1
У членов экипажа исследовательского крейсера «Блауэльм» появилось угрожающее количество психических недомоганий. Не было смысла продолжать экспедицию, которая находилась в космосе уже три лишних месяца. Исследователь Бернисти приказал возвращаться к Белой Звезде.
Но подъема духа астронавтов, взлета морального состояния не последовало: недомогания уже сделали свое черное дело. Технический персонал в ответ на гипернапряжение впал в апатию и сидел с мрачным видом, похожий на андроморфов. Ели мало, разговаривали еще меньше. Бернисти попробовал различные хитрости: соревнования, нежную музыку, пикантную еду,
— но эффекта это не дало.
Бернисти пошел дальше. По его приказу женщины для развлечений закрылись в своих комнатах и принялись распевать эротические песнопения, которые транслировались по внутренней коммуникационной системе корабля. Меры успеха не имели, Перед Бернисти предстала дилемма. Ставкой было лицо его команды, столь искусно подобранной — такой-то метеоролог должен работать с таким-то химиком; такой-то ботаник с таким-то специалистом по вирусам. Вернуться на белую Звезду в полностью деморализованном состоянии… Бернисти покачал своей шишковатой головой. Тогда дальнейших экспедиций на «Блауэльме» больше не будет.
— Может быть мы еще немного поскитаемся в космосе? — предложила Берель, его фаворитка среди женщин для развлечений.
Бернисти покачал головой и подумал, что обычная рассудительность на этот раз ей изменила.
— Будет только хуже.
— Что же ты предпримешь?
Бернисти признал, что у него нет никаких идей и удалился подумать. Позже, днем, он решил сменить курс, и это имело колоссальные последствия; он решил пролететь через систему Кей. Если что-либо и способно было поднять дух его людей, то только это.
Были в окольном пути некоторые опасности, но никакие из них не стоили особого внимания. Острота приключения была в очаровании странных, совершенно чуждых городов Кея с их табу против регулярных форм, в причудливой общественной системе.
Звезда Кея сверкала и гневалась, и Бернисти увидел, что план его оказался удачным. В серых стальных коридорах корабля он видел членов экипажа — болтающих, воодушевленных, спорящих.
«Блауэльм» скользил в плоскости эклиптики Кея; за бортом проплывали планеты. Они были так близко, что на видеоэкранах можно было различить мельчайшие движения, мерцание городов, динамический пульс промышленных предприятий. Киз и Келмет — эти две планеты в бородавках куполов. Кернфрей, Кобленц, Каванаф, затем центральное светило — звезда Кей, затем слишком горячий для жизни Кул, затем Конбальд и Кинсли, аммиачные гиганты, холодные и мертвые — и система осталась позади.
Теперь Бернисти мучился неизвестностью — ждет ли их рецидив духовной опустошенности или полученный интеллектуальный импульс окажется достаточным для оставшегося путешествия. Белая звезда лежала впереди, в неделе полета. А по пути к ней висела в пространстве еще одна звезда, желтая, особого значения не имевшая… Но именно в то время, когда крейсер проходил мимо желтой звезды, последствия хитростей Бернисти проявились в полной мере.
— Планета! — закричал картограф.
Крик никого не всколыхнул: в последние восемь месяцев это слово много раз звучало в помещениях «Блауэльма». Но планета всегда оказывалась или настолько горячей, что плавились металлы, или такой холодной, что замерзали газы, или с разряженной атмосферой, где лопались легкие, или с атмосферой столь отравленной, что разъедало кожу. Новость такого рода больше не была стимулом.
— Атмосфера! — крикнул картограф. Метеоролог посмотрел на него с интересом.
— Средняя температура двадцать четыре градуса! — сказал он.
Подошел Бернисти и измерил гравитационное поле сам.
— Одна и одна десятая нормальной, — он сделал указание навигатору, но тот не ждал указаний и уже принялся за вычисление траектории посадки.
Бернисти наблюдал диск планеты на экране.
— Что-то здесь не так. Или мы, или Кей, но кто-то должен был найти эту планету уже сотню раз. Она прямо между нашими системами.
— Никаких записей о существовании этой планеты, — сообщил библиотекарь, лихорадочно рывшийся в лентах и микрофильмах. — Никаких записей об исследовании, вообще никаких.
— Но то, что звезда существует, конечно известно? — спросил требовательно Бернисти с оттенком сарказма.
— О, конечно известно. У нас ее называют Мараплекса, на Кее — Меллифло. Но никаких сведений о том, чтобы какая-нибудь система исследовала ее или эксплуатировала.
— Атмосфера, — объявил метеоролог, — метан, двуокись углерода, аммиак, водяной пар. Для дыхания не годится, но для типа Д-6 подходит вполне.
— Нет ни растений, ни теплокровных, ни простейших, ни вообще абсорбции петрадина, — бормотал ботаник, уткнув глаз в спектроскоп. — Короче, никакой жизни.
— Позвольте мне понять все это, — сказал Бернисти. — Температура, гравитация, давление в норме?
— В норме.
— Нет едких газов?
— Нет.
— Местная жизнь?
— Никаких признаков.
— И никаких записей об исследовании, заявке на владение и эксплуатацию?
— Никаких.
— Тогда, — с победным выражением сказал Бернисти, — ее займем мы. — Радисту передать извещение о намерениях. Транслировать повсюду, в том числе на Архивную Станцию. С этого часа Мараплекса — владение Белой Звезды.
«Блауэльм» затормозил и пошел на посадку. Бернисти сидел вместе с Берель, женщиной для развлечений, и наблюдал за происходящим.
— Почему… почему… почему… — Бландвик, навигатор, спорил с картографом, — почему Кей не начал освоение этой планеты?
— Очевидно, по той же причине, что и мы: глядели слишком далеко.
— Мы прочесываем окраины галактики, — сказала Берель, лукаво посмотрев краешком глаза на Бернисти, — мы исследуем шаровые скопления.
— И вот, — усмехнулся в ответ Бернисти, — почти что по соседству с нашей собственной звездой мир, который нуждается всего лишь в модификации атмосферы, мир, который мы можем сделать цветущим садом.
— Но позволит ли Кей? — засомневался Бландвик.
— Что они могут сделать?
— Они не согласятся с нашим присутствием здесь.
— Тем хуже для кейанцев.
— Они будут утверждать, что приоритет за ними.
— Но не смогут предъявить нам никаких доказательств.
— И тогда…
Бернисти прервал:
— Бландвик, не пойти ли вам каркать о всяческих бедствиях к женщинам для развлечений? Мужчины при деле, а они скучают и с удовольствием выслушают ваши жалобные пророчества.
— Я знаю кейанцев, — настаивал Бландвик. — Они никогда не смирятся с прорывом, сделанным системой Белой звезды — это унизительно для них.
— У них нет выбора, — сказала Берель, — они должны подчиниться, — и рассмеялась. Именно этот беззаботный смех привлек к ней когда-то внимание Бернисти.
— Вы ошибаетесь… — вскричал взволнованно Бландвик.
И тут Бернисти поднял руки в знак примирения:
— Посмотрим, посмотрим…
Вскоре Буфко, радист, принес три сообщения. Первое, из центра, с Белой Звезды, содержало поздравления. Второе, с Архивной Станции, подтверждало открытие. Третье, из Керрикирка, явно представляло собой поспешную импровизацию. В нем объявлялось, что система Кей всегда рассматривала Мараплексу нейтральной территорией, на которой не могут быть основаны поселения. Захват ее в собственность Белой Звездой будет рассматриваться как враждебный акт.
Бернисти похихикал над каждым из трех сообщений, но больше всего над последним. «В ушах у их исследователей звенит; они нуждаются в новых землях даже более отчаянно, чем мы; они ведь так плодовиты».
— Поросятся как свиньи, все не как у настоящих людей, — фыркнула Берель.
— Если верить легенде, они тоже настоящие люди. В легенде говорится, что все мы происходим из одного корня, с одной и той же планеты, с единственной планеты во Вселенной.
— Прекрасная легенда, но где эта планета, древняя Земля наших предков, Земля легенд?
Бернисти пожал плечами:
— Я не выступаю в защиту мифа. А теперь — вот наш новый мир, новый мир под ногами.
— Как вы его назовете?
Бернисти подумал немного:
— В свое время мы найдем ему имя. Возможно, назовем «Новая Земля», в честь нашей древней родины.
Неутонченный глаз мог бы счесть Новую Землю суровой, мрачной и дикой. Над равнинами и горами ревели ветры; над пустынями и морями белой щелочи ослепительно сверкал солнечный свет. Бернисти, однако, мир этот казался неограненным алмазом — классическим примером мира, пригодного к модификации. Радиация была в норме, гравитация в норме, атмосфера не содержала галогенов и едких фракций. Почва была свободна от чужой жизни и даже чужих протеинов, которые мешают модификации не менее эффективно, чем галогены.
На продуваемой ветрами поверхности планеты Бернисти беседовал на эту тему с Берель.
— Поглядите на почву — на ней будут расти сады, — он показал на лессовую равнину, где стоял корабль. — А на этих холмах, — он махнул рукой вдаль, — будут брать начало реки.
— Если в воздухе есть готовая пролиться дождями вода, — заметила Берель.
— Детали, детали; как мы можем называть себя экологами, если остановимся перед такими мелочами?
— Я девушка для развлечений, а не эколог…
— Я говорю в общем смысле слова.
— …и не могу считать тысячу миллиардов тонн воды мелочью.
Бернисти рассмеялся.
— Мы пойдем маленькими шажками, каждый сам по себе легкий. Сначала в воздухе будет уменьшено содержание двуокиси углерода. Для этого мы засеем планету стандартной, базовой викой типа Д-6. Она будет хорошо расти на лессе.
— Но как она будет дышать? Разве растения не нуждаются в кислороде?
— Глядите.
Облако коричнево-зеленого дыма вырвалось из корпуса «Блауэльма», поднялось в воздух маслянистым плюмажем и рассеялось по ветру.
— Споры симбиотических лишайников типа зет: они формируют кислородные строчки на вике Д-6, тип «Эр-Эс» может обойтись без фотосинтеза; он соединяет метан с кислородом и вырабатывает воду, которую вика использует для своего роста. Для таких миров, как этот, три растения составляют стандартную первичную единицу.
Берель оглядела пустынный горизонт.
— Я понимаю, что они будут расти, как вы предсказываете, но никогда не перестану этому удивляться.
— Через три недели равнина станет зеленой; через шесть недель процесс засевания спорами и семенами будет в полном разгаре, и вся планета на сорок футов утонет в растительности. А через год мы начнем окончательно формировать биосферу планеты.
— Если Кей позволит.
— Кей не может помешать. Планета наша.
Берель посмотрела на плотные плечи Бернисти, на его суровый профиль.
— Вы говорите с уверенностью мужчины. А здесь все зависит от традиций Архивной Станции. У меня такой уверенности нет. В моей Вселенной есть место сомнениям.
— Вы руководствуетесь интуицией, я — рационалист.
— Разум говорит вам, — размышляла Берель, — что Кей будет терпимо относиться к архивным законам. Моя интуиция утверждает, что нет.
— Но что они могут сделать? Атаковать нас? Вышвырнуть отсюда силой?
— Кто знает…
Бернисти фыркнул.
— Они не посмеют.
— Сколько мы будем здесь ждать?
— Надо убедиться, что семена прорастают… Затем вернемся на Белую Звезду.
— А после?
— А после снова прилетим сюда, чтобы формировать на этой планете полномасштабную биосферу.