: «Ты не оправдал мое доверие».

«О чем вы говорите? — возмутился Типпин. — Ни в коем случае! Ничего подобного!»

«Мы еще поговорим об этом в свое время». Бель-Рук поднял кружку с пивом и осушил половину одним глотком. Остаток пива он небрежным жестом выплеснул Герсену в лицо. За многие годы Герсен накопил большой опыт общения с бандитами и ожидал чего-то в этом роде. Он успел наклониться в сторону, пропустив струю пива мимо. Продолжая то же движение, Герсен приподнял руками столик, опрокинул его на грудь Бель-Рука и с силой оттолкнул столик от себя. Раскинув руки, Бель-Рук опрокинулся на спину.

Боязливо приблизился официант: «Что происходит, господа?»

«Бель-Рук выпил лишнего, — сообщил ему Герсен. — Препроводите его из ресторана, пока он не нажил себе дальнейшие неприятности».

Официант помог Бель-Руку подняться на ноги, после чего поднял столик и поставил его на место.

Герсен сидел с каменным лицом, пока Бель-Рук стоял, оценивая возможности. Решив, по-видимому, что немедленное нападение не принесет желаемых выгод, отморозок повернулся и удалился из ресторана.

«Он пошел за лучеметом!» — испуганно выдавил Типпин.

«Нет. У него другие проблемы».

«Теперь у меня нет никакого пути к отступлению, — жаловался Типпин. — Придется уехать и никогда не возвращаться — иначе меня будут бичевать под шатром Сангви».

Герсен передал Типпину банкноту достоинством в пятьдесят СЕРСов: «Погасите мою задолженность отелю, до завтрашнего дня. Возможно, мне тоже придется уехать».

Типпин ничего не понимал: «Куда вы поедете?»

«Еще не знаю наверняка, — Герсен поднялся на ноги. — Прошу меня извинить — я спешу».

Бегом поднявшись к себе в номер, Герсен выбрал кое-какое оборудование. Спустившись в вестибюль, он выбежал из гостиницы на площадь и со всех ног пустился в направлении шатра Сканселя. На площади Сканселя он задержался и взглянул на граздь Диндара. В управлении Паншо горел свет — нельзя было терять ни минуты. Взобравшись на уступ над входом, он пробрался по нему бочком к окну конторы Литто, прижимаясь к закругленной внутрь поверхности купола. Вынув из кармана датчик, он прикоснулся его контактами к проводящей пленке, нанесенной меньше двух суток тому назад. Из слухового аппарата сразу донесся гнусавый голос Бель-Рука: «...Не все так просто. Их придется искать по всему Рубцу, то там, то сям».

«Все они соберутся в Динкельстоне смотреть на хадол — по меньшей мере, большинство».

«Это не обязательно упростит задачу, — гудел Бель-Рук. — Старатели — не дураки. Они почуют, что дело нечисто, и станут требовать, чтобы им возместили полную стоимость акций».

«Все может быть... Придумал! Объяви хадол и сделай ставку против сотни акций «Котцаша». Пусть свальщики сами соберут акции за тебя».

Бель-Рук хмыкнул: «Что, если кто-нибудь из них выиграет?»

Голос Паншо источал сарказм: «Я должен продумывать за тебя каждую деталь?»

«Не зазнавайся! Ты уже здорово просчитался по поводу Герсена — или как его там зовут».

«Это совсем другая история. Герсена на хадоле не будет».

Бель-Рук громко харкнул и сплюнул: «Ты так уверен? А если он туда заявится?»

«Опять же, поступай по своему усмотрению. Коршун хотел бы обменяться парой слов с этим Герсеном».

«Скажи Коршуну, чтобы сам приехал на хадол. Пусть покажет свои знаменитые приемы».

«Вполне может быть, что он приедет, не нуждаясь в моих советах — хотя бы для того, чтобы проверить, как ты справляешься с поручениями».

В голосе Бель-Рука появилось внезапное сомнение: «Ты действительно думаешь, что он может приехать?»

«Нет. Не думаю. Он настолько увлечен своим чудесным планом, что больше ни на что не отвлекается».

Бель-Рук слегка успокоился: «Пока он забавляется выдумками, нас он не тронет».

«Еще как тронет, если потеряет «Котцаш»!»

«Я делаю все, что в моих силах. Герсен явно не новичок. Хотя он упустил шанс меня прикончить, когда у него была такая возможность».

Паншо усмехнулся: «Он не считает, что ты достаточно опасен».

На это Бель-Рук ничего не ответил.

«Что ж, — продолжал Паншо. — сделай все, что можешь. Я не могу следить за каждым твоим шагом. Говорят, ты умеешь себя показать на свалке. Объяви хадол от своего имени и выиграй призовой горшок».

«Мне уже приходила в голову такая мысль».

«Так или иначе, собери как минимум семьсот акций. После этого, независимо от того, нашел ли Герсен шестьсот акций Кахуса, мы приобретем большинство. А теперь мне пора прилечь — я все еще живу по тванишскому времени. Проклятые метлены просыпаются на рассвете — как раз тогда, когда уважающие себя воры и мошенники, вроде нас с тобой, отправляются на боковую. Черт бы все это побрал! Почему мы должны платить за притязания Коршуна на высокое общественное положение? Я бы заплакал, если бы это не было так смешно!»

«Все это выше моей головы, — пробурчал Бель-Рук. — Я тут ни при чем».

«Вот и хорошо! Если бы ты во всем разбирался, от тебя было бы еще меньше толку».

«В один прекрасный день, Паншо, я возьму тебя одной рукой за твое хлипкое горло и выжму из тебя последнюю каплю жизни!»

«В один прекрасный день, Бель-Рук, я подсыплю яд в твое вонючее пиво. Если, конечно, мы не потеряем «Котцаш» — в каковом случае у Коршуна будут две новые мишени для Панака».

Бель-Рук угрюмо хмыкнул, и разговор закончился.

Герсен немного подождал — на тот случай, если Бель-Рук сообщит что-нибудь еще. Но в управлении Паншо наступила тишина; через некоторое время Герсен спустился с купола и вернулся в отель.

 

Глава 10

Герсен вылетел на восток в «Трепетнокрылом Фантамике». Опаленная Кóрой пустыня выглядела сверху, как холст, исполосованный мазками розоватого и охряного оттенка на белесом желтоватом фоне, напоминающем тальк, смешанный с серой; ближе к горизонту мазки наслаивались один на другой подобно наносам осадков, превращаясь в карандашные штрихи светло-коричневого, серо-зеленого и красновато-фиолетового тонов, местами пересеченные зазубренными царапинами там, где над поверхностью выступали уступы черных скал.

Герсен пролетел над районом пологих дюн и пересек вереницу розовато-красных останцев. Дальше простиралось плато, покрытое пустынной растительностью — шелковистым псевдокораллом, торчащими ушами ноздреватых термульев, желтыми «песчаными потрохами», трескучей травой, пурпурным туфовым грибком.

Разделенные огромными расстояниями, шатры разбрызгивали воду вокруг одиноких селений, где старинные обычаи даршей еще сохранились в неискаженной форме. Герсен прослеживал их названия на карте: шатер Бодуна, Буйный шатер, шатер Чесоточного Евнуха... Дальше, где начиналась пустошь Тервига, гигантских зонтов с завесами воды больше не было.

Впечатлительный писатель-путешественник некогда назвал пустошь Тервига — пышущий жаром тектонический котлован печеночно-красной пемзы — «дном Ада, открывшимся навстречу солнечному пламени». Пустошь заканчивалась частоколом белых, как кость, остроконечных скал. Дальше поверхность планеты представляла собой необъятный безжизненный хаос иссеченных трещинами и отполированных ветрами, переплетенных наподобие многожильных кабелей многослойных напластований песчаника, за которыми снова начиналась раскинувшаяся на север, на восток и на юг пустыня. Наконец на горизонте показались силуэты пяти зонтичных шатров Динкельстона.

Приблизившись к городу, Герсен облетел его по кругу. На посадочном поле, у западной окраины, теснились всевозможные звездолеты и летательные аппараты: пара грузовых суденышек, пять космических яхт различной степени подержанности, десятки пустынных глиссеров, аэромобилей и многоместных пассажирских воздушных барж.

Герсен приземлился неподалеку от водяной завесы. Переодевшись в даршский халат с таббатом, он вооружился и спустился по трапу. Нестерпимый жар словно ударил в лицо — Герсен поспешил пройти через пелену воды под сень шатра и очутился посреди беспорядочного скопления граздей, откуда доносились пряные запахи и громкие голоса. Кривыми переулками он добрался до площади — не столь обширной и значительно менее величественной, нежели Центральная площадь Сержоза. Единственный отель-ресторан предлагал инопланетным посетителям непритязательное гостеприимство.

Рассредоточенные по окружности площади пивные сады под деревьями-хлополистами удовлетворяли потребности веселящихся даршей. Перед входом в отель рабочие занимались последними приготовлениями к хадолу. Мостовую выкрасили цветными кругами. Две небольшие трибуны и ряды приставленных одна к другой скамей позволяли зрителям беспрепятственно наблюдать за происходящим на «свалке».

Герсен прошел по площади к отелю. В саду перед входом сидели человек двенадцать метленов; Джердианы Чансет среди них не было.

Свободных номеров в отеле не осталось. «Нынче сезон клановых совещаний и матчей! — сухо произнес регистратор. — Вам придется спать в кустах под открытым небом, как всем остальным».

Герсен вышел в сад. Не далее, чем в десяти шагах, Бель-Рук беседовал с молодым даршем, физиономия которого напоминала лисью морду. На отморозке была инопланетная одежда, а его изуродованные уши скрывал белый шарф, обмотанный вокруг головы. Бель-Рук стоял, наполовину отвернувшись от входа в отель, и Герсену удалось незаметно пройти мимо. Задержавшись за стволом раскидистого нефара, Герсен стал наблюдать за происходящим сквозь зеленовато-черную листву.

Бель-Рук говорил настойчиво и торопливо. Он вынул из-за пазухи пачку СЕРСов и похлопывал ею по ладони в такт своим словам. Молодой человек кивал, серьезно и внимательно. Наконец Бель-Рук отдал юноше пачку денег и отпустил его резким жестом. Юноша прищелкнул пальцами — так дарши выражали согласие — и направился куда-то по площади. Выждав секунд пять, Герсен последовал за ним на почтительном расстоянии.

Молодой дарш пересек площадь нагловатой развязной походкой, привычно демонстрируя «пламбош», углубился в заросли растительности, миновал дюжину граздей, нырнул под водяную завесу следующего шатра и наконец вышел на другую площадь, где тут же присоединился к рассевшейся на скамьях компании, потягивавшей пиво из чугунных горшков. Юноша стал что-то объяснять, и через некоторое время несколько даршей взяли у него деньги. Опрокинув в глотки остатки пива, все участники сделки разошлись, оставив сидеть в одиночестве того молодого дарша, за которым следил Герсен.

Герсен присел на край гамака, висевшего в тени кустарникового банана. Ему на ногу взобралось насекомое; прихлопнув и стряхнув его, Герсен направился в ближайший из пивных садов и пристроился в как можно менее заметном месте. Ему принесли чугунный горшок с пивом.

Прошел час. Один из даршей, получивших деньги от юноши, вернулся с пачкой бумаг — на расстоянии их трудно было разглядеть, но Герсен был уверен, что это акции «Котцаша».

Поднявшись на ноги, Герсен вышел на площадь, старательно изобразил, что ищет кого-то, разглядывая столы, после чего приблизился к юноше, за которым он следил, и бесцеремонно уселся рядом: «Меня зовут Джейд. Бель-Рук упоминал обо мне. План изменился. За ним следят враги, он не хочет оставаться на виду. Тебе придется работать со мной. Сколько акций ты уже собрал?»

«Пока что шестнадцать».

«Как тебя зовут?»

«Меня прозвали Дельфином». Молодой человек указал на дарша, передавшего ему акции: «А это Бартельман».

«Хорошо! Бартельман, сходите, найдите для нас остальные акции».

Бартельман не торопился повиноваться: «Легко сказать! Меня принимают либо за дурака, либо за пройдоху-спекулянта. Может пострадать мое достоинство».

«Что унизительного в том, чтобы платить настоящими деньгами за прогоревшие акции?»

«Они еще не прогорели, если кто-то согласен за них платить. Таково всеобщее мнение — уже ходят слухи, что кое-кому снова понадобился «Котцаш»».

«Так предложите им больше денег! Дельфин, дай ему больше денег».

Дельфин неохотно отсчитал двадцать СЕРСов. Между тем, Герсен взял у него акции, сложил их и засунул за пазуху.

«Деньги кончаются! — пожаловался Дельфин. — Рук сказал, что даст больше денег, когда я принесу ему акции».

«О деньгах я позабочусь», — успокоил его Герсен. Развернув список, подготовленный Джеханом Аддельсом, Герсен сказал: «Некому Лампетеру принадлежат восемьдесят девять акций. Найдите его как можно скорее и купите его акции по самой низкой возможной цене».

«Он не отдаст их за двадцать СЕРСов, — угрюмо отозвался Бартельман. — Кроме того, как насчет моих комиссионных?»

Герсен вручил ему десять СЕРСов из своего кармана: «Принесите мне восемьдесят девять акций, и вы получите от меня комиссионные».

Бартельман скептически пожал плечами и удалился.

Герсен повернулся к Дельфину: «Помни, что теперь ты будешь работать только со мной. Ни в коем случае не приближайся к Бель-Руку и не говори с ним! Если ты это сделаешь, это очень не понравится Коршуну. Ты меня понимаешь?»

«Прекрасно понимаю».

«Если заметишь Бель-Рука, не попадайся ему на глаза, держись от него подальше. Все его дела теперь ты будешь вести через меня».

«Я уже все понял!»

Появился еще один курьер Дельфина с девятью акциями. Дельфин передал ему десять СЕРСов из денег Бель-Рука и отправил на дальнейшие поиски. Теперь у Герсена было 2025 акций; нужно было собрать еще 386.

Курьеры возвращались один за одним — в совокупности им удалось собрать еще сорок девять акций. Бартельман тоже вернулся, но явно в подавленном настроении. «Слухами земля полнится! — неприязненно сообщил он. — Все уже что-то почуяли, никто не хочет продавать. А те, кто продал, теперь разозлились. Называют меня мошенником и требуют, чтобы я вернул их акции».

«Это невозможно, — сказал Герсен. — Как насчет Лампетера?»

«Вот он сидит, под беседкой Вальта, пиво пьет! — Бартельман указал на другую сторону площади. — Старик с горбатым носом. Он говорит, что продаст акции только по номинальной стоимости».

«По номинальной стоимости? Мы столько не платим за бесполезные бумажки».

«Объясняйте это ему сами».

«Я так и сделаю, — Герсен снова просмотрел свой список. — Вы знаете Федора Диаманта?»

«Его все знают».

«Он — владелец двадцати акций. Найдите его и, если это возможно, купите его акции. Если он не захочет продавать, приведите его сюда».

Герсен прошел по площади к беседке Вальта и приблизился к старику с горбатым носом: «Вы — Лампетер?»

«Он самый. А ты, как я вижу, искиш?»

«Конечно, я — искиш. Для развлечения я коллекционирую бесполезные ценные бумаги — считайте это капризом инопланетного чудака. Вам зачем-то нужны акции фонда «Котцаш»?»

«Зачем они могут быть нужны?»

«В таком случае, может быть, вы мне их отдадите? Я мог бы даже что-нибудь за них приплатить — скажем, десять СЕРСов за все, что у вас есть».

Лампетер потянул себя за нос и одарил Герсена широкой беззубой ухмылкой: «Опыт показывает, что, если кто-нибудь хочет что-то купить, значит, этот товар чего-то стоит. Я продам акции «Котцаша» по той цене, по которой я их приобрел — не меньше».

Герсен изобразил изумление: «Это ни в какие ворота не лезет!»

«Поживем — увидим. Если я их продам по полной цене, значит, я прав. Если нет — все останется, как прежде. Что я могу потерять?»

«Вы носите акции с собой?»

«Конечно, нет! До сих пор я был уверен, что они мне никогда не пригодятся».

«Давайте за ними сходим. Если вы обещаете никому ничего не говорить о нашей сделке, я заплачу вам восемьдесят девять СЕРСов».

«Восемьдесят девять? Такое предложение граничит с оскорблением! Ты пытаешься меня надуть на две тысячи СЕРСов!»

«Лампетер, посмотрите на меня внимательно! Кого вы видите?»

Лампетер, поглотивший уже несколько горшков пива, обратил на Герсена помутневший взор: «Вижу зеленоглазого искиша — либо мошенника, либо сумасшедшего».

«Считайте меня сумасшедшим. А теперь спросите себя: как часто на протяжении тех немногих лет, какие вам осталось прожить, сумасшедший искиш будет предлагать вам настоящие деньги за бесполезный мусор?»

«Не сомневаюсь, что такой случай больше не представится. Именно поэтому мне следует использовать этот случай с максимальной выгодой».

«В данном конкретном случае вы не получите больше двух СЕРСов за акцию».

«Плати полную цену — или ничего не получишь!»

Герсен развел руками, признавая поражение: «Я заплачу четверть номинальной стоимости, и это мое последнее слово. У меня нет с собой бесконечного запаса наличных».

Лампетер допил пиво, поставил на стол чугунный горшок и поднялся на ноги: «Пойдем. Конечно, ты меня надул, но я больше не могу терять время». Покачиваясь и волоча ноги, старик побрел по тропе, ведущей через густые заросли, и остановился у темного входа в маленькую граздь: «Одну минуту!» Он скрылся внутри и вернулся с засаленным конвертом в руках: «Вот эти акции. Где деньги?»

Герсен взял конверт, вынул акции и пересчитал их: восемьдесят девять штук. «Хорошо! — сказал он. — Следуйте за мной — я не ношу с собой столько денег».

Герсен отвел старика к колодцу на окраине и — сквозь водяную завесу — к «Трепетнокрылому Фантамику». Открыв замок входного люка, он пригласил Лампетера подняться по трапу. Старик взглянул на него с подозрением: «Куда ты меня хочешь заманить?»

«Никуда. Не хочу платить вам здесь, под палящим солнцем».

«Тогда поторопись. Пиво уже выветривается у меня из башки».

В корабле Герсен открыл ящик Кахуса, конфискованный у Бель-Рука в Прорехе Джамиля: «Четверть номинальной стоимости восьмидесяти девяти акций соответствует 223 унциям дуодециматов».

Лампетер ворчливо заявил, что предпочитает наличные, но Герсен не обращал внимания на возражения. Отвесив 223 унции черного песка, он засыпал его в канистру и передал Лампетеру: «Считайте, что вам повезло».

«Любопытно все-таки! — пробормотал старик. — Почему ты платишь полновесной черной массой за макулатуру, которую я уже собирался выбросить?»

Герсен подсчитал в уме: «Мне нужны еще как минимум 248 акций. Найдите их для меня, и я объясню, зачем они мне нужны».

«Ты заплатишь черным песком?»

«Заплачу, но не четверть полной цены. У меня не найдется столько дуодециматов».

«Не знаю, удастся ли собрать столько акций в Динкельстоне. И все же, пойдем, вернемся в беседку Вальта. Возьми с собой этот сундук. Посмотрим, что можно будет сделать. У моего приятеля Джеуса есть десяток-другой таких акций. Может быть, он согласится их продать».

«Приведите своего приятеля в пивной сад напротив беседки Вальта — мне нужно оставаться там». Герсен расстался с Лампетером и вернулся к Дельфину. К тому времени курьерам молодого человека удалось собрать, в совокупности, всего тридцать одну акцию — Герсен прибрал их к рукам. Бартельман, однако, привел с собой толстого коротышку с круглыми черными глазами и носом, напоминавшим клюв попугая. «Это Жирный Одо, — представил спутника Бартельман. — У него с собой пятнадцать акций «Котцаша»».

«Хорошо, сударь, сколько вы за них хотите? Я уже собрал почти столько акций, сколько требовалось. Но я готов выслушать ваше предложение».

«Цена акций на них напечатана!» — заявил Одо.

«Кроме того, на них проставлена подпись Оттиля Паншо. И цифра, и подпись не стоят ни гроша».

«Тогда я их не продам — почему бы я позволил какому-то искишу провести меня на мякине? Мне-то что? С чем был, с тем и остался. Всего доброго!»

«Одну минуту. Пятнадцать акций? Я заплачу четверть номинальной стоимости, не больше».

«Не выйдет!»

«В таком случае прощайте — больше я не могу себе позволить».

«Ладно, давайте половину. Сегодня я в щедром настроении».

К конце концов они сторговались; Герсен отсыпал Жирному Одо сорок унций черного песка как раз к тому времени, когда Лампетер привел своего приятеля Джеуса — такого же костлявого старого пьяницу. Лампетер размашистым жестом представил Герсена: «Вот он сидит, чокнутый искиш, который платит черным песком за сертификаты «Котцаша»!»

«Вот мои акции! — воскликнул Джеус. — Все восемнадцать! Заплати мне сто унций, не скупись!»

«Вы назвали слишком высокую цену, — возразил Герсен. — Я дам двадцать унций за ваш пакет».

Они стали торговаться; это привлекло внимание — вскоре Герсена окружили дарши, каждый из которых хотел получить полную цену за свою пару акций, а также дарши, возмущенно требовавшие доплаты за акции, уже проданные ими значительно дешевле. Полностью очистив свой ящик от черного песка, Герсен сумел приобрести дополнительно только сорок три акции. Всего у него на руках теперь были 2270 акций; требовалось найти еще 141. Дарши столпились вокруг, настойчиво предлагая свои сертификаты, но Герсен мог только покачать головой: «У меня больше не осталось черного песка. Наличных денег тоже больше нет, пока я их не получу в банке по кассирскому чеку».

Дарши стали запрашивать меньше. Герсену тоже не терпелось поскорее закончить скупку. Он повернулся к Дельфину: «Дай мне все, что у тебя осталось».

«Осталось только пять СЕРСов, — сказал Дельфин. — Учитывая то, сколько денег тут перешло из рук в руки, этого едва ли достаточно, чтобы оплатить мне день работы!»

«У Бартельмана осталось еще тридцать СЕРСов — он за них не отчитался».

«И никогда не отчитается. Пойдите, возьмите еще денег у Бель-Рука».

«Не посмею. Я уже слишком много потратил... Но ты подал мне идею. Напиши на листке бумаги: «Цены быстро растут. Передайте подателю сего еще двести СЕРСов. — Дельфин»».

Дельфин явно колебался, но написал то, что требовалось. Обстоятельства вызывали замешательство, но кто стал бы спорить с чокнутым искишем?

«А теперь пошли эту записку с кем-нибудь Бель-Руку, — сказал Герсен. — Не сомневаюсь, что он выдаст требуемую сумму».

«Строгач! Иди-ка сюда!» — позвал Дельфин. Всучив Строгачу записку, юноша проинструктировал его: «Сходи в сад-ресторан при отеле. Там ты найдешь отморозка с головой, обмотанной белым шарфом с изумрудной застежкой. Передай ему эту записку. Он даст тебе деньги, а ты принеси их сюда. Скорее!»

Теперь у Герсена почти не оставалось времени. Он обошел по кругу даршей, предлагавших акции, собирая столько мятых сертификатов, сколько мог, и приговаривая: «Давай свои акции, и ты давай, и ты. Деньги получите у Дельфина или у меня — сегодня вечером в отеле. Дельфин хорошо меня знает, он за меня поручится. Всем заплатят завтра, а скорее всего уже сегодня вечером, если Бель-Рук поторопится выдать деньги».

Некоторые дарши отдавали акции без слов, другие отдергивали руки и не желали расставаться с сертификатами. Времени больше не было. Герсен подозвал Дельфина: «Пойдем, вернемся к отелю. Нужно проверить, не смоется ли Строгач с деньгами, полученными от Бель-Рука».

Они остановились под прикрытием листвы, глядя через площадь на сад-ресторан отеля, куда уже как раз заходил Строгач. Бель-Рук сидел за столиком посреди ресторана, очевидно пребывая в нетерпении. Строгач передал ему записку; Бель-Рук схватил ее, поспешно развернул и прочел. Некоторое время он молча сидел, после чего неохотно поднялся на ноги. Обменявшись парой слов со Строгачом, он вышел из ресторана и стал переходить площадь; Строгач последовал за ним.

Герсен серьезно сказал молодому даршу: «Подозреваю, что события оборачиваются не в пользу Бель-Рука. Он явно не в духе. Не попадайся ему на глаза. Если он тебя заметит и потребует отчета, что ты сможешь ему сказать? Ничего. Держись от него подальше, и всем нам будет от этого только лучше».

Юноша беспокоился: «Я чего-то здесь не понимаю — ничего не понимаю!»

«Само собой. Но последуй моему совету — и, как только я получу наличные по кассирскому чеку, ты об этом не пожалеешь».

К Дельфину стало возвращаться хорошее настроение: «По меньшей мере, было бы неплохо, если бы вы мне заплатили».

«Вот и хорошо. Я могу на тебя положиться?»

«По всему кругу свалки!» — отозвался Дельфин фразой, привычной среди игроков в хадол.

Герсен знал, что в хадоле обещания нередко нарушались, если заключался «двухходовый» сговор, и заверение Дельфина его не слишком обнадежило: «Мне нужно... дай-ка подсчитать... еще как минимум 120 акций. Сегодня вечером обойди весь Динкельстон, спрашивай у всех. Слухи уже разнеслись — уверен, что тебе станут предлагать сертификаты «Котцаша». Может быть, тебе даже удастся собрать недостающие 120 акций».

«Сегодня вечером? Ничего не выйдет. Мирассу уже восходит. Китчеты убегут в пустыню, и я вслед за ними!»

«А кто погонится за тобой?» — спросил Герсен.

«Ха-ха! За мной уже гонялись быстроногие хуницы! Сегодня ночью придется держать ухо востро! Вы тоже собираетесь за город? Позвольте вам кое-что посоветовать. Китчеты повесничают вокруг останца Шайеса, но там в каждой тени притаилась хуница. Не слишком быстроногие люди постарше, не самые разборчивые, уходят в холмы Диффери, но возвращаются продрогшие до костей и разочарованные, потому что там китчеты преобладают и выбирают напарников по вкусу».

«Обязательно учту твои рекомендации, — заверил юношу Герсен. — Как насчет завтрашнего дня?»

«Завтра — большой хадол! Он займет весь день — акциям «Котцаша» придется подождать».

«Тем не менее, не зевай, если тебе предложат акции «Котцаша». Скупай их за мой счет и ничего о них не говори Бель-Руку. После всего, что случилось сегодня, он может не на шутку разозлиться, и нам обоим лучше не попадаться ему под руку».

Дельфин с тревогой почесал в затылке: «Вы намекаете на то, что Бель-Рук мог не знать о ваших сегодняшних сделках? В таком случае, действительно, мне лучше не попадаться ему на глаза. Желаю вам приятно провести вечер — и удачи в ночной пустыне!»

Герсен вернулся в свой «Трепетнокрылый Фантамик», пересчитал акции и спрятал их в сейфе. Скинув белый халат и таббат, он надел свободные серые брюки и рубаху в темно-зеленую и черную полоску. Проверив оружие, он прошел обратно под шатер. Уже смеркалось; шум водяных завес умолк, и переулки Динкельстона продувались ветром пустыни.

Подходя к саду-ресторану отеля, Герсен задержался в тени, чтобы получше рассмотреть сидевших за столиками — дюжину туристов, десяток очевидно состоятельных даршей и группу молодых метленов в сопровождении двух женщин постарше, державшихся с аристократическим достоинством.

Из отеля вышла Джердиана Чансет в мягком белом платье. Она проходила на расстоянии протянутой руки от того места, где стоял Герсен. Он тихо позвал ее: «Джердиана! Джердиана Чансет!»

Джердиана остановилась и с удивлением посмотрела на Герсена, небрежно прислонившегося к стволу дерева. Помолчав пару секунд, она бросила быстрый взгляд в сторону группы метленов, после чего подошла ближе: «Что вы здесь делаете?»

«Надеялся вас встретить — и рад, что мне представилась такая возможность».

Джердиана насмешливо присвистнула: «Вы умеете галантно выражаться!» Она смерила его взглядом с головы до ног: «Возникает впечатление, что вы себя чувствуете, как рыба в воде — куда подевался мрачный банкир, мошенник и космический бродяга из Сержоза? Теперь вы выглядите и ведете себя, как молодой ухажер».

«Не может быть! Я как минимум лет на десять старше Альдо. Тем не менее, вы правы — по крайней мере в данный момент у меня нет оснований для мрачных размышлений».

«Почему по крайней мере в данный момент?»

«Разве это нуждается в объяснениях? Я с вами, и вы меня полностью очаровали».

«Опять галантные комплименты! — несмотря на прохладную усмешку, Джердиана была польщена. — Слова ничего не стóят. У вас, наверное, есть супруга и множество детей».

«Ничего подобного, откуда вы взяли? Я одинок, как перст».

«Как вы стали банкиром?»

«Я купил банк с особой целью».

«Банк не каждому по карману! Вы — богатый преступник?»

«Меня нельзя назвать преступником. По меньшей мере, не в общепринятом смысле».

«Тогда кто вы такой? Говорите правду, одну только правду и ничего, кроме правды!»

«Пожалуй, «космический бродяга» — самое точное определение».

«Кёрт Герсен, вы забавляетесь, приводя меня в замешательство — терпеть не могу разгадывать таинственные головоломки!» После чего Джердиана вежливо прибавила, как того требовало ее метленское воспитание: «Впрочем, мне не подобает интересоваться вашими секретами».

«Вы правы, — Герсен отвернулся, глядя куда-то вдаль, не на площадь, а в сумрачный простор пустыни. — По сути дела, мне не следовало даже завязывать с вами разговор. Все это ничем хорошим не кончится, я только распаляю свое воображение».

Джердиана молчала не меньше минуты, глядя ему в лицо, после чего вдруг рассмеялась: «Какую чудесную драму вы разыгрываете! Искатель рискованных приключений, банкир, умудрившийся перехитрить моего отца, аристократ в обличье праздного туриста, а теперь еще — изнывающий от страсти юноша, с благородной тоской отказывающийся от любви!»

«Говорят, ночная пустыня прекрасна. Особенно в лучах луны. Вы намерены прогуляться?»

«О нет! Нас повезут в шарабане с открытым верхом. А теперь мне пора идти. Мой интерес к вашим делам носит мимолетный характер — не придавайте ему слишком много значения».

«В этом отношении наши чувства взаимны, так как я не хотел вам ничего рассказывать».

«Даже так? — Джердиана не двигалась с места. — Почему же?»

«Вы могли бы проболтаться, и тогда... тогда неприятностям не было бы конца».

Джердиана нахмурилась: «Вы считаете, что я разболтаю приятелям все, что знаю?»

«Не обязательно. Но, как вы сами заметили, наш взаимный интерес носит мимолетный характер — впоследствии вы могли бы сделать безразличное замечание, а оно в конечном счете достигло бы обрезанных ушей человека, вовсе не безразличного. Я провожу вас к друзьям», — Герсен сделал шаг в направлении ресторана.

Джердиана упорно продолжала стоять: «Давайте лучше присядем и поговорим. По существу, вы хотите, чтобы я ушла — а это мне вовсе не льстит. Куда испарилась ваша хваленая галантность?»

Герсен медленно опустился на стул у ближайшего столика: «Я не притворялся галантным. Я говорил первое, что приходило в голову».

Джердиана присела напротив и обиженно обронила: «Вас нисколько не беспокоит мое тщеславие».

«В моем обществе вашему тщеславию ничто не угрожает! — заявил Герсен. — Могу ли я выразиться откровенно?»

Джердиана задумалась: «Что ж... Вряд ли вас что-нибудь остановит, в любом случае».

Герсен наклонился над столом и взял ее за руки: «Скажу вам правду: на окраине города — мой звездолет. Больше всего в жизни я хотел бы, чтобы вы улетели со мной — чтобы мы любили друг друга среди всех созвездий Вселенной! Но я не могу себе позволить даже мечтать об этом».

«Неужели? И — опять же, позвольте задать такой вопрос исключительно из праздного любопытства — почему нет?»

«Потому что мне нужно завершить срочное и опасное дело».

«А если бы я согласилась, вы бросили бы свое дело?» — шаловливо спросила Джердиана.

«Даже не упоминайте о такой возможности! Мое сердце останавливается, когда я слышу ваши слова».

«Вы снова любезничаете вовсю».

Герсен наклонился ближе к ней — Джердиана не сделала никакой попытки уклониться. Когда их лица почти соприкоснулись, Герсен замер и внезапно отпрянул. Он почувствовал, как вздрогнули руки Джердианы.

Через несколько секунд Герсен сказал: «Может быть, вы помните — в Сержозе мы говорили о Ленсе Ларке».

Джердиана смотрела на него почерневшими глазами — ее зрачки расширились: «Он — воплощение зла! Хуже него нет никого во Вселенной!»

«Вы упомянули о неприятном эпизоде. Что тогда случилось?»

«Ничего особенного, просто своего рода инцидент. Мы живем в районе, который называется Льяларкно. Как-то раз дарш хотел купить соседний дом. Мой отец терпеть не может даршей; он ненавидит запах их пищи, не выносит их музыку. Увидев этого дарша, он разволновался и крикнул ему: «Убирайся, тебе здесь не место! Я не позволю тебе купить этот дом! Неужели ты думаешь, что я буду выходить в сад каждое утро только для того, чтобы видеть, как над оградой маячит твоя мерзкая даршская рожа? Пошел вон!» Дарш ушел. А потом нам сказали, что это был не кто иной, как Ленс Ларк».

«Как он выглядел?»

«Я видела его только издали. Высокий, грузный человек с длинными руками. У него большая гладкая голова, темные усы и коричневато-розовая кожа, бледная по сравнению с большинством даршей».

«С тех пор вы его видели?»

«Насколько мне известно, нет».

«Он никогда не забывает обиду — по меньшей мере, так о нем говорят. Кроме того, Ленс Ларк знаменит жестокими хитроумными проделками».

«Пусть придумывает все, что угодно. У нас безупречная охрана — мы никогда не забываем о том, что Запределье рядом. Но почему вас так интересует Ленс Ларк?»

«Я надеюсь его уничтожить. Но прежде всего мне нужно его найти. Поэтому я скупаю акции фонда «Котцаш» — чтобы привлечь его внимание».

Джердиана уставилась на Герсена с изумлением и ужасом. Она начала было говорить, но на стол легла длинная тень: высокомерно подняв голову и неодобрительно опустив уголки рта, на них смотрел Альдо. Отвесив Джердиане порывистый поклон, он сказал: «Прошу прощения, но ваша тетушка, ее благородие Мэйнесс, настаивает на том, чтобы вы к ней присоединились».

«Хорошо, я уже иду».

Герсен обратился к Альдо: «Вы собираетесь в поездку по пустыне».

«Собираемся».

«Куда вы едете?»

«К Шайесу, — ледяным тоном обронил Альдо. — Джердиана, пойдем!»

«Сегодня там будет много даршей, мужчин и женщин», — заметил Герсен.

«Нас это не беспокоит — постольку, поскольку они не будут попадаться на глаза».

«Они могут причинить вам неприятности».

«Мы наняли многоместный открытый пескоход. Водитель заявляет, что никаких неудобств не предвидится. Так или иначе, мы — метлены; дарши прекрасно знают, что от нас следует держаться подальше». Альдо настойчиво предложил руку Джердиане. Та медленно встала и машинально последовала за ним, словно блуждая во сне.

Герсен еще некоторое время сидел и размышлял, после чего направился к своему звездолету. Задержавшись у лесенки трапа, он стоял и смотрел на восток — туда, где над небом пустыни уже взошла луна. В полутьме из-под шатра потихоньку выскальзывали небольшие группы людей — одни на небольших пескоходах, другие пешком — женщины и девушки отдельно от юношей и мужчин. Оседлав видавший виды пескоход на высоких надувных колесах, выехал Дельфин в компании трех приятелей; все они надели легкие халаты и красочные головные платки. Когда они проезжали мимо, Герсен приветственно поднял руку. Дельфин резко остановил подпрыгивающую и качающуюся машину. Герсен подошел поближе: «Как дела?»

«Пока что все в порядке».

«Ты нашел еще какие-нибудь акции?»

«Нет. Вы были правы — Бель-Рук очень недоволен сегодняшними сделками. Он грозится отстегать насмерть и вас, и меня».

«Для этого ему сначала нужно нас поймать, — возразил Герсен. — А потом еще и замахнуться хлыстом».

«Верно. В любом случае, в Динкельстоне вы больше не найдете никаких акций «Котцаша». Бель-Рук приказал устроить большой хадол; приз — тысяча СЕРСов. Свальщики должны делать ставки по сто СЕРСов или по двадцать акций «Котцаша». Само собой, все остающиеся акции будут поставлены на кон».

«Жаль!» — отозвался Герсен.

«Все равно, вы здорово натянули нос Бель-Руку; с вами держи ухо востро! Но что мы тут языки чешем? Китчеты уже загорают под луной!»

«Вместе с каждой толстозадой старухой Рубца, не иначе», — прибавил один из приятелей Дельфина.

«Нет, вы только посмотрите! — протянув руку, с издевательским изумлением воскликнул Дельфин. — Недотрогам-метленам тоже захотелось лунного загара! Надулись и выпрямились, словно их мучает запор! А водитель шарабана — знаете, кто? Мошенник Нобиус, он кого угодно оставит в дураках, даже вас!»

Ответив улыбкой на комплимент, Герсен спросил: «Метленов Нобиус тоже оставит в дураках?»

Дельфин ответил многозначительным шутливым жестом: «Он без ума от нежной китчеты по имени Фаррера. Ее охраняют три огромные хуницы. Нобиус поклялся, что сегодня ночью он овладеет Фаррерой. Как он это сделает, управляя шарабаном метленов, никому невдомек. Увидим! Нам пора! Мирассу уже взошла. Китчеты разбежались по дюнам и видят сладостные сны наяву! Хей-хей! Поехали! Да сопутствует нам удача Камбусса!»

Пескоход умчался, подпрыгивая и переваливаясь на мягких надувных колесах. Герсен смотрел вслед шарабану метленов, уже превратившемуся в размытое темное пятнышко на фоне далеких песков.

Раздраженный и подавленный одолевавшими его противоречивыми побуждениями, Герсен неподвижно стоял, пока тень экскурсионного пескохода не исчезла за горизонтом. Дела метленов его никак не касались, конечно — с тем исключением, что его беспокоили безопасность и достоинство некой Джердианы Чансет, по отношению к которой он испытывал целый спектр разнообразных чувств, и не только покровительственного характера.

Что он мог сделать, однако? Тихо выругавшись, Герсен поднялся в звездолет, открыл изнутри боковой люк, выдвинул подъемные блоки и опустил на песок реактивную разведочную платформу. Нахлобучив на голову шлем и подключив к лицевому стеклу прибор ночного видения, он сложил на бортовую решетку кое-какое оружие, задраил люки звездолета, влез на платформу и поднял ее в небо.

Мирассу всплывала все выше над горизонтом: огромный серебристо-белый диск, излучавший мягкий и спокойный свет, вызывавший, тем не менее, лихорадочно-страстное возбуждение. Озаренный луной Рубец превратился в фантастическую страну, где немыслимое становилось не только поддающимся представлению, но и вполне целесообразным. Герсена, мозг которого, как всегда, функционировал как минимум на двух уровнях сознания, забавлял тот факт, что он, по-видимому, был подвержен влиянию Мирассу не меньше, чем юный Дельфин... Слегка отклонившись к югу от трассы шарабана, он поравнялся с ним, продолжая лететь на высоте примерно трехсот метров. Надвинув на глаза прозрачное забрало шлема, он включил прибор ночного видения и передвинул ползунок увеличителя: теперь казалось, что шарабан и его пассажиры находились на расстоянии нескольких метров. Озаренные лунным светом, роскошные костюмы и бледные лица метленов превратились в призрачное видение труппы арлекинов и пьеро, решившихся на какую-то рискованную авантюру. Герсен наблюдал за ними, как завороженный, с долей насмешки, но и с не меньшей долей зависти. Всего в открытом кузове экскурсионного пескохода сидели десять метленов. Три молодых человека занимали кормовые сиденья. Четыре девушки, пара женщин постарше и неизбежный Альдо расселись вдоль бортов. Джердиана, теперь казавшаяся хрупкой и болезненно бледной, сидела впереди, поодаль от других и почти отвернувшись от них. Герсен ощутил опьяняющий прилив возбуждения и готовности пуститься в свою собственную ночную авантюру — возможно, это объяснялось воздействием Мирассу.

На высокой передней скамье водителя небрежно развалился Нобиус; время от времени он оборачивался, чтобы с благосклонным презрением взглянуть на пассажиров. Каждый раз, когда это замечали две дамы постарше, их возмущало наглое любопытство водителя-дарша, и они приказывали ему надменными жестами сосредоточиться на выполнении непосредственных обязанностей. Нобиус, со своей стороны, полностью игнорировал их повелительные жесты, что придавало всей экспедиции абсурдно-шутовской характер.

Шарабан скользил по шелковистому песку. Впереди и немного в стороне возвышался Шайес: гигантская древняя вулканическая пробка, окруженная юбками уступов и хаосом скальных обнажений. Одна из старших дам-метленок, судя по ее жестикуляции, приказала Нобиусу не приближаться к Шайесу. Нобиус подобострастно поклонился и взялся за приборы управления для того, чтобы изменить курс, но уже через несколько минут, когда внимание дамы отвлеклось, снова повернул шарабан к скалам. Разглядывая окрестности Шайеса, Герсен заметил мелькание белых даршских халатов: в эту ночь многие опьянели под лучами Мирассу.

Дамы-метленки опять заметили приближение громады Шайеса и тут же гневно потребовали, чтобы Нобиус отъехал подальше от останца — Нобиус снова вежливо выполнил их приказ, но уже через несколько секунд, хитро маневрируя под предлогом объезда препятствий, снова направил экскурсионную машину по прежнему курсу. Судя по всему, он стремился подъехать к каменистому пригорку высотой метров шесть или семь, отстоявшему шагов на десять от основной массы круто поднимавшихся уступов. На вершине пригорка стояла китчета, молчаливо и задумчиво смотревшая на юг, в бескрайние пески.

Нобиус внезапно круто повернул; шарабан поехал быстрее и углубился в засыпанную песком седловину между отдельным пригорком и подножием Шайеса. Дамы-метленки яростно возражали, размахивая руками; Нобиус сначала делал вид, что ничего не замечает, после чего вдруг сделал вид, что услышал протесты пассажирок. Остановив шарабан под самым пригорком, он повернулся на сиденье якобы для того, чтобы лучше расслышать указания.

Оживленно жестикулируя, дамы произнесли несколько резких фраз; Нобиус выслушал их, отвечая вежливыми кивками. Повернувшись к приборам управления, он притворился, что машина его не слушается — шарабан рванулся вперед, проехал несколько метров и снова остановился, как вкопанный. Нобиус прилежно наклонился над переключателями и рычагами. На корме шарабана три молодых метлена привстали с сидений, пытаясь понять, что происходит. Из теней под пригорком одновременно выступили три массивные фигуры в черных бурках с головы до ног. Бросившись вперед, они схватили трех юношей-метленов, стоявших на корме — каждая по одному — и утащили их, извивающихся и молотящих руками и ногами, в непроглядный мрак.

Нобиус пригнулся и замер в напряженной позе. Из теней под пригорком появилась четвертая фигура, еще больше и тяжелее первых трех. Она вспрыгнула на палубу шарабана, схватила Альдо и, несмотря на его отчаянные крики, унесла прочь.

В тот же момент Нобиус спрыгнул на песок и прытко взбежал на вершину пригорка. Схватив китчету, он спустился с ней с противоположной стороны пригорка куда-то в дюны.

Парализованные неожиданностью, дамы-метленки ошалело оглядывались по сторонам, продолжая сидеть. В тенях и на ближайших уступах Шайеса началось бурное движение: к шарабану спустился вихрь белых халатов, заполонивших палубу. Прибывшие первыми схватили девушек; опоздавшие, с меньшим энтузиазмом, завладели дамами-компаньонками — и все поспешно разбежались со своей добычей по известным им одним убежищам.

Человек, схвативший Джердиану, нес ее в пустыню, не обращая внимания на ее вопли и тумаки. В ста метрах от шарабана, оказавшись среди дюн, он остановился и опустил ее на песок. Рядом приземлилась реактивная платформа. С нее спустился Герсен. Узнав его, Джердиана издала возглас изумления, радости и облегчения.

Дарш угрожающе повернулся к Герсену: «Ступай прочь! Я собираюсь развлечься с китчетой».

Не говоря ни слова, Герсен направил карманный лучемет вниз и превратил песок под ногами дарша в лужу дымящегося расплавленного камня. Дарш испуганно отпрянул, разразившись яростным потоком ругательств. Герсен поднял Джердиану на ноги и помог ей взобраться на свою платформу — уже через несколько мгновений они были в воздухе, а безутешный дарш остался один на дюне, растерянно глядя им вслед.

Платформа тихо летела не слишком высоко над морщинистыми песками. Джердиана время от времени бросала на Герсена вопросительный взгляд. Наконец она глухо произнесла: «Я вам благодарна... Не знаю, что еще можно сказать... Как вы оказались вовремя в том самом месте, где я попала в беду?»

«Я заметил вас на шарабане. Водитель — известный мошенник. Я последовал за шарабаном, чтобы предохранить вас от его проделок — несмотря на то, что вы не просили меня сопровождать или охранять вас».

«Рада, что вам это пришло в голову», — Джердиана глубоко вздохнула. Она оглянулась в сторону останца, чернеющего на фоне озаренного луной неба; из ее груди вырвался странный звук — что-то среднее между всхлипыванием и смешком: «Там остались тетушка Мэйнесс и тетушка Эвстасия. Мы им никак не можем помочь?» Ответ подразумевался сам собой, и девушка тут же сказала: «Наверное, с ними не сделают ничего ужасного».

«Что бы ни случилось, это уже происходит», — пожал плечами Герсен. Он снял с головы шлем и положил его в отделение под панелью управления. Платформа тихо плыла всего лишь метрах в десяти над дюнами. Джердиана откинулась на спинку сиденья и смотрела в сторону, на бескрайние пески. Не проявляя никакого беспокойства, никакого отчаянного стремления куда-нибудь вернуться, она сказала, тихо и задумчиво: «Пустыня становится странной под лунным светом. Излучает волшебные чары, как воспоминание во сне... Неудивительно, что люди позволяют себе вещи, невозможные днем».

«Я это чувствую не меньше других», — сказал Герсен. Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Она взглянула ему в лицо и охотно прижалась к нему сама. Он стал целовать ее, снова и снова.

Постепенно снижаясь, платформа опустилась на дюну. Герсен и красавица-метленка сидели молча, глядя на озаренные луной пески. Наконец Джердиана сказала: «Не могу поверить, что я здесь — с тобой... И все же, это не так уж удивительно... Меня преследуют мысли о ярости и возмущении моих друзей. Что они скажут завтра? Неужели только я одна смогу похвалиться нетронутым целомудрием?»

Герсен снова поцеловал ее: «Не обязательно».

Прошло секунд десять, после чего Джердиана спросила хриплым шепотом: «Но у меня есть выбор?»

«Конечно! — отозвался Герсен. — У тебя есть выбор».

Джердиана спустилась с платформы и прошла несколько шагов по гребню дюны. Герсен тоже спустился и встал рядом с ней. Вскоре она повернулась к нему, и они снова обнялись. Герсен расстелил на песке свой белый даршский халат — и здесь, среди древних дюн Рубца, под лучами Мирассу, они стали любовниками.

Луна достигла зенита и стала спускаться по небосклону. Ночь затянулась — ее очарование растворялось. Герсен отвез Джердиану в Динкельстон, после чего вернулся на реактивной платформе к шарабану. Четыре молодых человека, мрачные и растрепанные, стояли в стороне. Одна из дам-компаньонок и одна из девушек молча сидели на палубе экскурсионной машины. Пока Герсен приземлялся, в расщелине между скалами показалась вторая дуэнья. Не говоря ни слова, она подошла и забралась на палубу шарабана.

Герсен приблизился; метлены следили за ним с подозрением. «Я пролетал мимо и успел помочь Джердиане Чансет, — сказал Герсен. — Она уже в отеле, о ней можно не беспокоиться».

Одна из старших метленок, тетушка Мэйнесс, надменно произнесла: «Нас достаточно беспокоит наше собственное положение. Всем нам пришлось пережить неимоверные зверства».

Тетушка Эвстасия прибавила немного спокойнее: «Пожалуй, нам придется отнестись к происшедшему по-философски. Да, нам пришлось подвергнуться ужасному унижению, но мы остались в живых и не понесли непоправимого ущерба. Хотя бы за это можно в какой-то степени благодарить судьбу».

«Никак не могу разделить вашу точку зрения! — рявкнула тетушка Мэйнесс. — Надо мной надругалось, даже не помню сколько раз, непристойное жирное чудовище, от которого разило пивом и нестерпимой вонью даршской жратвы!»

«От напавшего на меня мужчины тоже плохо пахло. В других отношениях, однако, он был почти вежлив — если это слово применимо в сложившихся обстоятельствах».

«Эвстасия, вы на удивление нечувствительны!»

«Не могу с вами спорить — я слишком устала. Не вернулись еще только Миллисента и Хелена. А, вот они, уже идут вместе! Давайте поскорее уедем из этого ужасного места!»

«Что будет с нашей репутацией? — звенящим голосом воскликнула тетушка Мэйнесс. — В Льяларкно над нами все будут смеяться!»

«Не будут, если мы договоримся держать язык за зубами».

«Но кто накажет этих даршских тварей, если мы будем молчать?»

«Сомневаюсь, что вам удастся наказать даршей, — позволил себе заметить Герсен. — Исходя из своих представлений, они допускали, что, отправляясь в пустыню ночью, вы тем самым демонстрировали готовность к поиску сексуальных приключений. Во всем виноват, конечно, ваш водитель — он сыграл с вами злую шутку».

«К сожалению, это правда, и нам лучше смотреть ей в лицо, — согласилась тетушка Эвстасия. — Давайте просто притворимся, что ничего не случилось».

«Этот альфанорец знает! И дарши все знают!»

«Я ничего никому не скажу, — заверил их Герсен. — А дарши обменяются парой шуток и, скорее всего, этим дело и кончится. А теперь пусть один из ваших молодых людей докажет, что он мужчина, сядет на скамью водителя и приведет шарабан обратно в Динкельстон!»

«Если бы вы натерпелись того, что пришлось пережить мне, у вас пропало бы желание что-либо доказывать. Не буду вдаваться в подробности, однако», — проворчал Альдо.

«Никого из нас не радует то, что произошло этой ночью! — отрезала тетушка Мэйнесс. — Садись за пульт управления — и поторопись, мне не терпится добраться до горячей ванны».

 

Глава 11

Из раздела «Хадол» справочника «Игры Галактики» Эверетта Райта:

«Хадолу, так же, как всем удачным играм, свойственны сложность и многоуровневая структура.

Исходные принципы, однако, просты: размечается подходящее игровое поле, выбирается определенное число игроков. Поле, как правило, наносится краской на мостовой площади; иногда полем служит большой круглый ковер. Существуют самые различные варианты хадола, но типичное игровое поле выглядит следующим образом. Посреди красно-коричневого диска находится пьедестал. Форма этого возвышения может быть какой угодно; на пьедестале обычно устанавливается сосуд с денежным призом. Диаметр центрального диска может составлять от четырех до восьми шагов. Внутренний диск окружают три концентрических кольца, шириной десять шагов каждое. Эти кольца (в направлении от центра — желтое, зеленое и синее) называют «свалками». Пространство за пределами колец именуют «чистилищем».

В хадоле может принимать участие любое число соперников — то есть «свальщиков» — в большинстве случаев в начале игры их не больше двенадцати и не меньше четырех человек. Если игроков больше дюжины, на «свалке» становится слишком тесно; если игроков меньше четырех, сокращается множество возможных различных сговоров, составляющих существенный элемент игры.

Правила тоже просты. Игроки занимают позиции на желтой свалке. В этот момент все они — «желтые свальщики». Подается сигнал о начале хадола. Игроки стараются вытолкнуть других желтых свальщиков на зеленое кольцо. Игрок, вытесненный или выброшенный на зеленую свалку, не может вернуться в желтое кольцо. Теперь он пытается вытолкнуть других «зеленых свальщиков» на синее, наружное кольцо. Желтый свальщик может делать вылазки на зеленое кольцо и находить убежище в пределах желтого. Сходным образом, зеленый свальщик может проникать на синее кольцо и возвращаться на зеленое, если «синий свальщик» не вытолкнет его с синего кольца в «чистилище».

Иногда хадол заканчивается позицией, в которой остаются один желтый свальщик, один зеленый и один синий. Желтый свальщик может отказаться от намерения атаковать зеленого или синего. Зеленый свальщик тоже может оставаться в своем кольце и не нападать на синего. В такой ситуации дальнейшая игра невозможна, и оставшиеся игроки делят приз в пропорции 3:2:1. Желтый свальщик получает три доли, то есть половину призовой суммы. Зеленый или синий свальщик могут внести дополнительные ставки, равные выигрышу желтого, после чего они возвращаются на желтое кольцо, и процесс продолжается до тех пор, пока не остается один свальщик, выигрывающий весь приз целиком. В этом отношении могут применяться различные правила, в зависимости от места, где разыгрывается хадол. Иногда претендент может предложить сумму, равную призу победителя, и бросить ему вызов. Опять же, в зависимости от местных обычаев, победитель может или не может отказаться принять вызов. Нередко претендент может предложить сумму в два раза больше призовой, и его вызов должен быть принят, если победитель закончил первоначальный этап хадола без переломов или других серьезных травм. В схватке между победителем и претендентом зачастую используются ножи, колья, а иногда и кнуты. Вполне дружелюбно организованный хадол может закончиться тем, что с поля на носилках унесут труп. Арбитры контролируют хадол с помощью электронных устройств, регистрирующих пересечение границ «свалок».

Сговор является неотъемлемой частью хадола. Перед началом игры различные свальщики тайно договариваются о стратегиях нападения и защиты, причем эти соглашения могут соблюдаться или не соблюдаться. Всевозможные подлости, изобретательное предательство и двуличие считаются нормальными и естественными аспектами игры, в связи с чем достоин удивления тот факт, что свальщик, пострадавший в результате сговора, часто возмущается этим обстоятельством — несмотря на то, что сам мог замышлять точно такое же предательство.

Хадол — спорт, полный неожиданностей, в котором участники постоянно меняют стороны, примыкая то к одним, то к другим союзникам. Поэтому ни одна игра в хадол не повторяет другую. Иногда соперничество носит характер беззлобного развлечения — взаимное надувательство только веселит игроков и публику. В некоторых случаях, однако, наглое нарушение обязательств вызывает вспышку яростного возмущения, в связи с чем становится возможным кровопролитие. Зрители делают ставки — между собой или, если матч привлекает внимание многочисленной публики, с помощью «жучков»-посредников. Под каждым многонаселенным шатром хадол устраивается несколько раз в год, в праздничные и ярмарочные дни, и эти игры относятся к числу самых интересных, с точки зрения туриста, зрелищ на Дар-Сае».

Герсен выспался у себя в звездолете. Когда он проснулся, Кóра уже взошла и находилась на полпути к зениту. Несколько минут Герсен продолжал неподвижно лежать с открытыми глазами. События прошедшей ночи уже казались нереальными. Что с Джердианой? Больше не опьяненная лунным светом, она, наверное, уже оправилась от эмоциональной уязвимости, вызванной потрясением внезапного нападения и неожиданного спасения. Как она относилась к случившемуся теперь?

Герсен помылся и оделся — на этот раз в обычный костюм астронавта. Он тщательно вооружился — невозможно было предсказать, что готовил грядущий день.

Пробежав через раскаленный участок взлетного поля, он нырнул под водяную завесу и направился к саду-ресторану при отеле. Метлены уже сидели за столом. Джердиана приветствовала его мимолетной полуулыбкой и, не поднимая руку, тайком поиграла пальцами в воздухе. Герсен почувствовал облегчение: она ни о чем не сожалела. Другие метлены сделали вид, что не заметили его.

Герсен позавтракал, продолжая наблюдать за метленами. Хмурые молодые люди почти ничего не говорили. Женщины напустили на себя безмятежный вид и спокойно беседовали. Только Джердиана была в хорошем настроении, в связи с чем остальные бросали на нее укоризненные взгляды.

Наконец компания метленов стала расходиться, и Джердиана подошла к столику Герсена. Он вскочил на ноги: «Посиди со мной!»

«Не смею. Все нервничают, а тетушка Мэйнесс что-то подозревает. Но меня это мало беспокоит, потому что она всех и всегда в чем-нибудь подозревает».

«Когда я смогу с тобой увидеться? Сегодня вечером?»

Джердиана покачала головой: «Мы останемся посмотреть на хадол — для этого мы сюда приехали. А потом улетим в Сержоз, и завтра утром вернемся в Льяларкно на Метеле».

«Тогда я навещу тебя в Льяларкно».

Джердиана тоскливо улыбнулась и снова покачала головой: «У нас дома все по-другому».

«И там ты будешь относиться ко мне по-другому?»

«Не знаю. Было бы лучше, если бы я смогла тебя забыть. Сейчас я влюблена: я думала только о тебе всю ночь и все утро».

Немного помолчав, Герсен заметил: «Почему ты сказала «я влюблена» вместо того, чтобы сказать «я тебя люблю»?»

Джердиана рассмеялась: «Ты очень наблюдателен. Есть существенная разница. Я влюблена — в этом нет сомнений. Может быть, я влюблена в тебя, а может быть — во что-то другое. Кто знает?» Ее глаза бегали — она изучала его лицо: «Тебя это оскорбляет?»

«Это не совсем то, что я хотел бы услышать. Тем не менее — я часто сомневаюсь в своих собственных чувствах. Кто я такой? Человек, мужчина? Или запрограммированный механизм? Или абсурдное воплощение преувеличенного принципа?»

Джердиана снова рассмеялась: «У меня на этот счет нет никаких сомнений. Ты — человек и мужчина, во всех отношениях».

«Джердиана! — холодно позвала ее тетушка Мэйнесс. — Пойдем, нужно занять места на трибуне».

Джердиана еще раз бледно улыбнулась Герсену и ушла. Герсен смотрел ей вслед — у него перехватило дыхание от щемящей тоски. «Глупости! — говорил он себе. — Подростковые бредни!» Он изнывал по девушке, как школьник! Он не мог позволить себе эмоциональные привязанности, пока не будет закончен труд всей его жизни, пока он не выполнит свой долг!

Герсен последовал за метленами на площадь, где толпа уже теснилась вокруг цветных колец. Скоро должен был начаться хадол — самое характерное из даршских зрелищ, нечто среднее между спортивным матчем и стычкой уличных банд, которому придавали остроту сговоры, предательство и оппортунизм — короче говоря, общество даршей в миниатюре.

Создавать какие-либо удобства для зрителей даршам просто не приходило в голову — такая концепция противоречила их образу мышления. Желающим наблюдать за матчем приходилось довольствоваться скамьями сооруженных наспех трибун, забираться на окружающие поле сооружения или толпиться у ограды, окружавшей «свалки».

На столбе висели щиты со списками участников различных матчей. Герсен никак не мог разобрать витиеватую даршскую вязь. Подойдя к будке для регистрации вкладов и ставок, он привлек внимание сидевшего в ней агента-посредника: «Какой из хадолов объявил Бель-Рук?»

«Третий раунд, — агент постучал пальцами по одному из плакатов у себя за спиной. — Вызов претендента — сто СЕРСов или двадцать пять акций «Котцаша»».

«Сколько вызовов уже сделано?»

«Пока что девять».

«В общей сложности, сколько акций «Котцаша»?»

«Сто акций».

«Недостаточно!» — подумал Герсен. Ему нужны были как минимум 120 акций. Он с отвращением взглянул на разноцветные «свалки» и на трибуны, заполненные даршами в белых халатах. Брезгливо отодвинувшись от всех остальных, в секторе, отведенном туристам, сидели метлены. Герсен фаталистически пожал плечами. Он никогда не играл в хадол; кроме того, дарши не преминули бы воспользоваться преимуществами своего опыта и вступить в сговор против искиша. Тем не менее, сто дополнительных акций сделали бы приобретение контрольного пакета вполне осуществимым. Герсен выложил на прилавок последние остававшиеся у него наличные деньги — банкноту в сто СЕРСов: «Вот мой вызов. Я хочу участвовать в хадоле Бель-Рука».

Агент изумленно отшатнулся: «Вы намерены драться со свальщиками? Сударь, вы — искиш! Вынужден чистосердечно предупредить вас, что вы рискуете переломать себе кости — в хадоле Бель-Рука участвуют сильные игроки, известные ловкостью и хитростью».

«Мне будет полезно приобрести такой опыт. Сам Бель-Рук участвует в третьем раунде?»

«Он гарантировал приз — тысячу СЕРСов — но сам драться не намерен. Если сумма вызовов превысит тысячу СЕРСов, он извлечет прибыль».

«Но акции «Котцаша» входят в призовую сумму?»

«Совершенно верно. Приз включает все вызовы, в том числе акции».

Герсен нашел место, откуда он мог видеть все поле. Свальщики первого раунда уже вышли на поле: двенадцать молодых людей в традиционных коротких трусах из белого полотна, бежевых, серых или бледно-красных майках, холщовых тапочках и головных платках, повязанных так, чтобы не болтались мочки ушей. Игроки ходили вокруг синего кольца, иногда задерживаясь, чтобы сказать друг другу пару слов — тайком, на ухо, или просто обмениваясь шутками. Время от времени они собирались небольшими группами, чтобы выслушать разъяснение того или иного тактического замысла. К таким группам то и дело присоединялся свальщик-чужак, желающий подслушать, о чем говорят противники — это приводило к гневным перепалкам, а в одном случае началась потасовка.

Из ближайшей гразди вышли арбитры: четыре старика в красных жилетах, расшитых черными узорами. У каждого в руке был двухметровый жезл с набалдашником-эжектором. Старший арбитр нес, кроме того, стеклянную чашу с призовым выигрышем — в данном случае в чаше лежала пачка банкнот. Старший судья прошел к центральному диску и установил приз на пьедестале.

Судьи заняли свои места. Старший арбитр ударил по висевшему у него на груди гонгу палочкой с тяжелым металлическим наконечником. Игроки прекратили перепалки и рассредоточились по желтому кольцу.

Старший арбитр объявил: «Начинается стандартный хадол — соревнование в силе, ловкости и хитрости. Любые виды оружия, в том числе кнуты, запрещены. Призовой выигрыш, составляющий сто СЕРСов, гарантирован общеизвестным и заслуживающим доверия Лукой Ламарасом. Теперь прозвучит сигнал отсчета семнадцати секунд до начала матча». Судья ударил палочкой по нагрудному гонгу. Игроки начали беспокойно двигаться по кольцу, стараясь занять места, которые, согласно их расчетам, сулили те или иные преимущества.

Старший арбитр снова ударил в гонг: «Шесть секунд!»

Игроки пригнулись, быстро поглядывая направо и налево, расставив руки в традиционных позах.

Раздались два резких удара нагрудного гонга: «Игра!»

Игроки приступили к борьбе — одни сразу, другие осторожно, испытывая противников ложными выпадами. Некоторые пытались применять предварительно согласованную стратегию, другие уже предавали их, переходя на сторону противников. Трое набросились на одного тяжеловесного дарша и вытолкнули его на зеленую «свалку». Взбесившись, тот затащил с собой одного из нападающих и вышвырнул его дальше, на синее кольцо. Судьи тут же воспользовались жезлами и пометили этих двоих пятнами распыленной краски соответствующих цветов.

Применяя всевозможные приемы борьбы, толкаясь с разгона и упираясь, опрокидывая друг друга и оттаскивая за руки и за ноги, «свальщики» вытесняли то одного, то другого соперника сначала за границу зеленого кольца, затем на синее и, наконец, в «чистилище», то есть за пределы игрового поля. Одни игроки полагались на ловкость и проворство, другие — на прямолинейное применение веса и силы. Популярный прием — пробежать по «свалке» кругом и напасть на противника сзади — придавал хадолу постоянную подвижность. В целом матч носил более или менее добродушный характер: соперники смущенно смеялись, становясь жертвами ловкого захвата или подвергаясь коварному нападению сзади, но по мере того, как на «свалках» оставалось все меньше игроков, напряжение возрастало. На напряженных лицах выступили жилы, броски становились злобными, два «синих свальщика» стали обмениваться ударами кулаков. Пока они были заняты боксом, третий игрок выскочил из зеленого кольца и вытолкнул их обоих в «чистилище». Соперники, тем не менее, продолжали размахивать кулаками — довольно-таки неуклюже и без особого успеха, как отметил Герсен — пока судья не приказал им прекратить потасовку за пределами поля, так как они отвлекали внимание от продолжавшегося хадола.

Наконец на поле остались два игрока — один на «зеленой свалке», а другой, высокий и грузный дарш — на наружном синем кольце. «Зеленый» бегал по краю своего кольца, притворяясь, что вот-вот сделает бросок, и уклоняясь от рук «синего», а «синий» прихрамывал, прохаживаясь туда-сюда и притворяясь, что страдает от боли, усталости и безнадежности своего положения. «Зеленый», однако, опасался переступать границу синего кольца, предпочитая получить обеспеченные ему три пятых призовой суммы и не рисковать проигрышем всех денег. В конце концов «синий свальщик» стал осыпать «зеленого» насмешками и оскорблениями, пытаясь спровоцировать того на неосторожность. «Зеленый» застыл на месте и задумался на несколько секунд, после чего повернулся лицом к старшему арбитру, словно собираясь потребовать прекращения матча. «Синий» с отвращением отвернулся — в ту же секунду «зеленый» ударил его с разбега плечом в спину, вытолкнув последнего соперника в «чистилище». Старший арбитр трижды ударил в нагрудный гонг, оповещая о завершении хадола — весь приз достался находчивому свальщику, обманувшему противника.

Герсен решил, что основные принципы игры были достаточно просты. Умение быстро приспосабливаться к постоянно меняющимся условиям, бдительность и выбор позиций, обеспечивающих широкое поле зрения, играли не менее важную роль, чем сила и вес. Герсену были хорошо знакомы применявшиеся «свальщиками» приемы борьбы, толчки, подножки и захваты; он вполне мог в какой-то мере рассчитывать на выигрыш, если бы ему удалось избежать одновременного нападения четырех или пяти даршей. Направившись к небольшому навесу, под которым сидели судьи, Герсен узнал, что его одежда, несмотря на ее полное несоответствие привычным представлениям о форме «свальщика», была вполне приемлема — за исключением ботинок. Порывшись в ящике, один из судей достал пару грязных поношенных холщовых тапочек. Герсен вздохнул — приходилось довольствоваться тем, что предлагали. Он натянул тапочки на ступни и завязал их шнурки.

Вернувшись в толпу зрителей, Герсен заметил Бель-Рука у регистрационной будки. Бандит казался разгневанным, возбужденным — по всей видимости, Бель-Рук просмотрел список свальщиков своего раунда и обнаружил в нем имя «Кёрт Герсен».

Бель-Рук отошел в сторону и стал о чем-то говорить с высоким силачом в форме свальщика — по мнению Герсена, эта беседа несомненно относилась к нему.

Во втором раунде хадола приз составлял две тысячи СЕРСов; этот матч отличался гораздо большей напряженностью и гораздо меньшей веселостью. Победителем стал некто Дадексис — тощий, жилистый, исключительно коварный и ловкий субъект средних лет. Ему немедленно бросил вызов обиженный молодой свальщик, которого вышвырнули в «чистилище» в самом начале раунда. Теперь Дадексис мог выбрать оружие и выбрал «аффлок» — упругий бич с шиповатым шаром на конце. Перспектива драться аффлоками нисколько не обрадовала его молодого соперника, но тому оставалось только вступить в бой или отказаться от приза, в том числе от своей вызывной ставки.

Все зрители поднялись на ноги; толпа окружила игровое поле такой плотной стеной, что судьи приказали освободить дополнительное кольцо «чистилища». Прозвенел гонг старшего арбитра; соперники заняли свои места, и бой претендентов начался. К разочарованию публики, схватка оказалась короткой, бескровной, лишенной драматических ситуаций и безболезненной. Дадексис привычно размахивал аффлоксом с такой внушающей ужас ловкостью, что его молодой соперник внезапно помрачнел. Прыгая из стороны в сторону, Дадексис без труда уклонялся от беспорядочных взмахов противника, после чего с силой запустил шар на растягивающемся биче. Шар закрутился на рукоятке аффлока молодого дарша; Дадексис резко потянул бич на себя, и его соперник остался безоружным. Дадексис ухмыльнулся, победно пробежался по полю, вращая аффлоком над головой и, когда прозвучали четыре удара гонга, снял призовую чашу с пьедестала. К тому времени его соперник уже удалился.

Герсен взглянул на трибуну и отыскал глазами Джердиану. Она поднялась на ноги вместе с остальными, чтобы лучше рассмотреть дуэль претендентов, но теперь уже опускалась на сиденье между тетушкой Мэйнесс и вездесущим Альдо. Что она подумает, когда увидит, как он толкается, борется, увертывается, бегает кругами и прыгает на игровом поле вместе с даршами?

«По меньшей мере, это приведет ее в замешательство», — усмехнулся Герсен.

Участники третьего хадола уже собирались на поле — Герсен заметил среди них высокого дарша, с которым говорил Бель-Рук.

Главный арбитр произнес в микрофон: «Объявляется третий хадол! Приз — тысяча СЕРСов — гарантирован щедрым Бель-Руком! Вызов бросили одиннадцать претендентов, поставивших в общей сложности шестьсот СЕРСов и сто двадцать пять акций фонда «Котцаш». В числе участников третьего раунда — эксперты, представляющие несколько кланов, и даже искиш!»

Чувствуя себя белой вороной, Герсен присоединился к игрокам, стоявшим на «желтой свалке». Сто двадцать пять акций! Если он выиграет этот хадол, он выиграет контрольный пакет акций фонда «Котцаш».

К нему сразу подошел посоветоваться приземистый дарш с круглым лицом: «Ты вообще когда-нибудь играл в хадол?»

«Нет, — признался Герсен. — Надо полагать, мне многому придется научиться».

«Мягко говоря. Что ж, давай заключим сговор. Меня зовут Рудо. Ты, я и мой приятель Скиш — вот он — самые слабые игроки в этом раунде, это понятно с первого взгляда. Если мы будем сотрудничать, у нас будет какой-то шанс на выигрыш».

«Удачная мысль, — согласился Герсен. — А кто — сильнейший из свальщиков?»

«Тронгарро, — Рудо указал на высокого приятеля Бель-Рука, — и, пожалуй, Майз — тот огромный жирный балбес».

«Давай сначала вытолкнем Тронгарро, а потом займемся Майзом».

«По рукам! Это легче сказать, чем сделать, конечно. Наше соглашение остается в силе, пока не вышвырнут этих двоих».

Начиная чувствовать дух игры, Герсен смотрел по сторонам в поисках возможных союзников. К нему подошел еще один свальщик — на этот раз крепко сложенный молодой человек, всем своим видом демонстрировавший безрассудную самоуверенность, именуемую даршами «пламбошем»: «Ты — Герсен? Меня зовут Чалкон. Ты, конечно, не выиграешь, и я тоже — но давай в любом случае сговоримся против Фурбиля — видишь, он разминается? Фурбиль — ловкий и жестокий свальщик, от него лучше избавиться пораньше».

«Почему нет? — отозвался Герсен. — Я хотел бы также вытолкнуть Тронгарро — он мне кажется самым опасным».

«Сначала Фурбиля, потом Тронгарро — и будем помогать друг другу, пока не окажемся на зеленой свалке, а то и на синей. Ладно?»

«Ладно».

«Тогда слушай — как вышвырнуть Фурбиля? Подберись к нему сбоку. Когда он к тебе повернется, я толкну его ногой в спину, а ты поддай плечом — и ему придется выскочить на зеленое кольцо».

«Может быть, это получится, — согласился Герсен. — Сделаю все, что смогу».

Уже через несколько секунд к Герсену подбежал Фурбиль: «Ты — искиш? Что ж, желаю удачи! Но одной удачи тебе не хватит. Предлагаю тандем».

«Я готов сотрудничать, если это поможет мне оставаться на поле».

«Хорошо. Видишь этого задиристого юнца? Это Чалкон, наглый бездельник, но ловкий и сообразительный. С ним легко справиться, однако. Налетим на него с двух сторон — упади ему под ноги, я толкну его через тебя, и он полетит головой вперед до синей свалки, а то и дальше!»

«Сначала Тронгарро, — возразил Герсен. — Он опаснее всех».

«Будь по-твоему. Сначала Тронгарро — тем же приемом — а после него Чалкон».

«Если к тому времени мы останемся на поле».

«На этот счет не беспокойся. Пока мы работаем вместе, все будет в порядке!»

К Герсену подходили еще три свальщика, предлагая различные сговоры и трюки — Герсен соглашался помогать всем и каждому, исходя из того принципа, что любое преимущество, даже самое сомнительное, было лучше отсутствия преимуществ.

Среди зрителей Герсен заметил Бель-Рука — на какое-то мгновение он встретился глазами с его мрачным угрожающим взглядом. Кроме того, Герсен успел взглянуть на трибуну: Джердиана смотрела на него в полном замешательстве.

Старший арбитр прошел к центральному пьедесталу и разложил на нем вызывные ставки: пачки банкнот и стопку сложенных пополам акций «Котцаша».

Старший арбитр ударил в нагрудный гонг: «Претенденты! Займите места!»

Одиннадцать человек рассредоточились по «желтой свалке».

Снова ударил гонг: «Начинается отсчет — тридцать одна секунда!»

Соперники стали перемещаться по желтому кольцу, надеясь заранее обеспечить возможность нападения под удобным углом на тех противников, кого они считали важнейшими и опаснейшими.

Еще один удар гонга: «Семнадцать секунд!»

Игроки пригнулись, глядя то направо, то налево и передвигаясь мелкими боковыми скачками подальше от тех, кто мог наброситься на них в первую очередь.

«Шесть секунд!»

А затем: «Игра!»

Вихрь из одиннадцати мужчин пришел в движение. Заметив, что к нему целенаправленно приближается Тронгарро, Герсен начал отступать. За спиной Тронгарро появился Чалкон; встретившись глазами с Герсеном, он подал знак и с силой толкнул Тронгарро в спину. Тот пошатнулся и повернулся, чтобы отразить нападение. В этот момент подоспел Герсен, налетевший на него плечом — Тронгарро стал «зеленым». «Теперь Фурбиль! — воскликнул Чалкон. — Помнишь уговор? Притворись, что упал. Вот он, скорее!»

Герсен послушно споткнулся и растянулся под ногами Фурбиля, но тот вовремя отшатнулся от Чалкона, схватившего его за предплечье и пытавшегося перекинуть его на зеленую свалку. Ловко удержавшись на ногах, Фурбиль развернулся и, используя момент движения Чалкона, вышвырнул его на зеленое кольцо. Герсен тут же вскочил за спиной у Фурбиля и толчком ноги в спину отправил его на зеленую свалку вслед за Чалконом. В тот же момент Герсена ударило сбоку что-то непреодолимо тяжелое — огромная масса Майза, применявшего простейший метод: он просто-напросто прохаживался по желтому кольцу и отправлял каждого встречного на зеленую свалку ударом плеча и бедра. Каким-то чудом Герсену удалось схватить на лету пробегавшего мимо Скиша; вытолкнув Скиша на зеленое кольцо, Герсен тем самым сумел сохранить равновесие и остаться на желтой свалке. Герсен подал знак Рудо и указал на Майза. Догадавшись, что на него сейчас нападут с двух сторон, Майз повернулся спиной к центральному диску и принялся описывать кулаками угрожающие круги: «Ну, подходите, если посмеете!»

Герсен схватил Майза за предплечье, и тот почти подбросил его в воздух. В то же время Рудо, назвавшийся его союзником, схватил Герсена сзади за пояс и попытался затащить его задом наперед на зеленую свалку. Герсен ударил Рудо затылком по носу. Освободившись, тем самым, от хватки Рудо, Герсен нырнул за спину огромного Майза. Упираясь спиной в пьедестал центрального диска, Герсен приподнял согнутые ноги и толчком заставил Майза сделать пару неуверенных шагов в сторону зеленого кольца; еще один толчок плечом в спину со стороны Рудо, который теперь мог похвастаться кровоточащим носом, заставил толстяка переступить границу зеленой свалки. Возмущенный Майз с ревом набросился на Тронгарро — тот ловко уклонился. Четыре зеленых свальщика схватили толстяка за различные части тела; дергающегося, ругающегося, танцующего на одной ноге Майза препроводили через синее кольцо, намереваясь вышвырнуть с поля, но толстяк успел упасть на спину, стал обороняться пинками и так-таки остался на синей свалке.

Тем временем Герсен держался поодаль, пытаясь оценить ситуацию. Тронгарро и Майз — два опаснейших противника — были лишены возможности заходить на желтую свалку, где Герсен оставался с четырьмя противниками. Каждый из оставшихся на желтом кольце пяти игроков, избавившись от Тронгарро и Майза, мог теперь с полным основанием надеяться на победу — соответственно, каждый из них стал вести себя гораздо осторожнее. Теперь не осталось никаких причин соблюдать или нарушать какие-либо уговоры. Игроки не хотели подвергаться внезапным нападениям сзади, возможным в процессе координации движений с «напарниками».

Герсен заметил, что теперь другие свальщики поглядывали на него с опасливым уважением. Искиша, умудрившегося продержаться в желтом кольце так долго, следовало рассматривать всерьез.

Уголком глаза Герсен заметил, что Рудо и некий Хемент обменялись парой слов, после чего Рудо осторожно приблизился к Герсену: «Наш договор все еще в силе?»

«Конечно», — ответил Герсен.

«Тогда следующий — Правша, высокий мужик, который все время щурится. Подходи к нему сбоку; я буду пробегать мимо, схвачу его за гульфик — и мы отправим его на зеленое пастбище. Готов?»

Выполняя инструкции, Герсен стал потихоньку приближаться сбоку к Правше, в то же время наблюдая за Хементом. Как только Герсен оказался на расстоянии протянутой руки от Правши, Хемент бросился к нему; Правша не замедлил сделать то же самое, а сзади к Герсену подбежал предатель Рудо. Герсен ожидал такого развития событий. Швырнув Правшу навстречу Хементу, он перекинул Рудо через голову на зеленую свалку, после чего схватил Правшу за ногу и рывком вытолкнул его из желтого кольца в тот момент, когда ему на спину в прыжке навалился третий противник. Герсен нагнулся, протянул руки назад, обхватил этого противника и перекинул через спину на Правшу, растянувшегося на зеленой свалке. Пока этот дарш и Правша поднимались на ноги, их обоих схватили и вышвырнули на синюю свалку. Хемент не слишком уверенно схватил Герсена за предплечье, чтобы вытолкнуть его с желтого кольца в развороте; Герсен ударил ребром ладони по схватившей его руке, увернулся от другой руки, подхватил Хемента под мышки и, поднатужившись, оттолкнул от себя, спиной вперед, на зеленую свалку. Теперь Герсен остался на желтом поле в компании только одного соперника — мускулистого молодого дарша, которому удавалось до сих пор ловко избегать столкновений с кем бы то ни было. Герсен стал приближаться к нему — юноша отступал. Герсен пробежался по кругу два раза, преследуя противника по желтому кольцу — молодой дарш больше не мог от него убегать, потому что по правилам хадола трехкратное отступление по кругу означало бы для него автоматический переход на зеленое кольцо. Соперники осторожно сблизились. Герсен протянул руку вперед; юноша не слишком уверенно схватил его за кисть и попробовал рывком потянуть Герсена на себя и в сторону. Герсен поддался этому движению, упал вперед и зажал шею противника в сгибе локтя, после чего развернулся и заставил подпрыгивающего и упирающегося юношу промаршировать на зеленую свалку.

Теперь Герсен остался на желтом поле один. По желанию, он мог делать вылазки на зеленую и даже на синюю свалку и возвращаться под защиту желтого кольца — если его не заставили бы перейти с зеленой свалки на синюю или с синей в «чистилище». Но его не интересовали схватки зеленых и синих свальщиков — встревоженные близостью поражения и злые, те забыли о всякой умеренности. Они колотили друг друга кулаками, пинались, налетали головой в солнечное сплетение и били друг друга коленями в лицо и в пах, тяжело дыша, с ревом и бешеной руганью. Прислонившись спиной к пьедесталу, Герсен наблюдал за происходящим. Тронгарро, на синей свалке, схватился с Рудо. Герсен с любопытством следил за приемами Тронгарро — это был, несомненно, опытный боец, проворный, сильный и находчивый. Тем не менее, он не мог успешно конкурировать с Майзом, неподъемная туша которого делала толстяка практически неуязвимым. Вообразив себе схватку с Майзом один на один, Герсен поморщился. Точно нанося быстрые удары, в том числе в глаза, он мог бы, наверное, победить тяжеловеса, но такой поединок был чреват растяжениями и кровоподтеками, если не переломами. В худшем случае Майз вполне мог сломать Герсену шею, обрушившись на него всем весом.

Тронгарро вышвырнул Рудо в «чистилище»; теперь он сосредоточил свое внимание на Майзе. Сговорившись с парой других «синих свальщиков», он напал на толстяка. Три дарша бегали вокруг Майза и дергали его в разные стороны, как муравьи вокруг жука. Наконец, скорее по счастливой случайности, нежели намеренно, они добились того, что толстяк переступил границу «чистилища», где он в отчаянии бросился животом на землю, молотя кулаками по мостовой. Тем временем Тронгарро воспользовался ситуацией и вытолкнул с игрового поля двух даршей, помогавших ему справиться с Майзом.

Герсен обвел глазами круг зрителей. Он встретил ненавидящий горящий взор Бель-Рука, но не остановился на нем. Взглянув наверх, туда, где на трибуне сидели метлены, он на какое-то мгновение заметил лицо Джердианы Чансет, но не успел понять, что оно выражало — Джердиане что-то сказала тетушка Мэйнесс, и она отвернулась.

В хадоле возникла тупиковая ситуация. На синей свалке стоял Тронгарро, в зеленом кольце прохаживался Чалкон, а на внутреннем желтом поле давно отдыхал Герсен. Если бы матч закончился сейчас, призовой выигрыш поделили бы между этими тремя игроками в пропорции 3:2:1.

Герсен обратился к Тронгарро и Чалкону: «Я возьму акции «Котцаша», а деньги — тысячу шестьсот СЕРСов — вы можете поделить поровну. Вас это устроит?»

Чалкон быстро прикинул в уме: «Согласен!»

Тронгарро начал было говорить, но оглянулся на Бель-Рука — тот строго отрицательно покачал головой. Тронгарро неохотно сказал: «Нет — нужно поделить весь приз».

Герсен жестом подозвал Чалкона; тот подошел к границе между желтым и зеленым кольцами.

«Заключим договор, — сказал Герсен. — Я гарантирую его выполнение, если ты клятвенно пообещаешь его не нарушать».

«Что ты задумал?»

«Зайдем вдвоем на синюю свалку и вышвырнем Тронгарро. После этого я вернусь в желтое кольцо, а ты — в зеленое. Я возьму акции «Котцаша», а тебе достанется весь денежный приз, тысяча шестьсот СЕРСов».

«По рукам!»

«Прошу заметить, — прибавил Герсен, — это личный договор между нами, а не сговор в хадоле. Если ты нарушишь обещание, я найду способ тебя наказать впоследствии, и накажу сурово. Ты можешь мне доверять. Могу ли я доверять тебе?»

«На этот раз — и только на этот раз — да, можешь».

«Очень хорошо. Подходи к нему слева. Я подойду справа. Как только мы будем от него на расстоянии протянутой руки, вытолкнем его спиной вперед».

«Ладно».

Без лишних слов Герсен перешел с желтого кольца на зеленое, а затем на синее; Чалкон двигался параллельно с левой стороны. Тронгарро ожидал их, пригнувшись в борцовской позе. Считая, по-видимому, что внезапное нападение — его единственный шанс, Тронгарро бросился на Чалкона, намереваясь обхватить его за пояс, развернуть и заставить выбежать в «чистилище». Герсен схватил Тронгарро за руку, Чалкон схватил его за другую. Герсен пинком подсек колени Тронгарро сзади; Тронгарро упал, но в то же время успел пнуть Чалкона в пах — тот согнулся пополам и опустился на колени. Тронгарро махнул ногой в сторону Герсена, но тот схватил его за лодыжку и резко повернул ее — порвались сухожилия, Тронгарро завопил и перевернулся, чтобы отделаться от Герсена, но Герсен снова повернул его лодыжку. Тронгарро пришлось перевернуться снова, на этот раз почти на внешнюю границу синей свалки. Бешено упираясь руками, Тронгарро с размаха пнул Герсена свободной ногой в бок; Герсен снова повернул лодыжку противника — с воплем отчаяния Тронгарро перекатился с синего кольца в «чистилище».

Герсен стоял, тяжело дыша. Чалкон сумел подняться на ноги, но стоял, согнувшись от боли, и держался руками за нижнюю часть живота. Двое смотрели друг на друга исподлобья — глаза Чалкона помутнели и покраснели. Герсен вернулся на желтую свалку, а Чалкон проковылял на зеленую. Герсен обратился к старшему арбитру: «Отдайте мне акции «Котцаша», а Чалкону — все деньги, и пусть хадол на этом закончится».

Старший арбитр спросил Чалкона: «Ты согласен с таким дележом?»

«Да! Меня это устраивает».

«Значит, так тому и быть». Судья проговорил в микрофон: «Впервые на моей памяти — и, насколько мне известно, впервые в истории нашей знаменитой игры — искиш выиграл важный матч в поединке с лучшими свальщиками Дар-Сая. Желает ли кто-нибудь бросить вызов доблестному искишу-победителю?»

Бель-Рук что-то яростно втолковывал Тронгарро, сидевшему на скамье — растянутая лодыжка Тронгарро уже заметно вспухла. В ответ на увещевания бандита Тронгарро только качал головой. Бель-Рук резко отвернулся от него. «Я бросаю вызов! — хрипло закричал он. — Я, Бель-Рук! Мы будем драться бичами».

«Как всем известно, оружие выбирает тот, кого вызывают, — напомнил старший арбитр. — Ты вызываешь обоих, Чалкона и Герсена?»

«Нет. Я вызываю только Герсена».

Главный арбитр передал Чалкону банкноты: «Ты можешь с честью покинуть хадол!»

«Так и сделаю — но честь принадлежит Герсену. Он умеет драться!» — Чалкон взял деньги и с облегчением удалился с поля.

Бель-Рук выступил вперед и протянул арбитру два СЕРСа: «Это в два раза больше стоимости 125 акций «Котцаша», которые, как всем известно, полностью обесценились».

Судья неодобрительно отступил на шаг: «Ты сам оценил эти акции по четыре СЕРСа каждую!»

«Ни в коем случае! Я гарантировал приз — тысячу СЕРСов. Я согласился с тем, чтобы двадцать пять акций представляли сто СЕРСов. Если Герсен желает отдать мне 125 акций, я заплачу ему 500 СЕРСов. В противном случае он расстанется с жизнью. Пусть попытается снова встать на моем пути — я его убью!»

«Суровый подход! — заметил арбитр. — Что ж, Герсен, каков твой ответ? Бель-Рук предлагает тебе жизнь за акции «Котцаша» — и этот вызов обойдется ему всего лишь в два СЕРСа. Если ты желаешь избежать поединка, Бель-Рук, насколько я понимаю, заплатит тебе 500 СЕРСов за твои акции «Котцаша», и для тебя сегодняшняя победа все еще будет достаточно прибыльной. Должен предупредить, что Бель-Рук знаменит навыками владения не только бичом, но и другими видами оружия — у тебя мало шансов остаться в живых. Тем не менее, ты можешь выбрать любой вид оружия или настоять на рукопашной схватке».

Герсен пожал плечами: «Если мне придется драться, я бы воспользовался ножами или дрался бы голыми руками — это зависит от него».

«Ножи! — воскликнул Бель-Рук. — Я изрублю тебя на куски!»

Один из арбитров принес на подносе пару дуэльных кинжалов с черными деревянными рукоятками и обоюдоострыми лезвиями длиной почти в локоть.

Герсен взял один из ножей и взвесил его в руке. Лезвие — длинный тонкий треугольник, расширяющийся в основании у рукояти — нарушало баланс, который хотел бы ощущать Герсен. Тем не менее, он решил, что такой кинжал подойдет; несомненно, это не был метательный нож — что свидетельствовало об отсутствии соответствующих навыков у даршей. Подняв глаза к трибуне, Герсен заметил на лице Джердианы выражение зачарованного ужаса.

Старший арбитр произнес: «Схватка состоится в границах поля для игры в хадол и будет продолжаться до тех пор, пока один из противников не заявит о желании сдаться, подняв руки, громко выразив такое желание или покинув поле для игры в хадол, до тех пор, пока один из противников не окажется неспособным продолжать схватку, или до тех пор, пока я не остановлю ее. В схватке допускаются любые приемы — нет никаких правил и никаких ограничений. Вы можете занять исходные позиции на желтой свалке, с противоположных сторон пьедестала. Схватка начнется одновременно с четвертым ударом гонга и будет продолжаться, пока я не вмешаюсь. Если кто-либо из противников не остановится мгновенно по моему приказу, он проведет трое суток в выгребной яме городского нужника. Так что следите за собой и прекращайте драться по моей команде — я никому не позволю резать на куски выведенного из строя противника, — последние слова арбитр сопроводил многозначительным взглядом в сторону Бель-Рука. — Если преследуемый участник схватки пробежит три круга или отступит на три круга, считается, что он сдался. Теперь прозвучит удар гонга, с которого начнется отсчет тридцать одной секунды. Займите свои позиции».

Герсен и Бель-Рук встали друг напротив друга, лицом к пьедесталу.

«Семнадцать секунд!»

Бель-Рук водил лезвием из стороны в сторону, наслаждаясь ощущением близости смерти: «Как долго я ждал этой минуты!»

«Мне тоже не терпится с тобой покончить, — отозвался Герсен. — Ты участвовал в набеге на Монтплезант?»

«Монтплезант? Это было давно!»

«Значит, ты там был».

Бель-Рук только холодно усмехнулся.

«Теперь я смогу убить тебя без малейших сожалений», — сообщил ему Герсен.

«Шесть секунд! Господа, беритесь за оружие! Со следующим ударом гонга схватка начинается!»

Секунды шли, преодолевая таинственный рубеж, отделяющий будущее от прошлого.

Прозвенел гонг.

Бель-Рук двинулся вперед вокруг пьедестала, опустив нож так, словно он держал меч. Герсен ждал, чуть пригнувшись, после чего метнул нож Бель-Руку в сердце. Лезвие поразило цель, но отскочило с металлическим лязгом и упало на мостовую. По-видимому, под майкой Бель-Рук носил кольчугу из колец димпнета. Судья не протестовал: надо полагать, защитный жилет допускался местными правилами.

Как только нож упал, Бель-Рук пнул его, чтобы выкинуть с поля. В то же мгновение Герсен бросился вперед, и внимание Бель-Рука отвлеклось. Нож остановился в одном вершке от границы синего кольца.

Бель-Рук сделал выпад — Герсен нырнул в сторону, ударил ребром ладони по толстой шее бандита и ткнул его в левый глаз. Ответным взмахом Бель-Рук рубанул Герсена по ребрам, разрезав сорочку и сантиметров пятнадцать кожи; потекла кровь.

Герсен в ярости схватил бандита за правое предплечье, заломил ему руку за спину, повалил его подножкой и, пользуясь моментом падения Бель-Рука, сломал ему локтевой сустав.

Бель-Рук крякнул, нож выпал из его онемевших пальцев. Но он тут же лихорадочно схватил рукоятку ножа левой рукой и ткнул лезвием назад, погрузив его в бедро Герсена. Герсен отступил, пораженный неудачей. Неужели он настолько отяжелел с годами? Теперь у него были две кровоточащие раны — скоро он начнет хромать и слабеть, скоро этот бандит его убьет... Нет, не так скоро! Герсен снова ударил Бель-Рука по шее ребром ладони. Бель-Рук попытался отодвинуться, чтобы ударить ножом с размаха. Герсен схватил его за левое предплечье, но не успел зажать его. Бель-Рук высвободился рывком и стоял, тяжело дыша — его правая рука бессильно повисла, левый глаз почти полностью заплыл.

Поливая поле для игры в хадол кровью из ран в груди и в бедре, Герсен направился, хромая, к своему ножу. Бель-Рук бросился вслед за ним, высоко замахнувшись кинжалом, чтобы нанести удар в шею. Герсен схватил занесенную над головой руку и тут же нагнулся, схватив поднявшуюся ногу Бель-Рука — тот пытался ударить Герсена коленом в пах. Герсен напрягся и рванул колено бандита вверх, заставив его отпрыгнуть назад, чтобы не упасть на спину. Теперь Герсен успел наконец подобрать свой нож. Бель-Рук восстановил равновесие — с раскрытым ртом, расширенными ноздрями и побагровевшими глазами он снова бросился в атаку. Герсен снова метнул нож, и на этот раз он погрузился почти по рукоятку в жилистую шею Бель-Рука. Бандит опустился на колени и упал лицом вниз — под весом его тела лезвие полностью проткнуло шею; блестящее острие торчало из-под затылка сантиметров на пятнадцать.

«Хадол закончен! — объявил арбитр. — Победитель — Герсен. Ему принадлежит приз: 125 акций фонда «Котцаш» и два СЕРСа».

Герсен взял акции и проковылял с игрового поля. Лекарь отвел его в ближайшую граздь и занялся лечением ножевых ран.

Сто двадцать пять акций «Котцаша»! Теперь Герсену принадлежали 2416 акций, на шесть больше половины. Он контролировал инвестиционный фонд «Котцаш».

Выйдя из гразди, Герсен обнаружил, что труп Бель-Рука уже унесли. Места метленов на трибуне опустели — по-видимому, они решили, что насмотрелись вдоволь.

Хромая, Герсен вернулся к своему звездолету. Взобравшись по трапу, он закрыл люки, поднял корабль в воздух и полетел на восток, в Сержоз.

Герсен провел ночь в звездолете, медленно дрейфующем над пустыней. Утром он приземлился неподалеку от водяной завесы Сержоза. Подчинившись капризу, он надел свободные брюки из черной саржи, белую рубашку из льняного полотна и темно-зеленый кушак — костюм, который мог бы носить во время прогулки по набережной богатый молодой аристократ из Авенты на Альфаноре. Сад-ресторан при отеле «Сферинде люкс» практически пустовал. В ресторане «Приюта путешественников» завтракали несколько туристов, проснувшихся пораньше.

Герсен зашел в вестибюль, позвонил по телефону в отель «Сферинде» и попросил, чтобы его связали с ее благородием Джердианой Чансет. Через некоторое время из репродуктора послышался ее тихий голос: «Да? Кто это?»

«Кёрт Герсен».

«Подожди секунду, я закрою дверь... Кёрт Герсен! Почему ты решил драться за акции? Все подумали, что ты спятил!»

«Мне нужны были еще сто двадцать акций «Котцаша». Теперь я контролирую эту корпорацию».

«Из-за этого ты пошел на такой риск?»

«Риск был неизбежен. Ты обо мне беспокоилась?»

«Конечно! У меня душа ушла в пятки! Я не хотела смотреть, но не могла не смотреть. Все говорят, что Бель-Рук был известным убийцей и умел обращаться с оружием так, как умеют только убийцы. Теперь про тебя тоже думают, что ты — наемный убийца».

«Это не совсем так. Как мы могли бы встретиться?»

«Не знаю. Мы уже улетаем в Льяларкно, и тетушка Мэйнесс не покидает меня ни на минуту. Она убеждена в том, что со мной что-то не в порядке... Где ты? В «Приюте путешественников»?»

«Да».

«Я сейчас приду. Думаю, что смогу отлучиться минут на пятнадцать».

«Я буду ждать в саду — там, где мы сидели раньше».

«Там, где я решила, что в тебя влюбилась. Помнишь?»

«Помню».

«Сейчас приду!»

Герсен вышел в сад. Через две минуты появилась Джердиана. На ней было то самое темно-зеленое длинное платье, в котором она была, когда он ее увидел впервые. Он встал ей навстречу; она бросилась к нему в объятия, и они поцеловались — снова и снова, три раза.

«Все это бессмысленно, — опустила плечи Джердиана. — Я больше тебя не увижу».

«Я пытаюсь себя в этом убедить. Но не могу».

«Тебе придется как-то с этим смириться, — Джердиана оглянулась. — Меня начнут стыдить и попрекать, если увидят здесь, с тобой».

Герсена несколько задело ее последнее замечание: «Для тебя это так важно?»

«Да, пожалуй... В Льяларкно видимость вещей гораздо важнее их сущности».

«Что, если я приеду в Льяларкно?»

Джердиана покачала головой: «Наш мир тесен. Все знают всех, мы должны оправдывать ожидания. Такова основа счастливого существования метленов — как правило».

Герсен долго смотрел на нее — целую минуту — после чего сказал: «Если бы я мог предложить тебе беззаботную спокойную жизнь, то не обратил бы внимания на ваши предрассудки. Но я не могу тебе предложить ничего, кроме бесконечных тревог и поездок в странные неуютные места, возможно, полные опасностей... По меньшей мере в обозримом будущем... А посему — прощай!»

Глаза Джердианы наполнились слезами: «Не выношу это слово! Оно подобно смерти... Иногда мне хочется, чтобы ты унес меня в свой звездолет и улетел со мной в космические дали. Если ты меня унесешь — сейчас — я не стану сопротивляться, не буду кричать — я онемею от радости!»

«Это было бы чудесно — на какое-то время. Но я не могу это сделать. В будущем это принесло бы тебе только одни несчастья».

Джердиана поднялась на ноги, часто моргая сквозь слезы: «Я должна идти».

Герсен тоже встал, но больше не пытался ее обнять. Джердиана поколебалась, после чего подошла ближе и поцеловала его в щеку: «Я никогда тебя не забуду». Повернувшись, она вышла из сада.

Герсен опустился на стул. Этот эпизод его жизни закончился. Ему надлежало навсегда забыть Джердиану Чансет — и чем скорее, тем лучше. Теперь приходилось торопиться. Оттиль Паншо, скорее всего, еще не знал о смерти Бель-Рука и о том, что Кёрт Герсен стал владельцем контрольного пакета акций «Котцаша». Заплатив за завтрак один из двух СЕРСов, выигранных вчера у Бель-Рука, Герсен вернулся в звездолет. Сложив в чемоданчик комплект инструментов, он поспешно направился, хромая, к гразди Диндара под шатром Сканселя. Там он сразу прошел к управлению Паншо.

Как прежде, дверь была закрыта на замок. Герсен извлек из чемоданчика инструменты, разрéзал замок и распахнул дверь, не беспокоясь о том, что сигнализация при этом несомненно сработала. Оттиль Паншо улетел с Дар-Сая, а Бель-Рук был мертв — теперь сигнал тревоги вряд ли мог привлечь чье-либо внимание. Герсен зашел в помещение, где опять слегка попахивало чем-то прогорклым или протухшим.

В коридоре послышались приближающиеся шаги. В открытую дверь заглянули два человека. Герсен холодно смерил их взглядом с головы до ног: «Кто вы такие, и что вы тут делаете?»

Один из прибывших резко ответил: «Я — смотритель этой гразди! Господин Бель-Рук поручил мне следить за сигнализацией и отваживать непрошеных посетителей. Как вы посмели взломать замок и проникнуть в это управление?»

«Я контролирую инвестиционный фонд «Котцаш». Теперь это мое управление, я могу заходить сюда в любое время и делать здесь все, что мне заблагорассудится — с ключом или без ключа».

«Бель-Рук об этом не упоминал».

«И не упомянет. Он мертв».

Лицо смотрителя гразди помрачнело: «Неприятная новость».

«Для любого честного человека — превосходная новость! Бель-Рук был мошенником и убийцей. Он заслуживал гораздо более мучительной смерти. А теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое — я намерен проверить записи фонда «Котцаш». Если вы пожелаете навести обо мне справки, обращайтесь к Адарио Чансету, владельцу банка «Чансет»».

«Как вам будет угодно!» — смотритель гразди и его спутник вышли в коридор и, посовещавшись о чем-то полушепотом, удалились.

Герсен начал с картотечных шкафов, после чего перешел к стеллажам и ящикам письменного стола. Он нашел записи, отражавшие сделки, заключенные от имени фонда «Котцаш» — скупку «черной массы» и соответствующее распределение акций. Раньше Герсен рад был бы найти такие записи; теперь они ничего не значили. Он обнаружил копии арендных договоров, лицензий и сертификатов, подтверждавших передачу фонду «Котцаш» прав на разведку и разработку ископаемых. Ему говорили, что все эти бумаги уже ничего не стоили. Тем не менее, Герсен сложил их в стопку и отложил в сторону.

В ящиках стола не оказалось ничего достойного интереса.

Герсен в последний раз осмотрел контору. В ней нередко бывали Оттиль Паншо, Бель-Рук и, конечно же, Ленс Ларк. Даже воздух здесь казался загрязненным их присутствием.

Герсен вышел из гразди Диндара, отправился напрямик к своему «Трепетнокрылому Фантамику» и уже через несколько минут оказался в космосе.

 

Часть III. Метель

 

Глава 12

Из монографии «Народы Коранны» Ричарда Пельто:

«Метель! Зачарованная планета, где благородные, красивые, гордые и роскошно одетые люди живут в показном привилегированном уединении, нередко вызывая раздражение убежденностью в своем превосходстве.

Термин «высокомерие», функционально целесообразный, когда он применяется в отношении метленов, привносит, однако, чрезмерное множество ошибочных ассоциаций, вводит в заблуждение и никак не отражает бесхитростное обаяние этого народа. Даже их служители и аппаратчики — так называемые «полукровки» — рассматривают метленов с насмешливой или даже признательной терпимостью, сквозь которую часто проступает ирония, но лишь изредка прорывается ожесточение.

Для исследователя условий человеческого существования и бесчисленных сочетаний и вариаций этих условий метлены представляют собой исключительно любопытный прецедент. Их история относительно бедна событиями. Как только Метель открыли, планета была заявлена в качестве собственности, подлежащей действию устава «Аретионов», элитного клуба в городе Зангельберге на планете Станислас. Между членами клуба распределили земельные участки; всю остальную территорию планеты объявили заповедной. Многие «аретионы», прилетевшие из Зангельберга, чтобы взглянуть на свои земли, остались на Метеле и многократно приумножили состояния благодаря торговле дуодециматами.

Метлены приложили огромные усилия с тем, чтобы их мир оставался относительно изолированным и малопосещаемым. Космический порт в служебном, торговом и деловом центре, Тванише — единственный пункт въезда и выезда на Метеле. Метель — малонаселенная планета. Двадцать тысяч метленов живут в Льяларкно; примерно столько же уединились в удаленных сельских поместьях. Тваниш, по существу, представляет собой анклав, населенный пятьюдесятью тысячами «полукровок» — инопланетян самых различных разновидностей и их потомков смешанных кровей, в том числе тех, кто появился на свет в результате мимолетных связей метленов с инопланетянками; кроме того, в Тванише образовалась большая колония даршей, выполняющих самые неприятные обязанности, требующие приложения физических усилий и отсутствия брезгливости.

Льяларкно — скорее парковый городок, а не город. Чудесные дома метленов священны для обитающих в них семей. Каждому дому присвоено имя; каждому свойственны особые, неповторимые и общеизвестные репутация, атмосфера или настроение. В этих домах метлены совершают свои обряды, играют в свои игры и устраивают праздничные процессии, придающие разнообразие и красочность их существованию. Метленов развлекают сотни всевозможных турниров, театральных представлений, оперных циклов, паван и классических пантомим, которые организуются согласно традиционным сезонным расписаниям и в которых предусмотрены роли для каждого из обитателей Льяларкно.

Драма — торжественный лейтмотив бытия метленов. Часть этого экзистенциального спектакля заключается в том, чтобы поддерживать миф о примитивности или, по меньшей мере, неотесанной вульгарности всех остальных народов Ойкумены. Самые проницательные из метленов сознают, что все это — не более чем игра, фантазия, легкомысленная забава, удовлетворяющая коллективное самолюбие небольшого замкнутого сообщества. Другие, однако, воспринимают концепцию своего превосходства как фундаментальную истину. Метлены, как правило, не ощущают смехотворность своих притязаний. Они склонны к преувеличениям и великолепным жестам; несмотря на замкнутый образ жизни, они любят бросаться в глаза. Каждое мгновение жизни становится для них живописной пантомимой, в которой они обязаны вставать в самые заметные картинные позы. При всем при том, вопреки всему вышеупомянутому, метлены — трезво мыслящие люди, редко допускающие ошибки и, как правило, не позволяющие экстравагантным привычкам препятствовать их благополучию и комфорту».

Восемь оборонных космических фортов вращались вокруг Метлена на высоте восьмисот тысяч километров. Соблюдая инструкции, приведенные в «Справочнике космического пилота», Герсен объявил о своем прибытии, связавшись с одним из этих фортов. К нему в звездолет пожаловали лейтенант-метлен и пара кадетов; закончив инспекцию, они выдали Герсену разрешение на посадку. Ему отвели пронумерованную площадку на поле космопорта в Тванише и отдельный канал связи для наведения автопилота.

Представители оборонного форта удалились; «Трепетнокрылый Фантамик» стал быстро спускаться к Метелю — торжественной и величественной сфере, пестрящей в лучах Кóры бархатными темно-синими и зелеными тонами. В стороне проплыла луна Шанитра — угловатый пепельно-серый комок пемзы, на разведку и разработку недр которого, какова бы ни была их ценность, Герсен отныне приобрел исключительные права.

Подчиняясь диспетчерским командам, автопилот направил звездолет Герсена к Тванишу, единственному городу на Метеле, и опустил его на выделенную Герсену площадку поля местного космопорта.

Герсен прибыл на Метель в середине дня. Иллюминаторы озарились ясными, вечно утренними лучами Кóры, но здесь в них не было яростной жгучести, ощущавшейся на Дар-Сае. Герсен спустился на землю Метеля — мира Джердианы Чансет.

На западе, где находился центр Тваниша, возвышались группы сооружений из стекла и бетона, отклонявшихся наподобие лепестков от одной или нескольких опор, что создавало противоречивое впечатление воздушной устойчивости. За ними возвышались лесистые холмы: Льяларкно. К северу простирались возделанные поля и сады, к югу — ухоженные луга с рассеянными по ним огромными старыми деревьями, волнообразно поднимавшиеся к длинному невысокому хребту древних гор.

«Безмятежный, приятный ландшафт!» — подумал Герсен. Он пересек взлетное поле по дорожке из спеченного шлака, ведущей к космическому вокзалу — многоугольному сооружению из черного металла и стекла, с высокой диспетчерской башней посередине. Следуя указателям, Герсен направился к стойке, где служащий в униформе ввел его личные данные в компьютер, после чего на дисплее служащего погас желтый индикатор — по-видимому, тем самым были завершены формальности, начавшиеся при посещении звездолета орбитальными инспекторами.

В вагоне общественного транспорта Герсен доехал до центра города. В «Коммерческом отеле» ему предложили номер с ванной, вполне соответствовавший его потребностям. Прежде всего его беспокоило отсутствие наличных денег. Позвонив по телефону, он связался с местным представителем банка «Куни», немедленно направился к нему и получил тысячу СЕРСов по аккредитиву.

В киоске Герсен купил карту города и присел за столиком на тротуаре, у ближайшего кафе. Официантка вышла взять заказ. Герсен указал на столик, за которым сидел человек с высоким бокалом, наполненным чем-то бледно-зеленым и пенистым: «Что пьет этот господин?»

«Это наш «Косоглазый пунш», сударь: фруктовый сок с крепким сладким араком и вислоягодным ромом, охлажденный и взбитый».

«Принесите мне то же самое», — сказал Герсен и откинулся на спинку стула, чтобы понаблюдать за обитателями Тваниша. Здесь встречались главным образом полукровки: люди всевозможных рас и типов, носившие, однако, сходные костюмы — пиджаки приглушенных расцветок, в темную вертикальную полоску, и черные брюки или черные юбки. Такая однородность одежды создавала эффект общей формальности и пунктуальности. Время от времени попадались инопланетяне: торговые агенты, представители фирм и, гораздо реже, туристы. Герсен заметил также даршей в светло-бежевых бриджах и белых рубашках или в свободных белых костюмах, напоминающих пижамы, а также метленов, отличавшихся от других темными волосами и светло-оливковой кожей, одеждой, а также не поддающейся определению непринужденностью манер. «Любопытная смесь человеческих разновидностей!» — подумал Герсен.

Официантка принесла охлажденный бокал «Косоглазого пунша».

Герсен раскрыл карту города — насколько можно было судить, не очень большого города. Улицы Тваниша были подробно изображены и четко обозначены, тогда как область за западной окраиной, то есть Льяларкно, отличалась полным отсутствием деталей. Местонахождение жилищ метленов и ведущих к ним дорог, судя по всему, не надлежало раскрывать любопытствующим взорам вульгарных туристов и дельцов. Герсен едва заметно пожал плечами. Его мало беспокоило тщеславие метленов.

«Косоглазый пунш» Герсену понравился. Он подал знак, и официантка принесла еще один бокал. «Второго бокала должно быть достаточно для удовлетворения ваших потребностей, сударь, — серьезно сказала официантка. — Это крепкий напиток, и приезжие часто не понимают, как сильно он действует, пока не пытаются встать из-за стола. Пунш такого рода у нас некоторые называют «залогом искупления», потому что лица, употребляющие его в неумеренных количествах, начинают вести себя буйно, в связи с чем их приходится наказывать».

«Благодарю за предупреждение, — отозвался Герсен. — И как наказывают таких буянов?»

«Это зависит от серьезности правонарушения, но им нередко зажимают в колодки руки и ноги, после чего детям позволяют кидаться в них мягкими фруктами — к сожалению, часто гнилыми и заплесневевшими, — девушка с отвращением подернула плечами. — Я ни в коем случае не хотела бы, чтобы меня выставили таким образом на позор».

«У меня тоже нет такого желания, — заверил ее Герсен. — Не могли бы вы принести мне телефонный справочник?»

«Разумеется, одну минуту».

Перелистывая страницы, Герсен сразу нашел телефонный номер инвестиционного фонда «Котцаш», находившегося, согласно справочнику, в Башне Скохуна.

Герсен снова подозвал официантку и уплатил по счету: «Где находится Башня Скохуна?»

«Ее можно заметить отсюда, сударь — она по другую сторону парка. Видите здание с высоким центральным порталом? Это и есть Башня Скохуна».

Прогулявшись по парку, Герсен приблизился к Башне Скохуна — восьмиэтажному сооружению с перекрытиями из белого бетона и стеклянными стенами. Опорами служили четыре колонны из черного металла — местная архитектура ничем не напоминала граздь Диндара в Сержозе. Для потерпевшей банкротство несостоятельной корпорации, такой, как фонд «Котцаш», содержание представительства в Башне Скохуна казалось неожиданно роскошным капризом. Откуда-то должны были взяться деньги. Возможно, Паншо использовал сумму страхового возмещения за звездолет «Эттилия Гаргантюр» — или поступления от продажи краденых дуодециматов?

Герсен пересек широкий проспект и зашел в вестибюль на первом этаже — окруженное стеклом пространство между четырьмя колоннами. В перечне арендаторов было указано, что контора инвестиционного фонда «Котцаш» занимала номер 307 на третьем этаже. Герсен рассмотрел доступные возможности. Он мог явиться в представительство «Котцаша» и заявить о своем праве контролировать операции фонда — прямолинейное вмешательство не могло не привлечь внимание Ленса Ларка. Оправдывался ли риск такого подхода его преимуществами? В любом случае приходилось действовать, пока Паншо не узнал о смерти Бель-Рука, то есть в течение ближайших нескольких часов.

Часть вестибюля занимало коммерческое бюро арендодателя. Герсен зашел туда и обнаружил тощего, как хлыст, полукровку с проницательным жестким лицом и бдительными черными глазами, в общепринятом тванишском костюме — черных брюках, пиджаке в черную, коричневую, глуховато-горчичную и каштановую полоску и черных ботинках. Латунная табличка на стойке гласила: «Удольф Тестель, управляющий».

Герсен представился в качестве выездного представителя банка «Куни».

«Мы серьезно рассматриваем возможность аренды помещения для нашего представительства в Тванише, — самым торжественным тоном заявил Герсен. — Мне потребовалась бы надлежащим образом оборудованная контора с вызывающим уважение адресом в деловой части города».

«Мы будем рады удовлетворить любые ваши запросы, — столь же помпезным тоном ответствовал Тестель, несмотря на свою проницательность отличавшийся, по-видимому, немалым самомнением. — Почти все наши помещения заняты; тем не менее, я мог бы предложить кабинет с приемной и гостиной на втором этаже или однокомнатную контору на пятом». Управляющий выложил на стойку планы этажей и указал расположение упомянутых помещений. Герсен рассмотрел эти схемы, после чего взглянул на план третьего этажа. Представительство фонда «Котцаш» занимало однокомнатную контору № 307, между такой же однокомнатной конторой фармацевтической импортной компании «Айри», № 306, и трехкомнатным управлением «Конструкторского бюро Жаркова», № 308.

«Мне больше всего подошел бы третий этаж, — заметил Герсен. — Там есть свободные помещения?»

«Нет, весь третий этаж занят».

«Очень жаль! Одна из этих двух контор точно соответствовала бы моим потребностям, — Герсен указал на номера 306 и 307. — Эти арендаторы уже заключили долгосрочные договоры? Может быть, то или иное поощрение побудило бы их переехать на пятый этаж?»

Небрежная самоуверенность Герсена заставила Удольфа Тестеля заметно ощетиниться. «Уверен, что они откажутся, — напряженным тоном сказал управляющий. — Доктор Коост из компании «Айри» никогда не изменяет своим привычкам. А господин Паншо из номера 307 постоянно сотрудничает с «Конструкторским бюро Жаркова». Поэтому, насколько я понимаю, ни тот, ни другой не пожелает куда-либо переезжать».

«В таком случае, если вы не откажетесь дать мне ключ, я взгляну на контору на пятом этаже, — уступил Герсен. — Это займет лишь несколько минут».

«Позвольте мне показать вам это помещение, — отозвался Тестель. — Это меня нисколько не затруднит».

«Я хотел бы произвести осмотр в одиночестве, — возразил Герсен. — Хотя бы для того, чтобы я мог составить свое мнение, не подвергаясь постороннему влиянию».

«Как вам будет угодно!» — гнусаво пропел Тестель. Выдвинув ящик, он выбрал ключ: «Номер 510 — выходя из лифта, поверните направо».

Герсен поднялся в лифте на пятый этаж. Ключ — запрессованная в пластик металлическая полоска — был запрограммирован магнитным кодом, открывавшим только один замок. Копию такого ключа было бы очень трудно изготовить, причем даже его копирование не позволило бы открыть дверь номера 306, 307 или 308. Тем не менее, Герсен хорошо запомнил ящик, в котором управляющий хранил запасные ключи.

Наскоро осмотрев контору № 510, Герсен вернулся в бюро Тестеля на первом этаже и отдал ему ключ: «Я скоро извещу вас о своем решении».

«Мы будем рады предоставить вам помещение», — слегка поклонился Тестель.

В переулке неподалеку Герсен нашел слесарную мастерскую, приобрел три заготовки ключей, похожих на те, что использовались в Башне Скохуна, и поручил мастеру выгравировать на них номера 306, 307 и 308. Затем Герсен вернулся в космический порт, прошел к себе в звездолет и упаковал в чемоданчик несколько видов прослушивающего оборудования. Оттилю Паншо предстояло узнать об изменении обстоятельств; последующие разговоры вполне могли привести Герсена к Ленсу Ларку или, по меньшей мере, позволили бы получить какие-то сведения, указывающие на местонахождение Ларка.

Вернувшись в «Коммерческий отель», Герсен оставил там свое оборудование. Сгущались сумерки; сегодня, скорее всего, было уже поздно продолжать осуществление его плана. Тем не менее, Герсен нервничал, его охватило возбужденное ощущение неизбежности скорой развязки — последовательности событий сходились к одной взрывоопасной точке. Погрузившись в размышления, он снова прошелся по парку к Башне Скохуна, чтобы разведать обстановку. Если Паншо уже прибыл к себе в контору, кто знает, куда Герсен мог бы последовать за ним, когда он выйдет?

Остановившись среди деревьев на краю парка, Герсен подсчитал окна: в окне конторы № 306 все еще горел свет — доктор Коост из фармацевтической компании «Айри» сегодня задержался на работе. Окно конторы № 307 темнело — Оттиль Паншо проводил вечер где-то в другом месте. В окнах управления «Конструкторского бюро Жаркова» тоже не было никаких огней. Герсен перешел через улицу и заглянул в вестибюль. Дверь в коммерческое бюро была открыта настежь, и прилежный Удольф Тестель все еще стоял за стойкой, хмуро просматривая какую-то ведомость.

Герсен потихоньку прошел к телефону в дальнем углу вестибюля. Позвонив в управление Тестеля, он услышал резкий голос: «Башня Скохуна, вас слушает управляющий».

Герсен воскликнул дрожащим высоким голосом, почти фальцетом: «Господин Тестель, пожалуйста, немедленно поднимитесь в сад на крыше! Тут творится какое-то безобразие! Этому необходимо положить конец! Скорее, скорее!»

«А? Что такое? — не понял Тестель. — Кто говорит?»

Герсен повесил трубку и стал ждать в тени у колонны, наблюдая за вестибюлем.

Тестель выбежал в вестибюль, явно встревоженный и раздраженный. Он заскочил в лифт и скрылся из виду.

Герсен поспешно направился в бюро управляющего, зашел за стойку и открыл ящик с ключами. Вынув ключи из прорезей с номерами 306, 307 и 308, она заменил их гравированными заготовками. Закрыв ящик, Герсен покинул бюро, пересек вестибюль и вышел из Башни Скохуна.

Довольный результатами, достигнутыми за один вечер, Герсен поужинал в ресторане «Медальон», рекламное объявление которого обещало «классическую кухню — подлинные блюда в стиле знаменитых мастеров кулинарии». Не слишком интересуясь невразумительными гастрономическими пояснениями, заполнявшими список блюд, приготовлявшихся по заказу, Герсен сдался на милость официанта, вручившего ему продолговатую карточку в черной с серебром рамке: «Это меню нашей сегодняшней «Незабываемой трапезы», сударь — настоятельно рекомендую!»

Герсен прочел меню:

« Закуски десяти миров!

Бульон с орехами алоэ и цветами-плавунцами в стиле бенитров с шестой планеты Капеллы

Запеканка из розового нарда с кресс-салатом и «белой наживкой» в том виде, в каком она подается Сигизмундом в «Гранд-отеле» в Авенте на Альфаноре

Отбивные из спинной вырезки пятирогого даранга, импортированные из Кислородных Низин планеты Куэнос-Нотос

Клецки с начинкой из корня бельсифера с шафраном, в стиле Прощальной Станции на планете Мириотес

Острая приправа из обжаренных грибов, охлажденного ананаса и мангового чутни из питомников и оранжерей Древней Земли

Салат из трав и зелени, приправленный средиземноморским оливковым маслом и эльзасским уксусом

Сладкие безделушки, капризы и несуразности с пылу с жару — так, как их подают на Эспланаде в Авенте

Кофе с Ливнесолнечных Высот на Крокиноле, свежесмолотый и заваренный в фарфоровом горшочке, подается со стаканчиком маскаренского рома в стиле Толстой Ханны из космопорта на Копусе

Блюда подаются в сопровождении пяти превосходных вин, подчеркивающих характерные достоинства каждого кулинарного произведения!»

Роскошный ужин стоил дорого — тридцать СЕРСов. «Почему нет?» — спросил себя Герсен и сказал официанту: «Что ж, подайте мне «Незабываемую трапезу»».

«Сию минуту, сударь!»

Блюда были хорошо приготовлены и гарнированы со знанием дела, их подавали с расторопностью, подобающей шикарному ресторану. Возможно, они были действительно «подлинными» — по меньшей мере, так показалось Герсену, а он пробовал кулинарные произведения на многих из перечисленных в меню планетах; в частности, он нередко опрокидывал стаканчик рома у Толстой Ханны на Копусе. Примерно половину посетителей ресторана «Медальон» составляли метлены. Что, если бы сегодня сюда зашла Джердиана Чансет? Что бы она подумала? Герсен сам не знал, что бы он сделал в таком случае. Скорее всего, ничего.

Выйдя из ресторана, он прогулялся вдоль главного проспекта Тваниша — окаймленного деревьями бульвара, который здесь называли просто «Аллеей». Обогнув широкой дугой Парк Искупления, Аллея поднималась в холмы Льяларкно.

Машин на улицах было немного; в основном здесь встречались только такси. Как узнал впоследствии Герсен, метленская система контроля дорожного движения была проста: здесь взимали очень большой сбор за получение водительских прав и не строили никаких новых дорог нигде, кроме ближайших окрестностей Тваниша.

Поддавшись внезапному капризу, Герсен подозвал такси — небольшую машину на мягких колесах; пассажирский салон находился впереди, а кабина водителя — выше, сзади.

«Куда прикажете, сударь?»

«В Льяларкно, — отозвался Герсен. — Я хотел бы просто проехаться».

«Без определенного пункта назначения?»

«Именно так. Проедемся по Льяларкно и вернемся сюда».

«Что ж... Наверное, это можно сделать, раз уже смеркается. Вы, очевидно, с другой планеты и не знаете, что метлены терпеть не могут, когда нарушают их уединение. Они не хотят, чтобы по улицам Льяларкно грохотали автобусы, набитые туристами».

«Постольку, поскольку это не запрещено законом, я возьму на себя такой риск и посмотрю, как они живут».

«Будь по-вашему».

Герсен забрался в пассажирский салон. Водитель спросил: «На что вы больше всего хотели бы посмотреть?»

«Вы знаете, где живет Адарио Чансет?»

«Конечно, сударь. Усадьба Чансетов называется «Старая Роща»».

«Когда мы будем проезжать мимо Старой Рощи, укажите мне на нее».

«Хорошо, так и сделаю».

Такси покатилось по Аллее вокруг Парка Искупления и вверх по пологому подъему, ведущему к Льяларкно. Огни Тваниша скрылись за кронами плакучих акаций; Герсен почти мгновенно почувствовал, что очутился в совершенно иной среде.

Извилистая дорога огибала лесистые холмы, минуя усадьбы метленов. Герсен — возможно, предубежденный впечатлением, которое на него произвел Адарио Чансет — ожидал увидеть показную роскошь; к некоторому своему удивлению, он замечал вокруг только старые усадьбы хаотичной постройки, очевидно приятные и удобные для тех, кто в них жил, но не более того. На глаза попадались веранды, затененные цветущими лозами, газоны и бассейны. Над садовыми дорожками парили летучие бумажные фонари, высокие окна с узорчатыми переплетами отбрасывали мягкий золотистый свет. «Да, обитатели этих домов, надо полагать, заботятся о них, как об одушевленных существах, — думал Герсен. — Детям ни за что не хочется покидать родное гнездо, но старший сын наследует все, и остальным волей-неволей приходится уезжать». Герсен почти не помнил дом своего раннего детства, и мысль о нем погрузила его в печаль. Если бы он захотел, он мог бы стать владельцем такой усадьбы — не менее просторной и удобной. Он мог заплатить любую цену, но непреодолимым препятствием становился его образ жизни, в связи с чем любые мечты о домашнем уюте оставались несбыточными. Мечтать о счастливой семейной жизни было приятно, однако, воображение охотно подчинялось таким стремлениям. Где он предпочел бы жить, если бы обстоятельства позволили сделать такой выбор? Конечно же, не на Альфаноре и не на какой-нибудь другой многолюдной планете Кортежа Ригеля или системы Веги, где такие усадьбы не вписывались бы в окружающий архитектурный ландшафт. Может быть, на Древней Земле — или здесь, на Метеле. В компании Джердианы Чансет? Идея становилась тем привлекательнее, чем дольше он ее рассматривал. Впрочем, это было невозможно.

«Где же Старая Роща?» — спросил у водителя Герсен.

«Мы уже близко. Вот Парнассио, усадьба Зеймсов. Дальше — Андельмор, особняк семьи Флористи. А за ним — Старая Роща».

«Остановитесь на минуту», — Герсен вылез из машины и встал на обочине. С чувством, гораздо более глубоким, чем печаль, он смотрел на дом, где Джердиана прожила почти всю жизнь. В окнах было темно — светились только несколько неярких ночных фонарей в саду и на веранде: Чансеты еще не вернулись домой.

Водитель решил быть полезным: «Видите соседний дом? Это Мшистый Аль-Рун — прекрасная усадьба, ничего не скажешь! Дом принадлежит старухе, последней из рода Азелей. Она оценила его в миллион СЕРСов и не продаст ни на грош дешевле. Вы слышали про Ленса Ларка, знаменитого пирата?»

«Конечно».

«Однажды он приехал сюда, в Льяларкно, на машине — просто проезжал мимо, так же, как вы. Увидел Мшистый Аль-Рун и решил его купить. В конце концов, что такое миллион СЕРСов для Ленса Ларка? Он прошелся по саду, разглядывал то одно, то другое, понюхал цветы, попробовал ягоды. В то же время Адарио Чансет решил прогуляться у себя в саду и заметил за оградой незнакомого человека. «Эй, там! — закричал Чансет. — Чем ты там занимаешься?» «Осматриваю дом и участок, выставленные на продажу, если вам так хочется знать, — ответил Ларк. — Я решил их купить». Чансет взревел: «Черта с два! Еще не хватало, чтобы твоя хвастливая даршская рожа маячила у меня над садовой оградой — не говоря уже о том, что ты воняешь за версту! Убирайся из Льяларкно и не смей возвращаться!» Ларк тоже взбеленился: «Черта с два тебе! Куплю все, что захочу, и рожей своей буду надоедать всем, кому захочу!» Чансет бросился к себе в дом и вызвал охрану. Охранники, конечно, вытолкали Ленса Ларка в шею. С тех пор этот дом пустует — больше никто не хочет выкладывать за него миллион СЕРСов».

«А что случилось после этого с Ларком?»

«Кто его знает? Говорят, он уехал в ярости и выпорол кнутом дюжину подростков, чтобы успокоить нервы».

«Он все еще на Метеле?»

«Опять же, кто знает? Никто не знал, что он — Ленс Ларк, когда он торговался по поводу Мшистого Аль-Руна. Только впоследствии обнаружилось, что он и был тем самым покупателем».

Герсен не мог хорошенько разглядеть Мшистый Аль-Рун — мешала листва разросшихся деревьев. Дальше, за усадьбами и садами, на озере блестела дорожка лунного света — всходила Шанитра.

Герсен снова сел в такси, и они поехали дальше по Льяларкно — среди рощ и полян, через озаренные луной луга, мимо больших старых усадеб, на которые Герсен больше не обращал внимания. Такси вернулось по пологому спуску на Аллею. Размышления Герсена прервал голос водителя: «Куда еще вы хотели бы съездить, сударь?»

Герсен ответил не сразу. Необходимо было торопиться, но у него не было никакого настроения спешить. Все, что он должен был сделать, с таким же успехом можно было сделать завтра утром: «Отвезите меня в «Коммерческий отель»».

 

Глава 13

Из монографии «Народы Коранны» Ричарда Пельто:

«Реагируя на аристократические претензии метленской элиты, тванишские полукровки мало-помалу создали, в пику метленам, свое собственное общество — упорядоченное, благовоспитанное и осмотрительное. Вероятно, следует упомянуть о том, что «полукровка» — не метленский термин. С точки зрения метленов существуют только три разновидности людей — сами метлены, все остальные люди, кроме даршей, и дарши. Слово «полукровка» было впервые употреблено в шутку репортером журнала «Тванишский грамотей» с тем, чтобы подчеркнуть смешанное происхождение жителей Тваниша; это выражение вошло в моду в качестве иронического преувеличения, в насмешку над высокомерием метленов — ни один из метленов, разумеется, не позволил себе заметить в этом ничего смешного.

Полукровки предпочитают игнорировать свою экономическую зависимость от метленов. Они любят думать о себе как об энергичных, работящих предпринимателях, обслуживающих клиентуру многообразного расового состава. Их общество, по существу, состоит из среднего класса и контролируется строгим, даже брезгливым этикетом.

На посторонний взгляд, фантазии полукровок не менее смехотворны и возмутительны, нежели представления метленов, хотя они носят скорее оборонительный, а не агрессивный характер. Как правило, полукровки рассматривают метленов как легкомысленных, тщеславных, потворствующих своим прихотям выродков, рискующих вступать в близкородственные браки во имя сохранения чистоты расы — тогда как себя полукровки считают образцами достоинства, здравомыслия и психической устойчивости. Частые праздничные процессии метленов кажутся полукровкам расточительными, сумасбродными и в какой-то мере инфантильно хвастливыми — наподобие соревнований распустивших хвосты и гордо вышагивающих павлинов. Тем не менее, развлечения и празднества метленов — источник бесконечных сплетен среди полукровок, и каждого метлена из Льяларкно, появляющегося в Тванише, немедленно распознают по имени.

Эти два народа со столь противоречивыми культурами живут, тем не менее, в полном согласии. Полукровки презирают хрупкость нравственных устоев метленов; метлены же не обращают на полукровок никакого внимания».

Герсен проснулся рано, оделся, взял чемоданчик и направился к Башне Скохуна. В вестибюле было тихо; дверь коммерческого бюро Удольфа Тестеля была закрыта.

Герсен поднялся в лифте на третий этаж. Он миновал контору № 307, даже не задерживаясь — одержимость Оттиля Паншо сигнализацией и всяческими ловушками делали нецелесообразной попытку немедленного проникновения в представительство «Котцаша». У конторы № 308 Герсен остановился и, убедившись в том, что в коридоре никого нет, вставил ключ в замок. Дверь отодвинулась в сторону. Герсен заглянул в управление «Конструкторского бюро Жаркова». Он увидел большую приемную с отделенным стеклянной перегородкой столом секретарши слева и коротким коридором справа, ведущим в чертежный зал, опять же отделенный стеклянной перегородкой, а также к двум закрытым кабинетам.

В помещениях никого не было. Герсен зашел внутрь и закрыл за собой дверь. В приемной стояли диван, два кресла, письменный стол и стеллажи, демонстрирующие модели различного космического горного оборудования: откатных вагонеток, экскаваторов, дробилок, центрифуг, бункеров и конвейерных систем. Отделение секретарши находилось у стены, отделявшей конструкторское бюро от конторы Оттиля Паншо. Герсен вынул из чемоданчика игольчатое сверло и осторожно проделал в этой стене едва заметное глубокое отверстие. В это отверстие он вставил датчик — так, чтобы он соприкасался с наружным покрытием стены в конторе Паншо. Под столом секретарши Герсен закрепил черную коробочку диктофона, которую он подсоединил к датчику прозрачной проводящей пленкой, нанесенной распылителем. Удалив заднюю панель телефона секретарши, Герсен подсоединил волоски выводов прослушивающего устройства к контактам внутри телефона.

Герсен работал быстро и аккуратно; до начала рабочего дня оставалось достаточно времени. Тем не менее, как только он установил панель телефона на прежнем месте, входная дверь открылась, и в приемную зашла молодая женщина в типичном костюме секретарши, состоявшем из черной юбки и накрахмаленной скромной блузы в лиловую, красную и белую полоску. Сама секретарша, впрочем, не производила впечатление скромницы — по сути дела, она оказалась пикантной, живой и привлекательной блондинкой с кудряшками, выпирающими из-под белой шапочки. Увидев Герсена, она остановилась, как вкопанная: «Кто вы такой, позвольте спросить?»

«Техник по обслуживанию систем связи, барышня, — ответил Герсен. — На вашей линии регистрировались помехи, барахлил контакт — я его починил».

«Неужели? — девушка прошла к креслу и бросила на него сумочку. — Я что-то такое замечала, особенно когда мы звонили на Шанитру».

«Теперь все должно быть в порядке. Даже нержавеющий металл со временем корродирует, но замена мелких компонентов занимает пять минут, и обычно это удается сделать до того, как люди приходят на работу. Сегодня, однако, я немного задержался».

«Подумать только! Ну, а я сегодня пришла раньше обычного — мне нужно подготовить несколько писем, моих собственных. Вы работаете всю ночь?»

«Только в том случае, если много вызовов. Я работаю сдельно, а не посменно, и еще не совсем привык к новому укладу жизни — я прилетел на Метель всего лишь месяц тому назад».

«Даже так? Откуда вы?»

«Я родился и вырос на Альфаноре, это в Кортеже Ригеля».

«Ох, как я хотела бы побывать на планетах Кортежа! Но даже если мне дадут отпуск, мне не хватит денег на билет дальше Дар-Сая, чтоб его черти побрали!»

Герсен подумал, что, несмотря на привлекательность и живость темперамента, девушка умела вести себя достаточно сдержанно: «Вы работаете на фирму, которая занимается космическими горными разработками — казалось бы, вам могли бы время от времени поручать деловые поездки на разные планеты».

Девушка рассмеялась: «Я всего лишь секретарша. Господин Жарков изредка посылает меня в магазин, купить какую-нибудь мелочь, но ни о каких деловых поездках и речи нет. Может быть, я и сопровождала бы его в поездках, в особом качестве — вы понимаете, что я имею в виду — но я не такого рода секретарша».

Герсен поднял свой чемоданчик: «Что ж, мне пора идти». Немного поколебавшись, он сказал: «Как я уже упомянул, Тваниш мне еще не знаком, я здесь практически никого не знаю. Что бы вы обо мне подумали, если бы я попросил вас встретиться со мной сегодня вечером? Мы могли бы где-нибудь приятно поужинать».

Откинув голову, девушка рассмеялась — может быть, слегка принужденно: «Да уж, вы прямолинейно подходите к делу. Мы, полукровки, строго соблюдаем приличия — а я не совсем уверена в том, что понимаю, куда вы клоните».

«Я не имею в виду ничего, что противоречило бы самым строгим правилам», — поспешил заверить ее Герсен, попытавшись изобразить искреннюю улыбку — хотя, если бы он видел себя в зеркале, то сказал бы, что улыбка эта скорее напоминала лукавый волчий оскал.

Девушка, однако, приняла улыбку за чистую монету: «Вы женаты?»

«Нет».

«На самом деле мне следовало бы с возмущением вам отказать, — секретарша искоса бросила на Герсена надменный взгляд. — Но — чем черт не шутит — почему нет?»

«Действительно, почему нет? Где и когда мы встретимся?»

«О! Ну, скажем, в «Черном хлеву» — там очень весело, все танцуют. Вы хорошо танцуете?»

«Ммм... нет. Можно сказать, что я танцую очень плохо».

«Мы исправим этот недостаток! Когда прозвучит гудок вечерней смены, я буду вас ждать у красной двери».

«Все понятно — но как я найду «Черный хлев»?»

«Силы небесные, вы и вправду новичок! Все знают, где находится «Черный хлев»!»

«Я его найду, не беспокойтесь. Но позвольте узнать — как вас зовут?»

«Лалли Инкельстафф. А вас?»

«Кёрт Герсен».

«Какое странное имя! В нем есть что-то средневековое. Вы приобрели профессию на Альфаноре?»

«Сначала на Альфаноре. Потом я работал на разных планетах — мне привелось побывать во многих местах, — Герсен направился к выходной двери. — Я лучше пойду. Нам не полагается производить ремонт в рабочее время. Не хотел бы мешать господину Жаркову».

«Вы опоздали, — сказала Лалли Инкельстафф. — Он уже идет по коридору, я слышу. Но не беспокойтесь по этому поводу. Он редко кого-нибудь замечает — кроме меня, конечно».

Входная дверь сдвинулась в сторону — в приемную зашли двое. У одного, сутулого, узкоплечего и седого, было тощее грустное лицо. Другой, высокий, грузный и плечистый, отличался нездоровой, обрюзгшей бледностью и совершенно не подобающей его комплекции копной золотистых кудрей. На нем был свободный и заметно помятый костюм полукровки — черные брюки и пиджак в черную, зеленую и оранжевую полоску, тоже не вязавшийся с его телосложением и с цветом лица. Печальный тощий человек сразу прошел в чертежный зал; грузный субъект задержался, чтобы холодно смерить Герсена взглядом с головы до ног. Он повернулся к секретарше, весело ответившей на невысказанный вопрос: «Доброе утро, господин Жарков! Позвольте представить вам моего жениха, Дорта Кусина».

Жарков недружелюбно кивнул Герсену; Герсен вежливо поклонился, после чего Жарков прошествовал к себе в кабинет. Лалли приложила ладонь ко рту, сдерживая смех: «Прошу прощения, мне это только что пришло в голову. Господин Жарков время от времени позволяет себе вольности, и я давно хотела что-нибудь придумать, чтобы отвадить его без лишних слов. Иногда он ведет себя, как властелин мира — надеюсь, вы не обиделись».

«Нисколько, — заверил ее Герсен. — Рад, что смог оказаться полезным. Но мне действительно пора идти».

«До вечера!»

Герсен вышел наконец из управления конструкторского бюро и сразу направился к конторе № 307, то есть к представительству фонда «Котцаш». Он попробовал открыть дверь, но она была заперта на замок. Герсен постучал — никто не ответил.

Поразмышляв немного, Герсен спустился на лифте в вестибюль и снова просмотрел список арендаторов. Контору № 422 занимал Эврем Дай, юрисконсульт и адвокат высшего ранга.

Герсен снова зашел в лифт, поднялся на четвертый этаж и направился к конторе № 422. Секретарь провел его во внутренний кабинет, где Эврем Дай работал за письменным столом.

Герсен изложил сущность своего дела. Эврем Дай, как можно было ожидать, хотел, чтобы ему предоставили несколько дней на оформление всех необходимых документов, но Герсен настоял на том, чтобы все было сделано не только в спешном порядке, но буквально сию минуту. Эврем Дай немного подумал, после чего подготовил документ. Пользуясь видеофоном, юрисконсульт связался с несколькими служащими, а затем с дородным господином за монументальным столом с покрытием из черного янтаря, инкрустированного золотом. Эврем Дай продемонстрировал акции фонда «Котцаш» и подготовленный им документ. Дородный господин величественно кивнул; Эврем Дай загрузил документ в прорезь устройства связи и через минуту получил тот же документ, скрепленный подписью и печатью.

Герсен уплатил адвокату существенную сумму и покинул его контору. Спустившись на третий этаж, он увидел, что подоспел как раз вовремя: Оттиль Паншо заходил в контору № 307. Подбежав к двери, пока она не закрылась, Герсен зашел в контору вслед за Паншо. Оттиль Паншо оглянулся с некоторым удивлением, но без особого беспокойства: «Да, что вам угодно?»

«Вы — Оттиль Паншо?»

Паншо прищурился, наклонив голову набок: «Кажется, мы где-то встречались. У вас знакомое лицо».

«Если вы недавно посещали Дар-Сай — возможно, вы там меня видели».

«Возможно. Как вас зовут, и по какому делу вы пришли?»

«Я — биржевой спекулянт. Меня зовут Джард Глэй, и я приобрел контрольный пакет акций инвестиционного фонда «Котцаш»».

«Неужели?» — Оттиль Паншо задумчиво направился к столу.

Герсен задержал его: «Одну минуту! Господин Паншо, с этой минуты я — ваш работодатель. Насколько я понимаю, вы получаете заработную плату от фонда «Котцаш»?»

«Да, это так».

«В таком случае я хотел бы, чтобы вы пользовались вот этим креслом, пока мы будем обсуждать наши дела».

Паншо криво улыбнулся: «Вы еще не продемонстрировали тот факт, что вы — на самом деле владелец контрольного пакета акций».

Герсен предъявил ему документ, подготовленный адвокатом: «Вот официальное подтверждение этого факта, а также судебный приказ, обязывающий вас безотлагательно передать в мое распоряжение все документы, записи и корреспонденцию, относящиеся к коммерческой деятельности фонда «Котцаш», вкупе со всеми его активами, к числу которых относятся денежные средства, ценные бумаги, доли акционерных капиталов, контракты, недвижимость и прочее имущество — короче говоря, все вообще».

Улыбка Паншо слегка задрожала: «Возникла необычная ситуация. Разумеется, мне известно, что вы скупали акции «Котцаша». Могу ли я спросить — с какой целью?»

«К чему этот вопрос? Даже если я вам все объясню, вы мне не поверите».

Паншо пожал плечами: «Я не настолько недоверчив, как вы, по-видимому, считаете».

«Неважно! — отрезал Герсен. — Какую должность вы официально занимаете в инвестиционном фонде?»

«Генерального директора».

«Кто важнейший акционер, не считая меня?»

«Мне принадлежит значительное количество акций», — осторожно выразился Паншо.

«И чем, в основном, занимается в настоящее время фонд «Котцаш»?»

«По существу, добычей дуодециматов».

«Будьте добры, поясните подробнее».

Паншо воззвал к пониманию деликатным жестом: «Что еще я могу вам сказать? Фонд «Котцаш» контролирует различные исключительные права и привилегии, и мы пытаемся извлекать прибыль из этих концессий».

«Где и каким образом, конкретно?»

«В данный момент наше внимание сосредоточено на Шанитре».

«Кто принимал соответствующие решения?»

«Само собой, их принимал я — кто еще?»

«Откуда поступает финансирование?»

И снова Паншо ответил деликатным жестом: «Наши подразделения оказались достаточно доходными».

«Но вы не распределяли эти доходы между акционерами?»

«Мы отчаянно нуждаемся в оборотном капитале. Генеральный директор обязан распределять финансовые средства в соответствии со своими представлениями о важнейших потребностях фонда».

«Я намерен внимательно проверить все аспекты деятельности фонда. А пока что распорядитесь приостановить все операции».

«В качестве владельца предприятия вы облечены достаточными полномочиями для того, чтобы отдавать любые распоряжения», — любезно произнес Паншо.

«Именно так! Намерены ли вы продолжать выполнение обязанностей генерального директора?»

Нервное лицо Оттиля Паншо поморщилось, он был в замешательстве: «Ваше появление для меня — полная неожиданность. Мне потребуется время для того, чтобы оценить ситуацию».

«Короче говоря, вы отказываетесь со мной сотрудничать?»

«Что вы! — пробормотал Паншо. — Не следует извращать значение моих слов».

Герсен прошел к письменному столу. С одной стороны находились экран и клавиатура системы связи. С той же стороны, на краю стола, стоял небольшой ящик для хранения текущих записей. Важнейшая информация об операциях фонда «Котцаш», однако — если не вся существенная информация — хранилась только под хрупкой оболочкой черепа Оттиля Паншо.

Паншо, печальный и задумчивый, сидел в кресле. Герсен искоса следил за ним, уже несколько раздраженный — в каком-то смысле он перехитрил самого себя. Для того, чтобы Оттилю Паншо представилась возможность поговорить по телефону — скорее всего, с Ленсом Ларком — Герсен должен был покинуть контору и оставить в ней одного Паншо. А это, в свою очередь, было чревато риском уничтожения записей фонда «Котцаш».

Напрашивался приемлемый план действий. Герсен произнес — на этот раз более успокоительным тоном: «Я понимаю, что неожиданные изменения могли оказаться для вас неприятным потрясением. Вы должны, однако, принять решение — желаете ли вы продолжать выполнение обязанностей генерального директора? Я могу предоставить вам несколько минут на размышление».

«Это было бы очень любезно с вашей стороны», — если в голосе Паншо и прозвучала какая-то ирония, то он успешно постарался ее скрыть.

«Хорошо, я пару раз пройдусь по коридору, — сказал Герсен. — Можете сидеть за столом, если вам так нравится, но, пожалуйста, не трогайте никакие документы или записи».

«Разумеется, нет! — с достоинством отозвался Паншо. — Вы принимаете меня за мошенника?»

Герсен молча вышел в коридор, демонстративно оставив дверь открытой. Он прогулялся к лифту, а затем в обратную сторону, заглянув по пути в контору через открытую дверь. Как он и ожидал, Оттиль Паншо серьезно говорил с кем-то по видеофону. Герсен не мог видеть экран видеофона — в любом случае, собеседник Паншо, скорее всего, не передавал свое изображение. Герсен прошелся до конца коридора и по пути назад снова заглянул в контору; Паншо все еще говорил по видеофону, но теперь он нервно хмурился — что-то вызывало у него недовольство.

Герсен совершил еще одну прогулку по коридору; когда он вернулся и снова проходил мимо двери, Паншо уже откинулся на спинку кресла и безмятежно смотрел в потолок.

Герсен зашел в контору: «Вы приняли решение?»

«Да, принял, — сказал Паншо. — По словам моего юрисконсульта, у меня есть только две возможности. Я могу сию минуту покинуть управление фонда — или продолжать работать генеральным директором, получая заработную плату. На мой взгляд, если я дам волю своим эмоциям и сложу с себя полномочия директора, это не послужит моим интересам и даже будет им противоречить».

«Разумный подход! — одобрил Герсен. — Таким образом, насколько я понимаю, вы решили со мной сотрудничать?»

«Совершенно верно — если мы сможем договориться о финансовой стороне дела».

«Прежде, чем я предложу вам какие-либо условия, я хотел бы получить дополнительные сведения о корпорации — о ее ресурсах, обязательствах и активах».

«Хорошо вас понимаю, — кивнул Паншо. — Прежде всего, позвольте сказать вам следующее. Вы проницательны, у вас блестящая интуиция. Я могу винить только самого себя в непростительном промедлении — мне давно уже пора было приобрести контрольный пакет акций. Я пренебрег этой обязанностью и теперь вынужден нести заслуженное наказание — по возможности, с достоинством».

Герсен слушал, пытаясь уловить в голосе Паншо лживую нотку, которая свидетельствовала бы о том, что он подозревает о существовании прослушивающего устройства. Судя по всему, Паншо считал, что разговор не записывается. Герсен ответил: «Если не возникнет никаких препятствий, я буду продолжать пользоваться вашими услугами и назначу вам надлежащий оклад. В данный момент, однако, я хотел бы получить от вас подробный перечень активов фонда «Котцаш»».

Паншо поджал губы: «Такой перечень не существует. У нас есть несколько тысяч СЕРСов в банке...»

«В каком банке?»

«В банке «Свичем» — он неподалеку, на Аллее».

«Какие компании считаются подразделениями фонда «Котцаш»?»

Паншо колебался: «Мы заключили договоренности с несколькими сторонами...»

Герсен прервал его: «Давайте положим конец бесполезной болтовне! Вы прирожденный лжец — подозреваю, что сказать правду вы можете только под пыткой. Я наводил справки. Мне известно, например, что транспортная компания «Гектор» получила страховое возмещение за звездолет «Эттилия Гаргантюр». Где эти деньги?»

Паншо не проявлял никаких признаков смущения или беспокойства: «По большей части эти деньги потрачены на оплату услуг конструкторского бюро Жаркова».

«Каких именно услуг?»

«Он ведет разведочные работы на Шанитре. Мы финансируем крупномасштабные операции на Шанитре».

«С какой целью?»

«Согласно имеющимся сведениям, где-то на Шанитре находится огромная залежь дуодециматов. Мы пытаемся ее найти».

«На Шанитре нет дуодециматов, — сказал Герсен. — Если бы они там были, метлены нашли бы их давным-давно».

Паншо вежливо пожал плечами: «В прессе постоянно появляются сообщения об открытии новых месторождений».

«Только не на Шанитре. Фонд «Котцаш» отныне находится под моим контролем, и я не желаю, чтобы средства фонда выбрасывались на ветер. Немедленно прекратите все работы на Шанитре».

«Легко сказать! Мы уже заплатили вперед за выполнение многих проектов...»

«Эти деньги будут возвращены. Вы заключили договор?»

«Нет. Я сотрудничал с Жарковым на основе взаимного доверия».

«Тогда остается только надеяться, что он действительно заслуживает доверия и вернет неиспользованные средства. Прикажите ему немедленно прекратить работы».

Паншо снова вежливо пожал плечами, после чего поднялся на ноги и вышел из конторы. Герсен немедленно присел у видеофона и позвонил в управление Жаркова. На экране появилась выразительная физиономия Лалли Инкельстафф. Герсен тут же отключил видеокамеру системы связи — девушка напрасно ожидала увидеть изображение собеседника.

«Конструкторское бюро Жаркова! — сказала она. — С кем я имею честь говорить?»

Герсен хранил молчание. Через несколько секунд Лалли выключила видеофон. Но Герсен все еще контролировал линию связи с ее аппаратом в приемной Жаркова. Он ввел команду с клавиатуры — устройство, установленное под столом секретарши, начало воспроизводить запись через репродуктор в конторе Паншо.

Сначала послышалось какое-то потрескивание, затем раздался звук шагов Паншо, заходящего в контору, и сразу вслед за этим — звук шагов самого Герсена. Начался первый разговор Герсена с Паншо. Почти сразу после того, как Герсен вышел прогуляться по коридору, Паншо проговорил в микрофон: «У меня новости. Бель-Рук провалился. Ко мне только что явился новый владелец. Он получил судебный приказ».

В ответ прозвучал грубый хрипловатый голос — Герсен вздрогнул, словно ужаленный электрическим разрядом: «Кто он?»

«Назвался Джардом Глэем. Я видел его на Дар-Сае — не помню точно, где и когда. Странный тип! Никак не пойму, что ему нужно».

Наступило кратковременное молчание. Зловещий голос произнес: «Поосторожнее. Держи ухо востро. Завтра или послезавтра его подберут — я позабочусь. Тогда мы узнаем, кто он такой и что ему нужно».

«Возможно, это лучше сделать уже сейчас, — осторожно предположил Паншо. — Он может наломать дров. Вдруг он что-нибудь разнюхал про «Дидроксус»? Или захочет снять деньги со счета «Гектора»? Или доберется до «Теремуса»? Если он заблокирует счета, мы можем остаться без денег».

«Откуда ему знать?»

«На Алоизии компания «Гектор» защищалась в суде. Счета других компаний тоже под рукой — в банке «Свичем»».

«Опорожни эти счета, датируй перевод вчерашним днем. Косима с этим справится».

«Это нетрудно. И все-таки, чем-то этот тип мне не нравится. Он и сейчас следит за мной из коридора».

«Пусть следит. Как только я покажу лицо, я им займусь. Но сначала я должен показать лицо».

«Ладно», — голосу Паншо недоставало уверенности.

«Тем временем, сотрудничай с ним — в определенных пределах. Узнай, чего он хочет — может быть, он сообщит что-нибудь полезное. Уже через четыре дня — ну, может быть, через пять — мы с ним покончим».

«Воля ваша».

Герсен ввел еще одну команду, чтобы рассоединить линию связи, поднялся на ноги и подошел к двери. Паншо уже должен был вернуться из управления Жаркова. Герсен снова включил систему связи и позвонил в бюро Жаркова. На этот раз он позволил секретарше увидеть свое лицо: «Это я, ваш жених. Вы меня еще помните?»

«О да! Но...»

«Скажите, Оттиль Паншо еще у вас в управлении?»

«Только что вышел».

«Спасибо! Сегодня вечером в «Черном хлеву» — не забудьте!»

«Не забуду».

Герсен вышел из конторы, спустился в вестибюль и вышел на улицу. Не далее, чем в тридцати метрах севернее он заметил вывеску:

«БАНК «СВИЧЕМ»

Коммерческие услуги и межпланетные денежные переводы».

Герсен бегом поспешил к банку и распахнул высокие стеклянные двери. К нему тут же подошел служащий: «Чем я могу быть полезным, сударь?»

«Где господин Косима?»

«Вот он, в своем кабинете. Но в настоящее время он занят».

«Он занят делами, касающимися меня. Мне придется его побеспокоить».

Герсен пересек фойе и зашел в кабинет Косимы. За столом, спиной ко входу, сидел Оттиль Паншо. Напротив него за тем же столом сгорбился пухлый субъект с круглой розовой физиономией и сложенными трубочкой розовыми губами. Пухлый субъект хмурился, разглядывая какую-то бумагу; услышав шаги Герсена, он нервно, рывком поднял голову. Оттиль Паншо печально улыбнулся.

Герсен схватил бумагу, которую рассматривал Косима. Это было поручение о безналичном денежном переводе на сумму 4 501 100 СЕРСов с нескольких счетов, поименованных следующим образом: «Котцаш 2: Теремус», «Котцаш 4: Гектор», «Котцаш 5: Дидроксус» и «Котцаш 9: Вундергаст». Перевод был датирован вчерашним днем; получателем денег значилась инвестиционная компания «Басрамп».

Герсен устремил пронзительный взгляд на Косиму: «Это хищение в особо крупных размерах! И вы участвуете в нем, сговорившись с Оттилем Паншо?»

«Разумеется, нет! — выпалил Косима. — Я только что собирался сообщить господину Паншо о том, что ничем не могу ему помочь. Как вы смеете предполагать, что имеет место какое-то хищение?»

«Я могу это предположить в присутствии властей. Я могу продемонстрировать это поручение о денежном переводе, оформленное на официальном бланке банка «Свичем»».

«Абсурд! — срывающимся, дрожащим голосом заявил Косима. — У вас нет никаких оснований заявлять о какой-либо недобросовестности!»

Герсен язвительно хмыкнул: «Взгляните на эти документы. Я — владелец контрольного пакета акций фонда «Котцаш»».

«Что ж, по-видимому это так. Возможно, господин Паншо не удосужился проинформировать меня...»

Паншо поднялся на ноги: «Мне пора идти».

«Не спешите! Сядьте!» — приказал Герсен.

Паншо поколебался, но опустился на стул.

«Господин Косима, настоящим я уведомляю вас о том, что господин Паншо не располагает никакими полномочиями в том, что относится к финансовым средствам фонда «Котцаш». С этой минуты я намерен опротестовывать в суде любые платежи, произведенные с использованием счетов этого фонда, если платежные поручения не будут подписаны мною лично».

Косима слегка поклонился: «Я прекрасно вас понимаю. Уверяю вас...»

«Да. В вашей непоколебимой добросовестности. Пойдемте, Паншо!»

Оттиль Паншо вышел на улицу вслед за Герсеном. «Одну минуту, — сказал он. — Давайте присядем на скамью напротив».

Вдвоем они пересекли Аллею и уселись на скамье в парке.

«Вы — удивительный человек! — заявил Паншо. — Боюсь, вам придется дорого заплатить за то, что вы сделали».

«Почему же?»

Паншо покачал головой: «Не стану называть никаких имен. Но охотно объясню вам, что собираюсь сделать я — и в самое ближайшее время. Через два часа из местного космопорта вылетает пассажирский звездолет компании «Черная стрела», направляющийся в систему звезды Сад-аль-Сауд. Я намерен быть на борту этого звездолета. Настоятельно рекомендую вам сделать то же самое и улететь с Метеля как можно скорее. Когда человек, чье имя я не могу произнести, узнает, что вы присвоили почти пять миллионов СЕРСов, которые он считает своими, он подвергнет вас таким пыткам, какие я не могу себе даже вообразить».

«Меня удивляет только то, что вы решили меня предупредить».

Паншо улыбнулся: «Я — вор, я — мошенник, я — вымогатель. Я — мерзавец до мозга костей. Но в тех случаях, когда не затронуты мои личные интересы, я могу быть порядочным и даже в какой-то степени щедрым человеком. Теперь я бегу — в панике, потому что безжалостный убийца может наказать меня за ваши поступки. Если вы не присоединитесь ко мне на борту звездолета «Анвана Синтро», вы меня больше никогда не увидите. Если вы со мной не улетите, вас схватят и отвезут в тайное убежище. После чего с вас постепенно и методично сдерут кожу заживо».

«Скажите мне, где найти этого убийцу. Я его прикончу».

Паншо поднялся на ноги: «Не посмею. Он никогда не забывает обид — вам предстоит это узнать на своей шкуре. Не пользуйтесь услугами такси; меняйте гостиницу каждую ночь. Не возвращайтесь в контору «Котцаша» — там для вас нет ничего интересного. Он выбрал эту контору только потому, что она рядом с управлением Жаркова».

«Вы приказали Жаркову прекратить работы?»

«Для Жаркова мои слова ничего не значат. Скажите: где мы встречались раньше? Ведь я впервые увидел вас не на Дар-Сае, не правда ли?»

«В Рат-Эйлеанне — в Эстремонте и в Соборе. Помните верховного арбитра Дальта?»

Оттиль Паншо возвел глаза к небу. «Прощайте!» — он торопливо удалился в глубину парка.

 

Глава 14

Из тома III энциклопедического труда «Жизнь» барона Бодиссея Невыразимого:

«Меня непрестанно поражают и нередко забавляют различные подходы к богатству, распространенные среди народов Ойкумены.

В одних обществах финансовое благополучие рассматривается как результат успешной преступной деятельности; в других оно восхваляется как вознаграждение, дарованное благодарным обществом за предоставленные ценных услуг.

Моя собственная точка зрения по этому вопросу отличается простотой и ясностью — хотя критики, разумеется, не преминут назвать ее «упрощенческой». Критики либо неспособны к рациональному мышлению, либо не позаботились приобрести навыки такового; их вопли и тявканье только убеждают меня в справедливости моих выводов.

Обсуждая богатство, я исключаю, конечно, власть и деньги, приобретенные преступными методами (в этом отношении нет необходимости в дополнительных разъяснениях), а также блестящую мишуру, приобретенную посредством выигрыша в лотерее или в азартной игре.

Итак, что можно сказать по поводу богатства?

1. Роскошь и привилегии — прерогативы богатых людей. Это замечание может показаться бессодержательным, но в нем скрывается гораздо более глубокий смысл, чем заметно с первого взгляда. Внимательно прислушиваясь к этой истине, начинаешь различать далекий, словно исходящий из глубины вод скорбный набат неизбежности.

2. Для того, чтобы приобрести богатство, как правило, необходимо в максимальной возможной степени использовать как минимум три из следующих пяти свойств:

a) удачливость;

b) усердие, упорство, бодрость духа;

c) самоотверженность;

d) краткосрочный интеллект: изобретательность, умение импровизировать;

e) долгосрочный интеллект: способность к планированию, к заблаговременному распознанию закономерностей.

Все эти свойства заурядны; любой человек, желающий получить привилегии и жить в роскоши, может накопить начальный капитал, надлежащим образом используя врожденные способности.

В некоторых обществах бедность рассматривается как достойная сожаления неудача или как благородное самоотречение, в обоих случаях требующие поспешного субсидирования с использованием государственных средств. В других, более устойчивых и здоровых обществах, бедность считают заслуженной судьбой человека, не потрудившегося ее преодолеть».

Отзывы критиков

«Какой, в самом деле, невыразимый осел этот барон! Мне остается только рисовать чертиков и рвать бумагу пером!»

— Лионель Вистофер в газете «Монстратор»

«Я беден — охотно в этом признаюсь! И что же, только поэтому я — деревенщина, невежа, дубина стоеросовая? Я отрицаю такой приговор всеми фибрами души! Я пью горячий чай с печеньем с не меньшим наслаждением, чем какой-нибудь толстобрюхий плутократ с выпученными глазами, брызжущий сальной слюной, поглощает соловьиные язычки, копченые в коньяке, крокинольские устрицы и филе пятирогого даранга! Мое богатство — моя полка с книгами! Мои привилегии — мои мечты!»

— Систи Фаэль в журнале «Обзор»

«Барон заставляет меня скрежетать зубами от ярости. Я воспринимаю его разглагольствования как личные оскорбления. Я чувствую, что он поливает меня грязью и наносит мне вопиющий ущерб, возместить который могла бы только карающая десница небес! Его болтливая рожа просит увесистого кирпича! Еще лучше было бы выпороть Бодиссея на ступенях крыльца его респектабельного клуба! А если барона уже выгнали — заслуженно! — из всех клубов Ойкумены, я приглашаю его вступить в избранное общество слабоумных графоманов, хотя вынужден заметить, что по сравнению с ним даже безмозглые писаки — образцы человеколюбия. Я — бессребреник, ничто не заставит меня отказаться от любви к ближнему: хорошенько оттузив старого болвана, я первый приглашу его выпить со мной на брудершафт (разумеется, за его счет)».

— Макфаркухар Кеншо в «Вестнике Ойкумены»

В кустах за спиной Герсена что-то шелохнулось. Пригнувшись, Герсен спрыгнул со скамьи, одновременно развернувшись: у него в ладони уже был миниатюрный лучемет с дулом, выступавшим между указательным и средним пальцами.

Садовник в грязноватом белом комбинезоне взглянул на него с удивлением: «Прошу прощения, сударь, если я вас напугал».

«Нет-нет, все в порядке, — Герсен вздохнул. — Я просто нервничаю».

«Это заметно!»

Герсен пересел на другую скамью, откуда он мог беспрепятственно наблюдать за происходящим во всех направлениях. Он давно уже ощущал себя человеком особенным, чуждым всем остальным, орудием бесповоротной судьбы; нередко ему приходилось испытывать ужас, ярость и жалость, но страх? Страху его ум противился, как чему-то неуместному.

Герсен бесстрастно проанализировал свое состояние. Тинтль боялся, Дасвелл Типпин боялся, Оттиль Паншо боялся — теперь боялся он сам. В конце концов, почему нет? Мысль о Ленсе Ларке, хлещущем Панаком и сдирающим с него кожу заживо, испугала бы даже мертвого.

Герсен сидел неподвижно, подавленный и обескураженный. Причины такого настроения были вполне очевидны. Он влюбился в Джердиану Чансет; он завидовал красивой и приятной жизни метленов. Эти эмоции подтачивали его одержимость, его безжалостную целенаправленность, как волны, неустанно бьющиеся о скалу. И теперь, когда Паншо сбежал, его единственная связь с Ленсом Ларком превратилась в пару тонких нитей, готовых порваться в любой момент. Одной из этих нитей был инженер Жарков. Кроме того, Герсен мог позволить людям Ларка схватить себя и таким образом нанести визит «князю тьмы» — при мысли о такой перспективе у него мурашки бежали по спине.

Герсен проследил в памяти события, которые привели его в Тваниш. Все началось в Рат-Эйлеанне, в трактире Тинтля; оттуда он прилетел в Сержоз, затем выиграл контрольный пакет акций в Динкельстоне и, наконец, прибыл на Метель. Он приложил огромные усилия — и чего он добился? Ничего существенного. Что ему удалось узнать? Только то, что Ленс Ларк, по неизвестным причинам, нанял конструкторское бюро Жаркова, поручив ему, без каких-либо разумных оснований, тщательную разведку недр бесплодной луны Шанитры?

«Таким образом, — спрашивал себя Герсен, — что дальше?» Он еще не обыскал местную контору Паншо — что в любом случае, скорее всего, было бы пустой потерей времени. Паншо сам его в этом заверил. Не испытывая никакого энтузиазма, Герсен вернулся в Башню Скохуна и в контору № 307. Задвинув за собой дверь, он тщательно осмотрел помещение, уже казавшееся заброшенным и безжизненным. Самый простой способ сделать человека беспомощным и схватить его заключается в использовании наркотического газа. Герсен понюхал воздух — он казался достаточно свежим. Проверив дверную раму на наличие датчиков, Герсен заглянул под ковер — любая выпуклость могла свидетельствовать об установке взрывного устройства. Сам ковер мог быть соткан из взрывчатого волокна, детонирующего под давлением обуви.

Не наступая на ковер, Герсен протиснулся вдоль стены к письменному столу. Соблюдая всевозможные меры предосторожности, он изучил архив Оттиля Паншо, в котором обнаружились различные арендные договоры, свидетельства о предоставлении концессий, лицензии и акты о передаче прав — все эти документы были первоначально заявлены в качестве единственных активов инвестиционного фонда «Котцаш». На большинстве из них значилась пометка от руки, красными чернилами: «Макулатура!» Концессионный договор, относившийся к Шанитре, предоставлял фонду «Котцаш» «исключительное и полное право на разведку, испытание, разработку и эксплуатацию любых ценных ископаемых, находящихся на поверхности или в недрах» и запрещал «любым другим индивидуальным и юридическим лицам, в том числе их управляемым человеком или автоматическим устройствам» пребывать на поверхности Шанитры на протяжении всего срока действия договора, то есть в течение двадцати пяти лет.

«Любопытно! — подумал Герсен. — И в то же время непонятно». Не находил ответа важнейший вопрос: зачем Ленс Ларк тратил столько времени и денег на Шанитру?

В конторе больше не было ничего, что могло бы оказаться полезным для Герсена. Здесь не было никаких записей, отражавших платежи, полученные Жарковым или другими инженерными фирмами; по-видимому, такие записи существовали только в банковской базе данных.

Герсен позвонил в банк «Свичем» и, терпеливо ответив на множество занудных вопросов, получил код, предоставлявший ему доступ к финансовым записям фонда «Котцаш».

Полчаса Герсен изучал предоставленную ему информацию и в конечном счете не узнал почти ничего нового, хотя количество денег, которые переводились на счет конструкторского бюро Жаркова, вызвало у него некоторое удивление. На протяжении года фонд «Котцаш» прилежно оплачивал ежемесячные счета, выставлявшиеся Жарковым на суммы от 80 500 до 145 720 СЕРСов. Последний платеж был несколько скромнее — 42 000 СЕРСов. Возникало впечатление, что разведочные работы Жаркова на Шанитре — какова бы ни была цель его поисков — постепенно сворачивались.

Герсену пришла в голову неожиданная идея — он раскрыл городской адресный справочник. Конструкторское бюро Жаркова несомненно должно было где-то содержать парк механического оборудования, помещения для операторов, обслуживающих техников и бухгалтеров, транспортные погрузочные пункты, даже склады.

Под именем «Жарков» в справочнике значились четыре пункта: домашние адреса неких Лемюэля Жаркова и Свята Жаркова, адрес управления «Конструкторского бюро Жаркова» в Башне Скохуна и адрес «Корпоративного склада Жаркова», по дороге в Глэдхорн.

Отложив справочник, Герсен откинулся на спинку стула и попытался составить план действий. Оттиль Паншо служил своего рода индикатором, свидетельствовавшим о присутствии Ленса Ларка так же, как буек отмечает наличие подводной скалы. Теперь, когда Паншо испарился, Герсен собственной персоной стал своего рода детектором приближения Ленса Ларка — подобно привязанному к стволу дерева ягненку, служащему приманкой для тигра. Герсен поморщился. Лучше охотиться на Ларка, чем позволять Ларку охотиться на себя.

Приходилось задавать себе снова и снова единственный вопрос, дальнейшее изучение которого представлялось полезным: что заставляло Ленса Ларка финансировать крупномасштабные работы на Шанитре?

Жарков мог ответить на этот вопрос, но Жарков отказался бы даже обсуждать его с Герсеном. Грустный чертежник, работавший в конструкторском бюро, мог бы пролить свет на эту тайну. Другие служащие Жаркова — по меньшей мене те, что работали на Шанитре — должны были получить по меньшей мере какое-то представление о цели порученного им проекта.

Герсен нуждался в действии, как наркоман — в дозе привычного яда. Вскочив на ноги, он прошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор — там было пусто. Спустившись на лифте, Герсен вышел на улицу. Судя по карте, дорога в Глэдхорн, пригород Тваниша, ответвлялась от Аллеи и поворачивала на северо-восток.

Из-за поворота выехало и остановилось такси, словно приглашая клиента сесть в машину. Герсен продолжал идти вдоль Аллеи, и через некоторое время оглянулся. Такси — старая, ничем не примечательная машина, отличавшаяся от других только облупленной белой полосой, окаймлявшей корпус снизу — тронулась с места, проехала мимо и скрылась вдали. Водителем, насколько успел заметить Герсен, был грузный плосколицый субъект неопределенного возраста и столь же неопределенного расового происхождения.

Герсен принял несколько мер предосторожности, позволявших, как правило, привести в замешательство устройства слежения — в том, что за ним следили, теперь можно было почти не сомневаться. Повернув на дорогу, ведущую в Глэдхорн, он зашел в магазин готовой одежды и приобрел серые саржевые брюки, бледно-голубую рубашку, коричневый сюртук, перетянутый ремнем на поясе, и черную матерчатую кепку — во все это он переоделся, не выходя из магазина. Оставив старую одежду продавцу на хранение, он вышел на улицу; теперь он выглядел, как местный ремесленник.

Дорога в Глэдхорн постепенно поворачивала на восток — Герсен шел мимо множества мастерских и небольших предприятий: пансионов, где сдавались комнаты, таверн, ресторанов, полутемных антикварных лавок, аптек, парикмахерских, нотариальных контор. Уже на окраине города Герсен заметил корпоративный склад Жаркова — обширную стоянку, загроможденную бездействующим горным и строительным оборудованием: секциями конвейеров, вращающимися газовыми резаками, сложенными телескопическими мачтами и порталами кранов, направляющими устройствами для свинчивания и сварки труб, гидравлическими опорами, погрузочными платформами; тут же застыли два передвижных подъемных крана. Вдоль стоянки тянулась вереница небольших построек. Над дверью первой постройки висела вывеска: «БЮРО ПО НАЙМУ». На крючке входной двери бюро болталась табличка поменьше: «СЕГОДНЯ РАБОЧИЕ НЕ ТРЕБУЮТСЯ». Рядом находилась будка с закрытым окошком для выдачи заработной платы, дальше — несколько крытых складов для хранения инструментов и станков, а за ними — небольшое посадочное поле с молчаливыми силуэтами двух потрепанных космических транспортеров для персонала и тяжелого грузового судна.

Не зная, чем еще можно было бы заняться, Герсен зашел в бюро по найму. За стойкой сидел пожилой человек с загорелым, покрытым шрамами лицом: «Да, что вам угодно?»

«Я видел табличку, — сказал Герсен. — Означает ли она, что завтра тоже никого не будут нанимать?»

«Думаю, что не будут, — ответил служащий. — Мы завершаем крупный проект, и больше ничего существенного пока не предвидится. По сути дела, мы уволили почти всех нештатных работников».

«Какой такой крупный проект? Я ничего о нем не слышал».

«Крупномасштабные проходческие работы на Шанитре».

«Там что-нибудь нашли?»

«Если даже там что-нибудь нашли, друг мой, мне об этом никто ничего не скажет».

Герсен повернулся и вышел наружу. Напротив, по другую сторону дороги, в глаза бросалось ветхое сооружение, раскрашенное огромными черными и белыми молниями на кирпично-красном фоне. На крыше сооружения красовалась большая вывеска, такая же кричащая, как окраска стен; вывеска изображала полумесяц с лениво полулежащей в нем обнаженной девушкой — девушка держала в руке бокал с бледной жидкостью, испускавшей плывущие в воздухе электрические искры. Под вывеской бежала светящаяся надпись: «ПРИЮТ МЕЖЗВЕЗДНОГО СКИТАЛЬЦА».

Герсен перешел через дорогу. По мере того, как он приближался к сомнительному заведению, оттуда все громче доносились звуки баритонового саксофона — кто-то мастерски, с увлечением импровизировал. В поездках по Ойкумене Герсену нередко приходилось проводить время в таких тавернах, где он становился свидетелем многих странных происшествий и где ему рассказывали множество невероятных историй — причем впоследствии эти истории не раз оказывались достоверными.

Распахнув дверь, он зашел в длинное помещение с низким потолком, насквозь пропитанное парами пива. В дальнем углу играла на саксофоне старуха с продолговатым костлявым лицом, в длинном черном платье, покрытом блестками; ее кожа была выкрашена мертвенно-белым пигментом, а ее волосы — ярко-синим. На другом конце помещения находилась стойка бара — цельная плита окаменевшего дерева. За деревянными столами сидели небольшие группы посетителей — главным образом мужчин, хотя некоторые пришли в сопровождении подруг. За столом в глубине трактирного зала сидел грузный дарш, одиноко размышлявший над огромной кружкой эля.

Герсен приблизился к стойке. Полка за стойкой была уставлена кружками всевозможных размеров и форм со всевозможными пивными эмблемами, нанесенными разноцветной эмалью. Герсен заметил несколько знакомых марок: «Туманный обрыв» и «Верный товарищ» с Альфанора, «Темное облако» и «Древнее подземелье» с Копуса, «Варево Смейда» с планеты Смейда, светлое пиво «Басс», «Хинано», «Клыкастый кабан» и «На якоре» с Древней Земли, «Красное дерево» с Дердиры, «Эдельфримпшен» с Богардуса. Герсен словно очутился в компании старых друзей. Руководствуясь духом времени и места, он заказал бутыль тванишского белого эля «Хэнгриз», оказавшегося напитком, вполне достойным употребления.

Повернувшись на табурете и облокотившись на стойку, Герсен разглядывал трактирный зал. На скамьях за длинным дощатым столом сидели несколько завсегдатаев, из разговора которых следовало, что они работали в фирме Жаркова. Поглощая значительное количество пива, они говорили громко и самоуверенно, нисколько не скрывая свои мнения:

«Я говорил Мотри — если он хочет, чтобы я работал на этом драндулете для самоубийц, пусть вернет мне респиратор и даст какой-нибудь чехол, чтобы в кабине не было так пыльно. Он обещал. Я гонял чертову машину целый месяц, весь покрылся коростой, нос распух, глаза слезятся — и что же? Мотри отдал мой респиратор старому Твэйдлендеру, а тот работает-то от силы два часа за смену, цементирует стенки, видите ли, переносным распылителем с тремя насадками — ему пачкаться не приходится!»

«Да, Мотри себе на уме. К нему нужен особый подход».

«Подход подходом, а я больше не работаю на Жаркова и могу сказать Мотри в лицо все, что я о нем думаю».

«Он-то работу не потерял, все еще на Шанитре вместе с техником».

«Ну и пусть они взорвут там друг друга, мне от этого ни тепло ни холодно!»

Герсен подсел на свободное место за столом: «Вы работаете на Жаркова?»

Мгновенно наступила тишина; шесть пар настороженных глаз оценивали незнакомца. Один из рабочих сухо ответил: «Больше не работаем. Всех увольняют».

«Мне так и сказали в бюро по найму».

Еще один рабочий заметил: «Ты, братец, опоздал на год».

Другой проворчал: «Но ты ничего не потерял. Кормят плохо, платят мало, а суперинтендант у них — Клод Мотри, чтоб он провалился!»

«И никаких премиальных!»

«О каких премиальных может идти речь, пока они не нашли залежь черного песка?» — задумчиво пожал плечами Герсен.

«Никто там не найдет никакого черного песка, потому что его там нет! Это известно всем и каждому, кроме полоумных толстосумов, которые платят за разведку».

«Может быть, они ищут что-нибудь другое?» — предположил Герсен.

«Все может быть — но что еще там можно найти?»

Другой рабочий возразил: «Как бы то ни было! В любом случае они не ведут разведку, как полагается. Все штреки под самой поверхностью, никто не бурит глубокие скважины. Казалось бы, если уж искать черную массу, то в глубоких пластах? Зачем тратить время и деньги на проходку верхнего слоя пемзы — день за днем, километр за километром? Планировка их выработок скорее напоминает сеть траншей, едва прикрытых породой — то, что они ищут, запрятано где-то неглубоко».

«Ну, не скажи! В секторе D мы вынимали породу по уклону и углубились метров на восемьсот, пока нам не сказали выровнять штреки по горизонтали».

Герсен заказал пива на всех; горняки сердечно пожелали ему здоровья и всего наилучшего.

Чуть поодаль от дружной компании сидел молодой человек в желтых ботинках и щеголеватом зеленом пиджаке поверх рабочего комбинезона. Не обращаясь ни к кому в частности, он тихо произнес: «Дразнилка!»

Сосед подтолкнул Герсена локтем в бок: «Теперь смотри! На дарша!»

«Пфит!» — сказал молодой человек в желтых ботинках.

Дарш протянул руку к высокой кружке и принялся сгибать и разгибать толстые медно-красные пальцы.

«Пфат!» — сказал молодой человек.

Дарш втянул голову в плечи, но все еще не поднимал глаза. Молодой человек вскочил на ноги и направился к выходной двери. В то же время по улице проходил мимо дородный господин с рассеянной круглой физиономией, украшенной блестящими усами, в безупречном костюме тванишского полукровки.

«Пфут!» — сказал юноша в желтых ботинках и выскочил на улицу. Дарш схватил кружку, встал из-за стола и вперевалку выбежал из трактира. Дородный господин хотел было уступить ему дорогу, но дарш схватил его, повалил на мостовую, пнул в округлый зад, выплеснул пиво ему на голову, отшвырнул кружку и, ссутулившись, побрел по улице.

Господин в черном костюме приподнялся, упираясь ладонями в мостовую и в замешательстве оглядываясь по сторонам. Посидев немного, он медленно поднялся на ноги, недоуменно покачал головой и пошел своей дорогой.

Горняки вернулись к прерванному разговору. «Самый странный проект из всех, какие я видел, — заметил один. — Я работал в рудниках на двадцати шести астероидах — и никогда не потратил бы и десяти минут на эту глыбу бесполезной пемзы! Весь поверхностный слой Шанитры — сплошная окалина. Я говорил об этом Мотри, но он ни о чем не хочет слушать».

«А ему-то что? Жарков ему платит, и всех делов».

«Не Жарков! Кто-то по имени Котцаш».

«В любом случае, мы дырявили Шанитру целый год, как черви — кусок сыра, а теперь они вдруг решили, что с них хватит!»

У стола встал еще один рабочий, только что зашедший в пивную: «Не будь так уверен! Сегодня мы закончили прокладку шнуров дексакса — Мотри и техники соединяют проводку. Мотри говорит, что, когда все это взорвут, мы снова начнем рыть туннели и бурить шпуры. Я его спрашиваю: «Мотри, во имя левой задней ноги Далилы — что мы тут делаем, что мы ищем? Если бы я знал, я держал бы ухо востро и, может быть, помог бы вам это найти». Мотри, как всегда, только язвительно крякнул: «Когда мне понадобится твой совет, я обязательно к тебе обращусь». «Советовать я всегда готов, господин Мотри! — говорю я. — Причем, в отличие от других, бесплатно». А он говорит: «Может быть, твои советы стóят не больше того, что за них платят — и почему, спрашивается, ты тут торчишь и советуешь вместо того, чтобы работать?» «Потому, господин Мотри, что моя смена закончилась», — говорю я. «А тогда пробей время ухода с работы на карточке и проваливай — сегодня тут больше нечего делать!» Так что я только что прилетел и получил все деньги, какие мне причитаются. На Шанитре никого не осталось, кроме Мотри и пары техников — они там устанавливают ретранслятор для детонирующего сигнала».

Герсен задержался еще на несколько минут и в конце концов решил, что рабочие знали о разведочном проекте на Шанитре не больше, чем он сам. Попрощавшись с горняками, он вернулся в город по дороге на Глэдхорн. В магазине готового платья он переоделся в свой обычный костюм и прошел по Аллее к «Коммерческому отелю». Перед тем, как заходить в номер, он принял тщательные меры предосторожности на тот случай, если во время его отсутствия непрошеный посетитель приготовил неприятный сюрприз. Он не нашел, однако, ничего необычного.

Герсен пообедал в ресторане отеля, почти не замечая, чтó он ел. На протяжении последних нескольких часов произошло много событий, но он не получил никакой новой осмысленной информации.

Покинув ресторан, Герсен вышел на Аллею, внимательно глядя по сторонам. Он не замечал признаков опасности — если только такси с белой полосой, окаймлявшей корпус снизу, не было той же машиной, которая следовала за ним раньше. На этот счет нельзя было сделать никаких определенных выводов. Герсен пересек Аллею и зашел в парк. Минут десять он гулял по гравийным дорожкам, пытаясь представить себе наилучший образ действий. Ленс Ларк был где-то поблизости — возможно, в звездолете на орбите, а может быть и непосредственно на Метеле.

Герсен устал размышлять; ему наскучили проблемы, и он не видел никакого способа от них избавиться. Подчинившись внезапному порыву, он вышел на боковую улицу и подозвал жестом проезжавшее мимо такси — машину без потускневшей белой полосы вдоль нижнего края корпуса. «Отвезите меня в Льяларкно!» — сказал он водителю.

Таксист — так же, как и предыдущий водитель — не хотел туда ехать: «Льяларкно — что-то вроде большого частного парка. Метлены не любят посетителей; по сути дела, они следят за тем, кто и зачем туда приезжает, и часто штрафуют владельцев машин, которые возят к ним туристов».

«Я не турист, — возразил Герсен. — Я — межпланетный банкир и приехал на Метель по важному делу».

«Все это прекрасно и замечательно, сударь, но метленам наплевать — для них вы такой же турист, как все инопланетяне».

Герсен протянул водителю банкноту в пять СЕРСов: «Кроме того, я способен платить за проезд».

«Как вам угодно, сударь. Но если меня остановят и оштрафуют, вам придется возместить мне расходы».

«Хорошо! — согласился Герсен. — Отвезите меня к Старой Роще — к дому Чансетов».

Лужайки и лесистые ложбины Льяларкно произвели на Герсена волшебное успокаивающее действие. Глядя на старые дома, почти утопающие в листве садов, он чувствовал, как его страхи и настойчивые веления внутреннего долга теряют связь с действительностью.

Водитель притормозил у Старой Рощи: «Усадьба Чансетов, сударь».

«Подождите здесь несколько минут», — сказал Герсен. Таксист неохотно подчинился. Герсен распахнул дверь машины и вышел на обочину. За изгородью из цветущих кустов росли раскидистые тунги; дальше подстриженный газон полого спускался к усадьбе. В стороне, чуть позади старого дома, Герсен заметил группу молодых метленов в белых, желтых и голубых нарядах. Судя по всему, они наблюдали за какой-то игрой — может быть, в теннис или в бадминтон — но собственно игроков не было видно, их загораживал дом.

«Поедем, сударь! — настойчиво советовал таксист. — Кто бы вы ни были — банкир или межпланетный финансист — им не понравится, что вы подглядываете. Для метленов тайна личной жизни важнее всего на свете».

Герсен вернулся в машину: «Давайте подъедем ко Мшистому Аль-Руну».

«Как прикажете».

У Мшистого Аль-Руна Герсен снова вышел из машины и, невзирая на тревожные протесты водителя, прошелся вокруг садовой ограды, оценивая старый дом, луг, спускавшийся к озеру за усадьбой, и деревья вокруг дома. Полную тишину нарушал только осторожный потрескивающий щебет каких-то насекомых.

Герсен вернулся к такси: «Отвезите меня назад в Тваниш».

«Благодарю вас, сударь!»

Герсен отпустил такси у входа в «Банк Карины и Южного Креста». В этом банке, владельцы которого были партнерами «Банка Куни», он оформил приобретение «Банком Куни» недвижимости, известной под наименованием «Мшистый Аль-Рун», у агента, представлявшего интересы Цитереи Азель.

 

Глава 15

Выдержка из апокрифа «Ученик аватара» в «Рукописи из девятого измерения»:

«В тот судьбоносный день сами небеса знаменовали недоброе: на востоке разгорелось мрачное зарево, а над трясиной Иммира, на западе, нависла туча угрожающих очертаний.

С тех пор, как вершины Яра озарились первыми лучами рассвета, Мармадьюк беспокойно расхаживал по Парапету, поглядывая на орду, заполонившую равнину Манингеса. Всюду колыхалось постоянное зловещее шевеление. По Шадимской дороге семинаристы-экономы гнали истребительные фургоны; гладь реки Чам сплошь усеяли баржи, груженые катапультами, дыбами и виселицами. По склонам Яра, от подножий до крутых утесов, толпились вооруженные отряды — их сигнальные огни перемигивались от южных до северных отрогов.

Наконец преосвященный Берниссус, полный достоинства в торжественном облачении, поднялся на Парапет. Он высоко воздел руки в милостивом приветствии, но полчища отозвались ненавидящим ревом — рев доносился со всех сторон, то усиливаясь, то ниспадая подобно шуму штормового прибоя.

Берниссус скорбно покачал головой и немного отступил от ограждения. Некоторое время он молчал, обозревая равнину и поглаживая бороду.

Мармадьюк почтительно приблизился: «Ваше преосвященство! Возникает впечатление, что мы вдвоем противостоим огромной и мстительной человеческой массе!»

Берниссус изрек: «И это хорошо».

Мармадьюк в замешательстве отступил на шаг: «Наипревосходнейший! Будьте добры, просветите мое невежество! Каким образом мы могли бы найти удовлетворение в столь беззащитном одиночестве?»

Берниссус изрек: «В свое время тайное станет явным».

«Благодарю вас за своевременную поддержку, — сказал Мармадьюк. — Откровенно говоря, это гнусное полчище вызывает у меня немалые опасения».

«Фельфо не посмеет восторжествовать, — заявил преосвященник, — невзирая на то, что давно замышляет нанести мне огромный ущерб и готовил мятеж, не покладая рук!»

«Непогрешимый Апподекс! Позвольте перечислить послушных жертв его злобной ереси! Почти вся орда, заполонившая равнину перед вашим взором, состоит из девариантов и облатиков, не считая десяти тысяч катаров. Многим из них известны морфемы Непроизносимого Имени. Смотрите! Вот выстроились пурпурные мирмидоны, слева — гипогроты из Лиссама, справа — глеймы; по меньшей мере, эти последние соблюдают этикет, повернувшись к нам грудью, тогда как в бою они наступают обнаженными задами вперед. Лебедины из Порвинга скучились вокруг своих магнатов — и угрожают нам, высоко помавая штандартами! Я вижу знакомые лица: Обуса ван Тро, Вильниссера, Пунцового Василиска, Плейборна, Флинча и Хуттского Пескотворца. Не прошло и десяти дней с тех пор, как они воскуряли синий фимиам на Воеводье!»

И вновь Берниссус воздвиг свою величественную фигуру на краю Парапета — его облачения, его длинная седая борода развевались на ветру. Воздев руки к небесам, преосвященник провозгласил лозунг, пронесшийся вихрем по равнине Манингеса и разбившийся разрядами молний о подножия Яра. Враги в ужасе дрогнули, но вскоре собрались с духом и опять принялись размахивать вымпелами. Они вопили: «Внесем поправки в декреталии! Да взойдет Фельфо на престол Остóлпола! Долой Берниссуса, лживейшего из лживых!»

Берниссус мягко изрек: «Не все они преисполнены злом. В данном случае, однако, добродетель увлечена порочным примером».

«И у благочестивых, и у исчадий порока длинные острые мечи! — заметил Мармадьюк. — Боюсь, что древний Парапет рухнет, охваченный пламенем — кроме нас, здесь никого нет. Где правоверные? Где Хельгеборт и неутомимые блюстители? Где Ниш и Нессо, где Мышонок? Где живоборцы?»

«Их судьбы свершатся не здесь, — изрек преосвященник. — Они — кадровые пропагандисты; им предстоит поучать и просвещать. Возвысив глас свой, они опровергнут приснопения и уготовят пришествие Второго Царства. Быть посему!»

«Благословенный Берниссус! Какая же роль уготована мне в грядущей катастрофе?»

«Каждый вносит посильный вклад. Я уединюсь теперь в Оратории, дабы сформулировать неотразимый лозунг, способный повергнуть в прах поганых вероотступников. Раз тебе больше нечего делать, патрулируй Парапет. Высоко водрузи наши гордые стяги, скидывай лестницы, отвращай вылазки врага!»

«Сделаю все, что потребуется, — непоколебимо отозвался Мармадьюк. — Тем не менее, милосерднейший благодетель, поторопитесь! Враг нетерпеливо ждет сигнала».

«Все будет хорошо!» — Берниссус решительно спустился по ступеням в Неприкосновенные Палаты.

Знамение свершилось: легионы разразились оглушительным кличем и двинулись к Парапету.

Подбежав к проходу в Палаты, Мармадьюк закричал: «Возлюбленный Берниссус! Поступил сигнал с Ахернара — легионы наступают! У них мечи из трижды заточенной стали, у них копья, катапульты и алебарды, они уже поднимают лестницы, чтобы взобраться на Парапет! Я водрузил стяги; мои лозунги привели врагов в смятение, но я — один против почти восьмисот тысяч! Совершенно очевидно, что меня изрубят в куски, ибо каждый боец жаждет окропить кровью свой меч, а другой крови, кроме моей, здесь не предвидится! Настало время для Неизреченного!»

Мармадьюк напряженно прислушивался: ответа не было. Поспешно спустившись, он призвал Апподекса по имени, но только его собственный голос отозвался эхом в опустевших Палатах. Все ниже и ниже, к самому фундаменту вели ступени, и наконец он вылез на зыбкий простор трясины через сточное отверстие. Мармадьюк побежал на север и вскоре обогнал Берниссуса — высоко подобрав полы мантии и энергично работая мускулистыми ногами, шлепавшими по топкому мху, преосвященник медленно, но верно продвигался в направлении Воррамского леса».

Герсен спустился из своего номера в вестибюль отеля и выглянул из окна на улицу. У обочины перед входом стояли три машины такси, очевидно ожидавшие клиентов. В первой, с облупленной белой каймой вдоль нижнего края корпуса, прохлаждался смуглый плосколицый субъект с копной черных кудрей и остроконечными обрезанными снизу ушами. Герсен присел там, где он мог наблюдать за происходящим снаружи.

Из отеля вышли двое — мужчина и женщина. Они приблизились к первой машине, но водитель отказал им в обслуживании. Такая же неудача постигла их, когда они попытались нанять второе и третье такси. В конце концов им пришлось подозвать машину, проезжавшую мимо по Аллее.

Три такси подряд, и в каждом — баллон с наркотическим газом? «Возможно, — подумал Герсен. — Нет причин, по которым это не может быть именно так».

Выйдя из отеля, он немного постоял, словно задумавшись, перед парадным входом. Уголком глаза он заметил, что все три водителя встрепенулись. Герсен сделал вид, что не обращает на них никакого внимания. Он пересек Аллею и направился в парк. Спрятавшись за густой порослью понюшника, он продолжал наблюдать за таксистами. Первая машина оставалась на месте; вторая и третья поспешно выехали на Аллею, чтобы обогнуть парк.

Герсен вернулся на Аллею метрах в тридцати к западу от отеля и подозвал проезжавшее мимо такси, предварительно убедившись в том, что это не была одна из машин, подстерегавших его у отеля.

«Отвезите меня в «Черный хлев»», — попросил водителя Герсен.

Машина развернулась и, вместо того, чтобы подниматься в холмы Льяларкно, направилась на юг, в сельскую местность за окраиной Тваниша.

«Черный хлев» темнел посреди поля примерно в километре от города: круглое дощатое строение, приземистое, но с непропорционально высокой конической крышей, увенчанной чугунным флюгером в форме кричащего петуха. Лалли Инкельстафф еще не прибыла.

Солнце садилось за далекие холмы, озаряя небо красновато-оранжевыми лучами с золотистыми отсветами по краям облаков. Наконец появилась секретарша Жаркова в черном с белым орнаментом платье; ее светлые локоны были уложены в узел на затылке, перевязанный ярко-красной сеткой, напоминавшей большой язык пламени. Она приветствовала Герсена веселым взмахом руки: «Кажется, я не слишком опоздала — всего на несколько минут, что для меня не так уж плохо. Вы уже были внутри?»

«Нет. Я решил вас подождать у входа».

«Ну и хорошо! Здесь очень просто друг друга потерять — к сожалению, это происходит слишком часто. Причем, должна признаться, виновата в этом обычно я сама. Зайдем? Думаю, вас «Черный хлев» позабавит. Здесь все веселятся, даже метлены. Как правило, их тут много. Подождите — вы еще увидите, как они странно танцуют! Так пойдемте же!» Лалли взяла Герсена под руку с дружелюбной непосредственностью, почти ласково — словно они знали друг друга многие годы: «Если нам повезет, мой любимый столик еще не заняли».

Они прошли через двойные дощатые двери, окованные чугуном, в фойе, декорированное старыми сельскохозяйственными орудиями; справа и слева темнели стойла, откуда торчали головы чучел коров и лошадей.

Пологий подъем между двумя ветхими телегами провел их в главный зал. Сотни столов окружали центральную танцевальную площадку, в глубине которой, на небольшом возвышении, сидели два музыканта в костюмах быка и осла: осел играл на гобое, бык — на тамбурине.

Лалли провела Герсена к столику, на его взгляд такому же, как все остальные — но девушка уселась за него с радостно удовлетворенным восклицанием: «Смейтесь, если хотите, но этот столик приносит мне удачу. Я столько раз тут веселилась на славу! Сегодня мы проведем чудесный вечер!»

«Вы заставляете меня нервничать, — признался Герсен. — Что, если я не оправдаю ваши ожидания? Тогда вы обидитесь и на меня, и на свой столик».

«Ничего такого не будет! — уверенно заявила Лалли. — Я твердо решила веселиться, и столику придется следить за своими манерами».

«Проворная и решительная молодая особа! — подумал Герсен. — Мне тоже придется следить за своими манерами».

Наклонив голову набок, Лалли наблюдала за Герсеном — по-видимому, в какой-то степени догадываясь об одолевавших его опасениях: «С другой стороны, нас может подстерегать трагедия — чего только не бывает? Мы можем споткнуться и упасть, когда будем танцевать...»

«Танцевать?» — с тревогой спросил Герсен.

Девушка, казалось, его не слышала: «Но в таком случае мне просто придется поискать другой столик, пока этот не поймет, что с его стороны нехорошо подводить старых знакомых... Вы голодны?»

«Ужасно!»

«Я тоже. Позвольте мне заказывать — я точно знаю, чтó тут готовят лучше всего».

«Разумеется, — развел руками Герсен. — Заказывайте все, что хотите».

«Сперва мы попробуем закуски ассорти с приправами и немного маринованной корюшки, потом чайпов под черным соусом и блюдо горячительных соленостей и пряностей на двоих, а под конец — знаменитые котлетки Коттрелла. Как по-вашему?»

«Звучит превосходно!»

«Здесь подают замечательный чиррет — но, может быть, вы предпочитаете пиво?»

«Что такое чиррет»?

«Очень приятный сидр из чернослива, и не слишком крепкий. Некоторые посетители валяют дурака, пытаясь танцевать после нескольких кружек чернохлевного пива...»

«Тогда, конечно, давайте выпьем чиррета, хотя по поводу танцев...»

Лалли не слушала — она уже подзывала официантку. Так же, как все остальные официанты «Черного хлева», эта женщина носила праздничный деревенский костюм: свободную черную блузу, расшитую зелеными узорами, синюю юбку, длинные красные чулки и блестящие черные гамаши. Лалли оформляла заказ со знанием дела, точно указывая, как следовало готовить и подавать различные блюда. Официантка почти немедленно принесла кувшин чиррета и закуски: орехи, соленые морские хлопья и маринованную корюшку.

«Мы пришли слишком рано, — заметила Лалли. — Толпа соберется через час — скоро тут придется кричать, чтобы друг друга расслышать, а на танцевальной площадке не протолкнешься. Но мы сначала закусим и поговорим. Расскажите мне о себе и о разных местах, в которых вы побывали».

Герсен смущенно рассмеялся: «Не знаю даже, с чего начать».

«А с чего угодно! В последнее время я интересуюсь эйдолологией, но никак не могу разобраться в ваших скарматиках. Они противоречивы; судя по всему, вы — необычный человек».

«Напротив, я самый обычный человек; кроме того, я неуклюж и не умею поддерживать любезный разговор».

«Не верю ни одному слову! Кстати, вы решили остаться в Тванише? Надеюсь, вам у нас понравилось!»

Герсен задумчиво улыбнулся, вспомнив о покупке Мшистого Аль-Руна: «Иногда мне кажется, что я хотел бы здесь остаться».

Лалли вздохнула: «Как чудесно, наверное, летать от одной звезды к другой! Я никогда нигде не была. На скольких планетах вы побывали?»

«Точно не помню. Никогда не считал. По меньшей мере, на нескольких десятках планет».

«Говорят, что ни одна планета не похожа на другую, и что опытным астронавтам, даже если они не знают, где очутились, достаточно взглянуть на небо и понюхать воздух, чтобы сразу назвать планету. У вас так получается?»

«Иногда. Но в доброй половине случаев я, наверное, ошибся бы. Расскажите мне что-нибудь о себе. У вас есть братья, сестры?»

«Три брата и три сестры! Я — старшая, и первая начала работать. Но никогда еще не подумывала о том, чтобы выйти замуж. Мне так нравится веселиться по вечерам, что теперь, наверное, трудно будет отказаться от привычного образа жизни».

Герсен инстинктивно напрягся — он чувствовал западню и стал выражаться еще осторожнее: «Я тоже намерен не сковывать себя брачными узами в обозримом будущем. У вас интересная работа?»

Лалли поморщила нос: «Все было гораздо лучше, пока не начался этот проект «Котцаша». Старый хозяин фирмы, Лемюэль Жарков, был приятный, воспитанный господин. А его наследник, Свят Жарков, позволяет себе лишние фамильярности».

«Его в последнее время часто навещают дарши?»

«Нет, не часто — даже, можно сказать, очень редко».

«К нему случайно не заходил высокий грузный дарш — вместе с Оттилем Паншо?»

Лалли поджала губы и повела плечами: «Не помню. Разве это важно?»

«Я где-то раньше встречался с господином Паншо. Кажется, на Дар-Сае».

«Вполне вероятно. Корпорацию «Котцаш» первоначально учредили на Дар-Сае. Вы задаете таинственные вопросы. Вообще, вы таинственный человек. Не удивлюсь, если вы работаете на МСБР. Вы занимаетесь в Тванише расследованием какого-то дела?»

«Конечно, нет. В любом случае, даже если бы я работал на МСБР, я вряд ли стал бы об этом докладываться первой красивой девушке, которая решила меня об этом спросить».

«Разумеется. Но вы не производите впечатление техника-телефониста».

«В нерабочее время я становлюсь другим человеком», — не слишком удачно пошутил Герсен.

Лалли смотрела на него с напряженным вниманием: «Почему вы не женаты? Неужели вы никогда не встречали подходящую спутницу жизни?»

Герсен покачал головой: «Моя жизнь слишком беспорядочна — я не хотел бы никого обременять своими заботами».

Задумчиво помолчав, Лалли Инкельстафф произнесла: «В Тванише принято, чтобы женщина выбирала мужчину и предлагала ему брак — таков местный этикет. Я слышала, что в других местах вещи делаются по-другому».

«Да, совершенно верно, — Герсен отчаянно пытался сменить тему разговора. — Я заметил, что у входа появились дарши. Они тоже развлекаются в «Черном хлеву»?»

«Конечно! Правда, их просят сидеть за особыми столами, под вытяжным вентилятором, чтобы их запах не оскорблял обоняние метленов». Лалли проводила глазами двух даршей, пробиравшихся бочком между столиками: «Дарши — почти дикари. Они никогда не танцуют — только сидят, сгорбившись за столом, и уплетают все, что им подают».

«А где сидят метлены?»

«Вокруг эстрады. Обычно они приходят в карнавальных костюмах — у них такая мода, глуповатая на мой взгляд... Странный народ! Вечно играют в какие-то игры, исполняют какие-то роли, притворяются и лоботрясничают. Хотя, может быть, я тоже устраивала бы из своей жизни сплошную забаву, если бы у меня было столько денег и если бы я жила в старинной усадьбе в Льяларкно».

«Надо полагать. Вы хотели бы выйти замуж за метлена?»

«Это невозможно! По сути дела, я никогда не посмела бы сделать предложение метлену — они такие привередливые снобы! Вы не находите?»

«К сожалению, это так».

«У них, конечно, свои обычаи, но о настоящих приличиях они не имеют представления. Вы согласились бы жениться на девушке-метленке, если бы она вам это предложила?»

«Это зависело бы от того, какая именно девушка решила бы сделать мне такое предложение», — рассеянно отозвался Герсен, вспомнив о Джердиане. Он тут же поспешно прибавил: «Само собой, я не собираюсь ни на ком жениться».

Лалли похлопала его по руке с выражением дружеского упрека: «У вас теперь хорошая работа — пора устроиться, остепениться».

Герсен с улыбкой покачал головой: «Мой темперамент не подходит к семейной жизни... Смотрите, появился целый оркестр!»

Лалли взглянула на музыкантов: «А! Это Дензель и «Семь амбарных ласточек». Странное название для ансамбля из пяти человек, как вы считаете? Мне не нравится, когда вещи не называют своими именами... И все же, они свое дело знают; им особенно удаются прыгучие танцы — «наступалочки» и «выпендрежки»... А вам какие танцы больше нравятся?»

«Я вообще не умею танцевать».

«Как странно! Вас никогда не учили плясать? Вы даже джигу или галоп станцевать не сможете?»

«Я не смог бы даже маршировать в ногу на похоронах».

«Придется восполнить такое упущение! Это никуда не годится! Ни за что не предложу вам на мне жениться, пока вы не научитесь танцевать! — Лалли расхохоталась. — С другой стороны, если я сломаю ногу и буду хромать, что я буду делать с мужем, вечно пляшущим джиги? А вот и наши соленья с пряностями — вы же не хотите думать о женитьбе на пустой желудок?»

Оркестр, состоявший из плоскогота, басовой трубы, гитары, бородавчатого рога и тимпаниллы, заиграл веселую мелодию, и народ стал собираться на центральной площадке. Разнообразие танцевальных приемов, известных завсегдатаям «Черного хлева», поразило Герсена. Сначала они кружились вихрем, брыкаясь и высоко подпрыгивая в такт сложному ритму. Как только оркестр заиграл следующую мелодию, танцоры стали скользить по площадке вприсядку, пружинисто выбрасывая ноги в стороны и часто меняя направление движения. Третий танец напоминал последовательность акробатических упражнений, возможных только с помощью партнеров, и закончился тем, что четверо танцоров, прижавшись друг к другу спинами и вытянув над головой переплетенные руки, исполнили на цыпочках нечто вроде бега на месте, высоко подкидывая колени и кружась всей четверкой.

Герсен не преминул выразить восхищение мастерством танцоров. Лалли широко раскрыла глаза, изображая преувеличенное удивление: «Я и забыла — вы действительно ничего не понимаете в танцах! Да, у нас каждый знает десятки всевозможных па, причем под разную музыку принято танцевать по-разному — иначе на тебя посмотрят, как на деревенщину. Вы не хотите что-нибудь станцевать? Хотя бы простую коротенькую польку?»

«Нет уж, увольте. Как-нибудь в другой раз».

«Кёрт Герсен, вы скромник, каких мало! Вас давно пора взять в умелые руки. Думаю, вам придется регулярно посещать со мной уроки танцев — начиная с завтрашнего дня».

Герсен пытался придумать подходящий ответ, но его внимание отвлеклось прибытием группы метленов. Как предупреждала Лалли, почти все они надели карнавальные костюмы пьеро, с помпонами на белых шляпах, и мягкие тапочки с длинными, загнутыми вверх носками. Метлены сразу направились веселой гурьбой к зарезервированным для них столикам у эстрады.

Через некоторое время метлены стали появляться на танцевальной площадке, хотя они подчеркнуто держались поодаль от полукровок. Им тоже были известны разнообразные па — они танцевали парами и, по сравнению с гораздо более энергичными полукровками, казались почти вялыми.

Внимательно разглядывая метленов, Герсен не заметил среди них никаких знакомых лиц. Тем временем Лалли болтала о пустяках, указывая Герсену на своих подруг и приятелей, объясняя особо примечательные танцевальные приемы, похваливая деликатную свежесть чайпов и советуя не пренебрегать маринованной корюшкой. Попытки Герсена снова завести разговор о событиях в управлении Жаркова не увенчались успехом.

Наконец они покончили с едой — оркестр продолжал играть какую-то задорную мелодию, танцоры исполняли сложный пересекающийся хоровод, быстро перемещаясь бочком вприпрыжку. Лалли явно не находила себе места. Устремив на Герсена горящий взор, она заявила: «Завтра же вечером научу вас танцевать этот хоровод!»

Герсен покачал головой: «Завтра вечером я буду занят».

«Вы назначили свидание другой девушке?» — с упреком спросила Лалли.

«Ни в коем случае! — возмутился Герсен. — Завтра мне предстоит важная деловая встреча».

«Тогда послезавтра! Я приготовлю скромный ужин, и мы сможем начать занятия».

«Из меня не получится способный ученик, — возразил Герсен. — По сути дела, у меня часто кружится голова. Поэтому я боюсь танцевать».

«Вы надо мной насмехаетесь, — печально сказала Лалли. — Вы встречаетесь с другой женщиной — в этом не может быть никаких сомнений».

Герсен пытался найти какие-нибудь другие оправдания, но к нему на выручку явился один из приятелей Лалли — молодой человек в модном желтовато-коричневом костюме с черными отворотами.

«Почему ты не танцуешь? — спросил он Лалли. — Оркестр разыгрался вовсю!»

«Мой спутник не умеет танцевать», — объяснила секретарша.

«Как так? В любом случае он, наверное, не хочет, чтобы ты потеряла вечер зря. Пойдем, начинают исполнять «Панический бег табуна голливогов»!»

«Вы не возражаете?» — спросила Лалли у Герсена.

«Почему бы я возражал?»

Взявшись за руки, Лалли и ее приятель поспешили к танцевальной площадке и вскоре стали прилежно принимать участие в изощренной хореографии «Панического бега». Герсен наблюдал за ними без особого интереса. Его мысли были заняты другими вещами; он откинулся на спинку стула, задумавшись о тупиковом состоянии своих дел. Сомнения, нерешительность, неудачи преследовали его на каждом шагу. Он упустил инициативу — в то время как Ленс Ларк, конечно же, не терял времени и уже держал Герсена на прицеле. Опасность становилась неминуемой. До сих пор Герсену удавалось ускользнуть от не слишком изобретательных попыток его похитить; теперь следовало ожидать прямого и грубого нападения. Если Ленс Ларк окончательно потеряет терпение, стеклянная игла, бесшумно выпущенная с другой стороны улицы, могла мгновенно положить конец всем неприятностям, причиненным вмешательством Герсена. Пока что Ленс Ларк, раздраженный и злопамятный, хотел позабавиться и проучить обидчика, не сознавая масштаба своих неприятностей, и у Герсена все еще оставалось какое-то время — может быть, еще один день. А затем, когда «князь тьмы» разозлится не на шутку...

Размышления Герсена прервались в связи с прибытием еще одной компании метленов. Может быть, Джердиана уже вернулась в Льяларкно, и он ее здесь увидит? Как только ему в голову пришла эта мысль, одна из девушек-метленок обернулась, и Герсен узнал Джердиану. На ней, как и на всех ее друзьях и подругах, был карнавальный костюм — нечто вроде облегающего белого комбинезона от шеи до ступней, с голубыми помпонами вместо пуговиц; на ногах у нее были причудливые тапочки, на голове — коническая белая шапка, увенчанная голубым помпоном и натянутая набекрень на ее темные курчавые локоны. Она выглядела такой свежей и привлекательной, такой невинно веселой, что у Герсена перехватило дыхание.

Ни о чем не думая, он поднялся на ноги и направился к ней. Джердиана оглянулась и заметила его; на какое-то мгновение они встретились глазами. Ее приятели уже рассаживались за столиками у эстрады; Джердиана нерешительно задержалась, бросила быстрый взгляд в сторону друзей, торопливо подошла к Герсену, стоявшему в тени и хриплым шепотом спросила: «Что ты здесь делаешь?»

«Помимо прочего, я надеялся тебя встретить», — Герсен взял ее за предплечья, привлек к себе и поцеловал. Через несколько секунд она отстранилась: «Я думала, что больше никогда тебя не увижу!»

Герсен рассмеялся: «А я знал, что мы снова встретимся! Ты меня еще любишь?»

«Да, конечно... Не знаю, что тебе сказать».

«Ты можешь избавиться от друзей и уйти со мной?»

«Сейчас? Нет, это невозможно. Начнется скандал». Она тревожно смотрела на метленов, сидевших вокруг эстрады: «Мой партнер скоро начнет меня искать».

«Он подумает, что ты ушла в туалет».

«Может быть. Какой, однако, недостойный предлог для встречи с тайным любовником!»

«Смогу ли я встретиться с тобой позже, сегодня вечером, когда ты уйдешь из этого заведения?»

Джердиана покачала головой: «Сегодня у нас устраивают праздничный полночный ужин. Пригласили гостей — я должна присутствовать».

«Тогда завтра, в полдень».

«Хорошо, но где? Ты же не можешь явиться в Старую Рощу. Моему отцу это не понравится».

«Около усадьбы Мшистого Аль-Руна, с той стороны, что обращена к озеру».

Джердиана удивилась: «Как ты можешь назначать там свидание? Это поместье — частная собственность!»

«Тем не менее, поместье пустует, и нам никто не помешает».

«Хорошо, я приду, — она оглянулась. — А теперь мне пора». Снова обернувшись, она прошептала: «Скорее!» Прижавшись к нему вплотную, она подняла лицо; они обнялись. Герсен поцеловал ее, отпустил, поцеловал снова; задыхаясь и почти смеясь, Джердиана высвободилась: «Завтра в полдень!» Девушка быстро удалилась туда, где ее ждали друзья.

Герсен тоже обернулся — и встретился глазами с потрясенным и недружелюбным взглядом Лалли Инкельстафф, только что появившейся из прохода, ведущего в дамский туалет. Не говоря ни слова, секретарша Жаркова вихрем промчалась к столику, за которым сидела с Герсеном, схватила сумочку и плащ и промаршировала туда, где собрались ее знакомые.

Герсен удрученно пожал плечами. «По меньшей мере, — сказал он себе, — мне не придется брать уроки танцев».

 

Глава 16

Герсен уплатил по счету и покинул «Черный хлев». Поодаль, вдоль дороги, пассажиров ждали шесть машин. Нижняя часть корпуса первого такси была опоясана поблекшей белой полосой. Герсен спокойно отвернулся и продолжал стоять у входа, словно к нему должна была присоединиться спутница, задержавшаяся внутри. Неужели его проследили до «Черного хлева»? Может быть, у него в одежде спрятан микроскопический передатчик? Или на его пиджак нанесли пятнышко материала, отражающего сигнал радиолокатора? Сегодня же вечером ему нужно было переодеться и тщательно вымыться.

Сегодня вечером? Если он доберется до отеля живым. Ни одним из такси, выстроившихся у ресторана, нельзя было пользоваться ни в коем случае. Герсен расхаживал взад и вперед, как человек, погруженный в свои мысли; оказавшись в тени, где его не могли видеть водители такси, он побежал по дороге в Тваниш.

Наступила ясная темная ночь. В небе мерцали незнакомые Герсену созвездия; дорога казалась бледной полосой между темными полями по сторонам. Ритмичный бег и ровное, глубокое дыхание словно оживили Герсена заново, наполнили его окрыляющим воодушевлением. Для такого существования он был предназначен, таким он чувствовал облегчение уверенности — бегущим в ночи по незнакомой дороге в незнакомом мире, оставив опасность за спиной и превращаясь в воплощение еще большей опасности: угрозы возмездия. Бесплодные фантазии и тоскливые сомнения испарились, он снова стал самим собой... На фоне звездного неба чернели кроны высоких деревьев; Герсен остановился и прислушался. Со стороны «Черного хлева», до которого теперь уже было метров семьсот, доносились едва различимые, будто шепчущие, звуки музыки; с той же стороны появились фары такси. Справа от дороги, напротив рощи высоких деревьев, тянулась неглубокая канава, а за ней не было ничего, кроме поросли напоминающей тростник травы. Перепрыгнув канаву, Герсен прижался к земле за пучками травы.

Машина приближалась быстро, ярко освещая дорогу фарами. Проезжая мимо рощи, такси внезапно затормозило и остановилось рядом с канавой, за которой прятался Герсен. Но внимание водителя и других сидевших в машине людей было привлечено темной рощей, а не пучками едва скрывавших Герсена сорняков.

Водитель тихо сказал: «На дороге его нет. Он не успел бы уйти далеко».

На обочину вышли трое; в зареве отраженного света фар Герсен мог различить только их силуэты.

Снова послышался голос водителя: «Он где-то за деревьями, если не убежал в поля».

Один из пассажиров, приземистый широкоплечий субъект, произнес гулким басом: «Поверни машину так, чтобы фары светили на стволы».

Водитель выполнил это указание, чуть не заехав задним ходом в канаву.

Приземистый субъект приказал: «Анг, заходи справа. Дофти — слева. Держитесь в тени, возьмите его живьем. Это важно. Коршун хочет, чтобы его взяли живьем».

Фигура Герсена выросла за порослью сорняков. Бесшумно перескочив канаву, он сделал два размашистых шага, вскочил в кабину управления и погрузил напоминающий змеиный язык стилет под затылок водителя. Раздвоенный конец стилета перерезал позвоночный нерв — смерть наступила мгновенно. Опустив тело водителя на пол кабины, Герсен сел за пульт управления. Слева от кабины на дороге стоял приземистый субъект — человек, с которым Герсен хотел серьезно и откровенно поговорить.

Прошло три минуты. Герсен сидел и ждал с серебристым дедактором в руке. Анг и Дофти возвращались из рощи, в лучах ослепительных фар их уже было хорошо видно. Анг — сутулый, нескладный молодой человек с длинным горбатым носом и черной щетиной на щеках; Дофти — дюжий верзила с темными щелками глаз в складках заплывшей жиром инфантильной круглой физиономии. Герсен нередко встречал таких подонков в Запределье: в глухих переулках, где находились пользующиеся дурной репутацией таверны и где — как в данный момент — они занимались своим ремеслом.

Приземистый субъект нетерпеливо сделал шаг им навстречу: «Никого?»

«Его там нет», — отозвался Анг.

Герсен подождал, чтобы Анг и Дофти приблизились к машине, после чего, не испытывая ни малейших сожалений или угрызений совести, дважды выстрелил — взрывчатые стеклянные иглы вонзились во лбы Анга и Дофти. Приземистый субъект успел повернуться, но Герсен выстрелил в третий раз — игла взорвалась в сгибе локтя противника, его лучемет со стуком упал на дорогу.

Герсен выскочил из кабины водителя: «Вы меня искали?»

Обладатель гулкого баса ничего не сказал — набычившись от боли, он напряженно смотрел Герсену в лицо.

Герсен произнес таким тоном, словно продолжал светский разговор: «Ты когда-нибудь видел, как человек умирает от клюта? Нет? А, значит, видел! Можешь попробовать клют — или я могу продырявить тебе башку. Выбирай!»

«Стреляй!» — прошептал коренастый бандит.

«В таком случае отвечай. Если бы вы меня поймали, что вы собирались со мной сделать?»

«Связать тебя липкой лентой и отвезти в гараж».

«И что потóм?»

«Я получил бы дальнейшие указания».

«Кто дает указания?»

Приземистый субъект молчал, упрямо уставившись Герсену в глаза. Герсен надел перчатку, сделал шаг вперед и протянул руку к бандиту: «Отвечай!»

«Коршун».

«Ленс Ларк?»

«Зачем ты спрашиваешь, если знаешь сам?»

«Где он сейчас?»

«Не знаю. Он связывается со мной по радио».

Со стороны «Черного хлева» снова показались фары. Бандит-коротышка бросился на Герсена, но его встретила стеклянная игла, погрузившаяся в череп между глаз. Герсен осторожно сложил опасную перчатку в предназначенную для нее защитную оболочку. Фары приближавшегося такси уже осветили грязно-белую полосу, окаймлявшую корпус машины бандитов, загородившей половину дороги. Герсен повернулся и снова побежал по дороге в Тваниш.

Таксист, возвращавшийся из «Черного хлева», затормозил при виде препятствия и остановился. Оглянувшись на бегу, Герсен видел, как водитель и пассажиры вышли из такси и оцепенели, в ужасе глядя на трупы.

Герсен сидел и пил горячий чай в кафе «Козерог» напротив Парка Искупления, на полпути между «Коммерческим отелем» и Башней Скохуна, оценивая события прошедшего вечера. Он с удовлетворением отметил, что его настроение исправилось. Необходимость быстро реагировать и решительно действовать прочистила какие-то засорившиеся каналы у него в голове. Четыре убийства? Герсен сожалел только о том, что не успел выжать больше сведений из приземистого подручного Ларка. Вспомнив о Джердиане, он почувствовал теплую волну возбуждения; вспомнив о секретарше Жаркова, расхохотался... Под столом Лалли Инкельстафф в управлении конструкторского бюро Жаркова все еще работал недавно установленный им диктофон. Теперь он регистрировал только тишину в соседней конторе «Котцаша». Было бы гораздо полезнее, если бы он записывал разговоры в самóм управлении Жаркова.

Герсен взглянул в сторону Башни Скохуна, где только окна вестибюля на первом этаже были приглушенно озарены ночными светильниками.

Герсен допил чай, вернулся в отель, взял чемоданчик с оборудованием и прошелся по парку к Башне Скохуна. В вестибюле было пусто. Поднявшись в лифте на третий этаж, он воспользовался похищенным ключом от номера 308 и зашел в управление конструкторского бюро Жаркова.

Закрыв за собой дверь, он сразу остановился и прислушался: ни звука, никаких признаков человеческого присутствия. Герсен зашел за стеклянную перегородку отделения секретарши, нашел диктофон и отсоединил его. «Лучше всего установить эту штуку в кабинете Жаркова», — подумал он.

Закрепляя микрофон под столом Жаркова, Герсен обнаружил там же несколько приборов и опаснейших защитных приспособлений, вызвавших у него немалое удивление. Он невольно вспомнил алоизийскую поговорку: «Собираясь трапезничать с дьяволом, запасайся ложкой подлиннее». Жаркову приходилось сотрудничать с Ленсом Ларком, в связи с чем инженер приготовил «ложки подлиннее», чтобы в случае чего они были под рукой.

Герсен работал быстро и со знанием дела; уже через полчаса система вполне удовлетворяла его требованиям — прослушивающее устройство было соединено с телефонным аппаратом в конторе «Котцаша» и с несколькими микрофонами, рассредоточенными в различных точках помещения. Герсен упаковал инструменты и собрался было уходить, но задержался у входа в чертежный зал. Открыв дверь, он заглянул туда и обнаружил типичное оборудование: графопостроители, компьютеры, моделирующие шахты в различных разрезах, принтеры, библиотеку информационных дисков. На столе были разложены документы, относившиеся к текущим работам — пачки бесчисленных таблиц, заполненных рядами и столбцами цифр. Каждую страницу чертежник пометил заголовком: «Секция 1A», «Секция 1B» и т. п.; последняя таблица была озаглавлена «Секция 20F». Под столом Герсен заметил пару необычных предметов. Во-первых, на полу лежал бесформенный ком белого, как мел, материала, диаметром с локоть. Его поверхность была испещрена линиями, образовавшими сетку примерно сотни из участков; каждый участок был пронумерован бледными чернилами — теми же кодами, которыми были озаглавлены таблицы на столе. Рядом находилась увеличенная копия первого бесформенного предмета, но из легкого прозрачного материала, также подразделенная на множество участков. Под поверхностью прозрачного макета тянулись, подобно кровеносным сосудам, тысячи алых прожилок — кривых и зазубренных, беспорядочно разветвляющихся и пересекающихся, ныряющих вглубь материала и восходящих к поверхности. В этой мешанине прожилок и в их распределении по участкам невозможно было уловить какую-либо закономерность.

«В высшей степени странно!» — подумал Герсен. Он поднял большой прозрачный макет и повертел его в руках, разглядывая то с одной, то с другой стороны. Любопытно! Совершенно непонятно... Герсен внезапно зашелся непроизвольным истерическим смехом.

Возможно ли столь чудовищное, беспредельное, беспрецедентное сумасбродство? Перебирая в уме события последних месяцев, Герсен увидел, словно на экране, вспыхнувшем перед глазами, как сотни мельчайших деталей складывались в последовательную, однозначную мозаику.

Положив прозрачный макет на пол, Герсен взял чемоданчик и покинул управление Жаркова. Он выполнил свою задачу. Разговоры в управлении конструкторского бюро теперь можно было прослушивать по телефону — и разговоры эти, несомненно, должны были оказаться исключительно любопытными.

Никто не помешал Герсену вернуться в отель. Потайной индикатор — прозрачный волосок, приклеенный им между дверью и дверной рамой, свидетельствовал о том, что в его отсутствие номер никто не навещал. Герсен зашел внутрь, закрыл дверь на замок, принял душ и лег спать.

Он провел беспокойную ночь. Лица плавали в сонном воображении — лица Ленса Ларка: карикатуры, зарисовки, нечеткое лицо на старой фотографии. Лица несчастного опозоренного Тинтля и его усатой супруги, Дасвелла Типпина, Оттиля Паншо, Бель-Рука, Лалли Инкельстафф, Джердианы Чансет...

Утром Герсен попросил по телефону, чтобы завтрак принесли к нему в номер, но, обуреваемый сомнениями, не прикоснулся к еде. Тщательно одевшись, он спустился на первый этаж и, стараясь не привлекать к себе внимание, вышел на Аллею, направился в кафе «Козерог» и там, наконец, позавтракал. Сегодня предстояли важные события. Сначала — свидание с Джердианой в полдень, над озером Мшистого Аль-Руна. А затем — кто знает? Возможно, свидание с Ленсом Ларком. Вернувшись в отель, Герсен поднялся к своему номеру. Волосок-индикатор был разорван. Приложив ухо к двери, Герсен услышал какой-то странный шум. Соблюдая предельную осторожность, Герсен тихонько отодвинул дверь в сторону, заглянул внутрь и обнаружил горничную, менявшую постельное белье.

Он вошел и вежливо пожелал горничной доброго утра; та вскоре удалилась. Герсен тут же подсел к телефону, набрал номер конторы «Котцаша» и включил диктофон, позволивший ему прослушать четыре разговора, состоявшихся, пока он завтракал. Прежде всего в управление конструкторского бюро позвонил Зерус Бельсэйнт из ассоциации служб обеспечения безопасности «Звездная цитадель» — он хотел поговорить с господином Жарковым.

«К сожалению, господина Жаркова в управлении еще нет», — слегка развязным тоном ответила Лалли Инкельстафф.

«Когда, по-вашему, он придет?»

«Не могу знать. Может быть, завтра».

«Пожалуйста, сообщите ему, что я звонил. Я попробую связаться с ним завтра».

«Очень хорошо, так и сделаю».

После этого в управление позвонил сам Жарков: инженер интересовался местопребыванием Оттиля Паншо.

«Он сегодня не приходил, господин Жарков».

«Как то есть не приходил? — резко спросил Жарков. — И не оставил никакого сообщения?»

«Никакого, господин Жарков. Звонил только некий Зерус Бельсэйнт — он хочет с вами о чем-то посоветоваться».

«Зерус? Какой такой Зерус?»

«Зерус Бельсэйнт из ассоциации служб обеспечения безопасности «Звездная цитадель»! Если он позвонит снова, могу ли я ему сообщить, когда вы сможете его принять?»

«Я буду в управлении вечером, но не хочу говорить с Бельсэйнтом. Ему придется подождать. Если позвонит Паншо, скажите ему, чтобы зашел в управление — и не позволяйте ему уходить!»

«Хорошо, господин Жарков».

Затем Герсену пришлось прослушать частный разговор Лалли Инкельстафф с подругой, из которого он узнал больше, чем хотел бы. Лалли живо описывала приключения предыдущего вечера, прибегая к выражениям и метафорам, весьма нелестным с точки зрения Герсена. «И с кем? С метленкой, представляешь? — голос секретарши возмущенно повысился. — Не могу даже представить себе, кто он такой на самом деле! Я на него взглянула с таким презрением, что он весь сморщился и высох! Остаток вечера я провела с Нэри. Мы станцевали три сюиты и замечательный веселый галоп. Но это еще не все! По дороге домой мы натолкнулись на ужасное убийство — по сути дела, на четыре убийства сразу! Кто-то застрелил водителя такси и трех пассажиров! Они валялись на дороге, как собаки, сбитые машинами. Кошмар какой-то. Никогда не забуду этот вечер!»

«А кто была эта метленка?»

«Дочь Чансета, вечная воображуля. Куда ни пойдешь, она уже там».

«Да, я ее помню».

Разговор этот, наконец, закончился, после чего секретарша подняла трубку в четвертый раз — звонил Мотри, суперинтендант, руководивший работами Жаркова на Шанитре: «Позовите, пожалуйста, Жаркова».

«Его еще нет. Он сказал, что придет вечером».

«Я только что прилетел с Шанитры. Звоню, чтобы сообщить о завершении последней контрольной проверки. Все готово, все работает. Жарков может передать это клиенту. Вы не забудете ему сказать?»

«Не забуду, господин Мотри!»

«Так не забывайте же!»

«Ни в коем случае не забуду! Между прочим, я уже записала ваше сообщение».

«Вот умница! Так держать! Я загляну в управление завтра утром».

«Хорошо, господин Мотри. Я все передам господину Жаркову».

Больше никаких записей не было. Герсен размышлял, откинувшись на спинку стула. Все должно было произойти сегодня. Он выглянул в окно. Кóра восходила к зениту в затянутом полупрозрачной дымкой осеннем небе, прохладный ветер покачивал кроны деревьев в парке. В дымке очертания холмов Льяларкно становились нечеткими; даже Тваниш, парк напротив и весь пейзаж казались проникнутыми меланхолической безмятежностью, резонировавшей с настроением Герсена. Проблемы были решены; тайное стало явным — смехотворная, жестокая, дикая действительность превосходила всякое воображение настолько, что Герсен даже не хотел об этом думать.

Герсен анализировал в уме прослушанные телефонные разговоры. Сегодня вечером Жарков ожидал важных посетителей — кого именно? Мало-помалу мысли Герсена вернулись к Джердиане Чансет, и он почувствовал укол неуверенности. О чем она думает? Сейчас, в эту минуту? Проницательного, изобретательного, хитроумного Герсена снова осадили опасения и сомнения. Он вспомнил Джердиану такой, какой увидел ее впервые — в темно-зеленом платье и в темно-зеленых чулках, с темными волнистыми локонами, ниспадавшими на уши и на лоб. Заметив Герсена, она обожгла его надменным взглядом — как поразительно изменились их отношения теперь! Сердце Герсена растаяло... Он взглянул на часы: до полудня оставалось меньше часа, пора было ехать туда, где они встретятся в парке Мшистого Аль-Руна.

Герсен изучил вереницу такси, стоявших у обочины перед входом в отель. Вряд ли ему снова угрожало нападение в машине; тем не менее, он пересек Аллею и Парк Искупления и подозвал такси, проезжавшее по боковой улице. Как всегда, ему пришлось преодолеть сопротивление водителя, не желавшего рисковать штрафом на улицах Льяларкно — таксист уступил только после того, как Герсен пообещал сидеть в тени в глубине салона так, чтобы его не было видно снаружи.

Когда они притормозили у Мшистого Аль-Руна, Герсен вышел на обочину и заплатил таксисту; тот поспешно уехал.

Герсен вернулся по дороге к арке въездных ворот. Ветви огромных деревьев неизвестной ему разновидности тянулись над каменной оградой, отбрасывая пятнистую тень. В безветренном воздухе царила тишина. Справа и слева от арки на каменных пилонах стояли бюсты нимф, отлитые из бронзы — их невидящие глаза смотрели на него свысока.

Герсен прошел под аркой и направился к дому. Подъездная дорога полого изгибалась, приближаясь к обширному портику усадьбы; отдельная дорожка вела вокруг дома в сады, где Герсен еще никогда не бывал. Прогуливаясь среди радующих взор кустарниковых цветников и аккуратно подстриженных деревьев, Герсен вскоре приблизился к низкой каменной ограде. За ней начинался приусадебный парк Старой Рощи. На обширном газоне веселились две маленькие черноволосые девочки — обнаженные, если не считать широкополых соломенных шляп, украшенных цветами. Девочки заметили Герсена и замерли, глядя на непрошеного зрителя. После этого их игры стали носить более сдержанный характер. Через некоторое время они убежали туда, где их уже нельзя было видеть за живыми изгородями.

Герсен медленно вернулся тем же путем, каким пришел, пытаясь представить себе невозможное: своих собственных детей, беспечно бегающих по газону вокруг усадьбы Мшистого Аль-Руна... Обогнув угол, он подошел к крыльцу бокового входа. На ступенях сидела Джердиана, задумчиво смотревшая на озеро. Она поднялась на ноги. Он нежно обнял ее и поцеловал; девушка подчинилась, но не слишком охотно.

Несколько минут они стояли молча, после чего Герсен спросил: «Ты говорила обо мне со своей семьей?»

Джердиана печально рассмеялась: «Мой отец о тебе не очень высокого мнения».

«Он почти меня не знает. Может быть, мне следует с ним встретиться?»

«О нет! Он будет холоден, как лед... Я действительно не знаю, что тебе сказать. Вчера я всю ночь думала о тебе и обо мне — и сегодня, все утро... Все равно я в замешательстве».

«Я тоже много думал. Я вижу три возможности. Мы можем расстаться — окончательно, навсегда. Или ты можешь уйти со мной — сегодня, сейчас, если хочешь. Завтра мы покинем Метель и потеряемся в космосе».

Джердиана вздохнула и медленно, скорбно покачала головой: «Ты не понимаешь, что значит принадлежать к роду метленов. Я неотделима от Льяларкно — так, как если бы я тут выросла подобно дереву. Вдали от дома я всегда буду чувствовать себя одиноко даже с тобой — любовь не спасет меня от одиночества».

«Или я могу остаться на Метеле и обосноваться здесь, вместе с тобой».

Джердиана с сомнением посмотрела ему в глаза: «Ты это для меня сделаешь?»

«У меня нет другого дома. Мне нравится Льяларкно — почему бы мы не могли здесь жить?»

Джердиана горестно усмехнулась: «Все не так просто. Инородцев здесь редко привечают. Это практически невозможно. Ты же знаешь: мы — метлены, других таких нет».

«Я уже в какой-то степени подготовил почву для такого варианта. У нас уже есть дом».

«Здесь? На Метеле?»

Герсен кивнул: «Мшистый Аль-Рун. Вчера я его купил».

Джердиана не верила своим ушам: «Но за него просили миллион СЕРСов! Я думала, что ты — как бы это выразиться? Нищий искатель приключений, астронавт?»

«В каком-то смысле так оно и есть. Но нищим меня никак нельзя назвать. Я мог бы купить дюжину таких усадеб, даже не интересуясь их стоимостью».

«Ничего не понимаю!»

«Надеюсь, твое мнение обо мне не изменится к худшему только потому, что я не бедняк».

«Нет. Конечно, нет. Но тебя окружает тайна, и теперь тебя еще труднее понять. Зачем, в таком случае, ты рисковал жизнью, когда дрался с тем громадным даршем в Динкельстоне?»

«Другого выхода не было».

«Но почему?»

«Завтра я все тебе расскажу. Сегодня — еще не время».

Она вопросительно искала у него в глазах: «Ты не преступник? Не пират?»

«Я даже не банкир».

Глядя на что-то за спиной Герсена, Джердиана вдруг оцепенела. Раздался яростный возглас: «Эй, приятель! Что ты тут делаешь? Джердиана! Как это понимать?» Не ожидая ответа, Адарио Чансет подал знак паре дюжих лакеев: «Выбросьте этого босяка на улицу!»

Лакеи стали уверенно приближаться. Через несколько секунд один из них лежал лицом вниз в цветнике, а другой сидел рядом, закрыв ладонями окровавленный сломанный нос. Герсен сказал: «Вы выгнали меня из своего банка, господин Чансет, но этот парк — моя собственность, и здесь я не позволю с собой так обращаться».

«Что ты имеешь в виду? Какая такая собственность?»

«Вчера я купил Мшистый Аль-Рун».

Чансет резко рассмеялся: «Ты купил кота в мешке! Разве ты не читал устав Льяларкно? Нет? Тогда тебя ждет большой сюрприз. Вся территория Льяларкно — частное владение, и права первоначальных владельцев передаются только по наследству. Ты не мог купить право собственности — ты мог только заплатить за долгосрочную аренду, но арендный договор подлежит утверждению советом доверенных распорядителей недвижимым имуществом. Я — один из доверенных распорядителей. И я не желаю, чтобы твоя инопланетная рожа маячила над моей садовой оградой, чтобы ты глазел на моих детей! Здесь уже был мерзавец-дарш, пытавшийся купить Мшистый Аль-Рун, и я ему сказал то же самое. Не потерплю!»

Герсен взглянул на Джердиану — та ломала руки, у нее по щекам катились слезы. Чансет наконец обратил внимание на свою дочь: «Вот как, значит, обстоят дела? Романтическая драма! Что ж, тебе придется выбросить эту роль из головы. Своенравная, капризная девчонка! У тебя слишком пылкое воображение, из-за него ты попадаешь в ситуации, которые сама не можешь контролировать. Этому спектаклю пришел конец, пора опустить занавес. Тебе давно пора научиться себя вести. Немедленно возвращайся домой!»

«Одну минуту!» — вмешался Герсен. Он подошел к Джердиане и заглянул в ее заплаканное лицо: «Ты не обязана ему подчиняться. Ты можешь уйти со мной — если хочешь».

Джердиана тихо ответила: «Скорее всего, он прав. Я — метленка и никогда не буду ничем другим. Надо полагать, мне придется смотреть в лицо действительности. Прощай, Кёрт Герсен!»

Герсен натянуто поклонился: «Прощай!» Он повернулся к Адарио Чансету, стоявшему рядом с каменным лицом, но не нашел слов, способных выразить обуревавшие его чувства. Повернувшись на каблуках, Герсен прошел по подъездной дороге к арке с бронзовыми бюстами нимф — те продолжали следить за ним свысока невидящими глазами.

Дорога была пуста. Герсен направился на юг, к Тванишу — справа тянулась ограда Старой Рощи. Он бросил только один взгляд на полого спускающийся газон. Две маленькие девочки — теперь в нарядных платьицах — снова прервали игру, чтобы посмотреть на незнакомца. Герсен продолжил путь мимо тихих рощ и усадеб, постепенно спускаясь к Тванишу, и в конце концов вышел на Аллею. Там он сразу зашел в кафе «Козерог»: он был голоден, подавлен и зол, он хотел пить, он устал. Бросившись на стул, он съел кусок хлеба с мясом, после чего продолжал сидеть, обхватив пальцами чашку чая и глядя в пространство.

Что правда, то правда — занавес опустился. Эмоции, надежды, рыцарская бравада — все разлетелось и погасло, как искры на ветру.

Последовательность событий напоминала сюжет простой трагикомедии в двух актах: напряжения, конфликты и столкновения на Дар-Сае, затем краткая счастливая интерлюдия для смены декораций и, наконец, новое возрастание напряжений, ведущее к развязке в парке Мшистого Аль-Руна. Динамический стимул всей этой постановке придавала глупость самого Герсена. Как нелепо было с его стороны представлять себя на буколическом фоне Мшистого Аль-Руна, участвующим в легкомысленных обрядах метленов! Никакие тоскливые надежды не могли оправдать такую измену своей сущности! Он, Кёрт Герсен, был одержим внутренними императивами, исполнение которых, даже если оно было осуществимо, не оставляло места ни для чего другого.

Драма закончилась. Напряжения разрядились. Стремления, вызывавшие напряжения и конфликты, приведены в равновесие бесцеремонной, подавляющей необратимостью судьбы. Прихлебывая чай, Герсен сумел горько усмехнуться. Джердиана не будет страдать очень глубоко — и скоро найдет себе утешение.

Поднявшись на ноги, Герсен вернулся в отель. Выкупавшись и переодевшись в обычный костюм астронавта, он вызвал по телефону свое прослушивающее устройство и прослушал очередную частную беседу секретарши, на этот раз с молодым человеком по имени Нэри Бальброк, а также еще один разговор секретарши с Жарковым — тот снова позвонил, чтобы поинтересоваться, не появился ли Паншо, еще более резким тоном.

«Он не приходил и не звонил, господин Жарков».

«Странно! Очень странно! А в соседней конторе его нет?»

«Его контора пустовала весь день».

«Ладно. Я зайду в управление вечером, мне нужно закончить кое-какие важные дела. Можешь уйти с работы в обычное время. Если Паншо позвонит, оставь мне записку».

«Да, господин Жарков».

Выключив диктофон, Герсен взглянул на часы: Лалли уже должна была уходить из управления.

Герсен сделал необходимые приготовления, снова и снова терпеливо проверяя их безошибочность. Будучи наконец удовлетворен результатами, он вышел из отеля и прогулялся по парку к Башне Скохуна — как раз вовремя. Лалли Инкельстафф торопливо вышла на улицу и направилась куда-то по широкому тротуару Аллеи. Герсен зашел в здание, поднялся в лифте на третий этаж и вынул ключ № 308.

Приложив ухо к двери управления Жаркова, Герсен не услышал ни звука. Вставив ключ в замок, он сдвинул дверь в сторону и заглянул внутрь. В помещениях конструкторского бюро никого не было. Герсен зашел в приемную и закрыл за собой дверь.

Подойдя к двери кабинета Жаркова, он заглянул и туда. Там тоже было пусто. Оставив дверь кабинета открытой, Герсен прошел по коридору в чертежный зал и присел в стороне от входа.

Он ждал. Прошло полчаса. Направление лучей Кóры, проникавших через западные окна чертежного зала, начинало приближаться к горизонтали.

В Герсене росло напряжение. Секунда проходила за секундой с почти слышимым глухим стуком.

Ему надоело сидеть. Герсен встал и занял позицию, в которой он мог одновременно видеть через стеклянную перегородку закрытую входную дверь приемной и, повернув голову, открытую дверь кабинета Жаркова.

В коридоре послышались шаги. Герсен прислушался: шел один человек. Кто бы ни был «важный посетитель» Жаркова, он еще не прибыл.

Входная дверь отодвинулась: в приемную зашел Жарков. Отступив за стеллаж, закрывавший часть стеклянной перегородки, Герсен наблюдал за инженером через промежуток между книгами.

Жарков направился к кабинету; у него в руке был небольшой чемоданчик. По пути он заглянул в отделение секретарши и нахмурился. «Уродливый и неприятный тип!» — подумал Герсен. Отталкивающая внешность инженера только подчеркивалась изощренно завитыми колечками крашеных светлых волос. От него исходила эманация серьезной угрозы. Бормоча что-то себе под нос и тяжело ступая, Жарков зашел к себе в кабинет. Чтобы остаться незамеченным, Герсену пришлось опуститься на корточки.

Глядя в щелку между справочниками, Герсен видел, что Жарков поставил свою ношу на стол, открыл чемоданчик и вынул из него плоскую черную коробку с большой янтарной кнопкой сверху. Жарков разместил эту коробку точно посередине стола, после чего уселся в кресло. Лениво развалившись, инженер мрачновато поглядывал в окно — не на парк, а куда-то дальше, в сторону Льяларкно.

Герсен вышел из укрытия в коридор, разделявший чертежный зал и кабинет инженера. Жарков услышал скрип половиц; резко повернувшись в кресле, он уставился на Герсена, заходившего в кабинет. Несколько секунд Жарков и Герсен молча смотрели друг на друга. Герсен сделал три медленных шага вперед, и теперь стоял почти вплотную к столу.

Наконец Жарков спросил: «Так кто же вы такой?»

«Меня зовут Кёрт Герсен. Вы когда-нибудь обо мне слышали?»

Жарков коротко кивнул: «Мне о вас говорили».

«Я скупил контрольный пакет акций «Котцаша» и поручил Паншо прекратить все работы на Шанитре. Надо полагать, он вам об этом сообщил?»

Жарков кивнул — на этот раз медленно: «Он не преминул мне об этом сообщить. Зачем вы прилагаете столько усилий? Что именно вас интересует?»

«Прежде всего меня интересовали финансовые средства фонда «Котцаш». Вчера я перевел на свой банковский счет почти пять миллионов СЕРСов».

Жарков прищурился: «В таком случае мне придется выставить счет вам».

«Не трудитесь».

Инженер, казалось, не расслышал последнее замечание Герсена. Он взял со стола черную коробку и переместил ее на подоконник рядом со спинкой кресла: «И что же? Чего вы от меня хотите?»

«Я хотел бы с вами поговорить. Вы ожидаете посетителя?»

«Возможно».

«У нас еще есть время немного поболтать. Позвольте мне кое-что рассказать о себе. Я родился в месте под названием Монтплезант. Через несколько лет этот городок был уничтожен синдикатом пиратов-работорговцев. Одним из главарей пиратов был некий Ленс Ларк — убийца, вор и мерзавец, каких мало. Ленс Ларк — дарш, на самом деле его зовут Хуссе Бугольд. Уже в молодости он стал изгоем — «отморозком» — и потерял мочку уха. Мочки другого уха он лишился недавно, в «Шатре Тинтля» в Рат-Эйлеанне. Почему мне это известно? Потому что это я отрезал ему вторую мочку. Мадам Тинтль, надо полагать, запекла ее в следующей порции ахагара».

В глазах Жаркова сверкали желтые огоньки. Он резко поднялся на ноги и произнес старательно сдержанным тоном, четко выговаривая слова: «Ваши слова меня оскорбляют, так как Ленс Ларк — это я».

«Я уже догадался, — отозвался Герсен. — Я пришел, чтобы тебя убить».

Ленс Ларк протянул руку под край стола: «Еще посмотрим, кто кого убьет. Для начала я отрежу тебе ноги». Ларк нажал кнопку, но из-под стола не вырвался ожидаемый веер энергии — Герсен отсоединил проводку, когда устанавливал микрофоны.

Ленс Ларк пробормотал проклятие и выхватил из кармана лучемет. Герсен выстрелил — игла взорвалась в руке Ларка. Князь тьмы выронил оружие и взревел от боли. Неуклюже обогнув стол, он бросился на врага. Герсен схватил стул и ткнул им в лицо Ларка. Тот отбросил стул в сторону одним взмахом мощной руки. Герсен подступил к нему вплотную, ударил Ларка коленом в пах и ребром ладони правой руки — по шее. Отскочив, Герсен увернулся от удара увесистого кулака, пнул Ларка под колено сзади и одновременным толчком в плечо заставил его потерять равновесие и свалиться на пол. Кудрявый светлый парик слетел с головы Ларка, обнажив бугристый лысый череп и обрезанные уши.

Герсен присел на край стола и направил дуло дедактора на грудь Ленса Ларка: «Сейчас ты умрешь. Жаль, что не могу тебя убить десять раз подряд».

«Паншо меня предал!»

«Паншо сбежал, — сказал Герсен. — Но он никого не предавал».

«А тогда — как ты меня узнал?»

«Я узнал твое лицо на макете чертежника. И понял, в чем состоит твой план и почему тебе понадобился «Котцаш». Ничего у тебя не получится».

Мышцы Ленса Ларка напряглись, он попытался схватить Герсена за ноги, но руки его не слушались — он едва сумел ими пошевелить. Князь тьмы уставился Герсену в лицо: «Что ты со мной сделал?»

«Я отравил тебя клютом. Теперь ты чувствуешь жжение в шее, под затылком. Твои руки и ноги уже парализованы. Через десять минут ты умрешь. Пока ты будешь умирать, думай о том, сколько вреда ты нанес ни в чем не повинным людям!»

Ленс Ларк судорожно вздохнул: «Коробка на окне... Дай ее мне!»

«Не дам. Мне доставляет удовольствие нарушать все твои планы. Помнишь Монтплезант? Там ты убил моего отца и мою мать».

«Возьми коробку! — хрипел Ленс Ларк. — Отодвинь щиток, нажми кнопку!»

«Нет! — ответил Герсен. — Никогда».

Ленс Ларк начинал биться на полу — все его внутренности горели, сжимались и сворачивались. Герсен вышел в приемную и стал ждать. Прошло несколько минут. Из кабинета все еще доносились звуки — мышцы Ларка судорожно сокращались и растягивались, разрывая сухожилия. Его дыхание превратилось в клокочущие хрипы. Через девять минут он застыл, скорчившись в нелепой, неправдоподобной позе. На десятой минуте он перестал дышать. Еще через минуту он умер.

Герсен, сидевший в кресле приемной, глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Он чувствовал себя постаревшим, уставшим, опустошенным.

Шло время. Герсен поднялся на ноги и вернулся в комнату, которую прежде считал «кабинетом Жаркова». За окном уже сгущались сумерки. Над холмами Льяларкно всходила яркая полная луна — Шанитра.

Герсен взял черную коробку с подоконника, подержал ее в руках, взвесил, словно пытаясь почувствовать заложенную в ней власть. В нем боролись противоречивые побуждения. Он вспомнил строгое, непреклонное лицо Адарио Чансета и невесело усмехнулся. Ленс Ларк прилежно и долго трудился, чтобы устроить свою самую злостную, самую незабываемую проделку! Неужели все эти труды и расходы затрачены впустую? Учитывая тот факт, что в данном случае побуждения Ленса Ларка и Герсена полностью совпадали?

«Ну уж нет! — сказал себе Герсен. — Конечно, нет».

Он отодвинул предохранительный щиток коробки, положил палец на янтарную кнопку...

И нажал ее.

Серебристая поверхность Шанитры вскипела; огромные куски луны, медленно кружась, разлетались в стороны; фрагменты поменьше струями расплывались во всех направлениях; облако пыли образовало кольцевой нимб, светившийся в лучах Кóры.

Мало-помалу пыль рассеялась в пространстве. Взорванный материал осел, образуя новые сочетания возвышенностей и впадин. Теперь ранее бесформенная поверхность Шанитры приобрела безошибочное сходство с уродливой физиономией Ленса Ларка — с необрезанными длинными мочками ушей, с лысым бугристым черепом, со ртом, расплывшимся в идиотской ухмылке.

Герсен подсел к телефону, позвонил в Старую Рощу и попросил соединить его с Адарио Чансетом.

С экрана выглянуло лицо банкира: «Кто это? Что вам нужно?»

«Выйдите в сад, — сказал Герсен. — Над вашей оградой маячит мерзкая даршская рожа».

Выключив аппарат, Герсен покинул Башню Скохуна и вернулся в отель. Там он заплатил по счету, после чего вышел на тротуар Аллеи.

Таксист отвез его в космопорт. Герсен нашел на взлетном поле свой «Трепетнокрылый Фантамик», поднялся по трапу и вскоре покинул планету метленов.