Через три дня в окрестностях заметили крагена — тварь существенных размеров, метров шесть или семь в длину. Краген плыл вдоль края плота и, увидев людей, остановился. Двадцать минут он почти неподвижно дрейфовал, пошевеливая четырьмя ластами. Затем медленно повернулся и продолжил путь вдоль вереницы плавучих островов.

Прошел месяц; жизнь в колонии становилась в какой-то мере удобной. Удалось нарезать, очистить скребками и сложить штабелями большое количество стеблей и прутьев. Обустроили волокушу для витья веревок и стали плести веревки из корневых усиков. Под руководством Скляра Хаста с края до середины острова вырезали три больших участка — образовалась обширная лагуна со сравнительно мелководным устьем. Соорудили шпалеры, засеяли их нитевидными личинками губок и погрузили их в воду.

На протяжении всего этого времени рядом проплыли четыре крагена, причем четвертое появление, по всей видимости, стало повторением первого. На этот раз краген задержался и внимательно осмотрел лагуну. Он попробовал ткнуться в только что установленную защитную сеть, но отступил и в конечном счете уплыл.

Хаст наблюдал за этим крагеном, после чего пошел проверить состояние недавно нарезанных стеблей, уже достаточно выдержанных. Он разложил стебли в определенном порядке и приступил к работе. Прежде всего соорудили широкое основание рядом с узким устьем лагуны; подводная конструкция основания соединялась с центральным стеблем плота. На основании возвели решетчатую двадцатиметровую вышку в форме буквы «А» из клееных прутьев, с придающими жесткость укосинами и перекладинами; весь этот каркас туго обмотали крепким канатом и покрыли лаком. Построили еще одну такую же вышку, нависшую над океаном. Перед тем, как успели закончить установку той или иной вышки, сквозь защитную сеть прорвался небольшой краген, чтобы полакомиться не созревшими еще губками.

«В следующий раз тебе не повезет! — пригрозил ему Скляр Хаст. — А пока пусть незрелые губки вызовут у тебя несварение желудка!»

Краген лениво проплыл вдоль вереницы островов, нисколько не обеспокоенный угрозами. Через два дня он вернулся. На этот раз вышки уже закрепили растяжками, но еще не оснастили. И снова Хасту осталось только разразиться проклятиями и оскорблениями в адрес морской твари. Теперь краген проявил большую разборчивость, выбирая только те губки, кожура которых уже растрескалась, как оболочка жареной кукурузы. В этот день люди работали до поздней ночи, устанавливая подпорку, служившую рычагом, позволявшим прилагать большое усилие с помощью закрепленной на вершине оттяжки, когда вышка наклонялась над водой.

На следующий день краген снова вернулся и заплыл в лагуну с оскорбительной самоуверенностью — животное поменьше того, которое Скляр Хаст поймал на Транке, но тем не менее внушительных размеров. Стоя на краю плота, плечистый старый махинатор закинул веревочную петлю на головку крагена, после чего пятьдесят человек промаршировали по плоту от лагуны с толстым канатом на плечах. Изумленного крагена подтащили к наклонившейся над водой вышке, подняли в воздух и повернули вышку так, чтобы краген повис над плотом. Болтающиеся ласты перевязали веревками, и крагена опустили на плот.

Как только туша животного свалилась, торжествующе кричащие зеваки бросились к ней, пританцовывая у самых щелкающих жвал. «Назад, дураки! — взревел Скляр Хаст. — Назад! Чего вы хотите добиться таким образом? Разойдитесь!»

Пристыженные мстители отошли подальше. Хаст взял долото с молотком и, так же, как он это делал на Транке, принялся рубить долотом кольцевую прослойку, крепившую купол головки. К нему присоединились еще четверо. Паз скоро вырубили, и дюжина рук оторвала купол. Толпа снова бросилась к крагену с мстительными воплями. Теперь попытки Хаста остановить ее оказались тщетными. Нервные узлы и волокна животного вырвали из головки — краген содрогался, трепыхался, трещал жвалами. Головку начисто опорожнили, в ней не осталось ни нервных окончаний, ни других органов; краген безжизненно распластался на плоту.

Хаст с отвращением отвернулся. На спину животного вскочил Ролло Барнак: «Остановитесь! Довольно рвать его на куски! Это бессмысленно! Кости крагена могут быть тверже человеческих, их следует сохранить, они пригодятся. Кто знает, что можно сделать из туши крагена? У него жесткая шкура, его жвала крепче самого плотного стебля. Подумайте своей головой, в конце концов!»

Скляр Хаст стоял чуть поодаль и наблюдал за тем, как толпа изучала мертвое животное. Краген больше не интересовал его. Запланированный эксперимент сорвался, как только охваченная ненавистью толпа бросилась вперед. Но можно было поймать других крагенов. Хаст надеялся, что это удастся сделать с помощью второй вышки, наклонившейся над морем, прежде, чем краген успеет заплыть в лагуну. В будущем крепко сколоченные лодки или баржи, оснащенные такими вышками, могли бы даже выходить в открытое море и охотиться на крагенов... Он снова подошел к туше животного, заглянул в пустую головку — теперь в ней скопилась лужа вязкой темно-синей крови. Это о чем-то ему напомнило, вызвало реакцию, поиск какой-то ссылки в памяти. Аналекты? Хаст вспомнил: у каких-то земных морских тварей тоже была синяя кровь — у лангустов и мечехвостов. Хаст не имел представления о внешности или размерах животных, которых так называли.

Кельсо тоже проявил интерес к темно-синей крови. Он принес ведерки и вычерпал ими эту жидкость, сливая ее в бочку побольше. Хаст с интересом наблюдал за ним: «Что ты намерен сделать?»

«Еще точно не знаю. Собираю разные вещества. Дикари где-то нашли металл. Если у меня будет достаточно разных материалов, я попробую всякие методы извлечения металла из всех этих веществ — может быть, получится то, что получилось у дикарей».

«Дикари послужили замечательным источником вдохновения, — заметил Хаст. — Хотел бы я знать, каким еще фокусам они могут нас научить?»

«Заступникам можно дать полезное поручение, — намекнул Ролло Барнак. — До сих пор они не проявляли особого энтузиазма по поводу нашей новой жизни».

«Смерть крагена их страшно огорчила! — весело воскликнул Уолл Брюс. — Эй, заступники! Что вы думаете теперь?»

Заступники, возмущенно наблюдавшие издали за умерщвлением крагена, с отвращением отвернулись. Скляр Хаст подошел туда, где они стояли и разговаривали вполголоса: «Вы все еще думаете, что нам следует опасаться мести Царя-Крагена?»

Люк Робине ответил голосом, дрожащим от ненависти: «Вы поймали маленькую тварь, это вам не Царь-Краген. В один ужасный день Царь-Краген найдет вас и накажет за нарушение Ковенанта. И тогда вас не спасут все ваши канаты, шкивы и вышки!»

Хаст горестно кивнул: «Да, это было бы очень печально. Царя-Крагена нужно было прикончить с первой попытки — так же, как мы прикончили морскую тварь сегодня. Подумайте, насколько проще и легче для всех была бы жизнь в таком случае! А вместо этого вы кормили его и пресмыкались перед ним — и теперь он угрожает нам всем».

Баркван Блаздель отозвался сдержанным, беззаботным тоном: «Ты лишен всякой чувствительности, Скляр Хаст. Ты видишь не дальше собственного носа, тебе неизвестны духовные преимущества смирения».

«Совершенно верно! — согласился Хаст. — Боюсь, в этом отношении я человек безнадежно ущербный».

Заступник Вайболта, тощий старик с пламенными глазами и взъерошенной копной седых волос, прохрипел: «Язвительные насмешки и дерзкие отговорки не помогут тебе, когда Царь-Краген потребует расплаты!»

Хаст заметил, что некоторые заступники смущенно переминались с ноги на ногу и морщились: «Как, по-твоему, он найдет нас, чтобы отомстить?»

Заступник Вайболта игнорировал признаки тревоги, проявленные коллегами — или, может быть, заметив эти признаки, ответил не совсем так, как хотел бы: «Что будет, то будет. Невозможно допустить, что Царь-Краген бросит своих заступников в беде».

«Эта тварь понятия не имеет, что с вами случилось, и плевать на вас хотела!» — Хаст усмехнулся, чтобы спровоцировать заступника Вайболта и заставить его выболтать что-нибудь из того, о чем сговорились его сообщники.

Баркван Блаздель махнул рукой — широким, почти благодушным жестом: «Пустой разговор! Сейчас все преимущества на твоей стороне. Но рано или поздно твои несчастные спутники устанут от бесчувственного материализма и отвергнут все, что ты собой представляешь. До тех пор нам придется проявлять терпение». Скользнув по лицам других заступников быстрым назидательно-предупреждающим взглядом, Блаздель удалился к своей хижине и скрылся в ней.

Скляр Хаст пошел дальше — на другой конец плота, где Мерил Рохан устроила нечто, что она называла «школой» для обучения детей. Подобные учреждения не были совершенно неизвестны на Родных плотах — по сути дела, Академия на Четырехлистнике, где готовили лихоимцев, пользовалась высокой репутацией — но образованием детей обычно занимались гильдии.

Хаст, пробравшись через все еще плотные заросли лоз, нашел Мерил сидящей на скамье — она смотрела в открытое синее море. Приблизившись, Хаст сел рядышком: «О чем ты думаешь?»

Помолчав, она ответила: «О наступающих временах — о том, что будет с нами».

Хаст рассмеялся: «Не могу позволить себе размышлять о таких вещах. Сиюминутные проблемы слишком неотступны. Если бы я задумывался о том, к чему все это приведет, это мешало бы действовать».

Мерил не ответила, но медленно кивнула — так, как если бы его слова подтвердили какое-то ее внутреннее убеждение.

«И к чему тебя приводят размышления?» — спросил Хаст.

«Ни к чему определенному. Мы — дети одиннадцатого поколения. Подрастают двенадцатое и тринадцатое. Возникает впечатление, что на протяжении всех этих лет мы блуждали во сне. На плотах так легко жить, они настолько плодородны, что никому никогда не приходилось на самом деле тяжело работать, думать или страдать. Или драться».

Хаст мрачновато кивнул: «Ты права, конечно — но теперь обстоятельства заставили нас драться, мы деремся. Сегодня мы одержали первую победу».

«Но какую дешевую победу! И зачем она? Только для того, чтобы краген не жрал наши губки, чтобы мы могли бесконечно вести мирную сонную жизнь... Я не горжусь собой. Мне до смерти надоел Царь-Краген. Мы сбежали с Родных плотов. И правильно сделали — но разве к этому сходятся все наши стремления? К жизни вокруг лагун под солнечными лучами — там, где даже Царь-Краген нас не потревожит? Почему-то меня пугает такая перспектива, я спрашиваю себя: пройдет ли таким образом вся моя жизнь — день за днем, без всяких достижений, без настоящих побед, без смысла?»

Скляр Хаст нахмурился: «Никогда не думал об этом с такой точки зрения. Всегда возникали новые проблемы, настоятельно требовавшие решения».

«Надо полагать, так будет всегда — независимо от того, насколько тривиальны эти проблемы. В своем мемуаре Элеанор Морзе пишет о своих «целях» и о том, как эти цели отодвигались все дальше и дальше, из-за чего она решила наконец стать растратчицей. Для нас это практически ничего не значит — кроме того, что стремления заставляют людей совершенствоваться. Так что я пытаюсь сформулировать какие-нибудь цели, достигнуть которых я могла бы надеяться».

«И в чем они состоят?»

«Ты не будешь надо мной смеяться? Или издеваться?» — Мерил взглянула на него очень серьезно.

«Не буду», — Хаст взял ее за руку.

Мерил посмотрела вокруг, на ряды грубо сколоченных скамей: «Я посещала Академию лихоимцев на Четырехлистнике. Там устроены четыре просторных помещения, удобных для преподавания, трапезная и два спальных общежития. Я хотела бы основать такую академию здесь. Не только для лихоимцев — академию для распространения всех знаний. В Мемуарах содержатся намеки на то, чему можно научиться... Такова моя цель: основать академию, где все молодые люди могли бы усваивать навыки гильдий, изучать Мемуары и, что важнее всего, учиться ощущать неудовлетворенность собой — такую, какую ощущаю я — и тоже ставить перед собой цели».

Хаст молчал. Наконец он сказал: «Я тебе, конечно, в этом помогу... И ты пристыдила меня. Я спрашиваю себя: в чем состоят мои цели? К сожалению должен признать, они были достигнуты — по меньшей мере отчасти — когда крагена подняли из воды на вышке. О дальнейших целях я просто не думал. Хотел бы, разумеется, чтобы этот плот процветал, чтобы на нем все радовались жизни... — он снова нахмурился. — Нет, у меня есть цель. Даже две цели. Во-первых, я хочу на тебе жениться. Мне больше никто не нужен, кроме тебя. Во-вторых, я хочу уничтожить Царя-Крагена». Он взял ее другую руку: «Что ты на это скажешь?»

«Уничтожай Царя-Крагена, сколько хочешь».

«А как насчет первой цели?»

«Я сказала бы, что она... достижима».

Кто-то встряхнул Скляра Хаста за плечо. Он проснулся — на фоне звезд чернела фигура.

«Что такое? Что тебе нужно?»

«Меня зовут Джулио Райл, я охраняю кораклы. Я хотел бы, чтобы ты пошел со мной».

Хаст вскочил на ноги, набросил плащ, вставил ступни в сандалии: «Что происходит? Они крадут кораклы?»

«Нет. Но из воды исходит странный шум».

Хаст прошел вместе с юношей к краю плота. Опустившись на колени и наклонив голову к воде, он услышал стонущий, скрежещущий, слегка свистящий звук, не похожий ни на что, когда-либо доносившееся до его ушей. Нет, однажды он уже слышал нечто подобное... Хаст повернулся и побежал к хижине, где хранился горн, конфискованный в хижине на островке Барквана Блазделя рядом со Смотриной. Схватив горн, он поднес его к краю плота и погрузил в воду. Скрежет стал поразительно четким. Поворачивая горн, Хаст определил, откуда звук исходил громче всего. Его губы растянулись в недоброй усмешке: «Иди, разбуди Файрала Бервика, Ролло Барнака и Рубала Галлагера. Поспеши! Приведи их сюда».

Сам Хаст разбудил По Бельрода и Роджера Кельсо. Все они собрались на краю плота, прислушались к горну и взглянули туда, откуда, судя по всему, исходил шум: на хижину Блазделя.

Скляр Хаст прошептал: «Кто-нибудь непременно следит за входом — подойдем сзади».

Украдкой, держась в тени, они обошли хижину Блазделя. Хаст вынул нож, распорол оболочку хижины и протиснулся внутрь.

На полке горела тусклая лампада. На коленях у отверстия в полу стояли Баркван Блаздель и Люк Робине. Они манипулировали устройством из дерева, кожи и веревок, погруженным в черную воду. Рядом лежала пробка, позволявшая закупоривать отверстие днем.

Блаздель медленно поднялся на ноги; Люк Робине последовал его примеру. В хижину зашли Файрал Бервик, Роджер Кельсо и другие.

Никто ничего не говорил. Что можно было сказать? Скляр Хаст подошел к отверстию, поднял производивший звук барабан, закрыл отверстие пробкой.

Из внешнего помещения хижины послышались поспешные шаги. Кто-то приоткрыл дверь и сказал: «Осторожно! Нужно подождать. Люди просыпаются».

Хаст распахнул дверь настежь, схватил говорившего — Видала Рича, бывшего заступника Самбера — и затащил его в комнату, после чего тихо прошел к выходу. Больше никого не было видно. По-видимому, о заговоре знала вся группа заступников, но только трем можно было предъявить фактические обвинения.

С самого начала Баркван Блаздель не притворялся, что смирился с условиями плена. Его бывший престиж больше ничего не значил — напротив, вызывал враждебность у других обитателей плота. Блаздель неохотно приспособился к новой жизни, помогая сооружать шпалеры для губок и очищать скребками прутья. Его супруга, на Смотрине повелевавшая целой оравой из четырех горничных и трех садовников, сперва восстала, когда Блаздель потребовал, чтобы она пекла панголей — так называли нечто вроде хлеба из пыльцовой муки — и варила мякоть губок, «как последняя шлюха низкой касты», по ее собственному выражению. Наконец она уступила протестам голодного желудка. Ее дочери приспособились легче и быстрее — в самом деле, четыре младшие дочери со злорадным торжеством приветствовали умерщвление крагена и участвовали в нем. Две старшие оставались при этом в стороне, поднимая брови при виде вульгарного энтузиазма сестер.

Таковы были обстоятельства существования Блазделя к тому времени, когда ему пришла в голову неудачная идея вызвать Царя-Крагена. Люк Робине и Видал Рич жили примерно в таких же условиях и не были стеснены какими-либо ограничениями, кроме относившихся к кораклам.

Наутро после их задержания трех заговорщиков обвинили перед судом мастеров гильдий и старейшин каст. Так как Файрал Бервик непосредственно участвовал в обнаружении заговора, роль арбитра на этот раз взял на себя Джиан Рекарго.

Начинался безоблачный день, солнце ярко озаряло плавучий остров. Рядом с устьем лагуны лежала туша крагена — ее все еще разделывали ученики мошенников и вымогателей. Судьи сидели молча, а если и перебрасывались парой слов, то шепотом.

Моргающих от слепящего света Барквана Блазделя, Люка Робине и Видала Рича вывели из хижины, где они провели ночь. Их подтолкнули к скамье — опять же, в полном молчании — и заставили сесть.

Файрал Бервик поднялся и рассказал о событиях предыдущей ночи: «Очевидно, что они намеревались привлечь внимание Царя-Крагена, если бы он оказался поблизости».

Джиан Рекарго наклонился вперед: «Они это признали?» Повернувшись к Блазделю, арбитр спросил: «Что скажешь?»

«В том, что касается меня лично — ничего», — отозвался Баркван Блаздель.

«Ты признаёшь себя виновным?»

«Я не намерен выступать с заявлениями. Вещи таковы, каковы они есть».

«Ты отрицаешь или можешь опровергнуть показания Файрала Бервика?»

«Нет».

«Ты должен понимать, что тебе предъявлены очень серьезные обвинения».

«С вашей точки зрения».

«У тебя были основания считать, что Царь-Краген находится или находился поблизости от нашего плота? Или ты производил этот шум всего лишь в надежде привлечь его внимание в том случае, если он окажется поблизости?»

«Повторяю: я не намерен выступать с заявлениями».

«Ты не желаешь выступить в свою защиту?»

«Это было бы бесполезно».

«Но ты не отрицаешь, что совершал упомянутые действия?»

«Я ничего не отрицаю и не утверждаю. Вещи таковы, каковы они есть».

Люк Робине и Видал Рич были столь же немногословны. Арбитр выслушал показания Скляра Хаста, Джулио Райла и Ролло Барнака. Он сказал: «Очевидно, что три заступника виновны в действиях, совершенных под влиянием самых мстительных побуждений. Не могу предложить никакой меры наказания. Насколько мне известно, ситуация беспрецедентна».

Файрал Бервик произнес: «Наша задача —обеспечить свою безопасность. Мы можем убить этих людей. Можем бросить их на далеком плавучем острове, даже на одном из диких плотов — или тщательно охранять их и следить за ними. Я даже испытываю к ним некое сочувствие. Если бы мне была свойственна их непоколебимая вера, я мог бы вести себя таким же образом в сходной ситуации. Рекомендую строго предупредить их, но сохранить им жизнь».

Никто не возражал. Джиан Рекарго повернулся к трем преступникам: «Вас не казнят. Все останется, как прежде. Подозреваю, что вы не проявили бы к нам такое же снисхождение, но это неважно. Мы — не вы. Помните, однако! Мы обязаны заботиться о своей безопасности и не проявим такое милосердие снова! Поразмыслите о том, что вам теперь предстоит начать новую жизнь и найдите себе лучшее применение в этой жизни. Идите! Возвращайтесь к работе. И попробуйте заслужить доверие, которое вам оказали».

«Мы не просили захватывать нас в заложники», — беззаботно произнес Баркван Блаздель.

«Ваше присутствие на этом плоту — непосредственное следствие вашего первоначального предательства, попытки организовать нападение Царя-Крагена на флотилию переселенцев. Учитывая все, что случилось, возникает впечатление, что мы чрезмерно терпеливы. Тем не менее — таков характер жизни, которую мы надеемся вести, и вы незаслуженно пользуетесь преимуществами этой жизни. Идите же и не ждите милосердия в третий раз!»

Люк Робине и Видал Рич подавленно опустили головы, но Баркван Блаздель ушел, гордо выпрямившись. Скляр Хаст и Роджер Кельсо смотрели ему вслед.

«Этот человек не знает ничего, кроме ненависти, — сказал Хаст. — Терпимость не вызвала у него никакой благодарности. За ним придется бдительно наблюдать!»

«Мы готовимся недостаточно быстро», — заметил Кельсо.

«К чему?»

«К неизбежному столкновению. Рано или поздно Царь-Краген нас найдет. Судя по всему, заступники считают, что он вполне способен заплыть так далеко. Если он приплывет, нам некуда будет бежать, и у нас нет средств, позволяющих ему сопротивляться».

Скляр Хаст угрюмо согласился: «Все это верно. Мы недостаточно сознаем близость катастрофы, нами овладело ложное ощущение безопасности. Каким-то образом нужно придумать систему, позволяющую нам защищаться. Оружие! Какой-нибудь гигантский гарпун, запущенный сотней людей, с наконечником из твердого металла... Но у нас нет металла».

«А вот и есть! — заявил Кельсо и вынул серую гранулу размером с детский зуб. — Это железо».

Хаст взял гранулу, повертел ее в пальцах: «Железо! Как ты его добыл?»

«Извлек».

«Тем способом, каким пользуются дикари?»

«На этот счет ничего не могу сказать».

«Но как? Из какого источника? Из воздуха? Из морской воды? Из каких-нибудь плодов, растущих на плоту?»

«Приходи на Орущий плот завтра до полудня. Я все объясню».

«В том числе наименование твоего плота? Почему «Орущий»?»

«Все объясню».