По прошествии шести дней Генри Бастафф отчитался перед советом Нового плота:

«Нам трудно было найти Родные плоты, так как первоначальный курс заставил нас далеко отклониться от них на юг. В следующий раз нужно грести к северу от промежуточной вереницы диких островов, что значительно упростит плавание. Судя по всему, кораклу Блазделя пришлось еще хуже, так как они достигли Зеленого Фонаря уже после того, как мы причалили к Смотрине. Возможно, они задержались на одном из наших плотов перед тем, как решили, что мы отказались от преследования. Я сидел в старой таверне, когда передали новости; они вызвали большое возбуждение у посетителей. Реакцию окружающих, однако, можно скорее назвать любопытством, нежели мстительным порывом; казалось, они даже восприняли возвращение заложников с некоторой тоской. Не слышал никаких разговоров о Царе-Крагене, за исключением одного осторожного замечания о том, что жители Родных плотов приветствовали бы попытку мятежников расправиться с неким местным крагеном. На следующий день созвали Собор. Я подумал, что Мэйблу и Барвэю лучше было не показываться, потому что на Собор должны были явиться представители Альмака. Я раскрасил лицо на манер махинаторов, почти полностью сбрил брови, начесал волосы на лоб и надел махинаторский капюшон. По многим признакам, однако, я не слишком походил на махинатора — скорее на помесь громилы с вымогателем. На Соборе я встретился глазами с братом моего отца Фодором, лущителем прутьев, но он даже не взглянул на меня дважды.

Собрание тянулось долго, все спорили. Барквана Блазделя без колебаний восстановили в ранге заступника Смотрины, даже не спросив, хочет ли он этого. Насколько я понял, Вринк Смейт, заменявший Блазделя, не обрадовался его возвращению. Смейт сидел в третьем ряду, облаченный в рясу и с церемониальной пластинкой на носу, хмурился и часто моргал, пока говорил Блаздель — а Блаздель говорил почти все время.

Блаздель серьезно призывал организовать карательную экспедицию. Он обзывал покинувших Родные плоты «инакомыслящими», «выродками» и «вульгарными подонками», которых все порядочные люди обязаны утопить в океане.

Кое-кого ему удалось подзудить — главным образом тех, кого я как раз назвал бы «подонками общества» — людей без престижа и без навыков, ни в чем особенно не разбирающихся и завидующих тем, кто заслужил лучшую репутацию. В целом, однако, Блазделя приняли не слишком тепло. Никто из влиятельных лиц не выразил желания поддержать его проект. В частности, наименьший энтузиазм проявили новые заступники. Они явно боялись потерять свои нынешние должности в случае возвращения прежних жрецов.

Заметив, что его злоключения не вызывают особенной симпатии, Баркван Блаздель почти вышел из себя — что для него весьма необычно. Он обвинил тех, кто не поддержал карательную экспедицию, в трусости и самодовольстве, что только обострило недоброжелательное к нему отношение. Всем известна несдержанность Имачо Фероксибуса, старейшины растратчиков с Четырехлистника. Он строго придерживается традиций, но трусом его никак не назовешь. Он резко посоветовал Блазделю не распускать язык: «Никто не подвергает сомнению твое рвение, но пусть оно послужит более конструктивным целям! Какую пользу принесет уничтожение эмигрантов? От того, что диссиденты уплыли, мы только строже придерживаемся древних обычаев! Лично я не хочу больше слышать подстрекательские разглагольствования!»

Должен заметить, что такие попытки осадить его нисколько не подействовали на Блазделя. Он сказал: «Можно сколько угодно выжидать и тянуть время, причем никому не нравится пускаться в трудное и неудобное предприятие. Тем не менее мы имеем дело с нераскаявшимися порочными мерзавцами!»

Фероксибус рассмеялся ему в лицо: «Если они настолько порочны, почему они оставили тебя в живых? Почему не утопили?»

Блаздель опешил, но тут же возразил: «Это нетрудно понять. Они боятся, что их найдет Царь-Краген, и на тот случай, если это случится, решили запастись заступниками».

Имачо Фероксибус больше не спорил; не спорил и Баркван Блаздель — собрание разошлось, хотя никакие окончательные решения не были приняты.

Но таков был всего лишь общедоступный Собор. Сомневаюсь, что Блазделя удивило отсутствие отклика у присутствующих. Под конец выступления он созвал отдельное совещание заступников в коттедже Вринка Смейта — оно должно было состояться вечером того же дня.

Я вернулся к нашему кораклу и посоветовался с Мэйблом и Барвэем. Барвэй — водолаз. Учитывая это обстоятельство и представив себе типичное расположение помещений в хижине заступника, мы придумали, как можно было бы получить дополнительные сведения. Барвэй сможет лучше рассказать о дальнейшем».

Теперь с выступил Барвэй. Младше Генри Бастаффа на пару лет, он слыл опытным гребцом и водолазом, способным долго оставаться на большой глубине. Вымогатель по кастовой принадлежности, Барвэй женился, однако, на дочери поджигателя и в целом пользовался высокой репутацией. Он говорил сдержанно, даже скромно.

«Мы запланировали дальнейшие действия, когда солнце еще не зашло. Я определил направление к хижине Смейта, надел подводные очки и нырнул под плот. Не знаю, приходилось ли вам плавать под плотом, но там открывается великолепное зрелище. Над темно-синей толщей воды белеет нижняя оболочка поросли, а стебли тянутся вниз, постепенно пропадая в глубине.

Хижина Смейта — примерно в семидесяти пяти метрах от края плота. Такое расстояние я могу легко проплыть под водой. Но проплыть семьдесят пять метров, а потом вернуться на такое же расстояние для меня невозможно. Не хватило бы воздуха, и я утонул бы под плотом, если бы не нашел отверстие — типа того, какое мы нашли в хижине Блазделя. Я привязал к ноге длинную веревку, чтобы меня можно было вытащить и оживить, если я не найду хижину.

Но все оказалось проще. В семидесяти пяти метрах от края плота я заметил темное отверстие над головой и торчащий из него горн. Я поднялся к отверстию. Пробку в хижине удалили, и я смог дышать.

В потайном внутреннем помещении никого не было. Из внешней комнаты слышались голоса — один, судя по всему, принадлежал Вринку Смейту, другой — его супруге. Оба жаловались, их огорчало возвращение Блазделя. По сути дела, жена устроила выговор Смейту за то, что тот безропотно подчинился решению восстановить Блазделя в должности, причем прибегала к выражениям, не подобающим уважающей себя растратчице — а она, насколько мне известно, принадлежит к этой касте.

Я не стал задерживаться. Крепко привязал веревку к горну, чтобы после наступления темноты я мог найти дорогу под плотом. После этого вернулся к кораклу.

Мы подождали до вечера. Генри Бастафф снова навестил таверну «Смотрина» и послушал разговоры посетителей, но не узнал ничего существенного. Как только мы заметили, что заступники заходят в хижину Смейта, я нырнул и подплыл вдоль протянутой веревки к отверстию во внутреннем помещении Смейта».

При этих словах все слушавшие Барвэя члены совета слегка вздрогнули, так как перспектива находиться ночью под водой, особенно под плотом, вызывала у них суеверный страх, внушенный с детства страшными сказками.

Барвэй продолжал: «Я приплыл слишком рано. Заступники продолжали прибывать — я ждал. Вринк Смейт вышел, чтобы прислушаться к горну, в связи с чем мне пришлось нырнуть поглубже. Воздуха было недостаточно, я начинал чувствовать напряжение. Смейт поворачивал горн, и мне пришлось отплыть подальше, когда горн повернулся ко мне. Горн остановился; я понял, что Смейт слышит биение моего сердца. Я отплыл, чтобы находиться по другую сторону отверстия, и заглянул в отверстие снизу. Смейт слушал, приложив ухо к трубе и глядя в сторону. Я поднялся, набрал воздуха и снова нырнул». Барвэй рассмеялся. Члены совета отозвались сочувственными гримасами. Все они понимали, что Барвэй преуменьшал опасность ситуации.

«Смейт отошел от горна. Я всплыл и слышал, как он сказал: «Показалось на мгновение, что я слышал какой-то глухой повторяющийся стук: «тумп-тумп-тумп». Но стук исчез». Кто-то предположил, что стук был вызван, скорее всего, чьими-то прыжками на плоту, и Смейт согласился. А затем в хижину зашел Блаздель».

Баркван Блаздель обвел взглядом собравшихся заступников; все они надели церемониальные черные рясы с эмблемами своих плотов. В первую очередь Блаздель обратился к Вринку Смейту: «Охрана выставлена? Нас могут подслушивать».

«Четыре ученика стоят снаружи с лампадами. Сюда никто не подойдет».

«Хорошо. Предстоит обсудить важнейший вопрос, и сущность нашего разговора нельзя никому раскрывать ни словом, ни делом.

Прежде всего присутствующих заступников следует утвердить на их нынешних должностях. Видал Рич, Люк Робине и я добровольно складываем с себя полномочия заступников Самбера, Парнаса и Смотрины, но в то же время составляем теперь Центральный Комитет. Мне придется уступить настойчивым уговорам многих из вас и занять пост верховного заступника-председателя, представляющего все плоты. Видал Рич и Люк Робине становятся моими полномочными заместителями.

Теперь перейдем к делу. Несмотря на инерцию и нерешительность населения, мы не можем позволить мятежникам оставаться в неподчиненном состоянии. Для этого есть множество причин. Во-первых, они посмели напасть на Царя-Крагена и попытались его убить — гнусное преступление! Во-вторых, они похитили пятнадцать заступников — недопустимое святотатство! В-третьих, даже сейчас, пока мы говорим, они продолжают убивать крагенов, приобретая все больший опыт в этом отношении, и готовятся к нападению на Царя-Крагена. В-четвертых, даже если они будут вести относительно мирную жизнь на Новом плоту, они представляют собой угрозу правлению Царя-Крагена и, следовательно, нашей власти. В пятых, они подвергли меня, Видала Рича и Люка Робине, а также других заложников, самым отвратительным унижениям, тем самым подрывая престиж всего заступничества как такового — то есть престиж каждого из нас. Мы обязаны их уничтожить. Прежде чем я продолжу, вынужден спросить: могу ли я рассчитывать на вашу единодушную поддержку? Согласны ли вы, целиком и полностью, с моей точкой зрения?»

Заступники осторожно выразили единогласную поддержку.

«Тогда слушайте! Вот что я предлагаю. Сформируем ополчение — назовем их «опричниками», «дружинниками Царя-Крагена» или «защитниками народа» — что-нибудь в этом роде. На Новых плотах меньше тысячи здоровых мужчин. Скорее всего, не более пятисот из них способны драться.

Для того, чтобы обеспечить непреодолимое превосходство, мы должны завербовать как минимум тысячу энергичных, сильных и преданных молодых людей. Обучим их использованию оружия и, что еще важнее, промоем им мозги так, чтобы в них не осталось ни следа угрызений совести, сожалений или сочувствия, препятствующих насилию. Мы сами обязаны настроиться таким же образом. Понимаю, что это противоречит древнейшей, самой уважаемой традиции, но ее придется нарушить — благородная цель этого заслуживает.

Когда будет обучена и экипирована наша армия, мы конфискуем флот подходящих кораклов и отправимся к Новым плотам, чтобы подчинить мятежников. С самыми порочными и неисправимыми придется расправиться решительно и бесповоротно. Остальных, пристыженных и покоренных, привезут на Родные плоты — из них сформируют новую низшую касту. Таким образом инакомыслящим будет преподан урок! Таким образом будет подтверждена незыблемость власти благосклонного Царя-Крагена! Таким образом мы сможем сохранить и повысить наш престиж!»

Барвэй процитировал речь Барквана Блазделя настолько тщательно и дословно, насколько мог; он сообщил также о сущности последовавшего обсуждения. Никто из заступников не выдвинул серьезных возражений против плана Блазделя; они рассматривали только различные способы и средства его осуществления.

«Они утвердили какие-нибудь сроки?» — поинтересовался Файрал Бервик.

«Насколько я понимаю, заступники приступят к делу безотлагательно».

«Этого следовало ожидать, — Бервик глубоко вздохнул. — Итак, нашим плотам угрожают страх, страдания и жестокости. Возникает впечатление, что, несмотря на наследие Первоплавателей, мы мало чем отличаемся от народов Исходных Миров».

Скляр Хаст сказал: «Необходимо придумать меры противодействия. Прежде всего, больше нет необходимости содержать похищенных заступников. Лучше дать им кораклы и отправить восвояси. Тогда они ничего не узнают о наших дальнейших планах».

«А в чем заключаются наши дальнейшие планы?» — уныло спросил Аррель Праведник.

Хаст задумался: «Есть варианты. Мы могли бы сформировать и обучить собственное ополчение и довериться нашим навыкам и силам. Боюсь, однако, что после обильного кровопролития нам все-таки нанесут поражение. Мы можем собрать пожитки и снова сбежать в поисках другого, далекого архипелага плавучих островов. Не слишком привлекательная идея. Можем попытаться убить Царя-Крагена — но даже если он умрет, заступники все равно нападут на нас. Или мы можем преодолеть противника, применяя стратегию, которую я еще не могу предложить... Тем временем следует продолжать внимательное наблюдение за происходящим на Родных плотах».