Скляр Хаст протиснулся в толпе к тому месту, где сидела Мерил Рохан, но та уже ушла. Пока он стоял и вертел головой в поисках девушки, мужчины и женщины с разных плотов, представители всевозможных каст, гильдий и поколений окружили его с осторожным любопытством, чтобы просто посмотреть на него или поговорить с ним. Некоторые, движимые болезненными психическими побуждениями, протягивали руки, чтобы прикоснуться к нему; другие проклинали его хриплыми, сдавленными голосами. Высокий рыжий субъект из касты мародеров, с искусно раскрашенной пятицветной эмблемой, возбужденно наклонился к Хасту: «Ты говоришь, Царя-Крагена можно убить. Как это сделать?»

Скляр Хаст сдержанно ответил: «Не знаю. Но надеюсь узнать».

«А если Царь-Краген возмутится такими намерениями и опустошит каждый из плотов по очереди? Что тогда?»

«Кому-то, возможно, придется пострадать. Зато наши дети и внуки вырастут свободными».

Вмешалась женщина, крепко сжимавшая зубы, слушая Хаста: «Если это значит, что мне придется тяжело работать, страдать или умереть, я хотела бы, чтобы такая же судьба постигла всех, кому свобода дороже всего».

«Все зависит от точки зрения, конечно», — вежливо ответил Хаст. Он попытался ускользнуть, но его задержала другая женщина, в синем с белыми полосками широком кушаке наставницы хулиганов. Она покачала пальцем перед носом первой женщины: «Как насчет двухсот Первоплавателей, сбежавших от тиранов? Думаешь, они боялись риска? Нет! Они пожертвовали всем, чтобы избавиться от рабства, чтобы их потомки могли жить хорошо. По-твоему, опасности и самопожертвование — уже не для нас?»

«Пусть так! — воскликнула первая женщина. — Но зачем навлекать на себя опасности зря?»

Заступник с одного из крайних плотов выступил вперед: «Царь-Краген — наш благодетель! Зачем говорить глупости об опасностях, рабстве, самопожертвовании? Говорить нужно о благодарности, вознося хвалу и поклоняясь благодетелю».

Рыжий мародер, наклонившийся к Хасту, замахал руками на заступника: «Почему бы вам, заступникам и всем, кто вам верит, не убраться вместе со своим Царем-Крагеном на какой-нибудь дальний плот и не поклоняться ему там, сколько вашей душеньке угодно? А всех остальных оставьте в покое!»

«Царь-Краген служит всем! — напыщенно, с достоинством ответствовал заступник. — Лишив остальных его защиты, мы тем самым поступили бы неблагородно».

Наставница хулиганов стала возражать, но к тому времени Хасту удалось отступить в сторону, и теперь он заметил неподалеку Мерил — под навесом лавки, где она прихлебывала из кружки чай. Снова протиснувшись через толпу, он присоединился к ней. Мерил подтвердила ледяным кивком, что заметила его присутствие.

«Послушай! — сказал Хаст, взяв ее за руку. — Давай отойдем куда-нибудь в сторонку, где нам не помешают. Мне нужно тебе многое сказать».

«Не хочу с тобой говорить. Считай это детским капризом, если хочешь».

«Именно это я хотел с тобой обсудить!» — заявил Хаст.

Мерил Рохан бледно улыбнулась: «Лучше придумай какие-нибудь аргументы, чтобы спасти свою шкуру. Собор вполне может решить, что ты прожил достаточно долго».

Скляр Хаст поморщился: «А ты как проголосуешь?»

«Мне наскучили все эти формальности. Скорее всего, я вернусь на Четырехлистник».

Понимая, что настаивать было неудобно, Хаст удалился, попрощавшись настолько вежливо, насколько умел.

Он присоединился к Рубалу Галлагеру, сидевшему в увитой лозами беседке таверны.

«Плот разрушен, ты нажил себе врагов — но твоей жизни еще ничто не угрожает, — сказал Галлагер. — По меньшей мере таково мое мнение».

Хаст угрюмо хмыкнул: «Иногда я сомневаюсь: стоило ли все это затевать? Тем не менее, предстоит много работы. Так или иначе, придется заново строить сигнальную башню. И мне нужно подумать о своей должности».

Рубал Галлагер ухмыльнулся: «Тебе вряд ли удастся безмятежно выполнять свои обязанности, учитывая, что Семм Войдервег остается заступником, а Иксон Мирекс — арбитром».

«Они-то меня беспокоят меньше всего, — сказал Хаст. — Допуская, конечно, что я покину Собор с головой на плечах».

«На это, я думаю, ты можешь рассчитывать, — кивнул Галлагер, хотя в его голосе прозвучала мрачноватая нотка. — Конечно, многие хотят твоей смерти — но многие не хотят».

Поразмышляв немного, Скляр Хаст с сомнением покачал головой: «Даже не знаю, что сказать. На протяжении двенадцати поколений обитатели плотов жили в согласии, а теперь мы считаем дикарем любого, кто пригрозит другому кулаком... Хочу ли я быть причиной раздора? Хочу ли я, чтобы наши потомки помнили меня, как человека, поссорившего плоты?»

Рубал Галлагер рассматривал его с вопросительно-насмешливым выражением: «Никогда раньше не замечал в тебе склонности к философским рассуждениям».

«Не сказал бы, что мне нравятся подобные размышления, — отозвался Хаст, — но в последнее время возникает впечатление, что мне их навязывают вопреки моей воле». Он взглянул туда, где под навесом сидела Мерил Рохан, завязавшая беседу с незнакомым Хасту человеком, занявшим место на скамье напротив: тощим юношей с напряженным, вызывающим, угловатым лицом. Юноша подчеркивал свои слова нервной жестикуляцией. Он не носил никаких эмблем касты или гильдии, но, судя по зеленому орнаменту на воротнике, происходил с плота Санкстон.

Размышления Хаста прервались — Файрал Бервик вернулся на трибуну.

«Теперь мы продолжим рассмотрение дела. Надеюсь, все выступающие воздержатся от излишнего волнения и неподобающих выражений. Мы — вдумчивое собрание разумных и спокойных людей, а не толпа поддающихся минутным порывам фанатиков. Прошу присутствующих помнить об этом. Если участники будут раздражаться и кричать друг на друга, тем самым собрание потеряет всякий смысл, и мне придется снова объявить перерыв. Кто желает говорить первым?»

Из толпы послышался мужской голос: «У меня вопрос!»

Файрал Бервик указал на говорившего пальцем: «Выйди вперед, назови имя, касту и профессию, а потом задавай свой вопрос».

Это был тот самый тощий юноша с напряженным лицом, который только что беседовал с Мерил Рохан. Он сказал: «Меня зовут Роджер Кельсо. Я происхожу из касты разбойников, но отошел от обычаев и примкнул к лихоимцам. Мой вопрос можно сформулировать так. Скляра Хаста обвиняют в том, что его действия привели к катастрофе на Транке, и Собор должен определить меру его ответственности за эту трагедию. А для этого мы прежде всего должны определить непосредственную причину происшедшего. Таков существенный элемент традиционного права. Если кто-нибудь так не считает, могу процитировать мемуар Лестера Макмануса — он описывает теоретические принципы судопроизводства в Исходных Мирах. Это текст не включен в Аналекты и поэтому малоизвестен. Достаточно сказать, что человек, создавший условие, предшествовавшее преступлению, не обязательно виновен в преступлении — для того, чтобы ответственность могла быть возложена на него, он должен фактически, непосредственно и однозначно совершить преступление».

Баркван Блаздель прервал его беззаботным, почти покровительственным тоном: «Но именно в этом и заключалось действие Скляра Хаста: он нарушил Ковенант, взял на себя полномочия Царя-Крагена и тем самым причинил последовавшее ужасное, но справедливое наказание плота».

Роджер Кельсо выслушал заступника, явно заставляя себя сдерживаться вопреки своему нраву — он беспокойно вертелся на месте, его темные глаза блестели: «Если так будет угодно достопочтенному заступнику, я продолжу изложение своего вопроса».

Блаздель вежливо кивнул и уселся.

«Когда выступал Скляр Хаст, он затронул проблему, которую совершенно необходимо решить: а именно, призвал ли Семм Войдервег Царя-Крагена к Транку? Ответить на этот вопрос непросто. Многое зависит не только от того, вызвал ли Войдервег Царя-Крагена, но и от того, когда именно он это сделал. Если он вызвал Царя-Крагена, как только был замечен бродячий краген-разбойник, все хорошо и замечательно. Но если он вызвал Царя-Крагена после того, как Хаст попытался убить крагена-разбойника, тем самым Войдервег виновен в катастрофе, постигшей его плот, в гораздо большей степени, чем Хаст, потому что заступник несомненно предвидел последствия своего поступка. Каково, на самом деле, положение вещей? Умеют ли заступники тайно сообщаться с Царем-Крагеном? Мой конкретный вопрос заключается в следующем: вызвал ли Семм Войдервег Царя-Крагена к Транку, чтобы тот наказал Скляра Хаста и его помощников?»

«Вот еще! — воскликнул Баркван Блаздель. — Ты отвлекаешь внимание, это диалектический трюк!»

Поразмыслив немного, Файрал Бервик сказал: «На мой взгляд, поставлен достаточно определенный вопрос. Лично я не могу на него ответить, но думаю, что он заслуживает ответа — хотя бы для того, чтобы прояснить ситуацию. Семм Войдервег, что ты можешь сказать?»

«Я ничего не скажу».

«Не упрямься, — доходчиво настаивал Бервик. — Ты — заступник по профессии. Ты несешь ответственность перед людьми, которых представляешь и за которых заступаешься. Конечно же, ты не несешь ответственности за Царя-Крагена, каким бы благочестивым ни было твое к нему почтение. Уклонение, умолчание, упрямство могут только вызвать негодование и воспрепятствовать справедливости. Не сомневаюсь, что ты это понимаешь».

«Все это понятно, — язвительно отозвался Войдервег, — но даже в том случае, если я вызвал Царя-Крагена — а правилами нашей гильдии запрещается давать определенные ответы на такие вопросы — я руководствовался исключительно благородными побуждениями».

«Так вызвал ты его или нет?»

В поисках поддержки Семм Войдервег взглянул на Блазделя, и заступник Смотрины счел нужным снова подняться на ноги: «Арбитр Бервик, я вынужден возразить — мы рассматриваем тупиковую ветвь разбирательства, не имеющую непосредственного отношения к его основной цели».

«В чем тогда заключается основная цель разбирательства?» — поинтересовался Файрал Бервик.

Баркван Блаздель удивленно развел руками: «Какие могут быть сомнения? По признанию самого Скляра Хаста, он нарушил законы Царя-Крагена и давние обычаи наших плотов. Остается только определить надлежащую меру наказания, не более того».

Файрал Бервик начал было говорить, но уступил это право Роджеру Кельсо, тоже вскочившему на ноги: «Должен указать на фундаментальное противоречие в словах достопочтенного заступника! Законы Царя-Крагена — не человеческие законы. С каких пор инакомыслие стало преступлением? Если так, преступники — очень многие из нас, не только Скляр Хаст».

Блаздель сохранял невозмутимость: «Противоречие совсем не в этом. Законы, о которых я упомянул, проистекают из Ковенанта, заключенного между нами и Царем-Крагеном: он защищает нас от ужасов моря, но взамен требует, чтобы мы признавали его суверенитет в море. А в том, что касается ортодоксального образа мыслей, то он всего лишь проявляется в уважении к общему мнению арбитров и заступников всех плотов, обученных рассудительности, предусмотрительности и соблюдению приличий. Таким образом, теперь нам предстоит измерить, в точности, тяжесть правонарушения, допущенного Скляром Хастом».

«Совершенно верно! — заявил Роджер Кельсо. — И для этого мы должны знать, вызвал ли Семм Войдервег Царя-Крагена к своему плоту».

В голосе Барквана Блазделя появилась, наконец, металлическая резкость: «Не подобает подвергать сомнению действия заступника, выполняющего свои обязанности! Кроме того, ему запрещено разглашать тайны гильдии заступников!»

Файрал Бервик знаком призвал Блазделя к молчанию: «В такой ситуации, когда рассматриваются фундаментальные вопросы, профессиональные тайны гильдий имеют второстепенное значение. Не только я, но и все островитяне хотят знать правду, в связи с чем сопротивление разбирательству должно быть сведено к минимуму. Перед лицом Собора не может быть тайн. Таково мое постановление. Итак, Семм Войдервег! Вызвал ли ты Царя-Крагена к Транку той ночью, когда имела место катастрофа?»

Даже воздух, казалось, сгустился; все глаза сосредоточились на Войдервеге. Тот прокашлялся, поднял глаза к небу. Тем не менее он ответил без смущения: «Поставлен исключительно изобретательный вопрос. Как бы я смог выполнять обязанности заступника, если бы у меня не было никакого способа сообщать Царю-Крагену о нашем доверии, о нашей преданности? Как еще я сообщал бы ему о срочной потребности в его присутствии? Как только появился бродячий краген, мой долг заключался в том, чтобы вызвать Царя-Крагена. Я его вызвал. Каким образом? Это несущественно».

Баркван Блаздель кивнул, выражая полное одобрение — даже, пожалуй, облегчение. Файрал Бервик постучал пальцами по трибуне. Несколько раз он открывал рот, чтобы что-то сказать, и каждый раз закрывал его. Наконец он спросил, довольно-таки неуверенно: «И ты вызываешь Царя-Крагена только в таких случаях?»

Семм Войдервег всем своим видом изобразил оскорбленное достоинство: «Зачем эти вопросы? Я — заступник. А преступник — Скляр Хаст!»

«Не волнуйся! Эти вопросы помогают выяснить масштабы заявленного преступления. Например, позволь спросить: приходилось ли тебе когда-либо вызывать Царя-Крагена в лагуну, где он кормится, чтобы он наказал или предупредил о наказании обитателей твоего плота?»

Войдервег моргнул: «Мудрость Царя-Крагена непостижима. Он способен угадывать нарушения, дает знать о своем присутствии...»

«Конкретно — вызвал ли ты Царя-Крагена к Транку, когда Хаст пытался убить бродячего крагена?»

«Мои действия никак не относятся к делу. Не вижу причины, по которой я должен отвечать на этот вопрос».

Блаздель величественно выпрямился во весь рост: «Я хотел бы отметить то же самое».

«И я! И я!» — откликнулись другие заступники.

Файрал Бервик тревожно обратился к толпе: «По-видимому, практически невозможно установить, когда именно Семм Войдервег вызвал Царя-Крагена. Если он это сделал после того, как Скляр Хаст напал на бродячего крагена, тогда, на мой взгляд, заступник Войдервег, а не Хаст, несет основную ответственность за катастрофу на Транке, и подвергать Хаста какому-либо наказанию было бы извращением правосудия. К сожалению, судя по всему, нет никакого способа решить этот вопрос».

По Бельрод, старейшина вымогателей, поднялся на ноги и покосился на сидевшего поблизости Войдервега: «Я мог бы кое-что объяснить по этому поводу. Я своими глазами видел все, что происходило. Когда краген-бродяга появился в лагуне, Семм Войдервег пришел посмотреть на него вместе со всеми. Он не отходил от края лагуны, пока Скляр Хаст не начал убивать эту тварь. Уверен, что другие видели то же самое. Войдервег не пытался скрыть свое присутствие».

Несколько свидетелей подтвердили показания По Бельрода.

Заступник плота Смотрина, Баркван Блаздель, снова взошел на трибуну: «Арбитр Бервик, настоятельно прошу вас сосредоточиться на главном вопросе. Факты таковы: Скляр Хаст и его банда совершили действия, недвусмысленно запрещенные арбитром плота Транк Иксоном Мирексом и заступником того же плота Семмом Войдервегом. Последствия проистекали из этих действий; Скляр Хаст неоспоримо виновен».

«Баркван Блаздель, — сказал Файрал Бервик. — Вы — заступник Смотрины. Вам когда-нибудь приходилось вызывать Царя-Крагена к Смотрине?»

«Как уже неоднократно указывали Семм Войдервег и я, обвиняемый преступник — Скляр Хаст, а не добросовестные заступники плотов. Хасту никоим образом нельзя позволить избежать наказания. Нельзя безнаказанно противиться Царю-Крагену! Даже если не все на этом Соборе поднимут кулаки, чтобы нанести удар Хасту, я говорю вам: он должен умереть. Серьезность этого дела невозможно переоценить».

Файрал Бервик сосредоточил взгляд бледно-голубых глаз на Блазделе: «Если Собор сохранит жизнь Скляру Хасту, я умру прежде, чем его убьют».

«И я!» — выкрикнул По Бельрод. «И я!» — послышался голос Роджера Кельсо. Теперь все, кто помогал Хасту убивать разбойника-крагена в лагуне Транка, подошли к трибуне, громко заявляя о своей готовности присоединиться к Хасту и в жизни, и в смерти; их примеру последовали некоторые обитатели других плотов.

Баркван Блаздель поспешил взобраться на трибуну, развел руки в стороны и наконец добился того, чтобы его выслушали: «Перед тем, как принять решение — взгляните на море! Царь-Краген наблюдает за нами. Он хочет знать: кто остался ему верен и кто ему изменил?»

Все собравшиеся, как один, обернулись к морю. В сотне метров от плота вода лениво плескалась вокруг головки Царя-Крагена. Хрустальные глаза чудовища были направлены, как телескопы, на Смотрину. Через некоторое время головка погрузилась под поверхность. Синяя вода забурлила, потом разгладилась и стала почти зеркальной.

Скляр Хаст вышел вперед и стал подниматься на трибуну, но Блаздель остановил его: «Трибуна не предназначена для самовольных выступлений. Жди, пока тебя не вызвали!»

Но Хаст оттолкнул заступника, поднялся на трибуну и повернулся лицом к толпе. Указав на глянцевые воды спокойного океана, он сказал: «Вы видели отвратительную тварь, нашего врага! Зачем обманывать себя? Заступники, арбитры, все! Давайте забудем расхождения, объединим навыки и ресурсы! Если мы это сделаем, мы можем придумать, как убить Царя-Крагена! Мы — люди. Почему мы должны унижаться перед кем-либо или чем-либо?»

Баркван Блаздель негодующе задрал нос и сделал шаг к Хасту — так, словно собирался его схватить, но повернулся к слушателям: «Этот сумасшедший воззвал к вам — уже дважды! Но в то же время вы заметили, насколько бдителен Царь-Краген — каждому из вас известно его могущество! Поэтому выбирайте! Следует ли подчиниться подстрекательству безудержного маньяка — или соблюдать древние традиции доверия к благосклонности великого Царя-Крагена? Этот вопрос нужно решить раз и навсегда. Полумеры недопустимы! Скляр Хаст должен умереть! А теперь поднимите повыше кулаки — все как один! Заставьте замолчать лихорадочно вопящий рот Скляра Хаста! Царь-Краген близко, он не дремлет! Смерть Скляру Хасту!» Блаздель высоко поднял руку со сжатым кулаком.

«Смерть Скляру Хасту!» — вторили заступники.

Неохотно, нерешительно остальные тоже стали поднимать кулаки — сначала одни, потом другие. Некоторые передумывали и опускали руки; иные, наоборот, сжимали кулаки и поднимали их; третьи поднимали кулаки, но соседи тут же заставляли их опустить руку. Люди вздорили и кричали по всему плоту; споры сливались в сплошной хриплый рев.

Внезапно встревоженный, Блаздель наклонился вперед, призывая к порядку. Хаст тоже хотел было обратиться к толпе, но сдержался — его слова уже ничему не помогли бы. Налицо было необъяснимое, почти магическое превращение: мирное собрание стало всеобщей свалкой. Мужчины и женщины яростно хватались друг за друга с воплями и ругательствами, с ревом и визгом. Запас эмоций, накопившийся с детства и до сих пор старательно подавлявшийся, вырвался наружу — страх и ненависть одних вызывали такую же реакцию у других.

К счастью, обитатели плотов не захватили почти никакого оружия: у некоторых нашлись дубинки, сделанные из стеблей, в наличии были пара топоров, полдюжины кольев и примерно столько же ножей. Волна схватки прокатилась по всему плоту до самого края — людей уже сбрасывали в воду. Обычно хладнокровные самогонщики и ответственные шарлатаны старались утопить друг друга. Вымогатели, позабыв о своем низком статусе, бросались на растратчиков. Ортодоксы-заступники пинались, царапались, молотили кулаками и кусались не хуже какого-нибудь замызганного лаком контрабандиста. Когда драка достигла кульминации, Царь-Краген снова всплыл на поверхность — на этот раз в полукилометре к северу от плота — и вновь обратил безразличный взор огромных глаз на Смотрину.

Схватка замедлилась и затихла — отчасти в связи с измождением дерущихся, отчасти благодаря усилиям самых ответственных участников Собора, разнимавших противников. К тому времени в лагуне уже плавали пять или шесть тел; еще столько же погибших лежали на плоту. Теперь впервые можно было заметить, что противников Хаста было по меньшей мере вдвое больше, чем сторонников; кроме того, к числу его сторонников относились главным образом самые трудолюбивые и опытные ремесленники, хотя лишь немногие из них были мастерами гильдий.

Баркван Блаздель, все еще остававшийся на трибуне, воскликнул: «Горе нам, горе! Скляр Хаст! Видишь, какой раздор разгорелся из-за тебя?»

Хаст, запыхавшийся от драки и удрученный скорбью, взглянул на заступника Смотрины. Струйки крови текли по его лицу из раны на лбу, нанесенной ножом; одежда его была разорвана на груди. Игнорируя Блазделя, он занял трибуну и обратился к обеим группам противников: «В одном я согласен с Блазделем — для всех нас настал горестный день! Но не заблуждайтесь! Люди должны править морскими тварями — или им придется стать рабами моря! Теперь я вернусь на Транк — там предстоит восстановить все, что разрушил краген. Как сказал заступник Блаздель, дороги назад нет. Так тому и быть. Пусть каждый, кто хочет стать свободным человеком, последует за мной на Транк, там мы посоветуемся о том, что нужно сделать дальше».

Блаздель издал хриплый, исключительно неприятный звук — язвительный возглас, гортанный, сдавленный от ненависти. Непринужденность и достоинство покинули его, он напряженно наклонился над оградкой трибуны: «Так ступай же на опустошенный Транк! И вы, неверные, нечестивые отступники — плывите вместе с Хастом, туда вам и дорога! Пусть Транк станет вашим домом, и пусть имя вашего плота станет символом преступлений, злобной вони, отвратительных болезней! Только не взывайте о помощи к Царю-Крагену, когда вас будут разорять морские разбойники, обнаглевшие в отсутствие непобедимого Царя, когда они сожрут ваши губки, разорвут ваши сети, утопят ваши кораклы!»

«Бродячие крагены, сколько бы их ни было, не так прожорливы и пагубны, как один Царь-Краген, — отозвался Хаст. — Не прислушивайтесь, однако, к угрозам и проклятиям заступника. Плот Транк разрушен и сможет прокормить лишь немногих, пока не будут сплетены новые сети, пока не будут построены и засеяны новые шпалеры. Поэтому в данный момент многолюдная миграция, о которой говорит Блаздель, практически нецелесообразна».

Рыжий мародер возвысил голос: «Пусть заступники сами мигрируют на крайние плоты со своим обожаемым Царем-Крагеном! Это всех устроит как нельзя лучше!»

Блаздель не ответил на это — спрыгнув с трибуны, он промаршировал по плоту к своему личному плавучему островку.