Мэйхак прервал повествование: «Не хочу затруднять вас излишними подробностями...»

«Меня вы нисколько не затрудните, мне очень интересно!» — живо откликнулась Скирль.

«Тем не менее, если бы я стал рассказывать обо всем — обо всем, что я узнал о Ромарте и роумах, об их обычаях, о рашудо, об их философии и общественной структуре, если бы я стал описывать их дворцы, то, как они едят и спят, как их молодые люди ухаживают за девушками, церемонную дерзость их кавалеров и никогда не покидающий их давящий ужас, вызванный вынужденным сожительством с призраками — мне пришлось бы говорить несколько дней, и только после этого я мог бы перейти к самому кошмарному приключению. Так что плесни-ка мне, Джаро, этого превосходного вина из погреба Хильера, а я передохну минуту-другую».

Джаро наполнил три бокала золотистым вином «Эстрезас». Мэйхак откинулся на спинку стула, собираясь с мыслями. Наконец он сказал: «Попробую, по меньшей мере, дать какое-то представление о Ромарте. Вероятно, это красивейший из городов, когда-либо построенных ойкуменической расой. Когда мне привелось его увидеть, многие архитектурные шедевры и чудесные сады уже находились в полном запустении. Увядание висит в воздухе, как запах гниющих фруктов. Тем не менее, роумы упрямо продолжают предаваться мечтам и неукоснительно соблюдают изощренные церемониальные обычаи. Каждый переодевается несколько раз в день в зависимости от того, какую роль ему предстоит выполнять на протяжении нескольких следующих часов.

Важно понимать характер роумов-первопоселенцев. Все они принадлежали к числу интеллектуальной элиты, причем среди них было много биологов-генетиков. Законы Ойкумены запрещали им осуществить то, что они называли «окончательным решением социальных проблем». На Отмире таких ограничений не было.

Поначалу поселенцы пользовались рабским трудом, но с этим были связаны многочисленные неудобства. Рабы заболевали и старели, а замена рабов требовала больших затрат. Кроме того, рабы нередко проявляли упрямство и непослушание — или просто ленились. Поддержание дисциплины превращалось в повседневную заботу; кроме того, дисциплинарные меры часто оказывались неэффективными. В конце концов биологи выбрали несколько первосортных рабов и воспользовались их генами, чтобы создать расу идеальных работников — по меньшей мере, таковы были их надежды. Они выращивали, одну за другой, группы экспериментальных прототипов. Нередко плоды их деятельности оказывались непредсказуемыми: в одном случае это были существа с трехметровыми ногами, в другом — порода настолько тучная, что ее представители чувствовали себя хорошо, только плавая в теплой воде. У одной из разновидностей развились антисоциальные поведенческие характеристики исключительной интенсивности; вместо того, чтобы стать послушными рабами, эти произведения генетиков рассматривали непокорность как священный долг и гордились перенесенными мучениями. С воплями, круша все на своем пути и выцарапывая друг другу глаза, они прорвались через ограды загонов и бежали в просторы степи Тангцанг, где сильнейшие и самые безжалостные выжили и положили начало расе локлоров.

В конечном счете генетикам удалось синтезировать породу сейшани — стройных, даже изящных полулюдей с кожей оттенка влажной глины и добрыми карими глазами. У них ограниченный интеллект, но они послушны, трудолюбивы и не обидчивы. Непреднамеренное подавление нескольких генов в процессе проектирования привело к тому, что различия между сейшани-мужчинами и сейшани-женщинами стали чисто номинальными: их половые органы рудиментарны. Поэтому новых сейшани выращивают из зигот, культивируемых в уродливом сооружении из бурого кирпича, именуемом «Фондаментом». Третья раса, выведенная в Ромарте, окружена тайной. Говорят, что генетики первых поколений экспериментировали с самими собой, намереваясь произвести нечто вроде интеллектуального сверхчеловека, но процесс не привел к желаемому результату. Некоторые из неудавшихся «сверхлюдей» прогрызли стенки питомников и разбежались кто куда, скрываясь в подземельях заброшенных дворцов. Теперь их потомков называют «белыми призраками» или «домовыми»; их почти невозможно увидеть, они выходят из подвалов только с наступлением темноты. Со временем они проникли даже в склепы под обитаемыми усадьбами, совершая оттуда потайные вылазки, сопровождающиеся невероятными жестокостями. У тех немногих, кому удалось увидеть домовых и выжить, язык не поворачивается, когда они пытаются дать описание их внешности. Время от времени кавалеры-роумы организовывали контратаки, намереваясь уничтожить подземных паразитов раз и навсегда, но домовые ускользали, как тени, и многие кавалеры попадались в устроенные призраками ловушки. В конечном счете роумы отчаивались, и прежнее положение вещей восстанавливалось — или даже ухудшалось, если попытки «дезинфекции» вызывали в призраках жажду мести.

Роумы — элегантный народ; каждый из них считает себя совокупностью всех возможных качеств, достойных восхищения. Каждый роум говорит на трех языках — на классическом языке предков, на современном разговорном языке Ромарта и, обычно с акцентом, на ойкуменическом диалекте. Каждый роум принадлежит к одному из сорока двух кланов, называемых «династиями», причем каждой династии свойственны характерные особенности поведения. Общественная политика определяется Советом старейшин, заседающим в Коллокварии».

И снова Мэйхак прервался: «Все это не слишком интересно — но какое-то предварительное представление об укладе местной жизни необходимо для понимания того, что со мной произошло».

Джаро и Скирль заявили, что с нетерпением ждут дальнейших подробностей, и Мэйхак продолжил рассказ. Несколько минут он посвятил описанию города как такового — его бульваров и роскошных зданий, царящей в нем общей атмосферы глубокой древности. Он рассказал о роумах, об их изящных костюмах и романтическом, даже страстном характере, в особенности свойственном хвастливым и необузданным молодым сорвиголовам.

Мэйхак безотлагательно направился в Коллокварий, где — последовав совету Бариано — отыскал советника Тронсика дин-Стама и вручил ему ходатайство. Вопреки опасениям Мэйхака, Тронсик, уже поседевший человек крепкого телосложения, проявил дружелюбие и даже гостеприимство. Он предложил Мэйхаку остановиться у него во дворце, и Мэйхак был рад принять его предложение.

В надлежащее время Тронсик представил предложение Мэйхака на утверждение Совета старейшин. Они приняли этот документ к рассмотрению — что, как заверил Мэйхака Тронсик, в какой-то степени служило основанием для оптимизма.

Пока Мэйхак ожидал решения совета, он поддерживал связь с Нейтцбеком, остававшимся во Фладе, пользуясь переносной рацией. Мэйхак напомнил Нейтцбеку о необходимости сохранять терпение и выразил надежду на то, что тот не слишком скучает. Гэйнг только проворчал в ответ, что у него наконец есть время побездельничать и прочесть пару книг.

В Ромарте Мэйхак вызывал всеобщее любопытство. Тронсик объяснил ему, что роумов на самом деле интересовало то, как люди живут на других планетах Ойкумены — несмотря на их убежденность в примитивности, нечистоплотности и опасности любого образа жизни, кроме их собственного. На вопросы о других мирах Мэйхак отвечал, что условия жизни на разных планетах были самыми различными, и что роумам, если они собирались путешествовать, не следовало ожидать безмятежного времяпровождения: те или иные препятствия и неприятности встречаются повсюду.

«О каком безмятежном времяпровождении вы говорите? — удивился модно одетый молодой кавалер по имени Серж дин-Рейми. — Что может сравниться с Ромартом в этих варварских мирах?»

«Ничто. Ромарт уникален. Если таково ваше предпочтение, ничто не мешает вам оставаться дома».

Другой присутствовавший при разговоре роум заметил: «Все это замечательно. Тем не менее, невозможно отрицать, что стремление увидеть далекие незнакомые места существует. К сожалению, путешествие в терпимых условиях обходится дорого — непозволительно дорого, учитывая печальное состояние наших финансов. В конце концов, мы же не хотим волочить ноги по дороге, как какие-нибудь оборванцы!»

«Верно! — поддержал его Серж. — Мы не смеем рисковать. Что, если мы останемся без денег в удаленном уголке Галактики, и нам придется работать в поте лица своего только для того, чтобы выживать изо дня в день?»

«Наше рашудо было бы смехотворно скомпрометировано, — усмехнулся его компаньон. — Как мы смогли бы после этого задирать нос?»

Мэйхак признал, что их опасения были вполне оправданы: «Тот, кто желает жить в роскошных номерах и заказывать лучшие блюда, должен быть готов к возмещению их стоимости. Несмотря на различия обычаев обитателей Ойкумены, такие услуги нигде не предлагаются бесплатно».

Некоторые роумы были больше склонны рисковать, чем другие. К их числу относилась Джамиэль дин-Рейми, стройная молодая женщина, умная и неотразимо очаровательная. Многие аспекты ее сложной личности завораживали Мэйхака, но прежде всего ее умение мыслить, не ограничиваясь общепринятыми условностями, ее беспечное чувство юмора, необычное среди роумов, и ее нетерпеливое презрение к жестким ограничениям, связанным с рашудо. Мэйхак влюбился в Джамиэль — никакая предусмотрительность, никакие опасения не могли предотвратить неизбежное. Ему казалось, что он замечал в ней ответные чувства, и через некоторое время, набравшись храбрости, Мэйхак предложил ей выйти за него замуж. Джамиэль согласилась с энтузиазмом, оправдавшим его самые смелые надежды. Их тут же обручили согласно традиционным обрядам династии Рейми.

В ответ на расспросы Мэйхака Джамиэль разъяснила сложную финансовую структуру Ромарта. Каждый клан пользовался отдельным счетом в Натуральном банке в Лури, на планете Нило-Мэй. Прибыли, извлеченные экспедиторской конторой Лоркина, распределялись поровну между сорока двумя кланами и перечислялись на соответствующие счета.

Мэйхак подумал, что в этой системе явно не хватало независимого контроля — практически она была ничем не защищена от недобросовестного ведения счетов или даже от откровенного воровства. «Кто заведует распределением прибылей?» — спросил Мэйхак.

«Асрубал дин-Урд, — ответила Джамиэль. — Он — директор конторы Лоркина. Он публикует ежегодный отчет, проверяемый тремя должностными лицами, после чего дивиденды распределяются».

«И эта проверка — единственная гарантия того, что прибыли подсчитываются и распределяются по справедливости?»

Джамиэль пожала плечами: «Кто стал бы жаловаться? Для поддержания рашудо необходимо пренебрегать такими мелочами; благородный роум не обращает внимания на презренные расчеты».

«Могу сказать только одно, — вздохнул Мэйхак. — Вы платите конторе Лоркина за импортные товары в два-три раза больше, чем они стоят в Лури — и в любом другом космопорте Ойкумены».

Джамиэль признала, что у нее — а также у многих ее знакомых — давно были подозрения на этот счет. «Кроме того, — прибавила она между прочим, — я беременна».

Шло время. Мэйхак начинал бояться, что его ходатайство навсегда отложили в долгий ящик. Джамиэль уверяла его, что это не так: «Когда имеешь дело с Коллокварием, задержки неизбежны — особенно когда, как в данном случае, возникает противостояние фракций. Династия Урдов принадлежит к сливово-розовой фракции и стремится исключить всякое вмешательство в дела монополии, то есть конторы Лоркина. Синяя фракция предпочла бы изменить существующую систему — может быть, даже полностью реорганизовать ее».

Мэйхак недостаточно разбирался в местных фракциях; ему было известно только то, что их противостояние объяснялось древними идеологическими расхождениями, сущность которых ускользала от его понимания. В той мере, в какой этот вопрос интересовал Мэйхака, становилось ясно, что прежде, чем могло быть принято какое-то решение по поводу его ходатайства, борьба фракций должна была завершиться каким-то результатом.

Мэйхак продолжал периодически связываться с Нейтцбеком, каждый раз выражавшим все большее недовольство затянувшимся ожиданием. Затем, в один прекрасный день, от Нейтцбека поступило сообщение о катастрофе. Локлоры прорвались в якобы защищенную зону посадочного поля и напали на «Дистилькорд». Груз растащили, а сам корабль уничтожили тремя мощными взрывами.

Эти новости достигли ушей Мэйхака, когда он ожидал окончания заседания совета в приемной Коллоквария. Гэйнг Нейтцбек сообщил, что видел Асрубала дин-Урда во Фладе непосредственно перед нападением, и что Асрубал о чем-то договаривался с локлорами. Асрубал отбыл в Ромарт на аэромобиле конторы Лоркина за несколько минут до нападения на «Дистилькорд» — не было никаких сомнений в том, что он нес ответственность за происшедшее. Гэйнг захватил в заложники заведующего космическим терминалом во Фладе, некоего Фореза дин-Урда. Гэйнг оказал давление на Фореза, и в конечном счете заведующий рассказал Нейтцбеку все, что тот хотел знать. Первоначально планировалось убийство Нейтцбека, позволявшее избежать создавшейся теперь неудобной ситуации.

Мэйхак выслушал компаньона, после чего ворвался в зал заседаний Совета старейшин. С некоторым трудом преодолев нежелание присутствующих поступиться протоколом, он привлек внимание советников и сообщил им об уничтожении космического корабля во Фладе. Установив переговорную рацию на большом полукруглом столе перед членами совета, он вызвал Нейтцбека: «Ты все еще на связи?»

«Я здесь, — ответил голос Гэйнга Нейтцбека, напряженный яростью и угрозой. — К твоему сведению, я еще никогда в жизни не был так зол. К счастью для мошенника Фореза, однако, я человек сдержанный. Он спас свою шкуру, согласившись с тем, что клан Урдов несет всю ответственность за недавние достойные сожаления события, и что его династия возместит все убытки».

Один из советников, со сливово-розовыми нашивками на плечах, протестующе воскликнул: «Постойте-ка, постойте! Этот человек не уполномочен возмещать что бы то ни было! Его слова ломаного гроша не стоят!»

«Неважно, — возразил председатель совета. — Нас интересуют фактические обстоятельства дела. Выслушаем показания этого господина с другой планеты».

Мэйхак спросил Нейтцбека: «Форез с тобой?»

«Тут как тут».

«Будь с ним поосторожнее. Он не отскакивает от стен, как мячик».

«Отскакивает, но недалеко. Я проверил».

«Я в зале заседаний Совета старейшин. Советники готовы тебя выслушать».

«Хорошо». Гэйнг Нейтцбек снова изложил последовательность событий, после чего прибавил: «Заведующий терминалом согласился рассказать вам все, что ему известно. Форез, говорите! Объясните советникам, что тут случилось».

Из громкоговорителя рации послышался сдавленный противоречивыми эмоциями голос: «Я — Форез дин-Урд. Для меня нет смысла о чем-либо умалчивать или лгать, потому что находящийся рядом со мной астронавт был свидетелем происходившего. Я предлагаю вашему вниманию неприкрашенные факты. Когда Асрубал дин-Урд вернулся из Лури, он заметил на космодроме корабль «Дистилькорд». Он приказал локлорам уничтожить этот корабль, а мне приказал сотрудничать с ними. Он поручил локлорам убить Гэйнга Нейтцбека, когда они взломают люк «Дистилькорда», после чего отбыл в Ромарт на аэромобиле. Нейтцбек расстрелял из лучемета две дюжины локлоров, прежде чем те отказались от намерения его поймать и скрылись в степи. Нейтцбек захватил меня заложником и настоял на том, чтобы я отчитался совету о фактических обстоятельствах дела. Я выполняю его требование охотно, так как Асрубал совершил явное злодеяние и должен понести ответственность».

Члены совета принялись задавать Форезу вопросы, но в конце концов дали понять, что узнали все, что требовалось узнать.

Через некоторое время в Ромарт прибыл Асрубал дин-Урд. Ему приказали немедленно явиться в Коллокварий и предстать перед Советом старейшин. Когда этот человек вошел наконец в зал заседаний, он не выказывал никаких признаков вины — напротив, выразил возмущение тем, что его вызвали в неудобное для него время. Он не отрицал предъявленные ему обвинения; вместо этого он обосновывал необходимость принятых им мер с непоколебимой уверенностью в своей правоте, утверждая, что прибытие Мэйхака и Нейтцбека на Отмир противоречило традиционным законам, определявшим порядок торговли Отмира с другими планетами Галактики.

«Чепуха! — заявил Тронсик дин-Стам. — Нет никаких законов, определяющих порядок торговли; есть только обычаи и привычные методы. Вы организовали хищническое уничтожение имущества и покушение на убийство. И за это вы ответите по всей строгости закона!»

«Вы смеете говорить о наказании старейшины династии Урдов? — в ярости взревел Асрубал. — Неслыханно! Мое рашудо этого не потерпит!»

«Прекратите склоку! — строго приказал председатель совета. — Вас вызвали отчитаться за свои поступки, и судить будут только ваши поступки, а не ваше бахвальство».

Асрубалу предъявили формальные обвинения; начался процесс судопроизводства. Как и следовало ожидать, рассмотрение дела, продвигавшегося по бюрократическому лабиринту Коллоквария, потребовало больших затрат времени.

Тем временем для Джамиэль уже подступил срок, и она родила мальчиков-близнецов, Джаро и Гарлета.

Мэйхак хотел привезти Нейтцбека в Ромарт на аэромобиле Урдов, но в этом ему отказали. Тем временем локлоры собирались вокруг Флада, намереваясь отомстить Нейтцбеку. Грузовой корабль конторы Лоркина, «Лилиом», вылетал из Флада в Лури. У Гэйнга Нейтцбека не оставалось другого выхода: он вернулся в Лури.

Хотя судопроизводство еще не привело к какому-либо результату, рашудо Асрубала понесло огромный урон. Понятие «рашудо» в какой-то мере приближалось к рыцарскому представлению о «чести», но имело гораздо более многогранный смысл. Для поддержания «рашудо» требовались интуитивная элегантность, светские манеры, хладнокровная отвага, умение неукоснительно соблюдать ритуальный этикет — вплоть до малейшего движения пальцев — и многое другое. Через два года Мэйхака вызвали в Коллокварий, где советники приняли наконец окончательное решение. По вопросу об уничтожении «Дистилькорда» Асрубала признали виновным. Ему объявили выговор и приказали полностью возместить Мэйхаку стоимость космического корабля и груза. Асрубал молча выслушал приговор — рашудо заставляло его демонстрировать каменное безразличие.

Мэйхак обратился к совету: «Достопочтенные старейшины! Закончено ли рассмотрение моего первоначального ходатайства?»

«Дальнейшее рассмотрение вашего ходатайства не имело смысла, — ответил председатель совета. — Корабль «Дистилькорд» и его груз больше не существуют».

«Это именно так. Поэтому я прошу глубокоуважаемый совет предоставить мне коммерческую привилегию, а именно право перевозить товары с других планет непосредственно в Ромарт, а также вывозить из Ромарта товары, предназначенные на экспорт». Насколько было известно к этому времени Тоуну Мэйхаку, экспорт роумов почти исключительно состоял из плит полудрагоценных минералов, добытых и отполированных работниками-сейшани: молочно-белого опала, шелковисто-зеленого нефрита, а также плотного и тяжелого черного агата, после обработки становившегося гладким, как стекло, но полностью поглощавшим свет — настолько, что, глядя на него, казалось, что смотришь в глубокую темную бездну. Вывозились также бледно-зеленый порфир, испещренный кристаллами александрита, зеленый малахит с темно-синими прожилками и прозрачное, как чистая вода, вулканическое стекло, пронизанное тончайшими красными полотнищами коллоидного золота, нередко пересекавшимися полосами синего кобальта. В плотно населенных городах Ойкумены за такие роскошные отделочные материалы платили большие деньги, и Мэйхак подозревал, что поступления от их продажи не перечислялись на счета роумов надлежащим образом. Короче говоря, роумы почти наверняка стали жертвами крупномасштабного мошенничества. Мэйхак продолжал: «Я гарантирую вам гораздо бóльшие доходы, чем те, что вы получаете от конторы Лоркина; насколько я понимаю, эта контора вас постоянно обсчитывает».

Асрубал сразу вскочил на ноги: «Эти замечания недопустимы! Этот человек — гнусный провокатор и лжец! Контора Лоркина применяет самые надежные, испытанные на практике методы. Призовите к ответу инопланетного мерзавца!»

Советники хранили молчание: возникла неудобная проблема. Наконец Мелгрэйв дин-Слэйярд нашелся: «Все мы время от времени ошибаемся. Разве такого объяснения недостаточно? Контора Лоркина просто-напросто допустила ошибку».

Ормонд дин-Рейми возразил: «Возможно, контора Лоркина ведет наши дела халатно. Возможно также, что некто манипулирует счетами и вводит директора в заблуждение. Возможно также еще более непривлекательное объяснение».

«Объяснение? — потребовал продолжения председатель совета. — Я вас не совсем понимаю. Объяснение — чего именно?»

Мэйхак сказал: «Вы платите за самые обычные товары в два-три раза больше, чем за них просят в Лури. Стоимость их перевозки ни в коем случае не оправдывает такую баснословную наценку. Не знаю, каким образом контора Лоркина сбывает ваши экспортные материалы, но — если в области экспорта применяются те же методы, вы получаете не больше половины того, что вам причитается. Короче говоря, вы стали жертвами невероятной, необъяснимой некомпетентности — или крупномасштабного казнокрадства. Только Асрубал дин-Урд может посвятить вас в подробности своих махинаций».

Советник со сливово-розовыми эполетами взбеленился: «Вы обвиняете в казнокрадстве знатного вельможу, известного и уважаемого во всем Ромарте, Асрубала дин-Урда?»

«Что, если Асрубал виновен в казнокрадстве? Что тогда?» —спросил Мэйхак.

«Это невозможно! Его рашудо не допустило бы такого положения вещей — так же, как наше рашудо не позволяет нам даже представить столь неблагородную идею!»

«Тем не менее, сделайте мне одолжение и представьте себе немыслимое. Предположим, что Асрубал действительно повинен в мошенничестве: что тогда? Какого наказания он заслуживал бы в таком случае?»

Председатель совета сказал: «Если факт такого преступления доказан, виновный подлежит изгнанию из Ромарта».

Советник с розовыми эполетами вмешался: «Вы действительно осмеливаетесь обвинять Асрубала в хищении? В отсутствие доказательств ваше заявление граничит с преступной клеветой!»

«Я допускаю такую возможность. Для того, чтобы опровергнуть мое предположение, Асрубалу достаточно всего лишь предъявить совету его собственные бухгалтерские книги».

Асрубал презрительно фыркнул: «Я никому не раскрываю бухгалтерские книги. Моего рашудо достаточно для обоснования любых моих действий!»

Мэйхак обратился к совету: «В таком случае предоставьте мне право на торговые перевозки — и я смогу доказать, что Асрубал и контора Лоркина вас обманывали. Если Асрубал говорит правду, он не станет возражать».

Асрубал встал во весь рост и разразился громогласной обличительной речью, называя Мэйхака, помимо прочего, «коварным инопланетным мошенником, которого лучше всего было бы ликвидировать».

Председатель совета объявил Асрубалу выговор за несдержанность, но упрекнул и Мэйхака за далеко идущие и не обоснованные фактами обвинения.

Мэйхак настаивал: «Достаточно предоставить мне право на импорт и экспорт товаров — и я докажу, что вас обсчитывали многие годы!»

«Мы рассмотрим этот вопрос в дальнейшем. Прежде всего следует вынести решение по существу дела».

«Не желаю больше ничего слышать!» — заявил Асрубал. Повернувшись на каблуках, он гордо прошествовал вон из зала заседаний, игнорируя традиционные формы уважения к суду и демонстрируя полное отсутствие интереса к сумме подлежащих возмещению убытков. Его пренебрежение к августейшему совету никого не удивило, и никто из старейшин не возмутился. Восемь тысяч лет бесконечных споров и компромиссов научили роумов находить выходы из самых неприятных тупиковых ситуаций. Ничто в Ромарте, однако, не делалось быстро. Прошло еще шесть месяцев, прежде чем Мэйхаку выдали вексель, позволявший ему перевести триста тысяч сольдо со счета династии Урдов в Натуральном банке Лури. Выплата такой крупной суммы — да еще в пользу инопланетянина! — не способствовала популярности Мэйхака, и так уже достаточно сомнительной, и в особенности восстановила против него сливово-розовую фракцию.

Угроза висела в воздухе. Мэйхака предупредили о том, что его — и всю его семью — могут убить. Выйдя замуж за инопланетянина, Джамиэль тем самым отказалась от привилегий династии Рейми и не могла рассчитывать на надежную защиту со стороны родственников, а ее детей считали безродными и бесправными отпрысками чужеземца.

Настала пора покинуть Ромарт. Скоро должен был прибыть корабль конторы Лоркина; появилась возможность улететь в Лури, но для этого нужно было добраться до Флада за два дня. Требовался воздушный транспорт. Тронсик дин-Стам зарезервировал от своего имени аэромобиль, предназначенный только для членов Совета старейшин, и сообщил Мэйхаку время и место отлета. Все это делалось в глубокой тайне: сливово-розовая фракция, несомненно, воспрепятствовала бы отъезду, если бы Урды узнали о таких планах.

Мэйхак и Джамиэль собрали немногочисленные пожитки, дали детям выпить снотворного и прошли по окольным тропам в сад заброшенного дворца Сальсобаров, выходивший на берег реки там, где в нескольких шагах уже начинался лес.

На набережной их ждал аэромобиль, охраняемый тремя кавалерами синей фракции. Кавалеры нервничали и торопились: «Солнце восходит, не задерживайтесь!»

Из теней выступили две закутанные в шали фигуры в темно-красных халатах до пят; их неестественно неподвижные лица казались вырезанными из кости и хряща. «Домовые!» — подумал Мэйхак. «Мегеры в масках ужаса! Нас предали!» — закричала Джамиэль.

Мэйхак уже залезал в машину. Со стороны леса донеслись звон отрывшегося люка и топот поспешных тяжелых шагов: к аэромобилю приближались шесть кавалеров в костюмах древних воинов, в традиционных масках наемных убийц. Убийцы неуклюже бежали со шпагами наголо, высоко поднимая колени — им приходилось перепрыгивать через пучки травы и поросшие мхом мраморные скамьи. Поодаль, за ними, в рассветной мгле стояла высокая тощая фигура с мертвенно-белым лицом: Асрубал дин-Урд. «Не убивайте! — кричал Асрубал. — Схватите, но не убивайте! Мы скормим его в бункер!»

Три кавалера синей фракции приготовились защищать машину.

Кто-то пытался залезть на заднее сиденье: одна из мегер. Джамиэль вырвала у ведьмы посох и оттолкнула ее, но мегера схватила Джамиэль за ноги и стащила на землю. Лихорадочно пинаясь и ругаясь, Джамиэль сумела освободиться и попыталась снова залезть в машину, но вторая ведьма схватила ее сзади и снова повалила на землю. Джамиэль вскочила на ноги и, бешено размахивая посохом, отогнала сумасшедших старух. Ведьмы внезапно оставили ее в покое — сгорбившись, они торопливо семенили в сторону леса. Джамиэль взобралась наконец в аэромобиль; Мэйхак, уже включивший двигатель, поднял машину в воздух. Они успели взлететь, когда шпаги убийц уже стучали по корпусу. «Задержите их! — яростно ревел Асрубал. — Их нельзя отпускать!»

Аэромобиль поднимался все выше и выше — на тридцать, на пятьдесят метров. Внизу, бессильно опустив плечи, стояли и смотрели вверх бойцы сливово-розовой фракции: они понесли поражение. Тем временем кавалеры синей фракции осторожно отступали вглубь заросшего сада — их задача была выполнена.

Поднявшись на сто метров, аэромобиль завис над набережной: Мэйхак искал какой-нибудь способ нанести ущерб врагам. Асрубал стоял в стороне, у самой воды; его бледное лицо четко выделялось на фоне черного костюма. Мэйхак с недоумением наблюдал за ним сверху. Асрубал занимался странной игрой: он подбрасывал высоко в воздух и ловил нечто вроде замотанной в тряпки куклы, болтавшей руками и ногами. Наконец он подбросил ее выше, чем раньше, но на этот раз даже не пытался ее поймать: кукла с глухим стуком упала на каменные плиты набережной. Асрубал подобрал неподвижный комок тряпок и перебросил его через балюстраду в реку — кукла исчезла в темной воде.

Джамиэль издала низкий возглас, полный нестерпимого ужаса; она схватила Мэйхака за плечо — тот обернулся. На заднем сиденье лежали две маленькие фигуры, закутанные в пеленки: один ребенок и одна кукла.

У Джамиэль началась истерика, она пыталась выпрыгнуть из машины. Мэйхак сдержал ее. «Вернись! — кричала она. — Спускайся, вернись! У него наш ребенок!»

«Теперь уже ничему не поможешь, — мрачно сказал Мэйхак. — Ребенок мертв. Если мы вернемся, нас всех убьют».

«Нужно что-то сделать! Неужели ничего нельзя сделать?»

«Не знаю, что тут можно сделать».

«Гарлета нет! — рыдала Джамиэль разрывающим сердце голосом. — Мегеры забрали его! Я видела, что они делали и ничего не поняла! Как это может быть? Почему люди способны на такое? Моего Гарлета нет!»

Ошеломленный, Мэйхак смотрел сверху на Асрубала и не верил своим глазам. Асрубал дин-Урд, мрачный и величественный, стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Прошло секунд десять — Мэйхак отвернулся. Аэромобиль взмыл под облака и полетел над Вкрадчивым лесом в направлении Флада.

Через некоторое время Джамиэль тихо спросила: «Что ты сделаешь?»

«Не знаю». Помолчав, Мэйхак прибавил: «Прежде всего нужно посадить тебя и Джаро на корабль, вылетающий в Лури».

«И что потом?»

Мэйхак вздохнул: «Наверное, мне придется улететь с вами. Ничто не воскресит бедного ребенка. В один прекрасный день я прикончу Асрубала — может быть, когда вернусь в Ромарт на собственном корабле».

Джамиэль молчала. Мэйхак достал из кармана вексель на триста тысяч сольдо и засунул его в кошель на поясе жены: «Пусть он лучше будет у тебя. Не забывай, вексель выписан на предъявителя. Любой может получить по нему наличные деньги. Не забывай также, что это бессрочный вексель: пока эта сумма остается на счету Урдов, на нее начисляются проценты, и сумма растет. Когда мы возьмем эти деньги, Асрубалу будет нанесен огромный ущерб».

«Мне от этого не легче».

«Нет, конечно. Но на этом неприятности Асрубала не кончатся; эти деньги помогут нам ему отомстить».

«Не возвращайся в Ромарт! — с тревожной настойчивостью сказала Джамиэль. — По меньшей мере, не сейчас! Ты не проживешь там и нескольких дней».

«Боюсь, что ты права. Но мы не беспомощны, и Асрубал получит по заслугам».

«Каким образом?»

«Когда мы прилетим в Лури, вот что следует сделать...»

Джамиэль внимательно выслушала его план: «Хорошо. Так и тому и быть». Через несколько секунд она повернулась, схватила ненавистную куклу и выбросила ее из машины. Кувыркаясь в воздухе, кукла исчезла под покровом темной листвы.

После полудня они уже приближались к космическому терминалу Флада. Мэйхак опустил машину на взлетное поле, где уже стоял «Лилиом», грузовой корабль конторы Лоркина.

Аэромобиль приземлился недалеко от корабля; Мэйхак занялся выгрузкой багажа, а Джамиэль с Джаро на руках взошла по трапу «Лилиома» в поисках стюарда.

У Мэйхака за спиной послышались тяжелые шаги. Он быстро обернулся: на него смотрели в упор четыре желтые, уродливые физиономии кочевников-локлоров. Мэйхака схватили; связав ему руки за спиной и накинув на шею веревочную петлю, локлоры потащили его в степь. В открытых воротах мастерской космодрома Мэйхак заметил коренастого чернобородого субъекта; подбоченившись, тот с явным удовольствием наблюдал за происходящим. Встретившись глазами с отчаянным взглядом Мэйхака, чернобородый тип приветствовал его ленивым взмахом руки и прокричал: «Удачи, приятель! Попляши с бабами на славу! Того и гляди, успеешь наплодить маленьких локлорчиков, пока они не обглодают твою вареную голову!» Веревка дернулась; Мэйхак едва удержался на ногах и больше ничего не слышал.