Семестр кончился через два месяца. Во время зимних каникул Хильер и Альтея отправились в непродолжительную экспедицию на острова Баньик планеты Лахме-Верде, чтобы записать и документально проанализировать выступления так называемых «тимангезских» оркестров, состоявших из мягко позвякивающих водяных колокольчиков, звуковых блесток и вибрирующих гонгов, создававших эластичный ритм послезвучания. Некоторые слушатели сравнивали тимангезскую музыку с шумом набегающих и отступающих волн прибоя; другие называли ее «полуденными снами Пасифаи, богини музыки». На планете Лахме-Верде каждая деревня содержала оркестр, а то и несколько оркестров, и почти все местные жители либо изготовляли какие-нибудь изысканные инструменты, либо играли на них.

Тимангезская музыка давно не поддавалась музыковедческому анализу, и супруги Фаты решительно намеревались применить новые теоретические принципы в отношении роскошных текстур звука, на полное понимание которых не претендовали даже сами исполнители-островитяне.

Тем временем Джаро затрачивал всю энергию, практикуясь в применении приемов, демонстрируемых Гэйнгом Нейтцбеком. Джаро проявлял нетерпение и постоянно требовал разъяснения новых упражнений, новых последовательностей движений, новой тактики. Нейтцбек не уступал, однако, пока Джаро не доводил до совершенства пройденный материал. «Ты достаточно быстро продвигаешься, — говорил он. — Не хочу, чтобы ты надорвался».

«Не надорвусь! — утверждал Джаро. — У меня такое чувство, что я родился, чтобы драться. Мне все время не хватает разнообразия, и я не остановлюсь, пока не выучу все существующие приемы».

«Не получится, — заверил его Гэйнг. — Некоторым системам рукопашной схватки тысячи лет. Нынче каждый профессиональный боец считает, что превзошел быстротой и ловкостью древних мастеров. Я тоже так думал. Судя по всему, однако, я ошибался».

«Но все-таки я чему-то уже научился?»

«У тебя неплохо получается. До сих пор мы ограничивались относительно простыми приемами — никакой акробатики, никаких экзотических уловок».

«А когда мы ими займемся?»

«Когда у тебя разовьется мускулатура и твой организм привыкнет к новому режиму. К тому времени, когда ты закончишь курс — или даже раньше — ты уже будешь достаточно уверен в себе. Тем временем продолжай методично практиковаться. В конце концов, нам некуда спешить».

«Возможно, спешить придется, — возразил Джаро. — Начинается последний семестр в Лицее. Не знаю, что будет, когда я получу диплом. Фаты не расскажут, где они меня нашли, пока я не закончу Институт».

«Разве они не ведут журналы или дневники с описаниями исследований и экспедиций?» — спросил Нейтцбек.

«Думаю, что ведут — но они их прячут, чтобы я их не нашел. Они обещают, что я узнáю все, что им известно, как только получу ученую степень, но у меня нет никакого желания ждать так долго».

Гэйнг Нейтцбек пожал тяжелыми плечами: «Вернемся к тренировке. Сосредоточься на чем-нибудь достижимом и определенном».

В Лицее начался весенний семестр. Успеваемость Джаро настолько повысилась, что его перевели в особую категорию студентов, которым разрешалось самостоятельно выбирать курсы и определять почти все свое расписание. Джаро предпочитал заниматься дома, еженедельно сдавая зачеты преподавателям с помощью телеэкрана. Это позволило ему еще больше сосредоточиться на все более напряженных упражнениях, предписанных Нейтцбеком. Он уже замечал в себе изменения. Его плечи расправились, грудная клетка расширилась. Торс, бедра и ягодицы стали жесткими, как дубленая кожа. Кисти, руки и предплечья теперь были словно оплетены жилами, даже кости стали плотнее и тяжелее. Джаро приступил к изучению сложных последовательностей боевых приемов, в том числе так называемых «экзотических», бесконтрольное применение каковых могло нанести серьезные увечья противнику. Гэйнг Нейтцбек настаивал, превыше всего, на скорости, точности и равновесии — как всегда, он не позволял Джаро переходить к изучению новой тактики ближнего боя, пока пройденный материал не становился столь же привычным и автоматическим, как ходьба.

Однажды Нейтцбек сказал ему: «Теперь ты уже прочно на третьем уровне, что само по себе — незаурядное достижение. Есть другие, более высокие уровни; кроме того, техника рукопашной схватки разветвляется на сотни специализированных школ, в настоящее время нас не интересующих. Специалисты умеют применять отвлекающие и устрашающие звуки, обманывающие зрение иллюзии, ядовитые и парализующие порошки и аэрозоли, ослепляющие вспышки, миниатюрное потайное оружие и тому подобное. Способам умерщвления несть числа. В данный момент, однако, тебе лучше придерживаться основной техники, позволяющей обезоруживать противника и выводить его из строя без применения вспомогательных средств. Тебе еще многому предстоит научиться — хотя, конечно, ты уже не новичок. Если хочешь, надувайся самодовольством, пока не лопнешь».

Джаро только ухмыльнулся и продолжал упражняться.

В тот же день Хильер, вернувшись домой, сообщил новости, полученные им в Управлении земельной регистрации. Усаживаясь за стол, чтобы выпить чаю, он поделился сведениями с женой и сыном: «Вы помните, что старое ранчо «Желтая птица», к югу от нашего участка, принадлежало Клуа Хутценрайтеру?»

«Разумеется», — кивнула Альтея.

«Именно так. Несколько лет тому назад декан продал эту недвижимость синдикату «Фидоль комбайн». Сегодня мне нужно было зайти в земельное управление, и я из чистого любопытства заглянул в кадастр «Фидоля». Оказалось, что большинство акций этого синдиката принадлежит Гильфонгу Рюту, эксцентричному миллионеру и члену клуба «Валь-Верде». Двадцать процентов «Фидоля» удерживает Форби Мильдун, агент по продаже недвижимости. Тот самый Мильдун, пытавшийся сбыть нам коттедж в Каттерлайне. Все это заставило меня задуматься. Я навел кое-какие справки; говорят, что Рют любит красоваться необычными пристрастиями и проявляет склонность к рискованному вложению капитала — как на Галлингейле, так и на других планетах».

«Зачем ему понадобилась «Желтая птица»? — поинтересовалась Альтея. — Это дикая местность, почти такая же, как наша земля, только там нет таких красивых видов».

«Ходят всевозможные слухи, хотя смысла в них немного. При мне упомянули о том, что на территории ранчо якобы планируется строительство роскошного жилого комплекса, где смогут жить только Семпитерналы. Рют хочет стать Семпитерналом, но ни один из трех высших клубов не желает его принимать. Он слишком пренебрегает условностями, чтобы стать «устричным кексом». «Лохмачи» считают, что у него чрезмерно властный характер. А заявок на членство в клубе «Кванторсов» накопилось столько, что ждать очереди приходится на протяжении трех поколений. По-видимому, Рют надеется втереться в круг Семпитерналов как владелец построенного исключительно для них городка загородных вилл или чего-то в этом роде».

«Здесь что-то не так, — покачала головой Альтея. — Как он может стать Семпитерналом, если ни один из трех клубов его не приглашал?»

Хильер пожал плечами: «Как-нибудь просочится — посредством осмоса, надо полагать. Короче говоря, у меня нет ни малейшего представления о том, что происходит по соседству. Скорее всего, все это выдумки».

Джаро вдруг вспомнил: «Форби Мильдун? Он приходится дядей Лиссель Биннок. У Рюта роскошная космическая яхта; она стоит в ангаре терминала, и он никогда ей не пользуется. Лиссель говорила мне, что Мильдун хочет купить эту яхту, но Рют заламывает невероятную цену».

«Надо полагать, на самом деле он не хочет с ней расставаться», — заключил Хильер.

Джаро занялся учебой, а Хильер и Альтея погрузились в изучение справочной литературы, чтобы разузнать что-нибудь о планете Юшант, где во время летних каникул они намеревались принять участие в Ойкуменическом конгрессе эстетических философов. За ужином они спросили Джаро, не хочет ли он поехать вместе с ними. «Юшант — изумительная планета! — заявила Альтея. — Говорят, ее обитатели придерживаются системы ценностей, воспитывающей максимальную чувствительность к впечатлениям бытия. Методика сознательного восприятия становится уже не дисциплиной, а чем-то вроде искусства».

«Не забывай, что, если ты намерен — в соответствии с нашими рекомендациями — работать над получением ученой степени в сфере эстетической философии, участие в Ойкуменическом конгрессе может оказаться для тебя чрезвычайно поучительным», — прибавил Хильер.

«Даже если доклады тебя не заинтересуют, ты сможешь завязать полезные связи», — вторила мужу Альтея.

Хильер мудро кивнул: «Мы будем находиться в среде известнейших авторитетов, представляющих самые различные дисциплины — антропологов, изучающих развитие первых поселений на бесчисленных планетах, эстетических аналитиков, философов-культурологов, специалистов по сравнительному искусствоведению и параллельной феноменологии, а также символогов — таких, как мы. Даже декан Хутценрайтер прибудет собственной персоной. Вдохновляющая возможность обмена опытом!»

«Я подумаю, — пообещал Джаро. — В данный момент я настолько занят, что у меня ни на что не остается времени, кроме подготовки к экзаменам и боевых упражнений».

«Хмф! — фыркнул Хильер. — Как долго ты собираешься заниматься этими пинками и зуботычинами?»

Альтея язвительно ответила за сына: «До тех пор, пока он не сможет искалечить одним прикосновением пальца какого-нибудь ничего не подозревающего прохожего».

Джаро рассмеялся: «Это очень просто. Если ты хочешь, чтобы я кого-нибудь искалечил, тебе достаточно только назвать этого человека».

«Шутки шутками, — вмешался Хильер, — но должен же быть какой-то предел!»

«Должен быть, — согласился Джаро. — На сегодняшний день я одолел примерно половину курса. Это очень увлекательно — чем дольше я учусь, тем больше мне хочется знать»

«Надеюсь, что от твоей неутолимой страсти к познаниям что-нибудь останется и на долю Института», — иронически отозвался Хильер.