В океане наступило утро, бриз подул с запада. Подняли паруса, гребцы смогли отдохнуть. Плоты исчезли за горизонтом; океан распростерся во всех направлениях, как подернутое морщинами голубое зеркало. Скляр Хаст опустил горн Блазделя в воду и прислушался, но ничего не услышал. Баркван Блаздель сделал то же самое и согласился — Царя-Крагена поблизости не было.
Флотилия состояла из примерно шестисот кораклов; в каждом плыли от трех до шести человек, захвативших с собой максимальное возможное количество инструментов, домашней утвари и запасов, в том числе пищи и питьевой воды.
Через два-три часа после восхода солнца наступил штиль; паруса убрали, теперь кораклы продвигались только веслами. К полудню солнце стало жечь спины гребцов, и мигранты соорудили навесы, создававшие тень.
Позже в тот же день впереди и к северу от флотилии были замечены несколько небольших плавучих островов. Родные плоты и Царь-Краген были еще слишком близко, чтобы постоянное заселение этих островов представлялось желательным или целесообразным, но скоро должен был начаться вечерний бриз, способный отнести кораклы обратно на запад, и флотилия направилась к диким плавучим островам, чтобы пришвартоваться и не заставлять гребцов бороться со встречным ветром. Мигранты провели сутки в кораклах и более чем приветствовали возможность выйти на остров и пройтись, чтобы размять ноги.
Когда солнце уже склонялось к западному горизонту, озаряя согбенные спины гребцов, кораклы приблизились к незнакомым плавучим островам. Внешним видом они напоминали Родные плоты, но здесь, конечно, ничто не было приведено в порядок, а кустарники буйно разрослись настолько, что листва вокруг шпиля центрального стебля напоминала пирамиду. Вечерний бриз, дувший со стороны островов, поразил Скляра Хаста своим запахом. Он окликнул Роджера Кельсо, работавшего веслами в соседнем коракле: «Ты чуешь то, что я чую?»
Кельсо понюхал воздух, поднял брови: «Не знаю, чем пахнет. Что-то странное... Может быть, какой-то мусор или гнилая рыба».
«Может быть». Стоя в коракле, Хаст всматривался в чащу кустарника, но ничего не замечал. Другие мигранты тоже почуяли необычную вонь, исходившую от плавучего острова, и так же тревожно посматривали на плотную листву. Но там ничто не двигалось, оттуда не доносились никакие звуки. Первый коракл ткнулся носом в край дикого острова; молодой человек выпрыгнул на берег с колышком и фалинем в руках. Другие последовали его примеру, и через некоторое время все кораклы пришвартовались к острову или один к другому.
Не все вышли на берег, а те, кто это сделал, не отходили далеко от кораклов. Вскоре один из молодых людей обнаружил источник вони: участок, заваленный отбросами. Неподалеку было обуглившееся кострище — угли еще тлели в пепле, на них были разбросаны дымящиеся куски кожуры губок. Значит, здесь кто-то жил.
«Но кто они? — прошептала Мерил Рохан. — Кто это может быть?»
Повернувшись к чаще и приложив ладони ко рту, Скляр Хаст позвал: «Выходите! Покажитесь! Мы не сделаем вам вреда!»
Наступило молчание — только ветер шелестел листвой. Солнце зашло, над островом сгущались сумерки.
«Смотрите!» — воскликнул молодой мошенник, осмелившийся отойти подальше. Он вернулся бегом; у него в руках был какой-то предмет, который он отдал Файралу Бервику: ожерелье — или, по меньшей мере, кольцевой жгут с нанизанными на него блестящими красноватыми кусочками металла.
Скляр Хаст снова взглянул на заросли кустарника: «Выходите! Мы хотели бы поговорить с вами!»
Ответа не было.
«Дикари — скорее всего грязные и голые, — пробормотал Бервик. — Но у них есть то, чего у нас нет: металл. Где они его добывают?»
Из чащи послышался визг: ужасный дрожащий звук, полный ярости и угрозы. В тот же момент с неба посыпались палки.
«Нам здесь не рады, — заметил Хаст. — Это очевидно. Вернемся к лодкам».
Мигранты снова залезли в кораклы — гораздо проворнее, чем вылезали на берег. Из чащи снова раздался визг, на этот раз выражавший торжество и насмешку, а затем — безумные вопли, от которых у людей, сидевших в кораклах, волосы становились дыбом.
Скляр Хаст снова осторожно приблизился на коракле к краю острова, но его опять приветствовала лавина палок — он поспешно отплыл.
Наступила ночь; люди в кораклах ждали утреннего бриза. На острове кто-то разжег огонь; на фоне пляшущих языков пламени появились несколько человекообразных фигур.
Роджер Кельсо окликнул Хаста: «Где-то я читал о группе второго или третьего поколения, совершившей непозволительные поступки. Их изгнали, то есть заставили уплыть прочь. Если так, и если они уплыли в этом направлении, надо полагать, дикари — их потомки».
«Между дикостью этих людей и нашим образом жизни — потрясающая разница, — заметил Хаст. — Тем не менее у них есть медь, а у нас — нет».
«Как это может быть? — спросил Рубал Галлагер. — Где они берут медь?»
На его вопрос никто не мог ответить; все смотрели на дикий остров, теперь черневший полосой на фоне темного неба.
Сумерки кончились — на небе зажглись созвездия; ветер полностью затих, и флотилия снова двинулась на восток по безмятежной морской глади. Всю ночь одни гребли, пока другие спали, пока, наконец, первое янтарное зарево на востоке не принесло с собой долгожданный попутный ветер. Подняли паруса; кораклы понеслись навстречу рассвету по сияющему пустынному морю.
Второй день плавания был примерно таким же, как первый, но рано вечером некоторое время шел проливной дождь, что позволило пополнить запасы питьевой воды в кувшинах. Махинаторы поймали множество съедобных морских тварей и, хотя кораклы были нагружены съестными припасами, отступники убедились в том, что по мере необходимости могли прокормиться посреди океана; многие стали весело напевать и обмениваться шутками с мигрантами в соседних лодках.
Утром третьего дня заметили небольшого крагена. Он приблизился с севера, передвигаясь рывками, напоминавшими человеческое плавание брассом, остановился в сотне метров от флотилии и наблюдал за ее перемещением. Подергивая ластами, краген бросился вперед, как если бы хотел напугать мигрантов, но тут же нырнул. Через несколько секунд махинаторы, смотревшие под воду через погружной короб, видели, как краген проплыл под кораклами — огромная, широкая, шевелящаяся тень. Краген вынырнул в полукилометре на юге, неподвижно полежал на воде, а затем исчез.
К концу четвертого дня плавания впереди появилась вереница плавучих островов, таких же плодородных и привлекательных, как Родные плоты — хотя, пожалуй, их было в два раза меньше. Мигранты радостно бормотали. Скляр Хаст поднялся на ноги и жестами созвал совещание; кораклы сгрудились вокруг него, образуя таким образом нечто вроде дрейфующего, покачивающегося на воде покрова из лодок.
Хаст сказал: «Вот первые встретившиеся нам плавучие острова — не считая плотов дикарей. Мы плывем медленно. Царь-Краген может плыть в три раза быстрее. Если это придет ему в голову и если он будет знать, где мы остановились, он может прибыть сюда за полтора дня и найти нас. Я считаю, что нам нужно рассмотреть возможность дальнейшего плавания — до тех пор, пока мы не найдем по меньшей мере еще один архипелаг».
Судя по ворчанию мигрантов, они были разочарованы — после четырех суток, проведенных в открытом море, новые плоты с их буйной черной, зеленой, оранжевой и золотистой растительностью казались райским видением.
Состоялось обсуждение, разгорелись споры; некоторые ворчливо утверждали, что Царь-Краген не вздумает плыть так далеко ни из любопытства, ни побуждаемый мстительной яростью. Файрал Бервик занял сторону Хаста; так же поступило большинство старейшин каст и мастеров гильдий, и в конце концов — с тихими возгласами, полными сожаления — мигранты оставили неизвестные плоты позади.
В полдень шестого дня появилась еще одна вереница плавучих островов; на этот раз все поняли, что здесь им предстояло поселиться. Теперь они были рады тому, что пренебрегли первой возможностью. Эти острова были такими же обширными, как Родные плоты, но их было даже больше, причем их окружали тысячи маленьких островков, на которых семьи могли строить хижины и разводить плантации по своему усмотрению.
Флотилия причалила к большому острову неподалеку от центра архипелага. Судя по всему, здесь еще никто никогда не жил — ни дикари, ни какие-нибудь другие существа. Кораклы разгрузили и переместили в бухту так, чтобы их нельзя было заметить с моря.
Вечером устроили праздничный ужин; мастера гильдий и старейшины каст собрались на совет.
«Помимо неизбежного труда, который потребуется, чтобы обосноваться на этих плотах удобно и безопасно, — сказал Файрал Бервик, — нас ожидают две неотложные задачи: мы должны решить судьбу заложников и организоваться. Обе задачи не так уж просты. Организация общественной структуры, пожалуй — простейшая из двух проблем. Тем не менее, взгляните вокруг: среди нас по меньшей мере восемь мастеров-наперсточников, шестеро мастеров-разбойников, шестнадцать мастеров-вымогателей и так далее. Разумеется, не все они смогут стать мастерами. Предлагаю мастерам разных гильдий посовещаться отдельно и выбрать из своей среды одного «гроссмейстера» гильдии — по жребию, по старшинству или по какому-нибудь другому признаку. После этого мы сможем функционировать достаточно решительно и последовательно. Нужно по меньшей мере предусмотреть какую-то временную организацию, пока мы не поселимся на разных плотах.
Во-вторых: что делать с теми, кого мы привезли с собой? Что с ними будет? Заложники сослужили свою службу — что теперь? Мы не можем их убить, не можем содержать их в загоне и не можем позволить им вернуться на Родные плоты — по меньшей мере пока что. Этот вопрос заслуживает внимательного рассмотрения».
Все повернулись, глядя на группу заступников, сидевших поодаль вместе с семьями. Сами заступники выражали, в той или иной степени, угрюмое недовольство. Их жены и дети, судя по всему, беспокоились гораздо меньше, а самые маленькие, игравшие и кувыркавшиеся вместе со сверстниками, вели себя исключительно жизнерадостно.
Заметив, что обсуждается его судьба, Баркван Блаздель начал было вставать, но решил воздержаться и пробормотал что-то на ухо заступнику Парнаса Люку Робине.
Роджер Кельсо сказал: «Если бы мы могли доверять их обещанию оставить нас в покое, проблема не существовала бы. Мы могли бы предоставить им кораклы и припасы, пожелав счастливого пути домой. Тем не менее, невозможно сомневаться в том, что, как только они прибудут на Родные плоты, снова начнутся интриги и заговоры. Блаздель, например, только и мечтает о том, чтобы напустить на нас Царя-Крагена и наказать нас».
«Мерзкую тварь необходимо уничтожить!» — не допускающим сомнений тоном заявил Скляр Хаст.
«Это проще сказать, чем сделать. Насколько я понимаю, пройдет много лет, прежде чем Царь-Краген снова осмелится подплыть под сигнальную башню».
«Тем временем заступники не могут вернуться домой, — продолжал Файрал Бервик. — Неприятнейшая ситуация. Ограничение свободы других людей противоречит нашим самым драгоценным традициям — но в данном случае это неизбежно. Остается вопрос: как наложить эти ограничения, не прибегая к жестокости?»
Проблема обсуждалась долго. Наконец приняли решение. Большинство кораклов надлежало пришвартовать к далекому плавучему острову и спрятать там, где заступники не могли их найти. Число оставшихся у населенного плота кораклов должно было удовлетворять потребностям рыбаков-махинаторов, громил, сооружавших шпалеры, и хулиганов, вязавших сети. Эти кораклы следовало переместить в заводь, к которой заступникам было бы запрещено подходить под страхом заключения в клетке из прутьев. Для того, чтобы предотвращалась возможность похищения коракла ночью, весла и паруса следовало хранить в закрытых на замок, охраняемых сундуках. Кроме того — эту идею вполголоса предложил Роджер Кельсо так, чтобы его не слышали заступники — к килю каждого коракла следовало прикрепить подводный канат, пропущенный под толщей плота и соединенный с каким-нибудь средством сигнализации. Пользуясь кораклом, махинаторы должны были тайком отсоединять такой канат и снова подсоединять его по возвращении. Скляр Хаст предложил поручить четырем или пяти молодым махинаторам охрану кораклов и проверку надлежащего соединения сигнализационных канатов в то время, когда кораклы не использовались.
Таким образом внедрили систему, накладывавшую на заступников наименьшие возможные ограничения. Когда им объяснили эти запреты, Баркван Блаздель возмутился: «Сначала вы похитили нас и заставили плыть по кишащему опасностями океану, а теперь унижаете, запрещая появляться на различных участках плота! Чего вы от нас ожидаете?»
«Сотрудничества, — самым сухим тоном отозвался Скляр Хаст. — И работы. Здесь, на новых плотах, все будут работать, в том числе заступники — потому что здесь нет никакой необходимости в заступничестве».
«В тебе не больше смирения или духовности, чем в морском угре с шестью шипами», — размеренно произнес Блаздель.
Хаст пожал плечами: «Рано или поздно мы убьем Царя-Крагена, после чего ты можешь плыть на все четыре стороны и предаваться смирению и духовности где угодно — но до тех пор, пока туша этого отвратительного чудовища не опустится на дно морское, тебе придется держаться подальше от наших кораклов».
Блаздель смотрел на Хаста неподвижно и долго — не меньше десяти секунд: «Ты все еще угрожаешь жизни Царя-Крагена?»
«Кто знает, чему быть, а чему не бывать?» — отозвался Хаст.
На следующий день началось выполнение трудоемкой задачи — приведение в порядок дикого плавучего острова. Участки в центре плота решили удалить, чтобы устроить лагуну. Мошенники содрали на этих участках нижнюю оболочку — она могла пригодиться в различных целях. Толщу этих участков нарезали на полосы — высушенные и жесткие, такие полосы служили изоляцией и настилом; будучи измельчены, они становились набивкой подушек и подкладок, топливом или пульпой для жесткой бумаги, изготовляемой лихоимцами. Ребра и трубки толщи плота отложили в сторону, чтобы они затвердели на солнце, удалив с них тонкую прозрачную пленку, которую натягивали на окна. Ниже находились большие ребра-укосины, из которых делали кили кораклов и остовы шпалер для выращивания губок, а еще ниже — вертикальные стебли; на них теперь надели сточные отводы, выступавшие над поверхностью. Сок собирали в ведра, вываривали и выдерживали, получая лак. Позднее, примерно через пару месяцев, когда сок переставал сочиться, вымогатели обрезали стебли и расщепляли их на волокна, из которых плели веревки и жгуты, а самые твердые части стеблей использовали в качестве прутьев.
Таким образом в плоту образовалась обширная лагуна, где швартовались кораклы и размножалась пойманная, защищенная сетью съедобная рыба; лагуна делала ландшафт приятным для глаз и позволяла купаться и плавать без опасений.
Пока мошенники обдирали оболочку с нижней поверхности будущей лагуны, другие расчищали дикую растительность — ее пережигали, получая золу. Мальчишки карабкались на центральные шпили с ведрами в руках, собирая пыльцу из больших споровых стручков — попробовав местную пыльцовую муку, мигранты решили, что она была еще мельче и ароматнее знаменитой муки, которую собирали на Манделинде. Это всех немало порадовало.
Как только прутья достаточно подсохли, разбойники и головорезы приступили к сооружению хижин, тогда как растратчики, традиционно ответственные за поддержание чистоты питьевой воды, лагуны и всего плота в целом, устраивали резервуары для сбора и хранения питьевой воды, запас которой пополнялся вечерними дождями. Заступники, вместе с женами и детьми, более или менее охотно помогали выполнению всех этих работ и постепенно разделились примерно пополам на две группы — тех, кто преодолел первоначальное возмущение и начинал приспосабливаться к новой жизни, и тех, кто не смирился с пленом. Последние держались угрюмо и обособленно. Самым заметным упрямцем был Баркван Блаздель, не скрывавший неукротимое возмущение. Все заступники, однако, тщательно соблюдали правила перемещения по плоту, и ночь за ночью никто не тревожил сигнализационные канаты, привязанные к килям кораклов.
Однажды вечером Скляр Хаст присоединился к Роджеру Кельсо и Мерил Рохан, сидевшим на скамье и занимавшихся сравнением Мемуаров, конфискованных в коттедже Блазделя, с копиями Мемуаров, которые Мерил сделала для себя.
«Надо полагать, нашлись расхождения?» — спросил Хаст.
«Разумеется, — отозвался Кельсо. — Это неизбежно. Первоплаватели, каковы бы ни были их другие способности, не отличались литературными талантами. Некоторые тома содержат множество скучных повторений, другие набиты похвальбой — целые страницы посвящены самовосхвалениям. Кое-кто подробно описывает жестокости и преследования, заставившие Первоплавателей захватить Космический Корабль. Кое-какие повторы и пространные рассуждения были, разумеется, опущены при копировании, в связи с чем каждый новый экземпляр Мемуаров в какой-то степени приближается по содержанию к сокращенным Аналектам, — Кельсо постучал пальцами по книгам Блазделя. — Это старейший и, насколько я могу судить, самый полный сборник Мемуаров, — он открыл один из томов и пролистал его страницы. — Первоплаватели были, конечно, разношерстной группой, представлявшей гораздо более сложную общественную структуру, чем наша. Судя по всему, многие одновременно представляли различные касты. Мемуары содержат намеки на такую ситуацию, хотя я не осмеливаюсь сказать, что они мне понятны».
«Насколько я понимаю Аналекты, — сказал Скляр Хаст, — все Первоплаватели описывают Исходные Миры как средоточие безумия».
«К заявлениям такого рода следует подходить с осторожностью. Не забывай, что Первоплаватели были людьми, мало отличавшимися от нас самих. Некоторые из них принадлежали к самым уважаемым кастам Исходных Миров перед тем, как, по их словам, люди, захватившие власть, приступили к жестоким преследованиям, что привело, как мы знаем, к захвату Космического Корабля предками и к их побегу на эту планету».
«Все это очень запутано, — заметил Хаст, — и, по всей видимости, практически неприменимо к нынешней ситуации. Например, они не объясняют, как варили лак в Исходных Мирах или как приводились в движение их кораклы. Водились ли в Исходных Мирах хищные паразиты, подобные крагенам? Если водились, как соплеменники Первоплавателей справлялись с ними? Убивают ли там морских чудищ? Или кормят их губками? Насколько мне известно, Первоплаватели ничего не говорят о таких вещах».
«По-видимому, эти проблемы их не слишком беспокоили, — задумчиво предположил Кельсо. — Иначе они посвятили бы им многословные тексты. Они многого не объясняют. Так же, как среди нас, различные касты в Исходных Мирах, судя по всему, обучались различным профессиям. В этом отношении особенно любопытен мемуар Джеймса Брюне. Подобно другим, он заявляет о своей принадлежности к нескольким кастам одновременно: ученых, фальсификаторов и кавказцев. В нашем мире все эти касты исчезли, так как фальсификаторы стали лихоимцами. Часть его мемуара содержит довольно-таки стандартные призывы к добродетели. Но в начале он говорит следующее». Кельсо открыл том и прочел вслух:
«Нашим потомкам — детям и внукам — мы не можем передать в наследство никаких материальных ценностей. Мы не привезли с собой на эту планету ничего, кроме себя и того, что осталось от опыта нашей погубленной жизни. Несомненно, здесь мы умрем — такая судьба, скорее всего, предпочтительна смерти на Новом Оссининге, но ни в коем случае это не то, на что мы надеялись. Сбежать из этого мира невозможно. Из всей нашей группы только у меня есть техническое образование — причем я успел забыть почти все, чему меня учили. И как это образование пригодилось бы здесь? Это благоприятствующий человеку мир, состоящий из океана, воздуха, солнечного света и водорослей. Суши здесь вообще нет. Для того, чтобы сбежать отсюда — даже если бы мы умели построить космический корабль, чего никто из нас не умеет — потребовался бы металл, а металла на этой планете нет. Даже для того, чтобы передать радиосигнал, потребовался бы металл. Его у нас нет... У нас нет глины, чтобы делать горшки, нет кремнистого песка, чтобы делать стекло, нет известняка, необходимого для смешивания бетона, нет руды, из которой можно было бы выплавлять металл. Тем не менее, если подумать, не все так безнадежно. Зола по химическому составу сходна с глиной, пригодной для обжига. Скорлупки фораминифер содержат кремний. Наши собственные кости стали источником извести. Низкокачественное стекло с очень высокой температурой плавления можно изготовить, если смешать эти три ингредиента в надлежащей пропорции. Надо полагать, в морской воде содержатся различные соли, но как извлечь из них металл в отсутствие электричества? Наша кровь содержит железо, но как его извлечь? Странное беспомощное ощущение вызывается необходимостью жить в мире, где самый твердый материал — мои собственные кости! В прежней жизни мы рассматривали такое множество различных вещей как нечто само собой разумеющееся — а теперь возникает впечатление, что никто не способен сделать что-нибудь из ничего... Над этой проблемой придется подумать. Изобретательный человек может творить чудеса, а я, успешный фальсификатор — или, точнее говоря, почти успешный — бесспорно изобретателен».
Роджер Кельсо прервался: «Так кончается глава».
«Скорее всего, он не был очень решительным или влиятельным человеком, — заключил Скляр Хаст. — Правда, что мы нигде не можем найти металл, но дикари презрительно выбрасывают его».
На скамье перед ними лежал кусочек металла, некогда украшавший рабочий кабинет Барквана Блазделя. Хаст поднял его, взвесил на ладони: «Прочный материал, ничего не скажешь!» Он взял примитивное медное ожерелье, найденное на диком плоту: «Вот в чем великая тайна! Каким образом дикари получают медь?»
Роджер Кельсо глубоко вздохнул и недоуменно покачал головой: «Рано или поздно мы это узнаем». Он вернулся к мемуару: «В следующей главе, через несколько месяцев, Брюне пишет»:
«Прежде всего я должен изложить в общих чертах описание законов природы, так как ни один из моих спутников, при всех их несомненных достоинствах, не может этого сделать. При этом будьте добры, не рассматривайте это как каприз: наше самомнение и наш социальный престиж, разумеется, изменяются согласно условиям, в которых мы живем».
Здесь Кельсо поднял глаза: «Не совсем понятно, что именно он имеет в виду. Означает ли это, что он доволен своими спутниками? Или нет? Почему он делает эту оговорку: «при всех их несомненных достоинствах»? Судя по всему, его каста не относится к числу высших... Скорее всего, однако, это не так уж важно». Кельсо пролистал еще несколько страниц: «Теперь он приступает к сложным теоретическим рассуждениям о природе всего существующего мира, которые, должен признаться, кажутся мне неудобопонятными и даже надуманными. Его утверждения непоследовательны. Либо он ничего на самом деле не знает, либо находится в замешательстве, либо мир непоследователен по своей природе. Он заявляет, например, что вся материя состоит из менее чем ста «элементов», которые совместно образуют «соединения». Сами элементы состоят из меньших составных частиц — электронов, протонов, нейтронов и других, и все эти частицы не обязательно рассматривать как материю, их можно понимать как энергию или силовые взаимодействия, в зависимости от точки зрения. Когда электроны движутся, возникает электрический ток. Вещество это или какое-то состояние вещества? Не совсем понятно. Но электричество переносит большое количество энергии и поэтому открывает множество возможностей. Слишком большое количество электричества, однако, смертельно, а в очень небольших количествах мы сами пользуемся электричеством, управляя нашими телами. По словам Брюне, электрический ток позволяет делать самые разные достопримечательные вещи».
«Значит, давайте получим электрический ток, — предложил Хаст. — Может быть, он будет полезен для защиты от крагена».
«Все не так просто. Прежде всего, электрический ток передается по металлическим проводам».
«Вот металл! — сказал Хаст, разглядывая лежащие перед ним кусочки. — Хотя его вряд ли достаточно».
«Кроме того, электричество нужно генерировать, — прибавил Роджер Кельсо. — В Исходных Мирах с этой целью, по-видимому, применялся сложный процесс, требовавший использования металла в больших количествах».
«Так где же мы достанем металл? Неужели мы настолько глупы, что даже дикари разбрасываются им, как кожурой губок, а у нас его нет?»
Кельсо с сомнением наклонил голову набок: «Насколько я понимаю, на других планетах добыча металла — не проблема. Руду, содержащую металл, обогащают и плавят, после чего формуют из металла самые разные вещи. Но здесь нет руды. В других случаях металл извлекают из моря, но опять же для этого требуется большое количество электричества».
Скляр Хаст с отвращением фыркнул: «Эта проблема — как рыба, которая кружится, пытаясь поймать себя за хвост. Чтобы добыть металл, нужно электричество. Чтобы генерировать электричество, нужен металл. Как разорвать заколдованный круг? Дикари умеют это делать лучше нас. Владеют ли они также секретом электричества? Может быть, стоило бы послать кого-нибудь поучиться у дикарей».
«Только не меня!» — отозвался Кельсо. Он вернулся к книге: «Брюне упоминает о различных способах получения электричества. Может использоваться «гальванический элемент», в котором два различных металла погружены в кислоту. Он описывает способ получения кислоты с помощью дождевой воды, соленой морской воды — и электричества. Существуют термоэлектричество, фотоэлектричество, химическое электричество, электричество, полученное методом катафореза, электричество, генерируемое перемещением провода рядом с другим проводом, по которому проводится электричество. Он утверждает также, что все живые существа создают небольшие количества электричества».
«Как насчет металла? — спросил Хаст. — Упоминает ли он о каких-нибудь простых способах получения металла?»
Кельсо пролистал несколько страниц, прочел отрывок: «Он замечает, что кровь содержит некоторое количество железа. Он предлагает метод извлечения этого железа, требующий существенной затраты тепла. Он указывает также, что под рукой нет вещества, которое позволило бы изготовить достаточно жаропрочную емкость. Он упоминает также о том, что в Исходных Мирах многие растения накапливают в себе металлические соединения и предполагает, что некоторые морские водоросли могут делать то же самое. Но опять же, для получения чистого металла из таких растений потребовалось бы либо большое количество тепла, либо электричество».
Скляр Хаст задумался. «Наша первоочередная, основная задача, как я понимаю — самозащита. Мы нуждаемся в оружии, позволяющем убить Царя-Крагена в том случае, если он проследит и найдет нас. Таким оружием могло бы послужить металлическое устройство... Или даже краген — больше и злее Царя-Крагена, если такой монстр существует...» Хаст сосредоточился: «Может быть, тебе следовало бы заняться получением металла и электричества и не отвлекаться другими вещами. Уверен, что совет согласится с этим и назначит тебе необходимых помощников».
«Буду рад сделать все возможное».
«Я тоже, — сказал Хаст. — По поводу крагена придется еще подумать».