Прошло три дня, и встреча с Лиссель на Суматошной попойке начала стираться из памяти Джаро. Вечером четвертого дня, однако, когда Джаро возвращался из Лицея, Лиссель догнала его: «Джаро! Ты проходишь мимо и даже меня не замечаешь?»

Джаро несколько раз решительно обещал себе не связываться с Лиссель, но теперь, к собственному удивлению, выпалил: «Если бы я тебя заметил, то, конечно же, не прошел бы мимо!» Обещать себе разные вещи легко; сдерживать такие обещания гораздо труднее.

Сегодня на Лиссель было простое темно-синее платье с белым воротничком. Она спросила: «Почему ты так на меня смотришь?»

«Я размышляю».

«Даже так? О чем?»

«Думаю, что мне следовало бы сказать: «Добрый вечер, Лиссель! До свидания, Лиссель!»»

Лиссель подошла ближе и указала на небо: «Смотри! Солнце светит в безоблачном небе! Я не какая-нибудь кровожадная хищница с оскаленными клыками. Почему бы нам не поговорить по-человечески?»

«Разумеется. Как тебе будет угодно».

Лиссель быстро посмотрела по сторонам, убедилась, что на дворе перед Лицеем никого нет, и взяла Джаро под руку: «Пойдем куда-нибудь. Здесь все всё замечают, и слухи расползаются мгновенно».

Джаро не слишком охотно позволил себя увести.

«Заглянем в «Старую берлогу», — предложила Лиссель. — Еще не поздно — сейчас там тихо, и мы сможем поговорить».

В «Старой берлоге» они нашли свободный столик на террасе, открывавшейся на задний двор, в тени трех древних олив, скрученными ветвями образовавших нечто вроде лиственной беседки. Официантка принесла им по кружке фруктового пунша. Джаро молча сидел, наблюдая за сменой выражений на подвижной физиономии Лиссель. Через некоторое время девушка потеряла терпение и наклонилась к нему: «Я давно ждала возможности с тобой поговорить».

«Теперь у тебя есть такая возможность! Я тебя слушаю».

Лиссель скорчила печальную гримасу: «По-моему, ты не принимаешь меня всерьез».

«Само собой. О чем ты хотела поговорить?»

Лиссель притворилась обиженной: «О тебе — главным образом».

Джаро рассмеялся: «Зачем меня обсуждать?»

«Ну, например, я слышала, что твое детство окружено какой-то тайной, и что Фаты, на самом деле — не твои родители».

«Это действительно так. Когда мне было шесть лет, меня собирались забить до смерти скучающие хулиганы, и Фаты спасли мне жизнь. Это было на другой планете, где они проводили исследования. Они вернулись со мной на Галлингейл и усыновили меня. Вот и вся моя биография».

«Не может быть, чтобы этим ограничивались твои воспоминания!»

«Нет, конечно. Но остальное — довольно сложная история».

«И ты не помнишь настоящих родителей?»

«Нет. Надеюсь, в один прекрасный день мне удастся что-нибудь о них узнать».

Лиссель явно интересовалась его происхождением: «Может быть, ты родился наследником высокопоставленной или высокородной семьи? Не знаю, как называют весомость и престиж на других планетах».

«Все может быть».

«И поэтому ты хочешь стать астронавтом?»

«Отчасти».

«Что, если ты отправишься в космос, но никогда не найдешь то, что искал?»

Джаро пожал плечами: «Не я первый, не я последний».

Лиссель отхлебнула немного фруктового пунша: «Значит, ты можешь улететь с Галлингейла и не вернуться?»

Джаро смотрел на вечереющее небо сквозь листву олив, пытаясь представить себе будущее. Наконец он сказал: «В любом случае я вернусь в Приют Сильфид — хотя бы для того, чтобы навестить родителей».

Лиссель прикусила нижнюю губу: «Возможно, Фаты предпочтут жить где-нибудь в другом месте, а не в скрипучем старом доме».

Джаро покачал головой: «На самом деле они не хотят никуда переезжать. В этом мы вполне согласны».

«И все же, это невозможно предсказать с уверенностью. Мнения людей меняются со временем».

«В той мере, в какой это зависит от меня, Приют Сильфид останется моим домом. На прошлой неделе какой-то скользкий тип, торговец недвижимостью, пытался всучить Фатам коттедж размером со спичечный коробок — где-то в районе Каттерлайн. Он явно вел себя, как последний мошенник, и Хильер только над ним посмеялся».

Лиссель поморщилась: «Твоему отцу не следует судить о людях опрометчиво. Этот агент вполне мог предлагать добросовестную сделку».

«Опять же, все возможно».

Лиссель взяла его за руку — Джаро ощутил пожатие пальцев: «Гораздо лучше относиться к людям с доверием. Я хотела бы, чтобы ты воспитывал в себе такое отношение, чтобы ты мог с сочувствием отнестись ко мне и помочь мне в решении моих проблем».

Джаро осторожно высвободил руку: «Я предпочел бы сочувствовать на некотором расстоянии, чтобы не брать на себя преждевременно лишние обязательства».

Уголки рта Лиссель скорбно опустились: «А я думала, что ты не прочь со мной подружиться!»

Джаро усмехнулся: «Подружиться-то я с тобой не прочь — но, по-видимому, мы по-разному понимаем сущность дружеских взаимоотношений».

«В дружбе нет ничего плохого», — осторожно высказалась Лиссель.

«Разумеется, нет. Но настоящие друзья не боятся показываться на вечеринках вместе, а нам приходится прятаться в «Старой берлоге» только для того, чтобы поговорить».

Лиссель, судя по всему, колебалась, пытаясь принять какое-то решение: «Все это не так уж важно! Если ты будешь вести себя хорошо и поможешь осуществить мои планы, мы сможем оставаться друзьями». И она робко прибавила: «В какой-то степени».

«Позволь мне внести ясность в положение вещей, — сказал Джаро. — Твое присутствие оказывает на меня сильное влияние. Это влияние вызывает обильное выделение гормонов, циркулирующих в крови; от этого у меня кружится голова, и мне хочется тебя схватить, сжать покрепче и затащить в постель. Дружба при этом отодвигается на второй план».

«Такая перспектива нецелесообразна! — решительно ответила Лиссель. — Если бы я ожидала, что меня схватят, сожмут покрепче и затащат в постель, я опасалась бы за свою репутацию. Кроме того, я упрекнула бы виновника в пренебрежении моими желаниями — даже если бы виновником оказался ты».

«В таком случае... — Джаро сделал жест рукой, выражавший фаталистическую покорность судьбе. — В таком случае наши отношения бесперспективны».

«Ты слишком быстро сдаешься, — насупившись, заметила Лиссель. — Это почти оскорбительно! При том, что я хотела пригласить тебя на Парад Цветов! Я упоминала об этом на Суматошной попойке, разве ты не помнишь?»

«Нет, не помню».

«Парад Цветов — садовая вечеринка «Уклонистов». Я хотела бы, чтобы ты на ней присутствовал. Тебе там понравится — вокруг будет бесконечное множество цветов!»

«При чем тут я? Я не уклонист, я никто. Меня не пропустят дальше первого одуванчика. Кроме того, если меня заметит Ханафер, он снова начнет вопить и обзывать меня пронырой».

«Неважно! Ты придешь по моему личному приглашению — все это не так уж официально, не беспокойся. Меня выбрали в комитет фестиваля, и мы хотим, чтобы это был самый великолепный праздник сезона. Мы устроим целые каскады цветов! Всем будут подавать большие чугунные кружки, наполненные до краев пурпурной «Граденцией»! И, конечно же, не нужно оркестра — мы хотим, чтобы ты нарядился парковым сатиром и бродил среди гуляющих, играя веселые мелодии на суаноле».

«Ты хочешь, чтобы я нарядился сатиром?» — не веря своим ушам, вполголоса спросил Джаро.

«Ничего страшного! Мы уже придумали подходящий костюм: он ужасно смешной, с цилиндром набекрень, зелеными панталонами и потешным овечьим хвостиком, пришитым сзади — ну, там, где обычно пришивают хвосты, — Лиссель хихикнула. — Хвостик соединен проволокой с коленом; когда ты начнешь прыгать, подбрасывая колени, хвостик будет болтаться из стороны в сторону. Забавно, как ты думаешь?»

Джаро ошеломленно смотрел на собеседницу. Лиссель щебетала, как ни в чем не бывало: «А я наряжусь голубым дьяволенком в синих кружевных тапочках. Настоящим костюмом это назвать трудно — он почти ничего не скрывает — но на Параде Цветов определенная смелость не помешает. По сути дела, таков стиль «Уклонистов»! Кроме «Граденции», будут подавать шербет из титилантуса в вазочках из подлинного молочного стекла! А еще выставят целый чан самогона, приготовленного по особому рецепту специально для Парада Цветов — он называется «Флеррийская Забамба». Говорят, его дали попробовать Яшеру Фаркинбеку, и он здорово наклюкался. Тебе это пойло тоже понравится, вот увидишь!»

Наклонившись над столом, Джаро взял ее за руки: «Лиссель, тебе предстоит пронаблюдать взрывообразную аннигиляцию двух антагонистических представлений о садовой вечеринке».

«Не понимаю».

«Другими словами, существуют два варианта одной и той же вечеринки. Они несовместимы — если ты выберешь один, другой отменяется».

«Зачем из всего делать какую-то мелодраму и выражаться напыщенными фразами? — Лиссель пыталась высвободиться. — Ты выглядишь так мрачно! Пусти меня!»

Джаро отпустил ее: «Позволь мне рассказать о двух вечеринках. Первая — несомненный успех, торжество! Под безоблачным небом подают замечательные напитки. Парковый сатир всех развеселил своими наигрышами, кривлянием и прыжками. Ханафер Глакеншоу доволен. Яшер Фаркинбек наклюкался. Лиссель Биннок сияет: ее красота соблазнила каждого юношу и вызвала ревность у каждой девушки».

«Замечательно! — закатила глаза Лиссель. — Можешь не продолжать — я выбираю именно такой Парад Цветов!»

«Подожди! Теперь я расскажу о второй версии того же праздника. На этот Парад Цветов ты прибываешь в моем сопровождении, и мы одеты в похожие костюмы. Ты носишь мою суанолу, а я могу на ней играть или не играть, в зависимости от настроения — может быть, у меня возникнет такое желание после нескольких глотков «Флеррийской Забамбы». Мы проведем вечер вместе, а затем, с наступлением темноты, удалимся в ночную мглу. У нас останутся самые приятные воспоминания об этой вечеринке и друг о друге».

Джаро прервался, но Лиссель произнесла ни слова — она пребывала в замешательстве.

Джаро продолжил: «Если ты выберешь один вариант вечеринки, другой исчезнет. Например, если ты выберешь первый вариант, сатир сыграет все, что от него требуется, ему заплатят, и он вернется к себе домой. Но этим сатиром, конечно же, не буду я».

«Ты шутишь!»

«Никаких шуток — выбирай».

«Второй вариант — полная бессмыслица! Твоя затея закончится провалом — ни в коем случае не стану в ней участвовать!»

Джаро поднялся на ноги: «В таком случае больше не о чем говорить. Я пойду домой». Он направился к выходу. Через несколько секунд Лиссель догнала его бегом, схватила за руку и остановила: «Разве можно быть таким обидчивым? Ты ведешь себя просто неприлично!»

«А ты ведешь себя просто оскорбительно! Ты меня гипнотизируешь и соблазняешь только для того, чтобы нарядить меня сатиром всем на посмешище и заставить меня бесплатно развлекать публику игрой на суаноле. При том, что на самом деле я тебе даже не нравлюсь».

Лиссель заглянула Джаро в глаза, придвинувшись поближе: «Ты обвиняешь меня в том, чего у меня и в мыслях не было! А на самом деле это ты притворялся, что мной интересуешься!»

Джаро вытянул руку: «Смотри! Видишь, как дрожит моя рука? Мне приходится подавлять животные инстинкты. В них нет никакого притворства».

Лиссель ухмыльнулась и поежилась, словно по всему ее телу пробежала электрическая волна удовольствия: «Постольку, поскольку ты меня слушаешься, я не возражаю против твоих инстинктов. По сути дела, мне нравится такая реакция — она придает мне ощущение неотразимости».

«Меня все это заставляет нервничать впустую, я уже устал. Игра закончена — мне пора домой». Но Джаро все еще не уходил: «Не совсем понятно, однако, чего ты на самом деле от меня хочешь? И как далеко ты готова зайти, чтобы получить то, чего хочешь?»

Лиссель положила ладони ему на плечи: «Я ошиблась, признаюсь!» Она почти прижалась к нему — Джаро ощутил прикосновение ее груди. Джаро знал, что ему следовало отступить на шаг и выйти из «Старой берлоги», но ноги не слушались его.

«Скажи правду!» — потребовал он.

Лиссель скорчила гримасу: «Какую правду? Главная правда — в том, что я хочу всего! Но я не знаю, как этого добиться, как вообще чего-нибудь добиться. Я запуталась». Она помолчала, после чего тихо сказала — скорее обращаясь к себе, нежели к Джаро: «Я не смею. Вся моя весомость будет потеряна, если нас обнаружат».

Джаро начал отстраняться: «Не хочу больше никаких интриг и не хочу тебя позорить. Поэтому...»

Тишину таверны нарушили гулкие громкие голоса. Обернувшись, Джаро заметил Ханафера Глакеншоу с двумя приятелями — тяжеловесным неуклюжим Алмером Кульпом и поджарым, хищно озирающимся Лонасом Фанчетто.

Руки Лиссель упали с плеч Джаро, она поспешно отступила от него. Ханафер воскликнул, звонко и торжествующе: «А, мне сказали, что ты здесь — вместе с этим потасканным туфтяком!»

«Ты ведешь себя неприлично! — возмутилась Лиссель. — Убирайся отсюда немедленно!»

«Что неприличного в том, чтобы называть вещи своими именами? Проклятого туфтяка давно пора поставить на место».

«Ты не знаешь, о чем говоришь. Джаро — вежливый и талантливый человек, он умеет себя вести гораздо лучше тебя. Слушай меня внимательно! Я пригласила его на Парад Цветов. В связи с приглашением ему условно присвоен статус «уклониста», так что не называй его больше пронырой».

«Конечно, он проныра, кто еще? — взревел Ханафер. — Разве он не профан? Как он может быть «уклонистом», даже условно?»

«Я в организационном комитете и могу назначать кого угодно кем угодно!»

«Только не профана! Это вопиющее нарушение правил, доказывающее, что он пытается к нам втереться, не заслужив никакого статуса! Проныра!» Ханафер резко повернулся к Джаро: «Позволь мне кое-что тебе посоветовать. Держись подальше от Парада Цветов. Нам не нужны на вечеринках беспардонные выскочки, проныры и холуи. Не для того мы тратим столько времени и сил, карабкаясь вверх по ступеням клубной иерархии, чтобы каждый мерзкий профан смотрел на нас сверху вниз и ухмылялся! Вот так — ты меня слышал. Что ты на это скажешь?»

«Ханафер, перестань приставать к Джаро! — воскликнула Лиссель. — Ты ведешь себя, как последний дурак, мне это не нравится! Если ты будешь продолжать в том же духе, мы поссоримся!»

Лицо Ханафера исказилось: «Это ты ведешь себя, как последняя дура — стоишь тут и позволяешь себя лапать этому выскочке! Неужели ты не понимаешь, что он — проныра? Отвратительно!»

«Научись сдержанности, Ханафер! — протестовала Лиссель. — Вспыльчивость тебе не к лицу и ни к чему хорошему не приведет».

Ханафер не слушал ее — он впился горящими глазами в лицо Джаро: «Так что же, профан? Мы друг друга понимаем или нет? Ты все еще собираешься выпендриваться на Параде Цветов и втираться куда не следует — или будешь вести себя, как положено жалкому сопляку и профану?»

Джаро не мог подыскать слова. Сложилась затруднительная ситуация. Он не испытывал ни малейшего желания участвовать в Параде Цветов, и ему не хотелось драться с Ханафером — тяжелым, сильным и подлым увальнем, вполне способным его отколотить. Кроме того, общественное мнение было на стороне Ханафера: никому из клубных карьеристов не нравились проныры, а статус Джаро в качестве «условного уклониста» был неубедителен. Тем не менее, Джаро чувствовал, что не может покорно подчиниться требованиям Ханафера и сохранить при этом самоуважение. Вопреки всякой логике, наклонностям и элементарному здравому смыслу, Джаро сказал: «Я приду, куда захочу — и тебе придется это терпеть».

Ханафер медленно шагнул вперед: «Так ты намерен появиться на Параде Цветов?»

«Не твое дело. Мои намерения тебя не касаются».

«Еще как касаются! Если мы не будем сдерживать проныр, статус потеряет всякое значение».

Лиссель вмешалась: «Джаро придет, потому что я пригласила его меня сопровождать! Отстань от него сейчас же!»

Ханафер удивленно уставился на нее: «Мы же договорились, кажется, что тебя сопровождать буду я? Ты еще напомнила мне не забыть нарядиться пунцовым мошенником!»

«Я передумала. На мне будет костюм голубого дьяволенка, а синие тона с плохо сочетаются с красными».

Ханафер подал знак приятелям: «Возьмите этого выскочку за руки да за ноги и выбросьте его на улицу! Если я начну этим заниматься, не знаю, смогу ли я вовремя остановиться».

Лонас и Алмер приблизились — Алмер лениво расправил сутулые массивные плечи; Лонас вытянул костлявую руку, хватая воздух длинными тонкими пальцами, напоминавшими жвала насекомых — очевидно, таким образом он надеялся напугать Джаро и заставить его поспешно удалиться.

Появился хозяин заведения: «Прекратите, довольно! Вы еще мне будете тут потасовки устраивать! Сейчас вызову дружинников, будете знать!» Он повернулся к Джаро: «А вам, молодой человек, лучше было бы уйти подобру-поздорову».

Джаро пожал плечами и удалился.

Лиссель встала перед Ханафером, яростно сжимая кулаки: «Ты ведешь себя, как деревенский хам! Мне за тебя стыдно!»

«Мне-то как раз нечего стыдиться! — не менее яростно возразил Ханафер. — Ты сама сказала, что я тебя буду сопровождать на Параде Цветов, и что потом мы отужинаем в ресторане «Седьмая миля»!».

«Никогда на это не соглашалась, а если мы об этом и говорили, то это были всего лишь предварительные планы».

«И что же — теперь ты завалишься на Парад с пронырой под руку?»

Лиссель с достоинством выпрямилась: «Когда мне потребуется твой совет, я дам тебе знать. А до тех пор, будь так добр, держи свои мнения при себе».

«Да-да, разумеется. Как тебе угодно!» — Ханафер развернулся на каблуках и промаршировал вон из «Старой берлоги» в сопровождении обоих приятелей.