Когда Джаро позвонил Лиссель после обеда, она отвечала медленно и неохотно, словно внутренне преодолевая ряд непредвиденных осложнений.

«У нас полный переполох, — уныло сообщила Лиссель. — Дядю Форби никто не может найти — по-видимому, он на каком-то важном совещании, но никто не знает, когда он освободится. Бабушка в бешенстве, мы все ходим вокруг нее на цыпочках». С учетом сложившихся обстоятельств, пояснила далее Лиссель, на концерте Джаро должен был ограничить общение с ее родственниками исключительно формальным присутствием.

«Под «сложившимися обстоятельствами» ты имеешь в виду настроение твоей бабки?»

«Боюсь, что так. Тетушка Дульси взяла на себя приготовления к ужину, но бабушку ее приготовления не устраивают, и теперь тетушка тоже в бешенстве, потому что ей придется все менять. Но концерт состоится — то есть мои обязательства перед тобой можно считать выполненными».

Джаро не понял: «О каких обязательствах ты говоришь? И каким образом тебе удалось их выполнить в мое отсутствие?»

«Пожалуйста, Джаро! Не будь таким докучным. Ты хотел меня сопровождать, и я это устроила. А теперь слушай внимательно. План по существу не изменился. Леди Винзи — это моя бабка — желает, помимо прочего, отпраздновать сегодня вечером день рождения тетки Зельды. Сначала родня соберется, чтобы выпить и поболтать, в Примео, усадьбе леди Винзи на склоне холма Ларнингдейл, после чего все отправятся в консерваторию за Пингари-парком. После концерта родня вернется в Примео на семейный ужин».

«И какая роль отводится мне во всем этом сценарии?» — поинтересовался Джаро.

«Все идет не так гладко, как я надеялась — особенно в связи с отсутствием дяди Форби. Но ты мог бы встретиться с нами в вестибюле консерватории. Я тебя представлю, как музыканта, и тебя, конечно же, пригласят присоединиться к нам в ложе леди Винзи. Может быть, тебе даже разрешат сидеть рядом со мной; это зависит от того, за кого тебя будет принимать леди Винзи — за профана и слюнтяя или за настоящего знатока модернистской музыки». Лиссель пояснила далее, что Джаро должен был вести себя безукоризненно, так как присутствующие в ложе будут следить за каждым его движением. Лиссель собиралась спокойно объяснить родственникам отсутствие у Джаро какой-либо весомости тем, что его приемные родители, профессора Хильер и Альтея Фаты, приобрели высокую репутацию скорее в межпланетном сообществе специалистов, нежели в местных кругах. Лиссель могла также упомянуть о стремлении Джаро изучать музыку затерянных племен на далеких планетах. «В любом случае, — с насмешливой назидательностью продолжала Лиссель, — тебе надлежит вести себя скромно, по большей части помалкивать и не распространяться по поводу личных мнений и наблюдений. Таким образом тебе, может быть, удастся не возбудить лишние подозрения у леди Винзи, хотя на семейный ужин тебя, конечно, не пригласят».

В том, что касалось ее матери, леди Иды Биннок, Лиссель посоветовала Джаро ни в коем случае ей не противоречить — если он не хочет, чтобы его тут же отнесли к разряду «наглых неоперившихся пошляков». Джаро чувствовал, что Лиссель говорит отстраненно, с прохладцей — словно уже сожалела о том, что его пригласила, и опасалась последствий своей затеи. Он решил ничего не говорить по этому поводу, понимая, что их «сделка» в любом случае была не более чем призрачной приманкой, и что Лиссель с самого начала не собиралась провести с ним ночь. Судя по всему, Лиссель уже неоднократно прибегала к такого рода туманным обещаниям, возбуждавшим ее воображение и сулившим ей те или иные выгоды, но каждый раз уклонялась от их выполнения по существу.

Джаро вздохнул и пожал плечами. Если Лиссель решила не вступать с ним в интимные отношения, может быть, это было даже к лучшему. Несмотря на внешнюю привлекательность, умственные процессы Лиссель никак не гармонировали с его способом видеть и понимать окружающий мир. «Любопытно! — думал он, — Куда подевалась необузданная энергия юности с ее намеками на возможность сексуальных авантюр?» Разговаривая по телефону, то есть находясь дома, в привычной обстановке, Лиссель казалась осторожной и расчетливой. Джаро припомнил дни, проведенные в Ланголенской гимназии. Очаровательная Лиссель, дразнившая и провоцировавшая всех вокруг, мало изменилась с тех пор, хотя ее пикантность приобрела более интенсивный, отработанный характер. Но даже тогда, в подростковом возрасте, ей не хватало способности привлекать его внимание, свойственной Скирлет Хутценрайтер — как только на сцене появлялась Скирлет, Лиссель словно скучнела и блекла. Странно! Как давно это было! Драгоценная храбрая Скирлет — что с ней сейчас? О ней никто ничего не слышал с тех пор, как она уехала из Танета.

Прошло несколько часов.

Лиссель снова связалась с Джаро, чтобы дать последние указания. Теперь она выглядела еще более напряженной и рассеянной, причем ее исключительно беспокоило отсутствие Форби Мильдуна: «Он позвонил, но все это страшно раздражает бабушку — она терпеть не может, когда кто-нибудь опаздывает».

«Наверное, он предпочитает проводить время с друзьями в клубе», — предположил Джаро.

«Нет, у него какое-то важное дело, но раньше он говорил, что это не более чем формальность, и сегодня вечером мы должны были собраться все вместе. Что ж, неважно! Ты в любом случае придешь, насколько я понимаю?» — в голосе Лиссель не осталось никакого энтузиазма, она явно надеялась, что Джаро найдет предлог отказаться от приглашения.

«Обязательно приду», — заверил ее Джаро.

Наступило непродолжительное молчание, после чего Лиссель ответила: «Хорошо, приходи. Хотя вполне возможно, что я не смогу уделять тебе достаточно внимания. По сути дела, если с нами не будет дяди Форби...» Лиссель прервалась, после чего торопливо закончила: «Все это может оказаться сложнее, чем я думала, потому что мои мать и бабка чрезвычайно чувствительны к различиям в социальном статусе».

«Ничего страшного, — успокоил ее Джаро. — Существуют другие соображения, по которым мне следует явиться на концерт».

«Какие такие соображения?» — с подозрением спросила Лиссель.

«Объясню как-нибудь потом».

«Гм! Ладно — не опаздывай, я не могу задерживаться ни на минуту».

«Я приду вовремя».