На следующий день Ардриан и его гости прибыли пораньше в большой зал Варциала и заняли свои места. В назначенное время дружинники привели в зал Асрубала и усадили его в кресло у стены. Барванг подошел к нему, и они стали переговариваться полушепотом.

Наконец, опоздав на десять минут, появились и расселись за столом на возвышении судьи. Магистр призвал присутствующих к порядку: «В случае Асрубала мы не можем признать подсудимого виновным в казнокрадстве или хищении имущества, так как роумы никогда не совершали таких преступлений — до появления на свет Асрубала, разумеется. Неважно! Асрубал нанес своими действиями существенный ущерб благосостоянию города, в связи с чем мы признаём его виновным во вредительстве, в особо крупных размерах. Нет, Барванг, мы не готовы выслушивать ваши возражения. Перейдем к вынесению приговора. Асрубал, в каких размерах оцениваются, в общей сложности, ваши активы, включая наличные денежные средства, капиталовложения и недвижимость?»

Лицо Асрубала стало еще более строгим и жестким: «Это мое личное дело. Я не желаю раскрывать эту информацию кому бы то ни было».

Барванг наклонился к Асрубалу и что-то ему настойчиво прошептал. Уголки плотно сжатого рта Асрубала опустились. Он сказал: «Мне рекомендуют говорить правду, так как больше ничего не остается».

«Превосходная рекомендация!»

Асрубал задумчиво поднял глаза к потолку: «Наличными деньгами — здесь, в Ромарте — в моем распоряжении примерно две тысячи сольдо. В конторе Лоркина на моем счету припасены еще примерно пять или восемь тысяч — на случай непредвиденных расходов. Остаток моих средств, как и у всех остальных в Ромарте, хранится на счету в Натуральном банке в Лури. Насколько я помню, там двадцать или тридцать тысяч сольдо».

«И это все?» — спросил магистр.

«У меня могут быть открыты еще несколько более или менее несущественных счетов в других местах».

«Именно так. Какие из них следует считать «менее несущественными» или «более несущественными»? Потрудитесь объяснить».

Асрубал ответил жестом, выражавшим скромность — почти застенчивость: «Не помню в точности, сколько у меня денег на старых счетах. Я не наемный счетовод».

«У вас есть перечень ваших счетов и вашего имущества?»

«Надо полагать, такой перечень существует».

«Где он хранится?»

«В сейфе, в моем личном кабинете».

Магистр обратился к кавалерам-исполнителям: «Проведите Асрубала в его кабинет и позвольте ему открыть сейф, после чего сразу же отведите его в сторону. Без промедления принесите содержимое сейфа сюда. Нет, Барванг дин-Урд, вы останетесь здесь!»

Конвоиры подняли Асрубала на ноги: «Пойдемте!»

Вскоре конвоиры вернулись с содержимым сейфа Асрубала. Судьи изучали это содержимое несколько минут, время от времени поглядывая на Асрубала с чем-то вроде почтения. Каменное белое лицо Асрубала оставалось непроницаемым.

Магистр заметил: «Все это очень интересно! Мы даже не представляли себе масштабы ваших финансовых махинаций. На ваше имя открыты пять счетов в пяти банках. «Более или менее несущественные» средства, хранящиеся на этих счетах, в совокупности составляют больше миллиона сольдо. Операции конторы Лоркина, судя по всему, были исключительно прибыльными».

«Не все эти деньги приобретены за счет конторы Лоркина, — отозвался Асрубал. — Я удачно вкладывал капитал».

«И что вы собирались делать с этими деньгами?»

«У меня еще нет определенных планов».

Магистр усмехнулся: «Каковы бы ни были ваши планы, вы можете о них забыть. Ваши деньги конфискованы. Кроме того, вы уволены с должности директора конторы Лоркина. Последуют и другие наказания, в зависимости от результатов рассмотрения обвинений по следующим пунктам, а именно в том, что вы пытались убить Тоуна Мэйхака, что вы убили ребенка Тоуна Мэйхака и его супруги Джамиэль, в девичестве дин-Рейми, и что вы убили вышеупомянутую Джамиэль, супругу Тоуна Мэйхака. Признаёте ли вы себя виновным в этих преступлениях?»

«Все это наглая, бессмысленная ложь, не заслуживающая рассмотрения. Я никого не убивал».

«Асрубал, ваше заявление принято во внимание, — сказал магистр и повернулся к юстициару Морлоку. — Теперь вы можете выступить с обвинительным заключением».

Морлок вышел вперед и указал на Мэйхака: «Перед вами Тоун Мэйхак, инопланетный торговец. Двадцать лет тому назад он прибыл в Ромарт, надеясь наладить торговые отношения с роумами в обход конторы Лоркина, предложив взаимовыгодную систему импорта и экспорта, обещавшую обогатить каждого жителя нашего города, а не одного только Асрубала. Естественно, клан Урдов воспротивился его предложению, так как подобное соглашение положило бы конец монополии Асрубала.

Потратив два года на тяжбу, Мэйхак заручился разрешением привезти в Ромарт груз полезных ремонтных инструментов, подлежавших продаже городскому казначею с последующим распределением инструментов среди сейшани. Цена, запрашиваемая Мэйхаком, была в три раза ниже той, которую заплатила бы за сходный товар контора Лоркина. Перспектива возникновения опасного конкурента привела Асрубала в ярость. Для того, чтобы защитить свои интересы, он задумал губительный план. Когда Мэйхак и Джамиэль, с двумя детьми, Гарлетом и Джаро, собрались покинуть Ромарт на аэромобиле, Асрубал нанял банду кавалеров в традиционных масках наемных убийц. Их личности установлены и, если потребуется, они дадут показания.

Выполняя указания Асрубала, трусливые убийцы окружили машину Мэйхака и попытались схватить Джамиэль и ее маленьких детей. После кратковременной потасовки Мэйхаку и Джамиэль удалось взлететь, но уже в воздухе они обнаружили, что одного из младенцев, Гарлета, успели похитить с сиденья машины, подменив куклой. Взлетев над рекой, родители с ужасом наблюдали за тем, как Асрубал собственноручно подкинул ребенка высоко в воздух и дал ему разбиться о каменные плиты набережной, после чего выбросил труп ребенка в реку.

Мэйхак был потрясен происшедшим, но ему ничего не оставалось, как только отвезти жену и оставшегося в живых сына во Флад, откуда они собирались немедленно улететь в Лури на борту «Лилиома». Асрубал, однако, опередил Мэйхака. Он связался по радио с Арслоу, механиком космопорта во Фладе, и тот организовал по его поручению нападение группы локлоров на Мэйхака и его семью сразу после их прибытия. Локлоры схватили Мэйхака; Джамиэль и ребенку удалось спастись.

Мэйхак выжил, проведя три года в плену у локлоров — кочевники в конце концов покинули его, решив, что он погиб в схватке с домовым.

Тем временем Асрубал выслеживал Джамиэль, нашел ее в Пойнт-Экстазе, на планете Камбервелл, и там ее убил. Джаро к тому времени было уже шесть лет. Он помнит, как Асрубал вошел в их дом на окраине Пойнт-Экстаза. По приказу матери, Джаро бегом спустился к реке и уплыл вниз по течению на лодке.

Подведем итог: Асрубал виновен в двух убийствах и в покушении на убийство Мэйхака.

А теперь — каким образом я намерен доказать свои обвинения? Достаточно обосновать только одно убийство, чтобы Асрубалу вынесли соответствующий приговор. К счастью, такое доказательство не составит труда. Свидетелями убийства младенца Гарлета были Мэйхак, шестеро кавалеров из клана Урдов и две ведьмы из племени ратиго. Их показания послужат убедительным свидетельством справедливости моего обвинения. В том, что относится к двум другим преступлениям, существуют лишь косвенные улики. Арслоу — механик, подговоривший локлоров похитить Мэйхака — покинул Флад много лет тому назад, и его нынешнее местопребывание неизвестно. Тем не менее, вина Асрубала и в этом случае несомненна. В том, что касается убийства Джамиэль, существует очевидец, своими глазами наблюдавший за происходящим. Джаро видел, как Асрубал подошел к их дому в Пойнт-Экстазе и смотрел на него снаружи через окно. Это он хорошо помнит. Впоследствии Джамиэль нашли мертвой, с головой, раскроенной ударом топора. Асрубал обыскивал дом покойной в поисках изобличающих его бухгалтерских записей, полученных матерью Джаро от Оберта Ямба в Лури. Кроме того, Асрубал стремился во что бы то ни стало заполучить вексель на триста тысяч сольдо, выписанный властями Ромарта в качестве возмещения стоимости космического корабля Мэйхака, уничтоженного по приказу Асрубала на космодроме Флада; вексель подлежал оплате предъявителю и находился в распоряжении Джамиэль. Но Асрубал ничего не нашел и решил, что документы взял с собой бежавший от него Джаро. Асрубал уведомил Термана дин-Урда о смерти Джамиэль и об исчезновении Джаро. Асрубал никак не мог знать об этих обстоятельствах, если бы он не был непосредственно причастен к убийству Джамиэль. Асрубал поручил Терману найти Джаро, и тот в конечном счете проследил сына Джамиэль до города Танета на планете Галлингейл.

Таковы, господа, обстоятельства дела. Прошу достопочтенный суд незамедлительно, без дальнейших задержек, вынести Асрубалу приговор». Юстициар Морлок уселся.

Некоторое время судьи вполголоса совещались; затем все они повернулись, глядя на Асрубала — тот сидел, откинувшись на высокую спинку кресла с язвительно-невозмутимым выражением на лице.

Барванг вышел вперед: «Аргументы Морлока нельзя принимать во внимание. Я могу с легкостью их опровергнуть».

«Не спешите, Барванг дин-Урд! — раздраженно отозвался старый магистр. — Асрубал тут как тут — пусть сам говорит за себя».

Лицо Барванга осунулось: «Как вам угодно, ваша честь». Ссутулившись, адвокат вернулся на свое место, явно предчувствуя поражение.

Магистр обратился к Асрубалу: «Подсудимый, вы выслушали последовательное и ясное заключение юстициара. Что вы можете ответить?»

Асрубал холодно усмехнулся: «Вы лишили меня всех сбережений, но вам не удастся так же легко лишить меня жизни. Предъявленные мне обвинения ложны. Я никого не убивал. Приводите свидетелей — десятки, сотни, тысячи свидетелей! Миллион нулей в сумме составляет ноль. Вину невозможно доказать, если она отсутствует».

«Очень хорошо, — кивнул магистр. — Как вы объясняете упомянутые обстоятельства? Помните: в глазах закона убийство младенца ничем не отличается от убийства любого другого беззащитного человека».

«А! Все это сплошное недоразумение. Когда чужеземец пытался тайком ускользнуть из Ромарта, я привел с собой нескольких друзей, чтобы разубедить его. У нас были самые мирные намерения, но две сумасшедшие ведьмы в масках ратиго вмешались и попытались похитить двух младенцев».

«Почему бы они там оказались, и зачем это им понадобилось?»

Асрубал улыбнулся: «Кто может знать, что на уме у ведьмы-ратиго? Их вероучение называют «теорией невероятности». Они руководствуются чисто случайными побуждениями».

Несколько секунд магистр молча изучал лицо Асрубала, после чего резко спросил: «Если это был поступок, объяснявшийся внезапным случайным побуждением, почему они принесли с собой куклы, чтобы подменить младенцев?»

Асрубал продолжал безмятежно улыбаться: «Я привык мыслить логически. Обычаи и верования ратиго для меня непостижимы».

«Таким образом, появление ведьм явилось для вас полной неожиданностью?»

«Разумеется».

«Понятно. Продолжайте изложение доводов в свою защиту».

«Мне почти больше нечего сказать. Пока Мэйхак и Джамиэль были заняты наблюдением за мной и моими приятелями, ведьмы подменили одного младенца куклой, после чего попытались схватить другого. После короткой схватки с ведьмами Джамиэль удалось отнять у них второго ребенка, и Мэйхак сразу поднял в воздух свою машину — они улетели, очевидно будучи уверены в том, что увезли с собой обоих детей.

Я видел, что произошло, и хотел привлечь внимание беженцев, чтобы они вернулись и забрали второго ребенка. С этой целью я подкидывал куклу высоко в воздух, надеясь, что Мэйхак это заметит. Второй ребенок, конечно, остался жив — по-видимому, ведьмы где-то его спрятали. Вот и все. Вызывайте свидетелей — они подтвердят мои показания. Чужеземец вернулся во Флад, там его схватили локлоры. Мое участие в затее локлоров — чистая выдумка, не обоснованная никакими доказательствами. Только Арслоу мог бы внести какую-то ясность в этот вопрос, но его уже десять лет как нет на нашей планете. Нет ни малейших доказательств предъявленным мне клеветническим обвинениям!»

«Ваши доводы будут учтены, — признал магистр. — Перейдем к другим обстоятельствам дела».

Асрубал снисходительно махнул рукой: «В том, что касается убийства Джамиэль дин-Рейми, мне снова придется опровергнуть целый ворох лживых измышлений. В высшей степени несправедливо подвергать меня столь унизительному неудобству!»

«Не жалуйтесь! — строго сказал магистр. — Суд предоставляет вам возможность возразить на обвинения. В менее здравомыслящем обществе вас, скорее всего, уже повесили бы без лишних слов».

Асрубал презрительно хмыкнул и сказал: «Не стану слишком долго занимать время достопочтенных судей. Да, я проследил Джамиэль дин-Рейми до планеты Камбервелл, чтобы вернуть похищенные документы. Она жила в небольшом доме на окраине городка Пойнт-Экстаз. Я пришел к ней, чтобы попросить ее отдать незаконно полученные ею документы, чтобы их нельзя было использовать в ущерб моей репутации. При этом я намеревался предложить ей щедрое вознаграждение. Меня сопровождал Эдель дин-Урд, человек бесспорной чести и безукоризненного рашудо. Подчеркиваю — мы вместе пришли к дому Джамиэль. Уже наступали сумерки. Эдель направился на задний двор, чтобы проверить, нет ли там кого-нибудь, а я ждал у ограды перед входом. Я увидел мальчика, смотревшего из окна, и понял, что Джамиэль дома. Когда Эдель вернулся, мы вместе приблизились к дому. Я заглянул в окно. Опять же, я увидел мальчика. Я отошел в сторону, чтобы посоветоваться с Эделем. В конце концов мы решили зайти в дом, что мы и сделали — и обнаружили нечто ужасное. Джамиэль лежала на полу с разрубленной головой. Мальчик убежал. Я поручил Эделю найти мальчика, а сам занялся поисками бухгалтерских счетов, но ничего не нашел. Эдель вернулся и сообщил, что мальчик, судя по всему, уплыл на лодке по реке. Мы вышли на берег, но уже стало темно, и мы ничего не смогли увидеть. Я заключил, что мальчик взял с собой бухгалтерские записи и банковский вексель. Кто убил Джамиэль? Мы не имели никакого представления об этом тогда и ничего не знаем об этом по сегодняшний день».

Барванг решительно вышел вперед и обратился к магистру: «Ваша честь, Эдель дин-Урд находится в вашем присутствии. Как вам известно, он пользуется всеобщим уважением и отличается завидным рашудо. Я вызову его, чтобы он поделился воспоминаниями об этих достойных сожаления событиях».

Барванг подал знак рукой; к нему подошел господин средних лет. Слегка поклонившись ему, Барванг сказал: «Эдель, вы слышали показания Асрубала. Можете ли вы сообщить достопочтенным судьям, насколько достоверны эти показания?»

Эдель выражался прямолинейно: «Асрубал сказал правду, так оно и было».

«Можно ли утверждать, что Асрубал убил Джамиэль дин-Рейми?»

«Это было бы просто невозможно. Ни он, ни я не убивали Джамиэль».

«Кто же, по-вашему, совершил это преступление?»

Эдель пожал плечами: «Убийцей мог быть речной бандит, отвергнутый любовник или даже сумасшедший бродяга. Единственным свидетелем происшедшего был мальчик, но он пропал».

«Благодарю вас, Эдель. У меня к вам больше нет вопросов». Эдель дин-Урд вернулся на свое место.

Асрубал продолжал показания: «Как я уже упоминал, Терман установил, что мальчика спасла и усыновила пара антропологов — они отвезли его в Танет на планете Галлингейл.

Я все еще надеялся вернуть украденные бухгалтерские записи. Я послал Термана в Танет, где он произвел тщательное расследование. Терман обыскал дом приемных родителей мальчика, но ничего там не нашел. Пока он наводил справки, Терман узнал, что мальчик потерял память и ничего не помнил о том, что с ним случилось до прибытия на Галлингейл. Школьные товарищи считали его боязливым и робким, даже несколько недоразвитым. Они называли его «профаном». Было очевидно, что он ничего не знал о пропавших документах. Я потерял к нему всякий интерес и больше не причинял ему никакого беспокойства. Могу только повторить, что я не убивал Джамиэль и вообще никогда никого не убивал».

И снова вперед выступил Барванг: «Теперь становится совершенно ясно, что обвинения, предъявленные Асрубалу — чистейшей воды вымысел. Заключение юстициара Морлока — не более чем сотрясение воздуха, наполнившее атмосферу зловонием отвратительной клеветы. Достопочтенный суд обязан отвергнуть эти безосновательные обвинения, а от юстициара Морлока мы ожидаем вежливых, но безоговорочных извинений».

Магистра, судя по всему, забавляло происходящее. Он сказал: «Я — председатель Судейской коллегии. Таким образом, в каком-то смысле, я — олицетворение совести Ромарта. Невозможно не понимать, что были совершены злодеяния. Не могу не заметить также, что удача или хитроумная изворотливость позволяют преступнику ускользнуть от наказания».

Барванг вскочил. «Клевета! — закричал он. — Гнусная, возмутительная клевета!»

Магистр бросил бесстрастный взгляд на адвоката и произнес: «Барванг, будьте добры, проявляйте сдержанность. Вы пытаетесь защищать репутацию Асрубала? Неужели вы забыли, что у него не осталось никакой репутации?»

«Каковы бы ни были законодательные нормы, запрещающие клевету, — продолжал магистр, — мне ничто не мешает отметить, что Арслоу. единственный свидетель похищения Мэйхака, бесследно исчез. Достоин восхищения тот факт, что всеми уважаемый господин с готовностью подтверждает невиновность Асрубала, якобы случайно обнаружившего тело убитой Джамиэль, в то время как все мы, в том числе Барванг, интуитивно убеждены в том, что в этом убийстве был непосредственно или косвенно замешан Асрубал. В том, что касается младенца Гарлета, Асрубал развлек нас настолько неправдоподобной историей, что даже Барвангу, надо полагать, стало стыдно за род человеческий. По словам Асрубала, для того, чтобы убедить Мэйхака остаться в Ромарте, он окружил его отрядом вооруженных кавалеров в масках наемных убийц и явился в сопровождении двух сумасшедших ведьм. Вместо того, чтобы петь и плясать от радости, однако, они напали на Мэйхака и его жену, в то время как ведьмы стащили у них ребенка. Когда Мэйхаку удалось поднять машину в воздух, Асрубал попытался убедить его вернуться, подкидывая младенца высоко в воздух, а затем вышвырнув его труп в реку. Учтите, что Мэйхак не знал, что это кукла! Для того, чтобы предохранить жену и другого сына от дальнейших опасностей, Мэйхак отвез их во Флад, где механик Арслоу, выполняя указания Асрубала, выдал его локлорам — без всякого сомнения, Асрубал был уверен в том, что Мэйхак погибнет в общеизвестной пляске с бабами.

Асрубал ошибся. Мэйхак выжил в плену, и теперь возникает впечатление, что Асрубал перехитрил самого себя. У каждого из нас возникает естественный вопрос — и Асрубалу придется на него ответить. При этом он стоит лицом к лицу с дилеммой, чреватой ужасными последствиями: как бы он ни ответил, то или иное серьезное наказание неизбежно. Если младенец Гарлет мертв, значит, Асрубал — убийца. Если Гарлет жив, Асрубал — его похититель. Настало время задать решающий вопрос». Магистр повернулся к Асрубалу: «Выслушайте вопрос и отвечайте! Где находится Гарлет?»

Асрубал сидел, глядя в пространство, словно погруженный в глубокое раздумье. Магистр наклонился над столом: «Асрубал, вы слышали мой вопрос. Где находится Гарлет?»

Асрубал сосредоточил взгляд круглых черных глаз на председателе Судейской коллегии и тихо сказал: «Не знаю».

«Неудовлетворительный ответ! — заявил магистр. — Ребенок был под вашей опекой. Что вы с ним сделали?»

Асрубал пожал плечами: «В те дни — и я не пытаюсь это отрицать — я был донельзя разгневан. Я передал младенца мажордому Ооскаху и дал гричкину краткие указания. Ребенка следовало содержать в безопасном месте, пока его родители не вернутся, чтобы его забрать. Тем временем, я не хотел видеть этого младенца, не хотел ничего о нем слышать, не хотел беспокоиться о нем — это была не моя проблема. Оосках забрал ребенка; его родители не вернулись. Вот и все, что я знаю».

Магистр нежно спросил: «Но местонахождение Гарлета вам, конечно же, известно?»

Асрубал сидел, выпрямившись, с напряженным белым лицом: «После того, как Оосках забрал ребенка, я хотел забыть обо всей этой истории и с тех пор даже не вспоминал о ней. Вполне может быть, что ребенок еще жив; возможно, он уже умер. Оосках послушно выполнял мои указания и никогда не напоминал мне о нем. Если ребенка теперь нельзя найти, я не несу за это никакой ответственности, так как приказал содержать его в безопасном месте и позаботиться о том, чтобы он был жив и здоров».

«В таком случае следует допросить Ооскаха. Приведите его немедленно!»

Асрубал сидел некоторое время молча, по-видимому о чем-то размышляя, после чего медленно поднялся на ноги и вышел из зала. По знаку магистра за ним последовали два конвоира. Джаро, сидевший у двери, взглянул в бесстрастное лицо проходившего мимо Асрубала. Движимый внезапным побуждением, Джаро встал и последовал за Асрубалом в дворцовый вестибюль — не привлекая к себе внимания. В вестибюле Джаро уже раньше замечал высокую декоративную ширму, искусно вырезанную из дерева медового оттенка. Он проскользнул в тень за ширмой — теперь он мог наблюдать за происходящим, оставаясь незамеченным.

Вестибюль Варциала походил на вестибюль замка Карлеон: в этом просторном помещении с высоким сводчатым потолком начиналась широкая лестница, ведущая на окаймленную балюстрадой галерею. С другой стороны вестибюля открывался проход в гостиную; за столом у этого прохода сидел гричкин в черной с белым орнаментом ливрее, глянцево-черной конической шляпе с узкими полями и черных сапогах с загнутыми вверх носками. Асрубал величественным жестом приказал конвоирам оставаться позади, после чего приблизился к столу гричкина; наблюдавших за ним конвоиров отделяли от стола несколько шагов. Асрубал наклонился и дал гричкину немногословные указания. Гричкин с сомнением спросил его о чем-то. Асрубал снова заговорил, подчеркивая каждое слово постукиванием костяшек пальцев по столу. Гричкин смиренно наклонил голову. Джаро поднял брови. Почему понадобились столь настойчивые указания, если нужно было всего лишь вызвать мажордома? «Тут что-то не так!» — подумал Джаро и стал наблюдать еще внимательнее.

Удовлетворенный наконец тем, что его инструкции будут выполнены неукоснительно, Асрубал выпрямился и посмотрел вокруг. Джаро отступил подальше в тень. Внимание Асрубала, однако, было сосредоточено на конвоирах. По-видимому, он оценивал возможности побега.

Никаких шансов не было. Асрубал медленно вернулся, пройдя мимо ширмы, скрывавшей Джаро, и зашел в большой зал, где его ждали судьи. Конвоиры сопровождали его.

Джаро видел, как гричкин включил телефон и произнес пару фраз — судя по всему, он извещал мажордома Ооскаха о том, что его присутствие требовалось в большом зале.

Джаро оставался в тени. Поведение Асрубала показалось ему исключительно подозрительным; несомненно, оно объяснялось попыткой Асрубала приобрести какое-то преимущество.

Гричкин поднялся на ноги и засеменил по полированным плитам вестибюля, обогнув парадную лестницу и направляясь к низкому арочному проходу в каменной стене, после чего исчез в этом проходе. Подозрения Джаро обострились. Выйдя из-за ширмы, он быстро приблизился к проходу. Как он и ожидал, дальше начинались грубо вырубленные в камне ступени, спускавшиеся в подземелья Варциала. Гричкина уже не было видно. Джаро колебался. Перспектива заблудиться в подземельях дворца Асрубала вовсе его не привлекала; тем не менее… Джаро упрекнул себя за трусость и оглянулся через плечо. Вокруг никого не было. Значит, не было никаких оправданий малодушию. Нервно поморщившись, Джаро с отвращением последовал за гричкином вниз по едва заметным в темноте ступеням.

На площадке первого пролета лестницы Джаро задержался и присмотрелся, глядя вниз: здесь должны были водиться белые призраки. Он нащупал на поясе лучемет — прикосновение к оружию ободрило его. Джаро спустился по ступеням до следующей площадки, повернул налево, спустился по третьему пролету, а потом и по четвертому. Оказавшись на очередной площадке, Джаро увидел, что она открывалась в небольшое тускло освещенное помещение, где стояли деревянный стол, стул и какой-то шкафчик или тумбочка с дверцей; вся эта рухлядь выглядела так, словно она вот-вот развалится. Здесь никого не было. В сыром воздухе пахло застарелой плесенью.

Джаро прислушался: шаги гричкина еще слышались в темноте. Набрав в грудь побольше воздуха, Джаро снова прикоснулся к лучемету и стал спускаться по лестнице все ниже и ниже, минуя еще две площадки, открывавшиеся в небольшие, скудно меблированные и пустующие комнаты. Из этих помещений куда-то вели темные проходы, о назначении которых Джаро даже не пытался догадываться.

Каменные ступени становились узкими и все более неровными, словно напоминая о том, как далеко позади остался озаренный солнцем мир. И снова Джаро спускался пролет за пролетом по лестнице, едва различимой в тусклых отсветах ламп, горевших в соседних помещениях.

Теперь звуки шаркающих шагов гричкина стали отчетливее, и Джаро стал спускаться медленнее. Уже где-то рядом, на четвертом подземном уровне, гричкин внезапно остановился. Вместо шагов теперь слышались приглушенные голоса. Джаро бесшумно спустился на последнюю площадку и заглянул за угол, в очередное бледно освещенное помещение. Так же, как и в предыдущих подземных комнатах, здесь стояли стол, стул и нечто вроде шкафчика; на стене были закреплены несколько полок и рукомойник. За столом сидел гричкин в сером комбинезоне и грязно-желтой шапке. Гричкин, спустившийся сверху, наклонился над столом — примерно так же, как это сделал Асрубал в вестибюле. Гричкин в желтой шапке недовольно хмурился, бормоча какие-то жалобы. Этот гричкин был явно очень стар — его посеревшая кожа покрылась морщинами, под глазами у него были большие темные мешки, а длинный кривой нос навис над сморщенным серым бутоном маленького рта. Гневно жестикулируя, дряхлый гричкин воскликнул дребезжащим от напряжения голосом: «А что будет со мной? Обо мне кто-нибудь подумал? Или старого Шима выбросят в бункер, как мешок с мусором?»

«Неважно! Приказ есть приказ».

Старый гричкин приподнялся и позвал: «Олег! Иди сюда! Олег? Просыпайся! Для тебя есть работа».

Из бокового прохода появился огромный человек с мощными плечами и торсом, широкими бедрами и выпуклым животом. У него на черепе торчали клочки рыжеватых волос, а обвисший слюнявый рот окружала нечесаная борода. Остановившись посреди комнаты, великан зевнул, почесался под мышками и с подозрением уставился на гричкина, спустившегося сверху: «Что ты тут делаешь, весь разряженный в пух и прах? Говори, мелюзга: ты принес нам, наконец, чистое белье?»

Гричкин из вестибюля с достоинством ответил: «Меня зовут Оверкин Пуд, я помощник мажордома. Мне дали важные указания, подлежащие незамедлительному исполнению».

«Давай указания, мы послушаем! Здесь, в подземельях, мы выполняем свои обязанности!»

Пуд приготовился было говорить, но его прервал пронзительный вопль, раздавшийся где-то в глубине помещения. Гричкин обернулся, пискнул от раздражения и протянул руку с дрожащим указательным пальцем: «Смотри! Ты разрешаешь им глазеть на нас и орать?»

Олег усмехнулся: «А почему нет? Мне больше не с кем развлекаться. Шим не любит со мной говорить — приходится иметь дело с той компанией, какая есть».

Шим, Пуд и Олег смотрели на решетчатую дверь в левом дальнем углу помещения, перегородившую темный коридор. За решеткой шевелились какие-то темные фигуры, маячили белые лица.

Напустив на себя строгость, Олег сказал: «Тем не менее, вольностей я не допущу!» Подняв с пола что-то вроде шеста или длинной палки, Олег ткнул концом шеста между прутьями решетки, прямо в белое лицо. Домовой яростно залопотал и схватил конец шеста. Олег ухмыльнулся и вырвал шест, потянув его на себя: «Шутки шутить вздумал, красавец? Со мной это не пройдет! Веди себя смирно, а то получишь по мозгам! В этой жизни одной страшной физиономии недостаточно, иногда еще и мозги нужны. Это никогда не приходило в твою паршивую голову?»

Некоторое время Олег, ухмыляясь, смотрел на домового. Того охватил внезапный приступ бешенства — схватив прутья решетки, призрак стал трясти ее с такой силой, что железная дверь ходила ходуном. Олег снова поднял шест и принялся орудовать им, нанося удары между прутьями. Существо за решеткой с шипением и стонами отступило в тень, где продолжало издавать тихие хрипящие звуки.

Гричкин Шим раздраженно позвал: «Олег, перестань! Займись делом!»

Великан неохотно отвернулся от зарешеченной двери. Два гричкина, в сопровождении Олега, направились в другой темный коридор, в правом дальнем углу. Они исчезли в проходе. Джаро вынул из-за пояса лучемет и пересек тускло освещенную комнату, чтобы заглянуть в правый коридор. В глубине горела тусклая лампочка; три фигуры остановились у тяжелой чугунной двери с закрытой козырьком смотровой прорезью. Олег заглянул в прорезь, после чего отодвинул засовы, распахнул дверь и встал в проеме, взявшись обеими руками за дверную раму и наклонив голову в камеру: «Не спишь, дорогуша? Ага, я вижу, ты у нас, как всегда, свеж и бодр! Давай, выходи — настали перемены. Давай, давай, пошевеливайся! Тебе предстоит далекая дорога! Куда? В страну сновидений, конечно — куда еще?»

Пуд нетерпеливо сказал: «Поторопись, не болтай попусту! Нам нельзя задерживаться».

Олег проигнорировал гричкина и продолжал уговаривающим, успокоительным тоном: «Чего ты ждешь? Тебе еще не время получать пайку — раскатал губу, понимаешь ли! Конечно, твое нетерпение можно понять — такая вкусная каша! Вкусная, вкусная каша! Ты вечно ползаешь по полу в надежде найти какие-нибудь крошки. Но я устал, теперь тебе придется самому себя обслуживать. Новая метла по-новому метет!»

И снова Пуд потерял терпение: «Довольно болтовни! Займись, наконец, делом!»

Олег повернулся к гричкину: «Если тебе так приспичило, почему бы тебе самому не зайти в камеру и не вывести его оттуда? Он проворен, как паук — прыгает до потолка и ходит по стенам, одновременно в нескольких местах — его так просто не поймаешь! Если бы у тебя росла борода, он оборвал бы ее в два счета. Но у тебя есть длинный нос, и он его натянет, будь спокоен!»

«Это не входит в мои обязанности, — угрюмо отозвался Пуд. — Тебе нужно торопиться. Таков приказ!»

Олег пожал плечами и снова наклонил голову в камеру: «Пойдем! Выходи! Больше нельзя терять время!»

Из камеры послышалось неразборчивое бормотание.

Олег нежно продолжал: «Ты выйдешь или нет? Я бы зашел к тебе в камеру, но мне противно — у тебя тут ступить негде. Поэтому давай, выходи, дорогуша! Вставай, пошли — мы полетим в далекие края, туда, где сияют призрачные дворцы и вино льется бесконечной струей из хрустальных фонтанов, вокруг которых танцуют обнаженные лунные наяды!»

Пуд продолжал подзуживать тюремщика. Шим тоже нагнулся в камеру: «Давай выходи, перестань упрямиться! Смотри, Олегу придется пощекотать тебя плеткой!»

В камере кто-то что-то проворчал. Шим одобрительно воскликнул: «Вот-вот, правильно! Шаг за шагом, и все получится! Не задерживайся — мы и так опаздываем!»

В коридор, волоча ноги, выступила какая-то фигура — Джаро мог разглядеть только ее общие очертания.

Олег тоже принялся подбодрять узника: «А теперь вперед! Прощайся с любимой камерой, с дорогими сердцу трещинками и щербинками! Не грусти, все к лучшему в этом лучшем из миров! Тебя ждет лучезарное будущее!»

Джаро поспешно отступил и спрятался в тени лестничной площадки, продолжая наблюдать — у него сильно и часто билось сердце. В освещенную комнату вышли два гричкина, великан Олег и человек неопределенного возраста. Его тощее тело прикрывал мешковатый грязно-бурый комбинезон, ступни были обернуты самодельными шлепанцами из старых тряпок. Лицо его почти полностью скрывали спутанные черные волосы и черная борода. Джаро, пытавшийся распознать в незнакомце какое-то сходство с собой, заметил такое сходство только в расстановке глаз и форме носа.

«А теперь подождите минутку! — сказал Олег. — Нужно осветить лучезарный путь».

Подойдя к полке, Олег закрепил на конце своего шеста какое-то трубчатое устройство. За решетчатой дверью в левом углу помещения взметнулись грязные одеяния, появилась пара подпрыгивающих, качающихся из стороны в сторону белых лиц. Олег подошел к решетке, направил на нее конец шеста и прикоснулся к кнопке: из трубки сквозь прутья решетки метнулась длинная струя пламени. Шипя и плюясь, испуская жалобные стоны, призраки поспешно отступили в глубину темного коридора. Олег похохатывал от радости: «Вот так, дорогуши вы мои! Когда Олег призывает к терпению, нужно слушать внимательно! Отходите, отходите подальше! Успеете полакомиться!» Олег заглянул в коридор между прутьями решетки: «Никаких проказ, никаких внезапных бросков, слышите? Огнемет у меня наготове!»

Олег отодвинул засовы решетчатой двери и, продолжая направлять огнемет вглубь коридора, открыл дверь, оглушительно заскрипевшую на ржавых петлях. Тюремщик повернулся к заключенному: «Пора прощаться, наши дороги безвозвратно расходятся. Твой путь лежит туда, в просторы неизвестности. Поначалу тебе придется немного помучиться, но это скоро пройдет. Давай, пошевеливайся. Желаю всего наилучшего!»

Узник не двигался с места. Два гричкина взяли его под локти, пытаясь подтолкнуть к открытой двери. Заключенный упирался, выпучив глаза. Гричкины напряглись, сопровождая усилия настойчивыми призывами: «Иди по-хорошему! Мы все обязаны выполнять приказы!»

Джаро выступил из-за угла и, прицелившись, отрезал лучом обе ноги сначала Шиму, а затем и Пуду. Оба с воплями повалились на пол. Помахивая лучеметом, Джаро приказал Олегу: «Засунь их к домовым, и побыстрее, пока я снова не выстрелил».

Олег взревел, лицо его исказилось безумной яростью. Размахнувшись, он швырнул длинный шест, ударив Джаро концом в грудь и повалив его на спину. Тюремщик тут же бросился вперед и прижал Джаро к земле огромным телом. Прямо перед глазами Джаро ухмылялась влажная пасть с гнилыми зубами: «Вот так-так! Ты, получается, искалечил бедного старого Шима — и этого хлыща Пуда заодно. Нехорошо, твоя жестокость не пройдет даром! Приготовься! Тебе придется прогуляться вместе с Гарлетом по дороге в неизвестность! Пошли, пошли! Будешь сопротивляться — голову скручу». Великан поднял Джаро и потащил в направлении левого коридора. Джаро расслабился, надеясь осесть на пол, но Олег только обхватил его крепче — так, что у Джаро ребра затрещали. Джаро пытался отбиваться локтями и наносить удары головой, но тело великана было покрыто плотными наслоениями жира и мускулов, он не обращал на усилия Джаро никакого внимания. Джаро попытался направить лучемет на ступню Олега, но тюремщик ударил его кулаком по кисти, и оружие брякнулось на каменный пол. Джаро отчаянно вспоминал месяцы и годы тренировок под руководством Нейтцбека, бесконечные часы упражнений. Теперь рефлексы, усвоенные его телом, должны были спасти ему жизнь. В любом случае, однако, успех не был гарантирован — Олег, казалось, весил не меньше бегемота, и такая масса делала большинство приемов бесполезными.

Оставался один надежный метод, проверенный на практике поколениями. Джаро изо всех сил нанес удар вверх коленом и почувствовал, как сплющилась огромная мошонка. Олег тут же издал мучительный стон, выпустив Джаро из объятий. Джаро отскочил и подобрал оружие, а также длинный шест с огнеметом на конце. Направив дуло огнемета на тюремщика, Джаро нажал кнопку — пламя растеклось по груди великана. Тот упал на спину, на лице его изобразилось обиженное удивление: «Ты меня обжег!»

«И обожгу снова, — тяжело дыша, пообещал Джаро. — Оттащи гричкинов в коридор за решеткой».

«Но они остались без ног! Они корчатся и воют от боли!»

Джаро снова направил конец шеста на торс тюремщика. Сопя и всхлипывая, Олег подчинился, не обращая внимания на мольбы и проклятия охваченных ужасом гричкинов.

«А теперь ты! — приказал Джаро. — Ступай за ними!»

Олег испуганно всмотрелся ему в лицо: «Они ждут. Они меня не любят — я их частенько поджаривал».

Джаро нажал кнопку огнемета. Подгоняя тюремщика сполохами пламени, он заставил его, плачущего и отталкивающего воздух руками, отступить в темный коридор, после чего сразу захлопнул решетчатую дверь и задвинул засовы. Странные звуки послышались из темноты: возгласы боли, кудахтанье исступленного торжества.

Джаро повернулся к бывшему узнику, сидевшему в углу спиной к стене. Некоторое время Джаро молча разглядывал его со смешанным чувством отвращения и сострадания. Гарлет отвечал ему каменно-бесстрастным взором.

«Гарлет! Я — твой брат. Меня зовут Джаро».

«Я знаю».

«Тогда пойдем. Вставай, пора выбираться из этой кошмарной темницы». Джаро протянул руку, чтобы помочь Гарлету подняться. Гарлет с хриплым воплем вскочил на ноги и набросился на Джаро, никак не ожидавшего такого поведения. Отброшенный назад, Джаро ударился спиной и затылком об стену. Его душили спутанные, вонючие волосы Гарлета, его прижимало к стене покрытое вонючей грязью жилистое тело. Джаро вырывался и морщился, отворачиваясь, чтобы избавиться от налипших на лицо волос и набрать воздуха. Несмотря на цепкую хватку пальцев Гарлета, Джаро удалось оттолкнуть от себя покрытое прогорклым потом тело: «Гарлет! Почему ты дерешься? Я твой брат. Я пришел тебя спасти».

Отдуваясь, Гарлет прислонился к стене; лицо его конвульсивно искажалось: «Я тебя знаю, знаю всю твою жизнь! Когда-то я мог проникать к тебе в душу. Но это было давно, и ты меня выгнал, оставил меня умирать в темноте! Это нехорошо, это подло! Ты жил, как принц, танцуя и греясь в солнечных лучах, впитывая сладостные соки бытия, а я платил за это стонами в непроглядном мраке! А тебе было все равно. Ты не хотел меня слушать! Ты заткнул щель, в которую я подглядывал за твоей чудесной жизнью! Ты ничего мне не оставил!»

«У меня не было другого выхода, — вздохнул Джаро. — Пойдем, пора уходить».

Неподвижно, как слепой, Гарлет смотрел в пространство. Его глаза наполнились слезами: «Зачем уходить? Для меня ничего не осталось. Все мои дни прошли, все золотые дни! Ты никогда и ничем не оплатишь этот долг. Все, что было мне дорого, все, на что я имел право — все погибло! Мне все равно, что бы теперь ни случилось, мне все равно — у меня ничего не осталось».

Джаро попытался придать голосу жизнерадостность: «С этой минуты твоя жизнь изменится к лучшему, ты наверстаешь упущенное. Пойдем, здесь нечего ждать».

Гарлет медленно повернул голову. Глаза его широко раскрылись, зрачки расширились от ненависти: «Я тебя убью — чтобы вся твоя кровь, до последней капли, вытекла туда же, куда стекают нечистоты! Тогда, и только тогда я наверстаю упущенное!»

«Нехорошо так говорить!» — возразил Джаро.

В ответ Гарлет снова набросился на Джаро, схватил его за шею и принялся душить. Оба упали, извиваясь и пинаясь. Тощее тело Гарлета, под вонючим комбинезоном, было костистым и жестким. Он пытался разбить голову Джаро о каменный пол. Напрягаясь, он хрипел: «Я тебя в камеру запру! А потом сяду там, где сидел Шим. Как я ему завидовал, как давно! А теперь я тоже смогу сидеть, как захочу, вставать и ходить, когда захочу! Смогу включать и выключать свет! Смогу есть столько вяленой рыбы, сколько влезет, и никто мне не помешает!»

Джаро защищался, пытаясь предохранить себя от повреждений. Наконец терпение его истощилось, и он крепко заехал Гарлету кулаком по физиономии. Потрясенный, тот сел на пол, растирая щеку: «Зачем ты это сделал?»

«Чтобы привести тебя в чувство, — Джаро поднялся на ноги. — Пожалуйста, не нужно больше на меня бросаться». Он помог Гарлету встать: «Пойдем отсюда поскорее».

Гарлет больше не сопротивлялся — они стали подниматься по лестнице.

На втором подземном этаже Джаро задержался, чтобы перевести дыхание. Гарлет не мог устоять на месте, тревожно поглядывая то на ведущий вверх лестничный пролет, то вниз — туда, откуда они пришли.

«Что ты ищешь?» — спросил Джаро.

«Олег увидит, что я вышел из камеры, и подстережет меня за углом. Он такой, он любит шутки шутить».

«О нем можешь больше не беспокоиться. Ты отдохнул?»

«Мне не нужно отдыхать! В камере я бегал из угла в угол и даже по стенам. Когда-нибудь я забегу по стене так высоко, что прикоснусь ступней к потолку!»

Они поднялись мимо первой подземной комнаты и вышли через арочный проход в вестибюль дворца. Джаро заметил, что Гарлет жмурится.

«Тебе мешает свет?» — спросил он.

«Слишком ярко!»

Джаро прошел по вестибюлю ко входу в большой зал; Гарлет волочил ноги вслед за ним, щурясь и прикрывая глаза ладонью. Вступив в большой зал, Джаро остановился, чтобы понять, что происходит.

Перед судьями стоял и давал показания гричкин в роскошной ливрее мажордома. «Надо полагать, это Оосках», — подумал Джаро. Асрубал, как прежде, сидел в громоздком кресле из темного дерева.

Наклонившись над столом, магистр обращался к мажордому: «Позволь подвести итог твоим показаниям. Слушай внимательно. Если я допущу ошибку, поправь меня. Помни, за намеренное лжесвидетельство тебя отправят в бункер».

Оосках наклонил голову, усмехаясь маленьким бутоном рта: «Я понимаю, ваша честь».

«Хорошо! Вернемся к эпизоду, который мы обсуждали. Асрубал передал тебе ребенка и приказал содержать его в безопасности».

«Так точно, ваша честь! — Оосках говорил высоким звонким голосом, произнося каждое слово, словно это был лакомый кусочек, достойный особого любования. — Он передал ребенка под мою опеку, испытывая жалость и сострадание к несчастному малышу».

«И примерно в это время, по твоим словам, к тебе обратилась одна из колдуний из племени ратиго, выразившая готовность растить и лелеять ребенка. Она явилась, по-видимому, по приглашению Асрубала, и ты удовлетворил ее просьбу. Не так ли?»

«Именно так, ваша честь!»

«И ты больше никогда не видел этого ребенка?»

«Никогда, ваша честь. Я допускал, что его родители вернулись к выполнению своих обязанностей».

Мэйхак заметил прибытие Джаро и подошел ко входу. Джаро указал на Гарлета: «Нашел его на четвертом уровне подземных темниц. Его собирались скормить домовым. Мне пришлось воспрепятствовать этому намерению».

Мэйхак смерил Гарлета взглядом с головы до ног: «Я — твой отец. Много лет я думал, что ты умер».

«Не знаю, что мне думать, — бормотал Гарлет. — Свет жжет глаза».

«Тебе не мешает вымыться и подкрепиться, — заметил Мэйхак. — Но это, конечно, не твоя вина, мы этим займемся как можно скорее».

«Я не хочу возвращаться вниз!»

«Не беспокойся. Там, у стены, сидит Асрубал — человек, бросивший тебя в темницу. Пойдем, посмотрим на него. Уверен, что он не обрадуется встрече». Мэйхак взял Гарлета за руку и повел его по проходу между сиденьями.

Оосках продолжал: «Больше ничего не могу сказать. Время идет своим чередом — кто знает, что ждет нас в будущем?»

Мэйхак и Гарлет встали перед столом, напротив судей. В зале наступила тишина. Плечи Асрубала слегка опустились, он неотрывно смотрел на Гарлета.

Оосках воскликнул высоким, фальшиво-радостным голосом: «Вот он, вот он! Пропавший ребенок! Видите? Он жив и здоров! Возрадуемся — все хорошо, что хорошо кончается!»

Магистр резко спросил: «Что происходит? Объясните судьям свое поведение».

Джаро ответил: «Я скажу вам, что происходит. Когда Асрубал вышел из зала, он приказал гричкину Пуду спуститься на четвертый, нижний уровень подземелья и обеспечить срочное исчезновение Гарлета. Я последовал за гричкином вниз по каменным ступеням, к темнице, где держали Гарлета. Тюремщики выманили Гарлета из камеры и собирались скормить его белым призракам, заключенным в другом отделении. Я вмешался и убил тюремщиков. Мы с Гарлетом поднялись по шестнадцати лестничным пролетам. Его томили в вонючем темном каменном мешке двадцать лет. Нельзя сказать, что Асрубал хорошо с ним обращался».

Магистр посмотрел на Асрубала; тот ответил ничего не выражающим взглядом. Магистр спросил: «Вы хорошо обращались с Гарлетом?»

«Достаточно хорошо».

Магистр повернулся к Гарлету: «Ты находишься в суде, здесь отправляется правосудие. Ты понимаешь, что это значит?»

«Нет. У меня болят глаза — слишком яркий свет».

Магистр приказал конвоирам: «Найдите темные очки и принесите сюда — как можно быстрее!» Он снова обратился к Гарлету: «Когда люди делают неправильные вещи, плохие вещи, их приводят в суд, и если суд определяет, что они совершили преступления, то есть действительно делали плохие вещи, их наказывают».

Гарлет беспокойно щурился, глядя по сторонам: «Когда я разлил воду из миски, Шим перестал давать мне воду. Вы меня накажете? Меня посадят обратно в камеру и мне больше не дадут воды? Я постараюсь больше не разливать воду, я обещаю!»

«Тебя никто не будет наказывать, — вздохнул магистр. — Насколько известно, ты не сделал ничего плохого. Сколько времени ты провел в темноте?»

«Не знаю. Не помню ничего, кроме темноты».

«Взгляни на человека, сидящего в кресле у стены. Ты его знаешь?»

Гарлет обернулся к Асрубалу: «Я видел его три раза. Он спускался в подземелье. Олег выводил меня из камеры и показывал ему. Этот человек смотрел на меня, ничего не говорил и уходил».

Магистр повернулся к Асрубалу: «Вы можете что-нибудь сказать? Вам предоставляется право защищать свои интересы».

«Могу сказать следующее. Инопланетный торгаш и женщина из клана Рейми нанесли мне чудовищный ущерб! Они ограбили меня и похитили документы из управления конторы Лоркина. Я содержал их сына в качестве заложника, ожидая их возвращения в Ромарт. Но они не вернулись — они пренебрегли родительскими обязанностями! Это мелочные люди, лишенные несгибаемого характера. Короче говоря, они отвратительны! Полюбуйтесь на них! Вот сидит отпрыск Тоуна Мэйхака и блудницы из династии Рейми. Он молод и пригож, как ухоженное домашнее животное. Но у этого любимчика судьбы есть непростительный изъян, неизлечимый порок! У него гнилая душа, словно слепленная из мягкого заплесневелого сыра. Те, кто хорошо его знают, не зря называют его «профаном»». Асрубал помолчал, растянув губы в ледяной улыбке. Потрясенный Джаро уставился на него, не веря своим ушам.

Асрубал продолжал: «Давным-давно со мной обошлись самым непростительным образом. Мошенник-чужеземец приехал обвести меня вокруг пальца и разграбить мое добро, пресмыкаясь и унижаясь, чтобы выпросить лицензию. Что мне оставалось делать с этой изворотливой крысой? Я сохранял в неприкосновенности свое рашудо и достоинство клана! Я человек твердый, прямолинейный! Я никогда не отказываюсь от достижения однажды поставленной цели! И в конце концов мошенники дорого заплатили за свои происки. Я познал ни с чем не сравнимую сладость мести. Отпрыск инопланетянина был заточен во мраке. Чужеземца выдали локлорам. Я выследил женщину из рода Рейми до Пойнт-Экстаза и строго наказал ее, внушив ей такой ужас, что она предпочла смерть допросу — тем более, что она прекрасно знала, что я задушу ее сына собственными руками у нее на глазах!

Я наслаждался победами много лет — никто не может отнять у меня эту радость. Даже сейчас у моих врагов душа уходит в пятки, когда я на них смотрю! Убейте меня, если хотите — все люди умирают. Но в моем случае равновесие было восстановлено заранее! И кого следует винить в первую очередь? Кого, как не Тоуна Мэйхака, отца-предателя, никогда не вернувшегося к потерянному сыну? Вот ответ на все ваши вопросы: двадцать лет сын провел в темноте, заплатив сполна за алчность отца и воровство матери! Таково торжество кармы в битве жизни! Такова ирония судьбы! Пусть теперь отец сидит, изображая оскорбленное достоинство — у него его нет и никогда не было! — пусть сидит прямо над вонючей дырой, где его сын провел всю свою жизнь! Этот человек — чужеземец, он недостоин даже презрения».

Магистр поднял руку: «Довольно, Асрубал! Вы достаточно себя опозорили. Сегодня из-за вас нам будут сниться кошмары. И поделом — мы должны были давно понять, какую змею пригрели у себя на груди. Барванг дин-Урд, вы осмелитесь просить суд о милосердии к вашему родственнику?»

Барванг, безвольно развалившийся на стуле, пробормотал: «Мне нечего сказать, ваша честь».

«В таком случае заседание Судейской коллегии распущено. Через неделю преступнику будет вынесен приговор. Конвоиры! Наденьте на заключенного кандалы и заключите его в темницу — так, чтобы до него не добрались призраки. Приносите ему хлеб и воду; не говорите с ним и не пускайте к нему никаких посетителей».

«Что будет с Ооскахом?» — поинтересовался юстициар Морлок.

Председатель суда едва заметно пожал плечами: «Скорее всего, мажордом не хуже и не лучше любого другого гричкина. Тем не менее, он способствовал тяжкому преступлению и лжесвидетельствовал в суде. Конвоиры! Отведите Ооскаха в Фондамент, задушите его проволочной петлей и сбросьте его тело в бункер».

Оосках обмяк на стуле, как начинающий оплывать манекен из теплого воска. Два конвоира подняли мажордома под руки и вытащили из зала, волоча по паркету его безвольно подергивающиеся ноги.

Магистр встал: «Все, на сегодня хватит! Мы устали от этого разбирательства, оно еще долго будет тяжким бременем лежать на нашей совести. Через неделю будет объявлен приговор».