На той же неделе Джаро вернулся к учебе. Его волосы еще не отросли настолько, чтобы их можно было ровно подстричь. Он по возможности зачесывал их назад, но не мог покорить отдельные упрямые пучки или скрыть оставшиеся от ушибов проплешины, где волосы не желали расти достаточно быстро.
«Неважно! — говорил он себе и посещал занятия, не обращая внимания на пристальные взгляды других студентов. — Через пару дней их внимание отвлечется, и они больше не будут меня замечать». Тем временем ему оставалось только бесстрастно выносить позор.
Джаро вышел из кафетерия с подносом в руках, чтобы закусить, сидя на скамье где-нибудь в углу двора перед Лицеем. Появилась Лиссель. Сначала она сделала вид, что его не замечает, но потом передумала и подошла, чтобы смерить его взглядом с головы до ног. «Гм! — сказала она. — Здорово тебя отделали».
«С прилежанием и усердием», — согласился Джаро.
Лиссель внимательно наблюдала за выражением его лица: «Ты, кажется, в прекрасном настроении. Удивительно! Ты не обижаешься?»
«В жизни всякое бывает. К таким вещам следует относиться по-философски».
«Неужели ты не понимаешь? Из тебя сделали пример, — в певучем голосе Лиссель чувствовалось с трудом сдерживаемое веселье. — Тебя выставили на посмеяние, ты опозорен».
Джаро пожал плечами: «Я не заметил».
Лиссель огорчилась: «На мне все это тоже плохо отразилось. Все мои планы сорваны». Она бросила на него лукавый взгляд искоса: «Если, конечно, ты мне не поможешь, как обещал».
Джаро не мог поверить своим ушам: «О чем ты говоришь? Я ничего тебе не обещал. Ты принимаешь меня за кого-то другого».
Лиссель разозлилась: «Ты сказал, что я тебя обворожила и загипнотизировала! Ты показывал, как у тебя руки дрожат от страсти. Это был ты, Джаро Фат, и никто другой!»
Джаро печально кивнул: «Помню нечто в этом роде. Но это было давно и прошло».
Лицо Лиссель Биннок окаменело — настолько, что стало непривлекательным: «Значит, ты мне не поможешь?»
«Скорее всего, нет — даже если бы я знал, чего ты хочешь».
Лиссель широко раскрыла глаза, словно увидела Джаро таким, каким он еще никогда не был. Рот ее покривился, слова срывались с языка против воли: «Да уж, ты особенный, Джаро Фат, других таких нет! Расхаживаешь по Лицею, усмехаясь и поднимая брови, словно одному тебе известны какие-то мелочные постыдные секреты. А на самом деле ты побитая собака, поджимающая хвост, виляющая задом и подобострастно заглядывающая в глаза, чтобы ее больше не колотили!»
Джаро поморщился и даже поежился, слегка расправив плечи: «Надеюсь, в один прекрасный день я буду все это вспоминать с улыбкой».
Лиссель не слышала его. Голос ее стал крикливым и резким: «Ты не вызываешь ни малейшего сочувствия, показываясь на людях в таком виде! По сути дела, никто не понимает, что ты тут делаешь! Для тебя лучше всего было бы собрать учебники и убраться восвояси!»
«Это было бы глупо! Следующее занятие начинается через десять минут. Если бы мне не нужно было заниматься, меня бы тут не было».
«И тебя нисколько не беспокоит, что все на тебя смотрят? — презрительно спросила Лиссель. — Тебя нисколько не беспокоит, что о тебе думают?»
«Можно сказать и так».
На двор Лицея вышел Ханафер Глакеншоу. На некоторое время он задержался в величественной позе, расправив плечи, расставив ноги, сложив руки за спиной; плотно завитые кудри его золотистых волос блестели в солнечных лучах. Затем он медленно повернул голову — сначала направо, потом налево — чтобы все могли полюбоваться его благородным профилем. Заметив Джаро в обществе Лиссель, он нахмурился и медленно приблизился к ним походкой, не сулившей ничего хорошего. Остановившись в двух шагах, он свысока воззрился на Джаро: «Как я вижу, ты снова здесь и снова лезешь не в свои дела».
Джаро ничего не ответил. Бросив многозначительный взгляд в сторону Лиссель, Ханафер продолжил: «Ходят слухи, что тебя предупредили не пастись там, куда тебя не приглашали и куда тебе вход воспрещен».
«Вполне обоснованные слухи, — подтвердил Джаро. — Такое предупреждение имело место».
Ханафер указал на Лиссель кивком головы: «И все равно ты взялся за прежнее, суешь пронырливый нос туда, где профанов не приветствуют. Ты что, не понимаешь, куда ветер дует?»
«Ханафер, обойдемся без грубостей, — сказала Лиссель. — Джаро не имеет в виду ничего плохого».
«Да уж, бедняжка! — развел руками Ханафер. — Он у нас вообще ничего не имеет в виду, только и умеет, что трусовато ухмыляться и облизываться. Про него можно говорить все, что угодно, он даже не обижается. Профан! Общайся с себе подобными и оставь в покое всех остальных! Слышишь, что тебе говорят?»
«Ханафер, ты скандалишь, как деревенщина!» — с отвращением обронила Лиссель.
«Ну и что? Почему бы не позабавиться? С него, как с гуся вода!»
«Неправда! — прервал молчание Джаро. — Я все слышу и все запоминаю. Меня раздражает происходящее, но в данный момент я не хочу раздражаться попусту. Спешить некуда».
«Ты, наверное, спятил — несешь какую-то чушь. Впрочем, это меня устраивает: будь психом, сколько тебе влезет, но не вздумай быть пронырой, этого я не потерплю!»
Прозвучал звонок. Ханафер взял было Лиссель за руку, но та увернулась и побежала по двору к Лицею; Ханафер угрюмо прошествовал за ней.
Джаро посмотрел им вслед, взял со скамьи учебники и отправился на занятие.