Через несколько часов Джаро прибыл в Лицей и занялся выполнением обязанностей, возложенных на выпускников. Некоторых эти обязанности огорчали. «Предвыпускной обход» и церемония вручения дипломов обозначали переходный момент: позади оставалась молодость с ее непременной долей забав, безответственности, мимолетных любовных увлечений и полушутливым, полусерьезным восхождением по ступеням социальной иерархии, нередко имевшим огромное символическое значение и предвосхищавшим будущее.

Джаро ходил по знакомым помещениям, собирая свое имущество и прощаясь с преподавателями — некоторые из них ему нравились. В полдень он зашел в кафетерий, взял в буфете бутерброд и фруктовое пирожное и присел за стол. Как только он приступил к еде, в кафетерии появилась Лиссель в соблазнительной белой юбке и темно-синем тонком свитере с высоким воротником. Она была одна и, как показалось Джаро, чем-то раздражена и подавлена, будто у нее было несварение желудка. Лиссель заметила Джаро только тогда, когда он подошел к ней сзади и взял ее поднос. Она нисколько не удивилась. «Иди сюда, — пригласил Джаро, — к моему столу».

Лицо Лиссель застыло; она молча стояла, уставившись на свой поднос в руках Джаро. «Пойдем! — сказал Джаро. — Ты задерживаешь очередь».

Нахмурившись, Лиссель неохотно последовала за ним и плюхнулась на стул.

Джаро притворялся, что не замечает ее раздражение: «Рад был познакомиться с твоими родственниками. Они оказались вовсе не такими, какими я их себе представлял».

«Даже так? — Лиссель не могла просто сидеть и молчать; кроме того, в ней взяло верх любопытство. — Чем они не оправдали твои ожидания?»

«Они производят впечатление людей решительных и энергичных».

Лиссель сухо кивнула и нехотя ответила: «Ты совершенно прав. Они — влиятельные люди, известные существенной весомостью. Моя мать получила приглашение из клуба «Амброзиана». Но она еще не уверена в том, что престиж «Амброзианы» на самом деле выгоднее статуса «Кахулибов»».

«Любопытно! — заметил Джаро. — Как тебе понравился концерт?»

«Я не понимаю такую музыку, — угрюмо призналась Лиссель. — По-моему, ее не понимает ни один нормальный человек. Дорсен эта галиматья приводит в такое же замешательство, как всех остальных, но она вынуждена ее играть: репертуар определяется директором консерватории. Теперь она учит пьесу Джереми Каватерры и говорит, что она гораздо приятнее на слух».

«Надеюсь, я произвел достаточно хорошее впечатление?» — осторожно спросил Джаро.

«Какая разница? — пожала плечами Лиссель. — Леди Винзи думала, что ты — билетер или швейцар. Моей матери ты не понравился: она сказала, что ты — поддакивающий проныра без собственных мнений. Поза, в которой ты сидел — напряженная и неуклюжая — заставляла ее подозревать, что ты наделал в штаны».

«Вот еще! — фыркнул Джаро. — Если я еще раз когда-нибудь с ней встречусь, посмотрим, кто из нас наделает в штаны!»

Лиссель не ответила на это замечание.

Джаро вздохнул: «К счастью, мое внутренне равновесие — или моя гордость, называй это как хочешь — не нуждается в комплиментах».

Лиссель продолжала молчать. Она угрюмо откусила кусочек печенья, отодвинула поднос в сторону и смерила Джаро ледяным взглядом: «Странно, что ты упоминаешь о гордости и самоуважении! Когда Ханафер обзывает тебя туфтяком, ты только краснеешь и хлопаешь длинными ресницами». Она отвернулась: «Мне пора. А у тебя, конечно, полно своих дел и секретов. Не забудь заплатить своей банде, между прочим».

«Банде? Какой банде?»

«Не притворяйся, Джаро, у тебя это не получается! Ты нанял банду, чтобы они поколотили вчера вечером Ханафера и его приятелей».

«Никакой банды там не было. Я был один. Ханафер набросился на меня из кустов с тремя Ангелами Тьмы. Хочешь знать, как все это было на самом деле?»

Лиссель едва заметно кивнула. Джаро продолжал: «Вчера вечером я пошел с тобой на концерт в консерваторию. Как ты думаешь, почему?»

«А о чем тут думать? — с холодной издевкой произнесла Лиссель. — Это всем известно! Ты явился на концерт, чтобы втереться в семью с высокой репутацией и таким образом приобрести незаслуженный престиж».

Джаро улыбнулся: «Ты глубоко заблуждаешься! Я пришел в консерваторию, чтобы выманить Ханафера и его Ангелов. Я сделал все необходимое для того, чтобы он узнал о моем присутствии на концерте, и он проглотил наживку. Ханафер и его сообщники ждали меня в Пингари-парке, чтобы снова меня проучить. А я ждал их нападения. Я был один».

Глаза Лиссель округлились, она не верила ни единому слову: «Это невозможно! Ханафер сказал, что на них напали семеро громил двухметрового роста — скорее всего, наемники из племени коляков. Ты врешь, а я не выношу лжецов!» Она поднялась на ноги и собралась уходить.

«Подожди! Ты собираешься снова навестить Ханафера?»

«Собираюсь, сегодня вечером».

«Тогда потребуй, чтобы он сказал правду. Сообщи ему, что если они будут сочинять сказки, я подожду до тех пор, когда их выпишут из больницы, после чего, в один прекрасный вечер, снова их найду. Я буду один. И на этот раз я сделаю из них такое месиво, что они будут хромать, шататься и хвататься за поручни всю жизнь, как сломанные манекены. Ты сможешь это ему передать?»

Лиссель поежилась, повернулась и ушла, опустив плечи. Джаро проводил ее взглядом, удивляясь тому, что ему вдруг стало ее жалко.

На выпускной церемонии Джаро снова встретился с Лиссель. Он поинтересовался: «Ты расспросила Ханафера?»

«Я передала ему твое сообщение».

Джаро ждал.

Лиссель смотрела вдаль: «Ханафер сказал, что банды не было, что был только ты один. Он сказал, что ты дрался, как порождение ада, и что он до конца своих дней будет избегать тебя, как чумы». Она собралась уходить, но оглянулась: «Я сделаю то же самое».